Читать книгу И маятник качнулся… - Вероника Иванова - Страница 1

Я катал по замызганной трактирной стойке медную монету. Туда. Сюда. Время от времени нагибался, чтобы поискать бурый кругляшок на полу, потому что не всегда успевал его поймать. Согласен, занятие не самое увлекательное, но у меня – и на сегодня, и на ближайшее обозримое будущее – не было выбора. Сначала я смотрел, как оседает пена на эле, которого капнул мне в кружку хозяин трактира. Пена, кстати, имела грязно-серый цвет и растаяла очень быстро, убедительно доказав паршивенькое качество работы местной пивоварни. Пришлось переключить внимание на монету. Все равно выпивка в моей ситуации помочь не могла…

Не прошло и дня, как человек, которого я считал своим другом, сказал, что я ни на что не гожусь и ничего не стою. И, кстати, подтвердил фактами правоту своих слов. Чтобы не осталось никаких сомнений…

Я не стал спорить. Выслушал все, что он хотел сказать, додумал остальное и ушел. Тяжело было расставаться с последней иллюзией приятельских отношений. Очень тяжело. Но не так болезненно, как десять лет назад. И слезы текли ровно до того момента, когда глаза опухли, а нос отказался работать. Вот тогда я решил: «Хватит!» и бодро зашагал в ночь по Регенскому тракту. Почему бодро? Не умею медленно и уныло бродить. Не получается. Из рассветного тумана вынырнула темная от влаги ограда одного из многочисленных трактиров, приглашая передохнуть. Я согласился – плыть, так уж только по течению!..

В зале трактира совсем не было посетителей – я да старик совершенно неприметной внешности, мирно посапывавший в дальнем углу. Впрочем, моей компании он бы в любом случае предпочел непочатый кувшин… Битый час медитации над грязной стойкой привел меня в сумрачное настроение; неизвестно, чего в этот момент хотелось больше: кого-нибудь зарезать или самому весело и быстро проститься с жизнью.

Смачный пинок распахнул дверь настежь, и на сцене появились новые действующие лица. Я даже вяло повернулся на стуле, чтобы удовлетворить остатки любопытства.

Трое громил и маленькая девочка. Странная компания… Впрочем, громилы были что ни на есть самые обыкновенные, а вот их спутница… Или пленница? Я, по своей тупости, принял ее за ребенка. А на самом деле это была гномка – маленькая и крепенькая, как гриб-боровик. Не скажу, что аппетитная – в таких вопросах я полный профан, – но некоторые, возможно, сочли бы ее привлекательной: светлые кудряшки, торчащие в разные стороны, розовое, по-детски припухлое личико, округлости в нужных местах… И очень много страха в голубых глазах. Редкая масть для гномьего племени – не иначе, как ее бабки (а может – дедки?) ходили на сторону, и неоднократно. Отложив в памяти это весьма занимательное наблюдение, я снова повернулся к своей кружке – не следует совать нос в чужие дела, особенно если не хочешь, чтобы этот самый нос сильно пострадал…

Громилы тем временем заказали себе по миске жаркого, по бадье крепкой выпивки, и следующие полчаса за моей спиной слышались чавканье, хлюпанье, хрюканье, тупые шутки, половину из которых мне просто не дано было понять, и раскаты гогота. В этом гуле я не сразу понял, что происходит, когда почувствовал, что меня дергают за штанину. Даже вздрогнул. Повернув голову, я оказался лицом к лицу с гномкой… Хотя, если честно, мне, сидящему на стуле, она едва доходила до плеча.

Я недоуменно уставился в испуганные глаза, которые с мольбой смотрели снизу вверх.

– Чего тебе, милая?

– Пожалуйста, помоги мне!

– Милая, ну чем я могу тебе помочь? Я что, похож на искателя приключений?

Кстати, на будущее: внешность у меня – совсем не внушающая беспочвенные надежды. Средний рост, средний вес, очень посредственные мускулы, которые будут заметны только без одежды, да и то если я очень постараюсь. Криво обрезанные каштановые волосы, темные мутно-зеленые глаза, лицо в целом не запоминающееся, без огонька, так сказать. В принципе, я настолько невзрачен, что половозрелые женщины не обращают на меня внимания. Зато дети и старушки липнут, как мухи…

На глаза гномки навернулись слезы:

– Мне некого больше попросить…

– Ну, не плачь, милая! Может, все еще обойдется? Что этим парням нужно от тебя?

– Они меня похитили…

– Так в чем проблема? Получат выкуп у родителей, и все дела.

Она шмыгнула носом:

– Меня не отпустят. И выкуп требовать не будут. Меня продадут в рабство.

– Даже в этом случае тебя можно будет выкупить. – Я старался говорить убедительно, хотя сам не верил в то, что говорю.

– Пожалуйста, если встретишь кого-нибудь из клана Хранителей Гор, скажи, что Мирриму везут на остров к Темным Жнецам…

Даже такие ужасающие подробности не смогли бы подвигнуть меня на героический поступок, но Судьба решила взять нить моей жизни в свои потные ладошки: отсутствие гномки было замечено.

– Эй, о чем это ты болтаешь с девчонкой? – Ко мне направлялся один из троицы – самый здоровый, но, как мне почему-то подумалось, не самый опасный – бородач с нагой на поясе.

– Да ни о чем, господин. Девочка-то голодная – купили бы ей хоть пару пирожков, а то до Жнецов не довезете…

Мой проклятущий длинный язык! В который раз… Бородач весь аж подобрался и нехорошо сузил глаза:

– Что она еще успела тебе рассказать?

– Не волнуйтесь, господин, ровным счетом ничего! Я не собираюсь вам мешать…

– Да, ты нам не помешаешь… Потому что сейчас умрешь!

И он дернул из петли топор…

Я уже говорил, что предпочитаю быть трусом и спасаться бегством? Но такой возможности мне никто и не думал предоставлять. Лезвие свистнуло над моей головой, вспарывая воздух, я судорожно дернулся в сторону, упал на пол, набив пару синяков, но зато – увернувшись от удара. Топор вонзился в деревянную пластину стойки, и сила замаха оказалась столь внушительной, что металл увяз очень глубоко, подарив мне несколько мгновений безопасности. Пока бородач силился вытащить свое оружие, я успел подняться на ноги:

– Право, не стоит тратить на меня силы! Я ничего никому не скажу!..

Заревев, как раненый медведь (ни разу не слышал, но именно так себе представлял), громила бросился на меня, забыв о топоре. Чем я мог ответить? Только ножом под правой рукой – не бог весть что, но все же…

Кулак бородача полетел навстречу моему носу, а я нырнул вниз и ударил противника под ребра. И обломался. В смысле, нож мой обломался о кольчугу, которая ранее скрывалась под кожаной курткой, а теперь весело подмигивала мне из прорехи. Сам бородач удара и не почувствовал. Краем глаза я отметил, что его собутыльники даже не поднялись из-за стола – наша стычка их просто забавляла…

Я прекрасно понимал, что всей моей массы не хватит, чтобы свалить противника с ног – нужно что-то более радикальное. И я метнулся к топору. Разумеется, по пути споткнулся о стол, плюхнулся на него, перекатился, сполз на пол с другой стороны, схватил правой рукой топорище и потянул на себя, снизу вверх. На мое счастье, лезвие со странным «чмоком» выскочило из дерева. Я перехватил оружие двумя руками и нанес удар нижним, утяжеленным концом рукояти. К собственному удивлению, попал. Причем прямо в середину лба. Бородач охнул, на мгновение замер на месте. Я уже решил, что понадобится второй удар, но массивное тело плавно осело на пол, как скошенная трава. Товарищи убиенного продрали глаза и медленно потянулись из-за стола. В мою сторону.

– Щенок! Ты убил его!

– Господа, господа, я прошу вас – разойдемся с миром!

Но к моей просьбе, как всегда, никто не прислушался.

Высокий худощавый мужчина с лошадиным лицом потянул меч из ножен за спиной. Все, что я мог ему противопоставить, это топор, рукоять которого помогла мне парировать первый рубящий удар. Дерево, обтянутое кожаным ремнем и укрепленное стальными пластинками, выдержало натиск, но мои руки ощутимо загудели. Мечник атаковал снизу. Я лихорадочно опустил свое оборонительное оружие навстречу хищному лезвию. Следующие несколько судорожных вдохов мы провели точно так же: он атаковал, я – парировал удары, когда – более успешно, когда – менее…

В поясницу уперся край стойки – дальше отступать было некуда. Я вздохнул, собрал последние силы, подскочил вверх, плюхнулся на стойку спиной и тем, что находится пониже спины, перекатился через широкую наборную столешницу, сбивая ногами кружки и бутылки, выставленные незадачливым трактирщиком для будущих клиентов, и ухитрился встать на ноги мгновением позже того, как мечник рассек воздух своим ковыряльником в том месте, где предполагал найти мою шею. Теперь мы были чуть дальше друг от друга, чем хотелось бы моему противнику, но гораздо ближе, чем полагал безопасным я. За рубкой последовал каскад колющих выпадов, которые в клочья изрезали бока моей куртки. Не скажу, чтобы я сильно разозлился, но и радоваться было нечему: куртка у меня единственная и в своем роде неповторимая, а с заплатами, согласитесь, вид у одежды становится несколько… непривлекательным.

Улучив момент, я перехватил топор правой рукой и крутанул над стойкой. Мечник, разумеется, заметил мое движение, но сделать шаг в сторону не смог – мешал стол. Он вскинул меч, отводя мой атакующий удар, но то ли ему не повезло, то ли я сегодня был на редкость удачлив – топор скользнул по стальной полосе, оттолкнулся от нее, взлетел и… Вошел наискось в ключицу, перерубив артерию. С топором можно было прощаться. С мечником тоже.

Оставался еще один «охотник за головами», на мой взгляд – самый опасный: гибкий и верткий смуглокожий брюнет. На его лице не отразилось ничего при виде внезапной гибели товарищей, разве что губы скривились чуть больше… Он обнял себя за плечи и резким движением выпростал руки вперед, встряхнув пальцами, с кончиков которых сорвался веер сверкающей стали: в мою сторону летел целый рой метательных ножей. Собственно говоря, я догадывался, как он будет атаковать – перевязи с ножами находились на виду, в отличие от кольчуги первого громилы. По-настоящему испугавшись, можно сказать, в первый раз за этот вечер (неожиданная встряска не добавила мне энтузиазма, но успешно прогнала желание навсегда покинуть подлунный мир), в тот момент, когда брюнет поднял руки, я схватил со стойки деревянный поднос и наотмашь ударил по серебристому облаку… Пара ножей миновала сей импровизированный щит, сдирая кожу на моих боках, еще одна «пчела» обожгла щеку (мне и тут повезло), но основную часть я все же отбил. Уж и не знаю, почему именно ударил – проще ведь было закрыться… В следующую минуту я боялся выглянуть из-за подноса, но продолжения атаки не последовало – один из отбитых мною ножей загадочно мерцал в левой глазнице брюнета… Можно было без сил опуститься на стул.

В трактире наблюдался маленький разгром. Пострадала кое-какая мебель, посуда, несколько бутылок и кувшинов с вином, о чем свидетельствовали лужи разнообразных форм и размеров. На стойке появились свежие зарубки, но они как раз были наименее заметным ущербом, поскольку похожие следы покрывали всю ее поверхность. Пока я созерцал беспорядок, устроенный не без моего участия, гномка резво обшарила карманы громил, позаимствовав кошельки. Потом обернулась ко мне и, уперев руки в бока, с холодной яростью осведомилась:

– Ты что, совсем плохой, да?

Я с трудом перевел взгляд на рассерженную малявку.

– Что-то не так, милая?

– Не так?! Хоть одного гада надо было оставить в живых! Что я теперь буду с этим делать?

У меня под носом оказалось запястье левой руки девчонки. Тоненькое, но отнюдь не хрупкое, кожа чистая, край рукава чуть обтрепался…

– И что?

– С гвардом что мне делать, идиот?!

Гвард? А, она имеет в виду этот браслет… Довольно милая вещица, только слишком массивная. Хотя, например, на моей руке он смотрелся бы более уместно – простая полоса темного металла с насечкой из непонятных значков. Я рассеянно провел пальцами по браслету. Теплый, как странно… Раздался звонкий щелчок, и поперек вязи надписей пролегла трещина. Браслет раскрылся и шлепнулся на пол. Гномка оторопело переводила взгляд с меня на сломанное украшение:

– Как ты это сделал?

Как? Лучше бы она спросила, как я умудрился уложить трех парней, в течение долгих лет уделявших пристальное внимание поединкам не на жизнь, а на смерть… А браслет… Наверное, нажал на потайную защелку. Именно это я и сказал гномке. Она покачала головой:

– Шутишь, да? Это же – гвард, его просто так не снимешь.

– Да объясни толком, что ты имеешь в виду?

Гномка отмахнулась:

– Некогда трепаться! Собирай свои пожитки и уходим.

– Куда? И зачем?

– А ты хочешь встретиться с хозяином этих мерзавцев?

Почему она решила, что эти почтенные люди – мерзавцы? При мне ее ни разу не обидели, даже не ударили. Сдается мне, что во всей этой компании мерзопакостностью отличалась именно малявка, уверенно и бесцеремонно вытащившая меня за порог трактира…

* * *

Несуразность происходящего стала совершенно ясна спустя примерно четверть часа отчаянной беготни под пологом расцветающего леса. Полоумная гномка, должно быть, с самого раннего детства тренировалась в беге по пересеченной местности; что же касается меня, то я всю свою жизнь – не слишком длинную, но и не такую уж короткую, как может показаться – был убежденным противником подобных физических упражнений. Да и вообще, почему скромный, благовоспитанный юноша… Ладно, ладно, далеко не юноша, согласен. Поставим вопрос иначе: почему ничем не примечательный молодой человек вприпрыжку скачет через коряги в безнадежных попытках догнать маленькое чудовище? Отчаянный рывок – и мне удалось вцепиться в плечо девчонки:

– Да постой же ты хоть минутку!

Она вняла моей просьбе и резко остановилась. Естественно, я не рассчитал ее маневр и рухнул, вспоров носом бурый ковер мха. Когда мне все же удалось отплеваться и поднять голову, мои глаза встретились с разъяренными пуговками гномки:

– Чего тебе?

– Всего два вопроса!

– Ну?

– Куда мы бежим? И от кого, собственно?

Она фыркнула:

– А тебе какая разница?

Я сел, потирая ушибленное колено.

– Ну, я не собираюсь жить вечно, как некоторые мои знакомые, но… Всегда интересно узнать, от чьей руки примешь смерть.

Гномка подозрительно сузила глаза:

– Ну у тебя и выражения…

– А в чем сложность?

– Я бы решила, что ты только вчера покинул королевский дворец, но…

– Не похоже?

– В таких-то обносках?!

Я надулся:

– На себя посмотри!

– Один – ноль. Проехали…

– Как с ответами на мои вопросы? Они существуют?

– А попроще можно?

– Зачем? Ты все прекрасно поняла, разве нет?

– Будешь так выражаться, в первом же трактире нарвешься на трепку!

Я хихикнул:

– Первый трактир уже был, если ты помнишь… И трепка – тоже. А что будет во втором?

– То же самое, если ты не начнешь вести себя нормально!

– Ага, ты имеешь в виду: грязно ругаться, потреблять крепкие напитки в неразумном количестве и строить тупую рожу?

Гномка скривилась:

– Ну, по последнему пункту тебе ничего менять не надо…

– Я могу обидеться.

– На здоровье!

– Грязно ругаться я не умею. Да и не выпиваю…

– Я просто счастлива! Что ж, тогда хоть дурачка из себя строй, что ли…

– Так, насколько я понял, у нас сегодня день вопросов без ответов, да?

– Вот пристал!

– Куда мы бежим? – твердо поинтересовался я и запоздало добавил: – И почему бежим МЫ?

Гномка округлила глаза:

– А кто, скажите на милость, уделал «красный трин» Лакуса?

– Поподробнее, пожалуйста?

– Пересказать твое беспорядочное метание по трактиру? – съехидничала гномка.

– Не надо! – Я немного струсил. – Лучше поясни, кто такой Лакус и почему он отправил за тобой «красный трин». Фрэлл меня подери, и что такое – «трин»?!

Гномка вздохнула и устроилась на привал в развилке старого дерева. А я приготовился слушать. Наверное, на моем лице появилось соответствующее выражение, потому что девчонка поджала губы и холодно сообщила:

– Историю сотворения мира я тебе рассказывать не буду, не надейся! Пару минут передохнем и двинемся дальше.

– Только не бегом! – запротестовал я.

– Как пожелаете, мой рыцарь. – Гномка отвесила шутовской поклон.

– Итак?

– Лакус – один из тех, кто может достать все что угодно и продать кому угодно. Для выполнения «заказов» он держит несколько головорезов, разбитых на трины – ну, по три морды в каждой группе. Трины различаются по цветам. Зеленый, красный, синий, серый, черный, белый…

– И какой самый опасный?

– А ты как думаешь?

– Я думаю, «зеркало».

Гномка поперхнулась:

– Ну ты и гад! Я перед ним распинаюсь, лектора из себя корчу, а он, оказывается, все без меня знает!

– Ничего я не знаю! Я слышал о цветовой классификации боевых отрядов, но не думал, что она так широко распространена.

– Ты вообще хоть иногда думаешь?

– Случается, – вздохнул я. – Но не в этот раз.

– Проехали… Красный трин находится примерно посередке всей этой путаницы – не самый опасный, но и не самый слабенький. Интересно, что бы ты делал с серым трином?

– Ничего, ровным счетом. Я не собирался встревать в твои проблемы.

– А как же кодекс чести? Спасение прекрасной дамы?

– На даму ты не походишь. А я не придерживаюсь тех кодексов чести, о которых талдычат на каждом углу. У меня свой кодекс, из одного правила.

– Какого же?

– Живи и дай умереть другим.

Гномка нахмурилась:

– А по-моему, ты просто надо мной смеешься!

– Почему это?

– Ты не похож на равнодушного мерзавца.

– Разумеется! Я – очень душевный мерзавец.

Теперь она фыркнула:

– Точно – смеешься!

– Рассказывай дальше!

– О чем?

– Оставим в покое Лакуса и его трины… Куда мы бежим?

Гномка пожала плечами:

– Вперед. Этого недостаточно?

– Хотелось бы большей определенности.

– Я планирую вернуться домой и надрать кое-кому уши.

– Надеюсь, без моего участия?

– Ты имеешь в виду возвращение или работу над ушами?

Я задумался.

– Наверное, и то и другое.

– Как тебе будет угодно! – Кажется, она немного обиделась.

– Я пошутил, извини. Во всем виновато мое несносное чувство юмора. На самом деле ты вряд ли нуждаешься в таком нелепом провожатом, как я.

– Неужели?

– Ты ведь и сама поняла, насколько я неуклюж во владении оружием и собственным телом, почему же тянешь меня за собой?

– Во-первых, – грозно констатировала гномка, – даже если ты ничего не умеешь, у тебя это очень здорово получается. Во-вторых, несправедливо, если ты пострадаешь из-за того, что вступился за меня, пусть и не по собственному желанию. Если не хочешь идти вместе со мной – расстанемся в ближайшем городе. Кстати, в каком? Есть идеи?

Я окинул взглядом окрестные деревья и задрал голову к небу.

– Если мы бежали на север… А похоже, что именно туда мы и бежали… Ближайшим городом будет Улларэд. Если я правильно помню карту.

– Да какая разница? Надо поспешить – глядишь, к вечеру мы сможем добраться до пристойных кроватей! – мечтательно протянула гномка.

– Бегать я больше не буду: колено болит. Фрэлл, совсем забыл!

Я скинул куртку и задрал рубашку на грудь. Так и есть, свежие порезы. И что-то не очень запекшиеся…

– Приложи корнежорку, – посоветовала гномка.

– Корнежорку?

– Ну ты и тупой… – Она встала на четвереньки и бодро потрусила в сторону от поляны, где мы остановились. Я подхватил свои пожитки и последовал за ней, молясь всем известным мне богам, чтобы нас никто не видел. А то будут говорить, что я использую несовершеннолетних иноплеменников в качестве домашних животных…

– Держи! – На мою ладонь упало несколько мясистых листьев темно-желтого цвета.

– И что дальше?

– Разотри в пальцах и приложи к царапинам, – пожала плечами гномка. – Ты вообще что-нибудь умеешь?

– Не то, что может пригодиться в жизни, – честно признался я.

Она вздохнула.

– Ничего, авось повезет…

– В чем?

– Доживешь до старости! – расхохоталась девчонка.

– Очень смешно!

– Это не смешно, это – правда жизни!

Я ничего не ответил, тщательно прилепляя мятые листочки к ободранным бокам…

* * *

Улларэд был таким же городом, как все остальные: в меру крикливый, в меру церемонный, в меру утомительный. Отдельные улицы даже были вымощены камнем, а каждый дурак знает, что каменные мостовые могут быть только в уважающем себя (и уважаемом соседями) городе. Лично я остался в первой же попавшейся на пути гостинице, здраво рассудив, что в непосредственной близости от городской стены не бывает комфортабельного, то есть дорогостоящего, жилища. Мое плачевное финансовое состояние не позволяло отдохнуть «со всеми удобствами». Хорошо еще, гномка щедро оплатила за меня входную пошлину на воротах. Из средств безымянных участников убитого мною трина. Могла бы и мне хоть пару монет подарить… За помощь, которой не ожидала…

У дверей добротно сколоченного «Тихого приюта» мы попрощались. Я заверил малявку, что как минимум пару дней проведу в городе, и вздохнул с облегчением, проводив взглядом ореол кудряшек, удаляющийся в сторону, противоположную той, которую выбрал для себя. До блаженного момента отправления в постель оставалось одно насущное дело. Моя изодранная куртка. Нет, я ни в коем случае не франт и не модник, но загреметь на каторгу из-за непристойного внешнего вида (кара за такую провинность предусматривалась в Уложениях многих известных мне городов) я не хотел. Посему обошел окрестные портняжные лавки с целью приобретения набора для шитья. Вы скажете: «А не проще ли было попросить любую портниху заштопать рваную одежду?» Проще. Но – дороже. К тому же это были отнюдь не первые «повреждения» и, как мне думалось, не последние… Долго торговаться я не стал, купил со скидкой уже неоднократно правленные шило, иглу и крючок, а одна добрая женщина даже любезно разрешила мне совершенно бесплатно забрать обрывки ниток. Подозреваю, что ей и ее помощницам просто хотелось увидеть бесплатный спектакль под названием: «Джерон роется в корзине с тряпьем, разговаривая с умным человеком». Ну да, есть у меня такая привычка – бормотать под нос всякую ерунду…

Получасом позже я уже ползал над расстеленной на столе курткой, прикидывая, каким способом и какими нитками зашить прорехи. Творческое действо, надо признать. С высунутым от усердия языком, до самой ночи я шил. Несколько раз серьезно колол пальцы, но все-таки справился. Даже сочинил стих: «Две минуты пьянящей схватки – и весь вечер ставишь заплатки». Декоративные строчки белого, зеленого и черного цветов (мои любимые цвета, цвета моего… но это уже к делу не относится) расползлись по бокам и рукавам куртки узором, глядя на который от зависти (или от смеха) умер бы не один ткач. Впрочем, мне нравилось. До утра. Потому что когда я увидел свое «творение» свежим взглядом… Скажу только одно: я не сразу решился выйти на улицу.

В торговых рядах нечего было делать – что толку пускать слюни? – поэтому я прогулялся по окрестностям гостиницы в поисках спокойного местечка, каковое и обнаружил вверх по улице, не доходя пары кварталов до местного базара. Маленький зеленый рай в окружении каменных стен – лужайка, пара кустов с кислыми синими ягодами, вяло текущая из фонтанчика струя воды, два ряда скамеек и статуя неизвестной мне личности. Местная знаменитость, божок или просто близкий знакомый здешнего скульптора – меня его общество вполне устраивало. Я присел на одну из скамеек, нагретых солнцем. Итак, что мы имеем в минусе? Близкое к нулю количество денег. Латаную одежду. До неприличия пустой желудок. И голову без единой мысли о том, что же делать дальше. Сомневаюсь, что мои скромные умения нужны хоть кому-либо в Западном Шеме… А есть ли у нас что-то в плюсе? Хм… Знакомство с весьма энергичной гномкой. Пробежка по лесу. Ссадины на боках. Боль во всех моих ленивых мышцах… Стоп! Разве это «плюс»? Не похоже. Ах да. Есть еще одна вещь, которую я не мог пока отнести ни к той, ни к другой категории. Пресловутый гвард. Я вытащил браслет из-за пазухи и уставился на причудливый узор…

– Могу предложить свои услуги. – Голос, окликнувший меня, звучал достаточно вежливо, но слегка заносчиво, словно его обладателю есть чем гордиться, и каждый раз, снисходя до простого смертного, он ведет мучительную борьбу с самим собой.

Я поднял голову. Парень. Помоложе меня, но уже не ребенок. Белесые вихры, выгоревшие на солнце, наводят на мысль о проведенных в деревне детстве и юности. Правда, бледноват он для деревенского жителя. Одет просто, но добротно и с претензией на элегантность. Что же это за птица? На воина не похож, поскольку еще хлипче, чем я. Приказчик, писарь, помощник архивариуса? Вероятно, если учесть характерную мозоль на среднем пальце правой руки – у самого до сих пор не сошла… Нет, слишком острый взгляд. Такие люди над пыльными бумагами не чахнут… Наверное, я вел себя странно: впялился в своего неожиданного собеседника, открыв рот, потому что парень недоуменно спросил:

– Тебе помощь не нужна?

Я тряхнул головой:

– В чем?

Его колючие темные глаза округлились:

– Ты плохо слышишь?

– Вот уж на что, а на слух я пока еще не жаловался… Ты предлагал мне какие-то услуги. Я и спрашиваю: чем ты можешь мне помочь?

– Заряжу гвард, это будет стоить всего пару монет.

Ах, вот кто он…

– Значит, подмастерью такая работа вполне по плечу?

Он нехорошо поджал губы:

– С чего это ты взял, что…

Я не дал ему договорить:

– Согласись, до полноправного практикующего мага ты не дотягиваешь. Ни по возрасту, ни по возможностям.

– Кто бы говорил! – фыркнул парень. – От тебя вообще чарами не пахнет.

– Ага, и поэтому ты решил нагреть руки на таком безобидном существе, как я, верно? Впрочем, ты мог бы мне помочь… Ответишь на пару вопросов, и я уступлю тебе эту вещицу за пятерку «быков».

– А не дороговато ли? – скривил губы парень.

– А еще я могу найти твоего наставника и в красках расписать, как его ученичок кладет в свой карман неучтенные доходы от занятий магией, на которые не имеет права без согласия и контроля учителя…

Не скажу, что он испугался. Задумался на несколько мгновений, потом улыбнулся и сел на скамью напротив.

– Ладно, твоя взяла. Объясняться с учителем мне и в самом деле не с руки… Можно?

Я протянул ему браслет. Парень внимательно осмотрел все узоры, поводил пальцами по металлу и около, только что не понюхал и не попробовал на зуб. И удивленно взглянул на меня:

– Где ты взял чистый гвард?

– Где взял, там больше не осталось… А что значит «чистый»?

– Никакой остаточной магии… Странно, ведь следы остаются почти всегда, стирать установки – только лишняя морока… Но этот гвард, совершенно точно, уже использован!

– Быть может, – неопределенно кивнул я. – Ну как, ответишь на пару вопросов?

– Чтобы получить готовый к употреблению гвард? Еще бы! Спрашивай!

– В чем состоит назначение этого предмета?

– В основном наблюдение. Если тебе каждое мгновение нужно знать, где находится какой-то определенный человек, ты надеваешь на него этот браслет. Вот, собственно, и все его назначение. Ну, разумеется, объект наблюдения сам снять его не может – это под силу только тому, кто «завязывал» заклинание, и тем, кто «настроен» на замок гварда. Обычно маг «настраивает» двух-трех человек.

– Я правильно понял – на браслет накладывается два заклинания: заклинание слежения и заклинание, не позволяющее снять гвард?

– Ну да, их обычно не связывают в одно, так проще…

– А какое из них сильнее?

– Слежение, конечно. Чтобы можно было найти браслет, если он будет снят.

– Но сейчас на нем нет следов ни того, ни другого заклинания?

– Ни капельки.

Ох, как мне все это не нравилось…

– Ладно, пять «быков», и браслет твой.

Парень отсчитал монеты, качая головой:

– Чистый гвард стоит гораздо больше.

– Я просил столько, значит, столько и возьму, – улыбнулся я. – Кстати, в течение какого времени можно очистить «завязанный» браслет?

– Четверть часа, если гвард – «чужой». На «свой» уходит гораздо меньше времени.

– Четверть часа на распутывание заклинания… А когда исчезают последние следы магии?

– Самое позднее – через сутки.

– Спасибо за информацию!

Парень поднялся со скамьи.

– Послушай, мне даже неловко… Пойдем, я хоть угощу тебя обедом!

– А не рановато?

– В самый раз! Тем более что, судя по твоему виду, ты еще и не завтракал!

– Я даже не ужинал…

– Надо исправить эту досадную оплошность! Ты не против?

Я был не против. Но подозревал, что дармовая кормежка к добру не приведет…

* * *

Кухня «Морской королевы» (непонятно только, при чем здесь море: ближайший водоем, подходящий под определение «большой», находился далековато, а в меню блюда из рыбы напрочь отсутствовали) была рассчитана на невзыскательную публику, то есть вполне мне подходила. Немного мяса, немного овощей, пара лепешек – и я наконец-то почувствовал себя человеком. Мой случайный приятель кушал с завидным даже для меня аппетитом, не отказываясь, впрочем, в перерывах между жеванием отвечать на вопросы, которые сыпались с моего языка прямо-таки один за другим:

– Почему ты так удивился, увидев чистый от заклинаний гвард? Разве таких не бывает?

– Как правило, такие изделия создаются уже зачарованными, хотя бы начерно. В принципе, запирающее заклинание всегда одно и то же – стандартное, простое и надежное – зачем же что-то изобретать? Да и следящие заклинания очень похожи.

– А кто делает гварды? Только не говори, что заклинатели их сами куют! Точнее, отливают.

– Не сами, конечно… А как ты догадался, что это отливка?

– Хм… Судя по твоей осведомленности, эта штука пользуется широким спросом, значит, проще раз и навсегда сделать одну форму и лить, сколько душа пожелает.

– Ага, столько всего знаешь, а про гвард спрашиваешь…

– Я же не маг, сам сказал. С чего бы мне разбираться в зачарованных цацках?

– Ну-ну… – По-моему, он не поверил ни единому слову. – Так о чем мы говорили?

– Кто отливает браслеты?

– Да-да-да… Вообще-то, все, кому не лень, имелись бы небольшие познания в предметной магии. Правда, эльфы до таких вещей не опускаются: им проще и приятнее травинку зачаровать. Так что гварды – человеческое развлечение. За редким исключением. Которое ты мне и продал, – торжествующе закончил он.

– А именно?

– Этот браслет отливали гномы.

– Что?!

Вот так новость… Придется менять логическую цепочку причин моей встречи с маленьким чудовищем. Переворачивать все с ног на голову…

– Чему ты удивляешься?

– Гномы и магия? Разве такое бывает?

– А почему бы и нет? Среди горного народца встречаются порой весьма сильные заклинатели-самоучки.

– Только самоучки?

– Ну-у-у-у… Ходят слухи о целой Гильдии гномьих мастеров, использующих чары в своей работе. – Парень в очередной раз вонзил зубы в лепешку.

Я помолчал. Гномы-волшебники? Куда катится этот мир? Так скоро начнут колдовать любые ничтожества. А что прикажете делать мне?

– Значит, гномы. Может, еще скажешь, из какого клана?

Маг покачал головой:

– Я не настолько хорошо знаю их родовые узоры.

– Ну и чудненько…

Не хватало еще узнать, что гвард на гномку надел ее папенька. Вот тогда я получу на орехи…

– А почему ты…

– Мэтти, вот ты где! А я уж обыскался! Слушай, тут такое дело наклевывается…

За наш стол в обнимку с луком плюхнулся смазливый брюнет – синие глаза горят лихорадочно-азартным огнем, длинные нервные пальцы выбивают дробь по столешнице.

– Бэр, ты опять во что-то влип? – хмуро поинтересовался мой собеседник.

– Влип, но не я! – Лучника просто распирало от счастья.

– Я колдовать не буду, – отрезал маг.

– И не надо! – поспешно согласился брюнет.

– В чем дело-то?

– Просто конфетка! Мне подвернулись таааааакие олухи!

– Короче, Бэр! Ты портишь мне аппетит!

– Ладно, – сдался лучник. – Рассказываю: сегодня вечером у нас будет лишний десяток монет на выпивку!

– Оно мне надо?

– Ну, потратишь на свои любимые амулеты…

– Я уже потратил.

– И?

Маг положил на стол браслет.

– И на кой он тебе?

– На тебя надену, чтобы не лез во все дырки!

– Не смешно, – чуть-чуть скис лучник.

– Доиграешься, – погрозил маг.

– И сколько ты заплатил?

– Пять «быков».

– За эту дрянь?

– Это не дрянь, это абсолютно чистый гвард, на который я могу повесить любое нужное мне заклинание.

– Да таких браслетов везде…

– Во-первых, не таких, а во-вторых, чистых вообще не бывает, если специально не заказывать. А специальный заказ потянет на «орла».

– Слушай, я просто счастлив, что ты совершил такую выгодную сделку, но дай договорить, в конце концов!

– Валяй. Что за олухов ты нашел?

– Представляешь, разговорился я с парнями у стрельбища. Даже слегка поспорили, кто с какого расстояния выбьет «яблочко» из «прутика», и тут подваливает, кто бы ты думал? Гномка! Да еще навеселе! И заявляет, что ее друг с пятидесяти шагов разобьет мишень. Каково, а? Можешь себе представить ее друга? Да он ростом будет вдвое меньше лука!

– Ты заключил пари, – констатировал маг.

– Ну да, на «орла».

– А у тебя есть чем расплачиваться?

– Я не проиграю! Гному? Никогда!

– Почему ты решил, что ее друг – гном?

– Ну не эльф же!

Я тихо отщипывал кусочки лепешки, уговаривая себя: не волнуйся, Джерон, ну мало ли на свете сумасшедших гномок, которые в пьяном виде заключают невыполнимые пари с профессиональными лучниками. Это не Миррима, это не Миррима, это не Миррима…

– Какие люди! – раздался с порога до боли знакомый звонкий голосок.

– Какие гномки! – съязвил я, хотя больше всего мне хотелось залезть под стол и прикинуться горкой мусора.

Да, малышка и в самом деле была навеселе. Немного, но достаточно, чтобы делать глупости. Скорее всего, ее кто-то угостил – вряд ли детям в этом городе наливают в любом трактире.

Раскрасневшееся личико гномки расплылось в довольной улыбке:

– А я только собиралась идти тебя искать…

– Зачем? Разве мы не попрощались?

– Ну, ты же сказал, что задержишься на пару дней…

– Это мое личное дело, милая. Я надеялся, что проведу эти дни без твоего общества.

– Экий ты зануда… – Она было надулась, но в состоянии подпития трудно долго сердиться, и вскоре я был удостоен еще одной улыбки. – У меня есть к тебе дело!

– Ага, на одного «орла», – хмуро констатировал я.

– Откуда ты знаешь?

– Я же ясновидящий, разве ты не замечала?

– Опять шутишь? – Гномка с недоверчивой миной почесала себя за ухом.

– Какая разница?

– Ты меня совсем запутал… Зачем я пришла? А! Я заключила пари…

– Да-да, на то, что я с пятидесяти шагов разобью мишень из «прутика».

Глаза девчонки округлились. Глаза лучника – тоже. Кажется, он только сейчас понял, какого своего друга гномка имела в виду, когда принимала его условия.

– Милая, а с чего ты взяла, что я могу это сделать?

– А разве не можешь?

Я задумался.

– Я не увлекаюсь стрельбой из лука, если тебе интересно.

– Но ведь ты умеешь стрелять? – Это был даже не вопрос.

– Милая… – начал я, но осекся, поймав взгляд лучника.

Синие глаза уже планировали, на что потратить выигрыш. Так быстро? Но сражение еще даже не начиналось. Придется собраться с силами и преподать нахалу урок. Все-таки плохо на меня влияет маленькая мерзавка: еще пару дней назад я бы и внимания на обратил на подобный вызов, а теперь… Откуда взялась эта злость?

– Когда будем стрелять? – твердо спросил я.

Вот теперь глаза Бэра посетила растерянность. Такого поворота событий он не ожидал. Впрочем, растерянность быстро сменилась презрительной самоуверенностью. Даже по сравнению с лучником я выглядел, прямо скажем, не очень, так что в исходе соревнования он не сомневался. А вот его приятель-маг почему-то был не так уверен.

– Бэр, брось ты все это… – сказал он. – Думаю, милейшая гномка простит тебе это пари.

– Ты что, с ума сошел?! – взвился брюнет. – Хочешь, чтобы я отказался от стрельбы? С какой стати?

– Бэр, – мягко проговорил маг, – вы оба поступили опрометчиво, заключая это глупое пари…

– Глупое?! Ты хочешь сказать, что я не умею стрелять из лука?!

– Конечно, умеешь… Давайте выпьем по кружке эля и забудем…

– Мэтти, я тебя очень люблю, но иногда мне хочется тебя пристрелить… Не смей давать мне советы в тех делах, о которых ты не имеешь представления!

На мгновение их склока показалась мне наигранной, но это впечатление тут же испарилось, и я не придал значения своим ощущениям…

* * *

Формально стрельбище принадлежало городской страже, но она не имела никаких возражений против того, чтобы и мы попользовались этим местом, благо, кроме нас, желающих топтать песчаные дорожки не было. Бэр лично отнес мишень – круглый деревянный щит на треноге – на пятьдесят шагов, ступая как можно шире. Наблюдая за его попытками усложнить поставленную задачу, я высказал предположение, что раз уж он заключал пари с гномкой, то и шаги должны быть гномьими. Мои слова вызвали у мага истерику с выступившими на глазах слезами. Лучник отреагировал иначе – выдал продолжительную тираду, в которой попытался проследить родословную вашего покорного слуги колен на десять назад. Слушать было интересно, хотя он и не смог правильно описать ни одной особенности моих предков. Когда Бэр выдохся, я вежливо попросил познакомить меня с оружием, из которого предстояло стрелять.

М-да, «прутик», он и есть «прутик». Я не ожидал чего-то сверхъестественно замечательного, но чудо, врученное мне, несомненно, было незаконнорожденным и не самым удачным отпрыском славной семьи вейрских луков. Прямой деревянный лук высотой примерно по грудь. Судя по многочисленным потертостям и сколам на плечах, а также по общему плачевному состоянию, его использовали для обучения новобранцев. Даже на тетиве обнаружились узелки. Хм, и что же мне с тобой делать, приятель? Разумеется, я с уважением отнесусь к твоему возрасту и заслугам, но смогу ли воспользоваться твоим богатым опытом? Молчишь? Конечно, молчишь, ведь я разговариваю сам с собой. Тяжеловат ты для меня, тяжеловат…

Я покрутил «прутик» в руках, примерился к рукояти. Достаточно удобная, ничего не скажешь, отполированная десятками, если не сотнями дрожащих и потных ладоней. Мне бы еще ветер поймать…

– Надеюсь, соперникам положена хоть пара «веточек» для пристрелки? – поинтересовался я.

Лучник было запротестовал, но маг решительно пресек его возмущенные попытки ухудшить ситуацию, в которой я оказался:

– Ну уж нет, Бэр, все должно быть более-менее честно. Сомневаюсь, что условия равные, так что будь любезен, тащи сюда полный колчан.

– Полный? – Глаза лучника горели праведным гневом. – Знаешь, из сотни стрел хоть одна, да попадет в мишень!

– Не кипятись, мне хватит и трех, – поспешил вклиниться в очередной зарождающийся спор ваш покорный слуга.

Маг прищурился:

– Точно? Ты уверен?

Я пожал плечами:

– Если не хватит трех, нет смысла торчать тут до вечера и терзать это несчастное оружие.

Лучник презрительно фыркнул. Маг улыбнулся.

– Ну, как знаешь…

Я повесил колчан себе за спину, чтобы не терять времени и зря не нагибаться, и встал на позицию. Если вы думаете, что пятьдесят шагов – это близко, то вы ошибаетесь. Когда нужно попасть в центр мишени – корявый кружок размером с кулак – расстояние кажется практически непреодолимым. Даже для стрелы…

Наугад вытянул одну из палочек. Бе-э-э… Кто ее грыз? Ладно, попробуем. Треньк! Крак! Одной стрелой меньше. Будем считать, что она и раньше была треснутой. За спиной раздались высокомерные смешки. Я передернул плечами. Понимаю, выглядело все более чем забавно, я бы тоже посмеялся. Впрочем, на смех время еще найдется.

Вторая стрела оказалась чуть покрепче: мне удалось отправить ее в полет, как та ни сопротивлялась. Правда, летела она по широкой дуге и слишком низко. Ну что такое у меня сегодня с пальцами? Ничегошеньки не чувствую – ни натяжения тетивы, ни напряжения лука… Убью паршивку! Так, на два пальца выше мишени и на палец левее… Попробуем. А, фрэлл, не удержать мне эту дубину вертикально! Что ж, поиграем в арбалет: я повернул плечи лука «на горизонт», положил стрелу в «русло», слегка натянул тетиву и опустил вниз вытянутую и напряженную руку. Дальше все упиралось только в технику: линию прицеливания я уже выбрал, теперь важно не упустить единственно верный момент. Момент истины. Рука плавно пошла вверх. Один, два, три, четыре… Я задержал дыхание, натягивая тетиву до рабочего положения. Оперение стрелы щекотнуло подбородок. Не подведи, старичок! Дзынннь! Бряк! Я зажмурился и решился открыть глаза только когда услышал сдавленный возглас удивления.

Стрела торчала почти ровно посередине мишени, намертво застряв между досками щита. Я выдохнул. Получилось! Да, но все же надо чаще практиковаться…

– Ну что, Бэр? Твоя очередь! – хихикнул маг.

– Ему просто повезло! – заявил лучник. – Пусть попадет еще раз!

Я оскалился:

– Кажется, в пари не было ни слова о количестве попаданий.

– Я бился об заклад не с тобой! – огрызнулся Бэр.

– Милая, о чем вы заключили пари? – попытался я узнать у гномки, но та лишь неопределенно качнула головой.

– А в чем проблема? Стрельни еще разок, и все дела!

Угу. А где гарантия, что я попаду?

– Нет уж, я свой выстрел сделал, теперь очередь за тобой – стреляй или плати!

– Одно попадание не засчитывается! Выбери мишень и…

Гномка порылась в складках своего плаща и извлекла на свет божий надкусанное яблоко.

– Это сойдет? – Она покрутила яблоком перед носом Бэра.

– Где бы его закрепить…

– Да не надо ничего крепить! – Гномка резво потрусила к мишени и, остановившись рядом с ней примерно на том же количестве шагов, вытянула руку с яблоком на ладони в сторону.

Бэр не ожидал такого подарка судьбы и несколько мгновений хлопал ресницами, прежде чем до него дошло, что он как никогда близок к победе.

– Итак, будешь стрелять? – злорадно осведомился он.

Мерзавка! Выдеру, клянусь, выдеру с ног до головы! В глазах лучника уже разгоралось торжество.

Я потянул из колчана стрелу. Послать на излет? Нет, не справлюсь, нужно считать, а я не в том настроении. Придется бить с силой, чтобы траектория полета была как можно прямее.

Перед глазами дрожало алое яблоко. Миррима что, не соображает ни капельки? Я же могу ее покалечить, если не хуже… Дура! Ладно, Джерон, успокойся, соберись. Даже если ты убьешь девчонку, ничего страшного – тебе ведь так хочется это сделать! Хочется, это верно, но не стрелой. Руками. Возьму ее за шею так, чтобы хрустнули позвонки, подниму вверх и встряхну как можно сильнее и резче… Кровь мне не нужна.

Рука поднялась и замерла на мгновение. Перышки дрогнули, щекоча пальцы. Ну, где мой недоеденный «враг»? Клещи пальцев разжались, отпуская тетиву и отправляя стрелу в полет. По идеально прямой линии.

Брызги сочной мякоти разлетелись во все стороны. Гномка ойкнула. Маг зааплодировал. Бэр выругался.

– Достаточно? – поинтересовался я.

– Ну…

– Будешь стрелять?

– Скажи лучше: позориться! – поправил меня Мэтти. – Он из «прутика», даже когда учился, в цель не попадал!

– Так уж и не попадал! – оскорбился лучник.

– Скажешь, вру?

Пока они препирались, я пересек песчаную плешь, отделяющую меня от гномки. Девчонка радостно хлопнула ресницами:

– Я же говорила, что ты попадешь!

Я замахнулся и отвесил ей хлесткую пощечину.

– Никогда. Больше. Так. Не. Делай.

Миррима обиженно распахнула глаза:

– Да ты…

Дело завершилось бы нанесением тяжелых увечий, если бы в разговор не вступили двое совершенно незнакомых мне людей. Собственно говоря, они беседовали друг с другом, но в непосредственной близости от меня и не пытались понизить голос:

– Милейший Лакус, вы удовлетворены увиденным?

– Пожалуй. Честно говоря, думал, что вы преувеличиваете, Мастер.

– Полноте! Я отношусь к вам настолько уважительно, что не стал бы унижать себя и вас глупой шуткой… Вы находите его равноценной заменой?

– Более чем.

Могу спорить на свою жизнь: речь идет обо мне. Значит, это и есть Лакус – дородный мужчина средних лет в темном костюме из дорогого сукна. Колючие, но предельно равнодушные глаза. Нет, он мне не нравится. Его собеседник выглядел чуть приятнее: за сорок, но не дряхлый, верхнюю половину лица не разглядеть – мешает капюшон накидки, твердая складка губ, коротко стриженная седая борода, не скрадывающая хороший, волевой подбородок. Плечи широкие, сам поджарый, как гончая. Из-под края накидки выглядывают ножны. Фрэлл, а у меня даже ножа нет… Один только лук.

– Я его забираю, – величественно изрек Лакус.

Из-за его спины в тот же миг выдвинулись двое хмурых мужчин, один из которых на ходу разворачивал кольца ремней, о назначении которых я даже не хотел догадываться.

– Вы и в самом деле решили умереть именно сегодня? – прошипел я.

Они чуть замедлили шаг, но не остановились. Мужчина с ремнями в руках ухмыльнулся:

– Не дергайся, мальчик, и я не сделаю тебе больно…

– Я предупредил!

Первая стрела прошла мимо, но не потому, что я промахнулся, а потому, что он успел отбить ее ребром ладони. Его рука еще возвращалась по дуге назад, а вторая стрела уже летела ему навстречу. Прямо в пах. Почему именно туда? Просто я не успевал поднять лук выше. И много чего еще не успевал, в частности – обезопасить себя от второго нападающего, который оказался куда сообразительнее первого. Дротики в количестве не менее пяти штук веером вонзились в мое многострадальное тело, и спустя пару вдохов я понял, что не смогу оказать сопротивление. Желудок скрутил жесточайший спазм, потянувший весь мой недавний обед наверх, а горло сдавило приступом удушья. От боли потемнело в глазах, и я рухнул на песок, захлебываясь собственной рвотой.

Сквозь черную вуаль помраченного сознания доносились голоса:

– Ты чем иглы смазал, кретин?!

– Да все, как обычно, хозяин…

– Как обычно?! Если он сдохнет, я продам на аукционе вас двоих! Только сомневаюсь, что выручу хотя бы пару «орлов»…

– Я клянусь, хозяин…

– Суньте ему что-нибудь в рот, чтобы язык не проглотил!

– Уже, уже… Ну вот, придется все стирать…

Наступившее забытье было лишь отсрочкой исполнения приговора…

* * *

Приговора к дальнейшей безрадостной жизни.

Притворяться спящим перед самим собой было глупо, и я открыл глаза.

М-да… Не так плохо, как ожидал, но гораздо хуже, чем надеялся. Конечно, можно предположить, что куртка и рубашка безнадежно испорчены, но со стороны Лакуса и его подручных просто бесчеловечно было оставлять меня голым по пояс. Лето ведь только-только начинается, и ночи пока прохладные. Так, куда же это меня поместили? Окна есть, под самым потолком, узкие и длинные, естественно, забранные решеткой. Зато их вполне достаточно для освещения. Значит, полуподвал. В углу каменная кладка выдается в комнату весьма интригующим образом. Судя по всему, это часть дымохода семейства местных печей и каминов. А что, все верно: если закрыть окна ставнями, здесь вполне можно натопить… Жары, конечно, не будет, но и не задубеешь. Впрочем, дрова слишком дороги, чтобы тратить их на кое-кого, не имеющего права голоса. Чувствую, скоро меня посетит мой давний знакомец. Насморк. И не уговаривайте меня, что нужно закаляться! Пробовал неоднократно. Результат оставался неизменно неутешительным…

Во рту лениво шевельнулось что-то бесформенное. А, это мой язык – прошу любить и жаловать! Уж не знаю, что мне запихивали в рот, но помимо гадостного привкуса я получил еще и распухший язык…

– Ффо фа фьеффф!

О, лучше пока не разговаривать… Не хватало опозориться еще больше, чем удалось к этому времени. Такое впечатление, что наглотался соломы, на которой лежу.

Я потянул руку к лицу. Так, а это еще что? Ах, это меня все-таки связали… За локти. И на том спасибо. Недовольно фыркнув, я куснул то, что, как надеялся, не откажется и в дальнейшем быть моим языком. Ничего, заживет. Губы, похоже, пересохли, уголки рта горят. Так, что у нас еще хорошего? Голова… Кружится. И это все, что можно о ней сказать. Мысли куда-то попрятались. Ау! Где вы? Нужно срочно сообразить, чем меня отравили. Разумеется, эффект от этого зелья должен был быть более мягким, поскольку при варке или после нее были наложены чары – уж это-то я понял практически сразу. Какие? Этот вопрос не ко мне. Ясно только одно: чуть более сильные, чем на замке гварда. Хотя… Сколько прошло времени с момента укола до потери сознания? Ну да, я совершенно прав. «Глаз» наверняка сошел с браслета, уже упокоившегося на моей груди. Фрэлл, надо было прилежнее изучать лекарское дело… Ой, а я все-таки вспомнил! Ай да я! Действительно, есть такое зелье, из двух основных компонентов, кстати, опасных для жизни. В соответствующей пропорции. «Умные» названия у них длинные и труднопроизносимые, что сразу отвратило меня от заучивания, а общеупотребительных я просто не знаю. Один компонент – это гриб, второй – ягода. Действуют на совершенно разные органы и независимо друг от друга. А чары используются, чтобы гасить побочные эффекты. Только мне от этого не легче – скоро стану специалистом именно по побочным эффектам.

Не-э-э, надо что-то менять. Во-первых, руки затекают, когда на них пытаешься лежать. Во-вторых, если мне придется вставать, лучше приучить голову к вертикальному положению. А в-третьих… У меня посетитель.

Лакус, сменивший цвет и фасон костюма, но не выражение глаз. Некоторое время он смотрел на меня так внимательно, словно хотел запечатлеть мой облик в памяти на долгие времена. Потом сделал знак рукой одному из охранников:

– Дайте ему воды.

Я бешено замотал головой.

– Разве ты не хочешь пить? – Брови Лакуса медленно поползли вверх и остановились где-то на полпути к удивлению.

Я еще раз мотнул головой. Пить-то я хотел. И даже очень хотел. Но не объяснять же им, с моей теперешней дикцией, что любой глоток воды вызовет новый всплеск судорог обессиленного тела. Нет, мне придется переждать пару дней для верности, чтобы яд утратил свою силу…

– Ну, как знаешь, – пожал плечами Лакус. – Хотя на твоем месте я бы выпил воды и что-нибудь съел. А то вид у тебя такой, будто ты до аукциона не дотянешь…

На моем месте он бы придушил гномку сразу после встречи с ней. И был бы совершенно прав! А еще на моем месте он бы ни за что не согласился участвовать в таком идиотском пари…

– Как только вернется «синий» трин, ведите его в малую залу. – Лакус отдал очередное распоряжение и удалился. Охранники тоже покинули комнату, но, судя по звукам шагов, один из них остался за дверью.

Боишься, что я сбегу? Напрасно. Это не входит в мои скромные планы. Сначала нужно прийти в себя и набраться сил, что довольно затруднительно, учитывая вынужденное голодание на ближайшие дни. Ладно, буду довольствоваться тем, что имеется в наличии. А в наличии имеется: предстоящий аукцион, на котором, судя по всему, я буду кому-то продан, веселая парочка маг – лучник, явившаяся косвенной причиной усугубления моего положения, и странный человек, который, похоже, и заварил всю эту кашу. Значит, я – «равноценная замена»? Чему? Или – кому? Слишком много вопросов и ни одного ответа. Я не люблю загадки и ненавижу тех, кто их загадывает. Так что, дяденька, если свидимся, я все-все припомню!

* * *

…Не прошло и часа, как «синий» трин вернулся. Вошедший в комнату охранник бесцеремонно поставил меня на ноги. Колени задрожали, а голова немедленно пустилась в пляс, но я был вынужден категорически запретить своему телу вольное поведение, потому что в горло впился тонкий шнурок удавки. Одновременно было получено устное предупреждение:

– Ты, парень, даже не пробуй дергаться: узел сразу затянется намертво, и не всякий лекарь поможет!

Я осторожно кивнул, демонстрируя полное понимание ситуации, и на негнущихся ногах двинулся к выходу. Охранник шел сзади, поигрывая стеком, на котором и была закреплена удавка. Произвольно меняющееся натяжение петли доставило мне немало «приятных» мгновений – хорошо еще, что не пришлось далеко идти: коридор и лестница, ведущая вниз. По этому маршруту через каждый десяток шагов были установлены факелы, дававшие неплохое освещение, поэтому меня насторожил темный зал, в котором, по всей видимости, и должен был состояться аукцион. Впрочем, кое-какой свет все же имелся. В том месте, где поставили меня. Причем факелы и ширмы были расставлены столь искусно, что за воображаемую черту, отделявшую места зрителей от освещенной площадки, где находились я и охранник, не попадало почти ни одного лучика, а люди, сидевшие в зале, насколько я мог видеть в полумраке, были закутаны с ног до головы в темные плащи с капюшонами. Возможно, покупатели были слишком известными личностями и не желали лишний раз (и особенно – лишним зрителям) показывать свои лица, но в то же время друг друга они знали более чем хорошо – это можно было понять по ведущимся вполголоса разговорам. Впрочем, как только в свете факелов появился устроитель торгов, наступила вежливая тишина.

– Почтенные господа! – Лакус просто источал мед. – Смею надеяться, что мое нижайшее приглашение посетить Улларэд не заставило вас оторваться от важных дел и вы сочтете свой визит полезным. Приношу глубочайшие извинения за то, что по ряду уважительных причин товар, выставленный на аукцион, поменял свои качества, но я уверен, что это обстоятельство не только не разочарует вас, а напротив, внесет некоторое оживление в ход торгов…

– Милейший Лакус! – Ехидный голосок явно принадлежал женщине. – Мы прекрасно знаем, зачем собрались, можете опустить свои обычные словеса. Единственное, в чем вы правы – у нас не так много свободного времени. Так что ближе к делу.

– И то верно! – подхватил мужчина, судя по заметной хрипотце, большой любитель пожить в свое удовольствие. – Товар мы видим перед собой, и, думаю, никто спорить не станет, ничего особенного в этом товаре на первый взгляд нет. Излагайте, чем же он так хорош.

– Слушаю и повинуюсь, господа! Но недаром говорят – лучше один раз увидеть… Прошу вас, Магистр.

В круге света появилась женщина средних лет, на невыразительном лице которой можно было прочитать только безграничную усталость от окружающих ее людей и событий. Длинная черная мантия успешно скрывала от любопытных глаз и фигуру, и инструменты магички. Нет, я ничего не почувствовал – просто у нее на груди в свете факелов мерцал медальон со знаком принадлежности к славному сообществу людей, знакомых с чарами и заклинаниями не понаслышке. Вслед за ней охранники вывели человека, в котором я с некоторым удивлением узнал хозяина приснопамятного трактира на Регенском тракте. Зачем, фрэлл меня подери? Неужели…

– Когда произошло искомое событие? – вяло поинтересовалась магичка.

– Примерно два дня назад.

– Плата стандартная, – предупредила женщина, роясь в складках своего бесформенного одеяния.

– Разумеется, Магистр. Со своей стороны, в случае полного успеха я готов накинуть несколько монет сверху, – с готовностью сообщил Лакус.

Магичка криво усмехнулась, пробормотав себе под нос что-то нелестное о тупых любителях кровавых зрелищ. Спустя миг, сверкнув серебром в свете факелов, лезвие, выпорхнувшее из рукава ее мантии, вонзилось в основание черепа трактирщика, и по моей спине снизу вверх пробежал холодок. Нет, не сказать, что я испытывал какие-то нежные чувства к этому человеку, но лишать его жизни только ради того, чтобы увидеть довольно посредственную, на мой взгляд, сценку… Ведь можно же было обойтись без смертоубийства! Можно, я знаю! Да, это сложнее, это занимает больше времени, а время, как известно, – деньги, но… Нет, все равно не хочу понимать.

Магичка небрежным движением бровей заставила тело, из которого вот-вот должна была упорхнуть душа, лечь на пол в строгом соответствии с каким-то одной ей ведомым направлением и протянула руки к факелам. Три ближайших к ней источника огня сразу же начали дымить, причем дым получался неестественно белым. Женщина нахмурилась и поджала губы. Еще одним дымящим факелом стало больше. Я усмехнулся. Исключительно про себя. Ай-вэй, дорогуша, даже не старайся: на большее твоей силы не хватит! Но ей оказалось достаточно и четырех факелов.

Струйки дыма беспорядочно заметались вокруг женщины, ластясь к ней, как преданные псы. Мгновение, другое, и вот уже в воздухе висит большое, белое и совершенно непрозрачное облако. Звонкий щелчок пальцами, и в молочном тумане начинают проступать тени. Сначала неясные, вскоре они обретают цвет и объем. Звуки голосов становятся все различимее. О, я недооценил вас, ваше Магичество, – вы и в самом деле кое-что смыслите в посмертных проекциях памяти…

Когда последний из «красного» трина был повержен, Лакус сделал знак женщине, и картинка неторопливо рассеялась вместе с белым дымом, а факелы вновь начали гореть ровно. Затем магичка гордо удалилась вместе с охранниками, волочившими тело несчастного трактирщика. В зале повисло молчание, и это меня почти испугало. Ну что, что вы могли там увидеть? Я, так только плевался, потому что со стороны мои потуги, например, на фехтование, выглядели просто смешно и убого. Радовало только одно: эпизод с гвардом в поле зрения покупателей не попал…

– Занятно, – послышался женский голос.

– Пожалуй, – согласился мужской, хриплый.

– И часто вы проводите такие сеансы, милейший Лакус? – хохотнул густой бас. – В следующий раз непременно приведу своих приятелей!

– Господа, надеюсь, вы не разочарованы увиденным? – осторожно осведомился устроитель торгов.

– Не волнуйтесь, лично я довольна! – Могу поспорить, покупательница улыбнулась, как сытая кошка. – Товар в самом деле заслуживает внимательного рассмотрения.

– И все же он слишком хрупкий, – неуверенно возразил ее собеседник.

– Количество мяса на костях – дело наживное. Гораздо важнее то, что прячется в этой головенке!

– Ой, и много ты можешь знать о его сообразительности?

– Он действовал не так уж плохо, согласись! Довольно уверенно и надежно. Самое главное, он не растерялся.

– Не растерялся? А почему на его роже было написано такое искреннее удивление по поводу происходящего?

– А ты себя видел, мой милый, когда попадаешь в неожиданную и опасную ситуацию? Дурак дураком.

– Много ты меня видела в опасных ситуациях!

– Полно ссориться, голубки! – Это снова пророкотал бас. – Мы же пришли сюда не для выяснения ваших личных качеств, а совсем наоборот – чтобы оценить эту, с позволения сказать, бледную немочь.

– Я так понимаю, ты не примешь участия в торгах? – вкрадчиво поинтересовалась женщина.

– Это еще почему?

– А зачем тебе «бледная немочь»?

– Действительно, зачем? – оживился хриплый голос.

– Ага, сразу накинулись… Я просто высказал свое мнение. А мяса нарастить несложно: пару месяцев кормить поплотнее да гонять нещадно – и мать родная не узнает!

Я содрогнулся. Нет, насчет «кормить» я не против, но «гонять»… Ни за что!

– Смею узнать, господа готовы к тому, чтобы предложить свою цену? – вновь встрял в разговор Лакус.

– Вполне, – ответила за всех женщина.

– Итак?

После непродолжительной паузы я услышал первые цифры:

– Десять «орлов», – предложил бас.

– Как мелко! – усмехнулся хриплый голос. – Я дам пятьдесят.

– Пятьдесят пять.

– Шестьдесят.

– Шестьдесят пять.

С такими темпами они могли бы торговаться еще пару часов, но у других покупателей на этот счет существовало свое мнение. Странное, но твердое.

– «Дракон», – припечатала женщина.

– Вы не оговорились, почтенная? – В голосе Лакуса сквозили нотки недоверия.

– Вы плохо слышите?

– О, что вы, почтенная! Просто такая сумма… – Торгаш уже подсчитывал прибыль, но, соблюдая внешние приличия, изобразил на своем лице удивление. Как мог. Получилось неискренне и забавно.

– Вы вознамерились подвергать сомнению мои слова?

– Ни в коем разе…

– Два «дракона». – Обладатель этого голоса не принимал участия в дискуссии, но сам голос показался мне смутно знакомым. Где-то я его слышал, и совсем недавно…

На Лакуса было страшно смотреть, так он побледнел. В самом деле, две золотые монеты за ничем не примечательного человека – цена неслыханная. Однако же богатые люди здесь собрались…

– Мастер, вижу, вы не изменяете своим принципам – мало говорить, но много делать, – с усмешкой проворчала женщина. – Хотите поспорить со мной из-за этого мальчишки?

– Я не собираюсь спорить, я просто куплю его. – Голос был спокоен, как скала.

– Зачем он вам, Мастер?

– А зачем он тебе, почтенная? Ну, обучишь его паре фокусов, а что дальше? Да он при первом удобном случае сбежит из-под твоей опеки. И будет прав.

– Вы так невысоко меня цените? – обиделась женщина.

– Просто я видел то, чего не заметили все вы, – спокойно ответил Мастер.

– И что же, например?

– Пусть это останется моей профессиональной тайной. – Судя по голосу, он усмехался.

– Тогда я не уступлю! – уперлась женщина. – Три «дракона»!

– Пять, и закончим торги. Или ты готова потратить больше золота?

Ответом стало унылое молчание.

– Товар продан. Желаете получить его сейчас, Мастер? – залебезил Лакус, и я его понимаю. Пять золотых монет на дороге не валяются. Пять полновесных «драконов» за одного недоделанного… Поздравляю, Джерон, ты сильно вырос в цене!

– Нет, мне не к спеху. Через пару часов на север уходит торговый обоз. Я договорился с хозяином, он доставит товар в назначенное место. Получите плату…

Звон монет скрепил сделку, и участники аукциона покинули зал. Меня тоже потащили на свежий воздух…

Как оказалось, дом, в котором проходил странный аукцион, располагался неподалеку от северных ворот Улларэда. Для меня это стало приятной неожиданностью – всего несколько десятков шагов по узкой улочке, петляние в толпе людей, намеревающихся войти в город и покинуть его, и еще пара минут до места стоянки обоза. Маленький такой оказался обоз – десяток телег, к каждой из которых прилагался возница, да еще с десяток головорезов, нанятых для охраны. Телеги были нагружены плотно, но не чрезмерно, значит, есть расчет на то, что в непредвиденных случаях впряженные в них лошадки вполне способны развить приличную скорость. Наводит на невеселые размышления…

Хозяин обоза выглядел типичным ветераном многочисленных войн, вышедшим в отставку и открывшим собственное дело: тяжелый, но не грузный, спина прямая, как шест, окладистая аккуратная борода, подкрученные усы, усталый прищур человека, много повидавшего в жизни. Одежда хоть и с потугой на достаток и уважаемое положение в обществе, но тяготеющая к походной, а не к придворной. Отпустив подручных Лакуса (к безмерному счастью вашего покорного слуги – вместе с удавкой) и окинув взглядом мою покрытую мурашками грудь, он покачал головой и велел одному из возниц принести что-нибудь из одежды. «Что-нибудь» оказалось давно потерявшей форму и цвет фуфайкой из толстой пряжи, в которую я нырнул с плохо скрываемым наслаждением после того, как размял наконец-то освобожденные от пут локти.

– Еще одно, парень… – Купец помедлил перед тем, как достать из сумки то, чего я ждал. – Знаешь, что это?

Ошейник, что же еще? Стальной, как я понимаю, с бляхой, на которой изображен занятный, но совершенно незнакомый мне узор. А вот то, что сталь обтянута тонким кожаным шнурком, меня несколько удивило. Забота об удобстве? С какой это радости? Впрочем, это личное дело моего новообретенного хозяина, с которым я пока что не имел удовольствия познакомиться. А вот почему этот-то взрослый дядя так смутился? Я же, по всем существующим законам, в данный момент – не более чем вещь без каких бы то ни было прав, зато с кучей обязанностей… Или он не уверен в этом?

– Я должен это носить, верно? – Неудержимо тянет пошутить, но незачем ставить серьезного человека в глупое положение. Он и так чувствует себя неловко и молчит…

– Полагаю, вы должны его надеть на меня? – Я повернулся спиной к купцу и убрал волосы с шеи.

– Ну, в общем… – После некоторой паузы раздался щелчок.

Ошейник сидел не плотно и не свободно – как раз так, чтобы не болтаться, но и не сдавливать шею. Можно подумать, его делали на заказ как раз под мой размер…

– Необходимые формальности соблюдены? – спросил я.

Купец посмотрел на меня, как на чудо природы, не находясь с ответом.

– Меня никуда не будут привязывать или приковывать?

– Зачем?

– Ну, чтобы не убежал… – Я пожал плечами.

– С таким ошейником ты не сможешь убежать, – авторитетно заявил купец. – Если отойдешь на сотню шагов от обоза, он начнет сжиматься, и ты просто задохнешься. А снять не сможешь.

Я с трудом удержался от усмешки. Ага, на сотню шагов… Значит, принцип, аналогичный гварду. Посмотрим, сколько мне понадобится времени на это заклинание. Хорошо хоть замок держится не на одних чарах…

– Все это очень увлекательно, и я благодарен вам за пояснения. – Я отвесил купцу шутливый поклон. – Но, по правде говоря, я жутко устал и еле стою на ногах. Если мне нужно будет шагать вместе с обозом, может быть, сейчас вы позволите мне где-нибудь полежать?

– Зачем же шагать? Ты поедешь на телеге. Лис, возьмешь его к себе? – спросил он у веснушчатого, огненно-рыжего возницы.

– А чего не взять? Залезай на последнюю телегу, парень, и располагайся поудобнее.

О, это просто замечательно!

– Скоро трогаемся в путь. – Купец задумчиво потер переносицу.

– К вечеру? – усомнился возница. – Может, лучше переночевать у городских стен?

– Тогда мы не поспеем к сроку в Виллерим и мне крепко попадет от заказчика, – объяснил купец.

– Ну, тогда верно, надо поспешать… – понимающе кивнул возница.

Они еще обсуждали все преимущества и недостатки поездки на ночь глядя, а я тем временем уютно устроился между тюками. Мне просто необходимо было занять горизонтальное положение и перестать думать о чем бы то ни было. Фрэлл с ним, с этим ошейником и тем, что он означает, – будем решать проблемы по мере их возникновения. Как говорится, не откладывай на завтра то, что можно отложить на послезавтра… Странные какие-то люди – так свято верить в достаточность наложенных чар… Я бы на их месте непременно присоединил к чарам цепь. И желательно, потяжелее. Кстати, если мой «хозяин» и в самом деле видел то, чего не видели остальные участники торгов, то чем же вызвана подобная беспечность с его стороны? Неужели он хочет устроить мне экзамен? Если так, то он плохо представляет себе, с кем связался! Мы еще посмотрим, кто из нас будет учиться, а кто – учить! Завтра. Или послезавтра. Как-нибудь потом, а сейчас…

Спать, только спать! И сон пришел быстро и незаметно, как хороший друг приходит на помощь…

* * *

Ничто не вечно в подлунном мире. Особенно покой. Сомневаюсь, впрочем, что и за Порогом мне суждено найти тихое местечко, в котором можно будет остаться наедине с самим собой. Интересно, как сильно и в чем грешили мои предки, если меня просто по пятам преследуют неприятности? Вы спросите, что я имею в виду? Только то, что в очередной раз не смог выспаться. Если бы причиной пробуждения было отправление обоза или что-то полезное в этом же роде, я бы даже не пытался возражать, но…

Сам по себе звонкий голосок был даже приятен слуху. В небольших количествах. Но если присовокупить к нему низкорослое, излишне энергичное создание, да еще вдуматься в смысл речей… Ох, боюсь, никто не сможет меня понять! Ну почему, почему я никогда раньше не имел и понятия о последствиях близкого знакомства с горным народцем? Ведь у меня был по крайней мере один надежный шанс сбежать от неминуемо печальной участи крайнего в приключениях Мирримы. И этот шанс благополучно упущен. Подзатыльник на память. Фрэлл, что она несет?!

– Я ищу одного молодого человека. Вы мне не поможете в поисках?

– Все молодые люди, которых я лично знаю, находятся здесь. Кого именно ты ищешь, малышка?

– Он такой…

Я невольно навострил слух.

– Ростом немного выше меня…

Наглая ложь. Я не великан, но этой малявке до меня еще расти и расти!

– Худенький и бледный, как будто долго болел…

Если я и больной, то только на голову.

– Рыженький…

Рыженький?! Да что она себе позволяет?

– Глаза зеленые-зеленые, совсем эльфьи, только темнее…

А длинных ушей у меня случайно не наблюдается?

– Он немного странный…

Близко к истине.

– Вроде не маленький, но ведет себя как ребенок…

Ну-у-у… Ладно, в этом она права.

– А еще он добрый, но вредный…

Ох, чья бы корова мычала… Постойте-ка… Добрый?! И это она заявляет после пощечины, которую я ей закатил? По принципу: «Бьет – значит, любит»? Ах так, малявка…

Подавив стон, я приподнялся на локтях, выглядывая из-за мешка, на котором еще минуту назад так уютно покоилась моя голова. Гномка беседовала с хозяином обоза. Дядя плохо понимал, что ей нужно. Правда, удивленное выражение на его лице поселилось еще в момент нашей с ним встречи, и теперь я всерьез начал задумываться: а нет ли у купца проблем с соображалкой. Поскольку разговор «глухого со слепым» грозил затянуться, нужно было поспешить на помощь серьезному человеку, что я и сделал, постаравшись, впрочем, напустить в голос как можно больше льдинок:

– Что вы имеете мне сообщить?

Гномка обернулась с выражением такой радости на мордашке, что захотелось завыть. Правда, когда ее взгляд переместился чуть ниже моего подбородка, в голубых глазах появилось недоумение:

– А зачем…

– Не имею ни малейшего представления, – поспешил я избавиться от потока совершенно ненужных вопросов, на которые все равно не мог придумать ответа.

Гномка помолчала. Пару мгновений, не больше. И спросила то единственное, что волновало ее, по-видимому, больше всего:

– А он тяжелый?

Следовало бы засмеяться, но искренняя забота на круглом личике выглядела так умилительно, что я жутким усилием воли затолкал смех в горло, изобразив то ли кашель, то ли приступ удушья. Но мое фырканье повлекло за собой лишь усиление тревоги в голосе Мирримы:

– Тебе снова плохо?

И вот тут я заржал. Именно – заржал. Даже лошадка, запряженная в телегу, повернула голову в нашу сторону. Из глаз брызнули слезы, и мне потребовалось не меньше пары минут, чтобы взять себя в руки. Сначала гномка не могла понять, что происходит, но постепенно и до ее недалеких мозгов дошло, что я просто смеюсь. И, разумеется, если смеюсь, то смеюсь над ней. Маленькие кулачки сердито уткнулись в бока, щеки залил румянец, голубое небо взгляда затянулось грозовыми тучами.

– Да как… Да ты… Да я… Тут… Так перепугалась… А он…

Я выдохнул последнюю смешинку и лучезарно улыбнулся:

– Не напрягайся так, милая!

В беседе вновь наступила пауза, потому что Миррима шлепала губами, как выуженная рыба, но ни одного звука до меня не долетало. Ох, опять Джерон во всем виноват… Ладно, примем меры.

– Извини, пожалуйста, я не дал тебе договорить… Я смеялся вовсе не над тобой – только над твоими словами…

– Ты хочешь сказать, что мои слова не имеют ко мне никакого отношения?! – Она явно была не прочь поскандалить.

Как там твердит народная молва? Милые бранятся – только тешатся? Все с тобой понятно, милая: ты без ума от меня! Думаете, шучу? А чем тогда объяснить столь открытое, даже, можно сказать, назойливое внимание к моей скромной персоне со стороны малознакомой особы женского пола? В редкие минуты честности с самим собой я прекрасно сознаю, что не обладаю – ни во внешнем облике, ни в глубинах души – никакими выдающимися качествами, которые могли бы вызвать уважение (не говоря уж о восхищении!) и желание поближе познакомиться… Она же видела, что от меня нет никакого проку в простейших житейских ситуациях! И все равно, как репей, цепляется… Есть, правда, еще одно возможное, но не слишком лестное, объяснение… Что, если гномка решила открыть приют имени себя для сирых и убогих? А я буду первым подопытным? Ну уж нет! Такая забота мне не нужна!

Ничего, скоро этот несовершеннолетний клещ оставит меня в покое! Не пройдет и пары часов, как между нами протянутся мили дорог. И надеюсь, что места назначения окажутся в противоположных концах Королевства!

Впрочем, не стоит делать ход моих мыслей достоянием посторонних зрителей, тем более что купец и так косится в нашу сторону с плохо скрываемым любопытством. Да и Миррима обидится, если узнает, о чем я думаю… Ладно, постараемся прогнать с лица глупую ухмылку и продолжим беседу со всей серьезностью.

– Я не намерен тратить силы на ссоры с тобой, милая. Хватит того, что я уже пережил… Я очень устал. Правда. И пытался отдохнуть, когда ты завела этот глупый разговор с хозяином…

– Глупый?!

– Ну хорошо, хорошо, пусть будет «бесполезный»…

– Это еще почему?

– Твое описание моих сомнительных достоинств завело человека в тупик, ты не заметила?

– Но я говорила как есть!

– Именно. «Как есть», но – для тебя.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Тебе не приходило в голову, что я веду себя немного по-разному с разными людьми?

– То есть ты не всегда дурак?

Будь у меня менее сонное настроение, я бы ее отшлепал, клянусь!

– Примерно.

– Но какое это имеет отношение к внешности?

– Самое прямое. Восприятие собеседника зависит от его манеры речи, тона голоса, набора жестов…

– Ты опять?!

– Что? – На этот раз «тупил» я.

– Опять ведешь заумные беседы?!

– Прости, – я беспомощно улыбнулся. – Иногда меня заносит.

– От этого нужно избавляться, – с видом знатока заявила гномка.

– Учту. А теперь объясни, что тебе нужно от меня?

– Ну-у-у-у… я беспокоилась. – Могу поспорить, что новая волна румянца залила круглое личико по иной причине, нежели та, что вызвала прежнее его кратковременное покраснение.

О существовании купца было забыто сразу же после того, как Миррима увидела мое лицо. Что до меня, то мне доставляло некоторое садистское наслаждение искоса подглядывать за мучениями добровольного наблюдателя. Несчастный человек был вынужден слушать всю чепуху, которую мы несли, нимало не смущаясь его присутствием. Не думаю, что он понимал и половину наших слов, но продолжал мужественно фиксировать в памяти каждую произнесенную фразу, одновременно пытаясь делать вид, что его куда больше волнуют приготовления к отправке обоза.

Согласен, со стороны мы выглядели странно: гномка в растрепанных чувствах и совершенно квелый парень, который даже не удосужился приподняться со своего «ложа», – что у них может быть общего? Собственно говоря, ничего общего у нас и не было. По моему скромному разумению. Что же касается мнения на сей счет моей собеседницы, то она не спешила им поделиться, а я не проявлял интереса.

Она беспокоилась… Из-за чего, скажите на милость?! Знакомы – без году неделя. Нежных чувств друг к другу не испытываем. Вроде я ей ничего не должен… А она мне? За испорченную одежду разве что… И потрепанные нервы. Ладно, попробуем выяснить…

– Вот как? – Я картинно изумился.

– А что такого? – Миррима попыталась выкрутиться. – Тебя так крючило на стрельбище…

– Могу себе представить. – Я вздохнул.

– А потом тебя куда-то унесли…

– И, конечно, тебя так беспокоила моя судьба, что ты принялась меня искать? – Я не хотел язвить, но горечь сама собой проникла в голос.

Гномка куснула губу.

– Ты не веришь?

– Почему же… Верю. Только не могу понять причин.

– Причин?

– Помнится, еще до той безобразной сцены, после которой я потерял сознание, ты успела получить хорошую затрещину, – заметил я, прищурившись.

Гномка снова начала розоветь:

– Это… Ну… В общем…

– Было справедливо, – подытожил я.

– Да, – облегченно выдохнула Миррима.

– Поэтому ты на меня не обижаешься.

– Да.

– Что-то еще?

– Да… – Она протянула мне ладошку, на которой тускло поблескивала монета. – Твой выигрыш.

А я и забыл… Надо же… Она пришла, чтобы отдать мне деньги? Куда катится мир?

– Спасибо, конечно, но мне даже некуда ее положить.

Гномка немного подумала и потянула за шнурок, выглядывавший из выреза платья. На свет божий был извлечен маленький кожаный мешочек из тех, что используются несовершеннолетними девицами для хранения всевозможных любимых мелочей и талисманов. Красивый такой мешочек, даже с вышивкой, и шнурок крепкий, сплетенный из тоненьких полосок кожи.

– Возьми, пожалуйста.

Я принял дар со всей возможной серьезностью. Ну вот, теперь осталось только вдеть в каждое ухо по серьге, заплести косички и…

– Невежливо разговаривать с дамой лежа!

Ломающийся мальчишеский голосок был исполнен праведного негодования. Я даже зажмурился и помотал головой в надежде, что мне все это почудилось. Что еще на мою бедную головушку?

Блюститель норм рыцарского поведения стоял недалеко от телеги, гордо вытянувшись во весь свой рост, целиком и полностью соответствующий моим представлениям о тринадцатилетнем подростке. Мальчик был породистый: такая горбинка на носу не возникает от переломов, а такая линия подбородка формируется исключительно на протяжении веков, никак не меньше. Иссиня-черные, блестящие волосы и золотисто-ореховые глаза. Дорогой дорожный костюм из мягкой замши. Коротенький кинжал на боку. Целая гора самомнения. И океан гнева, в котором мне полагалось утонуть. Я вздохнул. Сел. Вздохнул еще раз и перекатился через тюки, сползая с телеги на землю. Отдых снова сказал мне: «Прощай»…

– Во-первых, я не вижу здесь дамы, при всем моем уважении, – кивок в сторону Мирримы, – а во-вторых, я не нуждаюсь в советах человека, который еще сам не постиг всех тонкостей этикета в силу малого количества прожитых лет.

– Вы забываетесь! – побледнел мой «противник».

– А я считаю, что ответил вполне вежливо. Применимо к обстоятельствам, конечно…

И тут он заметил мой ошейник. Признаюсь, ваш покорный слуга ждал этого момента и даже желал, чтобы оный момент наступил как можно раньше.

– Раб смеет делать мне замечания?! – В голосе мальчишки появилась брезгливость.

– Если ты вмешиваешься в чужой разговор, будь готов получить по ушам. – Я пожал плечами.

– Сейчас я велю, и тебя выпорют!

Ох, какие мы смелые! Интересно, какой титул носит его папаша?

– Велишь? Кому же?

– Моим сопровождающим!

– Хм, он еще и со свитой?

Маленький сноб сделал царственный жест рукой в сторону двух людей, стоявших рядом с хозяином обоза. Что забавно, я был достаточно хорошо знаком с этими людьми. Маг, который угостил меня обедом, и лучник, у которого я выиграл пари. Бэр всем своим видом показал, что не собирается реагировать на слова мальчишки, а Мэтти виновато кивнул мне.

– Этим сопровождающим? – уточнил я.

– Да! – с вызовом вскинул подбородок вельможа-недомерок.

Я снова посмотрел на парней. Они даже не пытались приближаться. Что ж, значит, они правильно все понимают.

– Видишь ли, мальчик, ты сможешь распоряжаться мной только в том случае, если на этом ошейнике будет стоять герб твоей семьи. А пока что, извини!

– Эй, вы! – Он развернулся в сторону моих знакомых. – Схватить и всыпать этому мерзавцу десять… Нет, двадцать плетей!

Ноль эмоций. Бэр отвел взгляд в сторону. Мэтти сделал вид, что растворился в воздухе. Покрасневший, как вареный рак, мальчишка возмущенно завопил:

– Кому я сказал?! Вы осмеливаетесь не выполнять мои приказы?!

– Мальчик, иди и попей холодной воды, а то скоро закипишь, – посоветовал я.

Тонко вырезанные ноздри раздулись еще шире, в глазах полыхнул ржавый огонь, а к моему лицу рванулся кинжал. Предсказать поведение мальчишки смог бы и полный идиот, а поскольку я полагал себя несколько более умным созданием, то никаких проблем это неожиданное нападение мне не доставило. Пальцы моей правой руки надежно сомкнулись на запястье маленького нахала. Плавное движение, практически не потребовавшее усилий, и рука с кинжалом оказалась у мальчишки за спиной, вывернутая ровно настолько, чтобы причинять боль при малейшем движении. Я аккуратно вынул оружие из сведенной судорогой ладошки и метнул в землю, подальше от себя:

– Ты еще не дорос до таких игрушек, мальчик.

– За то, что ты посмел коснуться моей особы, тебя казнят!

– Дрожу и падаю, – фыркнул я.

– Сначала тебя будут пороть кнутом, а потом… Потом четвертуют!

Я поморщился. Такой маленький и такой злобный… Похоже, ему не повезло с родителями и окружением, в котором он рос… Но это не повод оправдывать совершенно беспардонное поведение!

– Пороть, пороть… Эк тебя заклинило… – Я сделал подсечку, ловя худенькое тело на колено. – Ты хоть знаешь, что это такое?

Под рукой не было ничего. Ни веточки. Пришлось воспользоваться собственной ладонью. Думаю, к завершению экзекуции она горела ничуть не меньше, чем седалище мальчишки, но зато я был доволен собой. Освободившись из моих «объятий», парень поспешил удалиться на безопасное расстояние и гордо дуться на весь мир в полном одиночестве, под насмешливыми взглядами невольных зрителей его позора. Гномка, успевшая за это время взгромоздиться на телегу (полагаю, для того, чтобы было лучше видно), посмотрела на меня очень странным взглядом.

– Чем на сей раз вызвано твое удивление? – обиженно поинтересовался я.

– А ты не боишься получить на орехи?

– От кого же?

– От папочки и мамочки этого оболтуса?

– Нисколько.

– Что-то раньше ты не выказывал особой смелости, – подозрительно протянула гномка.

– Хочешь, открою тебе страшный секрет моей уверенности?

– А как же! – Ее мордашка озарилась предвкушением открытий.

– На орехи от родителей этого мальчишки получу вовсе не я.

– Кто же?

– Мой хозяин! – победно провозгласил я.

Гномка сообразила не сразу, но когда поняла всю прелесть ситуации, кивнула:

– И верно! Но… – добавила она, – хозяин накажет тебя…

Я пожал плечами:

– А это будет уже сугубо наше с ним интимное дело!

– Думаешь, он справится с вельможами?

Я помолчал, вспоминая аукцион и спокойный, как меч, вложенный в ножны, голос человека, который купил меня. И заплатил ведь целое состояние. Даже по моим – то есть по любым разумным – меркам. Справится ли? Ни капли не сомневаюсь! Это так же верно, как и то, что за свою самодеятельность я получу от него по первое число… Однако что бы еще такое сотворить, чтобы ему жизнь, так сказать, медом не казалась?

– Эй, – гномка дернула меня за рукав, – о чем задумался? У тебя такое лицо, как будто ты планируешь военные действия…

Я улыбнулся:

– Почти угадала. Война. И непременно до победного конца!

– И которая из сторон должна победить? – хитро сощурилась Миррима.

– Которая?.. Я пока не решил.

– То есть ты готов проиграть?

– Достойному противнику? Почему бы и нет?

Она покачала головой.

– И все-таки что-то с тобой не так…

– Согласен. Но не в том смысле, который ты имеешь в виду.

– А в каком? – Опять бездна любопытства во взгляде.

– Как-нибудь расскажу… Когда стану свободным человеком. – Я подмигнул Мирриме.

Гномка вздохнула:

– И сколько же ждать этого момента?

– Спросишь у моего хозяина.

– А кто он?

– Как только узнаю, сразу сообщу!

Она обиженно выпятила нижнюю губу.

– Ты снова надо мной смеешься!

– Чуть-чуть, – согласился я. – Кстати, милая, а почему ты до сих пор на свободе?

– Что ты имеешь в виду? – опешила Миррима.

– Помнится, нелады с Лакусом были у тебя, а не у меня. Но я вижу тебя в добром здравии и без сопровождения…

В глазах малышки появилась некая отвлеченность, свидетельствующая о напряженном мыслительном процессе.

– Это так странно…

– Что именно?

– Лакус приказал наемникам схватить меня. Но тот человек…

– Мастер?

– Да, его так называли… Так вот, он сказал что-то вроде: «Не стоит тратить время и силы на вещи, которые не принесут прибыли… Обещаю, что вы не останетесь внакладе, если забудете о существовании гномки…»

– Он так сказал?

– Да… И Лакус послушался.

Ну, мужик силен! Так легко и просто приказывать человеку, который в принципе не слушается ничьих приказов и советов… Пожалуй, мне стоит присмотреться к тебе повнимательнее, Мастер! А Лакуса я вполне понимаю. Солидный партнер (а обрывки разговора, которые я имел удовольствие слышать, этот вывод вполне подтверждали) намекнул: «Не лезь в болото» – одного этого достаточно, чтобы прислушаться к столь мудрым словам. А помимо «мудрости старших» есть еще и такая вещь, как досрочное прекращение контракта по причине несуразно больших расходов, не покрываемых задатком. Лакус все же потерял трех своих людей, и не самых дешевых, надо заметить… Так что он наверняка с радостью известил клиента о своем «выходе из игры». И возражений, скорее всего, не последовало.

– Готовимся к отъезду! – возвестил зычный голос хозяина обоза.

– Пора прощаться. – Я подхватил Мирриму за талию и помог ей слезть вниз.

– А я не хочу прощаться! – с вызовом заявила она.

– В данный момент не в моей власти остаться с тобой, милая, – ответил я.

– Я тебя найду, – пообещала гномка.

– Буду ждать, – кивнул я. – Ладно, беги, пока не стемнело…

Она вздохнула и пошла прочь от телеги, но через десяток шагов обернулась:

– Я даже не знаю твоего имени!

Я отвесил церемонный поклон:

– Джерон, к вашим услугам, почтенная.

– До встречи, Джерон!

И она припустила к городским воротам, а я поспешил занять свое место на телеге. Мальчишка, которого я отшлепал, устроился где-то в голове обоза в компании своего «эскорта», и такое соседство не способствовало появлению радости на лицах парней. Я даже злорадно ухмыльнулся, наблюдая, с какой миной Бэр помогал «его светлости» залезть на телегу. Ничего, пусть помучаются, им полезно! А я тихо подремлю, благо средство передвижения, на котором было предложено путешествовать мне, находилось в самом хвосте обоза и, кроме двух всадников, охранявших «тылы», ничто не мешало наслаждаться прелестным закатом…

* * *

Мерное поскрипывание сочленений телеги замечательно навевало сон, но я умудрился-таки проснуться посреди ночи. И легко понять почему. Жрать хочется, фрэлл меня подери! Сколько уже времени я не ел нормально? Больше суток прошло только после приснопамятного обеда с магом… А если учесть, что и до этого замечательного события я трапезничал довольно скудно… Ладно, может быть, к полудню закину что-нибудь в свой ссохшийся желудок. Если, конечно, меня кто-нибудь изволит покормить. Впрочем, на худой конец есть еще «орел», врученный гномкой – с таким «капиталом» меня радостно встретят в любой придорожной харчевне. Хватит думать о грустном! Мне нужно спать, спать, спать…

Нет, не получается! Не-на-ви-жу! Кого? Что? Себя и весь мир. По очереди. В данный момент – больше себя, чем мир. Я открыл глаза и уставился в ночное небо. И на небо-то оно не похоже. Скорее котел мутной сине-серой похлебки, опрокинутый над лесом. И бледная луна, подмигивающая подбитым глазом из-за рваных облаков.

Круглоликая насмешница Ка-Йи, жемчужина северных небес, как давно мы не разговаривали… Когда я обращался к тебе в последний раз? В далеком детстве? Точно. Тогда я был гораздо счастливее, чем теперь. Я считал, что меня любят. Я считал, что кому-то нужен. Блаженное неведение… Мы никому не нужны, кроме себя самих. Да и в этом нельзя быть до конца уверенным. Правда, события и люди, прошедшие перед моими глазами за последние дни, не вписывались в стройную теорию равнодушного мира, которой я придерживался, но, возможно, это всего лишь исключения из правил… Сотни раз я задумывался, зачем я живу, и ни разу даже не приблизился к ответу. Спросить бы у кого, более сведущего в этом деле, но никак не подберу кандидатуру… Впрочем, прожитые дни не помогают стать мудрее – только добавляют ворчливости в голос и скрипа в суставы. Из памяти стираются даже самые счастливые моменты, а если что и остается, то недоумеваешь: когда же такое было? И было ли вообще? Быть может, это просто игра уставшего от пресной жизни воображения? Грустная госпожа звездного неба, что за тени бегут по твоему челу? Вздохи отлетевших душ? Беспокойные сны Властителей Судеб? Говорят, по лунным узорам можно гадать о собственном будущем… Жаль, что я так и не научился этому искусству. Точнее, я знаю, как это нужно делать, но предсказать Свой Путь мне заказано, а чужие пути… Что мне до них? Лучше изгнать из головы все лишние и вредные мысли. Беспечные скитальцы, Призраки Пройденных Дорог, скользящие в ночи над спящей землей, обнимите мое безучастное сознание и унесите с собой, под полог Вечного леса…

…Мне показалось, что прошло менее четверти часа, однако хмурый свет, пробивавшийся сквозь густую вуаль облаков, утверждал обратное: я все же немного поспал. Но усталость никуда не исчезла, напротив, стало еще противнее. Обязательно нужно поесть. Или выпить. О да, горячительное меня бы спасло! Подумаешь, вывернуло бы еще разок, зато тупой беспробудный сон и полное отсутствие аппетита были бы мне обеспечены…

Серая дымка над кронами деревьев чудесно соответствовала моему настроению. Похоже, день будет непогожий. Вот только ливня мне для полного и окончательного счастья не хватает! Если мы не поторопимся добраться до постоялого двора, придется спасать тюки с товарами… Так, а что, собственно, происходит?

Только сейчас до меня дошло, что обоз стоит на месте. Сама по себе остановка в пути была даже желательна, чтобы дать отдых людям и лошадям, но телеги стояли посреди дороги и в совершенно «походном» строю. Нет, так дело не пойдет! Я откинул поеденную молью шкуру, под которой спал, поежился в сыром дыхании утра и спрыгнул на землю. Так и есть, телеги стоят одна за другой, словно на дороге неожиданно образовалось препятствие, но не столь серьезное, чтобы «занимать оборону». Взгляд нырнул в вязкий кисель воздуха, дрожащий над пыльной дорогой. Ничего не вижу. В смысле, ничего похожего на причину остановки. Дорога впереди совершенно пуста. Странно… Я подошел к козлам, намереваясь выяснить у возницы, что происходит, и… Открыл рот.

Лис спал. И его лошадь – тоже. Чуть поодаль статуями восседали на столь же неподвижных скакунах охранники. Но это был вовсе не сон. Или сон, но совмещенный с чем-то вроде оцепенения, и, надо сказать, впечатление создавалось весьма гнетущее. Судя по тревожной тишине, на остальных телегах такая же ситуация… Кто же, позвольте спросить, «усыпил» столько существ за один раз? Да и зачем? И как? Хотя тут мне ответ не требовался. Магия, что же еще! Маловероятно, что сонное зелье было подмешано в еду и питье – не думаю, что все эти люди сидели за одним столом – а уж сыпать отраву в сено… Впрочем, встречаются эстетствующие личности, способные еще и не на такие изыски.

Кстати! Удобный случай сбежать. Если на ошейнике и висели заклинания, то они приказали долго жить еще до того, как обоз отправился в путь, за это я мог бы поручиться. Впрочем, сдается мне, не было там ничего. Совсем ничего. Но купец об этом и не догадывается… Ну что, Джерон, линяем? То-то все удивятся, когда проснутся! Если проснутся, конечно… Гы-гы-гы. С легким сердцем я мог бы шагнуть в придорожный ивняк, растворяясь в утреннем тумане, но… Не получается. Ну что, что тебя здесь держит, кретин? Только неуемное любопытство и стремление влезть в кучу дерьма по самые… Уши, а не то, что вы подумали! И ведь влезешь же, можно спорить на что угодно…

Стараясь не сильно шуметь, я двинулся по обочине на поиски неприятностей. Я знал, что буду горько жалеть об этом решении, но ничего не мог с собой поделать. По мере приближения к голове обоза в висках начинало колоть все сильнее, и это означало следующее: источник враждебной (и что гораздо важнее – активной) магии находится именно там. Ага, вот и он! Точнее, она…

Над неподвижным мальчиком – моим недавним несостоявшимся обидчиком – с деловым видом склонилась женщина. Появление одинокой женщины в лесу на рассвете – событие не из рядовых, но, пожалуй, не столь редкое, как может показаться. Интереснее другой факт: женщина была полностью обнажена, и нигде в пределах досягаемости я не мог разглядеть сброшенной одежды. Следовательно, она пришла сюда уже… ммм… голая. Загадка дня: кому одежда на работе только мешает? Догадались? А вот и неверно! Вовсе не тому, о ком вы подумали!

Женщина была оборотнем. Роскошные темно-золотые узоры на плечах, не скрытые от взгляда, настойчиво об этом сообщали. Вот только что же это за зверь? Нет, не такие уж у меня глубокие познания в данном вопросе, посему продолжим наблюдение и постараемся сделать максимум логических выводов, пусть даже каждый второй из них окажется неверным…

Итак, она немолода. В отношении оборотня это говорит только о приобретенном с возрастом опыте, но ни в коем случае – о дряхлости или чем-то подобном. Чем старше, тем хуже, как правило. Для жертвы. Слегка рыхловатое тело. Все правильно, низшему оборотню нужна значительная масса тела, чаще всего, конечно, в ущерб привлекательности… Бисер испарины на обветренной коже. Ого, так она уже «оборачивалась» сегодня? Это может сыграть против нее. Ну да, конечно, как бы иначе она преследовала обоз по лесу? Коротко стриженные пепельные волосы – и не поймешь, проседь это или просто дорожная пыль… О, а вот это уже весьма и весьма интригует! Это ведь не родовой знак, это… Накр! С моего места виден только один, на левом бедре, но он сияет ровным светом, значит, для наведения сонных чар был использован другой… Вот только где он и сколько подобных сюрпризов у женщины в запасе? Ай-вэй, как все дурно складывается… Можно сказать, что обоз влип. И очень глубоко. Глубже, чем муха, попавшая в силки к голодному паучаре…

Оборотень с нехилой магической поддержкой. Ни за что не поверю в отсутствие защитных амулетов у охранников обоза. Что уж говорить о «приписанном» к нему маге! Да, он не так уж опытен, как хотелось бы, но элементарные меры предосторожности наверняка принимает – это магам вбивают в голову крепко. На протяжении всего процесса обучения. Иначе не бродило бы по дорогам это бесцеремонное племя в таком количестве… Хорошо еще, что оборотни сами, как правило, не обучаются искусству заклинать. Некогда им – «оборачиваться» бы научиться… Эту вот тетеньку кто-то щедро снабдил всем необходимым. Наверняка и «рассеиватель» есть… Чувствуется тщательно спланированная и продуманная операция.

Но убивать мальчишку она не собирается, иначе его кишки были бы уже разбросаны по всей дороге. Что же нужно тому, кто велел ей остановить обоз?

Я бы еще долго наблюдал за скупыми движениями оборотня – кажется, она раздевала парня, – но влажная прохлада тумана довершила то, чего я ожидал. Насморк одержал полную и безоговорочную победу над моим носом. И, к моему глубочайшему сожалению, он был не один… Пылинка в горле превратилась в целую горсть песка, и я оглушительно чихнул. Желтые глаза мгновенно нашли меня и недобро сузились.

– Удачной охоты, почтенная! – Глупо, конечно, но ничего другого в этот момент я не придумал.

Женщина медленно развернула в мою сторону не только голову, но и плечи. Ага, еще один накр пульсирует на правой стороне, хм, груди… И верно, зачем ей красивая пышная грудь? А что это мы так напряглись? Непорядок!

Неизвестно когда успевший вырасти коготь на среднем пальце правой руки оборотня коснулся худенькой шеи.

– Двинешься – мальчишке не жить, – холодно сообщила женщина.

Я пожал плечами:

– Да мне, в сущности, нет никакого дела до этого парня. Я даже не приду на его поминки. Так что поступайте, как вам угодно.

– В самом деле? – «Так я тебе и поверила», вот что читалось в ее глазах.

– Могу оказать посильную помощь, – сморозил я глупость еще почище.

– В чем?

– В чем хотите.

Беседа была абсолютно бессмысленная, и ее итог был очевиден нам обоим. Но мне требовалось время. Чуть-чуть…

– Что-то ты мне не нравишься, – подвела итог разговору женщина.

– Взаимно, – кивнул я.

Оборотень плавным движением, словно бы нехотя, переместился с телеги на землю. Ну, вот и все, Джерон, сейчас она попытается избавиться от непредвиденного свидетеля… Очертания женской фигуры потекли, в мареве превращения все быстрее и быстрее утрачивая исходную форму. Казалось, стоит чуть-чуть напрячь зрение, и станет заметно, как деформируются слои реальности, подменяя одну иллюзию другой, превращая человека в иное, более совершенное и прекрасное создание…

Так вот кто ты… Шадда. Большая песчаная кошка мягко переступила лапами, не сводя с меня жесткого взгляда. Я почесал шею. Не потому, что она действительно чесалась, а для того, чтобы рука оказалась как можно ближе к подаренному Мирримой мешочку. Я вовремя вспомнил, что у меня есть кое-что, существенно облегчающее взаимоотношения с метаморфами. Оставалось надеяться, что в сплаве, из которого льют монеты, серебро присутствует в достаточном количестве…

Мышцы под золотисто-серой шкурой пришли в движение, отрывая от земли тело, предназначенное исключительно для убийства, но я разглядел только летящий мимо сполох холодной ярости, потому что сильный и резкий толчок откуда-то сбоку отправил меня в полет совершенно в другом направлении, и все, что ваш покорный слуга успевал сделать – это сгруппироваться, чтобы как можно скорее вернуться в вертикальное положение…

Когда я обернулся, Мэтти лежал на земле и на его одежде проступали темные пятна. Удостоверившись, что маг не примет участие в дальнейшем развитии событий, оборотень поднял голову и посмотрел на меня странно замутненными глазами. Фрэлл, она же пролетела так близко от меня!.. Пока кошка собиралась с мыслями – а я вполне понимал ее замешательство, но надеялся, что она спишет свой спазм на контакт с магом – монета перекочевала из мешочка за щеку. Почему именно туда? Ну не в руке же мне было таскать этот кругляшок!

Оборотень мотнул головой, фокусируя взгляд на моей нескладной фигуре. Ну же, киска, иди ко мне, не бойся! Всего один прыжок, ведь это не проблема для такого сильного зверя… Ну же, не тяни! Вперед!

Она не знала, что произойдет. Она испытывала смутную тревогу, но все же решилась атаковать. И прыгнула. А я прыгнул ей навстречу. Зачем? Чтобы усилить эффект. Чего? Об этом еще рано говорить…

Складки Пространства тяжело вздохнули, рассыпаясь прахом и пропуская через себя то, что еще мгновение назад было смертоносным зверем, а теперь вновь стало женщиной, ошеломленной и обескровленной насильственным превращением. Женщиной, чье лицо летело прямо на выставленный вперед локоть. Больно, фрэлл меня подери! У меня был только один шанс, и я использовал его до конца… Мой кулак врезался куда-то в грудь оборотня. Еще раз. И еще. Хрустнули ребра. Главное – натиск, все равно мои удары для нее – не более чем комариные укусы. Когда она опомнится, телу, протравленному магией столь же древней, как сам мир, не составит труда избавиться от любых ран…

Я швырнул женщину к борту телеги. Ох, только бы на Мэтти не наступить… Пальцы левой руки судорожно сжались на горле оборотня, правый кулак методично месил грудную клетку. И откуда только у меня взялись силы на это бессмысленное и жестокое избиение? Неужели я все еще не смирился? Но – сколько наслаждения!

Ты должна хотеть только одного – дышать! Сухие губы жадно раскрылись в очередной попытке получить хоть глоток прохладного утреннего воздуха, и я прильнул к ним. Монета скользнула в рот женщины, двинулась дальше – мои пальцы почувствовали, как она проходит через горло, и я поспешил оказаться подальше от шадды. Незачем мешать существу, готовому переступить Порог…

Серебра в монете оказалось много. Мне снова повезло. Женщина захрипела, но «орел» уже начал свое путешествие в глубь ее тела. Конец приближался. Однако перед тем как шагнуть в последнюю агонию, шадда послала мне взгляд, исполненный бессильной ненависти, и прошептала:

– Будь ты проклят…

Ее слова всколыхнули ряску в болоте памяти. К горлу подкатил комок горечи, и я тихо ответил самому себе, потому что женщина уже не могла меня услышать:

– Опоздала, дорогуша, я давно уже проклят…

Можно было еще долго наслаждаться судорогами умирающего оборотня, но времени катастрофически не хватало…

Мэтти лежал практически неподвижно, прикрыв глаза, только ладони, прижатые к земле, еле заметно подрагивали.

– Не трать силы напрасно, – посоветовал я, нашаривая между тюками флягу.

Маг удивленно распахнул глаза. О, бедный мой, как же тебе нехорошо! Лоб – в капельках пота, взгляд переполнен болью…

– Почему?.. – тихо спросил он. – Все так… плохо?

– Все просто замечательно. – Я постарался придать голосу как можно больше оптимизма.

– Я… умираю?

– Вовсе нет. Да, тебя основательно потрепали, но нет ничего непоправимого… И ты вполне сможешь сам залечить эту рану – только потерпи пару минут…

– О чем ты?

– Когти шадды несут на себе кое-что, мешающее заживлению. Думаю, тебе пока неизвестны заклинания, нейтрализующие действие этого яда, так что не мешай мне. Просто расслабься…

Так, вот этот нож с пояса возницы как раз подойдет… Я опустился на колени рядом с магом и как можно аккуратнее взрезал окровавленную одежду. Конечно, можно было ее снять, но лишний раз колыхать парня, и так находящегося на грани жизни и смерти, просто зверство! Ай-вэй, как все печально! След шадды четырьмя рваными полосами шел наискось через живот. Кровь текла, даже не думая сворачиваться.

– Сейчас будет больно, – предупредил я, щедро поливая Мэтти содержимым фляги.

Он взвизгнул. Горячительное зашипело, соприкоснувшись с порченой кровью. Прости, пожалуйста, но я должен позаботиться и о своей безопасности… Я нагнулся и начал слизывать выступившую на ранах пену.

– Что… ты… делаешь?.. – задыхаясь от боли и от удивления, выдавил из себя маг.

– Не мешай. Не задавай вопросов и ничего не бойся. Обещаю, все будет хорошо. – Я на несколько вдохов оторвался от окровавленного живота.

Глазам стороннего наблюдателя (если бы таковой вдруг очутился в столь ранний час в столь неподходящем месте) предстало бы весьма пикантное зрелище… Сразу и не поймешь, чем мы занимаемся: Мэтти время от времени постанывает и скребет пальцами по земле, а я, не поднимая лица, энергично двигаю головой в месте, которое чуть выше того, где…

Горько-стальной привкус остаточной магии, соленая терпкость крови и сивушный аромат грубо очищенного пойла адской смесью плескались у меня во рту. Я едва успевал сплевывать в сторону сгустки, обильно сдобренные собственной слюной. Легко сказать: зализать такие длинные раны! Наконец я устало, но довольно выпрямил спину. Кровь больше не текла – относительно ровные бурые дорожки остекленевшей жидкости – вот и все, что осталось.

– Дальше занимайся лечением сам. – Я пополз к телу шадды.

– Как… как ты это сделал? – О, у нас уже и голосок окреп?

– Расскажу. Потом. Когда ты выздоровеешь. Кстати, у тебя есть всего пара минут, чтобы активировать что-нибудь лечебное…

– Почему? – насторожился он.

– Потому что тебя ожидает продолжительный, здоровый, но беспробудный сон, – устало объяснил я, вырезая из ложбинки на груди женщины металлическую загогулину и пряча ее в мешочек.

– Сон?

– Все вопросы – потом!

Я поднялся на ноги, качаясь из стороны в сторону, как травинка на ветру. Все, мои силы исчерпаны. Совсем-совсем-совсем. Не помню, как доплелся до телеги и рухнул на свое «лежбище», потому что приближался извечный кошмар.

Моя головааааааа!

Если вам не посчастливилось свести близкое знакомство с головной болью, вы меня не поймете. Впрочем, я бы не пожелал и самым злейшим врагам такой доли, на которую был обречен сам… Казалось, что надбровные дуги опухли и из-за этого трудно открывать глаза. Затылок отяжелел настолько, что я не решался сидеть или стоять. На этот раз волна пробежала по лбу и угнездилась в висках. О нет, это была не резкая боль, не спазмы, не покалывание… Это была боль в прямом смысле слова отупляющая. Мир вокруг сливался в один грязно-серый комок слизи, которая залезала в уши, забивала нос, мешая дышать, наплывала на глаза… Проваливаясь в колодец очередного приступа, я думал только об одном: а будет ли у меня еще одно утро?

* * *

Думаете, головная боль – достаточная причина для желания некоторое время пребывать в состоянии полного покоя? Нет, нет и еще раз – нет! В чем я и убедился, когда сонные чары угасли вместе с накром на груди оборотня. Разумеется, пробуждение людей и животных происходило постепенно, но все же гораздо быстрее, чем устроило бы вашего покорного слугу. В сложившейся ситуации радовало только одно: поскольку шадда мертва, то и мои мучения должны прекратиться с минуты на минуту…

Шкура, под которую я зарылся в тщетной попытке спрятаться от невзгод окружающего мира, полетела в сторону. Я недовольно разлепил глаза, чтобы тут же встретиться взглядом с хозяином обоза, имевшим весьма бледный вид.

– С тобой все хорошо? – Первый же вопрос поверг меня в ступор.

Да какое тебе дело до меня, дядя? Ну увидел, что я на месте, успокойся и ступай себе! Должно быть, моя апатия произвела еще более удручающее впечатление, чем прежде, потому что купец продолжал нагнетать ситуацию:

– Оборотень тебя не поцарапал?

– Какой еще оборотень? – Я решил на всякий случай не показывать своей осведомленности об истинном положении дел.

– Повреждений нет? – О, теперь еще и Бэр будет интересоваться моим благополучием!

С ума они, что ли, сошли? Все и разом? Причем на почве заботы обо мне…

– Оставьте меня в покое, – буркнул я, отворачиваясь от совершенно неугодных в данный момент собеседников.

Хозяин обоза и лучник переглянулись, дружно схватили меня за ноги и поволокли с телеги. Я цеплялся за все, что мог, но справиться разом с двумя здоровыми мужиками – непосильная для меня задача даже в лучшие времена. Поэтому в считанные секунды я оказался на земле. Но на этом злоключения и не думали заканчиваться: штаны и фуфайка резво поползли с моего разбитого тела в противоположные стороны. Я визжал и брыкался, но сколько-нибудь сильного впечатления ни мой голос, ни мои телодвижения не произвели, и вскоре каждый дюйм обнаженной кожи был тщательно ощупан и осмотрен на предмет царапин. Разумеется, кроме следов ушибов, ничего и быть не могло – не такой уж я дурак, чтобы проливать свою драгоценную кровь! Правда, расцветающий синяк на локте одной руки и опухающие костяшки пальцев другой руки могли бы вызвать удивление и повлечь за собой ряд ненужных, можно даже сказать, вредных вопросов, но, к счастью, мои мучители искали совсем другие следы…

Бэр с облегчением выдохнул:

– Чисто!

Я был зол. Нет, не просто зол. Я был разъярен. Мало того, что сдуру ввязался в чужие неприятности, довел очередное истощение организма практически до абсолюта, заработал любимую головную боль, так еще и два му… «очень умных» человека крутят меня как бесчувственную куклу и елозят потными холодными руками по моему телу! Не то чтобы я чего-то стеснялся (хотя, с другой стороны, хвастаться тоже нечем) – пусть им будет хуже! – но сам процесс не доставлял удовольствия, а только подливал масла в огонь моего скверного характера. Очнитесь, парни! У вас на руках мертвый оборотень, маг в бессознательном состоянии, мальчик со следами попытки несостоявшегося покушения, а вы водите хороводы вокруг ничтожного раба! Пора, пожалуй, вернуть вам здравый смысл… И первым делом, поднявшись на ноги и кое-как водрузив свои обноски на положенное место, я заявил в ответ на реплику Бэра:

– Лучше бы своего приятеля лапал, если противоположный пол тебя не интересует!

Бэр побелел так, что и чистейшие простыни позавидовали бы, и одарил меня оплеухой. Хорошей такой. От всей души. Замешательства, если оно и имело место, хватило ровно на мгновение – злость, ледяной рекой разлившаяся в груди, извлекла из неизвестных мне доселе тайников еще немного сил, и я дал сдачи. Тоже – от души. Только немного пониже. В живот. И когда лучник согнулся, добавил еще. Основанием открытой ладони в лоб. Ну что поделать, не вышел я ростом, вот и кручусь, как могу…

Бэр упал, но ненадолго, потому что моим ударам уже пару дней как не хватало хлесткости, и, поднимаясь, еще на полусогнутых ногах бросился вперед головой, опрокидывая меня на землю…

Клубок из двух рассерженных молодых людей покатился по пыльной дороге, но зрителям сего занимательного представления подобная трата времени показалась непростительно пустой, и они приняли меры. Под четкие указания купца охранники обоза ухватили нас за руки и за ноги и растащили в разные стороны. Помятых, но довольных собой. Особенно доволен был я, поскольку новоприобретенные ссадины и синяки замечательно маскировали уже имеющиеся. К тому же мне удалось «выпустить пар» за чужой счет… Согласен, не слишком честно по отношению к Бэру, но ведь он, в сущности, мне никто – ни сват, ни брат. Собственно говоря, мы даже не представлены…

– Сволочь! – тяжело дыша, выплюнул Бэр.

– На себя посмотри! – не остался я в долгу. – Проспал все на свете, так теперь на других отыгрываешься?

Лучник сделал попытку вырваться из надежных объятий охранников, и я даже догадывался, что он намеревался со мной сотворить. Купец покачал головой, глядя на нас, как на неразумных детей:

– Остыньте оба! Нашли время лупить друг друга…

– Вы первыми начали, – обиженно заявил я.

– Не надо было лежать, как снулая рыбка! – снова взорвался Бэр.

– Ага, надо было вскочить и убежать?!

– Я же сказал, остыньте! Мне что, поискать поблизости водоем и окунуть вас туда? – Купец был вынужден повысить голос. – Мы должны были убедиться, что оборотень не поранил тебя.

– А так было непонятно? – Я взглянул в сторону передних повозок, где над полуразложившимся телом шадды – жутким месивом из останков человека и зверя – склонились несколько возниц и охранников. – Где лежит он, и где находился я!

– Мы должны были быть уверены… – чуть смущенно, словно оправдываясь, произнес хозяин обоза.

Вот как? С чего такая трогательная забота о столь невзрачном существе, как я? Нет, решительно не нахожу объяснений! И если с возможным помутнением собственного рассудка я согласился бы легко и безо всяких возражений, то в окончательное помешательство всего остального мира поверить пока не мог.

Бэр со злостью скинул с себя руки охранников, одарил меня прямо-таки испепеляющим взглядом и вместе с купцом подошел к Мэтти, переложенному тем временем на одну из ближайших телег. Тот спал, как я и обещал. Более того, могу поклясться, что он даже видел в меру приятные сны и великолепно отдыхал, восстанавливая силы. В отличие от меня. Правда, во всей этой ситуации был один момент, который мог причинить мне неудобства. Я с большой долей вероятности допускал, что, очнувшись, маг не будет помнить свою встречу с шаддой. С одной стороны, это было замечательно, но с другой… Больше свидетелей моего «геройского» поступка не было, а так хочется иногда, чтобы тебе, так сказать, воздали должное…

Купец оперся о борт телеги и задумчиво спросил себя самого:

– Кто же прикончил оборотня?

Лучник устало пожал плечами:

– Мэтт, кто же еще?

Хозяин обоза покачал головой:

– О нет, чары тут ни при чем… Оборотня накормили серебром. Видел, как его разворотило? Такое бывает только от «лунного поцелуя»…

Поцелуя? Я похолодел. А ты не так прост, купец, совсем не прост… Откуда же ты знаешь о «лунном поцелуе»? Сам-то наверняка не пробовал, значит, рассказывали друзья. Надо и с тобой быть поосторожнее… Фрэлл, да что же такое получается?! Ни сна, ни отдыха измученной душе – сплошные прятки!

Бэр тоже не пропустил мимо ушей занятный термин:

– Почему же вы думаете, что Мэтт не мог…

– Посмотри на него и подумай головой, парень! Каким образом он мог заставить полного сил оборотня проглотить кусок серебра?

– Ну, он же – маг, в конце концов!

– Но почему-то не воспользовавшийся магией… – протянул купец. – Твой друг силен в рукопашной?

– Мэтт? Не сказал бы… Конечно, кое-что он умеет, но ему ведь и ни к чему драться голыми руками…

– Именно, – довольно кивнул хозяин обоза. – Вопрос первый: почему маг не использовал боевые заклинания? Ответ очевиден: чары не хотели работать. Вопрос второй: хватило бы у мага сил справиться с оборотнем без магии? Конечно, нет! Тем более парнишка ранен, и ранен очень тяжело. Какой напрашивается вывод? Оборотнем занималось третье лицо, нам с тобой, да и всем остальным присутствующим здесь не представленное.

Бэр, и без того невеселый, помрачнел еще больше.

– Вы хотите сказать, что мы обязаны жизнью кому-то, кто даже не соизволил сообщить о своем «подвиге»?

– Пожалуй.

– «Герой» не считал нужным ставить нас в известность? – продолжал ехидничать лучник.

Ох, и врезал бы я тебе еще разок! Нет, вот так прямо подойду к вам и скажу: «Не парьтесь, мужики, это сделал я!» Допустим, меня даже не сразу объявят сумасшедшим…

– Кем бы он ни был, жизнь твоего друга он спас, – приструнил Бэра купец.

– Мэтт мог и сам о себе позаботиться! – с вызовом ответил лучник.

– Ты просто не знаешь, что происходит, когда магия оборотня попадает в кровь… Нужно принимать противоядие, и как можно быстрее. Но в наших припасах, да и, думаю, в припасах мага такой склянки не было, а смастерить действенное заклятие за пару мгновений под силу не всякому чародею. Даже сдавшему экзамен. – Последние слова были произнесены с некоторой издевкой.

Бэр чуть порозовел, а купец продолжил:

– Ох, парни, сдается мне, опять вас не допустят до квалификационных испытаний…

– Но ведь еще не все потеряно! – попытался оправдаться лучник.

– Надеюсь, – вздохнул хозяин обоза.

Сколько же полезной, хотя и мало понятной информации можно извлечь, подслушивая чужие разговоры! Значит, мои знакомцы – простые школяры. Ну, может быть, и не совсем простые, но то, что они еще «недоучки», это факт. Что ж, сделаем зарубку на память. Если тебе известны слабые стороны твоего врага, половина победы – в кармане. Нет, я не собирался враждовать с Бэром, а уж с Мэтти – тем более! Но удержаться от маленькой мести за «все хорошее» – практически невозможно…

Холодная капля шлепнулась прямо на нос. Я поднял лицо к небу. Все верно, как и планировалось. Дождь. Вот это было уже просто неприличным везением! Я подставил лоб мокрым ладоням Небесной Плакальщицы, ощущая, как их ласка гасит вязкий огонь моей боли…

– Шевелитесь, бездельники! – заорал хозяин обоза, следя за тем, как его работники укрывают телеги защитными полотнищами.

– А ты что стоишь? Марш на свое место! – Ага, вот и мне досталось.

Я поспешил залезть на телегу и забиться в узкое пространство между мешками. Сверху обрушился остро пахнущий кожаный полог, оставляя только небольшую щелку с видом на лес. Наверное, чтобы я не скучал. Еще минута, и обоз тронулся в путь, плавно и упрямо набирая приличный темп. Похоже, мы торопимся. Куда? Впрочем, какая мне-то разница? Я бы с удовольствием оттянул момент встречи с «хозяином» еще на месяцок-другой…

Косой гребешок дождя сновал между деревьев, скатывал дорожную пыль в липкие комки, выбивал дробь на крупах недовольных лошадок. Я смотрел на серые струи, а перед глазами вставала совсем другая, почти забытая картинка…

…Широкий двор залит яркими лучами солнца, неожиданно горячего для весны. В свежем воздухе разлит горьковатый аромат молодой листвы. День дышит умиротворением и нежностью. Правда, десятилетнего мальчика, спустившегося по крутой каменной лестнице, меньше всего занимают красоты мира, в котором он живет. В самом деле, кому интересна весна, когда под боком можно найти куда более занимательные вещи!

У стены, в небольшом загоне на ковре из опилок и душистого сена резвятся маленькие мохнатые комочки. Щенята. Пузатые, смешные, пушистые. Так и хочется взять их на руки… Мальчик и намеревается так поступить, но стоит ему сделать всего пару шагов в сторону загона, как на его пути вырастает разъяренная женщина:

– Не смейте приближаться к ним! Еще шаг, и я забуду о своих клятвах!

Мальчик поднимает на нее удивленные глаза:

– Я сделал что-то дурное?

– И он еще спрашивает?! Прочь от моих воспитанников!

Мальчик не только удивлен, но и обижен:

– Но я…

– Прочь! – Женщина обнажает зубы. Совсем как волк. Может быть, это только иллюзия, созданная испуганным воображением ребенка, но клыки и в самом деле длинноваты для человека…

Мальчик испуганно отшатывается, едва не падая на плиты двора. Женщина все ближе и ближе… Зеленые глаза зажмуриваются в ожидании худшего, но темноту страха неожиданно рвет чей-то спокойный и даже ласковый голос:

– Успокойся, Лэни. Он не причинит вреда твоим… воспитанникам.

Мальчик отваживается приоткрыть глаза и видит своего заступника. Человек. Мужчина. Немного странный: слишком густая и роскошная грива белоснежных волос, слишком яркий и независимый янтарный взгляд. Человек стар, но никто не посмел бы назвать его дряхлым. Длинная пепельно-серая накидка спадает с широких плеч, как королевская мантия. Этот человек знает себе цену и не скрывает ее от окружающих. Впрочем, мальчик пока не умеет разбираться в людях, и старик кажется ему просто большим и сильным существом. И удивительно добрым…

– Тебе откуда знать? – огрызается женщина, но делает шаг назад.

– Вернись на свое место, Лэни, не пугай ребенка.

– Этот ребенок хуже своры охотничьих псов!

– Я же сказал: успокойся. – Старик даже не повысил голос, но женщина почему-то осеклась и, покорно склонив голову, отошла в сторону.

– Надеюсь, она не доставила вам неприятностей, ma’daeni?[2]

Ma’daeni. «Мой повелитель», на эльфийский манер. Мальчик не понимает, почему старик обращается к нему подобным образом, но такое почтение не льстит, а напротив, настораживает его.

– Кто вы, сударь?

– Dou[3] Магрит просила присмотреть за Вами, и я с радостью выполняю ее просьбу. – Короткий, но учтивый поклон.

– С радостью? – В юном голосе прорезаются нотки недоверия.

– Разумеется, ma daeni. Служить вам – честь.

– Почему же она… – Мальчик смущается и не заканчивает фразу. Старик понимающе кивает.

– Просто потому что боится. Вслед за непониманием возникает страх, а вместе со страхом всегда приходит злоба. Никогда не открывайте двери этой бродяжке: злоба – дурной советчик. В любых делах.

– Но чего она боится?

– Не «чего», а «кого». Она боится вас, ma’daeni.

– Но почему? Вы ведь не боитесь!

Старик вздыхает.

– Как бы мы все ни были похожи друг на друга, мы никогда не будем одинаковыми. У каждого из нас есть свои… особенности, которые могут нравиться или не нравиться другим. Такова жизнь, и глупо было бы с ней спорить.

– Особенности?

– Вы поймете, ma’daeni, в свое время, – мягко улыбается старик.

– Чтоб ты сдох поскорее! – бормочет женщина, бросая яростный взгляд в сторону мальчика. Она хочет быть услышанной, и ей это удается – ребенок бледнеет и поворачивается к старику, словно прося о помощи:

– Я скоро умру?

Старик некоторое время смотрит прямо в глаза мальчика. Внимательно-внимательно. И усмехается.

– Нить Судьбы – слишком хрупкая материя. Никто не знает, когда придет его черед переступить Порог.

– Вы не ответили! – упрямо дергает головой мальчик.

– Что же вы хотите услышать, ma’daeni? – Старик терпелив.

– Я должен умереть?

Старик пожимает плечами:

– Все мы когда-нибудь умрем. Кто-то раньше, кто-то позже. Не торопитесь покинуть этот мир, несмотря на все его темные стороны. Жизнь – это бесценный дар, не выбрасывайте ее за ненадобностью… Впрочем, я, пожалуй, не буду давать вам советы в таких вещах. Хотя бы потому, что мы все-таки слишком разные…

– Разные? – Мальчик не перестает удивляться.

– Увы, – вздыхает старик. – И даже в вашем положении есть преимущества, за которые многие бы пожертвовали своей жизнью…

– Это неправда! Все говорят, что…

Старик хмуро качает головой:

– Не следует подслушивать чужие разговоры.

– Я не подслушивал… – смущается мальчик.

– Тогда не обращайте внимания на слова, предназначенные не вам, и они не ранят ваше сердце.

– Я не понимаю…

– Вы поймете, ma’daeni, обещаю. Просто подождите немного… Сегодня такой красивый день – не хотите ли отправиться на прогулку?

Мальчик доверчиво протягивает старику руку. Маленькие пальцы тонут в смуглой ладони, такой же теплой, как лучи весеннего солнца…

…Почему ты вспомнился мне, один из немногих друзей моего детства? Потому что тоже был оборотнем? Но я даже не знаю, в кого именно ты «оборачивался»… Впрочем, почему в прошедшем времени? Держу пари, что ты до сих пор жив и здоров, и еще не один рассвет усыплет бисером росы твою серебристую шкуру!

Ты рассказал мне так много. И – так мало! Я понимаю почему. Каждый должен идти своим Путем. Я иду, слышишь? Спотыкаясь и падая, набивая шишки и разрывая в клочья собственное сердце… Я не ищу другой жизни. Я просто живу. И я знаю, что в любой момент могу умереть. Это знание намертво впиталось в мою кожу, растворилось в крови, вросло в кости, отпечаталось в сознании… Я привык засыпать и просыпаться, чувствуя на своей щеке нежное, как паутинка, дыхание Вечной Странницы…

Спасибо за все, чему ты меня научил! Видишь, я воспользовался твоими уроками. Прости, что был слишком несдержан с шаддой, но я не смог обуздать свой гнев, в первый раз после стольких лет увидев в глазах незнакомой женщины презрение и ярость Лэни…

Лайн’А-хари, Смотрительница Внешнего Круга Стражи. Я понимаю твой страх и разделяю твои сомнения. Но я никогда не приму твою ненависть, сменившуюся под давлением обстоятельств вежливо-показной покорностью. Ты умела так изогнуть бровь, отвечая на мои вопросы, чтобы все понимали: ты просто делаешь одолжение ничтожеству, недостойному носить древнее и славное имя… Ты никогда не назовешь меня ma’daeni, хотя я бы многое отдал за то, чтобы однажды услышать из твоих уст эти слова… А уж мечтать о том, чтобы ты произнесла: m’daeni… Нет, это слишком невероятно даже для моей больной фантазии. Ma’daeni – «Тот, кто имеет право». M’daeni – «Тот, кому я разрешаю». Так близко и – так далеко. Особенно для наших взаимоотношений. Разве я могу причинить вред? К сожалению, могу… Даже если буду стараться избежать этого всеми силами. Грустно? Увы. Но такова жизнь…

В следующий раз буду держать себя в руках – достаточно и одного удара. В точку чуть ниже родового знака… Кстати, о родовом знаке.

Я достал из мешочка холодную, мгновенно потускневшую со смертью шадды ажурную пластинку. Откуда же ты родом? Неужели из моих краев? В Западном Шеме песчаные кошки не живут, уж это-то я точно знаю! Странно… Знак принадлежит полноценному члену Семьи, отнюдь не изгою. Но вряд ли оборотень действовал по собственному желанию – накрами пользуются только наемники. Ни один «благородный» метаморф не станет пачкать свое тело этими магическими штучками… Тебе приказали. Кто? И в чем заключалась ожидаемая тобой плата? Деньги? Иные блага? Может быть, чья-то жизнь? Да, это вероятнее всего. Простой и неизменно эффективный шантаж – слабость любви к ближнему…

Почему этот «кто-то» так заинтересован в несносном мальчишке? Ну да, положим, задатки у него неплохие, но разве дело в этом? Зачем понадобилось добиваться контроля столь изощренным способом? Не проще ли было… Хотя, что я несу? Я же знаю, что не проще! В этом смысле секреция оборотня – безотказное и действенное средство. Разумеется, нанесенная на определенные участки тела в определенном порядке под аккомпанемент определенных заклинаний… Фрэлл! Какой же я идиот! Надо было взять накр с запястья… Эту махонькую черненькую пуговку… Нет, ничего бы не вышло. Мэтт – в нирване, а в моих руках эта улика мигом растеряла бы все свои полезные качества…

Что я вообще знаю о накрах, этих специфических, но весьма действенных магических приспособлениях? Сделать такой под силу практически любому магу, поскольку весь процесс сводится к «записи» того или иного заклинания на «носитель». Разумеется, чем сильнее и искуснее маг, тем более сложное и эффективное заклинание он «запишет» и тем качественнее получится само изделие. А «носитель»… «Носитель» может быть любым, чаще всего используются чистые металлы и сплавы. Железо, кстати, не очень любит такую «запись» заклинаний… Можно использовать дерево, но, во-первых, это на любителя, а во-вторых, пока найдешь подходящую древесину – проклянешь все на свете. Самое предпочтительное, конечно, кристаллы! Чем упорядоченнее структура «носителя», тем удобнее укладывать спираль чар. Чистый как слеза, да еще и соответствующим образом ограненный драгоценный камень позволяет достичь немалого эффекта… Так, что еще? Активировать заклинание может даже не-маг, нажатием или словом. Для пущей надежности накры вживляются в плоть того, кто собирается их использовать. Иногда вживляются даже против воли… Хе-хе. Готов спорить, что это происходит в половине случаев применения накров. Но шадда вряд ли была против. Особенно если заранее знала, что придется воевать… Но она не могла знать, что наткнется на меня, ведь что ни говори, а убить вашего покорного слугу гораздо проще, чем кажется, и никакой магии не нужно: удар мечом или удачно пущенная стрела – и я уже за Порогом… Впрочем, если я в ближайшем будущем не приму меры, то доконать меня сможет и самая обычная простуда…

Невеселые раздумья о здоровье были прерваны остановкой телеги. Я выглянул из-под кожаного полога и обнаружил, что обоз добрался-таки до постоялого двора. Вовремя, потому что дождь и не думал утихать, напротив – норовил припустить еще сильнее. К нашему счастью, ненастным утром, да еще в отсутствие в окрестностях «ярмарочных дней», все места были свободны. Конечно, телеги под навес не помещались – лошадей бы спрятать, – но местная прислуга помогла возницам накрыть мешки несколькими слоями «рыбьей кожи», а значит, о состоянии товаров можно было не беспокоиться. Пришлось выбраться на свежий воздух – ну не ждать же, в самом деле, пока меня упакуют вместе с тюками! – и несколько минут прятаться под навесом от назойливо заползающих во все щели струек воды. Можно было, конечно, сразу пойти внутрь, но что-то я не жаждал столкнуться у дверей с Бэром или его подопечным, который бросил в мою сторону такой злой взгляд, что мурашки пробежали по спине… Подождав, пока возницы и охранники – за вычетом караульного наряда – скроются в доме, я не торопясь двинулся по двору, разглядывая постоялый двор снаружи. Дождь мне не мешал – давненько я не принимал ванну, так что освежиться, хотя бы таким образом, было для меня приятным подарком природы. Наверное, я бы задержался еще на полчаса, но хозяин обоза, единственный, кто остался во дворе вместе со мной, твердо взял меня пальцами за плечо:

– Нечего мокнуть, парень. Лучше пойти и выпить чего-нибудь согревающего…

– Как вам будет угодно, – кивнул я и последовал за ним к парадным дверям дома.

Но в этот миг перед нами возникло препятствие. Из разряда неприятных неожиданностей. Видимо, хозяин постоялого двора посчитал, что все люди уже вошли в дом, и поспешил выпустить сторожевого пса… Я не люблю собак. В принципе. Да, я знаю, что они умны и верны, но по мне кошка – гораздо умнее и преданнее. Если, конечно, она изберет тебя своим «хозяином»… Эта собака относилась к типу особенно нелюбимых мной: огромный, с теленка, косматый зверь с крупной лобастой мордой, на которой краснели маленькие злобные глазки существа, уверенного в своей непобедимости. Кстати, шипастый ошейник зверя выглядел импозантнее, чем мой… Эта махина выросла у нас на пути, полностью загородив проход к дверям, и с ленивым любопытством принялась разглядывать наши тела примерно на уровне… пояса. А когда купец сделал шаг вперед, из горла зверя выкатился такой мерзкий и глухой рык, что мы вздрогнули. Надо было крикнуть кому-нибудь из местных и попросить придержать собачку, только звать на помощь показалось недостойным и купцу и мне. Но что собирался предпринять мой сопровождающий, я так и не узнал, потому что «нанес удар» первым…

Ну же, песик, подними свою голову… Горящие угрозой лиловые пуговки глаз медленно поползли навстречу моему взгляду… Еще немного, еще… Отлично! Никогда не пробуйте делать то, что проделал я. Хотя это очень просто – нужно всего лишь выпустить наружу клоаку своего подсознания, открыть двери Темного Храма своей души – если вы, конечно, принадлежите к одной милой, немногочисленной и весьма специфической семейке… Хватило и нескольких секунд, чтобы наглая уверенность в глазах пса сменилась паническим ужасом, и зверюга, поджав хвост и тихо проскулив что-то вроде «покорнейше прошу простить», на полусогнутых дрожащих ногах отползла в сторону. Я передернул плечами, выходя из транса, и повернулся к купцу:

– Путь свободен, господин.

Если мое поведение и вызвало у хозяина обоза вопросы, то он предпочел оставить выяснение подробностей моей биографии на более удобное время, а сейчас просто перешагнул порог.

В питейно-обеденном зале братия, вместе с которой я совершал свое вынужденное путешествие, уже расселась за столы и начинала приготовления к поглощению пищи. Ну а чтобы еда не шкрябала по желудку, его непременно нужно смазать! И лучше всего – кружкой доброго эля… Я подумал пару мгновений, а затем попросил купца:

– Вы позволите мне самому сделать заказ?

– Почему бы и нет? Только не слишком дорогой! – улыбнулся он, направляясь к столику, из-за которого ему уже весело и призывно махали руками.

Я же двинулся к стойке. Друзей в этом балагане у меня не наблюдается, так что поем в гордом одиночестве, благо мне это разрешили. Распорядитель ожидающе уставился на меня скользким взглядом, и я вежливо описал то, что хотел бы видеть на обед:

– Пожалуйста, нагрейте мне эля – лучше, если он будет поплотнее и потемнее. Греть не до кипения, но так, чтобы можно было обжечься. И не помешало бы к этому ржаных сухариков или хотя бы лепешку. Да, налейте горячий эль в миску! И принесите ложку, пожалуйста. Это вас не затруднит?

По глазам распорядителя было видно, что и он принял меня за бедолагу, сбежавшего из приюта. Но «клиент всегда прав», и спустя пару минут передо мной на стойке появилось все, что я заказал. Покрошив черствую лепешку (из грубой муки, с отрубями – экономим, да?) в горячий эль, я некоторое время меланхолично помешивал это не вполне аппетитное варево. Да, блюдо понравится не всякому, но, во-первых, оно жидкое, что для меня сейчас немаловажно, во-вторых – достаточно сытное, чтобы восполнить хоть часть потраченных сил, и в-третьих, горячий эль чудно помогает от простуды! Так что я убивал сразу трех зайцев, хотя и выглядел придурковато.

Мясо в меня пока что не полезет. Да и рыба – тоже. Можно было бы взять тушеных овощей, но и это рискованно. Иногда я просто ненавидел свой поганый организм! Ладно, еще день-два, и я смогу отожраться… Если будет чем.

По мере убывания снеди разговоры за столами становились оживленнее. Обсуждалось все: погода, цены на зерно и лошадей, политика короля и любовные похождения его министров. В другое время я бы внимательнее прислушался к утомленным поглощением пищи голосам, но горячий эль разморил меня быстрее и надежнее, чем холодный, и я сполз на стойку, подпирая щеку рукой и глядя на свое отражение в начищенном до блеска подносе. Как-то все это странно и загадочно, правда? Отражение кивнуло: «Правда».

Хлопнула дверь, пропуская в зал нового и весьма мокрого гостя. Когда темный от влаги плащ был сброшен на руки подбежавшего слуги, глазам присутствующих предстал смуглый черноволосый мужчина средних лет, грузный, но осанистый, на стеганом кафтане которого имелись знаки различия практикующего члена Лекарской гильдии.

– Ну-с, где наш больной? – весело и задорно вопросил он.

Хозяин обоза поспешил к нему навстречу:

– На второй этаж, доктор, пожалуйста…

Они протопали вверх по лестнице и исчезли за одной из дверей, выходивших на галерею. То ли лекарь был весьма опытен, то ли – совсем наоборот, но осмотр не занял много времени – не прошло и пяти минут, как эта парочка спустилась в зал и заняла места за столом неподалеку от меня. И лекарь и купец были вполне довольны и спокойны.

– Не волнуйтесь, голубчик, все просто замечательно! – говорил доктор, с аппетитом налегая на жаркое. – Юноша просто спит, залечивая раны. Мне, собственно, даже нечего здесь делать…

– Что вы, доктор, я бы просил вас задержаться хотя бы на пару дней, если, конечно, у вас нет срочных дел.

– На ваше счастье, я совершенно свободен до конца недели, – кружка эля опустела, – и понаблюдаю за юношей, если вы считаете это необходимым…

– А вы считаете, что можно обойтись и без…

– Ну конечно, голубчик! Здоровый сон – все, что нужно в такой ситуации…

Я довольно улыбнулся своему отражению. Собственно, сомнения не посещали меня и до уверений лекаря, а уж теперь я мог просто собой гордиться. Если бы было чем гордиться… Спит-то он спит, а вот кто и когда его разбудит?

Доктор и купец углубились в разговоры о политике, а рядом со мной воздвиглась хмурая скала в лице Бэра.

– Ты закончил?

– Что именно?

– Жрать.

– Да, если это тебя и в самом деле интересует. – Мне не понравились слегка виноватые глаза лучника, но я удержался от острот.

– Тогда идем.

– Куда это? – удивился я.

– Узнаешь.

Не скажу, чтобы меня привело в восторг это приглашение, но я почел за лучшее не спорить и последовал за юношей. Все на тот же второй этаж, благо третьего этажа здесь отродясь не было.

Мы миновали почти десяток дверей, остановившись в самом конце галереи. Комната, в которую меня привел Бэр, была угловой, не слишком уютной, не слишком светлой и не слишком теплой. Да и кровати в ней не было – из всей мебели имелись в наличии только стол, пара колченогих стульев и стенной шкаф. Возможно, это был чей-то кабинет. Или эту комнату использовали в качестве кабинета постояльцы. Потолочная балка нависала над головами, покоясь на двух довольно толстых подпорках из грубо обработанного дерева. К одной из этих подпорок Бэр и велел мне встать спиной. Я смутно догадывался, зачем, но не стал протестовать и, даже когда запястья сдавили – не туго, но надежно – веревочные петли, только поинтересовался:

– В чем причина подобных действий с вашей стороны?

Закончив вязать узлы, лучник присел на край стола и некоторое время исподлобья меня разглядывал. Тусклого света из окна было недостаточно, чтобы я мог до конца разобраться в выражении его глаз, но в голосе, кроме досады, ничего не услышал:

– Скажи спасибо его высочеству…

– Высочеству?

– Мальчишка, которого ты отшлепал, когда-нибудь станет правителем Западного Шема.

– Вот как?! – Я присвистнул. – Нехорошо получилось…

– Весьма, – хмуро подтвердил лучник. – И теперь он блажит, твердит, будто не может чувствовать себя спокойно в одном доме с тобой… Так что не обессудь: эта мера единственное, что хоть немного его успокоило.

– А почему, собственно, вы не пресекли «экзекуцию» в зародыше, так сказать? Я бы понял…

Бэр хмыкнул, направляясь к дверям:

– Не поверишь, но эта сопля за один-единственный час успела довести нас самих до белого каления, так что…

– Хорошо чужими руками жар загребать? – съязвил я, заставив парня застыть на полпути.

– Можешь думать, что хочешь, но мы ведь вынуждены были присягнуть…

– На верность?

– Вроде того. Неприкосновенность королевского тела и все такое…

– А мне, значит, все было дозволено?

– Ну, мы же присягали охранять его от опасности, а тут имел место всего лишь урок хороших манер… – Даже в сером сумраке было заметно, как Бэр улыбнулся, по-доброму и вполне искренне. – Не волнуйся, это ненадолго – скоро за принцем приедет отряд Королевской стражи, и мы все вздохнем спокойнее…

Дверь за лучником захлопнулась. Но спустя минуту я пожалел, что он ушел так рано, потому что невесть откуда возникший липкий пот струйкой побежал по моей спине. В чем дело? Очередной приступ моего вялого «предвидения», приносящего только неприятности и разочарования? Что ж, если дело дошло до ТАКОГО ощущения, значит, в ближайшие часы мне не поздоровится… Позвать Бэра? Не услышит, комната слишком далеко, а он наверняка спустился в зал… Развязать веревку я не смогу, слишком толстая подпорка – руки не свести… Что остается – покориться судьбе? Вредное это занятие, потворствовать Слепой Пряхе в ее бесконечном труде. Но больше ничего не сделать…

Пока я перебирал варианты выхода из лабиринта, который, в принципе, был непроходимым, плотную завесу дождя пронзил звук рога, вслед за которым спустя считанные минуты до моего слуха донеслась глухая дробь копыт во дворе. За принцем приехали? Скорее всего. Я немного расслабился, хотя следовало бы быть настороже. В самом деле, сейчас его заберут и увезут подальше от меня – и все закончится…

Скрипнула дверь.

– Ты уже… – Больше я не успел сказать ни слова, потому что рот забила скомканная кожаная перчатка.

Это определенно был не Бэр. Тонкая, даже излишне гибкая фигура скользнула к столу. Что-то звякнуло, что-то прошуршало, грязный полумрак комнаты разогнало бледно-желтое пламя свечи, и я смог получше разглядеть нежданного визитера, пока тот разворачивал какой-то узелок на столе. Черная кожа костюма, смахивающего на охотничий. Тусклые серебряные бляшки – где надо и где не надо, но в целом выглядит эффектно. Рубашка с капюшоном – ткань даже на взгляд производит впечатление скользкой и мягкой. Шелк? Наверное. Плечи широкие, но эту иллюзию можно списать на строгие линии одежды. А вообще этот человек выглядит и ведет себя как-то… дергано. Ну, или слишком резко, если хотите, хотя я называю это «припадочно». Что же ему нужно от меня? Но вопрос упал куда-то в колодец сознания, потому что в этот момент мой гость скинул с головы капюшон и повернулся ко мне лицом.

Вы видели бритых наголо женщин? И как вам? Нравится? Мне – не очень, хотя не могу отрицать, что при наличии правильной формы черепа и пропорциональных черт такая прическа выглядит весьма и весьма… захватывающе. Кстати, мне тоже идет бритый череп, но это уже частности, не имеющие отношения к происходящему… Так вот, это была женщина – определенная часть тела не давала в этом усомниться, и голая кожа головы этой женщины отбрасывала блики в пламени свечи. Но, пожалуй, не эти два факта повергли меня в изумление, близкое к потере сознания. Я впервые в жизни видел ТАКУЮ эльфийку!

Высокая – ее подбородок располагался аккурат на уровне моих глаз. Немолодая. Хотя в отношении эльфов и трудно говорить о возрасте, но моих скромных знаний об этом племени вполне хватало на то, чтобы понять – она давно уже не ребенок. Длинные нервные пальцы художника. Или музыканта. Да, пожалуй, она должна прекрасно играть на лютне… Гордая, почти царственная посадка головы. Изломанные шрамами брови. Тонкие, как это обычно бывает у эльфов, черты лица. Чуть припухлые губы презрительно сжаты. Глаза глубокие-глубокие, темные. Одно ухо обезображено целой коллекцией сережек. В общем, особа из разряда тех, что сначала хватаются за меч, а потом уже выясняют, кто был не прав. Как говорится, не женщина – мечта! Если вы жалеете о том, что в вашей жизни не хватает огонька…

Она сузила глаза, показавшиеся мне болезненно-блестящими, и низким бархатистым голосом сообщила:

– Его высочество, наследный принц Западного Шема Рикаард просил навестить тебя и оставить подарок… На долгую память. – Узкий язык скользнул по нижней губе, напомнив мне ядовитую змею. – Жаль, что времени мало, – разочарованно продолжила эльфийка, – и я не смогу поближе с тобой познакомиться… Ты был бы в восторге!

Да, в восторге. Меня и так уже почти настиг «экстаз» – осознание того, что я подошел к Грани куда ближе, чем за всю прежнюю свою жизнь. Знаю я, дорогуша, что ты хочешь мне предложить – пытки эдак на двое суток! Судя по белым паутинкам шрамов на лице и в вырезе ворота, ты и сама не прочь окунуться в омут Боли…

Она снова повернулась к столу, взяла предмет величиной с ладошку и подошла ко мне. Так близко, что я почувствовал ее дыхание на своей коже. Приторно-сладкий аромат с нотками горечи. Да ты нездорова, дорогуша! Какого дурмана ты наглоталась? Впрочем, было что-то еще. Какие-то чары. Не враждебные мне и не враждебные эльфийке – просто чары, возможно, «пассивная защита» или нечто похожее. Странное ощущение, никогда раньше с таким не сталкивался – словно струна натянута… Фрэлл, да я почти слышу, как она звенит!

Эльфийка задумчиво вертела предмет в руках.

– Чем бы тебя наградить? Нужно что-то простое, но впечатляющее, не так ли? «Насильник»? Нет, это будет похоже на комплимент! «Детоубийца»? В определенных кругах тебя сочтут героем… О, а вот это то, что нужно!

Я понял, что она хочет сделать. Поставить клеймо. Уж не знаю, исполняла ли эта эльфийка функции экзекутора при королевском дворе или только в свите принца, но все необходимое для исполнения наказания у нее имелось – пластинка с полостью для заливки специальной краски и причудливым лабиринтом тонких полых игл, которые движением маленького рычажка можно было установить в различном порядке. Краска, конечно, несмываемая, да еще и зачарованная, чтобы клеймо было не свести… Сухие крупицы знания обожгли мой разум и, осыпаясь в хранилища памяти, унесли с собой способность принимать решения. Проще говоря, я остолбенел. Для меня подобная «мера наказания» была более чем серьезной. Хотя бы потому, что я, в отличие от любого другого человека (или не-человека), был лишен возможности избавиться от подобных повреждений собственного тела. Любой порез навеки застывал на мне шрамом, и я завидовал светским щеголям, которые дрались на дуэлях каждый день, а на следующее утро являлись как ни в чем не бывало и демонстрировали всем гладкую и здоровую кожу… Да, это обходилось им в кругленькую сумму – услуги лекарей-магов всегда хорошо оплачиваются, – но результат того стоил… И только я один запретил себе рисковать – с того самого момента, как осознал в полной мере свою «уязвимость». Вызвать на дуэль? Уж лучше прослыть трусом и ничтожеством! Последний неумеха может убить меня, случайно задев грязным лезвием… Думаете, легко всего на свете бояться?

– Да, так и поступим! Надеюсь, принц оценит мою изобретательность!

Тонкие пальцы дернули меня за волосы, прижимая к подпорке, и рой игл вонзился в правую щеку. Я даже не сразу почувствовал боль, потому что к тому времени страх уже полностью опутал тело и разум своей паутиной. Впрочем, это был даже не страх, а ужас, плавно переходящий в тупое отчаяние. Все кончено. Надежды и мечты хрустальными брызгами разлетелись в разные стороны. Я пропал. Окончательно и бесповоротно. Я уничтожен…

Эльфийка убрала орудие своего ремесла, наслаждаясь результатом «творчества», и удовлетворенно оскалилась:

– Все в лучшем виде, красавчик! О, что это, несколько капелек? Но ведь это не краска, правда?

И она на мгновение припала к моей щеке, слизывая кровь, выступившую в местах уколов. Сглотнула, довольно щурясь. И струна лопнула. Не знаю, какие чары жили в тебе, дорогуша, но теперь ты навсегда их лишилась… И поделом: нечего совать в рот что ни попадя…

Эльфийка ушла так же тихо и незаметно, как и появилась, оставив в качестве доказательства своего посещения узор на моем лице и перчатку у меня во рту. Какое-то время я стоял, глядя в злобное пламя свечи, пока лед потрясения не начал таять, а потом сполз на пол, стукаясь затылком о деревянный брус. В голове не осталось ни одной завалящей мыслишки – ни о прошлом, ни о будущем. Не знаю, сколько прошло времени, – я даже не слышал, как уезжал принц. К реальности – пусть не совсем, но чуть-чуть поближе – меня вернуло появление Бэра. Он довольно выдохнул:

– Ну, вот и все! Отмучились! – И тут он понял, что комната выглядит иначе, потому что на столе откуда-то появился источник света. – Эй, а это что такое?

Лучник перевел взгляд в мою сторону, и я с несколько отстраненным изумлением узнал, что большие глаза могут быть не только у эльфов.

– Что произошло?

Он наклонился ко мне, извлекая «кляп» из уже частично онемевшего рта, и наконец-то рассмотрел главную причину моего ступора. Бэр был поражен, и поражен неприятно.

– Это… по приказу принца… но зачем?

Надо же, он способен мыслить логически! Разумеется, клеймо королевского палача можно поставить исключительно с ведома и по поручению особы королевской крови!

– И почему именно это?

– Что? – прохрипел я.

– Такое клеймо редко используется…

– Да что, скажи, наконец!

– «Погасивший незажженную свечу».

Сердце упало куда-то вниз. Нет, не к ногам, гораздо ниже… Твоей рукой, эльфийка, водили обозленные боги, не иначе – никакой другой приговор не мог бы причинить мне больше страданий…

Только теперь я понял, что мое недавнее отчаяние было всего лишь прелюдией, слабой репетицией того, что накатывало на меня сейчас. Волна безысходной тоски, смешанной с самой искренней и глубокой ненавистью и самой незамутненной злобой – о нет, не к кому-то конкретному, разве что только к стечению обстоятельств, наделившему меня такими достоинствами, от которых впору бежать сломя голову… А еще она была отражением моей беспечности и глупости, наивности и поверхностного отношения к людям… Я совершил то, чего не следовало делать, и даже не подумал, чем могут обернуться подобные «капризы»… Но самым страшным и самым неотвратимым было совсем другое. Вы видели шторм на море? Если видели, то поймете, что я имею в виду. Первая волна отнюдь не самая страшная, гораздо страшнее та, что приходит следом… У меня тоже имелась такая «волна», сплетенная из чужих воспоминаний и слухов, из бессилия и чувства вины, и хотя разум мой понимал всю абсурдность обвинений, сердце не хотело прислушиваться к его голосу…

Прости меня, пожалуйста! Я не мог ничего изменить! Если бы время и судьба были подвластны мне, я никогда бы не появился на свет, зная, сколько страданий и мук принесет мое рождение… Я не знаю, какой ты была… Говорят, что я похож на тебя. Чем же? Все изображения, которые мне позволили увидеть, говорят только одно: ты была самим совершенством! Ради чего ты решила отдать свою жизнь? Ради нелепого в своей недоделанности создания, которое обречено умереть гораздо раньше обычного для Семьи срока? Говорят, что ты действовала так во имя любви… Я не верю! Как можно любить того, кто медленно и настойчиво, час за часом, день за днем убивает тебя? Я недостоин любви – ни твоей, ни чьей-то еще, в этом я убеждаюсь каждый миг своего существования… Единственное, в чем я могу быть похожим на тебя, это упрямство, беспредельно-горячее и удушающе-ледяное… Но одного упрямства недостаточно, правда? Я уже не хочу жить, понимаешь? Я не вижу смысла! Я остаюсь на этом свете только по двум причинам: потому что я – трус, и потому что я обещал тебе не умирать. Так долго, как это будет возможно…

Дрожь пробежала по кончикам пальцев ног, перебралась на колени, потопталась в животе, лепя комок ощетинившегося острыми языками огня. Я понимал, что должно произойти, и даже усмехнулся сквозь слезы: я все же на что-то способен, пусть это «что-то» – самое последнее, что я хотел бы уметь делать…

Нэгарра. Безграничная Скорбь. Безвозвратная Потеря. Растерзанная Душа. А попросту – Плач. Последнее «прости». Последнее «прощай». Последний Всплеск Крыльев. Еще несколько вдохов, и ничего больше не останется – ни постоялого двора, ни принца с его свитой, ни всего Западного Шема с окрестностями…

…Стрелы дождя ударили в незакрытые ставнями окна. Грозовой ветер взвыл за стенами постоялого двора. Заскулили собаки. Жалобно заржали лошади. Если бы кто-то из сидевших в зале рискнул выйти в ненастье, то увидел бы, как лилово-черные тучи начинают свое кружение в воронке гигантского смерча…

До сих пор не понимаю, что остановило меня – осознание того, что я могу причинить вред невиновным людям, или то, что Бэр остервенело хлестал по моему горящему от боли и одновременно немеющему лицу и что-то кричал, пытаясь вернуть меня в тот пласт мироздания, в котором находился сам. Комок скорби разорвался где-то в груди, выйдя на свет божий водопадом соленых слез. Я задыхался, но не мог остановить рыдания. Слезы не облегчают боль, не верьте! Они только топят ее на время. Но пройдут дни, в самом лучшем случае – годы, и боль, которая не добилась своего в предыдущий раз, вернется, и тогда вы пожалеете о том, что погасили тот, первый пожар…

Когда купец и лекарь вбежали в комнату, гроза уже прекратилась. На полу комнаты сидели двое юношей: один из них, брюнет, чем-то до смерти испуганный, прижимал к своей груди другого, да так сильно, что даже пальцы побелели. А пустые глаза на заплаканном лице второго смотрели куда-то так далеко, что невозможно было понять, осталась ли в этом бренном теле душа или она унеслась прочь, вслед за грозой…

* * *

Пустота. Тихая дрема на Берегу Вечности. Рваное Кружево опустошенной Мантии. Сознание, рассыпавшееся миллионами пылинок по всем складкам Пространства и Времени. Я не могу… Нет, неправильно. Я НЕ ХОЧУ. Я не хочу ничего чувствовать. Я не хочу ничего видеть. Я не хочу ничего слышать…

«Слышать» или «слушать» – вот в чем вопрос?» – Ехидный голосок вдребезги разносит мое уединение, мешая подготовиться к встрече с Вечной Странницей.

– Ни слышать, ни слушать. Особенно тебя! – огрызаюсь я, но собеседника мой отпор ни в коем разе не смущает. Даже не трогает.

«Как говорится, „не умеешь – научим, не хочешь – заставим“.

Ах как мы довольны, представить страшно!

– Я не расположен к беседам с тобой, – пытаюсь задушить разговор в зародыше. Не получается.

«Зато я так соскучился по нашему милому задушевному общению, что не отпущу тебя, пока вдоволь не наговорюсь!» Неприкрытое торжество.

– И о чем же ты хочешь говорить?

Что ж, придется сдаться, тем более что он прав – я не могу уйти отсюда. Пока не могу…

«Исключительно о твоих ошибках».

– И много их было? – Я содрогаюсь.

«Вообще-то, настоящая ошибка была всего одна, и ты ее правильно понял».

– А именно?

«Твое времяпрепровождение с гномкой».

Я вздыхаю:

– Да, тут отпираться бессмысленно…

«Она плохо на тебя влияет, – авторитетно заявляет голос, – ты начинаешь делать глупости».

– Можно подумать, раньше я глупостей не делал…

«Раньше это были лично тобой взращенные глупости, а теперь ты идешь на поводу, противно подумать, у кого – у несовершеннолетней гномки!»

Прямо-таки строгий дядюшка, выговаривающий нерадивому племяннику за разбитый кувшин и пролитое вино.

– Я заметил…

А что толку отпираться?

«Ты начинаешь геройствовать, а это вредно для здоровья!»

Так, наставления еще и не думали заканчиваться.

– Прости, больше не буду.

М-да, звучит не очень-то искренне.

«А я полагаю, что будешь, и не один раз, – вздыхает голос. – Надо все же становиться более рассудительным и спокойным».

– Да куда уж рассудительнее?! Хорошо, торжественно клянусь, что в следующий раз, когда на моем пути появится девица в затруднительном положении, я пройду мимо! А еще лучше – отползу в кусты! В крайнем случае, там и зазимую…

«Ай, как мы разозлились! – Радость и ликование. – Кстати, о девицах…»

– Каких еще?

«Которые инкогнито посещают тебя и оставляют на память роскошные узоры на лице».

Я чувствую, как в груди начинает закипать бешенство.

– Закрой эту тему! Раз и навсегда! Я не буду ее обсуждать!

«Хочешь сказать, что подставил лицо под иглы палача по своей воле?» – Вкрадчивый шепот.

– Ты знаешь, что нет! – Я почти кричу. – Я не мог ничего сделать!

«Пожалуй, – соглашается голос. – Ты всего лишь мог избежать этой ситуации. В самом начале. На кой фрэлл ты решил поучить малолетнего выродка уважительному отношению к старшим?»

– Он первый начал!

«Великолепное оправдание, – сокрушается голос. – А сколько нам лет? Пять? Десять? Да, пожалуй, не больше… Ты что, считал, что все сойдет тебе с рук?»

– Ну-у-у-у…

Наверное, считал.

«Положим, я тоже немного виноват, – признает голос. – Но ради всего сущего, зачем? Зачем ты полез в самую глубокую яму, которую только нашел?»

– Я не лез…

«Вожжа под хвост попала?»

– Нет у меня никакого хвоста!

Я был близок к тому, чтобы взвыть.

«Ну, положим, хвост-то у тебя в наличии имеется, – не обратив внимания на мое возмущение, продолжает голос. – Уж мы-то с тобой это знаем, не притворяйся! Правда, потревожить его вожжой достаточно сложно… Скорее даже – невозможно…»

– Оставь в покое мои конечности. – Я поспешил сбить своего собеседника с любимого «конька». – Я предпочитаю о них не вспоминать…

«Когда-нибудь придется. Как тебе понравилась Нэгарра?»

– Омерзительно.

При одном только воспоминании виски начинают ныть.

«Вот-вот. Понимаешь, что лучше ее избегать?»

– Теперь – понимаю.

«Обещаешь, что примешь мои слова к сведению?»

– Обещаю.

«Опять врешь, – усмехается голос. – Ну и фрэлл с тобой! Мне остается только одно: почаще тебя навещать».

– Жду с нетерпением. – Я вяло пытаюсь пошутить.

«А все-таки она хороша, верно?»

– Кто – она?

К чему эти подначки?

«Эльфийка, кто же еще? Небось пожалел, что у нее было мало времени».

Ах ты, сволочь!

– Ты же знаешь, что ЭТО меня не интересует!

«Знаю, – вздыхает голос. – И очень переживаю по этому поводу. Но не расстраивайся, я всегда буду с тобой, любовь моя!»

– Не смей так ко мне обращаться!

«Ну кто же будет любить тебя так же бескорыстно и искренне, как я? И вообще – давай-ка хлопнем глазками, встанем и посмотрим на нашего нового хозяина!»

Спор я проиграл. В который раз? Уверен, что не в последний… В самом деле, кому под силу одержать верх над своим внутренним голосом – этим бесконечно мудрым, беспредельно ехидным и по-настоящему понимающим тебя собеседником? Собеседником, который лучше всех прочих знает, когда нужно просто помолчать…

Я чихнул. Ресницы стукнулись друг о друга с лязгом рыцарей в полном боевом доспехе – возвращение в неуклюжее тело показалось нереально легкому (на какое-то время) сознанию изощренной пыткой. Но легкость никуда не исчезла: она ударила в голову, как выдержанное десятилетиями вино. Я чувствую, что могу все. Ну, почти все. Например, пойти и набить кому-нибудь физиономию. Или кого-нибудь поцеловать. Не важно, что результат в обоих случаях будет одинаковым: затрещина, которая надолго выведет меня из строя, – но сейчас мне так легко и весело, что…

Я ли открыл глаза в одной из комнат постоялого двора?

Сажусь на постели – когда меня успели сюда перенести? – и голова тут же начинает танцевать что-то очень изящное и запутанное. Ничего, прорвемся!

Из смежной комнаты доносятся голоса. Два голоса. И оба мне хорошо знакомы, потому что один принадлежит косвенному виновнику появления узора на моем лице, а другой – человеку, которого я знаю под кличкой «Мастер». Десяток шагов кажется непреодолимым расстоянием, но я одерживаю победу над Пространством и заглядываю в дверной проем.

Так и есть, Бэр собственной персоной. Виноватый и пришибленный. Рядом на кровати лежит Мэтти, не принимающий участия в разговоре, что и неудивительно, поскольку он все еще спит. Мастер – все в том же походном костюме, только без накидки, отсутствие которой позволяет мне наконец-то увидеть лицо моего «хозяина» целиком. Что сказать? Открывшаяся картина вполне меня удовлетворяет. Он, несомненно, умен и опытен. А еще – добр. Возможно, Бэр этого не замечает, потому что робко отводит взгляд, но серые прищуренные глаза полны снисходительного лукавства, хотя в голосе старательно звенят стальные нотки:

– Признаться, я ожидал от вас большего. Как видно, старею… – притворно сокрушается Мастер.

– Мы делали все возможное…

– Я вижу. – Мастер кивает в сторону Мэтти. – Особенно отличился твой напарник. Полезть в пасть к оборотню с голыми руками! Чему я вас учил, спрашивается, все эти годы? Напрасно потратил время!

– Мастер, мы не ожидали…

– В этом году в переэкзаменовке вам отказано, – отрезает Мастер.

Бэр выглядит совершенно раздавленным, и я решаю подбросить несколько поленьев. Но не в его костер…

– Ошибки учеников – полное и безоговорочное поражение их Учителя, – провозглашаю я, прислоняясь к косяку. Мастер переводит взгляд на меня. Лукавства в серых глазах становится еще больше.

– А это у нас кто? Вещь? Если так, то ты должен в данный момент: первое – лежать, и второе – тихо!

– А мне что-то не лежится, – скалюсь я. – Вот решил взглянуть на своего хозяина…

– Доволен?

– Ну, могло бы быть и хуже, конечно, хотя… Пять баллов из десяти.

– Так мало? – Левая бровь взлетает вверх.

– На первое время достаточно. – Я важно выпячиваю нижнюю губу. Интересно, как звучит мой голос? Щека совсем онемела, и я говорю только половиной рта.

– Какой же ты строгий, – качает головой Мастер.

– Какой есть. Не нравится? Я к тебе в рабы не напрашивался.

– И то верно… Так что ты сказал насчет ошибок?

– Ты сам виноват в промахах этих парней.

– Неужели? – Он всем своим видом выражает неподдельный интерес.

– Сомневаешься?

– Докажи, сделай милость!

– Легко! – Угу, только с такой пьяной головой я и могу что-то доказывать… – Тебе надо было подробно рассказать о накрах и особенностях их применения оборотнями. Если бы маг заранее предполагал такую возможность, первая атака шадды не выбила бы его из колеи.

– Первая атака?

– Ага, когда она рассеивала чары защитных амулетов… Амулеты-то хоть были? – Я вопросительно смотрю на Бэра. Тот смущается, краснеет, бледнеет и что-то лепечет в свое оправдание. Из бессвязного потока слов мы с Мастером заключаем: амулеты были, но полуразряженные. Я догадываюсь о причине такого плачевного состояния магических принадлежностей, но предпочитаю опустить эту деталь.

– Ладно, дело даже не в этом… Он смог удержаться и не впасть «в спячку», верно? Почему же он не разбудил пару крепких мужиков? – Снова вопрос, на этот раз – в воздух, потому что лучник ответа не знает, а маг не в состоянии ответить. Он подхватывает:

– И правда, почему?

Я пожимаю плечами:

– Наверное, не успевал. И это тоже твоя вина! – Мой указующий перст утыкается в грудь Мастера.

– Почему же? – протестует он.

– Потому что ты должен был научить своих подопечных правильно оценивать силы противника и просчитывать партию на несколько ходов вперед.

– А ты-то сам можешь оценить противника?

– Могу, но обычно ленюсь это сделать, – честно признаю я.

Мастер почти хохочет.

– Ну и молодежь пошла! Еще молоко на губах не обсохло, а уже стариков пытаются учить… Впрочем, кое-что ты сказал совершенно правильно, и Клемету придется серьезно заняться тактикой и стратегией. Когда он очнется…

Клемету? А, таково полное имя Мэтти…

– И чего же ты ждешь? – Я удивленно хлопаю ресницами.

– Как это – чего? Он в бессознательном состоянии, и мы с доктором пока не решили, каким способом разбудить…

– Умники! – хмыкаю я, решительным, но несколько замедленным шагом направляюсь к кровати, склоняюсь над магом и истошно реву прямо ему в ухо:

– Подъе-о-о-о-м!

Мэтт вздрагивает и открывает глаза, а я с видом победителя поворачиваюсь к Мастеру:

– Можешь начинать лекцию!

– Бэррит, беги за доктором, – приказывает Мастер, и лучник радостно срывается с места.

Мой «хозяин» подходит ко мне и закатывает пощечину. Прямо по онемевшей щеке. И мне больно, фрэлл подери!

– Никогда, слышишь? Никогда не читай мне нотации в присутствии моих учеников! – сквозь зубы цедит Мастер. – Я этого не потерплю!

– А что ты согласен терпеть? – Наши взгляды скрещиваются, как дуэльные скайлы.[4] С таким же глухим, но от этого не менее грозным лязгом.

Он молчит, изучая мои глаза и то, что прячется за ними, в глубине моей души.

– Возможно, многое. Но указывать мне на мои ошибки может только такой же Мастер, как я.

– Такой же? Если он видит твои ошибки, разве это не значит, что он – лучший Мастер, чем ты? – Я жду новой пощечины, но глаза моего хозяина неожиданно теплеют:

– Очень может быть, – улыбается он уголками рта и поворачивается к Мэтту: – Как ты себя чувствуешь?

Я выглядываю из-за плеча Мастера:

– Вот-вот. Расскажи, пожалуйста! Мне тоже интересно…

Мэтт недоуменно смотрит. В первую очередь – на меня.

– Я тебя знаю?

Что и следовало ожидать. Я даже не очень-то расстроен. Но и не рад – чего греха таить? Я рассчитывал, что он будет помнить хотя бы нашу первую встречу…

Доктор, по-прежнему энергичный, влетает в комнату. За его спиной маячит Бэр.

– Ну-с, голубчик, как мы себя чувствуем? – Ловкие пальцы быстро и четко снуют по телу ошарашенного таким вниманием мага.

– Я… не знаю… Со мной что-то случилось?

– Собственно говоря, кое-что было, но я с трудом нахожу следы…

Доктор, нахмурившись, окидывает взглядом обнаженный торс Мэтти. Следы есть, но они – всего лишь тонкие белые полоски, практически теряющиеся на бледной коже. Хорошо получилось! Значит, я потратил ровно столько времени, сколько было нужно. Что ж, запомним на будущее…

– Доктор, будьте так любезны, приготовьте успокоительное. – К беседе подключается Мастер.

– Успокоительное? Позвольте, но зачем? Юноша вполне нормально себя чувствует… – Доктор не понимает.

– Для другого юноши. – Мастер кивает в мою сторону. Смуглый живчик переводит взгляд на меня и гневно восклицает:

– А вам, голубчик, полагается лежать! Зачем вы поднялись, позвольте узнать?

– Надоело. – Я пожимаю плечами.

– В вашем состоянии… Ай-яй-яй, как нехорошо! – Он вглядывается в мое лицо еще пристальнее. – Неужели мышцы повреждены? Вы чувствуете губу?

– Ничего я не чувствую, к счастью. – Я едва удерживаюсь, чтобы не показать Мастеру язык.

– Готовьте успокоительное, доктор, и чем сильнее, тем лучше, иначе мы его в кровать не загоним…

– А зачем меня загонять? Я и сам пойду… Особенно с красивой женщиной. Ну, в крайнем случае, с красивым мужчиной. – Я глубокомысленно перечисляю варианты. Можно было бы на этом и остановиться, но что-то дергает меня за язык, и я продолжаю: – А еще неплохо было бы заполучить в постель кошку. Большую и пушистую. Или даже двух, чтобы грели бока…

Мастер давится от смеха:

– Не надеялся за ту же цену приобрести еще и шута…

– За эту цену ты мог бы купить целый полк шутов.

Картинка перед глазами начинает расплываться – немного, но этого достаточно, чтобы присесть на кровать рядом с магом.

Пока доктор смешивает в кружке травы и микстуры, Мастер обращается с речью к своим подопечным:

– Бэррит потом наверняка перескажет тебе, что я думаю о ваших «приключениях», поэтому нет нужды повторяться… Скажу одно – я недоволен. Я собирался в этом году закончить ваше обучение, но теперь вижу, что поторопился. Вы не готовы. И неизвестно, когда будете готовы, такими-то темпами… Вы делаете много ошибок. Возможно, я тоже в этом виноват. Если так, то будет лучше передать вас другому Мастеру. – Недовольный ропот. – Не спорьте! На мне свет клином не сошелся. Кроме того, я уже присмотрел подходящую кандидатуру. – Выстрел глазами почему-то в мою сторону. – Есть Мастер, который сможет завершить ваше обучение должным образом. Правда, пока он занят на неопределенное время… Да-да, и у Мастеров есть важные дела помимо того, чтобы учить таких олухов, как вы! Да, и «Спасение Мира» в том числе! Бэррит, я все слышу! Возможно, я представлю вас новому Мастеру ближе к зиме. Не бойтесь, он достаточно сведущ и мудр, чтобы оценить ваши достоинства и недостатки. Все до единого. Думаю, вы быстро найдете общий язык… – Еще один выстрел серых глаз в сторону вашего покорного слуги. Может, я чего-то не понимаю? Или Мастер посчитал, что я такой умный, что пойму с полуслова любой завуалированный намек? Что ж, придется его разочаровать – ничегошеньки я не понимаю. Да и не хочу понимать, потому что голова пустая и гудит, как колокол. – А, все готово, доктор?

У меня в руках оказывается кружка с дивно пахнущим напитком. Цветущий луг под лучами жаркого солнца. Как этот человек ухитрился упрятать в свои мешочки целое лето?

– У вас… все по-прежнему? – тихо спрашивает Мастер.

– Да, без изменений, – кивает доктор. – Иногда мне кажется, что вот-вот произойдет улучшение, но…

– Кажется, вы сетовали, что вам не хватает помощника?

– Было дело. – Доктор снова кивает. – Но где же его взять?

– Я могу одолжить… свое новое приобретение. Не думаю, что от него будет много проку, но это лучше, чем ничего.

Меня, конечно, никто и не спрашивает… Впрочем, волны медового аромата настраивают на миролюбивый лад.

– А вам он не нужен?

Мастер косится в мою сторону.

– Нужен, но я чувствую, что он будет полезнее в вашей ситуации… Не стесняйтесь – если он будет вести себя неподобающе своему положению, можете применить «воспитательные меры». Кстати, этим вы меня очень обяжете, поскольку я вряд ли найду время и силы, чтобы заняться его воспитанием…

Я все же показываю ему язык. Долго и с удовольствием. Мастер еле заметно качает головой.

– А он умеет читать и писать? – интересуется доктор.

– А еще я умею считать и поглощаю землянику в любом доступном количестве, – гордо сообщаю я.

Теперь и доктор близок к тому, чтобы рассмеяться.

– Пейте, юноша, вам следует отдохнуть.

– Мне следует разнести весь этот балаган в мелкие щепки, если говорить честно… – Я встаю. Кружка падает из рук и катится куда-то под кровать. Перед глазами расплывается туман, но на сей раз вполне приятный – это Повелитель Сновидений задевает меня полой своего плаща…

* * *

Как хорошо! Я бы сдвинул веки еще плотнее, чтобы не спугнуть хрупкий призрак покоя, примостившийся на подушке рядом с моей головой. Запах свежих цветов и сушеных трав будит наивные мечты. Сенник тепло обнимает плечи. Легкое одеяло щекочет подбородок. Однако пора вставать…

Я сел на постели и открыл глаза. Так и есть: весь потолок маленькой комнаты, в которой обретается моя лежанка, увешан связками сохнущих и уже высохших растений. Окошко распахнуто настежь, и за ним слышен шелест ветра в кронах деревьев. Величавая громада леса совсем недалеко – сотня-две шагов. Я выглянул из окна. Второй этаж, но не слишком высокий, в случае чего можно сигануть вниз… Воздух такой свежий и терпкий, что даже на языке ощущается горечь молодой зелени. Начало лета, какого же счастья еще можно пожелать?

Я знаю, что мне нужно: уютный дом, покой, полное отсутствие магии во всех ее проявлениях и человек, который будет любить меня таким, какой я есть. Да-да, именно «любить меня», потому что я пока любить не умею, и мне совершенно необходим терпеливый и талантливый учитель. И чтобы рядом не было – нет, даже в принципе и быть не могло! – гномов, эльфов и коронованных особ! Вот тогда я буду совершенно счастлив. Пусть даже умру от тоски, но – по своей собственной воле, а не по придури тех, кто не имеет ко мне ровным счетом никакого отношения.

Дощатый пол оказался на удивление теплым. Надо будет поинтересоваться, что за древесина… Так, гардероб изменений не претерпел – эти штаны я скоро возненавижу, а из фуфайки начну выпадать, если срочно не подкреплюсь! А где же мои доггеты?[5] Под кроватью, разумеется…

Натянув на себя порядком изношенные вещи, я привычно вздохнул: элегантный костюм меня очень бы украсил, а так… Пугало пугалом. В лучшем случае – горожанин из трущоб, в худшем – бродяга без роду и племени. Нет, как только разбогатею, куплю самое-самое из того, что подвернется, пусть даже оно будет непрактичным – надоело производить исключительно разумные и полезные траты. А еще надо будет обзавестись оружием… А впрочем, на кой фрэлл мне оружие? Все равно неприятности так и так меня найдут, незачем приманивать…

Дверь открылась почти бесшумно – молодец хозяин, следит за домом – и я оказался на небольшой площадке, которая стремительно переходила в лестницу. Нет, на одной ноге по ступенькам прыгать сегодня не буду, хотя бы потому, что никто моего чудачества не увидит – внизу, в маленьком холле нет ни души, – а если уж выставлять себя умалишенным, то непременно перед толпой неискушенных зрителей, которые еще не умеют различать, когда я дурачусь, а когда говорю и действую вполне серьезно…

Примерно с середины лестницы я учуял самый восхитительный запах на свете, запах свежеприготовленной еды! Кухня обнаружилась быстро. Некогда, вероятно, весьма просторное, сейчас это помещение производило впечатление склада: вся мебель была заставлена посудой (судя по всему, предназначенной не только для приготовления пищи), под потолком покачивались на сквозняке уже знакомые мне пучки трав вперемешку с гроздьями луковиц, ветками с россыпью засохших ягод, связками колосьев и растопыренных во все стороны корешков, на полу громоздились сундучки, мешочки, кувшины и фрэлл знает что еще. В общем, беспорядок, подчиненный строгой логике того, кто чаще всего пользуется кухней, – стиль, близкий к моему, поэтому я почувствовал себя как дома.

Доктор, засучив рукава и подпоясавшись кожаным фартуком, что-то шинковал на одном из углов огромного стола. А в противоположном углу стояла внушительных размеров миска, доверху – и даже с горкой! – наполненная горячими пирожками.

– Я возьму парочку? – Я повернулся к доктору, уже сжимая в каждой руке по пирожку.

– Почему бы и нет? – не отвлекаясь от процесса, пожал он плечами. – Налей еще себе молока и перекуси, пока я не закончу.

Потом я взял еще пирожок. И еще два. Но они были такие вкусные – с мясом, румяные, хрустящие! Даже если доктор и подглядывал за мной, протестов я не услышал.

Наконец мой временный «повелитель» стряхнул тонко порубленную зеленую массу в кастрюлю с водой, вытер руки полотенцем и подошел ко мне. Я в свою очередь слез со стола, на котором успел примоститься на время поглощения пищи. Знаю, нехорошо сидеть на столе, но это так удобно!

– Для начала давай познакомимся. Мое имя – Гизариус, я, как ты, наверное, уже догадался, лечу людей и животных, когда в том возникает необходимость.

– А когда не возникает, что вы делаете? – Я нарочито широко раскрыл глаза.

– Выдастся свободная минутка – расскажу, – усмехнулся доктор. – Позволь теперь узнать твое имя.

– Джерон.

– А дальше?

– Что, должно быть еще с десяток громких имен?

– А род занятий?

– Еще не определился. – Я хотел широко улыбнуться, но щека плохо отреагировала на эту попытку, только уголок рта дрогнул. Представляю, какая милая получилась улыбка…

Доктор протянул руку и провел пальцами по моему лицу.

– Все-таки не помогло…

– Не переживайте так! Поскольку я и ранее не отличался неземной красотой, то этот недостаток как-нибудь переживу.

– И все равно я попробую…

– К чему? Если бы вы избавили меня от самого клейма, это имело бы смысл, а так… Не тратьте время зря.

– Как знаешь, – качнул головой доктор. – Я останусь при своем мнении.

– Как вам будет угодно, – хмуро согласился я.

– Что ты умеешь делать?

– Считайте, что ничего.

– Позволь, но насчет письма и чтения…

– Ах, это… Грамоте я обучен.

– Ты так недовольно это сообщаешь…

– А чем гордиться? Лучше бы меня научили чему-то полезному…

– Резать людям глотки? – спросил он с живым интересом.

– Я не считаю это полезным, – холодно ответил я, не добавляя, впрочем, что как раз этому ремеслу меня пробовали учить. С переменным успехом.

– Человек с правилами? – усмехнулся доктор.

– С одним.

– И каким же?

– Я пока не сформулировал точно. Вот лет через двадцать, когда буду старым и больным и настанет время для философских измышлений…

Доктор понял, что я над ним издеваюсь, и усмехнулся:

– Ладно, оставим эту тему… Ближе к осени для тебя найдется весьма увлекательное занятие. – Он широким жестом обвел кухню. – Видишь эти травы? Их нужно будет рассортировать, упаковать должным образом и составить подробную опись.

– И много у вас… сена?

– Не очень, – усмехнулся доктор. – По всему дому да еще в дворовых пристройках.

– Я работы не боюсь. Надеюсь, что и она отнесется ко мне благосклонно, – отшутился я в ответ на выпад.

– Отрадно слышать. – Он не обиделся. – Я бы поручил тебе и заготовку, но…

– Даже не думайте, – поспешил предупредить я. – Никогда не увлекался составлением гербариев, и если вы хотите получить от меня более-менее разумные результаты, вам придется либо объяснять, либо…

– У меня есть чудесный рукописный «Травник» в нескольких десятках томов. – Доктор расплылся в улыбке. – Будешь изучать в свободное время.

– А что я буду делать в «несвободное» время? – сердито нахмурился я. Возможно, он и считает возню с травками необременительной, но мне вгрызаться в толстенный справочник – худшее наказание. Особенно если от предмета изучения меня воротит…

– Пока точно не знаю, – пожал плечами доктор. – Впрочем, для начала ты мог бы прибраться в доме… Да и двор, чего греха таить, нуждается во внимании. Так что ты мог бы, например, вымыть террасу.

Что ж, занятие не из самых «благородных», но вполне приемлемое. Я выяснил, какое из ведер мне можно позаимствовать для мытья полов, получил на руки мочалку из колючих то ли веток, то ли ошметков тростника, склянку с мутной жидкостью – настой мыльнянки, так, что ли, он называется? – и пошел на свежий воздух.

* * *

Двор был небольшой, давно не метенный, но не такой уж заброшенный. Усадьба лекаря включала в себя двухэтажное здание и два низеньких флигеля, крыльями расходящихся в стороны. За правым флигелем располагался огород, граничивший с опушкой леса, за левым – луг, спускавшийся к реке. Широкая дощатая терраса шла почти вдоль всего дома, свободным оставался только небольшой участок правого флигеля. М-да, фронт работ внушительный. Ну что, попробуем навести красоту хотя бы на дворе, если уж на собственных душе и теле я поставил жирный крест? Попробуем!

Колодец нашелся на границе огорода и двора – ну и правильно, идти недалеко и оттуда и отсюда. Рядом с колодцем была установлена громоздкая лохань для набора воды. Несколько минут я потратил на раздумья: таскать по одному ведру прямо из колодца или сразу налить несколько «про запас»? После долгих и мучительных умозаключений был одобрен второй вариант действий. Почему? Я не так уж силен, и когда наползаюсь по полу, согнувшись в три погибели, вряд ли буду в состоянии крутить тяжелый ворот…

…На десятом ведре я решил приостановиться. Лохань не была заполнена и наполовину, но для моего задания такого количества воды более чем достаточно. А если не хватит на ополаскивание, я как-нибудь пересилю себя и наберу еще пару ведер…

А еще воды хватило для того, чтобы я, мельком заглянув в ее трепетное зеркало, имел удовольствие увидеть свое отражение – не самое четкое, но заставившее меня схватиться обеими руками за край лохани, потому что колени предательски задрожали. Наступил тот самый роковой миг, когда я в полной мере осознал, что произошло. После выхода из Нэгарры я был слишком увлечен трепотней с самим собой и опьянен неожиданной отсрочкой смертного приговора, но теперь… Разглядывая печать преступника на своем лице, можно было наконец-то расставить все упрямые факты по полочкам шкафа сварливой памяти и заняться копанием в груде нелепых и бесполезных оправданий… Фрэлл, и как ведь четко вышло клеймо! До мельчайшей черточки! Щека немного припухла, но боли нет – наверное, доктор что-нибудь прикладывал или чем-нибудь мазал. И на том спасибо… Если отрастить волосы подлиннее и зачесать на бок, тогда узор можно будет полностью прикрыть. Да и сейчас длины волос почти хватает для «маскировки»… Но почему такой жуткий цвет? Впрочем, я слишком редко встречал жертв «королевской милости»,[6] чтобы знать наизусть все оттенки и начертания. Ярко-синий узор почти во всю щеку. Я ненавижу этот цвет! Я ненавижу человека, который смотрит на меня с поверхности воды! Я ненавижу! Пальцы судорожно сжались, ногти впились в мягкое дерево…

Успокойся, Джерон, ничего нельзя изменить.

Да, я знаю, но почему я должен все это терпеть?

Потому что ты ошибся.

Но разве я заслуживаю ТАКОГО?

Может быть, ты заслуживаешь и худшего. Правда, трудно придумать что-то еще более суровое в качестве наказания для тебя. И вообще, Джерон умер. Умер, призвав Нэгарру. А тот, кого ты видишь в зеркале воды, – трус и слабак, не сумевший довести начатое дело до конца. Бездомный бродяга, презираемый людьми и нелюдью. Вот кто ты. У тебя больше нет пути назад, если, конечно, ты не хочешь умереть от стыда под градом насмешек со стороны своих… Впрочем, Магрит вряд ли будет смеяться. Скорее, она тихо вздохнет и посмотрит укоризненно. Как мне бывало больно от такого ее взгляда! А вот за Майрона я спокоен – он мне спуску не даст, приложит все усилия, чтобы я ни на мгновение не забывал о своем позоре… Нет, я не вернусь. Я им не нужен. Я вообще никому не нужен. Кроме одного-единственного человека. Человека, который купил меня – правда, предварительно продав в рабство – за пять золотых монет. Он был серьезен и спокоен. Он не шутил. Не знаю, что тебе нужно от меня, Мастер, возможно, ты просто угадал мой маленький секрет и намереваешься использовать его в корыстных целях… Пусть так. Но пока этого не произошло, я буду держаться за ниточку, которая связывает меня с жизнью. Я буду держаться за свое любопытство. И узнаю ответ на эту загадку! Клянусь! А потом… Потом посмотрим…

Мыльный настой имел самый приятный аромат. То есть практически ничем не пах. И замечательно, потому что моя невероятная грациозность способствует тому, чтобы стать мокрым до ушей… Кстати, о мокром. Я подумал и снял фуфайку, пристроив ее на перилах террасы – погода хорошая, день обещает быть теплым, можно рискнуть и раздеться. Я поболтал ладонью в ведре, взбивая радужные пузыри, окунул туда мочалку и уже приготовился начать свой «скорбный» труд, когда откуда-то сверху раздался громкий нахальный голос:

– Что это у тебя?

Я поднял голову и застыл с открытым ртом. Надо мной возвышался – да-да, именно возвышался, потому что ничего иного я не могу сказать про человека, у которого свободно могу пройти под мышкой, – рыжеволосый верзила таких пропорций, которые внушали уважение, смешанное со страхом. И как только на свет появляются гиганты? Узор на лице не произвел на него никакого впечатления, из чего я сделал вывод: либо доктор рассказал истинную причину появления клейма, либо просто попросил не обращать внимания. Ну, хоть здесь проблем не предвидится… Карие глаза буравили мою грудь. Куда все же он смотрит? Я опустил взгляд и понял причину любопытства: мешочек, подаренный гномкой, все еще болтался на мне. Странно, но я так привык к нему, что даже перестал замечать…

– Что это?

– Моя личная вещь. – Я старался говорить исключительно вежливо, на грани подобострастия, потому что не хотел оказаться на койке с переломанными ногами.

– Это же девчачья игрушка! – вполне разумно заявил верзила.

– Это… подарок, – неопределенно ответил я.

– Дай сюда! – Растопыренная пятерня качнулась перед моим носом.

Вы пробовали спорить со стихией? Вот-вот, и мне не хотелось… Я снял с шеи шнурок, на котором висел мешочек, и вложил все «имущество» в открытую ладонь рыжего.

– Милая вещичка… – Он раскрыл мешочек. – А это что такое?!

В солнечных лучах сверкнул металл.

– Не отвлекайте юношу от работы, почтенный Борг… – Доктор выглянул из дверей дома и замер на месте, увидев родовой знак оборотня в руке верзилы.

– Откуда у вас эта вещь? – Доктор только что не облизывался, пожирая глазами переплетения желтого металла.

– Это было у парня в кошельке… – растерянно признал рыжий гигант.

Глаза Гизариуса переползли на меня.

– Как это понимать?

– Что именно?

– Где ты взял столь… редкую вещь?

– Где взял, там больше нет, – огрызнулся я. Мало того, что все отняли, так теперь еще и выспрашивают!

На ажурной пластинке отчетливо виднелись махонькие бурые пятна. Надо было вытирать получше… Доктор наверняка догадывался, что единственный способ заполучить родовой знак оборотня – это снять его с мертвого тела, а дальше оставалось только сложить два и два, чтобы понять, кто первым оказался у трупа шадды. Глаза Гизариуса тревожно сузились, но он сказал только:

– Я заберу это. На время.

Борг поддержал его идею:

– А я возьму кошелек! Подарю своей девчонке…

Мило, правда? Не то чтобы я сильно сожалел об этой утрате, но все же… Это был один из немногих подарков, полученных мной за всю жизнь. А за последние годы вообще – единственный. А уж что касается пластинки – это мой боевой трофей! И у меня были на него вполне определенные виды… Ладно, протестовать бессмысленно: выяснять отношения с доктором мне не к лицу, поскольку сейчас он формально является моим хозяином, а спорить с Боргом… Я хоть и дурак, но не самоубийца! Оставалось только закусить губу и заняться мытьем террасы…

* * *

…Я отложил мочалку в сторону и сел на сухое место, обняв руками колени. Что-то произошло. Со мной или во мне? Нет, все же вокруг меня. Моя рваная Мантия… Я совсем ее не чувствую. Но почему? Она не могла исчезнуть или исцелиться – таких чудес не бывает. Возможно… Нет, я не хочу в это верить! Это значит, что Слияние завершено. Я шагнул на следующую Ступень. Правда, цена слишком высока, да и результат, скажем так, больше пугает, чем радует. Фрэлл, почему меня так плохо учили?! Или это я плохо учился? Обрывки знаний никак не хотят складываться в цельную картину. Что там было дальше? Сражение? Служение? Подчинение? Совсем запутался… Да и какое в моем случае могло быть Слияние? С чем, простите? С Пастью Пустоты? Со всей Тканью Мироздания разом? Лучшие философы Четырех Шемов умрут от зависти, если я смогу описать этот процесс доступными словами и образами…

Чья-то неловкая нога наткнулась на ведро, и грязная вода, довольно журча, разлилась по уже почти подсохшему и – что самое мерзкое! – почти чистому дощатому настилу террасы.

– Ну что за… Только ведь закончил! – Я вскочил на ноги, задыхаясь от злости – хотя меня скорее разозлил прерванный сеанс самоанализа, чем опрокинутое ведро – и оказался лицом к лицу с новым персонажем трагикомедии «Бытие Джерона».

– Куда прешь? Не видишь, что ли… – начал было я, но тут же стыдливо осекся.

Он и в самом деле ничего не мог видеть. Этот темноволосый и утонченно красивый молодой человек был абсолютно слеп – большие глаза на породистом лице были словно затянуты белесой дымкой. В первые мгновения я почувствовал себя неловко, но мысли быстро перетекли на тему, которую я полагал главной. Какую? О себе любимом, конечно! А что, если бы принц велел выколоть мне глаз? А еще веселее – оба глаза? Что бы я вот тогда делал? Или велел бы мне что-нибудь отрезать… Да, недаром говорят, что чужое несчастье слаще, чем своя радость… Мучительно пытаясь подобрать слова для извинения, я разглядывал незнакомца. Нет, ростом он все же повыше, чем я, и торс у него помассивнее… И локоны такие мне никогда не заиметь, поскольку мои немногочисленные кудряшки не поддаются никакой укладке и выбирают только исключительно им самим известное и приятное направление… В целом производит впечатление обеспеченного человека, принадлежащего к высшим слоям общества: одежда из дорогой ткани, хотя и нарочито простая, кожа на руках нежная, не оскверненная мозолями и ссадинами. Он выглядел бы совершенно здоровым и довольным жизнью, если бы не глаза… Да в уголках рта намечается скорбная складка – свидетельство того, что он страдает своим недугом достаточно долго, чтобы познать все неудобства, с этим связанные.

– Простите, господин… Я не мог знать… – Хорошо оправдание, ничего не скажешь! А у тебя самого глаза на что? Мог бы и поглядеть, прежде чем орать. Да и не надо было ведро оставлять на проходе…

– Ничего страшного, – ответил молодой человек, беспомощно улыбаясь. – Я всегда на что-нибудь наступаю. Так что извиняться следовало бы мне…

– Не стоит расшаркиваться друг перед другом: примем как данность, что мы оба поступили неправильно, и забудем об этом. – Я тоже улыбнулся и пожалел, что он не видит моей улыбки. Хотя о чем тут жалеть – и не улыбка вовсе, а гримаса, потому что лицо перекашивается… Даже хорошо, что не видит, можно спокойно поговорить…

– Он причинил вам вред, милорд? – Между нами крепостным валом вырос рыжий титан.

– Ни в коем разе, это я помешал… – Молодой человек не успел договорить.

– Почему ты не на коленях? – горя праведным гневом, завопил Борг, испепеляя меня страшным взглядом.

М-да, один на один я обычно редкий трус, но если появляются зрители… Ох, надо искоренять в себе дурную любовь к публичным выступлениям…

– Я, конечно, извиняюсь, но какая разница твоему господину?

– Да как ты смеешь?!

– Он все равно не увидит, что я делаю – стою на коленях или показываю ему нос. А вот тебе, наверное, будет очень приятно. – Я посмотрел на рыжего верзилу снизу вверх, но с таким видом, как будто это он ростом мне до плеча.

Борг побагровел так сильно, что стал напоминать ярмарочных кукол, разыгрывающих представление. В самом деле, совершенно малиновая физиономия в сочетании с пылающими на солнце рыжими волосами выглядела как-то… нереально. В принципе, я ожидал, что в следующий миг буду растоптан великаном, но события свернули на другую тропинку:

– Ты когда-нибудь сведешь меня с ума, Борг, – устало заключил молодой человек. – Конечно, мне все равно, в какой позе находится этот человек, и незачем требовать от него исполнения всех тонкостей этикета…

– Он всего лишь – ничтожный раб! К тому же – клейменый… – злобно бросил Борг.

– Клейменый? – На лице «милорда» появилось любопытство, впрочем, настолько легкое, что даже самый придирчивый наблюдатель не счел бы его неприличным.

– И клеймо – свеженькое! – Рыжий просто сгорал от злорадства.

– Ты считаешь, что это в корне меняет дело? – поинтересовался я.

– Слушай, ты…

– Спокойно, Борг! Если на его теле есть клеймо…

– Не на теле, а на лице! – уточнил верзила.

– Какая разница? Так вот, если у него есть клеймо на теле, это не означает, что такое же клеймо стоит на его душе. Ты меня понимаешь?

– Милорд…

– Точно так же можно сказать и про меня: даже если мои глаза ничего не видят, глупо было бы утверждать, что так же слепы мой разум и моя душа. – Молодой человек говорил спокойно и тихо, но в каждом слове слышалось то, от чего я успешно отвыкал в течение долгих лет. Он наверняка получил прекрасное и разностороннее образование – не только книжное, но и жизненное. Более того, манера выражаться выдавала человека, привыкшего к тому, что его слова выслушиваются самым внимательным образом, а то и почитаются, как повеления. Мой ровесник? Почти. Но куда более зрелый, если так можно выразиться. Рядом с ним я вдруг почувствовал себя капризным ребенком, не выучившим урок. Я фыркнул и щелкнул Борга пальцами по груди:

– Давай договоримся так: как только твой господин снова сможет видеть, обещаю, что при каждом его появлении буду опускаться на колени. Идет?

– Ты смеешь смеяться над его светлостью?!

– Я серьезен, как никогда.

– Да ты знаешь, что лучшие лекари не смогли…

– Мир огромен, и в нем все же случаются чудеса. – Я невольно вздохнул, подумав о себе, и продолжил: – Может случиться так, что твой господин будет здоров и счастлив. Тогда я исполню свое обещание.

Борга мои слова не удовлетворили, и он все еще презрительно пыхал яростью, но молодой человек велел ему успокоиться и заняться обедом, а сам прислонился к стене дома, небрежно перебирая шнурок на вороте рубашки. Когда шаги верзилы затихли в лабиринте дома, «милорд» спросил:

– Ты так долго молчал, прежде чем извиниться… О чем ты думал?

Я покраснел, но ответил:

– Мои мысли были сугубо эгоистичны. Я думал о том, что совсем недавно мог бы получить более страшные повреждения, чем имеются на сегодняшний день.

Молодой человек усмехнулся:

– Я примерно так и представлял…

– Мне, право, стыдно, хотя стыдиться нечего. – Я перевел взгляд на залитый солнцем двор. – Человеку свойственно думать прежде всего о себе и своих бедах и радостях. Это нормально. Более того, это правильно и полезно. Когда начинаешь думать о других, набиваешь кучу шишек и обретаешь массу неприятностей… Мне почему-то кажется, что ваш недуг возник именно в тот момент, когда вы думали совсем не о себе…

По лицу «милорда» пробежала тень.

– Наверное, ты прав…

– Я знаю, что я прав, – хмыкнул я. – Все мои теперешние беды возникли оттого, что всего лишь на несколько минут я выгнал за ограду сердца свой любимый эгоизм. Впрочем, я не очень-то жалею о тех самых минутах…

И это было правдой: я осознал это четко и ясно. Я не жалел о том, что помог гномке, выиграл дурацкое пари, отшлепал несносное высочество и убил шадду. Но можно было сделать все это чуть-чуть иначе… Иначе… Как же! И последнюю фразу я произнес уже вслух:

– Впрочем, если бы я действовал иначе, я не был бы самим собой, не так ли?

– Я тоже, – прошептал молодой человек.

– Мне неловко отвлекать вас от ваших мыслей, но нужно определиться с правилами поведения, – твердо проговорил я.

– А именно? – недоуменно нахмурился «милорд».

– Между нами огромная разница, я и в самом деле – всего лишь раб и, следовательно, должен обращаться к вам почтительно… Называть вас «милорд» я не вправе, поскольку вы не являетесь моим сюзереном. Какое иное обращение вас устроит?

Тонкие губы молодого человека изогнулись в усмешке, но она была ни в коем случае не злой или недовольной, наоборот – лукавой:

– Сдается мне, не такая уж между нами разница…

– Не думайте обо мне лучше, чем я того заслуживаю. – Я постарался придать голосу язвительные нотки. – На моей душе есть клеймо, и оно мало чем отличается от того, что украшает мое лицо.

– Вот как? – Лукавства стало еще больше.

– Я не лгу вам. – Мне почему-то не хотелось обманывать этого человека. Наверное, потому что он не заслуживал быть обманутым.

– А мне кажется, что ты стараешься казаться хуже, чем ты есть, – подытожил мой собеседник.

– Я мог бы сказать многое, но словами иногда очень трудно выразить чувства… Как мне к вам обращаться?

– Решай сам. – Он надо мной издевается, это точно!

– Тогда позвольте узнать ваше имя.

– Дэриен. – Он чуть склонил голову набок, ожидая продолжения увлекательного разговора.

– Прошу прощения, dou Дэриен, но я вынужден вернуться к выполнению своих обязанностей. – Я шлепнул мочалку в пустое ведро и направился к колодцу. Могу спорить, молодой человек хихикнул. Угораздило же нарваться на того, кто обожает вести себя примерно так же, как и я…

* * *

Четверти часа не прошло, как Борг увел своего господина обедать. Меня, разумеется, он не позвал, а сам я счел уж совсем непристойным сесть за общий стол, о чем и сообщил недоумевающему доктору, когда он выглянул из дверей в поисках вашего покорного слуги.

– Какая глупость! Немедленно марш обедать!

– Это вызовет неудобство… – попытался возразить я, но Гизариус взял меня за ворот фуфайки и потащил в кухню.

Борг был недоволен, узрев меня на другом конце стола, но промолчал, хотя его молчание было настолько красноречиво, что Дэриен усмехнулся:

– Тебе не нравится еда?

– Да, у меня пропал аппетит, – процедил сквозь зубы верзила.

– И почему же? – Молодой человек подпер подбородок рукой, вдыхая аромат дымящейся похлебки.

– С каких пор прислугу усаживают за один стол с господами?

– Ты тоже служишь мне, разве нет? – мягко напомнил Дэриен.

– Это другое дело, милорд! – с жаром возразил Борг. – Но приглашать за стол раба…

– Знаю, знаю, – отмахнулся молодой человек. – Раба, клейменого и так далее и тому подобное… Тебе не надоело?

– Милорд, его присутствие оскорбляет вас…

– Почему? – искренне удивился Дэриен.

– Ну… Он…

– Он вполне разумный и воспитанный человек. Не думаю, что его манеры принимать пищу будут много хуже твоих.

– Милорд… – Борг чуть покраснел.

– Чтобы чавкать, как ты, нужно долго и упорно учиться. – Дэриен откровенно развлекался.

Я же сидел, изо всех сил сдерживая желание поучаствовать в пикировке. Любой разговор с этим парнем будет небезопасен для меня, и особенно – для моих секретов. Не скажу, что Дэриен «видит насквозь», но он слишком проницателен, чтобы вести с ним умные беседы. Нужно взять себя в руки, а точнее, надеть маску, целиком и полностью соответствующую моему теперешнему положению. Фрэлл, как это трудно – корчить из себя тупое и обозленное чудовище, когда на самом деле я – безобиднейшее и несчастнейшее существо на свете! Хотя насчет «обозленного» – это правильно. Это мне близко и понятно… Я фыркнул прямо в миску, разбрызгивая похлебку по столу и по собственной физиономии. Борг злорадно ухмыльнулся, но не стал комментировать мою оплошность – то ли не хотел снова вызвать неудовольствие своего господина, то ли просто устал пререкаться…

…Остервенело топя грязную посуду в потертом тазике, ваш покорный слуга поинтересовался у Гизариуса:

– Кто этот молодой человек?

– А тебе-то какой интерес? – удивленно уставился на меня доктор.

– Я же не в пустыне живу, – обиделся я, – и если уж вынужден делить с кем-то стол и кров, то хотел бы знать, с кем именно.

– Занятно, – усмехнулся Гизариус. – Первый раз встречаю такого любопытного раба.

– Не любопытного, а любознательного, – поправил я.

– Пусть так… Тебе будет достаточно того, что Дэриен происходит из древнего и знатного рода?

– Скудновато, – протянул я.

– Можно подумать, что молодых аристократов в наших землях как грибов после дождя!

– И все же их слишком много, чтобы вы отговорились ничего не значащей фразой, – укоризненно заявил я.

– Ладно уж… Тебе будет легче, если я скажу, что Дэриен – брат того мальчишки, который наградил тебя клеймом?

– Вы хотите сказать, что он – принц? – Я присвистнул. – Вот ведь не везет… И когда я смогу избавиться от этой назойливой семейки?

– Избавиться? – Доктор аж весь подобрался, как охотничья собака, взявшая след.

Я мысленно залепил себе пощечину.

– Я неверно выразился… Не обращайте внимания.

– У тебя счеты с королевской семьей? – продолжал допрос Гизариус.

– А вы не считаете клеймо достаточным поводом для мести? – Я сузил глаза, пугая доктора.

– Мести? – На него было страшно смотреть, так он побледнел, и я поспешил исправить положение:

– Вы еще не поняли, что у меня проблема с выражением мыслей? Не принимайте все, что я говорю, за чистую монету…

– Я не позволю тебе причинить вред Дэриену!

– Клянусь, что этому человеку я не намерен ни мстить, ни вредить каким бы то ни было способом, – очень серьезно сказал я. – Что касается его брата… не поручусь.

Гизариус чуть успокоился, но следующий же мой вопрос снова заставил его напрячься:

– Что у него с глазами?

– Почему ты спрашиваешь?

– Из общей вредности. – Я показал доктору язык. – Вы будете выдавать мне информацию по кусочкам, или покончим с вопросами раз и навсегда?

– Обычное воспаление… – нехотя ответил Гизариус. – В народе его называют «кисеей».

– Позвольте, но это вполне излечимая болезнь! – в свою очередь удивился я.

– Да, но в случае принца все пошло иначе…

– Что именно?

– Воспаление не проходит, хотя я перепробовал уже все возможные лекарства.

– Почему же было не прибегнуть к магии?

– Использование чар по отношению к члену королевской семьи строго оговорено Кодексом…

– Только не говорите, что принца не таскали по чародеям! – съязвил я.

Гизариус скривился:

– Было дело… Но даже придворный маг, один из самых лучших заклинателей в Королевствах, заявил, что магией здесь и не пахнет.

– Почему же тогда лечение не дает результатов? – нахмурился я.

– Не то чтобы не дает… – неопределенно ответил доктор. – Временами мне кажется, что наступает улучшение, но спустя день-два «кисея» снова становится плотной.

– Странно, не находите?

– Куда уж страннее… Некоторые полагают, что это не магия, а проклятие.

– Ха, от заклятия до проклятия – всего один шаг, к тому же… – где-то в груди ледяными лапками прошелестело старое, но совсем не дряхлое воспоминание, – делать такое предположение – слишком большая ответственность.

– Да уж… – вздохнул доктор. – Никто и не делает, только шепчутся по углам…

– Проклятие родовое? – уточнил я.

– Да кто ж его знает? – в сердцах бросил Гизариус.

– Я имею в виду: раньше подобное случалось?

– Насколько я знаю, нет.

– Проклятие в первом поколении? – задумчиво спросил я у самого себя. – Маловероятно, чтобы оно дало такой устойчивый эффект и так быстро… Разве что его прокляли с рождения… Но любой опытный маг может уловить след свежего проклятия – оно будет пылать во всех Пластах не один десяток лет…

Доктор с интересом прислушивался к моему бормотанию и в конце концов спросил прямо:

– Ты – маг?

Я расхохотался:

– Куда там!.. Просто много читал в детстве.

Лучше бы я этого не говорил – взгляд Гизариуса стал еще подозрительнее. Фрэлл, ну кто меня за язык тянет?!

– Похоже, ты хорошо знаком с магическими техниками… – протянул доктор.

– Да, какое-то время меня занимало все, связанное с проклятиями… Но не так уж долго. – Я уставился на посуду, сваленную в тазик.

Доктор, совершенно справедливо решив, что разговор окончен, двинулся к выходу, но на пороге остановился и посмотрел на меня.

– И почему я все это тебе рассказал?

– Потому что я спросил. – Довольная улыбка расплылась на моем лице. Ну, на половине лица.

– Надеюсь, ты понимаешь, что все сказанное мною не должно выйти за пределы этой комнаты?

– Разумеется. Хотя не удивлюсь, если то, что рассказали вы, известно последнему нищему в Западном Шеме.

– Не без того… – Доктор покачал головой и удалился. Наверное, чтобы отдохнуть после обеда. А меня ждала еще гора грязной посуды…

* * *

Примерно неделю я занимался ерундой: приводил в порядок внутренности и наружность дома, в котором обитал вместе с доктором, принцем и его верным слугой. Такая работа не требовала чрезмерных усилий, но отличалась редкостным однообразием. В комнаты, которые занимал Дэриен, меня, конечно, не пустили – рыжеволосая гора по имени Борг заявила мне просто и понятно: если сунешься на порог, будешь нещадно бит. Я не протестовал: если ему хочется самому мыть полы, пусть моет. Но я не отказался бы от удовольствия хоть одним глазком увидеть, как это происходит, потому что, по моему скромному убеждению, лапы Борга были созданы для секиры или копья, на худой конец – для двуручника, но уж никак не для половой тряпки…

А погода стояла великолепная – ясное небо и жаркое солнце подговаривали меня отлынивать от работы и проводить по нескольку часов в день в одном из уютных дворовых закутков. Из своего убежища я мог внимательно наблюдать за происходящим во дворе. Правда, толком ничего там не происходило: ну, принц выйдет погулять под ручку с Боргом, доктор ушлепает к одному из своих пациентов, вот и все события – за прошедшие дни я не видел других людей на территории усадьбы. Поэтому появление женщины на тропинке, ведущей от проселочной дороги к воротам, внесло разнообразие в мои серые будни. Но, вглядываясь в расплывшийся силуэт, я даже не мог предположить, насколько утомительным будет для меня такое разнообразие…

Молодая селянка была, что называется, на сносях. Я не знаток в этом деле, но судя по сильно выдающемуся вперед животу, туго обтянутому платьем из выбеленного холста, ждать родов оставалось недолго – не более месяца. Тропинка шла немного в гору, так что женщине было нелегко подниматься. И ничего удивительного не было в том, что в какой-то момент она запнулась и едва не упала. Испытав очередной приступ хороших манер, я снялся со своего «насеста», быстрым шагом подошел к селянке и протянул ей руку:

– Позвольте помочь вам, почтенная.

Она благодарно повисла на моем правом локте всей тяжестью обремененного двумя душами тела, и мы короткими шажками двинулись к калитке. Картина была трогательно-идиллической, но порыв ветра решил спутать все планы на вечер – пряди волос взметнулись непокорной волной, выставив на всеобщее обозрение мой позор. А тут и Мантия очнулась от дремоты…

Платье селянки было щедро украшено вышивкой: тонкие и толстые строчки разных цветов разбегались по холсту причудливыми дорожками. По всей видимости, часть из них была заговорена – моя переносица вдруг нестерпимо зачесалась, но я не успел поднять руку к лицу… С душераздирающим визгом лопнула алая строчка на рукаве, за ней последовала похожая на вороте платья. Желтые, голубые и серебристые нити как с ума посходили: одна за другой они рассыпались обрывками, взвизгивая на разные голоса. Я лихорадочно собирался с мыслями, но никак не мог придумать приемлемое для селянки объяснение. Ну за что мне все это? Ну почему Мантия не могла спать чуть подольше? Женщина растерянно смотрела на безобразничающее платье, а когда последняя – украшенная бусинами – вышитая дорожка превратилась в лохмотья, подняла голову…

И я оглох от истошного вопля, сотрясшего ее тело. Женщина закатила мигом опустевшие глаза и кулем повалилась на землю. Нужно было оставить ее и бежать за доктором, но я не решался бросить роженицу одну на пустой тропинке.

Я наклонился над женщиной, хлопая по бледным щекам:

– Ну же, милая, не надо… Все не так страшно, как ты думаешь…

– Эй, что ты делаешь рядом с моей женой? – раздался рядом ломкий от волнения голос.

Я обернулся. К нам спешил молодой крепкий мужчина, как он сам успел сообщить – супруг женщины, которую я напугал чуть ли не до смерти. Вот он-то сразу заметил клеймо и ринулся на меня с кулаками, благо больше у него под рукой ничего не было. В самом деле, деревня совсем рядом с усадьбой доктора – нет и получаса неторопливой ходьбы, места тихие, зачем же вооружаться лишь для того, чтобы сопроводить жену для очередного осмотра у местного лекаря…

А кулаки у него знатные, ничего не скажешь! Когда они один за другим просвистели на опасно близком расстоянии от моего лица, я пожалел, что уделял мало внимания рукопашному бою. Ну да ладно, не так уж много потеряно… Я лягнул рассерженного мужа ногой в живот, отбрасывая назад на несколько шагов. Лягнул несильно, не фиксируя стопу в момент удара, – я ведь не собирался никого калечить… Мужчина попятился, попытался устоять, но не удержался на покатом склоне и рухнул пятой точкой на землю. Не желая позволить противнику подняться, я подскочил к нему, поймал за пальцы занесенную для нового удара руку и крутанул со всей дури, переворачивая селянина на живот. Мужчина взвыл от боли, но вынужден был застыть на месте. Для пущей надежности я коленями прижал его ноги к земле.

– Поймите, я не причиню вашей жене ни малейшего вреда, почтенный! Женщина просто испугалась и закричала… Я всего лишь хотел помочь…

– Знаем мы, как ты помогаешь… Убийца! – Судя по тону, селянин горел желанием освободиться из моего захвата и доделать то, что по каким-то причинам не дали осуществить палачу.

– Я клянусь, что не сделал ничего дурного… Нечего биться в истерике! Успокойтесь и запомните: непременно покажите свою жену ведунье… вы поняли?

Вообще-то взывать к его здравому смыслу было бесполезно – мужчина не видел ничего, кроме моего клейма, и не слышал ничего, кроме вопля жены. Я беспомощно посмотрел в сторону двора. Ну как же не везет! Принц ушел к реке в сопровождении Борга, а доктор… На огороде, что ли, застрял? Надеюсь, мое вмешательство в деревенскую охранительную магию не скажется плохо на здоровье женщины и ребенка. Строчки-обереги легко восстановить или заговорить новые. Но этот мужик совсем отупел от ненависти и страха… Что же мне делать? Так и сидеть на этой дубине верхом? Я не такой сильный, как он, долго не выдержу… Но в тот момент, когда я уже решил отпустить селянина восвояси и убраться от греха подальше, на мой дрожащий от напряжения хребет обрушился удар, от которого даже в глазах потемнело. Я обернулся и за короткое мгновение до следующего удара, угодившего мне в голову, успел встретиться взглядом с неожиданным защитником простого народа. И последней яростной вспышкой в сознании промелькнуло: опять ГНОМ?!!

* * *

…Упругий кулак холодной воды ударил в лицо, рассыпаясь колючими брызгами по коже… Так, оказывается, я еще и совершенно голый! Ну да, правильно, зачем одежду-то портить?

Скрученные грубой веревкой запястья были вздернуты куда-то вверх, за голову. Плечи – на грани вывиха. Пальцы ног с трудом касаются утоптанной земли. Ну а щиколотки-то вы зачем спутывали? Я что, лошадь? Да куда я могу деться, если вишу на связанных руках в воротах чьего-то дома… Наверное, обиженная супружеская пара именно здесь и обитает. Хороший дом, добротный…

– А, мерзавец, очнулся, наконец! – А это, видимо, мой главный обвинитель. Он же – судья. И не удивлюсь, если буду лишен жизни его же руками…

Я предпочел не отвечать. Не потому, что мне нечего было сказать. Отнюдь. Просто озверелой толпе невозможно что-либо объяснить. А толпа, собравшаяся на улице, была именно такой. Озверелой. Даже дети смотрели на меня с неумелой яростью. Ох, не пускал бы я детей на такие представления… Ни к чему это – с детства приучать к жестокости. Мир и так достаточно плох, чтобы так рано узнавать самые неприглядные его стороны… Ох, и задал бы я вам трепку, селяне! Хотя бы за то, что вы приволокли детей смотреть на казнь. В том, что казнь состоится, я не сомневался. Во-первых, они формально имеют на это право, поскольку я заклеймен. Во-вторых, они полагают себя потерпевшими – еще бы, женщина в обмороке! Ну а в-третьих… Кто же откажется от дармового развлечения, когда до ближайшего праздника – целый месяц…

Староста (насколько я понял из обличающей речи, напуганная мной селянка приходилась ему дочерью), надувшийся от важности, как индюк, гордо сообщил собравшимся о том, что выполняет свой долг, избавляя народ от грязного отребья в моем лице. Собственно, я его не слушал, поскольку ситуация не располагала к потере времени на ерунду. Мысленно отсчитывая мгновения, оставшиеся до «счастливого и окончательного избавления от превратностей судьбы», я просматривал приходно-расходные книги своей жизни. Итак, есть ли у меня незаконченные дела? Пожалуй, что есть. Но они могут обойтись и без моего участия… Гномка никогда меня не найдет – обидно, конечно, но такова жизнь. Бэру и Мэтти я ничего не должен. Доктор вообще в счет не идет. Принц… Все равно я не могу ему ничем помочь – о чем же жалеть? Единственное, что меня слегка коробило, так это тень вины перед Мастером. А ведь ты потеряешь свои деньги ни за что… Но, можно сказать, сам виноват: незачем было отпускать меня под пригляд вечно занятого неотложными делами лекаря… Так что я чист перед богами и перед людьми и смело могу перешагнуть Порог – у Вечной Странницы не будет ко мне никаких претензий. Нужно постараться выровнять дыхание и расслабиться, пока есть такая возможность. Да-а-а, легко сказать – расслабиться! А вот как это сделать на практике? Мне больно уже сейчас от напряжения в растянутом теле, что же будет, когда эти простодушные, но весьма свирепые люди начнут экзекуцию? Да и как они собираются меня казнить? О, что-то мысли потекли совсем не в том направлении, которое способствует оптимизму… Что, Джерон, страшно? Э-э-э… пожалуй, да. Но боюсь я совсем не смерти. Точнее, не только ее. Страшно уходить, не оставляя След. Хотя бы в чьей-то душе… Если бы я был уверен, что кто-то спустя годы будет вспоминать меня – пусть даже ругая – я бы рассмеялся в лицо своему палачу, а так… Нет, только не плакать! А нос уже предательски шмыгает… Я поднял лицо к небу в надежде, что жаркое солнце успеет высушить намечающиеся слезы до того, как их кто-нибудь заметит. Я не хочу казаться слабым – мне достаточно ощущения, что именно такой я и есть – пусть все вокруг считают, что я холоден, как лед, и спокоен, как камень… Впрочем, это сравнение неудачное – в ином камне куда больше страсти, чем во мне…

Летнее небо такое глубокое, что взгляд, устремившись ввысь, может утонуть в темно-синем океане, по которому лениво скользят белые громады облаков и легкие тени птиц. В канун Праздника Середины Лета ты станешь еще ярче, еще прекраснее, но я больше не смогу тонуть в твоих бездонных глазах… Как странно: я не люблю синий цвет, но обожаю смотреть на небо. Магрит называла это Парадоксом Упрямого Разума. Интересно, что она имела в виду? Ответа я не узнаю. Да и к чему мне ответ, если я не могу задать вопрос? Крохотная точка в центре лазурного шатра. Птица? Скорее всего. Только птицы могут чувствовать себя так беззаботно и счастливо, качаясь в ладонях Владычицы Ветров… Наверное, я должен обратиться к богам? Но я не помню ни одной молитвы, и это терзает меня сильнее, чем предчувствие Шага за Порог. Есть ли там хоть что-то? Или, закрыв глаза в последний раз, я окажусь посреди Ничего?

И словно отвечая на мою мольбу, память услужливо подсовывает песню из далекого детства. Я почти забыл ее. Или думал, что забыл… Почему-то Последнюю Песню всегда поет ребенок… Тонкий, совершенно бесстрастный голос звенит в сознании…

Страх бьется под кожей жидким огнем. Я не хочу уходить, но если я и в самом деле должен это сделать, то почему, во имя всего Сущего, я должен провести последние минуты жизни в нелепом ожидании? Как трудно… Ну почему они тянут?

Староста все лопотал, багровея от осознания неожиданного статуса исполнителя королевской воли. Меня никто ни о чем не спрашивал – на деревенской сходке преступники права голоса не имеют. Как же они смешны, прямо как дети, получившие в руки игрушку, о которой могли только мечтать! Потому и не торопятся с исполнением приговора. Не наигрались… Ну ладно, хватит! Не знаю, как им, а мне уже стало жарко. И голова трещит – хорошо мне гном приложил. Душевно… Стоп! Гном?! Нет, это становится уже дурацкой традицией! Почему все мои беды начинаются с появлением этих недомерков? Я даже дернулся от возмущения, чем отвлек толпу от созерцания вещающего прописные истины старосты. Тот недовольно посмотрел в мою сторону и предположил, что убийце – то есть мне – уже не терпится проститься с жизнью. Эти слова были встречены селянами с воодушевлением – в самом деле, доколе еще торчать на горячем солнце? Прибить мерзавца, выпить за здравие справедливейшего из королей, да и разойтись по своим делам…

– …И властью, данной мне королевским указом, я приговариваю жестокого убийцу к смерти через побитие камнями! – завершил староста свою безразмерную речь.

Камнями? Мило. Лучше бы повесили, честное слово! Минута (а при удачном стечении обстоятельств – мгновение), и я свободен от идиотского времяпрепровождения в компании деревенских палачей. Навсегда свободен. А теперь что? Сколько мне придется терпеть? Вон, уже и тачку прикатили. Полнехонькая… Хорошо хоть камни речные, гладкие – и кидать их удобнее, и крови почти не будет… Ну, кто первый? Оскорбленный муж? Ну конечно!

Увесистый голыш ткнулся под ребра. Я охнул. Да, будет больно, а боли я не терплю. То есть, конечно, терпеть придется – не хватало еще закричать или заплакать! – но как это все печально… Второй камень оставил горящее от боли пятно на плече. Отталкиваясь пальцами, я крутанулся, подставляя следующей порции камней спину. Конечно, меня вернули обратно, врезав палкой по животу. И даже чуть ниже живота… На беду, в голову камни не попадали – и потому, что она была частично прикрыта вздернутыми кверху руками, и потому, что селяне хотели продлить удовольствие. А попади хоть один голыш в голову, и я могу оставить их с носом…

Староста бил не очень сильно – сказывался возраст, – но изумительно метко. Его зять – наоборот. Постепенно круг желающих поучаствовать в развлечении становился все шире, и в какой-то момент их лица стали сливаться перед моими глазами в одно большое, дрожащее и гогочущее пятно. Да, не такой мне мнилась собственная кончина – уж слишком грубо и примитивно, хотя… Все вполне логично. Кто я для них? Всего лишь раб… Эй, да они же не имеют права решать мою судьбу! У меня есть хозяин, который несет полную ответственность за все мои поступки! И как я раньше не сообразил? А они тоже хороши: ошейник-то никуда не делся, неужели никто из них не понимает, что делает? Или глаза застит обида пополам с удовольствием почувствовать себя вершителями судеб? Я хотел было сообщить старосте о своих правах, но голос меня не послушался, и из пересохшего от жары и боли горла вырвался лишь тихий хрип. Да и не станут меня слушать, зачем напрягаться? Прочь, глупая надежда! Пора согласиться с тем, что я – ничтожество, хотя бы за несколько вдохов до смерти, если сделать это раньше мне мешало неоправданно раздутое самомнение. Все, пора прощаться. С кем? С невоплощенными мечтами, с несостоявшимися друзьями, с любовью, которая ни разу не попалась мне на пути… Самое обидное, что я даже не могу заставить себя рассердиться или впасть в отчаяние, чтобы вызвать Нэгарру – эти люди не виноваты ни в чем, они поступают именно так, как на их месте, скорее всего, поступил бы и я сам… А может быть, все к лучшему? Я умру тихо, не ломая Пласты Мироздания, не тревожа покой Ушедших и Нерожденных. Я просто уйду… Фрэлл, как же мне все надоело! Каждый раз, когда я стараюсь делать добро, я оказываюсь лицом к лицу с Вечной Странницей – но я не могу поступать иначе! Я не могу творить Зло! Правда, все мои благие намерения непременно приводят к весьма дурным последствиям… Но теперь уже поздно что-то менять. Я еще не слышал хруста собственных костей, но думаю, что за этим дело не станет. Да и какая разница? То, что окажется в могиле или на погребальном костре, уже не будет мной… Лучше закрыть глаза, тем более что вижу я уже довольно расплывчато, и молиться о том, чтобы вся эта мерзость поскорее закончилась…

Я старался дышать в ритме летящих камней: удар – вдох-выдох, удар – вдох-выдох. Так боль казалась меньше… Но горечь сознания собственной никчемности все портила. Я умру не в своей постели, не на поле боя, я… Сдохну, как бродячая собака. Только такого позора и не хватало Семье… К горлу подкатил комок слез, и только собрав остатки гордости – абсолютно бесполезное свойство характера, – я смог снова затолкать их подальше…

Сознание начало рассыпаться на части. Мне уже было наплевать на все. На взрывы боли, яркими вспышками расцветающие в теле. На горящие ненавистью и от того исказившиеся до неузнаваемости лица селян. На себя я плюнул уже давно, и это не составило никакого труда… На что я годен, если слуги, поколениями преданные Семье, и те ни в грош меня не ставили? Да ни на что. Я – пустое место. И это описание точнее, чем может показаться на первый взгляд…

Отчаяние водило крылом в пыли под моими ногами, изредка поднимая мордочку и спрашивая: я тебе еще необходимо или уже можно уходить? А я никак не мог решиться и ответить: лети прочь, я больше не потревожу тебя…

– Именем короля! Немедленно остановитесь!

Это еще что? Я даже приоткрыл один глаз. Посреди узкого пространства пыльной улицы, отделяющей меня от разгоряченной толпы, остановились два всадника. Тонконогие скакуны, храпя, попытались вздыбиться, но твердой рукой одного из приехавших были возвращены на землю. А хорошо принц держится в седле, даже не покачнулся. Это из меня наездник, как из тролля – придворная красавица… Толпа недовольно зароптала, не разглядев внимательно вновь прибывших, но Борг повелительно воздел ладонь к небу, требуя тишины.

– Склонитесь перед его королевским высочеством, наследным принцем Дэриеном!

А вот теперь их пробрало! Вся улица, как по волшебству, опустилась на колени и уткнулась глазами в землю. Принц холодно осведомился:

– Кто отвечает за порядок в селении?

Староста поднялся с колен, но не разогнулся и, семеня, приблизился к лошадям.

– С позволения вашего высочества…

– Что же ты непотребство творишь? – нарочито ласково спросил Дэриен.

Староста затряс головой:

– Как можно, господин?.. Все согласно королевскому указу…

– Какому же именно?

– Этот человек заклеймен, а его величество в своем великодушии позволил своим подданным вершить приговор… – Староста был жутко перепуган, но пока что держался уверенно.

– Какие еще провинности ты вменяешь в вину этому человеку? – продолжал Дэриен.

– Он желал причинить зло моей дочери, ваше высочество, а она скоро родит… И напал на моего зятя…

Борг не удержался от усмешки, сравнив мои пропорции со шкафообразным «потерпевшим», и что-то прошептал принцу на ухо.

– А мне сдается, что этот человек просто хотел помочь твоей дочери дойти до дома лекаря. А когда твой зять бросился на него с кулаками, он всего лишь защищался… Не так ли? – Невидящие глаза чуть сузились. – Мой оруженосец утверждает, что твой зять как минимум вдвое тяжелее, чем преступник. Как же получилось, что в победителях оказался тот, кто слабее?

– Убийцам помогают сами демоны! – пробурчал в бороду староста, но принц услышал.

– А вам тогда должны помогать боги, я правильно понял твою мысль? Неужели демоны сильнее богов?

Староста прикусил язык, поняв, что ступил на шаткие мостки богословского спора. Дэриен вздохнул:

– Эй, побитый муж! Подойди.

Сгорающий от стыда мужчина занял место рядом со старостой.

– А скажи-ка мне, любезный, преступник разговаривал с тобой? Или бил молча? – Принц развлекался. И я его понимал – в кои-то веки такие олухи встретились.

– Нет, ваше высочество…

– Что – «нет»?

– Он говорил…

– И что же он говорил? – Голос принца просто источал мед.

– Говорил… Что хотел помочь… Что не сделал ничего дурного моей жене…

– Так почему же ты его не послушал?

– Но он же убийца! – упрямо заявил селянин.

Дэриен покачал головой:

– Нет, ну что за люди… Почему вам в голову никогда не приходила мысль, что вынесенный приговор порой не соответствует тяжести проступка? Ладно, буду говорить просто. Вы не имели права казнить этого человека.

– Но почему? – вырвалось у старосты.

– В отличие от меня все вы – зрячие, но предпочитаете не видеть! – Принц повысил голос. – Этот человек не принадлежит самому себе, о чем свидетельствует одна милая вещичка на его шее!

Староста перевел взгляд на меня и открыл рот. Потом закрыл. Потом снова открыл. Да, попал ты впросак, мужик! Да так попал, что я тебе не завидую…

– По долгам раба отвечает его хозяин, – ледяным тоном продолжил Дэриен. – Ты хочешь, чтобы я пригласил его сюда?

На старосту было забавно смотреть. Он хлопал глазами, губами и даже ладонями, но не мог сказать что-то осмысленное. Да и остальные селяне притихли, когда до них дошла вся тяжесть проступка. А принц наслаждался произведенным эффектом:

– Я могу смягчить гнев почтенного человека, которому принадлежит этот раб, но только в том случае, если вы все поклянетесь, что подобного больше не повторится!

Народ невнятно залопотал и поспешно закивал.

– Снимите его! – велел Борг.

Поддерживающая меня в вертикальном положении веревка ослабла, и я осел в нагретую солнцем пыль, всхлипывая от боли и смеха, душившего измочаленную камнями грудь…

* * *

Сон отступал неохотно – его тяжелые объятия никак не хотели размыкаться, но я больше не мог это вынести. Что-то на самой границе ощущений подсказывало: мое сознание получило слишком большую передышку. Так недолго и вовсе затеряться в галереях Полночного Замка… Нет, нужно сделать над собой усилие и открыть глаза. Ну же, Джерон, хоть раз в жизни соверши мужественный поступок… Проснись!

Веки нехотя поползли вверх. Фрэлл, сколько же я выпил? Стоп! Я давным-давно не употреблял ничего крепче эля. Но все признаки похмелья налицо: голова – тяжелее наковальни (причем к ней прилагается еще и увесистый молот, который с завидным усердием что-то кует внутри моего черепа), во рту лениво ворочается язык, облитый чем-то вязко-кислым, а тело ощущается исключительно как разобранное на составные части. Та-а-ак, что же со мной произошло до отхода ко сну? Я высвободил из лабиринта одеяла правую руку и тупо уставился на распухшее и плохо сгибающееся запястье. После минуты размышлений над причиной столь плачевного состояния одной руки я решился взглянуть на другую… Я что, был связан? Зачем? Все интереснее и интереснее… Еще одно титаническое усилие, и одеяло медленно съехало на пол. Все, что я смог выдохнуть, не относилось к допущенным в приличном обществе выражениям…

Грудь, живот, руки и ноги были покрыты хаотичным узором пятен, цвет которых варьировался от темно-лилового до желто-серого. Иногда попадались и багряные росчерки лопнувших сосудов. Я вспомнил, хотя лучше бы… Лучше бы этого никогда не было… Я дотронулся до одного из синяков и с обиженным стоном отдернул пальцы: под кожей явственно прощупывался тугой желвак.

– Доброе утро! – раздалось со стороны окна.

Стараясь двигаться медленно и плавно, я сел, свешивая ноги с постели.

Дэриен стоял у распахнутых створок, рассеянно подставляя пряди своих шелковых волос гребню свежего ветерка. За окном виднелось небо, которое вполне бы могло сойти за продолжение моих синяков.

– Вообще-то уже вечер, – вяло заметил я.

Принц пожал плечами:

– Мне это совершенно не важно, а для тебя, раз уж ты соизволил вернуться к нам именно сейчас, этот час может считаться утренним.

Я усмехнулся:

– Ваши учителя риторики и логики не зря получали свое жалованье.

Дэриен лукаво вскинул бровь.

– Придерживайся, пожалуйста, одной манеры поведения, если не ставишь целью меня запутать!

– Запутать? – Я искренне удивился.

– У меня есть уже как минимум две версии твоего происхождения, – довольно сообщил принц.

Я охнул от боли, поднимаясь на ноги.

– Можете не тратить время зря: ни одна из них не будет верной.

– Почему же? – Кажется, он немного обиделся.

– Потому что Истина всегда очень проста, но всегда – неожиданна, посему нет смысла возводить стройные мосты Теории между берегами Реальности: что бы вы ни придумали, действительность окажется иной…

Интересно, хоть какая-нибудь одежда здесь имеется? Положим, перед принцем я могу ходить голышом, но не думаю, что взору других людей мое обнаженное тело будет доставлять удовольствие… И скажите на милость, почему сильнее всего мерзнет шея, а не другие части тела?

– А кто учил тебя? – Фрэлл, опять я позволил своей дурной привычке философствовать по поводу и без повода выглянуть наружу!

– Да уж кто только не учил… – неопределенно попытался я отговориться, но принц покачал головой:

– Знаешь, я впервые за последние месяцы по-настоящему жалею, что ослеп.

– И что же тому причиной?

– Не «что», а «кто»! Ты!

– О, я польщен. – Странно, ничего не могу найти… – И почему же вы жалеете?

– Меня очень расстраивает тот факт, что я не могу видеть твое лицо, когда разговариваю с тобой. – Похоже, я доигрался: подобные слова – тревожный знак. Пора принимать меры…

– Поверьте, dou Дэриен, это не самое приятное зрелище на свете… Особенно сейчас.

– Почему… А, ты имеешь в виду клеймо?

– Не только. То ли палач был не слишком умел, то ли, наоборот, с излишним рвением отнесся к королевскому поручению, но иглы повредили щеку далеко вглубь. Так что половина моего лица почти не двигается…

На лице принца отразилось недоумение пополам с жалостью, и я поспешил отвлечь его от раздумий по поводу моего внешнего облика – не хватало еще, чтобы одна высокая особа жалела жертву капризов другой высокой особы!

– Простите за глупый вопрос, dou Дэриен, но… где моя одежда? – Я отчаялся сам справиться с возникшей проблемой.

– Ее сожгли.

– Что?!

– А чего ты ожидал? Хорошо, что тебя не сожгли вместе с ней!

– Все-все? – Я не мог поверить. – И обувь… Тоже?

– Наверное.

На язык просилось с дюжину крепких слов, но я сдержался. Хотя чего мне было жаль, так это своей обувки. Такие удобные, точно по ноге, на заказ были сделаны…

– И что мне теперь, нагишом ходить?

– Кажется, Борг оставил здесь свою рубашку… – неуверенно протянул Дэриен.

– Рубашку? – В пределах досягаемости действительно имелся кусок ткани, я бы даже сказал, кусище… Нет, только не снова…

– Нашел? – Принц с любопытством прислушивался к моему нечленораздельному бормотанию.

– Да-а-а…

– Размер не тот? – Так, теперь мы еще и ехидничаем.

– Это мягко сказано… – Единственным достоинством оного предмета одежды было то, что он доходил мне до колен. Шнуровку на вороте пришлось затянуть потуже, иначе я рисковал бы в любой момент выскользнуть из этого балахона.

– Совсем плохо? – участливо поинтересовался Дэриен.

– Жить можно… Я долго спал?

– Три дня.

Ну ничего себе! Надо будет доходчиво объяснить доктору, что чрезмерное употребление мною снотворного может привести к плачевному результату. Проще говоря, однажды я не проснусь. Не спорю, он действовал из лучших побуждений, но опасно надолго отпускать сознание странствовать между Пластами…

Я потер шею и только тут понял, что с ней не так. А точнее – что не так со всей моей головой. Длина волос изменилась: непокорные вихры топорщились на затылке и щекотали ладонь. Меня… остригли?

– Ну а стригли-то зачем? – со стоном выдохнул я.

– Стригли? – нахмурился принц. – Ах, это… Староста настоял. Чтобы клеймо было на виду. Я решил, что это не такая уж большая жертва для тебя…

– Скоты-ы-ы-ы… – с чувством протянул я. Жертва… Что б ты понимал… Теперь я в самом деле стал пугалом. Да еще каким! Уж лучше бы наголо обрили…

– Тебе неприятно? – В голосе Дэриена слышалось искреннее участие, и это уже начинало меня злить.

– А вам-то что за интерес?

– Я чувствую себя ответственным, – просто и ясно ответил принц.

Разумеется. Он спас мне жизнь и теперь имеет право влиять на мою судьбу. Приятного мало… Я не люблю влезать в такие долги: отдать их трудно, и они повисают на сердце тяжким грузом.

– Зачем вы остановили казнь, позвольте узнать? – Наверное, голос прозвучал слишком безразлично, потому что Дэриен сдвинул брови.

Не понимаешь? Да, в данный момент мне все равно, зачем ты это сделал, и вопрос задан главным образом для того, чтобы продолжить (либо завершить – тут уж как повезет) нашу чрезвычайно занимательную беседу…

– Ты хотел умереть?

– Возможно.

– Ну, извини, не знал. – Улыбка во весь рот. – Если хочешь, можно все вернуть назад…

Ну и чего ты ждешь? Что я испугаюсь и поспешу ответить: нет, ни в коем случае? Не испугаюсь. Хватит, ЭТОГО я уже не боюсь. В следующий раз я не позволю застать себя врасплох. В следующий раз?! Да о чем я только думаю? Ну, поганец, ты недалеко ушел от своего младшего братца – да, лоск у тебя есть, и с избытком, но под слоем напускной умудренности и отточенных манер скрывается точно такой же капризный ребенок, заслуживающий хорошей порки. Теперь я буду умнее и найду сначала что-нибудь гибкое и длинное, чтобы не трудить ладонь… Эх, жаль розог здесь не держат…

Наверное, я бы плюнул на ломоту во всех мышцах и осуществил бы маленькую экзекуцию над зарвавшимся сорванцом, но не успел. Со двора донеслись голоса. Встревоженные, даже испуганные. И стоны. Стонала женщина. Женщина?! Я бросился к дверям, морщась от боли при каждом движении.

– Куда ты?

– Спущусь вниз, посмотрю, что случилось, – ответил я, готовясь к главному подвигу на сегодняшний вечер – преодолению лестницы.

Каждая ступенька давалась с таким трудом, что я оказался внизу уже много позже того, как роженицу пронесли в комнату, где доктор принимал больных. Зато у меня было достаточно времени, чтобы определить, насколько тяжело мое собственное состояние: переломов нет, даже ребра в порядке, но связки на ногах и руках болят неимоверно. Хорошо еще, что они не разорваны…

Да, это была та самая селянка – с середины лестницы я разглядел бледное, покрытое испариной лицо и выгоревшую на солнце косу.

– Я же просил показать женщину ведунье! – процедил я сквозь зубы в обезумевшую физиономию мужа.

– Да я… Да… Она…

– Олухи! – Я доковылял до приемной и заглянул внутрь.

Женщине было плохо, это мог бы понять и такой профан в лекарском деле, как ваш покорный слуга. Я несколько раз видел роды (правда, на расстоянии) и знаю, что роженицы испытывают определенной силы боль, но… Эта селянка билась в лихорадке вовсе не от боли. Ее терзал страх – это я чувствовал совершенно отчетливо. Мантия лениво облизнулась. Неужели? Опять я во всем виноват! Что же с тобой случилось, дорогуша? Доктор оглянулся, увидел меня и велел:

– Иди сюда. И закрой дверь!

– Как она?

– Плохо. Горячка, но какая-то нехарактерная… Я сделаю все, что смогу, но боюсь, что в живых останется либо она, либо ребенок…

– Это было бы слишком печально.

– Да уж, веселого мало! – Доктор склонился над женщиной, а я воспользовался паузой, чтобы повнимательнее прислушаться к своим ощущениям.

Приемная была заполнена волнами животного ужаса. Ужаса матери, чувствующей, что ее ребенку угрожает смертельная опасность… Так, что еще? Бессильная тревога доктора… Из-за двери сочится смешанная с отчаянием надежда… Кто? И где?.. Слабый аромат темной Сущности… Ребенок? Она должна родить, иначе погибнет сама и погубит дитя…

– Сделайте все, чтобы ребенок вышел, и как можно скорее. – Голос мой прозвучал расчетливо и бесстрастно – то, что нужно для приказа. Доктор не посмеет ослушаться…

Он и не посмел. Но в тот самый момент, когда голова младенца показалась на свет божий, я почувствовал, как Мантия начинает с глухим шелестом сворачиваться.

Нет, только не сейчас! Ты нужна мне!

«Нужна? – Холодные губы коснулись уха. – Ты же ненавидишь меня…»

Я вздрогнул. Первый раз в жизни Мантия соблаговолила мне ответить… Впрочем, если Слияние и в самом деле произошло, нечему удивляться: мы – одно целое. Отныне и навеки. Однако во всей этой идиллии есть один махонький изъян: моя Мантия, как и я сам, отличается скверным характером…

Пожалуйста, не засыпай! Я должен исправить свою ошибку!

«Мне-то что за дело?»

Ты же всегда защищала меня, почему теперь не хочешь?

«Я защищаю ТЕБЯ, а не тех, кто желает твоей смерти…»

Эта женщина ни в чем не виновата!

«Откуда тебе знать? Если бы она очнулась до казни, то первая бы бросила в тебя камень…»

Нет, я не хочу в это верить! Но даже если… Ребенок все равно безвинен! Спаси его!

«Я не могу спасти кого-то, кроме тебя самого…»

Тогда… Тогда – спаси меня!

«Причина?»

Если ребенок и женщина погибнут, в их смерти уж совершенно точно обвинят меня!

«И будут правы…»

Ты знаешь, что с ней?

«Я многое знаю…» – Она что… смеется?

Это… в самом деле из-за меня?

«Да…»

Тогда ты должна мне помочь!

«Хорошо… Но запомни – это будет засчитано твоим долгом…»

Я согласен! Ты поможешь?

Ответа не последовало, но шелест стих.

– И что теперь, Джерон? Джерон!

Я вздрогнул, фокусируя взгляд. Доктор держал в руках что-то, больше всего похожее на куклу. Ни движения. Ни вздоха. Он уже мертв? Нет, невозможно! Я не могу этого допустить… Я не верю! А пока я не поверю в его смерть, он не умрет!

– Вы позволите? – Я протянул руки.

Доктор сомневался не более мгновения. Маленькое мокрое тельце оказалось у меня в руках. Нет, он жив! Тепло еще не ушло из этого хрупкого сосуда… Я прижал ребенка к своей груди. Ну же, делай то, что обещала!

«Не торопись… Доверься мне…»

Я глубоко вдохнул тугой от напряжения воздух приемной, закрывая глаза. Выдохнул, избавляясь от сомнений и страхов. Позволил Мантии тяжелыми складками повиснуть на своих плечах.

И на смену Неведению пришло Знание.

Обычный луговинник, но как же он разожрался, зараза! И всего за три дня… Нет, тут что-то не так. Судя по размерам и силе, он уже давно поселился в теле женщины, возможно, еще с прошлого лета. Надо будет узнать, как она себя чувствовала… Сидел, значит, себе тихо и спокойно, рассчитывал поживиться еще одной жизненной силой – а то и самому наследничком обзавестись – но не повезло ему, болезному. На меня нарвался. Мантия не только распотрошила заговоренные строчки, но и напугала луговинника до смерти. Если он, конечно, может испугаться… Мое прикосновение разрушило его власть над женщиной и заставило ринуться вглубь, забиться в тело нерожденного ребенка, чтобы спрятаться от голодной Пасти… Дурачок, моя Мантия не щадит никого. Когда она того хочет, разумеется… Ох, как же ты ухватился за невинное дитя… Нечего, нечего! А ну, отцепляй свои коготки или что там у тебя есть… Ты еще не понял? Либо убирайся восвояси, либо я тебя уничтожу – раз и навсегда!

Он понял. И метнулся облачком грязного тумана прочь, подальше от такого страшного существа, как я. Вдох. Еще один. Струя зеленоватой жижи оросила мою рубашку, а уши заложило от звонкого и недовольного вопля. Малыш открыл глаза…

Гизариус тут же подлетел ко мне, оставив на время заботы о новоявленной матери, благо после родов она забылась здоровым – если так можно выразиться – обмороком, высвободил ребенка из моих рук и занялся тем, чем и должен заниматься лекарь, принявший роды. А я стоял столбом, с глупой улыбкой на лице. Стоял до того самого момента, когда доктор повернулся, окинул меня критическим взглядом и предложил:

– Ты бы умылся, что ли… Рубашка, конечно, испорчена…

– Я постираю…

– Оставь уж… «Постираю»…

Он стянул с меня рубаху и кинул в угол.

– Воды я много накипятил, на всех хватит.

Сил почти не осталось, но я доплелся до купели с водой и блаженно плеснул теплую влагу на мокрое от перенесенного напряжения лицо. Доктор внимательно посмотрел на мои синяки, удовлетворенно щелкнул языком и сообщил:

– Ну что ж, опухоль почти спала, можно взяться за растирания.

– Растирания?! – Я поперхнулся.

– Ты что-то имеешь против?

– И очень многое! – твердо заявил я. – Мне будет больно!

– Ох, какой ты нежный… Ничего, потерпишь.

И он щипнул меня за синяк на бедре.

Клянусь, я не собирался его бить! Даже не думал об этом! Но рука сама собой дернулась, описывая широкую дугу на расстоянии не более волоска от носа доктора. На мое счастье, он вовремя отшатнулся…

– Ну, это ничего, это бывает… – констатировал Гизариус. – С этим бороться можно…

* * *

На следующее утро я узнал, как «с этим» можно бороться, потому что доктор явился в мою каморку со связкой ремней. От предчувствия невыносимых мук я похолодел до корней волос и жалобно взмолился:

– Давайте не будем сейчас…

– Именно сейчас! – возразил доктор. – Пока у меня есть время. Сам ты себе растирания делать не будешь, по глазам вижу, а мне нужно заняться сбором трав… И вообще: если будешь капризничать, я попрошу Борга провести эту процедуру…

Наверное, на моем лице отразился нечеловеческий ужас, потому что Гизариус злорадно хмыкнул и велел:

– Ложись на живот!

Не успел я занять горизонтальное положение, как мои щиколотки и запястья оказались накрепко притянуты к раме кровати.

– Может быть, не нужно привязывать… – робко предположил я, но доктор только хихикнул:

– Еще спасибо мне скажешь!

Я действительно сказал ему «спасибо». Но несколько позже, потому что на протяжении следующей четверти часа орал благим матом от боли. А потом орал еще примерно столько же времени, потому что Гизариус перевернул меня на спину и продолжил пытку, которую он сам совершенно искренне полагал полезной лечебной процедурой. Нет, я не хочу произнести – даже мысленно – по его адресу ни одного худого слова: он опытный и весьма умелый лекарь, у него чуткие пальцы, а мазь, которой он пользовался, приятно холодила синяки, но… Сами сначала попробуйте, каково это, когда воспаленные желваки опухших мышц мнут и выкручивают, как мокрое белье!

По окончании мучений (как подчеркнул доктор – на сегодня), оставшись в одиночестве, я хмуро завернулся в одеяло и уселся посреди смятой постели. А что прикажете делать, если одежду я так и не получил? Более того, Борг, увидев, во что превратилась его «парадная», как он сам выразился, рубаха, едва меня не избил. По счастью, доктор успел повиснуть на одной его руке, а принц – на другой, но мне было заявлено: и не надейся! В том смысле, что поганить свою одежду он больше не позволит. Так что мне пришлось забыть на время о прогулках, да и вообще – о лишних перемещениях по дому.

Я уже собирался дуться, как мышь на крупу, но тут в дверь снова заглянул доктор, и физиономия у него была настолько довольная, что мое лицо само собой скривилось в хмурой гримасе. Я люблю веселить людей, но не ценой собственного здоровья!

– Тут к тебе… – доктор хмыкнул, подбирая слова, – делегация.

– По поводу?

– Сам разбирайся! Чай, не маленький…

Я вздохнул, поплотнее запахивая одеяло:

– Ну, раз уж кто-то пришел… Надо хоть узнать, что ему надо.

Гизариус счел эти слова разрешением и снова исчез за дверью, а ко мне валом повалил народ. Сначала Борг ввел принца и усадил на единственный имевшийся в комнате стул, а сам встал за спиной своего господина. Я насторожился. Вслед за Дэриеном порог переступил староста горячо любимой мною деревни в сопровождении свежеиспеченного отца. Им сесть уже было некуда, а предлагать расположиться рядом со мной на кровати я не стал. Вот еще! Постоят, не развалятся… Я же не развалился…

– В присутствии его высочества… – начал староста, а я закончил:

– Под присмотром будет вернее.

Дэриен прыснул, но быстро справился с приступом смеха. Староста не понял, что так насмешило непосредственного представителя королевской власти, но почел за лучшее не обращать внимания и продолжил:

– Мы тут… Того… Этого…

Я мысленно вздохнул и досчитал до пяти:

– Так «того» или «этого»? Скажите прямо: пришли закончить казнь?

Староста побагровел:

– Как можно… После того… После вашего…

О, уже на «вы»? Что-то мне не нравится поворот событий…

– Либо вы сейчас же скажете, зачем пришли, либо уйдете, – холодно резюмировал я.

Теперь мой несостоявшийся палач побледнел, но приказной тон возымел действие, и он вполне связно сообщил:

– Мы хотим извиниться.

Вот те на!

– За что, позвольте узнать? – Обожаю ставить людей в глупое положение!

Староста захлопал глазами:

– Ну, мы же… Хотели… Камнями…

Я хмыкнул:

– Формально вы ни в чем не виноваты. Даже если кое-кто, – я с трудом удержался от того, чтобы показать принцу язык, – будет утверждать, что вы поступили неправильно и незаконно, я не смею вас в чем бы то ни было обвинять.

Все, тупик, в который забрел староста, вознесся своими стенами до самых небес.

– Но как же…

– Более того, я косвенно повинен в преждевременных родах вашего внука…

Тут он немного оживился:

– Ведунья посмотрела Рину и сказала, что было бы хуже, если б роды произошли как положено…

– Вообще-то к ведунье надо было идти до, а не после, – сурово сказал я.

– Да, Мастер, простите нас… Этот чурбан, – подзатыльник зятю, – с перепугу забыл, о чем вы сказали… Простите нас…

– Хорошо то, что хорошо кончается… – Что-то в словах старосты меня насторожило… Мастер?! Да какого фрэлла?!

Я вскочил, забыв о расслабленном после растирания теле, но все же устоял на ногах, хотя мне и потребовалось для этого вцепиться в кафтан селянина.

– Даже в мыслях не именуйте меня таким титулом!

Пожилой мужчина открыл рот, как мальчишка, получивший выговор, значения которого он не понимает, а я продолжил:

– У вас проблемы с головой?

– Но ведунья сказала…

– Что она сказала?

– Что прогнать злого духа мог только Мастер…

– Мастер – чего? – Я почти рычал.

– Ну… Это…

Дэриен поспешил прийти на помощь старосте:

– Оставим в покое эту тему, почтенный. Заканчивайте свои дела, не видите, «Мастер» гневается? – В его голосе сквозило столько ехидства, что меня передернуло.

– Да, что мы еще хотели… – Староста взял из рук зятя громоздкий сверток и протянул мне.

– Что это?

– Э… Ну, вы же не одеты…

Только сейчас я сообразил, что, вскакивая, распахнул одеяло, продемонстрировав свое израненное тело во всей красе. Слава богам, у меня хватило выдержки не начать судорожно кутаться снова…

– Одежда… Да… Хорошо, можете быть свободны.

С видимым облегчением на лицах селяне выкатились за дверь. Я плюхнулся обратно на кровать. Дэриен расхохотался:

– С тобой не соскучишься!

– Повеселились, и будет! – отрезал я. – Тоже можете убираться на все четыре стороны, сейчас я не расположен к шутовству.

– О, ты легко бы мог занять вакантное место шута при дворе моего папочки! – довольно сообщил принц. – Кстати, не хочешь попробовать?

– А не пошел бы ты… – Борг сдвинул брови, и я решил уточнить: – А не пошли бы вы оба отсюда – далеко и надолго!

Смех принца стал еще заразительнее. Рыжий тоже разобрался в ситуации и сменил гневное выражение лица на полнейшее равнодушие. Вот железные нервы у человека! И абсолютная власть над своими эмоциями. Хотя это, наверное, профессиональное: он же в эти минуты на службе – отвечает за безопасность своего повелителя. Какое уж тут любопытство! Впрочем, лично я не взял бы себе такого телохранителя: на кой фрэлл нужен тупой истукан, который только и умеет, что бросать грозные взгляды по сторонам да размахивать кулаками? Но в одном принцу все же повезло – эта статуя бесконечно ему предана. Почему я так решил? Очень просто: я видел, какими глазами рыжий слуга смотрит на господина. Такой взгляд присущ матерям, которые готовы принести в жертву весь мир ради благополучия собственного ребенка. Я о такой преданности могу только мечтать…

Как и раньше, Дэриен не позволил мне далеко уплыть по Реке Размышлений и, отсмеявшись, спросил:

– Почему ты накинулся на этого забавного старика?

– Он не так уж забавен, когда приводит приговор в исполнение, – огрызнулся я.

– Ты когда-нибудь об этом забудешь? – тоном учителя, уставшего от упрямства своего ученика, поинтересовался принц.

– Не раньше, чем сойдут синяки, – парировал я.

– Значит, через месяц, – кивнул Дэриен.

– Я же сказал: не раньше! – попробовал я настоять на своем. Безуспешно.

– Тебе не понравилось, когда тебя назвали «Мастером». Почему? – Ну зачем, зачем он пытается побольнее ранить меня?

– Вы очень наблюдательны.

– Ты не ответил. В чем причина? Ведь это очень почетно…

– Даже если такой почет не заслужен? – Только спокойно, Джерон, не надо тратить гнев на мальчишку. Ох, если б я сразу догадался об этом… Если б я сразу понял, что он – просто любопытный маленький ребенок, которого силой обрядили во взрослые одежды и заставили принять на себя обязанности, которые тяжелее каторжных цепей… Да, он мог бы пользоваться своим положением исключительно ради собственного удовольствия, и, наверное, он даже попробовал, каково это, но… Есть такое странное свойство души, которое носит имя «Благородство». Не по рождению и воспитанию: то – напускное… Нет, я имею в виду благородство, которое парит в высоких небесах и время от времени для краткой передышки избирает своим пристанищем человека, наполняя его сердце особенным светом. Светом, который не дает заблудиться во мраке пустых забот… Интересно, принц гордится тем, что избран? Вряд ли, скорее он только страдает от этого… А мы могли бы стать друзьями. В другой жизни. В другой моей жизни… Если я вообще способен быть другом…