Читать книгу Сон Вадика - Александр Барышников - Страница 1

1

1 апреля 1985 родители впервые привели десятилетнего Марка в психиатрическую больницу города. Они больше года не брали его с собой, объясняя свой отказ словами: «У дедушки болит голова и он не может разговаривать.» Рассказывать ребёнку историю, в которой санитары еле поймали и скрутили дедушку Валеру на свиноводческой ферме, по их мнению, было чреватым для детской психики. А подробности о том, что дедушка в тот момент был совершенно голым и с криками: «Сегодня кушать не будем!», выпускал свиней из клеток, пугали даже их самих.

Об истинных причинах нахождения дедушки в отделении для душевнобольных Марк узнал, лишь перейдя на второй курс института. Он вспомнил последнюю встречу с дедом и записал в своём дневнике: «Я до сих пор помню взгляд надежды безумного старика, рассказавшего сумасшедшую, ужасную, полную горя и страданий историю своему десятилетнему внуку.»

Семеня за родителями по коридорам, юный Марк отмечал, что в отличие от других, в этой больнице не пахло лекарствами, а ходившие вдоль стен, в застиранных халатах и тапочках, на босу ногу, пациенты, совершенно не выглядели больными. Выражения лиц постояльцев, бросавших обречённые взгляды на Марка, пугали глубиной, наполненной страхом остаться навсегда непонятыми.

Когда родители завели его в палату, а сами вышли за дверь, поговорить с врачом, дед уже сидел на кровати, пялясь в одну точку. Взгляд его был не таким, как у блуждавших по коридорам, он ничего не выражал и словно застыл к чему-то прикованный. Его босые ноги касались холодного кафельного пола, и у Марка сложилось впечатление, что дедушка не замечает, стоящего перед ним внука.

Решив отвлечь его от гипнотизирования стены, он попытался разговорить деда и стал рассказывать о произошедших с ним за последний год событиях. Но на его детские истории дедушка никак не реагировал, молчал и не двигал глазами. Зная из подслушанного телефонного разговора отца, в котором тот жаловался на отказывающегося есть мясо старика, Марк догадался, что ни с кем не разговаривающий дедушка, скорее всего так его воспитывает и хочет, чтобы он сначала поинтересовался делами у него.

– А почему папа говорит, что ты не ешь мясо? – задал вопрос Марк, который интересовал его больше всего.

Прозвучавшие в тишине палаты слова о мясе, как будто сдвинул невидимую стену в голове деда. Продолжая сидеть, неподвижно как статуя, и не шевельнув ни одной мышцей на лице, дед резко двинул зрачками и, глянув прямо в глаза внуку как ни в чём не бывало, заговорил.

– Марк, ты даже не представляешь, какая у меня была жизнь в твои годы. Тебе же сейчас десять? – спросил дедушка и тот утвердительно кивнул в ответ. Убедившись в правильности названного возраста, он продолжил. – Мама умерла, когда я ещё был маленьким и дальше меня воспитывал отец, военный врач, владевший несколькими иностранными языками. Так в твоём возрасте, я впервые оказался заграницей, в неспокойном Африканском Сьерра-Леоне. Нам с отцом, предстояло прожить в городе Фритауне, как минимум два моих учебных года в посольстве, в которое он был отправлен работать медиком.

В целом моя жизнь не особо отличалась от жизни, которую я вёл на родине в маленьком военном городке. Как и дома, я любил проводить время гуляя на улице, благо погода в Африке и большая территория, выделенная нашей стране, этому только способствовали. Каждый день я вместе с другими детьми работников посольства заглядывал на маленькую ферму с животными. Её организовал на заднем дворе, повар, которого все звали Юрок. Ферма работала с разрешения посла, а появилась из-за боязни повара покупать мясо на рынке Фритауна, которое он называл небезопасным для наших желудков. Все дети, включая меня, были рады животным и следили за тем как растут цыплята, крольчата, поросята и другая живность в загонах. Но не любили, когда приходило время, как называл его сам Юрок: «Резать скотину!» Если курицы умирали достаточно безвольно и быстро, после того как Юра отрубал им голову, то взрослая свинья обычно так визжала, что я с детьми помладше, заткнув уши руками, убегал в самую дальнюю комнату посольства.

Ещё у Юрка был ручной попугай, по имени Кеша, днём летавший над фермой, а ночью живший в его комнате в клетке. У Кеши была одна странная способность, от которой в венах стыла кровь. Он за несколько минут чувствовал, когда Юрок собирался резать скотину, и начинал напевать песню, которую его хозяин исполнял, когда готовил еду. «Сейчас кууушать будем!», – совершенно точно пародировал Кеша голос Юрка.

Так, перетекая из одного дня в другой, прошёл мой первый учебный год в посольстве. Летом наступили школьные каникулы, и все дети уехали на родину к бабушкам и дедушкам. Мне ехать было совсем не к кому, поэтому я остался с папой в Африке и уже через месяц услышал первый шёпот из кабинетов, о возможной революции в Сьерра-Леоне. В коридорах посольства чувствовалось напряжение, улыбчивые лица сменились на озабоченные, а лечебную палату отца занял пациент по имени Савелий, прибывший в Сьерра за два дня до случившейся у него лихорадки. Поначалу он даже пытался отказаться от лечения, говорил, что должен завершить дело государственной важности, но в итоге потерял сознание и всё же оказался в палате для больных. На улицу без присмотра меня больше не отпускали, и так как общаться мне было не с кем, я донимал лежащего под капельницами Савелия. Считавший царившие в посольстве опасения напрасными, он любил отвечать на мои расспросы о революции: «Не переживай Валер! У взрослых такая работа – они всегда ищут чего бы им в жизни бояться.»

– Деда, я вообще-то тебя про мясо спрашивал и почему ты его не ешь? – прервал историю дедушки, Марк, уставший от его привычки вдаваться в каждую маленькую деталь рассказа.

– Сейчас ты всё поймёшь! – поморщив губами, ответил дедушка Валера. – Пять дней я мучил Савелия своими вопросами, а на шестой в Сьерра-Леоне всё же случилась революция, начавшаяся с грохота в центре Фритауна. За грохотом последовала беготня по коридорам посольства, служащие выбегали на улицу с большими стопками бумаги и бросали их в разведённый посреди внутреннего двора костёр. Дальше я стал свидетелем спора охраны с послом. Они обсуждали маршрут бегства в соседнюю Гвинею, военные которой встречали на границе беженцев. Через час споров охрана всё же пришла к компромиссу и всех начали собирать у ворот посольства, а затем, загрузив по автобусам и машинам, отправлять за периметр неспокойного Фритауна. Нас с папой, выздоравливающего Савелия, Юрка, держащего клетку с Кешей под мышкой, двух бухгалтеров и ещё порядка одиннадцати или тринадцати человек посадили в старенький жёлтый автобус и, выдав водителю карту с маршрутом, ведущим по просёлочным дорогам, отправили в добрый путь.

До границы с Гвинеей, по подсчётам Савелия, оставалось примерно тридцать километров, когда наш автобус передними колёсами угадил в вырытую и замаскированную на дороге яму. Сваленные сзади вещи перемешавшись с людьми, ударяясь о поручни и тела других людей, по инерции полетели вперёд по автобусу.

Тут дедушка Валера замолчал, по его лицу было видно, что он заново переживал тот момент. Марк, до этого слушавший словно заворожённый и внимавший каждому произнесённому слову, явно ожидал продолжения истории. Он стоял, не двигаясь, и смотрел на деда, с широко открытыми глазами. Старик выдохнул и продолжил:

– Как только я пришёл в себя после удара, то поднявшись с пола и растолкав сумки с вещами, забившими проход между рядами, бросился к задней двери и выбрался наружу. Передняя часть автобуса вместе с колёсами полностью скрылись в яме, клубы пыли окутывали воздух вокруг, а из окон и дверей повалились пассажиры. Сначала я нашёл взглядом отца, оказывающего помощь пострадавшим, а потом моё внимание привлекло движение, начавшееся в высокой траве и кустах, с обеих сторон дороги. Там что-то шевелилось, перешёптывалось и медленно двигалось в нашу сторону. Но испугаться я не успел. От звуков меня отвлёк крик, раздавшийся у автобуса. Обернувшись, я увидел, что на землю упал один из военных, охранявших нашу поездку. Он лежал на боку, бросив автомат рядом с собой и зачем-то схватил обеими руками длинную чёрную палку. После этого шёпот в кустах сменился на улюлюканье, и трава возле военного раздвинулась. Из неё выскочил обмазанный белой сажей чернокожий туземец, державший в руках нечто похожее на мачете. Он подскочил к лежавшему и с силой, ногой перевернул его на спину. Только тогда я увидел, что военный держал в руках не палку, а копьё, пронзившее его прямо в грудь. Беспомощный поднял правую руку, он пытался остановить туземца, но тот, резким ударом мачете по шее, почти отрубил ему голову. Фонтан крови забил из раны, и туземец коленом прижимая руки военного, прильнул ртом к струе, начав жадно глотать алую жидкость. От ужаса я чуть не обмочился и бросился бежать по дороге обратно, но не успел сделать и пары шагов, как меня схватили за плечи костлявые руки, а ещё через секунду я уже лежал на животе вдавливаемый лицом в оранжевую пыль дороги. Звать на помощь было бессмысленно, туземцы были повсюду. Они выскакивали из травы и сбивая с ног пассажиров автобуса вязали им руки верёвками. Так мы и оказались в плену у племени Ягуар.

От услышанных подробностей Марк пребывал в шоке и даже хотел присесть, но страх не давал ему сдвинуться, заставляя стоять неподвижно. Зато дедушку, казалось, ничто не смущало продолжать свой недетский рассказ.

– Под конвоем туземцев, с копьями, мачете и двумя автоматами, захваченными у нашей охраны, нас привели в их лагерь, разбитый в паре километров от места засады. Там мы были разделены на две группы и заперты в большие деревянные клетки. В первой оказались я, две хрупкие девушки: Ольга и Таня, бледный и ещё болевший Савелий и отец, находившийся в полуобморочном состоянии от случившегося у него инсульта. Во вторую клетку определили всех остальных, с виду здоровых мужчин. Несколько часов никто почти не разговаривал, все сидели молча, осматривая раны, от падений в автобусе и ударов туземцев, пытаясь прийти в себя.

Вдруг, с крон деревьев, над нашими головами, раздался знакомый голос: «Сейчас кууушать будем». Это был попугай Кеша, он выбрался из сломавшейся от удара клетки, и летел за хозяином до лагеря туземцев. Юрок, услышав Кешу, обрадовался, как ребёнок, стал высматривать его на кроне дерева, подзывать, выкрикивая имя. Но, толпа туземцев, ворвавшаяся в клетку, не дала ему увидеть питомца и вытащив наружу Юрка, бросила его спиной на землю. Остававшиеся в клетке мужчины закричали, они возмущались варварскому обращению с пленными, но увидев, как туземцы принялись разрезать своими мачете ещё живого Юрка на части, замолкли. Ужас окружил всё вокруг: Ольга и Таня завизжали от увиденного, а воздух наполнился кисло-горьким зловонием испражнений и страха. Савелий прижал меня лицом к своему животу, чтобы я не мог ничего видеть и постоянно шёпотом повторял: «Это всё не по-настоящему, Валер! Не по-настоящему!»

Юрка готовили на костре неподалёку от клеток, части его тела вращались на палке над кучей углей, больше часа. Ещё через какое-то время всё племя приступило к пиру, а вождь туземцев сел напротив нас и с бегущими изо рта слюнями, облизывая пальцы, принялся обгладывать жареное мясо с рёбер Юры. Он разжёвывал, дурманящую запахом зажаренную плоть, пытаясь поймать хоть чей-то взгляд.

Марк всхлипнул, но не заплакал, казалось, что дедушка Валера не заметил и этого, он, как будто вообще больше не замечал рядом Марка и рассказывал эту историю самому себе.

– Дикую жестокость туземцев, нам объяснил чернокожий пленник, приведённый связанным и побитым наутро следующего дня. Его приковали к растущему неподалёку от наших клеток дереву, и он на ломаном английском поведал о страшных обычаях племени Ягуар. Оказалось, что боевые туземцы являются последователями древнего африканского культа, отличавшегося от других каннибалов верой в то, что человек, перед тем как его съедят обязательно должен испытывать сильнейший страх. Для этого они пугали свою жертву жестокостью, чтобы насытить его кровь страхом. По преданию, такое мясо человека, тем более белого, давало съевшему силу Бога-Ягуара. Ближе к вечеру чернокожего пленника увели в соломенную хижину и по истошным крикам, доносившимся оттуда, мы поняли, что и он был мучительно убит.

Наступил второй вечер нашего плена, и Кеша вновь пропел голосом Юрка: «Сейчас кууушать будем». Как по будильнику, минуту спустя клетки окружила всё племя туземцев. Особенно почему-то пугали глаза их детей. Они тыкали пальцами, указывая то на одного, то на другого пленника, показывая всем своим видом радость от приближающегося ужина. Поднявшийся галдёж взрослых, устроенный из-за споров кого следует съесть на этот раз, прервал своим выкриком вождь племени. Он, неспешно подошёл к клетке и начал вглядываться в лица мужчин. Но сотрудники посольства, зная, что туземцам важен их страх, стояли, потупив взоры в землю, стараясь не шелохнуться, чем буквально привели вождя в бешенство. Он грозно рявкнул и махнул в сторону клетки, заставив двоих соплеменников с мачете открыть её дверь. И до этого неподвижная масса людей словно ожила: мужчины выли, шарахаясь от входа и вжимая друг друга в стену напротив двери, а оказавшиеся ближе всего к туземцам и вовсе пытались спастись, взбираясь на плечи товарищей. Так был убит, приготовлен и съеден ещё один сотрудник посольства.

С момента как мы оказались в клетке, папа ничего не говорил. Я вообще не знаю, знал ли он о происходящем вокруг, потому что глаза его были постоянно закрыты. Держась одной рукой за сердце, второй он, как мне думалось, пытался нащупать мою руку, которую я ему каждый раз с радостью давал. Савелий, наоборот, чувствовал себя всё лучше и шёл на поправку. Он каждый день разговаривал со мной, убеждая в нереальности происходящего. Я сейчас уже не вспомню всего что он мне тогда говорил и какие вопросы задавал. Единственное что отложилось в памяти, это его главная история про поросёнка по имени Микки. Этому персонажу, живущему в сказочном лесу, по сюжету была уготована участь быть съеденным волками, которых он с детства очень боялся. Но однажды Микки заметил, что живёт по чьему-то сценарию и все его страхи тут же пропали. С этого момента всё происходящее с ним в лесу он стал воспринимать как сюжетную линию. «Да и как вообще может испытывать страх смерти персонаж сказки? – спрашивал Савелий. – Ведь он никогда не рождался, а значит не может и умереть.»

Удивительно, но этих сказок и интонаций, с которыми Савелий мне их рассказывал, оказалось достаточным для того, чтобы моя психика перестроилась. С тех пор каждый вечер после крика Кеши: «Сейчас кууушать будем», я больше не прятал свой взгляд в пол как другие, а, наоборот, с интересом наблюдал, на кого же на этот раз падёт выбор. Моё бесстрашное поведение не остались незамеченным, и вождь придумал своему ужину новое страшное испытание перед смертью. Теперь, из стоящих неподвижно и опустивших взгляд людей, выбиралась пара наиболее крупных мужчин, их вытаскивали из клетки, ставили на колени перед нашей, и я должен был выбрать кто из двоих будет жить, а кто будет съеден. Каких только молитв и рыданий я не слышал, с того момента, какими только ласковыми и нежными словами, вновь выбранная пара, меня не уговаривала и какие только проклятья не обрушивались на меня после того, как я делал свой выбор, ты не представляешь!

Сказав это, у дедушки Валеры подступил комок к горлу и, он посмотрел на внука, как будто только что вспомнил о нём. Марк стоял всё так же неподвижно и молчал. В тот момент он размышлял над тем настоящая ли эта история или дедушка и вправду сошёл с ума окончательно.

– Ещё через несколько дней, – проглотив комок в горле, продолжил рассказывать дедушка. – Савелию стало гораздо лучше. Понимая, что его в ближайшее время могут перевести в клетку к другим мужчинам, он рассказал мне тайну, признавшись, что на самом деле он не обычный работник посольства, а кадровый разведчик. Прибывший в Сьерра-Леоне чтобы передать ключи от ячеек хранения в одном из западных банков. В ячейках, по его словам, он оставил алмазы и в подтверждении рассказанного, достал из штанов два ключа, вложив их в мои руки. «Если мы оба выживем, то разделим эти сокровища пополам.», пообещал он. Я в ответ поклялся, что сохраню их до освобождения и по примеру Савелия спрятал ключи у себя в трусах.

На следующий день Савелия перевели во вторую клетку, а ещё через сутки после криков Кеши, он оказался передо мной в паре с другим бедолагой. Конечно, Савелий рассчитывал, что, пообещав поделиться со мной сокровищами, я выберу не его, но он ошибался. Все мои мысли, с того момента как я узнал о где-то ждущих меня богатствах, были посвящены только им, и я, словно пират, узнавший о месте нахождения сундука с сокровищами, без тени сомнений указал на потенциального соперника. Савелий не плакал, не проклинал меня и не молился, как другие, последними словами, перед тем как быть убитым и съеденным были слова, адресованные кому-то в клетке: «Ключи у Валеры! Я передал их ему!» Так Савелий подсказал мне, что есть и другие, претендующие на сокровища из ячейки, люди. И я легко их вычислил, вспомнив, кто прибыл в посольство в один день с ним. Дальше было делом техники, отправить оставшихся конкурентов на съедение туземцам.

Так из одного ужасного дня время перетекало в новый и через девять дней во второй клетке оставался лишь один или может быть, двое человек. Точно я уже и не помню. В нашей клетке папа еле дышал и совсем перестал приходить в сознание, а девушки, которые в былые дни радовались жизни и угощали меня сладостями, стали похожи на грязных, седых старух.

На десятый день, не могу определённо сказать в какое время, но точно до ужина, потому что Кеша не успел проорать свою фразу, мы услышали доносящиеся откуда-то неподалёку хлопки. Туземцы в лагере перекрикивались и, хватая всё, что попадалось им под руку, бежали прочь, а ещё через несколько минут в лагерь вошли военные Гвинеи. Не дождавшись нас на границе в условленном месте, им понадобилось десять дней на то чтобы собрать несколько поисковых бригад и найдя сгоревший остов автобуса на просёлочной дороге, выйти к лагерю туземцев и освободить нас из плена.

Дедушка снова замолчал, а Марк, увлечённый рассказом, словно забыв обо всех ужасах, рассказанных ранее, думал только о том, что же дедушка Валера сделал с ключами и нашёл ли он сокровища Савелия.

– Ты знаешь, – продолжил дедушка Валера и его взгляд помрачнел, словно он прочитал мысли Марка. – после освобождения я решил, что это сам Бог спас меня, чтобы я нашёл сокровища Савелия. Ведь не могли ключи случайно оказаться в руках у десятилетнего пацана, тем более при таких обстоятельствах? Папа умер, не приходя в сознание в госпитале Гвинеи через два дня и меня как сироту, пережившего ужасы африканского плена, отправили на родину, устроив в элитную государственную гимназию.

Вернувшись, единственной мыслью в моей голове были сокровища Савелия. Поэтому после окончания гимназии, по протекции бывшего посла в Сьерра-Леоне, я был зачислен в институт международных отношений и закончил его с отличием. А вот дальше делал всё чтобы оказаться за границей и начать поиски нужного мне банка. С этой целью я просил перевода из одного посольства в другое, думая, что на этот раз мне точно повезёт и я отыщу необходимый мне банк, но ни в одном городе я не находил того что искал. Лишь моя страсть становилась всё сильнее, заставляя меня совершать ошибки. Мной заинтересовалась служба внешней разведки. Что было дальше тебе, наверное, рассказывал твой папа? За пять лет до твоего рождения меня, твою бабушку и папу с мамой из-за подозрений в шпионаже уволили, депортировали в эту дыру, которую местные величественно называют городом у завода.

– А мне нравится наш город! – вдруг решился перебить дедушку Марк. Тот в ответ лишь цокнул языком и залез руками глубоко в штаны. Пошарив у себя в закромах, он вытащил потрёпанную картонную коробочку, перетянутую резинкой от трусов.

– Только сейчас, я понимаю, что натворил тогда в Африке. Только сейчас я вижу, что нет разницы между жизнью человека и жизнью животного и поэтому не ем мясо! Возьми внучок. – сказал дедушка Валера, протягивая коробочку Марку. – В этой коробке те самые ключи. Это они помешали мне прожить свою жизнь спокойно. Только пообещай мне, что ты найдёшь родственников Савелия и вернёшь ключи им, иначе все в нашей семье будут прокляты до конца своих дней!

Марк, поймал взгляд деда и прочитал в нём надежду. Он клятвенно пообещал, что выполнит его волю и сразу же спрятал коробочку в карман. А дед, получив обещание внука, выдохнул и, повернув голову в сторону стены, вновь уставился в точку на ней, больше не проронив ни слова.

Так прошла последняя встреча Марка с дедушкой и только повзрослев, он узнал, что на следующий день после их встречи дед Валера повесился, в туалете психиатрической больницы.

Родителям услышанную историю Марк решил не рассказывать, в детстве он боялся потерять ключи от сокровищ Савелия, а когда вырос то с родителями уже почти не общался. Принимая коробочку в палате, где-то глубоко внутри себя он согласился повторить судьбу дедушки Валеры. Связав с того момента все свои мысли и желания со ждущими его в одном из банков драгоценностями. Так как дедушка не упомянул фамилий участников истории и не сказал где искать родственников Савелия, Марк легко убедил себя, что не сможет выполнить данного дедушке обещания. Ключи уже были у него и ему казалось глупым отказываться от поиска сокровищ, способных сделать его сказочно богатым.

Лишь однажды, в четырнадцать лет, он засомневался в реальности рассказанной дедом истории. Ужасные описания событий, сильно впечатливших его детский мозг, к этому времени поблёкли и казались какой-то абсолютно не правдоподобной ахинеей. Ключи с выгравированными на них цифрами 20 и 21 по-прежнему хранились в укромном месте комнаты. Только Марк их уже больше года недоставал, и не мечтал, глядя на них, на что потратит деньги, вырученные от продажи сокровищ. В день рождения младшего брата, отец четвёртые сутки, отмечавший нахождение мамы в роддоме, незаметно для себя вернул Марку интерес к ключам. Он, решив выпендриться перед друзьями и в пьяном угаре, позабыв про присутствующего в комнате сына, рассказал собутыльникам историю из жизни дедушки Валеры. В его версии, естественно, ничего не было рассказано о ключах и о том, что маленький дедушка Валера сам выбирал следующую жертву. Ощутив вернувшийся интерес к поиску сокровищ, Марк тут же побежал в комнату, чтобы достать ключи из тайника и помечтать, как он уедет навсегда из этого скучного города.

В 1991 году страна сотрясалась от политических и экономических кризисов, Марк окончил школу и решил не выдумывать велосипеда в поисках драгоценностей, а воспользоваться планом рассказанным в больнице стариком. Он попросил родителей использовать последние, исчезающие связи дедушки Валеры в МИД, чтобы поступить в Институт международных отношений. Родители пошли ему навстречу и выбили не только бюджетное место со стипендией, но и проживание в лучшем общежитии столицы. Престижность которого заключалась в наличии отдельного душа и туалета в каждом блоке, состоявшем из двух комнат, вмещавших троих студентов.

Поначалу, в столичном институте, он чувствовал себя лишним, среди модно разодетых студентов, щеголявших в коридорах приёмной комиссии в дорогих костюмах и часах на запястьях рук. «Они думают, что я хуже их!», – раздражался Марк, сидя в очереди на подачу документов и разглядывая аккуратные причёски на головах. – «Ничего, вот найду сокровища Савелия, и вы все прибежите ко мне дружить на задних лапках. Посмотрим, кто на кого потом будет свысока смотреть, папины сыночки!»

Подписав все документы в приёмной комиссии и придя в общежитие, Марка ждал новый удар: ни один из детей региональных чиновников, узнав о финансовых возможностях его семьи, не захотел заселяться с ним в один блок. В связи с этим и чтобы избежать выволочки от руководства, комендант предложила Марку найти себе сожителей, самостоятельно выбрав из студентов, получивших распределения в общежития похуже. Так, первой соседкой Марка стала первокурсница Марина Коркина, жаловавшаяся в очереди на подачу документов, что её заселяют в вонючий клоповник, где, идя по коридору, можно наткнуться на крысу. Вторым соседом они вместе выбрали её земляка, перешедшего на третий курс, Володю Спицына, надеясь, что он поможет им разобраться в нюансах столичной жизни, пугавшей ребят из провинции.

Так и случилось, Володя оказался компасом, направлявшим Марка в перипетиях столичной жизни и что главное – он совершенно не храпел по ночам. Марина тоже была выгодной соседкой, живя за стенкой во второй, маленькой комнатке, она убиралась во всём блоке и готовила на всех завтрак и ужин, создавая кулинарные шедевры, о которых Марк раньше и не слыхивал.

В таком составе компания дружно прожила в блоке следующие два года. Марк прилежно занимался и перешёл на третий курс. Учёба занимала всё его время, поэтому единственной девушкой, которой он оказывал знаки внимания была соседка Марина. Ему казалось, что она с радостью принимала его ухаживания, поэтому вспоминая о сокровищах, ждущих его где-то за границей, Марк планировал потратить их вместе с ней. Володя тоже стал за это время ему настоящим другом. Он закончил четвёртый курс на факультете международных экономических отношений и планировал в ближайшем будущем разбогатеть. Деньги ему нужны были, как он сам говорил: «Вывезти родителей из северного городка обратно в столицу, где им место по праву!» Единственное, что бесило в Володе, это внимание, которое тот оказывал Марине, и которое Марк считал неискренним, из-за часто меняющихся девушек, приводимых Володей по вечерам в комнату. Вот что он написал по этому поводу в своём дневнике:

«Искренне не понимаю характера Володи. Этот человек относится к типу людей, которому не нужна глубина отношений с женщиной. Считаю его хорошим другом, тем не менее вижу, что Марину он не любит. Его интересует лишь количество девушек, побывавших в его постели. Горе и печаль будут преследовать его жену в будущем от его измен. Надеюсь, что Марина не попадётся на его удочку и выберет меня!»

О живущей в одном блоке с ребятами Марине нельзя было сказать, что она интересуется чем-то определённым. Сама она говорила по этому поводу: «Я просто плыву по течению, изучаю иностранные языки и, как и все на курсе, готовлюсь стать переводчицей в МИДе» Кто из ребят ей нравился больше, Володя которого она знала с детства или Марк было непонятно. Став однокурсницей девушек из богатых семей, Марина, незаметно для себя, начала стремиться к похожей жизни, о которой не знала ничего ранее, чем настораживала Марка, понимавшего, что если сокровищ не будет, то и Марины ему не видать.

Наступила осень 1993 года. Страна шла семимильными шагами по новому пути развития, и каждый человек с головой на плечах хотел открыть ларёк или любое другое, но своё дело. Володя, в последний год обучения, тоже пришёл к этой мысли и предложил Марку не терять времени на учёбу, занявшись собственным бизнесом прямо сейчас. Каким именно он ещё не решил, да и перед тем как думать нужен был хоть какой-то начальный капитал.

– Вдвоём начинать будет попроще! – согласился с ним Марк.

И весь учебный год, вплоть до лета 1994 года, они откладывали деньги, подрабатывая по вечерам грузчиками на продуктовом рынке по соседству. Стартовый капитал от подобных подработок рос медленно. «Такими темпами нам понадобится несколько лет чтобы собрать приличную сумму», подумал Марк и обратился к старому другу семьи, Анатолию.

Получив в ответ предложение поработать у него на зимних каникулах, Марк обрадовал Володю обещанием хорошей зарплаты, и друзья засобирались в Бедногорск, сдав зимнюю сессию досрочно. Оказавшись на месте Марк с Володей немного расстроились, узнав, о какой работе говорил Анатолий Зверев. Днём директор кладбища, а вечером владелец подпольного казино, он предложил друзьям не самую приятную из работ. В течение дня ребята выносили из квартир тела умерших, а вечерами выполняли роль охранников у дверей в подпольный игорный дом Анатолия. Однако, самым неприятным было работать с человеком по имени Жора, к которому Анатолий их прикрепил, говоря, что он послужит для них реальным наставником. Пользуясь только уголовным жаргоном наставник, любил запугивать людей, при любом удобном случае доставая из кармана опасную бритву. Чем вызывал искренний страх у людей, не успевших вовремя вернуть деньги Анатолию. Последней каплей для Володи, заставившей закончить работу в Бедногорске, стал их визит к должнику, которого Анатолий наказывал дважды. Сначала он шесть дней не давал добро на вывоз тела умершей тёщи, разлагавшейся в квартире должника, а потом, зная больной и свирепый характер Жоры, попросил его оказать максимальное воздействие на психику должника. Что тот с радостью выполнил. Угрожая двадцатипятилетнему парню, находившемуся в квартире с женой и сыном, Жора избил и порезал отцу семейства лицо бритвой. Произошедшее в квартире далее, Володя с Марком поклялись постараться забыть и никогда больше не вспоминать.

Единственным плюсом в этой работе Марк называл деньги. Анатолий не обманул и действительно платил друзьям хорошо. «Ещё бы!» – парировал Володя. – «Мало найдётся желающих спускаться в канализационный коллектор, чтобы достать оттуда троих опухших, зелёно-серых БОМЖей, отравившихся самопальной водкой.»

Вернувшись из Бедногорска и продолжив подрабатывать в столице, к лету 1994, парни скопили приличную сумму. Марка, как одного из лучших учеников курса, отправили с группой студентов на ознакомительную практику посетить посольства дружественных стран. А Володя начал готовиться к поступлению в аспирантуру, чтобы сохранить за собой койко-место в общежитии.

Оказавшись за границей, Марк действовал по заранее обговорённому с будущим аспирантом плану. Встретился и договорился с поставщиком дешёвого спирта, а потом через однокурсников Володи друзья ввезли свой товар в страну. На родине им понадобилась всего неделя, чтобы найти посредника и загнать всю партию на один из подпольных водочных заводов. А дальше как принято у парней начались проблемы. В городе контрафактной водкой отравилось значительное количество человек, и кто-то полицаям дал наводку на молодых предпринимателей. Испугавшись, что их посадят, а главное конфискуют деньги, которые утроилась после операции со спиртом, друзья приняли решение пока свернуть свой бизнес. Деньги планировалось скрыть, купив недвижимость. Не найдя ничего подходящего на эту сумму в столице, Марк, еле убедив Володю, вновь обратился к Анатолию Звереву и тот предложил отличный вариант в Бедногорске. Подставным лицом для оформления квартиры, выбрали Марину, оба ей доверяли и к тому же её совсем не пришлось уговаривать.

– Я согласна! Мне для визы как раз нужно чтобы у меня была хоть какая-то собственность в стране! –радостно ответила Марина на предложение ребят.

Проблема с полицаями закончилась так же неожиданно, как началась. Уже в конце сентября 1994 года, придя на очередной допрос в отделение, им сообщил сутулившийся Лейтенант Савельев, что преступники виновные в отравлениях людей найдены, а с Володи и Марка сняты все подозрения.

– Скорее всего, накрыли какой-то из водочных заводиков в гаражах на окраине города. – предположил Володя, когда они вышли из кабинета. – Полицаем же главное наверх отчитаться, а кто на самом деле виноват их руководство не интересует.

– Это да. – согласился Марк. – Поставили себе ещё одну палку в отчётности. Хорошо, что этого Савелия людоеды не съели! – зачем-то пошутил он, вспомнив о печальной судьбе бывшего хранителя ключей от сокровищ.

Неудачная шутка Марка, запустила выяснение отношений между друзьями. Володя рассказал о непростой судьбе своей семьи, состоящей из кадровых военных, которая в полном составе была депортирована на север, после исчезновения в Африканском Сьерра-Леоне его прадеда Савелия. Генералы разведки отказывались верить показаниям выживших членов посольства. По их данным, Савелий с группой разведчиков планировал присвоить государственное имущество и на самом деле скрывался где-то заграницей.

Марк, не верил своим ушам. Потомок Савелия, которого просил разыскать дедушка Валера, оказался его соседом по комнате, да ещё и стал близким другом. Он, конечно же, поделился с Володей известными ему деталями африканской истории, умолчав лишь о роли своего дедушки в смерти Савелия, и предложил:

– Вместе мы точно найдём потерянные государством сокровища!

Однако, Володю было не узнать. Он словно глыба был непоколебим и наотрез отказывался присваивать сокровища себе, требуя от Марка вернуть не принадлежащие ему ключи. Реабилитация чести семьи, для него была выше любых алмазов.

– Деньги мы с тобой и так заработаем! – пытался убедить Володя годами мечтающего о сокровищах Марка.

Слово за слово, разговор превратился в ссору, далее ребята перешли на оскорбления в адрес друг друга, а потом и вовсе сцепились, в пылу борьбы вывалившись прямо на проезжую часть. Драку удалось прекратить только прибывшему на место наряду полицаев. Марк оказался проворней друга и смог сбежать, уходя от погони дворами, а Володю доставили в отделение.

Вернувшись в общежитие, раздосадованный Марк жаловался встретившей его на пороге блока Марине.

– Когда мы найдём нужный банк, то больше никогда ни в чём не будем нуждаться! Но Володя и слышать ничего не хочет! Понимаешь? – объяснял он свою позицию ей, причитая, что зря два года назад взял третьим соседом в блок Володю.

Марина, всё поняла и быстро осознала открывшиеся перспективы своего будущего. Она успокоила Марка напомнив ему, что для поиска банка в Европе понадобятся деньги.

– Володя вернётся, и я с ним поговорю. Вот увидишь, он согласится разделить сокровища. А если и нет, то мы напомним, что квартира, в которую вложены все деньги, оформлена на меня. – нашёптывала она чуть неплачущему Марку, поглаживая его голову, так удачно устроившуюся на её коленях.

Володю выпустили из отделения только следующим утром. Он вошёл в блок и первым делом увидел Марка, выбежавшего из комнаты Марины на шум ключа в замке. Семейные трусы, наскоро одетые на голое тело и помятое лицо, говорили сами за себя – Марина была полностью на стороне Марка. Спор о ключах, дедушках и квартире в Бедногорске шумел в блоке ещё больше часа и закончился признанием Володи: