Читать книгу О чем молчит черная маска - Александр Александрович Корнеев - Страница 1

В оформлении обложки использована фотография с https://pixabay.com/ по лицензии CC0.

В 2033 году ООН признает – государственная власть источник всех бед на Земле. Для прекращения регулярных войн и глубокого финансового кризиса Организацией было принято решение установить во всем мире анархию, а также стереть все государственные границы на планете.

Отныне любая попытка образовать государство будет пресекаться и наказываться специально созданной структурой – Аполлон.

Теперь в этом мире каждый сам за себя.

Все против всех.

Нет законов – нет ответственности.

Но ничего не бывает вечным. На исходе столетия, в 2099 году, в очередном рейде Аполлон получает неожиданный отпор от подполья, которое долгое время считалось полностью уничтоженным. Оно заявило на весь мир о своих целях: образовать государство с коммунистическим строем, тем самым, бросило вызов мировой анархии и Аполлону. 

Рядовому бойцу Аполлона не до больших игр. Сейчас для него главная цель – убить человека, который приговорен присяжными Аполлона к смерти. Но обыденное задание быстро выходит из-под контроля, и он оказывается втянут в водоворот невероятных и опасных событий. Ему предстоит спасти свою жизнь, и может быть, жизнь всего человечества.

Отдельное спасибо

Кириллу Водинову!

Глава 1

Сначала я подумал, что пришел в себя. Вокруг была темнота – точно такая же в которую я провалился, когда потерял сознание. И теперь я не знал, где я именно: не было никакой линии между реальным миром и миром подсознания.

Наверно я в коме, в больнице под множеством трубок и аппаратов. А времени на самом деле прошло лет так десять, а может быть и двадцать… Или я умер. В холодильнике морга лежу…

Я пошевелил пальцами на ногах. Повертел кистями рук. Привстал и сразу же ударился во что-то лбом. Ощупал границы свободного пространства: везде было совсем мало места. Повсюду я упирался в невидимое препятствие.

В голове прокрутилась картина последних событий: я за рулем авто, а на пассажирском кресле Кристина. Джазовая мелодия, миндально-мускатная горечь духов, взгляд Кристины, рев мотора, яркий свет, глухой удар. А потом все вверх дном.

Вспомнил, как очнулся на потолке машины. Как нигериец или эфиоп (пора бы уже определиться кто он, пусть будет нигериец) вытаскивает меня на асфальт через разбитое окно…

Упершись ладонями в невидимый потолок, я попытался его приподнять. Надавил вверх изо всех сил. Где-то возле ног захрустело. Сморщив от натуги лицо, я попытался надавить еще сильнее… Уголок левого глаза сильно защипал, отчего я инстинктивно прижал глаз ладонью и ощутил, что бровь залита чем-то теплым и липким. Ощупал лицо и голову. В районе виска я наткнулся на гематому, и там же сочилось из кожи кровь.

Нет. Я точно не умер.

Я либо в багажнике, что вряд ли, в нем бы я калачиком лежал, а тут я лежу в полный рост. Я вполне могу находиться в гробу, присыпанный парами метрами земли…

Я замер на мгновение, а потом изо всех сил закричал: – Э-эй!!! Я здесь!!! Э-ЭЙ!!!

Стало заметно жарче. И дышать тяжелее. Видимо я тут не первый час уже. Надо бы экономить воздух.

–Э-эй!!! Люди-и!!! ЛЮ-ДИ!!!

Запульсировало в голове. Спокойствие! Медленный вдох, выдох. Вдох, выдох. Вот так. Ага. Вот так. Вот так…

Мне кажется, я снова потерял сознание после того как кричал. А когда очнулся я опять так и не понял. Я не мог замерить время, поэтому не знаю, сколько я тут. Может быть несколько часов или день… или два. Но судя по тому как мне чертовски хотелось пить, я здесь больше суток.

ВОДЫ!

Наспех я придумал план – пить собственную мочу, отжимая ее с одежды себе в рот.

Натужился. Растеклось теплое в паху. По бедрам. Запахло свежей мочой. Ослабил ремень и руками потянул с себя брюки. Но ждал меня крах: в таком ограниченном пространстве снять брюки оказалось невозможно. Поелозив в разные стороны, сопя и ударяясь лбом о потолок, я сделал еще несколько попыток, а потом отчаялся и бросил затею.

– Воды! ВОДЫ!!! Э-эй!!! Люди-и!!! ЛЮ-ДИ!!!

Только не так! Надо бороться. Кто не сдается, тот выживает. Из любой ситуации есть выход. И из этой тоже.

В районе паха я принялся тянуть ткань брюк в разные стороны. Затрещало. Оторванный и влажный лоскут подношу к голове, ко рту и там сжимаю ткань в ладонях. Я в клочья изорвал свои брюки. Жажда чуть притупилась.

Пытаюсь поднять крышку. Прикладываю все силы. А она снова где-то в районе ног хрустит. И кажется с каждым новым толчком крышки, хруст становился все громче. Воодушевленный этим, я поднял все резервные силы. Жму крышку. Бью кулаком. Не знаю, сколько я это делал, но когда взял паузу, то понял, что дышать стало очень сложно и пить хотелось ужасно.

К моему удивлению где-то сверху забубнил голос. Он что-то говорил, но разобрать слова не получалось. Кажется, я опять начал терять сознание.

– Э-эй… – простонал я. – сюда… я здесь… э-эй…

Я снова куда-то провалился. Но на этот раз резко и внезапно, отчего у меня захватило дух, как будто лифт быстро поехал вверх. А потом настал….

Вакуум.

Но – Э-эй… – простонал я. – сюда… я здесь… э-эй…

Я снова куда-то провалился. Но на этот раз резко и внезапно, отчего у меня захватило дух, как будто лифт быстро поехал вверх. А потом настал….

Вакуум.

Но вдруг его разбавил странный звук…

У-ух…У-ух…У-ух…

Уже скоро уханье начало набирать ритм, становиться все громче и напористее.

У-УХ…У-УХ…У-УХ…У-УХ…

Словно оно рождалось внутри меня, набирало мощь и разносилось волнами по всему телу объемным и ровным стуком. И внезапно, и неожиданно я осознал: что это стук моего сердца.

А потом в голове зашумел океан. Чернота перед глазами стала таять, обнажая размытое белое пятно света.

– Говор… ука! – Сквозь океан послышались обрывки фраз. – Я кому сказ… Отвечай!!!

– Я…я нич… не знаю. Помил..уй… Что я мог…у знать, я всего лишь пенсионер!

– Если ты не скаж… будешь лежать рядом с ним!

Послышалась возня. Шлепки. Кашель. И женский вскрик:

– Не бей его!!!

Прилив океана стал отступать, и кажется я начал более-менее слышать, что происходит вокруг.

– А с тобой, сучка, я позже разберусь!

Шлепок.

– Ай! – Крикнула женщина.

– Повторяю вопрос. Что ты знаешь про Северную часть города? Где ваши базы? Кто ваш лидер? А? Что? Что ты там бормочешь!? Ах, не знаешь! А как тебе вот это понравится?! На, сука! На! Нравится?! На, сука! На, на, на!

–Ты его убьешь! – Снова раздался женский. – Остановись!!!

– Думаешь, если отключишься ты избежишь пытки?

– Ааа!!!

– Ну как? Бодрит? Сейчас я при тебе расчехлю твою сучку! Что? Не надо? Тогда говори где ваши базы!

Наконец-то фокус настроился, и я смог рассмотреть обстановку: я лежал на дне ванны. Возле нее, обняв ладошками коленки, сидела Кристина. На ее щеках была размазана тушь, губная помада растерта вокруг рта, а кожа на лбу была рассечена. Кристина тихо всхлипывала и не моргая уставилась в пол.

На коленях у сортира стоял старик: крышка унитаза скрывала под собой его голову, сильно зажав дряхлую шею, и руки деда безжизненно свисали вниз, на крышку кто-то поставил ногу в лакированных туфлях. Полностью разглядеть стоявшего человека мешала шторка у ванны.

– Как насчет водных процедур? Что скажешь? – Не дождавшись ответа, к сливу потянулась рука: длинные пальцы, белые ногти и черная кожа.

Нигериец.

Глухо зашумела вода. Из-под крышки раздалось горловое клокотание. Руки старика засучили по полу.

– Прекрати!!! – Закричала Кристина. – Пожалуйста!!!

– Может быть, ты скажешь за него?

– Я же говорила, что ничего не знаю!

Туалетный бачок слил всю воду. Старик обмяк. Носком туфли нигериец вскинул крышку и за волосы вытащил голову и швырнул старика на пол. Дед грохнулся мешком.

– Всеволод! – В ужасе вскрикнула Кристина. – Сева! Нет! НЕТ!!! – Она быстро прошаркала на четвереньках к бездыханному телу, склонилась над ним, и, всхлипывая, стала что-то бормотать себе под нос. Нигериец слегка пнул его в бок. Еще раз и еще. А потом вытащил из внутреннего кармана смокинга пачку сигарет, выбил одну, чиркнул спичкой и прикурил. Рукав смокинга обнажил запястье: и на нем я увидел татуировку Аполлона…

Пару раз нигериец глубоко затянулся. Словно собираясь вытащить пистолет завел руку за спину. Как-то растерянно поводил ей. А потом встрепенулся, будто вспомнив что-то очень важное:

– Я сейчас вернусь, и тебе лучше все мне рассказать сучка! Или же будет лежать рядом с ним.

Когда он вышел, я шепнул: – Крис… Крис!

Она повернулась, и не веря своим глазам, бросилась ко мне.

– Боже… Ты жив! Ты жив… Слава Богу! Сева…Сева! Он мертв! Он его убил!!! -Она провела ладошкой по моей голове. – У тебя… у тебя так сильно разбита голова… – – Нам… нам конец… Он сейчас вернется…

– Все будет хорошо… – я взялся за края ванны и попытался встать. Но как только я оторвался от дна, голову резко повело в сторону, отчего я бухнулся обратно.

Я сделал еще одну попытку. Снова пространство завертелось колесом, и чтобы усмирить как-то этот вальс, я застыл в неловкой позе, полусидя полу стоя. Но неожиданно Кристина подтянула меня вверх, и я наконец-то встал на ноги.

Уперся в коленки руками и закрыл глаза, чтобы не видеть, как вертится комната. Да. Так гораздо легче.

Вдох, выдох, вдох, выход.

Голова стала кружиться чуть меньше. Противно, но все же терпимо.

Нужен план!

Но путались мысли. Были они не устойчивые, зыбкие, точно такие же, как и пространство.

За дверью раздался шум. Я спешно перелез на пол, взял попавшуюся на глаза мусорную корзину, и замер возле двери. Опустилась дверная ручка. Скрипнули петли. Что есть силы, я вжался спиной в стенку…

***

Вопрос на засыпку.

Как я оказался в этой непростой ситуации: на дне ванны, в компании девушки, кстати, биоробота (забегаю немного вперед), старика и нигерийца в смокинге с пистолетом?

Все началось с того самого специального поручения моего шефа -Ведущего. Рабочий позывной у него такой. Просто нужно было отказаться от этого задания, будь оно не ладно! Придумать причину…

Глава 2

За стеклянными стенами скоростного лифта глубокая ночь июня 2099 года. Двери плавно закрылись, и лифт бесшумно понес меня вверх. Снаружи чертовски душно, несмотря на то, что уже далеко за полночь. Это самое жаркое лето в моей жизни, в прямом и переносном смысле. Я закрыл глаза. Слушаю, как шелестит кондиционер.

Я карающая рука Аполлона и вот-вот должен убить человека. Человек этот нарушил Правило: он был замешан в распространение старой конституции и поэтому приговорен присяжными Аполлона к смерти. Моя цель сейчас одна в своей квартире. Наша группа следила за ним несколько дней, и вчера он отправил дочь к родне.

Обычно Аполлон не выслеживает. Мы вваливаемся к приговоренным с напором и силой, хватаем без разбору всех, кто попался под руку, и уже потом решаем кто повинен, а кто нет. Чаще убиваем всех на месте. Не особо разбираясь. Но сейчас особый случай. Почему мне знать не положено. Я просто должен сделать все тихо и без шума.

«Чувствуешь себя беззащитным?»

Сбоку раздался бодрый голос диктора.

«Боишься за свою семью?»

Я открыл глаза и глянул на монитор в стекле. С него на меня смотрел мужчина в черном костюме. С неимоверно раскачанной шеей, квадратной челюстью и зализанными назад волосами.

«Тогда беги к нам поскорее! У нас самый большой в городе выбор оружия! От дамских пистолетов до многозарядных дробовиков! Позвонивший в течении десяти минут после окончания ролика, получит от нас бесплатную коробку патронов к вашей покупке! Звони прямо сейчас, заказывай товар, защити себя и свою семью!»

Лифт плавно остановился. Дзинь.

Я вышел в залитый ярким светом длинный коридор, напичканный слева и справа дверьми. Взглядом пропускаю уплывающие мне за спину номера квартир 5155,5156,5157… Жизнь монолитом сплелась с цифрами. У каждого человека ряд чисел на шею навешан. Простите, как с вами связаться по телефону? Какой номер автомобиля? Дайте мне мое пальто, вот мой номерок.

Числовой концлагерь.

5166.

Я стою у двери. Слушаю коридор. Кажется, весь этаж спит, только в конце какая-то дверь глухо ухает сдавленными стонами и ахами женщины.

Смотрю в пол и прислоняю ладошку к двери. Не шевелюсь. Не дышу. Слушаю, что происходит в квартире. Достаю пистолет. Вкручиваю глушитель в дуло. Чуть-чуть лязгает. Из кармана выуживаю ключ, который сделан для меня в здании через дорогу, в киоске по дубликату ключей. Плавно проворачиваю замок, и на случай если петли скрипят, дверь за ручку придерживаю вверх и плавно жму от себя. Аккуратно заношу ногу через порог. Небольшая прихожая. Тишина. Темно. Впереди кухня, с улицы залитая оранжевым отсветом фонарей. Мурлычет холодильник. Бесшумно закрываю за собой дверь и иду влево, в темно-оранжевый зал. Пол предательски поскрипывает. Тикают настенные часы. Тут еще одна дверь. Между ней и полом полоска щели, из которой мерцает и моргает бледный свет, и льется приглушенное уханье голосов. Прежде чем взяться за ручку я прислушиваюсь. Телевизор ли? Когда на той стороне голоса оборвались и заиграла музыка, я наконец-то собрался легонько толкнуть дверь вперед. Петли! Тут же осекся я. Придерживаю ручку вверх и давлю вперед. В проеме небольшая комнатушка. Диван впереди, а за ним широкий телевизор крутить рекламу. Мелькают в нем какие-то клоуны и играет цирковая музыка. На фоне экрана контур головы. Моя цель, закинув руки на спинку дивана, спит. Посапывает. Видимо сладко спит. Вхожу в комнатку, через пару бесшумных шагов замираю и вскидываю пистолет. Моя жертва – лысеющий сорокалетний мужчина. Хоть здесь и темно, но я знаю, что его затылок расчерчен тремя линиями. И я уверен, что сейчас я смотрю на них через прицел. Потянул указательный палец на себя. Курок заскользил на спуск. Пистолет чихнул, руку привычно дернуло отдачей. Его затылок дрогнул. Инерцией пуля откинула голову чуть вперед. В таком положение и замерла моя жертва. Распятая на диване.

Я развернулся и зашагал из комнатушки.

– Папа…

Этот детский голосок ударил мне в спину словно под дых, и как рыбацкими сетями скрутил мое тело, не пускает идти дальше. Запнулась реклама, и теперь классическая музыка из телевизора звучит. Скрипка плачет. Что-то из Бетховена.

– Па!..

Я развернулся. Контура нет. Неужели ребенок спал у него на коленях?

Делаю шаг вперед. Еще. Еще. Из-за спинки дивана видно взъерошенное одеяло, которое сползло на пол, где две банки пива валяются. Вижу ноги его. Неуклюже свисают. Еще шаг. Еще один.

Он уткнулся лицом в подушку. Из затылка к шее прочертила линию жирная капля крови. Рядом сидит девочка лет пяти и смотрит в дырку в его голове.

– Проснись, па!

А потом она поднимает голову и пугается меня, отчего резко вдыхает. И замерев, смотрит мне в глаза. Ее глаза растерянны, бездонны и безмерно голубы.

Не знаю, как вести себя с детьми. Поэтому я улыбаюсь девчонке. Прикладываю указательный палец к губам. За десять лет я убивал много кого – от молодых юношей до дряхлых стариков. Я простреливал голову беременным женщинам и молодым отцам. Богатым и бедным. Сильным и слабым. Но никогда я не был в ситуации, чтобы пришлось стрелять в детей. Сейчас я не знал, как предписано кодексом Аполлона поступать. Отвечают ли дети за поступки своих отцов?

Голубизна и чистота ее глаз крепко держат курок и не дают ему на спуск пойти. Отвлекают меня от мушки.

Скрипка отыгрывает последние ноты. Аплодисменты.

Я опустил пистолет. Она проводила его взглядом, а потом снова уперлась в меня. Хмурится. Не могу смотреть в ее голубизну, разворачиваюсь и шагаю к двери. Когда я на самом пороге она спрашивает меня.

– Это ты маму убил?

Я замер. Вопрос был для меня неожиданным, поэтому снова удар мне как под дых.

–Это ты маму убил. – Повторяет она. Но мне кажется, что теперь уже утверждающе. Или так было и в первый раз?

Я стараюсь вспомнить лицо этой девочки. Я роюсь в своей памяти. Перебираю дни и месяцы, рейды, выбитые двери, квартиры. Пластинкой прокручиваются крики и стоны о помиловании. Плач и брань. Оглушающие выстрелы. Искаженные гримасой ужаса лица. Гримасы злости. Просящие пощады глаза. Ни в одном из закутков памяти я не нашел ее лица и лица ее матери.

– И папу ты тоже убил!

Я молча вышел из комнатушки. Темно-оранжевый зал. Часы тикают. Пол скрипит.

– Ты плохой! – Догоняет меня ее голос.

Вышел в коридор. Щелкнула за спиной дверь. Яркие лампы режут глаза как скальпель, и потрошат черепную коробку. Квартира в конце коридора еще громче разрывается остервенелым стоном женщины.

Нажимаю на кнопку вызова лифта. Потом снова. Снова. Снова. Выкручиваю глушитель. Всаживаю пистолет за ремень. Закипает внутри кровь. Злость во мне силу набирает. И сам не понимаю почему. Не испытывал я никогда такой злости. Она другая. Я понимаю, что дал волю слабости. Я злюсь, что не убил девчонку. За свою жизнь я ни разу не отступал назад. Никогда не опускал пистолет не выстрелив.

Она одолела меня без оружия. Просто взглядом.

Я хочу убить группу Аполлона, которая следила за ним. Я хочу убить их за то, что они ошиблись. За то, что они виноваты в том, что я попал в эту ситуацию.

Где этот чертов лифт!?Что есть силы, я ладошкой всаживаю в стенку копку вызова.

«Ты плохой» – прокрутился ее голос в моей голове, прокрутился отрезвляющим душем.

Много лет я безупречно выполняю свою работу. Я считаю, что любое проявление государственной власти – это зло. В детстве мне родители рассказывали, как полицейский убил моего старшего брата. Случайно. И ничего полицейскому не было за убийство. Свои отмазали. А через год арестовали моего отца. По фиктивному обвинению. И посадили. На долго посадили. Сердце матери не выдержало. Умерла. Остался я один совсем. В интернате рос. И когда мне было четырнадцать ввели мировую анархию. А потом мне предложили поступить на службу в Аполлон. И я с удовольствием принял предложение. Тогда я дал себе слово, что буду беспощадно искоренять любое проявление государственной власти. Убивать и крошить людей, который пытались установить свои правила, установить государственность. Я считал, что делаю добро. Я считал, что я хороший.

«Ты плохой» прозвучало так неожиданно, и так искренне.

Дзинь.

Я не вхожу в лифт. Не могу. Как будто ноги мои онемели и не могут шагнуть в кабинку. Лифт молча меня ждал и так же молча захлопнул двери.

Еще какое-то время я стою не шевелясь. Успокаиваюсь. Только трезвый расчет. Никаких эмоций, Жень.

За стеклянными дверьми лифта снова забубнил бодрый голос:

«Чувствуешь себя беззащитным? Боишься за свою семью? Тогда беги к нам поскорее! У нас самый большой в городе выбор оружия! От дамских пистолетов до многозарядных дробовиков! »

Я резко разворачиваюсь и быстрым шагом иду обратно. На ходу выдергиваю из-за ремня пистолет и быстро вкручиваю в дуло глушитель. Сейчас войду в квартиру, и молча, как робот, спущу курок. Прострелю этой маленькой сучке голову.

Врываюсь в квартиру. Оранжево-темный зал. Часы тикают. Комнатушка. Вальс какой–то играет. Диван. Он по-прежнему лицом в подушке. Только кровь теперь с его шеи тонким ручейком на белую наволочку скользит. Красным пятном расползается. А девочка на противоположной стороне дивана. Сидит обняв коленки. И смотрит в экран, в котором симфонический оркестр сияет свой красотой музыки. Но понимаю по ее взгляду, что смотрит она сквозь него. Кожа под ее глазами поблескивает.

Я располагаюсь так, чтобы не видеть ее лица. Ее глаз. Вскидываю пистолет. Она знает, что я собираюсь сделать. Молчит. И хочет к родителям. Пожалей девчонку, отправь ее поскорее к ним. Ведь ты хороший! Давай, Евгений, это для тебя так просто!

Никаких эмоций. Только трезвый разум.

Давлю на курок. Но он, гад, окаменел. Рукоятку я, что есть силы сжал. Костяшки побелели аж. Хрустнули пальцы. Давай, давай, давай…

Малолетняя тварь!

Не найдя в себе силы спустить курок, я выдыхаю и опускаю пистолет.

Второй раз я отступил. От этой мысли я мгновенно вскипаю. Резко вскидываю пистолет и срывая злость, стреляю дирижёру в голову. Глушитель чихнул. Я попал точно в цель. Тело дирижера трещинами пошло. Но, не умер он. Теперь без головы руками машет. А потом камера ракурс меняет, и вот он в другой части экрана. Целый и невредимый.

Что-то во мне шевельнулось. Я крепко схватил ребенка за тонкую ручку, стянул с дивана и поволок за собой.

– Я хочу к папе! – Упираясь ногами в пол, вопит за спиной девчонка. – Отпусти! Отпусти! К папе! К папе! Папа!!!

Но я как машина, как тягач, тащу ее за собой из квартиры. Она скользит по гладкому полу как будто на лыжах. Бьет своей хрупкой ручкой по мне, отчаянно дергается, пытаясь вырваться. Но крепко держу я ее. Как тиски.

– Отпусти! Отпусти-и!!!

Мы вваливаемся в коридор. Здесь ее вопль становится громче, эхом разлетается, просачивается в квартиры, пробуждая спящих жильцов. Но всем на этот детский крик отчаяния плевать. Никто не собирается вмешиваться. Никому проблемы не нужны.

Дзинь.

Лифт несет нас вниз. Здесь девчонка поутихла. Забилась в угол и как мышь смотрит на меня. Я не торопясь выкручиваю глушитель, всовываю пистолет за ремень.

Я веду машину сквозь ночные улицы. Девчонка на заднем сиденье в окно уставилась. Утром я сдам девку в интернат Аполлона. Там из нее сделают отличного бойца. А я чистым останусь. Брось я ее в той квартире, рано или поздно бы всплыло, что я оставил после себя живых. У Аполлона могли бы возникнуть вопросы, даже несмотря на то, что моей целью был только он. И как отреагирует Ведущий на мою снисходительность – неизвестно?! А так, я вроде бы правильно поступаю. Цель ликвидировал, а девку, за неимением дополнительных инструкций по заданию, в интернат.

Пустые перекрестки, мигающие желтым светофоры. Смотрю назад, в зеркало, на девчонку. И не мог я знать сейчас, что скоро эта девчонка изменить не только мою жизнь, но и жизнь всего человечества.

Глава 3

Вот оно раннее утро города будущего. Стою в пробке.

Вокруг меня небоскребы. Они уходят далеко вверх, подставляют зеркальные стены палящему солнцу. Передо мной нескончаемая вереница машин. Это второй за месяц транспортный коллапс.

С отчетом к Ведущему еду один. Мне нужно поговорить с ним. Мне нужно понять по атмосфере разговора, задав наводящие вопросы, как он отнесется к тому, что я ее не убил. И потом уже действовать по ситуации. Девчонку я оставил в своей квартире. Закрыл в комнате. Ее побег через окно я исключил, все-таки 62 этаж.

Левый ряд движется быстрее. Но через минуту и он вязнет. С моим авто ровняется роскошный автомобиль. Стекла его чуть затемнены, но салон хорошо виден. За рулем блондинка. Остриженные по плечи волосы, большие круглые стекла темных очков, и пухлые губы ярко накрашены. Стекло ее машины искажает цвет, но я почему-то думаю, что помада на ее губах ярко вишневая. Ее платье красное, вызывающе короткое. Она поворачивает голову в мою сторону, но смотрит куда-то мимо, но потом все же замечает меня. Улыбается, обнажая идеально ровные зубы. Что-то мне говорит, вздергивая бровью. Я смотрю на нее исподлобья, уставши и сурово. Свечу в окне трехдневной щетиной, прижимаю блондинку к двери ее авто свинцовым взглядом, вспыхнувшей в нем животной похотью. Она вызывающе двигает губами, продолжая что-то мне говорить. Я знаю, что приглашает к себе на разговор. Зовет пересесть к ней. Я улыбаюсь. Получается у меня это криво. Она улыбается в ответ. Опускает пассажирское стекло. Мой палец тянется к кнопке, чтобы открыть окно. Но его останавливает звук полученного сообщения. Перевожу взгляд на ПДА, который валяется на соседнем сиденье, его экран меланхолично горит, и в верхнем углу висит облачко, подписанное как «Ведущий». Я снова смотрю на блондинку. Отрицательно качаю головой. Она вдруг меняется в лице. Теперь в место похотливого, манящего выражения, оно сморщилось в отвращении. А потом она закрывает окно, показывая мне средний палец. И ряд уносит ее авто вперед.

Я жму на облачко и переношусь в экран чата:

– Ты где?

Привычным движением выбиваю на экране:

– Еду в Аполлон. Застрял в пробке.

– Есть работа. Твоя группа уже выехала. Ваша задача устранить фашистскую ячейку повстанцев. Координаты я скинул, посмотри в карте.

И следом же всплывает новое сообщение:

– Как вчера все прошло?

Я выдыхаю. Думаю, как правильно ответить. Смотрю в окно. А потом выбиваю пальцами:

– Цель ликвидирована. Но он был не один.

– Кто был еще?

– Его дочь.

Я ожидал, что он сразу ответит. Он всегда сразу отвечает. Но сейчас он ничего не писал.

Через пол минуты над окошком ввода сообщения появился пульсирующий карандашик. Потом его место занял ластик, который быстро исчез. Несколько секунд не было ничего. Снова карандашик, и наконец-то:

– Ты, конечно же, ее убил?

Я быстро хватаю первый же появившийся в голове ответ и пишу:

– Хотел об этом доложить вам. По девчонке инструкций не было, везу ее в интернат Аполлона.

Пока что не отправляю. Перечитываю написанное еще раз. Какой нахрен «везу в интернат?» Получается, что я пол ночи продержал девку у себя дома и сейчас я вынужден идти с ней на операцию? Тогда он снимет меня с задания. И прикажет привезти ее к себе. А я в пробке. Пока вернусь за девкой, пока до Аполлона доберусь. Много времени потеряю. Чем эту потерю оправдаю? Ничем. Он сразу заподозрит фальшь, он рентген. Тут же поймет, что я что-то не договариваю.

Если напишу, что убил?

А если не надо было?

Скажу, что действовал по ситуации. Что свидетель она, что лицо мое видела. А убить ее я всегда успею. Напьюсь вечером. Так легче будет.

Я стираю написанное сообщение. И пишу снова:

– Так точно. Убил.

Отправляю.

– Почему сообщение правил? Что-то не так?

Заподозрил неладное, гад. Я быстро придумываю чем парировать:

– Опечатку исправлял. За рулем пишу.

Прочитав, он ничего не отвечает. Он исчезает из сети.

Снимая напряжение, я провожу ладошкой по лицу. А потом гребу пальцем по экрану, влево, пролистываю страницы пока не появилась карта города. Метка места проведения рейда была в паре кварталов от меня. Паркую машину, и иду пешком.

***

Впереди, между пешеходами, я вижу припаркованный, ничем неприметный серый фургон. Значит моя группа на месте. А вот оно и место. Напротив фургона, отель в сто этажей.

Я вваливаюсь внутрь авто через боковую дверь. Тусклая лампочка освещает скромное пространство. На меня смотрят три черные гипсовые маски, с прорезями для глаз. Маски сделаны в виде морды льва.

Группа уже готова. Ждут только меня.

Мне протягивают маску:

– На сороковом этаже ячейка национал-социалистов. – Говорит одна из масок гортанным басом. – В прошлую пятницу эта ячейка заказала печать тысячи копий закона о гражданине Рейха в типографии через две улицы отсюда.

– Сколько их? – Спрашиваю я, надевая льва.

– Точно не известно. Ориентировочно двое.

– Валим обоих?

– Да.

Вываливаемся из фургона на улицу и взлетаем по лестнице к входу в отель. Вход – стеклянная дверь в виде креста, которая вокруг своей оси вращается. Только по одному в нее можно пройти внутрь.

Просеялись.

Холл со вкусом оформлен. Стены сделаны якобы под золото, мраморная плитка на полу. Плавные линии повсюду, ровные изгибы. Все без углов, без остроты. Ресепшен впереди в сиреневых тонах. Тоже без углов. И нежный свет непонятно откуда льется, матовый такой, ласкает взгляд. Прохладно. Но хорошо. Кажется, что жизнь в этом месте размеренно течет, неспешно.

Несмотря на утро, людей тут предостаточно. У ресепшена, у диванчиков, у лифтов. Портье колесиками чемоданов по мрамору тарахтят.

Мы несемся к лифту.

От нас как от прокажённых люди шарахаются. Расступаются в ужасе. Перешептываются:

– Аполлон здесь! Аполлон здесь! Это Аполлон…

Каждый боится, что это по его душу Аполлон пришел. Но сегодня мы не за вами.

Толпа ожидающая лифт, рассеялась. Покорно уступая нам свои места.

Дзинь.

Пока едем вверх проводим привычный ритуал: достаем оружие. Щелкаем затворами. Цыкаем предохранителями.

– Вчера кучу денег просрал. – С хрустом разминая шею, говорит одна из масок.

– Говорил же, что у Виктора играть не стоит. – Отвечает другая.

– Кто такой Виктор? – Спрашивает третья.

– Падла есть такая, казино владеет. У вокзала которое. Жульничают крупье там.

– Сколько? – Спрашивает вторая.

– Чего сколько?

– Проиграл сколько?

– Сто штук.

– Что делать думаешь? Валить Виктора?

Дзинь.

Выходим в коридор. Он ничем не отличается от холла. Якобы золото. Мрамор. Ласковый свет. Сиреневые фальшь-колонны в стене.

Спешно идем. Тихо в коридоре. У двери с номером 4040 одна из масок останавливается, и прислонившись к ней, слушает, что происходит внутри номера.

– Отыграюсь. – Пользуясь паузой говорит Стас. – Убить всегда успею.

– Спят еще. – Отлипнув от двери сообщает лев.

Мы замерли. Собираемся с мыслями. Концентрируемся. Превращаемся в монолитный кулак Аполлона.

– Нет власти. – Говорит одна из масок.

– Нет власти! – Повторяем все вместе.

Одна из масок чуть отступает и ногой выбивает дверь.  Вскидываем оружие и входим внутрь.

Передо мной открылась просторная гостиная.

Здесь очень много белого: журнальный столик в центре, атласные кресла кружком, диванчик у окна и пушистый ковер на полу.

Все это напоминает Голливудский номер пятизвездочного отеля Плаза, времен пика популярности Фрэнка Синатры, в котором тусовались большие папы от кино, продавались новые идеи, вершились судьбы картин и еще зеленых, снявшихся паре тройке второсортных фильмов, актеров.

Идем в спальню. Тут мрак. Окна занавешены плотной бордовой шторой. Но сквозь этот мрак я вижу, что на кровати спит человек. И маски это тоже видят.

Стас скидывает со спящего одеяло. А потом двое за ноги стягивают фашиста с кровати. Резко. Жестко. Безжалостно. Тот ударяется лицом о пол. Отчего просыпается и вскрикивает. Голым, его волокут по полу в гостиную. Как мешок. Как труп. Оставляют на ковре. Фашист пытается встать. Но не дают ему распрямиться в полный рост. Бьют по ногам и ставят на колени.

Только сейчас я смог его разглядеть. На вид лет шестьдесят. Короткая стрижка, с легким напылением седины на волосах. Мясистый нос. Глаза добрые и мешки под ними. Лицо перепачкано кровью. Из носа стекает жирная красная капля.

Как крот он щурится от света, вертит головой по сторонам, смотрит на нас, пытается лица найти. Но у него не выходит. У нас нет сейчас лиц. Видимо он окончательно приходит в себя, и наконец-то понимает кто мы.

– Вы Мирослав Миллер? – Спрашиваю я. Фашист молчит.

Одна из масок берет его левую руку, и прикладывает идентификатор к вживленному в ладонь чипу. Прибор звякнул. Маска положительно кивнула.

– Вы здесь один? – Снова задаю вопрос.

Не дождавшись ответа, маска бьет ему под дых. Он резко, со свистом выдыхает воздух. А потом складывается пополам и заливается кашлем. Фашиста возвращают в обратное положение. Тяжело дыша, он смотрит на меня покрасневшими глазами. Утирает из-под носа кровь:

– Нет.

– Кто здесь еще?

Он показывает взглядом на дверь в ванную комнату.

– Кто там?

– Их там двое.

Маски резко дергают дверь. С той стороны со звоном слетает щеколда. Черные львы исчезают в проеме. Женский вскрик. Всплеск воды. Брань. Возня. Держа за длинные, темные волосы, одна из масок вытаскивает голую девку в гостиную, и швыряет на белый ковер. Она встает на колени и испуганно, непонимающе смотрит на нас. А потом опомнившись, пытается прикрыться руками. Но, не удается ей закрыться полностью, поэтому прилипшим к телу комочком пены она прикрывает грудь.

–Там еще один! – Говорит мне маска.

В ванной на черно-белой клетке кафельного пола голое тело мужчины. Рядом с ним стоит одна из масок – Георгий:

– Готов? – Спрашиваю я.

– В отключке. Поскользнулся и головой об раковину.

Я достаю идентификатор, подношу к левой ладони мужчины. Прибор звякнул, выдав на экран его паспорт, и тут же фамилия обвелась красной рамочкой. Это значит, что Аполлон давно ищет этого человека. Хорошо ищет, но никак не может найти.

– Так это же Ян Шнайдер! –Удивился я, прочитав информацию в ПДА. – Один из вдохновителей и организаторов северо-западного фашистского подполья. Особо отметился своими хакерскими атаками на сервера Аполлона.

– Эй, ты! Слышишь меня! -Бью ему по щекам, приводя в чувство. – Давай вставай. Давай, давай.

– Что за херня? Мужики вы кто такие вообще…– приходя в сознание шипит он.

– Вставай. Пообщаемся.

Он осматривается. Проводит ладошкой по затылку. А потом его как будто прошибает током. Вздрогнув, Шнайдер с испугом смотрит на наши маски.

– Понял кто мы такие? – Спрашиваю я. – Молодец! Значит знаешь, как мы работаем. Жить хочешь? Ну вот и славно. Сдаешь нам расположение ваших тайных баз, пароли, имена, и мы тебе даем второй шанс.

Он сидит на полу. Смеется. Нет, это не тот смех, когда весело. Этот смех коктейль чувств, где ингредиенты ненависть и злоба.

– Я вам ничего не скажу!

Вздохнув, я беру с полочки электрическую бритву. Тяну изо всех сил за провод. Пластмассовый корпус бритвы поддается натиску, дает трещину и выпускает из себя, раздвоенный и оголенный конец провода.

–Что… что вы собираетесь делать? – Сделав бешенные глаза, спрашивает Шнайдер.

– Молчи сука! – Георгий бьет фашиста ногой, а потом берется за его лицо и говорит ему в глаза. – Сейчас ты нам все расскажешь! Мы тебе же все объяснили, шанс второй давали. А ты, дурак, отказался…

Мы подхватываем Шнайдера под руки и швыряем в душевую кабинку. Он падает на спину. А потом садится на дно, облокотившись спиной о стеклянную стенку, замирает, ошеломленно смотря на нас:

– Что вы собираетесь делать? Я ничего ведь не знаю! Я все лишь программист. Программист! Слышите? Что я могу знать?

– Позволь тебя просветлить, – нависнув над Шнайдером, я подношу раздвоенный конец провода на уровень его глаз. – ты же программист, в физике наверно, не разбираешься… Сейчас этот провод окажется над тобой, а когда его другой конец будет в розетке, я включу воду, и тысячи мелких капель будут жалить тебя небольшим разрядом, но очень болезненным!

– Вы с ума сошли!!! Что вы творите?!

Внезапно и громко я гаркнул:

– Базы! Пароли!

– Я… я ничего не знаю! Я клянусь! -Истерично хохоча начинает он. – Что я могу знать? Я всего лишь программист! Опомнитесь!!!

Я дотягиваюсь до колесика и кручу его до упора. Зашипело – потолок выпрыснул множество мелких струек ледяной воды.

– Ааа!!! Холодно!!! Остановитесь!!! Пожалуйста! Пожалуйста!!! – Бьется он как в конвульсиях, пытается оттолкнуться руками о дно, чтобы привстать, но Георгий толкает его ногой, возвращая обратно.

– Помоги-ка мне, – прошу я одного из стоящих рядом. Мы вталкиваем внутрь торчащие из кабинки ноги, и захлопывает стеклянную дверь. А потом чуть ее приоткрыв, я просовываю внутрь шнур. Фирма, которая производит электрическую бритву, делает свою работу качественно. Мне тоже нравится бритва этой фирмы. А еще мне нравится этот шнур – он не мягкий, не сильно жесткий, он как раз такой, какой нужно для того, чтобы просунуть его в кабинку, и чтобы он не свисал веревкой, а торчал как проволока. Даже длинна у него подходящая, как раз до розетки дотягивается.

– Помилуйте!!! – Через щель мне видно, как он стоит на четвереньках. Его руки дрожат. Он пытается встать на ноги, но ладошки скользят по дну, разъезжаются, а потом и вовсе теряют стойкость. Руки резко едут в сторону, отчего Шнайдер летит лицом в стекло и глухо ударившись, падает по инерции на дно. Лежит без движения. А потом снова встает на четвереньки. Вода вокруг него собралась тонким слоем, и в том месте, где его голова, в воде расплылось алое пятно. Он больше не вопит. Не шевелится. А только щупает что-то пальцами в районе лица.

Расположив оголенный конец провода над Шнайдером, я зажимаю шнур дверцей. Перед тем как вставить в розетку другой конец, я снова спрашиваю:

– Базы, пароли, имена?

Молчит.

Вгоняю вилку в розетку.

–МММ… ААА!!! – Душераздирающее визжание заполнило пространство ванной комнаты.

– Базы! Пароли! Имена! – Ору я.

– ААА!!! МММ…

– Говори сука!

– МММ…

– Говори!!!

–ХОРОШО, ХОРОШО! Я СКАЖУ-У!!!

Через пару секунд высовываю вилку. Тишина. Только вода шумит.

– Где ваши тайные базы? – Задаю в воздух вопрос.

Шнайдер молчал. И я подумал, не умер ли он. Но, видимо собравшись с мыслями, заикаясь, он наконец-то заговорил:

– Я…я знаю, не все места. Я был только на двух…двух крупных базах. Они под землей. Одна под большой площадью северной части города, другая на промзоне…там склады.

– Бомбоубежище в северной части города? Там не может быть никаких баз!

– Верно. Мы знаем, что его контролирует Аполлон. Но под убежищем есть еще одно, старое.

– Как туда попасть?

– Я не знаю.

– ААА! ААА!!! МММ…

– Как туда попасть?

– ААА!!! СТОЙ!!! Я СКАЖУ!!! ААА!!!… В подвале библиотеки есть вход. Там только одна библиотека.

– Как вы проходите в подвал?

– Мы арендуем помещение, в котором эта дверь.

– Помещение охраняется?

– Нет. Охрана с другой стороны двери.

– Пароль?

– Панцирь.

– Имена?

– Я… я знаю, только несколько имен. ААА!!! Это правда! Герман Шварц. Он заведует всей агитацией подполья.

– Это мы знаем. Еще имена!

– Арнольд Швайнштайгер.

– Знаем! Еще!

–. Вас же не интересуют имена бойцов? Их я могу назвать. Но из верхушки я никого больше не знаю!

– ААА! ААА!!! МММ…

– Жизнь бьет ключом у парня. – Говорит мне маска под звук вопля. – Недавно на девке был, а теперь на допросе.

– Что-то не особо хочется такой жизни…

– ААА! ААА!!! МММ…СУКИ! С-СУКИ!!! МММ…

– Имена!

– С-СУКИ!!! ААА!!! АААААА!!!!!!

– Имена говори, сука!!!

–ХОРОШО!!! ААА!!! ААААА!!! ХОРОШО-О!!! Глава оперативных отрядов Бах Келенберг. Глава разведки Александр Маршалл. Он знает всех наших информаторов.

– Где именно у вас есть информаторы?

– На сколько я знаю везде. У коммунистов, монархистов, демократов.

– А в Аполлоне?

– Не знаю. ААА!!! ААААА!!!!!! ЕСТЬ! ЕСТЬ!!!!!

– Кто?

– Пожалуйста, хватит! – Всхлипывает Шнайдер. – Если я расскажу, меня убьют. МММ… МММ…ААА!!! ОСТАНОВИТЕ! ОСТАНОВИТЕ!!!

– Мы слушаем.

Шнайдер молчит. Шмыгает носом. Всхлипывает. Наверное, он даже дрожит. Но не слышу я. Вода шумит.

– В гостиной, – начал Шнайдер. – есть флешка. Под ковром. Там вся информация.

Переглянувшись с маской, я вышел в гостиную. Шнайдер не соврал, под ковром действительно была флешка.

В ванне раздался выстрел. Подождав Георгия, все вместе мы встали ровным рядом перед осужденными, и направили на них пистолеты. Гортанным басом одна из масок оглашает приговор:

– За попытку создания запрещенных материалов, за совершение действий, подрывающих мировую анархию, за распространение фашисткой идеологии, и вынашивание планов по создания национал-социалистического государства, по решению присяжных Аполлона вы приговорены к расстрелу. Приговор будет приведет в действие незамедлительно!

– Нет, нет, нет!!! – Быстро проговорила девка, пытаясь остановить нас. – Я тут не причем… я здесь и вовсе случайно! Я… я вижу этого человека в первые! Ведь верно? Как тебя там зовут? Ярослав, Ярош… Мирослав… Точно, его зовут Мирослав! Скажи им! Скажи!!!

Её глаза налились слезами. Она ждала, что фашист скажет про нее. Что не с ним она. Но фашист молчал. И поняв, что не собирается он говорить, девушка не выдержала, и слезы крупными каплями посыпались по ее щекам. Всхлипывая, она по инерции стала повторять:

–Скажи им! Почему ты ничего не говоришь? Прошу тебя, скажи!

– Как тебя зовут? – Спрашивает одна из масок.

– Я Ася…

– А ну-ка, убери волосы в бок.

Как вуаль, мокрые волосы закрывают часть ее лица. Девушка закидывает их за плечо. Маска подходит к ней в плотную, и взявшись пальцами за ее подбородок, слегка двигает ей голову, пристально разглядывая. Но растекшаяся туш и потекшие тени, делали лицо Аси похожее больше на морду панду, отчего еще меньше становилось шансов, что маска увидит знакомые черты.

– Не помню где, но я тебя видел. – Протягивает черный лев. – Часто видел.

– Я не знаю, как к вам обращаться, господин Аполлон, ведь можно же так, да? Если бы вы сняли маску, я бы вас узнала.

– Это исключено.

– Как я могу вам доказать, что я не с ним?

Так и не узнав девушку, маска делает несколько шагов назад:

– Ты могла проходит по ориентировкам. Может ты действительно не с ним, а с другими. Что не играет для тебя особой погоды.

– С кем с другими?!

– Коммунисты, монархисты, демократы. – И потеряв терпение, маска вскидывает пистолет и рявкает:

– Все! Хватит лясы точит!

– Не-ет! Я не хочу умирать!!! – Ася складывается пополам, и упершись головой в пол, заливается истерикой. – Не хочу умирать! Не хочу!!!

– Шлюха она! – Не выдержав вопль, раздраженно бросает Мирослав. – Шалава!

– Да! Я шлюха! – бубнит она в пол. – Проститутка я!

– Привокзальная площадь. Знакомое название? – Спрашивает та маска.

– Да. Я там работаю. Точка там. – И резко подняв голову, смотрит на маску сквозь поплывшую штукатурку, жалостно вопрошает. – А теперь, теперь вы меня не убьете? Он же сказал, что я не с ним. Что случайно я тут. Он же подтвердил! Отпустите меня… пожалуйста!

Мне окончательно надоела эта затянувшаяся сценка со слезами и соплями. Я напоследок глянул поверх прицела на фашиста. Тот, как чувствуя, оторвал взгляд от пола и посмотрел на меня:

Вам не остановить развал анархии. Процесс уже запущен. Скоро анархия падет!

Я ставлю точку в этой истории. Я спускаю курок. Хлопок. Струйка крови чертить красную линию на лбу Мирослава. Набирая скорость, он валится назад, и бесшумно упав на ковер, раскидывает в стороны руки. И остается так лежать, уставившись своими глазами, глазами куклы, в потолок.

Прильнув головой к полу, Ася укрывается от нас руками. Она вздрагивает, всхлипывает. Прохожу мимо масок и иду на выход. И маски вслед за мной.

Якобы золото. Мрамор. Ласковый свет. Сиреневые фальшь-колонны в стене.

У лифта я выбиваю в ПДА отчет Ведущему:

– Задача выполнена.

– Без эксцессов?

– Так точно.

– Есть разговор.

– Если не секрет, по поводу?

– Твоей судьбы. Зайди ко мне как приедешь в Аполлон.

– Есть!

Дзинь.

Перед тем как войти в лифт, я обращаю внимание, что рядом со мной только две маски. И тут же, внезапно, тишину коридора разрывает пистолетный выстрел. И из номера фашистов выходит та самая маска…

Иногда Аполлон перегибает палку. И это плохо.

Глава 4

Несмотря на то, что Ведущий меня ждет, я отправился в аквапарк. Через пробки я добрался до него уже когда солнце стало уходить за горизонт, и поэтому, в свою чашу я забрался с только что появившимися на небе лиловыми оттенками заката. Чаша моя прозрачная, исполнена в виде листа, и располагается высоко, на одной из веток дерева. Дерево возведено в самом сердце аквапарка, оно огромное и длинное: на прозрачных ветвях множество чаш, а его верхушка уходит далеко вверх, и будь сегодня пасмурно, макушка была бы скрыта за плотными серыми облаками.

Поднявшись на лифте на самый верх дерева, каждый может выбрать себе чашу по вкусу: спустившись по воде через систему прозрачных труб от одной чаши к другой и остановиться на понравившейся.

С наступлением темноты из чаш льется разная музыка, и прозрачное стекло начинает пульсировать множеством цветов в ритм мелодии. Но всеобщей какофонии звука не получается. Система отрегулирована так, что разные мелодии соединяются в одну.

Я лежу спиной на воде. А потом подплываю к краю чаши, и смотрю вниз: крохотными прямоугольниками передо мной простирается множество бассейнов, а вокруг них, в прочем и в самих бассейнах, пестрые движутся точки – люди.

Приходят они сюда по разным причинам. Для семейного отдыха, для того, чтобы заглушить одиночество, снять усталость и напряжение, и наконец, люди приходят в аквапарк в поисках острых ощущений, в поисках, кратковременной близости.

Медленно я сканирую аквапарк, а потом перевожу взгляд на соседнюю ветвь: там в чаше мерно плавают старик со старухой. По ним я вижу, что они прожили счастливую жизнь. И даже сейчас в их глазах не потускнела любовь друг к другу. Старик поворачивается в мою сторону, и смотрит на меня. И вдруг улыбается мне. Как я отвык от счастливых улыбок! Я улыбаюсь в ответ. Еще какое-то время продолжаю смотреть на них. И в первые за многие годы хорошо мне стало. Спокойно. Видимо их безмятежность окутывает всех, кто находится рядом. И я ею заразился. Но потом эту ауру в клочья разорвала парочка, по ошибке спустившаяся к старикам. Старик тут же нырнул в трубу, утащив за собой старушку. А парочке видимо понравилось это место, и не стесняясь меня, они сомкнулись в горячем сплетении: она обхватила его ногами, и начали они судорожно и резко двигаться.

Я переплыл на противоположный борт. В просветах между небоскребами, притаился горизонт: но не был он алым, небо там набухала чернильной тьмой, хаотично пульсирую то там, то здесь, яркими вспышками. Несмотря на то, что приближалась гроза, людей в чашах меньше не стало.

Неужели Ведущий узнал о девочке? Наконец-то я выпустил на волю мысль, саднящая мне нутро все время моего пребывания тут. Не мог он так быстро раскопать про нее всю правду. Если не мог, тогда какой разговор ко мне есть у Ведущего? Хочет услышать в деталях о вчерашней операции? В таком случае я ему скажу все как было, кроме того, что случилось после того как я убил ее отца. А вдруг Аполлон обыскал мою квартиру, пока я пытал в душевой кабинке Шнайдера? Если так, то после разговора с Ведущим меня ждет страшный и бесславный конец.

В подвале здания Аполлона есть печь. В ней сжигают запрещенные анархией документы, найденные масками в рейдах. А еще в ней сжигают заживо своих. За тяжкие проступки перед Аполлоном. И меня в ней сожгут. За ложь Ведущему, за укрывание приговоренного к смерти лица, за отклонения от кодекса.

Углубившись в думки, одновременно я осматривал аквапарк, вторгался взглядом в чужие резервуары, но не реагировал на недовольные лица и выкрики тамошних обитателей в мой адрес, потому что не видел я их, смотрел сквозь, полностью поглощенный мыслями. Мой взгляд отрешенно и бесцельно блуждал по веткам, и зацепился за одну из чаш расположенную чуть ниже моей.

Лежа на надувном матрасе девушка в ярко желтом купальнике, надвинув широкополую элегантную шляпку на глаза, покачивалась на воде. Сверху мне хорошо было видно ее тело: такую фигуру хотела бы иметь каждая женщина на этой планете, а мужчины при виде его, судорожного сглатывали слюну.

И что-то меня в ней привлекло? Я оставил свои думки, переключив все внимание на нее. Тем временем она подносит к губам небольшую стеклянную бутылку, и придерживая ее тонкими пальцами за искривлённое горлышко, через трубочку тянет кислотного цвета коктейль, а потом поправив шляпку, снова замирает.

За моей спиной громко вскрикнула какая-то девка, и раздался многоголосый гогот. Невольно я обернулся назад. К той самой парочке присоединилось еще несколько парней и девушек. Один из парней занес над головой полупустое ведерко со льдом, и прицелившись, отправил содержимое в направлении грудастой девахи. Она снова истошно завопила.

Видимо бабский вопль мешал нежиться на матрасе и портил послевкусие коктейля, ибо когда я вернулся к моему объекту интереса, объект этот, вздернув шляпу чуть вверх, раздраженно смотрел мимо меня. И тут я вспомнил утро, пробку, блондинку из авто. И это было она.

Я улыбнулся ей во всю ширь. Она заметила это. Но смотрела на меня без эмоций, с оставшимся на лице послевкусием раздражения. Продолжаю улыбаться, и вот, я распознаю тень сдержанной улыбки.

Что-то толкнуло меня внутри, и я решил перебраться к ней. Прыгнул в трубу, перед этим наспех рассчитав по трубам свой маршрут. Труба быстро несет меня вниз и выплевывает в чью-то чашу. Не обращая внимания на ее шумных обитателей с банками пива в руках, которых при приземлении я окатил брызгами, снова спускаюсь дальше. Преодолев несколько резервуаров, я ищу взглядом блондинку. Вот она. И с места не сдвинулась. Снова прыгаю в трубу. Вынесло меня в какую-то компанию. Но вышло так, что влетел я прямо в нее и сразу же оказался в кольце четырех симпатичных девушек. Каждая из них стала обнимать меня руками и прижиматься ко мне. Я старался вырваться, но все сильнее вяз.

Обхватив ногами, одна из девок виснет на мне, а потом ладошками приближает мою голову к своим губам и нагло целует, ввинчивая в меня упругий язык. Я пытаюсь оттолкнуться. С чавканьем она отлепляется от меня, и я вдохнув воздуха всей грудью, ныряю до самого дна. Проскальзываю мимо стройных ножек к круглому провалу трубы, и снова вода несет меня вниз.

Вынырнув, я оказался у ее матраса. Но он был пуст. Её в этой чаше не было, видимо, так же как и утром, она унеслась от меня проч. Я уже собрался ругать себя за свою мимолетную слабость, за совершенную глупость, как неожиданно для меня, за спиной раздался приятный голос.

– Время всегда играет против нас.

Она придерживалась за бортик, на котором был настоящий мини-бар: несколько причудливых бутылок с разноцветным содержимым, необычные фужеры без ножек, повторяющие форму пирамиды, и изобилие фруктов. Странно, что я не заметил этого набора раньше. Я оттолкнул ногами воду, и в момент оказался у бортика, рядом с ней.

– Поэтому я ценю каждый прожитый миг! – выпалил я.

Она подносит к губам пирамиду и перед тем как сделать глоток рубиновой жидкости, замечает:

– И перебрались ко мне…

Я никак не мог правильно распознать интонацию в ее голосе: пренебрежение или хорошо маскируемый интерес?

– И вы тоже цените время. Ведь именно поэтому в пробке вы открывали окно? – Спрашиваю у нее.

–А вы не из робких. Желаете выпить?

– Не откажусь.

Она наливает в пирамиду зеленую жидкость. Ямочки у основания ее хрупкой шеи играют тенями.

– Это должно вам подойти. – Ее голос нежен и строг одновременно. С проскальзывающими нотками надменности. Она протягивает мне фужер. В нем зелень таинственно плещется и обещает развязать мне руки, снять во мне все рамки морали и приличия. Чуть приподняв пирамиду, я собираюсь сказать, что хочу выпить за знакомство, но она опережает меня:

– Астра. – представляется девушка, приподнимает фужер, точь-в-точь как я.

– Евгений.

Наши пирамиды робко прикоснулись друг к другу, и я в один мах опрокинул зеленое в себя. Зелень полынью растеклась внутри, но тут же сладкий и мятный привкус затмил собой горечь. Абсент.

Стало темновато. Вся открывающаяся перспектива города, начала зажигаться огнями. Раскатисто и глухо, загремело небо.

– Как вам? – поинтересовалась блондиночка.

– Хороший вкус. Что это? Амстердам? Зеленый эльф?

–Ломерье. Повторить?

Пока она наливает абсент, я пристально наблюдаю за ее лицом, за эмоциями на нем. Ну так что Евгений, пренебрежение или хорошо маскируемый интерес? Но я не могу ничего ощутить. Какой-то барьер внутри Астры не дает шансов вырваться оттуда истинным эмоциям. Ее голос и лицо словно маска. Я начинаю осознавать, что она не из тех, с кем можно пару раз развлечься. Ко мне приходит понимание, что ее окружение – каста более высокая, нежели я. Нежели Аполлон. Но кто в этом мире может быть выше Аполлона?..