Отрывок из книги
Посреди крупного мегаполиса, на пустыре, покрытым слоем пыли и огороженным высоким забором, устало покачнулась ярко-красная Роза. Лепестки её трепетали, листья бессильно поникли. Ветер гонял пыль и очень давно не было дождя. На этот пустырь редко залетали пчёлы, и порой невольно возникал вопрос: а остались ли вообще таковые в этом городе? Но если бы кто-то взялся предположить, что розы могут быть одушевлёнными, он бы сказал, что она не сильно переживала по этому поводу. Она вообще всегда сохраняла неумолимое спокойствие.
Сейчас Роза спала и видела сны. Они приходили к ней запутанным водоворотом образов, похожим на спиралевидные сети из пузырьков, что выпускают горбатые киты, когда стаями выходят на промысел. Каждый пузырёк был отдельной историей, каждый сиял как маленький алмаз. Несмотря на то, что они проносились мимо с невероятной скоростью, Роза успевала как следует рассмотреть все. Иссиня-чёрный стебель задумчиво качнулся, она как будто пошевелилась во сне. Роза ощущала потребность творить, созидать Музыкой. Помогать.
.....
Роза поёт, и Лучи наполняются светом. Роза поёт, и крепкие объятия ни на миг не прекращают сжиматься. Роза поёт, и жизнь наполняет миры. Роза поёт и каждая песнь – это история, порой незримо, а порой весьма прямо связанная с другими. Роза поёт.
Впервые Художница услышала Зов тёплым летним вечером, когда отправилась на прогулку. Вдохновение переполняло её, работа над панорамой мегаполиса кипела (тёмная игла небоскрёба завораживала даже с такого расстояния), однако необходимо было прерваться. Она уже перенесла тот пугающий транс и это было, пожалуй, единственное событие за всё время проживания в коттедже, вспоминая которое ей было неуютно. Когда она была уже у самой кромки воды и улыбаясь перебирала пальцами ног влажный песок, она и услышала его. Зов был похож на Музыку. Можно было сказать, что он с ней из одного мира. И тем не менее он звучал более предметно, более завлекающе. Музыка как будто просто показывала тебе картины иного мира. Зов приглашал в этот мир навсегда. И хотя говорил он с ней на всё том же языке, который ничем и ни в чём не похож на человеческий (не в малой степени потому, что звучал сразу у тебя в голове, а не был произнесён кем-то), Художницу это испугало. Она снова вспомнила тот свой транс и побоялась прислушиваться к Зову, побоялась, что придёт в себя посреди океана или не придёт вовсе. Он не звучал зловеще, не обещал ничего ужасного, но был настойчив и просил внимания.
.....
