Отрывок из книги
Духовная социализация – это центральный вопрос воспроизводства любого здорового общества и всякой полноценной личности. Без духовной социализации немыслимо их прогрессивное развитие. Формирование и развитие духовных основ такого воспроизводства, включение их в сам процесс воспроизводства, освоение, усвоение и творческое развитие их каждой конкретной личностью – вот ключевые детерминанты подлинного социального творчества, подлинной целостности самого человека.
Однако, сама проблема духовной социализации человека имеет несколько гносеологических уровней и пластов исследования. Во-первых, необходимо разобраться с самим понятием социализации личности, под которой традиционно подразумевают приобщение человека к уже состоявшимся духовно-нравственным институциям (нормам) и элементарную психологическую, физиологическую и профессиональную адаптацию к ним. Это толкование процесса социализации оставляет за скобками научного анализа главное, а именно духовное предстояние человека перед высшими смыслами и абсолютными ценностями бытия. Поэтому в настоящей работе обосновывается тезис о включении в структуру процесса личностной социализации в качестве ключевого его компонента именно духовной социализации, основанной, помимо всего прочего, не на сугубо конъюнктурных ценностных ориентациях индивида, а на формировании в его душе высших образов, идеалов и установок. Такое самостроительство человека, взлет его души и духа требуют от личности способности к созерцанию, воли к совершенству, продуктивно-творческому воображению, осуществлению совестливого акта.
.....
«Настроенность всех душевных сил в направлении решения определенной проблемы у многих ученых, философов, изобретателей требует свободы от других обязанностей, особенно тех, которые требуют приспособления к сложной изменчивой обстановке текущей жизни», – указывал Н. О. Лосский [219, с. 243]. Иначе говоря, необходима некая душевная специализация, когда, например, занятия спортом или наукой предполагают отказ от реализации всех остальных потенций человека. Но это видимый отказ, поскольку человек не может перестать заниматься другими вещами: сексом или спортом, отдыхать или даже просто (хотя бы временно) бездельничать. На практике происходит все как раз наоборот: именно все потенции человека, все (под) потенциалы в структуре его личностного потенциала направляются, подчиняются и адресуются трудовому потенциалу (в его конкретной форме). Другие потенции не уничтожаются и не умерщвляются, а лишь встраиваются и подчиняются ключевой потенции, которая впитывает их подобно руслу реки, вбирающей в себя малые притоки и рукава. Спортсмен или композитор, художник или инженер начинают жить всеми силами своей души именно как созидатели нового, творцы совершенного. Это, собственно говоря, и есть сублимация, т. е. перетекание различных потенций человека в какую-то определенную сферу его деятельности, в какой-то определенный род его занятий. Но трактовать такую сублимацию в духе Ф. Ницше, как некую неудовлетворенность или неспособность реализовать себя в иных (кроме конкретной) сферах деятельности, нам представляется и нелогичным, и, что самое важное, беспочвенным.
Осознанно или интуитивно осуществляемое сублимирование представляет собой концентрацию человеческого духа и трудовых усилий в конкретной области его жизнедеятельности. Объяснять это нереализованной сексуальностью (З. Фрейд), страхом (С. Кьеркегор), психопатией (Э. Фромм), истеричностью (В. Райх), страстью к бунтарству (А. Камю) или какими-либо иными патологиями все равно, что сравнивать аршины с квадратами, а вкус яичницы – с высотой телеграфного столба. Можно, конечно, патетически заявлять о том, что «к абсурдному творчеству необходимо предъявлять те же требования, что и к абсурдной мысли. Это бунт, свобода и многообразие» [163, с. 86]. Но «абсурдное творчество» – это все равно, что «сухая влага» или «сапоги всмятку». Если под творчеством подразумевать не обычную модернизацию, не простое обновление (лишь бы сменить декорации или антураж!), не элементарную инноватику, а улучшение, усовершенствование, приближение к идеалу, устремленность человеческого духа к высшим ценностям бытия, тогда все встает на свои места. Тогда понимание смысла и ранга творчества становится гарантией актуализации трудового потенциала личности; тогда человек не умирает духовно, а востребуется для духовной жизни; тогда человеческая самость от биологических конкретностей возвышается до предельной духовной очевидности; наконец, тогда сам человек превращается из результата жизненной эволюции в созидателя всей полноты и красоты жизни.
.....
