Три лучших романа известного писателя Руслана Киреева впервые выпущены в одной книге к его 70-летию. Все они были напечатаны в периодике, тепло встречены читателем и критикой, удостоены журнальных премий. Роман «Посланник» (открывающий своеобразную трилогию, объединенную по замыслу автора не структурно, но внутренне) воссоздает один день нашего современника, за действиями и даже сокровенными мыслями которого наблюдает из укрытия загадочное существо, величающее себя Затворником. Завершается однотомник романом-эпилогом «Мальчик приходил». Его героям – Старику и Мальчику – не удалось встретиться, они как планеты одной звездной системы – и стремятся друг к другу, и отталкиваются; это силовое поле сообщает повествованию напряженность и динамизм. Главное место в книге занимает роман «Пир в одиночку». Он плотно населен людьми, судьбы которых как бы нанизываются на стержень сюжета – судьбу беллетриста К-ова.
Оглавление
Руслан Киреев. Пир в одиночку (сборник)
Посланник
Пир в одиночку
Часть первая. ЗАКОН ШЕЛКОВИЧНОГО ДЕРЕВА
Часть вторая. НАБЕРЕЖНАЯ СТИКСА
Мы идем, новобранцы, вразброс и неслышно…
Кормление диких уток в чужом пруду
Леша по имени Константин
Лунные моря в камышах и с водою
Болгарский домик шесть дробь восемь
Пожар в ветреную погоду на складе декораций
Зимой на платформе А поезда не ходят
Теория красного смещения
Федя Тапчан, переводчик Гомера
Несостоявшаяся любовь в студеном городе Барнауле
Желтый песок, голубые деревья
По жердочкам во тьме кромешной
Первые дни бабы Регины после ареста сына
Отпевание писателя С. в церкви Троицы у смотровой площадки
Сергей Петрович, 27 лет, в очках и веселый
Или по собственному желанию
Не читать оранжевых тетрадей
Не целуйтесь, когда смотрю на вас
102 корабля российского флота
Воскрешение деревянного человечка
Анализ дневников Софьи Андреевны
Тариф: двести рублей минута
Кружение птицы над головой
Немое кино в провинциальном городе
Из нарисованного мира – на сырой зеленый асфальт
Воскресные семейные обеды за круглым столом
Вариация на тему Софокла (496–406 до н. э.)
Серебряная свадьба в декабре, но с арбузом
Коленька Свинцов на берегу Эгейского моря
С грелкой по снегу в деревню Глухово
Стрижка черной собаки на лугу с желтыми одуванчиками
Катафалк «Победа», год выпуска 49-й
Сбор земляничного листа за кольцевой дорогой
Приложение. АПОКРИФЫ БЕЛЛЕТРИСТА К-ВА
Шестьдесят лет из Ясной в Астапово
Мигель де Сервантес Сааведра
Преступление драматурга Ибсена
Третья дуэль Михаила Лермонтова
Метаморфозы, или Золотой Апулей
Темный период в жизни По
Непокоренная высота поэта Байрона
Гоголь господина Носа
Мальчик приходил
Отрывок из книги
Уходя, он, как тюремщик, запирает меня на два замка. Можно и на три, их три там, и все исправны, однако двумя довольствуется, верхним и нижним, хитроумно рассудив, что именно средний замок задержит в случае чего непрошеного гостя. Зря будет колдовать, позвякивая отмычками: даже самому изощренному спецу не открыть открытого… Заводит машину – двигатель тихо работает, прогреваясь, а он, мой посланник, сидит, положив на руль легкие руки, слушает мотор, потом, бросив взгляд на часы, надевает очки. Иногда быстро надевает, иногда медленно – в зависимости от расположения стрелок. Опоздать боится? О нет, опоздать не боится, просто любит отчаливать ровно в восемь… Ровно в девять… Ровно в двенадцать… Можно и в половине, но опять-таки ровно в половине или ровно в четверть, а не в шестнадцать, скажем, минут и не в четырнадцать. И дело не в пунктуальности – пунктуальность свою он не афиширует, ему по душе репутация человека малость рассеянного – дело, по собственным его словам, которые, дает он понять, отнюдь не претендуют, чтобы их принимали всерьез и так уж буквально, – дело в магии круглых цифр. Во вкрадчивой эстетике чисел (его тоже выраженьице), науки древней и темной, тайны которой, весело утверждает он, ныне утрачены.
До шоссе чуть больше километра, но быстро не проскочишь – так скверен этот аппендикс, так много здесь рытвин и бугров. Пусть! В конце концов неизвестно, что надежней охраняет мое узилище: хороший замок или плохая дорога. Сам-то он изучил каждую ямку и прекрасно знает, какую слева обойти, какую справа, а какую деликатно пропустить между колес. Словом, они отлично ладят друг с другом – человек и дорога; приятельства и даже некоторого панибратства исполнены их долгие отношения, только он, стреляный воробей, все равно не верит ей. Сколько раз убеждался в коварстве старой кокотки, особенно – после дождя, которому она сладострастно отдается! Тут уж надо смотреть в оба. Там, где накануне была ложбинка, царапина, утром разверзается хищная колдобина, благонравно замаскированная тихой, мирной, с клочками неба водой… Но и в вёдро подстерегают сюрпризики. Вот разлеглась спиленная беспардонным дачником березовая ветвь, вчера еще хоть и отделенная от ствола, но живая, листики трепетали на низовом ветру, а сегодня увяла; вот – ржавая раковина с отбитой эмалью, и не на обочине – теперь уже не на обочине, – а на проезжей части.
.....
Старинный, изъеденный древесным жучком буфет, который фигурирует в моих бессонницах как буфет китайский, тоже был предметом распрей. И так ставили его, и эдак, но все равно, чтобы взять что-либо или что-либо положить, какая-то из сестер ступала на вражескую территорию. Делать нечего, пришлось две или три дверцы наглухо запереть, а в задней стенке проломить дыру. Во дни перемирия ее заделывали картонкой – о, счастливые, хоть и недолгие дни! – но едва военные действия возобновлялись, буфет опять работал на два фронта.
То же самое – племянник. Ни в коем случае, усвоил пострел, нельзя передавать тетушке Ли дурных отзывов о ней тетушки Лю (и наоборот), а вот о хороших информировать надо. Не специально, а как бы мимоходом, к слову. Никогда не поддакивал, если одна сестрица, гневно косясь на шкаф, говорила о другой плохо, защищать же – защищал. Тоже мимоходом вроде бы, тоже к слову, на ощупь пробираясь: ничего? Можно?
