Читать книгу Постоянный пациент - Артур Конан Дойл - Страница 1

Пытаясь привести в порядок свои записки, в которых я сделал попытку проиллюстрировать поразительные интеллектуальные возможности своего друга мистера Шерлока Холмса, я вдруг понял, насколько трудно отобрать из них истории, отвечающие поставленной задаче. Зачастую там, где Холмсу удавалось в полном блеске продемонстрировать всю мощь своего аналитического ума, сами обстоятельства были столь обыденны, что я вряд ли рискнул бы предложить их на суд читателя. С другой стороны, бывали истории крайне занимательные, окруженные таинственным флером необычайных происшествий, но, к сожалению, участие в них Холмса ограничивалось ролью стороннего наблюдателя, что меня, как его пристрастного биографа, никак не могло устроить. Примером этих Сциллы и Харибды, угрожающих каждому историку, может послужить небольшое дело, озаглавленное мною как «Этюд в багровых тонах», и другое, более позднее, связанное с исчезновением «Глории Скотт». История, о которой я решил поведать на этот раз, относится к числу тех, где роль Холмса не была особенно заметной, но обстоятельства, сопровождавшие ее, настолько поразили мое воображение, что я не считаю себя вправе исключить ее из записок, подлежащих публикации.[1]

Я не уверен в точности даты, но, по моим воспоминаниям, случилось это где-то в конце первого года моего проживания на Бейкер-стрит. Стояла ненастная октябрьская пора, и мы весь день просидели дома: я – потому что боялся окончательно подорвать здоровье на осеннем ветру, а Холмс целиком отдался своим химическими опытам – если уж он начинал день над пробирками и растворами, то, как правило, не отрывался от этого занятия до самого вечера. Однако во второй половине дня Холмс случайно разбил пробирку и, издав раздраженное восклицание, вскочил со стула.

– Столько трудов насмарку, – хмуро сказал он и подошел к окну. – Ха! Ветер стих, и показались звезды. А не прогуляться ли нам по Лондону, Уотсон?

Устав от сидения в тесной гостиной, я с радостью согласился. Опасаясь пронизывающего ночного ветра, я надел теплый шарф и закутался в него до самого носа. Часа три мы с Холмсом прогуливались по Флит-стрит и Стрэнду, наблюдая за вечно меняющимся калейдоскопом жизни. Плохое настроение моего друга быстро улетучилось, и я с удовольствием слушал его умозаключения, сделанные на основе тонких и точных наблюдений. Было уже десять, когда мы снова вернулись на Бейкер-стрит. У дверей нашего дома стоял экипаж.

– Хм! Экипаж врача, – заметил Холмс. – Практиковать начал недавно либо вынужден очень много работать. Наверное, приехал к нам за консультацией. Как хорошо, что мы вернулись, Уотсон!

Я уже был достаточно осведомлен о методе Холмса, чтобы проследить ход его мыслей. Он увидел плетеную корзину, висевшую в экипаже и освещенную уличным фонарем, и, заглянув в нее, сделал определенные выводы исходя из набора и состояния медицинских инструментов. Потом он увидел свет в наших окнах и убедился, что посетитель приехал к нам. Мне стало любопытно, какое такое дело могло привести моего собрата-медика в столь поздний час, и я проследовал за Холмсом в его кабинет.

При нашем появлении со стула возле камина встал бледный человек с треугольным лицом и пшеничными усами. На вид ему можно было дать года тридцать три – тридцать четыре, но усталое выражение лица и нездоровая бледность говорили о трудной жизни, укравшей у него молодость и подточившей здоровье. Робость и нервозность, сквозившие в манерах, свидетельствовали о чувствительной натуре, а тонкая белая рука, которой он оперся о каминную полку, вставая со стула, была скорее рукой художника, нежели хирурга. Одежда простая и скромная – черный сюртук, темные брюки, неброский галстук.

– Добрый вечер, доктор, – бодро приветствовал его Холмс. – Я рад, что мы не заставили вас ждать.

– Вам сказал об этом кучер?

– Нет, мне сказала об этом свеча на столике. Присаживайтесь, прошу вас, и позвольте узнать, чем могу вам служить.

– Меня зовут доктор Перси Тревельян, – сказал наш посетитель, – я живу на Брук-стрит в доме номер четыреста три.

– Не вы, случайно, являетесь автором монографии об отдаленных последствиях нервных болезней? – спросил я.

Бледное лицо посетителя засветилось от удовольствия, когда я упомянул его работу.

– Я так редко слышу об этой монографии, что уже начал сомневаться, нужна ли она кому-нибудь, – ответил он. – По словам издателей, она очень плохо раскупается. А вы, значит, тоже имеете отношение к медицине?

– Военный хирург в отставке.

– Вот как. Нервные болезни – мое давнее увлечение. Я предпочел бы специализироваться только в этой области, но вынужден довольствоваться обычной практикой. Впрочем, это не относится к делу, мистер Шерлок Холмс; я прекрасно понимаю, как дорого ваше время. Я пришел к вам потому, что в моем доме на Брук-стрит произошла череда очень странных событий, а после сегодняшнего происшествия я не мог уже ждать ни минуты и решил немедленно обратиться к вам за советом или, если это возможно, помощью.

Шерлок Холмс сел и раскурил свою трубку.

– Можете рассчитывать и на то и на другое, – уверил он. – Только расскажите мне во всех подробностях о взволновавших вас событиях.

– Два из них так тривиальны, что мне даже неловко упоминать о них, – сказал доктор Тревельян. – Но вместе они кажутся странными, а то, что последовало дальше, настолько сложно для понимания, что я просто перескажу вам все по порядку, а вы уж судите сами, имеет это значение или нет.

Для начала мне придется сказать пару слов о своей учебе. Я окончил Лондонский университет и надеюсь, вы не сочтете за хвастовство, если я скажу, что профессора считали меня самым многообещающим студентом. После университета я не бросил исследовательской работы и устроился на небольшую должность в больницу при Королевском колледже. Мне посчастливилось: моя работа о нетипичных проявлениях каталепсии вызвала большой интерес. Затем последовала другая удача: мне присудили награду Брюса Пинкертона и медаль за монографию о последствиях нервных болезней, которую упомянул ваш друг. Я не слишком погрешу против истины, если скажу, что в то время все прочили мне блестящее будущее.

Однако главным препятствием для моего продвижения было отсутствие стартового капитала. Для поддержания своего реноме я должен был арендовать помещение на одной из улиц квартала Кавендиш, а вы сами знаете, каких безумных денег это стоит. Я уж не говорю о тратах на обстановку. Помимо того, я должен был держать приличный выезд и приготовиться к тому, что в течение нескольких лет, пока я не начну получать солидные гонорары, мне придется жить на собственные средства. У меня не было таких денег, и я лишь надеялся, что лет через десять, при условии жесткой экономии, мне удастся скопить небольшой капитал, чтобы заняться частной практикой. Как вдруг, совершенно неожиданно, случилось событие, открывшее для меня новые перспективы.

Меня посетил некий джентльмен, представившийся мистером Блессингтоном. Однажды утром он пришел ко мне домой и без предисловий изложил свое дело.

«Если не ошибаюсь, вы тот самый Перси Тревельян, который недавно получил награду в области медицины?» – спросил он.

Вместо ответа я поклонился.

«Ответьте мне честно, – продолжал он, – тем более что это в ваших же интересах. Успехи в научной деятельности подтверждают наличие у вас ума. А как насчет такта?»

Вопрос был поставлен так прямо, что я не удержался от улыбки.

«Думаю, вы можете положиться на мою скромность».

«А нет ли у вас дурных привычек? Не пьянствуете?»

«Это уж слишком, сэр!» – воскликнул я.

«Отлично! Значит, все в порядке! Поймите меня: я был обязан задать этот вопрос. Почему же, обладая столькими достоинствами, вы не практикуете?»

Я пожал плечами.

«Все ясно, – сказал он со свойственной ему прямотой. – Старая история. В голове у вас больше, чем в карманах, верно? А что, если я помогу вам открыть собственный кабинет на Брук-стрит?»

Я смотрел на него, потеряв от изумления дар речи.

«О-о, я делаю это ради себя, – уверил он. – Скажу вам прямо: если мое предложение вас устроит, то меня – тем более. У меня есть несколько тысяч, и я думаю вложить эти деньги в вас».

«Но почему?»

«Вложение не хуже любого другого, к тому же никакого риска».