Оглавление
Akathisto. Теория мертвого мира
Информация о книге
Часть I. Виктор мать его Громов
Глава первая. Мудрость глупцов
Глава вторая. Вопросов больше нет
Глава третья. Дилемма Йоги Берры
Глава четвертая. Сделка с Дьяволом
Глава пятая. Надежда Смолуховского
Глава шестая. Демонстрация святости
Глава седьмая. Нищета экономики
Глава восьмая. В поисках чего-то реального
Глава девятая. Что неминуемо связуемо
Глава десятая. Неоконченная симфония
Часть II. Азраилов Михаил
Глава первая. Дуче душ
Глава вторая. Монфокон
Глава третья. Неисследимые пути
Глава четвертая. Слово богословов
Глава пятая. Народное искусство
Глава шестая. S=klogW
Глава седьмая. Омерта зла
Глава восьмая. Троичен Ницше
Глава девятая. Эпоха сенсуальности
Глава десятая. Рекламное покаяние
Часть III. Теория мёртвого мира
Глава первая. Погоны пророка
Глава вторая. Неизменное измерение
Глава третья. Парусия конца
Глава четвертая. На обертонах смысла
Глава пятая. Человек, который смеется
Глава шестая. Желание желаний
Глава седьмая. Доктрина жизнеутверждения
Глава восьмая. Бог не любовь
Глава девятая. Теория мертвого мира
Глава десятая. Эсхатология науки
Отрывок из книги
Виктор мать его Громов сидел, развалившись в кресле, как клиентура абортариев. Думал он том, что впервые в жизни в такое позднее время он был трезв, как повивальные бабки при родах. «Надо бы за это выпить», – угрюмо подумал он, взяв со стола бутылку бренди. Громов налил себе в стакан и хлебнул с горла. Он не пытался заспиртовать свою боль, которой в общем-то нет. Он прожигал свою жизнь, которой скажут, что нет.
Виктор застенчиво оглянулся по сторонам. На одной из стен пентхауса на вершине башни Gromov Building висел портрет Иосифа Джугашвили. Громов пристально смотрел в его пустые глаза, думая о человеке, который посмел повесить это слабоумие на его утонченное рококо. Он взял стакан с налитым бренди и запустил его прямо в цель – портрет сорвался со стены под характерный звон стекла.
.....
– По подтвержденной информации, у барсуков и долгопят нет никакой этической системы. Пока нет.
– Допустим, – ответствовал Громов. – Допустим, что это так. Но смею заметить, что слово «мораль» имеет несколько иное наполнение – а я настаиваю, что оно вообще нульмерно. В рамках той штуки, что вы называется великой человеческой историей, а я именую чередой неутомимых пенетраций, эти людишки, помимо своих отчаянных совокуплений, только и делали, что заливали улицы кровью. Возможно, именно это казалось им благочестивым, а то и прекрасным. Или, если угодно, никакая мораль не отгородила этих катехизированных доктринёров и парламентариев от постановки этой кровавой бойни.
.....
