Читать книгу Одному тебе - А. М. Серегова - Страница 1

I. Bon Voyage

***

Меня будит который день без вопроса «хочу ли?»

Аромат сладковатого запаха листьев пачули.

Переливом багряного света опять алеет

Горизонт на рассвете, сливаясь с кустом бугенвиллеи.

Каждый луч сквозь росу отражает цветущий покров

Нанесённых ветрами с деревьев нежнейших ковров.

По шуршащим бутонам сиреневых ярких слив

Ветер носит манящие запахи там, вдали.

В рассветном сиянии мир до чего гораздо

Выглядит ярче средь белых домов контраста.

Сиреневым цветом, каждый оттенок лелея,

Так и манит вдохнуть поглубже себя аллея,

Почувствовать бархат бутонов, шелка лепестков,

Остаться в таком цветеньи во веки веков.

Переливами красного блеска, как грань рубина

В моих окнах цветущие ветви – теперь гардина.

Аллея из запахов, арка из райских садов

Розовеющих бугенвиллей, сливовых рядов.

Меня будит которой день, но я вовсе не против

Начинать каждый день на такой вот красивой ноте.

***

В лодке опять пробоина, вода сполна

Проникает, когда за волной вновь бежит волна.

Поскорей бы доплыть, вон за мысом горит маяк,

Чтобы в случае бедствия смог дотянуть моряк.

Чтобы в случае шторма, найти, где сложить весло,

Надышаться свободой и мыслью, что так свезло.

В лодке опять проплешина, море сквозь доски

Проникает по капле внутрь, тут итог не броский.

Поскорей бы доплыть, вон за мысом маяк включён,

Надо просто к нему повернуть, как в замке ключом.

Тело со всех стороной обняло пеленою,

Море врывается в лодку мощнейшей волною.

В лодке опять пробоина, где же моряк

Отыщет последние силы настигнуть маяк.

Остаётся залечь на дно, безнадёжно ждать,

Пока море будет нещадно тебя осаждать.

В лодке так мало места для двух стихий,

Остаётся молиться, но голос остался глухим.

В лодке опять пробоина, вода за края

Вытекает уже. Не спасёт ни Господь, ни маяк.

***

Если будешь в наших краях по пути на юг,

Пропусти отходящий поезд, на шесть сорок пять.

Захвати и меня с собой, можешь к паре брюк

В чемодан положить и сверху слегка примять.

Если будешь в наших краях хоть на пять минут,

Не думай о том, чтоб остаться на долгий срок.

Просто меня забери, и вдвоём страну

Покинем в погоне за миром, что так широк.

Если будешь в наших краях, задержись, побудь

Гостем сердечным, задержка ничем не грозит.

А там уж вдвоём продолжим куда-то путь,

Нанесём кому-нибудь тоже внезапный визит.

Если будешь в наших краях покупать чемодан –

Напротив всегда распродажа, возьми и мне.

Я верну, обещаю, сполна тебе всё отдам.

Возьми мне коричневый и лучше всего на ремне.

Если будешь в наших краях, не ищи ночлег.

Приютимся вдвоём и вдвоём же уедем прочь.

Отсидимся, а утром свершим свой заветный побег,

К манящим юга́м побежим, догоняя ночь.

Если будешь в наших краях, не носи плащи.

Привлекать к нам вниманье прохожих совсем ни к чему.

Сбежим, будем есть фрикасе, буйабес и щи,

Запивать пятилетним вином пересоленную ачму.

Если будешь в наших краях, не пугайся тех,

Кто смотрит на твой чемодан под косым углом.

Они чуют, что ты уже в шаге к своей мечте,

И от зависти так и дышат глубоким злом.

Если будешь в наших краях, захвати утюг

Я выглажу свой пиджак, ведь всегда говорят:

Сбегая от мятых мыслей куда-то на юг,

Ты сам ни за что не должен быть также помят.

***

К северу от границы луна близка

Настолько, что я отыскал к ней в два счёта путь.

На случай, что кто-то будет меня искать,

Оставлю подсказки, куда надо будет свернуть.

На случай, что кто-то отправится по следам,

Протоптанным мною под тусклостью фонаря…

Не ищите, побыть в одиночестве нужно когда.

А мне нужно сбежать, по правде вам говоря.

К северу от границы лежит ориентир,

Тропинка петляет меж сосен и мрачных стволов.

На счету уже несколько дней, что провёл в пути,

Общаясь с ветрами попутными, но без слов.

На севере пахнет смолой молодой кипарис,

А лёгким давно не хватало эфиров хвой.

Я такими просторными видами, глядя вниз,

Пропитаюсь на несколько лет с лихвой.

К северу от границы с моей тоской

Спущу все терзания в воды холодной реки.

Одиноко едва ли бывает тому, кто покой

Ищет любым препятствиям вопреки.

На севере горы обнимать будут от души,

Царапая холодом плечи, морозя ладонь.

Палатка не будет греть, но в такой глуши

Греет скорее пейзаж, чем от куртки болонь.

Ветви сосновые будут мне щёки ласкать

Колючими иглами, а в ответ им моя щетина.

На случай, если кто-то будет меня искать,

Попытайтесь идти на север, в расчёте на.

К северу от границы, за той горой…

Уверен, что мир для меня что-то там припас.

Любые сомнения, возникающие порой,

Сводит на нет уверенный в этом компа́с.

Ноги приятной болью будут гореть

От ходьбы по ещё не истоптанным мною местам.

Это место поможет навечно всё враз стереть,

Чтобы с чистого где-то снова начать листа.

Доберусь, перелезу, пройду, пусть дорога резка,

Настолько, что мне уже будет назад не слезть.

На случай, если кто-то будет меня искать,

К северу от границы я где-то есть.

***

Лазурь. Покрывает собою гладь,

Словно торт глазурь.

Небо, куда ни глядь,

Предвещает грозу.

Как слезу,

Что скопилась на красном носу,

А потом на тетрадь

Срывается, в ней полосу

Размывая. Я принесу

Свои ноги к твоим берегам,

Ты их только разуй.

Своим бризом омой,

Пока тучи там, на весу

Нагоняют грозу.

Выгоняют домой.

Пеленой

Застилая глаза, омрачая грезу́.

Словно ночь в бирюзу

Вгоняет сплошную печаль,

Я её увезу

В небывалую даль,

Только б ветер педаль

Не сломал. Там уж просто газуй.

Как бельмо на глазу,

Так опасно стоять

Там внизу, на мысу.

Когда мрачная гладь

Так и хочет предать,

Окуная в росу.

И куда тут девать

Свою тихую столь слезу.

Разве только смешать

В эту тёмную моря лазурь.

***

На перроне под номером три в девятнадцать минут

Безразлично усталый голос мне в трубке сказал,

В конце, как постскриптум, добавил, что «вас там ждут»…

И я сразу зачем-то помчался на главный вокзал.

В чемодан положил костюм и ещё пару бридж,

Подобрал пару туфель под них и ещё под клёш.

Соответствовать надо моде, наверно, в Париж

Меня отправляют… Уж буду я там хорош.

Не терпится грудью вздохнуть во французском кафе

Аромат свежих булочек и женских духов Chanel.

Кто знает, наверное, стоило мне галифе

Тоже с собой положить – здесь в ходу фланель.

Натыкаясь на спины, бегу, непонятно куда,

Каблуки об асфальт стирая до самых мысков.

А если мы едем в Рим или вообще Амстердам?!

Надо бы было взять ещё пару с собой носков.

Что же делать мне в бриджах жарою тогда в Мадриде?

Как дождями в Шотландии быть без большого зонта?

Неужели там кто-нибудь в ту́флях и клёше видел

Такого как я нелепого, в шляпе франта.

А если меня завезут в этот душный Кабул

Или вдруг занесёт мимоходом в Иран, Бангладеш?

Где ж я был, что сандалии вместо туфлей не обул,

И гулять я в своём костюме там буду где ж?!

Да не важно куда! Только б вырваться в целый мир!

Утонуть в суете самых шумных, больших авеню.

Заказывать всё, и в какао макать зефир,

Даже если его до сих пор не ввели в меню.

Как я рад сообщенью, что меня на вокзале ждут!

Я так долго мечтал уехать, уплыть, сбежать.

Я испытывал острую в этой поездке нужду,

Что не сразу подумал, что ведь некому меня там ждать.

На третий перрон прибегаю за пару минут.

Он так призрачно пуст, будто ехать ещё не пора.

Я так понял, что голос в трубке, сказавший «вас ждут»,

По нелепой случайности спутал опять номера.

***

Вчера, в отделе для творчества, я по акции

Купил белый лист А4 за два рубля.

Как берутся за что-то важное, решил я взяться и

Начать рисовать свою жизнь на листе с нуля.

В корзинку на кассе сложил ещё краски разные,

Гуашь, акварель, напоследок схватил карандаш.

По цветам разложил, слева синие – справа красные,

Расплатился и всё это быстро занёс в гараж.

Разложил на столе все покупки, продумал эскизы,

Взглянул под углами разными, ведь не начнёшь

Рисовать свою жизнь, когда не уверен, что из-за

Неверных цветов вновь испортишь на нет чертёж.

Я за жизнь много раз начинал, но всегда в реальную

Получались совсем не шедевры, что ваял Ван Гог.

Я кисть-то держал пару раз, да и то малярную,

Когда красил стены в спальне, и то, как мог.

Какой из меня художник, – маляр по стенке,

Который всё жизнь рисует, но до конца

Не способен видеть вблизи, сочетать оттенки,

И копирует автопортреты с чужого лица.

Жизнь моя вряд ли пестрила, и то не сюжетами,

А так, набросками сцен из приевшихся драм.

Я столько листов начинал, но всё же этот я

Испортить ошибками старыми точно не дам.

По скидке в отделе для творчества взял и несу я

Белый лист А4, сегодня возьму один.

В этот раз без ошибок и клякс в гараже нарисую

Свою жизнь, что станет одной из бесценных картин.

***

Уведи меня за собою, куда захочется,

От жуткого мира кругом, я прошу, уведи меня.

К краю земли, за которым для нас не кончится

Вечность, любовь же где станет ещё ощутимее.

Защити меня и собою закрой угасшие

Огни бессердечного города и бездушия.

Как никогда мне сегодня твоё бесстрашие -

Самое необходимое, самое нужное.

Уведи меня за собою, куда получится,

От грубости, от немыслимой бесчеловечности.

К краю земли, за которым вся боль улетучится,

И сердце раскроет объятия долгой вечности.

Сбежим от безумной толпы и её возмущения,

Без нас они в своей горечи выживут, справятся.

С собой заберём все счастливые ощущения,

Оставим за нашими спинами, что оставится.

***

За окном дожди, в голове туман, на столе коньяк.

Сочетание три в одном, идеальный баланс.

Только он приведёт скорей в никуда, но совсем никак

Ни в далёкий, но так манящий собой Прованс.

Слоёное тесто, хрустящая нотка, внутри шоколад…

Круассан на сиреневом блюдце в французской глуши…

Сцена подобная сказке, главе из баллад,

Воображение томной мечты для потухшей души.

Цветочное утро, поля из лаванды, текучий мёд.

Так и хочется просто лечь и примять траву.

Прованс еле слышно шепчет, к себе зовёт,

Обещая все сны о себе воплотить наяву.

За окном мороз, весь коньяк допит, в голове бурьян.

Безнадёжно сгустились сумерки в тишине.

Забродивший разум твердит, что он безнадёжно пьян.

И Прованс не мерещиться больше в счастливом сне.

***

Свернем на развилке, дорога ведёт в тупик,

Тут сверяй-не сверяй свой маршрут по точнейшей карте.

Ощущение – будто свыше кто-то сглупил

И пути перепутал на самом начальном старте.

Свернем на развилке, пейзаж уже осточертел,

Кажется, что за окном все одно и то же.

Дорога ведёт неизменно к опасной черте,

За которой не сможет выжить случайный прохожий.

Свернем, остановимся в роще, под тенью осин,

Затянемся, кто сигаретой, а кто потуже.

Поменяем хоть что-то, пейзаж уже невыносим,

Надеюсь, что там за развилкой он будет не хуже.

Свернем, оставим свой след на развилке обочин,

Посчитаем, кто минуты пути, кто шумящих ворон.

Пускай нас охватит не грустью, а чем-нибудь прочим

Причём не внутри, а сразу со всех сторон.

Свернем на развилке, дорога всегда куда-то

Ведёт лишь того, кто ей следует по пятам.

Давай постоим хоть мгновенье с тобою рядом

С березами, что разрослись по суровым рядам.

Свернем на развилке, дорога который раз

Рисует свой путь до безумия непонятно.

Свернем, ведь такой лабиринт незаметно нас

Заведет куда-то туда, но уже без обратно.

***

Ну что, как обычно, встретимся без причины?

Осевшие сумерки в тихих лучах барокко

Будем встречать, ароматами капучино

Запивать бисквит со вкусом нежнейшего мокко.

Ну что, как всегда, на нашем привычном месте,

Где стены нам так и шепчут «мадам» и «месье».

Будем держаться за руки и снова вместе

Друг друга кормить десертами а ля Фрезье.

Ты спросишь, сегодня свежие ли эклеры,

А я закажу свой любимый «Наполеон».

Мы будем друг друга любить и, забыв про манеры,

Пробовать пальцем кофе, остыл ли он.

Даже если закончатся темы, давай помолчим, но

Не будем рук разнимать и смеяться робко.

Навечно теперь нас связал аромат капучино,

Которым мы запиваем бисквиты с мокко.

***

В дремучем лесу, в самой чаще, где еле блеск

Остывшего солнца крадётся сквозь шапки крон,

Я построю себе убежище, чтобы лес

Защищал от вторжений забором со всех сторон.

Сосны своим величием будут вход

Охранять от ненужных странников и бродяг.

Я в жизни уже не увижу таких широт

Как здесь, даже дважды вселенную обойдя.

Широкие ветви каштанов собой скрывать

Будут клубы´ дымовые над скромной избой.

Я построю себе приют, пусть меня называть

Отшельником будут, я буду самим собой.

Заросли самых древних плакучих ив

Будут шептаться со мной о премудрых вещах.

Здесь мне от дома не нужно искать ключи,

Он спрятан от взглядов в ветиеватых плющах.

В дремучем лесу, в самой пуще, где зябкий день

Осенней поры окутывает собой,

Я построю себе убежище от людей.

Для меня оно будет домом, не просто избой.

***

Горизонт сгорает дотла тишиной заката -

Вечер с оттенком грусти, со вкусом муската,

Цвет перезрелой вишни делает внешне

Небо похожим на спелость летней черешни.

Горизонт поглощает день, по чувствам играя,

Разливает свои акварели у самого края.

Сотканный нитью тоски поперёк печали,

Вечер подвёл к концу всё, что было в начале,

Последние блики в воде желтизной отражая.

В этой картине фигура твоя чужая.

Догорает, как сера на спичке, сжигая пальцы,

Бордовый закат в самой лучшей из вариаций.

***

Где ты, в каких озёрах, в каких мирах

Плаваешь в маленькой лодке по буйной зяби?

Я иду по твоим следам, как к святыне монах,

Нет таких мест, куда идти было нельзя бы.

Где ты, в каких просторах летишь журавлём,

Ищешь свободы, бросаешь меня в погоню.

Приходится путь впопыхах помечать углём,

Вдруг я дорогу обратно совсем не вспомню.

Где ты, пытаюсь высмотреть там, в дали,

Парус твоей уплывающей снова лодки.

Но ты растекаешься образом в духе Дали,

Я вижу тебя, но твой силуэт не чёткий.

Где ты, в каких широтах координат

Возникаешь чуть уловимым морским мира́жем?

Я высматриваю тебя и под, и вокруг, и над.

Но не вижу. И приходится лишь созерцать пейзажи.

***

Город, пахнущий домом,

Любовью ведомым.

Улочки, что красотою

Выводят из комы.

Здания так и пестрят

Чем-то очень знакомым.

Такую любовь

Нужно сделать отдельным синдромом.

Город, одетый по моде,

Где каждый находит

Место себе по вкусу,

Себе по погоде.

Каждому он по-своему,

Но подходит.

Все его фото стоят на моём комоде.

Город, манящий влюбиться,

Собой похмелиться.

Скверы, где каждый свободен

И волен, как птица.

Куда-то все мчаться сбежать,

Ну а я возвратиться,

Пью его по глотку –

Не могу напиться.

***

Босиком бы спуститься вниз по ступеням веранды,

Укутанной в яркое поле густой лаванды.

Сорвать бы букет и поставить в гостиной в вазу…

Включить бы пластинку и телом поддаться джазу.

Проснуться б под запах свежей, французской сдобы,

Окна открыть, напитаться им полностью чтобы.

Собрать бы под шляпу волосы, чтоб ни спадали

Пряди в глаза, пока я одеваю сандали.

Помчаться б в пекарню, ворваться как ветер свистом,

Подождать, пока зёрна размелет знакомый бариста.

В богатом амбре ароматов присесть у окошка,

Вдохнуть эту жизнь, пока сахар мешает ложка.

Не решаться, какой начинке поддаться в сдобе –

Маковой или с корицей… и выбрать обе.

Добавить жирные сливки в кокосовый ла́те.

Насытиться утренней магией. И обратно.

Придерживать шляпу от ветра, что дует, играя,

Впитать тишину и неспешность любимого края.

Встречным смеяться в лицо и казаться, похоже,

Совсем сумасшедшим и глупой случайным прохожим.

Растить виноград за окном и съедать еле спелым,

Считая себя уважаемым в краю виноделом.

Закат проводить вином, под звучащий баян, да

Смотреть как сиреневым морем цветёт лаванда.

Романтикой тихих ночей увлечённое сердце

Остудить, а самой мягким пледом согреться.

И так каждый день проводить словно в ритме романса

Спокойную жизнь, упиваясь теплом Прованса.

***

Не к месту, как будто одежда,

Вывернутая наизнанку,

Путешествую где-то между,

Как пожизненная иностранка.

Едва ли похожа на здешнюю

Даже там, где бывала местною.

Стремилась попасть за внешнюю.

Жизнь здесь казалась тесною.

Ни в Милане, ни в Берне, ни Франкфурте

Даже если и повстречаемся,

Не говорите мне «здравствуйте!»,

Завтра мы вновь попрощаемся.

Иностранка в душе, в очертаниях,

Слишком смуглая, слишком нежная.

Даже дома в своих мечтаниях

Я всегда остаюсь приезжая.

Приехать куда-то и там бы

Навечно остаться родною.

Но в паспорте красные штампы

Смеются взахлёб надо мною.

Вдоль, поперёк всё изъезжено,

В дырах у карты изнанка.

Где б ни была, везде – беженка,

Везде всё равно иностранка.

***

Все мы бредём караванами мыслей, на треть

Покрытые знойным песком, словно блеском сатина.

Пустыня сурова ко всем, даже к тем, кто стереть

Во имя спасения лампу готов Алладина.

Все мы измучены солнцем далёких Сахар,

Где песчаные бури заметают следы, что свежи́ на

Горячей земле. Даже тот, кто едва ли слыхал,

Молится небу, пытается вызвать джинна.

На поясе в такт шагам всё звенит бутыль,

До дна осушённая жаждущими губами.

Все мы пытаемся выйти к оазису, в пыль

Стирая о жгучий песок свои ноги. Рабами

Считают нас встречные путники на верблюдах,

Что тоже скитаются в поисках Эльдорадо.

Пустыня столь необъятна, что он отовсюду

Мерещится путникам между барханных складок.

Все мы кочевники жизни, что шагу меж дюн,

Боимся ступить, оказаться во тьме порока.

Кочуем в пустынях, в надежде подставить дождю

Скулы, давно обветренные сирокко.

По щиколотки утопаем в пригорках холмов,

За которыми слышится эхо спасённых скитальцев.

Пекло сжигает шрамы от кандалов

Да так, что от боли не чувствуем силы в пальцах.

Все мы бредём лабиринтами южных стихий,

Мечтая напиться живительной влагой фонтана,

Только каждый колодец высушен до трухи

Наёмниками по приказу скупого султана.

Телами пути пробиваем сквозь жар пустынь,

Где только сильней обжигает взмах опахала.

Ноги не держат, хоть спасительным блеском святынь

Манит холодный мрамор и сад Тадж-Махала.

Все мы бредём караванами мыслей, пока

Живьём не сгорим, не сольёмся с песком воедино.

Обжигая колени чувствуется, как рука

Тянется к лампе, что когда-то спасла Алладина.

Осталось всего потереть золотой сосуд,

Пожелать избавления от нестерпимого пекла.

Мы сами – своя пустыня, и в ней не спасут

Никакие молитвы. Здесь каждый сгорает до пепла.

***

С книгой в руке на широком подоконнике.

Вот где проводят жизнь и года романтики.

Чай уж давно позабыт на соседнем столике,

У душ побледнели обложки, истёрлись кантики.

Стопки сменяют друг друга, как краски осени,

Жизнь утекает сквозь буквы и строки чернильные.

Как книги, о них забыли и грубо бросили

Ждать, когда кто-то откроет их души пыльные.

Остаётся всегда послевкусие книг, ведь открытые

Они не теряют сладость, как конфеты в фантике.

С забытыми кем-то книгами, и сами забытые

На подоконниках жизнь коротают одни лишь романтики.

***

Не сахар, совсем наша жизнь не сахар,

Дыра на сердце побольше дыры в нуле.

Пойдём и спасём её от полнейшего краха

И купим одно на двоих наше крем-брюле.

Можешь купить шоколадное, я не спорю,

У каждого вкусы разные, не надо «прости».

Крем-брюле, шоколад… Несомненно помогут горю,

Хотя бы на время немного его подсластить.

***

Люди курили и мчались расставить себя по местам,

Кусочками пазла сложиться в конечный эскиз.

Никто не хотел мою душу испить, да я сам

Ощущал себя так, словно я окончательно скис.

Люди любили и мчались любовь разделить,

Отливая по капле как чай, чтоб других согреть.

А я до краёв наполняясь, боялся разлить,

Норовя от горечи кофе внутри сгореть.

Люди умели светиться огнём мотыльков,

Отражая небесные звёзды в вечерней траве.

Я тоже светился, горел, но едва ли таков

Как у них был мой бледный от лампочки свет.

Люди мечтали и птицами мчались в окно,

Скворцами неслись на волю. Порхать журавлём

Я тоже хотел с ними рядом, средь галок, но

Всё бился в стекло, разбиваясь на части живьём.

Люди смеялись так звонко, что я с ними глох,

Как радио, что может настроить лишь сущий провал.

Люди спешили жить, пока я делал вдох.

Пока я едва ли с собою сосуществовал.

***

На севере, за морями до дна ледовитыми

Градусы так морозят, что ядовитыми

Змеями кажутся, в кожу вонзаясь зубьями,

До боли, до ломки костей отдавая безумьями.

На севере, горные пики со снежными хлопьями

Вбивают свои холода сквозь одежду копьями.

Вершины вверху накрывают просторы шапками

Снежных лавин, хоть греби этот снег охапками.

На севере, склоны манящими параллелями

Обрастают, как злоба иголками, пышными елями.

Морозной пустыней за снежными альбионами

Стоят ледовитые горы во тьме легионами.

На севере нет ничего, кроме белой пустоши,

Пугает малейшая ветка, внезапно хрустнувши.

Полярная ночь напоследок собою укутает,

Что даже если найдут, не узнают, откуда ты.

На севере нет ничего, кроме пара дыхания.

Идеальное место для жизненного затухания.

Белая прерия с такой неизменной погодою,

Где один на один с собой и бескрайней свободою.

***

Зима подморозила всех, за окном рябина

Когда-то цветом налитая алым рубина,

Побледнела, согнувшись под инеем тихой печали.

Зима подморозила всех, а её так встречали

С табличкой «Добро пожаловать» в аэропорту.

Но она прилетела, с собой захватив на борту

Незваных гостей, припрятав их в свой саквояж,

Невинно плечами пожав со словами «Не я ж…»

Их было всего лишь двое, сходящих с трапа,

В модных пальто из приличного белого драпа.

Зима озадачила всех, их с собой прихватив,

Тут пытайся понять, какой был у неё мотив.

Зима подморозила всех, не спросив не зря хоть

С собой привезла сюда мокрый дождь и слякоть.

Не спросив разрешенья, позвала нахально в гости,

Пробирая и так озябшие плечи и кости.

Зима подморозила всех, жаль, что не снегами

Скрипит этот зимний асфальт под её ногами.

***

Задохнись ноябрём,

Пока он растворяется временем.

Проживи одним днём,

Будто после забывшись забвением,

Заметёт полотном

И покроет белейшим инеем,

Так что может потом

Ты не вспомнишь ни буквы из имени.

***

Не за горами ноябрь. Досадно. Ну что ж.

Миру порою бывает нужно остыть.

Теперь мокрый снег под толщиной подошв

Будет скрипеть, хотя раньше шуршали листы.

Иней уже прилёг, словно пыль на ковре,

На замёрзшие тополя, но его дебют

Заметил один лишь ноябрь, что уже на горе,

Торжествуя, откупорил игристый брют.

За тусклыми фонарями давно границ

Солнце не освещает, ведь в шесть оно

Сбегает быстрее в одну из своих темниц.

Греет теперь только шарф, и то шерстяной.

Ноябрь отбирает своё, сильный ветер на-

Пуская, и вскоре снег всё завалит сплошь.

Скрипящая снежная изморозь и седина

Будет звучать оркестром из-под всех подошв.

***

Путешественник, чьи немногие экспедиции

Едва помещаются на полторы страницы, и

Ноги мочил не морями, а в синем тазике,

Представляя себя капитаном в своей фантазии.

От моряка в своих кругосветных странствиях