Читать книгу Взорванный плацдарм. Реквием Двести сорок пятому полку - Валерий Киселев - Страница 1

Наступали самые напряженные дни операции по взятию Грозного. Обе стороны готовились к решительным боям…

Из дневника Алексея Горшкова:

22.01.2000 г.

Все яснее становится неотвратимость штурма Грозного. «Чехи» сдавать город не собираются. Каждый день все отчетливее и тщательнее идет подготовка к предстоящему штурму.

23.01.2000 г.

Получен приказ на марш из Старых промыслов на южную окраину Грозного, где 506-й полк уже взял частный сектор, но дальше продвинуться не смог, сильное сопротивление духов.

25.01.2000 г.

Из Ханкалы зашли в Грозный и разместились в занятом 506-м полком районе.

Из Журнала боевых действий 245-го гвардейского мотострелкового полка

23 января

В 6.00 полк начал совершение марша в район сосредоточения. Марш совершался по маршруту: КП полка – Октябрьское – Алхан-Кала – Алхан-Юрт – Пригородное – Ханкала. Полк совершил 50-километровый марш и в 13.00 сосредоточился в 1 км северо-восточнее Ханкалы. Подразделения полка заняли свои указанные районы, организовали охранение и приступили к подготовке выполнения предстоящей задачи. В 15.00 командир полка убыл в ООШ ОР Грозного для уточнения задачи и организации взаимодействия. В ходе уточнения задачи генерал-майор Трошев сообщил, что найден генерал-майор Малофеев и доставлен в ОШ группировки «Грозный». Генерал-майор Малофеев погиб 17 января, однако тело его не было найдено. Сегодня после продолжительных поисков тело генерал-майора Малофеева и его солдата-связиста с помощью поисковой собаки было найдено недалеко от места ведения боя, занесенное снегом. Офицеры штаба попрощались с погибшим.

В 18.30 на КП командир полка поставил задачи командирам батальонов на подготовку к выполнению предстоящей задачи.

«Действуем на главном направлении…»

Сергей Юдин, командир полка, гвардии полковник:

– Какое настроение может быть перед боем – волнение, тревога за подчиненных… Главный удар наших войск в Грозном наносился смежными флангами 506-го и нашего полков. Мы понимали, что действуем на главном направлении, что полку придется вынести главную тяжесть боев. Но и 506-й полк не был на второстепенном направлении. Мы не делим заслуги, 506-й полк воевал не хуже 245-го и не слабее. Достойно воевали и вели себя офицеры и солдаты как 506-го, так и 245-го полков, тем более что большую часть потерь понес 506-й полк. А самая главная тяжесть боев в Грозном выпала на 506-й полк. Для действий в городе в этом полку были созданы штурмовые отряды. Провели сначала показные занятия. Штурмовые отряды 506-го полка пошли в бой за несколько дней до нашего прибытия и понесли большие потери. В результате этот полк был деморализован и отказался от наступления на несколько дней, пока не были восполнены потери личного состава.

Дмитрий Усиков, старший помощник начальника артиллерии полка:

– Меня вызвал Сан Саныч Фролов, и мы ушли с ним и с опергруппой в Ханкалу.

Встали в поле, часть его была заминирована. Где? Что? – понять сложно. Выбрали место для полка, скоро начали подходить наши колонны. В течение дня все подошли, за светлое время. Нам дали два-три дня на «разгильдяйство».

Мы знали, что духи могли нас пеленговать, и чтобы они нас не вычислили, за ночь в штабе полка перерисовали карты города на кальку.

«Неудачно чеченцы пошутили…»

Игорь Дружинин, 3-я мотострелковая рота, контрактник:

– Когда полк перекидывали из-под Катаямы в обход Грозного на Ханкалу, наш взвод прикрывал колонну. Вставали на «бэхе» на дороге и ждали, пока пройдет колонна, а из-за поломок, и пока последние машины подойдут, растянулось это на сутки.

По дорогам ездили мирные чеченцы. Мы останавливаем «Волгу», а оттуда чеченцы показывают нам «фак!». Как раз мимо проезжал автобус с ОМОНом, и они всех из этой «Волги» скрутили и увезли куда-то. Неудачно чечены пошутили. Утром, проезжая через село, мы увидели агрессивно настроенную толпу. Чеченцы орали на нас. Оказывается, танк раздавил машину с людьми.

Вячеслав Лесин, зампотех 2-го мотострелкового батальона, гвардии старший лейтенант:

– Не танк раздавил машину с людьми. Село было на подъезде к Ханкале. Шла колонна техники полка. Практически за мной на некотором удалении тягач ремроты БТС-4 тащил на буксире неисправную БМП. Навстречу двигалась чеченская машина, вроде бы белая «Волга». Не разъехались, тягач ее зацепил. Причем «Волга» двигалась нагло. Ну и, конечно, местные с криками и воплями стали собираться в толпу. Доехав до своих, попросил передать наверх, что в селе буча, колонну остановили. Туда на разборки выехала БМП из разведроты.

Виталий Заврайский, командир 4-й мотострелковой роты, гвардии капитан:

– Получил задачу на перемещение в населенный пункт Октябрьское. Там простояли ночь в составе батальона, пополнили все запасы. С утра через аэропорт Северный маршем прошли в Ханкалу. Два-три дня готовились к предстоящему штурму города. Ездили на рекогносцировку, но она не получилась из-за большой плотности огня боевиков.

Алексей Горшков:

– Грозный – ключевой пункт обороны бандитов. Все понимали, что если быстро его взять – дальше воевать будет легче. Нам объявили, что командир подразделения, которое возьмет площадь Минутку, получит звание Героя России.

Неподалеку, в районе депо и в нескольких частных домах занимал оборону батальон 506-го мотострелкового полка. Задачу нашего полка я тогда понимал так: войти в Грозный и выдавливать бандитов в направлении микрорайона Алды. Мы стояли на улице Воздвиженской, впереди – панельные пятиэтажки, левее площадь Минутка, через виадук, видны были трехэтажный красного кирпича торговый центр, без окон и дверей, и дом бытового обслуживания. На Минутке стояли три «свечки» – девятиэтажки, школа, за ней «свечками» девятиэтажные панельные дома, они у моста Романова заканчивались, а дальше – больничный комплекс, где Невзоров снимал свой фильм «Чистилище».

«Только искры от брони…»

Игорь Дружинин, 3-я мотострелковая рота, контрактник:

– Однажды, еще до штурма Грозного, я и пара пацанов пошли в частный сектор поискать еды, а когда поднялись наверх на высоту, то оказалось, что приезжал генерал, начальник разведки нашего направления, и ему ребята пожаловались, что старшина и техник роты недодают нам сухпай. Им вкатили неполное служебное, а меня как заводилу (хотя и не было меня при разговоре с генералом), а также Вована Ткаченко и Димана по настоянию техника и старшины перевели из разведки в пехоту.

Так я попал во второй взвод третьей роты, Вован – вроде в первую роту, где ему вскоре выстрелом из «чеховского» «АГСа» оторвало левую руку.

В пехоте нормальные ребята подобрались. Командиром взвода был лейтенант Ваня Цыкин, вроде мой одногодка, с 1976 года. Я выпросил себе опять «ПКМ».

Стояли напротив частного сектора Катаямы метров в трехстах, жили в вагончиках, только окна заделаны были от снайперов. Снайпера там работали постоянно, в основном под звук артиллерии. В тишине не стреляли, чтобы не засветиться. Мы выложили на крыше здания небольшой пост из бетонных блоков, оттуда наблюдали. Как раз приехал танк, пострелять от нас, так экипажу из него не высунуться было, так сильно по нему снайпера стреляли, только искры от брони. А я как-то решил там, в бетонном гараже, позаниматься спортом, побил по груше и, забывшись, вышел из ворот гаража, тут же два выстрела и в железной двери возле моей головы дырки от крупнокалиберной винтовки появились (часто по нам стреляли из «антиснайпера» калибра 12,7 мм).

Взвод мой был довольно известный в полку. На высоте, которую три дня брали, пацаны умудрились украсть у «чехов» «Ниву» с минометом, установленным в машине, да еще парочку «чехов» привалить. А как-то раз половина взвода пошла поискать чего-нибудь пожрать в дома, наткнулись на «чехов». Наш пацан открывает дверь в дом, а там стоит «чех», у него в руках опущен пулемет, но он успевает дать очередь в живот нашему. Начался бой, на помощь подскочила взводная БМП, накрыла пулеметчика на крыше. В общем, наши свалили с потерями. Конечно, по головке потом не погладили, ведь если бы не пошли в дома, ничего бы не было.

«Накопилась усталость и апатия…»

Артур Сатаев, начальник штаба 1-го батальона, майор:

– Двадцать третьего января – марш полка под Ханкалу. Практически сразу подразделения начали перемещаться в Грозный. Начались бои в городе. Вначале воевать в городе было страшновато. Потом накопилась усталость и апатия: спать удавалось всего по два-три часа в сутки.

Взаимодействие войск было, но какое – это другой вопрос. Сказать, что оно было хорошее или плохое… Без комментариев… Проблем хватало. На уровне полка взаимодействие было нормальное. Но сказать, что все было замечательно и хорошо – не могу.

У боевиков была своя разведка, свое управление, не сказал бы, что четкое, но не хаотичное. Чувств обреченности и безысходности, как кто-то думает, у них не было, чувствовалось, что они уйдут из города в нужный момент. Но и морального превосходства боевиков над нами не было.

Штаб батальона, минометная батарея, взвод связи и взвод обеспечения расположились в депо перед частным сектором. Командир батальона поставил мне задачу развернуть КНП и находиться с минометной батареей.

«На моих глазах погиб…»

Сергей Гирин, заместитель командира 2-й мотострелковой роты по воспитательной работе, лейтенант:

– Двадцать четвертого января зашли в Грозный и начали двигаться через частный сектор в направлении площади Минутка.

Вот здесь и начался самый тяжелый этап войны… При продвижении по частному сектору мы меняли подразделения 506-го полка. Мне один летеха из этой части рассказал: «У меня из взвода двенадцать человек осталось, остальных покосило…»

Заняли отведенный нам район расположения. Здесь на моих глазах погиб контрактник, молодой парень из Нижнего Новгорода. Смертей много было, а эта запомнилась, потому что он погиб от своих… Наши артиллеристы начали обстрел позиций «чехов», так называемый отрыв пошел от серии выпущенных снарядов, и солдату осколком оторвало голову… Он в это время в карауле стоял на улице… Нелепо… Тягостное было зрелище… Ребята положили его на «бэху», я в медвзвод отвез…

Дмитрий Усиков, старший помощник начальника артиллерии полка:

– Зашли в Грозный двадцать четвертого января, и закрутилось…

Напряжение этих дней было такое, что полковник Юдин заказал специальных таблеток, чтобы не спать. На краю Ханкалы стояли две пятиэтажки, в одной из панелек был НП 506-го полка, они уже здесь стояли. Поднялись, зашли в другой дом, там жили строители, на третьем этаже – медпункт полка. Просидели там дня три, пока Булавинцев брал Минутку. Ночью по этому зданию был выстрел из танка, снаряд задел угол здания и ушел в третий этаж, в медпункт. Тогда ранило нашего водителя батареи ПТУР в ногу.

В боях за Грозный нам придали батарею самоходок 752-го полка. Когда в наступление пошел батальон Булавинцева и вышел на площадь Минутка, была ночь. Наши вышли в район кинотеатра, часть пехоты духи там заперли, и тогда наша батарея в час ночи начала вести огонь по Минутке, чтобы духи не спали. Те проснулись. Оказалось, что в здании, где наши, и духи сидят. Первый дом чистый, пустой, наши докладывают, а духи на втором и третьем этажах. Пришлось выводить САУ на прямую наводку. Разбивали двенадцатиэтажку полностью…

Документы

Боевой приказ № 015 на наступление.

9.00 24.01.2000 г.

1. Противник удерживает занимаемые рубежи по улицам Филатова, Магистральная, Ханкальская. Контратаками пытается нанести поражение нашим войскам и подтягивает резервы из глубины города. Ориентировочно в полосе наступления полка обороняются до 400 боевиков, вооруженных стрелковым оружием, 82– и 120-мм минометами, гранатометами и ЗУ, имея преимущество в положении, т. к. занимают оборону в многоэтажных зданиях и, используя это, ведут прицельный снайперский огонь на всю глубину боевых порядков батальонов полка. Средствами старшего начальника в интересах полка поражаются авиацией и артиллерией живая сила и огневые средства противника в высотных домах в районе пл. Минутка.

2. 245 мсп и танковой роте двумя штурмовыми отрядами № 4 и 5 атаковать с рубежа угол улицы Кольбуса, угол ул. Братьев Носовых в направлении ул. Черноглаза – кинотеатр, искл. площадь Минутка и во взаимодействии с 506-м мсп разгромить противника в районе ул. Кольбуса, пл. Минутка, ул. Братьев Носовых. К утру 25.01.2000 г. овладеть высотными домами северо-восточнее окраины пл. Минутка. Слева наступает 506-й мсп, в направлении отметка 138,0 с задачей разгромить противника в районе угол улиц Братьев Носовых, Г-образное здание и пр. Леонова, разграничительная линия. Справа наступает 33-я ОБРОН, выставляет блокпосты в районе пересечения с ул. Комарова.

3. Решил: главный удар нанести в направлении ул. Кольбуса – гаражи – кинотеатр – высотные дома северо-восточнее пл. Минутка. Огневые поражения противнику нанести по двум периодам: огневая подготовка атаки и штурма города и огневая поддержка атаки при штурме города. Огневую подготовку осуществить силами и средствами старшего начальника и огнем артиллерийского дивизиона полка, тремя огневыми налетами в течение 38 минут. В первом огневом налете продолжительностью 4 минуты нанести поражение живой силе и огневым средствам противника в районе улиц Филатова – гаражи – кинотеатр.

«Захватить и удержать…»

Сергей Булавинцев, командир 2-го мотострелкового батальона, гвардии майор:

– Мой батальон сначала блокировал район Катаяма (это северо-западная окраина Грозного). С утра двадцать третьего января две колонны нашего полка, обогнув город с севера и юга, через четыре часа вышли к Ханкале – западной окраине, где уже находилась рекогносцировочная группа. Здесь командир полка поставил мне боевую задачу: батальон как штурмовой отряд должен захватить и удержать три высотных здания на площади Минутка, которые имели ключевое значение в обороне боевиков в этом районе.

Как это часто бывает в реальных условиях войны, ограниченное время на подготовку к наступлению не позволило детально отработать все вопросы организации боя, в первую очередь взаимодействие между подразделениями и соседями на местности.

Кроме того, активность боевиков очень мешала проведению тщательной рекогносцировки. Используя, как правило, дома в частном секторе, они вели прицельный огонь из снайперских винтовок, автоматических гранатометов «АГС-17» и подствольных гранатометов «ГП-25» по нашим войскам, часто меняя свои позиции. Достаточно сказать, что при выдвижении рекогносцировочной группы были смертельно ранены командир саперного взвода и два военнослужащих, обеспечивавших охрану.

Пришлось ограничиться визитом на КП соседнего полка и, согласовав там лишь некоторые вопросы по карте, вернуться в район сосредоточения. Запланированное тактико-строевое занятие по порядку действий штурмового отряда в городе провести так и не удалось.

Исходя из сложившейся обстановки, оценки сил и характера действий противника, а также возможностей своих, приданных и поддерживающих подразделений решено было создать три штурмовые группы, основу которых составили усиленные мотострелковые роты. Каждая штурмовая группа, в свою очередь, делилась на подгруппы: легкую, среднюю и тяжелую. Задача легкой заключалась в захвате объекта атаки, и она была оснащена стрелковым оружием, имела лишь необходимый запас боеприпасов. Средняя подгруппа, следуя за легкой, должна была обеспечивать ее действия огнем. На вооружении этой подгруппы находились восемь огнеметов типа «Шмель», восемь термобарических и 16 осколочных гранат. Тяжелая подгруппа (82-мм миномет «Поднос» с 30 минами, крупнокалиберный пулемет с 300 патронами, четыре гранатомета с 24 выстрелами) поддерживала своим огнем действия легкой и средней подгрупп, прикрывала фланги от внезапных ударов противника. Ее стрелки и пулеметчики несли по три боекомплекта. В тяжелой подгруппе, кроме того, находился дополнительный запас боеприпасов и продовольственный паек на всю штурмовую группу.

По особому плану работали наши снайперы (по восемь человек в каждой роте). Все они были сведены в пары для ведения контрснайперской борьбы, уничтожения командиров, пулеметчиков, гранатометчиков и минометных расчетов боевиков. Снайперы представляли собой отдельный элемент боевого порядка штурмового отряда и подчинялись непосредственно командирам штурмовых групп.

В 12 часов 24 января батальон выдвинулся в исходный район для наступления, который находился в районе железнодорожного депо. В интересах повышения живучести и нанесения внезапных ударов по противнику вся техника батальона была укрыта в здании депо в готовности поддержать действия групп. Здесь же расположились: мотострелковый взвод – резерв штурмового отряда, медицинский взвод и тыловые подразделения. Поблизости оборудовала огневые позиции минометная батарея.

Операция началась неудачно. Батальон из действующего впереди полка не смог с ходу овладеть рубежом, с которого должен был вводиться в бой наш полк.

Командующий группировкой генерал-лейтенант Булгаков бросил на подмогу первый батальон нашего полка, который также вскоре был остановлен огнем противника.

В 13.00 мне была уточнена боевая задача, и батальон устремился вперед. Не ввязываясь в огневые дуэли с боевиками, обходя открытые пространства, через проломы в заборах и домах, к концу дня роты вышли на исходный рубеж для наступления, где получили приказ прекратить движение, организовать круговую оборону, дежурство и ночной отдых.

«Пройду по Абрикосовой…»

Александр Лихачев, начальник штаба полка, подполковник:

– Наши соседи, 506-й полк, на подступах к Грозному готовились к штурму города месяц. Нам пришлось идти в бой без тщательной подготовки. Наши первые штурмовые отряды пошли в бой ночью, 3-я мотострелковая рота подошла только к утру следующего дня. Сначала не было хорошего взаимодействия с 506-м полком.

Поскольку противник прослушивал все наши радиопереговоры, то я предложил КП поменять названия улиц. Все улицы в полосе боевых действий полка мы переименовали, схему нарисовал, до каждой роты довели, и каждую ночь менял их названия. Духи за день привыкают к названиям улиц в эфире, поэтому на следующий день мы другие придумываем. Такая наша хитрость помогла нам сбить противника с толку и уменьшить потери. Знаю, что Булавинцев с тех пор любит петь: «Пройду по Абрикосовой, сверну на Виноградную…»

Майор Булавинцев доложил по рации: «Барс, я Гранит, вышли на Минутку, прием…» В три часа ночи штурмовые группы батальона Булавинцева вошли в пятиэтажку на Минутке, но в ходе боя там получился слоеный пирог: на одних этажах наши, на других духи. Зам. командира полка подполковник Фролов в это время был в первом батальоне, я его на эти три дня потерял вообще. Он должен был быть на самом опасном направлении, но подразделения батальона засели так, что ни вперед, ни назад.

В первый день штурма убитыми и ранеными мы человек двадцать потеряли, а за трое суток – около пятидесяти.

Напряжение в дни штурма Грозного было такое, что я трое суток вообще спать не ложился.

«Возьми, зачисти и держись…»

Андрей Кузьменко, командир 3-го взвода 5-й мотострелковой роты, гвардии старший лейтенант:

– Двадцать четвертого января мы сосредоточились в исходном районе для наступления в Ханкале. Каждая рота представляла собой штурмовую группу, которая состояла из трех подгрупп. Легкая, она же группа захвата (автоматы «АК», «АКС», «ГП-25», «РПГ», «РПО» «Шмель»), тяжелая, она же группа огневой поддержки («ПКМ», «АК», «РПГ-7», «РПО» – «Шмель»), расчет миномета «Василек» с небольшим запасом мин. Гранаты к «РПГ-7» были в основном осколочные и термобарические. И группа обеспечения – это все, кто остался в роте. У каждого командира группы была схема города и радиостанция Р-148.

Командир первого взвода лейтенант Мальцев был назначен командиром группы захвата, которая насчитывала 10–12 человек, я командовал группой огневой поддержки, в ее составе было уже 18 человек. На мою просьбу поменять нас местами командир роты ответил отказом. Было обидно, потому что мой дружок старший лейтенант Кононов из шестой роты был назначен в первую группу. Третьей группой в пятой роте командовал контрактник старший сержант Чердаков, она состояла из десяти человек.

Два человека отказались идти на штурм города, это срочник Вавилов из Ярославля и контрактник Терешин из Шуи. Первый отказался от страха, а второй в Чечню приехал вообще из финансовых соображений. Они начали было подбивать народ против штурма, но их быстро изолировали (закрыли в товарном вагоне). И наказали их своеобразно: отправили в эшелоне вместе с теми дембелями, которые выжили после штурма города. Потом мне рассказывали, как они ехали… А к зам. по воспитательной роты смысла по этому поводу обращаться не было. Про него вообще лучше вслух не говорить.

Первым в частный сектор вошел первый батальон. Через какое-то время дали команду и нам…

Чем дальше мы продвигались, тем больше на улицах становились видны разрушения. В одном из дворов мы наткнулись на взвод первой роты. На мой вопрос, что они тут делают, мне ответили, что впереди духи. Я посмотрел свое местоположение по карте, и мы выдвинулись вперед. Метров через сто нас обстреляли с чердака одного из домов. Мы этот чердак изрешетили весь и двинулись дальше.

Быстро темнело. Остановились на окраине частного сектора, выставили секреты и засады. Приготовились к ночевке. Хотя какая там ночевка… Старшего лейтенанта Кононова (мы его звали Конь) комбат отправил разведать гаражный комплекс. Когда он возвращался из разведки, я проверял секреты. «Ничего не пойму, – говорит, – не нашел я этих гаражей. Пойдем вместе глянем». – «Пойдем». И правда, на месте гаражей был выкопан котлован. И все.

Потом старший лейтенант Кононов со своей группой вышел к кинотеатру, занял его и закрепился там без боя. Доложил комбату, комбат, в свою очередь, – командиру полка. Может возникнуть вопрос: почему все мои доклады шли на комбата? Ответ очень прост: он находился непосредственно на переднем крае вместе с командирами рот. Да и были мы на одной частоте.

Пошли дальше. Шли через парк, вернее то, что от него осталось. Бесформенные куски арматуры, поваленные столбы, деревья, разбитые в щепки, обгорелые пеньки…

Заняли кинотеатр. Начали осматриваться. И тут по кинотеатру рубанула своя же артиллерия. Ощущение, прямо сказать, было жуткое. Комбат по связи на повышенных тонах объяснил командиру полка, что мы под обстрелом. Обстрел прекратился.

Перед нами лежала площадь Минутка. Комбат начал ставить задачи командирам штурмовых групп. Первая группа шестой роты старшего лейтенанта Кононова ушла и заняла дальнее крыло длинной пятиэтажки, разрубленной посередине взрывом. Вторая группа старшего лейтенанта Аришина шестой роты ушла и заняла ближнее крыло этой пятиэтажки. Все это происходило без боя.

Комбат начал вызывать к себе командира первой группы нашей роты, старшего лейтенанта Мальцева – его не могут найти. По связи запросили – не отзывается. Ни его, ни группы. Я его больше не видел, но потом рассказывали, что ему стало страшно, он нашел кучу женского белья и с этим бельем уехал. Зачем оно ему было – непонятно.

Комбат подозвал меня: «Видишь в створе между пяти– и четырехэтажкой свечку-девятиэтажку?» – «Вижу». – «Возьми ее, зачисти и держись там. Только быстрее, скоро светать начнет». Я со своей группой выдвинулся, и когда прошел проход между пяти– и четырехэтажкой, с удивлением увидел, что четырехэтажка имеет форму буквы «Г», хотя на схеме города она была просто прямой. Двор дома оказался закрытым со всех сторон. Мы прошли уже половину пятиэтажки, и в этот момент по моей группе ударили пулеметы и гранатометы практически с трех сторон. Положение становилось критическим. Я заметил, что в доме-«свечке» тоже находятся огневые точки, и вышел на связь с комбатом. В двух словах доложил ему обстановку, попросил разрешения отвести группу к первой и второй группам шестой роты. Он разрешил, одновременно поставив им задачу поддержать меня огнем и дымами. Хотя Кононов с Аришиным без его команды уже давили огневые точки противника огнем своих групп. Наша группа, отстреливаясь, отползала к пятиэтажке. Когда поставили дымовую завесу, духи с таким остервенением начали бить по дымам, что я в какой-то момент засомневался, что мы выйдем живыми. И тут я заметил, что начинает светать. Значит, надо торопиться: становились видны и мы, и у духов – прицельная планка и мушка прицела. Последние метры – в дыму – мы преодолели рывком. Половина группы вышла к Кононову, другая половина вместе со мной – к Аришину.

Как потом оказалось, вышли вовремя. К духам подошло подкрепление. Огонь стал такой плотный, что по дому передвигаться стало невозможно. Появились первые раненые. Повезло, что пол в коридоре провалился в подвал и образовалось полуподвальное помещение. Оно нас и спасло. Ко мне подполз мой замкомвзвода, старший сержант Женя Петрунькин, и срывающимся голосом говорит: «Товарищ старший лейтенант, у нас Нюха (рядовой Плахотнюк) убили». Тут же голос из темноты: «Живой я!»

Чем плотней был огонь противника, тем больше становились оконные проемы в комнатах, из-за этого стало больше и раненых. Старший лейтенант Аришин был ранен осколками в голову. Кровь полилась за воротник, остановили ее, сделали перевязку. Принял решение: во избежание лишних потерь у окон оставить дежурные огневые средства, а остальных солдат убрать в полуподвальный коридор. Доложил решение комбату, он его утвердил.

Села радиостанция у старшего лейтенанта Аришина. К вечеру пропала связь со старшим лейтенантом Кононовым, который был в другом крыле пятиэтажки с частью моей группы.

Я не знал, что группу Чердакова отправили сразу за нами, да еще без рации. Это потом приполз посыльный от него. А так по его группе вели огонь все: и противник, и свои.

Вечером, как стемнело, отправил солдата-добровольца к Кононову. Днем пройти – вариантов не было. Он вернулся вместе с людьми из моей группы во главе с сержантом Козорезовым и известием, что у Кононова разбило рацию.

Как был отражен этот день в документах штаба полка…

Из Журнала боевых действий

24 января

Полк имел задачу к исходу дня сменить подразделения 506-го полка, занимающие оборону в частном секторе по улице Филатова, затем штурмом взять гаражи, кинотеатр и овладеть Г-образным 5-этажным зданием и двумя 5-этажными зданиями, расположенными на северной окраине площади Минутка. В 9.40 командир полка убыл на НП 506-го полка для организации взаимодействия и определения порядка смены подразделений. Затем командир полка убыл на передний край 2-го батальона 506-го полка для проведения рекогносцировки на местности. С командиром полка убыли также командиры батальонов. На местности был определен рубеж ввода в бой штурмовых отрядов. При проведении рекогносцировки БТР командира полка и мотострелковая рота были обстреляны противником из «АГС-17». Ряд военнослужащих получили ранения различной степени.

В 13.30 штурмовые отряды 1-го и 2-го батальонов выдвинулись на исходные рубежи: ул. Михаила Кольбуса, ул. Черноглаза. Перед этим командир полка еще раз лично командирам батальонов уточнил задачи по порядку штурма объектов Грозного на площади Минутка, а также объектов, прилегающих к ней с южного направления. Решил на месте возникшие проблемы у командиров и отдал указания на решение других вопросов, требующих времени.

В 14.40 1-й батальон начал выдвижение для смены подразделений 506-го полка, 2-й батальон готовился к проведению штурма гаражного сектора и кинотеатра через боевые порядки 1-го батальона.

В 15.00 2-й батальон начал выдвижение за 1-м батальоном. В 15.40 1-й батальон приступил к смене подразделений 506-го полка на ул. Кольбуса, 2-й батальон вышел на ул. Комарова. ИСР вела инженерную разведку.

В 16.20 смена подразделений 506-го полка подразделениями 1-го батальона была закончена. В 16.30 штурмовая группа 1-го штурмового отряда начала наступление в направлении 1-го квартала на ул. Филатова и к 17.00 полностью овладела им. 2-я и 3-я штурмовые группы приступили к штурму. В ходе наступления штурмовыми группами выявлены опорные точки противника в районе отметки 124,4 и моста через железную дорогу.

В 17.45 на НП полка, оборудованного в 5-этажном здании по ул. Тополевой, прибыл руководитель ОШ ОР «Грозный» генерал-лейтенант Булгаков для ознакомления с создавшейся обстановкой.

К 19.00 2-й батальон полностью выполнил поставленную задачу на это время и закреплялся на рубеже по ул. Филатова между ул. Кольбуса и Воздвиженской.

1-й батальон встретил сопротивление противника с отметки 124,4, в бой не вступал, закрепился на рубеже по перекрестку ул. Кольбуса и Комарова. Артдивизион открыл огонь по опорным пунктам противника по вызову командира 1-го батальона.

В 22.00 разведгруппа 2-го батальона приступила к ведению разведки района гаражей.

Каждый, кто выжил в тех боях, сохранил в памяти детали, которые никогда не забудешь…

«По щекам слезы вперемешку с кровью катятся…»

Андрей Актаев, пулеметчик 3-го взвода 1-й мотострелковой роты, контрактник:

– Двадцать четвертого января выдвинулись вперед. Сталкивались с ребятами из 506-го полка. Потери у них были очень большие. Закончился частный сектор, дальше пошли высотные дома. Здесь-то, на перекрестке, и пошли первые потери. Снайпера духов крест-накрест простреливали дорогу. Ранили Кузю-пулеметчика из первого взвода. Снайпер ему обе ноги прострелил. Взводник лейтенант Маменко пытался его вытащить, так снайпер ему средний палец почти отстрелил. Потом ребята говорили, что палец ему пришили.

Затем рота собиралась в крайних домах у дороги. Помню, ротный стоит в подворотне и кричит нашему взводу: «Перебегайте сюда по одному!» Первый пробежал, я за ним. Оборачиваюсь – за мной никого. Пацаны, стоявшие рядом, улыбаются: «В рубашке родился!» Оказывается, пока я перебегал, снайпер по мне три раза стрелял. Спрашиваю: «Хоть в корпус стрелял?» – «Два раза в корпус, один – в голову».

Потом взвод обошел по непростреливаемым участкам и присоединился к нам. Ротный дал команду: забросать дорогу дымовыми шашками и перебегать на другую сторону. Перебежали. Получили новые вводные и перебежками двинулись дальше. Забегаем в большой двухэтажный гараж. В нем никого, за ним – забор бетонный, а за забором позиции духовского расчета «АГС». Взводный связался с ротным по рации, обрисовал ситуацию. К нам подтянулся первый взвод со снайперами. Пока они перебегали, одного паренька ранили в бок. Так и лежал он на простреливаемом пространстве… Ротный вызывает «коробочку», кричит: «У меня «двухсотый»! Срочно надо эвакуировать!» Парень лежит, не двигается. Мы думали – все, убит.

В то же время наши снайпера начали расстреливать духов. Один из них рассказывал: «Прицелиться нормально не могу, ПСО (прицел снайперский оптический. – Авт.) мешает. Расстояние-то метров тридцать. Стреляю, вижу, что попал, клоки одежды и мясо вырывает, а тот идет дальше по-любому, под наркотой». В ответ духи открыли огонь из «АГС». Рикошетом осколками от потолка ранили контрактника из нашего взвода. Прикольный был паренек, его Костей звали. Ему 25 лет было, но развитие, если честно, на 15. Шутил все время, анекдоты рассказывал детские. Но молодец, мужчиной оказался, в штаны не наделал. Стоит, ему голову бинтуют, а по щекам слезы вперемешку с кровью катятся.

Расчет «АГС» духов наши снайпера подавили, но впереди, в бревенчатом доме, засел духовский снайпер. В соседнем домике расположился второй взвод, им замполит роты командовал. Его там ранили. Вообще второму взводу не везло с офицерами. Потом им командовал сержант-срочник.

В сумерках к нам подъехала БМП, вроде бы из второй роты, «двухсотого» забрать. Подходят к нему, а тот сам поднимается. Ребята в шоке: это ж надо на таком морозе неподвижно пролежать столько времени – часов пять!

Наступила ночь. Духи пришли своих убитых собирать. Пускают «свечки» – такие тусклые осветительные ракеты, и орут так протяжно – «Аллах акбар!». Все на стреме. Ротный командует: «Приготовиться для отражения возможной атаки!» Берет свой «АКМС» и со словами «Слава КПСС!» выпускает в проем длинную очередь. Ржач стоял минут пять. Так хоть чуть-чуть, но нервное напряжение скинули…

«Выдвигались без брони…»

Игорь Дружинин, 3-я мотострелковая рота, контрактник:

– Переночевали в наскоро поставленных палатках. С утра нам выдали БК столько, сколько можешь взять. Получили новые маскхалаты, белые, взамен старых, и начали выдвигаться на Грозный пешком. Тут подъехали «бэхи» с «двухсотыми». Пацаны были здорово изорваны: получился недолет снаряда нашей САУшки. Комбат разорался, чтобы убирали «бэхи» с глаз долой, а то нам в бой идти, а у некоторых уже глаза от страха по пятаку.

Выдвигались без брони в сторону площади Минутка. Весь частный сектор, по которому проходили, был разрушен, мало сказать полностью, очень много было мест, где просто кучи кирпича вместо домов. До нас здесь штурмовал 506-й полк, который мы вроде меняли, поскольку его разбили. Нашли место, где наших замочило снарядом. Железные ворота у дома все в крови и в дырках.

Продвинулись перебежками до конца частного сектора и обосновались в первых более-менее целых частных домах. В некоторых попадались убитые боевики. Сразу начали закладывать окна кирпичом, облазили кругом дома. Есть ли впереди наши, было непонятно, с ближайших высотных домов стреляли в нашу сторону. Вечером разожгли костер за домом, стали еду готовить. «Чехи» на отблески огня постреляли маленько, да лупанули из «граника», но нас достать не могли.

Откуда-то к нам подъехал танк 506-го полка, мужики сели с нами, мы их накормили. А они строят планы, как наутро будут брать пятиэтажку – там вроде их пацаны оставались, но «чехи» почти всю ее захватили. Самое интересное, что воевать они собрались впятером. Вот это мужики!

«Задачу дня выполнили…»

Александр Фролов, зам. командира полка, гвардии подполковник:

– На новом направлении операции мы должны были заменить 506-й мотострелковый полк. Подразделения полка прошли улицы частного сектора Грозного, почти полтора километра, с очень большими потерями – в ротах там оставалось по 12–20 человек. Они почти прошли частный сектор, оставался один квартал до многоэтажных домов центра Грозного. 506-й полк по плану должен уменьшить свой участок наступления, нам нарезаются три улицы, мы заходим между 1-м и 506-м мотострелковыми полками. Но получается так, что 1-й полк, таманцы, за нами, но у них не было никакого боевого опыта, хотя и вооруженные до зубов, они стояли у нас вторым эшелоном. Мы, рядом 276-й полк, а дальше еще какие-то части. Мы зашли на улицы, я по центру со 2-м батальоном, справа – 1-й батальон. Быстро втянулись, очень шустро, так что духи не успели разобраться в обстановке. В ночь по одной улице подошли к торговому центру, как потом выяснилось, и гаражам перед ним, на самом деле это оказались не гаражи, как на карте, а котлован, по второй улице нельзя было сразу пройти, но потом зашли, расширили фронт наступления. Там 1-й батальон нарвался на усиленные огневые точки и застрял. А когда мы вышли на них со стороны, то духи там все побросали и рванули. Задачу дня мы выполнили. С комбатом-два решаем: три часа спим, быстренько перекусим и в три часа ночи группами по 3–5 человек – вперед, пока душье будет подниматься и молиться. Батальон Булавинцева быстро вышел к кинотеатру и к торговому центру. Я стоял за ним метрах в двухстах. Утро наступило, духи увидели, что справа и слева у нас поддержки нет. 506‑й полк не двигается. Генерал Булгаков, слышно было в эфире, ругается, командира полка снимает с должности: «Почему до сих пор не взяли площадь Минутку!»

«Приезжает военный трибунал с бойцами…»

Александр Лихачев, начальник штаба полка, подполковник:

– В разгар боев на Минутке в штаб полка нагрянул представитель военной прокуратуры из группировки с группой солдат. Оказалось – за комбатом майором Булавинцевым, арестовать за то, что оставил мост через железную дорогу. Стали разбираться… Булавинцев прошел на Минутку не полосой, выделенной его батальону, а справа (там соседа не было), обогнув этот мост. Прошел его и вернулся в свою полосу наступления. Доклад о том, что Булавинцев прошел мост, ушел из полка в штаб группировки. Генерал Булгаков рвет и мечет: «Оставил мост!» А мост был нужен. Булавинцев не стал его оборонять, потому что мост не в его полосе наступления, и ушел на Минутку, там у него была боевая задача. Он трое суток в окружении, ему ничего подвезти не удается, зато приезжает военный трибунал с бойцами: «Давайте сюда майора Булавинцева!» Я говорю – езжайте на Минутку и попробуйте его взять. Затем показал боевой приказ полка, где четко было написано, что этот мост исключается из полосы наступления батальона Булавинцева. «Давайте мне этот приказ…» – попросил представитель военного трибунала. «Не дам, он издан на основании боевого распоряжения группировки; оно есть в штабе группировки». На этом все и закончилось…

«Четыре дня до дембеля осталось…»

Алексей Горшков, командир 3-го взвода 3-й мотострелковой роты, старший лейтенант:

– Батальон Булавинцева, по-моему, без разведки, ночью через гаражи вошел на площадь Минутка, засел в подвалы пятиэтажки и два дня «чехи» их молотили. Вечером 25 января Булавинцев, со слов комбата и ротного, выходит по связи в полк: «Мы сами не выйдем, нужна помощь». Меня вызывают к командиру роты – мы как раз собирались спать. В 0.30 команда взводу – «Подъем!».

24 и 25 января наша рота стояла на улице Воздвиженской, на улице Ханкальской был кинотеатр – без стен, уцелела только стена, откуда кинооператор показывал фильмы. Задача наша была – пробить коридор в батальон Булавинцева. Пошли всей ротой, взводами. Мой взвод называли «рейнджерским» – у меня были гранатометчик, пулеметы – два «ПКМ», три «РПК» и снайпер, нормальный парень.

Срочники рвались в бой, сколько мне стоило сил, чтобы не пускать их: «Вам же четыре дня до дембеля осталось…» Выдвигались обычно так: я, за мной Вова-радист – Пейджер Джан, пулеметчик Сережа Петропавловский – Трачача и один контрактник. Сначала пускали дымы, и только тогда шли срочники, пять-шесть, в сопровождении одного-двоих контрактников. Замыкающими шли пулеметчик Краснов Коля, мы его звали Кранов Кля, после его рассказа, как он так подписал свою тетрадку в первом классе, – и «контрабасы», снайпер и пулеметчик «РПК». Выходили из боя в такой же последовательности. Я уходил последним, ни разу не ушел впереди своих солдат, не было такого. По моей тактике и другие взвода действовали.

Заходили мы в час ночи через вырубленный сад частного сектора, шириной метров 20–25, правее были виадук и площадь Минутка, слева – Дом быта. Второй взвод идет первым, первый – следом, а мне ротный вдруг говорит: «Со мной останешься, надо КП роты прикрывать». Я был сильно обижен: «Сам пойду!» – «Под трибунал пойдешь!»

В час ночи первый и второй взводы стали выдвигаться, а в два-три часа начался бой…

«Попал в пробку…»

Артур Сатаев, начальник штаба 1-го мотострелкового батальона, майор:

– После первых боев, ночью командир полка по радиостанции указал мои недостатки в организации связи и потребовал моего присутствия в частном секторе Грозного, где находились подразделения, комбат и помощник командира батальона по артиллерии.

Взяв с собой БМП-1КШ, ночью выехал к подразделениям. В ту ночь был туман, и тяжело было сориентироваться на незнакомой местности ночью в городе. В частном секторе все было развалено, и местами не поймешь, то ли это бывшая улица, то ли танк проехал по дворам. Попал в пробку, стоят БМП, и наши, и соседних частей, и не знают, ехать ли вперед: головная машина попала под обстрел. Слез с БМП, офицеры говорят: «Впереди засада, боевики». По моим сведениям, там должно быть чисто. Спросил на всякий случай название улицы, на которой находимся. Послал своего солдата найти табличку с названием улицы, тот пришел через 10 минут, ничего не нашел.

Решил опираться на свои данные о местонахождении, и не ошибся. Связался с комбатом, обрисовал ему обстановку и местонахождение. Он ответил, что там можно выехать прямо к боевикам, начал объяснять, что надо ехать дворами, объяснить, какими дворами – не получилось, сказал, что пришлет человека, чтобы провести боевую машину. Через 20 минут ко мне пришел солдат из гранатометного взвода нашего батальона, он провел машину к дому, где находился комбат. Вспоминаю комбата майора Илюхина в тот момент… Человек несколько суток вообще не спал. Не знаю, что он делал, чтобы не спать: ел кофейные зерна, или принимал препараты от сна, или просто держался. Но не падал. Он сказал: «Артур, связь – дело начальника штаба, бери начальника связи батальона лейтенанта Нейкшина и сделай ее нормальной».

Проблемы со связью были из-за того, что в ходе боя не заряжались, а большей частью были утеряны аккумуляторные батареи радиостанций. Этой же ночью я выехал на КП полка в надежде найти батареи. У связистов получилось выпросить только несколько заряженных батарей. Нужно было найти заряженные батареи, чтобы выкрутиться сейчас и завтрашний день. У нас все получалось, но одно подразделение оставалось без связи. Выход был найден. Я приказал командиру минометной батареи, которая на тот момент не перемещалась и находилась в депо, раскурочить пассажирские вагоны и достать вагонные аккумуляторы, подсоединить к радиостанциям с помощью проводов, создав нужное напряжение, исключая аккумуляторные банки больших вагонных батарей. Все заработало.

Устранив недостатки, решил находиться в городе, ближе к подразделениям.

На рассвете с лейтенантом Нейкшиным обошли дома, где были подразделения, все роты батальона собрали достаточно батарей, сдали их на зарядку в роту связи. Запомнилось: когда в депо зашел во взвод обеспечения, там бойцы сидят, пьют чай, играет двухкассетник, работающий от батарей станций и штук пять рядом лежит… Я готов был застрелить их, но дал разнос солдатам, успокоился и забрал батареи.

В ходе боевых действий часто ночью приходилось ездить по Грозному. Всегда на передовой, среди подразделений, было гораздо уютней, чем ехать ночью по городу, хоть и едешь на КП полка. Напороться на недобитков или на «дружественный огонь» своих ночью было реально. Но тот первый раз, в незнакомом городе, на командно-штабной машине, ориентируясь в туман по карте, среди развалин – ощущение было не из приятных…

«Снайпер нас больше не беспокоил…»

Андрей Актаев, пулеметчик 3-го взвода 1-й мотострелковой роты, контрактник:

– Всю ночь просидели в гараже. Утром духовский снайпер опять шалить начал. Помню, гранатометчик, контрактник из первого взвода – точно безбашенный парень – кричит: «Пацаны! Прикройте!» Все в ту сторону – шквал огня. Он выбегает с «граником», прицеливается и с каким-то криком выпускает вакуумную гранату. И так раза три.

Где-то ближе к обеду к нам перебежали три бойца и офицер из 506-го полка. Каждый приволок с собой спарку «Шмелей». Попросили: «Прикройте!» Выбежали и как дунули из трех огнеметов – у нас даже крошка с подоконников посыпалась. И все, снайпер нас больше не беспокоил. После обеда выдвинулись дальше. Взвод расположился в каком-то доме. Там и заночевали. На следующий день для моего взвода штурм Грозного закончился: отправили охранять артдивизион.

«Все простреливалось боевиками…»

Виталий Заврайский, командир 4-й мотострелковой роты, капитан:

– Наступило двадцать пятое января. Моя рота уже получила задачу и вся была на броне, выстроенная в колонну, когда подошел психолог полка и поздравил меня с рождением дочери. А до меня эта мысль как-то не доходила…

Отправился с ротой выполнять поставленную задачу. Технику с экипажами оставили на окраине частного сектора в районе железнодорожного депо. Разбились на три взвода, каждому была указана улица, по которой предстояло наступать. Каждая рота представляла собой штурмовую группу. Таким образом, весь наш батальон был поделен на группы: легкая, средняя и тяжелая.

Вперед с началом штурма ушла одна рота, за ней вторая, моя рота была замыкающей. Запас боеприпасов, медикаментов и продуктов питания был минимальным. Штурм начался часов в 16–17. Приходилось продвигаться в частном секторе, проделывая при этом проходы в заборах, стенах домов, так как по дороге перемещаться было невозможно: все простреливалось боевиками. Пробирались так до темноты.

Комбат собрал командиров рот и еще раз уточнил задачу. Через полчаса из частного сектора вышла первая рота. Через некоторое время оттуда доложили, что заняли кинотеатр «Родина» и еще один дом. За ней пошла следующая рота с комбатом. Затем начала свою работу артиллерия полка. Боевики обнаружили нашу среднюю группу и открыли по ней огонь. Мне же было уточнено, что я со своей ротой нахожусь на окраине частного сектора. Закрепился, занял круговую оборону и пробыл здесь до утра. Утром боевики открыли по мне огонь, а две роты в это время вели бой в кинотеатре – было слышно по связи. Постоянно корректировался огонь полковой артиллерии. Я приказал приданному мне минометному расчету обработать участок местности впереди нас, откуда велся огонь боевиками. Так мы отстреливались до обеда следующего дня. У двух рот в кинотеатре заканчивались боеприпасы.

«От ствола можно было прикуривать…»

Игорь Дружинин, 3-я мотострелковая рота, контрактник:

– Ночью, часа в два-три, роту собрали и сказали, что надо пройти вперед, взять торговый центр. Впереди был маленький парк шириной метров двадцать, слева от него кинотеатр, справа торговый центр, а прямо на нас смотрела пятиэтажка. Мы залегли у парка, и тут командир нашей третьей роты говорит моему бывшему командиру разведроты: «Ну что, разведка, давай вперед, а мы за тобой», а ротный разведки, старший лейтенант Катунькин отмазался: «Нам не давали такой задачи вас вперед вести…», в общем – испугался.

Мы тихо прошли по парку (нам уже сказали, что торговый центр наш), и надо было перебегать к нему. Первый побежал Андрюха Колосов с Юрой, по ним дали пулеметную очередь, но не попали. Мы перебежали уже спокойнее. Зашли во двор этого универмага и в здание. Обосновались на втором этаже, в соседней комнате лежали раненые, которых не смогли вывести из-за обстрела.

Здесь с утра начался непрерывный бой. Торговый центр хоть и стоял боком к «чеховской» пятиэтажке (до нее метров 30), но простреливался хорошо. К тому же напротив стояла двенадцатиэтажка, с которой работали снайпера. Мы стреляли из окон по «чехам», из пулеметов и автоматов. Умудрились как-то даже стрелять из гранатомета и из огнемета «Шмель» из соседней комнаты точно в окно другой, а оттуда граната летела в окно пятиэтажки (если промахнуться, то всем нам в комнате – каюк). Просто вплотную к окнам подходить было опасно, хотя все равно мы оттуда периодически стреляли.

Напротив в кинотеатре тоже были наши. Один раз оттуда к нам во двор днем на огромной скорости проехала «бэха». Только она влетела во двор, как от выстрела из гранатомета разлетелась будка сторожа, мимо которой она проехала.

Из пулемета я стрелял так, что от ствола можно было прикуривать. Даешь три длинных очереди по окнам, ставишь пулемет в угол, облокачиваешься на него, и бушлат от ствола начинает тлеть. Из одного окна я стрелял особенно часто, в том числе и из «СВД», и когда в соседней комнате на костре грели с пацанами сухпай, услышали повторяющиеся щелчки. Это был «чеховский» снайпер, он, наверное, час стрелял точно в то место, откуда я стрелял. Показал, что не надо больше оттуда нам стрелять. Также мы постоянно работали из подствольников по окнам. Довольно-таки удобная вещь в городе – подствольники.

Один раз в угол дома, в соседнюю от нас комнату, там как раз лежали раненые, попал снаряд, наверное, наш. В комнате образовалась дыра, но раненые вроде бы остались живые.

Смотрим видео, снятое автором в конце февраля 2000‑го…

Дороги в Грозном, на удивление, без выбоин, без воронок. Старик бредет по дороге… Руины… Вроде бы площадь Минутка…

– Она? – спрашиваю.

– Нет, Минутку мы знаем.

– Что – тогда не всматривались в развалины?

– Да вроде все нормально было, – засмеялись. – Был нормальный пейзаж.

Александр Шмелев:

– Вот она, Минутка! А мы были налево, с той стороны наступали. Вот кинотеатр, он был у нас как Дом Павлова в Сталинграде…

Юрий Чердаков:

– Вот это знакомое место, родное… Мы в этом доме сидели и не могли сказать, что это мы – не было связи. По нам свои так стреляли, что стали падать перекрытия, пришлось уйти в подвал, закопались там. Сидели там до ночи. Ночью я двоих отправил, сказать, чтобы больше сюда не долбили, что здесь свои. Сутки нас долбили свои…

Александр Шмелев:

– А мы в это время в соседнем доме сидели… Так нас долбила наша же артиллерия, что в кирпичном доме несущие стены поехали. Один снайпер-чеченец стрелял по нам с балкона, магазинов десять выпустил. Я туда выстрелил из гранатомета – балкон рухнул вместе со снайпером.

Юрий Чердаков:

– Как было все спланировано… Три штурмовых группы. Первая – основная. Вторая, где был Саша, огневая, самая мощная…

Александр Шмелев:

– В нашей группе было три пулемета «ПК», один снайпер, он же подносчик выстрелов для гранатомета, один автоматчик и у меня гранатомет с шестью выстрелами.

Юрий Чердаков:

– У меня была третья группа. Похоронная команда. Девять самых слабеньких солдат-срочников собрали со всей роты. Мы должны были собирать убитых и раненых, подносить боеприпасы и воду. Дали команду «Вперед!». Командир первой штурмовой группы, капитан, фамилию не помню, испугался, спрятался, не пошел в бой. Ему как раз в этот день приехал сменщик. Он был из Наро-Фоминска прикомандированный. Офицер шкура оказался, спрятался, группа из-за него вообще не пошла в бой. Срочники потом говорили, что он уехал домой со здоровым баулом, с женским бельем и колготками.

Комбат говорит: «Да, командира первой группы нет, значит, первой становится вторая». А ей на поддержку – моя. А у меня – одни автоматики и гранатомет неисправный. И нас – всего десять человек. Так первой пошла вторая группа, потом группа поддержки – моя похоронная команда…

«Каким надо быть бесстрашным…»

Игорь Дружинин, 3-я мотострелковая рота, контрактник:

– Долгое время мы помогали огнем, когда вытаскивали из окружения четвертую роту. Она зашла ночью в пятиэтажку, а выйти из нее уже не смогла. Нам сказали, что сейчас будут вытаскивать наших из окружения, и чтобы все, кто есть, открывали шквальный огонь по пятиэтажке и другим домам. А к пятиэтажке, в левую ее часть, где были наши, летела «бэха». Честное слово, я бы дал Героя России механику БМП. Это каким надо быть бесстрашным, чтобы лететь в упор на боевиков, которые тебя расстреливают, в том числе и из гранатометов!

Это был, наверное, один из самых страшных моментов в моей жизни: со всех сторон грохот, море огня, и я вижу, как БМП, с раскрытыми десантными дверцами, сначала мчится к окнам первого этажа пятиэтажки, а потом рвет назад к кинотеатру. Десанты раскрыты, на них висят трупы, а на броне за башней, как на ладони у боевиков, лежат раненые, и от раненых и убитых отлетают куски мяса, «чехи» их расстреливают в упор. Такие проходы «бэхи» были не один раз…

«Трое суток не мог спать и есть…»

Роман Кузьмин, оператор-наводчик БМП-2, рядовой:

– В Грозном приходилось не только стрелять, но и вывозить раненых из-под обстрела, прикрывая их броней. Были моменты, когда страх одолевал, но все делали, как на автомате. Тогда трое суток не мог спать и есть: слишком страшные впечатления были от увиденного. Был случай, когда рядом погиб боец. Мы тогда обстреливали пятиэтажку из БМП, а ребята ее штурмовали. Потом пришлось вывозить раненых и заряжаться. Тогда я впервые увидел настоящую картину войны. Выгрузил двоих «двухсотых» с брони, на борту остались кровавые подтеки. Мы отошли и взяли у полковника по сигарете, закурили. Когда я – грязный, небритый брал сигареты, даже не понимал, кто передо мной, и вдруг слышу крик полковника и вижу, как он направляется к БМП. Я оборачиваюсь – картина: закат красного солнца, дым, полевой госпиталь, и на фоне этого стоит наша БМП с кровавыми потеками по борту, и на нее лезет молодая медсестра, а молодой лейтенант ее подсаживает, чтобы сфотографировать. Мне так стало противно, я был готов их расстрелять за это, но полковник опередил: так их отмудохал!

Зарядил оружие в БМП, вернулись к своему отделению, за которое переживали по-настоящему, и первый вопрос был: «Все ли живы?» – «Все!» Вот услышать это и было счастье, наверное.

Когда стемнело, нас отправили вывезти парня с третьей роты. Его снял снайпер еще утром. Все думали, что он труп. Когда подъезжали туда, нас обстреляли из гранатомета, начался пожар в моторном отсеке, я ломанулся от БМП так, что меня еле поймали. Я видел, как взрываются снаряды в БМП – страшно! Но все же мы подъехали к тому парню, начали его поднимать, и он зашевелился! Сначала был такой страх: труп ожил! А потом радость: он лежал больше двенадцати часов! Все думали, что он труп, а он жив! Как нас благодарили парни, что спасли его, и такая у нас была гордость, что мы можем быть дружными, когда надо…

«Действовать по обстановке…»

Сергей Булавинцев:

– В три часа утра двадцать пятого января командир полка вновь уточнил мою задачу. Используя темное время суток, батальон должен был овладеть гаражным комплексом, после чего действовать по обстановке. Как потом оказалось, фактор внезапности – а для боевиков наши ночные действия явились полной неожиданностью – сыграл решающую роль в захвате площади.

Выдвинувшись на передний край, я обнаружил… отсутствие объекта атаки: на месте гаражного комплекса находился большой котлован. Тогда, сориентировавшись на местности, решил овладеть ключевыми объектами в этом районе – торговым центром и кинотеатром «Родина». Командир полка мой замысел утвердил.

В 3 часа 30 минут батальон приступил к выполнению боевой задачи. Вскоре командир одной из штурмовых групп доложил о том, что уже находится в торговом центре, и ни в этом здании, ни в кинотеатре боевиков нет. Чтобы упредить противника и занять выгодное положение для дальнейшего наступления, я скрытно выдвинул вперед основные силы батальона. В результате к пяти часам в кинотеатре «Родина» сосредоточились две штурмовые группы (5-я и 6-я роты), управление батальона и гранатометный взвод. Одна штурмовая группа (4-я рота без мотострелкового взвода) осталась в исходном положении.

К сожалению, действия штурмового отряда оказались неожиданностью не только для боевиков, но и для соседей слева. Не уточнив обстановки и положения подразделений нашего полка, они начали наносить огневые удары по одной из штурмовых групп, которая уже устремилась к пятиэтажному зданию. В результате группа потеряла шесть человек ранеными. Их перенесли в укрытие, где оказали медицинскую помощь. Этот огневой налет своей артиллерии оказал отрицательное воздействие на моральный дух некоторых солдат. Потребовалось время, чтобы офицеры переломили психологический кризис. В общем, 6-й роте удалось-таки захватить пятиэтажку.

К сожалению, 5-я рота не успела под покровом темноты проникнуть в свой объект атаки и была вынуждена штурмовать его утром. Одному отделению удалось пробиться к намеченному зданию и захватить четвертый этаж, откуда довольно хорошо простреливался внутренний двор. Нижняя часть пристройки к зданию, которая, кстати, отсутствовала на плане города, находилась в мертвом пространстве. Именно оттуда и заработал пулемет боевиков, который сковал действия наступавших. Командир штурмовой группы, разобравшись в обстановке, отдал приказ на прикрытие дымами. Его поддерживала огнем соседняя группа. Гранатометный взвод и расчет крупнокалиберного пулемета подавили огневую точку противника. В сложившейся обстановке мне пришлось изменить задачу 5-й роте, приказав ей занять оборону в здании. И вовремя…

«Жутковато и страшно…»

Сарсембай Ильяшев, запасной механик-водитель БМП 5-й мотострелковой роты, гвардии рядовой:

– Приехали в Грозный, близко были слышны выстрелы – где-то рядом шел бой. Конечно, было жутковато и страшно. Недалеко стояла машина, загруженная для нас «Шмелями» и «Мухами» – каждый взял их с собой.

Короткими перебежками двинулись на площадь Минутка. Как только вспышка, мы садились. Затишье, но все равно адреналин получили. Ночью вышли в какое-то здание, окон почти не было, все разбиты. Это был кинотеатр на площади Минутка.

Наш комбат Булавинцев и ротный Богданов были с нами. Несколько дней мы были в окружении в этом кинотеатре. Стреляли по нам со всех сторон, непонятно откуда.

Я находился в длинном зале, а за стенкой возле столбов наши пацаны – лежа! – из кирпичей выложили себе оборонительные стены. Было холодно, особенно ночью. «Чехи» долбили кинотеатр днем и ночью. Рядом стоял торговый центр, там ребятам тоже было жарковато. Ночью дежурили, менялись, старались поспать хоть немного, но от холода приходилось часто бегать по нужде. Я был в одних солдатских штанах, лежать холодно, но выбирать не приходилось. Рам на окнах не было, они были заложены кирпичами, лишь небольшие окошки под автомат оставляли.

Помню, как парнишку ранило пулей ниже пупка, он матерился, орал и встать не мог. Тогда комбат дал команду ребятам, кто был ближе к нему, оттянуть его на себя. Ребята попробовали, но не смогли. Раненый ворочался, ругался, а снайперши, твари, долбили чуть выше его головы, не подпускали к нему. Парень лежал на правом фланге нашей обороны, комбат приказал заглушить снайперш огнем, и в это время ребята забрали раненого. Оказали ему первую медицинскую помощь. Не помню, выжил тот парень или нет.

Если бой ведет наш правый фланг, оттуда нам кидали пустые магазины, мы их быстро набивали патронами и кидали парням. Когда мы вели бой, все было наоборот – наши с правого фланга набивали нам магазины патронами. Я хотел посмотреть в окно, там одного кирпичика не было, а с той стороны как раз долбили, мне от кирпича куски прямо в глаза. Вот тогда вся жизнь перед глазами пробежала… Но в тот момент почему-то было уже не так страшно.

Патроны и еда заканчивались. Комбат крикнул: «Встречаем коробку! Прикрыть коробку!» Механик-водитель залетел в кинотеатр на БМП, в ней и на броне ящики, надо было быстро выгрузить – машину «чехи» обстреливали конкретно, подойти к ней было сложно. О чем думал сидевший в ней в это время механик-водитель – знает только он… Я сидел за окном. Один парень с опаской подошел к «бэхе», пытался подтянуть ящик, и в это время по машине прошла очередь. Парню повезло, его зацепило не сильно, но по виску бежала кровь. Он остолбенел, увидев на себе кровь, его быстро оттолкнули за стенку.

Комбат крикнул: «Быстрей давайте!», и я перепрыгнул через окно, помог парнишке. Вдвоем мы сняли ящики с брони и спрятались за стенку. БМП прикрыли огнем, и она уехала.

Рядом стояло девятиэтажное здание, оттуда долбили по нам жестко. Я подошел к контрактникам, они из пушки «Гром» стреляли по этому дому. Попросил попробовать хоть раз выстрелить. Мне дали гильзы калибра 5,45: «Засунь их в уши, чтобы не оглох». Мужики предупредили, чтобы стрельнул и сразу спрятался, а то снайпера долбят. Я так и сделал. Сидели под окнами, смотрим, как снайпера долбят через окно, в стену в одну точку, только штукатурка летит, голову нельзя поднять. Вечером, когда проходили через косяки в дверях, Башкиру – парень из нашей роты, снайпер попал в руку. Я шел впереди, а он сзади.

Нас поделили на три подгруппы. Может быть, поэтому я остался жив. Тем, кто попал в первую подгруппу, не повезло. Как мне ребята рассказывали, их было пятнадцать человек, ночью они пошли вперед, рядом пяти– и четырехэтажка. Когда они вошли в четырехэтажку, там в коридоре лежал чеченец с пулеметом, начал палить по ним, кого-то ранил, кого-то убил. Наши его замочили, забрали раненых и в подвал спустились. Оттуда выйти они не могли. Хреново им там было… «Чехи» им предлагали сдаться. Из моего отделения там были наш командир Костя Константинов и Володя Проничкин.

Перед последней ночкой в кинотеатре к нам пришли солдаты из части Внутренних войск. Утром мы должны были пробиваться вперед, а они остались на наших позициях. Нам выдали белые маскхалаты, я пошел в соседнюю комнату, и только прошел косяк, в дверях, где сидел солдат «вэвэшник», вдруг влетает выстрел из гранатомета в стену возле меня. Я остановился, потом пошел дальше к ящикам с гранатами, и в этот момент крик: осколок попал в этого солдата. Возле него чуть ли не толпа собралась. Все не понимали, как меня не зацепило – я был ближе к выстрелу. Все осматривали меня, не ранен ли я. Сказали, что родился в рубашке. Я ответил: «Не впервой!» Как-то поехали ломать для блиндажа какую-то контору. С одной стороны ее мы, с другой саперы. Я вошел в помещение. Вдруг эта контора складывается как карточный домик. Я понял, что до выхода добежать не успею. Глянул наверх – там брус порядочный, упадет на голову… Отпрыгиваю в сторону, руки на голову и жду, и пролетает мысленно вся жизнь за секунду. Почувствовал, как на ноги попадали кирпичи и доски, но не больно. Значит, буду жить. Саперы кричат: «У нас никого не накрыло!» Меня пацаны откопали.

Как-то передвигались короткими перебежками, я вырвался вперед. Лежал какой-то застывший цементный камень, и как только я присел, по камню начали палить с чердака. Ребята кричат: «Мы тебя прикроем, беги к нам!» Я перебежал к ним, обошлось.

«Что скажу, то и будешь делать!»

Юрий Чердаков:

– В Грозном мне очень не хватало диспозиции, знать, куда идти, потому что карты не было. Перед штурмом Грозного в штабе полка собрали всех офицеров и дали всем кодовое название каждому зданию на площади Минутка. Меня на совещание не пригласили. Когда нам сказали «фас!», ротный сказал, что есть какая-то схема. У нас была задача по Минутке, конкретно по каждому дому, и каждый дом был нарисован. Офицеры это знали, а я нет. Мне просто дали команду «фас!», и разбирайся сам как хочешь. Было очень тяжело, когда меня долбили. Комбат нас провожал в эту атаку, на исходный. Мы пошли 25 января, в Татьянин день. Первая группа ушла, вторая. «Иди теперь ты!» – ротный мне говорит. «Командир, у меня нет связи. Я не пойду, пока ты мне не дашь аккумулятор». – «Вперед! Что скажу, то и будешь делать!» – «Дай мне аккумулятор!» – «Вперед, вперед!» – это ротный Богданов. И я пошел в бой без связи. Из девяти человек у меня трое погибших, трое раненых. Один очень тяжело.

Я молился Богу, что наша российская армия так плохо стреляет, что она так плохо обучена. А долбили нас минометами, танками и всеми видами стрелкового оружия. Послать солдата с сообщением, чтобы по нам прекратили стрельбу – днем это невозможно, я ждал вечера. Мы сидели на Минутке, в одном из зданий. Кинотеатр был уже наш, там было управление батальона. Мысли были, что скоро конец, но я не мог себе позволить так думать, потому что у меня девять срочников, и это были не самые лучшие солдаты. Даже из тех, кто был хреново подготовлен, это были самые хреновые, похоронная команда.

«Чтобы не быть уничтоженным – лечь на пол…»

Сергей Булавинцев:

– Наступило утро двадцать пятое января, и боевики, разобравшись в обстановке, с остервенением стали обстреливать из всех видов оружия занятые штурмовыми группами здания.

Единственное, что можно было сделать в этих условиях, чтобы не быть уничтоженным, – лечь на пол, укрывшись за стенами. Руководитель обороны Грозного Шамиль Басаев, понимая важность сохранения целостности обороны в этом секторе города, бросил все силы на то, чтобы выбить русских с площади, обещая суровую кару тем боевикам, кто смалодушничает. Однако с ходу отбросить назад подразделения штурмового отряда им не удалось.

Создавшаяся ситуация поставила батальон в тяжелое положение. Соседи с левого фланга нас не поддержали и остались на прежних позициях. Соседи справа тоже не смогли продвинуться вперед. Так штурмовой отряд оказался в окружении. Для того чтобы не упускать инициативу, я решил продолжить наступление и овладеть наиболее уязвимым в обороне противника объектом. По моей оценке, им было четырехэтажное здание, из которого простреливались все близлежащие дворы. Взяв его, можно было контролировать ситуацию не только в квартале, но и на площади в целом. Чтобы избежать лишних потерь, штурм назначил на ночное время. До начала атаки приказал стрелять пореже, экономить боеприпасы.

Вплоть до наступления темноты, в течение двух часов, противник в основном вел интенсивный огонь из минометов, автоматических и подствольных гранатометов, автоматов, а потом в дело вступили его снайперы. У боевиков они входили в мобильные отряды – как свои, так и из наемников, последние распознавались малокалиберными винтовками. Тактика вражеских снайперов была весьма изощренной. Позиции оборудовались в глубине домов, и огонь велся через пустые комнаты. Бойницы проделывались не только в стенах, но и в стыковых плитах. Лежки устраивались даже под бетонными плитами, которые поднимались специальными домкратами, открывая щель для наблюдения и стрельбы.

«Что бы ни случилось – вытаскивать всех…»

Александр Федорченко, начальник штаба 2-го мотострелкового батальона, гвардии майор:

– Двадцать пятое января двухтысячного года… Перед входом в Грозный я не спал почти трое суток: одна ночь – подготовка (в моем случае это в основном документация) к перемещению в Ханкалу, вторая – к обороне в новом районе, третья – к штурму города. Обучения, как действовать в городских условиях, конечно же, не было. Разбили батальон на три штурмовые группы (легкую, среднюю и тяжелую), кратко объяснили, что и как кому делать, организовали взаимодействие (определили сигнал «я свой»: «“Спартак” – чемпион!» выстрелами), как потом оказалось, не зря. И еще, на мой взгляд, немаловажное было объявлено личному составу: что бы ни случилось, любая группа возвращается в полном составе либо не возвращается совсем. Вытаскивать всех, ведь самое страшное – это плен или просто оказаться брошенным. Каждый солдат должен был знать, что батальоном будет сделано все, чтобы вытащить своего товарища.

Распределили замов комбата по группам, я попал в тяжелую (четвертая рота без одного мотострелкового взвода, гранатометный взвод и несколько расчетов минометной батареи), командовал которой Виталий Заврайский. Перед нами входил первый мотострелковый батальон. То есть мы были шестыми, если смотреть по эшелонам. Но, пройдя чуть дальше места недавней рекогносцировки, солдат 506-го полка сказал, что дальше – духи. Мы остановились в растерянности, запросили комбата, попросили себя обозначить и были сильно удивлены, когда ракета взлетела из соседнего дома через дорогу. Было принято решение задымить дорогу и соединиться с остальными группами. Еще раньше мне встретился замкомбат соседнего батальона из 506-го полка. Мы с ним обменялись частотами и позывными для организации взаимодействия, он же посоветовал нам действовать в основном ночью, так как в это время суток со стороны боевиков минимальное сопротивление, главное – выдержать утро и день, когда они «полезут из всех щелей». Об этом я сообщил комбату.

Успешно выполнив свою ближайшую задачу, мы были остановлены на краю частного сектора. Ближе к ночи вернулись бойцы, отправленные в разведку, и сообщили, что гаражи, которые были у нас дальнейшей задачей, отсутствуют, вместо них – котлованы. Старшина пятой роты, у которого детство прошло как раз в Грозном, показал, что на том конце пустоши, которая раньше была парком, находится кинотеатр, а за ним площадь Минутка.

Было принято решение, и комбат его утвердил у командира полка ближе к утру, выдвинуться в этом направлении и занять несколько домов. После проверки личного состава обнаружилась пропажа двоих. Было назначено несколько поисковых групп, одну из которых возглавил я. Мы отправились на правый фланг к железной дороге. На самом краю частного сектора нас обстреляли с другой стороны «железки». Наблюдение велось с ночника, так как была уже ночь. Бросив дымовую гранату, удалось уползти. Обнаружили несколько трупов, но после осмотра оказалось, что это были не наши. Встретились с первой ротой, определились, кто, куда и зачем. По возвращении узнали, что потерянные нашлись, все хорошо.

«Вели беспрерывный огонь…»

Сергей Гирин, заместитель командира 2-й мотострелковой роты по воспитательной работе, лейтенант:

– Тяжелее всего пришлось, конечно, подразделениям второго батальона, которые закрепились в нескольких зданиях около кинотеатра.

Днем двадцать пятого января комбат поставил мне задачу: с третьим взводом нашей роты выступить в торговый центр, где уже находилась третья рота. Перебежали через парк, который довольно интенсивно простреливался духами, и оказались в торговом центре. Доложил командиру третьей роты о своем прибытии, он поставил мне задачу – занять позицию в левом крыле здания. В это время из пятиэтажки пытались эвакуировать раненых солдат четвертой роты. На верхних этажах этого здания сидели боевики, которые вели беспрерывный огонь. Слышны были даже их крики: «Аллах акбар!», «Давай сдавайтесь!» Наши тоже в ответе не оставались – выпустят очередь по окнам, где засели боевики, и орут матом словечки в отношении сексуальных пристрастий духов. В нашем крыле здания раньше был какой-то склад, окна маленькие, как бойницы, стреляй – не хочу. С боеприпасами тоже особо проблем не было, поэтому стрельба практически не прекращалась.

К ночи перестрелка подзатихла. Холодина была – жуть! Согревались костерком из подручных материалов.

«Можно было оглохнуть от грохота…»

Игорь Дружинин, 3-я мотострелковая рота, контрактник:

– Жора Овсепян, наш замкомвзвода, когда прикрывали четвертую, выстрелил из «СВД», и из дома «чех» заорал страшно. Видимо, нормально попало ему. Я тоже как-то со «Шмелем» прополз за домом и лежа долго наблюдал за двенадцатиэтажкой, несколько раз видел, как по этажам перебегают «чехи», врезал туда со «Шмеля», не знаю, попал в кого или нет.

Как-то мой взводник, Ваня Цыкин, пошел со мной в примыкающее здание – склады. Оттуда пацаны из другого взвода вели непрерывный гранатометный обстрел пятиэтажки. Заряжается «граник», делается шаг на открытое пространство, и – выстрел. Тут же следующий стреляет, и так без конца. «Чехи», наверное, офигели: откуда у нас столько боеприпасов!

Взводник предложил мне сделать амбразуру в стене склада. Я ставлю в упор к стене «ПК», а он заряжен разрывными, и даю очередь на 150 патронов. Потом в эту небольшую дырочку закладываем две гранаты, и получилась небольшая амбразура, мне из нее видно было торец пятиэтажки и частный сектор. Оттуда где-то через час увидел, как «чех» сбоку вылезает в сторону сараев. Я дал по нему длинную очередь, и он вроде упал, но точно не знаю. Потом увидел, как прямо по центру улицы шел прямо в мою сторону «чех», автомат у него волочился. Мне показалось, что он обколотый. Я врезал по нему весь короб, и он упал.

Потом дали команду прикрывать отход четвертой роты. Можно было оглохнуть от грохота с обеих сторон. На амбразуре меня сменили, и я прибежал в торговый центр, кто-то крикнул, что взводника Ваньку Цыкина убили. Он лежал у окна без головы, один подбородок остался: выстрел из подствольника попал ему прямо в голову. Я в таком стрессе пошел, взял «Осу», «РПГ», открыл дверь на площадь, повернулся к пятиэтажке и лупанул в окно. «Чехи» не ожидали, а то бы сразу меня завалили. Вечером Ваньку увезли на «бэхе». Пацаны не хотели его грузить, молодые еще, трупов боялись… Было это вроде бы 26 января.

«Байкал-20 – «двухсотый»!..»

Алексей Горшков, командир 3-го взвода 3-й мотострелковой роты, старший лейтенант:

– Примерно в 7.30 утра мой радист меня толкает: «Слышу по рации, как Жора Овсепян под позывным «Байкал-20» – командира второго взвода Вани Цыкина – орет, надрывается, вызывает командира роты, а его радист молчит». Потом узнали, что радист ротного в это время спал – сморило под утро. Я взял тангенту: «Я – Байкал-30, старший», хотя мы и по голосу знали друг друга. – «Леха! Леха! Байкал-20 – «двухсотый»! Ваньку убили!» – «Когда? Как?» – я верить отказывался, что Ваня Цыкин убит… Погиб он в здании торгового центра…

Ваня хорошо стрелял из снайперской винтовки, но в здании у окна маневрировать негде, и он допустил роковую ошибку… Как мне рассказывали его бойцы, он присел на корточки, заменил обойму, передернул затвор, поднялся и – прямое попадание в голову выстрела из подствольного гранатомета. «Он даже поднять винтовку не успел. Взрыв, все присели, смотрим и не поймем: он стоит и без головы, и – падает на спину плашмя. От головы кусок левой скулы остался, на мышце висел». Из взвода Вани вернулись тогда из боя живыми четверо…

Вечером старшина роты Гена Колышкин поехал на «мотолыге» убитых собирать, я ему сказал: «Остановишься у меня, с Ваней проститься…» Подъехала «мотолыга» с убитыми, их было пятеро… Мы посмотрели, Ваня лежал в правом десантном отсеке БМП, накрыт одеялом, все оно было в крови. Вспомнил, как за час до этого боя мы с ним чай пили. У него был бушлат-танкач и на голове чеченская шапочка, я тогда еще подумал, что если его убьют, то только в голову. Я тогда его еще спросил: «Ты что – каску не будешь надевать?» – «Да на хрен она нужна, пользы от нее нет». Да и от прямого попадания в голову каска все равно бы не спасла…

Перезарядили автоматы, и я, Серега-Трачача, Коля Краснов, Эдик Данилкин и Витя Шкрум дали по очереди в воздух. «Вот теперь можешь ехать».

Он был из Тотьмы Вологодской области, и адрес его помню…

«Прощайтесь и грузите…»

Сергей Гирин, заместитель командира 2-й мотострелковой роты по воспитательной работе, лейтенант:

– Двадцать шестого января стрельба продолжалась. Никогда не забуду момента, как «бэха» подлетела к пятиэтажке и началась погрузка раненых и убитых. Ее водила – это был просто смертник, бесстрашный парень. Эту машину духи расстреливали не только с верхних этажей этого дома, но и из других зданий. Их снайпера работали непрерывно.

Мне сказали, что убило взводника третьей роты Ваню Цыкина. Я смотрю – его несут на «бэху» класть. Командир роты собрал его взвод и говорит: «Давайте прощайтесь и грузите…»

В этот день еще несколько ребят были ранены…

Какими они были

Цыкин Иван Анатольевич (25.10.1976—25.01.2000)

«Я увидела сына на экране за несколько дней до его гибели…»

Своего любимого сына Ванечку Инна Львовна мечтала видеть учителем. В школе у Вани обнаружились математические способности. Незадолго до окончания школы он занял первое место в районной олимпиаде по математике и информатике. «Ванечка вообще был очень разносторонне развитым мальчиком, – рассказывает Инна Львовна. – Он очень серьезно занимался шахматами, ходил в шахматный кружок. Хорошо играл в теннис и занимал первые места на первенстве района. Очень любил читать. Я никогда не видела, чтобы люди столько читали. Читал без разбора и современные, и классические вещи».

Инна Львовна сама учитель с многолетним стажем. Она настаивала, чтобы после 11-го класса Ваня поступил на физико-математический факультет ВГПУ. Однако сын после разговора с отцом неожиданно выбрал Московское высшее командное училище, которое в 1999 году окончил с отличием. По распределению попал в Московский военный округ, в закрытый поселок Мулино. «Я ему говорила, – рассказывает Инна Львовна, – если уж ты окончил училище с отличием, поступай дальше в военную академию, но Ваня решил, что сначала обязательно послужит в войсках, а уж потом продолжит учебу. Вообще он ни разу не пожалел, что надел офицерские погоны».

У Ивана был очень сильный характер. Уже в школьные годы он отличался целеустремленностью и настойчивостью. В детстве родители научили парня хорошо ориентироваться на местности. Когда Ваня был маленьким мальчиком, мать постоянно брала его с собой за грибами и ягодами. Потом на практических занятиях в училище он первым выходил из леса, за что у однокурсников получил прозвище Лесник. В августе 1999 г. лейтенант Иван Цыкин отправился на Северный Кавказ. «О такой перспективе Ваня ничего не говорил, – вспоминает Инна Львовна, – а в конце лета прислал короткую телеграмму: “Мама, мы едем на войну”». Во время командировки Ваня не отсиживался в тылу. Еще при жизни был подписан указ о награждении молодого офицера орденом Мужества. Получить боевую награду Иван не успел.

«За несколько дней до гибели увидела своего сына по телевизору, – на глазах матери офицера наворачиваются слезы. – По какому-то каналу показывали фотографии с чеченской войны. На балконе полуразрушенного дома стоял какой-то военный. Я присмотрелась и узнала своего Ванечку. С того времени у меня почему-то было предчувствие, что с сыном может что-то произойти».

Сослуживцы Ивана, которые в первых числах февраля 2000 года привезли в Тотьму «груз-200», рассказывали, что их рота в конце января отбивала Старопромысловский район Грозного. Во время одного из ожесточенных боев Иван Цыкин приказал подчиненным спрятаться в подвале. Сам он, вместе еще с одним офицером, чеченцем по национальности, остался наверху. «Ребята мне рассказывали, что было очень много непонятного в той бойне, – говорит Инна Львовна. – Непонятно, кто с кем воюет и кто в кого стреляет. Может, поэтому Ваня решил спрятать ребят».

Посмертно награжден орденом Мужества.

Александр Черняткин. «Кавказский крест».

Алексей Горшков, командир 3-го взвода 3-й мотострелковой роты, старший лейтенант:

– Первый и второй взводы ушли выполнять приказ, а мой остался с командиром роты. Слышно было, как бой идет… Пацаны мне: «Пойдем туда!» – «Уйдем, а потом под трибунал?»

Просидели в ожидании приказа у КП роты весь день 26 января. Наши за это время коридор в батальон Булавинцева пробили, за следующий день – расширили, и пошли бои непосредственно за площадь Минутка. Чувствовалось, что подготовились «чехи» к этим боям очень хорошо…

Из дневника Алексея Горшкова:

26.01.2000 г.

Сегодня ночью попал в окружение 2-й батальон нашего полка на площади Минутка в центре Грозного. Нашу роту подняли в 0.30 ночи и 1-й и 2-й взводы бросили на выручку соседям. С боями наши пробились к Минутке. Очень много раненых (снайпера, мать их!), к 7.30 сообщили, что от прямого попадания ВОГа в голову погиб командир 2-го взвода гв. ст. л-т Цыкин Иван… Ванька был моим лучшим другом на этой войне, неделю назад получил «старлея», 23 года, в семье единственный ребенок у родителей был.

27.01.2000 г.

К исходу вторых суток принято решение оттянуть в тыл остатки второго взвода (осталось от него всего 5 человек) и уцелевших (9 человек) из первого взвода.

28.01.2000 г.

В бой бросили мой взвод (12 человек пехоты). Задача – отвлечь силы духов от Минутки и дать возможность выйти из окружения соседям. На левой окраине пл. Минутки проходят улицы Абдул Гамида и ул. Ханкальская. Мне в поддержку дали пехотинцев из 1-го взвода и отделение из РРВ. Был бой… К вечеру пришло сообщение, что погиб командир 1-го взвода гв. ст. л-т Кузнецов Андрей (тоже, как и Ваня, – не женат был, и 23 года). Тяжело ранен командир ГРВ, до госпиталя не довезли, умер от ран.

29.01.2000 г.

В 2.30 ночи на броне увезли 8 раненых и убитых. БМП делала несколько заездов…

Получил приказ со своим взводом штурмовать внезапным броском 5-этажку. От взвода осталось 8 солдат и я, девятый. Бойцы измотаны, валятся с ног, вторые сутки непрерывные бои, не спали и не ели. Во взводе трое «трехсотых». Днем, когда штурмовали другую 5-этажку, от разрыва «чеховской» мины получил множественные ранения осколками правой ноги (18 осколков, из них два сильно повредили ногу, остальные касательные царапины). К 4.00 утра дом был наш. Дали приказ продержаться до утра. Хорошее дело, вдевятером держать 4-подъездную 5-этажку…

30.01.2000 г.

Удержались, даже раненых никого нет. О том, что сам ранен, докладывать радисту запретил.

«Пули щелкали по броне…»

Виталий Заврайский, командир 4-й мотострелковой роты, гвардии капитан:

– На замену моей роты пришла другая, из соседнего батальона. Мне было приказано отойти назад, что я и выполнил. Прибыл на НП полка, где мне была уточнена задача. Мои взводы под руководством своих командиров стали пробиваться на отдельных направлениях к кинотеатру. Мне же была поставлена задача: на боевой машине пехоты соседней роты выдвинуться вдоль забора консервного завода и пробиться напрямую к кинотеатру. Все шло нормально, пока я на боевой машине не выехал из-за забора на простреливаемое пространство. Пули щелкали по броне, мне пришлось спрятаться за башню машины. В этот момент из кинотеатра были запущены наземные патроны оранжевого дыма, увеличилась интенсивность огня по боевикам. Механик-водитель сразу же сориентировался и направил машину в холл кинотеатра. Там нас встретили бойцы, которые принялись разгружать ящики с боеприпасами. На броню и в десант, не теряя лишнего времени, были загружены раненые. Машина развернулась и под наши выстрелы умчалась.

У бойцов, оборонявшихся в кинотеатре, был замученный вид. Тут же я встретил два своих взвода, которые без потерь сюда пробились. Боевики наглели с каждой минутой, атака шла за атакой. Пришлось врываться в бетон руками и заделывать окна. Пули свистели по всему кинотеатру. Самое неприятное, когда гранаты от гранатометов залетали в кинотеатр, взрывались внутри здания.

Наступила ночь, сплошная темнота, только вспышки от разрывов артиллерийских снарядов и выстрелы. Потом пролетели наши штурмовики, повесили над домами «гирлянду», – осветили сначала дома, а потом начался налет. От разрывов бомб кинотеатр весь дрожал и ходил ходуном, как поезд при движении. Так прошла первая ночь. Затем еще один день. К вечеру все стихло. Как будто все вымерли. Наступила непонятная тишина.

Около часа ночи сначала по связи вышел один взвод соседней роты, а потом пришел боец и рассказал, что их взвод находится в Г-образном здании, одна половина занята ими, а вторая боевиками. Боевики их не обнаружили. Рядом в соседнем доме находится взвод другой соседней роты нашего батальона.

«В комнату залетела граната…»

– Комбат провел маленькое совещание, где было решено, что я с одним своим взводом отправляюсь в Г-образное здание и захватываю другую половину здания, в котором находились боевики.

Наступил момент действовать. Мы покинули кинотеатр. До указанного здания дошли без проблем. В нем встретились с тем взводом, из которого был боец. Уточнили у них обстановку. Я создал разведгруппу во главе с командиром взвода, которая должна была разведать вход в другую половину здания. Они ушли с одной стороны здания – входов не обнаружено. Потом отправились с другой стороны – та же самая картина, но когда подходили к окну вдоль другой стороны здания, обнаружили лаз в подвал и сразу бросили туда гранату и тем самым себя обнаружили. В этот же момент был ранен один боец. Причем мы находились на первом этаже, а через крышу можно было свободно переходить с одного здания на другое, как потом выяснилось. Я принял решение разведать по этажам, нет ли входа. Сделали заряд большой мощности для подрыва стены и проделывания прохода в другое здание. С нами были два приданных сапера с запасом тротила. На входе, откуда прибыла группа, после неудачной попытки создал засаду. Группа ушла по этажам. Через несколько минут раздался сильный взрыв, здание затряслось. И в этот момент из соседнего здания стали раздаваться жалобные крики боевиков: «Аллах акбар, Аллах акбар!» Со всех сторон началась сильная стрельба.

Вернулась моя группа, доложили, что проход сделать им не удалось. В комнату, где мы находились, залетела граната, выпущенная из гранатомета. Взрыв, осколками зацепило контрактника. Поднялся шум среди бойцов. В этот момент от входа, где я оставил засаду, появляются два боевика и в упор открывают огонь. Впереди меня падают бойцы. Пытаюсь открыть огонь по противнику, но у меня не выходит – через меня, сбивая с ног, пытаются пробежать бойцы. Это все было какие-то секунды. Понимаю, что надо выводить бойцов из огня. Громко даю команду: «Отходим! Отходим в другой конец здания!» И, как тепловоз, начинаю всех толкать в другой конец здания.

Когда прибежали туда, сразу заняли круговую оборону. Но огонь боевиков со всех сторон не прекращался. Тут же раздалась разрывная очередь гранат, выпущенная из «АГС-17». Никого не зацепило. И вот таким образом мы сидели и отстреливались, причем боеприпасы экономили, отсекая каждый патрон по одному.

Я вел постоянные переговоры с комбатом, докладывал обстановку, просил машину для отправки раненых. Ночью попыталась пробиться к нам одна БМП, но ее сразу подбили и она, включив заднюю передачу, укатилась назад. При взлете осветительной ракеты заметил, что за углом нашего здания сидит тень, тут же дал команду на уничтожение ручными гранатами.

В один момент стало очень грустно: боевики стали приближаться к дому. По моему вызову пришла одна БМП, которая расстреляла всех боевиков вокруг дома.

«Не заметили, как пришел рассвет…»

– Мы так отстреливались, что не заметили, как пришел рассвет. Часов в шесть все стихло. Я дал команду, чтобы сходили в другой конец здания и собрали там раненых и убитых, кого не успели забрать при отходе. Оказалось, что наши общие потери составили: один – «двухсотый», пять – «трехсотых», двое из них тяжелых. Оружие все в наличии.

Через полчаса опять начались атаки боевиков. Раненые, лежавшие на полу, снаряжали магазины. В кого-то опять попали пули боевиков. Трудно видеть картину: вот лежит раненый боец, разговаривает с тобой, а потом в какое-то мгновение смотришь, а он уже лежит белый и не дышит.

Искусно работали наши артиллеристы, у которых снаряды пролетали над нами через здание (в одно окно входят – в другое вылетают) и рвались во дворе, там, где у боевиков были отрыты окопы.

Часам к шестнадцати я получил команду на выход из боя. Подошла БМП моей роты, механик-водитель сам вызвался идти нам на помощь. Загрузили всех раненых и убитых по десантным отсекам, один убитый не помещался, и мне пришлось его повесить на левую кормовую дверь на перегиб. БМП развернулась, и мы, все оставшиеся, побежали за ней. В этот момент огонь боевиков опять усилился. Один боец, когда бежал, споткнулся и упал, мы думали, что его ранили, а он просто потерял сапог.

По прибытии в кинотеатр я доложил комбату, что забрал всех, включая раненых и убитых, вместе с их оружием. Комбат меня за это похвалил. Не зря говорят: «Русские – своих на войне не бросают!»

На следующий день я отправился в торговый центр, оказалось, что один мой взвод занял его и все последнее время оборонял его. А еще через день меня отправили в отпуск по случаю рождения моей дочки.

«В нас стреляли, мы стреляли…»

Дмитрий Иванов, помощник гранатометчика 2-го мотострелкового батальона, гвардии рядовой:

– В кинотеатре мы были уже ночью. Воспоминания о следующих нескольких днях остались какие-то сумбурные, какими-то кусками. В нас стреляли, мы стреляли… Помню, что ранили командира взвода. Меня спас бронежилет, в спину попало, хорошо, что по касательной. Но удар чувствовался хороший. Ходили слухи, что мы уже в окружении, боеприпасы заканчивались. Когда привозили боеприпасы, прикрывали тех, кто привозил, всем, чем могли. Настроение сразу поднималось. Но в большинстве своем я не понимал, что происходит, какие дальше наши действия, так что сидели и стреляли.

В начале марта я попал в медсанбат: простыл, щека опухла, начался флюс. Если честно, в медсанбате я отдыхал. Наконец-то удалось отмыться от грязи, поспать на простынях.

«Успел сказать, что хочет жить…»

Игорь Дружинин, 3-я мотострелковая рота, контрактник:

– Ночью нас вывели в тыл из торгового центра, где-то метров на 150 назад. Хотели нас даже помыть, баня развернула палатки, но по ним врезали «чехи» из «РПГ», и хозяйственники быстро свернулись и уехали.

Утром собрали, наверное, весь батальон, сказали, что будем брать кварталы слева от Минутки. Пока мы за домом грелись, жгли костер, рядом агээсники задрали стволы вверх и стреляли через дом.

Всем надо было проползти мимо разрушенного бетонного забора, который простреливался снайперами. Пока я полз, успел поругаться с ползущим впереди меня солдатом. Успокоил нас Алик-снайпер: «Нашли место, где ругаться!» Прошли мы в кинотеатр под открытым небом, он почти примыкал к пятиэтажкам, занятым «чехами». Продвигаться из него дальше было сложно, и кто-то решил сделать пролом в бетонной стене, чтобы выйти к пятиэтажке, стоявшей к нам торцом. Сделали несколько выстрелов из «граника», а потом из «Шмеля», но дырка получилась маленькая, меньше футбольного мяча. К дыре подошел Алик-снайпер, стал из «СВД» смотреть в прицел, и тут ему прямо в эту дыру «чехи» влепили из «граника». Его на одеяло солдатское положили, он там в крови чуть не плавал с дырой в животе. Успел сказать, что хочет жить, и его, уже «двухсотого», понесли в тыл…

Решили пробиваться вперед, прямо на пятиэтажки. Меня и еще одного пулеметчика поставили в каменную будку, из которой кино показывали, там как раз амбразуры были, прикрывать пацанов. Начали перебегать дорогу, кидали дымы, но дымов мало было. По дороге били «чехи», только фонтанчики снега взлетали.

Когда пошел мой взвод, я спустился и пошел вместе с ними. Перебегали дорогу под огнем, стреляли по нам с трех сторон. Мы перебежками, кидая дымы, смогли добежать до одноэтажного недостроенного здания. Там вроде бы два взвода нашей роты собрались. Забежали туда, а там просто кошмар, здание простреливается, пули щелкают об стены. Ну и мы начали отстреливаться. Потом стали подбегать еще ребята, последнего из нашего взвода, Вовку, ранил снайпер в ноги, метров в пяти от входа. Я смотрю на него, а он мне орет: «Гарик! Помоги! Вытащи!» Я понимаю, что меня снайпер сразу завалит. Вытаскиваю последний дым (дымовую шашку. – Авт.), от волнения чиркаш упал, еле нашел, зажег и кинул дым к нему, и сразу после этого вытащил его к нам в здание. Сделали ему сразу укол промедола. Там вроде и еще у нас раненые лежали…

«Боевики заметались в панике…»

Сергей Булавинцев:

– В 23.00 двадцать второго января средняя подгруппа четвертой роты во главе с командиром роты изготовилась к бою. Через два часа эти бойцы без единого выстрела проникли в четырехэтажку. Оценив обстановку, командир роты решил подорвать стену дома, преграждавшую выход во фланг и тыл противнику, но у саперов ничего не получилось.

Оставался еще один путь – через подвальные помещения, не самый легкий, однако единственно возможный.

После выстрела огнемета и бросков гранат штурмовая группа ворвалась в подвал и стала уничтожать боевиков, которые буквально заметались в панике. Некоторые из них попытались спастись бегством. Часть штурмовой группы устремилась следом, но вскоре нарвалась на подходившее подкрепление. У нас вновь появились раненые.

Пришлось прекратить преследование и занять круговую оборону в подвале и на этажах.

Вскоре присланные Басаевым боевики при поддержке минометов и гаубицы бросились в контратаку, чтобы вернуть утраченные позиции. Группа была вынуждена оставить подвал. По моей команде она начала перемещаться в другой конец здания одновременно по всем этажам. Действия мотострелков поддерживались огнем самоходно-артиллерийского дивизиона и противотанковой батареи полка. Самоходчики выполнили важную огневую задачу – «перерубили» четырехэтажку пополам, чем помогли уничтожить очень досаждавшую нам огневую точку врага в подвале. Помимо этого, дивизион довольно эффективно окаймлял разрывами своих снарядов удерживаемые батальоном позиции. Противотанкисты поражали огневые точки противника ПТУРами с крыш домов.

«Командирам – отрезать головы…»

– Бой не прекращался всю ночь. Только с рассветом, на время утреннего намаза, боевики ненадолго затихли. Нам это дало возможность подготовиться к очередному штурму. И тут противник применил средство психологического воздействия. В глубине его обороны была поставлена передвижная громкоговорящая установка. Вещая через нее, Басаев предлагал нам сдаться по-хорошему. В противном случае было обещано: «Командирам – отрезать головы, контрактникам – мучительная смерть, срочникам – расстрел». К речи по громкоговорителю присоединялись угрожающие выкрики боевиков.

Ко всему прочему в дело вмешалась погода. Температура воздуха опустилась ниже минус 25. Нужно было срочно принять меры против обморожения. Но упадка духа в батальоне не наблюдалось, несмотря, казалось бы, на отчаянное положение. Мы стали готовиться к рукопашной: более крепкие и выносливые бойцы расположились у оконных проемов и дверей, остальные в непосредственной близости от них. По моему приказу каждый отложил один патрон и гранату для себя, чтобы не попасть в плен.

Все решили стоять до конца. Если человек в течение трех суток не поспит хотя бы три часа, он становится небоеспособным. Я это ощутил на себе. Когда мы попали в окружение, то я отключился на некоторое время с открытыми глазами. Захрапел, и все… Тяжело было…

«Поднимается рука, как у Терминатора…»

Алексей Горшков, командир 3-го взвода 3-й мотострелковой роты:

– «Змей Горыныч» рухнул впереди нас метров за десять. Как лупануло… Стояла кирпичная стенка, за ней лежали Серега-Трачача и Коля Краснов, и вся эта масса кирпича – на них… – «Они же без касок, все, трындец… Два «двухсотых»…» – подумал. Потом вижу: из груды кирпичей поднимается рука, как у Терминатора. Показать, что он живой, и оба этих гаврика под кирпичами начали шевелиться. Мы их раскопали, они очухались, и бой пошел дальше…

Игорь Дружинин:

– По броне били пули, как будто град идет. Там загрузили раненых, взводник, по-моему, уже умирал, и стали пятиться назад. Потом вернулись в дом, где была вся рота. Здесь нашему взводу ротный поставил задачу войти в дом, у которого ранили ребят. Знать бы – остались бы там. Нас человек десять, старший – Жора, побежали в обход перекрестка простреливаемого, за частными домами, но Жора в последний момент сделал ошибку: побежал наискосок к дому через дорогу. Нас, первых четверых, начали сильно обстреливать. Не добежали мы до дома метров пятнадцать, как двоих ранили, Юрика, контрактника, в горло, а Кожару, срочника, в бедро, с явным прицелом по яйцам.

Мы лежим и отстреливаемся на окраине дороги, в маленькой канаве. По нам долбят сильно, лежа перевязали раненых, вкололи промедол, они совсем плохие были. Сами мы смогли бы, наверное, рвануть вперед до дома, но с ранеными нам бы точно каюк был.

Дима, контрактник, смог подбежать к нам под огнем, ему объяснили, что надо сюда броню, и он убежал. Сзади нас метрах в пятидесяти во дворе стоял танк, мы ему долго махали, чтобы подъехал. Подъехав к нам в упор, он поводил башней, выстрелил куда-то и попятился назад, гад. Потом подъехала БМП из другого батальона, их Диман попросил, она встала к нам десантами, мы их лежа открыли, а там боеприпасы, «Мухи», «Шмели», еда. Крикнули, чтобы срочно разгрузился, через пять минут он подъехал пустой. Положили Юру, в другой десант я залез, затаскивая Кожару. Он орал очень сильно. «Бэха» попятилась, а Жора бежал под ее прикрытием. Мы потом долго вспоминали добрым словом пацанов из другого батальона, ведь они не обязаны были нам помогать.

Позже, почти там же, около кафе-вагончика ранило еще одного из нашего взвода, его стали вытаскивать на «бэхе», она его вдобавок сильно ударила десантной частью. Санинструктор из нашего взвода попал под гусеницу, ему переехало ноги. Всех их отправили на Ханкалу.

В штабе полка к концу дня весь этот сумбур и ужас надо было изложить без эмоций, строгим и четким военным языком…

Из Журнала боевых действий

25 января

Продолжался штурм штурмовыми отрядами 1-м и 2-м мотострелковыми батальонами указанных объектов на площади Минутка и прилегающей к ней местности. После проведения разведки гаражей в 2.40 2-й батальон начал наступление в направлении гаражей и кинотеатра и в 3.00 занял кинотеатр без огневого сопротивления противника. В 2.30 противник открыл огонь по КП полка из минометов. Личный состав занял укрытия. Одна из мин попала в палатку, вследствие чего произошло возгорание палатки. Палатка и находящееся в ней имущество сгорели полностью.

В 3.40 командир 2-го батальона оборудовал КНП в кинотеатре и оттуда продолжал руководить и управлять подразделениями батальона. Подтянул к себе 5-ю роту. В 3.15 6-я рота приступила к штурму 5-этажного здания на северной окраине площади Минутка. К 3.50 здание было взято без боя. В 4.20 6-я рота начала штурм 9-этажного здания северо-западнее 50 метров от 5-этажного здания. В 5.15 противник открыл шквальный огонь из стрелкового оружия по позициям 6-й роты со стороны ул. Гудермесской. Ряд личного состава получил ранения различной степени тяжести. 5-я и 6-я роты отошли в 5-этажное здание и закрепились, после чего открыли огонь по всему периметру здания. Противник упорно наступал, ведя огонь из всех видов оружия. Сосед слева, 506-й мотострелковый полк, наступавший в направлении 12-этажного здания на южной окраине площади Минутка, был остановлен перед консервным заводом, однако огнем артиллерии подавил огневые точки противника и продолжал наступление в своем направлении. Артбатарея вела огонь по выявленным целям и огонь по вызову.

В 9.15 3-я рота убыла из базового центра для выполнения поставленной задачи. До этого времени рота готовилась для ведения боевых действий после регулирования маршрута на марше 23 января. В 9.25 по позициям 2-й роты противник открыл огонь из танка. В результате обстрела 1 военнослужащий убит, 1 ранен. Тем временем бой продолжался. Подразделения 2-го батальона стойко сдерживали наступление противника со всех направлений. В 12.30 противник попытался взять в окружение и почти взял в окружение подразделения, находящиеся в кинотеатре и торговом центре. Тем временем сосед слева был остановлен на рубеже отметки 130,6, автобаза. Противник упорно пытался выбить наши подразделения из кинотеатра и торгового центра, однако с вводом в бой резерва, 4-й роты с ул. Филатова, противник потерпел неудачу. К 15.30 2-й батальон закрепился на рубеже кинотеатр – 5-этажное здание. С 15.00 до 17.00, а потом и ночью противник вел беспокоящий огонь по позициям 2-го батальона. В дальнейшем командиры батальона организовали эвакуацию раненых двумя БМП. Противник пытался гранатометным огнем вывести из строя машины, однако мотострелки огнем из всех видов оружия не давали противнику вести прицельный огонь. Сосед слева ввел в бой второй эшелон и развил успех на своем направлении, однако последнюю линию домов перед площадью Минутка так взять соседу и не удалось из-за плотного огня противника. Фланги полка с соседом сомкнулись. К исходу дня противник был отброшен к восточной окраине площади Минутка. По окончании боя тылы полка и батальонов приступили к доставке в батальоны материальных средств.

Потери за день составили. По личному составу: убитыми – сержант Накриенко В.А., ранены: капитан Марычев, мл. сержант Лабов, ст. сержант Голубков, рядовой Маслов, старшина Мальков, ефрейтор Гущин, сержант Михалев, рядовой Кислов.

«Боеприпасы таяли, а натиск противника нарастал…»

Александр Федорченко, начальник штаба 2-го мотострелкового батальона, гвардии майор:

– Удалось какое-то время посидеть с закрытыми глазами в оказавшемся в доме кресле. Рано утром двадцать шестого января первые две группы поочередно начали маневр в сторону кинотеатра. Практически сразу появились раненые, но от «дружеского огня» артиллерии соседнего полка. Первой была занята группа строений (похожая на дом с пристройками «нового чеченца»), мы его назвали торговый центр, который на многих картах отсутствовал, поэтому в первое время появилась путаница.

Я с «тяжелой группой» переместились на левый фланг, заняли огневые позиции. Практически спокойно были заняты четыре дома. Пятый оказался с закрытыми дверьми и с решетками на окнах. Во время попыток проникнуть внутрь бойцы были обстреляны и вынуждены укрыться в двух ранее занятых домах. И с этого момента началось…

Дальше, если честно, у меня все смешалось в голове, то есть все время, проведенное на площади, мне кажется одним сплошным днем, в памяти только отдельные эпизоды. Их можно, конечно, поставить в хронологическом порядке, но со временем все труднее.

Помню, как подбежал уже знакомый замкомбат из 506-го полка и попросил «коробочек» для оказания помощи в эвакуации порядка двадцати солдат, которые остались перед зданием после неудачного штурма. У меня их не было, да уже и комбат передавал по радиостанции, что боеприпасы на исходе и необходимо продумать эвакуацию раненых и погибших. Во дворе стояли два танка. В разговоре с танкистами выяснилось, что их командир, взвода или роты, уехал для уточнения задачи и по дороге был убит, теперь они вообще не знают, что делать. Я вспомнил о просьбе соседа, вышел на него, объяснил ситуацию, определили дальнейшие действия. Уточнил задачи танкистам: маршрут выхода, куда стрелять и как возвращаться. Организовал огневое прикрытие своими бойцами. После нескольких выстрелов передали, что огонь боевиков ослаб, и удалось вытащить солдат, к сожалению, многие уже «двухсотые».

К этому времени на площади ситуация усложнилось, боеприпасы таяли, а натиск противника нарастал. Было принято решение отправить на усиление два взвода четвертой роты, одновременно проверить маршрут для БМП. Все прошло успешно, но срочно надо было организовать эвакуацию раненых. Ко мне подошли две БМП. Определив маршрут движения, куда ему подъехать, сигналы, обозначающие это место, действия в случае уничтожения машины (все это было вместе с механиком-водителем), мы рискнули. При этом второй механик остался наблюдать за действиями своего товарища. На этой машине убыл к своему личному составу и командир роты. Мы видели, как над машиной и рядом с ней взрываются гранаты от «РПГ», но все прошло удачно. К нам прибыл исполнявший обязанности зам. командира полка подполковник Фролов. Поговорив с ним, я на второй машине отправился к комбату в кинотеатр. Поехал на броне, спрятавшись за башню. Когда услышал хлопки пуль, зажмурил глаза, напряглись, наверное, все мышцы, которые есть у человека. Эти секунды показались вечностью.

«Убрать «Грачей»!..»

– После остановки БМП, услышав голоса солдат, я скатился и уже в воздухе, открыв глаза, увидел, что падаю на битый кирпич. Бойцы помогли добраться к стенке, рассказали, что здесь все простреливается, где находится комбат, и приступили к разгрузке. Я отправился, точнее – пополз, в указанное место, там встретил и замкомбата, Вадима Мирошниченко. Меня кратко сориентировали на местности. Где-то совсем рядом авиация нанесла удар. Кинотеатр зашатало, все посмотрели на потолочные плиты, которые могли в любую минуту упасть на нас. Комбат по рации вышел на командира полка и потребовал убрать «Грачей», так как еще один заход наше здание может не выдержать. Вскоре мы получили ответ, что волноваться не надо: это авиация… не наша! Но тогда чья же: духовская, натовская или НЛО?! Если бы не реалии, было бы совсем смешно, но в то время было не до смеха.

Кроме этого, по нам вели огонь из миномета, но бойцы держались. Ночью из четырехэтажки, из которой нас все же выбили, тем самым отрезав полторы группы в пятиэтажном здании, послышался наш сигнал «“Спартак” – чемпион!». Мы усилили внимание. Вскоре появились несколько темных фигур. Это были наши солдаты, которые рассказали, что им приходилось прятаться в строительном мусоре и что боевиков сейчас в доме нет. Было принято решение с рассветом отправить туда взвод четвертой роты во главе с командиром роты (командиром взвода был «двухгодичник» лейтенант Высоцкий). Громко сказано: с взводом, их всего было 17 человек. Поначалу все было хорошо. Оказалось, что здание имеет Г-образную форму, хотя на карте этого не было. И во вторую половину дома пройти в самом здании невозможно. При обследовании подвала их обстреляли, появились первые потери. Не сразу, но все же ротному удалось вытащить погибшего.

«Пришлось вызвать огонь артиллерии на себя…»

Сергей Булавинцев, командир 2-го батальона:

– Ближе к полудню двадцать шестого января противник вновь активизировался. Позиции батальона обстреливались из стрелкового оружия, минометов, артиллерийских орудий. Под ураганным огнем боевиков находились и другие подразделения российских войск. Стало трудно использовать боевые машины пехоты и танки для поддержки мотострелков. Как только бронемашины появлялись на огневом рубеже, боевики сразу же начинали бить по ним. Особенно досаждали ручные гранатометы: противник стрелял из них из-за укрытий по навесным траекториям на звук работающих двигателей. Случалось, по БМП или танку за минуту выпускали до пяти кумулятивных гранат.

Четвертая рота продолжала оказывать упорное сопротивление врагу. Однако силы были неравны. Вскоре боевикам удалось взять роту в полукольцо. Создалась угроза ее уничтожения. Я решил вывести подразделение в район кинотеатра. Согласился со мной и командир полка. Но оставить здание было не так-то просто, все подходы к нему простреливались насквозь.

Пришлось вызвать огонь артиллерии на себя. Кроме того, для маскировки я попросил поставить дымовую завесу на двух рубежах. Заместитель командира батальона в это время организовал подготовку БМП для эвакуации раненых и убитых. Наши артиллеристы били очень точно, и снаряды ложились ювелирно, так что большая часть осколков летела в сторону боевиков.

К этому времени вся четвертая рота сосредоточилась в левой части здания и по команде начала выход из него. Бойцы уже практически не отстреливались, так как не было патронов. Для обмана противника приходилось чередовать бросок ручной гранаты с броском обыкновенного камня. Под прикрытием брони мотострелки отошли к кинотеатру.

После того как четвертая рота вышла из развалин четырехэтажки, противник вроде бы успокоился. Выбивать штурмовой отряд из других захваченных зданий ему, видимо, было уже невмоготу. К вечеру наступило затишье. Только снайперы не позволяли нам расслабиться.

«Раненых все больше…»

Андрей Кузьменко, командир 3-го взвода 5-й мотострелковой роты, гвардии старший лейтенант:

– Двадцать шестого января комбат передал по связи, что четвертая рота идет нам на выручку и с целью взять четырехэтажку. Наша задача: поддержать ее огнем и заткнуть как можно больше огневых точек противника.

Опять раненые… Появились новые проблемы. Первая – усилился мороз, вторая – не было воды и пищи. Третья – заканчивались промедол и боеприпасы. Раненых все больше… И еще одна проблема: садилось питание моей радиостанции. Доложил обстановку комбату. Он приказал группу Кононова вытягивать на себя. Его группа вышла ко мне под утро двадцать седьмого января. К основным силам прорываться не решились, потому что светало.

«Не боялся, что могут ухлопать…»

Александр Шмелев:

– Я как в атаку иду, обязательно за какую-нибудь арматуру цепляюсь и падаю. Все обмундирование на мне после боя было рваное.

Сидим во взятом доме, и весь мир – матрасик на полу, лаваш, термос и окошечко. Пулемет спокойно перекрывает сектор в сто метров. Я что-то и не боялся, что могут ухлопать. Пулемет «чехов» херачит, я туда – бах из гранатомета, наши вперед, я за ними последний побежал. Пока я их пулеметчика отвлекал, наши перебежали, вся рота, а потом он снова заработал, всю нашу шестую роту положил, всех контрактников перебил.

Дымовые шашки пустили и сами вперед пошли, в 11 часов, метров 150 было до кинотеатра. Передо мной мужика ранило, снайпера, я его подобрал, вдвоем пошли. Автоматчик «чехов» стреляет, а пули под ногами светятся. Добежали к кинотеатру, а там были окружены. «Чехи» нам кричали: «Ваня, сдавайся!» Как выстрелит снайпер – только кирпич красный из стены вылетает. Кричат нам: «Штыки примкните и по гранате сюда складывайте!» Меня здесь снайпер два часа держал – ни туда ни сюда.

Я спокойно воевал, свою работу выполнял. Держал себя под контролем. Вышли из больницы, пойдем в кинотеатр. «А кто раненых понесет?» Да никто: у кого ноги не ходят, у кого что. Константинов тогда погиб. Он боеприпасы от нас переносил к контрактникам, когда они от страха все боеприпасы расстреляли.

Вышли мы из боя, отдохнули, поели и опять туда поперли. Был случай тогда, что одна пуля пятерых наших ранила. От стены отрикошетила и пошла «гулять». Остановилась у последнего на руке, предпоследнему попала в голову. У него и так было три ранения, он умер в госпитале. Это пуля 5,45 мм, самый противный калибр. А Лаврову попало в плечо, он в белом маскхалате был, и весь в крови, а я крови боюсь, у меня кровь из пальца берут, так я без сознания падаю. И передо мной пять раненых сидят… Одному парню, он из Брянской или Липецкой области, пуля попала под бронежилет и вышла с противоположной стороны со всеми внутренностям. Хотя солдаты ему все внутренности запихали обратно, мы его мысленно похоронили. Мы думали, что он все равно погибнет – у него кишки были наружу, вывернуло. Живой! Еще и женился! После госпиталя ему даже инвалидности не дали.

Мы на Булавинцева не в обиде, грамотный, хороший офицер, настоящий вояка, но он даже заревел, когда мы все вернулись. Он нас со слезами встречал из боя! Нас было сорок человек, половина раненых, двое суток воевали, но всех вытащили. Раненые орали – только так…

Юрий Чердаков:

– Я сидел в подвале тихо, а духи между собой орут, нам кричат: «Ваня, я тебе колбасы дам, сдавайся!» Я ему матом, у меня было такое развлечение, они сразу стрелять! Они между собой ругаются, целую ночь друг друга оскорбляют… Мне главное было – высидеть здесь со своими убогими ребятами…

«Все легко и понятно на бумаге…»

Александр Федорченко:

– Интенсивность боя усиливалась, появились новые раненые и погибшие. Стало ясно, что необходимо отходить, но как? Отправлять на помощь было уже не из кого, да и вряд ли многие добежали бы эти 30–40 метров. Своими силами они в полном составе уже не могли из-за большого количества раненых, и, опять же, вряд ли им это боевики позволили сделать беспрепятственно.

И было принято решение, с одной стороны, достаточно дерзкое, с другой – на тот момент единственно возможное: артиллерией поставить дымовую завесу, сосредоточить личный состав в одной из квартир первого этажа на краю здания, огнем артиллерии, совместно со стрелковым оружием, нанести поражение по соседним домам и окнам, подогнать к окну пустую БМП, загрузить в нее раненых и погибших и эвакуироваться. Все легко и понятно на бумаге. Залп дымовыми снарядами пришелся за дом, пришлось использовать минометную батарею, которая справилась отлично: пять «огурцов» упало перед домом, два – на крышу. Один из двух механиков, оказавшийся из четвертой роты, согласился выполнить задачу. Мы все думали, что, кроме механика, в машине нет никого, но если бы не открытый из орудия БМП огонь, все могло бы завершиться печально. Ветер был боковой, и вскоре площадь перед зданием, где производилась погрузка машины, стала просматриваться. Комбат закричал, чтобы бойцы, находившиеся в кинотеатре, кидали имеющиеся у них дымовые шашки. Но этого катастрофически не хватало, добросить было очень трудно. Усиливался огонь из соседней многоэтажки. И тут мы услышали, а затем и увидели, что ствол БМП поднят и из него ведут огонь. Оказалось, что там сидел еще и наводчик-оператор. Задача была выполнена. Но в строю осталось пять человек, один из которых – командир роты.

«Организм отказался выполнять мои команды…»

– К вечеру подошла рота из первого батальона. Ночью вышли солдаты, все это время оборонявшиеся в отрезанном здании. Если брать в расчет, что у них не было еды и воды, то кроме как подвигом их действия никак не назовешь. Командиры рот проверили личный состав, тех, кто нуждался в эвакуации, – эвакуировали. Итак, за три дня боевых действий в строю в батальоне осталась половина от первоначального числа. После этого меня вырубило – заснул, видно, организм просто отказался дальше выполнять мои команды и сам решил отдохнуть. Пришел в себя уже днем. Комбат смеялся: как можно было спать при таком шуме, но в итоге я чувствовал себя превосходно.

Поступила команда: двумя ротами удерживать кинотеатр и торговый центр, а одну роту отвести назад на доукомплектование. Вадим Мирошниченко, зам. комбата, с пятой ротой остался в кинотеатре, а я с четверкой бойцов перебрался в торговый центр, откуда ушли и соседи.

Вечером при обходе постов подсел поговорить к солдатам, вернувшимся с ротным. Мы им из сухпайков собрали чай и сахар, и они, молча, сидели и пили чай. Были здесь три срочника и один контрактник, который неожиданно у меня спросил, как я отношусь к печенке. Я ответил, что нормально, при этом вспомнив, что ее отмачивают в молоке. Дальнейшие слова меня слегка шокировали: он предложил подождать, вот поймают «чеха», желательно молодого, тогда он такую печенку сварганит, пальчики оближешь, и было видно, что это не совсем шутка. Я сказал, что для него уже войны хватит, надо срочно возвращаться домой и отдыхать. Впоследствии, даже когда я исполнял обязанности комбата, не спрашивал, из какого мяса блюдо. Конечно, я исключаю мысль о каннибализме, мяса и без того было много, но смекалка солдата не имеет границ.

Из Журнала боевых действий

26 января

Согласно боевого распоряжения от ОШ ОГ полк продолжал штурм здания на площади Минутка в западном направлении. В 1.00 4-я рота без мотострелкового взвода начала выдвижение в направлении 5-этажного дома, захваченного 5-й ротой без взвода и 6-й ротой без взвода для его деблокирования. В 3.40 4-я рота вступила в бой с противником возле правой 5-этажки. Артдивизион полка и дивизион 752-го полка осуществляли постановку НЗО, вели огонь по плановым целям и по вызову, массированно уничтожая огневые точки противника. Для развития успеха 4-й роты зам. командира полка ввел в бой взвод 3-й роты.

В 5.00 4-я рота захватила первый этаж дома, однако противник тут же начал обходить роту с флангов. Завязался кровопролитный бой. Противник упорно продолжал наступление с трех сторон. Бой продолжался. Подразделения несли потери, ведя бой в круговой обороне. В 5.30 по позициям 2-й роты и расположению тыла 2-го батальона противник открыл огонь из танка и миномета. Имелись потери в личном составе.

В 8.15 на ул. Абдул-Гамида была подбита из гранатомета противника санитарная машина МТЛБ, в результате чего машина получила боевые повреждения и сгорела полностью.

Бой продолжался весь световой день. К 19.00 огневое воздействие противника прекратилось. Подразделения 2-го батальона пополняли боеприпасы и вели наблюдение за площадью Минутка. Результатами боя явились следующие события. В 10.30 противник, ведя упорное наступление, пытался предпринять попытку выбить наши подразделения из 5-этажного дома, однако личный состав, обороняющийся в доме, не дрогнул, а встречал противника плотным автоматно-гранатометным огнем, параллельно неся потери. В 13.00 зам. командира полка с 2-й ротой провел операцию по эвакуации из дома убитых и раненых. Параллельно было доставлено продовольствие и боеприпасы. Прикрытие 2-й роты осуществляла 3-я рота. К исходу дня 3-я рота закрепилась в универмаге. Командир 2-го батальона приступил к эвакуации убитых и раненых в медроту полка.

В 17.00 командир полка убыл в ОШ ОГ Грозного. В результате обстрела тыла 2-го батальона минометным огнем получили боевые повреждения и сгорели полностью «ЗИЛ-130», другие виды МТС (материально-технических средств. – Авт.).

Потери за день составили: по личному составу. Убитыми: рядовые Гордюшкин, Ивонин, Ковалев, Жаворонков, Бушуев, Нелюбин, мл. сержант Константинов, рядовой Проничкин, старший лейтенант Цыкин. Ранены 44 человека.

«Пленных не брать…»

Александр Фролов, зам. командира полка, гвардии подполковник:

– Двое суток бои шли – ни туда ни сюда. Начали отражать атаки нацгвардии, Басаев ее сюда притащил. Тяжелый был период… Все было на нервах в эти дни… Управление боем осложнялось и из-за работы связи. Я с Булавинцевым по рации разговариваю, он меня слышит, а командир полка его не слышит, только меня. На него генерал Булгаков давит, он на меня. Я один раз не выдержал: «Приезжайте сюда и попробуйте…»

Надо было постоянно обеспечивать доставку нашим боеприпасов, раненых вывозить. Солдаты практически не реагировали на выстрелы вокруг, чувство опасности ушло. Машина пришла, снимают боеприпасы под пулями, под свистом мин, еще и шутили: «Не умеете стрелять!»

Рядом забор был – разграничительная линия между нами и 506-м полком. Пришел командир взвода из 506-го полка с шестью бойцами. Напротив меня завод, там два здания. Эти бойцы с взводным зашли в правое, а в левом здании напротив – душье. Наши и духи друг в друга стреляют, в окна было видно, как бегают по зданиям. Знали, что от угла завода, метров 500 по карте – бомбоубежище, там штаб духов.

506-й полк никуда не двигается, мы вклинились так, что у нас ни справа ни слева поддержки нет, и лезть дальше – просто на смерть. Применять артиллерию было невозможно – слишком близкое расстояние между нами и противником. Надо было вести мортирную стрельбу, но духи на верху домов не сидели.

Стоит перед нами дом-«свеча» 12-этажная, между четвертым и шестым этажами – душье. Я по рации вышел на командира полка Юдина: «Дайте мне две саушки, и все вопросы решим!» – «Сожгут!» Убедил рискнуть. Приезжает командир дивизиона, дал эти две самоходки. Слева и справа прикрытие для них у меня было обеспечено. Только подъехала одна самоходка – прилетает выстрел из гранатомета – недолет. Видно, что стреляли сверху из «свечки». Еще метров десять самоходки проехали вперед, сделали в два ствола шесть выстрелов, и все, проблема решена: в окнах «свечки» показались белые флажки. Я доложил об этом полковнику Юдину. Он выдержал паузу, и открытым текстом: «Пленных не брать!» Но духи, скорее всего, и не собирались сдаваться, им надо было, чтобы мы хотя бы на время прекратили огонь. Они все это время боев были у меня на связи. Так посидим, пообщаемся, послушаем по рации друг друга, они рассказывали, как меня скоро будут резать…

«Будь осторожней, береги себя…»

Сарсембай Ильяшев, запасной механик-водитель БМП 5-й мотострелковой роты, гвардии рядовой:

– Двадцать шестого января у меня был день рождения. Вспомнил я об этом только ночью. Лежу на битой штукатурке, замерзаю. В этот день взрывом оторвало ногу Косте Константинову, он умер от потери крови… По рассказам ребят, когда они перебегали из четырех– к пятиэтажке, пулеметчик Володя Проничкин остановился и начал стрелять из своего «РПК», снайпер убил его выстрелом прямо в лоб. Ему надо было забежать в здание, а не останавливаться для стрельбы…

Володя был из Москвы, фанатом «Спартака». Перед боями за Грозный он поделился со мной, что не знает, как правильно написать письмо своей подруге, звали ее Наташа Горшкова. Я, шутя, сказал ему: «Можно написать такое письмо, что когда ты дембельнешься, то не успеешь выйти из поезда, как она прыгнет тебе на шею». Он, конечно, попросил меня черкнуть за него письмо – не в службу, а в дружбу. Хотя мы с ним друзьями не были. Делать было нечего, я за него написал.

В следующем письме Володя все-таки написал ей, что не он писал, или она раскусила его. Он написал про меня, даже фамилию и имя. Когда мы уезжали колонной из Грозного, наш комбат Сергей Булавинцев дал команду: «Остановиться, автоматы к небу!» Мы одиннадцатью одиночными выстрелами в честь Проничкина, фаната «Спартака», и в память погибших ребят выбили «“Спартак” – чемпион!».

Под Урус-Мартаном мне пацаны крикнули: «Тебе письмо от девушки из Москвы!» Я очень удивился, потом вспомнил, как писал письмо за Володю Проничкина. Долго не решался открыть конверт… Наташа писала: «Володя, я понимаю, у тебя скоро дембель, скоро домой, будь осторожней, береги себя…»

Мне трудно было писать, но я рассказал ей, как погиб ее Володя. Учился он в школе № 662 в Москве, там, по-моему, есть мемориал в честь него.

Александр Шмелев:

– Подъезд возьмем – там и ночуем, а в доме даже полов нет, один бетон. Спали мы прямо на бетоне. Костер – нельзя. Нашли запас женских колготок, и эти колготки по несколько штук на себя натягивали – у кого с бабочками, у кого со звездочками, смеемся. Потом смотрели, у кого сколько дыр. Так утеплялись – мороз был 25 градусов. И боевики нам кричат: «Давай сдавайся!»

Снова смотрим видео разрушенного Грозного… В кадре разбитая пожарная часть, уцелели цифры «01».

– Это место незнакомое…

Александр Шмелев:

– Взяли какой-то дворец. Там сауна, печка дровяная, все целенькое. Нас человек десять было. Нашли в бутылках-полторашках воду замерзшую. Сауну растопили, коньячок нашли, выпили. Это уже после штурма. В сауне все напарились, чесались да чесались… Каждому вышло по две полторашки воды, и все мы в сауне намылись, в джакузи. Тогда мы узнали, что можно вымыться всего тремя литрами воды. Вся вода черная в джакузи стала… Бутылку водки тогда на всех выпили…

«Обстановка может перерасти в панику…»

Александр Федорченко, начальник штаба 2-го мотострелкового батальона:

– Утром я проснулся от того, что «еду» на досках по кирпичам, на которых они лежали. Открыл глаза и увидел странную картину: фанерку, закрывавшую окошко, вырвало на улицу, за ней, как джинн, вылетел огонь из костра, одеяло, висевшее на входе, прижало к потолку. Голова резко заболела, подкатывала тошнота. Я почти выполз на улицу и стал умываться снегом, одновременно подавая команду на открытие огня, предположив, что это начало атаки боевиков, тем более перед нами образовалось облако из пыли. Вскоре пыль, оказавшаяся кирпичной крошкой, осела, и мы увидели перед собой уже две четырехэтажки. Проем в два окна всех этажей ушел в подвал. Тут мы почувствовали странный запах. Боевики уже взрывали емкости с ядовитыми газами, так что опасения имели основания. Вот когда я по-настоящему испугался. Ведь в памяти было еще свежо оранжевое облако, которое прошло над городом, когда мы стояли в Старопромысловском районе.

Я спросил у бойцов, где их промышленные противогазы, выданные нам перед теми событиями, но ответ знал заранее: либо выброшены, либо в сумках из-под них боеприпасы или еда. Я почувствовал, что обстановка может накалиться и перерасти в панику. Но в то же время запах был странным, не похож ни на аммиак, ни на хлор, а имел какой-то технический оттенок. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, я вспомнил слова нашего преподавателя, когда учился в училище: если нет противогаза, а прожить хочется еще немного, то выдержанная портянка товарища в этом может помочь. Ребята заулыбались. Тут я услышал голос снайпера, который увидел источник запаха. Подойдя к нему и посмотрев в указанном им направлении, я увидел какую-то бочку, из которой вырывался газ. Взяв у него оптику, смог лучше ее рассмотреть. Это оказалась хвостовая часть ракеты. Теперь стало совсем понятно: и этот взрыв, и обрушение части здания, и, наконец, запах. Тут я вспомнил, что ракетное топливо очень токсично и плохо влияет на мужскую силу, поэтому в форме шутки сказал, что у кого нет детей или есть желание их увеличить, пусть отойдет в сторону. Вскоре запах совсем исчез.

В этот день по моей просьбе к нам прибыло поочередно несколько танков, и мы смогли вести огонь по зданиям вокруг площади прямой наводкой, при этом бойцы старались попасть в заметавшихся боевиков. Одного, мелькавшего на отрезанном чердаке (уничтожена была лестница), так и пришлось накрыть огнем из танка, уж больно юркий был. А после обеда на мою смену прибыл замполит, вернувшийся из отпуска, а я по приказу комбата убыл на КНП заполнять журнал боевых действий батальона и писать боевые донесения.

«Напряженных моментов было много…»

Сергей Юдин, командир полка, гвардии полковник:

– Взаимодействие с авиацией было очень слабое, с артиллерией – нормальное. Огня хватало. В эти дни практически не спал несколько суток. Напряженных моментов в эти дни было много… Особенно мешало продвижению полка высокое, господствующее здание. Боевики его очень упорно обороняли. Успех боя за это здание решило неординарное использование самоходки калибра 152 миллиметра. С риском для экипажа лично командиром артдивизиона подполковником Костюченко самоходка была выдвинута из-за укрытия. Он меня долго уговаривал разрешить вывести самоходку на прямую наводку. Точным огнем самоходки были развалены два этажа этого здания вместе с подъездом. Практически после этого боевики, защищавшие здание, разбежались.

«По секундам рассчитали стрельбу…»

Александр Фролов, зам. командира полка, гвардии подполковник:

– Продвинулись вперед, через торговый центр 5-я рота зашла в подвал недостроенной пятиэтажки, и не могут вылезти: завален проход. А наверху сидели духи, ждали. Рядом в здании 4-я рота, то же самое. С той стороны три пятиэтажки как бы вклиниваются в частный сектор. И такой огневой мешок… Что мы там только не делали, как только не долбили – все было бесполезно. Потом согласовали решение с командиром 752-го полка и залпом самоходок раскололи эту девятиэтажку, откуда духи вели особенно сильный огонь. Оттуда крики по рации: «Ой-ой, ой! Мы так не договаривались!» У этих пятиэтажек, которые клином к нам выходили, подъемный кран стоял, с него снайпер стрелял. Подвели артиллерию, и кран этот сложился.

Булавинцеву очень мешал огонь из двенадцатиэтажки. Танк выезжает из-за укрытия, делает выстрел, и пока выстрел из гранатомета летит – уезжает задним ходом. Эффективность этой стрельбы была минимальной: надо было попадать в несущие столбы, а из танка так точно не попадаешь, поэтому он просто коридор под домом пробивает, и толку никакого.

Как только мы вышли на Минутку, пошли на расширение, вправо, потом опять вправо вместо 506-го полка. Наша 1-я рота частью сил уперлась в девятиэтажку, в торец, попала под шквальный огонь, в глубине пятиэтажки снайпера молотят, а справа 1-я рота частью сил зашла в тэпэшку, там гаражи, зона, насыщенная душьем. Застряли здесь…

Первому батальону дали три танка, там участок был метров 70 и прикрытие, частный дом. Впереди девяти– и пятиэтажка, деревья мешают – с танка по ним выстрелы не долетают. Танкисты по секундам рассчитали стрельбу. Две секунды проехал – стреляет и тут же трогается с места, выстрел в танк из гранатомета – мимо. Танк уходит в укрытие, затем снова движение три секунды, делает выстрел и опять в укрытие. Выстрел в танк – мимо! Так мы и заглушили эту пятиэтажку.

«Было ощущение, что попали в Сталинград…»

Александр Швидков, старший офицер самоходной артиллерийской батареи (СОБ), старший лейтенант:

– С Ханкалы бомбили площадь Минутку без отдыха и сна примерно неделю. Стреляли, как зомби, на автомате. Чтобы меняться на отдых, в расчетах вместо пяти человек работали по двое, а то и по одному на орудие. Выгружали снаряды с нарушением всех требований безопасности. Снаряд, упавший с высоты более метра, в теории непригоден для стрельбы. Возможен разрыв в канале ствола. Но из-за того, что на орудие за сутки приходилось отстреливать по 60–100 снарядов, люди из-за усталости были не в состоянии нормально выгружать боеприпасы, и приходилось их скидывать прямо на землю.

Когда после боев ехали через Грозный, было ощущение, что попали в Сталинград времен Великой Отечественной войны. Здания были полуразрушены. При стрельбе снаряды обычно ложились кучно, и если попадал хотя бы один в стену или перекрытие, то, считай, нет уже этой стены. Зрелище, конечно, хмурое. Жалко – некоторые, особенно частные дома перед войной были абсолютно новыми. Но я не видел, куда бомбил, потому что находился, как правило, километрах в пяти-семи от цели. Получил координаты и команду, обработал цель, а там – куда упадет, мне даже и не говорили.

Слышал, что пехота жаловалась на точность стрельбы. Нужно понимать, что при стрельбе с помощью сокращенной подготовки нет возможности сразу точно с первого залпа накрыть цель. Нужно учитывать метеоусловия, износ стволов, погрешности в координатах. Большинство команд отдавалось буквально с ходу, и требовалось открыть огонь как можно быстрее. И сама пехота нередко ошибалась в координатах и путалась в картах. У снаряда разлет осколков 200 метров. Иногда пехота просила долбануть туда, где они сами находятся на удалении 50 метров от цели. Артиллерия, конечно, бог войны, но даже боги иногда ошибаются. Обычно, когда артиллерия бомбит точно в цель, то это воспринимается нормально, потом все про это забывают. А когда ударишь рядом, вот тут-то тебя и начинают вспоминать «добрым словом».

«“Свечка” легла целиком…»

Алексей Горшков, командир 3-го взвода 3-й мотострелковой роты, старший лейтенант:

– Из шестнадцатиэтажки-«свечки» с левой стороны Минутки то и дело били снайперы… Полку придали два танка, и командир полка гвардии полковник Юдин приказал танкистам открыть по этому дому огонь прямой наводкой. «Меня же спалят…» – пытался было воспротивиться танкист. «Мне по херу твое железо, у меня люди под огнем. Выкатывай под мою ответственность. Скажешь, что я приказал».

Танк сделал несколько выстрелов, и эта «свечка» вместе со снайперами легла целиком. А у «чехов», мы шутили, теперь, наверное, прибаутка: у русских появилась новая контрснайперская винтовка – «Т-72»…

«Заряжающие в обморок падали…»

Алексей Задубровский:

– Стреляли много. Очень много. Заряжающие в башне САУ в обморок падали от тяжести и пороховых газов. И всем дивизионом часто стреляли. Боекомплект в САУшках кончался, начинали брать с грунта. Стреляли так: первый снаряд залпом батареи или дивизиона, остальные беглым огнем. Я был потом на Минутке, мимо проезжали, и если честно, то гордость была.

Я часто был дежурным по дивизиону, управлял его огнем. Особенно по ночам. Этому меня научил начальник штаба дивизиона майор Крупский. В круг обязанностей входило обеспечение связи с батареями и начальником артиллерии полка, управление огнем дивизиона. Каждая батарея рассчитывала цели для своих позиций, и докладывали мне. Я, в свою очередь, рассчитывал для всех трех, и так сверялись, чтобы не ошибиться, и, не дай бог, по своим не ударить. Это мы с начштаба мучились – рассчитывали. Рассчитывать цели научился нормально – начштаба обучал сам. Я в школе хорошо по алгебре и геометрии учился. Формулы мне начштаба сам в тетрадь записал. Нужно было знать косинусы, синусы углов на память. Рассчитывал на три батареи быстрее, чем они для себя на одну батарею.

Главное было – перебороть себя, когда приходится командовать, и иногда ругать за медлительность, а на другом конце провода – офицеры. Приходилось подгонять, чтобы рассчитывали и наводили батареи быстрее. Для срочника это было трудновато. На другом конце провода – офицеры, командиры батарей.

Боевые потери были один раз, в Грозном. Капитан погиб из 3-й батареи, а фамилию и должность не помню, он был прикомандированным в полк. И рядовой один был в ноги ранен. Но к нам их не повезли, а сразу в госпиталь.

Стыдно писать про ЧП. Один раз все уснули в орудии, а парень, заряжающий, заснул в люльке. Пришел им приказ на выстрел. Командир орудия и выстрелил. Откат орудия и – пацана всмятку.

Иногда на пульт звонил командир дивизиона подполковник Костюченко. Спрашивает: «Чего делаешь?» – «Дежурю». – «Зайди ко мне». Захожу, он нальет стопку водки и говорит: «Пей!» Выпью, он: «Молодец, иди, продолжай дежурить». Вообще отношение офицеров к солдатам у нас, артиллеристов, всегда было хорошее. Офицеры в дивизионе не менялись.

А водка там была производства Ставропольского края и называлась почему-то «Балтика».

«Если бы осколок – не жилец…»

Сергей «Бомжонок», механик-водитель БРДМ противотанковой батареи, рядовой контрактной службы:

– Наша минометная батарея, поддерживая пехоту, вела беглый, непрерывный огонь, и по ним со стороны города боевики в ответ вели минометный огонь. Пока мы были у минометчиков, от боевиков прилетело несколько мин. Легли четко. Наверное, где-то на высотке был их корректировщик. По счастливой случайности никого не ранило, хотя взрыв мины был в пяти метрах от нас. Легко пострадал только я: шишка на лбу. Поднятый взрывом камушек попал точно в лоб. Слава богу, не осколок и не булыжник. Если бы осколок – не жилец, с дырой в голове.

Еще запомнилось, как мина застряла в стволе миномета. Ее вытряхивали, один боец наклонил ствол, другой ловил из ствола мину руками. Видел случай, когда заряжающий сбился со счету и чуть не закинул в миномет вторую мину. Стабилизатором мины ему сильно поранило руку. Вылетевшая мина упала в пяти-семи метрах, мы собрались падать на землю, а один боец как ни в чем не бывало подходит, берет в руки и выдергивает похожую на ружейный патрон хреновину, вставляет другую и опять ее в миномет. Нечего сказать, отчаянные парни, эти минометчики…

«Он ответил, что побывал в аду…»

Александр Федорченко, начальник штаба 2-го мотострелкового батальона:

– Часто в памяти всплывает еще один момент, заставивший поволноваться. Волнение всегда, когда жизнью рискуют твои знакомые, подчиненные, а тут один из близких товарищей, зампотех батальона Слава Лесин. Да еще в нехарактерной для его должности ситуации. Во время возобновления атаки после затишья при штурме одного из зданий ранило санинструктора шестой роты. Все попытки вытащить его из зоны обстрела терпели неудачу. Нам оставалось беспомощно наблюдать, как с ним «играет» снайпер. Было видно, что он бьет по конечностям. Злость и ненависть на все, включая и самого себя, переполняют в это время от бессилия что-либо предпринять. В этот момент к нам в торговый центр, где размещался КНП батальона, прибыл на своей БРМ «Ч» зампотех. На тот момент эта была единственная «коробочка», которую можно было немедленно использовать. Хоть категорически было запрещено применять бронетехнику, но на карту поставлена жизнь солдата.

Решение было принято немедленно: огнем из стрелкового оружия по окнам близстоящих зданий прикрыть «коробочку», которая с раскрытыми десантными люками выскочит на площадь, проедет над раненым, люди, сидящие в десанте, затащат его, и все вернутся. Опять же, все это легко и красиво на словах и на бумаге. Слава наотрез отказался отправлять свою машину без него. Комбат дал добро. Еще перед подходом к раненому между домов выскочила граната от «РПГ», скользнула по ребристому листу, ударила по триплексу механика, сработала и отскочила в сторону. У нас все напряглось от волнения. Солдата затащили, машина дернулась вперед. В это время пролетела еще одна граната. «Коробочка» развернулась, набрала скорость и врезалась в единственный стоящий столб. Мы заматерились, напряжение подскочило. Машина резко рванула назад, и практически сразу по этому месту пролетела еще одна граната. Объехав столб, они продолжили движение. Но, заезжая в арку торгового центра, механик опять с первого раза в нее не вписался. В результате были вывезены тела двух наших товарищей. К сожалению, снайпер успел добить бойца…

Когда к нам поднялся Слава, а мы находились на втором этаже, на его лице практически не было видно губ. На вопрос, как дела, он ответил, что побывал в аду. А вот «выкрутасы» механика объяснялись просто. Первой гранатой был разбит центральный триплекс, и он вел машину по боковому, то есть ориентируясь по левому борту. Это была первая машина, появившаяся из состава наших войск на площади Минутка во вторую кампанию.

Вячеслав Лесин, зампотех 2-го мотострелкового батальона, гвардии старший лейтенант:

– Это был Евгений Поль, отличный механик. За Минутку представлен к медали «За отвагу».

Алексей Носов, механик-водитель БМП:

– Три дня наши сидели в окружении, я еду на «бэхе», груженный сухпайками, остановился у штаба батальона, спросить дорогу у нашего начштаба майора Федорченко. Знаю, что он три дня ничего не ел. «Товарищ майор, возьмите себе один сухпай». – «Нет, ребятам отвези». Он мог бы взять, но не взял. «Вези ребятам». А у меня целый десантный отсек еды был…

Вячеслав Юдин, пулеметчик, гвардии рядовой:

– Помню, ты тогда еще мешки с салом привез, я его грыз без хлеба. В бой мы пошли, одетые очень легко, в одних хэбэ, ребята, когда ночью была возможность хоть немного поспать, сдирали со стен обои и ими укрывались.

Когда духи начали прошивать из пулеметов «ДШК» насквозь стены второго этажа, мы перебрались на третий. Я был с Федей Брандоусовым, он только кирпичи на подоконник поставил – их тут же снайпера посшибали.

Женя Жаворонков сзади меня лежал, раненный в живот, сутки просил пить. «Тебе нельзя…» Накрыли его бронежилетом…

У нас рация работала только на прием, если слышим – нажимаем тангенту два раза, а потом рация стала работать так, что они нас не слышат.

Контрактники у нас рязанцы пришли, толковые были, молодцы. Один из них говорит мне: «Слава, ты не ходи за мной, тебе еще к маме ехать, это мы за деньгами. Ты пойдешь, а там растяжечка…» Они воевали умно, с ними и спорить было нельзя.

Мы пошли в бой и взяли с собой только боеприпасы. А есть-то хочется… Мой друг достал банку тушенки: «Давайте, ребята, перекусим…» А мог бы сам съесть… Разве такое забудешь…

Александр Федорченко:

– Можно многое еще вспомнить: и как благодаря нежеланию комбата на перемещение подразделений обеспечения в торговый центр мы избежали «дружественной» бомбардировки нашей авиации, и фотографии в одном шикарном доме, где, по-видимому, хозяин красовался рядом с генералом Лебедем после подписания известных позорных соглашений.

«Ком стоял в горле…»

Сергей «Бомжонок», рядовой контрактной службы:

– В дни штурма Грозного, когда все, казалось бы, должны быть на нервах, я ни разу ни у кого из солдат не замечал никакого страха. Не было тогда никаких эмоций… Как-то все перегорело… Помню, как подъезжает «Урал», доверху загружен «Шмелями», парням выдают оттуда спарку «Шмелей», кто-то на себе миномет тащит, кто с автоматом, кто-то еще и с «СВД», все нагруженные боеприпасами. «Готовы?» – спрашивает командир. «Готовы!» – и все пошли в город, оставив технику. Особенно запомнился один парень – Эдуард из Рязани: январь, а он в одном хэбэ и в бандане.

А Грозный тогда был мертвый город, одни развалины, ни одного целого дома…

У нашего подразделения задачи отличались от боевых задач пехоты и разведки. Наши пацаны, находясь на позициях с преобладающих высот и с городских высоток, поддерживали пехоту своей снайперской стрельбой из переносной установки «Фагот», противотанковыми ракетами подавляли огневые точки, корректировщиков огня и снайперов противника. Рядом стоял наш полковой медпункт, туда много привозили раненых, и наших, и из части внутренних войск. Пацанов, конечно, жалко было. Молодые, только бы жить и жить… Ком стоял в горле…

В нашей батарее обходилось без потерь, не считая одного случая.

Мы стояли между домами, недалеко от ПМП. Один подъезд дома горел, а во втором пацаны устроились на ночлег. Мне не спалось, решил: «Лучше на улице в карауле». Перед подъездом горел костерок, я и еще парни, не знаю из какого подразделения, сидим, разговариваем о чем-то. И вдруг два взрыва. Прилетели два снаряда, наши от САУ. Видимо, артиллеристы старые цели отрабатывали, но и по нам отработали.

Один снаряд попал в торец чуть выше перекрытия двухэтажного дома. Он чуть-чуть не влетел в комнату на первом этаже, где ребята спали. Они там лишь переглянулись. «Все живы?» У дома рядом стояли три БРДМ. Я тогда первый раз увидел, чтобы осколки пробили броню БРДМ, которую мы считали защитой от осколков и пуль. У двух машин были значительные повреждения. Второй снаряд разорвался на площади. Вижу – идет Олег, снайпер, кажется, из разведроты, и кого-то на себе тащит. «Олег, что случилось?» – «Раненый, кто-то из ваших». Подбегаем, смотрю, а это Сашка «Свят», наш водитель. Он был в одной из этих машин, спать там собирался. «Как ты?» – спрашиваю. «Вроде нормально…» Олег говорит: «Он контуженый».

Полковой медпункт был рядом, занесли. Вроде нормально, а присмотрелся – у него крови полный сапог. Он пока еще не чувствовал, куда ему попало. Как потом оказалось, несколько осколков пробили броню БРДМ и один из них влетел ему в голень. Пока ждали медиков, кто-то крикнул: «Машина горит!» Смотрю – из его машины дым валит, а там же пятнадцать противотанковых ракет, рванет – мало не покажется. Нырнул в люк, открытого огня пока не было, матрасы тлеют, от осколков воспламенились. Пришлось все вытаскивать, выкидывать…

«Все не так, как в кино…»

Виктор Петров, командир отделения эвакуации медицинского взвода 1-го мотострелкового батальона, гвардии старший сержант:

– Когда шел бой, я должен был эвакуировать раненых. Сначала старался разбираться, кто наш, из батальона, кто из соседнего, или из внутренних войск, а потом – «Да какая разница! В медроте разберутся!». Ехал через управление батальона, там в штабе отмечал выбывание бойца по военному билету или жетону в штабе и причину: «груз 200» или «300». Если тяжелый случай – человек одной ногой на том свете, то потом завозил документы в штаб, чтобы не заморачиваться.

За ранеными ходил пешком, МТЛБ нашу для перевозки раненых берег, потому что если ее сожгут, как во втором батальоне, вывозить будет не на чем. Поставлю ее за домами, чтобы не задело при обстреле, и иду к месту боя. Воду, поесть, боеприпасы разгружал, а загружал машину ранеными.

Рацию послушал, где и что творится, нашел раненого, вколол промедол, или кровь остановить – это я сам делал, перевязал – бинтов хватало, и – тащу к МТЛБ. Когда один, когда с чьей-то помощью. «Трехсотых» и «двухсотых» вывозил в медроту пачками. Там их хирурги режут, вспарывают… Пока пульс есть… Сядешь, покуришь… И дальше поехали. Неприятно было, когда возвращаешься в батальон из медроты – могли поменяться позиции, не заехать бы куда не надо, новой дислокации не знаешь. Не всегда спокойно возвращались. По дороге легко можно было попасть под огонь и своих. Так однажды наша МТЛБ попала под обстрел вэвэшников. Ездил через их расположение раз по десять в день, три зеленых ракеты выпустил, но они все равно стреляют. Остановились, хотел тому, кто стреляет, по роже двинуть, офицер вэвэшников к нам откуда-то выбежал, потом прапорщик, и давай друг на друга орать. Хрен найдешь, кто виноват, что по своим стреляли…

Во взводе нас было всего-то – богом потерянный командир – алкаш, Ольга Савкина – фельдшер, механик-водитель МТЛБ Сергей Воробьев и я. Потом пришли три-четыре девушки, рвались в бой, к раненым – «Возьмите нас!». Но куда я их возьму… Объяснил им, что там все не так, как в кино. Они это поняли…

Помню солдата, когда брали очередной дом-«пенал». Парнишке повезло несказанно: осколок попал в спину под бронежилет, по касательной, мясо вскрыло, как на операции, а кость не тронуло. Он еще и смеется!

Помню, солдат идет и сам несет свои кишки, прижимает их к животу. У меня тогда глаза были по полтиннику. Вколол ему промедол. Он еще и в голову был ранен, но шел сам. Как раз черти бородатые опять стали стрелять… Еле ушли с ним в тыл.

Вышел на меня боец – я около роты разведки тормознулся, дислокацию определить, рекогносцировку провести – он весь в крови, тело, голова, ноги, руки, весь изранен. Тогда мимо пролетала «бэха» второго батальона, остановил ее, механик-водитель кричит: «Мне комбат сказал, чтобы никого не брать!» Я все же приказал, и раненого забросили в десантный отсек этой БМП. Не думал, что он выживет. Хотя у меня ни один раненый не умер по дороге, я всех довез. А вот что с ними было дальше, в медроте, не знаю.

Один наш солдат, снайпер, был смертельно ранен выстрелом из гранатомета, который сначала пробил бетонный забор, а потом и его – насквозь… Человек же сразу не умирает, сначала эйфория, на адреналине, потом начинаются судороги и он еще достаточно долго признаки жизни подает – это же физиология, куда от нее денешься…

МТЛБ мыть было бесполезно – кровь и мозги на броне смерзлись. Сергей, механик мой, до истерики боялся крови на броне, был у него такой глюк, поэтому сначала возили «трехсотых» внутри МТЛБ.

Оставил однажды «Воробья» с МТЛБ около домика. Мне казалось, что я от всего смертельно опасного его спрятал. Прихожу, он сидит, на нем лица нет, весь сжался. «Что с тобой?» – спрашиваю. «Я ел, уронил вилку, наклонился поднять. Как бабахнуло по броне… Если бы не наклонился – голову бы снесло…» И подает мне осколок, хороший такой, от нашего 152-мм снаряда…

Бывало, что стреляли сразу из трех окон дома, и надо под этим обстрелом идти к раненому. И идешь. Работа такая, куда денешься. Сейчас бы еще подумал… Мысли глупые бегали в башке, но отгоняешь их. Стресс был такой, что бутылку водки всасываешь – как воды попил. Я удивлялся, что восемнадцатилетний пацан бутылку водки выпивает, и ни в одном глазу – такой был стресс и состояние.

Везу на броне МТЛБ четверых «двухсотых» и восьмерых «трехсотых». Прямо на трупах раненые сидели. А внутри МТЛБ у меня боеприпасы лежали (я за нашими подразделениями шел и подбирал за ними все). Была у меня «кошка» с веревкой – закидывал ее на ящик, дергал, чтобы проверить, не заминирован ли, и тащил. «Мух», «Шмелей» было много, патроны всех калибров, автоматы, все, что валялось, собирал.

Подъезжаю к штабу батальона, а там пополнение подвезли. Сидят несколько человек из новичков, на вид – как бомжи с вокзала, а что-то рассуждают, какие они герои. Как увидели эти «Рэмбо», что с моей брони капает кровь, то сразу замолчали, а кто-то и блевать начал. «Вот смотрите, ребята, вас тоже на этой машине скоро повезут…» И возил – некоторых из этой группы в лицо запомнил.

У кинотеатра кого-то раненых забирал. Я даже не знал, где первый, а где второй батальон.

«Сиди и не рыпайся!»

Ольга Савкина, санинструктор 1-го мотострелкового батальона:

– Во время боев за Грозный наш медвзвод стоял в депо. Ребята мои ездили за ранеными на Минутку, а я готовила медикаменты.

Поток раненых шел сразу в медроту, у нас в батальоне было поменьше. Ко мне в подвал привозили легкораненых и убитых… Во время самых тяжелых боев, когда я хотела уйти в роты, Виктор Петров сказал мне: «Сиди и не рыпайся… Тебе там делать нечего! Лучше тебе этого не видеть. Это страшно. Ты не выдержишь…» Очень много было крови…

«Богом потерянный командир…», о котором рассказал Виктор Петров… Я даже не помню фамилии нашего нового командира медвзвода после Андрея Макина, который уехал от нас 4 декабря после окончания контракта. Он сначала, когда приехал, говорил: «Я не пью, не пью…» Может быть, как специалист он и нормальным был, но стоило нюхнуть спирту, и сорвался. Продержался он с месяц. Убрал его командир батальона.

Потом к нам прислали нового командира медвзвода, по специальности он был кардиолог, из Подмосковья. Звали его Петей. В боях за Комсомольское он хотя сам был ранен в ногу, но помог сначала всем и только потом себе.

Наступил еще один день штурма Грозного… Сначала – как он был описан в документах штаба полка…

Из Журнала боевых действий

27 января

В 3.00 кочующим танком противника был обстрелян НП полка. В результате обстрела было выведено из строя ряд единиц техники. Полк получил задачу: слева обойти площадь Минутка и к исходу 27 января овладеть рубежом вдоль ул. Ханкальская, не допустить удара во фланг НВФ штурмовых подразделений 506-го полка и 2-го батальона полка.

В 9.00 утра противник начал вести беспокоящий огонь из подствольных гранатометов по позициям 5-й роты. Появились раненые. В 9.40 командир полка убыл на НП 506-го полка для организации взаимодействия по предстоящей задаче. В 10.00 командир полка, зам. командира полка, начальник артиллерии убыли в расположение 1-го батальона для проведения рекогносцировки.

В госпитале от полученных ран скончался рядовой Никифоров И.В., 5-я мотострелковая рота.

В 12.00 командир полка убыл на организацию взаимодействия с подразделениями внутренних войск. Подразделения 1-го батальона осуществляли подготовку к предстоящим боевым действиям. Противник продолжал вести снайперский огонь по позициям 2-го мотострелкового батальона. Батальон нес потери от обстрела. В течение дня в полк поступило молодое пополнение.

С 17.00 до 17.30 командир полка управлял огнем установки ПТУР, уничтожая выявленные огневые точки противника в высотных домах на площади Минутка. В течение дня НШ полка лично готовил разведроту для выполнения задачи, а также распределял прибывшее пополнение и планировал предстоящее выполнение задачи.

ПАГ (полковая артиллерийская группа. – Авт.) вела артогонь по выявленным огневым точкам противника и по вызовам командира 2-го батальона.

К 18.00 командир полка уточнил задачу командиру 1-го батальона на предстоящие действия. К 22.00 2-я рота сменила на огневых позициях 4-ю роту 2-го батальона 506-го мотострелкового полка с задачей обеспечить ввод в бой штурмовых групп 1-й и 3-й рот. Начальник разведки и начальник артиллерии отдали указания в подразделения по своим вопросам обеспечения. Штаб полка приступил к оформлению решения.

Потери за день составили: убитых – нет, раненых – 6 человек.

Досталось в эти дни и тыловой службе полка, и медикам…

«Больше всего требовали боеприпасов…»

Евгений Ращупкин, командир взвода материального обеспечения 2-го мотострелкового батальона, прапорщик:

– Зная, что будет штурм Грозного, начали создавать запасы продуктов. Мы ухитрились урвать на складах в Ханкале сухпай и воду в бутылках.

Солдаты уходили в бой, имея в одном десантном люке БМП продукты – тушенку, воду, хлеб, в другом – боеприпасы. Когда получали боеприпасы на батальон, то солдаты моего взвода сами цинки с патронами распаковывали и магазины снаряжали, понимая, что в бою у пацанов на это времени нет. Понимали, что чем быстрей солдат пристегнет новый магазин с патронами к автомату, то, может быть, его жизнь будет спасена.

Раненых в батальон не завозили, сразу везли на «Северный», на медпункт полка, там все медики были. Там же принимали и убитых.

Комбата Булавинцева я три дня штурма не видел. Один раз пытался пробиться к нему через обстрел, но комбат мне запретил. Часть людей оставалась на базе батальона, жили в вагонах, палатки не ставили. Когда пошли потери, то отправляли в штурмовые группы пополнение.

Погода в эти дни штурма была ужасная, грязь, но болеть некогда было, только бы уворачиваться от пуль. Стремился побольше в штурмовые группы воды в бачках отправить. Привязывали их на броне. Больше всего наши требовали боеприпасов. Возили их в батальон две БМП. Механик-водитель Алексей Носов – молодец, я его запомнил хорошо, он из шестой роты, за ночь по два раза ездил с боеприпасами, а обратно раненых вывозил. Днем приедет оттуда, отдохнет чуть-чуть, пересаживается в другую БМП и едет снова. А первую машину оставлял под загрузку. Нагрузка на механика-водителя и оператора-наводчика БМП в Грозном была огромная. Они постоянно сильно рисковали. Дорога – километра два, да еще ночью, без включенных фар – это надо иметь мастерство. Не каждый это сможет.

После Минутки одна БМП была подбита, зампотех батальона Слава Лесин поехал туда, по нему боевик выстрелил из гранатомета. Выстрел попал в ребристый лист и ушел вверх, а так бы все…

«Было, конечно, жутковато…»

Эдуард Дроздов, командир медроты полка, старший лейтенант медицинской службы:

– Очень стремительно нас перебросили с одной стороны Грозного на другую, никто даже опомниться не успел. По дороге чуть не потеряли нашу передвижную баню, оторвалось крепление, но приспособили и довезли.

Расположились в поле рядом с КП полка, к НП выдвинули АПэшку, усилили хирургами: ожидалась интенсивная работа. И она началась с момента начала штурма Грозного.

Мне приходилось по вечерам ездить от КП до НП, доставлял для пополнения медикаменты, перевязочный материал, собирал данные по потерям и звонил, докладывая о них вышестоящему медицинскому начальству. Конечно, жутковато гонять по темноте, надо было по запросу постов движущемуся транспорту выпускать в воздух определенное количество, в определенной последовательности по цвету ракеты, последовательность менялась ежедневно, перепутаешь – постреливают в твоем направлении. Тут еще в здание, в котором расположился медпункт, возле НП попал «случайный» снаряд, слава богу, никто не пострадал. Вспомнилось: старшина в РМО был (не помню, как зовут), всю войну на ДДА (дезинфекционно-душевая установка на «ГАЗ-66», баня полевая) гонял по подразделениям от роты к роте, тоже героический человек, без сопровождения мотался, помывки личного состава устраивал.

«Даже раненые молчали…»

Андрей Кузьменко, командир 3-го взвода 5-й мотострелковой роты, гвардии старший лейтенант:

– Двадцать седьмое января – очень тяжелый день. Закончился промедол, боеприпасов – кот наплакал. Связь с комбатом – через каждые три часа, так как садилось питание, а потом рация вообще работала только на прием. Как стемнело, начали выход. Распределили раненых для выноса. Отправил разведку – Толика, замкомвзвода у старшего лейтенанта Кононова. Выходили в полной тишине, даже раненые молчали. Все понимали важность момента. Последними уходили я и старший лейтенант Аришин, раненый. Я его спросил: «Ты как? Дотянешь?» – «Хер знает. Помогай». Взял у него автомат, подобрал чей-то гранатомет и пошли с ним. Очень тяжелым показался этот путь. По пути артиллерия «свечку» повесила. В какой-то воронке пережидали. Встречал нас комбат. Доложил ему: «Вынесли всех, за исключением одного убитого возле дома». Кто там лежит, я не знал. Потом притащили и его. Это оказался Володя Проничкин, он вместе с нами из восьмой роты пришел.

Сразу же начали заниматься отправкой раненых. Всего в трех наших группах насчитывалось чуть более 50 человек.

Примерно половина, даже, наверное, чуть более – были раненые. Например, у старшего лейтенанта Аришина из 18 человек не раненых осталось шестеро. У меня из 18 человек – целых и невредимых десять. У Кононова цифры были примерно такие же.

Мне, не помню кто, после боя принес цинк из-под боеприпасов с водой и льдинками. Выпил, и это был такой кайф!

«В ленте один патрон оставался…»

Вячеслав Юдин, пулеметчик, гвардии рядовой:

– Ночью, когда сидели в пятиэтажке напротив разбитого кинотеатра, нас собрал наш взводный старший лейтенант Кононов: «Мы уходим, будут трупы, но если не уйдем – вообще все погибнем. Ты замыкаешь…» А у меня в ленте один патрон оставался…

Тогда наши из танка в стену дома стреляли, чтобы дыру пробить нам для выхода. К окнам дома подъехали две БМП. Механики-водители – Леха Носов и Андрей Нагаев, оба были безбашенные. Если бы не они… Раненых и убитых закидывали в «бэхи», не разбирая… Так и вышли, без потерь! Но раненых было много…