Читать книгу Самый бездарный роман - Наталья Вадимовна Плотникова - Страница 1

Глава 1

Осень, ох уж эта осень, с её воспетым поэтами багрянцем, вечерней чарующей прохладой, деревьями, пахнущими почему-то корицей и мочёными медовыми яблоками.

Катя любила осень и не любила одновременно, как одновременно любила и не любила Оксану.

Оксана появилась в её жизни около трёх лет назад, но сам момент знакомства Катя не помнила, даже под страхом смертной казни и угрозой публичного изнасилования Катерина не могла бы припомнить тот самый знаменательный момент, когда в её жизнь вошла эта молодая женщина.

Катя пришла на работу, мокрая из-за мелкого моросящего дождика. Ну, как на работу… Год назад они вместе с Оксаной открыли свой книжный магазин. Магазин был гордостью Кати, доказательством не бессмысленности её существования, причиной, по которой она согласилась пойти на дурацкую встречу выпускников – прихвастнуть, покормить тщеславие, оголодавшее за годы душевной неудовлетворённости собой.

Одно только смущало Катю: магазин предложила открыть Оксана, она получила кредит в банке, она же отвечала за всю концепцию развития их книжного, носившего толковое название «Бука». Название, впрочем, придумала Катя, которая и работала в магазине сама: предлагала, советовала, помогала, рекомендовала. Катя была милой и любезной, неудивительно, что покупатели любили её. А вот Оксану, напротив, не любили, она была довольно резкой и категоричной особой: литературная неграмотность покупателей её просто выводила из себя. То, что знала Оксана, обязан был знать каждый покупатель, а знала Оксана, к сожалению, много: она могла запросто поддержать беседу о восемнадцати эпизодах «Улисса», снисходительно покритиковать мнимое для русского читателя бунтарство милашки Колфилда, восхититься «self-made man» Лондона и найти никому ненужные неточности в работах Шекспира. Покупателю оставалось только даваться диву и кивать, но покупатель часто совсем не хотел этого делать, оттого-то и возникали между хозяйкой и клиентами непримиримые смертельные разногласия.

Катя и Оксана были ровесницами, обеим уже исполнилось по тридцать три года. Уже – это с точки зрения Катерины, ещё – соответственно – с Оксаниной точки.

Катерина была невысокого роста, худенькая с каштановыми вьющимися волосами и глазами жёлтого цвета. Вообще-то, глаза у неё были зелёные, но, услышав однажды о том, что зелёных глаз в природе не существует, а указанный цвет всего-навсего означает то, что у обладателя этих, якобы магических глаз, пошаливает печень, она раз и навсегда решила, что глаза у неё жёлтые, как будто для её печени это имело какое-то решающее значение.

Катя и Оксана были, в общем-то, похожи: одинаковое телосложение, цвет волос, а порой и глаз, мог смутить любого – молодых женщин часто принимали за сестёр, что расстраивало Катю и смешило Оксану.

Оксана считала Катю робкой, неспособной постоять за себя… рохлей, которую нужно вечно толкать вперёд, иначе она погрязнет в тоске и рефлексии. Катерина справедливо считала Оксану пробивной, но слишком… в общем, в Оксане всё было слишком: настойчивость граничила с упрямством, упорство с наглостью, ум с заумью и так далее и тому подобное, порой у Катерины после общения с подругой начиналась сильная головная боль.

«Эта она, ужасная болезнь гемикрания», – почему-то вспоминала в таких случаях Катерина Булгакова и Пилата Понтийского, печально знаменитого прокуратора Иудеи.

Собственно, эта история и началась с самого известного романа Булгакова.

Итак, книжный магазин «Бука». Утро.

Катерина, проклиная погоду, открыла двери магазина ключом. Она рассчитывала до прихода покупателей высушить мокрые волосы полотенцем. Но первый покупатель зашёл почти следом за ней. Молодой мужчина, высокий, темноволосый, в чёрном мятом плаще, практически подметающем пол своим подолом. Волосы покупателя, в отличие от Катиных, были сухи и при этом довольно длинны, они почти достигали его плеч.

«На машине приехал,» – подумала Катя и улыбнулась, не тому, что покупатель приехал на машине, а просто, потому что она всегда улыбалась покупателям, имелась у неё такая хорошая привычка.

– Я хочу сделать подарок знакомому, – бархатным голосом сказал мужчина. – Мне нужна особая книга, красивая, дорогая.

– Подарочный вариант? – автоматически спросила Катя.

– О да, именно подарочный, – подтвердил покупатель. – Дело в том, что мой знакомый иностранец, в России он впервые, я хочу подарить ему хорошую русскую книгу, чтобы он читал её и практиковал свой язык.

– У нас есть потрясающее издание «Войны и мира», – радостно ответила Катя. – Это то, что нужно.

– Совершенно, совершенно не то, – отрицательно завертел головой покупатель. – Абсолютно не та книга.

– Но…

– Понимаете, мой знакомый, он … довольно странный, – блеснув тёмными глазами сказал покупатель.

– В каком смысле странный? – испуганно спросила Катя. «Сумасшедший, что ли?» – добавила она про себя, то есть мысленно.

– Почему сразу же сумасшедший? – обиженно сказал покупатель, и его лицо сразу же стало похоже на детское.

«Я это вслух сказала?» – опять же мысленно удивилась Катя.

– Ну? – нетерпеливо затоптался на месте покупатель. – Что вы имеете мне предложить?

– Вы не сказали, чем странен ваш приятель.

– Он мне не приятель, – шепнул мужчина, оглянувшись по сторонам, как будто боясь, что их кто-то послушает в пустом магазине. – Он… руководитель, так сказать.

– И что же нужно вашему руководству? – слегка раздражаясь, спросила Катя.

–Что-то мистическое, как у вас говорят. Он просто помешан на всей этой ерунде: тот мир, этот, ведьмы, демоны, добро, зло, – добросовестно перечислил покупатель.

– Фэнтези? – уточнила Катя.

– Да какое, фэнтези, дура! – рассердился покупатель.

– Что вы себе позволяете? – громко сказала Оксана, Катя и не заметила, как она появилась в магазине.

– Простите великодушно, – тотчас же пошёл на попятную покупатель. – Дико извиняюсь.

– Нет такого слова в русском языка! – рявкнула Оксана.

– Извините ещё раз, прошу прощения! – пробормотал мужчина. – Но мне книга нужна.

– Конкретнее выражайте свою мысль, – насела на покупателя Оксана. – Говорите, что именно вам нужно? Если ваш словарный запас скуден, то купите словарь для его пополнения, а не продавцу хамите!

В этот раз Кате ничего не оставалась, как восхититься своей напарницей, она ни за чтобы не смогла так ответить. Права Оксана: она безнадёжная рохля, неисправимая, униженная и оскорблённая.

Покупатель неожиданно улыбнулся, сверкнув при этом золотым зубом с правой верхней стороны челюсти.

«Фу» – слегка поморщилась Катя, но тут же себя одёрнула, не её это дело – осуждать.

«Какой ужас!» – подумала Оксана удовлетворённо. – «Просто кошмар.»

– Я с вами полностью согласен, – кивнул покупатель.

«О чём это он?» – подумали обе молодые женщины одновременно.

– Я понял, что мне нужно! – воскликнул покупатель да так громко, что Катя вздрогнула.

– И что же вы поняли? – восхитилась Оксана и даже всплеснула руками от мнимого восторга.

– Булгаков. Мне нужен Булгаков. У вас есть, как вы это сказали… – покупатель защёлкал пальцами, пытаясь вспомнить.

–Подарочный вариант? – подсказала Катя.

– Да, да, именно подарочный, – обрадовался покупатель. И вдруг интимно, с придыханием произнёс:

– «Мастер и Маргарита» – отличная книжка, то, что нужно.

Кате не понравилось, как он это сказал, зато на Оксану, похоже, произвело впечатление: она как-то дёрнулась.

Подарочный вариант этой книги, действительно, имелся в наличии: в коричневом кожаном, будто потёртом переплёте, довольно дорогой, но ведь покупатель, кажется, такой и просил.

– Есть, – сказала Катя. – Вам принести посмотреть?

– Конечно, несите! – великодушно позволил странный клиент.

Когда Катерина принесла указанную книгу, покупатель только что не замурлыкал от восторга, а потом спросил:

– А можно сделать дарственную надпись?

– К-ка-кую? – опешили хозяйки магазина.

– Ну, от Булгакова! – разъяснил покупатель.

Женщины непроизвольно попятились, от греха подальше.

– Да пошутил я, – засмеялся клиент, сверкая зубом.

Он протянул Катерине пачку денег и снисходительно произнёс:

– Сдачи не надо.

Катерина пересчитала полученные купюры, денег явно не хватало.

– У вас не хватает, – робко сообщила она покупателю.

– У вас самих не хватает, – отбил подачу покупатель и, прихватив, книгу выбежал из магазина.

– Куда? – не своим голосом закричала Оксана и выскочила вслед за ним.

Вернувшись через минуту, сообщила ошарашенной Катерине:

– Как испарился.

– Господи! – прошептала Катерина, в это время купюры, полученные от покупателя, загорелись в её руке. Она испуганно бросила их на пол, взвизгнув от боли.

Посреди зала разгорелось целое пламя, из него выползла маленькая змейка и нырнула куда-то на полку с книгами. Внезапно огонь погас. Катя вышла из оцепенения и посмотрела вокруг себя. Оксана пропала.

Глава 2

Михаил потянулся и зевнул, хотелось спать, но это было приятное желание, с которым он не боролся: на самом деле, это здорово – хотеть спать. Он поднялся со стула, в коленях слегка хрустнуло, что вызвало лёгкую улыбку на губах мужчины.

Михаил заглянул в палату: пациенты мирно посапывали, ночной медбрат прошёл дальше: во всех палатах – одинаковая картина спокойного сна. Слава Богу, пока без происшествий. Михаил заглянул в ординаторскую: дежурный врач дремал на диванчике, медбрат подправил спавшее одеяло. «Пусть поспит, – подумал он, – пока есть возможность.»

Пока хирургическое отделение городской больницы наслаждалось осенним сном, Михаил с интересом читал книгу в кожаном, будто потёртом переплёте.

***

Олив злился. Конечно, он злился. А что ему ещё оставалось делать? Он и сам не мог понять, на кого именно он злился, на себя ли, на эту дуру из книжного, вернее на обеих этих дур.

А ведь всё так хорошо начиналось! Он был вежлив. «Нет, не был,» – шепнул кто-то в ухо. Олив отмахнулся от назойливого голоса. Хорошо, пытался быть вежливым, не получилось.

Значит он будет пытаться снова! Сдаваться так просто, после первой неудачной попытки он не намерен.

Дело в том, что Олив презирал бедных, а в его понимании бедными были все те, кто не были богатыми. Эта дура, то есть эти дуры, из книжного магазина были явно бедны: деньги на открытие магазина взятые в кредит у банка под безбожные (в этом месте Олив улыбнулся) проценты не делали их богатыми. Да они ноги должны были ему целовать за то, что он подметал своим шикарным плащом полы их захудалого магазина.

Вся беда Олива заключалась в том, что с «этими дурами» ему придётся-таки общаться. На данном этапе они нужны ему, даже несколько больше, чем он им, а как теперь разговаривать с ними, он не представлял: убегут ведь от страху, тут и к гадалке не ходи! «Чёрт, чёрт, чёрт!» – подумал Олив, в это время его кто-то с размаху стукнул его палкой по спине.

***

Осенняя ночь нехотя уступила место золотистому утру. Рабочая смена ночного медбрата хирургического отделения благополучно завершилась, книга была прочитана примерно до середины, новый герой должен был вступить в действие.

«Лучше в коровий навоз вступить,» – шепнул кто-то в ухо Михаилу. Это началось.

Глава 3.

Разумеется, в полиции никто Кате не поверил. Дежурный справедливо порывался вызвать санитаров, но почему-то так и не вызвал, а только посоветовал Катерине пить меньше. Чего именно меньше пить, он, правда, так и не сказал. А Катя не поняла, она и так не много пьёт, гораздо меньше положенных двух литров в день.

Обратно в магазин Кате идти было страшно, а домой ещё страшнее. Где искать таинственного покупателя? Куда пропала Оксана? Связан ли пожар с исчезновением компаньонки?

Катя бездумно и бесцельно бродила под дождём без зонта, пока не стемнело: за это время она успела дважды побывать в общественном туалете на автовокзале и трижды поесть всякой дряни в разных кафе. С наступлением темноты она пришла домой, открыла дверь дрожащими руками и столкнулась в коридоре с Оксаной.

– Где ты была? – спросили женщины хором. В это время круглое зеркало на стене треснуло, мелкие осколки осыпались на пол.

– Семь лет теперь счастья не видать, – устало вздохнула Катя.

– Иди ванну горячую набирай, я уберу осколки, – сказала Оксана.

Так и завершился этот странный, таинственный, непонятный день.

***

Это утро, не в пример вчерашнему, выдалось солнечным.

Оксана шла на работу и размышляла о вчерашнем происшествии: поскольку ничего умного придумать она не могла, то, естественно, решила, что они с Катей необъяснимым образом столкнулись с нечистой силой: её привлёк в их магазин овеянный мистикой роман Булгакова. В связи с этим любые экземпляры романа следует из магазина удалить. Удалённые романы следует сжечь где-нибудь в лесу, при этом желательно не сжечь сам лес.

Помня о змее, выскочившей из невесть откуда взявшегося огня, Оксана зашла в магазин с осторожностью. Не стягивая перчаток, сняла с полки всего «Мастера», сложила «его» в большой пакет (такие пакеты они тоже продавали в своём книжном) и направилась к двери, переполненная решимостью. Змейка не показывалась. Оксана открыла дверь и нос к носу столкнулась в входившим: это был молодой мужчина, светловолосый, голубоглазый, лет примерно тридцати пяти – сорока. Одет он был в белый длинный плащ, но это Оксана заметила уже позже, а сначала она увидела только эти небесные огромные глаза, спокойные, как летнее утро и дружелюбные, словно соседский лабрадор.

«Господи!» – подумала Оксана, в это время из рук вошедшего выпала книга. Красивая дорогая книга, в кожаном, будто потёртом переплёте.

Глава 4

– Простите, я не хотел вас напугать, – тихим голосом сказал посетитель. – Вы так бледны.

Это он, конечно же, приуменьшил. Оксана не просто была бледна, она была бледна, как поганка, даже её полноватые, обычно вполне себе розовые губы, побледнели вместе с лицом. Она выронила свои пакет с книгами, который упал вокурат на дорогой экземпляр самого известного романа Булгакова. Мужчина поднял и то, и другое.

– Что вы хотите? – Оксана старалась говорить так, чтобы её голос звучал твёрдо, но чем больше она старалась, тем больше он вибрировал. – За змеёй пришли?

– За какой змеёй? – опешил мужчина.

– Так вы не от него?

– Да от кого же? – всплеснул руками мужчина, точно также, как намедни «плескала» руками Оксана, хотя он при этом держал Булгакова, и своего, и чужого.

Оксана, поняв, что опростоволосилась, попыталась смутиться, покраснела, то есть. В её голове мелькнула непрошенная мысль: «то бледнею, то краснею, он подумает, что у меня ранний…»

– Нет, что вы, – прервал её рефлексию посетитель.

Оксана нахмурилась, ей показалось, что она снова начала бледнеть.

Мужчина разглядывал её с неподдельным интересом, будто диковинную зверюшку или аленький цветочек.

– Говорите немедленно, что вам надо! – потребовала Оксана.

– Я… забыл, – смущённо улыбнулся мужчина, отчего на его щеках образовались впадинки, для ямочек они были слишком велики.

– Тогда выходите! Некогда не тут с вами лясы точить, – нагрубила ему Оксана вполне сознательно.

– А куда вы идёте? – поинтересовался незнакомец. – Может быть, вам помощь нужна? У вас пакет тяжёлый.

– Не нужна мне ваша помощь, – этот, в общем-то, безобидный разговор казался Оксане всё более подозрительным.

– А сегодня магазин не будет работать? – спросил посетитель.

– Да уйдёте же вы наконец! – вскипела Оксана. – Да, сегодня магазин не будет работать, и неизвестно, будет ли он работать, вообще! Ходят тут всякие!

Открылась дверь, и в магазин вошёл…

– Это он, – Оксана закричала так, как кричит человек, который чем-то очень сильно напуган. А она испугалась не на шутку и спряталась за спину голубоглазого мужчины.

– Да кто он? – голубоглазый небрежно бросил Булгакова на пол и «достал» Оксану из-за своей спины. В книжном магазине «Бука», кроме них двоих, никого не было.

«Шизофрения, как и было сказано,» – невольно подумала Оксана булгаковскими словами.

– Позвольте я вам всё-таки помогу, – улыбнулся голубоглазый. – Меня Михаил зовут.

– Оксана, – сказала Оксана. – Помогите. Помогите мне кто-нибудь!

Глава 5

– Вы на машине? – спросил Оксана.

– Да, у меня есть машина, но водитель я посредственный, – улыбнулся Михаил. Хотя, по совести, ему следовало сказать, что хуже него на этой планете машину водит только никто.

– Я вас не об участии в ралли спрашиваю, – фыркнула Оксана. – Вы сможете меня подвезти до леса?

– А зачем вам в лес? – от удивления глаза Михаила стали ещё больше.

– Костёр разжечь, – охотно объяснила женщина.

Михаил около минуты переваривал полученную информацию, потом неуверенно кивнул:

– Конечно, я вас подвезу.

– А вы не точно не маньяк? – прищурилась Оксана, вспомнив об осторожности.

– Нет, я медбрат, – снова улыбнулся Михаил. – А давайте перейдём на «ты»? Я не привык, чтобы мне «выкали».

– В вашем возрасте пора бы уж и привыкнуть, – очень верно подметила Оксана.

«А в твоём возрасте уже пора иметь дочь-пятиклассницу, а не костры в лесу жечь,» – прозвучало в ухе Михаила, но тот, тряхнув головой, прогнал непрошенный голос и сказал, будто оправдываясь:

– Я жил в другой стране, а там непринято обращение на «вы».

– В Англии что ли? – спросила Оксана.

– Ммм… да, можно сказать и так, – неуверенно ответил Михаил.

– Так, значит, поехали? – поторопила Оксана.

Михаил прихватил пакет с книгами молодой женщины и свой подарочный экземпляр Булгакова.

Оксана закрыла дверь магазина, они сели в припаркованный недалеко от «Буки» светло-бежевый автомобиль Михаила. Оксана устроилась на заднем сидении, за водителем, Михаил, естественно сел в водительское кресло. Оксанин пакет с «Мастерами» пристроился рядом с ней, свою книгу Михаил положил на свободное кресло подле себя, пока он возился с ремнём безопасности, книга проявила самостоятельность: она открылась. «Поздравляю вас, господин соврамши!» – прочитал ночной медбрат верхнюю строчку, он побледнел, почти также сильно, как Оксана несколькими минутами раньше, но сидевшая на заднем сидении женщина этого не заметила.

«Чёрт,» – подумал Михаил. И если бы он не сидел в автомобиле, плотно прижав свою медбратовскую спину к спинке кожаного водительского кресла, то, наверняка, почувствовал бы, как кто-то со всего размаху ударил его палкой. Но поскольку его спина всё-таки находилась в том положении, в котором находилась, удара не произошло.

Глава 6

Что может сравниться с красотой осеннего леса? Да всё, что угодно: пушистый белый котёнок, грудь матери, кормящей своё дитя, беззубый рот смеющегося столетнего старика, играющего с внуком, потому что ещё Уайльдом было замечено, что красота, она всегда, в глазах смотрящего.

Но лес, действительно, был прекрасен! Ещё не освободившаяся от красноты рябина вспыхивала ярким пламенем среди жёлто-зелёных берёз, от этих невозможно ярких красок на душе становилось спокойно и радостно. Лес жил своей необыкновенной непонятной жизнью, он вдыхал воздух полной грудью, зная, что в скором времени ему предстоит погрузиться в долгий холодный зимний сон. После вчерашнего дождя в лесу было мокро. Каблуки Оксаниных ботиночек собрали на себя всю грязь мира, идти было тяжело и неприятно. Вся прелесть осеннего леса померкла на фоне безнадежно испорченной немецкой обуви.

Оксана вывалила из пакета книги на землю и достала зажигалку из кармана. Михаил молча наблюдал за её действиями, краем глаза она всё-таки заметила, что глядел он хоть и молча, но неодобрительно.

Она повернулась к нему лицом и, глядя в эти невозможные голубые глаза, сказала:

– Я должна это сделать, ведь он может прийти за ними.

– Если ты считаешь нужным, то делай, что задумала, – Михаил не отвёл взгляда.

– Не одобряешь, – то ли вопросительно, то ли утвердительно произнесла Оксана.

– Средневековье какое-то, – сказал Михаил. – Может их лучше в библиотеку отдать?

– Можно и в библиотеку, – согласилась Оксана. – Но зачем мы тогда сюда притащились? На лес посмотреть?

– А разве он не стоит того?

Оксана промолчала, думая о своём.

– Ну, пошли тогда, – Михаил стал собирать книги обратно в пакет.

Оксана села на землю, прямо в грязь, и почему-то заплакала. Михаил оставил книги и опустился перед женщиной на колени, прижал её голову к груди, поглаживая одной рукой каштановые вьющиеся волосы. Он думал о том, сколько всего она перенесла за последнее время, сильная и хрупкая женщина одновременно, она думала о том, что ей очень хотелось в туалет, но при Михаиле она стеснялась отойти «до ветру».

Проплакавшись, Оксана набралась храбрости:

– Ты иди к машине, я тебя догоню.

Михаил, взяв пакет с книгами, кивнул и пошёл, подумав о том, что Оксане хочется немного побыть одной в этом дивном лесу. Он был прав, ей сейчас действительно хотелось побыть совсем одной. А кто бы не захотел на её месте?

Глава 7

Катя вошла в магазин и вдохнула ни с чем несравнимый запах книг. В подростковом возрасте, когда другие девочки слушали запахи первых подаренных цветов и учились улавливать, как звучат на их нежных телах парфюмерные ноты, только этот аромат наполнял её сердце счастьем.

Книга пахнет предвкушением, это самый таинственный запах на Земле: когда пахнет свежеиспечённым хлебом, ты предчувствуешь его мякоть, подставленную под укус, когда в воздухе пахнет грозой, ты предчувствуешь мокроту дождя на твоих плечах, когда по утрам на город падает туман и пахнет заводским дымом, ты предчувствуешь приступ удушающего кашля и только, когда пахнет книга, ты предчувствуешь … себя.

Дождь лил третий день, Катя только сегодня смогла заставить себя пойти на работу, предыдущие два дня она пребывала в тоске и невыносимой печали. По вечерам, когда на город начинали опускаться первые сумерки, она смотрела в окно и думала о том, что ей, Кате, следовало бы родится в другую эпоху: в эпоху трубадуров, слагающих песни на провансальском, в эпоху рыцарей, надевающих воинский пояс.

Катерине хотелось приносить себя в жертву любви, но пока приходилось приносить себя в жертву Мамоне.

За эти два дня, что Катерина предавалась унынию, совершая самый тяжкий грех, Оксана с Михаилом проверили весь магазин, заглянули на каждую полочку, залезли в каждую щёлочку: змейки в магазине не было. Но это, отнюдь не означало, что Катя шла на работу с лёгким сердцем. Воспоминания о недавнем покупателе, даже в прошедшие два унылых дня, мешали полностью сосредоточится на депрессии. Его образ то и дело вставал перед глазами женщины. И к её вселенской скорби примешивался испуг пополам с удивлением: что же это было в самом деле?

Он пришёл во второй половине дня, неся свою покаянную голову на блюде продуманного раскаяния. Хорошо, что в это время в магазине находились ещё и другие покупатели. Хорошо, для Кати, ибо она не закричала, не упала в обморок, не пыталась выпучить от страха глаза таким образом, чтобы они выпали из орбит: она просто сделала то, что первым пришло ей в голову: убежала и закрылась в туалете. Пусть хоть весь магазин выносят, а она из этой комнатки не выйдет!

Кто владеет ключами от туалета, тот владеет миром! Ключ висел на гвоздике возле туалетной двери, поэтому через несколько минут молодая испуганная женщина предстала перед тёмными очами Олива.

Глава 8

Олив смотрел на эту худую кудрявую женщину с огромными глазами жёлто-зелёного цвета и тосковал. Зачем он согласился на эту авантюру чистой воды? С другой стороны, его просили такие… люди, которым отказать невозможно.

– Ну? – зашипел он. – Долго ты ещё будешь торчать в туалете?

«Хм,» – шепнули ему в ухо.

–Может, вы, уважаемая сударыня, всё-таки соблаговолите покинуть сие отхожее помещение и явите народу свой светлый лик? – тут же исправился он, сам поражённый своим красноречием.

Олив отошёл, пропуская женщину, вытер со лба некстати выступивший пот и вздохнул облегчённо, но, как выяснилось рано, потому что эта дура опрометью кинулась к входной двери, попутно уронив стеллаж с открытками.

«Боже мой, Боже мой!» – подумал Олив, и всё неожиданно осветилось. «Полная иллюминация», – подумала Катерина, вспомнив недавно прочитанную книгу, а Олив подумал совсем другое и неожиданно для себя покраснел.

Если бы каждый значимый момент человеческой жизни освещался небесным светом, подобным тому, что обрушился на маленький книжный магазинчик в тот день, насколько бы понятнее и прекраснее была эта самая жизнь: а так, стоя на перекрёстке и раздумывая, каким путём пойти, чтобы сократить дорогу, порой поворачиваешь совсем не туда. Кратчайший путь между двумя точками – это прямая, если указанную задачу можно решить несколькими способами, то самый простой способ и является самым верным. Мы все учились в школе, и все учились не тому… Нужна ли нам простая и прекрасная жизнь, или мы только думаем, что нужна?

***

Они стояли друг напротив друга. Когда-то давным-давно, во времена, которые принято называть незапамятными, они уже встречалась вот так лицом к лицу, высокие, стройные, красивые, мужественные создания в плащах противоположных цветов.

Голубые глаза Михаила, не отрываясь, смотрели в чёрные Олива.

– Ты? – прохрипел Олив удивлённо. – Почему ты? Неужели эта ничтожная так важна для вас?

Его удивлённый хриплый голос, несмотря на всю странность и страшность ситуации, Катя охарактеризовала для себя, как ржавый. Никогда до и больше никогда после этого она не слышала и не видела, чтобы из уст человека текла ржавчина. Она даже посмотрела на пол: проверила нет ли на нём рыжих пятен. Пятен не было, но давнишняя змейка подползла к её ноге. И, как всегда, в самые тяжёлые минуты её жизни, появилась Оксана, та, которая никогда её не бросит и всегда придёт на помощь, даже если помощь и не нужна.

– Что здесь, вообще, происходит? – грозно спросила напарница. К этим словам она с удовольствием присовокупила бы ещё пару непечатных, но у неё было правило: никогда не произносить подобных слов в присутствии женщин и детей. И поскольку Оксана сама была женщиной, то…

Небесный свет погас, змейка уползла в неизвестном направлении. Михаил взял Оксану за руку. Рука мужчины была тёплой и как будто бархатной наощупь, словно на ней были надеты перчатки.

Эту бархатность почувствовала даже Катя, и ей захотелось, чтобы Михаил вот так держал за руку её, а не Оксану.

– Познакомьтесь, – сказал Михаил. – Это Олив, мы с ним когда-то работали вместе…

Глава 9

Наталья трудилась почти что на педагогической ниве: помощником воспитателя в детском саду, чтобы сразу же обозначить масштаб трагедии, следует уточнить: в ясельной группе.

Это было ужасно, в самом деле ужасно. У Наташи не было своих детей, не обзавелась ещё в свои двадцать два года. Тот факт, что малыши какают в штаны, явился для неё откровением. Они какали всегда и везде: в кроватке во время тихого часа, за обедом, пачкая не только свои штаны, но и стульчики, на улице, в музыкальном зале, в кабинете медицинского работника и даже в коридоре при переходе из медицинского кабинета в музыкальный зал.

Поэтому, когда её подружка, работающая в доме-интернате для престарелых и инвалидов бухгалтером, предложила ей поменять её работу «нянечки» на должность санитарки в этом учреждении с зарплатой, превышающей Наташину вокурат в два раза, девушка, подумав, согласилась. Она не питала никаких иллюзий насчёт того, чем ей предстоит заниматься, но график – один через три – внушил мысль о том, что за свои выходные дни она вполне успеет отдохнуть от работы и восстановить свои душевные силы, и решил дело в пользу дома-интерната. И деньги, конечно, деньги. Кто может сказать своё слово в защиту безденежья? Правильно, только не человек, пишущий эти строки.

***

Нине было тридцать, когда у неё случился инсульт: одинокую молодую женщину из больницы отправили прямиком в дом инвалидов, где она и жила уже два года, парализованная, неговорящая, никому ненужная. Впрочем, правая рука у неё шевелилась. Одна рука и шея. Этой рукой Нина писала на бумаге то, чего не могла сказать. Писала плохо и непонятно. Десятки, сотни листов, исписанные корявым больным почерком.

Когда Наталья вошла в комнату Нины, женщина, лежавшая два года на кровати, вздрогнула, слабо шевельнулись даже парализованные ноги. Нина узнала свою героиню, ту самую, о которой вместо её языка кричала измятая испещрённая мелким странным почерком бумага. Встреча произошла.

Глава 10

Михаил и Оксана прогуливались неспешным шагом по вечернему городу, тонувшему в осенней, льющейся с неба прохладе.

– А всё-таки странный он, этот твой приятель, – подозрительно щурясь, сказала Оксана.

– Он не приятель мне, – заметил Михаил. – Я же говорил, работали… вместе, даже не совсем вместе: он работал в отделе… напротив нашего.

– А откуда в нём это?

– Что? – спросил Михаил, чтобы потянуть время и придумать наиболее правдоподобный ответ.

– Вся эта мистификация! Он же Катьку до смерти напугал!

– А тебя? – поинтересовался Михаил, переводя разговор. Может, не придётся сегодня врать, – с надеждой подумал он. «Придётся! Ещё как!» – плотоядно усмехнулся в ухе тот же голос.

– Так, чуть-чуть, – отмахнулась Оксана, не желая признавать очевидное. – Как ему удалось всё это провернуть?

– Будет лучше, если он сам расскажет, – осторожно сказал Михаил. Оксана, как ни странно, согласилась сразу, ну сам, так сам. А потом, встав на цыпочки, легко, как будто делала это очень часто, на протяжении долгого времени, поцеловала Михаила в тёплые сочные губы.

Он опешил, задержал дыхание, отпрянул. Стоял, растерянно-испуганно, глядя на молодую женщину, и глупо молчал. Он понимал, что нужно что-то сказать, сейчас, немедленно, тотчас же, теперь, в эту самую минуту. Но он молчал, потому что, если бы он начал врать, оказалось бы, что голос в ухе был прав, а этого он никак не мог допустить. Но молчать: означало утратить это только что завязавшееся между ними чувство близости, потерять Оксану. И тогда Михаил сделал то, чего не ожидал сам от себя, чего, конечно же, не предвидел пославший его, чего не мог предугадать голос в ухе: он упал в обморок, прямо в грязную осеннюю лужу.

«Плащ же испачкается!» – подумала Оксана, позже, намного позже, вспоминая это событие, она так и не могла понять себя: почему она в первую очередь подумала именно о белом Мишином плаще.

Глава 11

С самого утра Олив уже околачивался возле книжного магазина. Он искренне рассчитывал на то, что явно склонная к экзальтации Катя всё поняла, и всё простила. Ведь он это ради неё так расстарался: нагнал туману, нагрубил, чуть не спалил магазин. Мистификация!

Немного подумав, он опять злился. Да можно ли в такое поверить? Он ни за что бы не поверил, но ведь «бабы же дуры», это всем известно. И он смеялся, печалился, радовался, огорчался с переменным успехом все те пятнадцать минут, что уже торчал возле магазина. С ними надо подружиться! Или сделать вид, что подружился. Вон, у Мишки-то ловко получилось привлечь этих…дур на свою сторону. Но ничего, он ещё потягается! Он ещё докажет им всем!

***

Катя опоздала на работу ровно на тридцать минут, проспала. Это было странно, легла спать она довольно рано: Оксана собралась идти гулять с Мишей, поэтому Кате ничего другого не оставалось.

Уставший ждать Олив задремал на крыльце. Катя увидела его издалека и улыбнулась: человек ждал её, хорошо, когда тебя кто-то ждёт! Она тихонько потолкала его в плечо.

– Неудивительно, что ваш магазин едва сводит концы с концами, – пренебрежительно бросил Олив. – Если так к работе относиться, то недолго и по миру пойти с рукой протянутой.

Катя молча проглотила обиду. Этот человек хотел привлечь её внимание? Этому человеку она понравилась? Почему ему? Почему не Михаилу? Оливу должна была приглянуться Оксана, такая же язва, как и он.

Женщина открыла магазин и вошла, Олив вошёл следом:

– Познакомишь меня со своими родителями? «Не так сразу!» – недовольно зашептал голос в ухе. –«Как можно? Надо быть деликатнее»

Оливу страстно хотелось огрызнуться и сказать голосу всё то, что он думает о деликатности вообще и о своей гипотетической в частности. Но с голосом, как с Катей, разговаривать было нельзя. Впрочем, с Катей так тоже разговаривать было нельзя, но Олив просто не мог себя сдерживать.

– С родителями? – Катя испуганно вздрогнула. – У меня нет родителей.

– У всех есть родители! – перебил Олив. – Или живые, или хотя бы мёртвые. Оливу показалось, что голос в его ухе застонал от стыда, поэтому он слегка смягчился:

– Ты потеряла родителей?

– Я не хочу говорить об этом, – прошептала Катя, вжав голову в плечи.

Она не хочет об этом говорить! – Олив чуть не взвыл от досады. «Ты и, правда, надеялся сократить басню?» – голос в ухе даже прихрюкнул от восторга над наивностью Олива. Олив ничего не понял про басню. Зато он понял, что знакомство с Катей и Оксаной будет продолжительным.

– Может, погуляем вечером? – спросил он у Кати.

– Хорошо, – подумав, ответила молодая женщина. Олив даже подскочил от удовольствия, сегодня всё-таки его день. Михаилу придётся считаться с этим.

– Я встречу тебя после работы, – сказал он деловито.

***

Катерина и Олив гуляли, как и обещал, он встретил её у магазина.

– Значит, вы с Оксаной даже живёте вместе? – деланно поразился Олив, эта информация была ему известна.

– Ну, да… Я одинокая, она тоже, мы решили, что так удобнее, квартира у меня большая, а Оксана приезжая.

– Да, я и забыл, что твои родители умерли, – как ему показалось, удачно ввернул Олив. Голос в ухе кашлянул, напоминая о деликатности.

– А чем ты занимаешься? Где ты работаешь? – опомнилась Катя.

– Я… состою в комитете по борьбе с бедностью, – не растерялся Олив. «Надо же, даже не соврал!» – восхитился голос в ухе. Олив буквально почувствовал, что стал выше на пару сантиметров, от гордости за себя.

– А как вы боретесь с бедностью? – восторженно воскликнула Катя. – Это такая хорошая работа, благородная!

Голос в ухе Олива молчал, давая Оливу возможность самому выпутываться из положения.

Врать, врать и врать! Как же хорошо, что люди не подобны Пиноккио, и от вранья у них не растёт нос. Конечно, от этого страдает их совесть, но ведь совесть – это нематериальная категория, кого она, вообще волнует. Вот Олив мог лгать без всякого зазрения совести, по одной простой причине – её у него отродясь не было. На секунду он даже пожалел Михаила, который совестился при каждом удобном случае, а лгать изначально не был приучен.

– Разными способами, – усмехнулся Олив. – В нашем арсенале их полно, но тебе это не будет интересно, давай лучше поговорим о тебе.

– Это обо мне неинтересно, – печально улыбнулась Катя.

– Напротив, напротив, – воскликнул Олив. – Я хочу знать о тебе абсолютно всё!

– Правда?

«Конечно же нет! Нужна ты мне больно!» – чуть было не сказал Олив, но вслух прозвучало другое:

– Да! Я хочу, чтобы мы… это, – он пощёлкал пальцами, вспоминая слово. – Подружились!

– Подружились, – протянула Катя разочарованно. – Подружились?

Олив молчал, Олив недоумевал, Олив… испугался, когда до него дошло, о чём подумала Катя. Такого подвоха он не ожидал. Как? Как скажите на милость, он будет притворяться влюблённым? Ещё и целовать с этой безголовой прикажете? Сам процесс обмена слюнными жидкостями вызывал у Олива приступ нервного смеха и тошноты. Или тошноты и нервного смеха. «А как ты хотел?» – шепнул голос в ухе. И Олив от досады ударил себя по уху с размаху.

– Что это было? – отскочила в сторону Катя.

– Чёрт! – простонал Олив. И кто-то снова ударил его палкой по спине, отчего Олив неожиданно для Кати и себя самого упал в обморок. Приводя немилого друга в сознание, Катя расстегнула чёрный мятый плащ: свитер Олива был надет задом наперёд. «Иногда и приметы срабатывают» – шепнул голос в ухе, но Олив его уже не услышал.

Глава 12

Дни шли своим чередом, а Олив ни на йоту не продвинулся в своей задаче, Катя, такая открытая и доверчивая во всём остальном, когда речь заходила о её родителях, сразу же замыкалась в себе или переводила разговор на другую тему. О любви не заговаривала и то хлеб, – глупо радовался Олив. Он не знал, что чем больше молчит трепетная душа о своих чувствах, тем острее они бывают.

За этот месяц, что они были знакомы, Катя умудрилась полюбить Олива. А как же его не полюбить? Он говорил с Катей о Кате, а не переводил беседу на себя любимого, он, вообще, неохотно говорил о себе, а о Кате расспрашивал с неподдельным интересом. Он водил её в кино и театры, он давал дельные советы по поводу работы магазина. Да, иногда он был груб, иногда раздражителен, но он умел, что называется «взять себя в руки», как будто в момент гнева кто-то неизвестный и невидимый останавливал Олива, шепча что-то в его ухо.

А ещё он занимался борьбой с бедностью. Такого мужчину с гордостью показывают подругам, но, кроме Оксаны, у Кати никаких других подруг не было.

Оксана, вроде бы, была счастлива, а, вроде бы и нет. Ей нравился Михаил. Нравились его голубые глаза и бархатные руки. Но он был робок, он был нерешителен. Оксана при всей её эмансипированности считала, что некоторые вещи всё-таки должен первым делать мужчина.

А ещё Михаил, прежде, такой спокойный и улыбчивый, всё чаще раздражался, при чём по пустякам. Он не любил говорить о своей работе, а любое упоминание Олива буквально выводило его из себя. Потом он, правда, всегда просил прощения и каялся, глядел грустно и виновато. И Оксана его прощала, не потому что полюбила, а потому что чувствовала, что он её полюбил. Она не могла объяснить, как и почему она это чувствовала, просто чувствовала и всё.

И это, действительно, было так: Михаил полюбил её. Впервые за всё своё существование Михаил так полюбил. То есть, конечно, он и раньше любил, но это было совсем не так, раньше он любил как-то отстранённо, он любил несознательно, автоматически, просто потому что любить было надо. А теперь он любил, потому что понял, кого любит и за что. И если бы Оксана поцеловала его ещё раз, он уже не упал бы в обморок. Он ответил бы на её поцелуй, потому что нет ничего прекраснее на этой Земле, чем целовать того, кого любишь.

***

А Олив злился, злился и снова злился. Ему хотелось домой, к себе домой, подальше от этого убогого маленького серого городишки, подальше от «этих дур», от голоса, звучащего в ухе всё настойчивее и настойчивее, от вечно мелькающего перед глазами Михаила. А ещё Олив чувствовал, что меняется: он уже не тот Олив, что прибыл сюда месяц назад. Уйти самовольно Олив не мог, это означало бы подвести того, кто его послал, а этого никак нельзя было допустить.

Ну почему она молчит? Он-то считал это дело совсем пустяковым! Она щебечет о всяких пустяках: работа, Оксана, бывшая любовь, книги. Но никогда о детстве, никогда о родителях. Не целоваться же с ней в самом деле, чтобы она раскрылась полностью!

«А если всё-таки придётся?» – поинтересовался голос в ухе.

– Не придётся, – хмуро ответил Олив. – Придумаю, что-нибудь. Мишенька тоже недалеко от меня ушёл.

И он придумал. Нужно ознакомить Катю со своими родителями! Как же он раньше-то до этого не докумекал! Вот только, где же их взять? Купить! Чего же проще! Найти тех, кто согласится за хорошие деньги сыграть роль его семьи!

«Врать будешь снова,» – печально протянул голос.

– Буду, я не Мишка, мне можно, – хихикнул Олив. Посмотрим, чья возьмёт!

***

Михаил страдал. Не так, как страдают настоящие мужчины: строго, сдержанно, стиснув зубы. Он страдал сильно, надрывно, слёзно. Мало того, что он ничем не мог помочь Оксане, он ещё и не оправдывал ожиданий того, кто его послал сюда, к ней. Он раздражался на назойливый голос в ухе и раздражался на себя за то, что раздражается. Ему казалось, что он неотвратимо становится тем, над кем он всегда так легко возвышался. Он становится кем-то вроде Олива.

– Ну уж нет! – бросил Михаил вызов голосу. – Ни за что!

«И даже врать больше не будешь?» – восхитился голос, правда, весьма ехидно и недоверчиво.

– Я буду стараться! – твёрдо сказал Михаил.

«Ну, ну,» – с сомнением сказал голос.

Михаил усилием воли сдержал подступающее раздражение и улыбнулся своему отражению в зеркале. Он спешил к Оксане.

***

– Ты очень любишь Катю? – неожиданно спросил Михаил. Они сидели за столиком небольшого кафе, где подавали на удивление вкусную, будто домашнюю, пиццу на толстом тесте, точно такую, какая нравилось Оксане.

– Катю? – переспросила молодая женщина удивлённо, словно она никогда и не задумывалась о тех чувствах, которые внушает ей её подруга и напарница. – Да, пожалуй, что и люблю. Хотя она так на меня не похожа.

Михаил усилием воли сдержал возглас: «Да неужели?»

Но Оксана поняла его молчаливый вопрос:

– Я сейчас не имею ввиду внешность. Согласна, сходство кажется поразительным, но «есть многое на свете, друг Горацио…»

– А как вы познакомились?

– А ты знаешь, не помню, – засмеялась Оксана. – Хотя это и не так давно было. И, самое странное, что она тоже не помнит. Какая-то коллективная амнезия. Мне иногда кажется, что она всегда была. То есть я всегда её знала, с самого детства.

– А какая ты была в детстве? Такая же?

– И какая же я? – кокетливо спросила Оксана.

– Смелая, весёлая…

– О нет, только не смелая. Я очень застенчивой была, скромной, серьёзной.

– Ты? – не поверил Михаил. И обрадовался, что Оксана разговорилась, может быть, сейчас, вот сейчас…

– Да. Я ведь одна у родителей, меня оберегали, – сказала молодая женщина и осеклась, потому что о родителях говорить было нельзя.

Оксана внезапно схватилась руками за голову.

– Что? Что? – испугался Михаил.

«Дожми её!» – зашептал голос в ухо. – Сделай это. Победа близка. Давай же.»

– Мне нехорошо. Может, пойдём домой? – пролепетала Оксана, резко побледнев.

«Дожимай,» – настаивал голос. – «Ну же!»

Оксана уже стала, как полотно, даже белее полотна. И постороннему взгляду было видно, что ей плохо. Женщина вся как-то сжалась, прижимая руку ко рту, похоже, пытаясь удержать внутри себя подступающую тошноту. А Михаил между тем колебался. Он смотрел на Оксану, готовую в любую секунду потерять сознание, и молчал. Он молчал, а голос в ухе Олива плакал. И Олив не понимал, почему. Он искал тех, кто мог бы притвориться его родителями.

Глава 13

Катя слегка нервничала: конечно, за Оксаной и раньше подобное водилось, она запросто могла пропасть дня на три, не предупреждая, зачем, куда отправилась и когда вернётся. Но Катя всё равно нервничала, потому что нервничал Михаил.

– Я, кажется, обидел её, – сказал он, с интересом разглядывая однообразные картинки на линолеуме.

– Чем же? – Катерина от удивления выпучила глаза. Разве деликатный, нежный, но в тоже время героический Миша способен кого-то обидеть? А тем более Оксану. Оксану нельзя обидеть, ведь она – кремень, столб, нормальный пацан, в конце концов.

– Ей стало нехорошо в кафе, а я как-то растерялся… – прошептал он. – Она вернётся? Она точно вернётся?

– А куда ж ей деваться? – беспечно ответила Катерина. – Обязательно вернётся.

– А ты не могла бы позвать её? – поинтересовался Михаил.

Катя сначала растерялась, а потом неожиданно для себя рассердилась:

– И каким образом, по-твоему, я должна это сделать? Я её под свою юбку что ли запрятала от тебя? – здесь следует заметить, что женщина была одета яркие красные брюки, немного ей великоватые.

Мужчина горестно вздохнул, поняв, что помощи от этой особы ему ждать не приходится и, печально шаркая ногами, подобно старичку, покинул книжный магазин «Бука».

А Катя стала переживать о предстоящей встрече с родителями Олива. Это знаменательное событие должно было произойти в ресторане с добрым названием «Надеждинский».