Читать книгу Алька. Вольные хлеба - Алек Владимирович Рейн - Страница 1
ОглавлениеФевральским утром девяносто первого года мы договорились встретиться с Толяном, надо было ехать, смотреть помещение, которое предполагали арендовать для своего офиса. Место предложил Толин приятель, подыскал за мзду, конечно, а куда ж денешься, таки в капитализм идём.
Это оказалась небольшая районная библиотечка, половину читального зала и книгохранилища которой нам любезно предложила использовать по договору аренды директор библиотеки, молодая женщина лет тридцати пяти – сорока. Подписали договор, заплатили аванс за квартал. Помещение было изрядно обшарпанным, как и любая библиотека в СССР, надо было делать ремонт, иначе бы наш офис был весьма непрезентабельным. Нашли строителей, договорились разделить читальный зал на две части перегородкой с большим окном. В малой запланировали расположить директора, сиречь меня, заместителя и бухгалтера, в большой – разместить всю остальную нашу братию.
***
Витька Романов познакомил меня с Павел Ивановичем, директором Химзавода, который являлся одним из наших учредителей, и начальником отдела сбыта – продувным экземпляром по имени Леонид. Побеседовали, директор обещал всемерную поддержку, я предложил отметить начало сотрудничества в ресторане, договорились встретиться через пару дней в «Москве» вечерком.
На первые наши посиделки с директором и его замом мы отправились вдвоём с Толяном. Думали, что это будет, по сути, деловая встреча, а заводчане решили просто отдохнуть, расслабиться и явились с жёнами. Посидели, закусив и крепко выпив, партнёры наши заголосили – стали петь. Караоке тогда ещё в помине не было, поэтому горланили мы, просто сидя за столом в зале ресторана, пели то, что хотели петь их жёны. В основном это были какие-то песни о тяжкой женской судьбе, было забавно. В московских ресторанах это уже как-то мало практиковалось, на нас поглядывали, но куда нам было деваться, и мы орали вместе с нашими гостями: «Один раз в год сады цветут…»
Встречались мы с руководством завода довольно регулярно, если я забывал заказать ресторан, то замдиректора по сбыту – Коган – мне напоминал об этом:
– Алек Владимирович, что-то давно не виделись.
Надо сказать, что до момента появления у нас офиса в Орехово почти все наши деловые переговоры мы проводили в ресторане «Москва», расположенном на седьмом этаже гостиницы «Москва». Нужно было место, где можно было просто поговорить, не в подъезде же встречаться. Не лишним было и перекусить по ходу беседы, но вот алкоголь – это было проблемой. Приходилось выпивать каждый день, а когда ты понимаешь, что должен сохранять голову ясной, это занятие не доставляет удовольствия. Иногда дискуссия о том, кому сегодня идти вечером в кабак и обсуждать проблемы, бывала очень напряжённой. А в денежном отношении на тот момент это не являлось проблемой – ресторанные цены далеко отстали от наших доходов.
***
Объёмы нашей деятельности росли быстрыми темпами, остро встала проблема профессиональной бухгалтерии. Первое предложение Татьяне Орловой стать бухгалтером нашей конторы я выдвинул ещё после получения первой партии импортного барахла:
– Татьяна Алексеевна, бухгалтер нам нужен, как Вы относительно потрудиться в фирме «Софтекс»?
Танюша сдержанно поблагодарила и ответила:
– Олег, спасибо за предложение, но полностью я не смогу посвятить себя только вашей фирме, таких, как ваша фирма, я уже три сопровождаю. А какие проблемы? Я готова вести вашу бухгалтерию по совместительству.
Так и произошло: мы стали возить ей наши бумаги, она завела на нас соответствующие гроссбухи. Когда пришла партия техники Bosch, мы, предупредив, что вечером завезём ей кое-какую мелочовку, не объяснили, что это будет и сколько этого.
Поздно ночью мы появились у ней на пороге и занесли и расставили, где было место, двухкамерный холодильник, морозильный шкаф, стиральную машину, посудомоечную машину, кофеварку, микроволновку, на которую я гордо водрузил коробку с утюгом, произнеся:
– Подарок от фирмы, распишитесь.
Танюша с округлившимися глазами, глядя на наше бесчинство, произнесла:
– А сколько это всё стоит?
– Да нисколько, за всё уплочено.
– Ребята, да куда я это всё дену?
Толя Белобеев произнёс:
– Что-то своё старое поменяешь на новое, что-то отвезёшь на дачу, а вообще, это твои проблемы.
– Спасибо огромное, и что, правда ни за что платить не надо?
– Нет, – ответили мы в один голос, и я добавил:
– А работы у нас прибавляется день ото дня, скоро придётся бухгалтера на постоянку брать. Ты как, Танюш, не поменяла своё решение?
Татьяна, оглядев кучу притараненного барахла, вздохнула и произнесла:
– От добра добра не ищут, согласна.
Так что к моменту нашего планируемого переезда профессиональный бухгалтер у нас был.
***
Позвонил Гаврилов, литейщик с пятой кафедры, с которым мы проворачивали сделку «прокат – откат» на ВАЗе, сообщил:
– Алик, завтра получаем машины, бери семь тысяч и подъезжай в магазин вазовский на МКАДе, знаешь где?
Где находится магазин, я знал, но не знал, как я оттуда уеду. Надо сказать, что, готовясь к предстоящей покупке автомобиля, я предварительно подкатался недельку на жигулёнке – договорился с водителем автошколы, но в одиночку, без присутствия опытного водителя рядом, чувствовал себя неуверенно. Видно, сказывалось то, что расстался я с рулём не по своей воле – вынудил меня это сделать двигавшийся в противоположном направлении автобус на встречной полосе. До сих пор возмущаюсь, какую волю себе эти автобусы забрали: едет, зараза, по своей полосе и не свернёт, гад, когда мне тоже там захотелось покататься. Я договорился с Олегом Дубопятовым, чтобы он помог мне перегнать машину из магазина домой. Олег попросил своего приятеля, чтобы он забросил нас вдвоём в автомагазин, который он и сделал.
Покупка и оформление заняли часа два благодаря Гаврилову, у которого были там какие-то подвязки. Полученную машину – пятёрку, жигулёнок синего цвета – Олег поставил у меня во дворе, где она простояла месяца три без движения. Сначала получал номера, потом не ощущал, что она мне необходима.
***
Приехали ребята – водители с Манкентсельмаша – сообщили, что микроавтобусы прибыли в Одессу и надо ехать оформлять на получение. Санька собрался в один день и укатил вместе с Володькой Бакулиным. Володя – шофёр первого класса, его рекомендовал как классного мужика и водителя Романов Виктор. Так и было, Вовчик был и есть классный водила и прекрасный человек.
Через день Санёк позвонил из Одессы:
– Алик, с микроавтобусами, похоже, пиздец. Компания, фрахтовавшая пароход, не оплатила его. Все машины, а их тут тыща, может, больше, сгрузили в порту – и под арест. Чо делать?
– Потолкайся там, пощупай, понюхай, может, удастся выдернуть.
– Тогда шли деньги, я брал только на дорогу туда-сюда и на пару дней на оформление. У ребят из Манкента тоже денег нет.
– Хорошо, высылаем на всех, позванивай.
Санёк регулярно позванивал, рассказывал. Поняв через неделю безуспешных попыток, что официально он ничего не вымутит, они с парнями поселились недалеко от складской площадки и стали завязывать контакты с портовой охраной – поили их каждодневно в умат. Где-то посередине этого пути, недели через три, обсуждая смысл его дальнейшего пребывания в Одессе, я спросил:
– Сань, а может, ну её на х…, что время тратить? Пора возвращаться, или как?
Но в его голосе прозвучала некоторая надежда:
– Подожди, у меня тут с охраной некоторые отношения уже возникли, как брата встречают, я неделю ещё покантуюсь, попытаюсь что-то предпринять, так что вы пока шлите деньги.
Отослали, через неделю Саша перезвонил:
– Боюсь загадывать, возможно, что-то получится, шансы – fifty-fifty. Но нужно их подогреть, реально. Так что высылайте на обратную дорогу, на бензин на пять машин и на подогрев охраны.
Сколько стоил подогрев, я не помню, но это была сумма вполне бюджетная, может быть, две тысячи долларов. Всё сложилось – им разрешили тайком вывезти машины за периметр портового терминала, рванули они вечером пятницы, два выходных давали определённую фору – меньше глаз. Охрана не зафиксировала пропажу пяти микроавтобусов, в таком столпище её вряд ли кто заметил сразу, а там разберись, в какой смене произошла пропажа, но на всякий случай парни топили тысячу триста километров до границы безостановочно.
Но какой фурор произвёл Санёк, появившись на белоснежной восьмиместной «Тойоте»! Автобус этот прослужил до девяносто восьмого года и всегда благодаря стараниям её водителя был в исправном состоянии, потом его подарили Бакулину. Гаража у нас не было, и первоначально решили ставить её у Бакулина в Краснозаводске. Каждое утро Вовчик пролетал девяносто два километра до Москвы, заезжал за Чертовым, потом ко мне во двор, куда приходили Колька Филиппов и Макс Бедунков, я спускался, и мы ехали в Орехово, в офис. А Володька наш настолько стал своим в коллективе, что мы закрывали глаза на повышенный износ автобуса.
***
Наши комиссионные по договорам с предприятиями по спасению их средств на валютных счетах росли, но проблема была в том, что это всегда был какой-то ширпотреб, а нам нужны были деньги. Поначалу, поскольку опыта реализации оптом такой продукции у нас не было, мы тупо сдавали её в комиссионные магазины, чем занимались все сотрудники.
Кроме вышеперечисленного, мы начали торговать продукцией заводов России и Казахстана, пытались найти какие-то возможности заниматься инженерной тематикой, как-никак трое участников первоначального состава учредителей были кандидатами наук.
В стране стали открываться торговые биржи, места брокеров в них продавали, мы купили три. Два места по настоянию Олега Костина – на Калининградской торговой бирже и одно – на бирже «Конверсия» в Москве. Дело оказалось довольно затратным, но бесполезным. Заверения Олежки, что в Калининграде в силу его географического положения – это ж почти Европа, дела закрутятся в разы быстрее, чем в Москве, и мы просто продадим свои места втридорога, оказались полной ерундой – потеряли где-то миллион шестьсот. Биржа схлопнулась как мыльный пузырь. «Конверсия», созданная группой оборонных предприятий, вяло телепалась, что-то там удавалось продать, что-то купить, но денег, вложенных в покупку брокерского места, мы не отбили. А вот работа с брокером Московской торговой биржи Алексеем Небольсиным была продуктивной. Лёшка был парень смышлёный и шустрый, работал толково, все наши лоты продавал быстро и с нормальным наваром для нас и себя.
В целом появление биржи было делом благим: возник инструмент, позволяющий быстро реализовывать оптом любые партии различных товаров.
***
Мы закончили ремонт офиса в Орехово-Борисово, и я понял, что надо садиться за руль, позвонил другу Димке Мурзину:
– Димон, выручи.
– А что сделать надо?
– Да я сглупа решил вернуться в разряд автолюбителей.
– Машину, что ли, купил?
– Ну да.
– Какую?
– Жигуль, пятёрку.
– Понял.
– Сыкотно мне в одиночку, без опытного напарника. Я ж за рулём порядка десяти лет толком не сидел, так, намедни подкатался немного.
– Так чего ты хочешь-то? Покатать тебя по Москве на новой машинке?
– Не, я собираюсь завтра ехать в офис сам за рулём. Мне нужно, чтобы кто-нибудь опытный рядом посидел.
– Ну привет! Сам решил угробиться и меня заодно прихлопнуть. Совсем, что ли, наглость потерял?! У меня дети малые.
– Мне совестно, но что уж тут поделаешь? Надо.
– Кабы знал, что ты такой наглетуры с годами наберёшься, хрен бы я к тебе в свидетели на свадьбу согласился.
– Мне стыдно.
– Во сколько ты завтра собираешься из двора отъезжать?
– В восемь.
– Буду. Кровосос.
Докатились мы с Димкой без приключений, так, разок он подрулил левой рукой, подправил курс. Отдохнув немного по приезде в офисе, Димон сказал:
– Ну, ладно, мне на работу пора. Слушай, я ведь с тобой каждый день не смогу на работу кататься.
– Ну вот, началось. А я только привыкать начал, ну как же так?
– Нет, если ты, конечно, предложишь приемлемые условия: почасовая оплата – таксу я назову, – страховка, питание класса Luxury, спецодежда от Giorgio Armani, ну, ты сам понимаешь, для друга, – я не премину. Забыл добавить: доплата за вредность, само собой.
– Дима, ты говоришь обидное, почему я вредный?
– Нет, сам-то ты не очень вредный, в смысле терпимо, но работать с тобой – ты ж понимаешь… Да я и не много требую за вредность – сорок процентов к тарифу, в вечернее время – сто.
– Понял, я всё понял. Димон, тебе ж на работу надо, начальство же браниться будет. Ступай уже, дай я тебя расцелую, спасибо, увидимся.
***
Купили и расставили в помещениях офиса письменные столы и стулья, в обоих комнатах разместили по большому дивану просто для того, чтобы было не очень уж канцелярского вида. В нашей комнате перед диваном поставили журнальный столик. Появилось место для работы и переговоров.
Коллектив наш быстро вырос человек где-то до двадцати пяти, чуть меньше половины были из МВТУ, у всех, кроме водителей, было высшее образование.
***
Людмиле предложили на работе путёвку на август в подмосковный дом отдыха «Сенеж», мы решили поехать. Отдых недалеко со столицей имел для меня неоспоримое, очень важное преимущество – работа рядом. Я имел возможность позвонить в офис, или, а в случае острой необходимости, быстро подскочить на работу, в любое время, могли перезвонить мне, и мы решили – едем.
В «Сенеже» было два основных корпуса: четырёхэтажный, куда нас поместили, и трёхэтажный, стоящий в сосновом лесочке, метрах в двадцати от кромки озера. Номерок нам дали какой-то убогонький: узенькая комнатёнка с кроваткой, в торце у окна столик, пара кресел, платяной шкафчик, совмещённый санузел. Но питание было отличное, вода в Сенеже – чистейшая, на теннисных кортах пыхтели толстяки, осваивающие азы игры, и был огромный парк, по которому можно было бродить часами. В общем, мне всё понравилось. Мы купались, я играл в теннис, гуляли по парку, отдыхалось прекрасно. Сначала я позванивал в офис раз в день, потом через день, потом реже, реже. Чего трезвонить, людей от работы отвлекать?
Девятнадцатого августа во время завтрака мы обратили внимание на озабоченные лица у многих отдыхающих. В зале столовой стоял какой-то невнятный гул, из отрывков разговоров я понял, что произошёл какой-то переворот. Соседи наши за столом, как и мы, ничего толком не знали, надо было звонить в Москву.
Хвост к единственному телефону-автомату, висящему в холле нашего корпуса, составлял человек двадцать, я занял очередь, все стояли, вслушиваясь в то, о чём говорили звонящие, пытаясь понять, что же там происходит. Когда подошёл мой черёд, я услышал в трубке голос Анатолия:
– Аллё.
– Толь, привет, чего там у вас происходит?
– Да хрен поймёшь, ГКЧП какая-то появилась, переворот у нас. Хунта рулит, танки, бэтээры на площадях.
– Охренеть, стреляют, что ли? Тогда я здесь начну зарываться.
– Пока нет, но тебе лучше подъехать, надо поговорить, понять, куда будем двигаться.
– О’кей. Присылай Володьку за мной, вечером буду.
– Жди. Вовчик товар по комиссионкам разводит, как приедет, к тебе направлю.
Во второй половине дня прибыл Бакулин, чемодан был собран, мы сообщили на рецепции, что в связи с событиями прекращаем отдых, отдали ключи и убыли. Когда пересекали по Ленинградке МКАД, увидели стоящие с двух сторон танки, подумал: ни хрена себе, и что, они стрелять, что ли, собрались? По приезде домой я высадил Милку у подъезда и помчался в Орехово, надо было разбираться, что будем делать, как спасать барахло.
Красные пришли, значит, будут грабить, а как же – такой порядок. Экспроприация экспроприаторов, по-нашему – грабь награбленное, вождь их главный – Карл Маркс – сказал. А ведь сам-то из приличной семьи, папа – адвокат-еврей, дед раввином был, и вот на тебе, здрасте, с новым годом, грабь награбленное. Вот они, университеты, Гегели – Фрейлиграты, и так всегда, взять хош нашу семью. Я училище техническое заканчивал, и сын – его же, но, когда оно уже университетом стало, а результат – у меня в семье всё мирком, а у сына два развода.
Вот и думай, чему в этих университетах учат.
Отвлёкся я. Примчались с Володькой в Орехово, сели за стол, смотрю – все какие-то чуток испуганные, ладно, думаю, вечером телик погляжу, тоже испугаюсь. Говорю:
– Ну, чего делать-то будем?
Толик, поглядев на Серёгу Кузинова, спросил:
– Ты партийный билет хранишь?
– А-то, я ж ещё с учёта не снялся.
Народ начал ржать, Серёга продолжал числиться на шестой кафедре, разрывался между МВТУ и «Софтексом». Я его уговаривал увольняться и начинать полноценно мантулить по основному месту, в смысле где деньги платят, но он всё не мог решиться. Загалдели все разом, через пару минут выяснилось, что ясного представления, что делать, ни у кого нет. Поговорили, решили, что надо чуть притихнуть с деятельностью, посмотреть, как будут развиваться события. Разошлись, постановив наблюдать, кто победит – белые или красные.
На работу приезжали, но товар по магазинам прекратили развозить, больше занимались сбором средств, впрочем, через три дня красные, опохмелившись, сдались. Сказали: «Да лан, мы это так, выпимши были, больше не будем», руки им закрутили – и в тюрьму, но ненадолго. Всё ж свои, что уж теперь собачиться?
Всё потекло, казалось бы, тем же порядком, но двадцать пятого, после разговора с ребятами их ЦНИИАСУГА, Серёга Кузинов сообщил, что у них там Верховный Совет Латвии принял конституционный закон «О государственном статусе Латвийской Республики», который подтверждает независимость Латвии – да ради бога, и что Ельцин, флаг ему в руки, а флагшток в ж…у, подтвердил их, мать её, независимость своим указом. И на основании всей этой лабуды они прекращают всяческое взаимодействие с клятыми оккупантами, то есть с нами, а оставшийся за ними должок оставляют себе как контрибуцию, за незаконную оккупацию и наш плохой характер.
Надо было ехать спасать товар – там зависла фура, забитая под завязку TV-моноблоками, сиречь телевизорами со встроенными видеомагнитофонами – товаром весьма редким на тот момент в Москве и посему дорогим.
Деньги пропадали большие. Поехал Серёга Кузинов, я решил ехать с ним. Сергей бывал там уже неоднократно и хорошо знал всех ребят, я был к тому времени один раз, был знаком с руководством, в Москве общался с Лёней Константиновым.
Переговоры в Риге прошли успешно, парни сказали, что Серёга их неправильно понял и что они готовы товар нам отдать. Но мы должны иметь в виду, что товар могут задержать на границе, техника сгружена, и транспорта для доставки нашего груза в Москву у них нет, а желающих везти груз в Россию мы не найдём в свободной стране Латвии. А сами сидят и ржут над нами, нет, ну, надо?
В Риге действительно желающих везти что-то в Москву не было, но, побегав по городу, мы узнали, что существует пункт за городом, где дальнобойщики, возвращающиеся транзитом через Латвию, останавливаются в поисках груза, чтобы не гнать машину через две страны порожняком.
Пункт этот представлял собой дощатую будку, напоминающую деревенский сортир, с окошком. При советской власти в будке сидела женщина, которая записывала в журнал данные водителей и их клиентов, а затем как-то сводила их друг с другом, ну а при независимости кому это надо? Это ж машины, следующие в страну проклятых оккупантов! Да пропади оно пропадом, всё, что везётся из проклятой Московии или в неё. Но будка осталась, и даже был в ней журнал, записав в который свои координаты и сведения о грузе, можно было надеяться на то, что кто-нибудь клюнет и приедет, но мы решили не рисковать. Сидели на лавочке рядом с будкой, тупо дожидаясь машины. Нам повезло: через полдня у будки затормозила тентованная фура. Водитель, спрыгнув на землю, быстро направился к будке. Мы окликнули его:
– Транзитом?
– Да.
– Куда направляетесь?
– Во Владимир.
– А если через Загорск?
– Не проблема, а что везти?
– Телевизоры.
– Поехали грузиться.
Мы забрались в кабину и поехали в ЦНИИАСУГА, загрузив товар, стали размышлять с Серёгой, надо ли нам ехать в качестве сопровождающих. Водитель, слушая нас, произнёс:
– А зачем вы ехать-то со мной собираетесь?
– Да мало ли чего может случиться, помочь, всё же трое нас будет.
– А у вас оружие есть, опыт сопровождения грузов?
– Да нет, откуда?
– Тогда вы, парни, только мешать будете. Случись чего – чем вы поможете без оружия и опыта? А мешать будете, нас трое – проблем втрое. Три раза остановиться пописать, покушать, да и вообще. Тут главное – опыт, гнать, останавливаться только в правильных местах, попутчиков избегать, сейчас это опасно. Езжайте поездом и ждите, всё в порядке будет, не впервой.
В тот же вечер, выпив отвальную с ребятами в ЦНИИАСУГА, мы укатили в Москву на поезде.
Разговор с водителем успокоил меня, и первые три дня я ожидал машину без треволнений, на четвёртый стало как-то тревожно, после пятого дня я замандражил. Груза не было, случись чего, парни скажут: «Какой ты, на хрен, руководитель, не смог организовать безопасную доставку груза?», и что я им отвечу? Может, и не скажут, время стрёмное, но осадочек останется, да и сам ведь себя сожру изнутри. Решил сходить в нашу ментуху, pardonnez-moi – в уважаемую милицию, а вдруг помогут, развеют мои сомнения? Пришёл. Зайдя в отделение, обратился к дежурному:
– Добрый день, я директор малого предприятия «Софтекс», у меня груз задерживается, отправленный из Риги. Мне нужно пробить автомобиль и водилу, кто может помочь?
– А на много задерживается? Может, вы рано паникуете? Какой груз?
– Да уже дня два-три, как должен был появиться. Аппаратуру радиоэлектронную, не бытовую.
– Так себе товар, но любой такой досадно будет потерять. Обратитесь в шестнадцатый кабинет, это на втором этаже.
Мужик в штатском, примерно моего возраста, сидящий в кабинете, встретил меня вполне радушно. Кто он был по должности, как его звали, я не запомнил, наверно, был дознавателем. Я детально рассказал, что, когда, на чём и с кем мы отправили пять дней назад, он аккуратно всё записал в тетрадку, заполнил какой-то бланк, на котором я расписался, после чего сказал:
– Пробьём машину, узнаем, какому автохозяйству принадлежит, водилу – кто такой, откуда, где живёт. Всех разыщем, не беспокойтесь, но день-другой подождать придётся.
– Подождём. Мы готовы, если надо для ускорения, финансово как-то поспособствовать.
– Да не нужно этого ничего, обращение ваше, считай, уже зарегистрировано, это же наша работа. Вы мне про свою организацию лучше расскажите: кто вы такие, откуда, чем занимаетесь?
– Мы малое предприятие, учредителями являются Химзавод, оборонное предприятие из-под Загорска, ещё несколько учредителей – это госструктуры. Торгуем различной продукцией, разрабатываем технологии, программно-аппаратные комплексы, примерно так.
– Не шпана, в общем?
– У нас в штате двадцать пять человек, у всех высшее образование, три кандидата наук.
– Теперь понятно, а то у нас всё отделение на ушах стоит: кто такие, чем занимаются? Только появились – такую деятельность развили, народ у вас туда-сюда снуёт с утра до вечера. Ну что ж, ждите звонка.
Через день мужик позвонил:
– Подойдите ко мне, пришли результаты поиска.
Радостный, я притопал в отделение, зашёл в кабинет.
– Добрый день, какие новости?
– Новости неважные, нет в СССР грузовика с таким номером.
У меня возникло ощущение, как будто мне забили в глотку ледяной кол, – не мог вздохнуть свободно. Дознаватель, поглядев на моё изменившееся лицо, сказал:
– Чот ты с лица сбледнул, присядь пока, я ещё не всё сказал. А относительно водителя тоже всё не слава богу. Паспорт он получал в Экибастузе, там и зарегистрирован, запрос мы отправили, но, скорее всего, там не живёт. Ждём две недели, когда ответ придёт, тогда, может быть, какая-то ясность появится.
– А как же так? Выходит, что он с фальшивым номером ездит?
– Да кто его знает, у нас этих организаций, которые свои номера имеют, десятка полтора, если не больше. Хотя, может, и фальшивый.
– А как узнать?
– Как-как, да никак. Запросы писать. Давай подождём, вдруг приедет?
– А если не приедет?
– А если не приедет, то всё равно ваше всё имущество пропало. Так тебе не по х…, когда ты об этом узнаешь? А мне лишняя работа.
Мне было не по х…, но, ничего не говоря, я поднялся со стула и направился к выходу. Дознаватель крикнул мне вслед:
– Если появится, позвони мне, чтобы я этой мутотой бумажной не занимался!
– Хорошо.
Прибило меня капитально, поначалу вообще ничего не мог делать, да и ни хотел ничем заниматься, потом понял – так нельзя, стал вникать в текущие дела. Вечером, добравшись до дома, крепко выпил и завалился спать, говорить, общаться с кем-либо было невмоготу.
На следующий день вышел покурить с ребятами во дворе, парни стояли, прикалывались над моим мрачным видом, а я размышлял, когда сообщить о нашей потере, и, подумав, решил не спешить. Правильно сделал – через пару часов меня позвали к телефону, подошёл, взял трубку и услышал знакомый голос:
– Алё, это кто?
– Алек Рейн, директор.
– Алик, ну, слава богу. Я вам сорок минут звоню, не могу дозвониться – всё время занято. Слушай, я стою у поста ГАИ на Каширском шоссе, пришли кого-нибудь, чтобы провёл меня, я Москву плохо знаю.
– Сейчас сам буду, минут через пятнадцать.
Позвонив Виктору Романову, чтобы он готовил складское помещение под груз, мы вместе с нашим вторым водителем Колей Симкиным на моей пятёрке рванули на Каширку. Для себя решил сразу вести груз в Краснозаводск, разгрузиться на Химзаводе, у них наверняка найдётся охраняемый нережимный склад. Коля доедет в моей машине – он, как и Бакулин, жил в Краснозаводске, а потом я на своей машине вернусь в Москву. На Каширке забрался в кабину к дальнобою.
– Здорово, чего так долго добирался?
– Пришлось немного подремонтироваться, пока запчасти искал, то-сё. А чего, перепугались?
– Не без того.
– Ну, извиняй, не позвонишь, где его искать, этот межгород?
– Да ладно, дело житейское. А мы тебя уже разыскивать начали. Слушай, а почему твои номера гаишники в базе союзной не находят?
– А-ха-ха, это моё любимое – мимо гайца просквозить, вот они меня ищут. А машина на автопредприятии нашем висит, оно принадлежит НПО оборонному, мы когда груз свой везём, так они не только что нас досмотреть – они подойти к нам не имеют права. Вот так-то.
– А прописка?
– Ну, вы молодцы, и здесь докопались. У жены квартира от НПО, чтобы на её площадь прописаться, это второй раз проверку пройти, как снова на работу устроиться, а оно мне надо? Прижмут – пропишусь, мне чего? Пока не трогают, и слава богу.
– Ладно, извиняй за любопытство. Ты ж понимаешь, неделю ни тебя нет, ни вестей, что с тобой, с грузом, неизвестно. Я последние четыре дня весь на измене, конечно, до ментов докопался.
– Понимаю, такой груз.
– А я вот не понимаю, как вы с такими грузами без опаски гоняете, стрёмно же.
– Да раньше-то вообще никаких вопросов не возникало, а вот последние годы – да. Но это же не наша забота – охрана груза, а грузоотправителя. Прижмут меня, отберут груз – с меня-то какой спрос?
– Это конечно. А насчёт того, что ты до нас дозвониться не мог: есть такая проблема – телефон один, всё время кто-то висит на трубке. Ладно, сейчас разгрузимся – домой мотанёшь? В принципе, можно договориться на заводе, в заводской гостиничке отдохнуть.
– Не-е-ет, я через четыре часа в домашней постели буду греться.
– Хорошо.
Витёк встретил нас недалеко от завода и повёз на нережимный заводской склад. Началась разгрузка, мы стояли с Виктором, наблюдали. Глядя на усталого водителя, я понял – надо его отметить.
– Вить, давай водиле моноблок подарим? В такое стрёмное время человек честно свою работу делает и ничего не просит. Это редкость, порадуем мужика?
– Я только за.
– Лады, когда закончат разгрузку, премируй его, а я домой поеду. Мне ещё до дома пару часов пилить.
Отдых наш Сенежский прервался, но воспоминания о нём навели меня на мысль – завести какие-нибудь взаимоотношения с домом отдыха. А почему нет, цены там, скорее всего, отстают от времени, находится он относительно недалеко, можно ездить отдыхать на выходные, договоримся о графике, и в ближайшую субботу я поехал знакомиться с директором «Сенежа».
Директором оказался молодой мужик, лет на пять меня моложе, подтянутый, коммуникабельный. Я представился:
– Здравствуйте, я Алек Рейн, директор НПО «Софтекс», у меня к вам предложение.
– А по батюшке?
– Владимирович.
– Хорошо, Алик Владимирович, а я Сотников Александр Николаевич, директор пансионата президиума Верховного Совета РСФСР.
Директор поднялся, вышел из-за стола и протянул руку, мы поздоровались, он предложил, указывая на стул:
– Присаживайтесь, слушаю вас.
– Александр Николаевич! Наша организация в числе прочего торгует техникой, интересной сегодня для всех, – видеомагнитофонами. У меня к вам следующее предложение: давайте проведём бартерную сделку. Вы нам на год сдаёте в аренду номер для отдыха нашим сотрудникам, а мы вам в погашение аренды передаём несколько видеомагнитофонов. Причём передаём сразу после подписания договора.
– Как вы, Алик Владимирович, с места в карьер, я даже опешил от вашего напора. В целом идея такая может нас заинтересовать, но давайте ещё раз и по порядку. Сколько вы хотите номеров?
– Один.
– И почём у вас техника?
– Где-то тысяч шесть, а сколько у вас номер в сутки стоит?
– Номера все разные, потом – с питанием или без. Публика у вас, должно быть, солидная, я думаю, вам люкс нужен, без питания, чтобы вы могли выбирать, потом у нас площадки для барбекю есть. Я думаю, это для вас тоже будет актуальным. Двухкомнатный люкс у нас примерно сто рублей в сутки, без питания. Это получается один люкс – шесть видеомагнитофонов в год.
– Нас устроит, подписываем договор?
Сотников задумался.
– Шесть штук нам мало, чтобы все остались довольны, надо с десяток, не меньше, и пару для проверяющих, мало ли какая комиссия нагрянет. Давай двенадцать!
– Нет, двенадцать за номер – это грабёж.
– А кто сказал «за номер»? Бери два, самые лучшие номера вам отдаю: прихожая, гостиная, спальня, большая ванная комната, огромная лоджия с видом на озеро. Прихожая отделена от гостиной дверью – тишина в номере абсолютная, второй этаж и третий этаж, хотите – пешком, хотите – на лифте. Кроме питания, всё включено: корты, катание на лодках, волейбол, городки – всё, что хотите. Один раз заедете – уезжать не захотите. По рукам?
– Заманчиво, но надо обсудить с членами правления. Давайте так: я переговорю с партнёрами и позвоню.
Обсудили на работе с пацанами это дело и решили взять два номера в аренду, почему нет? Не всё ж в работу, надо и об отдыхе думать. Через пару дней я позвонил Сотникову, сообщив, что мы согласны, загрузили в «Тойоту» двенадцать видаков и покатили в «Сенеж» подписывать договор. Арендовали мы номера до девяносто пятого года включительно.
Однажды как-то выпивали с директором в «Сенеже» в отдельно стоящем на территории особняке, в котором был один-единственный номер, и он рассказал:
– После того как арестовали участников ГКЧП, в этом особняке какое-то время содержали главу КГБ СССР В. А. Крючкова. Привезли ночью, я ему говорю: «Владимир Александрович, я должен вас обыскать».
– А зачем?
– Ну, мало ли что. Вдруг у него оружие, застрелится до суда. Порядок такой.
– Ну и как он?
– Нормально, сказал: «Действуйте».
Рассказав эту историю директору Химзавода, одному из наших учредителей, услышал неожиданный для себя ответ.
– А… так он гэбэшный.
– А почему вы так решили?
– А кто, по твоему мнению, имеет право генерала КГБ обыскать?
– А зачем же он директором пансионата работает?
– Легенду ему готовят, скоро за бугор поедет каким-либо представителем.
Так и произошло: скоро директор пансионата укатил в многолетнюю командировку за границу. Уезжая, представил нас своему преемнику, с которым мы продолжили наше сотрудничество.
***
Вечерами мы частенько задерживались в офисе, выпивали, домой ехать за рулём было стрёмно, и выручал меня сын. Бывало, позвоню:
– Мишань, выручи ещё разок, мы тут опять перебрали.
– Выезжаю.
Миха учился на курсах вождения. В те годы учились месяцев по девять, из них практике вождения – всего два-три месяца, поэтому он с удовольствием приезжал, садился за руль и развозил нас по домам.
***
Брательник мой двоюродный Володька Морозов предложил съездить поговорить с директором УЭМЗа1 на предмет возможного сотрудничества. Это было интересно для меня вдвойне. Завод располагался в Свердловске, а семья Морозовых жила в Челябинске-70 – ЗАТО2 недалеко от Свердловска. Поскольку я никогда там не был, решил заодно навестить своих тётушку Аню с дядей Сашей, братьев Сергея и Вовку, и сестру Людмилу. Сергей работал в охране ЗАТО и организовал мне пропуск.
Но сначала дело. Такой режим охраны я увидел впервые: бюро пропусков на заводе отсутствовало по определению, то есть вообще. Не было никакого бюро, но телефонная будка была, а у меня был номерок, по которому нужно было позвонить. Я позвонил, услышал в трубке голос:
– Слушаю.
– Иван Сергеевич?
– Да.
– Это Рейн беспокоит, мне передали, что вы готовы со мной встретиться.
– Да, да. Через пять минут я к вам выйду.
И действительно, через пять минут сухощавый мужчина невысокого роста прошёл через рамки проходной и окрикнул меня:
– Алек Владимирович!
Я подошёл к нему, мы пожали руки, после чего он сказал:
– Давайте свою руку. – Я, не совсем понимая, что сейчас произойдёт, снова протянул ему правую руку. Он, обернувшись, взял мою кисть левой рукой, крепко сжал её и сказал: – Пошли.
Так, взявшись за руки, мы проследовали мимо охраны, стоящей рядом с рамками пропускной системы. Пройдя их, он отпустил мою руку, я догнал его, и он объяснил:
– У нас, посещение завода посторонними запрещено вообще, поэтому и бюро пропусков отсутствует. Но есть исключения: директор и главный инженер могут провести любого под свою ответственность, взяв за руку. Всё это, конечно, фиксируется, так что запись вашего визита тоже в архиве нашем лет десять теперь будет храниться.
Кабинет директора тоже имел интересную особенность, которую я не встречал в других местах: слева, при входе, стояла телефонная будка секретной связи. За время нашей беседы директор пару раз вставал из-за стола, шёл туда, закрывался и о чём-то беседовал.
Впечатления от беседы с руководителем УЭМЗа у меня сохранились весьма положительные: это был умный, глубоко образованный человек, с изрядным юмором оценивающий положение завода, он его охарактеризовал так:
– Гостей мы встречаем всегда при полном параде: накрахмаленная манишка, галстук-бабочка, но спиной не поворачиваемся.
Переход экономики страны с планового хозяйства на рыночные рельсы проходил с потерей управляемости, кризисом неплатежей, разгулом преступности. Зачастую невозможно было произвести обыкновенную операцию купли-продажи чего-нибудь, поэтому появилась тьма фирм-прокладок, вроде нашей, и руководители крупных государственных предприятий искали такие из них, где можно было гарантировать результат, мирясь с тем, что приходится платить комиссионные.
УЭМЗ наладил на своих площадях сборку видеомагнитофонов Philips, сборку вели частично общую и узловую. Весьма гордились тем, что Philips дал им право клеить его лейбаки на их продукцию. Директор завода, рассказывая мне о том, как они налаживали производство видаков, сказал с улыбкой:
– Ну что такое для нашего уровня производства их видеотехника? Мы делаем устройства, которые тридцать лет хранятся, ну, в нужное время должны сработать в определённой точке земного шара, на определённой высоте, и они срабатывают. Мы же их регулярно испытываем.
Всё так, я из интереса взял себе домой один видак производства их завода, он работал вполне надёжно, но увы. Кассета при извлечении двигалась с заметными толчками, механизм при работе поскрипывал, еле слышно скрипел, правда, с перерывами.
Меня провели по цехам механообработки деталей и сборки видеотехники. Поразили меня чистота, большое количество зелени, беломраморные стены. Я спросил у провожающего:
– А зачем столько зелени и стены мраморные? Денег много?
– Борьба с пылью – она не держится на полированном мраморе, он не электризуется, зелень – прекрасный абсорбент. А листья уборщицы протирают после каждой смены.
Мой визит совпал с обедом, директор пригласил меня пообедать вместе с ним, это было интересно. Зал столовой для руководства напоминал крытую ротонду, центральная площадка которой была ниже оснований колонн на пять или шесть ступеней. Обеденные столы стояли наверху, разделённые колоннами, в зале была хорошая акустика. Обед, по сути, совмещался с производственным совещанием, директор задавал какие-то вопросы рабочего характера присутствующим. Они отвечали ему, полемизировали друг с другом, атмосфера была живой, благожелательной, но не задушенной.
Обслуживали официантки, директор поинтересовался:
– Может быть, хотите выпить? У нас тут подают вина, пиво.
Я, наблюдая за происходящим в зале, алкоголя на столах не заметил, поэтому решил отказаться:
– Спасибо, я, пожалуй, откажусь, как-то вроде бы рановато.
– Да я тоже в рабочее время не балуюсь.
Мы договорились, что УЭМЗ поставит нам несколько сотен видеомагнитофонов, а мы поставим им семь или восемь жигулей для сотрудников завода. Было одно условие с нашей стороны:
– Иван Сергеевич, у меня просьба. Можно будет сделать так, чтобы ваши сотрудники получать автомобили на завод сами приехали? А то мне надо будет водителей сторонних нанимать, а это риск. К своей машине всё же бережней относятся, чем к перегоняемой. Потом будут получать на заводе, сами посмотрят, выберут, претензий не будет.
– Конечно. Да они наоборот рады будут, когда сами поедут свои машины получать.
Мы подписали договор, получили список сотрудников, и через пару недель грузовик привёз к нам в Орехово две с лишком сотни видаков.
***
Поначалу я предполагал, что Гаврилов с пятой кафедры поможет нам за долю малую найти какие-нибудь концы на ВАЗе, но он захотел такую комиссию, что стало понятно – надо искать контакты самим. Договариваться на ВАЗ о бартере я поехал с двумя парнями, которые перешли к нам с СП. Знакомых у нас не было, и мы ломанулись в отдел снабжения. Беседы протекали забавно, толстая деваха, сотрудница отдела снабжения, спросила:
– Что у вас?
– Видеомагнитофоны Philips.
Она оглядела отдел.
– Девки, кому-нибудь видак Philips нужен?
Девки, посовещавшись, ответили:
– Да вроде у всех есть.
Повернувшись к нам, она ответила:
– Нет, видеомагнитофоны нам не нужны.
– А работягам, производственникам?
– Это не к нам.
– А может, кого-то посоветуете?
– У нас много фирм крутится, по вашему профилю тоже работают. Попробуйте обратиться…
Она назвала имя и телефон компании, которая, по её мнению, могла нам помочь. Следующие пару дней мы встречались с разными конторами, вели переговоры, наводили по возможности справки. Фирму, более-менее подходящую, нашли, заключили договор, решили вести работы поэтапно. На первом этапе обеспечить передачу машин работникам УЭМЗа. Ребята остались решать технические вопросы, а я укатил в Москву.
Недели через две сотрудники УЭМЗа получили свои машины, наши кураторы по этой теме прикатили, воодушевлённые успехами, на следующем этапе запланировали получение машин всеми учредителями «Софтекса» и ими, парнями, работавшими на бартере с вазовскими посредниками. Через пару недель эта сделка прошла успешно, машины получили семь или восемь человек.
Затем мы отправили в Тольятти самую большую партию видеотехники, но эта сделка затормозилась: и наши парни как-то снизили свою активность, и от фирмы не было внятных ответов. Я позвонил руководителю, мы проговорили час по телефону, но подвижек не произошло, в беседах со мной парни утверждали, что сделать ничего они не могут. Пришлось собраться всей командой и пригласить парней побеседовать. Разговор получился предельно жёстким. Обменявшись мнениями, мы пришли к решению, которое я озвучил:
– Это ваша недоработка, если не сказать хуже. Езжайте в Тольятти, решайте проблему, у вас один вариант – вернуть средства в «Софтекс», в каком виде – это ваш выбор: выбиваете машины из контрагента; возвращаете видаки; возмещаете возникшие по вашей вине убытки, отдав свои машины плюс доплата, – решайте сами.
Парни укатили на ВАЗ, пробыли там недели три и явились с грузовиком, набитым под завязку нашими видаками. Всё получилось, а говорили, что сделать ничего невозможно, что всё пропало. Ан нет, смогли, всё возможно, никогда ничего пропадает, если самим не приложить к этому руки. Сдав товар на склад, парни тут же уволились. Я не огорчился: не подали заявление бы сами – были бы уволены по недоверию.
Что любопытно, через некоторое время к нам стали обращаться московские фирмы, которые предлагали по бартеру машины, в том числе жигули. Мы стали работать с Ижевским автозаводом, получали от них москвичи ИЖ-комби, грузопассажирские с кузовом фургон (каблуки) – Иж-2715.
***
Наша работа с валютой заводов быстро менялась в сторону увеличения нашей комиссии. Происходило это из-за того, что у заводов таяли собственные средства на счетах, для обеспечения рублёвого покрытия. Последние договоры мы выполняли с заводами, у которых собственных средств не было вовсе. Выполняя договоры от их имени и полностью беря на себя все финансовые обязательства, передавали заводам по завершении сделки десять процентов полученной техники.
Времечко, конечно, было непростое, изо всех щелей полезла шпана, но в Орехово нам как-то везло, особенно не донимали. Один раз, когда я вышел покурить на улицу, ко мне обратилась молодая мамаша лет двадцати, гуляющая с детской коляской по газону рядом с библиотекой, в которой размещался наш офис:
– Вам охрана не нужна?
Предложение это из уст рослой толстой девахи с сигаретой в зубах и детской коляской было весьма неожиданным и развеселило меня.
– Ты, что ли, будешь охранять, с мальцом?
– Почему я? Найдутся люди.
– Да мы как-то обходимся, сами справляемся.
– Ну, как хотите.
Через какое-то время ко мне, так же во дворе, обратилась пара приблатнённых ушлёпков такого же возраста:
– А вы чем торгуете?
– А вы покупатели?
– Ну, типа да.
– А мы типа в опте торгуем, вас это типа интересует?
– Да, а чо?
– Ну чо, пойдём смотреть типа в офис.
Мы зашли в офис.
– Присаживайтесь. – Парни сели к журнальному столику, мы с Толяном расположились напротив. Я взял большую картонную коробку, в которой хранились охотничьи патроны, и высыпал на стол.
– Вас какой калибр интересует? Дробь можем предложить от бекасинника до картечи, пуля двух видов: торпеда и стрела. Лицензия на торговлю гражданским, охотничьим оружием и патронами к нему у вас есть? Или вас калибры 5,6 и 9 миллиметров интересуют? Может быть, малышок 5,45? Так мы ими не торгуем.
Нагнувшись к ним поближе, я, состроив серьёзную физиономию, сказал негромко:
– Поработаем с охотничьими, узнаем друг друга получше, тогда и поговорим о других калибрах. Должно возникнуть доверие.
Откинувшись назад, продолжил уже в полный голос:
– Ну что, начинаем сотрудничество?
Парни вскочили одновременно:
– Нет, спасибо, мы так, узнать, – и двинули на выход.
Больше нас никто не беспокоил.
***
Серёга Кузинов с Олегом частенько ездили в Ригу, нашли там нового партнёра. Однажды Дубопятов позвонил мне оттуда:
– Олег, слушай, тут предлагают противогазы, может, купим?
В те годы было несколько тем, о которых ходили фантастические слухи насчёт их прибыльности, среди них – противогазы и красная ртуть. Никто не понимал, из чего возникает и как достигается прибыль, но слухи были.
– А сколько их?
– Целый пароход, уже сгруженные лежат в порту. Документы мы смотрели, всё в порядке.
– А что с ними делать? Вы подрабатывали, кому они нужны?
– А как мы тут, в порту, подработаем? Это ты там поищи.
– Ваше мнение?
– Я слышал, что их как-то разбирают и по частям перепродают, получается три конца.
– Так что, берём? Сколько их всего?
– Пятьдесят тысяч.
– А сколько стоят?
– Восемьсот тысяч. Получается по шестнадцать рублей за противогаз, вообще копейки. По идее, надо брать, но это твоё решение.
Восемьсот тысяч на тот момент для нашей фирмы была цифра немалая, но и не критичная. А если мимо кассы?
– А что Серёга думает?
– Тоже думает, что имеет смысл рискнуть, но это твоё решение.
– Ладно, хрен с вами, уговорили, подписывайте договор и диктуйте реквизиты, проплатим.
Деньги мы проплатили, я поручил это дело кому-то из молодых, но желающих купить у нас противогазы не находилось, я стал психовать. В то же время мне позвонил приятель из НИИТавтопрома Славка Розенов:
– Алик привет.
– Здорово, Славик, как дела?
– Да дела у нас совсем неважные. У меня к тебе просьба: возьми временно на работу без оплаты парня из моего отдела. Толковый, образование высшее, будет полезен.
– Не понял, зачем ему это – работать бесплатно, если он так хорош?
– Да мы хотим свою фирмёшку коммерческую открыть, но нет опыта. Идея такая, чтобы поработать в сходной организации, набраться опыта, чтобы потом в своей конторе меньше ошибок делать.
– Ладно, дай ему мой телефон, я расскажу, куда ему надо приехать. Я ему уже работу придумал. Ну, давай, счастливо.
– Счастливо, до встречи.
Игорь – так звали Славкину креатуру – появился на следующий день. Дали ему оклад, который давали всем вновь поступающим, и поручили заняться продажей противогазов. Прозанимавшись этой темой, Игорь не достиг успеха, не нашёл покупателей или способа продать эти грёбаные противогазы по частям. Вины его в этом я не видел, товарец это был локшовый, как говорил Коля Коробань.
Кстати, я попенял Дубопятову:
– Олег, а противогазы эти грёбаные с твоей подачи были мной приобретены.
Олежек весело расхохотался, его явно веселила эта ситуация.
– Это было твоё решение, ты ж директор.
Не поспоришь, решение-то это было моё, но чему радоваться?
Я тихо паниковал, выручило меня, как ни странно, то, что я в недавнее время ходил на совещания к Васе Криворотенко в ЦК ВЛКСМ. На этих совещаниях присутствовал иногда главный хозяйственник ЦК ВЛКСМ, абсолютно нормальный, не зашоренный, как Вася, парень, он вдруг позвонил мне:
– Алек, привет. Это Сергей, помнишь, вместе в том году у Васи Криворотенко штаны просиживали на совещаниях?
– Конечно, Сережа, как сам, как Вася?
– Вася всё с МИГом своим вошкается, а я по-прежнему по хозяйственной части. Слушай, у нас тут новые веяния, создаются всякие структуры коммерческие, деньги в них закачиваются. Ко мне один из этих коммерсантов обратился, просил дать телефон какого-нибудь коммерса, а я только тебя знаю из тех, у кого что-то получилось. Можно я твой телефон ему дам?
– А ты сам-то в этой фирме участвуешь каким-то образом?
– Да никаким, времени нет, меня посадили справку готовить по всему имуществу комсомольскому. Видать, грядут большие перемены.
– Да дай, конечно, телефон, пусть звонит, потрещим.
Через день, подняв, отвечая на звонок, телефонную трубку, я услышал незнакомый голос:
– Здравствуйте, это Алик Владимирович?
– Да, слушаю вас.
– Мне ваш телефон дал Сергей из ЦК ВЛКСМ.
– Да, он мне звонил.
– Хотели бы приобрести у вас партию товара, чем вы торгуете?
– Да чем только не торгуем. Могу предложить лопаты, паяльные лампы.
– Это паяльники в смысле?
– Нет, это паяльные лампы. – Я стал объяснять комсомольцу устройство и принцип действия паяльной лампы. Надо сказать, что предлагаемые мной товары не вызвали у продолжателя дела Ленина энтузиазма, а имеющуюся у нас видеотехнику, телевизоры и прочее я не предлагал – на неё спрос был отличный, были покупатели, с которыми у нас образовались устойчивые деловые отношения, зачем нам ещё кто-то?
– А какого объёма партия вас интересует? Крупный опт, средний или мелкий?
– Нас интересует только крупный.
– Ого, есть, значит, у комсомола деньжонки. Могу предложить крупную партию армейских противогазов, только что пароход разгрузили в Рижском порту. На неё у нас есть покупатель, но рынок есть рынок, чуть добавите – отдадим вам.
– А сколько это в деньгах?
– Партия – пятьдесят тысяч, отдадим по восемнадцать рублей за противогаз – это копейки. В сумме получится девятьсот тысяч, плюс портовый сбор – полтинник.
Что такое портовый сбор, я толком не знаю до сих пор, так ляпнул, для солидности.
– Итого девятьсот пятьдесят тысяч?
– Так точно. Это для вас дороговато?
– Нет, девятьсот пятьдесят тысяч для нас не сумма. А как этот товар, он хороший?
– Товар отличный, каждый противогаз в брезентовой сумке, по сто штук в вощёной бумаге в деревянном контейнере. Качество гарантируем.
– А продаются хорошо?
– Продажи – это всегда искусство продавца.
– Вы не могли бы дать мне немного времени, я проконсультируюсь?
– Конечно, но не более одного дня, у меня же покупатель провода телефонные оборвал.
– Я перезвоню раньше.
Комсомолец положил трубку, а я застыл в ожидании, боясь вспугнуть удачу. Мне повезло, ему, видно, очень хотелось сразу провернуть крупную сделку. А с информацией в те годы было хреновенько, её не было по определению, только через год появилась газета «Из рук в руки» – самое популярное рекламное издание начала 90-х.
Перезвонил он часа через два:
– Мы покупаем, но платить за вас портовый сбор не согласны, наша цена – девятьсот тысяч.
Вот ведь волчара бездушная, отжал всё ж таки полтинник.
– Вас, я гляжу, не обштопаешь, согласен – девятьсот тысяч. Давайте ваш телефончик, сейчас вам сотрудник наш перезвонит, который будет заниматься сделкой.
Я подозвал Игоря.
– Игорёк, пришёл твой звёздный час – у нас появился покупатель на противогазы. Вот его телефон, звони, узнавай координаты, платёжные реквизиты. Составляй договор купли-продажи на девятьсот тысяч, образец возьмёшь у Татьяны Александровны, подпишешь у меня, затем дуй к покупателям. Подпишешь у них, передашь им их экземпляр. Жди, как только деньги поступят, оформишь акт приёма-передачи, отправишь его заказным письмом в порт, реквизиты у тебя в документах есть. Они наверняка будут тебя про товар расспрашивать, не проболтайся, что мы три месяца его продать не можем. Твоя позиция такая: ты только пришёл к нам, и тебя к крупным сделкам не привлекали, но слышал, что товар интересный. В целом больше помалкивай.
Всё прошло на ура, деньги к нам упали на счёт дня через три-четыре.
Где-то через месяц мне позвонил тот же комсомолец и голосом, в котором не было надежды, поинтересовался:
– Здравствуйте, помните, я у вас месяц назад партию противогазов покупал?
– Как же, как же. Отлично помню.
– Вы не могли бы её у нас назад купить?
– Да нет, зачем они нам? Время ушло.
– Ну, ладно, извините.
***
О том, что противогазы удалось продать, я вскользь сказал Дубопятову, он вроде бы даже обрадовался.
Я довольно долго не повышал его зарплату до уровня всех прочих учредителей. Татьяну Орлову мы ввели в число учредителей с соответствующим увеличением зарплаты примерно через полгода по рекомендации Белобеева. Это было правильное решение, от работы бухгалтера, особенно в то время, когда все пытались как-то скрывать свои доходы, многое зависело. Остальные учредители должны были внести конкретный вклад в наше общее благополучие, принести какой-то выгодный договор, в соответствии с которым на наш счёт капнули какие-то серьёзные деньги. Поначалу это были десятки тысяч, через полгода планка выросла до миллиона. Олег где-то мутил, занимался непонятно чем, но в итоге выполнил норму мастера – принёс договор, по которому наша контора выступала посредником в знакомстве какой-то фирмы с председателем райисполкома сибирского города. Да, в те годы было и такое – просто познакомили кого-то с кем-то – и «Пожалте, с вас мильён».
Деньги по договору поступили на наш счёт, я на второй день установил ему традиционный оклад учредителя – зарплата гендиректора минус один рубль. Признаться, я был рад не меньше его, Серёга Кузинов мозги мне вынес с зарплатой Дубопятова, в гости меня зачем-то к нему водил, объяснял, какой он полезный работник. Но что я мог поделать – сами же в самом начале договорились о принципах оплаты, я просто их соблюдал. А если начать менять, то или другое, потому что так кажется правильно сейчас, – а вдруг завтра покажется иначе? Порядок есть порядок, если условились делать таким образом по этим правилам, то надо прожить какое-то время именно по ним, пока не возникнет общее понимание, что пора правила менять. Я ведь консультировался с остальными учредителями, все говорили: «Правило установлено – действуем по правилам».
Не суть, деньги пришли, оклад увеличен, все довольны. Возник, правда, один неприятный момент, который я никак не связывал с поступившим миллионном. Колька Филиппов, регулярно ездивший в банк – я его прикрепил к бухгалтерии, – вернувшись из очередной поездки, отвёл меня в сторону и шепнул:
– Алек Владимирович, просили вам передать по секрету: нашу фирму проверяет КГБ. Что-то у нас не так по одному из договоров. Не говорят, подписку дали. Сказали, чтобы мы тоже не болтали, но все договоры прошерстили.
Я взял у Орловой все договоры, сидел, просматривал их несколько дней, но ничего криминального не нашёл ни в одном. Думал, ломал голову, решил, что если есть что-то, что может показаться подозрительным, то это договор с Лабинском. Мы там делали партию оснастки, заказчиком являлся какой секретный исследовательский научный центр. Звонить туда не стоило, если нами интересуется КГБ, то вполне возможно, что мы под колпаком, поэтому я направил в командировку Володьку Павлова, который уйдя от Васьки Криворотенко начал трудиться у нас.
– Володь, смотайся в Лабинск, там надо переговорить с директором завода. Побеседуй с ним тет-а-тет, скажи, что нами КГБ что-то заинтересовалось и что я думаю, что это по нашему договору.
Володя метнулся в Лабинск, приехав, сообщил:
– Директор сказал, что он как раз в Москву собирается, через пару дней перезвонит.
Встретились мы с Петренко около здания бывшего Минживмаша на Лесной, я спросил:
– Здорово, Александр Николаевич, что-нибудь удалось выяснить?
– Слушай, у меня начальник нашего ГБ в друзьях ходит. Я его прижал, говорю: «Колись, рассказывай, что вы там против меня мутите? Он мне: «Сань, клянусь: всё у тебя в порядке. Услышал от тебя, специально сам всё проконтролировал – у тебя полный порядок». Так что это у тебя деза, разбирайся, что и откуда.
Я решил сам скататься в отделение банка в Загорске, откуда пришла информация о том, что мы под колпаком у Миллера. В банке мне под большим секретом сообщили название договора, который вызвал пристальное внимание КГБ к нашей конторке, это был договор Дубопятова. Вернувшись в Москву, я между делом завёл с ним разговор о его договоре, и Олег, смеясь, рассказал:
– Да меня случайно познакомили с замглавы одной северной области. Он приехал в Москве поискать возможности привлечь в область какой-нибудь прибыльный бизнес. У него была возможность из фондов развития вложить миллионов двадцать. Я с ним поговорил, понял, что нам там ничего не светит, но меня одни знакомые попросили с ним свести. Договорились, что если у них дело выгорит, то они пять процентов нам перечислят. Он, этот замглавы, алкоголиком оказался, они его неделю поили, а он всю неделю им бумаги разные подписывал, по которым они двадцать лямов из фонда развития отсосали – у него было право финансовой подписи и печать. Ребята нас не кинули, как все деньги выкачали, так нам наш лям по договору перечислили.
Что тут скажешь, скажи мне, кто твои друзья…
Позднее я узнал, что бедолага, выйдя из запоя, пошёл в КГБ, где повинился в том, что по пьянке перевёл деньги из областного фонда развития проходимцам. Завели дело именно в КГБ, поскольку были похищены деньги не хозяйствующего субъекта, а государственной структуры. Чем всё закончилось, мне неизвестно, но нам никто претензий не предъявил.
***
Было очевидно, что Орехово-Борисово не самое лучшее место для расположения офиса, и я стал искать площадку поближе к центру. Мои потуги в этом направлении совпали с одним интересным событием в МГТУ3.
У нас часто бывали в офисе ребята, по-прежнему работающие в МГТУ, но ищущие какие-то возможные заработки на стороне. От кого-то из них я узнал, что Леонид Поляковский должен получить за какие-то услуги большое помещение в здании по адресу 2-я Бауманская, д. 7. Новость эта меня заинтересовала, и я поехал поговорить с ним, как и что. Вдруг возможно будет и нам что-нибудь вымутить?
Лёня рассказал мне презабавнейшую историю, которую я излагаю настолько точно, насколько она сохранилась в моей памяти:
«Алик, ты, наверно, помнишь, что в седьмом доме по 2-й Бауманской какая-то структура Министерства энергетики и электрификации СССР сидела. А СССР-то ку-ку, и Минэнерго такое больше не нужно – половина нашей энергетики теперь за границей. В августе Ельцин их упразднил, правопреемником стало Минэнерго РСФСР, а им эти площади для министерства не нужны. Но они хотят их за собой оставить для своей какой-то левой конторки – бабло рубить на субаренде и прочее. А здание это, если ты не знаешь, было построено в 1898 году на средства, собранные преподавателями Императорского московского технического училища, и передано в дар училищу. Так большевики его отобрали у нас – у института, но забрали в аренду. Последние лет тридцать там располагалась какая-то структура Министерства энергетики СССР, которая арендовала его у Министерства высшего образования СССР. Наши раскопали в архивах договор аренды – у нас даже копия есть, и срок – ты представляешь так совпасть – месяц назад закончился. Ну, мы к ним:
– Верните по-хорошему. – Они, понятно, в отказ.
Ректор засомневался, мол, не отобьём. Я пошёл к нему, говорю:
– Дай мне полномочия, я один отобью. Если что, я сам за всё отвечу, ни ты, ни училище ни при чём. Но мне за это без аренды в пользование одно помещение, бессрочно.
– Хорошо, берись, но без криминала. Что тебе нужно?
– Я один поток сниму на два часа с занятий. Не бойся, ничего криминального не будет.
– Хорошо, действуй.
– Я приступаю, а вы, Игорь Борисович, дайте поручение заключить договор с каким-нибудь ЧОПом на охрану.
В тот же день снял учебный поток с занятий, говорю им:
– Ребята, сейчас пойдём забирать здание МВТУ, незаконно удерживаемое, действовать будем так. В проходной всего лишь один вахтёр, проходите мимо, ничего не говоря, поднимаетесь на последний этаж. Там заходите в комнаты, человек по десять, не меньше. Сначала проходите к окнам, растворяете их настежь. Потом начинаете выбрасывать в окна все бумаги, которые увидите на столах, в шкафах, в папках, в скоросшивателях. Технику, личные вещи не трогать ни в коем случае, мы не должны наносить материальный ущерб, главное – уничтожить документы. Без документов им делать будет нечего. В разговоры, драки не вступать, отодвигайтесь. Пока один пятится, трое других выбрасывают бумаги. И так до первого этажа.
Видел бы ты эту картину! Бумага летала по всему району, вычистили всё. На следующий день наш ЧОП стоял на вахте, никого из их сотрудников в здание не пускал. Они свой ЧОП поставили, наших не пускают, а нам и не надо. В суде первой инстанции уже выиграли, да я и не сомневался – мы владельцы здания, срок аренды истёк, какие могут быть вопросы?
У них главный аргумент – “мы тридцать лет здесь сидим!”. Ну и что? У нас история, формальная правота. При советской власти Минэнерго, конечно бы, МВССО4 передавило бы, финансы, значение и прочее, сейчас не факт. Я думаю, выиграем и во второй инстанции, а тебе, что, помещение нужно?»
– От тебя, Лёня, не спрячешься, есть такое дело.
– Ну, то, что мне ректор обещал, мне для своей фирмы нужно, а ты с Шурой Тележниковым переговори. Здание, судя по всему, передадут на факультет МТ.
На следующий день я беседовал с Сашкой:
– Сань, я слышал, что ты скоро площадями прирастёшь?
– Возможно, тебя, судя по всему, аренда интересует?
– Ага.
– Давай так: я перезвоню тебе, когда всё решится окончательно, возможно, возникнет необходимость в работе с коммерческими структурами.
***
К нам в офис заехал знакомый Анатолия по Белоруссии, родине Толяна, звали его Коля Скоробань. Это был презабавнейший персонаж, в прошлом спортсмен, попал в какую-то неприятную историю, был осужден, отсидел, вышел. Толя представил его как белорусского авторитета. Скоробань искал в Москве связи для организации совместного бизнеса или закупки какого-то товара на выгодных условиях. Бывал он у нас неоднократно, но на моей памяти ничего путного мы с ним не смогли организовать. Уровень жизни в Бобруйске уступал московскому, поэтому везти наши товары не имело смысла – на них не нашлось бы покупателей. Коробань работал на подхвате у директора одного из заводов ПО «Бобруйскшина», и Белобеев предложил мне скататься с ним в Бобруйск, познакомиться с этим самым директором, по фамилии Зинченко, на предмет возможного сотрудничества.
Съездили, ничего путного мы там не нашли, всё, что предлагал Зинченко к покупке, было нам не по карману, да и сам он оставил впечатление изрядного пройдохи.
***
Гознак СССР, кроме денег, паспортов, дипломов и аттестатов, производил репродукции очень высокого качества – печатал на холсте. Поскольку тёща там трудилась завскладом, у нас дома висела пара репродукций, но мне всегда хотелось иметь дома хотя бы одну настоящую картину, написанную маслом. Но в советские времена это было мне не по карману. Я заходил изредка в художественные салоны, но увы. Встречал, конечно, изредка картины, которые я вполне мог бы приобрести, но они мне не нравились, а то, что нравилось, как-то кусалось. Конечно, если бы я жил один, приобрёл бы, не задумываясь, но ввиду моего семейного положения не позволял себе такие траты. Почему семья должна себе в чём-то отказывать из-за того, что мне в голову пришла такая блажь? Как-то я высказал в неопределённой форме своё желание:
– Мил, а неплохо было бы настоящее масло приобрести, я место знаю, куда повесить.
– Какое масло?
– Картину, живопись.
– Я тоже мечтаю, но о другом. Серёжки с бриллиантиками в виде капель, такие, знаешь, солитеры, и тоже знаю, куда их повесить. Но как-то обхожусь, и ты обойдёшься.
– Я ж не только себе, картина – она же для всех.
– Женщины тоже украшения носят не только для себя.
Облом, вот ведь бабы, им о высоком, а они про висюльки всякие.
В последние годы я любил, когда было время, зайти художественный салон «Красный угол», расположенный на Сущевском Валу, напротив Рижского вокзала. В основном там были представлены работы московских художников Гумерова, Сальникова, Воробьёва, Тулуповой, Беляшина, Щекиной, Дмитриева и других. Ходил, смотрел, приценивался. Ещё до начала своей предпринимательской карьеры купил там небольшой пейзажик Гумерова. Когда деньжонок у меня стало поболе, купил ещё один, потом ещё. И вдруг я понял, что могу купить любое полотно в этом салоне, заходил туда регулярно и покупал понравившиеся работы. Что-то осталось у меня до сих пор, что-то раздарил друзьям.
***
Договорились встретиться втроём: Сашка Чертов, Виктор Сухоруков и я, посидеть где-нибудь в кабаке. Виктор уже несколько лет как работал в представительстве, если не изменяет память, шведской фирмы «Альфа Лаваль». Начинал инженером, а потом в связи с изменением состава руководства концерна стал представителем подразделения, которое занималось сепарацией нефтяных отходов.
Сидели, выпивали, разговаривали, Витёк рассказывал:
– За нашими сепараторами очередь – на годы. При добыче нефти на всех этапах и её подготовке к загрузке в трубопровод образуется нефтешлам. В Западной Сибири этого шлама – целые озёра. А люди покупают у нас сепаратор, чистят эти озера, получают нефть, которую продают прямо на месте компаниям, оставшиеся твёрдые шламы дожигают, получают тепло, спасают природу. Если хотите, я вам могу вне очереди такую установку поставить, но это обойдётся вам примерно в лям долларей.
– А где мы её поставим, в Орехово? Так там нефти нет.
– А я вас с ребятами познакомлю, с которыми мы уже несколько установок поставили. У них есть договоры с нефтяными компаниями и с трубопроводными, может быть, договоритесь с ними, если у вас будет установка. Отдадите её им в аренду, она будет у них в эксплуатации, вам будет денежка капать, года за полтора отобьётесь, а там плюсы пойдут.
Лям под хорошее дело найти было возможно, и мы втроём поехали знакомиться с потенциальными партнёрами. Офис их фирмы находился в старинном особняке на Мясницкой улице, что говорило о статусе организации. Фирмачи к Виктору отнеслись подчёркнуто уважительно, но нам заявили:
– Мужики, без обид. Раз вас Виктор Николаевич рекомендует, то примите наши уверения в полнейшем к вам почтении. Вам-то Виктор Николаевич сепаратор хоть завтра подгонит. Завидуем, но нам в нашем бизнесе ни помощники, ни соперники не нужны. Давайте без нас. А вы чем сейчас занимаетесь?
– Преимущественно торговлей.
– А чем торгуете?
– Всем понемногу. От автомобилей и телевизоров до лопат и детских игрушек.
– Вот это, кстати, то, что нам нужно. А-то у нас десяток фирм обустройством быта и снабжением вахтовиков на месторождениях занимается. А нам было бы удобнее с одной работать. Вот в этом бы направлении мы с вами посотрудничали.
– Спасибо, у нас другие планы.
Отказавшись, я поступил как ребёнок, которому не дали поиграть в понравившуюся ему игрушку, надо было соглашаться. Попробовали бы себя в новом бизнесе, потом поработали бы поплотнее с северянами, поглядели бы поближе на то, как это всё происходит. Может быть, что-нибудь и в мозгах у самих прояснилось.
Мы, правда, не сразу отказались от этой идеи: заказали у какого-то института экономики, который работал в нефтегазовой отрасли, расчёт экономического эффекта при реализации предлагаемой схемы. Институт насчитал отрицательную рентабельность, и мы решили не рисковать.
***
Коля Бабин взялся за проведение какого-то высокорентабельного бартера: менял москвичи ИЖ-комби на факсы фирмы Alcatel, их на пенопласт, его – на черепичную кровлю, кровлю – на пиломатериалы и ещё пяток позиций. Закончив, перечислил деньги на наш счёт и доложил мне об успешном окончании операции. Лицо его сияло, что показалось мне подозрительным – что-то уж больно радостный. Я посмотрел стоимость москвичей и сколько зачислено средств на счёт, зачисленная сумма точно соответствовала стоимости автомобилей на момент начала операции.
– Колюнь, чего такой радостный? Три месяца работы, а рентабельность нулевая?
– Да ты понимаешь, что я смог сделать?!
Далее последовал рассказ обо всех трудностях и проблемах, сопровождавших его грандиозный бартер. Говоря, он пытался скрыть переполнявшее его радостное возбуждение, но не мог. Щерился во все свои тридцать два крупных, желтоватых, но крепких зуба, я понял: была всё же рентабельность, была, и явно немаленькая.
Но Колю больше к более-менее серьёзным делам не подпускал.
***
Стремительный рост цен сопровождался исчезновением нормальных продуктов из магазинов. Открылась масса палаток, торгующих всяким дерьмом, а вот купить обыкновенной еды стало проблемой. Выручал Сашка Чертов, обычно это происходило так: он подходил и негромко сообщал:
– Тут мне масла сливочного предложили, для тебя взять?
– Возьми, пригодится.
Сказать по совести, я в домашние дела всегда был мало вовлечён, так, изредка помою посуду, схожу в магазин. Сколько будет масла, я не спросил, подумал: ну, возьмёт килограмма два, пусть будет. Сливочное масло тогда в продуктовых магазинах продавали в основном на развес. На рабочем столе продавщицы – за редким исключением продавцами были женщины – всегда стоял масленый куб, сторона которого была сантиметров тридцать. Куб этот перед продажей кромсали струной на килограммовые кубики, от которых продавцы по требованиям покупателей отрезали нужные им по весу кусочки. В субботу Санька приволок к нам в квартиру этот огромный куб, который весил без малого двадцать пять кило. Вот тогда я понял, как кстати мы взяли морозильный ларь, казалось, что он может проглотить любое количество продуктов. Взял третью струну от гитары, порезал куб на кубики и всё запихнул в ларь. С этого момента всем гостям при расставании мы втюхивали по килограммовому кубику ледяного масла.
Через какое-то время Саня поинтересовался:
– Тебе крабов взять?
– Крабов? Каких крабов?
– Ну, эти, «Снатка», такие в жестяных банках по двести пятьдесят граммов, в собственном соку.
– А сколько можно?
– Да сколько хочешь, хоть коробку.
– А две коробки?
– Хорошо.
Почему две, сколько банок в коробке, а неважно – две. Конечно, я люблю крабов, креветки и всю эту морскую канитель, но почему всё же две?
В ближайшую субботу в дверь позвонили, глянул в глазок – Сашка Чертов, я открыл дверь. Санёк шагнул в прихожую, поставил на пол деревянный ящик немалых размеров, повернулся и пошёл к лифту, дверь которого он оставил открытой, сказав:
– Сейчас второй принесу.
– А что это?
– Крабы.
– Крабы?!
Появившись со второй коробкой, сам пронёс её на кухню и, гордо водрузив её на стол, сказал:
– Не представляю, как ты всё это сожрёшь.
– Ты ж сказал две коробки, – в голосе моём явно прозвучал испуг.
– Коробки, ящики – тебе не один хрен, в чём это всё будет сложено? Деньги гони.
Наглость – второе счастье, бедность, как известно, не порок, а жадность? Где она там, в каком списке? Сказать по-честному, когда я произнёс две, я почему-то представил себе коробочку, в которой лежало восемь-десять баночек крабов, то есть не шибко раздумывал, отвечая «две». Но что ж делать? Поначалу мы лопали крабов каждый день – вкусно же, потом реже, потом перестали вообще – видеть не могли. Все уходящие гости получали в нагрузку по несколько банок крабов, где-то за год крабы растворились.
Пару лет спустя мы решили сделать ремонт, начав с замены деревянных рам на пластиковые. Прошлись по всей квартире, поменяв заодно всю мебель. На балконе у нас стояла колонка от старой кухонной мебели, в которой хранился какой-то ненужный хлам. Я решил выкинуть и колонку, и всё то, что в ней хранилось. В самом низу, под кучей барахла, обнаружился какой-то деревянный тяжеленный ящик. Решил, прежде чем выбрасывать, вскрыть его, поглядеть, что в нём хранится. С трудом оторвав прикипевшую крышку, с огромным удивлением обнаружил, что ящик забит жестяными банками с проржавевшими крышками, и тут же вспомнил. Когда Санька приволок нам два ящика крабов, мы, не зная, куда их пристроить, один ящик впихнули в колонку, стоящую на балконе.
Тут нас охватили сомнения, что с ними делать, крышки даже проржавели, наверно содержимое испортилось. Решили всё же вскрыть одну банку, прежде чем выбрасывать, тщательно протёрли чистой салфеткой и вскрыли.
Всё же недаром большевики двинули перед XII съездом КПСС лозунг «Советское – значит отличное», случалось, что это так оно и было, во всяком случае с крабовыми консервами фирмы «Снатка» произошло именно так. Пролежав три года на балконе, ныряя то в жар, то в холод, они сохранились в том же великолепном вкусовом качестве. Ни одна банка не проржавела насквозь.
***
Преодолевать дорогу от Загорска до Краснозаводска по зиме на заднеприводном жигулёнке было непросто, поэтому взял себе полноприводную ниву, а свою пятёрку отдал Мишке.
Мишка моментально привёл её в порядок – разбил правое крыло и правую дверь, весной дед-«подснежник», выезжая со двора, так раздолбал ему левую дверь, что влезал и вылезал Мишка из салона только через правую.
***
Мне пришла в голову мысль провести конференцию – собрать всех наших основных партнёров в «Сенеже», получше познакомиться, обсудить возможные пути сотрудничества. Народ эту идею в целом одобрил. Я переговорил с Павлом Ивановичем, чтобы он пригласил кого-нибудь из своих приятелей-директоров, надо было расширять контакты. Мы подготовили каждому участнику по солидному набору подарков: перед началом конференции вручили каждому блокнотик, ручку и недорогие электронные наручные часики, по окончании – по моноблоку, видеомагнитофону и что-то ещё.
Кроме наших учредителей, прилетели директора крупных оборонных предприятий из Нижнего Тагила, Копейска, Харькова, пригласили Зинченко из Бобруйска. Впоследствии со всеми, кроме Зинченко, у нас завязались рабочие взаимоотношения.
***
Заводчане предложили нам взять в аренду цех деревообработки завода, организовать там производство какой-нибудь продукции, пользующейся спросом. Поскольку ничего секретного цех не производил и территориально находился вне режимной зоны, это было возможно, но против этого категорически возражал начальник режима. Решение о согласии стать хозрасчётным подразделением должно было принять общее собрание цеха. От «Софтекса» на собрание приехали я и Коля Бабин, которого мы планировали поставить директором цеха.
Организовали общее собрание в каком-то актовом зале, первым выступил начальник режима:
– Дожили – спекулянтов на оборонный завод пригласили. Они уже полстраны разворовали, теперь у нас всё сопрут, если мы позволим. Вы на рожи их поглядите, это ж пройды несусветные. Я, конечно, извиняюсь, но мы же такую продукцию делаем, все же знают, что говорить об этом нельзя. Они же всё у вас разузнают, хотя вы и ничего не знаете – вам не положено, и всё американцам продадут. У нас «Першинги» над городом летать начнут, а вы будете ушами хлопать – это как? Мы что, без них ящики сколотить не сможем? Они зачем нам? Чего молчите?
Из зала кто-то крикнул:
– Из чего колотить-то? Дерева второй месяц нет.
– Вот, дерева нет, а почему? А это всё спекулянты раскупили, чтобы втридорога продавать, может, вот эти и раскупили, а потом вам впихнут, а вы радуйтесь. Я предлагаю голосовать против того, чтобы они у нас тут хозяйничали.
Потом слово дали нам, выступил я:
– Позвольте мне, как представителю спекулянтов-расхитителей с наглыми рожами, высказать своё мнение. Для начала пара слов о нашем малом предприятии. Учредителями нашей организации являются ваш завод и исполком и райком ВЛКСМ Краснозаводска. Основной состав сотрудников – это бывшие сотрудники МВТУ имени Баумана – инженеры, преподаватели, научные работники. Создавались мы как производственное предприятие и первые работы были именно в этом направлении, но, увы, сегодня спрос на научную проблематику и продукцию невелик, поэтому занимаемся по большей части торговлей, спекуляцией, как справедливо заметил предыдущий оратор. В экономической лексике спекуляция – это получение дохода за счёт разницы между ценами покупки и продажи, то есть это та же торговля. Вы все знаете, что сейчас на многих заводах ВПК происходит конверсия – перевод военной сферы производства на гражданскую. Мне приходится по роду деятельности много ездить по аналогичным предприятиям и наблюдать за тем, как они это осуществляют. Особо продвинутые предприятия производят видеомагнитофоны, видео- и аудиокассеты, химзаводы делают краску, заводы, в которых есть мощные деревообрабатывающие цеха, выпускают, как правило, мебель. В идеале, я думаю, к этому надо двигаться и вам, но быстро это вряд ли получится – нужно будет подкупить оборудование, подучить персонал. Но ничего невозможного я не вижу, главное – начать движение – идущий осилит дорогу. Начать надо с закупки леса. Мы готовы пройти этот путь вместе с вами, те, кто готов рискнуть, поднимите руки.
Все проголосовали за. Начальник режима от злости чуть меня не покусал, прошипел:
– Да вы представляете, куда вы лезете? Вы знаете, что мы производим?
Вопрос был явно риторический, но я сглупа – уж больно он допёк – произнёс:
– Тоже бином Ньютона, алкаш в любой пивной Загорска знает.
– Так что же?
– Патроны охотничьи да РПО «Шмель».
– Откуда вы знаете, кто вас информировал?
– Я ж говорю: по пивным поболтайтесь, вам там всё в стихах и прозе расскажут. А если денег не пожалеете, вам и шайтан-трубу из-под полы продадут.
Договор мы подписали, Бабин стал рулить цехом. Руководителем он оказался малопригодным, что-то не получалось у него. Да и купить древесины оказалось непросто. Сашка Чертов предложил своего брата, якобы он мог достать, договорились с ним обсудить, он приехал на переговоры.
– Здорово, Илья, откуда дровишки?
– Здоров, из зоны, вестимо.
– В смысле?
– В прямом смысле. Знакомый есть на зоне в Коми, работает там каким-то начальником на производстве.
– Хорошо, а с кем заключаем договор?
– Два договора: на поставку древесины с зоны и субдоговор – комиссионное вознаграждение за организацию поставки.
– И сколько ты хочешь за такие пустячные хлопоты?
– Ни хрена себе пустячные, да одна поездка на зону чего стоит, это ж рыск, они по рассеянности могут дверку-то сзади защёлкнуть. Опять же дорога, а сопровождение сделки? И самое главное: в мою комиссию входит наша благодарность руководству колонии.
– Хорошо, сколько это будет?
– Пятьдесят процентов.
Торговались мы полчаса, Илья не отступал. Цифра комиссии была абсолютно непотребной, но вдруг я понял, что говорим мы ни о чём – нет отпускной цены и стоимости доставки. Позвонили на завод, узнали, по какой цене они берут кругляк, разобрались с изменением цены в точке приёма, оказалось, что безумная комиссия Ильи вполне укладывалась в нужную цену. Под это дело я отбил, что оплата будет осуществлена наложенным платежом после приёмки леса в Краснозаводске.
Дело закрутилось, составили и подписали договор с нашей стороны. Илья съездил в колонию, подписал договор, ждали первую поставку. Через пару недель из цеха деревообработки позвонил Бабин:
– Алик, мы это говно сгружать не будем.
– Почему не будем и почему говно?
– Деловой древесины нет вообще, ни одного бревна. Только горбыль и мусор – кора, ветки, палки, хвоя. Оно даже на дрова не годится. Руководство приказало не сгружать – потом больше времени на уборку территории уйдёт.
– А по документам что?
– По документам всё в порядке: деловая древесина, кубатура, всё как надо.
– Скажи, что я прошу два часа на разбор, пусть пока не трогают.
Я позвонил Илье:
– Илья! Ты кого нам подсунул?! Прислали мусора вагон. Сейчас составим акт и запердолим вагон назад, на зону.
– Не может быть, нормальные мужики, я с ними давно работаю. Дайте час, я подскочу, гляну.
– Ты что, думаешь, я пошутить решил? Подскочишь, не вопрос. Но сначала позвони в колонию, скажи, что если они хотят сами убедиться в том, что они вагон говна прислали, то пусть дадут телеграмму-молнию с просьбой задержать вагон для осмотра груза представителем отправителя. А потом на самолёт – и в Москву.
На следующий день мы всем кагалом: представитель колонии, Илья, Коля Бабин, человек пять заводских и я – осматривали лежащие в вагоне щепки и прочую мутоту. Вохровец, он же начальник лесобиржи колонии, невысокий плотный мужик, матерился не переставая, нарезал круги вокруг вагона, остальные курили, ждали, когда он придёт в себя.
Договорились, насколько я помню, вагон всё же разгрузить, палки пустить на топку печки в сторожке, стоящей на площадке, и на костры зимой, у которых грелись работяги, занимающиеся сортировкой и разгрузкой-погрузкой лесоматериалов.
Колонист клялся на крови, что следующий вагон будет с отборной древесиной и будет отгружен через пару дней. Поехали в офис.
На Каширке наш лагерный партнёр стал выгружать из объёмистой сумки продукцию, производимую сидельцами: массажные коврики для автомобилистов под спину, под зад и массажёры для ног и ступней, был ещё какой-то хлам. Разговорились, в ходе беседы Сашка Чертов пошутил:
– Ну а случись чего – как-то можно рассчитывать на хорошее отношение?
Гость наш расцвёл.
– Тут вам, главное, подсуетиться и к нам попасть, а там не сомневайтесь. – Он подвинулся поближе. – Камера на солнечную сторону, витаминные уколы.
На душе у меня стало спокойнее.
***
Весной Илья Чертов предложил мне поменяться машинами – мою Ниву на его новую шестёрку. Идея не вызвала у меня отторжения – зимой по бездорожью нива здорово выручала, но ездить на ней летом – это мука мученическая. При скорости девяносто камней в час она выла как истребитель на взлёте. Поменялись, шестёрка мне понравилась больше пятёрки – была поприемистее. Нива была нужна его брату, он купил дом в Завидово, и добраться туда на обычных жигулях было нереально.
***
Санька Чертов пришёл с идеей – купить нам с ним по гаражу, у него в Медведково строился гаражный комплекс. Почему не купить? Стоил один гараж тысяч десятку грина. Вошли мы в строительство на завершающей стадии, так что ждать нам долго не пришлось. Рулил всем делом Сашка, нам отдали два гаража на последнем этаже, в тупиковом пандусе, расположенном над пандусом нижнего этажа, по которому машины поднимались снизу. Из-за этой особенности часть пола была с наклоном и машины парковались так же, что было изрядным минусом, но так как с противоположной стороны от въезда была не стена соседнего гаража, а крыша, нам отдали всё помещение. Там одна за одной можно было ставить две машины, всего получалось четыре, а под самой кровлей была горизонтальная площадка с высотой ппотолка чуть больше полутора метров. На этой площадке Санёк поставил старый диван, натащил кучу какого-то хлама из дома. Диваном, надо полагать, активно пользовалась наша молодёжь, которая периодически проводила там свободное время. Сашка отдал гараж в свободное место местным автослесарям, в качестве арендной платы они там делали ТО нашим машинкам, пока мы ездили на отечественных авто. Я бывал там редко, не люблю бардака вообще, тем более там, к чему я имею какое-то отношение.
***
Дорогу до Загорска тогда привели в порядок, и можно было летать, не опасаясь, но перед въездом в город был высокий холм, внизу за ним прятался гаишный пост, на котором меня регулярно на скорости ловил один и тот же мент. Меня это допекло, и как-то, подъехав к холму, я затормозил и въехал на мост строго на скорости шестьдесят километров, радуясь в душе – хрен ты меня сегодня подловишь. Мент уже радостно бежал ко мне наперевес с радаром. Я в недоумении остановился.
– Какие проблемы? У меня было шестьдесят.
Гаишник крутил головой, ржал, ничего не отвечая, и стучал пальцем по окошечку радара, в котором краснели цифры 107.
Я возмутился, денег мне не было жаль, но это же дикий развод.
– Да я перед холмом сбросил, въезжал на шестидесяти, у тебя радар неисправен.
Он молча стучал пальцем по окошку. Поняв, что ничего я доказать не смогу, я плюнул на возможность оспорить несправедливость наказания, заплатил штраф и укатил.
Вечером рассказал про эту историю сыну, он, выслушав, сказал:
– А тебе надо было попросить его время указать, радар фиксирует время каждого замера скорости.
А я и не знал, что ж, дети умнее нас – закон жизни.
Месяца через полтора я по рассеянности опять сквозанул на этом же посту. Дорогой моему сердцу гаишник, так же радостно гогоча, подскочил к машине и сунул в окошко радар, дабы я убедился в правомочности его действий. А я и не собирался спорить, знал, что виноват, полез за кошельком, и вдруг, вспомнив, что мне говорил Миха, сказал:
– Время фиксации покажите, – почему сказал, не знаю, скорее, просто так, показать, что я тоже не лыком шит. Милиционер машинально нажал пальцем какую-то кнопочку, и в окошке высветилось 8:32. Я глянул на часы – было около одиннадцати. Указав на циферблат, я сказал:
– Без пяти одиннадцать, вы мне мою скорость покажите.
Постовой, прижав радар к груди, сказал:
– Но вы же превышали.
– Я ехал шестьдесят, вы мне можете предъявить мою скорость? На десять пятьдесят три.
Он молчал, растерянно глядел на меня. Ясно было, что он меня отлично помнил, за последние три месяца он оштрафовал меня раз десять, и я всегда, не заморачиваясь, платил штраф и уезжал. А тут такой афронт.
А я сидел и думал: до чего, зараза, оборзел – в начале смены кого-то подловил, а дальше ленится каждый раз скорость замерить, всем показывает то, что было утром. Мент ещё раз с горечью в голосе от надвигающейся финансовой потери произнёс:
– Ты ж гнал за сто двадцать.
– Я ехал шестьдесят, как и в прошлый раз, помнишь? Ну, давай, раз показаний нет, я поеду, удачной охоты.
И укатил. Так-то я мужик не очень вредный, но в груди такое тепло разлилось.
***
К нам в офис приходило много разных людей, были и весьма забавные, но изобретательные. Один такой персонаж – кореец, наш, условно русский – в смысле россиянин, обратился ко мне:
– Меня Миша зовут. Слушай, мне деньги нужны, но предложить какой-то бизнес или товар я тебе не могу. Но у меня есть один знакомый, очень большой бизнесмен – я тебя ему представлю. Если у вас что-то сладится, то ты мне немного подкинешь, сколько посчитаешь правильным, а не сладится – я не в претензии.
– Хорошо, рассказывай.
– Ты можешь заказать стол в ресторане?
– Конечно.
– Давай так. Я договорюсь с ним, когда он сможет, а ты скажешь, куда подойти.
– Куда подойти, я тебе и сразу скажу – ресторан «Москва», это в гостинице «Москва» на седьмом этаже, вход справа от фасада. Как по-корейски тебя зовут?
– Мэн Хо.
– В очереди не стойте, Мэн Хо, подойди к швейцару, дежурящему у лифта, и скажи, что вас ожидают, мы имя твоё швейцару скажем. По залу пройдёшься, увидишь меня. Дерзай, Миша.
Дней через пять около восьми часов вечера мы с Сашкой Чертовым сидели за столом ресторана. Вскоре появился Миша, с ним был черноволосый мужчина, непритязательно одетый – в пиджаке и какой-то цветной рубашке, тоже азиатской наружности. Миша представил нас друг другу. Спутник Михаила, оказавшийся японцем – представителем японской компании, дальше так и буду его называть – представителем, поскольку имя его я запамятовал, – вручил мне простенькую визитку, на которой было написано «Fuji Corporation». Я вручил ему свою, крутую, на которой сияло «Softex», пусть знает наших. Японец на пару с Санькой пили с явным удовольствием водку, мы с Мишей – Мэн Хо – пили с не меньшим удовольствием вино. Меню было вполне европейское. Представитель сказал, что в России он давно и кухня наша ему нравится, даже повариху он себе завёл русскую.
Говорили обо всём, кроме возможного сотрудничества. Он рассказывал о японской корпоративной культуре, как они после работы идут обязательно в кабаки и напиваются там, как жёны терпеливо ждут их дома. Мы рассказывали, как наши жёны ждут на дома со скалками, если мы после работы идём не домой, а в кабаки. Хохотали, представитель был очень коммуникабельным, европейским по стилю общения, интересным. Коснулись даже проблемы северных территорий, представитель дипломатично сказал:
– Эта история слишком стара, чтобы решить её очень быстро, нужна кропотливая работа. Решим с годами. Нам надо больше сотрудничать в бизнесе, тогда и решение по территориям придёт быстрее.
Это сразу сподвигло меня задать вопрос:
– А чем вы конкретно занимаетесь?
– Я генеральный представитель «Фуджи Групп» в Восточной Европе. «Фуджи Групп» – это примерно сорок процентов промышленного потенциала Японии. Так что если у вас есть интерес к сотрудничеству, то мы готовы рассмотреть любые ваши идеи. У нас довольно большой штат специалистов, прикрепим к вам сотрудника, он вместе с вами проработает любое ваше предложение. Но это должны быть совершенно конкретные предложения. Скажу сразу: российская техника и технологии нас вряд ли заинтересуют.
И мы продолжили веселиться, расставались тепло, японец на прощание сказал:
– Спасибо за вечер, очень хорошо отдохнул, прямо как на родине. Думайте.
Я думал неделю, поскольку торгануть нашими, в смысле изготовленными в СССР, сеялками-веялками явно не удавалось, я оказался в тупике. Перебирая в уме все знакомства и связи, подумал, что, пожалуй, я найду немало лично знакомых мне или моим друзьям директоров заводов, у которых склады и задние дворы забиты ненужным им металлическим ломом. А не обсудить ли мне с ним поставку металлического лома?
Где-то, как раз через неделю, позвонил Миша – Мэн Хо.
– Алек Владимирович, представитель приглашает вас с другом к себе домой в гости, как вы, готовы?
– Очень даже готов, я думаю, пообщаться с ним в домашней обстановке будет вдвойне интересно.
– Послезавтра в семь вечера вы сможете?
– Да.
– Тогда подъезжайте к ЦМТ5 в семь вечера, я вас буду ждать внизу у входа. Давайте мне полные ваши и Саши имена и прочее, оформлю вам пропуска.
В оговорённое время мы были с Чертовым на Краснопресненской набережной у входа в ЦМТ. Поднявшись на лифте на нужный этаж, встретили ожидающего нас в просторном холле японца. Тепло поздоровавшись, он провёл нас в офис представительства Fuji Corporation. Мы пошли между рядами клерков, сидящих в маленьких открытых боксах. Оглядываясь по сторонам, я сказал:
– Да, штат у вас – будь здоров.
Представитель равнодушно ответил:
– Мы два этажа арендуем.
Я, признаться, думал, что нам покажут офис представительства, а потом мы поедем или пойдём в его квартиру, располагающуюся в гостинице ЦМТ, если такая есть, или в съёмную. Всё оказалось проще. Пройдя насквозь офис, мы вошли в небольшое помещение, напоминающее прихожую квартиры – там были настенные вешалки для верхней одежды, – миновав которое, мы оказались в жилой квартире.
Представитель провёл нас в гостиную, в центре которой стоял низкий круглый стол, диаметром метра полтора, сказав:
– Покурите пока, я посмотрю, как там Варя управляется. – Ушёл. Мы закурили, Сашка курил «Беломор» – утверждал, что во всех наших сигаретах вместо табака резаная бумага. Вонь от его «Беломора» была дикая. Японец тоже был заядлым курителем, смолил не переставая.
Появился японец, пригласил всех столу. Мы прошли в столовую, примыкающую к гостиной. Столовая располагалась в узкой проходной комнате, примыкавшей противоположной к гостиной стороной к кухне. В комнате стоял стол, за которым, потеснившись, могло бы усесться человек десять-двенадцать, так что мы вчетвером расселись весьма комфортно. У стола хлопотала женщина лет пятидесяти пяти в белом переднике. Представитель познакомил нас:
– Это Варвара Петровна, только благодаря ей и существую: кормит меня, следит за моим гардеробом, помнит, где у меня что лежит. Без неё совсем бы одичал. Её Варей называю. На Петровну времени не хватает, работаю так, что иногда месяцами на улицу не выхожу. Дом – работа – дом… Варя только и спасает, гонит прям, говорит: «Хватит уже, иди на улицу, воздухом свежим дыши».
Варвара Петровна, полноватая, аккуратная, явно очень добродушная русачка, отмахнулась:
– Да ладно выдумывать, вы его не слушайте, он такой говорун, нарасскажет.
Стол был накрыт, салаты, горячее – всё было приготовлено в русских традициях. Уплетая, я поинтересовался у хозяина:
– Я гляжу, Варвара Петровна кормит вас вкусно, но по-русски. Не скучаете по японской пище?
Хозяин не успел открыть рот – за него ответила Варвара Петровна:
– Да я могу, а он не хочет, говорит: «Варя, делай мне русскую еду, японскую я буду есть в Японии».
Японец расхохотался. Варя напоминала молодящуюся бабушку, была явно добра и словоохотлива. За общими разговорами я сказал:
– Мы тут прикинули: а что, если нам попробовать начать сотрудничество с металлолома?
– У вас есть какие-то наработки?
– Только по наличию металлолома.
– Уже неплохо. Разделанный, неразделанный?
В своих размышлениях я до такой стадии не доходил, но сообразил, что он имел в виду. Сообразил и то, что если мы и уговорим директоров отдать нам лом на реализацию, уговорить их разделать его, чтобы возить меньше воздуха, вряд ли удастся, и ответил:
– Неразделанный.
– Плохо, но возможно. Сделайте прикидки для начала из расчёта один балкер дедвейтом не меньше 50 000 тысяч тонн где-нибудь в Ванино или Советской гавани. Как будете готовы, звоните мне, поработаете совместно с нашим специалистом, посмотрим, что у нас получится.
Нет, ну надо, по виду нормальный мужик, и вот те раз – балкер. Кто он, этот самый балкер? Дядя его? Что ему делать в Ванино? Я про Ванино только из песни нашего детства «Ванинский порт» знаю. Дедвейт – еврей, должно быть, его знакомый.
Забегая вперёд, скажу, что узнать, что такое балкер6 и дедвейт7, было несложно. Несложно было и разобраться, что для того, чтобы перекинуть такой груз на Дальний Восток, надо было бы взять в аренду площадку для складирования лома вблизи крупной сортировочной станции; взять в аренду штук тридцать-пятьдесят крупнотоннажных автомобилей, которые будут туда свозить лом; взять в аренду около пятидесяти вагонов – чем-то надо всё это перетаскивать в бухту Находка, например; там же надо в порту организовать площадку, опять же для складирования этого самого лома, будь он неладен, и продать его прямо в порту.
Реально всё это организовать, не имея никакого опыта, было бы безумно сложно, но… в принципе возможно. Но где взять нужное количество денег? Имеющихся у нас средств, по моим прикидкам, не хватало в полном объёме. Можно было взять кредит, но влезать в совершенно незнакомое дело, причём дело невысокой рентабельности, по моим прикидкам, рискуя всем капиталом, да ещё брать кредит я посчитал неправильным.
Но понимание это произошло позже, а пока нас принимал гостеприимный, интеллектуальный и весёлый японец. За столом мы сидели недолго – хозяин поднялся и пригласил нас куда-то проследовать за ним. Мы прошли в комнату, где стояла пара диванов, перед которыми на журнальном столике находилось устройство, напоминающее видеомагнитофон, а у противоположной стены – огромный телевизор.
Японец достал из конверта что-то, напоминающее обычную грампластинку, но потолще и с белой блестящей поверхностью, вставил её в устройство. Через несколько секунд на телевизоре появился видеоряд, изображающий русскую природу, появился текст Исаковского «Расцветали яблони и груши…», зазвучала знакомая с детства мелодия Блантера – это была «Катюша». Хозяин взял в руки лежащий на столе микрофон, набрал воздуха в грудь и запел, мы сидели немного ошарашенные. Это было караоке, но в массе своей тогда никто о нём в Москве не слышал, было непривычно.
Отгорланив три или четыре песни, хозяин предложил спеть нам. Заниматься этим, признаться, никакого желания у меня не было, но как-то неудобно было отказываться, и я заголосил. Потом в процесс включился Санька, потом стали петь хором, и я вдруг понял – занятная штука.
Не смог я найти никаких идей для того, чтобы завязать сотрудничество с Fuji Corporation. Даже странно, две равновесные конторы – его и наша, и по составу схожи, а чего не пошло? Надо что-то у японцев подправить.
***
В декабре Сергей Кузинов предложил:
– Мужики, давайте откроем счёт за бугром.
Для чего нам нужен этот счёт, в чём его практический смысл и польза, никто из нас не представлял. Но все, в том числе и я, поддержали его идею – иметь счёт за рубежом казалось тогда важным, статусным. Серёга продолжил:
– Мы с Олегом Дубопятовым подумали, как это сделать…
Я встрял в разговор:
– А чего думать, поеду да открою.
Сергей явно не ждал такого поворота.
– Хорошо, только мы хотели бы, чтобы с тобой Олег Дубопятов съездил, у него брат в Германии – замдиректора банка, он обещал помочь.
Мы перетёрли с Дубопятовым, он рассказал, что брательник работает в Ost-West Handelsbank, который находится во Франкфурте-на-Майне.
Во время своей очередной поездки в Краснозаводск я рассказал Павлу Ивановичу:
– Пал Иваныч, хотим счёт открыть за бугром. Ваше мнение?
– А на кой хрен он вам нужен?
– Ну, мало ли, может, деньжонки какие-нибудь затихарить на чёрный день.
– У вас пока не те деньжонки, а впрочем, ваше дело. Когда собираешься? Ты за границей-то был когда-нибудь?
– Не, ни разу.
Действительно, за границей бывать мне не приходилось, во времена истерического материализма это было непросто. Если ты не совзагранслужащий и не артист, то получить выездную визу, за исключением двух-трёх экстраординарных ситуаций, было возможно только для туристических поездок. Причём для оформления турпоездки надо было получить характеристику на работе, пройти комиссию райкома КПСС. Работа на предприятиях оборонного комплекса, наличие допуска к секретной информации не только у тебя, а у твоих близких родственников, судимость, развод, какая-нибудь анонимка на ваше имя от соседей и масса других причин ставили запрет на выезд за границу. Например, могло повлиять нахождение тебя или твоих близких родственников на территории, бывшей под временной оккупацией немецко-фашистских войск во время Великой Отечественной войны. Унизительными были суммы денег, которые разрешались конвертировать при выезде. Всё это приводило к тому, что многие, в числе которых был и я, не считали возможным для себя ходить и клянчить: «Пустите меня на буржуев посмотреть».
– Тогда сделаем так: у нас есть баба знакомая, у неё турфирма, к ней подъедешь, подпишешь договорчик. Она тебе оформит документы, билеты, визы и прикрепит к какой-то тургруппе. Денег скажет, сколько необходимо, составим договорчик, мы по поручению вашей фирмы ей валюту кинем, а вы нам в рублях по курсу вернёте. Потом подскочишь ко мне, договорчик подпишем – и лети сизым голубем.
Всё так и произошло, и в двадцатых числах декабря мы в составе туристической группы на скрипучем Ту-134 летели во Франкфурт-на-Майне. Встречал нас в аэропорту брат Олега, отвёз к себе домой пообедать. Был постарше нас лет на десять. Он и его супруга люди были очень радушные, посидели, съели чудесных франкфуртских сосисок, выпили водочки, баварского пива, поболтали. Вечером брат Олега отвёз нас в нашу гостиницу, присутствие там было нам необходимо. Дело в том, что наши деньги, как и деньги всей группы, перевозились через границу в виде дорожных чеков, ввиду того что хотя Россия и стала независимой от всего, но какая-то отрыжка советская присутствовала – были определённые ограничения на вывоз валюты. В дорожных чеках ограничений не существовало, поэтому существовала практика провоза через границу дорожных чеков, а потом обмен их в стране пребывания на местную валюту. Менял их и раздавал руководитель группы.
Наша группа прилетела с нами во Франкфурт, ночевала одну ночь, а утром уезжала дальше. Поэтому ещё до завтрака мы колотили в дверь руководителя экспедиции, получив свои баблосы, поделили их пополам и пошли завтракать.
Позавтракав, мы дошли пешочком до банка, где, поговорив с братом Олега об открытии счёта, договорились, что право управления счётом будет на равных принадлежать как мне, так и Олегу и что управлять счётом можно и дистанционно – по телефонному звонку. С удивлением узнал, что счёт мы могли открыть и в Москве, поскольку Ost-West Handelsbank является совзагранбанком, то есть банком с русским капиталом, и имеет офис в Москве. Узнав это, сказать по совести, я не огорчился.
Брат Олега сказал, что он, как замдиректора, времени на нас много тратить не может, но он прикрепит финансового директора – немца – с переводчиком, который побеседует с нами и пригласит пообедать.
Нас отвели к немцу, мы познакомились, немец был малюсенького роста. Сели за стол переговоров, и немец поинтересовался:
– Аттестуйте своё предприятие. Мой начальник сказал, что вы представляете какое-то очень секретное, но огромное советское предприятие. Что вы можете предложить?
Тут придётся сделать маленькое отступление. В первые дни и месяцы создания нашей конторки мы все отчаянно врали о своей фирме, выставляя её огромным, секретным, ракетным, конфетным и прочее супергигантом, и что мы, сидящие в Орехово, являемся её представителями. Поначалу это, бывало, помогало, с малышами, не имеющими опыта, мало кто готов сотрудничать. Потом это уже достало и стало вредить, и в данном случае смысла врать не было никакого, но за обедом у брата Олег на его вопрос «У вас на фирмочке, кроме вас двоих, много ещё народа трудится?» ответил:
– У нас научно-производственное объединение…
Словом, понёс всю эту байду, которую мы несли год назад. Я не знал, как себя вести – ну, перед братом-то чего выделываться?! Поправлять Олега перед братом мне было неудобно, сидел, понимая, что с этого момента командировка наша стала бесполезной. Счёт нам открыли, но найти каких-нибудь интересных нам партнёров было крайне непросто – партнёр должен чётко представлять, с кем он работает, слышать его, а мы ему уши мусором забили. Как тут поговорить? Пришлось изворачиваться:
– Нашу основную продукцию в силу её большой секретности мы не можем вам показать, но у нас в холдинге много предприятий сельскохозяйственного машиностроения, посмотрите, может быть, что-то ваших клиентов или партнёров заинтересует.
Я прихватил кучу проспектов заводов, с которыми мы сотрудничали и с кем я работал в бытность свою в ПКТИТПе. Немец, перебирая проспекты с косилками, сеялками, веялками, навозоуборочными тракторами и прочим, поинтересовался:
– И вы всё это производите?
Мы в один голос гаркнули:
– Да, ja. – Олег немного шпрекал по-немецки.
Финансовый директор задумчиво произнёс:
– С кем же вас связать? Разве что с Rheinmetall Group. – Что такое «Рейнметалл», я тогда не знал, но понял, что это очень солидное.
Одновременно понял, что хитрый немец прокныкал, что мы два заурядных пройдохи, и тонко нас троллит. Но я, на всякий случай, строил серьёзную рожу. Впрочем, немцу быстро всё это надоело, и, наклонившись ко мне, он негромко произнёс:
– Lunch.
Я сообразил, что немец предложил пообедать, но вопросительно поглядел на переводчика, который подтвердил, что мы правильно его поняли – нас приглашают пообедать. Мы погуляли по Франкфурту и к оговорённому времени были у банка, где нас ждали немец с переводчиком. Немец спросил:
– Как вы бы хотели, чтобы вас принимали? Нейтрально-европейски или по-немецки?
– По-немецки.
Немцу наше решение явно пришлось по душе – пошли в классический немецкий ресторан. На аперитив мы с Олегом взяли пива, я заказал себе рождественского гуся, запивая его винишком. Каждый лопал и пил, что ему нравится, помню, что Олег пил водочку. Обед наш сопровождался общим разговором ни о чём. После обеда немец, поглядев на нас, произнёс:
– Linie Aquavit?
Мы, в свою очередь, поглядели на переводчика – он разъяснил:
– Финансовый директор на дижестив предлагает выпить Linie Aquavit.
– А это чо?
Переводчик перетёр с немцем, и тот ответил:
– Что-то вроде рома. Термин «линье» в названии означает, что напиток пересекал экватор. Назван так потому, что сначала его везут морским путём в Южное полушарие и обратно, при этом он дважды пересекает экватор. Из-за морской качки содержимое бочек всё время взбалтывается, жара способствует тому, что аквавит впитывает аромат дерева, приобретает бархатный вкус и золотистый цвет. После этого напиток разливается в бутылки и поступает в продажу.
– Тогда надо попробовать, – заявили мы в один голос.
Принесли аквавит – что-то налитое в тонюсенькие высокие рюмочки в ледяном панцире, в которые также были вморожены ленточки с надписью Linie Aquavit. Хлопнув по рюмашке, мы с Олегом недоумённо поглядели друг на друга. Заметив нашу реакцию, немец заинтересованно спросил:
– Как вам напиток?
Я ответил:
– Кто его знает, он, наверно, хороший, но в силу малости сосуда понять это сложно.
Немец расхохотался:
– О-го-го, узнаю этих больших русских парней. Мне они всегда нравятся тем, что никогда не манерничают, берут сразу нормальный мужской тон в разговоре.
Он подозвал официанта, что-то ему сказал, после чего тот приволок поднос, на котором этих аквавитов стояло штук двенадцать. Сидящие вокруг немцы поглядывали кто с опаской, кто с весельем, как мы опрокидывали в себя эти мини-напёрсточки. Разобравшись во вкусе Linie Aquavit, который мне, кстати, не понравился, о чём, впрочем, я умолчал, не желая огорчать симпатичного мне немца, мы отправились прогуляться по вечернему Франкфурту. Посетили рождественский базар, где Олег с немцем прокатились на карусели, после чего немец сказал мне:
– Я обратил внимание, что вы крепким напиткам предпочитаете вина. А не хотели бы вы посетить настоящий винный ресторан?
Странный вопрос. Да разбуди меня в четыре утра в больничной палате, в горячечном бреду и спроси: «А чего бы ты сейчас хотел?» – и я отвечу: «Хотелось бы посетить винный ресторан», так что я произнёс:
– Warum nicht? – А чо, знай наших, тоже могём не по-нашенски.
Олег тоже горячо поддержал идею посещения винного ресторана. В ресторане меня прежде всего удивил контингент гостей – в основном это были чопорные старухи, сидящие поодиночке или небольшими группами. Хорошо одетые, ухоженные, с прямыми спинами, сидящие с бокалами вина, кто-то вглядывался в страницы огромных фолиантов, которые держали в руках официанты. Заметив моё удивление, немец сказал:
– Удивила клиентура ресторана? Это вдовы богатых стариков, которые приходят сюда скоротать зимние вечера. Выпивают бокал за вечер, редко кто чуть больше, не потому что ресторан дорогой – следят за состоянием здоровья. У каждой свои любимые вина, отопьёт бокал из бутылки – её снова укупоривают, и она ждёт её следующего посещения. Система хранения откупоренных бутылок такова, что позволяет не терять качество напитка после многократного открывания и укупоривания.
Сели за стол, нам тоже приволокли четыре огромных тома с перечислением вин, были и какие-то закуски. Финдиректор предлагал вина, мы кивали головами, потом выпивали, высказывали своё мнение, после чего заказывали новое. В отличие от старушек у нас ничего закупоривать не приходилось – зачем персонал напрягать лишней работой? Потом, что такое семьсот пятьдесят граммов на четверых мужиков? Это ж сто восемьдесят семь с половиной миллилитров на рыло, всего делов. Так, чисто голову подправить после аквавита.
Немец расслабился, тоже явно любил бухнуть. Рассказал, что родился он во Франции, учился и жил в Германии, а потом много работал в Париже валютным брокером на бирже от банка. Работа эта адова – большие риски, но он был успешным брокером, очень уставал. Совсем недавно банк отметил его многолетнюю успешную работу и повысил, сделав финансовым директором. Новая его работа – это, по сути, курорт.
Я рассказал что-то про себя, что был учёным, преподавал в вузе, теперь занимаюсь бизнесом.
Так сидели, мило беседовали, немец заметил:
– Россия – северная страна, для таких, как ты, людей, предпочитающих вино крепкому алкоголю, там с выбором напитка сложнее. Нет своих вин.
Я, как и большинство граждан СССР, тогда ещё не придал значения Беловежским отношениям, думал, что вожди поколбасятся и страна под названием СССР будет продолжать своё существование, только под другим названием – СНГ. Будет какая-то незначительная передача власти сверху вниз, но принципиально ничего не изменится. Поэтому своей страной по-прежнему считал всё постсоветское пространство. Мне стало обидно за родину – как так у нас вина хорошего нет, и сказал:
– У нас есть хорошие вина.
Немец с удивлением произнёс:
– Какие?
– Киндзмараули, Хванчкара, Вазисубани.
Линейка вин на прилавках в СССР была короткая, десятка полтора, не больше, и перечисленные были из лучших. Наверно, были и коллекционные, но на прилавки они не попадали. Немец, услышав названия, сказал:
– Никогда не слышал.
Я напрягся, пытаясь понять, есть ли какое-то российское вино в Европе, и вспомнил. Несколько лет назад я, идя домой к тестю с тёщей, увидел их соседку – армянку, живущую в квартире напротив, которая несла объёмистую и явно весьма тяжёлую сумку с продуктами. Я подошёл, поздоровался, предложил ей свою помощь в доставке харчей до дома, донёс до порога и распрощался. Соседка была так растрогана моим героическим поступком, что, решив отблагодарить меня каким-то подарком на 23 Февраля, поинтересовалась у тёщи:
– Лида, у тебя такой вежливый зять, что он любит? Хочу подарить ему на день Советской армии.
– Он вино любит сухое.
У соседки какой-то родственник – то ли отец, то ли дядя – работал директором винзавода где-то на юге. С соседкой они были в приятельских отношениях и дарили друг другу подарки по праздникам: соседка тёще – бутылочку вина, тёща – тарелку какой-нибудь выпечки или пироги.
На День Советской армии мне передали бутылочку вина с названием «Рубин Крыма». Передавая вино, соседка сказала:
– Лида, это очень хорошее вино, оно всё идёт на экспорт, в Германию, в России он его никогда не попробует.
Вино и в самом деле мне очень понравилось, и вот тогда-то я вспомнил про него, о чём и сказал немцу:
– А у вас одно российское вино продаётся, называется «Рубин Крыма».
Немец очень удивился, подозвал сомелье, и они стали что-то живо обсуждать, потом попросили меня рассказать, как выглядит бутылка. Я рассказал, что у вина очень приметная этикетка – миниатюрная карта Крыма, отпечатанная в чёрно-белом цвете, на которой красной капелькой залито место, где собирают виноград. Название напечатано на немецком крупными буквами чёрного цвета. Услышав описание, сомелье хлопнул себя по лбу и сказал:
– Да я видел это вино, оно продаётся в торговом центре неподалёку.
Немец поговорил о чём-то с сомелье, он ушёл, а немец сообщил нам:
– Сейчас он пошлёт сотрудника в магазин, будем пробовать ваше вино.
Сидели, разговаривали, ждали, я мысленно потирал руки, думал, сейчас умою немца, взяли моду всё советское хаять. Хрен вам в ж…, в смысле ректально, сейчас поймут, что у нас не только танки, но и вина – того. Ну, в смысле это, а то будут они… Немец задумчиво жевал белую хлебную корку.
Принесли вино, немец взял чистый бокал, попробовал, посмотрел на дату изготовления на бутылке, задумался. Потом сказал что-то сомелье, когда тот ушёл, обратился ко мне:
– Выпей водички, сейчас сравнивать будем.
Я, как заправский дегустатор, попил водички, пожевал корочку хлеба, потом какой-то травы, в общем, увлёкся. Сомелье принёс бутылку какого-то немецкого вина, в ресторане подавали в основном вина Германии.
Сомелье налил немецкого и нашего вина в два бокала, после чего немец объяснил:
– Дегустация наша горизонтальная, но не совсем правильная. Вина одного года, но разной ценовой категории. Ваш «Рубин Крыма» в магазине стоит пять дойчемарок, а в ресторане просто нет вин такой ценовой категории, с трудом нашли вино за двадцать марок. Ну, что есть, давай пробовать, с чего начнём?
– Давай с немецкого.
– Давай.
Я, наблюдая за немцем, старался поступать так же: отпил немного, старался языком растирать по небу, делал умное лицо. Немецкое вино меня не впечатлило, по моим ощущениям мы весь вечер пили примерно такое же или чуть получше. Потом попил водички, что-то пожевал и выпил крымского. Выпил и опешил, я ожидал не сходного по вкусу, какого-то отличающегося, но интересного, но увы. Это было какое-то бедное во вкусе и аромате питьё, не противное, но очень простое. Растерявшись, я забыл про правила и, минуя питьё воды, хлебнул из бокала немецкого, ароматы и вкус моментально заполнили всё, что там определяет во мне эти вкусы и ароматы. Поднял глаза, немец с улыбкой глядит на меня, спросил:
– Ну как?
– Я был не прав.
– Ты знаешь, а «Рубин» ваш для своей ценовой категории неплох. Я даже думаю, что он по цене должен марок восемь стоить, но я, говоря о винах, имел в виду другие.
– Я уже понял.
Мы отставили в сторону всё, что дегустировали, и немец, полистав карту вин, сказал:
– Давай-ка попробуем еще вот этого.
Пробовали мы ещё часа полтора, вскоре я перестал понимать разницу того, что пью, но однозначно понимал: вино красное. Хорошее. Прощались как братья перед долгой разлукой, обнимались, что-то говорили друг другу, переводчик уже не мог сказать слово «мама», но он был не нужен, всё было понятно, только что не целовались. Хотя хрен её знает, может, и расцеловывались – друзья же.
В гостиницу шли пешком – город изучили неплохо, было далеко за полночь. На одной из улиц на перекрёстках стояли небольшие группы мигрантов – турок. Олежек предложил:
– Давай на другую сторону перейдём.
– Это ж крюк.
– Какой крюк? Лишние сто, от силы двести метров.
– Олег, мы ж в Германии, неужто турки немцев тронут? Не поверю. Попёрли прямо на них.
– А почему ты решил, что они нас за немцев примут?
– А ты что думаешь? Что они глянут на нас и поймут, что по Франкфурту-на-Майне полвторого ночи двое пьяных русских болтаются? Пошли, ты мне негромко, чтобы они акцента не услышали, по-немецки что-то бухти, а я тебе буду на чисто немецком громко отвечать: «Ja, ja».
Надо сказать, я был уверен, что по одёжке я за немца сойду стопроцентно – на мне была английская обливная дублёнка ярко-жёлтого цвета, которую мне Витька Романов подогнал перед самой поездкой. На заводе руководству выделили, и Витёк одну для меня отжал. Так что выглядел я как состоятельный немецкий бюргер.
И мы попёрли прямиком на турок. Олег негромко бубнил якобы на немецком, я громко отвечал: «Ja, ja». Турки, в основном молодёжь лет восемнадцати, глядели на нас, не двигаясь. Думаю – расступятся, куда они денутся, ну, не будут же лупить двух бюргеров, когда они просто хотели пройтись по бульвару? Так и вышло: когда мы были на расстоянии метров десяти, вся группа втянулась в переулок. Так же поступили и следующие.
Глянув на нас в полдень следующего дня, брат Олега произнёс:
– Ну, судя по вашему виду, наш финансовый директор вчера хорошо вас принял.
– Очень.
– Ну, поехали, подлечу вас, заодно пообедаем.
Он отвёз нас в пивной ресторан. Что сказать, немецкое пиво в сочетании с горячей рулькой – отличное лекарство для русского человека, находящегося в острой стадии бодуна.
После обеда мы немного пошопились под руководством жены брата Олега, а вечером он отвёз нас на железнодорожный вокзал – следующей точкой нашей поездки был Берлин. Там у нас были запланированы две встречи. Олег хотел пощупать вымя конторы, торгующей топливом для атомных электростанций, а я хотел увидеть родственников.
***
У немцев была программа по репатриации евреев в Германию. Репатриацией, гостеприимством к этой этнической группе немецкое государство искупало преступления Третьего рейха в 30—40 годы прошлого века. Свояк мой, поскольку его отец был евреем, как-то подсуетился и укатил с женой и сыном на ПМЖ в Германию.
Мы с ним неоднократно беседовали о предстоящем их переселении, я никогда его не отговаривал, но переезда его не одобрял, полагал, что он ошибается. В материальном отношении у них всё было прекрасно: трудясь зубным техником, он хорошо зарабатывал. Купил кооперативную квартиру, машину, всё вроде бы здорово, зачем что-то менять?
Сейчас понимаю, что я был не прав. Не сразу, но и там он добился успеха: открыл собственную зуботехническую лабораторию. Но, наверное, главное в другом: он освоил европейские технологии изготовления зубных коронок, изучил современные методы и материалы, ознакомился с современной организацией производства. Вернувшись, он смог открыть в Москве современные клинику и лабораторию.
Доехать из Франкфурта до Берлина (Западного) по железной дороге нам запланировала туркомпания, оформляющая поездку. Мне эта идея понравилась – когда ещё удастся на поезде по Германии прокатиться?
Ехали мы в четырёхместном купе спального вагона, напоминающем купе в наших поездах. Кроме нас с Олегом, в купе был немец. Купе было весьма похоже на аналогичные в наших поездах, мне показалось, что у немцев полки пошире, и верхние снабжены бортиком, препятствующим падению при резком торможении. Но в вагоне, в отличие от наших, имелся душ, которым я не преминул воспользоваться.
Рано утром были в Берлине, взяли такси и поехали в гостиницу, показав водителю ваучер, который нам выдала турфирма. В гостинице весьма удивились нашему приезду, они явно ни сном ни духом не ожидали нашего появления, пытаясь объяснить нам на пальцах, что не готовы нас вселять, но мы были непреклонны, в две глотки требуя:
– Давай заселяй уже, какого хрена?!
Немка, работавшая на рецепции, видно, вспомнив рассказы своей бабки об этих жестоких русских, решила от греха всё ж таки предоставить нам номер, пробормотав по-русски:
– Я выяснят, какой ви ест. Ваш бронь нет.
Заселившись, разузнали как позвонить в городе, в рецепции нам позвонить не дали, хотя я размахивал толстой пачкой дойчемарок, и как доехать до радиоактивной фирмы. Поехали на встречу. Визит наш оказался бесполезным, и слава богу, это ж радиация – может плохо повлиять на здоровье, особенно на потенцию. А как же без неё, это ж сплошная фиаска, мать её.
Разменяли нужную монету, помню, она была довольно большого диаметра по отношению к нашей двушке, используемой для звонков у нас. Нашли телефон-автомат, я набрал номер.
– Алё, – к телефону подошла свояченица.
– Привет, Танюш.
– Алик, привет. А как ты смог к нам позвонить? У нас международные звонки не проходят.
– Да ты что, какие международные? Я в Берлине с коллегой, хотел на вас посмотреть.
– А вы надолго?
– В воскресенье улетаем.
– А где вы остановились?
Я назвал гостиницу.
– Мы за вами зайдём в пятницу.
– Договорились.
Пару дней мы гуляли по Берлину, занимались покупками. Мой закупочный лист был весьма велик: Мишкин перечень составлял позиций пятнадцать, Милкин – позиций семь и собственный – четыре.
Ходили смотреть остатки Берлинской стены, разрисованной уличными художниками, посетили гэдээровскую часть Берлина, она явно уступала западной в чистоте и ухоженности зданий и мостовых.
В пятницу за нами в гостиницу зашли Васильевы. Их визит вызвал радостное возбуждение у персонала гостиницы – Леонид, мой племянник, хорошо изъяснялся по-немецки. Наконец-то они смогли детально разобраться, откуда мы свалились на их голову. Разобравшись, они заявили:
– Мы будем звонить в вашу турфирму и разбираться, где деньги за ваш визит.
– Конечно, звоните, но имейте в виду: стоимость звонка – за ваш счёт.
Сказал я это просто так, не задумываясь, лишь бы что-то ответить, но у персонала это вызвало почему-то лёгкую панику. В общем, после этого разговора они перестали нас донимать – то ли позвонили и разобрались, то ли решили: да хрен с ними, пусть живут.
Вспоминая эту историю, я подумал: а что, если гостиница была только забронирована, но не оплачена? По рассеянности я мог это и забыть. Ну да бог с ней.
Погуляли по Берлину, потом поехали в ресторан. Ехали мы на двухэтажном автобусе, поднялись на второй – оттуда лучше разглядывать город. Я исподтишка разглядывал Лёшку с Татьяной, у них был какой-то усталый безучастный вид. В ресторане я попытался заплатить, но Лёшка пресёк мои поползновения.
Утром следующего дня мы улетели в Москву.
***
Брательник Толи Белобеева подогнал нам очень хороший договор по валюте третьей категории – у завода не было бабла совсем, нам отдали весь контракт за десять процентов отката, очень хорошие условия. Брательник тоже забрал свою долю, но тем не менее это была выгодная сделка для нас. Кроме того Толян, он удачно работал в контакте с Лёхой Небольсиным, в итоге загордился, как-то вскользь обмолвился:
– Надо понимать, кто тут лидер, больше всех приносит.
Подгадил ему Зинченко – старый паскудник, кинул нас на вагон краски. Уболтал Степаныча, чтобы он поставил его без предоплаты, а потом ку-ку, как-то не захотел нам денежки перечислять. Видно, и не собирался. А это, по существу, был косяк Толяна, за краску-то мы заплатили.
На моих глазах поочерёдно каждый, приносящий на каком-то этапе больше всех, раздувался от гордости и поглядывал на остальных свысока, потом появлялся новый лидер, и всё продолжалось по кругу. Сам я с какого-то момента непосредственно бизнес-проектами не занимался – тонул в каких-то мелочах, согласовании, чтении текстов договоров и писем, обсуждении каких-то фантастических проектов.
Особенно плодовит на идеи был Дубопятов, помнится, как-то привёл приятелей, которые собирались запускать в производство ветроэнергогенераторы. Он предложил финансировать их изыскания, других спонсоров не было, не было предприятия, готового производить их генераторы, не было идей, как определиться с возможным спросом на их продукцию. Не было даже рабочих чертежей, но было большое желание где-то выбить деньги под смутные идеи. Еле отбился.
Олежка Костин через день приводил каких-то странных персонажей, ищущих инвесторов. Однажды привёл какую-то еврейскую секту, которым были нужны деньги. На что они им были нужны, как будут отдавать, где возникнет наш доход, они не представляли, но очень удивились, когда я их наладил вместе с Олегом из офиса.
А он на следующий день приволок персонажа, который под кукую-то иллюзорную идею готов был отдать в залог квартиру, в которой проживала его престарелая мать. Я для того, чтобы у дурака хоть что-то в мозгах просветлело, сказал:
– Мы согласны, готовим договор, а вы пока мать свою отселите из квартиры.
– Как отселить, куда? Почему?
– Понятно почему – если ваша сделка прогорит, мы что, должны восьмидесятилетнюю старуху из квартиры вытаскивать? Это же залог, он должен быть чистым во всех смыслах: и юридически, и физически. Отселяйте куда хотите, это ваше дело. У вас же наверняка подготовлен какой-то вариант на случай неудачи.
Бизнесмена как волной смыло, ещё и обиделся, недоумок.
Не хватало времени посидеть, подумать, кто мы и куда идём. Татьяна Орлова предлагала создать банк. Я отмахнулся, мне казалось, что будут несоразмерно большие затраты – был не прав, надо было проанализировать, обсудить с пацанами. Тогда при слове «банк» у меня в мозгах всплывало огромное здание, цоколь которого облицован красным гранитом. Огромный зал, в котором за дубовыми стойками сидят операционисты, подвал со стальными сейфами.
В тот же год я общался с банкиром, он консультировал меня по намечающейся сделке в какой-то пельменной. У них не было даже офиса, но я не знал, что он банкир, так, ребята знакомые свели нас, сказали: он толково разбирается в финансовых вопросах. Этот банк и сейчас существует где-то во второй десятке рейтинга.
Пролопушил я это дело, надо было подработать, а не отмахиваться.
***
Перед Новым годом сходили с заводчанами в ресторан – привычную нам «Москву». Прослышав, что мой день рождения совпадает с Новым годом, они подарили мне гладкоствольное тульское ружьё МЦ 20.
После Нового года скатался на Харьковский завод, подписали договор на реализацию их гражданской продукции. Они выпускали хрустальные люстры «Каскад», в Москве они были популярны, мы на пробу взяли партию на реализацию. Мне опять в компанию мягко впихнули Олега Дубопятова.
***
Позвонил Сашка Тележников:
– Подъезжай ко мне, есть что обсудить.
– Когда?
– Чем скорее, тем лучше.
– Могу сегодня, ко скольки?
– Давай к шести.
В шесть вечера я был в технилище, в деканате факультета МТ, располагавшемся тогда на первом этаже главного корпуса, в правом крыле, если смотреть от памятника Баумана. От ноги, как говорили в МВТУ.
Долго ходить вокруг и около нам нужды не было – мы хорошо знали друг друга. Саша предложил:
– Пойдём посмотрим.
Мы дошли до спорного здания, вход в которое был уже открыт со стороны института, войдя двинулись по первому этажу, заглядывая в отдельные помещения. Кругом был стандартный послеотъездный раскардаш. Не скажу, что это была полная разруха, но впечатления от лицезрения всего этого безобразия были безрадостные. Саша сказал:
– Здесь в основном запланированы помещения тринадцатой, нашей бывшей кафедры, будут сварочные и кузнечные мастерские, но денег на ремонт, как ты понимаешь, нет. Делай ремонт – и для тебя помещение здесь же получишь в аренду.
– Сань, тут стоимость ремонта будет такова, что на эти деньги мы себе помещение под офис купим. Так объясни, зачем нам этот геморрой.
– А мы тебе дадим по льготной цене, чтобы ты свои затраты отбил, заодно и нам поможешь. Ты ж бауманец или где?
– Ой, не грузи только. Ты ж тоже. А чего вам, преподам, не скинуться и в подарок родной школе ремонт не профинансировать? Ваши же предшественники до исторического материализма – это здание училищу подарили, а вам слабо ремонт подарить?
– Не надо ляля, им зарплату регулярно платили, а нам по три месяца задерживают.
– Ладно, надо подумать.
– Думай, но имей в виду: у нас уже очередь из желающих.
– А, видел пробку у светофора, это к вам, что ли?
– Ну да.
Неделю я пребывал в раздумьях, потом решил посчитать, во что обойдётся. Договорился с Сашей о встрече, в технилище поехали вдвоём с Володькой Павловым. В случае положительного решения я планировал сделать его куратором ремонтных работ. Поговорив с Сашкой, пришли к тому, что определять стоимость возможной аренды будем исходя из её оценки на момент заключения договора, если таковой будет заключен. Володька Павлов остался промерить площади, чтобы можно было сделать предварительный расчёт цены ремонта, а я двинул в бухгалтерию для уточнения расценок аренды.
Шёл без настроения, вспоминая свой прежний опыт общения с бухгалтерией училища за годы работы в МВТУ. Один мой старший товарищ, близкий мне душевно, в сердцах как-то окрестил эту структуру сучьим болтом за тягомотный стиль работы и невозможность получить конкретные ответы на простые вопросы. Помнится, я сам, трижды попав по незнанию в цикл проветриваний, который, кстати, нигде не был обозначен публично, в сердцах разразился гневной тирадой в адрес сидящих за невысокой перегородкой девок:
– Охренели, что ли?! Третий раз захожу – у вас перерыв! Когда работать будете?! Мне срочно в командировку ехать, а я у вас сраную бумажонку получить не могу.
Вскочившая с места огромная бабища двухметрового роста, весом не менее полутора центнеров, рявкнула на меня басом:
– Здоровье дороже, – так, что меня вымело из их зала как ураганом.
Генка Полушкин, слыша эту историю, расхохотался:
– Да тебе повезло, она может и глаз намять.
– Да ладно, всё же женщина.
– Эта женщина – экс-чемпион Союза по метанию ядра.
1
Уральский электромеханический завод.
2
Закрытое административно-территориальное образование.
3
МВТУ.
4
Министерство высшего и среднего специального образования.
5
Центр международной торговли.
6
Специализированное судно для перевоза грузов навалом.
7
Грузоподъёмность судна плюс вес всего остального, обеспечивающего его перемещение.