Читать книгу За закрытой дверью. Часть 1 - Алекс Рейли - Страница 1

Пролог

Август, 2015

Мы не научились отпускать тех, кто так внезапно изменяют нашу привычную жизнь, кто вливается в неё и привносит с собой новые краски. Взять хотя бы наши первые отношения, разве даже спустя долгие годы, не вспоминаем ли мы о человеке и, как его любили? И самое страшное, что может в итоге случится – это отказ принимать реальность и постоянный возврат к прошлому, терзания себя мыслями – а если бы… Лучше пытаться исправить своё прошлое здесь, в настоящем, когда это настоящее ещё само не стало прошлым, чем оглядываться назад, утешая себя мыслями о минувших днях. Разбираясь с прошлым, мы забываем о своём будущем и мы не то чтобы стоим на одном месте, мы возвращаемся назад – происходит регресс нашей собственной жизни. Далеко смотреть в будущее тоже не лучшая идея – все мы – один момент, которые изменяется ежесекундно. Вариаций развития событий в будущем – миллиард. Всё зависит от наших решений – я не считаю, что где-то кем-то уже заранее написана наша судьба, и мы строго следуем своему якобы предназначению. Я уверен, всё зависит от нас самих – мы творцы своей жизни и можем изменить её, иногда не хватает смелости, но точно не написанных кем-то фраз. И, опять же, никогда не стоит забывать о том, что всё идёт к лучшему. Вера очень многое значит в нашей жизни. Если очень сильно верить и приплюсовать к этой вере старания – всё обязательно получится. Просто надо жить, следуя своим мечтам, они помогают отвлекаться от насущных проблем, дают силы двигаться к нашим целям, преобразовывая неприятности в счастливые случайности. Если есть мечта, её следует превратить в цель и пусть мелкими, но всё же уверенными шагами стремиться к ней. Когда ты поставишь себе цель и действительно станешь следовать за ней, она будет точно путеводная звезда, которая приведет к результатам.

***

Мы сами создаем моменты, сами творим свою историю, воспоминания и определяем наши эмоции – всё это зависит только от нас. Вбейте это себе в голову и повторяйте каждый день – только мы сами творцы своей судьбы. На собственном опыте скажу, что все «не могу» – отговорки. Иногда не хватает решимости или сил, не хватает толчка. Этот толчок только мы сами сможем сделать, никто другой за нас ничего не решит. Мы можем абсолютно всё, если этого действительно сильно захотеть. Надо идти к цели, не сдаваться. Не получается только потому, что мы перестаём делать попытки, мы – основная причина наших неудач, никак не обстоятельства и уж точно не погода будет влиять на ваш успех, только ваша решимость и ваша храбрость. Есть такая очень хорошая фраза «не надо быть успешным, надо быть полезным». Осознание этих слов и приведет к успеху.

***

Около семи вечера мы выехали из города, может чуть раньше. Воздух пропитался вечерней свежестью, которая дарила лёгкость на душе и сердце. Небо, небрежным движением руки художника, было разукрашено розовато-лиловыми оттенками. Солнце разлилось золотистым светом, оставляя яркие желтые полосы на домах, дорогах, деревьях. Выезжая из города, пришлось постоять минут тридцать в бесконечной пробке, как раз у парка развлечений, который занял своё почетное место на городском склоне, откуда открывался вид на нижнюю часть города и мост, проходящий через живописную реку.

– Быть может, мы зайдём? – небрежно спросил он, поправляю густую челку копны шелковых русых волос, упавшую на левый глаз.

– А мы успеем? – она посмотрела на него своими светлыми зелеными глазами в коричневую крапинку и, он понял, что это был вовсе не вопрос.

– Сейчас припаркуемся, – улыбаясь, он с нежностью и теплом посмотрел на неё.

На ее лице заиграла милая улыбка. Когда Беата улыбалась, в ответ улыбались все. Невозможно было не влюбиться в очаровательную тонкость линий её губ и нежный взгляд, который прятался за ямочками на щеках, когда она улыбалась. В лучах уходящего солнца рыжие волосы переливались золотом, вились мелкими бесноватыми кудряшками и большими волнами вниз ложились на лопатки. На лицо, освещая три родинки в уголке тонких алых губ и мелкие веснушки на щеках, падали последние лучи, озаряя ее нежную, естественную красоту лица. Верхние зубы были слегка кривоваты, один, левый, чуть больше выступал вперёд, но это лишь прибавляло очаровательности её образу. На её правой половине лица заиграли солнечные зайчики, и она смущённо засмеялась, заметив их в зеркало. Он крепче сжал её ладонь, и внутри по телу волнами разлилось горячее тепло.

Они вышли из серого джипа, остановившись почти у самого входа в парк развлечений, откуда доносился рев картинга, шум аттракционов и весёлый смех детей. Торговка сладкой ватой всевозможных цветов, хрустящим карамельным попкорном, тающим во рту, и орешками в сахарной глазури заманивала посетителей пестрыми афишами с рекламой. Своим звонким мелодичным голосом, напевая детские веселые песенки, она располагала к себе самых маленьких посетителей парка.

Он молча догадался о ее желание и, вот уже спустя пять минут Беата держала огромный рулон разноцветной ваты – радужный овал сахара.. Повсюду горели яркие желтые и мелькали разноцветные огни, слышалась музыка каруселей и радостный смех детей. В воздухе царили ароматы сладостей: яблок в шоколадной и карамельной глазури, сладкого попкорна, тянущийся нуги и ореховой пасты, мармелада в виде забавных зверушек и острый запах начос со сладким соусом. Они взяли по яблоку в карамели и пошли вперед. Это их любимое лакомство.

Самая настоящая сказка с полагающимся в ней волшебством. Беата ускорила шаг, он успевал различать среди толпы её пеструю цветочную юбку и пастельные мятные кеды, которые мелькали уже далеко впереди среди всей этой разношерстной толпы. Она прошла вперед к высоченному колесу обозрения, оставляя за собой дымку аромата из цветов, мягкой лаванды и легкого цитрусового запаха. В свете фонарей колесо обозрения казалось ещё красивее, чем днём. Ночное освещение ловко играло на самых мельчайших узорах аттракциона, оно освещало самые скрытные, спрятанные днём от людских глаз украшения колеса в виде росписи ручной работы, мелких деталей и завитушек на кабинках. Большое, нет, оно просто гигантское в медленном вальсе кружилось, отбрасывая в сторону массивные тени. Маленькие расписные красно-золотые кабинки медленно раскачиваются вперед-назад, вперед-назад. Видно счастливые лица гостей парка, восхищенные взгляды и взрослых, и детей, что любуются, заворожённые зрелищем, на вид, который открывается на самой высокой точке колеса.

Беата уже возвращалась обратно к нему, на лице сияла радостная улыбка. В руках она держала два таких же пестрых билета, как и всё вокруг.

– Прокатимся? – он ничего не успел ответить на её вопрос, потому что Беата о шустро взяла его за руку и потащила вперед к покачивающимся в воздухе кабинкам – они будто парили над землёй без всякой опоры.

Они сели вдвоем, и старичок в ярких васильковых штанах и в красно-белую полоску жилетке снял перед ними свою соломенную шляпу с тремя большими пушистыми помпонами. Он подмигнул девушке морщинистой добродушной улыбкой. Видимо, это была рабочая форма здешних смотрителей за аттракционами, так как, поднимаясь выше, Марк увидел ещё несколько людей в такой же форме и их соломенные шляпы, мелькающие, будто сверчки в траве. В парке царил настоящий карнавал: клоуны в ярких нелепых рясах расхаживали гордым павлиньим шагом, раздавая воздушные шары детишкам, герои из мультфильмов встречали самых маленьких гостей и весело махали им на прощание. На главной сцене посередине парка играла живая музыка – мужчины в черных очках и элегантных смокингах с бабочками отыгрывали джаз на саксофонах, на их лицах, изнуренных временем, выросли седые бакенбарды, а их седые волосы напоминали снежные верхушки гор. Во всём парке царила шумная бурлящая атмосфера. Всё было в движении, нескончаемый поток радости, веселья и смеха.

Беата, пока они медленно поднимались к самой высокой точке, не отрывала своих светло-зеленых глаз от его темно-карих, почти чёрных. Рыжая непослушная прядь выбилась вперед, она легонько смахнула её рукой, которую украшала татуировка розы. Ох уж эти глаза! Они сводили с ума каждый день, не давали заснуть каждую ночь. Он вглядывался в её нежное, знакомое, родное лицо. Беата часто смущалась на людях улыбаться из-за кривоватых зубов, но она и не догадывалась, как этот дефект всех очаровывал, в том числе и Марка, который так сильно влюбился в её улыбку ещё два года назад. Всегда в августе она надевала цветочную юбку-разлетайку до колен, светлую рубашку цвета припыленного голубого, его рубашку, и свои любимые мятные кеды. Волосы спадали вниз до лопаток, впереди они шли большими волнами, а к низу закручивались мелкими вздорными кудряшками. Она всегда красила губы в один и тот же оттенок – нежный матовый коралл, который идеально подходил к выцветшим на солнце рыжим волосам и белой кожи её тела. Слегка красилась тушью, иногда нет, утром, он знал все её привычки, она умывалась холодной водой и наносила увлажняющий крем, затем красила губы любимой помадой и подкрашивала брови. Но её волосы – удивительно, они будто жили своей жизнью, если она не заплетала на ночь косу, то они, как лианы, цеплялись друг за дружку. Иногда они ложились вниз и были гладкими, для неё – почти прямые, а иногда настолько вились, что длина её могла уменьшиться в два раза!

Они, наконец, поднялись, и, движение колеса замедлилось – так показалось. Она резко оторвалась от его взгляда, и он последовал за ней. Панорамные окна кабинки открывали захватывающий дыхание вид на реку и нижнюю часть города, освещенную тысячами фонарей – будто рой светлячков. Вдалеке были видны мерцающие на воде пароходы и корабли, плывущие куда-то в загадочную даль. Пропадая с горизонта, казалось, их будто бы поглощала темнота в свою большущую пасть, смыкая челюсть резким клацающим движением. На воде виднелось отражение розовых и оранжевых лучей солнца, которое почти скрылось. На небе висел, словно диск, месяц. Беата завороженно смотрела в окно, ничего другого не замечая. Марк взглянул по правую сторону руки – пробка рассосалась.

Марк выбрался первым и подал ей руку. На лице появился лёгкий румянец. Беата убрала выбившуюся прядь и смущенно улыбнулась.

Они подошли к красной машинке – буханке с кофе. Она была выполнена в стиле ретро и разукрашено граффити. Кофе варил очень забавный высокий (внутри машины ему приходилось находиться в скрученном положении) худощавый молодой человек в шляпе котелке (как у фокусника) с закрученными тонкими (кажется, накладными) черными как его коротко стриженые волосы усами. В клетчатой рубашке и веселых подтяжках, он что-то бормотал себе под нос. На груди красовались всяческие значки в виде лениво спящего на подушке кота, коробки с пончиками, стакана горячего кофе, Дональд Дака и, кажется, головой Дарта Вейдера – ручная работа, по всей видимости. Они были деревянными. Беата сразу обратила на них внимание, потому что сама очень любила такие вещи.

– Один капучино с сахаром и шоколадным сиропом и один американо без сахара, но с корицей, – голос её всегда звучал мягко, мелодично.

– Что-нибудь желаете взять перекусить? – спросил усатый парень, голос его звучал меланхолично.

– Нет, разве только клубничный пончик и мятную булку.

Они в сели в машину. Марк взял ещё два капучино: один с сахаром для себя, один с корицей и без сахара для Беаты. Машина сразу же наполнилась горячим согревающим ароматом свежего сваренного в турке на медленном огне кофе. На улице похолодало. Из вместительного багажника Марк вытащил свою серую толстовку и протянул Беате, которая натянула ту без раздумий. Толстовка оказалась ей почти по колено. Звук двигателя. Беата приоткрыла окно, впустив ночную прохладу в салон, тем самым разбавив аромат кофе ночной свежестью.

– Замечательный вечер, любимый, – произнесла она тихонько, поправляя рукой непослушную рыжую прядь, которая снова предательски выбилась вперёд.

– Он получился таким благодаря тебе, Беа, – он ласково провел рукой по холодной щеке, – ты не замерзла?

– Я довольна, – улыбнулась она и пристегнула ремень, поправляя низ великоватой ей толстовки.

Они выехали из города. Мимо проносились бескрайние поля, усеянные рожью, кукурузой и картофелем; они проезжали вдоль густых черных лесов и маленьких елочек, аккуратно растущих вдоль дороги. Беата наблюдала в окно за проносящимися мимо деревянными домами. Ей нравилось смотреть за деревенской жизнью: дома с расписными ставнями и украшенными цветами, которые были высечены по дереву, кусты роз и всяких разных других цветов, покосившиеся от времени лавочки. Вот они едут мимо деревни, где много старых собак (они не бегали за их машиной, не лаяли на них вслед, лишь смирно лежали у своих будок, провожая томным взглядом проплывающие мимо машины). В следующей было много ребятишек, которые гнались с ними наперегонки на велосипедах, прыгали в классики и через скакалку, играли в казаков-разбойников и убегали от вредных, щипающих гусей. Беата сразу вспоминала своё детство: каждое лето, когда она не уезжала на спортивные сборы и соревнования, она приезжала в деревню к бабушке. Она с нежностью вспоминала проведенные в их доме дни. Она любила там всё до последней мелочи. Её комната, «пиратская башня» (тайное название комнаты от всех, кроме неё и папы), располагалась на втором этаже дома. Папа Беаты сам всё отстроил там – золотые руки. Её комната была выкрашена в нежный бирюзовый оттенок – напоминает цвет морской волны. Скошенная крыша с большим панорамным окном, которое она любила открывать перед сном и наблюдать за звездами, за мигающими в ночном небе спутниками и пролетающими мимо них самолётами. Свою кровать она в прямом смысле сделала сама, родители по её просьбе купили большой надувной матрац. Она спала на нём, накидав туда несколько небольших в марокканском стиле подушек, два больших пледа из овечьей шерсти с веселыми кисточками по краям. На полу во всю комнату лежал массивный тяжелый ковер. Он тоже был из шерсти – пушистый и белый. В углу около окна, где она сделала себе читальное место, Беата сама прибила маленькие полочки, на которых каждый раз появлялись новые книги, старые же перемещались в библиотеку внизу. На большом подоконнике она складывала мелкую технику – плеер телефон, портативная приставка, а также зарядные устройства и парочку блокнотов с цветными карандашами.

Дом был пропитан запахом дерева и смолы. Это были запахи её детства, и каждый раз, ощущая их снова, её накрывала волна приятных воспоминаний. Особенно помнились ей те дни, когда она тайком сбегала из дома. У них была своя компания, все они встречались только летом и непосредственно общались, приезжая в деревню. И всё равно дружба между ними была очень крепкая. Днём, когда жаркое солнце беспощадно пекло, они прятались в холодных чуланах домов, где играли в карты, настольные игры, рисовали и делились секретами, которые накопились у них за целый год. Когда жара спадала, они ехали на велосипедах на озеро, где могли провести часа четыре, а то и все пять, плескаясь, играя всё в те же карты, гоняясь друг за другом с громким заливистым смехом, играли в мяч и строили плоты из старых пластиковых бутылок и гнилых досок.

Однако, самое интересное начиналось после десяти вечера. Беата приходила домой в восемь, помогала бабушке поливать помидоры, накрыть на ночь огурцы пленкой и покормить Белку (коза). Иногда Беата загоняла куриц, но в основном этим занималась бабушка. Они включали старенький телевизор и смотрели телесериалы. Бабушка Ева по обычаю готовила ей яичницу из настоящих деревенских яиц (прямо из-под куриц скажем прямо) и подогревала козье молоко, которое добавляла в чай. Раньше в детстве Беата обожала парное козье молоко. Они разговаривали о всяких разных вещах, пили чай с шоколадными конфетами, яблочной пастилой и обсуждали, как прошел день. В девять часов вечера бабушка Ева всегда садилась за стол и читала молитвы, Беата мирно допивала свой чай, сидя на диванчике. Бабушка Ева в десять вечера закрывала ставни на окнах, закрывала все двери и ложилась спать – каждое утро она просыпалась в шесть часов. Беата уходила в свою комнату на второй этаж. Чтобы попасть туда, необходимо было выйти в коридор и подняться по высокой лестнице, где было две двери, одна вела в просторный зал с камином и большим кожаным креслом-качалкой, в котором часто спал кот, спальной комнатой гостей, кабинету, балкону и третьему этажу. Также там был выход в чайную-мастерскую, отец Беаты мечтал оставить там только стол и диван-качели, но пока что на полу чайной комнатки валялись инструменты и пиломатериалы. Вторая дверь вела в комнату под скошенной крышей – комнату Беаты. Обычно она ждала полчаса, пока бабушка Ева уснет. Тихонько открывала тяжёлую деревянную дверь с круглым как в каюте корабля окном своей комнаты и спускалась по скрипучей лестнице вниз. Для неё это было настоящим квестом – даже спуск по лестнице превращался в увлекательную игру! Двери дома закрывались и потому Беата на случай, если бабушка ночью просыпалась в туалет, а он находился в хлеву (дом куриц, уток и козы), она оставляла открытое окно в спальне родителей на первом этаже, в которое иногда пробиралась рано утром, возвращаясь домой.

Их дом был первым по улице и очень большим с приличным куском земли. Беата перелезала через забор, в полной темноте, ориентируясь на ощупь, чтобы не идти мимо окон, где прямо напротив спала бабушка Ева. Это всегда было волнующее чувство, лишь бы бабушка не посмотрела в этот момент в окно.

Ночью всё было лучше: воздух, небо, земля, трава вокруг, ночные светлячки и мотыльки, летучие мыши, которых никто не боялся и пение сов – всё манило за собой. Беата чувствовала – вот он, запах свободы. Приходя к своим друзьям, они ещё долго играли на улице, катаясь на тарзанке и качелях, пока не наступала ночь и либо они смотрели кино, либо шли гулять. Их ночные прогулки тоже всегда были разными: иногда они ходили на кладбище, рассказывая друг другу жуткие истории – брали фонарики и дружной компанией, девчонки обычно держались в серединке и закрывали глаза, шли мимо старых каменных могил и массивных мраморных склепов. Беату всегда завораживала старая церквушка в конце кладбища с витражными цветными стеклами, сама она была построена из белого камня, а наверху заостренная к верху острием была черная железная крыша. На окнах были нарисованы цветы, какие-то непонятные узоры и несколько святых. Беата в этом ничего не понимала, но всё равно не могла пройти мимо. В лунном свете церквушка отливала серебристым цветом и так и притягивала взгляд. Ей всегда захотелось попасть внутрь церкви, но двери были надежно заколочены, а окна были слишком высоко. Порой, когда они сильно уставали за целый день, их веселая компания оставалась у Беаты дома. Они сидели в просторной гостиной за большим деревянным столом, пили чай с печеньем, рассказывали друг другу всякие истории, какие только могли вспомнить, играли в старую приставку или включали какую-нибудь кассету с фильмом и засыпали под неё в комнате для гостей. Выдавались очень теплые ночи, и они шли на озеро, брали с собой спички, сосиски, сыр, хлеб и всякие сладости, пледы и полотенца. Они устраивали ночные купания в прохладной чистой воде. Озеро находилось за деревней, им приходилось проходить мимо всех домов в самый конец и ещё минут пятнадцать-двадцать идти через поле до озера. Там они стелили покрывало и складывали пледы, затем собирали кору, всякие палочки и бревнышки и разжигали костер. Беата обожала жарить зефир и кусок черного хлеба с сыром. Хлеб поджаривался и превращался в теплый сухарь с хрустящей во рту корочкой, а сыр приятно обжигал язык и обволакивал хлеб словно одеяло. А зефир – ммм, вкус детства! Таит во рту, будто бы пробуешь на вкус облако, такое мягкое, нежное с привкусом гари, так как Беата всегда передерживала его на огне и сверху зефир сильно подгорал.

Они почти доехали до места. Марк обожал путешествовать с Беатой. Она всегда находила, чем заполнить дорожную пустоту, рассказывая истории из своей жизни, из спорта, истории своих родителей и об их путешествиях. Марк завороженно слушал её, впитывая каждое слово, и наблюдал за живыми эмоциями на её лице, за мимикой губ и глаз, за жестами рук, которыми она всегда размахивала в разные стороны, щелкала пальцами, когда что-то пыталась вспомнить или накручивала прядь рыжих волос на указательный палец правой руки. Он позволял ей ставить её музыку – джаз. Беата сходила с ума от пронзительных ярких голосов, живой музыки, экспрессии, настоящей силы, исходящей от этой уличной музыки. Джаз зародился на улице, его пронзительность, мощность, заряжающая энергией музыка, завораживали, попадали в самое сердце, и хотелось петь вместе с ними, хотелось выйти на улице и танцевать. Хотелось танцевать закрытыми глазами, танцевать под дождём, в наушниках, делая странные движения понятные только им. Джаз дарил чувство свободы и легкость на душе. Беата любила рассказывать о своем детстве, а он любил её слушать. И никто из них не понял, в какой момент они разучились друг друга слышать.

– Мы почти приехали,– он повернул руль вправо, и они съехали с асфальтной дороги вниз на неровную, ухабистую земляную дорогу сельской местности.

Проехав вперед, он остановился на перекрестке и заглушил мотор. Время близилось к полуночи. Она вышла из машины и с грацией лани спрыгнула на твердую землю. В машине продолжал играть волшебный заводной ритмичный джаз. Марк прибавил громкость. Беата посмотрела в его темные карие глаза, и он различил в её взгляде задорные огоньки, которые играли ярким пламенем. Она протянула свою руку и вот уже они закружились в молниеносном танце, совершенно забывшись. Они танцевали, смеялись, кружились. Она резво прыгала вокруг него, ноги сами попадали в ритм, отчеканивая в такт мелодии. Они не заметили, как прошел почти час. Выдохшись, Марк сбавил темп и притянул её к себе ближе. Она уткнулось разгоряченным лицом ему в грудь, тяжело дыша и широко улыбаясь, а Марк зарылся носом в копну её рыжих вьющихся мелким бесом волос, вдыхая нежный цветочный аромат шампуня.

– Я проголодалась, – она не переставала улыбаться, на щеках сиял румянец, глаза горели. Марк хотел её.

– В бардачке лежит твоя мятная булка, – ласково улыбнулся он.

– Я брала термос, там чай с малиной.

– Я совсем не голоден, Беа, разве что, мне нужна ты, – голос его звучал тихо, томно, околдовывая.

– Достань толстый плед и расстели его, пока я съем булку,– она сама почувствовала, как внутри моментально разгорается желание при виде его темно-карих глаз, шелковых густых русых волос, плотных пухлых больших губ и горячих рук, что обвились вокруг её талии.

Он прошел вперед и расстелил мягкий плед поверх пожелтевшей на солнце травы и цветов. Марк присел. Тишина. Было только слышно, как Беа хрустит фольгой от мятной булки. Она заплела волосы в небольшую толстую косу плавно переходящую в хвост. От жаркого ритмичного танцы концы ещё больше завились. Беа стянула с себя его серую толстовку и небрежно легким движением руки бросила её назад.

– Удивительный вечер, – робко сказала она.

– Ты удивительная, – с теплотой ответил Марк, взглядом притягивая к себе Бею.

Она аккуратно присела с ним рядом, расстелив подол пышной юбки. Он почувствовал сладкий запах яблок, корицы, уловил нотки мятной булки и тонкий аромат её любимых цветочных духов, который сносил ему крышу. Беа легла, и Марк потянулся за ней. Она положила голову ему на плечо, и её волосы каскадом волн упали ему на лицо. Он слегка смахнул их в сторону, вдыхая её аромат в очередной раз – он ещё долго будет помнить этот запах. Его взгляд скользил от уголков её алых губ выше к тонким линиям бровей. Он любил наблюдать за ней, пока Беа любовалась звездным небосводом. Он видел в отражение её светло-зелёных в коричневую крапинку глаз Вселенную. Он видел свою Вселенную в ней. Вся его Вселенная была заключена только в одной девушке и это была Беата.

Время остановилось. Беата не могла отвести глаз от звезд, что усыпали небо призрачной пеленой – заполнили собой каждый миллиметр. Она четко видела границы звездного купола, иссиня-чёрное небо затягивало, словно черная дыра. От этого вида по телу побежали приятные мурашки, и сердце забилось медленнее, а дыхание свело. Как мы малы в сравнении с этими звездами, думала Беата. Она наблюдала за млечным путем, что расстелился по небу шелковым платком, ждала с замиранием сердца вновь упавшую звезду, и каждый раз загадывала одно и то же желание – быть с ним рядом всегда.

Марк повернулся лицом к Беате и нежно поцеловал холодную щеку. Его горячая рука скользнула по её ледяному бедру вверх, оставляя за собой горячую полосу прикосновений. Она повернулась, нехотя оторвавшись от притягательного ночного неба, и протянула руку к его лицу. Марк протянул к ней вторую руку и скользнул под тонкую ткань рубашки, от контраста его горячих рук и своей холодной от природы кожи, она легонько вздохнула и закрыла глаза, полностью растворившись в его прикосновениях.

Беа заснула на его плече. Он чувствовал на своём теле её запах, родной, манящий.. Четыре утра, сна не было. Он уловил мысль, что мог бы лежать так целую вечность, наблюдая, как приподнимается при каждом вздохе её грудь, смотреть на пышные густые черные как крыло ворона длинные ресницы и алые губы, сомкнутые в строгую прямую линию.

Декабрь, 2016

Беата

Почему он так долго не берет трубку, черт. Шесть вечера, Марк, ты должен быть дома и взять трубку, черт бы тебя побрал. Я уже три часа не могла ему дозвониться, быть может, пустяк, но я знаю его уже давно, поэтому внутри меня всё сжималось и отдавало резкой болью в груди. Гудок. Ещё один. Пауза. Автоответчик. Черт, черт, черт! Мне хотелось со всей силы швырнуть этот долбаный телефон в стену, чтобы он разлетелся к чертовой матери на несколько сотен мелких осколков. Тупая боль превратилась в острый ноющий страх и, не выдержав, я разревелась в подушку. И что я делаю весь этот месяц не так? Только и делаю, что извиняюсь ни за что. Но как иначе? Мне захотелось закричать – любовь свела меня с ума. Хм, мне крышка – я не могу жить без него. Гудок. Ещё сто чертовых гудков. Паузы длиною в вечность. Холод, пробирающий изнутри, будто ледяная рука с силой сдавливает грудную клетку. Автоответчик. Гудок, гудок, гудок…

– Да? – я моментально выдохнула, услышав его голос. Он был зол, расстроен или не доволен – я не могла разобраться.

– Марк, всё нормально? – только не плач, только не плач, он ненавидит твои слёзы (тогда это показалось мне нормальным)

– Если бы ты не названивала мне по сто пятьдесят раз за эти три часа, то всё было бы идеально, – его голос прозвучал раздраженно, а в моей голове пронеслась четкая мысль: он видел, он знал, что я звонила – Марк специально игнорировал меня.

– Ты дома? – как же жалко прозвучал мой голос, унизительно жалко (но я не понимала этого тогда, до меня, до дурочки влюбленной, никак не доходило это в голову).

– Какая тебе разница? – каждое слово он произнес четко, с паузой, чтобы до меня, до идиотки, всё дошло сразу, но не тут то было.

– Дома?

– Да, Беата, я дома, – уже не Беа, можно было идти смело вешаться – глупая шуточка в моей голове прозвучала слишком серьезно.

– Ты приедешь ко мне вечером?

– Нет.

Долгое молчание в трубку, сквозь слёзы, запинаясь, я спросила:

– Почему?

– У меня ОЧЕНЬ МНОГО ДЕЛ, – нарочито громко произнес Марк и повесил трубку.

Я, не понимая, что происходит, сквозь неведомую мне пелену, с затуманенным разумом натянула осеннее тонкое кремовое пальто, тонкие перчатки из замши, сапоги, они, можно сказать, были летними, про носки я в принципе забыла, что они вообще существуют в этом мире. Схватила кошелек, в котором осталась мелочь на проезд и бесполезная кредитка. За окном, я не увидела, шел снег, красивыми, кружащимися в свадебном вальсе, он падал вниз, устилая собой пустынные улицы и дороги. Близилось Рождество – улицы украсили разноцветные фонарики, пушистые гирлянды, нарядные мерцающие елки и рождественские витрины магазинов, которые пестрили яркими красками и праздничными афишами.

Я неслась в своем кремовом осеннем пальто на автобусную остановку. Полулетние сапоги семенили (чтобы не поскользнуться) по хрустящему белому как облака снегу. Щеки горели. Успела. Мой автобус. Мне показалось, мы едем вечность – ужас какой! Моя! Я выскочила из автобуса и, о боже, я споткнулась на лестнице и полетела носом вниз в своём кремовом пальто, на котором красовалось два больших темных пятна грязи. Мне хотелось сгореть от стыда, черт, громко рассмеяться и заплакать. По щекам, думаю, от того же стыда, покатились горячие соленые слезы, оставляя за собой разводы. Как смешно, подумала я, устремив взгляд на черное небо. Ни одной звезд, только сумерки и улицы, освещенные слабым светом фонарей.

Его подъезд – машины нет. Звоню. Абонент недоступен. Я роюсь в кошельке, денег нет. По вспотевшему телу побежали неприятные колючие мурашки, а в горле пересохло. Ещё раз звоню – у меня закончились деньги! А ведь только вчера я собиралась пополнить баланс! Я сняла последнюю купюру с кредитки и закинула на телефон. Звоню – абонент не абонент. Пальцы на ногах жутко болели от холода, ветер предательски забирался под пальто, руки еле печатали текст: Я стою около твоего подъезда. Домой не поеду – нет денег. Пешком не дойду – каблуки. Прости.

Всего каких-то два с половиной часа и я увидела заворачивающий во двор серебристо-серый джип и его взгляд. Марк. Мне захотелось развернуться на триста шестьдесят градусов и убежать.

Октябрь, 2016

Капучино. Ароматный кофе, с корицей, цедрой апельсина и воздушными розовыми и белыми маршмеллоу, которые таяли во рту. Зерна были свежей помолки, только что привезенные из самой Кении, хотелось мне так думать. Именно тот напиток, который нужен для осеннего настроения. Без сахара. Только корица, бодрящий привкус апельсина и таящих во рту зефирок.

Беата держала в замерзших руках согревающий напиток. Она завернулась в любимое пальто и поправила разноцветный вязаный шарф. Кожаные перчатки цвета слоновой кости лежали рядом с элегантным миниатюрным лаковым рюкзачком черного цвета. Марк возился в машине. Сеанс начинался только через двадцать минут. Беата не захотела мёрзнуть на парковке, ожидая Марка, пока тот разберется с машиной – заметил очередную царапину. Ей захотелось выпить согревающий какао с зефиром и разноцветной посыпкой из картонного стаканчика любимой кофейни. Бонусом к любому напитку они подавали мини-тортик. Ей очень нравился наполеон и морковный торт. Там ещё продавали пончики – самые вкусные пончики в городе. Разноцветные – радужные, политые сладкой глазурью и украшенные посыпкой – шарики, сердечки, палочки, все они притягивали взгляды и заставляли невольно облизнуться. Внутри каждого пончика была начинка и, её именно в этом кафе было очень много. Она заполняла собой всё пространство внутри – черничная, клубничная, банановая, шоколадная, манго, сладкая мята, карамельная, ананасовая. Каждому вкусу соответствовал свой цвет глазури и посыпки. Нельзя было удержаться и не пройти мимо витрины, ничего не купив.

Беата поднялась наверх, озадаченно рассматривая сияющие витрины магазинов. Нескончаемый поток людей. Кто-то суетился, экстренно выбирая подарок в последний день, кто-то наслаждался временем вместе семьёй или друзьями, люди улыбались, хотя встречались и плачущие дети, которым было отказано в их прихоти. Некоторые продавцы стояли со скучающим или просто усталым видом.

Её плеча коснулась рука. Беата, вздрогнув, поглощенная в этот момент своими мыслями, обернулась. Она уже дошла до кофейни и стояла в ожидании приготовления какао.

Марк. Высокий, в черном кашемировом пальто, стильных кожаных перчатках, улыбался очаровательной белоснежной улыбкой, нелепо стряхивая снежинки с густых русых волос. Его темно-карие глаза пристально осмотрели Беату. Марк подал ей руку.

– Ты не устала меня ждать? – виновато спросил он.

– Нет, конечно же, нет! – воскликнула она, протянув к его лицу свои руки.

– Нам стоит идти к кинотеатру, – Марк слегка потянул её к себе, – сеанс уже начнется, а я бы ещё взял себе колы и начос с острым соусом.

– Одну минутку, только заберу какао с маршмеллоу.

– Ты ведь угостишь меня? – Марк сделал большие глаза и шуточно в мольбе сложил руки.

Беата улыбнулась и потянулась к его щеке. Её мягкие алые губы едва коснулись его лица, оставив маленький след на правой щеке. Он почувствовал нежный аромат её духов. Он не смог удержаться и поцеловал её со всей полагающейся страстью влюблённым.

– Нам пора, – чуть слышно сказала она, поправляя ворот его кашемирового пальто.

– Да, конечно, – смутился он и, взяв её за руку, потащил в сторону лифтов.

Фильм закончился в одиннадцатом часу. Торговый центр закрывался в десять. Они прошли вниз, через запасной выход, к парковке. Машина остыла. Открыв дверь, их обдало неприятным холодом.

– Сейчас подождем минут десять, пока машина согреется.

– Может, я пока схожу в продуктовый и куплю нам ужин?

– Беа, ты уверена, что дома мы ничего не сможем найти? – он ухмыльнулся.

– Ну, – повисла пауза, – я не уверена, что там есть всё.

– Беа, мои родители набивают наш холодильник едой каждый раз, когда приезжают к нам в гости. А приезжают они к нам довольно часто, сама знаешь, не просто уйти от контроля от главного прокурора города, даже если ты и сам уже достаточно взрослый, – в его голосе послышались нотки раздражения.

– Неправда, – Беа сильно тыкнула его локтем в бок, – твой отец невероятно добрый человек! А ещё он всегда привозит нам свежевыжатые соки, фрукты и пакет картофеля фри.

– Ну и вкусы у папочки! – Марк рассмеялся, подаваясь вперед, он быстро поцеловал её в губы и растаявшим голосом заключил, – ладно, только не долго, а то мне придется вызывать спасателей!

– Зачем? – Беата удивленно скинула бровь.

– Спасать людей от такой красоты, – он расплылся в улыбке и чмокнул её в раскрасневшуюся щёку.

***

Беата была в ванной. Рядом, на мягком белом как снег коврике, лежал морщинистый французский бульдог и сладко посапывал, кряхтя, храпя и пуская слюни. Он был чёрным с большим белым пятном на груди. Беата назвала его пончик – просто, мило и со вкусом, однако Марк не разделял её мнения и потому называл его Марсель. Беата со временем привыкла к имени Марсель и ласково стала звать его на свой лад Марсюся, Марселик, Марсик. В итоге кличка Марсик прицепилась к нему окончательно.

На стиральной машине развалился довольный, толстый ярко-рыжий в полоску кот. Симба. Это был кот Беаты, она была без ума от него и не смогла оставить его в родительском доме. Отец Беаты нашел его котенком, еще слепым, видимо, от роду ему было около пяти дней, в подвале их дома и притащил в квартиру. С первого взгляда между мечтательной девочкой десяти лет и ободранным голодным испуганным дрожащим котенком возникла крепкая связь. Она спала с ним, ела с ним чуть ли не из одной тарелки, на что её мать с ужасом всплескивала руками. Беата, приходя домой после школы или тренировки, сразу спрашивала, как Симба, кушал ли он, что он делал и как прошел его вечер. Кот же мчался из комнаты к ней навстречу и ласково терся о её ноги. Она научила его команде на ручки, хотя это получилось непроизвольно. Только у Беаты он смиренно мог просидеть на руках больше трех часов, он читал вместе с ней, болел вместе с ней, он всё делал вместе с ней. И, переехав к Марку, Симба не отступал от неё не на шаг. Первое время кот очень ревностно относился к Марку и даже однажды вцепился в него. Спустя пару месяцев они всё же нашли общий язык.

Беату всегда забавляло, когда Марсик пытался угнаться за хвостом кота, а Симба смотрела на него презрительным взглядом, сидя на кресле с гордо поднятой головой. Хотя Симбе тоже изрядно доставалось, когда Марселю вдруг ударяло в голову носиться за тем по всей квартире (она была внушительных размеров), разбрызгивая слюни по стенам, потолку и полу.

Беата вытаскивала из сумки шампунь и прочие средства на полки ванной комнаты. У многих девушек есть мания на вещи, вот знаете, им хочется каждый раз купить новую вещь, магазины с одеждой – рай для них, а распродажи – они готовы встать в пять утра и не накрашенными, лишь бы быть первыми, встать у дверей магазина и ждать открытия (ненормальные). Беата абсолютно равнодушно относилась к походу по магазинам. Она носила то, что было удобно. Однако, у неё была одна большая страсть – шампуни, гели, пены для ванны, масла для душа и ванны, соли и сахар для ванны, скрабы для лица и тела, духи и дымка для тела, бальзамы для лица и тела, молочко для тела – в общем говоря все магазины парфюмерии и косметики она не могла обойти стороной. Так и сейчас, получив стипендию, она моментально спустила всё в магазине натуральной косметики, купив два масла для тела, один бальзам для сна с лавандой и мятой, второй бальзам с красным перцем и маслом апельсина для разогрева мышц. Беата могла провести в ванне часа два совершенно точно. Для неё это был особый, волшебный мир ароматов. Она всегда мечтала о большой ванной комнате и, когда родители Марка подарили им ключи от новой квартиры в центре города, Беата первым делом понеслась смотреть ванную комнату, которая была не тронута. Мама Марка знала, что Беата хочет под свой вкус сделать ванну и потому оставила именно эту комнату минимально обставленной – только сантехника. Беата вложила в эту комнату душу – сама занималась отделкой, подбирала плитку, купила полки и долго решала, куда их выгоднее приколотить.

Сама ванна шла полукругом – белоснежная ванна с джакузи с несколькими режимами. Над ней – аккуратные миниатюрные полки из дерева, покрытые водоотталкивающим лаком – работа отца Беаты. Рядом с джакузи разместился огромный душ с подсветкой и радио. Это была просьба Марка, так как утром ему нужно было по-быстрому сполоснуться и бежать на работу. На полу Беата постелила мягкий белоснежный коврик, на котором, пуская слюни, любил спать Марсель. Ванная комната была единственной комнатой, где пол был с подогревом и потому животные любили проводить здесь большую часть времени и искренне не понимали, почему хозяева не разделяют их убеждений. Особенно Марсик, когда его кормят на холодном полу на кухне, он пытается перебраться на белый ковер с куриными костями в ванную комнату, а его, почему-то, оттуда всегда незаслуженно выгоняли. Над раковиной из молочно-карамельного мрамора висело овальное зеркало, окаймленное золотистой рамой с высеченными позолоченными розами – прихоть мамы Марка. А под раковиной – множество ящичков с шампунями Беаты. Она пользовалась всем – ничего не залеживалось без дела.

Ещё одним любимым местом в квартире был балкон, просторный и светлый с панорамными окнами, открывающими вид на город как на ладони. Марк полностью доверился умелым рукам Беаты и её творческому подходу ко всему. Результат стоил ожиданий. Беата по акции приобрела два больших кожаных кресла качалки с подлокотниками из красного дерева, которые отлично подходили к расцветки балкона. На кресла она положила по две ярких подушек с цветочной вышивкой ручной работы и два мягких серо-коричневых пледа. Между креслами стоял небольшой круглой стеклянный столик, а на нём – чайный фарфоровый сервиз – подарок родителей Марка, привезенный ими из Японии – тонкая ручная работа. На балконе валялись книги, именно валялись на полу, потому что Беате нравилось развалиться на нём с книгами, поставив рядом кружку чая и поднос с зефиром и пастилой.

Она ещё была в ванной комнате, когда услышала звук тяжёлых шагов. Беата вышла из комнаты и по длинному коридору прошла в просторную чистую гостиную, где на большом кожаном диване уже ждал её Марк. Он выглядел усталым, но при одном взгляде на неё, лицо его повеселело и, он с нежностью протянул руки, приглашая её в свои объятия. Беата села к нему на руки и свернулась калачиком. Рядом присел Симба, вытянув длинные лапы на её колени. Она почесала кота за ухом и уткнулась носом в теплую грудь Марка, вдыхая древесный аромат его духов и запах офиса. Странная смесь – пронеслось в её голове. Марка крепко обнял её и поцеловал в растрепанные рыжие волосы, ещё немного влажные после душа.

Внезапно она задрожала всем телом. Внезапно Беата стала маленькой девочкой с большими заплаканными глазами. Внезапно их мир перевернулся – Марк раньше никогда не видел её слёз, сильная, смелая, всегда улыбается – она просто не может плакать. Он растерялся. Она всё прочитала на его лице, заметила, как дрогнули уголки его пухлых губ, и расплакалась сильнее, потому что поняла, что он не готов принимать её боль. Рыдания её сотрясали и прежде, чем сказать что-то, Беата молча собиралась с духом, думая о том, как легко всё может полететь в тартарары.

Декабрь, 2012

Беата открыла дверь. По телефонному разговору она толком ничего не смогла понять. Лишь просьбу мамы скорее прийти домой. Беата в тот день сдала последний и самый сложный, к тому же. Она позвонила обрадовать этой новостью маму, но та не брала трубку, а перезвонив – плакала. Может, показалось, ведь мама никогда не плакала.

В квартире было пугающе темно, когда она открыла дверь. Беата не решалась войти – она чувствовала внутри разрастающуюся как сорняки тревогу. Воздух наэлектризовался. Сложно было нарушить ужасающую тишину. Вечность. Казалось, что время резиновое. Она слышала стук сердца. Ей стало не по себе, стало жутко. В дверном проеме стояла мама. Любящая мама стояла там такая маленькая, она, казалось, уменьшилась раза в два, худая, бледно-зеленая, с большими заплаканными глазами и темными кругами под ними – будто она не спала больше суток. Вдруг она упала в ноги Беаты и завыла. Она не рыдала, она в ужасе стонала, вцепившись побелевшими руками в редкие волосы. Страшно. В одну минуту весь мир Беаты треснул – внутри неё самой что-то надломилось. Она не могла плакать, не дышать, не говорить – она просто ничего не понимала. Разве это её мама? Её пронзило молния. Это её мама. Беата упала на колени, обняла маму и, не узнавая собственный голос, прошептала:

– Мам, мама, послушай меня, скажи мне, что случилось, – Беата заставила встать её с колен и повела на кухню, кое-как она усадила её на стул трясущимися руками и, разлив половину воды в графине, протянула ей стакан.

– Мам, что случилось? – голос девушки дрожал, её затошнило, живот скручивало, по щекам ручейками стекали слёзы, больно обжигая ей щеки, она старательно пыталась их крыть.

– Беата, я сделала столько ошибок, я, – она запнулась, взглянула на дочь и разрыдалась, вернее, это был крик, истошный, пронзающий вой, разрывающий всё внутри.

Беату словно полоснули ножом. Она не понимала картину происходящего.

– Мам, пожалуйста, мам, мама, мам, скажи, пожалуйста, – она протягивала к ней дрожащие руки и судорожно повторяла рассказать ей, что случилось.

Ответом ей была тишина, и тяжелые всхлипы её матери. Её вдруг пронзила мысль о том, что изменения начались довольно давно, просто никто не хотел этого замечать. Им с папой было удобно жить, не чувствуя дискомфорта и надвигающейся бурей, а бурю следовало ждать.

Беата

Я никогда прежде не видела маму в таком состоянии. Я и не представляла, что она может быть в таком состоянии. Она попыталась мне что-то сказать, но у неё получалось лишь громко всхлипывать. Она стала такой маленькой. Мне тоже захотелось заплакать, но разве я могла? Внутри меня что-то разрасталось – я не понимала что. Тревога, быть может. Что-то происходило, но я не могла понять что именно, внутри всё менялось, все мои мысли переворачивались снова и снова с каждой слезой мамы, катившейся по её щеке на холодный пол. Я подошла к ней вплотную и крепко обняла, она уткнулась мне в грудь и тихо заплакала – совсем как я в детстве, когда мне было страшно. Сейчас я чувствовала страх мамы и понимала, я понимала это где-то очень глубоко внутри, что должна её защитить как угодно.

Я ощущала, как дергаются её плечи в такт с тяжелым дыханием, моя кофта очень быстро стала мокрой и солёной. Я нежно гладила её по голове, пытаясь утешить, сама не зная от чего. Мне было больно. Мне так больно не было никогда, но я четко осознала, что не покажу этого. Мама всегда была сильной для нас сестрой, теперь я должна быть такой же сильной для неё.

Октябрь, 2016

– Всё хорошо, – резко произнесла Беата, отстраняясь от Марка.

Он ничего не понимал. Только что она сидела на его руках, сотрясаясь рыданиями, и буквально впала в истерику, как вдруг лицо её сделалась жестким, черты лица резкими. Беата молча прошла в ванную. Он услышал щелчок задвижки и звук воды, льющийся в пропасть.

Прошло примерно полчаса. Марк сидел на диване, а рядом на коленях спал Марсель, громко храпя и пуская слюни. Марк даже не заметил два огромных сырых пятна на новых брюках. На экране телевизора фоном играл очередной дурацкий сериал. Из настенной колонки играл джаз, что так любила вечерами слушать Беата, когда они открывали бутылку вина и танцевали всю ночь напролёт.

Марк бросил взгляд в сторону настенных часов – почти одиннадцать. Щелчок. Из ванной комнаты, в белом халате, вышла Беата с полотенцем на голове. Следом, урча, грациозно вышел Симба. Беата остановилась посреди гостиной, скинула полотенце и принялась растирать мокрые волосы, будто ничего не произошло. В комнате воцарился аромат бурбонской ванили и резкий запах цитруса, кажется, это апельсин.

– Не хочешь поговорить? – Марк дотянулся рукой до пояса халата и притянул за него к себе Беату.

– Всё нормально, – Беата поддалась его маневру и опустилась на диван рядом с ним, она положила голову на его плечо – всё – таки апельсин, подумал он.

– Точно? – он гладил её ещё влажные немного подсушенные волосы.

– Да, прости меня, – она говорила тихо, ему показалось, что ей стыдно, – я, наверное, просто устала. Учёба навалилась на меня, да ещё и поиски работы – я не могу найти ничего подходящего мне.

– То есть твои рыдания это просто нервный срыв?

– Думаю, да. Я боюсь, что так ничего подходящего и не найду.

– Беа, прекрати, ты сама прекрасно знаешь, чего ты хочешь – последние два года ты только и твердишь об этом. Когда мы только познакомились, и минуты не проходила, чтобы ты не трещала о своем издательстве.

Рядом сопел Марсель. Беата гладила пса, рука дрожала, рядом, недовольный и ущемленный сидел кот. Она так и лежала на плече Марка. Посидев ещё так минут двадцать, они ушли в спальню, плотно закрыв за собой дверь. Марсель снова пытался подступиться к коту, на что лишь снисходительно получил от него лапой по морде.

Декабрь, 2016

Напряженное молчание. Беата не выдержала.

– Марк, – она не могла сдержать слёз, – что случилось?

– Ничего, Беата, просто не надо меня выводить, – грубо бросил он.

– Марк, я не могу так, я не выдержу наших ссор. Чем, скажи мне на милость, я вывожу тебя?

– Мы не ссорились, – голос был твердым, решительным.

– Ты что, издеваешься? – она вскинула бровь и в ужасе посмотрела на него. Слезы покатились градом по её щекам, кожу неприятно жгло и пощипывало, она чувствовала разраставшееся напряжение в груди – я простояла на морозе больше трех часов, ты не отвечал на звонки, не реагировал на смс, я же вижу этот взгляд сейчас. Думаешь, я дура? Ты вот так просто взял и охладел ко мне без причины! – её голос перешел на жалостливый срывающийся плачем крик.

– Беата, успокойся, мы не ссорились. Если я не отвечаю, не нужно устраивать панику и сломя голову тащиться черт знает куда. Ты меня всего извела, мне пришлось бросить свои дела и мчаться к тебе, стоящий в этом чертовом пальто у подъезда почти ночью! Ты соображаешь, что ты творишь вообще! – он на неё кричал, впервые за год он поднял на неё голос,– почему ты не могла сегодня остаться дома с родителями, как и хотела! – это был не вопрос, скорее колкий упрёк.

Ей показалось, что сейчас она провалится в кресло и от неё ничего не останется. Да что же такое происходит – голова шла кругом. Беата впервые за долгое время отношений почувствовала, что ей страшно. Она поймала себя на мысли, что привязалась к Марку. Что-то внутри изменилось, но что, понять она не могла. Её внутренний стержень надломился и, по всему стеблю разошлись в разные сторону зияющие трещинки.

До дома всю дорогу они ехали молча. Беата была расстроенной, ей не хотелось есть, не хотелось спать – ей не хотелось жить. Она прошла в гостиную, уставшая, замерзшая. Рядом носился кругами Марсик, Симба забрался к ней на руки и теплой мягкой мордочкой уткнулся в холодные ладони. Беата с нежностью посмотрела на кота. Она слышала шаги Марка, которые гулким эхом отдавались внутри её груди. В горле застрял комок. Как бы ей хотелось сейчас быть рядом с ним, взять его за руку и прижаться к теплой родной груди. Она заплакала. Заплакала от бессилия, от того, что потеряла его. Быть может, не сейчас, но в глубине своего подсознания она понимала, что это будет не последняя их ссора. Беата попыталась прийти в себя, ведь больше Марк не желал видеть её слёз.

Декабрь, 2012

Беата взяла себя в руки. Она не понимала, как это получилось, но слезы на её щеках высохли, а в голове раздался отчетливый решительный клич: «ты должна быть сильной для неё, Беа». Она опустилась перед мамой на колени и взяла её лицо в свои ладони, утерла соленые дорожки на щеках и посмотрела в её родные светлые глаза.

– Мам, скажи мне, что случилось, может быть, я могу чем-то помочь?

– Ничем здесь нельзя помочь, – она дрожала, её всю пробирала мелкая дрожь.

Беата вскипятила воду и заварила чай с ромашкой, она добавила мяты и мелиссы в надежде хоть как-то успокоить расстроенную мать. В аптечке завалялся пустырник в каплях и, она вывалила его в чай. Беа протянула кружку маме и заставила выпить содержимое. Прошло около получаса, пока Беата успокаивала её, тихонько поглаживая сухие волосы и хрупкую спину. Через серый свитер она увидела торчащий позвоночник – она иссыхала на глазах.

– Я должна много денег, Беа, – она смотрела сквозь дочь, ей не хотелось смотреть той в глаза, она сгорала со стыда, её съедала злость на саму себя и обида на всех вокруг,– мне так стыдно перед тобой, Беа, прости меня, но я сдаюсь. Я больше не могу носить это всё в тебе, прошу, выслушай меня.

– Мам, перестань, не плачь, конечно же, я выслушаю тебя! Чтобы там ни было, мы справимся, я найду работу, я буду писать статьи, у меня будет свой журнал и всё наладиться, я тебе обещаю, – она крепче обняла маму, тихо повторяя, – обещаю, всё будет, потерпи.

– Я боюсь, Беа. Только ничего не говори отцу, он этого не выдержит. Если он узнает, что под старость лет у него ничего не осталось, его сердце не выдержит.

– Мы же не можем держать его в неведенье?

– Должны, Беа, мы должны держать происходящее в секрете, – всхлипывая, сказала она – ничего не говори отцу. Я знаю, это тяжело, прости меня, родная. Я не смогу сказать ему и не ты должна это говорить, – она продолжала хлюпать точно маленький ребёнок, вытирая рукой мокрый нос.

– Хорошо. Мам, я знаю, что мы справимся, я знаю совершенно точно, что у меня всё получится с издательством, я тебе обещаю.

– Я знаю, милая, знаю, – она потихоньку начинала приходить в себя, видя уверенность своей дочери, которая смело столкнулась лицом к лицом с нахлынувшими на них водопадом проблемами.

– Как же твоя работа в страховой компании? – тихо спросила Беа.

– Я уже несколько месяцев там не работаю, Беа. Если честно, не скажу тебе конкретно, когда меня сократили, я уже сбилась со счёта.

– Откуда у нас вообще есть деньги тогда?

– Я работаю, – мать Беата опустила глаза вниз, – на бирже, делаю ставки, заключаю сделки. Я зарабатываю много, но стоит сделать один неверный шаг, и я теряю почти всё и начинаю заново. У меня нет времени, чтобы осторожничать, Беа. Каждый месяц нужно платить десять тысяч долларов, иначе я потеряю папин музей.

– Мам, зачем ты платишь за музей? Это наша собственность.

– Понимаешь, – она нервно теребила край кофты, – мне срочно нужны были деньги, я заложила музей. Мне пришлось подделать документы, Беа, это долгая история.

– Что же, – Беа вздохнула, пока что ей было тяжело оценить ситуацию здраво, – я не думаю, что мне важно знать все детали происходящего. Мам, посмотри на меня, – для неё самой стало неожиданностью, с какой уверенностью она произнесла эти слова, – я сделаю всё, что смогу и даже больше, но я вытащу нас из этой дыры. Ты самая лучшая мама на свете, каждый совершает ошибки, никто не застрахован от неудач, поверь мне. Я сделаю всё, что потребуется, обещаю, – она встала на колени перед мамой, взяла её лицо в свои ладони и, посмотрев в глаза, тихо повторила, – мы справимся, мам, обещаю.

***

Беата нашла один из возможных выходов – стала писать статьи для интернет-журналов и, в свободное от учебы время проводила за ноутбуком. Ей это нравилось и приносило хороший доход, потому как работала она очень много, усердно и упорно. Спать ей удавалось по два-три часа. Она не уставала и не жаловалась, с охотой отдавала все деньги маме на продукты, квартплату и немного откладывала на сберегательный счёт, держалась для отца и для всех вокруг, никому не показывая свою боль. Она видела, как с каждым днём мама угасала на глазах словно свеча. И Беата всеми усилиями собирала её каждый день вновь по кусочкам, не замечая того, как сама она распадается, и собрать её некому. Она жила целью устроиться в любой журнал, получить свою колонку, а затем открыть собственное издательство. Каждый день эта цель вдохновляла её – она светилась точно маятник для корабля, попавшего в страшную бурю. Казалось, что вот-вот корма треснет и разойдется и ничего уже не спасет утопающих, но в самый последний момент маятник загорался ярче, а буря становилась смиреннее.