Читать книгу Новые сказки о важном - Александр Ежовский - Страница 1

Снегурочка

Оглавление

Душисто в избе от свежей соломы и трав. Спозаранку бабка не присела, всё к сборам готовилась. Полки от сажи выскоблены, очаг выбелен, чугунки как новёхонькие поблёскивают. К полудню всех внучкиных подружек покликали. Свели они красавицу-Елю в баню, напарили, отскребли, снегом натёрли да усадили в красном углу причёсывать. Руки у молодиц жалостливые, слёзы по щекам горючие, песни прощальные.


Плакала девушка на море,

На белом да на камушке сидючи,

На быструю да на реченьку глядючи.

По бережку батюшка гуляя.

Гуляй, гуляй, батюшка, здарова,

Сыми меня со камушка белова.

У батюшки жалости не мноега,

Не снял меня со камушка белова…


Свадьбу зимой играть – дело неслыханное. Только эти женихи последнего снопа ждать не станут. Прилетели на северных ветрах Трескун со Стужичем, а за ними и Зюзя по льду приковылял. Всю ночь мужики, у которых уже взрослые сыновья были, костры вокруг дворов жгли и топорами над скотиной размахивали. Да всё одно не уберегли животину. Двух телят и дойную трёхлетку забрали в свои мешки старики-морозичи злющие. Пришлось роду совет держать, кому под ель идти, чтобы морозичей задобрить. А тут и думать нечего: из четырёх девиц на выданье лишь одна красавицей уродилась да имя носит подходящее. Заплакала Ельнина мать, услышав имя дочери, запричитала, но большуха ей сразу отвару нужного дала и двух баб покрепче приставила, чтоб держали её в общинном доме и на двор не пускали.

Слухи по деревне быстро разносятся. Вот и Жданко узнал, что его любимую седовласым старикам на откуп готовят. Внутри этому всё противилось. Но как поперёк старших пойти? Выгонят за околицу и имя забудут. Но большуха всё видит, поэтому и приказала Жданко бычка в лес вести и ель наряжать. Подальше от тяжких свадебных приготовлений отправила.

Для одного работа долгая – покликал Жданко товарища, чтобы тот ему требуху да мясо на ёлку подавал. Вдвоём быстро управились. На славу украсили дерево. Сердце на самую макушку подняли, кишки вокруг кольцами обернули, а всё доброе мясо ровными кусками по веткам развесили. Дед Стригун, что работу приходил принимать, одобрительно крякнул, поправил бычью голову под ёлкой и старым следом обратно ушёл. Жданко помощника поблагодарил и тоже домой отпустил. Прибрать вокруг и кровь замести – это и одному по силам.

Как начало смеркаться, в избу невесты сама большуха пожаловала. Старшие бабы девиц сразу выгнали – негоже молодицам на себя черноту брать, и начали обряжать Елю в рубаху и кафтан, снежными узорами расшитые. Через ноги родовую понёву надели и пояс противосолонь накрутили, чтоб женихов-морозичей не отпугнуть. Напоили невесту сбитнем горячим да отваром маковым. Посидели на дорожку да в путь отправились. Во дворе уже народ ряженый толпится в личинах берестяных да волчьих тулупах навыворот. У каждого факел в руке пылает и коровье ботало на шее звенит. Заслезились у Ели глаза от огня и холода, а может и от голосов печальных.


Ой, сад во дворе расстилается.

Народ у ворот собирается.

Пойду молода в сад зелененький.

Цветите цветы все лазоревы.

Идут ко мне гости званые.

Пойдут они гулять по саду.

Срывать будут сладку ягодку.

Меня молоду все нахваливать.


Медленно шли. Мужики дорогу в снегу торили, бабы Елю под руки держали. Всех чуров вспомнили, всех невест прежних по именам кликали для помощи. Как добрались до поляны с ёлкой украшенной, принялись костры разводить. Двенадцать костров вокруг дерева запалили. Две бабки подвели Елю к дереву и рушниками крепко к стволу прикрутили. Только теперь девица очнулась и голос подала. Молила сородичей не отдавать её дедам морозным. Большуха быстро тёмный хоровод замкнула и под кощуны вокруг дерева повела. Громко люди богов славили, заглушая девичьи крики. Пар и дым в причудливые фигуры собирался, и каждый в них своё видел. Но мороз всё крепче, а голоса всё тише. Повисла голова у обессиленной Ели. Распался хоровод, и люди тихо в тень попятились. Постояли понуро, дожидаясь пока последний огонёк в костре не погаснет, а затем молча и сторонясь друг дружку, пошли обратно в деревню. Только с рассветом старики вернутся к дереву, чтобы проверить, приняли боги снегурочку, или она им не по вкусу пришлась.

А юный Жданко всё же задумал Елю от морозичей спасти. Любовь его к Еле сильнее страха перед сородичами оказалась. Завернулся он в бычью шкуру и схоронился в снегу неподалёку от той поляны. Голоса у ёлки стихли, но Жданко не спешил убежища покидать – опасался, что хитрая большуха может поблизости охотников для охраны оставить. Лишь когда от холода совсем невмоготу стало, выполз он из сугроба и прислушался. Если бы тут люди остались, они бы снегом скрипели и рукавицами хлопали, ноги и руки согревая. Но тихо вокруг. Только деревья от ветра поскрипывают. Подвигался Жданко, разгоняя кровь и, осторожно ступая, направился к ёлке. Жутковато в ночном лесу. В каждой коряге злые духи мерещатся. Больше всего Жданко заплутать в темноте боялся. Но при таких звёздах ошибиться в пути мог лишь ребёнок неразумный. Скоро он уже стоял на проторенной хороводом дорожке. И нельзя ему дальше. Зайдёт в предназначенный богам круг, и сам погибнет, и любимую не вызволит. Но Елю отсюда не различить. Скрыли еловые ветки девушку от лунного света. Жданко мог лишь надеяться, что старики-морозичи ещё не приходили, и его любимая Еля жива.

Хватились большухиного сына сразу по возвращении. Мать отправила троих охотников на поиски Жданко и снова собрала совет решать, что же делать с ослушником. Всем было понятно, куда на ночь глядя отправился юноша. Лишать род мужских рук, да ещё и детьми не обременённых – последнее для старейшин дело. Но Правду нужно чтить, и отступник, хоть и большухин сын, обязан понести наказание.

А Жданко всё морозичей ждёт. Семенит по тропке вокруг ёлки, пытаясь согреться. Но холод всё равно под одежду пробирается, вяжет тело ледяными путами. Испугался юноша, что к приходу стариков он и слова внятного от озноба сказать не сможет, и вернулся к своему схрону за шкурой. В ней всяко теплее будет. Бычья шкура на морозе задубела, и он кое-как смог втиснуться в эту мохнатую колоду. Идти теперь можно лишь мелкими шажочками – колени в замёрзший подол его неуклюжей одёжки бьются. Зато от ветра защита и тепло от дыхания попусту не уходит. Греется Жданко, да про себя повторяет что морозичам сказать будет надобно. Эти за пустые речи одним взглядом в ледышку превратят, но юноша всё обдумал ещё когда ёлку наряжал. Обменяет он свою Елю на их будущего первенца. От такого никто из богов не откажется. Чистая душа любой девицы ценнее. А Еля ему потом ещё кучу детишек нарожает.

Со стороны деревни звуки послышались. Сначала ветка треснула, потом снег хрустнул. Вот и морозичи пожаловали. Все трое. Шапки в инее, бороды белые, идут молча, озираются. У каждого посох и котомка за плечами. Решил Жданко, что надо их до круга перехватить, пока они до Ели ледяным посохом не дотронулись. Кинулся было навстречу, да куда там – шкура бежать мешает. Давай он её через верх сбрасывать да кричать, чтоб старики его сперва выслушали. Освободился Жданко от обузы, огляделся, а морозичи от него со всех ног улепётывают. Растерялся юноша: за ними бежать, или Елю идти вызволять. Но как в круг без их разрешения войти. Не вышло у него уговор с богами совершить. И почему они от дерева ушли, неужели изъян какой в его Еле заприметили? Надо бы догнать да выспросить, но тех уже и след простыл. Сел Жданко в сугроб и заплакал.

Набежали на небо тучи, скрыли месяц и звёзды. Погасили серебряные искры на снегу. К скрюченному юноше подошёл седовласый старец в мохнатых одеждах. Рукою его за плечо потряс, головой покачал и разомкнул посохом круг из человеческих следов. Затащил Жданко внутрь и снова замкнул. И тут же по кругу стали ледяные хоромы расти. Потянулись узорчатые стены к стволу дерева священного и сошлись резным куполом над алеющим поверх ели сердцем. Небо тут же разъяснилось, и вспыхнул ледяной терем тысячей звёзд, заиграл десятками лун на сводах, затеплился благодатным огнём внутри.

Приходили к терему большуха с Елиной матерью, плакали, деток своих назад кликали, но так и не дозвались. Приезжали дровосеки с тяжёлыми топорами чтобы вход в ледяные хоромы прорубить, но трескались их топоры, даже зазубринки на льду не сделав. Бессильно было железо против силы природной. Разложили тогда люди костры под ледяными стенами, но огонь сразу талой водой заливало, а стены ещё толще делались. И лишь по весне, с первым подснежником, растаяли хоромы, словно их и не было. И увидели люди, что ель вместо мяса невестиными бусами, расшитыми лоскутами одёжными да рушниками украшена. А под деревом, на бычьей шкуре малышка лежит. Кожа белая, щёчки алые, волосы золотистые. Забрала большуха девочку к себе, Снегурочкой назвала и берегла как сокровище. Пригожей девица росла, вот только людей и огня сторонилась. Да и люди её побаивались – холоду радуется, зверей и птиц ведает, в лесу днями пропадает. Кто же такую в жёны попросит. А про Жданко и красавицу Елю с той поры никто не слыхивал. Ни следов, ни весточки после себя Снегурочкины родители не оставили. Видно сильно на родичей осерчали за холод, от которого только в морозном лесу защита нашлась. Вот и сказке конец, а вы, детушки, думайте, гадайте, что здесь правда, что неправда; что сказано впрямь, что стороною; что шутки ради, что в наставленье…

Новые сказки о важном

Подняться наверх