Оглавление
Лев Лосев. Меандр
О мемуарной прозе Льва Лосева
1. Про Иосифа
Генетика, гениальность
Лица
Идиолект и стиль
Кошки и мышь
Резкость
Потомки и современники
Цветаева
Америка
Мои стихи
Я старше Иосифа?
Случай на площади Контрдэскарп
«Украдены Ключи Вселенной»
В глубине Адриатики дикой…
Германское
Марина
Любовь
Анекдоты
Найман
Психиатрия
Проктология
«Полторы комнаты»
Иосиф – еврей
Тема: «Образ Иосифа Бродского в литературе»
Поэзия и правда
Разоблачитель Бродского
Иосиф и деньги
Гуманизм, демография
Подвиг Торопыгина
Величие замысла
Кублановский
Обрывки разговоров
2. Меандр: рассказ самому себе
Пьяный Ленин, голый Сталин, испуганный Хрущев. Тынянов, Шкловский, Эйхенбаум, Зощенко, Ахматова, Пастернак. В семье А.П. Чехова. Поль Робсон, Роберт Фрост, Элизабет Тейлор и др
Главы второй не будет
Перемены места жительства
Семенов
У художников
Арктика
Вода
<Возвращение в Ленинград>
Простые уроки. Осень 1944-го
В Москву, 1945
Страх
Книги
Онанизм и антисемитизм
Дедушки, бабушки
Ад
Иоббаный врот
Мама у меня тоже писательница
Сын дилетантки
Рош, сал, бер, йон
Целительная Абхазия
Walter de la Mare
«Второе рождение»
Я завожу знакомства
Красильников
29 января 1956 года
Сельвинский
Каспийское море
<Инфаркт>
Отъезд
<3аграница>
Невозвращенец
Упорядоченный мир
За столом Томаса Манна
Еще один украинский писатель
3
Тулупы мы
Крестный отец самиздата
Homo ludens умер
Русский писатель Сергей Довлатов
Юз!
Упорная жизнь Джемса Клиффорда: возвращение одной мистификации
Гениальные обмолвки
Отсутствие писателя
Герасимов в первую очередь
Яблоко Рейна
Народный поэт
Живое тепло
4. Москвы от Лосеффа
От составителей
Отрывок из книги
«Лежим мы с Иосифом на кладбище…» – я сказал Иосифу, что начну когда-нибудь такой фразой свои мемуары, и рассмешил его. Вообще это не слишком часто мне удавалось, потому что его смешили каламбуры, а каламбурить меня смолоду отучали Виноградов и Еремин. Они считали каламбуры низшим сортом юмора, пригодным разве что для нашей халтурной детской драматургии, и, если я или кто другой не удерживался и каламбурил, с аффектированной укоризной говорили: «Фу-у!» Так собак отучивают от дурного поведения. (Еще Иосиф любил сальные, «солдатские», анекдоты, но это интересная и сложная тема, ее мы отложим.)
С годами, в удалении от моих цензоров, в Америке, запрет стал ослабевать, и я уже реже удерживался от каламбуров, особенно в разговорах с Иосифом. Иногда он реагировал на них не смехом, а профессионально. Например, когда я, зацепившись за что-то в разговоре, ляпнул: «Мертвые Lebensraum’y не имут», – Иосиф сказал: «Пригодится для художественного произведения». И действительно пригодилось. В последний раз я услышал, как он от души рассмеялся, в середине нашего последнего долгого разговора, примерно за месяц до смерти. Это было, когда в ответ на его рассказ о неблаговидном поведении, житейском и литературном, Г.Г. я процитировал первую строчку своего стихотворения «Записки фокстерьера о хозяйке…» Он попросил прочесть до конца, но я сомневался, что остальное в стишке ему понравится, и сказал, что лучше пришлю, но послать уже не успел.
.....
Когда я жаловался ему на депрессию, он всегда говорил: «Это, наверное, потому, что стишки не пишутся…» Из этого можно было заключить, что он считает меня поэтом. Помимо заметки в «Эхе», явившейся для меня полным сюрпризом, я по пальцам могу перечесть высказывания Иосифа о моих стихах, да что по пальцам – едва ли не по ушам.
Один раз, вернувшись из Парижа, он сказал не от себя, но с удовольствием: «Они там кипятком писают от твоих стихов!» Имелись в виду Максимов и Горбаневская («Континент»), Ну, это я и так знал. Если бы не Марамзин да они, я, может быть, и не начал никогда печататься.
.....
