«Эта книга – воспоминания о вещах моей жизни. Вся вторая половина ХХ и порядочная часть XXI века сохранились в этих предметах. Думаю, что о времени они могут сказать не меньше, чем люди.
Я твердо стою на том, что одежда героев и мелкие аксессуары никак не менее важны, чем их портреты, бытовые привычки и даже социальный статус. “Широкий боливар” и “недремлющий брегет” Онегина, “фрак наваринского дыму с пламенем” и ловко накрученный галстух Чичикова, халат Обломова, зонт и темные очки Беликова, пистолет “манлихер”, украденный Павкой Корчагиным, “иорданские брючки” из аксеновского “Жаль, что вас не было с нами”, лендлизовская кожаная куртка трифоновского Шулепникова – вся эта барахолка, перечень, выражаясь современно, брендов и трендов есть литературная плоть названных героев. Не стану уж говорить о карьеристах Бальзака и титанах буржуазности, созданных Голсуорси, – без сюртуков и платьев для утренних визитов их вообще не существует…»
Александр Кабаков
Оглавление
Александр Кабаков. Камера хранения. Мещанская книга
Необходимые пояснения
Часть первая. В закоулках большого стиля
Россия – родина слонов
Малые народы Севера
Подъем переворотом
Пружина
Румыния ни при чем
Пижама, платье, наряд, туалет
Треники как национальная идея
Гараж особого назначения
Ручка-карандаш складная
Деталь интерьера
Чужая жизнь
Когда качаются фонарики ночные
«Крокодил» и «Дружба»
Прирученное время
Ручная и ножная вечность
Тихие игры
Комод Атлантиды
Случай с пуговицей (интермедия)
Комод Атлантиды II
Комод Атлантиды III
Кто убил лошадь
Незабываемая красота вредной привычки
Заходите, раздевайтесь
Очки в мою пользу
Абонент временно доступен
Горело всё синим огнем
И свет во тьме светит
«Общепит» и черепки жизни
Куда без шапки пошел?!
На полочке лежал
Любительская съемка
На добрую долгую память
Часть вторая. Подрывные вещи
Русский гольф
Любовь и принципы
Как погибла телогрейка
Комок
Заправка шариковых ручек
Помойка как эстетический идеал
Помойка как экономическое чудо
«Самострок под лэйболами»
Трубки и другие потери
Ladies, как говорится, first
KLM, по́ртфель и торба
Изделие № 2
Могущественная бумага
Наручники свободы
Веселый закат суровой империи
Великие антисоветские штаны
Комсомольский остров
Шапочный разбор
И другие мелкие вещи
Тайна сапог
У всех стерео, а у него – моно
Обошлось (несколько слов под настроение)
Люди в шкурах
Люди в шкурах, явление второе
Конец истории, как и было сказано
Здравствуй, оружие
…Мы пошли собственным шелковым путем
Гремела ламбада
Простите, если что не так
Отрывок из книги
Мемуары – жанр, по моему мнению, для автора малоприятный и, наверное, по этой причине любимый читателями. За всякий успех у потребителя производитель продукта должен платить, и чем безусловней успех, тем больше плата. Вспоминая свою жизнь, пишущий подсознательно прощается с нею: ведь вспоминать можно только то, что уже случилось, безвозвратно произошло. Писание мемуаров есть завершение пожизненно совершаемого сочинительского труда, после мемуаров начать роман или даже рассказ было бы нечестно – такое действие стало бы обманом аудитории. Только, значит, вы дочитали полную и завершенную жизнь, удовлетворились тем, что про автора теперь известно все и окончательно, как он вылез с непредусмотренным продолжением. Такая жизнь после жизни вызывает законное раздражение. Том воспоминаний должен завершать полное собрание сочинений, именно полное – все предшествовавшие были просто собраниями. После любого из них можно начинать хоть новеллу, хоть сагу, хоть эпопею, можно и даже нужно, чтобы следующий трех– или пятитомник был по-честному дополнен новинкой… А после мемуаров в сущности возможен единственный жанр, но в нем, как правило, выступают уже коллеги и друзья героя.
Это – с точки зрения сочинителя. С точки зрения персонажей дело обстоит еще сомнительней. Доживший до соответствующего возраста мемуарист, особенно если по роду своих занятий он встречался на протяжении биографии и карьеры с известными людьми, не может избежать в своих воспоминаниях нелицеприятных описаний, даже разоблачений, раскрытия секретов, прямых оценок и резких суждений. Собственно, ради всего этого мемуары читаются, да и пишутся тоже, если говорить откровенно. В пример можно привести десятки сочинений, в том числе очень талантливых и успешных. Хорошо еще, если пишущий награжден – или наказан – долгожитием, так что все персонажи его воспоминаний померли раньше публикации, а если кто-то уцелел? Как повернется рука судить стариков, писать о них то, что, ради сохранения мирных отношений, и говорить не решался, даже когда все были молоды и многое могли вынести и еще было время помириться потом… Не говорю уж о том, что быстро, от страницы к странице слабеющая память подводит, путаются последовательности, возникают из тумана никогда не произносившиеся слова, старые анекдоты представляются былями – словом, мемуарист «врет, как очевидец» по французской, кажется, поговорке.
.....
Я настаиваю.
Добро пожаловать на мою персональную барахолку, снисходительный читатель.
