Читать книгу Друзья-соперники - Алекс Головко - Страница 1

От автора

В повести, основанной на реальных событиях, свидетелем которых оказался автор этой книги,рассказывается история непростых взаимоотношений двух друзей-поэтов Арсения1 и Романа. Действующие лица – люди послевоенного времени. Судя по всему, Арсений и Роман – почти ровесники и долгое время дружили.

Их интересы совпадали, что не мудрено: любимое дело объединяло и обогащало их, способствовало росту и совершенствованию в творческом и личном планах. «Одна, но пламенная страсть» к творчеству свела их судьбы.

Арсений – поэт, прозаик, публицист, известный в городе человек, часто выступающий на городских мероприятиях, в школах, музеях, в литературных объединениях с авторскими стихами и песнями. Это уважаемый, талантливый, красивый человек, несущий людям добро и справедливость, радость и красоту слова.

У него есть и талант, и признание, однако не дает ему покоя какая-то боль, давняя обида, неудовлетворенность прошлым….

Роман – близкий друг Арсения, вокруг которого и бушевали страсти. Что же такого могло произойти, что так сильно всколыхнуло душу Арсения? Что его задело, с чем он не был согласен, чему научился и что не принял в процессе дружбы?

Ответы на все вопросы узнаем, прочитав повесть, рассказанную от имени Андрея.

Глава 1

Посвящение в избранные

Я слышал и раньше о Романе, как об известном поэте, задолго до своего вхождения в местную богему. Перед тем, как мы познакомились, я уже попробовал свои силы в местных газетах – меня печатали. Но хотелось большего: обрести единомышленников.

Как-то узнал, что в городе создан бардовский коллектив «Голосящий Источник» при санатории «Алмаз Кавказа». Руководил бардами, собрав их под одной крышей, главврач этой здравницы Евгений Николаевич Никишин. И я решился сначала показать стихи ему.

Пришел на прием в кабинет, представившись, извинился за то, что отрываю от серьезных дел, и хотя сильно волновался, но польстил ему, сказав, что слышал о Евгении Николаевиче не только как об успешном руководителе санатория, но и как о творческом человеке.

Никишин спросил о цели визита. Я сказал, что хотел бы показать ему свои стихи, посоветоваться с ним, стоит ли мне продолжать это дело или выбросить…

Он ответил, что не является докой в этом вопросе, но можно показать бардам, есть среди них и поэты, может, кто заинтересуется стихами, напишет песню, а то и не одну.

«Не напишут, ничего страшного, сотворчество – дело тонкое. Пока походишь к нам, присмотришься, а там видно будет».

Я согласился, но выразил сожаление, что стихи написаны от руки, а мой почерк не каждый разберет.

Никишин ответил: «Это не проблема, я дам стихи машинистке, и она напечатает, сейчас у нее не так много работы».

Через недельку я забрал напечатанные стихи у секретаря и зашел к главврачу поблагодарить. Тот встретил меня как старого знакомого, снова заговорил о бардовском коллективе, пригласил принять участие в совместном концерте и в предстоящем фестивале, проходящем ежегодно под сводами данного лечебного заведения.

«А еще, – сказал он, – в ближайшее время состоится проведение юбилея директора клуба нашего санатория. В недавнем прошлом он был известен в городе как руководитель вокально-инструментального ансамбля, но в девяностых все изменилось, ансамблю не удалось выжить. Мне же понадобился профессионал, я принял его к себе на работу, он доволен, что подвернулось дело по душе.

А скоро мы будем отмечать его шестидесятилетие. Юбиляра зовут Виктор Борисович Махов. Можешь просто побывать у нас, почувствовать творческую атмосферу, я тебя представлю членам нашей команды. Если все пойдет успешно, вольешься в нашу среду».

Во время разговора в кабинет заглянул коренастый, не молодой, но вполне бодрый, приятной наружности человек. Никишин радостно воскликнул: «Ну вот, на ловца и зверь бежит! Заходи, Виктор Борисович, познакомлю тебя с начинающим поэтом».

Услышав о моем увлечении, Виктор Борисович пригласил меня к себе домой, обещав подарить почти новенькую печатную машинку. Ему она уже не нужна, на дворе – век компьютеров, и он теперь успешно осваивает новую технику.

Я был безмерно рад, все складывалось, как нельзя, лучшим образом. Это словно знак свыше, решил я, значит, так тому и быть!

Так неожиданно была решена эта проблема, а заодно передо мной открывались и новые возможности, о чем я и не мечтал…

* * *

Мне казалось, что только теперь по-настоящему я начинаю свой путь на поэтический Парнас.

В день юбилейного концерта, после недавней сложнейшей операции на сердце, худой и слабый, но окрылённый надеждой, что меня принимают как равного в этой среде, с тетрадкой стихов (взял с собой на всякий случай), я прибыл на юбилейный вечер.

Перед началом, люди собирались в фойе группами и парами, общались, как старые знакомые. Кто-то представлял друзей друзьям, кто-то обсуждал со знакомыми общие дела.

Я никого здесь не знал и стоял в стороне, чувствуя себя неуютно. Мне казалось, что я здесь лишний, и мои стихи никому не нужны. Переживал, думая о том, что же я прочту для именинника? Неожиданно заметил известного в городе поэта – Романа Рачко, который увлеченно беседовал с немолодым мужчиной, стоя невдалеке.

Первый мой порыв был – познакомиться. Ожидая своей очереди, невольно прислушался, о чем они говорили. Речь шла как раз о поэзии.

У меня перехватило дух, рядом со мной стоял тот человек, с которым давно хотелось познакомиться, но все как-то не было случая. К тому же в городе существовало предвзятое мнение о нем. Будто Роман не очень жалует начинающих, всех поучает, как писать стихи, переделывает их на свой лад…А еще завистливые люди судачили, что он «гребет деньги лопатой», выступая в санаториях с концертами, и что ему нет дела до простых любителей.

Однако передо мной стоял довольно симпатичный человек, с правильными чертами лица, мягкой улыбкой.

Как только собеседники закончили разговор, я, забыв о слухах и своих страхах, подступил к поэту со словами: «Роман Сергеевич, извините, я слышал о вас как об известном поэте, читал ваши стихи. Хотел бы познакомиться лично и показать свои… Могли бы вы дать им оценку?»

Роман посмотрел на меня, в его глазах не было ничего отталкивающего, а ответ и вовсе обнадежил: «Давайте…».

Я вытащил заветную тетрадь. Роман открыл первую страницу, но вдруг закрыл, словно передумав, сказал:

– Вы не против, если я ознакомлюсь с ними у себя дома? Через неделю у меня концерт в санатории «Березовая роща». Можете придти туда в фойе часам к двенадцати, заодно послушаете мое выступление? Платить за вход не надо, у меня с санаторием заключен договор, они оплачивают мои выступления, а дети проходят бесплатно. Просто скажете на входе, что я вас пригласил, они пропустят. А потом мы побеседуем, там нам никто не помешает.

Я не ожидал этого, всё было, как во сне, но уловил предложение Романа. И согласился:

– Да, я обязательно буду!

Роман убрал тетрадь в портфель, и мы разошлись.

А юбилейный вечер был в самом разгаре, я присел за один из столиков, слушал поющих, непринужденно ведущих себя на сцене. Неожиданная встреча так взволновала меня, что я слушал механически, мысленно возвращаясь к короткому разговору С Романом, думая о предстоящей встрече, о том, чем всё это обернется для меня…

На этом можно и закончить рассказ о юбилейном вечере, но судьбе было угодно отметить его еще одним запоминающимся, но не очень приятным событием.

Юбилей проходил на втором этаже клуба, это было нечто верхнего фойе, откуда можно войти в концертный зал с противоположной стороны сцены. Фойе было просторным, на стенах висели картины и огромное панно с участниками бардовского «Певчего источника». Панно было оформлено в виде коллажа. На нем расположились фотографии от известных бардов страны, бывавших здесь в качестве членов жюри фестиваля, а также снимки участников фестиваля из других городов России – лауреатов, организаторов, меценатов и многих других до местных «светил» нашего региона. Снимки были групповые и одиночные.

Я узнал групповой снимок с Евгением Никишиным и его командой, сидящих в спортивных костюмах. «Отряд» расположился у костра с гитарами, вокруг виднелись горы Кавказа. Они исполняли песню, может, «Солнышко мое» Юрия Визбора…

Видно было, что это успешный и сложившийся творческий коллектив. Слышал, что они часто выезжали всей командой или небольшими группами на другие фестивали, экскурсии в горы, на природу.

Среди великолепия обстановки фойе, были накрыты столы невдалеке от небольшой полукруглой сцены, на которой стояла современная аппаратура. Барды, друзья именинника выходили по очереди и пели, поздравляли Виктора Махова с его круглой датой, остальные в сторонке непринужденно танцевали под их музыку.

Я всё с большим интересом смотрел на них, слушал прекрасное исполнение песен, выпив немного вина. Вскоре мне стало легко и даже весело.

Познакомился с соседкой – симпатичной женщиной, пригласил на медленный танец. Стало совсем хорошо, и я сказал пару комплиментов своей спутнице.

Не успели мы вернуться на свои места, как ведущий объявил «белый танец». Дама сделала реверанс, и мы вошли в круг. Я любил вальс и при случае с удовольствием танцевал. Решил и тут не ударить лицом в грязь, лихо закружил ее, лавируя среди пар.

Неожиданно меня качнуло, я, словно тряпичная кукла, отлетел в сторону. Инерция понесла прямо под накрытые столы, где я и оказался под свисавшими скатертями.

Послышались возгласы удивления и испуга, все замерли, музыка оборвалась.

Мне кто-то помог выбраться из-под стола. Толком еще не соображая, я все же поблагодарил спасителей. Почувствовал себя неловко в создавшейся ситуации, присел, не понимая, что это было… Женщина, с которой только что танцевал, заботливо заглядывала мне в глаза и спрашивала: «Вам плохо? Может, воды?»

«Да», – ответил я, – пожалуй, воды…»

Выпив пару глотков, попытался объяснить свое падение:

– Знаете, я после операции. Не рассчитал силы… Извините, что заставил всех волноваться…

Посидев еще немного, я решил удалиться, думая, что дебют мой здесь не очень-то удался…

Потом, вспоминая этот случай, еще долго удивлялся такой реакции организма. Он словно предупреждал, чтобы я был осторожней и раньше времени не подвергал себя подобным экспериментам, ведь грудь еще толком не зажила, мог бы и шов разойтись…

Целую неделю мысленно перебирал детали своего разговора с Романом. Поэт… Концерт… Это было непостижимо. Впервые удалось пообщаться с таким человеком.

Иногда, вспоминая эту встречу, я думал: жаль, что не встретил такого наставника в пору своей юности. Уже тогда я пытался «крапать» стишки, но рядом не оказалось умного, опытного человека, который помог бы, подсказал и направил меня в нужное русло.

Но я и теперь был в сомнении: не поздно ли взялся за столь серьёзное дело? С надеждой ждал назначенного часа.

И вот встреча и разбор моих стихов состоялись, Роман показал – насколько я не искушен в вопросах техники стихосложения и таких понятиях, как образность, метафоричность.

Если учесть мои далеко не юные годы да еще с таким заболеванием, о чем можно теперь говорить?

С другой стороны, я почему-то упрямо верил, что смогу все преодолеть, и только творчество станет моей путеводной звездой. В глубине души чувствовал, что это мое призвание. Работать, как прежде, на производстве я не мог, здоровье не позволяло, а для мужчины – сознание собственной бесполезности равносильно смерти.

И я решил, если услышу от других нелестный приговор на свой счет, брошу писать. Надежда умирает последней…

В назначенный день мы встретились, коротко поведали друг другу о себе. Роман открылся для меня и как человек, и как поэт; был вполне приятным в общении и незаменимым на данном этапе.

* * *

Трудное детство, смерть мамы в десятилетнем возрасте, детский дом. В тринадцать лет я сочинил первый стишок про индейцев:

Льёт сильный дождь,

в земле промоины,

шагает вождь,

а следом – воины.

Украшен перьями

индейский вождь,

в себе уверенный,

хоть краснокож.

В шестнадцать лет из детдома меня забрал в свою семью старший брат, я стал трудиться на механическом заводе токарем.

Сложности жизни требовали самостоятельности в принятии решений. Ссора с братом, вернее, с его женой по причине «неверного» выбора девушки, которая не понравилась снохе уже тем, что была из другого поселка – к ней мне приходилось ездить по выходным. Больше всего сноха переживала, что я трачу деньги на эти поездки. Но это был такой мизер, ведь я всю получку отдавал ей, оставляя себе рублей пять. К девушке я ездил не «дачном» поезде, называемом в народе «Барыгой». Поезд останавливался на больших и малых станциях, собирая трудовой народ, крестьян для поездки в город и обратно.

Во время моей поездки приходилось держать «ушки на макушке», потому как только появлялся контролер, проверяющий билеты, нужно было ретироваться, и я шмыгал в тамбур, оттуда перелезал на сцепку между вагонами и на крышу. Там ехал с ветерком, потом осторожно возвращался в вагон.

Вскоре я ушел из семьи брата, они постоянно попрекали в том, что я мотаюсь в выходные дни к своей подруге, настаивая, чтобы бросил ее. Естественно, мне, молодому и горячему, не по нутру было такое требование. Собрав нехитрый скарб в небольшой чемоданчик, я ушел к отцу с мачехой.

Мачеха запросила с меня сумму в три раза меньшую, нежели ту, что я отдавал брату. Я обрадовался, теперь можно было покупать себе вещи: рубашки, туфли, откладывать деньжата на «черный» день. Купил наконец электробритву, другие вещи. Сначала у отца было хорошо, я работал, ходил в вечернюю школу, где, собственно, год назад познакомился со своей девушкой, приезжавшей в наш поселок на практику от фармучилища и от скуки ходившая в нашу вечернюю школу.

Месяц мы встречались, потом она уехала, а я стал к ней ездить.

Моя девушка закончила учебу и получила направление, мы переехали в сибирский городок.

Работал в шахте, рано женился. Семья, армия, учёба в техникуме. Работа на оборонном заводе в качестве слесаря инструментального участка, потом поставили мастером участка.

Время от времени я пописывал стихи, посвящал их любимой девушке, потом – жене. Из армии также слал ей стихотворные послания.

После дембеля мне подарили красивый альбом, и я написал целую повесть в стихах и прозе о своей первой любви. Показал её другу-однофамильцу, старше меня года на три. Ему повесть не понравилась. Он туманно говорил что-то о высокой поэзии, о том, что сначала надо бы учиться…

Жене повесть понравилась, она убрала альбом, и я на какое-то время забыл о его существовании. После переезда на Кавказ тот и вовсе пропал.

А меня на новом месте снова потянуло на творчество. Здесь будто сама природа располагала на лирический лад, видно, в этих благословенных местах даже ленивый обречен писать стихи…

В Пятигорске есть литературное объединение (ничего подобного не было у нас в промышленно-шахтерском городке, где я жил до этого). Насмелившись, однажды пришел на заседание местных поэтов и показал стихи руководителю объединения. Меня попросили прочитать вслух что-нибудь. Прочитал об осени. Похвалили, сказали, что для начинающего они неплохи. Позже напечатали даже в литературной странице пару удачных четверостиший.

Я вновь был окрылен, но дальнейшие попытки писать стихи не имели успеха…

Решил писать прозу. На тот момент навеяло вдохновение, вылившееся в рассказы о злоключениях и трудностях на новом месте жительства.

Вскоре с семьей переехал в уютный курортный городок Ессентуки, устроился в строительную организацию. Мне дали вагон-общежитие и я стал работать слесарем по ремонту строительной техники, приобрел мотороллер «Вятка-электрон» и с ним – множество приключений на свою голову.

Решил записывать их, это – падения, аварии, похищения этого чуда советской техники. Получился целый цикл рассказов, где переплелись курьезные и серьезные истории.

В литературном объединении попросил руководителя посмотреть их, оставив тетрадь, чтобы он высказал свое мнение.

Время шло, но руководитель молчал. Я постеснялся его поторопить. Думал, что, может, просто некогда человеку.

Не дождавшись результата месяца три, решил вовсе не ходить в объединение, подумав, что рассказы мои не понравились, значит, мне нечего там делать.

Неожиданно одна из членов объединения и сотрудник курортной газеты предложила мне сотрудничество с идеологическим отделом этой газеты в качестве внештатного корреспондента. Я стал писать и носить заметки, статьи, их печатали, платили небольшие гонорары.

Под Новый год газета поместила обо мне самом большую статью. На тот момент я работал в Хозрасчетном участке малой механизации – одной из строительных структур треста «Е…строй». В статье на первой полосе красовался мой снимок на фоне плаката. Он был в духе советских агиток – в берете и спецовке. Писал корреспондент обо мне, как о передовике производства, каковым я и был на тот момент.

Начальство, оценив работу, назначило меня бригадиром слесарей. Пошли одна за другой мои статьи. Я брал интервью в санаториях, в различных организациях по заданию редакции. Написал о родном тресте, о его передовиках. Затем была большая статья о профсоюзной деятельности треста, о строительстве для работников жилья и в живописном месте – профилактория для отдыха трудящихся.

Стал вхож в кабинет управляющего трестом, поскольку нужно было звонить по межгороду, а там имелся такой телефон, можно было позвонить в редакцию газеты.

При такой активной деятельности мне предложили вступить в члены КПСС и возглавить комсомольскую организацию.

Первое я сделал, от второго отказался, потому что не видел в себе потенциала комсомольского вожака, да и с газетой сотрудничать тогда было бы не с руки…

Несколько лет разрывался между основной работой, семьёй, дачным участком и необходимостью сбора информации по заданию редакции.

В общем, пришлось бросить любимое дело, хотя я готов был посвятить ему всю жизнь. От газеты мне уже давали направление в литературный институт. Но я не мог бросить больную дочь, семью. Они бы в таком режиме просто не выжили. При этом так и не была решена проблема жилья.

Наконец, дали для начала комнатку – бывшую девятиметровую душевую не четырех человек, обложенную кафелем. Зарплата была мизерной. В то время образовался тотальный дефицит продуктов, товаров, а на дворе – 1991 год, дело уже шло к перестройке. Нужно было исхитряться – доставать продукты каждый раз через знакомых в санаториях, где еще было налажено снабжение продуктами, вдруг ставшими сплошным дефицитом. Повара и официанты в санаториях имели свою долю от отдыхающих и даже продавали из-под полы населению «излишки». Таково было время.

У меня, приезжего, не было здесь никакой поддержки. Жили трудно, пришлось подрабатывать на нескольких работах, в свободное время пропадали с женой на даче. Спешили туда в любую свободную минуту и в выходные, стараясь пополнить рацион овощами и фруктами.

В начале «нулевых» меня перевели на хоздвор Управления делами при ЦК КПСС, предложив возглавить прачечный комплекс с великолепным импортным оборудованием. В качестве общественной нагрузки я возглавил народный контроль. Обличал нерадивых на стенде с фотографиями, выставлял фотографии, на которых указывались недостатки на территории базы и в помещениях.

Через пару лет меня выбрали секретарем партийной организации УД ЦК КПСС. С газетой пришлось покончить, парторганизация в пятьдесят человек, работа, дом – забирали все свободное время.

После развала КПСС перешел работать теплотехником в объединении котельных. Взял еще один, потом другой участок земли. Построил домик на даче, на другой – выращивали сортовую клубнику. Дела стали вроде налаживаться.

Так совпало, но в это время и на работе случился аврал. В тот год река Подкумок вышла из берегов и, сметая все на своем пути, снесла мост выше по течению, и у нас наделал бед: погибли люди, были затоплены и разрушены дома, унесло автомобили. Небольшая река, скорее, речка, в летние дни «воробью по колено», вдруг разлилась, затопила всю низину города. Это в верховьях где-то прорвало дамбу, вода хлынула ночью на головы ничего не подозревавших горожан.

Реку в итоге укротили, но она добавила работ и организации, где я трудился. Трубы отопления, диаметром почти в полметра, скрутило в бараний рог, порвало на куски, снесло металлический мост, по которому они пролегали. Котельная находилась на левом берегу, а на правом – ведомственный санаторий, куда от нее шли трубы отопления и водопровод.

Пришлось восстанавливать всю эту систему. Работали в тяжелых условиях, но восстановили все и вовремя дали людям тепло и горячую воду.

А вскоре взорвалась эта котельная… Комиссия не смогла определить причину: то ли халатность оператора, то ли автоматика подвела. И снова авральная работа.

Не стану загружать производственными историями свое повествование, скажу лишь, что такой режим работ, плюс дачи, которые никто не отменял, видимо, ослабили мой организм. Слабым звеном оказалось сердце.

После нескольких месяцев лечения в больнице, клинике, мне пришлось уволиться с работы, дали инвалидность и направление на операцию сердца.

Больше года я дожидался квоты. Поехал в Новосибирск на операцию. Вернулся домой ослабленный еще и поездкой к брату в сибирский городок, где до этого прожил восемь лет. Жена выходила меня, постепенно я вошел в нужный ритм жизни, предписываемый врачами. А мысли были уже о творчестве, лелеял надежду, что это поможет обрести новую жизнь…

* * *

Говорят, «мы предполагаем, а судьба располагает». В прозе жизни случаются и романтические истории. Ещё до операции, будучи в клинике, случилось неожиданное. Я и после вспоминал об этом с удивлением и с благодарностью.

Казалось, жизнь кончена, в пятьдесят с небольшим – инвалид. Я не представлял, что теперь буду делать, смогу ли вообще быть полезным семье, обществу. Сидел уныло на кровати в палате и смотрел в окно пятого этажа, думая о своих проблемах. За окошком на высокое дерево присела пичуга, обыкновенная синица, она сновала туда-сюда, попискивала на своем птичьем языке, я смотрел на нее, а в голове вдруг зазвучали слова, словно диктуемые кем-то:

«Птичка-синичка на ветку присела,

на ветку присела да песенку спела,

про жизнь свою личную, долю синичью…»

Меня это поначалу озадачило, но появилось неведомое чувство легкости, словно я сам – синица и сейчас взлечу над землей… Пропал страх предстоящего приговора врачей, чего я минуту назад ждал с большой тревогой. Схватив ручку и листок бумаги, стал лихорадочно записывать стихи.

Проблемы, занимавшие меня последнее время, как-то сами собой отошли в сторону… С надеждой подумалось, а вдруг это то, что вернет смысл жизни? Сейчас пока никто обо мне не слышал, но не зря же все это случилось в такой сложный период. Ради этого стоит побороться с напастью, хотя бы отодвинуть ее.

В этом состоянии хандра и болезни отступают на задний план. У меня появилась слабая надежда на полноценную жизнь.

Вспомнил, как в кабинете главного врача городской больницы, когда решался вопрос по квоте на операцию, я смотрел на него с этой самой надеждой и молил в душе, чтобы он помог мне. В какой-то момент даже вырвался отчаянный возглас: «Пожалуйста, помогите! Я еще смогу быть полезным обществу. Всю жизнь я честно трудился, был хорошим семьянином и если выживу после операции, то найду достойное дело. Вот увидите».

Главврач, по национальности грек, улыбнулся и сказал:

– Я не сомневаюсь, дорогой, вижу, что вы – порядочный человек, но мы делаем это не за прошедшие и не за будущие заслуги, а просто потому, что обязаны это делать. И я сделаю все, чтобы вам помочь.

Он тут же снял трубку телефона и позвонил в краевое Управление здравоохранения, спросил насчет квоты для меня. Ему сказали, что есть возможность поехать в Новосибирск.

Главврач повернулся ко мне и спросил:

– Поедете в Новосибирск?

Мне некогда было раздумывать, да и выбора у меня не было. Я подтвердил. Вопрос был решен мгновенно, хотя потом еще три с лишним месяца пришлось проходить комиссии, ждать…

Наконец, все тревоги и хлопоты остались позади. После операции, как только улучшилось состояние, я стал искать пути самореализации в творческом плане.

И вот познакомился с Романом.

После встречи в санатории, мы расстались практически друзьями. Условились о следующем свидании у меня дома.

Тот период встреч, бесед, разборов «полётов» остался для меня, как для начинающего поэта, лучшим временем моего становления, познавания себя в новом качестве.

Роман стал приглашать меня на различные мероприятия, встречи, литературные посиделки, где я оказывался совершенно в ином мире. Было безумно интересно. И поначалу страшновато. Угнетала и тревожила собственная закомплексованность, робость. Я переживал, думая, что никогда не стану таким, как Роман, как другие, кто чувствовал себя уверенно в творческой атмосфере. Доходило иногда до смешного, я не мог просто встать и прочитать по бумажке своё же стихотворение. Бледнел, краснел, ощущая себя будто не в своей тарелке.

Волнуются многие, даже великие. И Роман волновался. А моих мучений будто не замечал. Возможно, он знал, что только время переломит ситуацию.

Глядя на то, как Роман ведет себя во время выступлений, я вдруг понял, что и другу не всегда бывает легко, он тоже волнуется, заметно краснеет во время выступлений, вытирая пот со лба. Однако многолетняя привычка брала свое, вскоре Роман собирался внутренне, и дальше все шло нормально.

Только через несколько лет я стал обретать в себе уверенность – сначала в кругу друзей, потом и на сцене.

Сравнивая нынешнее время с недалеким прошлым, мне казалось, что сейчас все проще для начинающих на этом поприще благодаря виртуальному миру интернета. Можно, даже сидя дома, заявить о себе. На многочисленных сайтах выставлять все, что пожелаешь: получать отзывы, можно даже издавать книги, рекламировать творчество – все доступно.

Дружба с Романом помогала мне стать вровень со своим патроном, я старался соответствовать новому другу. Вскоре все привыкли к нашему тандему и стали называть нас «неразлучной парочкой».

Тем временем, Роман продолжал мое обучение. Разбирали мои стихи, для примера брали характерные вещи у классиков. У них, оказывается, тоже не все однозначно, есть признанные шедевры, есть и немало проходных, довольно слабых вещей. Но классики, потому и классики, что уже стали таковыми. А что положено Юпитеру, не положено быку.

По восточному гороскопу Бык. «Так что же, Юпитером мне не быть?», – подумал я? Но и поговорки не всегда верны…

Роман учил, что для начала надо четко представлять себе – что ты хочешь сказать, как автор в своем произведении. Поэту надо еще и донести свои мысли, чувства до читателя. Большую роль тут играет умение быть артистичным.

Стихи хороши уже тем, что изначально в них задается ритм и размер. При чтении необходимо правильно расставлять акценты, подавать их уверенно, не проглатывать окончания, делать паузы.

Это целая наука, позволяющая со временем стать профессионалом, о чем начинающие и не подозревают. Они полны амбиций, думают, что главное, это написать, а остальное неважно. Да и пишут они свои опусы порой, не зная даже элементарных правил грамматики.

На шестом десятке лет мне тоже было непросто переломить себя, заставить трудиться с полной отдачей.

Однако, в определенный момент, когда что-то задевало за живое, я становился упрямым, и часто шел напролом, словно испытывая себя? Видимо, проявлялась моя «бычья» натура, меня словно подменяли. Мог говорить на равных с кем угодно, бросаясь, словно в омут с головой в сомнительный диспут, пытаясь добиться поставленной цели. Но такое бывало не часто, скорее, от отчаяния.

Помощь Романа в работе со стихами была для меня хорошим подспорьем. И хотя я уже понимал свои недостатки, опыта все не приходил. Не отчаиваясь, я работал, брался за написание все более сложных вещей.

В этот период в моем доме вдруг все волшебно изменилось: друзья-коллеги и просто любители поэзии стали собираться в моей квартире. Волшебно зазвучали стихи, песни.

Мы с женой накрывали на стол. Жена во всем поддерживала меня, и это мне тоже давало силы продолжать любимое дело. Я благодарен любимой безмерно за участие и понимание. Жена ходила со мной по различным объединениям, мероприятиям, принимала мои интересы, как свои, читала на встречах то, что ей нравилось из стихов мужа, а я потихоньку расцветал, словно рождался заново.

Она также подсказывала, как лучше мне себя вести в той или иной ситуации, ревностно следила за внешним видом, подсказывала, что есть, и сколько пить… Поначалу я злился на такую опеку, но позже понял – по большому счету она права.

Иногда она журила меня за доверчивость и наивность, которая сидела во мне неистребимо, но благодаря этой черте характера, я не утратил жажду к жизни, жажду к творчеству, не смотря на слабое здоровье.

И до конца я еще не оценил ее самопожертвования…

* * *

Пришло время и мне захотелось напечатать свою первую книжку. То, что набралось в активе, было разношерстным, кое-что выбрал из раннего, юношеского периода, где есть попытки выразить чувства.

Благодаря внуку от второй дочки, которого я каждый вечер укачивал перед сном, и рассказывал ему сказки, я открыл в себе способность сочинять стихи и сказки для детей. К моменту издания сборника, у меня уже собралось десятка три стихов и пара сказок.

С тех пор стихи для детей приходят ко мне, как бы параллельно с «взрослым» творчеством, независимо, словно сами по себе.

Первая книжка получилась из двух разделов: «взрослые» стихи и «детские».

Как волнителен этот процесс. Все впервые, все неведомо и интересно: как сделать обложку, где взять рисунки, какой шрифт, в цвете или в черно-белом варианте?

Роман помог с редактурой, затем привел меня в местное издательство. Рисунки сделала начинающая художница.

Я был счастлив, казалось, что с выходом книжки, заявлю о себе в полный голос, друзья оценят мои способности и скажут, что книжка получилась неплохая…

Но всё прошло довольно скромно. Роман поздравил меня, коллеги отметили удачные стихи, и всё это прошло буднично, а я, как автор, не решился провести презентацию первой книжки. Просто зачитал на очередном творческом заседании несколько стихотворений в своей манере – волнуясь и проглатывая слоги, словно торопился поскорее выполнить некую миссию.

И долго мне казалось, что первый блин оказался комом…

Однако первая книжка, есть первая, без нее не бывает последующих. С той поры прошли годы. У меня появилось то, к чему я долго и упорно стремился: опыт, я многому научился, обрел иной статус и провел немало презентаций. Среди них были удачные и проходные, как мне казалось, но я понимал, что все не бывает сразу и одинаково хорошо. Бывает однозначно плохо, но тогда надо просто бросать то, что осилить не дано.

У меня шло пока по нарастающей, хотя по-прежнему, каждая новая книга, дорога́ как первая. И волнительно, и радостно, и неизвестно, что за этим последует.

Всё приходит, но какой ценой! Пока мы в пути, есть надежда, что мы идем не напрасно…

* * *

Обращусь к наследию Романа, это более сорока художественных книг. В основном, это стихотворные сборники. Легенды, лирика, поэмы, авторские песни.

Прозу он практически не пишет. Когда я созрел до написания прозы, то доходил до всего сам. С удивлением открыл, что прозаические вещи писать куда сложнее, чем стихи. По крайней мере, так мне казалось.

А Роман гордился своими «Легендами» в стихах. Он грамотно переложил истории на рифму, основанные на богатом местном фольклоре.

Через некоторое время я понял, что написание таких легенд, пожалуй, сравнимо с работой переводчика по подстрочнику. У меня теперь тоже появился небольшой опыт в этой сфере.

Многие известные поэты так же не брезговали брать интересный материал и создавать произведения на основе оригинала. Все знают, что Пушкин и Лермонтов не гнушались этим ремеслом. В юности они учились на произведениях Гете, Шиллера, Петрарки, Шекспира, переводили их, переосмысливая, внося что-то свое неповторимое, чем и запомнились миллионам читателей, оставив потомкам свое богатейшее наследие.

Полюбились, к примеру, многим переводы С. Маршака английских сказок, стихов.

Благодаря Якову Козловскому, Науму Гребневу, Юнне Мориц стал широко известен Расул Гамзатов. Занимались переводами его стихов Роберт Рождественский, Андрей Вознесенский и другие.

* * *

Сколько приходится работать с текстами! Вот где нет предела совершенству. И до сих пор, особенно крупные вещи, приходиться шлифовать и шлифовать.

Когда Роман торжественно дарил мне новую книгу, то с удовольствием подписывал авторское посвящение своим каллиграфическим почерком, а иногда и в стихах. На книжной полке серванта у меня эти книги и теперь занимают почетное место. И теперь я ставлю свои скромные книжки рядом с книгами Романа, там же и любимые классики…

А еще мне нравилось, что Роман играет на различных музыкальных инструментах, поет. Долгие годы он выступал с концертными программами в санаториях и в других городах Кавминвод, как профессионал, за деньги.

Его концерты были посвящены двум темам: одна – на основе собственных стихов, которые он «разбавлял» своими же песнями, а так же советской песенной классикой. Вторая посвящена Сергею Есенину. Эта программа пользовалась особым спросом и любовью у зрителей.