Герои книги – режиссеры – главные творцы театрального процесса, «сочинители» и авторы спектаклей. Три части книги. Каждая посвящена одному поколению режиссеров. Первая – признанным мастерам нашего театра, это О. Ефремов, Ю. Любимов, А. Эфрос, Г. Товстоногов, А. Шапиро, М. Захаров. Вторая – «потерянному», но «счастливому поколению» – А. Васильев, К. Гинкас, Г. Яновская, В. Фокин, М. Левитин, Ю. Погребничко, А. Вилькин, Л. Рошкован. И третья часть – тем, с чьим творчеством мы в большей степени познакомились на самом рубеже столетий и в первое десятилетие XXI века. Это режиссеры К. Серебренников, Е. Гришковец, А. Житинкин, Ю. Бутусов, Т. Дитятковский, М. Карбаускис, М. Угаров, В. Панков, И. Вырыпаев, Л. Эренбург, В. Агеев. В книгу вошли критические статьи, интервью, портреты, письма. Все работы изложены с искренним неравнодушием к героям. С уважением и нежностью к мастерам. С чувством сопричастности к героям второй части. С удивлением и любопытством к молодым. Все они были автору одинаково интересны.
Книга рассчитана на широкий круг читателей, неравнодушных к театральному искусству.
Оглавление
Наталья Казьмина. Свои и чужие. Статьи, рецензии, беседы
Предисловие
От составителя
Часть первая. Режиссура как способ жить
Кто держит пуговицу[1]
Ситуация
Олег Ефремов
О. Ефремов. Строитель. Легенда[4]
Письмо В. Гвоздицкому[5]
Ты этого хотел, Жорж Данден![6]
Юрий Любимов
Дар[7]
Я люблю тебя, Петрович![8]
Юрий Любимов. Живой[10]
«Фауст». Фрагмент[11]
Век Таганки[12]
Анатолий Эфрос. Наталья Крымова
Человек со стороны[13]
О пользе неспешного театроведения[14]
Георгий Товстоногов
Он несъедобен![15]
Адольф Шапиро
Пишите поперек[17]
О людях простых и сложных[18]
Марк Захаров
Не тот, а другой[19]
«Я заехал… и любуюсь»[20]
Олег Ефремов
Юрий Любимов
Анатолий Эфрос. Наталья Крымова
Георгии Товстоногов
Адольф Шапиро
Марк Захаров
Анатолий Васильев
Кама Гинкас
Валерий Фокин
Михаил Левитин
Юрий Погребничко
Александр Вилькин
Людмила Рошкован и студия «Человек»
Евгении Гришковец
Юрий Бутусов
Григории Дитятковский
Миндаугас Карбаускис
Михаил Угаров
Владимир Панков
Иван Вырыпаев
Лев Эренбург
Владимир Агеев
Часть вторая. Без семьи
Анатолий Васильев, до и после
Вокруг Васильева[21]
Поэт и толпа. Интервью с Б. Любимовым[22]
Короткое интервью[23]
Дон Жуан мертв, но Анатолий Васильев жив[24]
Ученики дьявола[25]
Кризис личности (Об учениках А. Васильева)[26]
Меж собакой и волком[28]
Письмо (первое)
Письмо (второе)
Кама Гинкас
Без романтических затей[29]
Непозволительная вещь[30]
Мой Гинкас[31]
Полифония как она есть[32]
Невозможное Qui Pro Quo[33]
«Здравствуй, трагедия! Давно тебя не видали»[34]
Валерий Фокин
След смеха… Тень носа…[35]
Антонен Арто как зеркало театральной революции[36]
На рандеву с судьбой[37]
Фокину 60![39]
Лифт на эшафот[40]
Шуточка[41]
Михаил Левитин
Уважай нищие мысли[42]
Мотивчик[43]
С годами стало ясно, что все ясно[45]
Чего я хочу[46]
Юрий Погребничко
Упал занавес. Есть жертвы. В театре Погребничко многие теряют голову[47]
Портрет отшельника и мадонны. Нерецензия[48]
Обратно в СССР[49]
Юрий Погребничко, гусар и странник[50]
Сны о родине[51]
Александр Вилькин
О границах дозволенного[52]
А. Вилькин. Интервью. Беккет и Ионеско[53]
Людмила Рошкован и студия «Человек»
Бег по гаммам[54]
Часть третья. Что тот солдат, что этот
Кто держит пуговицу[55]
Ощущение бороды[56]
Евгении Гришковец
Жизнь прекрасна[57]
Андрей Житинкин[58]
Юрий Оутусов. Лир сделал глупость[59]
Григорий Дитятковский. Алхимик Дитятковский[60]
Миндаугас Карбаускис. Гедда карбаускене[61]
Михаил Угаров. Русский инвалидъ. Парадоксальный переход количества в качество[62]
Трижды три как дважды два[63]
Владимир Панков. Мысли туда и обратно[64]
Звукорежиссер Панков[65]
Иван Вырыпаев. Бытие Ивана Вырыпаева[66]
Объясняю[67]
Лев Эренбург. Чехов плюс что-то еще[68]
Владимир Агеев. Плененные духом[70]
Красивый Клавдиев[71]
Влюбленный тиран, или наглядный урок истории[72]
Список статей автора, Посвященных героям книги «Свои и чужие»
Отрывок из книги
Театр на рубеже… театр на грани… театр в расцвете… театр перед концом… театр в начале… Книги и статьи, посвященные театру в России конца XX века, плавно отошли на второй план, их сменили материалы о театре на рубеже веков, а после – о театре «нулевых» и даже «десятых» годов XXI столетия. В большей или меньшей степени они указывают на перемены, произошедшие в театральном мире, которые неизбежно следуют за переменами в стране, а иногда – как в любом искусстве – и предвосхищают их. Но вопреки уверениям некоторых исследователей течение театральной жизни непрерывно и новое наследует прошлому в той же мере, что и соотносит себя с творящимися здесь и сейчас переменами. Самое трудное – почувствовать эту непрерывность и попробовать найти нити, связывающие новое поколение театральных режиссеров и их работы с именами и спектаклями, которые уже стали (или вот-вот станут) частью истории театра. Попытаться заглянуть в будущее, продолжая искать и находить эти связи. Речь здесь идет не о голословных высказываниях молодых режиссеров, безо всяких оснований называющих учителями своих великих предшественников. Не о слишком общих, а потому и пустых словах о «кризисе старого театра», о «конце одной эпохи» и «расцвете нового, „разного" театра». Театральные критики и театроведы, подчиняясь какому-то нелепому закону сегодняшнего дня, хорошо заметному в бесконечных политических дебатах, все чаще готовы рассуждать на общие темы («кризис», «становление», «противостояние») в ущерб серьезному и глубокому анализу конкретного явления или события. А ведь только такой анализ может служить отправной точкой для серьезных выводов и обобщений. Чтобы поднимать вопросы о цензуре в искусстве, об отношениях театра и государства, о противостоянии классических и экспериментальных постановок, о десятках других животрепещущих и актуальных тем, нужно иметь на это право. Его можно заслужить только пристальным вниманием к театральному процессу, настоящим его исследованием и любовью к театру. Не мнимой беспристрастностью, с одной стороны, и не априорной ангажированностью, приверженностью к какому-то театральному направлению – с другой, а своим искренним и неравнодушным отношением к тому, как живет и меняется театр. Только тогда можно по-настоящему ощутить и понять течение театрального времени. Каждая статья, вошедшая в сборник Натальи Казьминой «Свои и чужие», – и об этом тоже.
Наталья Казьмина – известный театральный критик и историк театра. Ее не стало в 2011 году – неожиданная и невосполнимая потеря не только для близких и друзей, но и для тех, кто хоть немного знаком с ее статьями, кто привык сверять свои впечатления от театрального процесса с ее работами, с их чистым и честным «голосом». Наталья Казьмина – член Союза журналистов и Союза театральных деятелей России, старший научный сотрудник Государственного института искусствознания. Она работала в журналах «Театр», «Вопросы театра. Proscenium», а три последних года была завлитом Московского театра «Эрмитаж». Архив, оставшийся после ее ухода, огромен, хотя при жизни она так и не успела выпустить ни одной собственной книги. После кончины, при поддержке родственников, друзей и коллег, вышло два сборника: «Здравствуй и прощай» (2012) и «Грузинский пейзаж» (2013). Первый, состоящий из 33 статей, отобранных составителями, показал, прежде всего, широчайший диапазон тем, близких Наталье Казьминой, и непривычную по нынешним меркам глубину каждой из них. Второй сборник посвящен трем выдающимся грузинским режиссерам: М. Туманишвили, Р. Стуруа и Т. Чхеидзе, творчеством которых Наталья Казьмина занималась практически всю жизнь. Отдельно нужно упомянуть и книгу, вышедшую в 2014 году, над которой Наталья Казьмина работала в последние годы, но так и не успела завершить: «Что это было? Разговоры с Натальей Казьминой и без нее» – книга бесед с К. Гинкасом и Г. Яновской.
.....
В применении к нему это таинственное для русского уха слово, наконец, обретает ясность и смысл. Ефремов был действительно харизматическим лидером – тем, который вел за собой. В шестидесятых, действительно, был нашим театральным Петром и в борьбе обретал вдохновение. Вокруг него клубилось вольнодумие. В семидесятых-восьмидесятых именно он чаще других расплачивался за просчеты и ошибки шестидесятников как самый известный театральный революционер «оттепели». Никогда не оправдывался, не терял здравомыслия, сохранял трезвость ума и ясную голову, не суетился. Достойно молчал, особенно в последние годы. И обезоруживающе улыбался, как умели только его киногерои.
С Ефремовым в жизни часто повторялась ситуация полузабытого фильма «Свой», где он играл следователя, которого подозревают в преступлении. Он и в жизни всем был свой. Хотя никто не позволял себе с ним панибратства, а он никому не демонстрировал своего высокомерия. Он всем был свой, но при этом главный – Олег Большой, «фюлер», как звал его Олег Табаков, дуче, шеф, как звали его другие. Свой, но отдельный. Лидер. С ним ничего не было страшно, как сказала Галина Волчек. Он умел брать ответственность на себя и отвечать за СВОИ – и чужие – поступки. Когда пришел во МХАТ, мхатовские старики встретили его как спасителя, способного мертвый театр сделать снова живым и любимым. А вот Борис Ливанов после прихода Ефремова во МХАТ, говорят, не переступил больше порога театра. Ефремов умел обижать, терял интерес к людям, но испытывал нескончаемый интерес к делу, и его понимали. Актеры в сердцах называли его предателем и от него уходили. Самые верные. Обиделся «Современник», когда в 1970 году он предложил друзьям и соратникам слиться с МХАТом. Ушел из МХАТа Евстигнеев. Ушла Доронина, ушел Калягин, но – вернулся. Ушла Анастасия Вертинская – и не вернулась. Ушел Олег Борисов, сорвавшийся к нему во МХАТ из Ленинграда. После ухода на вопрос журналистов о самом сильном разочаровании сказал: «У этого разочарования даже есть фамилия». От Ефремова уходили, но, в конце концов, обиды ему прощали.
