Читать книгу Контральто для подполковника - Игорь Анатольевич Артеменко - Страница 1

Контральто для подполковника

1

Эта история приключилась со мной в то время, когда я потерял всякий интерес к своей работе и уже всерьез подумывал заняться каким нибудь иным, на мой взгляд, правильным делом, положим, отправиться в Перу, к наследию древней цивилизации инков с ее многочисленными тайнами и проклятиями или, по крайней мере, хорошо выспаться, словом, всем чем угодно, но только не адвокатурой.

Началась она весьма приятно, но потом стала представляться мне в элегических тонах. Мне позвонил старый знакомый и попросил помочь в деле, которое, как он мне тогда объяснил, касалось одной молодой особы. Дама не заставила себя долго ждать и буквально через секунду умоляла меня о скорой встрече. По отношению к женщинам я всегда поступал благородно и никогда им ни в чем не отказывал, но ради ее контральто, я был готов на все. Дома меня ждала четверть бутылки виски, диван и любимая газета, к прочтению которой я так обстоятельно приготовился в это прекрасное воскресенье, но я охотно согласился на деловую встречу. Я почему-то был уверен, что не зря жертвую всем этим ради обладательницы такого голоса с широким диапазоном грудного регистра.

Решив, что для меня все складывается как нельзя лучше (виски, надо сказать, был отличный), я, прихватив с собой газету (нельзя же себе отказывать в таких маленьких, но редких удовольствиях) отправился в офис.

– Марина,¹* – представилась мне девушка.

– Игорь Анатольевич, – вымолвил я в ответ, оглядев ее пристальным взглядом. Не то чтобы я разочаровался, совсем нет. Стройная голубоглазая шатенка, несомненно, внушала симпатию, но отсутствие улыбки на ее жалобном лице как-то портило ее внешний вид. Мне показалось, что в ее глазах даже блеснула слеза, и она вот-вот разрыдается. Хотя, признаюсь, меня бы это тоже устроило, я с удовольствием мог бы утешить ее, обнять и пожалеть, но она сдержалась.

– Ну и… – выдавил я из себя, надеясь прояснить ситуацию. При этом я протянул ей стакан с водой, а сам сел за стол.

– Вы знаете, Игорь Анатольевич, моего мужа вчера арестовали…

«Как всегда…» – укоризненно подумал я о словах нашего общего знакомого, не точно выразившего свои мысли. Ведь дело касалось не девушки, а ее супруга, что не одно и то же, если, конечно, не принимать во внимание запись в свидетельстве о регистрации брака за день до его ареста. Меня съедала изнутри мысль о том, что в ближайшее время вместо приятного и непринужденного общения с голубоглазой шатенкой я буду вынужден оказаться в крепкой мужской компании, долгие месяцы, а то и годы не видевшей женщин.

– Итак, – начала Марина, усевшись поудобнее, – я попытаюсь изложить суть проблемы покороче. Мой супруг – крупный бизнесмен, – она протянула его фото (в подтверждение финансового успеха, видимо). – У него фирма по оформлению документов, связанных с регистрацией транспорта в органах ГИБДД. Фирма солидная… Офисы в нескольких городах. Чем именно он занимался, мне известно лишь в общих чертах, но знаю, что есть еще штраф-площадка, куда на хранение, за плату, разумеется, передают угнанные или изъятые в административном порядке автомобили. Как я поняла, он задержан следственным комитетом по подозрению в мошенничестве.

«С каких это пор следственный комитет занимается мошенничеством?!» – подумалось мне. Эта история меня мало чем заинтересовала, но отказать убитой горем новоявленной супруге я не решился.

Как и полагается уголовному адвокату, я встретил утро в комнате для свиданий СИЗО, где меня уже ожидал тот самый «крупный бизнесмен». В противовес определению он был таким же крупным – худой, как гвоздь, как и успешным – оказавшись в камере. Вид у него был усталый, лицо серое, небритое, одежда мятая и пыльная.

– Алексей Петрович, – представился он скрипучим, как звук жернова, перемалывающего песок, голосом и сел на прикрученную к полу табуретку.

– Игорь Анатольевич, адвокат, – я протянул ему конверт с запиской от возлюбленной.

Распечатав конверт, он внимательно прочитал еще мокрое от слез письмо и положил его в свой нагрудный карман. Даже не догадываюсь, что написала или нарисовала ему Марина, но адресат некоторое время пребывал в забвении.

– Вы должны мне все рассказать, – своими словами я вернул его на землю обетованную, и, концентрируя его внимание, поднял указательный палец правой руки вверх. Сфокусировав взгляд на пальце, он начал издавать скрипящие звуки:

– Весь мой бизнес, – он говорил медленно, проговаривая каждое слово, – оформлен на другого человека. Фиктивно, – добавил он после небольшой паузы. – Это женщина, я ей плачу несколько тысяч в месяц за то, что она подписывает документы, сдает отчеты в налоговую или еще куда потребуется. На ее имя также оформлен банковский счет. Я занимаюсь, вернее, мои люди, оформлением заявлений, справок-счетов и всего прочего, что касается постановки транспорта на государственный учет. Наши павильоны расположены прямо на территории городского ГИБДД, что очень удобно. Также на мою фирму оформлена аренда площади автомобильной стоянки. Есть договор с полицией на хранение транспорта, задержанного в административном порядке. Я так и не понял, в чем проблема, но меня, похоже, обвиняют в том, что я брал лишние деньги с тех, у кого машины оказались на штраф-стоянке. Правительством, – акцентировал он, посмотрев мне в глаза так жалобно, что казалось – еще мгновение, и заплачет, – утвержден конкретный тариф стоимости одного дня хранения транспорта, но это копейки, а мне нужно платить за аренду, зарплату, да и брал я не так много…

Все, о чем он рассказал, мне было доподлинно известно из вчерашнего разговора с его супругой. Ясно, что он что-то не договаривает, например, зачем было оформлять предпринимательство на подставное лицо? Да и сам Алексей Петрович показался мне весьма занятной личностью, не столько из-за своих секретов, сколько потому, что уговорил эту пташку выйти за него, бестолкового замуж. Организовать такое дело, не имея нужных связей в полиции, нереально, тем более не так давно там, как известно, поменялось все руководство.

– Скажите, а как давно вы занимаетесь этим делом: счет-справками и стоянкой? – я встал и прошелся по комнате, чтобы немного размяться.

– Второй год, – он посмотрел на меня снизу вверх, нахмурив лоб, – я приезжий из Петербурга…

Я подошел к металлической клетке и взялся за прутья решетки:

– А зачем было оформлять предпринимательство на другого человека? Как, кстати, ее зовут?

– Вы знаете, я ни черта не понимаю в этих отчетах и не хочу всем этим заниматься, так удобней, – в его голосе послышалось напряжение. – Ее зовут Светлана, если она вам понадобится, телефон можно взять у Марины, моей супруги.

В процессе разговора сложилось впечатление, что он принимает меня за идиота. А когда меня начинают дурить, причем так откровенно, я закипаю, и во мне просыпается хищный инстинкт сыщика. Я решил: ни за что не отступлюсь от этого фрукта, пока не выдавлю из него всю правду до последней капли.

– Вы по какой статье были судимы и как давно? – спросил я у него в вопросительно-утверждающей форме.

– За мошенничество… пять лет.

Я снова сел на табуретку:

– Опять за старое? – надо сказать, его жизненная позиция меня интересовала меньше всего, но я задал этот вопрос в отместку за наглую ложь.

– Да как вы могли подумать обо мне такое? – возмутился он, изобразив сросшимися между собой бровями перевернутую букву «V».

По тому, как он заерзал на стуле, можно было догадаться, что дальнейший диалог ему явно не по душе.

– Новый начальник госинспекции, я слышал, тоже из Санкт-Петербурга… Как давно вы с ним знакомы? – было видно, что вопрос застал его врасплох. Его оттопыренные, как ручки кастрюли, уши покраснели, а лицо исказила гримаса недоумения.

– Мы знакомы уже много лет, но откуда вам это известно? – он посмотрел на меня снизу вверх, нахмурив лоб.

– А я разве говорил, что мне было об этом известно?! – ответил я вопросом.

Теперь все встало на свои места. Секрет успеха приезжего крупье объяснялся довольно просто: оформив на подставных лиц весь свой бизнес и получая привилегии от друга-начальника (не без взаимной поддержки, конечно), он пытался монополизировать рынок частных услуг по оформлению документов, касающихся постановки транспорта на государственный учет. Если простому обывателю нужно было встать рано утром, занять длинную очередь, выстоять ее, к тому же правильно заполнить нужную форму, то в фирме «Счет-справка плюс» машина ставилась на учет в считанные минуты, за отдельную плату, разумеется, что напрямую соответствовало и названию: со знаком «плюс». По всей видимости, друг и тайный покровитель где-то не слабо «засветились», чем и заинтересовали соответствующие службы и ведомства. Этим, собственно, и объясняется сегодняшнее местонахождение новоявленного мужа.

– Какой процент от дохода вы передавали вашему, так сказать, приятелю?

Алексей Петрович молчал, а где-то вдалеке, словно ответ, послышалось, как с лязгом металла закрылась железная дверь.

2

Обычно, когда мне предстояло сделать много дел, я начинал с главного или с самого интересного, но сегодня все пошло не так, как планировалось. Перед тем, как появиться в офисе, я решил провести несколько минут в кафе «Токана» за чашкой ароматного капучино. Неожиданно подал голос сотовый: «Вердикт присяжных: И правильно сделал!» Соня, моя незаменимая помощница, вероятно, от нечего делать установила на мобильном, для каждого номера телефона свою мелодию или фразу, произносимую голосом какой-либо известной личности. Например, ее звонок – это голос Ксении Собчак: «Кони в яблоках, а блондинки в шоколаде», а для одного прокурора, моего друга, говорит Сталин: «Послушайте, дорогой, что это вы всегда телефон взять забываете, под расстрел пойдете». На этот раз, судя по словам звонка, беспокоили из городского суда.

– Алло, Игорь Анатольевич?

– Да, слушаю.

– Звонит Настя, секретарь судьи Парфенова, мы вас ждем к нам в девять.

Куда ждем? Где ждем? Как будто я – телепат из блокбастера «Люди-X», не хватает только лысины и инвалидной коляски, хотя с нашей работой все возможно.

– Настя, вы сказали во сколько, но забыли сказать когда.

– Как это когда? – с удивлением в голосе ответила она, – прямо сейчас к нам в процесс, иначе дело рассмотрим без вас… с дежурным адвокатом.

Оказывается, Иван Семенович, тот самый судья (бывший следователь прокуратуры, с которым мы давно знакомы), назначил ровно на девять утра судебное заседание по рассмотрению ходатайства следователя об аресте моего новоявленного клиента, о чем меня уведомила секретарь судебного заседания, как и полагается, в девять сорок. Из-за своего опоздания (не винить же в этом забывчивую девушку) мне пришлось выслушать содержательную речь Ивана Семеновича, касающуюся непунктуальности адвокатов, к которым, по-видимому, он испытывал самые нежные чувства, переросшей в дурную привычку не только опаздывать, но и зачастую вовсе не приходить на процессы. Дав ему выговориться, я потребовал ознакомить меня с материалами дела, вызвав тем самым еще большее недовольство. Мало того, что я опоздал на час, чуть не парализовав работу суда, так мне еще потребовалось столько же времени для ознакомления с делом.

Я позвонил Марине, сообщив ей радостные вести, но не прошло и минуты, как она примчалась в суд в сопровождении всех своих многочисленных родственников. Как известно, успешность команды определяется количеством не побед, а ее болельщиков. Однако, фанатов с чипсами и кока-колой (не хватало только свистка с барабаном) на матч между защитником всех кого отвергло общество и прокурором, не впустили судебные приставы.

Приближался обед, но Иван Семенович никак не мог начать судебный процесс. Наконец, после того как было покончено со всеми приготовительными действиями, он объявил о рассмотрении ходатайства следователя. На что я, естественно, возражал:

– Ваша честь, при всем уважении… мы не можем начинать… – я говорил утвердительно, но тихо, словно боялся разбудить кого-то или не хотел, чтобы спящему приснился кошмар. – Дело в том, что у нас открытое судебное заседание… и если вы не впустите в зал родственников обвиняемого, то рискуете нарушить принцип гласности!

– Я вас не понимаю, Игорь Анатольевич?! Вы это о чем?

Я был обескуражен, а Иван Семенович взбешен.

– Приставы не впускают знакомых и родственников в зал суда, – уточнил я.

– А я тут причем?! Они у нас сами по себе: кого впускают, а кого нет, если посчитают нужным, – он поправил очки на переносице.

– Ваша честь, но вы можете распорядиться, чтобы их впустили. Во избежание жалоб, служебных проверок и прочих кровососущих.

Пробормотав что-то невразумительное себе под нос, Иван Семенович объявил перерыв. Через некоторое время все свободные места в зале судебного заседания были заняты. Лица присутствующих требовали хлеба и зрелищ, но вместо этого Иван Семенович, принялся оглашать ходатайство следователя, говорил он чуть слышно, словно читая мантры. Затем, в точном соответствии с установленным регламентом, было предоставлено слово следователю. Это, был что называется, «дежурный следователь», задача которого заключалась лишь в одном – поддержать заявленное ходатайство. Внешне он чем-то напоминал медведя – такой же мощный и медлительный, на первый взгляд вроде бы добродушный, но с крепкой, звериной хваткой.

– Ваша честь, прошу удовлетворить заявленные требования, – говорил он легко, сильным и немножко сиповатым голосом. – Обвиняемый ранее судим, как и прежде, совершил тяжкое имущественное преступление. Может скрыться от органов суда и следствия, – подвел он итог своему выступлению, напоминающему прочтение очередного протокола.

Выслушав содержательную и благородную речь следователя, судья приступил к исследованию письменных материалов (постановлений и протоколов). После чего была предоставлена возможность высказаться Варламову, который предпочел молчать, твердо следуя советам своего союзника. Так, по цепочке дошла очередь и до меня:

– Категорически возражаю против заключения, доводы следователя голословны, – заявил я тоном, не терпящим возражений. – Алексей Петрович не преступник, каковым его пытается представить суду следователь, а законопослушный, честный, добропорядочный… – глядя на Варламова, слушающего своего адвоката с таким упоением, что даже Иван Семенович отвел от него глаза в сторону, можно было заключить, что все сказанные в его защиту слова, казались ему божественной музыкой. Предполагаю, что и на Ивана Семеновича мое выступление произвело ни с чем не сравнимое впечатление; процесс он закончил, за десять минут до начала обеденного перерыва.

– Суд постановил, – четко выговаривая каждую букву, говорил он, – заявленное следователем ходатайство удовлетворить!

Часы показывали ровно двенадцать; нам следовало срочно покинуть помещение, поскольку суд закрывался на обеденный перерыв.

С собой «на обед» я прихватил копии материалов уголовного дела, надеясь обстоятельно их изучить.

«Мой клиент, не такой уж и Питер, – твердо заключил я, не спеша, перелистывая документы указательным и большим пальцем правой руки, в то время как левой – держал вилку, – хотя и отсидел около пяти лет в колонии. Все у него хорошо и правильно…» Но, какова его роль во всей этой явно запутанной ситуации, я хоть убей, не понимал. Как вдруг замер, врос в стул и разом проглотил отбивную из говядины. Состав хищения, по мнению следователя, заключался в том, что бывший крупье извлекал доход от необоснованно завышенной стоимости услуг автостоянки.

Работая адвокатом более пятнадцати лет, мне приходилось слышать различные нелепые истории, оправдывающие всевозможные зловредные действия своих доверителей, и, естественно, я в некоторых случаях не верил ни рассказчикам, ни тем более следователям. Поэтому читая очередной обвинительный опус, я уже автоматически видел, «недоработки» следствия, определяя позицию защиты.

На этот раз у меня утвердилась мысль: обратиться в суд с бесспорным иском о взыскании задолженности за услуги автостоянки с собственника одного из автомобилей.

Дабы не утомлять читателя тонкостями понимания различных юридических терминов, применительно к обвинению Варламова, таких как «хищение» или «мошенничество», – от чрезмерного знания Уголовного Кодекса может развиться подагра, геморрой или какой-нибудь иной тяжелый недуг; ограничусь, пожалуй, лишь тем, что по смыслу закона и то, и другое, подразумевает под собой «незаконное изъятие». И для того чтобы разбить версию обвинения, требовалось получить судебное решение, обосновывающее, даже оправдывающее предпринимательскую деятельность бедолаги Варламова, в которой слово «изъятие» будет звучать уже в ином контексте. Я тут же вспомнил голубые глаза и набрал номер телефона. Моя идея Марине явно понравилась, тем более что на стоянке находились автомобили, владельцы которых так и не нашлись, а с машинами или с их владельцами нужно было что-то решать. Через несколько минут мне позвонил следователь и предложил встретиться. Я уже был готов согласиться, как в разговор вклинились гудки неизвестного мне телефона, я попросил его повисеть на трубке, а сам ответил на звонок.

– Алло, это адвокат? – послышался звонкий женский голос.

– Да, вы угадали, – ответил я, а про себя подумал: «Кто ж еще?!». Меня всегда обескураживает форма обезличивания при официальном обращении. Понятно, что благодушный и адвокат – не слова синонимы. Тем не менее, можно было проявить толерантность, обратившись, к человеку, как это обычно принято, по имени и отчеству.

– Как хорошо, что я вас нашла, – произнес тот же голос чуть громче.

– Я тронут и одновременно обескуражен, – я посмотрел на часы, думая о втором абоненте.

– Вы не могли бы со мной встретиться? – в ее голосе я уловил озорные нотки.

По моему глубокому убеждению, невежливо отказывать женщине, которая хочет с тобой встретиться, даже если ты и адвокат. Тем более ей уже «хорошо», поэтому вместо встречи со следователем я решил выполнить просьбу таинственной собеседницы.

– Минут через сорок я буду у себя в офисе, если вас это устроит.

– Отлично, через сорок минут я у вас.

Тут я вспомнил про следователя, который завис на другой линии и переключился на него.

– Алло.

– Так мы встречаемся или нет? – в его голосе слышалось раздражение.

– Я сегодня занят, давайте в другой раз, – я задумался о десерте.

– Я настаиваю, дело касается вашего клиента, да и вас тоже… – он проявлял настойчивость, и это меня озадачило: что они там могли задумать?

– Я постараюсь освободиться в ближайшие два-три часа.

– Отлично, где меня найти, вы знаете, – он повесил трубку.

В офисе меня дожидалась одна, как оказалось, милая и к тому же педантичная дама: пришла ровно в назначенное время, прихватив с собой увесистую папку документов с разноцветными закладками. Как выяснилось, в ней хранилась подборка судебных решений по взысканию крупной суммы алиментов с бывшего супруга в пользу проживающей с ней дочери. Хотя алименты (и вообще, что связано с браком, точнее – его расторжением) – не мой конек, я все же выслушал ее довольно заурядную для наших дней историю. Змей Горыныч не работает, вернее, формально трудоустроен с минимальной зарплатой, к тому же обязан платить алименты в пользу второго (проживающего вместе с ним) ребенка. Живет с другой, но не в браке, на нее же оформил все свое имущество, но есть еще, как говорится, «от жилетки рукава, круг от бублика и мертвого осла уши». Этический момент этой истории оставим в стороне: в стране – кризис. Подловить резидента нетрудно, но дело здесь не в этом. Таких, как он, «нищих», «полунищих» и других «всяких разных» в стране великое множество и живут они совсем неплохо, приспособившись к беспомощной правовой системе, когда дело касается, так сказать, социальных вопросов. Не важно, сколько и кому ты должен, будь-то алименты, займ, кредит или неисполненный госконтракт. Все просто: регистрация в каком-нибудь забытом Богом месте, развод, имущество на «бывшую», детей или в «офшоры», а дальше остается только ждать, забыв про остатки совести, пока вернут твой исполнительный лист взыскателю.

Слушая несчастную мать, воспитывающую дочь без отца, я невольно вспомнил Славика – друга детства, который приходил ко мне на днях на консультацию. Высокий и широкоплечий блондин, интересный, галантный и сексапильный, всегда находился в центре внимания состоятельных женщин. Как творческая личность он должен жить на Монмартре, а волею судьбы оказался в Абакане и от этого сильно страдал. Дамы его жалели, содержали и рожали детей, надеясь на семейное счастье с детишками, лапочкой-собачкой и кухонькой, где варится борщ. Славик, как это свойственно богемному образу, жил за счет своих поклонниц весело и беззаботно, пока они не потребовали с него алименты за шестерых детей, отцом которых он являлся согласно актовой записи. Брать с альфонса было нечего, но в Уголовном Кодексе он прочитал, что за уклонение ему грозят исправительные работы, поэтому и примчался ко мне со своей весьма курьезной историей. Славику от всех его проблем я пожелал застрелиться… из клизмы. Посмотрел с сочувствием, занял «по старой дружбе» пять сотен, а сам вернулся к своим делам.

Ближе к вечеру вместо дамы сердца мне выпала карта оказаться в казенном доме, где еще вовсю кипела работа. По этажам и кабинетам сновали люди в форме, звонили телефоны, трещали факсы и принтеры. Следователь, с которым мы накануне договорились о встрече, вежливо пригласил меня в кабинет начальника. Помещение показалось мне довольно вместительным: стоя около входа, я даже с моим соколиным зрением не смог разглядеть сидящего за столом у противоположной стены человека. Небольшой с виду (если не брать во внимание его должность и звание) он явно не соответствовал окружающей его обстановке: стол, стулья и даже комнатная пальма в углу, упирающаяся макушкой в потолок, как казалось издалека прямо в небо, смотрелись на его фоне каким-то нагромождением. Усевшись на предложенное место, я сначала внимательно посмотрел на хозяина, а затем на следователя. На моем лице читалось недоумение.

– Иван Антонович Филь, – представился сидящий на кресле господин, маленького роста, с большим носом, похожим на клюв хищной птицы, выглядевший так, будто последний раз брился два-три дня назад. Его рукопожатие было крепким.

– Меня заверили, что у вас есть дело на меня или для меня, я не могу взять в толк.

– Нет, на вас у меня дело еще не заведено, а вот к вам, имеется, – ответил он четко.

Я так и не понял, обладал ли Иван Антонович чувством юмора, но было ясно – шутить с ним не стоит.

Я ослабил галстук:

– Я вас слушаю.

– Насколько мне известно, вы защищаете Варламова по делу о мошенничестве? – спросил он холодным, бесцветным голосом.

– Допустим, – ответил я, – но мне до сих пор не ясно, как оно касается следственного комитета? Это же компетенция полиции, дело, однако, принято к производству следкомом, якобы в виду особой общественной значимости! Отсюда и вопрос: в чем значимость Варламова, а если выражаться совершенно точно, то какой интерес в этом деле имеете вы?

Он достал из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой и закурил.

– Не желаете? – он протянул мне пачку.

– Спасибо, я бросил, – отказался я от его предложения, обратив внимание на хромированную пепельницу в виде черепа у него на столе как на предвестие чего-то недоброго.

Он положил тлеющую сигарету в пепельницу:

– Игорь Анатольевич, как раз об этом я хотел с вами поговорить. Вы, наверное, слышали, что нами возбуждено уголовное дело в отношении руководителя республиканского ГИБДД.

Я кивнул, смотря на пустые глазницы черепа-пепельницы.

– Так вот, – продолжил он, снова взявшись за сигарету, – у нас имеются неопровержимые доказательства причастности Варламова к тем должностным преступлениям, которые вменяются подполковнику Симонову – начальнику госинспекции.

Словарный запас следователя или прокурора изобилует всевозможными выражениями, типа: «виновен», «преступник» или, как только что выразился мой собеседник, «неопровержимые доказательства». Из этих и многих других высказываний подобного рода, так либо иначе присутствующих в каждодневной практике общения жрецов Фемиды, невольно выстраивается и логика рассуждений. Но как бы громко не звучали эти слова, на меня они не подействовали.

– Вы меня удивляете, Иван Антонович, – я взял паузу и посмотрел ему в глаза, – не понимаю, как может бывший мошенник стать подельником полицейского, причем столь высокого ранга?

Он вдохнул дым и медленно выдохнул:

– Когда Симонова назначили на новую должность, его связи, переговоры, встречи – все находилось под контролем, к тому же у нас есть вот это. Он протянул ксерокопию школьной тетради, на которой незнакомым размашистым подчерком были написаны фамилии, стояли цифры и даты, но мне они не говорили ни о чем. – Цифры – это суммы, дальше указано время их передачи Симонову, а почерк принадлежит вашему клиенту. Это показала экспертиза.

Я еще раз взглянул на тетрадь: «Цифры? Ну и что с того?»

– А с чего вы взяли, что это денежные суммы? Еще больше мне непонятно, откуда вы взяли, что они причитаются Симонову?

– Дни, отмеченные в тетради, сходятся с датами телефонных разговоров между Симоновым и Варламовым, где они озвучили все записанные суммы. Есть также данные негласного наблюдения… фото и видео. Вот смотрите, это распечатка телефонных разговоров, – он достал из папки, которая лежала перед ним на столе, несколько листов бумаги. – Возьмем, к примеру, 13 мая. В тетради отмечена цифра сто, – он взял пластмассовую линейку, ручку и провел красную черту на одном из листов, – та-а-к, – он стряхнул пепел и снова затянулся, – теперь разговоры. Вот, на вопрос Симонова: сколько сегодня литров? Литрами они называли деньги, – уточнил он. – Отвечает: «Сто», – он посмотрел на записи в тетради. – Все сходится, – и передал мне документы. – Сверьте сами.

Я бегло полистал тетрадь:

– Начнем с того, что мне об этом ничего не известно, но даже если бы и знал, то ни за что не сказал. Вы же понимаете… – я посмотрел на дверь.

– Игорь Анатольевич, – его голос изменился (стал более живым что ли), – я встретился с вами только из уважения. Сколько мы знакомы, пять, десять лет?

– Почти десять, причем только заочно, – ответил я, слегка улыбнувшись.

– Того, что есть, нам вполне достаточно, чтобы засадить вашего клиента на всю оставшуюся жизнь. Тем более, он уже сидит, насколько мне известно. Рано или поздно он или его друг обязательно расколются… а ему корячится, по меньшей мере, дача взятки в особо крупных… Вы еще движения по банковским счетам не видели… В ваших силах сделать все так, чтобы он остался с этой, своей красоткой…

– Как вам она, кстати? – этим вопросом я решил хоть как-то осветлить красками Черный квадрат Малевича, который одним взмахом кисти только что нарисовал Иван Антонович на дальнейшей судьбе моего клиента.

Он нахмурился, но его губы изобразили кривую улыбку:

– Сладкая ягодка. Но сейчас не о ней разговор…

Я встал, давая ему понять, что разговор нужно прекратить:

– Допустим, я что-нибудь придумаю, а обвинение в мошенничестве?

Он тоже поднялся с места:

– Отмотает год-другой за это дело, не пятнадцать… Ваш мошенник нас интересует меньше всего… В этом деле есть и другие фигуранты, кстати…

Передо мной стояла довольно простая задача: «отмазать» Варламова от нескольких сотен взяток, добиться прекращения дела по автостоянке и освободить его из-под ареста. С таким же успехом я мог, положим, взойти на Эверест, улететь в космос или переплыть брассом Черное море, причем сделать все это одновременно.

3

Коррупции, как и секса, в нашей стране никогда не было и быть не могло. Но как только о ней заговорили, тут же был развернут политический план противодействия и борьбы. По всей стране стали создаваться всевозможные антикоррупционные комитеты, службы, партии и союзы. После принятия небезызвестного закона, некоторые чиновники бросились переписывать все свои активы на родственников, декларируя зарплату честного труженика с «Волгой» в гараже, с доставшейся по наследству дачей в России и скромным домиком где-нибудь в Швейцарии. Данте в своей «Божественной комедии» поместил мздоимцев в восьмой круг ада, но в нашей стране многие их них оказались на высокопоставленных местах, а то и во главе тех самых антикоррупционных комитетов, где можно было неплохо заработать, борясь, так сказать, за правое дело.

Борьба с коррупцией стала набирать все большие обороты на местах, о чем посыпались отчеты в Первопрестольную. Так, коррупционером признали таксиста кавказской национальности, сунувшего две сотни ГИБДДешнику за непристегнутый ремень (был такой случай). «Ваша честь, дорогой, – оправдывался в суде грузин, – я же ему не взятка давал, штраф давал, на мэсте, чтобы ему и детям его хорошо было, а он меня в тюрма посадил». Но тут ничего не поделаешь генацвале. «Dura lex…», знаешь ли, борьба с коррупцией.

Коррупционером оказалась и директор районного хосписа, «присвоив две тысячи рублей» умершей старушки, Царство ей Небесное. Случай в моей практике курьезный, но довольно банальный. В клинике для безнадежных (онкологических) больных, куда попадали и совсем здоровые, но брошенные детьми и внуками старики, не было «кассы», то есть специально оборудованного места для получения наличных и оформления бухгалтерских документов. Больные содержались частично за счет своей пенсии; деньги получали сотрудники больницы под расписку и вносили в кассу Центральной районной больницы, за сто пятьдесят километров от хосписа. Получив расчет за месяц вперед за содержание постоялицы, директор, как водится, заперла их в сейф на период праздничных и выходных, намереваясь позже оформить приходный ордер. Больная умерла. Завещать ей особо было нечего и некому. Казус в том, что со смертью обязательственные правоотношения с хосписом, впрочем, как и все остальные с этим бренным миром прекращены. Но только не для следователя следственного комитета Елены Ивановны, признавшей умершую потерпевшей, чем удивившей не только почившую старушку, смотревшую на нее укоризненно с небес, но еще и живых.

Две тысячи это – выморочное имущество (то есть имущество, на которое нет наследников, причитающееся в силу закона государству), и, поскольку деньги оставались в сейфе директора, значит, по логике следователя, в его действиях усматривается состав превышения должностных полномочий. То, что деньги, мягко говоря, выморочные, директор хосписа поняла на первом допросе у следователя.

Два года мы пытались убедить Елену Ивановну в невиновности несчастного директора, но тщетно. Мало того, она еще и смогла заручиться одобрением местного прокурора, утвердившего обвинительное заключение; дело все-таки поступило в районный суд.

Предполагаю, что судья мог бы и прекратить его в связи с отсутствием заявления потерпевшего (государственный обвинитель был категорически против), но все же, назначил обвиняемой штраф в две тысячи, похоже, те самые. Но, надо заметить, все-таки ниже минимального размера (100 000 рублей), чем это было предусмотрено, соответствующей статьей «народной» книги, с учетом «исключительных смягчающих вину обстоятельств» (характеристики с места работы и жительства, размера заработной платы осужденной и пр.). Помнится, прокурор просил наказать несчастную четырьмя годами колонии общего режима, но в итоге согласился с приговором так же, как и все мы, сэкономив время и нервы.

Если в некоторых случаях борьба с коррупцией напоминала охоту на ведьм, то в случае с питерцем еще предстояло разобраться.

В комнате для свиданий СИЗО стоял невыносимый запах табака вперемешку с духом мужских тел и хлоркой. Солнечные лучи пробивались сквозь прутья оконной решетки, скользили по гладкому металлу. Нарушив ход моих мыслей, в сопровождении двух охранников неожиданно появился Алексей Петрович. Он повернулся спиной к одному из них, тот снял с него наручники и жестом руки показал на клетку, а когда он зашел внутрь, закрыл дверь, скрепив проушины дугой браслета. Когда охранники вышли, мы пожали друг другу руки через проем между металлическими прутьями.

Я сел, открыл портфель и достал блокнот:

– Алексей Петрович, времени у нас на все про все около часа, потом вас уведут на обед, так что, если не возражаете, прямо к делу.

– Слушаю вас, – он пристально посмотрел на меня.

– Я кое-что узнал о вас, о чем и хотел поговорить, – Я вынул из внутреннего кармана ручку. – Как это ни странно, клиенты довольно часто нам недоговаривают или, еще хуже, намеренно пытаются ввести в заблуждение. По разным причинам… Но защитник в уголовном деле, знаете ли, как врач: если ставит неверный диагноз, не зная клинической картины, например, вместо цирроза лечит артроз; то последствия могут оказаться весьма плачевными. Наши отношения строятся только на доверии. Нет доверия – нет защиты. Все просто.

Он смотрел на меня глазами, полными ленивой задумчивости:

– Я вас не совсем понимаю, Игорь Анатольевич.

Я повысил голос:

– Почему не сообщили мне о ваших отношениях с Симоновым? Не сказали, что приплачивали ему за счет-справки? Вас же в итоге обвинят в даче взятки и с учетом прежней судимости посадят на долгие годы, вы этого хотите?

Его зрачки расширились, став раза в четыре больше нормального размера:

– Я нанял вас по делу о мошенничестве, других проблем у меня пока не возникало.

Я сохранял спокойствие:

– При всем уважении, Алексей Петрович, не будьте идиотом. Думаете, что властей интересует ваша автостоянка? Суд арестовал вас на два месяца по делу о мелком мошенничестве, несмотря на просьбу о залоге… и держать, похоже, вас здесь будут столько, сколько нужно. Вы здесь, как я понимаю, только из-за Симонова.

– А у вас к нему какой интерес? – на гладком, как зеркало, черепе Алексея Петровича выступили капельки пота; было видно, как он напрягся в растерянности, видимо, не хотел, чтобы я знал лишнее. Прелюдия явно затянулась, поэтому я решил, что здесь и сейчас нужно расставить все точки над I, а главное – решить занимаюсь я этим делом дальше или нет.

– Алексей Петрович, поверьте, Симонов меня не касается, а вы, вернее, ваша дальнейшая судьба, пока мне еще интересны из-за нашего соглашения и гонорара, который я намерен поднять, кстати. Поэтому, либо отвечаете на все мои вопросы либо ищите себе другого адвоката.

– Я отвечу. Что вы хотите знать? – он наклонил свою голову вниз.

– Итак, Алексей Петрович: где и когда вы познакомились с Симоновым?

Он сразу ответил:

– Еще в Питере. После того как я откинулся, пардон, освободился, у меня не осталось ни друзей, ни знакомых, он единственный, кто поддержал меня: устроил в казино, сначала крупье, а затем управляющим. Я ему оказывал некоторую помощь в делах…

Я записал ответ в блокнот:

– А сюда вас как занесло?

– Когда его назначили начальником, он предложил работу: я должен был зарегистрировать фирму, найти подходящее помещение и заниматься оформлением счет-справок, которые должен был получать напрямую через него.

– Но ведь транспорт можно поставить на учет и на другом основании, скажем, договора купли-продажи?

– Да, поэтому он решил запретить его регистрацию на основании простых письменных сделок, – он облокотился на прутья решетки. – Счет-справки могли быть получены только через меня, либо по моей рекомендации. Таким образом, я контролировал весь рынок, а это, я вам скажу, приличные деньги.

Я записал ответ и снова спросил:

– Ему что причиталось?

– Он брал от каждой выданной мне справки-счет десять процентов.

– А стоянка?

– Стоянка – это уже моя идея, но за его указание ставить на нее транспорт мне пришлось погасить за него кредит.

– О большой сумме идет речь?

Он улыбнулся:

– Да нет, пару лимонов.

– Кто-то еще занимался справками?

– После открытия моей точки ко мне стали обращаться предприниматели: у них не получалось организовать подобный бизнес – им не выдавались документы, в смысле счет-справки… Знаете, то огнетушителя нет, то нет решетки на окнах, то еще чего-нибудь, причину можно найти всегда, поэтому они стали обращаться ко мне. Я и продавал им справки за отдельную цену.

– Сколько таких точек было открыто? – спросил я с интересом.

– Около тридцати за год. Сейчас их еще больше.

– Все деньги шли через вас? – уточнил я.

– Все. Я даже вел записи специально для Симонова.

Я вспомнил про тетрадь, которую показал мне Филь:

– Как передавались деньги?

– Сложная схема безналичного расчета. Симонов боялся засветиться на наличных, говорил, что в случае чего пришить ему взятку не получится.

Я просунул ему через прутья решетки блокнот.

– Опишите ее мне на бумаге, нас могут прослушивать.

Пока он писал, я встал и прошёлся по комнате.

– Вот возьмите, – он протянул мне листок бумаги с указанием счетов и банков и нарисовал схему того, как отмывались деньги. Я посмотрел на записи и задумался. Конечно, без показаний Варламова и данных о банковских переводах доказать все полученные суммы было нереально. Могли проводиться контрольные закупки, вербовки, прослушка, но этого явно недостаточно для полной картины. О всех банковских операциях правоохранительным органам было неизвестно. Другое дело, что, возбуждая дела по одному-двум эпизодам, можно держать Варламова под стражей столько, сколько нужно. У Симонова дела обстояли куда хуже: его взяли с поличным на взятке, поэтому он мог начать сотрудничать со следствием. Мне требовалось время для того, чтобы переварить полученную информацию.

Я уселся на табуретку:

– К вам кроме меня кто-нибудь заходит?

Он посмотрел по сторонам и почти шепотом ответил:

– Да ходят всякие, то чекисты, то менты, да и в камеру тут одного сухаря подсадили, но он уже об этом пожалел… Вы, Игорь Анатольевич, главное, решайте мои вопросы, а здесь за меня не волнуйтесь.

Я встал и протянул ему руку:

– Хорошо. До скорой встречи.

В соответствии со следующим пунктом составленного мной списка дел на сегодня, я должен был подать жалобу на постановление городского суда об аресте Варламова, хотя, надо сказать, настрой у меня был самый пессимистичный. С точки зрения прокурора, Варламов вполне обоснованно оказался за решеткой, если, конечно, не касаться самого обвинения, а точнее – его полной несостоятельности. Вопреки мнению следователя, прокурора и судьи, я продолжал стоически требовать освобождения Алексея Петровича из-под стражи, причем немедленно. Жалоба уместилась на двух листах печатного текста формата А4, я ее подписал и отнес в канцелярию городского суда, где на втором экземпляре, принявшая документ девушка сделала соответствующую отметку о получении (на случай, если он потеряется). Через несколько минут на сотовый позвонил неизвестный и, представившись адвокатом, попросил о встрече, причем в условиях строжайшей конспирации: в людном месте и без сотового телефона. Меня это даже позабавило: оставалось приклеить усы или бороду и перекрасить волосы. Я не хотел двигаться куда-то по жаре ради чудноватой идеи остававшегося инкогнито соплеменника, но он меня все-таки заинтриговал, поэтому я пригласил его в свой офис. Понимая, что в противном случае тайная встреча может вообще не состояться, анонимный конспиратор согласился. К тому же в офисе, как он заметил, можно заглушить разговор, включив музыку.

Как раз в тот момент, когда я остановился на выборе музыкальной композиции, думая, что для предстоящего диалога лучше всего подойдет тяжелый металл или даже хард-рок, в дверь постучали. Я удивился, когда прямо перед собой увидел Дмитрия Решетова. Я знал его давно как адвоката по уголовным делам, хотя совместно работать нам не доводилось. Это был здоровый, почти два метра в высоту и столько же в ширину человек, и если бы не костюм и галстук, по его габаритам и густым волосам, особенно в носу и ушах, можно было подумать, что перед тобой неандерталец. Когда мохнатая гора двинулась в мою сторону, я невольно сжался в ожидании свирепого боевого клича, но его мягкий, доходящий до масляного, голос и сама манера говорить меня успокоили. Я предложил выпить по чашечке кофе, а сам, чтобы создать завесу конфиденциальности, включил на компьютере вместо треш-металла легкую джазовую композицию Боба Марли.

– Игорь, я к тебе по делу. Слышал, ты защищаешь Варламова? – обжёг он меня своим вопросом, как паяльной лампой.

– Варламов? – я изобразил задумчивый вид. – Эта фамилия мне ни о чем не говорит.

Конечно, это не так, но мне вдруг стало безумно интересно, закончится на этом наш диалог или нет, хотя я для себя решил его прекратить, не успев начать. Во-первых, не профессионально сообщать кому-либо о своих клиентах. Во-вторых, вопросы различных людей относительно персоны Варламова мне уже порядком поднадоели. А в-третьих, я собирался поплавать в бассейне, поэтому думал поскорее удрать с работы.

Дмитрий смотрел на меня, как доберман на злого котенка:

– Вот как, а мне сказали в суде, что ты занимаешься этим делом.

Я направился за чайником:

– Предположим, я занимаюсь какими-то делами, может быть, есть среди них тот, о ком ты говоришь, а может, и нет. Что с того?

– Игорь, ты не мог бы мне дать его показания почитать? – безобидно продолжал мой наивный собеседник, словно я разговаривал с собственным отражением в зеркале.