Читать книгу Школьный роман длиною в жизнь - А. Иванов - Страница 1

Все имена и место действия изменены

Посвящается моей внучке

Эта история началась в далеком 1976 году, когда после окончания 9-го класса всех учеников на месяц оставили приводить школу в порядок после прошедшего учебного года. Тогда во всех школах Ленинграда был такой обычай – зачем приглашать рабочих и платить им из скудного бюджета, когда есть дармовая рабсила.

Нас – восемь девушек и двух ребят отправили на четвертый этаж мыть окна и двери в кабинетах. Ну, вернее, мыли девчонки, а мы, я и мой друг Андрей, таскали воду из туалета, открывали и закрывали заржавевшие шпингалеты, ну, в общем, были на подсобных работах. Наша классная руководительница сказала:

– За Вами все кабинеты этажа, вымоете и свободны, за две недели так за две, за три – так за три, а если будите лодырничать, то сидеть Вам в школе весь месяц. А чтобы вы хоть что-то сделали, не вывалились из окна и не подожгли школу, за вами будет смотреть Наталья Александровна, она окончила два курса педагогического училища, у нас была на практике и осталась на месяц в школе, согласившись приглядывать за вами.

И добавила:

– Вы уж ее не обижайте «оболтусы», затретируете бедную девушку и сбежит она из училища.

И тут в класс вошла она – Наталья Александровна, Наташа, Ната. Стройная, не высокая, с золотистыми волосами, стянутыми в конский хвост и огромными, в пол лица, ярко синими глазами. Я смотрел на них и не мог оторвать взгляда, мне казалось, что я утону в их синеве. В общем, как говорили у нас, я мгновенно в нее «втюрился».

Начались наши «суровые трудовые будни». Наташа, а именно так она попросила называть себя, как только ушла представившая ее учительница, просидела, наблюдая за нами только один день, а со второго, сменив длинную юбку на джинсы, стала во всем помогать нам в благородном деле приведения школы в удобоваримое состояние.

Так прошла неделя. Я старался крутиться поближе к Наташе, почаще попадаться ей на глаза, но она, казалось, не обращала на меня никакого внимания. Хотя выглядел я не плохо – чемпион города по волейболу среди школьников, достаточно стройный, высокий и как мне казалось, довольно красивый. Выглядел намного старше своего возраста, и маму мало знакомые люди часто спрашивали:

– На каком курсе учится ваш сын?

Так бы и закончился, не начавшись, мой школьный роман, если бы не случай. Наташа, чтобы казаться немного повыше, всегда носила туфли на высоких шпильках и вот однажды, наступив в мыльную лужу у окна, она поскользнулась, упала и довольно сильно разбила колено о батарею отопления. Прибежавшая на крик одной из девчонок, классная долго охала, а затем попросила меня довести хромающую Наталью до дома, который был расположен в трех кварталах от школы. Не смотря на протесты Наташи, она настояла на своем решении, чему я, конечно, был страшно рад, но старался ничем выдать свое настроение. И мы медленно пошли к ее дому. Сначала Наташа, наступая на больную ногу, только немного опиралась на мою руку, но постепенно, по мере приближения к дому, хромота становилась все больше и больше и, в конце концов, она буквально повисала на моей руке. Я посмотрел на искаженное болью лицо и спросил:

– Что очень болит колено?

– Нет, колено почти перестало болеть, но разболелся голеностоп и чем дальше – тем больнее становится.

Я сразу понял, что у нее растяжение мышц (У нас в волейболе это обычная травма, сначала почти не больно, а затем становится все больнее и больнее. Единственное что помогает – минут на десять лед, тугая повязка эластичным бинтом и покой).

Так мы и шли, вернее, ковыляли к ее дому. Последние десятка два метров она буквально скакала на одной ноге. Но, подойдя к старой «хрущевской» пятиэтажке, где на втором этаже жила Наташа, мы столкнулись с новой, казалось неразрешимой, проблемой – лифта в доме не было, а скакать на одной ноге на шпильках – это прямой путь к травме уже второй ноги.

Как, наверно, и у каждого школьника после девятого класса, эта влюбленность у меня была далеко не первой, но раньше в силу своей застенчивости, я не решался даже подойти к предмету своей страсти и хоть как-то выразить свое отношение. Девочки, конечно, выбирали других парней, и очередная моя влюбленность постепенно сходила на нет.

Мать всегда говорила:

– Тюфяк ты нерешительный, только на волейбольной площадке ты всеми командуешь, будешь так продолжать всю жизнь – останешься один.

Но тут меня понесло, как будто спустили какой-то спусковой крючок, я не узнавал сам себя.

После пары не удачных подпрыгиваний я, как более нейтральным тоном, но внутренне ликуя, предложил:

– Давайте я Вас подниму по лестнице на руках.

– Ты что, с ума сошел, допрыгаю как-нибудь!

– Допрыгаете до перелома, перестаньте стесняться, аккуратно возьму, донесу и поставлю у квартиры. Хватайтесь за шею и поехали!

Не слушая больше возражений, я подхватил ее на руки и медленно понес вверх. Ее руки обхватили мне шею, голова лежала на моем плече и я вдыхал легкий аромат ее духов и балдел от счастья. Хоть и было достаточно тяжело, я специально шел как можно медленнее желая продлить это удовольствие.

Но все когда-то кончается, кончились и два с половиной пролета лестницы, и я поставил Наташу у ее квартиры. Мы вошли и я, не давая опомнится, стал командовать:

– Садитесь на диван, положите ногу на стул.

Наташа, с абсолютно растерянным выражением на лице, подчинилась и молча села.

– У Вас есть лед в холодильнике и эластичный бинт?

Льда не оказалось, и я принес из морозилки два куска замороженного мяса и через тонкое полотенце привязал их с обеих сторон к голеностопу, а сам пошел, следуя указаниям Наташи, искать эластичный бинт.

Делая вид, что усердно ищу бинт, я осмотрел небольшую, довольно скудно обставленную двухкомнатную квартиру. В основном я смотрел на фотографии – нет ли среди них какого-либо парня, с которым она могла бы встречаться, но на стене висели только фотографии двух женщин – более молодой и совсем пожилой. Как потом я узнал – это были мать и бабушка Наташи. Отец Наташи умер, когда ей было десять лет, а с отчимом, который появился через два или три года после этого, отношения не сложились и она переехала жить к бабушке. За год до нашей встречи бабушка скончалась и Наташа осталась в квартире одна.

По прошествии 15 минут я снял полотенце с уже начинавшим подтаивать мясом, сел на стул и сказал:

– А теперь давайте наложим бинт, положите ногу на мое колено.

Наташа смущенно улыбнулась, но все же медленно подняла ногу с пола и положила ее на меня. Я сидел не двигаясь, с интересом наблюдая за ней. Так прошло около минуты, тут она не выдержала и сказала:

– Ты почему не перевязываешь ногу? Мне же больно так сидеть.

Я посмотрел на нее с улыбкой и спросил:

– А спать Вы в колготках будите?

Только тут до Наташи дошло, что она как была в колготках, так и осталась в них, что не мешало приложить лед, но делало невозможным накладывание тугой повязки. Она покраснела как рак, отдернула ногу и заявила:

– Я сама потом завяжу!

– Ну, попробуйте дотянуться до стопы со своим больным коленом.

Наташа взяла бинт, нагнулась и попробовала обернуть его вокруг стопы, но боль была такой, что она тут же со стоном откинулась на диван и чуть не заплакала. Тогда я предложил ей:

– Давайте я уйду на кухню, а Вы спокойно переоденетесь и когда будете готовы, то позовете меня.

Так я и сделал и примерно через пять минут меня позвали в комнату. За это короткое время Наташа успела не только снять колготки, но и переодеться в длинный темно синий халат с яркими красными и белыми розами.

Я сел на стул, Наташа положила мне свою ногу на колено и я сделал ей тугую повязку.

– Ну вот, теперь все будет хорошо, только на пару дней надо дать ноге покой. Я скажу завучу, что два – три дня Вас не будет в школе.

Мы посидели еще минут пять и я стал мысленно собираться на выход, не зная какой придумать предлог чтобы остаться подольше. Вдруг на полочке, где стояло несколько книг, я увидел зелененький четырехтомник Есенина – моего любимого поэта, страсть к стихам которого мне привил дед, работавший старшим мастером на заводе, но собравшим за свою жизнь огромную библиотеку.

Я спросил Наташу:

– Вы любите Есенина?

– Да это мой самый любимый поэт!

– Это и мой любимый поэт, я знаю его почти всего наизусть. Не верите? Давайте поспорим, что я смогу пол часа читать наизусть его стихи ни разу не повторившись.

Наташа заинтересовано посмотрела на меня и спросила:

– На что спорим?

– Если выиграю, то я Вас поцелую, а если нет – выполню Ваше любое желание.

Наташа засмеялась:

– Поцелуешь, но только в щечку, а если проиграешь – сходишь в магазин. Я собиралась после школы за продуктами, но видишь, как получилось, а в доме шаром покати.

Я с радостью согласился, так как совсем недавно выиграл такой же спор у своей двоюродной сестры и бесстыдно забрал у нее два билета на концерт «Поющих гитар».

– Засекайте время, я начинаю!

И я начал читать своего любимого Есенина. Время прошло незаметно и вот Наташа сказала:

– Все, сдаюсь! Выиграл!

Я подошел к вновь зардевшейся Наташе, нагнулся и осторожно поцеловал ее в щеку, а потом сказал:

– А сейчас я сбегаю в магазин, давайте деньги и список того, что надо купить.

Получив не очень длинный список необходимых продуктов и деньги на их приобретение, я вприпрыжку бросился в магазин, благо он был через дом от нас. Быстро закупив все, что просила Наташа, я в кондитерском отделе купил небольшой тортик весь покрытый толчеными орехами.

И на вопрос:

– А тортик зачем?

Весело ответил:

– А чтобы Вам было не так грустно и горько болеть!

На самом деле у меня был другой расчет, который полностью оправдался.

– Ну тогда давай пить чай, произнесла Наташа, и я конечно сразу же согласился.

Я сходил на кухню, вскипятил чайник, и мы сели пить чай с тортом и баранками, которые нашлись у Наташи в буфете. Во время чаепития мы болтали о разных пустяках и я с каждой минутой все больше убеждался в том, что наши вкусы почти полностью совпадают. И она, и я зачитывались Ремарком, любили джаз и обожали авторскую песню, Кукина и особенно Клячкина, чем я сразу воспользовался, пообещав принести запись его последнего концерта в «Клубе самодеятельной песни». Как-то незаметно в середине разговора мы, вернее я, перешел на «ты» и Наташа молча это приняла.

Посидев за чаепитием около получаса, я стал собираться домой, клятвенно пообещав завтра же принести записи Клячкина и еще нескольких любимых мною бардов. Так бы я и ушел от Наташи в тот вечер, если бы она, как говорила потом, не решила в знак благодарности поцеловать меня на прощанье в щеку. Я же, увидав, что любимая девушка тянется губами к моему лицу, в меру своей «испорченности», понял это абсолютно по другому, схватил ее в охапку и стал покрывать поцелуями ее лицо и шею.

Дальше говорила только Наташа:

– Игорь, прекрати немедленно! Перестань! Ну, пожалуйста, перестань! Это не правильно ! А будь что будет ! Да, да, да !

Когда же я на руках нес ее к дивану, она шепотом сказала мне на ухо:

– Только ты учти – я еще никогда не была с мужчиной.

– Если ты думаешь, что я был с женщиной, то глубоко ошибаешься. Ничего разберемся.

И разобрались.

Я ушел от теперь уже моей Наташи через три часа, абсолютно счастливым человеком.

С этого и начался наш школьный роман. Мы виделись с ней два, три раза в неделю – по средам, когда у Наташи в училище было только три пары и по субботам или воскресеньям. Шифровались страшно. Она жила недалеко от нашей школы, где часто на улице или во дворе можно было встретить знакомых и я пробирался к ней непрерывно оглядываясь по сторонам. В выходные же дни мы часто выбирались подальше за город, особенно часто мы ездили в Павловский парк, где находили отдаленную скамейку и в тени деревьев целовались на ней. Поскольку на взгляд мы были ровесниками, мы не опасались редких прохожих, иногда проходивших мимо нас и с улыбкой наблюдавших за очередной влюбленной парочкой.

Особенно нам понравилась небольшая скамейка, расположенная за деревьями на холме, откуда открывался прекрасный вид на пруды и дворец. Мы называли ее «наша целовальная скамейка».

Наташа все время боялась, что кто-нибудь узнает о наших отношениях:

– Тебе-то ничего не будет, это ведь я совратила малолетнего школьника. Меня же сразу выпрут из училища с волчьим билетом и не возьмут в школу даже в качестве уборщицы, а учить маленьких детей я хочу, наверно, с шестого класса школы и не представляю свою жизнь без этого. Это в лучшем случае, а если твоя мама заявит на меня – то могут и посадить.