Древняя Русь и славяне

Оглавление

А. В. Назаренко. Древняя Русь и славяне

Предисловие

I. Древнерусское династическое старейшинство по «ряду» Ярослава Мудрого и его типологические параллели – реальные и мнимые[3]

II. «Ряд» Ярослава Мудрого в свете европейской типологии[69]

III. Династический строй Рюриковичей Х-XII веков в сравнительно-историческом освещении[117]

IV. Династический проект Владимира Мономаха: попытка реформы киевского столонаследия в 30-е годы XII века[245]

V. Была ли столица в Древней Руси? Некоторые сравнительно-исторические и терминологические наблюдения[285]

VI. Черниговская земля в киевское княжение Святослава Ярославина (1073–1076 годы)[325]

VII. Городенское княжество и городенские князья в XII веке[376]

VIII. Немцы в окружении святителя Мефодия, архиепископа моравского?[541]

IX. Территориально-политическая организация государства и епархиальная структура церкви в Древней Руси (конец Х-XII век)[579]

X. Митрополии ярославичей во второй половине XI века[694]

XL «Новороссия», «Великороссия» и «вся Русь» в XII веке: церковные истоки этнополитической терминологии[836]

XII. «Зело неподобно правоверным»: межконфессиональные браки на Руси в XI-XII веках[905]

XIII. У истоков русского паломничества (исторические, богословские, дисциплинарные и правовые аспекты)[959]

XIV. О язычестве славян[1011]

XV. 1054 и 1204 годы как вехи русской истории[1063]

XVI. «Натиск на восток» или «свет с Востока»? История русско-немецких отношений в кругу стереотипов[1102]

XVII. Два лица одной России: В. Т. Пашуто как русский историк[1170]

XVIII. *Gno- suom genom «Знай свой род»: размышления историка на междисциплинарном пограничье (памяти О. И. Трубачева)[1204]

XIX. К спорам о происхождении названия Киева, или о важности источниковедения для этимологии[1227]

XX. К этимологии самоназвания скифов Σκολοτοι Сherod. IV, 6)[1290]

Addenda

Библиография

Список сокращений*

Отрывок из книги

Когда осенью 1974 г. автор этих строк впервые переступил порог академического Института истории СССР, незабвенный Владимир Терентьевич Пашуто, которому предстояло стать научным начальством новоприбывшего, осведомился о возрасте будущего сотрудника. Узнав, что «молодому ученому» 27 лет, он подавил вздох и утешил: «Ничего, я тоже поздно пришел в науку».

С тех пор минули эпические «ровно тридцать лет и три года». С признательностью принимая предложение коллег – теперь уже по Институту всеобщей истории Российской академии наук – отметить «закруглившуюся» дату неким флорилегием проделанного, юбиляр недолго колебался относительно содержания. В свое время, вынашивая грандиозную идею издания многотомного Свода древнейших источников по истории народов СССР, В. Т. Пашуто сплотил группу недавно покинувших университетские стены филологов (античников, византинистов, скандинавистов, славистов, германистов, арабистов) в Сектор истории древнейших государств на территории СССР, который mutatis mutandis жив, слава Богу, по сей день, хотя и много претерпел, επεί Τροίης ιερόν πτολίεθρον επράθετο, – о чем было бы говорить долго. При всем том Владимир Терентьевич мечтал, чтобы со временем из когорты «мобилизованных» филологов выросли источниковедчески искушенные (что без филологической основы немыслимо) историки Восточной Европы и прежде всего Древней Руси. Иными словами, его целью было восстановление некогда существовавшего в науке историко-филологического единства, способного обеспечить тот самый комплексный подход к изучению Древней Руси, о котором сегодня так много говорится, но который покуда сводится чаще всего к эпизодическим собеседованиям разнопрофильных специалистов. На примере собственной судьбы в науке автор убедился, с какой поистине роковой неизбежностью совершалась эта перемена, как древнерусская история, поначалу в части международных связей Руси (которые, понятным образом, в первую очередь находили отражение на страницах иностранных источников), а потом и в целом, все более заполняла собой исследовательский горизонт.

.....

Таким образом, из совокупности приведенных данных, пусть и немногочисленных, с известной определенностью вырисовывается картина сеньората пражского князя над братьями, имеющими в своем распоряжении некоторые уделы. Такое раннее, по крайней мере с третьей четверти X в., возникновение сеньората в чешской княжеской династии на первый взгляд может показаться странным. Но следует иметь в виду, что как сеньорат в целом, так и его отдельные формы, будучи проявлениями династического сознания, не состояли в непосредственной связи с уровнем общественно-экономического развития, а более зависели от конкретного династического опыта, династической конъюнктуры, а также, вполне вероятно, соответствующих образцов в соседних странах. Так, если верить Константину Багрянородному (умер в 959 г.), сеньорат существовал уже в Великоморавском государстве в конце IX в.[39]

Так что же, в таком случае, имело в виду завещание Бржетислава I? Если судить о планах завещателя по их последующему осуществлению (как мы делаем это в отношении некоторых установлений «ряда» Ярослава – например, в отношении так называемого «триумвирата» старших Ярославичей), то выходит, что чешский князь хотел установить именно полное единовластие своего старшего сына Спытигнева II (1055–1061) с отказом от какого бы то ни было наделения остальных. Заняв пражский стол, Спытигнев предпринял поход в Моравию, где находились столы его младших братьев Братислава, Конрада и Оттона (четвертый брат, Яромир, предназначался для церковной карьеры): моравские уделы были упразднены (см. карту на рис. 1), Вратислав бежал в Венгрию, а Конрада и Оттона Спытигнев привел в Прагу, назначив им придворные должности ловчего («preficiens venatoribus») и кравчего («super pistores atque cocos magister»)[40]. Эта необычная процедура, несомненно, призвана была служить манифестацией новизны порядков, вызванных к жизни завещанием Бржетислава I.

.....