Читать книгу Лорд Здец, принцесса и полпринца в придачу - 55 Гудвин - Страница 1

Если честно, парни всегда нравились мне больше девчонок. Не в сексуальном смысле – тут как раз было без разницы, но в отношениях парни проще. Нет бесконечных заёбов, долгих разговоров, выяснения отношений, странных намёков и обид неизвестно на что. Конечно, далеко не все девчонки – капризные дивы. Может даже, меньшинство. Но мне в подростковые годы попадались сплошь опизденевшие от своей крутости звёзды, такая уж была среда общения. Но об этом позже.

Родители, конечно, о моих сексуальных предпочтениях не знают – да и зачем им? Для них я – хорошая призовая собачка. Приношу медальки, сияю улыбкой на фото…

Отец потерял интерес к процессу моего воспитания, когда понял, что бизнесмена-наследника из меня не вырастишь. Мало того, что в монополию я продувал на раз-два, так ещё и имел склонность раздавать дорогие игрушки направо-налево, стоило только увидеть, что кому-то из дворовых приятелей они приносят в разы больше радости, чем мне.

Дворовые приятели были, пока я на лето отправлялся к бабушке – самое счастливое время. Там, в небольшом сибирском городе, никто не знал, что у меня за семья, и какими бешеными бабками ворочает отец. Удивлялись дорогим шмоткам, но думали, что у всех “ма-асквичей” примерно так.

Сначала было обидно, что дразнят за московский выговор, неумение лазать по деревьям и драться “по дружбе”, но потом я и сам привык над этим смеяться, а затем ещё и над одноклассниками из-за аканья стебался. Известно же: сибирское произношение почти лишено диалектных особенностей. Хотите чистый русский язык – поезжайте в Сибирь. Томск, Красноярск, Новосибирск вполне способны удовлетворить запросы столичного жителя и сделают это без столичных понтов.

Вот в Екатеринбурге русский учить не советую, говорят, студентов актёрских вузов по сей день преподаватели пугают фразой: научу уральскому говору, хрен потом разучишься! Самому, правда, слышать не доводилось – жизнь протекала между закрытым посёлком в пригороде Москвы, центрами раннего развития в ней же и двором отцовской матери в Анжерке. Пардон, Анжеро-Судженске – шахтёрском городе в Кемеровской области, с чёрными от угольной пыли подоконниками, повальным алкоголизмом и самыми отвязными дворовыми приятелями, о каких только можно мечтать.

Разумеется, отец пытался перевести бабулю в Москву, но та упёрлась – куда?! Все подруги тут, да и какая-никакая независимость – собственная квартира, дачка в ближайшей деревеньке с петушиным криком по утрам и коровьими лепёшками на каждом углу – кто ж от такого добровольно откажется? Нет, без иронии – я бабулю хорошо понимал и даже завидовал. Мечтал остаться у неё на весь год, но знал, что даже заикаться не стоит, на лето-то отпускали со скрипом. Конечно, столько развивающих занятий за три месяца упускаю! Большая потеря…

Отец мой, по мнению сограждан, наверняка достоин звания олигарха, правда, с властью никогда не имел ничего общего. Чем он заработал свои миллионы, для меня по сей день загадка. Сегодня это могли быть автобусные перевозки, завтра – инвестиции в IT, послезавтра – фермерское хозяйство. Главное, что деньги были, и мама безумно обожала папа за возможность не работать и “посвящать всё время семье”. Ну, как она это себе представляла.

Пока маман отвисала в косметических салонах, меня отправляли на развивающие занятия. Где-то было скучно, где-то чересчур сложно. Скрипка, например, мне нравилась, лет в пять я полгода только и делал, что на ней пиликал в любой свободный момент, пока отец однажды не услышал эти звуки – что поделаешь, в начале учёбы ни один музыкант не совершенен. В результате о скрипке пришлось забыть “чтобы не огорчать папу”. Не огорчать папу – это был главный принцип маминой жизни, мне лет до тринадцати в голову не приходило, что может быть как-то иначе.

Когда мама поняла, что виртуоза из меня не вырастет, меня отправили на спортивные бальные танцы. Потом, перевернув эту страницу своей жизни, я понял, как же люто их ненавидел. Но в то время просто тянул лямку как неизбежную повинность, не представляя, как от этого отвертеться. Нет, в самих танцах я ничего дурного не вижу. И совершенно не понимаю мужиков, которые считают, что женщинам уметь танцевать обязательно, а им – волосатым медведям – нет. Не мужское типа дело.

Дорогие мои, хочется мне сказать, каждый раз, как я вижу такого умника, если ваша женщина умеет танцевать, ей неизбежно захочется делать это в паре с кем-то. И если ты считаешь: твоя хрупкая мужественность1 пострадает от того, что ты научишься двигаться под музыку, не оттаптывая партнёрше ноги, девушка найдёт того, с кем танцевать приятнее.

Позже, в студенчестве, я несколько раз намеренно – просто из принципа – наставлял рога таким тупым качкам в русских клубах Лондона. Уводил девчонок на танцполе и увозил к себе на жаркую страстную ночь. Редко кому потом перезванивал, но, надеюсь, они на меня не в обиде. Хотя… Не знаю. Порой начинаю думать, что в ту пору прекрасную вёл я себя как редкий мудак. Но быть толстокожим к проявлению женских чувств меня научили всё те же танцы.

Спортивные танцы, при всей их внешней глянцевой красоте, то ещё болото. Склоки, скандалы, зависть, интриги… Родителям нужно, чтоб ты приносил медали, тренеру – чтобы выигрывал его клуб, что совсем не равно тому, чтобы конкретно ты принёс медали… В любой момент твою партнёршу могут переставить к кому-то более перспективному, или наоборот – поменять её, потому более перспективным стал ты…

Яркие эмоции, которые нужно демонстрировать в танце, неизбежно перетекают в жизнь, и вот уже твоя партнёрша-дива лупит тебя оторванным от дорогого костюма рукавом с криком и истерикой, а ты даже не понимаешь, в чём провинился.

Единственное, что я мог во всей этой затее назвать плюсом – первого секса не пришлось ждать годы. Как только у меня появилась эта потребность, я тут же смог её удовлетворить. Впрочем, как и большинство тех, кто занимался со мной в одной студии.

Знаете, что удивляет меня больше всего в истории с этим видом спорта? То, как умильно родители глядят на малышей, изображающих страстные латинские танцы. Ребят, вы серьёзно не понимаете, о чём это? Вы не знаете, про что все эти самбы и румбы? Да вот про то самое, дорогие мои, – про хорошо и со вкусом потрахаться. Честное слово, когда я сейчас смотрю на маленьких детей, танцующих самбу, меня подташнивает. В детстве, конечно, не придаёшь этому значения, не осознаёшь, что за движения делает твоё тело. Зато, как только гормоны берут своё, и у тебя под хихиканье партнёрши начинает вставать, очень быстро соображаешь, что к чему. Благо и партнёша, разгорячённая многими часами тренировок, которые можно смело назвать прелюдией, совсем не против уединиться где-нибудь на сборах и наконец довести страстный танец до логического конца.

А когда надоедают истерики по поводу того, что у конкурентки стразы на платье дороже, а собственный “убогий костюм” (стоящий, на минуточку, пятнадцать-двадцать пенсий моей бабули) вышел из моды, можно поискать утешения у кого-то из парней. Таких же измотанных и мечтающих не о победе, а о том, чтобы всё это поскорее закончилось. Кстати, это было довольно забавно – трахаться с конкурентами, а потом, на паркете в разгар соревнования, подмигивать или улыбаться им со значением. Я не сразу сообразил, что с моей стороны это грязный трюк – не все ведь относились к вопросу так легко, как я. Пару кубков мы с партнёршей из-за моих провокаций взяли. Но ночью я честно извинялся за причинённый ущерб, и, надеюсь, эти воспоминания сейчас греют парней куда сильнее, чем глупые медальки.

Отвертеться от танцев наконец удалось ближе к семнадцати. Тогда я как раз перешёл в новый лицей с очередной “уникальной” учебной программой и особым подходом к воспитанию. Частью этой программы – аллилуйя неизвестному мне макаренко, который её придумал! – было развитие самостоятельности. Каждую неделю выделялся день, когда мы должны были сами, на общественном транспорте добираться до дома. Особо крутым разрешалось делать это в сопровождении телохранителя, но я, к счастью, к таким не относился.

Добираться из лицея в наш тихий пригород с пересадками было довольно долго, и на одно из танцевальных занятий времени никак не оставалось. В студии я числился среди лучших, но вершину списка не занимал, и мама, скрепя сердце, согласилась, что мирового чемпиона из меня уже не вырастить. К тому же, в это время все её усилия были сосредоточены на моих младших брате и сестре – близнецах, подающих большие надежды в фигурном катании. Танцы можно было бросить, и у меня образовалась куча свободного времени.

Поначалу я просто кайфовал от невиданной свободы, читал, смотрел и слушал всё, что хочется, делая вид, что усиленно тружусь над домашним заданием (до конца моей учёбы родители так и не просекли, что особая система лицея не предполагала домашнего задания в принципе). А затем у меня наконец-то появилось собственное, не навязанное маминым стремлением к всестороннему развитию дитятка, увлечение.

С одноклассниками, в отличие от дворовых друзей, у меня никогда не складывалось. Думаю, как раз в дворовых друзьях дело – понты мои анжерские приятели обламывали на раз-два, и я в любом новом коллективе следовал их примеру. Стоит ли говорить, что в сердцах золотой молодёжи, представителями которой было большинство моих одноклассников, это, мягко говоря, не находило отклика.

В новом лицее поначалу всё шло по накатанной – пара моих хлёстких язвительных фраз, обида и жёсткий игнор одноклассников. Затем – когда обнаружилось, что игнор не действует – жалкие попытки высмеять или обозвать. Глядя на это, я испытывал то, что англичане называют испанским стыдом – когда косячит кто-то другой, а тебе при виде этого стыдно.

Поначалу я даже не заметил, что являюсь не единственным объектом насмешек нашего скопища пэрис хилтонов обоих полов. Но когда от меня отстали, заметил, как травят одноклассницу – рослую, фигуристую девчонку с длиннющей рыжей косой. Косметикой она почти не пользовалась, одевалась с той дорогой простотой, которую местные дивы просто не могли оценить, а смотрела на них… Ох, вот этому взгляду я откровенно завидовал!

Если я, принимая очередную порцию насмешек, не мог не кривиться от их несовершенства, словесной и эстетической бездарности, то Инга смотрела на обидчиков с мягкой ласковой улыбкой. Дуры-квочки, которые её высмеивали, наверняка считали, что это улыбка застенчивая и беспомощная, но я-то хорошо знал это выражение лица. С таким же ласковым видом деревенские подруги моей бабули смотрели на кур и поросят, которым предстояло отправиться в суп или холодец. Как потом выяснилось, сравнение моё было близко к истине – Инга мысленно со знанием дела свежевала обидчиков.

Разумеется, я не мог не попытаться с ней замутить. И поначалу Инга восприняла эти попытки как очередную насмешку. Но мне удалось её переубедить, рассмешив едкими комментариями в адрес наших одноклассников. В очередной День Самостоятельности Инга спросила, знаю ли я историю о Брунгильде. Я ответил, что конечно знаю, и вообще, скандинавские мифы – моя большая любовь. Инга улыбнулась, на этот раз загадочно, и предложила после школы поехать с ней. Куда – сам увидишь.

Я уже предвкушал мамину истерику из-за позднего возвращения, но отказаться не смог. После уроков Инга взяла меня за руку, но не ласково, как робкие томные девы на первом свидании, а решительно, и буквально поволокла за собой. Физическая сила у неё была под стать росту – я еле поспевал. Пара пересадок на метро, и мы оказались в одном из московских парков. Небольшая прогулка – почти пробежка вглубь, и я встал как вкопанный. Передо мной разминался настоящий рыцарский отряд. Кончено, я слышал о ролевиках и реконструкторах, но никогда не сталкивался с ними вживую, и в первую минуту обалдел.

– Хочешь со мной встречаться? – вздёрнула бровь Инга. – Тогда победи. Не передумал?

– Ещё чего! – я выкрикнул это, пожалуй, громче, чем следовало, так, что на меня стали оборачиваться, но было плевать. Дело было даже не в желании встречаться с Ингой, которая, конечно, меня интересовала, но не настолько, чтобы подставлять голову под меч. Но сама идея, что я могу надеть эти роскошные сияющие доспехи, взять меч в руки и о-о-о!..

Разумеется, в тот первый раз, в чужих, наскоро подогнанных стянутыми ремнями доспехах, я безбожно продул. Всем – даже десятилетке с крохотным мечом. Но моего энтузиазма это не умерило.

Когда пришли холода, тренировки перенеслись в спортзал. Водителю, который возил меня в обычные дни, я говорил, что это физкультура от лицея. Проблемы возникли, когда на горизонте замаячил весенний турнир и бал вместе с ним – в старинной помещицкой усадьбе, за городом. Уехать на целых два дня без ведома родителей было нереально, а рассказывать им о том, чем я занимаюсь в свободное от школы время, я опасался. Как-то мало моё увлечение походило на всё то, чем мама с детства пыталась меня заинтересовать.

– Просто пригласи её на бал, – посоветовала Инга. – Скажи, что без дамы сердца рыцарю никак. Платьишко покажи. Я видела твою маму – в блио2 и с эненном3 она будет выглядеть божественно.

– А ты? – тупо спросил я. – Ты не будешь моей дамой сердца? – до победы над Ингой в поединке мне в тот момент было как до луны пешком, так что переспать с ней или просто пообжиматься в укромном месте не светило, но я надеялся, что хотя бы роль прекрасной дамы она согласится для меня исполнить.

– Шутишь?! – возмутилась Инга. – Я собираюсь выиграть грёбаный турнир, а не платочком с балкона махать.

– А как же… – ответ, учитывая ингину страсть к поединкам, был логичным, но почему-то не пришёл мне в голову раньше. – А ты сама не хочешь в блио и с эненном?

– П-ф-ф! – Инга скорчила презрительную рожу. – Я в них уже пару лет как набегалась!

– Ладно, – вздохнул я. – Тогда попробую уломать маман.

К моему огромному удивлению, план Инги сработал – всё-таки девчонки кое-что понимают друг про друга, даже если по характеру очень разные.

– Мама, – сказал я, осторожно приближаясь к родительнице воскресным вечером, пока она отмачивала ноги в лавандовой ванночке. – Как думаешь, твоя портниха смогла бы сшить тебе что-то похожее? – и я сунул ей под нос альбом прерафаэлитов, раскрытый на странице с “Акколадой” Лейтона.