Читать книгу Злые каникулы - Вадим Вольфович Сухачевский - Страница 1

ПОЧКА

Трагифарс в двух действиях

Действующие лица

Каштанов

Людмила, его жена

Захар, их сын

Николай Большой

Николай Маленький

Сосед

Балабанов

–

ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ

Темнота. Из тревожного сна прорываются два мужских голоса, отдающиеся эхом, сопровождаемые очень далекими раскатами грома и вспышками молнии:

– При-спо-соб-ле-нец!..

– Не-у-дач-ник!..

Щелкает выключатель – и освещается гостиная в квартире Каштанова. Обычная обстановка: диван, кресла, журнальный столик, обеденный стол, дверь. С дивана свешивает ноги Каштанов, одет в рубашку и джинсы, вид у него несколько встрепанный.

Каштанов. Мила!

Людмила (входит). А, проснулся…

Каштанов. Который час?

Людмила. Полшестого.

Каштанов. Такая рань?

Людмила. Вечера… Что, головка бо-бо?.. Хорош!..

Каштанов. Да ладно, я же редко.

Людмила. Редко – да метко. Помнишь, как Балабанова называл?

Каштанов. Приспособленцем?

Людмила. Во-во. И вообще – что нес!

Каштанов. М-да…

Людмила. «М-да!..» Он не забудет. Плакала теперь твоя книжка!

Каштанов. В другом издательстве издам.

Людмила. Там же везде его дружки.

Каштанов. М-да…

Людмила. Позвони, извинись.

Каштанов. Ну это дудки!

Людмила. Ну и будешь теперь лапу сосать.

Каштанов. Пива нет?

Людмила. Нет. Сейчас аспирину дам.

Звонок в дверь. Людмила выходит. Слышны звуки в прихожей.

Людмила (просовывает голову в дверь). Тут к тебе.

Входят Николай Большой и Николай Маленький, стрижки у них совершенно одинаковые, одеты хоть и по-разному, но как-то весьма единообразно. В руках у Николая Большого какие-то коробки. Топчутся у порога.

Николай Большой. Товарищ Каштанов?

Каштанов. Да. Чем могу?

Николай Большой (из-под коробок протягивает руку). Здравствуйте, Виктор Олегович. Николай.

Каштанов. Очень приятно. Виктор.

Николай Маленький. Здравствуйте, Виктор Олегович. Николай.

Каштанов. Виктор. Очень приятно.

Николай Большой. Вот, зашли поздравить…

Николай Маленький. Со славным юбилеем.

Каштанов. А-а-а… Благодарю… Не такой уж и славный – сорок пять…

Николай Большой. И вручить… (Подает коробки.)

Каштанов (принимая коробки). Что это?

Николай Маленький. Кухонный комбайн.

Николай Большой. Очень полезная вещь.

Каштанов. Это что, какая-то рекламная акция?

Николай Большой. Что вы!

Николай Маленький. Нет, это – от всей души!

Каштанов. Что ж, спасибо… Большое спасибо… (Ставит коробки на обеденный стол.)

Неловкая пауза.

Каштанов. Спасибо, очень приятно… Мы были знакомы?

Николай Маленький. Только с вашим творчеством.

Каштанов. Что ж, приятно…

Николай Маленький. И вот, в этот славный день…

Каштанов. Да-да… Я, собственно, вчера отмечал.

Два Николая переглядываются.

Николай Большой. Вчера?

Николай Маленький. Вчера?.. (Достает записную книжку.) А ведь семнадцатое – сегодня.

Каштанов. Да, сегодня, но отмечали вчера…

Николай Большой. Я ж говорил!

Николай Маленький. Ну, говорил, говорил! И что теперь?

Каштанов (растерян). Да, вот, вчера… С друзьями…

Николай Маленький. С издателем Балабановым?

Каштанов. Вы его знаете?

Николай Большой. Приспособленец.

Каштанов. Гм… Да вы садитесь, садитесь.

Оба Николая садятся у журнального столика.

Николай Маленький. Простите за нескромный вопрос… (Виновато.) Выпивали?

Каштанов. Ну… да… А в чем, собственно?..

Николай Маленький. И – чтó, если не секрет?

Каштанов. Не понимаю… Ну, допустим, коньяк… Вообще-то я не часто…

Николай Маленький. Да, мы знаем.

Николай Большой. Мы знаем.

Каштанов. Откуда?..

Николай Маленький. Коньяк… (Чиркает в записной книжке.) А какой, не помните?.. (Достает из-под столика пустую бутылку.) Этот?

Каштанов. Ничего не понимаю… Да, наверно, этот…

Николай Маленький (разглядывает бутылку). Ох-ох-ох…

Николай Большой (берет бутылку). Ой, мама!.. Не успели…

Каштанов. Чтó не успели?! Это отрава?

Николай Маленький. О, нет.

Николай Большой. Слава богу, нет. Но все-таки…

Входит Людмила, держа стакан и таблетку.

Людмила (Николаям). Простите… (Каштанову.) Ты просил. Аспирин.

Оба Николая вскакивают.

Николай Маленький. Нет!

Николай Большой. Ни в коем случае!

Каштанов. В чем дело?

Николай Большой. Аспирин!.. После алкоголя!..

Николай Маленький (заученно). …Вызывает повышенное потоотделение, интенсивную работу почек, а в редких случаях – нефронекроз!

Людмила. Что вы говорите?!

Николай Большой. Да.

Николай Маленький. О, Да! (Протягивает Каштанову какую-то таблетку.) Вот, примите.

Каштанов. Что это?

Николай Маленький. Примите, примите. Мгновенно выводит из организма все нечистоты.

Каштанов (берет таблетку). Правда?

Николай Большой. На себе проверял.

Николай Маленький. Разработка секретного НИИ.

Каштанов. О! Благодарю. (Глотает таблетку, запивает водой. Некоторое время прислушивается к себе.) Простите… (Выбегает.)

Людмила. Давно Витю знаете?

Николай Большой. Ну…

Николай Маленький. Да вот…

Слышно, как спускается вода в унитазе.

Каштанов возвращается.

Николай Большой. Лучше?

Каштанов. Пожалуй… Вот, товарищи поздравить зашли…

Людмила. Так я кофе принесу?

Николай Большой. Ни-ни.

Николай Маленький. Нет-нет.

Людмила. Ну ладно, ладно, как хотите. Я тогда… (Выходит.)

Пауза.

Каштанов. А я обычно – кофе по вечерам.

Николай Большой. И напрасно.

Николай Маленький. Совершенно напрасно.

Каштанов. Вы думаете?

Николай Большой. О, да.

Каштанов. А по-моему, ничего такого. Пока что жив.

Николай Большой. «По-моему»!..

Николай Маленький. «Пока что»!..

Каштанов. А что такого?

Николай Большой. «Что такого»!..

Николай Маленький (листает записную книжку). Вот!.. Кофе… На последнем месяце беременности…

Николай Большой. Ну это ладно…

Николай Маленький. Да, да… Вот! После принятия алкоголя вызывает учащенное сердцебиение, повышение артериального и… вот! …почечного давления, а в некоторых случаях приводит и к отказу…

Каштанов. Да, конечно. Что ж, воздержусь.

Николай Большой. Молодец!

Николай Маленький. Позвольте пожать вашу руку!

По очереди вдвоем пожимают ему руку.

Николай Большой. А вместо кофе…

Николай Маленький. Вместо этой гадости…

Николай Большой. Айн момент!

Николай Маленький. Уно моменто!

Николай Большой вылетает из комнаты, мигом возвращается с пакетом в руках, вываливает из него на обеденный стол яблоки, груши, очищенные апельсины. Распаковывает одну из коробок, быстро собирает соковыжималку, подключает ее к сети и быстро изготавливает сок.

Николай Большой (подает стакан с соком). Вот, прошу.

Каштанов. Премного благодарен. (Пьет сок.)

Николай Маленький. Ну как?

Каштанов. Божественно!

Николай Маленький. Вот! Одна минута – и триста грамм чистого здоровья!

Николай Большой. А то – кофе, кофе!

Людмила (заглядывает). Что, все-таки надумали кофе?

Оба Николая и Каштанов (вскочив). Нет!!!

Людмила. Ладно, ладно, чего кричать-то? (Исчезает.)

Каштанов (после паузы). А откуда вы про меня знаете?

Николай Большой. Ну как!..

Николай Маленький. Ваше творчество…

Каштанов. Гм… Вы что-то читали?

Николай Маленький (заученно). Книга «Люди в горах», тысяча девятьсот восемьдесят седьмой год.

Каштанов. Да, это моя первая. Про альпинистов. Я когда-то Памир покорял.

Николай Большой. Мы знаем.

Николай Маленький. Мы знаем.

Каштанов. Странно, что вы ее знаете, там же тираж был крохотный. Что ж, приятно.

Николай Маленький (так же заученно). Книга «Осень мечтаний», повесть, тысяча девятьсот восемьдесят девятый год. Подвергалась острой критике.

Каштанов. Считалась смелой тогда. Да, было времечко…

Николай Маленький. Было…

Николай Большой. Да, было…

Николай Маленький. Книга «Ступеньки», на школьном материале, девяносто третий год. Не раз переиздавалась.

Николай Большой. Кино было!

Каштанов. Да, сериал.

Николай Маленький. После двухтысячного много занимались публицистикой. Оценки не однозначные.

Николай Большой. Да, как-то все не однозначно.

Каштанов. Что вы имеете в виду?

Николай Маленький (разводит руками). Да вот, не однозначно.

Николай Большой. Ох, не однозначно…

Каштанов. Что ж, на вкус и цвет…

Николай Маленький. Да, безусловно.

Николай Большой (лукаво грозит пальцем). Хотя и не однозначно…

Николай Маленький. Зато текст песни «Ночь в городе»…

Каштанов (смущенно). Да, был грех.

Николай Маленький. Почему же грех? Особенно в исполнении Вероники!

Николай Большой (напевает.) «Ночь в городе моем, мы с тобой вдвоем…»

Николай Маленький. «…мы с тобой вдвоем, только ты и я и ночная тишь…»

Николай Большой. «…только шепот звезд в тишине ночной…»

Николай Маленький. «…А-ля-ля ля-ля а-ля-ля ля-ла…» Позвольте спросить, а вы и с самой Вероникой знакомы?

Каштанов. Да, немного.

Оба Николая (с уважением). Да-а-а!..

Пауза.

Николай Большой делает рукой какие-то пассы за спиной Каштанова. Качает головой, переглядывается с Николаем Маленьким.

Каштанов. Что такое?

Николай Маленький. Еще одна просьба.

Каштанов. Да?

Николай Маленький. Пересядьте, пожалуйста.

Николай Большой. Да, да, вот сюда.

Каштанов. А в чем дело?

Николай Маленький. Здесь сквозит из окна.

Каштанов. Да бросьте, вовсе не сквозит.

Николай Большой. Сквозит.

Николай Маленький. Еще и как сквозит!

Николай Большой. Прямо в спину!

Николай Маленький. В самые почки! Пересядьте, прошу.

Каштанов. Да не желаю я, мне здесь хорошо.

Николай Большой. Ну пересядьте.

Николай Маленький. Как ребенок, право!

Каштанов. Не хочу. Оставим это.

Николай Маленький. Ну чего вам стоит?

Николай Большой. Пожалуйста!

Каштанов. О, господи! Ну хорошо, хорошо… (Встает.)

Николай Маленький. Вот сюда, на мое место.

Они с Каштановым меняются местами.

Вот и славно!

Николай Большой. Делов-то! И стоило упрямиться?

Каштанов. Ну вот, а теперь вам дует.

Николай Маленький. Это ничего, я закаленный.

Каштанов. Я тоже, между прочим, закаленный, я спортом занимался.

Николай Большой. Мы это знаем.

Николай Маленький. И это хорошо.

Каштанов. Почему же тогда вы заняли мое место?

Николай Большой. Ну вот, опять начинается!

Каштанов. Нет, объясните, почему вы должны сидеть тут, а я не должен?

Николай Маленький. Сравнили!

Каштанов. И дует вам в те же самые почки!

Николай Маленький. Не надо сравнивать.

Николай Большой. Его – и ваши! Смешно!

Каштанов. Какой-то бред…

Вдруг из-за стены – взрыв музыки. Два голоса орут что-то не слишком мелодичное.

Каштанов. О, господи!.. Захар!

Входит Захар. Одет в кожаную «косуху», волосы перевязаны ленточкой.

Захар. Чё?

Каштанов. Ничё! Потише нельзя?

Захар. Нельзя: с Димоном репетируем. Да ладно, мы сейчас к Димону пойдем.

Каштанов. А реферат по истории?

Захар. Приду – сделаю. Дай стольник.

Каштанов. Зачем?

Захар. На орешки.

Каштанов. Знаю я ваши с Димоном орешки. Смотри, будет пивом пахнуть, как в прошлый раз…

Захар. Мы ж только безалкогольное.

Каштанов. А я знаю – алкогольное оно, безалкогольное? Чтоб никакого.

Заахал. Ладно.

Каштанов. Смотри!.. Держи. (Дает деньги.)

Захар. Чао! (Уходит.)

Николай Большой. Хороший мальчик.

Николай Маленький. Хороший мальчик.

Каштанов. Оболтус… Ладно, перебесится. Я тоже, помню, в этом возрасте…

Николай Маленький. А я в его возрасте был другим. Я в его возрасте был Ю Дэ Эм.

Каштанов. Кем, простите?

Николай Маленький. Ю Дэ Эм. «Юный друг милиции», организация такая была детская, помнишь?

Николай Большой. Как не помнить!

Николай Маленький. И песни мы пели другие. (Напевает.) «С чего начинается Родина?»…

Николай Большой (подпевает). «С картинки в твоем букваре…»

На два голоса. «С хороших и верных товарищей, живущих в соседнем дворе…»

Николай Большой. Хорошая песня.

Каштанов (вежливо). М-да…

Николай Маленький. Очень хорошая…

Сильно затянувшаяся пауза.

Каштанов. У вас на сегодня никаких планов?

Два Николая (хором). Нет.

Каштанов. А я вот думаю пойти прогуляться.

Два Николая (переглянувшись). Мы с вами!

Каштанов. Нет, нет, я люблю, знаете ли, в одиночку.

Николай Маленький. И все-таки мы – с вами.

Каштанов (встает. Твердо). Нет, я прогуляюсь один.

Николай Большой (встает). Нет-нет!

Николай Маленький (встает). Ни в коем случае! Мы обязательно – с вами, так будет лучше.

Каштанов. Но – зачем?!

Николай Большой. Мало ли…

Николай Маленький. Мало ли…

Николай Большой. В городе что делается!

Николай Маленький. Криминальная обстановка…

Николай Большой. И вообще…

Каштанов. Что – «вообще»?.. (Встает, ходит по комнате. Снова садится.) Что – «вообще»?!

Николай Большой. Ну, вообще…

Каштанов. Не надо ли так понимать, что я под домашним арестом?

Оба Николая вскакивают.

Николай Большой. «Арестом»!

Николай Маленький. Вы что?!

Николай Большой. Надо же – «под арестом»!

Николай Маленький. «Под арестом»!.. Такого человека!.. Сама Вероника пела!..

Николай Большой. «В городе моем… Только ты и я…» Под арестом!.. (Николаю Маленькому.) Разволновался…

Каштанов (деревянно). Я не волнуюсь. Я совершенно спокоен.

Николай Большой. «Под арестом»! Надо же! «Под арестом»!

Николай Маленький. Все, проехали. Не бурчи.

Николай Большой. Я не бурчу. (Бурчит.) Нет, ну придумать! «Под арестом»!.. Хм, это ж надо, «под арестом»!..

Николай Маленький. Ей-богу, мы вообще не по этой линии.

Каштанов (кротко). И – по какой же, если не секрет?

Николай Маленький. По линии?

Каштанов. Да, по какой?

Николай Большой. Совсем, совсем по другой!

Каштанов. А по какой именно?

Николай Маленький. В данный момент?

Каштанов. Да, вот в данный момент.

Николай Большой. Поздравить…

Каштанов. И только?

Николай Большой. Ну… если честно…

Каштанов. Да, да, честно.

Николай Маленький. Если честно, то еще в одной связи.

Каштанов. И в какой же такой связи?

Николай Большой. Уж скажи.

Николай Маленький. Да… Да-да…

Каштанов. Ну-ну…

Николай Маленький (решившись). В связи… с вашим здоровьем.

Каштанов. Здоровьем?.. Я что, болен?

Николай Большой. О, нет.

Николай Маленький. Надеюсь, слава богу, что нет…

Каштанов. Тогда в чем же дело?

Николай Маленький. Вот в том, собственно, и дело. Сегодня, допустим, вы полностью здоровы, а завтра…

Каштанов. Что – завтра?

Николай Большой. Ну мало ли…

Николай Маленький. Простудитесь, съедите что-нибудь не то, всякое бывает.

Николай Большой. О, чего только не бывает!

Николай Маленький. И вот мы…

Николай Большой. Вот мы…

Каштанов. Что-то наподобие ангелов хранителей?

Два Николая. Ну…

Каштанов. Это не сон… Кажется, это все-таки не сон… (Встает, нервно расхаживает взад и вперед.)

Николай Маленький тоже встает, тенью расхаживает за ним.

Каштанов садится на то место, где только что сидел Николай.

Оба Николая (хором). Не сюда!

Каштанов (кротко). Да, да. Сюда?

Николай Большой. Сюда.

Каштанов пересаживается. Николай Маленький тоже садится. Каштанов сидит в задумчивости.

Каштанов (вдруг вопит). Но почему, почему – именно меня?!

Николай Маленький. Не нервничайте.

Николай Большой. Успокойтесь.

Каштанов (уговаривая себя). Я спокоен. Я спокоен. Я совершенно спокоен… (Снова вопит.) Что за бред?! Почему – меня?! Почему именно мне такая честь?! Что происходит, наконец?!

Николай Большой. Успокойтесь.

Николай Маленький. Еще соку?

Каштанов. К черту ваш сок! Я хочу понять, в чем дело! Я обыкновенный человек, такой же, как все!

Николай Большой. О, нет!

Николай Маленький. То есть не совсем.

Каштанов. Что значит «не совсем»?! Я что, какой-то уникум?

Николай Большой. Ну, как сказать…

Николай Маленький. Как сказать…

Каштанов. Как есть – так и говорите! В чем моя уникальность?! Я прошу… я требую наконец объяснений!

Николай Большой. Видишь, он требует.

Каштанов. Да, я требую!

Николай Большой. Ну, давай.

Николай Большой. Когда-то все равно придется.

Николай Маленький. М-да… Может, все-таки еще соку?

Каштанов. Я уже сказал – к черту сок!

Николай Большой. Не хочет…

Каштанов. Ну!!!

Николай Большой. Да…

Николай Маленький. Да, да…

Каштанов. Я жду!

Николай Большой. Видишь, он ждет.

Николай Маленький. Хорошо… С чего бы начать, собственно?.. Итак, вы хотите знать…

Каштанов. Да, почему именно мне оказана такая честь! Почему именно ко мне вдруг заявились два персональных ангела?! Чем, чем я так выделяюсь среди миллионов моих соотечественников?! Что здесь вообще происходит?! Имею я право получить вразумительный ответ?!

Николай Большой. Разумеется.

Николай Маленький. Конечно.

Николай Большой. Ваше полное право.

Николай Маленький. А соку, значит, не хотите?

Каштанов рычит, снова вскакивает, вышагивает по комнате.

Николай Большой. Видишь, он не хочет соку.

Николай Маленький встает, заботливо, как за ребенком, ходит за ним. Каштанов плюхается опять не на свое место.

Николай Большой. Не сюда…

Каштанов пересаживается. Раскачиваясь, рычит.

Николай Маленький (присаживается). Не надо так нервничать.

Каштанов рычит еще громче.

Николай Большой. Успокойтесь.

Николай Маленький. Ради бога! Ну нельзя же так.

Каштанов. О-о-о-о-о!..

Николай Большой. Только не спрашивай у него про сок.

Николай Маленький. Да я молчу, молчу.

Каштанов (резко прекратив реветь). Итак, я услышу ответ?

Николай Большой. Да.

Николай Маленький. Да.

Каштанов. Слушаю.

Николай Маленький. Давай ты.

Николай Большой. Лучше ты.

Николай Маленький. Хорошо. Тут, видите ли, какое дело…

Какой-то грохот и шум рвущейся воды.

Людмила (вбегает в комнату). Беда! Потоп! Кран прорвало! (Кидается к телефону.) Сейчас… аварийку… Номер помнишь?

Николай Большой. Не надо аварийку, сейчас сделаем. (Быстро выходит.)

Людмила. Правда?

Николай Маленький. Не волнуйтесь, Коля все сделает, руки у него золотые.

Шум воды прекращается.

Людмила. О, господи!.. (Убегает.)

Слышно, как Николай Большой, чем-то гремя, напевает: «С чего начинается Родина?.. С картинки в твоем букваре…»

Звонок. Дверь отпирают.

Голос Соседа. Ну всё! Опять налило!

Голос Людмилы. Ой, простите ради бога!

Голос Соседа. Не, ну теперь всё! Теперь вы попали!

В комнату врывается Сосед, косая сажень в плечах.

Сосед (Каштанову). Всё! Ты попал!

Голос Николая Большого. Помочь?

Николай Маленький. Ничего, работай, Коля, работай.

Сосед. Слышь, попал ты!

Каштанов. Да, виноват…

Сосед. На крутые бабки ты виноват!

Николай Маленький. А здороваться в детстве не учили?

Сосед. Чё?!

Каштанов. Извините. Я, конечно, заплачý.

Николай Маленький. Не надо извиняться – это проявление слабости.

Сосед. Чё?!.. Что ты сказал, шибзик?

Николай Маленький. Я спросил – здороваться не учили?

Сосед. Чё?!.. (Надвигает на него пятерню.)

Николай Маленький заламывает ему палец.

Сосед. Уй-уй-уй!.. Всё, всё!..

Николай Маленький. Пошли, милый, пошли… (Выводит его из комнаты.)

Голос Соседа. Ну всё, всё, хватит!.. Все понял!.. Нет претензий!.. Уй-уй!.. Никаких претензий!.. Обещаю!.. Всё!.. Всё, земляк, всё!..

Хлопает дверь.

Николай Маленький (вернувшись). Инцидент исчерпан.

Каштанов. Что вы с ним?..

Николай Маленький. Ничего, жить будет.

Каштанов. Я вас не просил.

Николай Маленький. А настоящих друзей и не надо ни о чем просить, на то они и друзья.

Каштанов. А мы – друзья?

Николай Маленький. А разве нет?

Каштанов молчит.

(Обиженно.) Понятно…

Каштанов. Что вам понятно?

Николай Маленький. Все понятно…

Каштанов (примирительно). Мы знакомы-то всего ничего.

Николай Маленький. Понятно…

Голос Людмилы. Ой, что бы я без вас делала!

Николай Большой (входя в комнату). На то и друзья, чтобы помогать. (Идет к креслу, напевая.)

В полдень или в полночь

Друг придет на помощь,

Вот что значит настоящий верный друг.

(Николаю Маленькому.) Что пригорюнился?

Николай Маленький. Ничего…

Николай Большой. Но я ж вижу.

Николай Маленький. Ничего… А вот господин писатель друзьями нас не считает.

Николай Большой. Понятно…

Каштанов. Да что, что вам понятно?!

Николай Большой. Да понятно… Кто мы такие? Вероника нас не поет…

Каштанов. Ну при чем тут это?

Николай Маленький. Книжек мы не писали…

Каштанов. Да перестаньте вы!.. (Встает, нервно прохаживается.) Перестаньте… (Садится «не туда».)

Николай Маленький (устало). Не сюда…

Каштанов. Да-да, простите… (Пересаживается.)

Николаи молчат насупленно.

Ну хватит дуться!.. Я же о вас по сути ничего не знаю…

Николай Большой. Университетов не заканчивали…

Николай Маленький. Статеек не однозначных не пишем…

Каштанов. Ой, ну хватит, хватит!

Николай Маленький. Какие мы друзья?!..

Каштанов. Ну ладно, ладно, друзья!

Николай Маленький. Вот так вот: «ладно, друзья». (Сардонически.) Ну, спасибо большое!

Николай Большой. А если без «ладно» – то просто трубу на кухне починить…

Каштанов. Ну, друзья, друзья, без всяких «ладно».

Николай Маленький (после продолжительной паузы, примирительно). Ну ладно…

Николай Большой. Ладно, проехали.

Каштанов (после паузы). У нас, помните, оборвался разговор? Вот я и хочу, чтобы вы как друзья сказали мне прямо…

Оба Николая. Да?..

Каштанов. Вы говорили, что ваш визит как-то связан с моим здоровьем. Так в чем, собственно, дело?

Николай Маленький. Вот в том самом и дело.

Николай Большой. В том и дело, что беречь его надо. Почки, там, и все остальное…

Каштанов. Почки… Уже в который раз слышу от вас про эти самые почки! Что с ними не так?

Николай Большой. Всё «так»!

Николай Маленький. Более чем «так»!

Каштанов. Тогда в чем же дело? Они у меня что, какие-то уникальные?

Николай Большой. Вот!

Николай Маленький. То самое слово! Помните, вы в прошлом году лежали в больнице?

Каштанов. Да, вырезали аппендицит. И – что?

Николай Маленький. Вам тогда делали полное обследование, в том числе и почек.

Каштанов. Ну, наверно. И – что, что такого?

Николай Большой. «Что такого»?!

Каштанов. Да что, что там с моими почками?!

Николай Большой. Коля, уж скажи ему.

Николай Маленький (достает записную книжку). Вот… В трансплантологии почки человека характеризуются по ста четырем признакам. При совпадении по пятидесяти-шестидесяти признакам почка считается пригодной для трансплантации, хотя при этом возможны случаю отторжения. Обычно ищут почки, совпадающие по семидесяти-восьмидесяти признакам, что, однако, случается крайне редко. Совпадение по девяноста признакам встречается в одном случае на десять миллионов доноров.

Каштанов. Ну и что? Мне не нужны чужие почки. При чем тут трансплантология?

Николай Маленький. Так вот, у вас знаете какое совпадение? По ста двум признакам! По ста двум из ста четырех! Один случай на миллиард!

Николай Большой. Наши врачи обалдели!

Каштанов. Да с кем, с кем совпадение?!

Николай Большой. С кем?.. Скажи ему.

Николай Маленький шепчет Каштанову на ухо.

Каштанов. Да ну?

Николай Маленький. Да!

Николай Большой. А вы думали?!

Каштанов. Ну и что, что? Мне не нужны его почки, у меня свои есть.

Николай Большой. Вам-то не нужны, а вот ему…

Каштанов. Не понимаю, вы что, хотите, чтобы я продал ему свои почки?

Николай Большой. Зачем же «продал»?!

Николай Маленький. Не все измеряется деньгами.

Николай Большой. И потом, не обе, а пока что только одну.

Каштанов. «Пока что»?

Оба Николая. Ну…

Каштанов (вскакивает). Но почему?!..

Оба Николая. Не волнуйтесь…

Каштанов. Почему я должен отдавать кому-то свои почки?!

Николай Большой. Не «кому-то»…

Каштанов. Ну хоть бы даже и ему?! Вот вы бы, например…

Николай Большой. О, я бы!..

Николай Маленький. И я бы!.. Но не у всех же вот так вот – по ста двум признакам.

Каштанов. Ну хорошо, вы – такие! Допустим! А я – не такой! Кто он мне?!

Николай Маленький (Большому). Я ж тебе говорил…

Николай Большой. Вот и статейки у него не однозначные…

Каштанов. При чем тут мои статьи?!

Николай Маленький. Послушайте меня как друга…

Николай Большой. Ведь мы же друзья?

Каштанов. С вами-то мы, может, и друзья, но с ним… с ним мы никакие не друзья!

Николай Маленький. Не говорите так.

Николай Большой. Не надо так говорить.

Каштанов. Во всяком случае, это почки – мои!

Николай Большой. Никто и не сомневается.

Каштанов. И дарить их кому бы то ни было… Да, кому бы то ни было!.. Я не обязан!

Николай Маленький. Конечно, не обязаны, кто ж говорит – «обязан»?

Каштанов. Вот именно. В общем, я все сказал, понятно?

Николай Большой. Понятно…

Николай Маленький. Понятно…

Каштанов. А если кто-то думает, что это можно сделать со мной силой…

Николай Маленький. Что вы!

Каштанов. Если кто-то так думает – то теперь не те времена!

Николай Большой (вздыхает). Не те…

Николай Маленький. М-да, не те…

Каштанов. И разговаривать на эту тему я больше не намерен, ясно вам?

Николай Большой. Ясно…

Николай Маленький. Ясно… Вот такой вы, оказывается, человек…

Каштанов. Да, вот такой вот я человек! (Барабанит пальцами по столику.)

Долгая пауза.

У вас ко мне еще какое-нибудь дело?

Два Николая лишь вздыхают.

Ну, если больше никаких дел…

Хлопает входная дверь.

Голос Людмилы. Господи, что с тобой?!

Голос Захара. Ничего.

Голос Людмилы. Что с лицом?!

Голос Захара. Ничего.

Голос Людмилы. Ну-ка, дыхни.

Голос Захара. Отстань!

Голос Людмилы. Ты как разговариваешь?!

Каштанов. Захар!

Входит Захар, за ним – Людмила. Под глазом у Захара фингал.

Захар. Ну?

Каштанов. Ты как с матерью разговариваешь?!

Захар. Нормально.

Каштанов. Это, по-твоему, нормально?! А что под глазом?

Захар. Букет незабудок.

Каштанов. Юморист!

Захар. А чего спрашиваешь?

Людмила. Нет, как он разговаривает!

Каштанов. Это тебе твой Димон поставил?

Захар. Нет, у Димона – такой же.

Каштанов. И где ж это вам с твоим Димоном так повезло?

Захар. В кафе.

Каштанов. А нечего по кафе шастать!

Людмила. И пивом от него опять пахнет.

Захар. Ну вот, настучала…

Людмила. Нет, как он с отцом!..

Захар. Отстаньте от меня!

Людмила. Ну что с ним делать?!

Николай Маленький. Не надо так, мальчик, с родителями.

Захар. А чего они?!

Николай Маленький. И сколько их там было, в кафе?

Захар. Двое.

Николай Большой. А вас с Димоном?

Захар. Тоже двое: я и Димон. Но они были здоровые!

Николай Маленький. Здоровые, говоришь? (Встает.) А вот пошли-ка…

Захар. Куда?

Николай Маленький. Пошли – что покажу. (Подталкивая Захара в спину, выводит его из комнаты.)

Людмила. Чего он хочет?

Николай Большой. Всё о-кей.

Голос Николая Маленького. Замахивайся на меня. Ну! Вот так!

Грохот обрушившегося тела.

Людмила. Что он делает?!

Николай Большой. Не волнуйтесь, Коля ребенка не обидит.

Голос Николая Маленького. Так-так-так… Вот Так!

Снова грохот.

Понял?

Голос Захара. Понял!

Людмила. Они покалечат друг друга!

Николай Большой. Ни-ни, Коля умеет с детьми.

Голос Николая Маленького. Вот так! Запомнил?

Голос Захара. Запомнил!

Голос Николая Маленького. Давай теперь ты…

Грохот.

Молодец! Грамотно! Так и действуй дальше.

Людмила. Это надо прекращать!

Каштанов. Ладно, пусть.

Николай Большой. Да они уже всё.

Людмила (прислушивается). Что-то тихо…

Николай Большой. А это воспитательный момент. Это у Коли обязательно, он умеет.

Голос Николая Маленького. А с родителями так нельзя. Нельзя! Они тебя родили.

Николай Большой. Видите? У него подход. Когда он в детской исправительной колонии работал…

Людмила (испуганно). Ах, вот как? И кем? Педагогом?

Николай Большой. Гм… Ну, как бы… В общем, не из таких еще людей делал. Талант! Когда мы с ним потом вместе учились…

Каштанов. И где же?

Николай Большой. Гм… Ну, в общем, ТАМ (указывает куда-то вверх).

Каштанов. Понятно. И на зоне вы с ним тоже вместе работали?

Николай Большой. Нет, я – на взорсляке.

Каштанов и Людмила (тактично). А-а-а…

Николай Большой. Сейчас увидите…

Голос Николая Маленького. Понял, что сказать?

Входят Захар и Николай Маленький. Пауза.

Николай Маленький (шепотом). Ну…

Захар (сдерживая слезы). Прости, мама… Прости, папа…

Каштанов. Ну-ну, ладно, ладно.

Людмила. Сынуля!..

Захар. Я просто… У меня просто… Переходный возраст!.. (Выбегает.)

Николай Большой. Что я говорил!

Людмила. Поразительно!.. (Прислушивается.) Он плачет! Пойду к нему. (Выходит.)

Голос Людмилы. Сынуля!

Голос Захара. Мама!..

Николай Большой. Ничего, сделаем из него настоящего парня, да, Коля?

Николай Маленький. Сделаем.

Каштанов. А вам не кажется, что это… как бы сказать… несколько бестактно?

Николай Маленький. Что?

Каштанов. Делать что-то из моего сына, не спросив у меня.

Николай Маленький. Мы же друзья.

Николай Большой. Мы что, уже не друзья?

Каштанов. Во всяком случае, это мой сын, и я один вправе решать, как его воспитывать. Его воспитанием я буду заниматься сам. Да, да, сам. Тем более, что ваша миссия, как я понимаю, исчерпана.

Николай Большой. Какая миссия?

Каштанов. Ну как! Вы пришли к мне с этим нелепым предложением насчет моих почек, я вам дал окончательный ответ. Своего решения я не изменю, и надеюсь, вы это поняли…

Оба Николая. Ну…

Каштанов. Нет-нет, никаких «ну»! Почки не отдам! Понятно?

Оба Николая. Ну…

Каштанов. Без всяких «ну»! А поскольку ваша миссия была связана именно с этим, то…

Николай Маленький. …то и дружба врозь?

Николай Большой. Закончен бал, погасла свечка, вот так вот, Коля.

Каштанов. Какая еще свечка?! И дружба тут ни при чем! Я просто говорю, что почки – мои! Таковыми были, есть и останутся, это, надеюсь, ясно?!

Николай Большой. Ну…

Николай Маленький. Не говори «ну», он сердится. (Каштанову.) Ясно.

Каштанов. Вот и замечательно. И если у вас больше ко мне никаких дел…

Николай Большой. Говорю ж – погасла свечка…

Николай Маленький. А мы думали – друзья…

Каштанов (устало). Друзья, друзья… Если вам от меня что-нибудь еще надо…

Николай Большой. Тебе, Коля, от него что-нибудь надо?

Николай Маленький. Мне? Ничего.

Пауза.

Каштанов. Да ладно вам!.. Ну хотите – билеты на Веронику достану?

Николай Маленький. Да ну…

Николай Большой. Коль, на Веронику!

Николай Маленький. Да ну… Сами купим – не нищие.

Каштанов. Ну что мне, прощения просить?

Николай Маленький. Не надо.

Николай Большой. Все нормально.

Каштанов. Вот и хорошо.

Два Николая сидят, угрюмо потупившись. Каштанов встает, прохаживается по комнате. Вновь садится, но, как обычно, «не туда».

Николай Маленький (кротко). Не сюда.

Каштанов. Да-да… (Машинально встает. Вдруг.) А почему это, собственно, «не сюда»?!

Николай Маленький. Сквозит.

Каштанов. В почки?

Николай Большой. Ну… да…

Каштанов. Господи, опять!..

Николай Большой неслышно отодвигает ногой прóклятый стул.

Не желаю больше слышать ни про какие почки!

Николай Маленький. Ну хорошо, хорошо…

Каштанов. И в своем доме буду делать что захочу!

Николай Большой. Ясное дело.

Каштанов. И своего сына буду воспитывать как сам посчитаю нужным!

Николай Маленький. Ваше законное право.

Каштанов. И сидеть в своем доме я буду там, где захочу!

Николай Большой. Конечно.

Садится туда, где стоял тот самый стул – и обрушивается на пол. Два Николая кидаются к нему.

Николай Маленький. Господи!

Николай Большой. Нельзя ж так!

Помогают ему подняться.

Николай Маленький. Ушиблись?

Николай Большой. Больно?

Каштанов (морщится). Ничего… ничего…

Николай Маленький. Где болит?

Николай Большой. Почки не ушибли?.. Все, все, молчу!..

Николай Маленький. Давайте вот сюда, на диван.

Доводят его до дивана, усаживают. Сами присаживаются рядом с двух сторон.

Николай Большой. Ну как?

Каштанов. Все нормально.

Николай Большой. Как же это вы? Нельзя же вот так вот не смотреть.

Николай Маленький. Это у вас все от нервов.

Николай Большой. Да, из-за пустяков разнервничались – и вот…

Каштанов. Ничего себе пустяки!.. Почки кому-то отдать!.. Я не автомобиль, который можно – на запчасти!

Николай Маленький. Конечно.

Николай Большой. Кто ж говорит!

Николай Маленький. Ну все, все, все, не надо больше нервничать. Еще больно?

Каштанов. Пройдет.

Николай Маленький. Конечно, конечно пройдет.

Каштанов. Да уже все в порядке.

Николай Большой. Я ж говорю – настоящий мужик!

Николай Маленький. Он-то? Еще и какой мужик! О-го-го!

Николай Большой. И друг настоящий! Ведь друг?

Каштанов. Друг. Но почки не отдам.

Николай Большой. Ну…

Каштанов. И сидеть буду, где хочу!

Николай Маленький. Да сидите, сидите, ради бога, было б о чем говорить.

Каштанов сидит, прикрыв лицо руками. Два Николая обмениваются какими-то знаками, понятными только им.

Хлопает входная дверь. Голос: «Эй, хозяин!..» В комнату врывается сосед, в руках у него сумка.

Сосед. Хозяин, что дверь не заперта?

Каштанов. А, вы? Я же сказал – оплачу.

Сосед. Да брось, земляк! Деньги – что? Пыль!.. Как-то мы разошлись не по-людски. Ты, земляк, прости, если что. Я вот тут пивка принес. (Вываливает из сумки банки.)

Николай Маленький. Не надо, убери.

Сосед. Да ладно, мужики. По-соседски! А то как-то не по-православному. (Открывает банки, из одной начинает пить сам.)

Каштанов. Спасибо. (Берет банку.)

Николай Большой отбирает банку у него.

Николай Маленький. Слышь, ты, православный. Отвали.

Сосед. Не понял…

Каштанов. Я тоже не понял. Отдайте… (Тянет банку у Николая.)

Николай Большой. Ну-ну-ну… (Отодвигает руку.)

Николай Маленький (делает соседу двумя пальцами «козу». Шепотом). Отвали, козел…

Сосед. Теперь понял… Все, все, мужики, все… (Ретируется из комнаты.)

Каштанов. Отдайте! (Снова хватается за банку.)

Николай Маленький. Что вы! Такую дрянь! Я сок сделаю.

Каштанов. К черту ваш сок! Пить я буду то, что захочу!

Николай Маленький. Ну хорошо, хорошо…

Николай Большой выливает содержимое банки в цветочную вазу.

Каштанов. Ах, так?! Ну ничего!.. (Хватает со стола другую банку, открывает.) Вот Так! (Вскакивает с дивана, отходит в сторону.)

Два Николая тоже встают, оказываются рядом.

Буду делать что хочу и пить что хочу!

Николай Маленький. Разумеется.

Два Николая обмениваются знаками, и Николай Большой сзади легонько сдавливает Каштанову шею. Не успев отхлебнуть из банки, Каштанов обвисает у них на руках.

Николай Маленький. Что такое?!

Николай Большой. Вам плохо?!

Людмила (вбегает). Витя, ты что?!.. Витя!.. Надо «скорую»!..

Николай Большой. Не надо «скорую», просто устал, сморило. Куда его?

Людмила. Давайте туда, в спальню…

Два Николая влекут Каштанова из гостиной. Людмила, выходя, выключает свет. В темноте слышатся их голоса: «Витя, Витя!.. Господи!..» – «Это все нервы.» – «Ничего, ничего, оклемается…»

Конец первого действия.

ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ

В темноте слышится голос:

– Зажим… Еще зажим…

Откуда-то полушепотом доносятся какие-то бесовские голоса, все быстрее, быстрее произносящие одно слово: «Почка, почка, почка, почка, почка…»

Гремят медицинские инструменты.

– Еще зажим… Еще… Нож…

В ритме чечетки: «Почка, почка, почка, почка…» Быстрее, еще быстрее, еще…

Чей-то голос напевает: «С чего начинается Родина? С картинки в твоем букваре…»

Все перекрывает истошный вопль Каштанова: «Не-е-ет…»

Сцена освещается.

Та же гостиная, что и в первом действии. На диване сложены постельные принадлежности. Николай Большой убирает раскладушку, Николай Маленький, сидит за журнальным столиком и бреется электробритвой. Оба Николая без пиджаков. Через плечо у Николая Большого висит пустая кобура. Оба напевают: «…С хороших и верных товарищей…»

«…Живущих в соседнем дворе…» – подпевает Захар. Он сидит за тем же журнальным столиком и протирает детали разобранного пистолета. Одет по-домашнему, прическа теперь вполне благообразная. Когда б не фингал под глазом – просто бы мальчик-пай.

«А может, она начинается С той песни, что пела нам мать, С того, что в любых испытаниях У нас никому не отнять…» – мурлычут все трое.

Николай Большой (Захару). Хороший у тебя батя.

Николай Маленький. Золотой мужик! Нервный только малость.

Захар. Это он из-за Балабанова. Поругались они. Теперь мама его пилит: извиняйся, извиняйся.

Николай Большой. Нет, это не пойдет.

Николай Маленький. Это проявление слабости. (Николаю Большому.) Разберись с этим Балабановым, а то, видишь, страдает Витюша.

Николай Большой. Сделаем. (Достает мобильник. В трубку.) Алло, Петрович?.. Да, я. Тут Балабанов такой имеется… (Отходит в угол, продолжает разговор.)

Николай Маленький (Захару). Ну-ка, давай теоретическую часть.

Захар. «АПС». Автоматический пистолет Стечкина, калибр девять миллиметров. Канал ствола имеет четыре нареза, вьющихся слева вверх направо. Ствол соединен с рамкой и закреплен… закреплен заколкой.

Николай Маленький. Чем?!

Захар. Заколкой…

Николай Большой. Чем?! Ну ты даешь! «Заколкой»! Эх, молодежь! (В трубку.) Нет, не тебе… Да, во-во… Разберись, в общем, с этим Балабановым по-взрослому…

Николай Маленький. Шпилькой!

Захар. Да, правильно, шпилькой!.. Рамка пистолета Стечкина составляет одно целое с основанием рукоятки и имеет стойку для закрепления ствола, окна для спусковой скобы и спускового крючка, выступы с цапфенными гнездами и… и…

Николай Маленький. Эх!.. Ладно, теперь практическая часть. (Смотрит на часы.) Время пошло!

Захар собирает пистолет.

Николай Большой (убрав трубку). «С чего начинается Родина?..»

Входит Каштанов и застывает в дверях.

Захар. Готово!

Николай Маленький. Четырнадцать секунд.

Николай Большой. Плохо!

Николай Маленький. Плохо. Положено за десять. Придется еще.

Каштанов. Что здесь происходит?

Захар. Изучаем «АПС», автоматический пистолет Стечкина.

Николай Маленький. Да… Пока не очень…

Каштанов. Нет, я спрашиваю – что, что вообще здесь происходит?!..

Людмила (появляется сзади). А что происходит? Чего кричишь?

Николай Маленький. Пойдем, Коля, на кухню.

Николай Большой. Да, пойдем, Коля.

Николай Большой забирает пистолет. Уходят.

Каштанов. Ребенок сидит с пистолетом…

Захар. Я уже не ребенок.

Каштанов. Хорошо. Уже-не-ребенок сидит с пистолетом, а эти двое устроили тут гостиницу!

Людмила. А чего ты хочешь? Ребята вчера помогали, укладывали тебя, хлопотали, в аптеку бегали, – не выгонять же их после этого.

Каштанов. Им что, ночевать негде?

Людмила. Ну зачем ты так? Они волновались за твое здоровье.

Каштанов. За здоровье, говоришь? А они тебе случайно не сообщили, почему они так пекутся о моем здоровье?

Людмила. По-моему, если пекутся о здоровье – в этом нет ничего предосудительного. И вообще симпатичные ребята.

Каштанов. Ах, симпатичные?!

Людмила. Не будь снобом. Конечно, простоватые немного, но симпатичные и добрые.

Каштанов. Да, добрые… Я вот тебе сейчас расскажу…

Захар. Дядя Коля обещал научить меня делать «мельницу».

Каштанов. Чтó делать?

Захар. «Мельницу». Прием такой классный из самбо. Полный улет!

Каштанов. Ну-ну.

Людмила. И к тебе очень расположены.

Каштанов. О, да!

Людмила. А ты какой-то подозрительный стал. И вообще в последнее время…

Каштанов. Что – «вообще»?

Людмила. Вообще… Говорю же тебе – извинись перед Балабановым.

Захар. Не надо.

Людмила. Чего не надо?

Захар. Извиняться не надо.

Людмила. Вот тебя только не хватало!

Захар. Извиняться – это проявление слабости.

Каштанов. О, господи, где я нахожусь?! (Людмиле.) Добрые, говоришь? О здоровье пекутся, говоришь? А про почки они тебе случайно ничего не говорили?

Людмила. Какие почки?

Каштанов. Такие! Обыкновенные! Которые вот здесь!

Захар. Мне говорили.

Каштанов. И – что же?

Захар. Дядя Коля сказал, чтобы я пиво не пил, а то «мельницу» не покажет.

Людмила. Вот это правильно!

Захар. Да мы же с Димоном – только безалкогольное, честное слово!.. Но я все равно больше не буду…

Каштанов. Ну это хорошо, молодец, правильно. А про почки он – что?

Захар. Сказал, что от пива, даже безалкогольного, почки сморщиваются, становятся как у старика. Такие почки, сказал, никому не нужны.

Людмила. Правильно сказал!

Каштанов. Подожди, подожди… Так-так-так… В каком смысле не нужны? Кому – не нужны?!

Захар. Ну, не знаю… Наверно, никому.

Каштанов. Вот как?.. Будут, стало быть, никому не нужны… (Нервно ходит по комнате.) Никому будут не нужны… А без пива, значит – будут нужны!..

Людмила. Витя…

Каштанов. Будут нужны, значит?.. Будут нужны!.. Будут, оказывается, нужны!..

Людмила. Витя, да что, что происходит?! Что ты мечешься, как ненормальный?

Каштанов. Ненормальный?.. Все тут нормальные, а я один – НЕ нормальный!..

Людмила. Да объясни, в чем дело?

Каштанов. Хорошо! Я объясню! Я сейчас объясню!.. Знаешь, что они удумали, эти добрые ребята? На что они меня подвигнуть хотят?

Людмила. Ну?

Каштанов. Только не при ребенке.

Людмила. До такой степени?.. Сынуля…

Захар. Подумаешь, тайны!

Каштанов. Захар!

Захар. Захар, Захар… Я уже пятнадцатый год Захар… (Выходит.)

Каштанов. Так вот, они тут давеча, понимаешь, сделали мне одно предложеньице. Нет, ты не поверишь!..

Звонит телефон.

(Берет трубку.) Да… Привет… Что, уже здесь?.. Конечно, поднимайся. (Кладет трубку. Людмиле.) Балабанов…

Людмила. Что ему?

Каштанов. Не знаю. Уже в подъезде, поднимается.

Звонок в дверь. Людмила выходит открывать. Возвращается вместе с Балабановым.В руке у Балабанова небольшой кейс.

Балабанов. Привет, старичок! (Лезет целоваться.)

Каштанов (настороженно). Привет…

Балабанов. Ехал вот мимо, дай, думаю, Витюшу навещу… А чего ты, старичок, такой хмурый?

Каштанов. Да так…

Балабанов. Кончай. Оба давеча погорячились. Ну, мир? (Протягивает руку.)

Каштанов (после паузы). Мир… (Пожимает руку.)

Людмила. Слава богу! Ой, мальчики, какие ж вы молодцы!

Балабанов. Молодцы… И не просто молодцы! Ведомо ли тебе, кто сей могучий старик?

Людмила. И кто же?

Балабанов. Се есть гигант мысли, отец русской демократии!

Каштанов. Хорош трепаться.

Балабанов. Никакого трепа, старик. Я тут на ночь снова перечел твою рукопись, ту самую, – и скажу тебе по-честному, просто опупел!

Каштанов. Так ты же позавчера говорил…

Балабанов. Ну говорил, говорил! Не будь злопамятным, мало ли что я там говорил! Значит, читал не внимательно. А вот снова перечел – и ей-ей, опупел. Прямо, на тебя не похоже!.. Шучу! Как раз в твоем духе, старик: смело, свежо, умно! Одно слово – гигант!

Входят Николай Большой и Николай Маленький. Стоят позади Балабанова.

Да, старичок, гигант! Это надо запускать. Срочно! Не откладывая! И тиражик мы закрутим! Такой закрутим!.. Завтра же подписываем договор. (Оборачивается.) Здравствуйте. (Протягивает руку.) Балабанов.

Пожимают друг другу руки.

Николай Большой. Николай.

Балабанов. А-а, как же, как же!

Николай Маленький. Николай.

Балабанов. Как же, как же! Да-да. Очень рад.

Каштанов. Постой, ты что, их знаешь?

Балабанов. Ну, в общем… Отчасти…

Николай Маленький незаметно для Каштанова покачивает головой.

Нет… Ну то есть…

Каштанов. Да нет, ты их знаешь, я же вижу.

Людмила. Какая тебе разница? Перестань.

Каштанов. Нет, постой, это как раз важно. Ты их знаешь. Откуда?

Балабанов. Ну что ты пристал, старичок? О чем разговор, когда ты такую книжищу написал!

Каштанов. Я спрашиваю, откуда ты их знаешь?!

Людмила. Прекрати. Это смешно в конце концов.

Каштанов. Ты не понимаешь. (Балабанову.) Я тебя спрашиваю…

Балабанов. Ладно, ну что пристал?.. А книжищу твою мы сейчас… (Достает из кейса бутылку коньяка.) Мы сейчас обмоем! Это дело, брат, обязательно следует обмыть!

Николай Большой незаметно показывает ему кулак.

Впрочем… Лучше, наверно, в другой раз…

Каштанов (пристально глядя). Да нет, давай сейчас.

Балабанов. Нет старик, нет. (Убирает бутылку.) Правда, не стоит.

Каштанов. Почему?!

Балабанов. Не стоит, не стоит, старик. Здоровье, вправду, побережем.

Каштанов. Здоровье?.. Почки, например?

Балабанов. Ну, в том числе. Почему бы и нет?

Каштанов. Ах, так? Почки, да?!

Людмила. По-моему, все-таки ты сошел с ума.

Балабанов. Да, старик, какой-то ты, право…

Каштанов. Кто тебе сказал?!

Балабанов. Про что?

Каштанов. Про что?! Про почки!

Балабанов. Нет, старичок, ты вправду не в себе, отдохнуть тебе надо. В общем, жду тебя для подписания договора.

Каштанов. Нет, постой!..

Балабанов. Все, все, дорогой. До завтра. Отдыхай. (Уходит.)

Каштанов (Николаям). Это – вы?

Николай Маленький. Коля, это – мы?

Николай Большой. Пока что мы, вроде бы.

Каштанов. Не прикидывайтесь! Я спрашиваю – это вы его надоумили?

Николай Большой. Насчет чего?

Каштанов. Насчет моей книги.

Николай Большой. Коля, это ты его надоумил?

Николай Маленький. Я? Да нет. Может, ты?

Николай Большой. Уж никак не я.

Каштанов. А кто ж тогда?

Николай Большой. Никто, сам, наверно, дошел.

Николай Маленький. Книжка-то вправду сильная.

Николай Большой. Да, вещь! Талантище!

Каштанов. Постойте, постойте, вы-то откуда знаете? Вы что, в мой компьютер залезли?

Николай Большой. Ну…

Николай Маленький. Чисто по-дружески.

Каштанов. Без моего разрешения?

Людмила. Что такого? Ты же из этого не делаешь тайны, ведь уже многие читали.

Каштанов. Все-таки я не понимаю, как так можно…

Николай Маленький. Да ладно, Витя. Главное – какую вещь ты сотворил!

Николай Большой. Да-а!..

Каштанов. Гм… Вам, в самом деле, понравилось?

Николай Маленький. Еще бы!

Николай Большой. Не то слово!

Каштанов. Так уж прямо – всё?

Николай Большой. Все высший класс.

Николай Маленький. Ну, разве что…

Николай Большой (тихо). Замолкни.

Каштанов. Нет, нет, мне очень интересно, говорите, не стесняйтесь.

Николай Маленький. Да кто мы такие, чтобы – вам…

Николай Большой. Во-во.

Каштанов. Вы – читатели, а мнение читателя для автора всегда…

Николай Большой. Нет, в целом – здорово!

Каштанов. А в частности?

Николай Маленький. Ну, если в частности… Коля.

Николай Большой, кивнув, выходит.

Самое чуть-чуть… Хотя, конечно, вы можете…

Каштанов. Нет, мне любопытно услышать.

Николай Большой возвращается, держа ноутбук, ставит его на журнальный столик, открывает, садится. Каштанов присаживается рядом.

Николай Большой. Не сюда.

Каштанов. Да-да… (Пересаживается.)

Николай Большой, глядя на экран, вдруг начинает гоготать.

Николай Маленький. Что?

Николай Большой. Нет, посмотри, как пишет!

Николай Маленький присаживается, все втроем смотрят на экран. Николай Маленький начинает хихикать, Каштанов тоже улыбается.

Николай Маленький. Надо же!.. Не могу!.. Вот это я понимаю юмор!

Николай Большой. Нет, ну дает!

Каштанов. Да, это место, пожалуй, мне удалось.

Николай Большой. Да одно слово – гениально!

Каштанов. Ну-ну, это уж…

Николай Большой. А что? Я как думаю, так и говорю… И вот тут здорово!

Николай Маленький. Да, сильный кусок.

Каштанов. Вы полагаете? А по-моему, тут чуть затянуто, хотел сокращать.

Николай Большой. Ни-ни.

Николай Маленький. Ни убавить, ни прибавить.

Каштанов. Гм… Ну…

Николай Большой. Без всяких «ну»! Сила! Я что, врать буду? Когда здорово – тогда здорово… А когда не здорово – тогда… Вот тут, например…

Николай Маленький. М-да…

Каштанов. И что же вам тут не приглянулось?

Николай Большой. И все-то ему, этому вашему…

Каштанов. Васильцеву…

Николай Большой. Во-во… Все-то ему не нравится, все-то ему не так. Ну что, что ему не так, спрашивается? Заграницу вон ездим, иномарки приобретаем.

Каштанов. Ну, не все этим измеряется.

Николай Большой. Да ну… Вот, опять! Ноет и ноет! Правда, Коля?

Николай Маленький. Чистая правда.

Каштанов. Ну, тут я с вами, пожалуй, не соглашусь.

Николай Большой. Да, кто мы такие?

Каштанов. Что вы заладили? Мнение читателей мне как раз очень интересно, просто в данном конкретном случае… Хотя некоторая дидактика, конечно, присутствует, и если немного подсократить…

Николай Маленький. Тут не немного, тут бы вообще…

Николай Большой. Кончай – видишь, обиделся Витя.

Каштанов. Да нет, я не обиделся, я просто призадумался.

Николай Большой. Вот это правильно. Ты подумай, Витюша, подумай… И вот здесь еще…

Каштанов. А что здесь?

Николай Маленький. Чего-то он у тебя тут просит, извиняется. А извиняться – это…

Каштанов. Проявление слабости?

Николай Большой. Видишь, он сразу понял! Я же говорю – золотая голова! А ведь в жизни надо – как?

Каштанов. Как?

Николай Большой. Кулаком по столу, вот как! Так что тут ты тоже подумай, Витюша.

Каштанов. Я подумаю.

Николай Маленький. В целом-то вещь замечательная!

Николай Большой. Ну, в целом! В целом никто и не говорит! В целом – сильная штука! Кино бы еще по ней сделать.

Николай Маленький. А кстати – мысль! Ты, Витя, не думал?

Каштанов. Да как-то… Сейчас ведь оно – как?

Николай Большой. И как оно?

Каштанов. Не пробиться. И вообще… У режиссеров одно на уме, у продюсеров другое.

Николай Большой. А ты пробивайся, неча нюни распускать, как этот твой. Такую вещь написал! Если нытье малость подубрать – так такая будет вещища! Нет, надо, надо кино делать, точно тебе говорю.

Николай Маленький. Нет, Витя как раз правильно говорит, пробиться трудно. А ты, Коль, позвонил бы этому твоему Сильвуплясову.

Николай Большой. Сильвуплясову? А что, мысль! (Достает мобильник.)

Каштанов. Сильвуплясов, Сильвуплясов… Это что, режиссер?

Николай Большой. Ну да. Уж мне не откажет: помог я ему, когда он у меня зону топтал.

Каштанов. Он что, сидел?

Николай Большой. А як же.

Каштанов. За что?

Николай Большой. Да черт его… Кажись, за растление. Сейчас вот на «Мосфильме» кино снимает для юношества. (Набирает номер. В трубку.) Алё, Вован, здорово. Не узнал? Привет тебе с зоны, это Николай… Что, «кума» забыл?.. Да, он самый… Рад слышать? Молодец, что рад… А у меня тут такая штука. Про писателя такого, Каштанова, слыхал?.. Ну неважно. Написал он, в общем, штуку одну. Вещь! Класс! Там только подправить маленько… ну, это я ему подскажу. А так – блеск!.. Ну мне-то ты веришь?.. То-то. Штука сильная по всем статьям, возьмешь – не ошибешься… Да золотой мужик, это я тебе говорю!.. А писатель какой! Талантище! Сама Вероника пела… Что говоришь?.. Продюсер?.. А я Потехину позвоню, он как раз из наших. И грóши найдет, будь спок. Беру на себя… Значит, лады? Вот и умница. Не прогадаешь… Когда, говоришь?.. Он к тебе, в общем, подскочит… Ну, все. Не забывай. Общий привет. (Убирает трубку.) Ну вот. Подойдешь к нему в четверг, скажешь – от меня, а будет вола вертеть – мне позвони, я лично подъеду.

Каштанов (про себя). И все так просто…

Николай Большой. А чего усложнять?

Каштанов (задумчиво). И за это я всего-то и должен… всего-то и должен…

Николай Большой. Ну чего ты там должен? Какие долги между друзьями!

Каштанов (отрешенно). Да нет, я все, все понимаю… Все понимаю, все…

Николай Маленький. Витя…

Каштанов. Понимаю…

Николай Большой. Что-то Витя загрустил. С чего бы?

Каштанов. В самом деле, с чего бы?..

Николай Маленький. Погода плохая, вот он, верно, и загрустил.

Николай Большой. Погода? Ну это дело поправимое.

Каштанов. Поправимое? Что, у вас и там связи?

Николай Маленький. Где?

Каштанов. Ну там, в небесной канцелярии. Никто оттуда у вас зону не топтал?

Николай Большой (сухо). Смешно.

Николай Маленький. Уж куда смешнее.

Николай Большой. А если без смехуёчков, то дело правда поправимое.

Каштанов. Это каким же образом?

Николай Большой. Элементарно. Коль, объясни.

Николай Маленький. Да проще пареной репы. Тут барыга один слинял в неизвестном направлении, похоже что навсегда, а вилла его на Канарах пустая стоит, а ключики-то – у наших ребят. Поедешь туда на сколько захочешь. Там настоящий рай, всегда лето, водичка в океане теплющая. Живи, грейся под пальмами. Триста шестьдесят солнечных дней в году.

Николай Большой. Ага, я в декабре был. Сказка! Там и яхта стоит этого барыги – можно в океане рыбку ловить, как этот… Ну, Коля, ты знаешь…

Николай Маленький. Хемингуэй.

Николай Большой. Во-во. Поезжай со всей семьей. Рыбку там лови, книжки себе пописывай. Может, и премию эту получишь… как ее?

Каштанов. Нобелевскую?

Николай Большой. Во-во. Как там с этим делом, а, Коль?

Николай Маленький. Ну, не знаю, не знаю, это как фишка ляжет. А насчет Канар – это хоть сейчас.

Николай Большой. Не, сейчас не надо. Потом. После.

Каштанов. После чего?..

Оба Николая. Ну… (Переглядываются.)

Каштанов. Понятно…

Николай Маленький (после паузы). Ну так как, Витя, насчет Канар?

Каштанов. Увы, это ваше предложение не могу принять.

Николай Большой. Почему?!

Звонит телефон.

Каштанов (в сторону двери). Возьмите кто-нибудь трубку!.. (Николаям.) Как это ни заманчиво, принять никак не могу. У меня сын в школе учится, а оставить в этом возрасте его одного… Нет, нет, благодарю.

Николай Большой. Да брось, Витя, найдем выход!

Каштанов. Какой, например?

Николай Маленький. Решить всегда можно. На то они и проблемы, чтобы их решать.

Доносится вопль Захара: «Вау!!!»

В комнату влетают Захар и Людмила.

Захар. Йес!!!

Людмила. Ты представляешь!..

Захар. Подожди, я сам, я сам! Сейчас позвонили – они берут, берут!

Каштанов. Кого берут? Куда? Ничего не понимаю.

Захар. Нас! И меня, и Димона!

Каштанов. Куда?

Захар. Куда! В Силиконовую долину! На целый год! Ма, ну скажи ему!

Людмила. Правда, Витя. Помнишь, полгода назад конкурс объявляли? Что-то там с компьютерами.

Захар. Вот не знаешь, а говоришь! На лучшую сетевую программу!

Людмила. Да не понимаю я в этом… В общем, они с Димоном со своим подали на конкурс.

Захар. Я же тебе говорил!

Каштанов. Да, что-то такое…

Захар. «Что-то такое»!..

Людмила. Да погоди ты!.. Только что позвонили – оказалось, они с Димоном победители. Теперь их приглашают на год в эту самую Силиконовую долину, вроде как на стажировку. Единственных со всей Москвы!

Каштанов. Их-то? У них же трояки по информатике.

Захар. У Димона, во-первых, четверка. А во-вторых, это просто Виктоша придирается. Теперь будет знать, каких людей затирала!.. А чего ты, ма, грустная?

Людмила. Думаю: как же вы там будете одни, без родителей?

Захар. Ничего, ма, прорвемся! Дядя Коля делать «мельницу» научит, да, дядя Коля?

Николай Маленький. Ну, раз обещал…

Захар. А я Димона научу. Мы им там всем покажем, америкосам!

Николай Большой. Правильно, малыш. Пусть знают нашенских!

Людмила. Ну-ну, не очень-то там, со своим Димоном… Ох, сынуля…

Захар. Ты чего, ма?

Людмила. Уедешь – а мы как тут без тебя?

Захар. Сама говорила: когда мы отдохнем от твоих выкрутасов? Вот и отдохнете.

Людмила. Дурачок… Ладно, у меня там бутылка шампанского припасена; уж по такому случаю – можно. Даже тебе, чучело, налью – заслужил.

Николай Маленький незаметно качает головой.

Захар. Нет, мне не надо: мы с дядей Колей «мельницу» будем делать.

Людмила. Вот и умница. А мы уж за тебя…

Оба Николая. Не стоит!

Каштанов (обреченно). Да, не стоит.

Людмила. Вот мужики пошли!.. Но все равно что-нибудь надо организовать. Пригласим на дачу родителей Димоновых, вас Николай и вас, Николай, ну еще Балабанова можно.

Каштанов. Нет, в четверг не могу. В четверг еду на «Мосфильм» договор заключать.

Людмила. Какой договор?

Каштанов. На сценарий. По моей книге.

Людмила. Неужто?!.. Почему я ничего не знала?

Каштанов. Да вот, как-то внезапно решилось.

Захар. Ну, поперло!

Каштанов. Да, поперло… А каникулы там у тебя зимой будут, в этой долине твоей?

Захар. Наверно. Рождественские.

Каштанов. Вот и хорошо, приедешь к нам на Канары, там круглый год лето. Поживешь у нас на вилле, на яхте поплаваем, рыбу половим, как Хемингуэй.

Людмила. Какая яхта, какие Канары, какая вилла, ты о чем?

Каштанов. Думаю, хорошая вилла. Барыги одного. И яхта его же… Но это не сейчас, это потом… После…

Людмила. Что ты загадками говоришь, какой еще у тебя такой барыга?

Каштанов. Это не у меня… Ну, это, в общем, неважно. Главное, теперь это все – нам.

Людмила. По-моему, все-таки ты меня разыгрываешь… Или это сон?

Каштанов. Нет, нет, это не сон, это такая явь… Такая вот странная явь…

Людмила. Как будто какой-то джинн из бутылки…

Каштанов. Да, вроде того. Только вот платить этому джинну…

Людмила (разочарованно). А-а, платить… И – сколько?

Каштанов. В сущности, пустяк… Пустячок один…

Людмила. Всё! Хватит говорить загадками! Давай, выкладывай все! Что-то здесь происходит, а я ничего не понимаю! Ну!..

Каштанов. Хорошо. Пойдем.

Людмила. Пойдем…

Направляются к двери. Захар идет следом.

Николай Маленький. Постой, малыш, давай-ка мы лучше – «мельницу».

Каштанов. Да-да, ты лучше останься.

Каштанов и Людмила уходят.

Николай Маленький. Становись, малыш… Следи внимательно… Вот так… руку заносишь так… Ногу в упор… А теперь – резко, вот так!..

Захар падает на пол.

Николай Большой. Полегче!

Николай Маленький. Не ушибся?

Захар (поднимаясь). Ничего.

Николай Маленький. Говорю ж, парень – кремень. В батю своего.

Николай Большой. Это – да. Мужик!

Николай Маленький. Еще раз?

Захар. Ага.

Николай Маленький. Становись… Значит, вот так руку… вот так ногу… Заносишь… Подставляешь бедро… И – ррраз!..

Захар падает.

Все понял?

Захар (поднимаясь). Все.

Николай Маленький. Ну, передохни маленько.

Николай Большой. Мышцы бы ему, конечно, в тренажерном зале малость подкачать.

Николай Маленький. Подкачает.

Захар. А у них там, в долине, тренажерные залы есть?

Николай Маленький. У них там, брат, все есть.

Николай Большой. Но ты там все равно – таво…

Захар. Что?

Николай Большой. Родину люби, малыш.

Захар. Ага. Ну, встали?

Николай Маленький. Встали. Теперь ты давай. Руку – куда?.. Правильно. Ногу – как?.. Тверже, тверже… Куда, куда, куда? Не так ногу… Вот так, правильно…

Распахивается дверь, входит Людмила с соковыжималкой в руках, за ней следует Каштанов с остальными коробками кухонного комбайна. Людмила с грохотом ставит соковыжималку на стол.

Людмила (Каштанову). Ставь!

Каштанов ставит коробки.

Вот! Соковыжималку я вымыла, остальное мы не трогали. Забирайте. Ничего вашего нам не надо. Ни выжималок, ни яхт ваших, ни барыг, ничего!

Захар. Ма!..

Людмила. Что «ма»? Иди лучше отсюда.

Захар (Николаю Маленькому). Мы тогда «мельницу» – потом?

Людмила. Обойдешься без своей «мельницы»! И без Силиконовой долины своей как-нибудь обойдешься!

Захар. Ма, но почему?

Людмила. Почему?! Ты у них спроси – почему!

Николай Маленький. Зря вы так.

Николай Большой. Зря.

Людмила. Зря?! А живого человека калечить – это не зря?! Мне мужик целый нужен, а не калека!

Николай Маленький. Ну почему – калека?

Людмила. А без почек – это что, не калека?

Николай Большой. Только без одной.

Каштанов. Да.

Людмила. Господи, и он туда же!

Николай Маленький. Без одной – это вполне даже… Без одной – многие.

Каштанов. Да.

Людмила. Заладил: «да», «да»!.. Многие?! А мне многие не нужны, у меня муж один! Единственный! Мы с ним без всяких ваших яхт вот уже семнадцать лет! Все было, без копейки сидели – и ничего, живы, слава богу! И будем живы! Зато – целые!

Николай Маленький. Вить, ну скажи…

Каштанов. Да я…

Людмила. Что «я», что «я»?!

Николай Большой. Скажи, будь мужиком.

Людмила. Да, будь мужиком, скажи им!

Каштанов. Что сказать?

В кармане у Николая Маленького звонит мобильник.

Николай Маленький (в трубку). Да, я, слушаю…

Людмила. Что сказать?!

Николай Маленький (в трубку). Что?!

Людмила. Ты еще спрашиваешь – что им сказать!

Николай Маленький (Людмиле). Потише, пожалуйста… (В трубку.) Не может быть!..

Людмила. Потише? Я, между прочим, в своем доме!

Николай Маленький (махнув рукой, движется к двери. В трубку). Где?!.. Так-так…Слава богу, а то тут у нас… Но это точно?.. (Выходит.)

Людмила. Не знаешь, что им сказать? Тогда я скажу!.. В общем, так, гости дорогие…

Николай Маленький заглядывает в комнату и манит к себе Николая Большого.

Николай Большой. Что там?.. (Выходит.)

Людмила. Что они там еще придумали на нашу голову?.. Нет, ну ты тоже хорош! Что, неужто уже готов был?..

Каштанов. Ну, не знаю…

Людмила. Не знает он! Просто диву даюсь!

Захар. А помнишь, ты говорила, у Лялиных?

Людмила. Что у Лялиных?

Захар. Ты говорила, Борис Ильич Татьяне Сергеевне свою почку отдал. Ты еще тогда сказала – молодец.

Людмила. И этот туда же! Сравнил! Он же это – для родной жены. Конечно, молодец!

Каштанов. И сейчас выглядит, между прочим, неплохо.

Захар. Трусцой вон даже бегает по утрам.

Людмила. Сейчас ты у меня отсюда такой трусцой побежишь!.. Нет, ну придумали!..

Захар. А долина как же теперь?

Людмила. Отстань со своей долиной!

Захар. А Димон как же? Он в чем виноват?

Людмила. И с Димоном со своим отстань!.. (Каштанову.) Скажи уж им по-мужски.

Каштанов. Хорошо… Хотя…

Людмила. Что «хотя», что «хотя»?! Ладно, я сама скажу! Я им так скажу! Они у меня!..

Входят оба Николая, одеты в одинаковые плащи, с одинаковыми шляпами на головах, в руках одинаковые кейсы.

(Обернувшись, удивленно.) Вы что, уже уходите?

Николай Маленький. Да, пора и честь знать. Очень рады были познакомиться.

Николай Большой. Очень рады. С такими людьми! Сама Вероника пела. Детям расскажу.

Каштанов. Как-то неожиданно…

Николай Большой. А кто ж ожидал! Как снег на голову!

Николай Маленький. Да уж.

Каштанов. А в чем дело, если не секрет?

Николай Большой. Да тут такое дело! Коля, скажи.

Николай Маленький. Представляешь, позвонили! В Томской области мужик один, оказывается, живет – у него совпадение аж по ста трем признакам! У тебя – по ста двум, а у него – по ста трем!

Каштанов. Вот как?

Николай Маленький. Я тоже не поверил сперва. Бывает же!

Каштанов (печально). Да-да, редкостная удача.

Николай Большой. Еще бы! Один случай на пять миллиардов!

Каштанов. Понимаю… Значит, вы – к нему?

Николай Маленький. Да, сейчас прямо на самолет.

Каштанов (Людмиле). Видишь, вот все само и решилось.

Людмила. Ну и слава богу.

Каштанов. Да… Конечно…

Николай Маленький. Ну, в общем, Витя, ты не поминай лихом, прости, если что.

Каштанов. Нет-нет, ничего.

Николай Большой. Ну и хорошо… Да, а ты в четверг, когда на «Мосфильме» будешь, привет от меня Сильвуплясову передавай. И держись там с ним, а то он знаешь какой жук…

Каштанов. А что, это разве теперь не отменяется?

Николай Большой. Да ты что, Вить! Думал, теперь я – в кусты? Нет, брат, пацанское слово крепкое.

Каштанов. Вот, значит, как…

Николай Маленький. А как ты думал!.. Ну а насчет виллы этой на Канарах мы, как вернемся, тебе позвоним.

Каштанов. Может, не надо? А то как-то слишком уж… За какие такие заслуги?

Николай Большой. Какие заслуги? Мы же друзья, забыл?

Каштанов. Да-да, друзья… Конечно…

Николай Маленький (Захару). Потом с тобой «мельницу» освоим, когда вернусь. До твоего отъезда в эту твою долину еще уйма времени.

Захар. А я что… я туда поеду?

Николай Маленький. Конечно, поедешь. С Димоном со своим. Чего ж не поехать, раз заслужили?

Захар. Йес!!! (Выбегает из комнаты.)

Звонит мобильник.

Николай Большой (в трубку). Да… Опять ты?.. Слушай, я перезвоню через пять минут. (Убирает трубку.) В общем, Витя, давай. Держись!

Каштанов. Да, спасибо…

Николай Маленький. Хороший ты мужик, Витя.

Каштанов. Спасибо…

Николай Большой. А вот статейки – неоднозначные. Ты, Витя, подумай.

Каштанов. Да, я подумаю… Даже не знаю, как вас за все…

Николай Маленький. Ладно, ладно, сочтемся как-нибудь.

Людмила. Может, задержитесь, пообедаем?

Николай Большой. Рады бы, но…

Николай Маленький. Вылет через два часа, надо ехать.

Людмила. Как жалко.

Николай Маленький. Нам тоже. Ну ничего, надеюсь, еще как-нибудь увидимся.

Каштанов. Конечно! Обязательно!

Людмила. Мы будем ждать.

Николай Маленький. Ну, пошли, Коля.

Николай Большой. Пошли.

Уходят.

Долгая пауза.

Каштанов. Вот и все…

Людмила. Ну, слава богу, что все так… Как думаешь, они это все – вправду?

Каштанов. Что?

Людмила. Ну, насчет виллы, «Мосфильма».

Каштанов. Да, наверно. Похоже, что да.

Людмила. Надо же! Снова – как сон!

Каштанов. Да, как сон… Как странный сон…

Людмила. Так все же хорошо!

Каштанов. Да, все хорошо…

Людмила. А ты какой-то грустный. Я не понимаю.

Каштанов. Я тоже пока не все понимаю… Вот так вот жил, жил – а ведь по сути никому, кроме тебя да Захара, был не нужен.

Людмила. Перестань.

Каштанов. И друзей настоящих не было. Приятелей всяких – посидеть, потрепаться – это сколько угодно; а друзей…

Людмила. Ох, Каштан, что-то тебя повело…

Каштанов. Да, повело… И потом… Какая-то жизнь все время была черно-белая, сплошная проза. А человеку в жизни порой так не хватает цветной сказки. Чтобы вот так вот однажды вышел джинн из бутылки… Что-то не то, наверно, говорю, но грустно как-то, грустно…

Людмила. А ты знаешь, Каштан, ты напейся.

Каштанов. Это ты мне говоришь?

Людмила. Я! Я же вижу… Подожди!

Выходит и быстро возвращается с бутылкой коньяка и бокалом.

Каштанов. Это у тебя откуда?

Людмила. Припрятала от тебя, а теперь вижу – надо. На, выпей, Каштан, и гони ее, тоску проклятую, прочь.

Каштанов. Да, пожалуй. Пожалуй, ты права.

Людмила. А я, Каштан, всегда права.

Звонок в дверь.

Кого там еще?! (Выходит.)

Каштанов наполняет бокал. Сидит задумавшись.

Входит Людмила, а за ней оба Николая.

Каштанов. Вы? Забыли что-нибудь?

Николай Большой. Да нет, тут, брат, понимаешь какое дело…

Николай Маленький. Э, а ты, Витя, кончай. (Отнимает у него бутылку и бокал.)

Каштанов. Это еще почему? Уж теперь-то, кажется…

Николай Большой. Вот как раз теперь-то и не надо.

Каштанов. Но – почему?

Николай Большой. Коля, скажи ему.

Николай Маленький. Тут, Витя, такое дело… Нам перезвонили… Нет, ну дают, ну деятели!

Николай Большой. Поубивать!

Каштанов. Да что, что случилось?

Николай Большой. Ну деятели! Гнать таких поганой метлой!..

Николай Маленький. Представляешь, этот, у которого по ста трем признакам, оказался пустышкой! Нет никаких ста трех признаков!

Николай Большой. Напутали они, понимаешь! Приборы у них, видите ли, неисправны! Нет, ну я им покажу!

Николай Маленький. Да, вот такие, Витя, дела.

Каштанов. И что теперь?

Николай Маленький. Как – что? Снова на тебя на одного надежда, вот оно как опять повернулось.

Людмила. Господи, опять!..

Николай Маленький. Так что с этим делом (кивает на бутылку) ты пока завязывай.

Николай Большой. И пожалуйста, Витюша, я как друга тебя прошу…

Каштанов. О чем?

Николай Большой. Пересядь вот сюда.

Николай Маленький. Да ладно уж, пусть, а то опять разнервничается.

Каштанов. Нет-нет, я спокоен… Я совершенно спокоен… (Пересаживается.)

Конец

МОНПИЛИЕР

Мелодрама в двух действиях

Действующие лица

Барский

Он же,

но только моложе

Полина

Тетя Зина

и женщины похожие на нее

Канин нос

Михаил

Курсант,

он же потом милиционер,

он же таможенник

Лариса

Ее «подруга»

(с бородой)

Оля,

девушка из юности

Лебедев,

друг юности

Медсестра,

секретарша,

служащая аэропорта

(в одном лице)

Большой начальник

Непонятный

Парень

из юности

Время действия – жизнь человека

Первое действие

В правой стороне сцены высвечена небольшая комната, незамысловато обставленная: диван, журнальный столик, письменный стол с настольной лампой, сервант, книжные шкафа висит устрашающая африканская маска, трюмо, сервант, телевизор на тумбочке. Приоткрыта дверь, ведущая за правую кулису. Штора занавешивает проем в левой стене. Бòльшая часть сцены, расположенная слева, погружена в темноту.

За дверью звонит мобильный телефон.

Голос Барского (довольно слабо слышный). Слушаю!.. Кто?..

Связь плохая, его голос двоится, что-то фонит в трубке.

Голос Розочки (едва можно разобрать отдельные слова). Сёма?.. это я!.. Здравствуй дорогой! Ой, у тебя что-то с телефоном… (В трубке снова фонит.)

Голос Барского. Алло, алло!.. Боже, Розочка?.. Да, что-то со связью! Ради бога, говори громче!..

В ответ слышен только отвратительный электрический фон.

Подожди, я сейчас передвинусь в комнату, там лучше берет. Это у нас в районе связь такая: где-то берет, где-то не берет…

В комнату на кресле-каталке въезжает Барский, одет в затрапезную кофту, прикрыт шерстяным пледом, в руке трубка мобильного телефона.

Барский (на ходу). Алло, теперь слышишь меня?

Голос Розочки (вперемешку с фоном). Кажется, чуть лучше… Сима, ты как?.. (Фон невыносим.)

Барский. Совсем плохо!.. Нет, не я «совсем плохо», я как раз совсем хорошо – слышно совсем плохо!..

Голос Розочки (еле-еле). С Новым годом тебя! И с днем рождения, Симочка!

Барский. Ой, спасибо, напомнила! Представляешь, я вовсе запамятовал! И тебя поздравляю. С Новым годом, я имею в виду… Что?!.. (Сквозь фон.) Говорю: я – ничего! Насколько возраст позволяет. Ты-то как?

Сквозь фон слышно только : «…в больницу…»

Что?.. Ты сказала – «в больнице»?.. Алло, не слышу!.. Почему «в больнице», что с тобой?..

Звонок в дверь.

Барский. Подожди, Розочка, тут в дверь звонят. Это, наверно, девушка, она у меня убирает, готовит… Приставили от Академии наук. Сейчас открою. (Скрывается за дверью.)

Голос Барского. Перезвоню! (Дает отбой. Мерзкий фон стихает.) Сейчас, сейчас! Уже открываю! (Орудует с замками, открывает.) Ага, Лариса, здравствуй. Ой, прости, что через порог!

Голос Ларисы (с украинским акцентом). Да, тоже не буду через порог.

Слышно, как дверь закрывается.

Теперь – здрасьте! Простите, чуток припоздала.

Голос Барского. Да ради бога! У меня что, дела? Свободный человек. Вечно свободный!

Лариса, девица лет 23, с аляповатым гримом, одетая вульгарно, даже несколько вызывающе, в слишком короткой юбке, в сапогах на огромной платформе, входит в комнату, Барский следует за ней.

Лариса. Счастливый, мне б так. А то – щас только от Гальперина, академика, потом, от вас, – к Куприянову, к корреспонденту…

Барский. Он член-корреспондент.

Лариса. Ага – как вы. А почему «корреспондент»? Вы в газеты пишет?

Барский. Нет, «член-корреспондент» – это значит как бы наполовину.

Лариса. Наполовину член?

Барский. Да нет, наполовину академик. С чего начнете, с комнаты?

Лариса. Ага. Тока пока переоденусь. (Игриво.) А вы не подглядывайте.

Барский. Ну, Лариса! Ты же знаешь – я джентльмен.

Лариса. Все вы жельтмены… Вот вчера у Барсукова, у старого козла…

Барский. Ну-ну, Лариса, я, в отличие от неведомого мне Барсукова, если и старый – то никак не козел, хотя козлам, признаться, несколько завидую – они хотя бы скакать умеют, а я, как видите… (Выезжает из комнаты.)

Лариса (вслед). Ой, да это ж я так!.. И совсем вы еще не старый! Вы еще…

Голос Барского. Думаешь, могу еще сойти за козла?

Лариса. Да ну вас!.. Ладно, всё. (Закрывает дверь.) Через две минуты – уже всё! (Снимает сапоги, сует ноги в тапочки, начинает раздеваться. Напевает.) «Предо мною тра-та айсберх из тумана выплывает… Тра-та-та-та тра та-та-та, тра-та-та-та, тра та-та…» (Оставшись в одних трусиках, любуется собой в зеркало.) «Тра-та-та-та тра-тата, трататататратата, трататата трататата, трататата трататата, айсберх или человек?.. А ты такой холодный, как айсберх в океане… Как айсберх в океане, холодный ты такой…» (Показывает язык африканской маске.) Бе-е-е… (Надевает халатик, довольно короткий и тесный, включает телевизор, переключает каналы, пока не появляется некая поющая поп-дива. Подпевая ей, начинает весьма небрежно протирать пыль.)

Голос Барского. Это я!.. Удивляюсь, что ты вспомнила… Что?.. Ну да, мы же с ней – в один день и в одном роддоме… А у тебя с ней что, есть связь?.. Да нет, уже никакой… И не слышал… Ничего не злюсь, не придумывай!.. В Америке? Какой город?.. Ну, запишу на всякий-провсякий… Как ты сказала?.. Да, понял! Дальше что?.. Не слышу! Еще раз!.. Нет, говори по буквам, буду записывать! Как?.. Да-да… Дальше… Ага, понял, дальше давай!.. Да, записал… Дальше… Еще дальше… Как? «Меламед»?.. Нет?.. А-а, да-да, «Леонид»… Давай дальше…

Лариса прислушиваясь, подходит к серванту, достает из бара бутылку какого-то напитка.

Лариса (маске). Хеппи нью йеа, урод. (Делает пару глотков, тут же достает из кармана аэрозоль, брызгает в рот. Протирает маску. Прибавляет звук в телевизоре, подпевает вслед за дивой, смахивает пыль с мебели. Вытаскивает из шкафа пылесос, включает, начинает пылесосить комнату, подпевает за дивой, перекрикивая телевизор.)

Голос Барского (едва пробивающийся). …Да-да, понял!.. И последняя буква?.. Как?!.. Как?!.. Да, понял, записал!.. Что ты говоришь? Нет, отсюда совсем плохо берет, попробую все же из комнаты. (Стучит в дверь.) Лариса, всё?

Лариса. Всё! (Еще раз брызгает в рот дезодорантом, открывает дверь.)

Барский с телефоном в руке въезжает в комнату.

Барский (в трубку). Да, вроде получше. Да, город записал… Как! Оук-стрит? Ага! (Записывает.) Оук-стрит, четыре… Да, слышу, записал Оук-стрит – Дубовая улица! Да, записал… Тридцать лет, даже, наверно, глупо уже. Не знаю – может, как-нибудь. Пару строк. (Кладет крохотный, неровный клочок бумаги с записью на журнальный столик. Убирает звук в телевизоре, машет Ларисе рукой, чтобы она выключила пылесос. В трубку.) Ой, давай сейчас перезвоню. (Выключает телефон. Ларисе.) Ты тут скоро?

Лариса. Еще пять минут. (Напевает.) Пять минут, пять минут! Пять минут тра-та-та та-та-та… (Включает пылесос, теперь, с появлением Барского, пылесосит с особой тщательностью.) Пять минут, пять мину-у-ут…

Барский роется в книжном шкафу. От ветра из пылесоса клочок бумаги соскальзывает со столика и затягивается в трубу. Ни она, ни Барский этого не замечают.

Лариса. Пять минут, пять минут… (Из кармана ее халата раздается мелодия мобильника, настолько наглая, что Барский вздрагивает. Выключает пылесос, достает телефон. В трубку.) Да, Витюсик!.. Да, на работе… (Косясь на Барского, вполголоса.) Ты что, дурак? Приличный дядечка. Получлен!.. Ой, мамочки, пол-корреспондент!.. Да ну тебя, совсем дурак!.. Ой, правда? И на когда?.. Ой, как же, я ж еще сегодня к двоим должна, к Куприянову, к Синельникову… Ладно, ладно, постараюсь… Что ж ты такой Отела, я ж тебе честно сказала – прогнала его, наркошу, навсегда. В общем, часика через три. Позвоню. Ага, чао. (Кладет телефон в карман, включает пылесос, принимается пылесосить в ударном темпе. Поет.) «А ты такой холодный, как айсберх в океане. Чего ж такой холодный, совсем холодный ты!?» (Закончив, выключает пылесос. Барскому.) Я тут – всё. Пойду на кухню. Я сегодня – по-быстрому. А второго числа приду. Так я пошла?

Барский. Да-да, конечно.

Лариса выходит, выволакивая за собой пылесос, закрывает дверь. Льется вода, слышно, как она, что-то напевая, гремит посудой.

Барский, оставшись один, достает свой мобильник.

Барский (в трубку). Розочка? Ну вот, теперь, пожалуй, получше… Кое-как… Иногда на своих двоих, а когда обостряется – тогда на колесах… Говорю ж, убирает, нет, не без присмотра… Да-да, не волнуйся, все записал, не потеряю. А телефона ее нет?.. Ну нет – и нет… Не знаю, может быть… Ой, да не лезь ты!.. Ну, спасибо, спасибо еще раз!.. Так я не понял, ты сама-то когда ложишься?.. Что? Уже? Оттуда и звонишь?.. И когда операция?.. Прямо сегодня?! Ну, однако!..

Лариса, уже одетая, просовывает голову в дверь.

Лариса. Так я побёгла. Дверь захлопну. С наступающим! Барский. Спасибо, и тебя.

Лариса. Чао!

Барский машет ей рукой. Через секунду доносится хлопок двери.

Барский (в трубку). Ой, да знаю тебя, у тебя все «не страшно»! Да, понимаю. Сама потом позвонишь? Только – обязательно! Буду волноваться!.. Что, уже пришли!.. Все, все, отключайся! (Закрывает телефон. После паузы, про себя.) Да, в один день и в одном роддоме, так оно и было… Или в самом деле написать?.. Чушь! Вот так вот, после всего: здрасьте-мордасте… А толку?.. Какой она сказала город?.. (Отъезжает на кресле к журнальному столику, шарит по нему – ничего нет. Судорожно роется в карманах в карманах, под пледом – нет ничего.) Черт, ведь только что записал!.. Чудеса!.. (Осматривает всю комнату – ничего не находит. После раздумий достает телефон, набирает номер.) Алло, Розочка! Тут со мной комедия такая, записал – а бумажку… Что? Не Роза?.. Не туда попал?.. Туда?! А это кто?.. Ах, дочь? А Роза где?.. Увезли готовить к операции? Уже?.. Понял. Извините. (Дает отбой. Про себя.) Уже и увезли… (После паузы.) Но как же так?! Как же это я? Вот же чудак на букву «эм»!.. Улицу помню – Оук-стрит, четыре, Дубовая улица. А город… (Объезжает всю комнату.) Ну где, где?!.. Куда я мог?..

Кипетясь, стремительно выезжает из комнаты. Из недр квартиры доносится грохот и звон чего-то рухнувшего и вопль Барского «Ё-кэлэмэнэ! Ну кто ж так швабру ставит!»

Снова въезжает в комнату, потирая ушиб на голове. Оглядывается вокруг.

Чудеса! Ведь точно же – сюда клал… Господи, в пылесосе, наверно!.. (Порывается вновь выехать из комнаты, но тут же останавливается.) Черт, вытряхнула, наверно, мусор, дурында! (После паузы.) А что тут еще поделаешь – значит, не судьба. Да и вообще… (После паузы.) Или все же надо бы?.. Даже если и надо – все равно не судьба… (После паузы.) Да, в один день, в одном роддоме, надо же!.. (Решительно.) Нет, надо, наверно, все же поздравить!.. (После паузы.) А – как?.. Ну, Сима, давай же, вспоминай, вспоминай, башка твоя дырявая!.. И название какое-то людоедское!.. (После паузы.) Способ такой есть – по ассоциациям… Она какие-то имена называла, с чем-то они, по идее, должны бы ассоциироваться… Вот только с чем? с какими буквами?.. (После паузы.) Твое вот имя, Сема, у нас, например, с буквой «эм» ассоциируется, это мы уже установили… Где-то там был «Меламед»… А вот и фига два, «Меламеда» там как раз и не было! Не хватало только этого говнюка Меламеда! Послышалось «Меламед», а был какой-то «Леонид»… Какой такой Леонид?.. Тоже с чем-то ассоциируется…

Из темноты слева доносится слабо речь Брежнева.

Вот-вот!

Речь смолкает.

А что! не все так безнадежно, «эль» у нас уже есть!.. Только где бишь она там стояла, эта «эль»?.. Не в начале и не в конце, это точно… Где-то посередке… А что в начале?.. Давай, Семен, давай, шевели извилинами. (Сосредотачивается.) Ну! ну!.. И ведь бродит же где-то рядом… (После паузы.) Или далеко, в каких-то потерявшихся временах?.. В один день, в одном роддоме… Ну, вспоминай!.. Где-то вот рядышком… Ну-ну, выковыривай из памяти… Ройся. Ройся…

Комната отъезжает дальше вправо, а Барский, не замечая шторы, выкатывается на своем кресле за нее, в темноту. Комната вовсе затемняется.

Голос Барского (из темноты). …Когда тебе под восемьдесят, память становится слишком малым вместилищем для прожитых времен, им тесно, все они рядом…Они норовят вырваться из этой сутолоки, где какое не всегда так сходу и разберешь…

По мере того, как он говорит, темнота начинает понемногу рассеиваться. Барский уже стоит рядом с креслом, теперь возраст его совершенно неопределенный, на старика он, во всяком случае, не похож, и одет совсем по-другому. Он бродит по сцене, за ним следует луч, иногда высвечивая самые разные предметы, относящиеся к разным временам.

Барский (разглядывая их). Да, под восемьдесят – это не шутка. Перерисованы географические карты, умерли названия вещей. (Вглядываясь.) Это что такое?.. Вроде керогаз?.. (Наталкиваеся на кого-то невидимого.) Ой!..

Мужской голос из темноты. Глаза есть? Смотри куда прешь!

Барский. Простите…

Михаил, пошатываясь, удаляется.

Михаил. Смотри, говорю. Зенки открой! Люди ходят… (Падает, содержимое авоськи рассыпается, выкатываются бутылки.) Ну ёж твою!..

Барский (к залу). Да, бывает и так. Это Кузин, сосед из пятого подъезда, в шестидесятом, кажется, умер от пьянки… А звали его… Как ж его звали?.. (Хлопает себя по лбу.) Михаил его звали!..

Луч света, следующий за ним, отплывает, и уже не видно Кузина с его бедой.

Точно, Михаил!.. И она сказала первую букву – «Михаил!»! «Эм»!.. Записать?.. Нет уж, теперь не забуду: «эм», «Михаил»!.. (Ходит, разглядывает афишные тумбы давних времен.) Да, времена, времена…

Отдаленные залпы и зарево салюта. Едва слышный голос Левитана: «Войска Воронежского фронта под командованием генерала армии Ватутина, сломив оборону противника, овладели городом Белгородом!»

Когда тебе под восемьдесят, порой, выбираясь из этих времен, не мудрено заработать одышку. (С кем-то раскланивается. В ту сторону.) День добрый… И вам того же. (К зрителям.) В лицо помню, а как звали – потерялось уже с концами…

Гремит музыка, орет песня:

«Утро красит нежным цветом

Стены древнего Кремля!

Посыпается с рассветом

Вся советская земля!..»

Возле левой кулисы большой плакат, с изображением советского воина, разгоняющего штыком всю нечисть мирового империализма. Несколько юношей и девушек прижаты к этому плакату, в руках у них портреты Сталина, Берии, Хрущева, Маленкова, Булганина, рядом престарелый учитель, все одеты по образцу начала пятидесятых. Впрочем, девушка с Берией выделяется на их фоне – на ней белый плащик модное платье, туфельки на высоких каблуках. У всех к одежде прикреплены красные банты. Справа их отжимает железная цепь. Впереди – Красная площадь, сама она, правда, отсюда не видна – только голубое небо вдали.

«Могучая, кипучая,

Никем непобедимая,

Страна моя, Москва моя,

Ты самая любимая!»

Со стороны площади гремит, заглушая песню: «С праздником, дорогие москвичи! Со светлым праздником весны и труда! Ура!» В ответ гремит «Ура-а-а!», которое подхватывают и школьники. Барский, приблзившись к ним, тоже подхватывает чуть насмешливо: «Ура-а-а!».

Голос через матюгальник: «Краснопресненский район, левее, левее! Проходит колонна Свердловского района! Еще левее» Наших снова тенят.

«Коммунистам братского Китая – ура-а-а!» – «Ура-а-а!»

«Конец кровавым кликам Тито, Франко, Салазара! Ура-а-а!» – «Ура-а-а!»

Учитель. Мальчики девочки, слышали, левее, дайте колонне Сврдловского пройти!

Барский. А это наш классный, Борис Маркович, по прозвищу Канин Нос. Потому что фамилию носил Ханин и потому что шнобель был большой, и потому что географию преподавал.

Канин Нос. Еще чуть-чуть… (Увидев, что у одного из парней в руках два портрета – Хрущева и Булганина.) Это еще что такое! Тебе что было доверено нести?

Парень. Хрущева.

Канин Нос. Правильно, товарища Хрущева. А второй портрет?

Парень. Бухарина?

Канин Нос (от ужаса едва в силах устоять). Ык!.. Ак.. (После шока, громко.) Портрет члена президиума Центрального комитета партии, маршала Советского Союза товарища Булганина – кому доверили нести?

Парень. Симке Барскому.

Барский (зрителям). Это мне, похоже, выпала такая высокая честь. Право, не заслуживал… Бедный Канин нос! Запуганный какой-то был. Говорят, у него жену недавно забрали как врачиху-вредительницу. Она мне когда-то зуб пломбировала. Оказывается, и среди зубных врачей вредители тоже попадались.

Канин Нос. Доверили нести комсомольцу Барскому. А комсомолец Барский где? А комсомолец Барский у нас сбежал! С праздничной демонстрации! В то время, как вся страна…

Барский. Ну, поехал!..

С площади слышно: «В то врем, как вся страна в едином трудовом подъеме…» – «Ура-а-а!»

Парень с двумя портретами. Да не, он не сбежал, он – за мороженым, щас вернется.

Канин Нос. «Щас вернется…» Что за детский сад! Да за такое «щас вернется», между прочим, и из комсомола вылетают! Вот я поставлю про него вопрос…

Парень с Маленковым. Не надо, Борис Маркович, про него ставить вопрос – он в институт на юридический хочет. Если про кого-то надо вопрос – вы про меня поставьте: мне все равно никуда, кроме ремеслухи.

Барский. Спасибо, Лебедев, спасибо, верный друг. Да и никакой вопрос он нигде ставить и не будет, так, побурчит немного.

Канин Нос. Ладно, Лебедев, тебя только не хватало… (Про себя.) На юридический… Какой юридический с его пятой графой?..

Симка с несколькими морожеными в руках, пробегая, задевает Барского.

Барский (вытирая испачканный мороженым рукав, не зло). Ну хоть бы извинился, паршивец!

Лебедев. Да вот он уже! Симка, быстрей!

Остальные. Симка, мы здесь!

Барский. Да ведь это я и есть! Так что и спрашивать не с кого.

Симка проныривает под цепью.

Парень с Хрущевым. Молодец, Симка, успел!

Симка. Держите! (Раздает мороженое.)

Канин Нос. Ну, Барский… Уж ты-то бы хоть поостерегся. (Мороженое, однако, берет.)

Голос из микрофона: «Скоро над Индией и над всеми освободившимися от гнета странами встанет заря коммунизма! Ура-а-а!» – «Ура-а-а!»

Лебедев влезает на плечи одноклассника, смотрит в сторону площади.

Девушка в белом Плаще. Товарища Сталина видишь?

Лебедев. Не, ничего не вижу, только зарю коммунизма.

Канин Нос (схватившись за сердце). Ну, Лебедев!..

«Колонна Краснопресненского района, приготовились!»

Слышали? Приготовились, приготовились!

Ребята с портретами продвигаются вперед. Симка придерживает за руку девушку в плаще.

«Да здравствует дружба народов! Ура!» – «Ура-а-а!»

Девушка (пытается выдернуть руку). Пусти!

Симка. Ну подожди! Пойдем вечером в кино?

Девушка. Не могу.

Симка. Ну тогда сразу отсюда – в кафе-мороженое?

Девушка. Не хочу… Пусти!

Симка. Ну почему?

Девушка. Сам не понимаешь?

Симка. Не понимаю.

Девушка. Подумай… И вообще не ходи больше за мной.

Симка. Но почему? Ты объясни!

Девушка. Ну, если такой непонятливый… Помнишь, куда я поступаю?

Симка. Помню, в Международных отношений. И – что?

Девушка. Ничего! Знаешь, какой там отбор?

Симка. Какой?

Девушка. Самый тщательный! Под лупу!

Симка. И – что?

Девушка. Как ребенок… А то! Ты в свой паспорт заглядывал?

Симка. Ну?

Девушка. Баранки гну! Подумай на досуге. (Наконец вырывает руку.)

Курсант милиции подныривает по цепь.

(Курсанту.) Ой, Женечка! Вы откуда?

Курсант. Мы тут рядом стоим. Позвольте я – с вами?

Девушка. Можно, кто ж запрещает? (Берет его под руку.)

Курсант. После демонстрации пойдемте в кафе?

Девушка. Можно.

Симка (снова тянет ее за руку). Подожди!.. Иди сюда, поговорим.

Девушка. Пусти! Да отвяжешься ты?!

Симка. Подожди!

Курсант. Но-но! (Отрывает его руку.) Сказано – отвали!

Симка. Сам отвали!

«Пошла, пошла колонна Краснопресненского! Не задерживайте!»

Девушка (оборачивается). Женя, вы скоро?

Курсант. Сейчас догоню! (Симке, тихо). Слышь, отвали отсюда, пархатый!

Симка (хватает его за ворот). Ты что сказал, гнида!?

Курсант. Пшёл… (Наносит ему незаметный короткий удар под дых.)

Симка скрючивается.

Девушка. Что вы там! Женя! Не отставайте!

Курсант. Да, Оленька, уже! (Бежит к ней.) А давайте, Оленька, отсюда сбежим!

Девушка. Ну, если с вами…

Вдвоем они подныривают под цепью, убегают.

Барский. Да, правильно, Оленька ее звали. Всегда помнил, конечно, только вспоминать не любил, оттого и выпало из памяти. Да, Оля, Ольга. Хватило на одну букву. Вторая буква у нас, стало быть, «О».

Лебедев. Симка, давай!

Барский (Симке). Давай, давай, шагай. (Лебедеву.) Нам с тобой, друг Лебедев, еще шагать и шагать по жизни.

Симка догоняет своих. Звуки демонстрации уплывают.

И что мы имеем в итоге? В итоге мы имеем «Эм» и «о». Итого мы имеем «Мо». А что, для начала не плохо.

Звонит мобильник.

(Берет телефон.) Слушаю.

В правой части сцены, где прежде была комната Барского, высвечивается другое обиталище. Почти всю комнату занимает расстеленная кровать, по стенам висят портреты рокеров и рокерские трофеи. Где-то в ванной шумит вода. На столике бутылки с напитками.

Поверх кровати, закутанная в простыню, сидит Лариса, в одной руке у нее мобильник, в другой бокал с коктейлем.

Лариса (в трубку). Аллё, Семен Борисович!

Барский. А, Лариса, привет!

Лариса. Я чё звоню, я тут у подруги, далеко, у нее буду справлять. Я, наверно, второго не приду.

Барский. Да-да, пожалуйста.

В комнату входит бородатая «подруга» с полотенцем на чреслах.

«Подруга». Лари-сик!..

Лариса (прикрыв рукой трубку, «Подруге», шепотом). Заткнись! (В трубку.) Она далеко живет. Так что я завтра только, четвертого, ладушки?

Барский. Что за вопрос, ты же знаешь, я всегда свободен… Да, я хотел спросить – ты случаем у меня бумажку на столике не находила?

Лариса (настороженно). Не-а.

Барский. Клочок такой . Может, приняла за мусор? Может, в пылесос засосало? Помнишь, как ты недавно – жировку, а потом мы ее в пылесосе нашли.

«Подруга» пытается пощекотать Ларисе ребра.

Лариса (отбивает руку). Отзынь! (В трубку.) А что за бумажка? Важная?

Барский. Важная.

Лариса (в сторону). Блин!.. А в пылесосе смотрели?.. Блин! Я же его вытряхнула!.. Вправду важная?

Барский. Название города в Америке. Хотел телеграмму послать, с днем рождения человека поздравить. Заложил куда-то, не знаю, как теперь быть. Представляешь, мы с ней… (Смолкает.)

Лариса. Что – с ней?..

Барский. Родились в один день и в одном роддоме.

Лариса. Правда?

Барский. Ну, сам я не помню, конечно, но так говорят…

Лариса. Надо же!.. А в мусоре смотрели?.. Блин, я ж и мусор вынесла!.. И что, без города – никак?

Барский. А как же?

Лариса. Вот же блин!

Барский. Ладно, ничего не поделаешь. Пока. Привет подруге.

Лариса. Ага, пока. (Убирает трубку.) Надо же – в одни день и в одном роддоме!..

«Подруга». Что за старпёр?

Лариса. Да отвали ты!.. (Про себя.) Блин! Вот же блин!..

Комната гаснет.

Барский. «Мо»… И что это нам дает?.. Пока не много. А название, помню, длинное… Да, в один день и в одном роддоме…

Вдали слышится возвышенная, печальная музыка и очень отдаленный гомон толпы.

Высвечивается двор дома: подъезд, два окна, пожарнаяя лестница, ведущая на крышу. В окно смотрит тетя Зина.

Тетя Зина. Ох, горе-то горе!.. На кого ж ты нас, отец родной?.. (Сморкается в платок. Проходящему мимо Канину Носу.) Во горе-то, а!

Канин Нос (приостанавливается). Да, да, невосполнимая потеря.

Тетя Зина. Потеря ему! Небось, радуешься, носатый?

Рядом с ним и пристраивается Непонятный. В разговоры не лезет, только смотрит пристально.

Канин Нос (косясь на Непонятного). Что за глупости?! Скорблю со всем народом…

С другой стороны к подъезду, что-то мыча, бредет пьяный Михаил с авоськой, полной пустых бутылок.

Михаил (Канину Носу). Правильно, вместе со всем трудовым народом. А трудовой народ – он что! Он скорбит! Третий день скорбит!.. А они пустую тару не принимают!..

Тетя Зина. Об одном только думаешь, паразит!

Михаил. А что тару не принимают – это пра-ильно? (Непонятному.) Скорбеть народу не дают! Пра-ильно, я тебя спрашиваю?!.. Чё вылупился?! (Достает паспорт.) Во, гляди, читай, завидуй! (Канину Носу.) Скорбеть не дают, пра-ильно говорю?!

Канин Нос (косясь на Непонятного). Ну, в такой день…

Тетя Зина (Канину Носу). Кто ж теперь заместо него-то будет?

Канин Нос. Думаю, товарищ Берия – верный продолжатель.

Михаил. Опять грузинец? От же как они!..

Тетя Зина (косясь на непонятного). Уди, пьянь!

Михаил. (Барскому.) На какие шиши скорбеть, когда тару не принимают?! Пра-ильно я говорю!

Барский. Правильно.

Непонятный, глядя на Барского, что-то шепчет тете Зине.

Тетя Зина (Барскому). А ты откудова такой, мил человек? Пинжачок, гляжу, у тебя не нашенский.

Барский. Что?

Тетя Зина. Откудова, спрашиваю.

Барский. Издалека. Можно сказать, с другой планеты.

Тетя Зина (переглядываясь с Непонятным). Эвон…

Михаил (тете Зине). Дай в долг трешницу.

Тетя Зина. Да пошел ты!

Михаил (Канину Носу). Антиллигенция! Пошли вместе с трудовым народом скорбеть!

Канин Нос. Уж как-нибудь без вас. (Проныривает в подъезд.)

Михаил. При покойнике цены снижали.. (Поет.) «В любви беззаве-е-тной к наро-о-ду!..» А тут тару не принимают!.. При покойнике попробовали бы!..

Тетя Зина. Заткнись уже!..

К подъезду подлетает Лебедев, весь расхристанный.

Лебедев (свистит в два пальца). Симка!..

Тетя Зина. Был там?

Лебедев. Да какой! Не пролезть… Симка, бери бинокль!.. (Тете Зине.) Там, на Трубной, ходынка, всех подавят. Трупов будет к вечеру!..

Михаил. Ужо утянет за собой!..

Тетя Зина. Что мелешь-то!

Симка с биноклем вылетает из подъезда, едва не сбив с ног входящего туда Михаила.

Лебедев. Пошли!

Вдвоем лезут на крышу. Лебедев палкой шугает голубей. По очереди смотрят в бинокль.

Симка. Еще не выносили!

Лебедев. Ох, подавятся люди!..

Появляется Полина, идет, задрав голову накрышу. Наталкивается на Барского.

Полина. Простите… (Наверх.) Что, видно?

Лебедев (глядя в бинокль). Ой, мама родная!.. Да куда ж они?

Тетя Зина (Полине). А ты Наськина, что ли, из седьмого дома?.. Что мамка? Не пишет?

Полина не отвечает, смотрит наверх.

Это уже который же год мамка там чалится?..

Полина (кивнув в ту сторону, откуда доносится музыка, сухо). Теперь не долго уже…

Тетя Зина. Вон ты какая… (Шепчется с Непонятным.)

Полина карабкается по пожарной лестнице. У самого верха оступается, едва не скатывается вниз. Лебедев протягивает ей руку, помогает подняться.

Лебедев. Голову сломаешь, чудо!.. (Смотрит в бинокль.) Со Сретенки валят! (Кому-то вдаль, громко.) Витька-а-а!

Голос. Чего-о-о?!

Лебедев. От тебя Сретенку видать!?

Голос. Видать!!!

Лебедев. Я к тебе!!! (Передает бинокль Симке, скатывается по лестнице. Едва не сбив с ног Барского, убегает.)

Полина (тянется к биноклю). Можно?

Симка. Держи.

Полина (смотрит в бинокль). Да что ж они делают!.. А его уже пронесли?

Голос Лебедева. Симка! Барский! Идешь?!

Симка. Не!!! Я тут!!! (Полине.) Нет еще… Отсюда и не увидим.

Полина. Жалко. Всю жизнь мечтала увидеть его в гробу.

Симка (настороженно). А-а-а… А ты откуда?

Полина. Из седьмого дома.

Симка. Что-то не видел тебя.

Полина. Просто не помнишь, я четыре года у тетки в Ташкенте жила. Две недели как приехала.

Симка. А родители здесь?

Полина (сухо). Нет, не здесь. Мама… Далеко, в общем…

Симка (пристально глядя на нее). А-а-а… (После паузы.) Тебя как звать?

Полина. Полина.

Симка (протягивает руку). Семен.

Полина (пожимает руку). Я знаю.

Симка. О как!

Полина (смотрит в бинокль). Господи! Провалитваются!

Симка (выхватывает у нее бинокль, присвистывает). Люки на Трубной не выдержали… Ой, мамочки!..

Полина. Папа говорил: «Неужели его не переживу?»

Симка. И – как?

Полина (сухо). Не пережл. На войне погиб. (Смотрит в бинокль.) Кошмар!.. Мало ему было крови? Сколько еще надо?!

Симка. Не боишься?

Полина. Кого?

Симка. Ну хоть бы меня.

Полина. Не боюсь. Ты же Барский?

Симка. Ну, Барский. И что?

Полина (улыбается). Мы же с тобой близнецы.

Симка. Как это?

Полина. Так. Ты под Новый год родился?

Симка. Ну, родился. И что?

Полина. То. Мы с тобой родились в один день и в одном роддоме.

Симка. Это у тебя память такая хорошая?

Полина. Мама говорила. Она с твоей в одной палате лежала. У моей молока не было, меня твоя подкармливала.

Симка. Выходит, молочная сестрица?

Полина. Выходит, что так. (После паузы.) Учишься?

Симка. В Геологоразведке. Хотел в юридический, но даже документы принимать не стали.

Полина. Понятно…

Симка. А ты?

Полина. Пробовала в театральный, но – тоже самое. Да и прописки пока нет. (После паузы.) Ничего, в этом году поступлю.

Симка (кивает в сторону музыки). Думаешь?

Полина. Не может же это – вечно…

Симка. Актрисой хочешь стать?

Полина. Обязательно стану! (В образе.) «Сядем и будем говорить, говорить. Хорошо здесь, тепло уютно…»

Симка. Здесь-то?..

Полина. Нет, это монолог Нины Заречной, я в драмкружке играла. (В образе.) «Слышите – ветер? У Тургенева есть место: "Хорошо тому, кто в такие ночи сидит под кровом дома, у кого есть теплый угол". Я – чайка… Нет, не то.»

Симка. А по-моему – то самое!

Полина. Это из роли – «нет, не то». А вообще – правда, ничего?

Симка. Нет, здорово!

Полина (смотрит в бинокль.) Да что же они делают?! Когда же это все кончится?!..

Во двор входит милиционер (во время демонстрации мы его уже видели в форме курсанта). Достает свисток, свистит в сторону крыши.

Милиционер. А ну слазь!

Симка. А что, смотреть нельзя?

Милиционер. Нельзя, инструкция есть. Слазь, говорю!

Полина (Симке). Может, отстанет?

Симка. Не, не отстанет. Пошли, подарочек новогодний.

Полина. Пошли, подарочек.

Симка спускается первым, Полина – следом за ним.

Непонятный, кивнув на Полину, что-то шепчет милиционеру.

Милиционер (Полине). Гражданка!

Симка. В чем дело? Она тут живет!

Непонятный шепчет милицонеру.

Милиционер (отстраняет Симку). Гражданка, я сказал, стоять. Ваш паспорт?

Полина делает к нему шаг, потом вдруг разворачивается и бежит прочь.

Милицонер. Стой!.. (Свистя, устремляется за ней.)

Его свист подхватывают другие свистки где-то в переулке.

Симка бросается следом.

Тетя Зина (Симке). Не ввязывайся!.. Стой, дурень!

Симка на углу догоняет милиционера, пытается остановить.

Симка. За что?.. Она же – ничего!..

Милиционер (отталкивает). Пошел!..

Симка (не отстает). Ну товарищ!..

Милиционер. А, ты?.. Проваливай!..

Симка цепляется за его руку.

Трель свистка вдали обрывается.

Голос. Не бежи! Взяли твою! В семнадцатое повезем!

Симка (в ту сторону). Что ж вы, гады… девушку?!..

Милиционер. Все, взяли твою шалашовку, а уж насколько «девушка» – это в семнадцатом определят, они там спецы.

Симка. Гад!.. (Пытается его ударить.)

Милицонер перехватывает его руку, заламывает, наклоняет его к земле.

Милицонер. Что ж вы за племя-то такое – больше всех вам надо!..

Голос Полины. Не надо, Симочка!.. (Обрывается.)

Слышно, как захлопывается дверь машины.

Милиционер (в ту сторону). Ее дружка не хотите?!

Голос. Оставь, машина полная уже!

Милиционер (Симке). Жаль, время на тебя нет. (Валит его на землю, бьет ногой под ребра. В сторону). Погодите, я с вами! (Убегает.)

Машина отъезжает.

Симка с трудом поднимается.

Тетя Зина. Не бойсь. Коли без прописки – за сто пятый километр отправят, куды всех шалавок.

Симка (Непонятному). Что ты здесь все время высматриваешь?!.. Что ж вы такие?.. Ничего, кончится ваше время! (Устремляется в ту сторону, где скрылись Полина и милиционер, но у кулис останавливается и безнадежно смотрит вдаль.)

Непонятный в бессильном гневе трясет в его сторону указательным пальцем.

Тетя Зина (Непонятному). Ну не в себе парень. Не надо, не тронь его, Николай.

Двор затемняется, освещен только Барский.

Барский. Верно! Николай его звали! Потом куда-то исчез, потом опять появлялся, так никогда и не прояснилось, кто такой был. «Эн», «Николай»… Итого у нас будет «Мон». Уже что-то!..

А Полина так и пропала, думал, что с концами, словно растворилась в траурной музыке и стонах того дня. Пропавших после тех достопамятных похоронах было много. Да по правде, я ее и не искал: мало ли! Случайная встреча. В нашей жизни иди наперед знай, что случайно, что нет…

Свет гаснет. В темноте раскаты грома и грохот внезапного дождя. Люди визжат.

Голос Семена. Девушка! Не бойтесь! Давайте сюда, под куртку!

Голос девушки. Я и не боюсь!

Голос Семена. Давайте – ко мне, я тут живу!.. Не волнуйтесь, я девушек не ем!

Голос девушки. Я знаю.

Голос Семена. Вот сюда… Тут осторожнее… Как всегда, лампочку скоммуниздили… Сюда, сюда…

Скрип ветхих ступенек.

Вот так… Сюда… Вот и пришли!

Отпирается дверь. Шаги по коридору. Дверь захлопывается.

Держите полотенце. Это вам, это мне… Сюда, в комнату…

Щелкает выключатель. Свет освещает небольшую комнату: два стула, видавшая виды кушетка, стол, заваленный бумагами и посудой, чайник рядом с пишущей машинкой. Дверь в соседнюю комнату приоткрыта..

Семен (он повзрослел лет на пять), весь мокрый, на ходу вытирая голову полотенцем, пробегает в другую комнату.

Голос Семена. Ох ты! Потоп!

Слышно, как он захлопывает окно. Шум дождя становится тише.

Соседей снизу залило, наверно! Вот будет мне! Заходите, не стесняйтесь!

Девушка, тоже вся мокрая, вытирая волосы, входит в комнату.

Семен проносится мимо нее, как ураган, скрывается, снова пробегает через комнату с ведром и тряпкой в руках. Слышно, как он там грохочет ведром.

Садитесь, я сейчас!

Девушка (садится на кушетку. Вытирая голову, из-под полотенца). Я помогу!

Голос Семена. Не надо, я уже!

С ведром снова проходит через комнату.

Семен ( на ходу). Уже! Я сейчас!

Скрывается. Слышно, как он выливает воду.

(Вернувшись.) Уфф! Вот и все… Только б на соседей снизу не протекло, скандал будет, я и так тут на птичьих правах.

Девушка (из-под полотенца). Квартира что, не ваша?

Семен. Друга. Он сейчас в экспедиции на полгода, дал мне ключи… Черт, в доме как шаром покати, и дождь лупит – не выйти… Могу только – чаю, и, по-моему, два пряника где-то есть.

Девушка (из-под полотенца). Не надо, и так спасибо. Только дождь пережду, кажется, он скоро кончится.

Семен. Вряд ли, но это как раз не страшно. Чтобы проще было скоротать время, предлагаю сразу – на «ты».

Девушка. А мы уже давно на «ты».

Семен. Мы что… где-то раньше?..

Девушка убирает полотенце, это – Полина.

Полина. Не узнаёшь?

Семен (некоторое время всматривается). Господи! Сестренка молочная! Ну, встреча!.. И – что с тобой тогда?

Полина. Отправили за сто пятый километр. Ничего, уже через год вернулась в Москву… Однажды даже пошла туда, где мы тогда встретились, но…

Семен. Да, рухнул домишко, он и так был пережитком прошлого. Всех расселили по времянкам, кого куда.

Полина. Могла, наверно, как-то тебя найти, но я и искать не стала, показалось – глупо. Кто мы такие друг другу? Всего один раз виделись.

Семен. Два.

Полина. Разве?

Семен. Как же! А в роддоме, где мы с тобой – в один день?! Мы же там наверняка виделись.

Полина. Да уж наверно. Просто оба плохо помним…

Семен. И как потом жизнь?

Полина. Ну – как… Родители так и не вернулись, только извещение получила, квартира тоже пропала. Ничего, я там, на сто первом километре, специальность обрела – маляр-штукатур второго разряда, в Москве на стройку взяли, дали место в общежитии. Потом – в институт, на вечерний, потом бросила. Потом в театральный поступила. Всегда актрисой хотела быть…

Семен. Да, я помню. И как, стала?

Полина. Ага, погорелого театра.

Семен. В каком смысле?

Полина. В прямом. Театр, куда меня послали по распределению, взял да и сгорел. Опять вернулась в Москву. В театры пробовала – не взяли. Потом замуж вышла, вроде успокоилась…

Семен. Жизнью довольна?

Полина. А ты когда-нибудь видел целиком довольных всем людей? Если у них, конечно, сзади не стоят два санитара со смирительной рубашкой… Или ты – про мужа?

Семен. Да нет, я так…

Полина (после паузы). Веришь – я про тебя все время вспоминала.

Семен. Про меня? С чего бы? Один раз виделись.

Полина. Два.

Семен. Ах, да, целых два!

Полина. И потом – как-то никто больше из-за меня на милицию с кулаками не кидался.

Семен. Ну, сестренка все же молочная… Да ну, ничего особенного, мне даже привод тогда не оформили.

Полина. Все равно! (После паузы.) Не женат?

Семен. Пока бог миловал… (После паузы.) Но вот же встреча! Отметить надо бы! Там у хозяев в холодильнике бутылка вина початая есть!

Полина. Может, не надо?

Семен. Надо! (Убегает, возвращается с бутылкой вина, бокалами и тарелкой с пряниками.) Правда, как я уже говорил, всего два пряника. (Наливает вино, передает Полине бокал.)

Полина. За что?

Семен. За встречу, за этот дождь!

Полина. За встречу.

Выпивают. Семен ставит пластинку.

Семен. Потанцуем?

Танцуют.

Я, правда, не очень…

Полина. А по-моему, хорошо.

Заканчивают танцевать. Стоят молча, все еще держась друг за друга. Наконец Полина отстраняется.

Полина. Дождь уже кончается…

Семен. Спешишь?

Полина. Не то чтобы очень, но… У меня самолет в двадцать два сорок из Шереметьева.

Семен. Жалко… (После паузы.) Я ведь тоже – через три дня.

Полина. Куда.

Семен. Да обратно, в экспедицию, будь она неладна! Сюда заскочил на недельку по делам… А ты, значит, сегодня?

Полина. Да. Утром билет взяла, вещи уже там, в камере хранения. Но времени до отлета было много, решила еще раз попрощаться с Москвой.

Семен. Что, надолго?

Полина. Не знаю… Наверно, надолго.

Семен. Сама, что ли, не знаешь?!

Полина. Не знаю… Это, если угодно, – бегство.

Семен. От кого?

Полина. От всего… От мужа… От себя… От жизни, в общем…

Семен. Поссорились?

Полина. Да нет, не ссорились даже. Я тайком сбежала – боялась, он не отпустит.

Семен. Не сошлись характерами?

Полина. Да нет, и характер у него не плохой. Ровный. Не бьет, не пьет, и по жизни вполне благополучный.

Семен. И – что ж тогда?.. Извини, конечно, что лезу…

Полина. Ничего… И что же, надо – только из-за того, что не бьет и не пьет?.. Может, там в театр устроюсь… Не устроюсь там – еще куда-нибудь, страна большая.

Семен. Так и будешь летать?

Полина. Ага. Как чайка. (Театрально.) «Я – чайка…» Не обращай внимания, это я вспомнила, что когда-то Нину Заречную репетировала.

Пауза.

Семен. Я, видишь, тоже все летаю туда-сюда.

Полина. Не устал?

Семен. Пока ничего… Потом, глядишь, диссертацию защищу…

Полина. И что тогда?

Семен. Остепенюсь. Осяду. Квартиру получу. Стану благополучным. На машину, глядишь, накоплю. О чем еще человеку мечтать!

Полина. По-моему, ты не такой…

Семен. Почему так решила?

Полина. Не знаю… Может, потому, что мы с тобой – в один день и в одном роддоме… (После паузы, кивнув на гитару). Играешь?

Семен. Не то чтобы очень. Так, слегка. (Берет гитару, поет полкуплета песни о геологах, не слишком музыкально и не слишком вдохновенно. Останавливается.) Да ну! Повело на романтику!.. Гитара, геологи, романтика… Чушь! В действительности, обычная работа, просто тяжелая и грязная… А ты играешь?

Полина берет гитару, поет.

Семен (после паузы). Еще давай.

Полина. Нет, хватит. (Откладывает гитару.) Мне уже скоро…

Семен. Да еще куча времени!

Полина. Регистрация заканчивается за час.

Семен. Как глупо все! Только встретились!.. Я тебя провожу.

Полина. Зачем? Я же без вещей.

Семен. Ничего. Отсюда до Шереметьева на такси – минут сорок, времени полно… (После паузы.) Как глупо, правда…

Полина. Кто сказал, что в жизни все бывает умно?

Семен ставит пластинку.

Семен. Еще потанцуем?

Полина. Давай.

Танцуют.

Внезапный длинный, требовательный звонок в дверь.

Семен. Кого это черти?.. (Останавливает пластинку.)

После звонка следует громкий стук в дверь.

Голос соседки. Музыка у них, собачий вальс! А что людей позаливали?! Уже в который раз!

Семен. Вот же черт!

Мужской голос. Открывайте, милиция!

Семен идет открывать.

Женский голос (из прихожей). Всё! Надоело! Пускай наконец выселяют!

Мужской голос. Он, что ли, хозяин?

Женский голос. Какой, к чертям, хозяин? Хозяин Прохоров, это Прохорова выселять надо! Понапускает кого ни попадя, а они тут – собачий вальс! И потолок заливают!

Мужской голос. Пройдемте. И понятые тоже проходим.

В комнату вслед за Семеном входит уже знакомый нам милиционер, только уже возросший до капитанского звания, за ним – соседка, сильно похожая на тетю Зину со двора, в бигудях, следом – два понятых: один – тот самый Непонятный, с красной повязкой, на которой написано «Дружина», другой – Барский.

Милиционер. Значит, не он хозяин?

Соседка. Говорю ж, хозяин – Прохоров!

Милиционер (Семену). А вы кто?

Семен. Друг Прохорова, он мне ключи дал.

Соседка. Друг! Много вас, друзей! Ходят тут, водят всяких, пьянствуют, танцер-шманцер!

Милиционер. Документы?

Семен (протягивает паспорт). Пожалуйста. Я все объясню. Хозяин, Прохоров, – мой друг, он сейчас в экспедиции, а мне дал на время ключи, чтобы я…

Милицонер (разглядывая паспорт). Не вижу.

Семен. Чего вы не видите?

Милицонер. Нигде тут не написано, что друг, что с разрешения…

Соседка. Во-о! А ремонтировать кто будет?! Танцер-шманцер у них!.. Выселять этого Прохорова к черту!

Семен (милиционеру). Что же я, по вашему, в форточку влез?

Милицонер. Не знаю, не знаю… (Полине.) И ваши тоже документы. (Берет у нее паспорт, разглядывает. Находит билет.) Что, сегодня улетаете?

Полина. Да.

Милиционер. А он вам кто?

Полина. Давний знакомый.

Милиционер. Знакомый… В чужой квартире… Винишко попиваем… Замужняя женщина…

Соседка. Вон, полотенчики у них мокрые! Такой у них танцер-шманцер!

Семен. Прекратите!

Соседка. Чего это я – «прекратите»?! Я про таких коротко, как Ленин про Троцкого, скажу: про-сти-ту-ци-я!

Семен. Как вы смеете!

Барский. Правда – как можно?..

Соседка. А что?!.. (Милиционеру.) Когда уж Прохорова выселят?

Милиционер. Разберемся. (Семену.) Значит, постороннее лицо?..

Тот молчит.

(Соседке.) Вещи хозяина на месте?

Соседка. Да какие у него, у Прохорова, вещи! Голь перекатная! Так, с виду, на месте все.

Милиционер. Все равно акт надо составить. Понятые, осмотрите квартиру. (Пишет.) Стол, диван…

Семен (кивнув на Полину). Ее хотя бы отпустите, ей скоро – на самолет.

Милиционер. Да, сейчас паспортные данные запишу, и может идти. (Полине.) С мужем улетаете?

Полина. Какое вам дело?

Милиционер. Такое… Замужняя, с посторонним человеком, в чужой квартире… Моральный кодекс строителя коммунизма давно читали?

Семен. Ну что вы несете?!.. (Понятым.) Что он несет?!..

Непонятный молчит, весь преисполнен.

Барский (виновато). Что я могу?..

Милиционер. Ладно, улетайте, гражданка. (Возвращает паспорт и билет.) Если что – ваши данные есть. И постарайтесь больше… (Семену.) А вам придется пройти.

Полина. Я тоже останусь.

Семен. Не надо. Глупо, билет пропадет. Улетай. Видишь же – ничего страшного. (Милиционеру.) Пожалуйста, я не возражаю. (Полине.) Уходи, все будет в порядке, проверят – и все дела.

Милиционер. Это еще поглядим.

Полина ( не твердо). Останусь…

Семен. Не валяй дурака! Из-за меня опоздаешь – буду виноватым себя чувствовать. Еще жертв не хватало! И так видишь, как по-идиотски всё.

Полина. Ладно. Пойду, пожалуй.

Семен. Иди, иди, уже опаздываешь!

Полина. Пойду… (Целует его в щеку.) Прощай.

Соседка. Что сломали малину?

Барский. Да перестаньте!..

Семен. Пока. Иди, иди! И так тошно! Опоздаешь – будет хуже. Иди.

Полина что-то еще хочет сказать, но, так и не найдя слов, уходит.

Милиционер. Понятые, распишитесь.

Те расписываются.

Семен. И куда меня?

Милиционер. Куда положено. Для установления.

Соседка. А то развели тут шалман! Так Прохорова когда выселять будете?

Милицонер. Ну, так тоже нельзя. Человек в экспедиции.

Соседка. «В экспедиции»! А заливать Можно?! Развел бардак на колесах!

Семен (Барскому.) Ну что она?..

Барский. А что я могу?

Милицонер. Ну все, прошли, что ли. И понятые прошли. (Семену.) Идите, идите.

Семен. Иду. (Барскому.) Как глупо…

Барский. Да, глупо.

Все, кроме Барского, выходят.

Барский. Действительно, все вышло тогда очень глупо.

Слышны удаляющиеся голоса: «А с Прохоровым все же как будете?» – «Разберемся.» – «Пока разбираться будете – он еще тут…такой бардак!..» – «Разберемся, разберемся, Прасковья Ивана.»

Да, Прасковья! Буква «пэ». Значит, какой-то «монп». «Монп», «монп»… Монпарнас?.. Нет, не Монпарнас… Напридумывают же названий!

Голос Милиционера. Гасим свет!

Барский. Да-да! (Себе.) Да, вышло все очень, очень глупо… А кто сказал, что в жизни все умно? (Гасит свет.)

Конец первого действия.

Второе действие

Комната Барского. Остальная часть сцены затемнена. В комнате никого нет.

Звонок в дверь.

Голос Барского. Сейчас!.. Кто?

Голос почтальона. Телеграмма.

Слышно, как открывается дверь.

Здесь распишитесь.

Голос Барского. Да, да. Благодарю вас. Всего доброго.

Дверь захлопывается. Барский, держа телеграмму, в кресле въезжает в комнату, включает настольную лампу, читает.

Барский (про себя). Гм, из Северокаменска… Вот же! Северокаменск, просто и ясно! А то какой-то там Монп!..(Вскрывает телеграмму, читает.) «Дорогой… Поздравляем семидесятпятилетием… здоровья, счастья… Ваш вклад в открытие Северокаменского месторождения… Город обязан своим появлением на географической карте…» Вот так вот! Отец, можно сказать!.. Как говорил классик: «Одно неосторожное движение – и ты отец»… Движение, вправду, было очень неосторожное… И какое это у нас имеет отношение к «Монп»?.. А ведь какое-то имеет отношение и к «Монп»… Да, одно большое ба-бах – и уже город на географической карте!..

Голос в темноте. … А я сказал – не будет по-твоему!

В затемненной части сцены – сокрушительно могучий удар кулаком по столу и звон вздрогнувшей посуды.

Барский. Ого!.. Но это еще не тот «ба-бах». Настоящий «ба-бах» будет потом.

По мере того, как комната Барского постепенно затемняется, высвечивается кабинет в левой части сцены: большой стол в форме буквы «П», за ним – хозяин кабинета (очевидно, Большой начальник), Непонятный и Семен Барский, повзрослевший еще лет на 10. На стене портрет Брежнева, карта, вымпелы, грамоты.

Семен. Александр Македонский – он, конечно, великий полководец, но зачем же мебель крушить?

Большой начальник (трясет пальцем). Ты мне это, Барский, прекрати!

Непонятный тоже в возмущении трясет пальцем.

Я тебе сказал: без партизанщины! Разведку в районе Северокаменки остановишь сегодня же! (Подходит к карте.) Все вверенное тебе оборудование передислоцируешь сюда (тычет к карту), в район Батайской. Ясно?

Семен. Нет, не ясно.

Большой начальник. Что тебе не ясно?

Семен. Зачем?

Большой начальник. Опять двадцать пять! Повторяю в сто семнадцатый раз для непонятливых. В район обнаруженного месторождения будет подведена инфраструктура, возникнет крупный промышленный центр.

Барский приближается и наблюдает за этой сценой.

Северокаменка расположена здесь (тычет в карту), в трехстах километрах от крайцентра. А Северокаменка – здесь (тычет в карту), всего в сорока километрах. Ну, что на это скажешь?

Семен (подскакивает к карте). А то и скажу…

Оттого, что оба стучат по карте, сотрясается посуда в шкафу, ее звон и грохот по сене несколько заглушает голос спрощех. Непонятный то и дело грозит Семену указательным пальцем. Пробиваютсякрики: «…Если начинать здесь…» – «…Без всяких "если"! С точки зрения государственных интересов!..» – «А если без демогогии!..» – «Ну что вы, ей-богу, за племя такое?!» – «Ага, знакомая тема!..»

Отчетливее слышен голос Барского.

Барский (к зрителям). В общем, подробности тогдашних баталий теперь уже мало кому интересны. Если коротко – мне отводилось два дня на то, чтобы свернуть разведывательные работы вблизи Северокаменки.

Кабинет затемняется.

Надо было спешить. Ну при аврале оно как бывает?.. Да, бабахнуло тогда здорово, но об этом мне уже на четвертые сутки рассказывали, когда очнулся.

Раздается оглушительный взрыв, от которого Барский приседает и затыкает уши.

(После того, как затихает грохот камнепада.) Ничего себе был «ба-бах»!.. Короче, этим «бабахом» и решились все споры.

В правой части сцены высвечивается больничная палата. Семен лежит на ортопедической кровати, голова перевязана, одна нога подтянута кверху. Возле его кровати стоят большой начальник и Непонятный, оба в накинутых на плечи белых халатах.

Большой начальник (трясет руку Семену). …На таких героях, как ты, вся наша матушка Россия держится!

Непонятный восторженно кивает, растроган до слез.

Барский. Ох-ох-ох!

Большой начальник. Ты не охай, не охай, на таких и держится, как ты! Ладно, не буду тебя утомлять. А кто старое помянет… В общем, ждем тебя, поправляйся, вместе ордена обмывать будем. Давай! До скорой встречи. (Хлопает Барского по плечу. Непонятному.) Пошли. Николай.

Большой начальник с Непонятным покидают палату.

Где-то в коридоре пионерский горн хрипит – мол, «взвейтесь кострами…»

Голос большого начальника. Это еще что за концерт без заявок?

Детский голос. К товарищу Барскому от нашей пионерской дружины…

Голос большого начальника. Нашли где трубить! Потом, когда поправится, а пока – марш отсюда!

Большой начальник (просовывает голову в палату). Вишь, пионеры к тебе. В общем, герой! Я их, правда, шуганул. Но концерт тебе, кажись, все равно будет.

Семен. Какой еще концерт?

Большой начальник. Уж какой получится. (Исчезает.)

В палату нерешительно вступает Полина. На плечах у нее белый халат, в руках гитара.

Полина. Можно?

Семен. Ты?!.. (Порывается опустить подвешенную ногу, но морщится от боли.)

Полина. Лежи, лежи! (Подбегает, поправляет подушку.)

Семен. Ну, здравствуй, сестрица молочная.

Полина. Здравствуй, братец. (Целует его в щеку.)

Семен. Садись.

Полина присаживается на стул.

Ты как тут? Откуда?

Полина. Да я вообще-то давно уже здешняя: актриса краевого драматического театра.

Семен. Вот дела! Я тут наездами, если сложить вместе, года, наверно, три получится, а о тебе – ни слухом, ни духом.

Полина. Что весьма красноречиво свидетельствует о культурных запросах нашей технической интеллигенции. Театр. Между прочим, тут очень неплохой.

Семен. Да как-то оно все…

Полина. Я о тебе, впрочем, о твоей исторической миссии здесь тоже до недавнего времени – ни слухом, ни духом.

Семен. Что не менее красноречиво свидетельствует о там, насколько здешняя творческая интеллигенция озабоченна перспективами развития края.

Полина. Ладно, квиты… Сильно тебя?

Семен. Ну, как видишь, почти собрали. Ничего, теперь смогу спокойно заняться докторской.

Полина (после паузы). Как глупо! Столько времени жили в одном городе – и…

Семен. А кто сказал, что в жизни все должно быть умно? Помнишь прошлую встречу?

Полина. Да уж! Особенно финальную часть. Чем тогда дело-то кончилось?

Семен. Вестимо чем. КПЗ.

Полина. Черт! Все-таки я должна была тогда остаться.

Семен. Как спутница декабриста? Брось, наутро выпустили. Даже с извинениями, узнав (с грузинским акцентом) какого человека держат в заточении. А уж во глубину сибирских руд – это я через два дня – по собственной инициативе… Ты давно здесь?

Полина. В больнице?

Семен. Нет, в этом городе.

Полина. Да вот с тех пор.

Семен. А вот это действительно глупо!

Полина. Считаешь, напрасно?

Семен. Да нет, я не о том! Я у тебя тогда даже не спросил, куда летишь. Сам-то через два дня – тоже сюда. Чуть-чуть разминулись, а то могли бы полететь одним самолетом. Все время нам так и не давали поговорить, а тут, представляешь, – целых пять часов лёту!

Полина. Да уж, наговорились бы. Глядишь. Успели бы друг другу и надоесть.

Семен. Мне почему-то кажется – вряд ли.

Полина. Мне почему-то тоже.

Пауза.

Семен. Вот так вот иногда какой-нибудь пустяк – а случись он – и, глядишь, вся жизнь пошла бы иначе.

Полина. Ты о чем?

Семен. Да так… Просто подумал – на каких пустяках жизнь держится! Всегда, балбес, нарушал технику безопасности, каской пренебрегал, не хотел мять шевелюру, а вот неделю назад совершенно случайно надел. И вот видишь – сейчас все-таки с тобой разговариваем, а то бы… Черт! Погода! Весна! А тут аптекой весь провонял, и ты из-за меня нюхаешь! Пройтись бы!.. (Пытается приподняться, но не получается.)

Полина (останавливает его). Ну-ну, герой! Врачи-то что говорят?

Семен. Уж они говорят!.. Слушать все, что они говорят… «Полный покой», – говорят. Всё инвалидным креслом пужают… Ну да мы не из пужливых!.. (Снова порывается подняться.)

Полина (опять его останавливает). А ну прекрати геройствовать!

Семен. Ладно, ладно, не буду.

Полина. Если снова будешь – уйду.

Семен. А вот это дудки! Мы жутко давно не виделись… А сколько времени мы знакомы? (Присвистывает.) Фю, это ж получается – без малого двадцать лет!

Полина. Ты забыл – на самом деле, гораздо дольше.

Семен. Да, я забыл. Мы ж – в один день в одном роддоме. Всю жизнь, получается. А у нас за это даже выпить толком не случилось! Ничего, теперь наверстаем. Тут, правда, нянечки – что церберы, но ты уж как нибудь, на личном обаянии, надеюсь, пронесешь под халатом.

Полина. Ну вот, повезло. Столько времени ждала встречи с молочным братцем, а он оказался алкоголик.

Семен. А сестрица оказалась зануда!

Полина. Страшная!

Семен. Не везет так не везет!.. (После паузы.) А что, вправду встречи ждала?

Полина. Не знаю… Может быть… Хотя до этого… Всего две случайные встречи… И все время по-дурацки заканчивались…

Семен. Три.

Полина. Что?

Семен. В роддоме – забыла?

Полина. Да, конечно! Три! Теперь – даже целых четыре. А между ними – вся жизнь целиком.

Семен. Не вся.

Полина вопросительно смотрит на него.

Я в том смысле, что она еще не закончилась.

Полина. Эта правда… (После паузы.) Видишь как бывает: знаю всю жизнь – и не знаю ничего.

Семен. Ну, неправда, по сравнению со мной ты еще – о-го-го сколько знаешь!

Полина. Например?

Семен. По крайней мере, фамилию знаешь, а это в нашей жизни уже не мало.

Полина. Да, правда: как бы я еще узнала, что ты здесь? А после того, как у вас там бабахнуло, со всех сторон – Барский, Барский!

Семен. Да, вот так вот у нас: живешь, живешь – и никому до тебя нет дела, а по башке хорошенько долбанет – и уже знаменитость!.. А ты у нас тут и так актриса, знаменитость

Полина. Увы, местного значения. Таких на большом экране не показывают, а на афише ты бы по фамилии все равно меня не опознал: у нас, у женщин фамилия – штука не надежная: временного употребления, при каждой нашей встрече все разная. Там, на голубятне, была Одинцова, во время дождя – Семушкевич, а сейчас вот Некрасова.

Семене. Да, у вас это как у шпиёнов: никто не вычислит… Снова замужем?

Полина. Фють! когда было! А вот фамилия красивая, оставила на память. Сам-то в этом смысле как?

Семен. В этом смысле так же: два раза фють. А фамилии своей был всегда верен: Барский! Поначалу казалось – не ахти, но за жизнь как-то притерпелся, и вроде даже ничего. (После паузы.) Давно расстались?

Полина. Давно. Как-то все в один год уложилось. Он здесь, в театре, был режиссером. Потом его в Москву взяли, а я, видишь, тут осталась.

Семен. Чего ж с ним не поехала? Столица все ж!

Полина. Предпочитаю быть хоть и местного значения, но все же знаменитостью… Да и не в этом даже дело…

Семен. Не любила?.. Ой, прости, что суюсь!

Полина. Нет, ничего… Любила… И он, кажется, по-своему любил… Знаешь, бывают минуты, когда очень важно иметь рядом человека, у которого можно спросить: как быть? А в ответ либо слышишь о том, как ему жить, либо видишь, как он в ответ лишь пожимает плечами.

Семен (после паузы). Вопрос часто вправду очень непростой, с маху-то, бывает, не ответишь

Полина. Непростой. Но хочется иметь рядом того, кто на него как-то хоть отвечает.

Семен. Вот так вот, с маху?

Полина. Вот так вот, с маху!

Семен. Про другого человека?

Полина. Да хотя бы даже для начала – про самого себя!.. Ты бы вот смог?

Семен. Ну, не знаю… Может, и не смог бы…

Полина. А по-моему – смог бы?

Семен. А, много ли ты знаешь обо мне? Всего в третий раз видимся.

Полина. В четвертый.

Семен. Да, с роддома – в четвертый… Это уже серьезно. И что ж ты такого знаешь?

Полина. Знаю. Как ты, мальчишка еще, тогда, в день тех похорон, – на милиционера, с кулаками. И знаю, что сейчас, если бы все долго взвешивал, – не лежал бы здесь.

Семен. Ну, может быть… Только не уверен, что это такая уж полезная для жизни черта.

Полина. Полезно, не полезно… Если только в этих категориях судить, то, может, и жить не обязательно… Ой, мы с тобой, вправду, забрели куда-то!.. Получилось глупо.

Семен. Это потому, что редко встречаемся. Но дело поправимое – еще разок-другой сюда, ко мне, надеюсь, заглянешь – и…

Полина (вздохнув). А вот это как раз, к сожалению, и не получится…

Семен вопросительно смотрит на нее.

Само смешное – что сегодня снова улетаю. У нас с тобой заколдованный круг!

Семен. Куда?

Полина. На гастроли. Вся труппа вчера уже улетела. А я только вчера узнала, что ты здесь. С трудом сумела отложить на день. Но завтра уж надо – во что бы то ни стало, а то театр подведу. Даже не завтра, уже, в сущности, сегодня: самолет в ноль – двадцать пять.

Семен. Ох ты! А сейчас у нас… (Смотрит на часы.) Да, однако… Так тебе уже скоро… Тогда – давай…

Полина. Нет, вещи уже уложены, аэропорт тут не далеко… Я сегодня сюда пришла прямо с утра, но ты долго был на осмотре, потом обед, потом у тебя были всякие важные посетители – ты же у нас теперь большой человек.

Семен. Да знал бы – я бы их!.. Надо же, столько времени ждала!

Полина. Ждала и дольше.

Семен (берет ее за руку). Правда?

Полина. Ну, мы же с тобой все-таки – в один день и в одном роддоме…

Семен. Да… (После паузы). Ой, ты же не евши с самого утра! А мне тут понанесли – партию голодных геологов накормить можно! (С натугой тянется к тумбочке. Не выходит дотянуться.) Черт!.. В общем, давай-ка сама. Без всяких стеснений – я же как-никак все-таки брат молочный.

Полина. Да нет, не надо, я днем в кафе забегала. Не думай, я не кочевряжусь, просто не хочется. (Смотрит на часы.)

Семен. Пора?

Полина. Нет… Пока еще нет. (После паузы.) В самом деле, каждый раз одно и то же! Всегда куда-то пора!

Пауза. Семен снова берет ее за руку.

Хоть скажи что-нибудь.

Семен. Да как-то не всегда и слова найдешь…

Полина. Ну тогда давай помолчим.

Молчат.

А вчера, перед отъездом, наши артисты давали концерт для ваших геологов, весело было.

Семен. И ты выступала?

Полина. И я.

Семен. Жаль, меня не было.

Полина. Ничего, мне для того и дали задержаться, чтобы я как-то восполнила. Видишь (кивает на гитару), пришла с инвентарем. Поэтому и в эту больницу впустили, она же не простая – только для слуг народа, сюда без особого разрешения нельзя.

Семен. Эвон, до чего дослужился!.. Ладно, коли назвалась груздем, исполни что-нибудь.

Полина берет гитару, настраивает. Поет.

(После паузы.) Да, хорошо. А я играть совсем разучился. Ну-ка, дай… (Берет гитару, бренькает что-то.)

За сценой грохот ведра. В палату входит нянечка, похожая все на ту же тетю Зину – видно, многие женщины в этом возрасте бывают похожи друг на друга.

Нянечка. Все, все, дорогие мои, уже девять часов, отбой!

Семен. Ладно вам, еще немного.

Нянечка. Ну, совсем немного, а мне уж будет. Вон, в соседней палате сам товарищ Петрунин лежит.

Семен. Ну, если сам товарищ Петрунин – тогда совсем немножко.

Ннечка. Ну-ну. А я пока… (Начинает убираться в палате.)

Семен (Полине). Что еще?.. Кто ты – я теперь знаю, так что… Вот на скоро ноги встану… Хотя…

Полина. А что обещают?

Семен. Да ну их с их обещаниями!..

В палату входит медсестра.

Медсестра. Товарищ Барский, там звонили из Москвы.

Семен. Кто?

Медсестра. Женщина, зовут Татьяна. Спрашивала о вас.

Семен (несколько раздраженно). Ну так расскажите ей.

Медсестра. Рассказала. Она и сейчас на проводе. Может, сказать, чтобы перезвонила? Я сюда аппарат принесу, здесь предусмотрено.

Семен. Пусть завтра позвонит. Скажите, что сплю.

Медсестра. Хорошо, скажу. (Уходит.)

Полина. Врать нехорошо.

Семен. А сестрица у меня по-прежнему зануда…

Полина. Ладно, я так… Что-то слова на ум не приходят…

Семен (берет ее за руку). Тогда лучше помолчим напоследок. (После паузы.) А вообще-то лучше спой еще.

Полина. Что бы такое?.. (Берет гитару.)

Семен. Давай ту, что тогда, в Москве.

Полина поет.

Нянечка перестает убираться в палате, слушает.

Нянечка (дослушав песню, после паузы, смахивая слезы). Да, душевно… Как Мария Стюарт…

Семен. При чем тут?

Нянечка. Да тут прошлым месяцем Лёху моего от профкома двумя билетами в наш театр премировали, на «Марию Стюарт». (Полине.) Вы, товарищ Некрасова, и были этой Марией, королевой, которой в конце голову-то…

Семен. Ой, ой, только на себе-то не показывайте!

Нянечка. Да ну вас!.. Вот… Выходим мы с моим из театра, он что-то гундосит про свое, а я все плачу, плачу. Он мне – про завтра, про мастера цеха, а я ему: «Отцепись, зараза!» Думаю: вот живу, телек смотрю, на кухне собачусь с соседками, рубли до получки считаю, носки моему штопаю, а тут – Мария Стюарт!» И опять плачу, плачу… (Вытирает слезы.) Вот… И щас – тоже… Вот вы, товарищ Барский, скажите как культурный человек.

Семен. Волшебная сила искусства.

Нянечка. Может, и так… (Сморкается.)

Входит медсестра.

Медсестра. Семен Борисович, товарищ Некрасова, увы, вынуждена вас разлучить.

Семен. А что такое?

Медсестра. Только что позвонили – назавтра для вас спецрейс готовят, с утра в Москву полетите. Велели проследить, чтобы вы сегодня – пораньше. (Полине.) Так что… Простите уж…

Полина (встает). Да, конечно.

Семен. Счастливо, сестрица. Ни пуха.

Полина. К черту. Счастливо. (Целует его. Быстро выходит.)

Голос Полины (из-за двери). Ой, Игорь. Вы на машине. Уже уезжаете? Я с вами!