Иосиф Бродский. Вечный скиталец

Оглавление

Александр Бобров. Иосиф Бродский. Вечный скиталец

Вздроги поэзии

Памятник Пушкину

Отступление кинематографическое: торопливо вздрогнул

Отступление политическое: Сталин и истопник

Великая мать Ахматова и сокращенный христианин

Сретенье

Горох во все стороны от Полухиной

Гений Малевич, лауреат Бродский и профессор Ганнушкин

Маркс Тартаковский

«Ибо связки – не бздюме утряски»

«В тоске по столбам-в-этом мире-иль-ганнушкиным»

«Втискивание в черную дыру»

«Диагноз – высшая степень слабоумия»

«Я хочу, чтобы все люди думали одинаково»

Бродский: протестант или вечный жид?

От жертвоприношения Авраама до Освенцима. Зеев Бар-селла, писатель, лингвист, литературовед

«В сем христианнейшем из миров поэты – жиды!» Виктор Куллэ, поэт, литературовед, переводчик

Образ поэта и актуальная сфера говорящего. Леонид Кацис, литературовед

Поэт своей цивилизации. Лев Лосев, поэт, переводчик, литературовед

«Еврей ли вы?»

«Я был воспитан вне религии»

«Когда предрассудок становится частью системы»

«Еврей – тот, кто на это согласен»

От Норинской до Праги: «русскость» Бродского

Владимир Бондаренко: русский менталитет Бродского

О поэте, «харкающем в суп»

Академик Бегунов. «Шекспир наших дней»

Пародийное предприятие Бродского – Сергей Довлатов

Любовь к Венеции и к парадоксам. Ирэна Грудзиньска-Гросс и Владимир Бондаренко-великоросс

Заемная кровь: Кушнер и другие

Змеиный кончик члена, или Самозапретная книга

Рубцова и сегодня душат Бродским

Отрывок из книги

Иосиф Бродский умудрялся в своих стихах, обращенных к другим поэтам, давать характеристику себе. «Грызун словарного запаса» – эта строка из стихотворения, посвященного Кушнеру, как нельзя лучше подходит к самому антигерою этой книги под названием «Вечный жид Иосиф Бродский». В начале XVII века почти ни о чем другом не говорили, как только о Вечном жиде, сперва в Германии, затем во Франции, Бельгии, Дании, глуше – на Руси. Вечный жид рисовался в воображении народа как неприкаянный путешественник, который обречен скитаться до второго пришествия и прощения, который взбудораживал страны своим появлением в христианских храмах. О нем писали книги, баллады, пели песни, спорили. Переиздания, переводы и перелицовки на разных европейских языках следовали во множестве: образ бывшего иерусалимского сапожника, который ударил Спасителя, высокого человека с длинными волосами и в оборванной одежде, владел воображением людей в течение целой эпохи. В еврейской энциклопедии сказано: «Вечный жид – персонаж многих средневековых легенд. Он был осужден на вечное скитание за то, что глумился над Иисусом или ударил его на пути к месту распятия. Большинство вариантов легенды имеет отчетливую антиеврейскую направленность».

Это проверенный ход – сразу обвинить творца фольклора или автора другой крови в антиеврействе. Но данная книга, по возможности трезво оценивающая творчество того, кто был тщеславен и высокомерен до мании величия, направлена против бесчисленных эпигонов – «грызунов языка» и поющих осанну, подобно русскоязычному литературоведу, живущей на Западе: «Бродский действительно своего рода Пушкин ХХ века – настолько похожи их культурные задачи… Он застилает горизонт. Его не обойти. Ему надо либо подчиниться и подражать, либо отринуть его, либо впитать в себя и избавиться от него с благодарностью. Последнее могут единицы. Чаще можно встретить первых или вторых». Автор этой книги – из вторых. Из отринувших и твердо знающих, что Пушкин на все века – один.

.....

Как это нет? Есть целые государства – заводы по производству свободы – США, Израиль, Латвия, где Юрий Лужков хотел получить гражданство. Да мало ли… Только вот памятники озабоченным любителям свободы ставят почему-то в Москве.

Яков Гордин написал в своем эссе: «Ленинград, Петербург был для него удивительным сочетанием пространства и времени. И, быть может, время играло в его восприятии города большую роль, чем пространство. В августе 1989 года Бродский писал мне из Стокгольма: «Тут жара, отбойный молоток во дворе с 7 утра, ему вторит пескоструй. Нормальные дела; главное – водичка и все остальное – знакомого цвета и пошиба. Весь город – сплошная Петроградская сторона. Пароходы шныряют в шхерах, и тому подобное, и тому подобное. Ужасно похоже на детство – не то, что было, а наоборот».

.....