Оглавление
Александр Гордон. Историки железного века
Введение
Глава 1. Революционный марксизм: Г.С. Фридлянд
Глава 2. Диктатура и демократия по Я.В. Старосельскому
Глава 3. Из школы Кареева в советскую историографию: Я.М. Захер[272]
Глава 4. Системосозидатель Б.Ф. Поршнев[536]
Глава 5. Наполеон в советской историографии от Е.В. Тарле к А.З. Манфреду[693]
Глава 6. Встречи с В.М. Далиным[837]
Глава 7. Историк из Одессы В.С. Алексеев-Попов[899]
Глава 8. Почетный гражданин Ульяновска С.Л. Сытин
Глава 9. А.В. Адо и его школа
Список сокращений: Названия журналов
Отрывок из книги
Известно издавна: скоро сказка сказывается – не скоро дело делается. Сложилось за полгода, копилось десятилетиями: 60 лет тому назад я учился на историческом факультете Ленинградского университета у С.Н. Валка и Я.М. Захера, полвека тому назад в аспирантуре Института истории моими учителями стали В.М. Далин, А.З. Манфред, Б.Ф. Поршнев, а старшими товарищами В.С. Алексеев-Попов, С.Л. Сытин, А.В. Адо. Еще рубеж – 40 лет назад. 1977 год – первая монография, первая крестьяноведческая статья и смерть отца. Обращение к крестьяноведению[1] вывело к исторической антропологии, порушив идеологические тиски классово-формационной парадигмы. Освобождение реализовалось, однако, лишь спустя 12 лет[2].
А непосредственным было воздействие монографии, посвященной глашатаю Третьего мира Францу Фанону[3], в ней преодолевался груз «теории отражения» и позитивистской школы историописания. Книга была хорошо встречена. Довелось слышать: «Я вас не знаю, но я знаю вашего Фанона». Отказался я от классового коррелята, к которому обыкновенно сводился анализ творчества мыслителей. Удалось выйти к личности: запомнилось, как в Издательстве восточной литературы, где книга «проходила» и где ей очень симпатизировали, говорили: «У вас Фанон – человек».
.....
Выступая перед партбюро ИКП 9 декабря 1930 г., Сталин провозгласил задачу момента: «Бить по всем направлениям и там, где не били»[80]. Лидер историков-марксистов подхватил тему: «Если нам нужно ликвидировать кулака как класс, то надо ликвидировать и кулацкую идеологию». При этом «не должны обижаться те товарищи, которые оказались в тесном соседстве с нашими противниками». Под огнем оказывались всякие, говоря словами Покровского, идейные «примеси», «всякого рода переходные типы и переплетения» и те, кто уклонялся от участия в разоблачениях. «Нейтральных мы тоже будем бить»[81], – предупреждал «красный академик».
Началось подлинное самоизбиение. Уже при разоблачении «школ Платонова и Тарле» на печально знаменитом заседании Ленинградского отделения Комакадемии и ОИМ некоторые ученые, подвергшиеся начальнической критике, в свою очередь, стали обличать коллег. Так, Щеголев перечислил по именам «целую плеяду эпигонов русской школы» и предложил заняться другими «уклонами» вроде «некритического отношения к работам Матьеза». Досталось персонально Старосельскому и Фридлянду[82].
.....
