Читать книгу Неон - Аджедан - Страница 1

Жизнь никогда меня не баловала, я и не жаловалась. Есть что поесть, есть, где поспать, не холодно, да и ладно. Жизнь в приюте ни у кого сладкой не бывает. Быстро учишься ценить, что дают и довольствоваться малым. Какая-нибудь одежда с чужого плеча, какая-нибудь еда, главное, чтобы сытная, да топчан, чтоб поспать. На перины не претендую. Крыша над головой, если и протекает, то чтоб хватало подставленного ведра. В последней съемной комнате так и получилось. Хоть ведро хозяйское имелось, не пришлось покупать. Вообще, когда зачерпываешь лужи прохудившимся ботинком, не тянет жаловаться на отсутствие деликатесов за обедом, довольствуешься и куском хлеба. Тем радостней ощущаешь редкие подарки судьбы в виде той же старенькой пары резиновых сапог, что пожаловала соседка за починку платья. И ведь кто-то скажет – хлам! Да еще и на размер больше! И не бесплатно же, а за работу. Но подарок-то не в сапогах, а в возможности. Как раз в тот момент, когда это и было нужно! А человеку, на самом деле, не так уж и много нужно.

С самого детства я не тешила себя надеждой, как другие девчонки, что вот, однажды, откроются огромные скрипучие двери приюта и войдет ОНА. Обязательно самая красивая. В длинном платье, с распущенными волосами. От них будет веять легкими духами, а от ее рук – выпечкой. И руки эти обнимут крепко-крепко! И унесут из этого богом забытого места навсегда. Что окажется все это страшной случайностью, что она меня потеряла, кто-то что-то напутал, но вот теперь!… Нет. Не буду я вместе с мамой. И они, все эти глупышки, по стечению обстоятельств оказавшиеся в этом приюте. Нет больше наших мам, а отцы, если и живы, то не знают о нашем существовании. Или не хотят знать. Мы отказники, те, чьи матери погибли при родах. Еще и без родных и документов. В наследство мы получаем только адрес больницы, рядом с которой в безымянной могиле покоятся останки тех, кто дал нам жизнь. С разных концов, если уж не страны, то области точно, свозят маленьких девочек в Обитель Святой Мученицы Марии. И воспитывают из нас, видимо, таких же мучениц. С виду благопристойное место, на деле имеет огромное количество шкафов со скелетами. И будь моя воля, я бы по кирпичику все бы там разнесла, оставив на руинах ненавистную мать настоятельницу Ефросинью, в миру Ольгу Владимировну Ярошинскую. Причем ее я бы цепями приковала к полу в молельне, куда она по обыкновению отправляла ослушниц. Ее грехов вовек не отмолишь.

Единственное, за что я была благодарна приюту, что не выгоняли девчонок на улицу сразу после совершеннолетия. Давали освоить профессию, какую-никакую. «Швея без куска хлеба не останется» – всегда говорила баба Шура, обучающая и меня не хитрому мастерству. Но бралась она учить только взрослых, кому уже есть восемнадцать, о чем много лет назад договорилась с Ефросиньей. Настоятельница, говорят, пыталась упросить Шуру начать обучение раньше, да та не соглашалась, ссылаясь на ответственность перед надзорными органами. Но мы-то знали, жалела нас одинокая бабушка из ближайшей деревеньки. Могла бы, сама бы всех нас к себе забрала, пока не подрастем, не окрепнем. А так удавалось только два года выгадать. Совсем без профессии нас оставить настоятельница не могла, перед государством отчитывалась, а других педагогов в эту глушь, да за копеечную зарплату было не сыскать.

Прострачивая очередную юбку в недорогом ателье захолустного городка, не горевала я о своей доле. И не только потому, что иметь здесь стабильную работу, уже за благо. Я ждала.

С самого раннего детства, с момента, какой помню о себе, когда начала себя осознавать, я вижу сны. Понятно, что все их видят! Но мои были другими. В них была Тайфа – оракул. Лицо сказочно красивой женщины с туловищем огромного паука. Возможно, именно поэтому я никогда не боялась насекомых. Странно бояться того, кто напоминает друга. Тайфа показывала мне иной мир. Он был странным, то ярким и волшебным, с колдунами и неведомыми существами, то пустым и серым, будто его пожирало безразличное Ничто. Но там, в этом мире, в этих снах, я чувствовала себя живой. Будто та я, которая в приюте, она временная или наносная. Надо просто переждать, а точнее дождаться подходящего момента, чтобы попасть в тот другой манящий мир. И я ждала.

Тайфа много мне рассказывала и многому учила. Учила своему языку, учила магии. Там во снах я узнала, что могу творить чудеса! Могу зажечь свечу без спичек, могу согреть одежду силой мысли, заставить косяк рыб поменять направление и собраться дождевым тучкам в абсолютно чистом небе тоже могу! Правда последнее не стоит делать, если негде спрятаться от дождя, но это я поняла уже после, когда продрогшая добралась до своей каморки, по ошибке зовущейся комнатой. Да, я стала тренироваться не только во снах, но получаться стало всего две недели назад, сразу после моего двадцать первого дня рождения. Если б я могла все это раньше… то никогда не позволила бы этим уродам… В приюте много скелетов в шкафах.

Ефросинья была образцово-показательной матерью настоятельницей. К нам каждый год приезжали комиссии, проверяли, в каких условиях мы живем, дарили подарки, а некоторым послушницам предлагали работу в столице даже в шестнадцать-семнадцать лет! Мы еще, будучи маленькими девочками, всегда радовались за них. Тех, кто смогут вырваться из этой дыры, что им открываются двери в новое и интересное. И гадали, удастся ли и нам, когда вырастем, удостоится такой чести? Дуры.

Перед комиссией нас, перешагнувших порог шестнадцати лет, ставили в шеренгу, одетыми в коричневые закрытые ученические платья с белыми кружевами, с заплетенными строгими косами и, как потом оказалось, давали выбрать.

Это то, о чем нас никто не предупредил. Те девочки, что понравились членам комиссии, либо уезжали на следующий же день, либо становились тише воды. Мы думали, это от того, что шанс свой упустили. Дуры.

В первые же свои смотрины, я умудрилась понравиться одному такому «гостю». Меня пригласили вечером в кабинет настоятельницы.

– Мирра! – строгий голос Ефросиньи вызывал рефлекторное желание опустить взгляд, выпрямить спину и покаяться во всех грехах… даже еще не совершенных. – Познакомься, это Валентин Петрович. Он хочет с тобой немного пообщаться и возможно предложить тебе работу в столице.

Конечно же, разговора не вышло. После того как настоятельница споро вышла из кабинета, вместо ожидаемых мною слов о характере работы, качествах необходимых для ее выполнения, я получила по лицу. Не было даже слов приветствия. Было больно, противно и страшно. Вряд ли хоть одна девочка мечтает, чтобы ее первый раз был таким. На холодном полу, с зажатым ртом и заломаной за спину рукой.

После своего грязного дела «гость» удалился, кинув в меня визиткой и короткой фразой – «позвони, как приедешь в столицу». Я же содрогаясь в рыданиях, кое-как поправив одежду, дождалась настоятельницу.

– Э-э-этот человек, он, он… – слова никак не хотели собираться в стройный ряд.

– Предложил тебе работу? – подсказала Ефросинья.

– Нет! Он меня … меня … – я держала в руке злополучную визитку и потрясала ей, как доказательством вины этого ублюдка.

– Оставил визитку для связи? – довольно кивнула настоятельница.– Значит, дает тебе время подумать. Надумаешь, мы купим тебе билет, а там уж Валентин Петрович встретит, не переживай!

– Да он меня изнасиловал! – голос срывался, страшные слова с трудом вырвались изо рта.

– Что ты такое, говоришь!– зашипела старуха – Ты наговариваешь на уважаемого человека!

– Да вот же, посмотрите! – я встала со стула и задрала платье, показывая кровь, на внутренней стороне бедер, изодранное белье.

– Ах, ты потаскуха! Разве я такому вас учила?! – накинулась старуха.– Увидела в уважаемом человеке шанс устроиться без забот и соблазнила, гадина! Ты что же натворила, дрянная девчонка?

Я не знаю, как ей это удалось, но она убедила меня, что я сама виновата. Мой мозг не хотел в этом копаться, наоборот постарался поскорее забыть. И я была уверена, что это только со мной произошла такая история. Ведь с двумя другими приглянувшимися девочками, такого не могло произойти. Они спокойно собрали утром вещи и уехали. Это со мной что-то не так.

Я стала жить как раньше. Помогать готовить еду на кухне, прибирать, полоть грядки в Приютском огороде, читать учебники, ходить вечерами в молельню и вдвое дольше там молиться, за свой страшный грех. О случившемся я так никому и не рассказала. Было стыдно и противно от себя. Раз только со мной так обошлись, значит, я сама и виновата.

А ночами Тайфа показывала мне чудеса другого мира, Блуждающий замок. Он исчезал в одном месте и ненадолго появлялся в другом. И никто не мог в него зайти, потому что без хозяина это сделать было невозможно.

Через год приехала новая комиссия. В ней не было Валентина Петровича, чего я в тайне очень боялась. И снова я приглянулась одному из проверяющих. Это был симпатичный хоть и не совсем молодой мужчина.

– Мирра, Василий Иванович увидел в тебе потенциал для дальнейшего сотрудничества. Уж ты не подведи, – молвила, строго глянув, Ефросинья, выходя из кабинета.

– Миррочка! Вы такая прелестная девушка! – источал ласковые улыбки мужчина, сидящий в стуле напротив. – Вы, может, не знаете, но у меня в столице свое модельное агентство. У вас такой типаж, высокие скулы, точеный подбородок, а в глазах утонуть можно!

– Мне кажется, я по росту в модели не гожусь, – сомнения в моей исключительной привлекательности плюсом к нахождению в этом кабинете, заставляло мелко подрагивать пальцы на руках.

– Ну что вы, Миррочка! Я вам гарантирую, с такими данными, вам карьера модели обеспечена, а на рост уже никто и не смотрит! – увещевал он.

– У меня есть время подумать?

– Ну конечно! Было бы неплохо, если бы к утру вы уже определились, но могу подождать и подольше. Я оставлю вам свою визитку, – протянул мне картонный прямоугольник мужчина.

Я уже собиралась поблагодарить его и удалиться, когда он внезапно положил свою ладонь мне на колено.

– Ну, а пока вы думаете, я хотел бы получить оплату, за данную вам возможность.

Моих протестов никто не услышал. Мне опять закрыли рот, а когда я укусила руку, что его закрывала, еще и сильно ударили по голове.

Я не потеряла сознание, хотя очень хотелось. Вдобавок к боли, отчаянию и отвращению, я обзавелась еще и тошнотой. Видимо, удар был такой силы, что я получила сотрясение.

На вошедшую после ухода мерзавца Ефросинью, я даже не смотрела.

– Я клянусь вам,– медленно перебирая ногами к выходу, но отчетливо проговаривая слова, обратилась к старухе, – я найду способ рассказать всем, что вы продаете девочек для секса. А не я, так другая расскажет. Не все наивные дуры, верящие в свою никчемность.

– Да как ты смеешь, девчонка! – зашипела она.

– Я добьюсь того, что вас накажут.

– Да еще ни одна не жаловалась, только рады ноги раздвигать, да деньги получать за удовольствие! – двуличная старуха, всю мою жизнь изображавшая святую набожность, больше не прятала от меня истинного лица.

– Рады да не все, да? – обернулась и в упор посмотрела ей в глаза. – Я-то помню, как два года назад одна из старших воспитанниц, Лина, выпрыгнула из окна. Поговаривали, не перенесла, что ее никто из комиссии не выбрал. Видимо выбрал. А еще годом ранее Зоя в речке утопилась, якобы от несчастной любви. И было это не сразу после комиссии, а четырьмя месяцами позднее. Когда живот расти начал. Рожать от насильника, кто ж захочет, да?

– Ты не посмеешь! – округлившимися глазами смотрела на меня Ефросинья.

– Мы хоть и в глуши живем, да не в девятнадцатом веке. И люди дважды два сложат, тем более, если подсказать.

– А не боишься угрожать? – зло прищурилась старуха.

– А не боитесь, что я вас убью? Терять-то мне нечего.

В моих глазах она разглядела решимость, которая действительно там была.

– Если еще хоть раз к нам приедет комиссия, вы до конца дней в кандалах проведете. Я вам обещаю. Если они у вас будут, эти дни.

И больше никто не приезжал, ни через год, ни через два. Ефросинья любила две вещи – деньги и власть. Но, как оказалось, жизнь и свобода ей дороги не меньше.

Вторая девочка, что выбрал для себя другой из «гостей», наутро собрала вещи и уехала.