Читать книгу Доски из коровника - Мария Беседина, Александр Горохов - Страница 1

Тогда мне было чуть больше двадцати, теперь почти семьдесят. Так что можете прикинуть, когда это было. Работать плотником я только начинал: взяли в бригаду сразу после армии.

Ставили в то лето крышу на стены нового, только построенного коровника. Бригадир – мужик опытный, толковый, рулил не суетясь. Всё замерил, обматерил тех, кто криво положил стены, выбил из верхних рядов кирпичи, замуровал вместо них бруски, чтобы потом крепить матицу. На земле заготовили брусья для стропил, стоек, ригелей. Что надо подтесали, где надо – просверлили, просмолили. Короче, сделали как положено, по всем правилам. Подняли наверх, начали крепить.

Глядим – к соседнему старому коровнику подкатывают три черные «Волги». Начальство в синих пиджаках вышло, перед ним директор совхоза раскланивается. Зашли в коровник, минут через пять слышим мат-перемат, главный руками размахивает, орет на нашего директора, вскоре хлопают дверями укатывают, а наш стоит, и даже с крыши видно, как у него, взрослого мужика, колени трясутся. Постоял он, пришел в себя, огляделся и к нам поплелся. Подошел и говорит: «Слазьте, хлопцы, разговор есть».

Мы, понятно, спустились.

– Видели, первый секретарь обкома приезжал со своими замами. Хотел, видать, похвалить. Наш совхоз по молоку план перевыполнил, да не повезло мне, ― директор ухмыльнулся, потом вздохнул. В говно коровье их высокопревосходительство вляпался, и посреди коровника растянулся. Новый пиджак вымазал, ботинки, само собой. Помощничков обрызгал. В общем, впал в истерику, велел заменить полы, или крышка мне. Так что выручайте.

– Не вопрос, ― говорим, ― вот крышу поставим и заменим.

– Нет, парни, мне надо к завтрему. Он сроку дал сутки. Орал: «приеду лично, проверю, уволю!».

– А материал есть? ― поинтересовался наш бригадир.

– Есть у меня половая доска сосновая, хотел в клубе полы поменять, да, видать, не судьба.

– Так сосна сгниет за год!

– Не до того сейчас, сгниет, так сгниет, может, я раньше этих полов сгнию, или вылечу отсюда. Короче, выручайте, заплачу по максимуму. По самым высоким расценкам.

Бригадир кивнул, и мы отправились в тот коровник. Поглядели: ничего страшного, полы, как полы. Ну, слегка грязные, так дело обычное – животные, коровы. Не успели за ними убрать, подумаешь. Да и этот первый секретарь был бы чуть повнимательней, так не вляпался, не поскользнулся, не плюхнулся.

Коров доярки из коровника выгнали, перевели в другое место. Мы раздобыли тяпки, с полов добро коровье сгребли, после из шланга вымыли. Заблестело – и перестилать не надо. Но деваться некуда, и начали мы доски эти срывать, в кучу складывать, а они тяжеленные, еле вдвоем поднимаем.

Я ломом поддеваю, чуть отрываю от лаги, напарник гвоздодёром гвозди вытаскивает. Гвозди, двухсотки прочно сидят. Топориком струганул – проверить не прогнило ли дерево насквозь. Звук – будто об камень чиркнул. Гляжу, под грязью, под пропиткой коровьей, зеленоватого цвета фактура открылась.

Я бригадира подозвал глянуть, говорю, мол, гляди, штуковина какая. Он тоже удивился, затылок почесал:

– Это, должно быть, от коров получилось. Вроде как мореный дуб, только не в воде выморенный, а в моче.

Топориком ещё потесал – везде под чернотой такое. Посмотрел на доску, рукой погладил. Хмыкнул, что делаем дурную работу, и что противно на такую бесхозяйственность глядеть.

– Давай, ― говорю, ― другой стороной перестелем доски и всех делов.

– Нет, ― покачал он головой, ― такой красоте не место в коровнике, да и с двуногими баранами надо по-другому. Мы эти досочки себе заберем, а там видно будет, чего с ними делать.

И пошел к директору, который тут же у входа в тоске сидел и дымил сигарету за сигаретой.

– А куда, Петрович, доски с коровника девать?

Директору, понятно, не до досок. Ругнулся, потом на нашего бригадира глянул:

– Да хоть себе забери, видишь в какой идиотизм меня начальство мордой тычет. Я, четыре года назад, летом, дубы, которые лесники наши у браконьеров реквизировали, за гроши выкупил, на пилораме попилил. Тут доски постелил, думал, до конца дней моих простоят полы, радовался. Это же дуб! А теперь пропади они пропадом.

Но наш бригадир мужик ушлый, просто так, даром, брать не стал. Договорился, что мы в счет оплаты за замену полов их возьмем по цене дров и все официально оформим. А нам сказал:

– Парни, кому доски дубовые нужны, поделим почестному. Я бы себе четверть взял.

Народ поглядел, попинал доски, поразмышлял и согласился. Потом, когда в срок работу сделали, когда начальство смилостивилось и похвалило директора совхоза, когда мы поставили крышу на новый коровник, и получили заработанное, директор совхоза выделил грузовик и эти самые доски нам по домам развезли.

Прошло лето, работы поубавилось, а зимой и вовсе не стало. Начали мы захаживать друг к другу. Собирались всей бригадой, прикидывали, где сподручнее будет работать весной, на чем можно выиграть время, а значит, и больше заработать. Вспоминали разные случаи. Как-то вспомнили и про полы в коровнике.

– А доски-то эти дубовые, куда приспособили? ― спросил я.

Оказалось всяк по своему досками распорядился: кто-то попилил на дрова и уже в печке истопил. У кого-то, до сих пор валяются во дворе, кто-то, забор заменил.

Домой в тот раз мы с бригадиром возвращались вместе и я спросил:

– А ты-то, Алексей Иваныч, куда свои доски дел? Помню, что сразу на них глаз положил.

– А вот, ежели, конечно, любопытно, дойдем до дома и поглядишь чего у меня получилось.

Я примерно догадывался, что могу увидеть. Еще с тех пор, когда бригадир, там, в коровнике, бережно провел рукой по оструганному срезу пошел хлопотать о досках.

Вошли в дом.

– Танюша, я пришел, ― оповестил жену бригадир, и добавил, ― и не один.

– Есть будете? ― вышла из другой комнаты жена, ― я пирог с капустой только что испекла. Давайте, с чайком.

Сидим, чай пьём. Я по сторонам смотрю.

– А где продукт переработки досок? ― юморю.

– А продукт в мастерской у Лёши, в другой комнате, ― улыбается жена.

Допили чай, пошли. Алексей Иванович включил свет и, бог ты мой, комната засветилась. Нет, не от электричества… Я даже теперь не знаю, как это назвать. Посредине мастерской стоял средневековый замок. Башенки, подвесной мост на цепях, бойницы-окошки казались отлитыми из нефрита. Замок светился, будто китайский фонарик.

Татьяна открыла дверцу-ворота. Внутри оказались полки для посуды, выдвижные ящички для ложек, вилок, прочих столовых приборов. И всё это переливалось салатным, розовым, желтоватым, темно-зеленым цветами. Сверкало, будто перламутровая раковина с жемчужиной. Я, зачарованный, подошел, погладил отполированную матовую стену с вырезанными кирпичиками и в стеклянном окошке увидел счастливое лицо. А чуть дальше ещё два таких же лица.

Ах да Алексей Иванович! Такое чудо сотворил.

– Иваныч, ― выдохнул я, когда пришел в себя, ― как же ты все это разглядел в загаженных досках из коровника? И зачем плотничаешь, тебе надо краснодеревщиком работать. Да такой мебели место в музее!

– А вот как доделаю, налюбуюсь, так и отдам в музей. Пусть все видят. Смотрят и радуются.

Я возвращался домой по ночной дороге и размышлял о том, как интересно получается: какой человек – такой и результат. Пустой – истопил доски в печке, тот, который опасался, что воры залезут – сделал забор, кто не знал куда приспособить, недогадливый, не расторопный, ленивый – у того до сих пор доски под дождем валяются, у кого-то на починку свинарника ушли, а самый толковый и рукастый, такую красоту сотворил. Радостно мне, от того, что додумался до такой простой истины, стало. Тогда-то я и решил стать настоящим мастером. Чтобы дело свое до всех тонкостей знать, до самой, что ни на есть, сути.

А красоту, действительно, не всем дано разглядеть в обычных вещах. Вот, к примеру, история почти что наша, про доски: врач французский, Рей, лечил Винсента ван Гога, должно быть неплохо, раз тот в благодарность написал его портрет и подарил. А Рей, подаренную картину закинул на чердак, потом ей заткнули дырку в курятнике. Так бы и сгинула под слоем куриного дерьма картина, да через десять лет в том французском городишке, в Арле, оказался другой художник – Шарль Камоэн, увидел её и забрал. Спас. Позже, в начале прошлого века портрет доктора Рея купил русский купец Сергей Иванович Щукин и теперь она находится в музее имени Пушкина.

Врач, который лечил художника и позировал ему, не понял, не разглядел талант художника. А человек из далекой России, купец из старообрядческой семьи – увидел! И не только эту, но и картины других постимпрессионистов. Покупал их, привозил в Россию, создал огромное собрание. И только благодаря ему мы теперь можем их видеть.

Низкий поклон ему.