Трикотаж. Обратный адрес

Оглавление

Александр Генис. Трикотаж. Обратный адрес

Трикотаж

Бабушка

Коля

Субботник

Атеисты

Таблетка от танков

Вести с Марса

Маугли

Салат оливье

Пурим

Deus ex machina

Обратный адрес

Янтарный трактор

1. Евбаз, или Три сестры

2. Луганск, или Тени забытых предков

3. Луганск, или Оккупация

4. Рязань, или Соблазн провинции

5. Суворова, 8, или Соседи

6. Висвалжу, или Мои университеты

7. Юрмала, или Каникулы

8. Замок, или Богема

9. Саласпилс, или Рисунки на полях

10. Колония Лапиня, или О чем мы пили

11. КГБ, или Гедонисты

12. Вокзал, или Аутодафе

13. Крым, или Вдогонку не нацелуешься

14. Лимб, или Отказники

15. Брест, или Долгое прощание

Amerika

16. Вена, или Обморок

17. Рим, или От себя не убежишь

18. Бродвей, или КВН

19. Бруклин, или В тамбуре

20. “Новое русское слово”, или Спиритический сеанс

21. Париж, или Пилигримы

22. Таймс-сквер, 1, или Новые американцы

23. “Новый американец”, или Склоки

24. Клойстерс, или Мне тридцать лет

25. Вернисаж, или Призраки

26. “Свобода”, или Риторика

27. Русская улица, или Американа

28. Родина, или Пушкин

29. Родина, или Борщ

Третий берег

30. Брайтон-бич, или Uости

31. Москва, или В гостях

32. СПб, или После бала

33. Ноев ковчег, или Семейное

34. Гарлем, или Утрачено в переводе

35. Нирвана, или Кризис зрелости

36. Близнецы, или 9 /11

37. Лонг-Айленд, или Старость

38. Глобус, или Метемпсихоз

39. Лес, или Рутина

40. Улица Довлатова, или Некролог

Отрывок из книги

Я заплакал, когда она умерла, хотя в ее возрасте трудно было сделать что-нибудь умнее. Как только это случилось, начались сны. Я знал, что мне от них не отделаться, пока не напишу все, что о ней помню.

Я привык относиться к своему подсознанию снисходительно, как к разжиревшей таксе. Слепое и глухое, оно почти ничего не знает об окружающем. Из всех органов чувств у него одна интуиция. Она доносит ему, что происходит снаружи, но сведения эти приблизительны и недостоверны. На все оно реагирует невпопад и путая. Больше непонятливости меня раздражает его медлительность. С женой оно познакомилось лет через пять, с сыном – года через два, о коте – до сих пор не знает. Зато на смерть отзывается мгновенно, и покойники оказываются в моих снах быстрее, чем в могиле. Видимо, о смерти оно знает больше моего. Оно ведь еще не совсем родилось. Одной ногой, эдакой необутой амебной ложноножкой, оно еще по ту сторону.

.....

Съестного хватало и в букваре, открывавшемся полосатым, как курортная пижама, арбузом. С него начиналось знакомство с алфавитом. Непререкаемость его авторитета не перестает меня восхищать. Из арбузов, барабанов и гусей он составляет ребус просветления. Разгадавшим коан букваря открывается власть над миром, на описание которого русской азбуке хватает 33 букв, а другим и того меньше.

Задолго до того, как выучил их все, я начал писать свой первый рассказ печатными буквами. Обходясь без “э” и “щ”, я ринулся в бой с авторской самоуверенностью, которую мне с тех пор не удалось вернуть. Но дело шло туго – как и сейчас, мешали буквы, больше всего – “к” и “я”. Их конечности выпирали не в ту сторону. Мои первые читатели говорили, что таких нет в русском языке. “В моем – будут!” – отвечал я сквозь слезы. Хотя действие рассказа проходило в джунглях Амазонки, я, считая его глубоко личным, даже интимным делом, полагал себя вправе пользоваться тем языком, которым хотел. “Язык принадлежит всем и никому”, – увещевали взрослые, не подозревая, что задают мне задачу на всю оставшуюся после завершения тропического опуса жизнь.

.....