Книга представляет собой попытку представить творчество писателя Юрия Полякова в литературном контексте последних четырех десятилетий. Самые разнообразные «приключения» его текстов составили литературоведческий «сюжет» издания. Литература – всегда диалог, сложное взаимодействие между книгами, современными и давними. В этом диалоге происходит накопление смыслов, которыми обладает художественный текст. Диалоги с произведениями А. Солженицына, Ю. Трифонова, представителя «московской школы» В. Маканина рассматриваются как «приключения» художественных текстов Ю. Полякова, ведущие к превращению их в гипертекст и обретению ими качеств интертекста.
Эти «приключения» художественных текстов исследовались в одном из семинаров, работающих на филологическом факультете Московского университета. Его участникам было интересно следить за неожиданными поворотами сюжета, который выстраивает сама литература, соединяя несоединимые, казалось бы, репутации и имена. В результате эти веселые штудии отразились в ученых (И НЕ ОЧЕНЬ) записках одного семинара.
Оглавление
Михаил Михайлович Голубков. Юрий Поляков: контекст, подтекст, интертекст и другие приключения текста
Вместо предисловия
Когда началась современная литература?
Место Полякова – «Сто дней до приказа», «ЧП районного масштаба», «Работа над ошибками»
Опыт Александра Исаевича Солженицына
Игорь Дедков и опыт «московской школы»
Опыт Юрия Валентиновича Трифонова
«Лихие девяностые» как эпоха перемен
Эрозия онтологических ценностей
«Эрозия любви» в прозе Юрия Полякова 1990-х годов
Убийственная ирония: почему Поляков так жесток?
К вопросу об онтологической пустоте: «Грибной царь» Юрия Полякова и «Асфальт» Евгения Гришковца как романы о современности
Искусство и творчество как предмет художественного осмысления в романе Юрия Полякова «Гипсовый трубач»
«Мысль семейная» в романах Юрия Полякова
Константы художественного мира Юрия Полякова («Любовь в эпоху перемен»)
Историзм романа «Любовь в эпоху перемен». Предметная деталь как способ выражения сущности эпохи
Слово как способ выражения природы времени и авторской оценки в романе
Образ главного героя романа «Любовь в эпоху перемен» в системе писательских воззрений на сущность времени и исторический процесс. Герой и культурная травма
Время в онтологическом аспекте в романе «Любовь в эпоху перемен»
Преодоление иллюзий, или Как нас обманывает история…
Литературная среда в изображении Юрия Полякова
Ностальгия: образы 1983 года
Вместо заключения
Отрывок из книги
М.М. Голубков
Когда автор этих строк был студентом, а на первых лекциях того или иного историко-литературного курса заходила речь о периодизации, зубы начинали скрипеть от скуки и казалось, что все сентябрьские мухи, бившиеся в огромные университетские стекла, влети они все-таки в аудиторию, тут же здесь и померли бы от тоски. Попытка найти и обосновать периоды литературного развития казалась автору совершенно нелепой. Что делать, например, с писателями, которые не утерпели и начали писать раньше отведенного им периода? Что делать с недисциплинированными художниками слова, которые не влезают в свой период, так как не успели вовремя перейти в лучший мир? Реалист Лев Николаевич Толстой, например, прожил почти два десятилетия в эпоху модернизма, объявленную в знаменитой речи Дмитрия Сергеевича Мережковского «О причинах упадка…», и явно задержался в литературе, застав манифесты старших символистов и первые выступления младосимволистов. А там и до акмеизма рукой подать! Подобная недисциплинированность писателей, не желающих укладывать свои личные сроки в литературные периоды, ставила под вопрос саму уместность периодизации. Что уж говорить об этапах, на которые предлагалось в те давние студенческие годы членить литературу ХХ века?! 1920-е годы, 30-е, 60-е… Это вызывало еще большие сомнения… Почему новый этап начинался 1 января 1960 года? Или же 1 января 1980 года? Что-то здесь было не то…
.....
Размышляя о понятии «художественная литература», Ю. М. Лотман писал: «Литература никогда не представляет собой аморфно-однородной суммы текстов: она не только организация, но и самоорганизующийся механизм».[1] Это качество литературы, как полагали представители московско-тартуской семиотической школы, обусловлено способностью художественного произведения накапливать и генерировать смыслы при каждом новом его прочтении. Образная система произведения, заложенные в нем смыслы неисчерпаемы в силу того, что художественные «коды» просто не предполагают какое-то единственное прочтение, но принципиально подразумевают его многовариантность, поэтому каждая эпоха находит в нем свое, часто отличное от других эпох звучание: «наступает новый исторический этап культуры, и ученые следующих поколений открывают новое лицо, казалось бы, давно изученных текстов, изумляясь слепоте своих предшественников и не задумываясь о том, что же скажут о них самих последующие литературоведы». Эта удивительная способность художественного текста к генерации все новых и новых смысловых сфер обусловлена тем, что он рождается не только при его создании автором, но и при его прочтениях читателем – критиком, публицистом, литературоведом, любителем литературы – и читателями последующих поколений. Именно эта особенность литературного произведения и «привязывает» его ко времени его прочтения, актуализации, времени, сообщающему художественному тексту смысл спецификой и характером его нынешнего восприятия.
Говоря о художественной литературе как о динамическом целом, динамическом единстве, Лотман подчеркивал, что «мы сталкиваемся не с неподвижной суммой текстов, расставленных по полкам библиотеки, а с конфликтами, напряжением, “игрой” различных организующих сил.
