Читать книгу Руки прочь - Александр Горбунов - Страница 1

Из современного

Руки прочь

Левый хавбек Скорострелов попал в сложную жизненную ситуацию. Нет, очередной транш капнул на его карточку вовремя, и жена, эстрадная певица, мигом собравшись и накрасившись, выехала на шопинг по лучшим бутикам Москвы. Проблема была в другом. Какой-то гад слил в Интернет видео мужских забав, которым хавбек предавался в бане у приятеля.

В принципе ничего особенного Скорострелов не делал. Как говорится, время от времени все джентльмены делают это. Тем более, формально-юридически он ничего не нарушил. Однако это не уберегло прославленного футболиста от гневной реакции общества.

Общество начало реагировать немедленно. В аккаунт к Скорострелову посыпались крайне эмоциональные комментарии. Спустя какой-то час там творился натуральный ад.

«В наше время такого не было!» – возмущался болельщик со стажем как у пенсионера-героя. «На немцах с испанцами отрываться надо!» – давал четкие указания фанат помоложе. «Что скажут дети?» – задалась вопросом одна из поклонниц хавбека, здесь же объявившая, что навеки отписывается от него.

Насчет детей Скорострелов был уверен, что нечто новое они для себя вряд ли откроют. Повторить содеянное с испанцами и немцами он тоже был не прочь, хотя до сих пор всё происходило с точностью до наоборот. Деду хавбек даже начал подробно отвечать, но потом бросил, проглядывая другие, еще более яростные отклики.

Друзья и коллеги Скорострелова, несомненно, изучали всю эту пургу в одно время с ним. Отзываться и вступаться за него, впрочем, не спешили. Данный факт особенно расстроил потерпевшего. Не удержавшись, он набрал номер правого хавбека Петухова, с которым раньше играл за один клуб.

– Видел? – спросил Скорострелов.

– Да уж… – глубокомысленно ответил Петухов.

– Чего молчишь? Написал бы свое мнение.

Повисла долгая пауза.

– У меня вторая линия. Перезвоню. Ок? – отреагировал наконец Петухов и убрался из эфира.

Голкипер Прыгунов находился, по его словам, на процедурах в барбершопе, и говорить ему было неудобно. А двухметровый центрфорвард Тянитолкаев прислал смс, известив, что участвует в съёмках рекламного ролика.

Слово «съёмки» ранило теперь хавбека, будто острый нож. Он посмотрел статистику: счёт комментариям в аккаунте повалил на тысячи. Скорострелов глубоко вздохнул и удалился из социальной сети.

Чтобы отвлечься, он включил телевизор. Самый народный канал показывал ток-шоу «В нашем ведре». Его ведущий ходил по студии с помойным ведром и вынимал оттуда бумажки с темами.

– А вот сейчас… внимание… новая тема! – взвыл шоумен так, будто его кастрировали без наркоза. – Что действительно делал в бане футболист Скорострелов?

В глазах у хавбека потемнело.

– Мы связались с бывшей невестой Скорострелова, которая живёт в поселке Забытом на севере Хабаровского края, – продолжал ведущий с ведром.

Скорострелов нажал красную кнопку на пульте. «Может, не увидит всё-таки», – подумал он о своей жене, вообще не смотревшей телевизор. «Подруги подскажут», – неумолимо возразил внутренний голос.

Телефон завибрировал, и левый хавбек поспешно схватил трубку. Звонил главный тренер сборной. Ей в следующее воскресенье предстоял проверочный матч с командой Лихтенштейна. От определения «товарищеский» руководство отказалось как от демотивирующего и расхолаживающего.

«Это же провокация. Так и скажу», – решил Скорострелов, но наставник национальной команды опередил его.

– Отдохни, подлечи нервишки. Понял? Вместо тебя вызываем Дровосекова, – сообщил он.

– Как… – поперхнулся хавбек.

– Займись самоподготовкой, – отрезал главный.

Вернувшаяся с покупками супруга застала Скорострелова на кухне. Еще одним ударом для титулованного игрока стал звонок от только что созданного общественного движения «Руки прочь!» Оно уже подало заявку на проведение массовой акции возле Кремля. Его участники, а вернее, участницы, рвались отстаивать право заниматься чем угодно в банях и саунах.

– Вы оплатите изготовление плакатов и аренду звуковой установки? – деловито спросила общественница.

Ни слова ни говоря, Скорострелов отключил телефон.

– Нарушаешь? – поинтересовалась жена при виде початой бутылки виски.

Потерпевший поднял на неё глаза, полные вселенской тоски. Он уже наизусть выучил первую фразу, с которой следовало начать трудное объяснение, но она застряла в горле.

– Плюнь ты на этих клоунов, – неожиданно мягко сказала его вторая половина. – Плесни-ка и мне рюмку.

Скорострелов не верил своим ушам.

– Надо же платье обмыть, чтобы носилось, – пояснила жена.

Воин света

Блогер Чушкин откинулся в необъятном кресле на колесиках и удовлетворенно покивал сам себе. Пост вышел на славу. В одном абзаце длиной в полтора листа прежней машинописи он доказал, что дыру в обшивке орбитальной станции провертели американцы. Правда, его приятель Пылесосов, выпускник политеха, а ныне индивидуальный предприниматель, усомнился, что подобное возможно в открытом космосе. Однако блогер отступать не привык.

–Ты, брат, в политике ничего не смыслишь, – пробормотал он и проигнорировал совет приятеля не влезать в сложную тему.

Чушкин писал обо всём. Этому его обучили на факультете изящной словесности еще в ту пору, когда любой работник пера считался подручным партии. Основным рецензентом тогда были органы госбезопасности.

С началом перестройки Чушкин мигом сменил генеральную линию. Правда, в успешные публицисты из-за нехватки способностей не выбился, поэтому бегал на митинги за демократию и гласность. К его досаде, хлебные должности с депутатскими мандатами достались более ловким коллегам. Капиталов Чушкин тоже не нажил, ибо дар бизнесмена в нем начисто отсутствовал. Поэтому после краха социализма он стал завсегдатаем уже других митингов – под красным флагом.

На информационной арене его не было видно и слышно, пока не стало общедоступным дьявольское изобретение ЦРУ в виде Интернета. Оказалось, писать можно что угодно, не оглядываясь на рецензентов. И Чушкин набросился на капитализм, как лев на антилопу.

– Ты того, аккуратнее был бы, что ли, – периодически говаривал ему Пылесосов, но блогер только распалялся.

Для украшения персональной страницы (от заграничного слова «аккаунт» его передергивало) Чушкин подобрал изображение богатыря в древнерусском шлеме. Герой с бородой мужественно вглядывался в зарево пожарищ.

От этой картинки Чушкин млел. Псевдоним он себе придумал соответствующий – Светлозар. Впрочем, с героем его роднила только борода. У Чушкина она даже была длиннее, и в ней регулярно застревали остатки пищи.

Питаться блогеру приходилось часто, для поддержания массы тела. При власти эксплуататоров он раздался так, что с трудом пролезал в дверь. Раз в неделю посещая торговый центр, Чушкин набирал полную телегу пивных банок и закусок. Пыхтя, он толкал ее к выходу, где дежурили охранники-церберы, и мысленно цедил:

– Устроились тут, сволочи…

Со временем блогер вообще перестал выбираться куда-либо, кроме как за едой и бодрящим напитком. Уборку в квартире он производил дважды в год, при смене сезонов, притом довольно поверхностную. Так что жилище Чушкина быстро стало походить на берлогу неандертальца.

Чушкину было некогда отвлекаться на мелочи. Он бился за возвращение самого передового строя.

– Всех на чистую воду выведу! Всех! – клялся он в монитор.

Жил Чушкин, получая пособие по состоянию здоровья, которое исхлопотал через знакомых. Кроме того, сдавал в аренду квартиру, доставшуюся ему по наследству. В налоговую инспекцию об этом доходе он не заявлял. Жены и детей, подрывающих бюджет, у Чушкина не было.

Отвлекаясь лишь затем, чтобы отхлебнуть пива и смахнуть крошки с бороды, блогер строчил и строчил. Есть он наловчился в процессе писания. Клавиатура от липких пальцев скоро сделалась неприятной на ощупь, но чего не стерпишь ради классовой борьбы?

Главным номером программы Чушкина был поиск наглядных подтверждений превосходства социализма над капитализмом, а также патриотизма над либерализмом. Большим торжеством для него становилось размещение у себя на странице черно-белого фото с надписью «А мороженое было по 10 копеек!» или «Вот сколько коробков спичек мог купить на свою зарплату советский рабочий». Отгружая подобные произведения в Сеть, Чушкин хлопал в ладоши и вскрикивал:

– Получи! Получи!

Уверенно судил Чушкин и о вопросах внешней политики. Корейский полуостров и Ближний Восток, Венесуэла и Сирия, а тем более Украина были предметом его постоянных комментариев. Приближаясь к пенсионному возрасту, блогер ни разу не побывал за рубежом, даже в турецком отеле. Это не мешало ему выносить оценки и сыпать прогнозами.

Прогнозы обычно не сбывались. Империализм стоял и не являл признаков краха. Здоровые силы в лице Каддафи-младшего, а также Мадуро, «Хамас» и Ким Чен Ына топтались на месте. И как личную трагедию воспринимал Чушкин невзятие Киева силами шахтеров и трактористов Донбасса.

– На гусеницы, на гусеницы всех намотать! Танками, танками давить! – давал он экспертные советы.

При этом Чушкин был очень набожен. Уверовав после перестройки во Христа, он крестился и теперь витиевато поздравлял своих подписчиков со всеми церковными праздниками. Из того же контингента блогер сколотил тематическую группу, где так же безапелляционно касался проблем городской жизни.

– Хоть сюда бы не лез, а? – пытался образумить его Пылесосов.

Берлогу Чушкина он давненько не посещал по причине врожденной брезгливости. Приятели продолжали общаться по телефону и путём переписки.

От пожеланий блогер только отмахивался, уже оседлав тему общественного транспорта, а именно прокладки легкого метро взамен почившего трамвая. Она действительно разожгла живую дискуссию на просторах Интернета, и Чушкин спешил набрать очки.

Примерно как слесарь-интеллигент из «Двенадцати стульев», он использовал малейший повод, чтобы высказаться. Сразу переходя на «ты», Чушкин давал понять, что все еще пешком под стол ходили, когда с его мнением считались отцы города и области.

Отцы разных лет Чушкина припомнить не могли, как ни старались. Поэтому суждения новоявленного эксперта вызывали насмешки, от которых блогер натурально бесился. В ярости он кидался давать отпор, брызгал слюной на дисплей и клеил оппонентам ярлык погубителей сладкой советской действительности.

Возраст и социальный статус противников Чушкин во внимание не принимал, от чего комический эффект его выступлений лишь возрастал. Но блогер был уверен, что занят важной и нужной миссией.

Так и сегодня, перед тем как разоблачить происки США в безвоздушном пространстве, он родил девять комментариев подряд, посвященных одному лицу. Лицо осмелилось непочтительно отозваться о его требовании к мэрии утроить протяженность будущего метрополитена.

«Перестаньте ерунду молоть», – лаконично ответили Чушкину, и блогер завелся.

Уже излив свой праведный гнев, он где-то в глубине души ощутил, что перегнул палку. Но пока переключался на геополитику, забыл о содеянном. Как выяснилось, напрасно.

«Я тебя знаю, Светлозар. Ты Чушкин», – пришел ответный комментарий, и патриотический блогер похолодел.

«Живешь на Третьей улице Сантехников, дом пять, квартира сорок семь. Второй подъезд», – неумолимо продолжал оппонент.

Чушкин едва не поперхнулся и перестал жевать.

«Как узнал? Откуда? Не может быть!» – у него часто заколотилось сердце. Неужели, правда, ЦРУ или АНБ? Неужели мы все под колпаком?

«Фотки свои убирать надо», – с издевкой пояснил пишущий.

И тут Чушкин вспомнил… Только-только обзаведясь, прости Господи, аккаунтом, он по неосторожности выложил в альбом старое-престарое фото. Сходство с сегодняшним Чушкиным там было минимальное. Достаточно сказать, что весил он в минувшую эпоху почти на центнер меньше. Видимо, вычищая потом всё лишнее, могущее идентифицировать его личность, блогер недоглядел.

«Готовься. Приду и рыло пощупаю», – добавил критик его творчества и вышел из режима онлайн.

Чушкин облился потом. Схватился за клавиатуру, начал удалять свои многочисленные комментарии. Затем опомнился, активировал функцию «Служба поддержки».

– Скорее, скорее давай! – торопил он не слишком поворотливый компьютер.

«Хотите подать жалобу?» – спросил администратор американской социальной сети.

«Да», – ответил Чушкин.

«Выберите один или несколько пунктов, чтобы мы могли принять меры».

На всякий случай Чушкин поставил несколько галочек. Своего виртуального оппонента он обвинил в отсутствии толерантности, подчеркивании физических или умственных изъянов и разжигании национальной розни.

«Жалоба принята. Идет проверка».

Пока за океаном реагировали, Чушкин с кряхтением выбрался из кресла и неожиданно проворно подбежал к входной двери. Проверил замки, потрогал засов. От этих усилий он совершенно выдохся и опустился на полку для обуви в прихожей. Полка опасно заскрипела. Пришлось встать и прислониться к стене.

«Может, заблокируют его. Если повезет, то на месяц, – подумал Чушкин. – Всё-таки у них дело хорошо поставлено».

Оставалось позвонить в полицию буржуазного государства, дабы она спасла его от реальных побоев.

Место силы

Офис туристического агентства «Гранд вояж», состоявший из двух смежных комнат, отличался оригинальным интерьером. У каждой его стены кроме той, где располагалась входная дверь, был свой цвет – красный, оранжевый, желтый, зеленый и далее согласно полосам радуги. Половину одной из них занимала подробнейшая рельефная карта мира от пола до потолка. Над ней, на уровне чуть выше человеческого роста, в ряд висели шесть одинаковых часов со стрелками. Они были настроены на разные пояса, от Нью-Йорка и Гринвича до Сингапура и Токио. Часы громко тикали. Стрелки перемещались короткими рывками.

Слева от входа вместо вешалки торчал бивень то ли слона, то ли носорога. Здесь же, начиная от двери, красовались авторские фото хозяйки. Все снимки были сделаны в ходе многочисленных путешествий по разным континентам Земли. Таким образом, первая и меньшая комната служила сразу выставкой и холлом. Сама хозяйка, закутанная в фиолетовую шаль, сидела в большей из комнат, как раз под часами – на полукруглом возвышении, напоминавшем подиум. Между нею и посетителями было воздвигнуто нечто вроде кованого ажурного заборчика.

– С прибытием из Гренландии? – спросил Максим, помешивая чай слишком горячей ложечкой.

Крутящееся гостевое кресло, предложенное ему, стояло прямо перед заборчиком.

– С Фарерских островов, – уточнила Амалия.

– Здорово, – от всей души восхитился он.

Занимаясь проектами в сфере полиграфии, Максим чаще колесил по России. Самым экзотическим местом зарубежья, которое ему довелось посетить, был непризнанный мировым сообществом Северный Кипр. К Амалии он забрел по старой дружбе, случайно. Внезапно образовалось «окно» между парой деловых встреч, а до турагентства было рукой подать. Амалия искренне обрадовалась его визиту. Она только что вернулась из банка и предложила почаевничать, закусив бубликами. Предложение оказалось своевременным, так как в офисе было зябко.

– Ты чего лично по банкам таскаешься? – поинтересовался Максим, откладывая ложечку на фарфоровое блюдце. – Где твоя ассистентка? Как ее… Валя… Вера?

– Василина, – поправила его владелица «Гранд вояжа».

– Точно! Никак не запомню эти модные имена. Василины, Гэндальфы, Святогоры… И в управляющую компанию пускай сходит, топят еле-еле.

– Уволилась моя девушка.

– Зарплата маленькая?

Амалия отрицательно помотала головой.

– Зарплата небольшая, конечно. Откуда у меня большой взяться? Но ты же знаешь молодежь. Амбиции через край, умнее всех себя считают. Она, видите ли, думала, что будет на Бали кататься или на Мальорку, а тут документацию вести надо, клиентов выслушивать.

– Другую взяла бы из числа перспективных. Их полно после вузов.

На эту рекомендацию Максима хозяйка-путешественница только рукой махнула.

– Брала. На неделю ровно.

– И куда делась?

– Вышла на обед и не вернулась.

– Да ладно, – не поверил Максим.

– Так и есть. Потом позвонила, ближе к вечеру, и говорит: мне, дескать, мама отсоветовала. Обещала устроить в налоговую службу.

– Не такими мы раньше были…

Если уж совсем честно, то у Максима имелся и вполне конкретный повод проведать Амалию. К этому шагу его сподвигло изучение ее наисвежайших фото в социальной сети. Вернее, фото заодно с постами к ним. Еще недавно «Гранд вояж» оказывал населению довольно стандартные услуги, в основном отправляя туристов на широко разрекламированные курорты. Безусловно лидировали отели, работавшие по системе «Всё включено». Платежеспособный контингент, как правило, выбирал варианты с максимальным расслаблением в треугольнике «бар – бассейн – пляж». Но с некоторых пор, когда экономику залихорадило, Амалия резко переключилась на другое.

Каждый ее вдохновенный текст теперь был посвящен плюсам внутреннего туризма. Отныне «Гранд вояж» воспевал закаты солнца на Балтийской косе, колдовские загадки острова Ольхон на Байкале и руины древнего Аркаима в уральской степи. Желающим обменять заграницу на отечественные просторы предлагались разнообразные бонусы. Разумеется, Максиму стало любопытно, много ли нашлось желающих.

– Что бизнес, процветает? – задал он следующий вопрос.

– Ой, не то слово! – живо реагировала Амалия. – Зашиваюсь просто, ничего не успеваю.

Стол уволенной ассистентки возле окна действительно был завален папками с бумагами. Впрочем, зная хозяйку далеко не первый год, Максим с выводами не торопился. Познакомились они, когда Амалия была стажером в крупной сетевой компании, также практиковавшей на поприще туризма. Он неспешно подбирал себе тур в Грецию, она набиралась опыта для самостоятельного плавания в море предпринимательства и носила менее яркие наряды, не чета нынешним.

В предыдущие времена местом работы Амалии была средняя школа, где ее персональной сферой ответственности являлось воспитание учащихся. «Хороводы водили», – так она охарактеризовала свои прежние обязанности. Новое призвание Амалия открыла в себе, увидав Тадж-Махал и реку Ганг в Индии. Туда ей купил путевку муж, генеральный директор нескольких фирм и муниципальный депутат. Он же впоследствии арендовал офис и оплатил экстравагантный ремонт, после чего перестал вникать в дела жены.

Увлекающаяся натура требовала выхода. Из стажеров перейдя в руководители, Амалия записалась на кучу курсов по повышению личностного и профессионального уровня. Круто изменив свою жизнь после сорока, она как будто наверстывала упущенное. Максим был человеком более консервативным. Профессию, которая кормила его с юности, он не торопился сменить на другую, периодически повторяя про себя: «Надо делать то, что получается».

– То есть, повернулся народ лицом к своей стране? Осознал?

Тут Амалия не дала ясного ответа, вместо него без паузы пустившись в несколько иные рассуждения.

– Ольхон – это такое место силы, где ты ощущаешь полное духовное перерождение! Необъятный простор до горизонта, бездонная пучина озера, прямая связь с космосом! Через тебя буквально хлещут потоки энергии!

Максим вежливо покивал, вспоминая ее последние фотографии. На них Амалия, бурно переживавшая вторую молодость, распускала длинные, ниже талии, волосы, запрокидывала голову, оголяла плечи и ноги, демонически щурилась и вздымала руки к небу. В витиеватых выражениях она призывала подписчиков раскрепостить свое «я» и полностью слиться с матерью-планетой. Ему стало интересно, что, например, думает по этому поводу муж-депутат. Хотя вряд ли тот вообще успевал о чем-нибудь толком подумать, день-деньской мотаясь по городу между своими фирмами и офисами партнеров.

– На Фарерах силы нет?

– Скучновато, – небрежно сказала она. – Овцы, домишки. Но разок можно прокатиться.

– Курсы так же посещаешь? – спросил Максим для поддержания диалога и отпил из чашки.

– О, насчет курсов совершенно особая тема! Я недавно была на тренинге у Альберта Выдрина.

– У кого?

– Выдрина не знаешь? – изумилась Амалия.

Покопавшись в глубинах памяти, Максим вспомнил увиденную где-то афишу. С нее умеренно небритый мужчина в концертном пиджаке и галстуке-бабочке указывал перстом на прохожих и взывал, подобно красноармейцу эпохи Гражданской войны: «Ты прокачался у меня?» Никаких других сведений о персонаже он не имел.

– Альберт Выдрин – ведущий коуч в номинации «Духовные практики», президент Всероссийского конгресса бизнес-наставников, – разъяснила Амалия.

– Духовный практик? Батюшка, что ли?

– Сам ты батюшка. Духовные практики… как бы попроще сказать, подоступнее… это что-то вроде йоги. А он использует их в своей образовательной деятельности. На его тренинги в «Олимпийском» по десять тысяч человек собиралось. Из регионов специально ехали.

– И ты тоже?

– Я не успела. Узнала поздно, все билеты размели, даже с рук. Только видео посмотрела, – с нескрываемым сожалением поведала Амалия. – Зато потом, когда он к нам приезжал, я в первый ряд попала.

– Что же вы все делали, просто сидели и слушали его? – Максим был сама серьезность, внутренне норовя хихикнуть.

– Не просто. Был сеанс коллективной медитации, это первый шаг к трансформированному сознанию.

– Зачем же его трансформировать?

Амалия метнула на Максима внимательный взгляд, но не уловила в облике приятеля ничего крамольного.

– Трансформировать необходимо, если стремишься к новым рубежам. Иначе старая сущность будет тянуть назад в хаос, мешать прогрессу.

– Прогрессу в чём?

– Во всём. В бизнесе, интеллектуальном совершенствовании, личной жизни.

Слова про личную жизнь вызвали у Максима дополнительный интерес.

– Слушай, у тебя-то в семье порядок. Может, не обязательно прокачиваться?

В семье у Амалии, кроме мужа-депутата, была дочь-студентка, мечтавшая об артистической карьере. Кроме регулярного участия в каких-то массовках, эта энергичная девушка рассылала свое резюме по всем киностудиям и заочно училась в академии гримеров-визажистов. Родители узнавали о ее инициативах задним числом, но обычно не перечили единственному чаду. Все трое давно функционировали по своим отдельным, не пересекавшимся программам. Это и называлось порядком.

– Методика так не работает, – возразила продвинутая владелица турагентства. – Тренинг приобретается пакетом.

– Дорого?

Максим только присвистнул, когда Амалия назвала цену.

– Не слабо! Я лучше в Гренландию слетал бы. Или чуть поближе, в Исландию. Там «Игру престолов» снимали.

– Подобные вложения окупаются с лихвой, – как по писаному парировала собеседница. – А игры – это, знаешь, для тех, кто не думает о завтрашнем дне.

Про завтрашний день думалось, и правда, плоховато. Курс рубля отправился в очередное пике, так что надо было спасать свои активы сегодня. Максим, к счастью, вовремя подсуетился благодаря подсказке друга-финансиста, обратив сбережения в твердую валюту. Туристическому же рынку, по его мнению, предстояло пройти сквозь мощный шторм.

– Не боишься, значит, кризиса?

– Инвестирую в себя. Выдрин так и советует, – уверенно подытожила Амалия. – В сорок пять всё только начинается.

Она хотела добавить еще что-то, но мобильник выдал мелодию песни про лабутены.

– Агентство «Гранд вояж», – приветливо отозвалась хозяйка. – Да… Да… Нет… Нет… Вы нас неверно поняли… Тур не отменяется, мы готовы предложить вам замену. Да, абсолютно адекватную. Да, в окрестности Онежского озера… Что?.. Извините, мы действуем строго в рамках постановления правительства…

Абонент, кажется, общался с ней в повышенном тоне. Максим допивал остывший чай и с любопытством прислушивался к разговору, однако из трубки до него доносилось что-то совсем нечленораздельное. Он показал жестом: «Может, я мешаю?» Она успокаивающе помахала свободной рукой: сиди, мол.

Когда Амалия отложила телефон, в холле отрывисто брякнул колокольчик. В отсутствие ассистентки встречать-привечать посетителей было некому, и они спустя несколько секунд появились в главной комнате без помощи провожатых. Точнее, речь шла о посетительницах – двух блондинках лет тридцати пяти, одной повыше, другой пониже ростом.

Судя по облачению, обе далеко не бедствовали. Та, что повыше, была в стильном клетчатом пальто и берете, а под мышкой держала крохотную моську в ошейнике со стразами. Та, что пониже, носила столь же элегантное пальто без клетки, не пользуясь головным убором. Вместо моськи у нее была серебристая сумочка-сундучок с цифровым замком.

На лице у Амалии тотчас отразилось страдание. Ее большие круглые глаза с поволокой сделались еще больше и круглее.

– Мы к вам, и вот по какому вопросу… – решительно начала первая блондинка.

Моська на ее руке беспокойно тряхнула мохнатыми ушами.

– Простите, мне пора, – пробормотал Максим, филигранно ставя чашку с блюдцем на краешек стола и поднимая зад с кресла.

Уже из холла, совмещенного с выставкой, он услышал, что, оказывается, незадачливые путешественницы внесли предоплату за круиз вокруг Испании с Португалией, но в связи с текущими событиями путевки подорожали ровно вдвое. Отдуваться за правительство выпало всё той же хозяйке агентства.

С тех пор прошло уже месяца три, а то и больше. Максим успел съездить в одну из своих долгих командировок и вернуться. Обвал рубля и меры властей в связи с ним были вдоль и поперек проанализированы толпой экспертов. Город за это время изменился мало. Кое-какие заведения на главном проспекте закрылись, кое-какие письменно уведомляли прохожих, что проводят финальную распродажу.

Идя прогулочным шагом вдоль первой линии, он сам не заметил, как очутился возле офиса Амалии. Броской, всех цветов радуги вывески «Гранд вояжа» больше не было. Рабочий со стремянкой крепил нечто взамен нее. Максиму стало грустно. По натуре своей человек незлой, он всегда сочувствовал чужой беде.

Что-то заставило его приблизиться. На входной двери, видимо, пока вместо вывески, было приклеено подобие плаката. Центр духовных практик «Озарение» извещал, что завершается набор слушателей на тренинг личностного роста. Тех, кто достигнет полной трансформации, ожидала групповая поездка к местам силы, причем с медитацией на лоне природы.

Главным украшением плаката служило до боли знакомое фото с распущенными волосами. Амалия была представлена как сертифицированный специалист, наставник и коуч. «По методу Альберта Выдрина», – уточнялось мелким шрифтом.

– Да уж, в сорок пять всё только начинается, – вырвалось у Максима.

Рабочий поднатужился, крякнул и наконец водрузил обновленную вывеску на место.

Вакцинировался

Витя Галкин с сияющим лицом вбежал в кухню. Семья в составе трех человек только села обедать. Галкин-отец успел съесть первую ложку супа и поднес ко рту вторую. Витина мама накладывала в тарелку салат. Сестра, ученица седьмого класса гимназии имени Песталоцци, украдкой совала коту Мурзику обрезок колбасы.

– Слушайте! – крикнул Витя и поперхнулся от волнения.

Все уставились на него. Мурзик уронил колбасу на пол.

– За тобой что, гонятся? – поинтересовался отец.

Витя перевел дух и сообщил чуть спокойнее:

– Я вакцинировался!

Мама продолжила манипуляции с салатом. Отец проглотил вторую ложку супа и только потом спросил:

– Заставили?

– Нет. Я добровольно, – ответил сын.

– Ну и дурак, – заключил Галкин-старший.

Витя снова чуть было не поперхнулся – на сей раз от негодования.

– Как же можно такое говорить? Это ведь государственное мероприятие.

– Знаем мы эти мероприятия. Хоть бы отстали уже от людей.

Против столь дремучей демагогии сложно было возразить, но Витя попробовал.

– Мы живем в современном обществе, которое стремительно меняется. Надо понимать последствия своего бездействия для окружающих…

– Окружающие пусть сами о себе подумают, – цинично заявил старший Галкин.

– Нет, ну так нельзя! Вирус передается по цепочке, которую необходимо разорвать, – начал популярно объяснить Витя.

– Без нас разорвут, – не переставая поглощать суп, хладнокровно парировал дремучий отец.

– Да кто же разорвет?

– Кому положено.

Витя всплеснул руками.

– Если так будут рассуждать все…

– Ты за всех не расписывайся, – сказал отец, облизав ложку.

– Мама, хоть ты меня поддержи, – воззвал Галкин-младший.

Вид у мамы был смущенный. Она отложила вилку и глядела куда-то в сторону, где стояла солонка.

– Я не знаю, Витенька, – наконец произнесла она. – Всякое рассказывают.

– Где рассказывают?

– По телевизору. Эксперты наши.

Вакцинированный член семьи слегка смутился. Эксперты точно вещали разное. Лысый вирусолог уверял, что эффективное лекарство изобретено и производится в огромных количествах. Его бородатый собрат, наоборот, предостерегал от избыточного оптимизма, поскольку польза ни одного из лекарств пока не доказана. А доктор Большова, одетая в театральный костюм бациллы, еще недавно в своем утреннем шоу советовала россиянам лечиться чесноком и спиртом.

– Нельзя сидеть сложа руки, надо что-то делать! – Витя пустил в ход, прямо скажем, слабоватый аргумент.

– Сидим вот, из дома почти не выходим, – констатировала мама.

– Вакцинация – это свобода, это колоссальные перспективы, – зашел с другого фланга сын. – Вы сможете посещать театры, фитнес-центры, бассейны, совершать путешествия!

– По театрам не ходим, – перебил его отец, – а фитнесы наши испокон веков на даче, в борозде. Там же и бассейн. Бочку с водой помнишь?

Из той бочки Галкин-старший, стоя в семейных трусах на досках, с удовольствием поливал себя в жаркую погоду. Витя как человек более продвинутый к подобному омовению не прибегал, да и саму дачу посещал крайне редко.

– Но как же туризм?

– Деньги на ветер весь твой туризм.

Оставалось апеллировать только к сестре-гимназистке – представительнице поколения, не отравленного ядом цинизма. Но та взяла инициативу в свои руки.

– Сколько заплатили?

– Кому? – не понял Витя.

– Ну, тебе за прививку.

Витя поперхнулся в третий раз.

– Вакцинация – мой гражданский долг, он не измеряется рублем. Ты слушай старших и готовься.

– Тачку хочешь выиграть? – по-хамски, в лоб, спросила сестра.

Галкин-младший почувствовал, что стремительно краснеет.

– Ты откуда… Ты что вообще говоришь?

– Слышала, как ты с Генкой Канарейкиным по телефону трепался.

Канарейкин учился вместе с Витей на втором курсе академии социального администрирования и менеджмента. Идея вакцинироваться изначально принадлежала Генке, но приятель с энтузиазмом подхватил ее. Привившиеся граждане получали лотерейный билет, дававший шанс сделаться хозяином автомобиля или, на худой конец, какой-нибудь бытовой техники – от холодильника до тостера.

Капитулировать перед малолетней нахалкой было ни в коем случае нельзя. Витя распахнул рот, чтобы жестко осадить ее, и внезапно захлебнулся кашлем. Его прошиб озноб.

«Он, вирус», – пронеслось в голове.

Галкин-старший вовремя подхватил обмякшего сына и потащил в комнату, на диван.

– «Скорую» вызовите, – через силу пробормотал Витя.

– Лежи, не дергайся, – скомандовал отец.

Доктор Сенькин, старый друг семьи, прибыл через час. Чтобы поставить диагноз, ему не потребовалось много времени.

– Перевозбудился юноша. Плюс легкая простуда, – объявил он. – Никаких антибиотиков, пусть больше пьет и лежит. Телевизор не включайте, телефон тоже не давать.

Витя лежал, глядя в потолок, и думал о том, как славно, что тревога оказалась ложной, и не нужно ехать в больницу на машине с мигалкой, под вой сирены. Теплый и толстый Мурзик навалился ему на ногу. Захотелось подремать, но тут скрипнула половица. Это была мама.

– Может, всё-таки попробуем чеснок со спиртом? – робко спросила она.

Добро пожаловать в Антарктиду

– Откладывать решение русского вопроса нельзя! – заявил Костик Косолапов и стукнул кулаком по столу.

Собеседники молча внимали ему. Дело происходило в субботу, дома у его приятеля Славы Зайцева, жена которого уехала к маме. По такому случаю Костик, Слава и Арнольд Сычев оперативно созвонились и собрались на товарищескую вечеринку. Всех троих объединяла бывшая совместная учеба на историко-педагогическом факультете. После первой бутылки бежать за второй не пришлось, поскольку она была заблаговременно куплена, и от воспоминаний о прошлом перешли к самой серьезной теме.

– На часах без пяти двенадцать, – вдохновенно продолжал Костик, хотя будильник на тумбочке показывал десять минут одиннадцатого. – Кто сформулирует истинно национальную повестку?

– Ты что же, на власть больше не надеешься? – перебил его Слава, помнивший ликование Костика по случаю «Крым наш».

Косолапов слыл в их компании, да и в студенческие времена, самым политически подкованным человеком. До того, как податься в историки, он два года отучился на географа и послужил в армии на Курильских островах. Нынешним местом его работы был филиал Всероссийской академии гуманитарного знания. Кроме того, Костик преподавал геополитику в казачьем университете. Слава, в отличие от однокурсника, свою дальнейшую карьеру связал с малым бизнесом.

– Власть слаба, – скривился гуманитарий.

– Ну, не скажи, – возразил Слава. – Меня тут налоговая проверяла, а следом за ней трудовая инспекция. Штрафы выписали – только держись.

– Ты путаешь репрессивную функцию государства с его эффективностью, – авторитетно уточнил Костик, наливая всем еще по одной.

– Дворцы себе эффективно строят, бабки пилят, – подключился к дискуссии угрюмо слушавший Арнольд.

Окончив вуз, он трудоустроился в правоохранительные органы, где занимался воспитанием личного состава. Из их рядов благополучно уволился пару лет назад и осел в частном охранном предприятии. От прежних времен Арнольд сохранил привычку к чтению всего и вся, вплоть до иллюстрированных журналов. Времени в офисе ЧОПа у него, похоже, было в избытке.

– Мы должны подняться выше дворцов, – чокнувшись с приятелями и выпив снова, вдохновенно развивал свою мысль Костик.

– Куда же выше? До самого Кремля? – не понял Слава.

– Я ничего такого не говорил, – сразу поправился Костик. – Речь о том, что нам всем надо избавиться от внешней зависимости, от следования чужим стратегиям!

– Без внешней зависимости нашему бизнесу кирдык, – сказал Слава уже заплетавшимся языком. – Весь товар из Китая идет.

– Вот именно! А должен откуда?

– Должен пока только я банку.

Предпринимательская деятельность Славы, кажется, близилась к закату. Три его киоска дышали на ладан, и хозяин торговых точек подумывал о том, чтобы, продав их, прибиться к какой-нибудь организации со стабильным финансированием. По его выражению, «погреться у бюджета».

– Банковская система фактически находится под управлением Вашингтона. Плюс духовное растление – порнография, насилие, ложь. Сплошной Голливуд на экранах, – Костик для пущей убедительности загибал пальцы.

– Я из порнографии только ток-шоу помню… эти, круглосуточные. Но они отечественные вроде.

– Сделаны по западным образцам!

Такой аргумент не очень подействовал на Славу. Он хотел задать следующий вопрос, но его опередил Арнольд.

– Стратегия – это хорошо. А что людям делать? Прямо сейчас, конкретно?

Под тяжелым взглядом в упор Костик не растерялся.

– Солидарность нужна. Русскому народу пора объединяться.

– Где объединяться? На какой территории?

– Как «на какой»? Российской Федерации.

Арнольд аккуратно наполнил рюмки, потом уточнил:

– Россия – это российская территория.

– Так до экстремизма недалеко, – проявил не только политическую, но и юридическую грамотность сотрудник казачьего университета.

– Давайте, мужики, сменим пластинку, – предложил Слава. – Я недавно Людку Боброву встретил. Почти не изменилась. Живет одна, в гости приглашала.

– Тебе нельзя, – погрозил пальцем раскрасневшийся Костик.

– Да, тебе проще. И студенток полно в академии…

Все трое выпили за молодость. Из закуски остался только черствый хлеб. Слава встал из-за стола, покачнулся, подошел к окну и приоткрыл створку на проветривание.

– Ваша повестка ни к чёрту не годится. Привыкли воду лить, – неожиданно, с напором, произнес Арнольд.

Костик подскочил на стуле от обиды.

– Возьми и предложи!

– Предложу, – Арнольд понюхал и отложил хлебную корку. – О глобальном потеплении слышали?

– Потепление тут при чем?

– При том. Северный морской путь уже почти свободен. На очереди – Южный океан.

– Ничего не понимаю, – Костик покрутил головой.

– Сейчас поймешь. Лет через десять Антарктида очистится ото льда, я видел интервью с британским ученым. Там земли много, какую-то часть можно за собой застолбить через ООН. Как место обитания русского народа.

– По примеру Израиля, что ли?

– Чем не пример? Заселять и осваивать. Строить нацию, проявлять солидарность. Будет тебе Русская республика. Или соборная монархия, если угодно, – подытожил Арнольд.

Во дворе заверещала автомобильная сигнализация. Потом пискнула и замолчала. Костик смотрел на приятеля, пытаясь определить, шутит он или нет.

– О, антарктическая Русь, не убивайся и не трусь! – с выражением продекламировал Слава.

– Идите вы… – пробормотал несостоявшийся географ.

Светлана Зайцева, жена Славы, вернулась домой в девять утра в воскресенье. Картина, которая открылась ее взору, слегка напоминала запорожский лагерь из «Тараса Бульбы». Три богатыря уснули в разных местах однокомнатной квартиры, не раздеваясь.

Любимый супруг крепко спал, свернувшись калачиком на раздвинутом кресле. Арнольд приспособил под лежбище три стула, поставленные в ряд. Удобнее всех расположился Костик – он, кажется, рухнул, где стоял, прямо на неразложенный семейный диван и громко храпел, вытянув вперед правую руку, будто поверженный памятник. Было похоже, что человек пламенно призывает к чему-то или зовет куда-то в путь.

– Блин, я будильник забыл завести, – простонал разбуженный Слава, дыхнув перегаром.

– За третьей бегали всё-таки? – риторически спросила Светлана, уже изучившая местность.

– Прости, ладно?

– Пять минут на сборы, и чтобы духу твоей компании здесь не было.

Когда участники вечеринки испарились без шума и пыли, она вполне миролюбиво сообщила Славе, не знавшему, куда глаза девать:

– Меня Ирка подвозила, подруга школьная. Помнишь, я рассказывала, как она с мужем разводилась? У нее агентство экзотических путешествий, берет к себе менеджером. Пойду, а то скоро без копейки останемся.

Выпускница факультета романо-германской филологии, Светлана занималась техническими переводами, но давно мечтала о чем-нибудь более интересном.

– Экзотических? Это что значит?

Слава чувствовал сушь во рту и слышал гул в голове. Для устойчивости он оперся рукой о стену.

– По необычным местам. В понедельник приедет клиент, хочет тур в Антарктиду.

– Куда-куда?!

Слава издал тихий стон и без сил опустился в кресло.

Социальный статус

– Уважаемые пассажиры, занимайте обе стороны эскалатора…

Из туч над Москвой лил холодный сентябрьский дождь, а под землей, на станции метро «Алексеевская», был утренний час пик. Вадим сидел на лавке в дальнем конце зала, поджав ноги, чтобы никто не наступил на его почти новые кроссовки. Обувать что-то более официальное он не стал, хотя ему предстояло пообщаться с учредителем и генеральным директором издательства деловой прессы.

Добраться до офиса, где соискателю назначили аудиенцию, можно было всего минут за двадцать, но Вадим вышел из дома заранее. Перед поездкой он предполагал прогуляться для пущей ясности сознания, однако шлепать по пузырящимся лужам расхотел. Теперь Вадим слушал грохот поездов, гул толпы и периодические объявления дежурной у эскалатора. Ехать его не тянуло совершенно.

Предварительное собеседование с ним провел зам генерального по кадрам – мелкий мужчина с пухлым лицом и носом картошкой, редким белесым чубчиком и глазами неопределенного цвета, то ли серо-голубыми, то ли голубовато-серыми. В ходе разговора он постоянно потирал руки, а после каждой реплики зачем-то облизывался.

– Э-э, я так понимаю, ситуация у нас щекотливая, – начал он вступительную речь.

Ситуация была действительно щекотливой. В этом издательстве Вадиму раньше уже довелось поработать. Журналист по образованию, он впервые попал туда пять лет назад, принятый на должность специального корреспондента. Освещать предстояло экономические форумы и выставки, постоянно проводимые в столице. Кое-какой подходящий опыт у Вадима имелся: перестав быть помощником депутата у себя в Саратове, он там же, месяцев семь или восемь до переезда сюда, вел колонку в глянцевом журнале под псевдонимом «Афанасий Финансов, системный аналитик». Колонка посвящалась событиям провинциальной политики, а заодно и бизнес-процессам, с нею связанным.

– Ваше обращение… э-э… рассматривалось особенно тщательно, – продолжил зам по кадрам, предварительно облизнувшись. – Вообще, тех, кто от нас однажды увольнялся, мы обратно не берем.

Вадим знал за собой такой грех. На третьем году беспорочного труда он расстался с издательством, поддавшись на посулы земляка и старого друга Иннокентия. Тот как раз покидал редакцию корпоративного издания при очень крутом государственном концерне и срочно искал себе замену. Кеше светило место в известном пиар-агентстве на Тверской. «Дуй сюда! – горячо убеждал он Вадима в преимуществах редакции. – Премия раз в квартал, годовой бонус, перспектива роста до шеф-редактора!»

В другое время Вадим, возможно, спросил бы, почему Кеше самому не остаться навеки в этом раю. Увы, подвело ощущение замкнутого круга, в который уже стали превращаться его хождения по одним и тем же отелям, конференц-залам и выставочным центрам. Да и концерн был реально (или скорее нереально) крут. Несколько премий и один бонус там даже удалось получить. Потом наметились проблемы. Сначала отменили ежегодное вознаграждение для пишущих сотрудников. Дольше него держались, но всё равно пали жертвой финансового оздоровления квартальные премии. Как было заявлено свыше, в отрасли произошел временный спад, вызванный внешней конъюнктурой. Заключительным аккордом стало сокращение штатов. Вадим, принятый в редакцию позже остальных коллег, первым расписался под строчкой «С приказом ознакомлен».

– Вениамину Сергеевичу доложили… э-э… о вашем желании вернуться, – сказал зам по кадрам. – Он, конечно, человек отзывчивый…

Вениамином Сергеевичем звали того самого гендиректора и учредителя издательства деловой прессы. От текущих вопросов он давно дистанцировался и обозначал лишь общий курс компании, по полдня и более проводя на переговорах. При этом натурально имел репутацию человека незлого, могущего вникнуть в нужды подчиненных. Когда Вадим прощался со своей первой московской работой, Вениамин Сергеевич лично пожал ему руку и пожелал творческих успехов. Впрочем, в его взгляде тогда промелькнуло что-то вроде укоризны. Хотя не исключено, что Вадиму это просто померещилось.

– Вакансия специального корреспондента закрыта, – подытожил кадровик, так и не перестав облизываться. – Могу предложить только позицию младшего редактора.

Ниже этой позиции в большом коллективе из двухсот человек не было ничего. В обязанности ее обладателя входила литературная обработка длиннейших и скучнейших текстов об отдельных нюансах бухгалтерского учета и налогообложения. Подобное назначение было для Вадима откровенным, образцово-показательным унижением, избежать которого не осталось ни малейшего шанса. На экстренно разосланное им резюме не отреагировали ни в одном приличном офисе, а друг Иннокентий пообещал перезвонить не позже, чем вчера, и пропал. «Есть один очень интересный вариант», – многозначительно обронил он перед этим, наотрез отказавшись сообщить подробности. Вадим набрал его в одиннадцать вечера, но абонент был вне зоны доступа.

Сейчас, сидя на «Алексеевской», Вадим достал смартфон и снова проверил, доставлено ли вечернее сообщение. Рядом с именем «Кеша» по-прежнему стояла одна серая галочка.

– Эх, дружочек-пирожочек, – пробормотал он.

Рядом на лавке расположилась пара с большим дорожным чемоданом на колесиках: молодой человек лет двадцати пяти или двадцати семи и девушка – пожалуй, его ровесница. Внешность у молодого человека была прямо киношная, чем-то напоминавшая Леонардо Ди Каприо на заре его голливудской карьеры. Девушка сидела спиной к Вадиму, и вместо лица он видел ее волнистые светлые волосы до плеч. Шум метро не позволял толком разобрать, о чем они говорят. Два долетевших до него слова «социальный статус» заставили Вадима вздрогнуть.

Это произошло здесь же, в конце зала, позапрошлым летом. Другую девушку звали Викой, и она была настоящим аналитиком – не со страниц малотиражного журнала, а из департамента мэрии. Вадим познакомился с ней через модную социальную сеть, назначив первое свидание у колоннады парка Горького. Ростом почти с него, стройная и спортивная, с короткой стрижкой, она явилась в длинном платье, которое не столько скрывало, сколько подчеркивало достоинства ее фигуры. Общение вживую завязалось легко, будто они знали друг друга уже массу времени. Версия насчет занятий спортом быстро подтвердилась.

– Я с шести лет на горных лыжах катаюсь, – сказал Вика.

– На Кавказе? – спросил Вадим.

– Нет, в Австрии, – запросто ответила она.

Вадим уже полтора десятка лет не становился на лыжи и никогда не посещал Австрию, а его загранпоездки ограничились Турцией и Грецией, но у них и без того обнаружилось много общих тем. Выяснилось, что Вика хотела поступать на факультет журналистики МГУ и чуть ли не в последний момент приняла другое решение под влиянием родителей. Выбрать более основательную, по его определению, профессию ей посоветовал отец, ведущий акционер и топ-менеджер нефтеперерабатывающего завода в Тюменской области. Ужиная с Вадимом на веранде ресторана с видом на Москву-реку и Фрунзенскую набережную, Вика обмолвилась об этом так же непринужденно, как о своих вояжах в Альпы.

Он почти потерял голову от нее. Второе свидание состоялось на следующий день после первого. На этот раз они гуляли по ВДНХ, ели мороженое, вспоминали учебу и всякие забавные случаи из жизни, Вадим с увлечением фотографировал Вику возле фонтана «Дружба народов». Поздно вечером она довезла его до дома на своем черном BMW, и Вадим, прощаясь, поцеловал ее в щеку. Вике надо было возвращаться в Фили, где в новом, только что сданном жилом комплексе у девушки была собственная квартира. Он задержал ее руку в своей, и возникло ощущение, что Вика не против остаться. В тот миг он внезапно подумал о своей съемной однушке с крошечной кухней и мебелью из гарнитуров разных эпох, а еще почему-то о хозяйской люстре. Этот предмет с пожелтевшим от старости плафоном висел так низко, что Вадим регулярно стукался о него лбом.

В третий и последний раз они встретились только через неделю: у обоих грянул аврал на работе. Вика приехала на метро, отдав машину в сервис, и прогулка завершилась на «Алексеевской». Прежде они прошли, болтая, мимо его дома на Большой Марьинской. Вадим долго думал, как ему поступить. Наконец внизу, в зале станции, он пригласил девушку присесть. Откашлялся, зачем-то сделал вращательное движение головой.

– Понимаешь, у нас с тобой разный социальный статус, – брякнул он без прелюдии, чтобы не тянуть.

– Что? – не поняла Вика.

– Ну, тебе кто-нибудь другой нужен, более значительный.

Она взглянула на Вадима так, что он едва не пожалел о своих словах.

– Ты себе хорошего найдешь, перспективного, – добавил он, отводя глаза и вставая с лавки.

– Главное, что сам человек думает о себе, – услышал Вадим, сделав шаг в сторону выхода, но не остановился и не оглянулся…

Воспоминания прервало сообщение от Кеши.

«Сегодня в 12.30 приходи с трудовой. Ждут».

У Вадима часто заколотилось сердце.

«Куда?» – набрал он дрожащим пальцем.

«На Охотный, дом 1».

«Там кто?»

«Глухов, депутат Госдумы».

«Кем?»

«Пресс-секретарем».

«А что по деньгам?»

«В два раза больше, чем в газете. Я за тебя ручался».

«Я Глухова не знаю», – написал Вадим, чувствуя, как его наполняет дикая радость, как тянет вскочить и пуститься в пляс посреди толпы.

«Вот и узнаешь», – логично ответил Иннокентий.

Ольга поняла всё, едва Игорь начал говорить. Глупо было надеяться на что-то иное. Выборы прошли, карета превратилась в тыкву. Он из водителя закрывшегося вчера избирательного штаба стал безработным на взятой в кредит KIA, живущим к тому же с мамой-пенсионеркой в тесной двушке. Обратный путь лежал туда же, откуда Игоря взяли по объявлению: в таксисты. Для нее, вчерашнего автора агитационных текстов и спичей, с которыми выступал народный избранник, московский проект длиной в полгода тоже подкатил к финишу.

Она, как и ее кратковременный спутник, возвращалась в исходное положение: подхалтуривать случайной писаниной, не особенно шиковать и терпеливо ждать очередного выезда на кампанию. Ольга очень-очень уповала на то, что в следующем году нынешний работодатель, маститый политтехнолог со стажем, вспомнит о ней и снова куда-нибудь позовет. Всё равно куда, хоть в Сибирь или на Камчатку. В сезон без федеральных выборов и множества заказчиков человеку ее профессии привередничать не рекомендовалось.

Роман с Игорем был случайным и скоротечным. Всё завертелось, когда он отвозил Ольгу в типографию, где ей предстояло забрать пробный экземпляр буклета с рассказом о депутатских достоинствах. Игорь галантно распахнул перед ней дверцу и, будто по наитию, сразу настроил приемник на ее любимую со студенческих лет группу. Они абсолютно синхронно улыбнулись друг другу, чтобы тем же вечером отправиться в кинотеатр, на последний сеанс, а оттуда к ней в гости. Ольге было легко с Игорем: он не задавал лишних вопросов, водил в непринужденной манере, будто одной левой, и жил в целом так же. Чего еще желать после вечной штабной нервотрепки? Их любимым местом для автомобильных прогулок быстро сделались Воробьевы горы, откуда открывалась потрясающая перспектива сиявшей огнями Москвы.

Сегодня настала пора подвести итоги. Победив на выборах, заказчик дал технологу от ворот поворот. Хотя в штабе упорно носился слух, что Ольгу оставят за ее острый ум и журналистские способности, а то и сделают депутатским пресс-секретарем на окладе, выигравшую команду, которая вся состояла из иногородних специалистов, проводили восвояси. В принципе это была обычная практика. Родители уже позвонили Ольге и выразили надежду на то, что она бросит свои странствия с непонятными людьми, остепенится и выйдет замуж. Приводили в пример подруг и старшую сестру, которая ждала двойню.

– Ты давай, заходи, если в Москве будешь. Не стесняйся – фальшиво пробормотал Игорь.

И откуда он выкопал эту фразу про социальный статус? Уж точно не из книжек, которых после окончания школы вообще не читал. Наверное, услыхал по радио, наткнувшись на чье-то интервью.

Она промолчала в ответ и смотрела ему в спину, пока эскалатор не увез его навсегда. Слёзы сами полились из глаз, и рука не поднималась сделать хоть что-то. Игорь предлагал подбросить ее с багажом до вокзала, но Ольга отказалась. Времени в любом случае оставался целый вагон: покинуть теплую и уютную квартиру на Новоалексеевской улице, за эти полгода ставшую для нее такой привычной, пришлось рано утром из-за хозяйки. Той отчего-то было недосуг подождать до обеда, чтобы проверить сохранность имущества и вернуть залог.

– Зачем вы плачете? Не надо, – раздался чей-то голос.

Мужчина с виду лет тридцати пяти или чуть постарше, рослый брюнет довольно рядовой наружности с аккуратной щетиной на лице, участливо наклонился к ней. Кажется, он сидел рядом, пока они с Игорем прощались. Или не он?

– Всё пройдет, – через силу произнесла Ольга.

Глаза мужчины светились счастьем.

– Давайте познакомимся, – сказал он. – Я Вадим.

– Давайте потом.

– Нет, не возражайте! У меня праздник, и я не хочу праздновать один.

Ольга бумажной салфеткой вытерла слёзы.

– Праздник прямо с утра?

– Я только что получил сообщение, которое изменит мою жизнь, – с воодушевлением объявил Вадим.

– Личное?

Улыбка ей не удалась, вышла какая-то гримаса.

– Скорее служебное. Да я вам всё расскажу. Пойдемте, тут рядом с метро есть милое заведение, оно уже открыто, – Вадим решительно взялся за выдвижную ручку ее чемодана.

«А, собственно, почему нет? – вдруг подумала Ольга. – И чёрт с ним, этим депутатом Глуховым и его новой командой, и на саратовский поезд я успеваю».

– Ольга. Можно просто Оля.

Под сводами станции снова раздался голос дежурной:

– Уважаемые пассажиры, занимайте обе стороны эскалатора…

Просто бумага

Молния расколола дуб надвое прямо посередине могучего ствола. Одна его половина завалилась набок, смяв кустарник, но каким-то чудом не зацепила ни одно из соседних деревьев, помельче, а вторая устояла. Очень уж широким в обхвате было это дерево, которому теперь оставалось только засохнуть и умереть. Говорили, что ему точно сто лет или даже больше.

Когда Олег учился в младших классах, это укромное место в лесу было ареной подвижных и шумных игр. О существовании компьютеров он и его ровесники знали только из книжек, и общение с передовой техникой справедливо считали привилегией ученых. Так что массу свободного времени проводили на свежем воздухе. Играли в индейцев, мушкетеров, «казаков-разбойников» и, конечно, войну.

Настоящая война завершилась почти за четверть века до его рождения, оставив неглубокие окопы с оплывшими брустверами и остатки блиндажей, куда родители строго-настрого запрещали соваться. Естественно, мальчишки совались, невзирая на запреты. Находили мало чего – в основном ржавые, набитые землей гильзы или скрученные, с рваными краями, бурые куски металла.

Одним таким осколком Олег случайно поранил палец на руке. Темный шрам не проходил долго. Женька Васнецов из параллельного класса, совершенно отчаянный малый, откопал тут целые винтовочные патроны и, разведя костер за гаражами, швырял их в огонь. Васнецову и еще двум балбесам, увязавшимся за ним, крупно повезло – при худшем сценарии им вряд ли помогло бы импровизированное укрытие из пустых ящиков от стеклотары.

Развлечься предлагали и Олегу, но он проявил благоразумие и вовремя покинул компанию юных пироманов, хоть и услышал в свой адрес обвинение в трусости. О приключении быстро стало известно взрослым. Женьке крепко влетело от суровой и властной матери (отец не жил с ними), его спутники тоже подверглись санкциям. Да, кажется, это произошло в шестом классе. Или уже в седьмом?..

– Вот тебе и здрасьте, – вслух произнес Олег, подходя ближе к дубу.

Его реплику никто не услышал. С тех пор, как они карабкались по пологим склонам, ползали по-пластунски, прятались в старых окопах и с криком «ура» неслись в атаку, минуло еще лет сорок. Нынешние дети не бегали с примитивными, порой самодельными ружьями и автоматами или обыкновенными палками вместо шпаг. У них появились другие игрушки и другие развлечения.

Лес, по-прежнему вплотную примыкавший к микрорайону, показался Олегу пустым и тихим. С разных сторон высились башенные краны, вырастали жилые комплексы с панорамными балконами, а здесь никто не рыл котлованы и не ставил ограды из бетонных плит. Рельеф местности не позволял энергичным застройщикам развернуться во всю ширь – во всяком случае, пока.

Олегу было жаль дуба. Он хорошо помнил, как у подножия дерева располагался их штаб, как сюда приводили пленных «немцев» на допрос, требовали назвать пароль. Таков был порядок. Пленным по очереди пришлось побыть каждому, потому что по собственному желанию мало кто был готов изображать фашиста, «фрица».

Ностальгические воспоминания пресеклись, когда он, приблизившись к погибшему дубу, вдруг увидел странное свечение. Слегка светился и мерцал сам воздух между двух половин, образовавших подобие латинской буквы «L». Это напоминало правильный квадрат со стороной примерно в два метра. Сквозь мерцание ясно просматривались те же деревья и кусты, не изменившие ни форму, ни цвет. За пределами квадрата всё было, как всегда.

Первая мысль, посетившая Олега, была о случившейся ночью грозе. С двенадцати до начала второго гремело так, будто город подвергся бомбардировке. Ливень шел стеной, и молнии ударяли раз за разом, раздирая темноту. Дом стоял поблизости от дороги, квартира выходила окнами как раз на эту сторону. С четвертого этажа открывался вид на лес и краешек реки за ним. Олег проснулся, сунул ноги в тапки, накинул халат и долго стоял у окна, пренебрегая техникой безопасности.

Один удар был самым страшным, явно превосходившим прочие. Зеленоватым светом озарило чуть ли не полнеба. От накатившего грохота, казалось, вылетят стекла. Сейчас Олег был практически уверен, что именно та молния погубила дуб-великан, переживший когда-то огонь артиллерии.

– Люблю грозу в начале мая, – пробормотал он, делая еще шаг вперед.

Свечение над поверженным дубом не пропало. Оно не издавало никаких звуков, просто начиналось от самой земли и резко обрывалось сантиметрах в пятнадцати над головой Олега. Его границы были ровными и четкими, словно кто-то провел их по линейке.

Сдав физику на выпускном экзамене в десятом классе, Олег благополучно забыл все подробности, касавшиеся природы электричества. Однако, по его субъективной оценке, ждать страшных последствий от ночной грозы вряд ли приходилось. Поэтому он без особых колебаний вытянул перед собой руку.

Током его действительно не ударило. Кисть руки прошла сквозь мерцание без малейшего сопротивления. На миг он ощутил что-то вроде легкого покалывания, которое сразу же прекратилось. Олег помедлил пару секунд и затем шагнул внутрь квадрата.

Не произошло ничего. Лишь покалывание так же моментально коснулось лица и пропало. Он даже не успел испугаться или отпрянуть. По ту сторону непонятного свечения по-прежнему жил своей жизнью тихий лес. Листва была чистой и свежей после дождя, мягкая земля чуть проминалась под кроссовками. Перекликались птицы.

Их голоса и смутили Олега. У него возникло впечатление, что кто-то повернул выключатель, и поляна у дуба наполнилась звуками, которых только что не было. «Хватит, а?» – сказал он мысленно и продвинулся на несколько шагов. Невидимые птицы продолжали заливаться где-то поодаль.

«Ну, птицы и птицы. Что особенного? Сначала молчали, потом запели. Я не пойму, они всё время обязаны распевать?» – подумал Олег и зачем-то оглянулся.

Дуб-великан за его спиной стоял целый и невредимый.

Пережитые ощущения трудно было описать словами. Заорать, как в голливудском кино, Олегу не захотелось, но, резко развернувшись, он испытал сильнейший позыв броситься назад. От этого шага его удержал тот факт, что свечение никуда не делось. Более того, оно четко выделялось на фоне серой древесной коры – такое же квадратное и мерцающее, ничуть не изменившееся в размерах.

Олег шумно выдохнул через рот. Потом очень-очень медленно приблизился вплотную к свечению, постоял возле него, как на бортике бассейна перед прыжком в воду, и, подобравшись, сделал широкий шаг навстречу мерцанию и покалыванию.

Он должен был упереться носом в ствол, но ничего подобного не произошло. По ту сторону удивительной черты птиц совсем не было слышно, а половина дуба неподвижно лежала прямо перед ним.

– Твою мать, – довольно банально для человека с двумя высшими образованиями отреагировал Олег.

Здравый смысл, как в давнишней ситуации с патронами, подсказывал ему, что лучше уклониться от продолжения. Любопытство толкало изучить поразительный феномен. «В конце концов, никакой видимой опасности нет, – внушил он себе максимально рассудительно. – Окрестности я знаю, как свои пять пальцев. Не заблужусь ни при каких обстоятельствах. Если сбегу, сам себе не прощу».

Повторный проход через портал, как его окрестил Олег, оказался не сложнее первого. Птичье пение сменило тишину еще более неожиданно, чем минуту назад. «Держи себя в руках», – повторял новоявленный исследователь, обходя поляну по кругу. При тщательном разглядывании лес по ту сторону портала показался ему не столь густым. То было лишь его самое невинное открытие.

Знакомая с детства тропа вывела наверх. Там Олег испытал второе крупное потрясение. Дорога от микрорайона до окружного шоссе изменилась совершенно. Асфальт на ней был другим, каким-то грубым, местами неровным, в латках, причем куда-то бесследно делась разметка. И, главное, проезжая часть абсолютно точно сузилась с трех до двух полос.

Олег сунул руку в карман и вытащил смартфон. Тот показывал полное отсутствие сети. Не успел он переварить очередное открытие, как справа раздался звук мотора. «Тут ведь одностороннее движение», – недоуменно подумал Олег, прежде чем настал черед следующего потрясения. Из-за поворота вырулил автобус. Но какой! Один из тех желтых «Икарусов», которые еще в конце девяностых уступили место подержанным немецким и шведским аналогам.

А главное, борт автобуса был чист. НИКАКОЙ РЕКЛАМЫ.

– Твою… – опять проговорил и не договорил Олег.

«Икарус» проплыл мимо, пыхнув гарью из выхлопной трубы. На белой табличке под стеклом красной краской, через трафарет, был выведен номер маршрута: «36-а». Далее всё развивалось в точности по законам жанра, и Олег ощутил себя одновременно актером и зрителем фильма вроде «Назад в будущее».

Вслед за автобусом проехала бежевая «Лада» модели 2106, вся как с конвейера. Навстречу ей, надсадно тарахтя, прошмыгнул белый «Запорожец», он же ЗАЗ-968М, тоже в приличном состоянии. Пешеходная дорожка, ведущая через продолжение леса, представляла собой утоптанную землю вместо твердого покрытия. У детсада перед его домом Олег не увидел ни новеньких горок с каруселями, ни синтетической спортплощадки с баскетбольными щитами и корзинами. В оконных проемах здания не было ни одной пластиковой рамы, только деревянные, крашеные. Выведенные на прогулку малыши копошились в незатейливых песочницах или осваивали металлические конструкции для лазания.

Посмотрев на их одежду, а также на воспитательницу в мешковатом плаще и с химической завивкой на голове, покоритель портала сделал окончательный вывод насчет того, что произошло с ним сегодня. Во двор родного дома он вошел, оставив позади последние сомнения.

Двор тоже выглядел так, как в начале восьмидесятых. На месте, где в 2008-м устроили парковку, буйно разрослись кусты малины и крыжовника, бывшие объектом набегов Олега и его сверстников. Обитатели первого этажа, трепетно ухаживавшие за посадками, ругались на безобразников, обещали надрать им уши, вызвать милицию… Чуть дальше, под большой осиной, стоял грубо сколоченный стол. За ним регулярно сражались в шахматы и шашки соседи постарше.

Через силу переставляя потяжелевшие ноги, Олег добрался до стола и потрогал его грубый верх из толстых досок. Одну из них украшала вырезанная ножом знакомая надпись без знаков препинания «Пончик кривой осёл». Пончиком дразнили парня с пухлым лицом, жившего в квартире напротив Олега. Только вчера они поприветствовали друг друга на лестничной площадке. Правда, парень давно превратился в располневшего и порядком обрюзгшего мужика, покрылся морщинами, облысел и носил очки.

Вообще, людей на всем пути от дуба встретилось мало. Не исключено, что к лучшему. Олег, разумеется, не вел приготовлений к странствиям во времени, но весьма кстати облачился в серый тренировочный костюм, который использовал для пробежек, и однотонную голубую футболку с эмблемой сборной Италии. В принципе такой внешний вид не бросался в глаза и уж наверняка не давал повода показывать на него пальцем как на чужеродный элемент. «Малость авангардно для провинции, но не более», – решил Олег, застегивая молнию так, чтобы скрыть эмблему.

Погода в целом совпадала с той, которая стояла в начале его путешествия. Грозы здесь, возможно, не было, но дождь, судя по высыхавшим на солнце лужицам, также закончился несколько часов назад. Листва на деревьях была свежей, распустившейся сравнительно недавно. Сирень около первого подъезда пышно цвела и благоухала.

Олег переместился к скамейке с навесом, на которой любила сиживать бабушка его одноклассника Серёжки Филимонова. Она перебралась к Серёжкиным родителям из деревни, по слабости здоровья ходила мало, хромая на левую ногу, и в представлении Олега была уже старенькой, старше шестидесяти. Ирина Арсеньевна умерла, кажется, году в девяносто седьмом, когда он жил в другом районе, у тогдашней жены…

Гость из будущего не смог удержаться от кривой усмешки, вспомнив о своем нынешнем возрасте. Рубеж в шестьдесят лет больше не казался ему чем-то невероятно далеким.

Как по заказу, из первого подъезда вышла она – Серёжкина бабушка, начинавшая свою короткую утреннюю прогулку до скамейки и обратно. С высоких ступенек пожилая женщина спустилась не спеша, придерживаясь за перила, но, впрочем, и спешить ей было некуда.

– Здравствуйте, – вырвалось у Олега.

Ирина Арсеньевна пристально посмотрела на неизвестного мужчину лет пятидесяти, с признаками седины на висках.

– Здравствуйте, – ответила она, помедлив.

Олегу сделалось неуютно, будто он надел чужую личину. В этой ситуации был какой-то элемент обмана, что ли. Хотя при чем тут обман?

– Я ваше место занял, – сказал он, сделав шаг в сторону. И поспешно прибавил. – Наверное.

– А я вас не помню, – отозвалась Серёжкина бабушка. – Вы к кому-то в гости?

– Да, проездом тут, – пояснил Олег без лишних деталей.

Для поддержания беседы он чуть не спросил, выйдет ли Серёжа, но вовремя прикусил язык. Такое знание выглядело бы крайне подозрительно. Тем более, что Ирина Арсеньевна продолжала смотреть на него, не говоря ни слова, и пауза двусмысленно затянулась.

– Чудесная погода сегодня, – с фальшивым энтузиазмом сказал Олег, переводя взгляд на второй подъезд.

«Держись проще и не задерживайся на одном месте», – приказал он себе.

В этот момент дверь балкона на четвертом этаже распахнулась, и показалась мама…

– Честно? Я подумал бы, что ты на вещества какие-то подсел, если б сам всё не увидел, – признался Андрей Никонов, подливая обоим из второй подряд бутылки с финской этикеткой.

Употребили они уже изрядную дозу, но опьянение почти не ощущалось. Долго носить в себе сделанные открытия Олег не смог. На следующий день он поделился тайной с лучшим другом детства, жившим в том же доме, в третьем подъезде.

Андрей после развода в сорок пять лет вернулся в родные края, недавно похоронил отца и теперь на пару с сестрой приглядывал за матерью, чье здоровье оставляло желать много лучшего. В юности он подавал большие надежды, с серебряной медалью окончил школу (золотую дали девушке со связями), поступил в один из ведущих вузов страны. После краха социализма у него что-то не сложилось. И техническая специальность стала менее востребованной, и ранний брак не поспособствовал карьерному росту… Короче, уйдя в продажи в середине девяностых, Андрей так и продвигал то импортные унитазы, то майонезы, то автомобильные масла. Получалось вроде бойко, однако радости ему не доставляло. От прежних времен, невзирая на все передряги, он сохранил страсть к чтению, предпочитая теперь историческую фантастику и военные приключения.

– Ты как бывший ученый что скажешь? Возможно ли такое? – с напором переспросил Олег.

– От ученого слышу.

– Нет, я серьезно…

– Не знаю, что и думать, – сказал Андрей, опрокинув еще рюмку водки. – Нас учили, что невозможно. Но сам понимаешь, наука на месте не стоит. Когда-то и Землю считали центром мироздания.

Пройдя вдвоем через портал, они повторили путь Олега через лес, мимо детского сада, побывали во дворе, потом посетили гастроном, где любовались ассортиментом позднего застоя до тех пор, пока хмурая продавщица не поинтересовалась: «Брать что будете?» Очевидно, она приняла их за опустившуюся интеллигенцию.

У крыльца гастронома Андрей рискнул и в лоб задал вопрос грузчику: «Братан, какое сегодня число?» Жилистый работяга средних лет, в темно-синем замызганном комбинезоне и несвежей майке-алкоголичке, напрягся, словно чуя подвох.

– Одиннадцатое, – неприветливо сообщил он.

– А месяц?

Грузчик вытаращился, как на явление Христа народу.

– Ну, май.

– А год?

Видя, что вот-вот произойдет непоправимое, Олег перехватил инициативу.

– Ты прости. Плохо ему, понимаешь? Увлекся вчера, переоценил свои силы, – зачастил он, беря Андрея под локоть.

– Вчера только четверг был, – ухмыльнулся грузчик, немного оттаяв.

– Напомни уж, какой год, а я его уведу на заслуженный отдых, – попросил Олег по-свойски.

– Восемьдесят четвертый. Не умеешь пить, не берись.

Поблагодарив собеседника за ценный совет, Олег увлек друга прочь от гастронома.

– Ты какого хрена к людям пристаешь с такими вопросами? Ты, если что, как будешь объясняться?

Андрей вместо ответа покрутил головой, точно в самом деле был под градусом, и от дискуссии уклонился. Зато дома у Олега, когда они вернулись в 2020-й, спор разгорелся ожесточенный. Придя к консенсусу относительно того, что наука перед новым явлением природы пока бессильна, друзья разошлись в вопросе, как поступить.

– Я считаю, таким шансом надо воспользоваться, – рубанул Андрей.

– Каким шансом?

– Уникальным.

По мнению старинного друга, судьба или кто-то еще дали им возможность повлиять на ход истории.

– Погоди, но история уже сложилась так, как мы ее знаем, – возразил Олег.

– А сложится иначе, если постараться, – парировал Андрей.

– Не понимаю.

– Что тут понимать? Стивена Кинга читал?

– К ужастикам я равнодушен, – сказал Олег.

– Я про другое. Есть у него роман о покушении на Кеннеди. Главный герой попадает в прошлое, спасает президента и меняет будущее, – пояснил Андрей. – Бывало ведь, что писатели предвидели разные открытия. Жюль Верн, например.

– Прямо хорошо всё закончилось с Кеннеди?

– С ним да, с Америкой не очень.

Уловив по лицу Олега, что тот не в восторге, Андрей без промедления продолжил.

– Знаешь, хуже, чем со всеми нами произошло, особо некуда.

– А вот я не уверен, – заметил Олег.

– В чем?

– В том, что некуда. Хотя бы Югославию вспомни.

Андрей стукнул ладонью по столу так, что рюмки подпрыгнули.

– Ты просто чужие штампы повторяешь! Либералы специально народ пугали: мол, или будем проводить реформы по-нашему, или гражданская война. Третьего, как всегда, не дано.

– Третье это что? – осведомился Олег, не относивший себя к экспертам по политологии.

– Третье это, друг мой, самостоятельное развитие на основе здравого смысла и собственных традиций. Не под западную дудку.

– Под восточную, значит?

– Не смейся, пожалуйста. Державу потеряли, пока смеялись, пора бы уже остановиться, – заявил Андрей, пальцами выудил из консервной банки маслину и съел.

Олег откровенно поморщился.

– По-моему, ты всякой фигни начитался про… как их… голодранцев, засранцев? А, попаданцев. Слово-то какое дурацкое! Ну, которые в одиночку Великую Отечественную выигрывают, всем врагам отлуп дают, и прочая, и прочая.

– На тему альтернативной истории много макулатуры печатают, – неожиданно согласился Андрей. – Но рациональное зерно здесь присутствует. Что касается меня, то я выбираю действие, а не бездействие.

Убедившись, что друг детства настроен более чем серьезно, Олег зашел с другого конца.

– Слушай, мы с тобой обычные люди, без боевой магии и сверхспособностей. Ты менеджер по продажам, я зам редактора в отраслевом журнале. Чем реально сможем повлиять на исторический процесс?

– В эпоху Интернета нехватку знаний можно восполнить, – безапелляционно убеждал Никонов. – Откроем глаза тем, кто принимает решения. Снабдим их нужной информацией.

– Кого снабдим? Политбюро? Лично товарища Черненко?

– Почему нет?

– Письма заказные будем рассылать? Бандероли? Дескать, примите меры к будущим предателям Родины, вашим товарищам из ЦК? – Олег пустил в ход сарказм. – Заказные, между прочим, без паспорта не примут. У тебя есть советский паспорт, выданный до мая 84-го? Прописка, денежные знаки, имеющие хождение на территории СССР? Знаешь, в какую контору вся наша корреспонденция попадет прямиком с почты?

– С паспортом можно вопрос решить, с деньгами тоже, – менее уверенно сказал Андрей.

– Допустим. Но механизм передачи каков? Челобитную вручить? Тебя на расстояние выстрела к таким персонам не подпустят.

– Выстрела, говоришь?

Глаза Андрея подернулись недоброй дымкой. Олег плеснул ему еще скандинавского напитка, подбавил и себе.

– А эти мысли вообще брось, – посоветовал он. – Комитетчиков не проведешь, они профи. Твой год службы во внутренних войсках против их навыков – ноль без палочки. Если уж начистоту, в кого стрелять собрался?

– Неважно, – лаконично ответил Андрей.

– Нет, важно. В Михаила Сергеевича или Бориса Николаевича? Или в обоих?

Собутыльник и хранитель секрета молчал, уставившись исподлобья.

– Положим, до Екатеринбурга… вернее, Свердловска ты доберешься. Даже до Ельцина дотянешься: первых секретарей обкомов охраняли так себе. Даже скроешься, если повезет. Но дальше-то? Повяжут и в лучшем случае упекут в дурку. Террор – не выход. Помнишь, что в школе учили про «Народную волю»?

– Если тебе верить, выхода вообще нет, – мрачно вымолвил Андрей и выпил, не чокаясь.

– Я за убеждение, а не принуждение, – сказал Олег. – Хочешь донести информацию – думай, как. Поставь себя на место адресата. Поставил? Бред в чистом виде любые челобитные! Гибель системы, распад государства, притом совсем скоро – с чего вдруг таким пророчествам верить? А персональные обвинения, по-моему, вообще не прокатят. Оценят как попытку интриги, чью-то наивную анонимку.

– Странно, что ты до сих пор не главный редактор, – ответил его друг, помолчав с полминуты.

Олег отозвался подчеркнуто громким смехом.

– У главных редакторов и генералов свои дети. Эту истину я еще в пионерском возрасте впитал.

Разговор под бутылку водки Олег прокручивал в голове, пока в третий раз шел через портал и по лесу – один, без Андрея. Обмен мнениями завел их в тупик. Друг чувствовал силу его аргументов, но душой не мог принять предложение подождать, поразмыслить, взвесить все «за» и «против». Таким он был всегда – горячим, порывистым, не любящим полутонов и полумер.

Наутро Олег позвонил ему и попросил ничего не предпринимать без совета с ним.

– Дай мне честное слово, – сказал он.

– Зачем?

– Дай, и всё.

Андрей замялся.

– Понимаешь, это я тебе рассказал про портал. Если что-нибудь случится, ответственность будет на мне, – тщательно подбирая слова, объяснил Олег.

– Какая ответственность?

– Моральная.

– Боишься ее?

Олег вздохнул.

– За тебя боюсь. Понятно?

Из мобильника раздались короткие гудки.

Сегодня Олег, повинуясь какому-то внутреннему голосу, изменил маршрут, обогнув свой дом, а потом соседний. Ноги вынесли его к стадиону общества «Трудовые резервы». Сюда он мальчишкой бегал играть в футбол с друзьями, затем ходил на тренировки в спортивную школу. Доступ на большое поле с травяным газоном был ограничен и зависел от того, кто из сторожей нес дежурство. Зато с малых, грунтовых полей никто никого не гонял. Здесь тоже стояли ворота, правда, поменьше размером, переносные, и постоянно разыгрывались более или менее людные, но неизменно жаркие баталии.

Конечно, сыграть на большом поле с разметкой было пределом мечтаний. Перед всамделишными матчами на его ворота натягивали сетку, которая с тыльной стороны, по углам, крепилась к мощным кольям, выкрашенным черной и белой краской, под зебру. О, то был волшебный, ни с чем не сравнимый звук, когда мяч после плотного удара врезался в нее…

Похоже, визит Олега пришелся на время, свободное от тренировок или чьих-то занятий физкультурой. Видимо, поэтому и сторож после обеда в пятницу был настроен благодушно. Протиснувшись через известную ему дыру в заборе, Олег увидел возле ближних к нему ворот группку ребят. Те, кажется, разделились на две мини-команды, а вратарь был один и отдувался в двойном объеме.

Сетки на воротах не было, но громкие крики свидетельствовали о высоком накале борьбы. Шагая наискосок от дыры, через сектор для прыжков в длину, странник во времени вдруг остановился, как вкопанный. Мяч, отбитый вратарем, перелетел через перекладину и покатился навстречу Олегу. За ним бежал сам голкипер в потрепанной, со следами падений, мастерке с засученными по локоть рукавами, трико и кедах. Олег не мог не знать его.

«Смотрю в тебя, как в зеркало», – мелькнула в сознании строчка из песни. Перед ним был он сам, пятнадцатилетний ученик восьмого «Б». Растрепанная, давно не стриженая шевелюра, царапина на щеке, коричневый ботиночный шнурок на шее (так, чтобы не потерять, он носил ключ от квартиры), отцовские старые утепленные перчатки (настоящие футбольные оставались жутким дефицитом, их было не купить). А глаза… глаза горели азартом.