Писатель как сотоварищ по выживанию

Оглавление

Олег Юрьев. Писатель как сотоварищ по выживанию

I. Почти повести о русской литературе ХХ века

Излечение от гениальности: Тихон Чурилин – лебедь и Лебядкин

1. Двадцать лет ожидания

2. Лебедянский лебеденок

3. Смерть перед весной и весна после смерти

4. Как пахали мозги

5. «Тебе, народ, хвала от Маркса…»

6. (Само)исцеленный

7. И последнее

Буратино русской поэзии: Сергей Нельдихен в Стране Дураков

1. Немного о Нельдихене, 1891 г. р., русском, из интеллигентов

2. Немного о дураках

3. Двойное прорицание Гумилева (отступление)

4. Судьба дурака

5. Немного о нельдихенском стихе

6. Вместо заключения

Одноклассники: Почти повесть о последнем поколении русского литературного модернизма (Всеволод Петров и Павел Зальцман)

Введение

Часть первая. Два поезда, или Всеволод Петров

1. Два текста

2. Две литературы

3. Два поезда

4. Редукция реальности как метод сохранения правды

5. Военно-полевой роман как личная утопия

6. Что такое Турдей и где он находится

7. Всеволод Петров, кто он был

Часть вторая. Сова и заяц, или Павел Зальцман

1. Кто был Павел Зальцман

2. Осколки разбитого вдребезги

3. Более чем раельные сны, более чем сновидческая реальность

4. Неправильная жизнь

5. О «Щенках»

6. Сова и заяц

Заключение

Разговор о жизни и смерти: «Доктор Живаго» как опоздавшая книга

1

2

3

4

5

6

Обычным рейсом над Россией: О незабытом писателе Борисе Вахтине

1. Кто забыл Бориса Вахтина?

2. Двенадцатое ноября 1981 года

3. Пересечение

4. Непересечение

5. Вопросы без ответов

6. «Мы, интеллигенция…»

7. Летчик Тютчев, испытатель России

8. Полюбить Вахтина

Писатель как сотоварищ по выживанию: О Владимире Губине

Это он – Эдичка, или Плохо слепленный горбатый: Эдуард Лимонов и его блатная песня в прозе

1

2

3

4

5

II. Меж языков

С’из мир гут – их бин а йосем: О мальчике Мотле и его штанах

1

2

3

4

5

Равномерная поступь несчастья, или Роман с сигуранцей: Мишель Матвеев о жизни в страшном сне

1. Покойным ровным шагом

2. Яффа – Елисаветград – Одесса – Яффа

3. Париж – Рамат Ган

4. Путь безымянных

5. Несчастья, присущие раю

6. Объект истории

Человек из Буковины: Посмертная Австрия Пауля Целана

Мальчик Мотл остановился в Зальцбурге: О Владимире Вертлибе и его пересадках

Как было весело умирать, или Название Лауры: О «последнем романе» Набокова

Петер Урбан, погонщик столов: О знаменитом немецком переводчике с русского языка

III. Не по ту сторону денег

Смерть в Баденвейлере

Бедный Фофан

О внеличностности Мандельштама

Пан или пропал: А. Т. Твардовский как советский Фауст

1

2

Об Олеге Григорьеве и его «Красной тетради»

1

2

3

4

5

6

О лирической настоятельности советского авангарда

1

2

Новая русская хамофония

1

2

3

4

5

6

Не по ту сторону денег: Неразменный рубль в литературе и жизни

1. Продать черного кота на перекрестке

2. Деньги – вещь темная

3. Обратно в настоящее

4. В стране фармазонов

5. (Пост)марксистская (магическая) формула

6. P.S

IV. Очерки затонувшего мира

Май

1

2

3

4

5

О том, как В. В. Набоков победил Советскую власть

Малая ода тельняшке

I

II

III

IV

Из науки о реках

1

2

3

4

5

6

Горлица советской ночи: Об Эльге Львовне Линецкой

Еврей и старообрядец: Первый контакт, или Кто такие моржи

Молчание, изгнание, хитроумие: О геометрии и арифметике изгнания (речь по поводу вручения автору премии им. Хильды Домин за литературу в изгнании)

Путь и взгляд Одиссея. Борис Дубин

Отрывок из книги

В середине 1980-х годов попала мне в руки легендарная «Русская поэзия XX века: Антология русской лирики от символизма до наших дней» (М., 1925), именуемая в литературном обиходе попросту «Ежов и Шамурин» – по именам составителей[1]. Уже не помню, каким точно образом она попала в эти дрожащие от счастья руки – скорее всего, дал кто-нибудь из приятелей, на пару дней и по секрету от родителей. Такие книги обычно из дому не выносились – чересчур редки и чересчур нужны. В «Ежове и Шамурине» разыскивались имена и стихи, далеко выходящие за пределы не только школьной или университетской программы, но и джентльменского набора совинтеллигента (Волошин, да Гумилев, да – в хорошем случае – Цветаева и Кузмин, да – в самом лучшем – Ходасевич), усердно размножаемого просвещенными инженерами на личных и служебных пишмашинках, а то и на множительной технике номерных НИИ (нелегально, конечно, – отсинили, отэрили, отксерили – нету больше таких слов!).

В антологии было много всего увлекательного, но двенадцать стихотворений некоего Тихона Чурилина меня ошеломили – совсем неизвестные мне стихи самого высшего качества! Позже к ним, к ошеломляющим, присоединились 13-е и 14-е – два стихотворения о «немецком принце», впервые, кажется, опубликованные в ленинградском самиздатском журнале «Сумерки» (№ 14, 1992)[2]. Не устаю, кстати, твердить о значении «Сумерек» в истории новейшей русской литературы – собственно, полную их подшивку давно бы следовало издать в серии «Литературные памятники». Вот с тех пор, с 1992 года, я и начал ждать «полного Чурилина», предвкушая новые великие стихи, потому что как минимум «Конец Кикапу», «Конец клерка» и «Военные стихи» («Приезд принца» и «Смерть принца») – это, несомненно, великие русские стихи.

.....

Разумеется, и в «мозгопашеских» стихах Чурилина можно найти чудные места (Под вои осени, / Под гром голода, / Забудем как утро русское молодо… «Песнь псов», 1918), но в целом они огорчают откровенно формальным аллитерированием и внешними, а не внутренними фонетическими алгоритмами построения строки. Это уже упомянутые аллитерационные двойчатки (Монах да мох да холм да хомут… «Пустыня», 1918). Очень любопытно, что через сорок примерно лет тот же принцип построения строки на аллитерационных парах обнаруживается в стихах Виктора Сосноры (после его гениальных «Всадников» и выдающихся стихов 1960-х и начала 1970-х годов), продолжателя футуризма, по мнению, например, Лили Брик, чрезвычайно ему покровительствовавшей. Внешний алгоритм построения поэтической строки позволяет при некотором самопослаблении писать стихи, не заглядывая в себя и в язык, что отчасти и произошло – в разных формах, конечно, – и с Чурилиным, и с Соснорой. Для Чурилина эта возможность не заглядывать в себя – помимо всего прочего, облегчение. Облегчение даже не поэтического труда, а самого существования. Внутри Чурилина жила смерть, и почти ничего больше. Уже по разительному сокращению мотива смерти в крымских стихах мы можем судить об их преимущественно внешней, а не внутренней природе.

В 1922 году Чурилин возвращается в Москву, сходится с Асеевым, Бриком, Пастернаком, знакомится с Маяковским, но стихи и прозу писать прекращает. Я подозреваю – в том числе и из-за того, что его новый метод приносил облегчение, но не приносил удовлетворения. Статьи он, впрочем, писал и, судя по всему, очень забавные (собрали бы их, что ли?). В предисловии Дениса Безносова к двухтомнику Чурилина цитируется неопубликованная статья 1925 года с упоительным названием «Похвала литературной неграмотности – ход к обследованию обращения с художественной литературой»:

.....