Читать книгу Прозаические истории из операционной (и не только…). Книга 2-я - Александр Константинович Матвеев, Александр Константинович Макаревич, Александр Константинович Викулов - Страница 1
ОглавлениеЭто было очень давно, когда я ещё учился на доктора. Шестой курс. Мы с Лехой, моим однокашником, определили себе три точки для совершенствования навыков. Гвардейская вторая подстанция скорой помощи, базирующаяся в здании сегодняшней Владимирской церкви, больница Кировского завода, там, где сейчас городской онкодиспансер и клиника Военно-полевой хирургии любимой академии. Везде познавательно и очень полезно. Случай был на одном из дежурств на ВПХ.
Не знаю, как сейчас, но тогда это была настоящая школа лечения травматических повреждений всех локализаций: падения с высоты, огнестрельные повреждения, перееханные, с ДТП, битые, колотые, резаные поступали туда со всего города. Дежурства были просто боевыми. Сильная бригада, опытнейшие хирурги и анестезиологи, блестящая организация и оснащение позволяли набираться опыта нам, тогда ещё «салагам, не видавшим моря». Спасибо той школе!
.. Уже ночь. На операционном столе молодой парень, получивший в драке закрытую травму живота с повреждением селезенки и кровью в животе. Селезенка уже в тазике. Не спеша отмываем живот от крови. Оперирует ответственный дежурный хирург Эдуард Владимирович Чернов, тогда ещё майор, преподаватель с ВПХ. Прекрасный хирург, блестящий педагог и просто хороший человек. В операционную влетает его первый помощник. Быстро, негромко докладывает: «Привезли ранение сердца заточкой. Тампонада. Уже асистолия. Скоровики еле успели».
Мгновенное решение. На соседний стол. Отлаженная работа санитаров. Одежда разрезается без церемоний. Полминуты и раздетый больной на столе. Он уже серого цвета. Анестезиолог один. Первая операция приостанавливается. Один помощник у операционного поля. Операционная сестричка, меняя на ходу перчатки себе и Эдуарду Владимировичу, бегом к тому столу, где лежит пациент с ранением сердца. На первый стол моется вторая сестра. Операционный столик, всегда готовый к работе, накрытый с инструментами и материалом на экстренную ситуацию, уже в работе. Обработка поля, торакотомия начинается практически без наркоза. Анестезиолог подключается спустя секунд тридцать с момента разреза. Перикард забит сгустками. Заточка вошла в левое предсердие. Сердце «молчит». Я первый раз вижу живое сердце у пока ещё живого человека. Сгустки удаляются в мгновение ока. Шов на отверстие предсердия. Коронарные артерии не задеты. Повезло. Начинается прямой массаж сердца. Больной уже заинтубирован. Меняясь попеременно, потому что устают пальцы, продолжаем массаж. В этой суете Леонид Фомич, наш легендарный анестезиолог, успевает «воткнуть» подключичку справа. Вот это мастерство! Больной постепенно розовеет. И вот оно! Первое самостоятельное сокращение миокарда! Победа! Внимательно осматривается задняя стенка предсердия. Туда заточка не достала. Рана не кровоточит. Сердце начинает биться увереннее. Швы на перикард. Дренажи в плевральную полость. Можно успокоиться..
С первым пациентом тоже всё в порядке. Уже наложена повязка.
Утренняя конференция. Принимает начальник кафедры генерал Илья Иванович Дерябин. Внимательно выслушивает доклад ответственного хирурга. И на моменте экстренной торакотомии прерывает вопросом: «А что в это время делал анестезиолог?». Леонид Фомич встает и, с присущей только ему улыбкой и обалденным чувством юмора, отвечает: «Бежал от одного стола к другому. Еле успел!». Илья Иванович с ответной улыбкой резюмирует: «Спасли. Живой. Победителей не судят. Надо вЫходить.»
И выходили. С пневмонией, которая развилась у больного справились «на ура». Выписан. Ушел на своих ногах. И не зная тех приключений, с которыми столкнулись хирурги.
«Эх, были люди в наше время!»
Ковидный госпиталь. Буквально десять минут прошло после обхода. Сняв " белые одежды", ополоснувшись в душе, расправив плечи и лёгкие, пошел в ординаторскую выпить водички из холодильника. Ну очень жарко на улице, да особенно в костюмчике. И тут запел телефон с номером из приемника. Тревожный голос сообщает:
– Вы срочно нужны внизу. Только что привезли дедушку. Перитонеальная симтоматика, до живота не даёт дотронуться, и ещё в нижних отделах пальпируется большая опухоль. Видимо, придётся оперировать. Вы придёте или сразу перевести в реанимацию?
– Не спешите, сейчас оденусь, спущусь, посмотрю и решим. Ковид есть?
– Неизвестно. Сейчас отправлю на снимки. Грудь и живот?
– Да и ОАК. И обратно в приёмное. Там и решение.
Расслабиться не удалось. Достаю из сумки очередной комплект сухой одежды. Переодеваюсь. Следующий костюмчик. Он немного маловат. Да ладно, уже привычно. Надо заглотить побольше водички. А то неизвестно, чем всё закончится. Готовить к операции в "ковиднике" – дело не самое простое.
В лифт, в рентген. Ничего особенного на снимках. И пневмонии нет. Значит с верификацией ковида проблемы.
Вниз, в приемник. Сухой, худой дедушка на каталке. Без сопровождающих. Глухой, в деменции, поговорить толком невозможно.
Со слов сотрудника скорой, медиков вызвали соседи, стонал сутки, сначала никого не подпускал, потом согласился на вызов докторов. Фельдшеру живот пропальпировать как следует не дал, кричал, матерился. В сопроводиловке написано: Острый живот? Перитонит?
Объективно: Состояние средней тяжести, стабильное. АД 130/80 мм.рт.мт.. Пульс 82, Т 36.0 В легких дыхание везикулярное, хрипов нет. Кожа сухая физиологическая, множество расчесов. Признаков интоксикации нет. Сатурация на воздухе около 96. Рука на живот. И вот они "перитонит" и "опухоль" в одном флаконе. Мочевой пузырь до пупка. Смотрю снимки- грудная клетка – ОК, Общий анализ крови- небольшая анемия ( Hb – 109 ). Остальное норма. На обзорном снимке – огромный мочевой пузырь с содержимым.
Диагноз: ДГПЖ с острой задержкой мочи.
Аккуратно выпускаем около 2,5 литров. Ни перитонита, ни опухоли как не бывало. Вздох облегчения. Через полчаса живот мягкий, дед улыбается. Пытается жать руку. Предлагаю госпитализацию – категорический отказ. Приехал племянник, дедушку домой. В руки амбулаторных урологов. В "ковидарии" ему не место. Всё же с Высшими Силами и Ковидом Ивановичем у нас добрые отношения. Пора на заслуженный перерыв. Да и молодым коллегам неплохой урок. Они хорошие, понятливые и быстро всё схватывают.
Самый запомнившийся случай?… О многих уже написал… Кого запоминаешь?
Того, кого не удалось спасти. По разным причинам. Старались, но не удалось.
Того, кого лечил в экстремальной ситуации: в полевых условиях, на пике кровотечения, в полной неизвестности о причине болезни, высоком риске интраоперационных и послеоперационных осложнений и т.д.
Того, кого совершенно точно вылечить было невозможно, но приходилось это делать из гуманных соображений и врачебного долга.
Того, диагностический и (или) лечебный процесс у которого имел нестандартные рамки или вызывал необычный интерес.
Но есть еще одна группа пациентов, в лечение которых вложено огромное количество врачебного труда, доставлявших много хлопот, заставлявших постоянно размышлять, принимать разные решения, переживать днем и ночью. Но если удавалось добиться желаемого результата… Ну, вы понимаете!
Что-то подобное я хочу вам сейчас рассказать.
Было это уже давно, в то время я еще носил погоны, служил в военном гарнизонном госпитале в Туле-50.
Как всякие тяжелые больные он появился внезапно. Старший офицер, целый подполковник. Привезла его штабная машина сразу с места происшествия, а точнее с так называемой техтерритории, где шли регламентные работы. Во время них он и получил травму. При неудачной попытке передвинуть огромный металлический стеллаж, последний накренился и упал прямо на ногу нашего пострадавшего. Удар ребра металлического уголка, из которого стеллаж был сварен, пришелся на ступню правой ноги. Травма была бы существенно тяжелее, если бы не крепкие военные берцы из толстой кожи с мощной резиновой подошвой, да ещё теплый толстый шерстяной носок, одетый заботливой супругой на время холодной погоды.
Но и этого хватило, чтобы мы с ним почти в течение года стали тесной парой «врач-больной».
Появление его в госпитале сопровождалось истошным криком от болей. Только после изрядной дозы промедола удалось освободить ногу из обуви, да и то пришлось её разрезать острым ножом. На рентгеновском снимке оказалось, что имел место поперечный перелом диафизов всех пяти плюсневых костей со смещением по длине и по оси. Можно представить себе силу удара. От травматической ампутации спасла только обувь и носки. Дистальнее линии перелома были выраженные ишемические изменения мягких тканей, резкое снижение чувствительности, а в проекции зоны удара на тыльной поверхности стопы формировалась напряженная гематома. Активных движений пальцев стоп не было.
Первая мысль, как хирурга, была об ампутации, казалось, что этот травмированный участок стопы к жизни уже не вернуть. Но на этот момент ни я, ни пациент к такому решению готовы не были. Отрезать и выбросить в тазик можно всегда. Решили побороться. Знал бы я тогда, что эта борьба будет длиться так долго, то… Нет, я бы и сейчас поступил так, как тогда.
Первое: борьба с травматическим шоком: инфузионные, обезболивающие, в том числе блокады с новокаином, реополигюкин, трентал, никотинка, гепарин, в нашем распоряжении на тот момент не так и много средств. Добавьте сюда еще токсическую резорбтивную лихорадку. Несмотря на все эти беды, в течение недели болевой синдром удалось существенно уменьшить, а расстройства микроциркуляции дистальных отделов стопы улучшить.
Очень сложным был вопрос о репозиции и иммобилизации. Просто гипсовой лонгетой не обойтись, большое смещение по оси. Размер стопы из 42 превращается в 39, а то и меньше. Ставить отдельно в каждую кость продольную спицу после репозиции практически невозможно, да и снижение кровоснабжения в этих отделах после таких манипуляций было бы критическим. Поэтому я тогда принял простое решение, но, как показало будущее, оно было правильным. Через дистальные диафизы плюсневых костей провел одну спицу в поперечном направлении, зафиксировал спицу в металлической дуге, а последнюю использовал для скелетного вытяжения. Сначала просто под тяжестью ноги, а затем, когда уже наложил заднюю гипсовую лонгету, соорудили противоупор, обеспечивающий растяжение оси стопы. Такая конструкция позволяла контролировать состояние гематомы. На определенном этапе, примерно через неделю с момента травмы, это скопление крови на тыле стопы встало на первое место в доставляемом беспокойстве. Вскрыть гематому обычным разрезом значило бы перевести закрытый перелом в открытый, что без сомнения бы резко повысила вероятность развития остеомиелита, да ещё и не одной кости. Поэтому решил использовать проверенный в Афгане способ: налаживание проточно-промывного дренирования через два небольших разреза по верхнему и нижнему краям гематомы и проведения через них перфорированной ПХВ трубки. И это удалось. Постепенно этот очаг стал уменьшаться в размерах, а уже когда на коже появились «морщинки», свидетельствующие о существенном уменьшении отека, можно было в очередной раз вздохнуть спокойно. А потом и вовсе удалить дренаж.
В гипсовую лонгету надежно замуровали длинный металлический стержень с крючком на конце для закрепления скобы скелетного натяжения. А лонгету сделали с таким расчетом, чтобы она формировала естественный свод стопы, как это делают стельки-супинаторы. Через три недели наших героических усилий пациента удалось поднять на костыли, и стало понятно, что стопу, похоже, удалось спасти. Это была первая победа! Но она была главной! Уже потом, через многое время, «за рюмкой чая» мы вспоминали те муки, через которые пришлось пройти. А ведь несколько раз наступало отчаяние, и вопрос ставился об ампутации. Обошлось! А точнее – справились!
Второй победой было то, что наша конструкция сочетания дозированого локального скелетного вытяжения и гипсовой повязки позволила устранить смещение отломков по длине и оси. «Сопротивлялась» только 4 плюсневая кость, оставаляя за собой право на небольшое угловое смещение. Но в целом это было некритично, а на рентгеновских снимках появились первые признаки формирования костных мозолей, особенно радовала первая плюсневая, как самая крупная и надёжная.
Но всё же пострадавший участок отличался от остальной стопы и от другой ноги. Давало себя знать нарушение кровоснабжения. Забегая вперед, скажу, что на этапе проведения экспертизы для военно-врачебной комиссии ему выполнили ангиографию стопы. Полноценные артерии, идущие от артериальной дуги дистальнее линии травмы, отсутствовали. Всё кровоснабжалось за счет развившихся коллатералей. Такова мать природа. «Водичка дырочку нашла». Не знаю, как они поведут себя, когда наступит время для атеросклеротических процессов, но уже в то время, через год после травмы, когда костыли и палочка были заброшены в угол, а основными лечебными мероприятиями были ношение ортопедической обуви и курсовой прием трентала, уже были эпизоды ишемических проявлений.
Вот такой «запомнившийся» пациент.
Сразу отвечу на вопрос. А почему не травматологи? Отвечаю: время тогда было другое, более лояльное к докторам, к их специализации. Да и медицинская школа, которую я застал, была, на мой взгляд, сильнее. А отцы-командиры старались не сильно афишировать производственные травмы. Типа сам виноват. Впрочем, это было всегда…
Вот уже пошел второй год, как наша доблестная больница полностью работает как инфекционный ковидный стационар. Уже привыкли. Логистика отработана полностью. Никакой суеты и паники. Больные поступают, мы их лечим. Большинство поправляется. Кто-то с болячкой не справляется. Надо сказать, что мы научились лечить эту заразу. И среди выздоровевших есть целая группа пациентов, вызывающих настоящее чувство гордости за то, что совместными усилиями удалось справиться с их болячками. Но в этой публикации речь пойдет о другой категории. Тех, кого не вылечить, какие бы усилия мы не прилагали. Чтобы суметь поправиться, надо суметь заболеть. Надо, чтобы у организма была реакция на то, что вызывает саму болезнь. Если этой реакции нет, то и надежды на выздоровление тоже нет. И все усилия даже самых опытных, знающих специалистов, имеющих в арсенале самые современные препараты, применяющих новейшие методики лечения, оказываются тщетны.
Хочу рассказать о совершенно недавнем случае. Как это почти всегда и бывает, самые тяжелые больные появляются внезапно. Звонок из приемного покоя. Привезли молодого, 44 года, пациента из психоневрологического интерната. Доказанный ковид, доказанный СПИД, боли в животе уже третьи сутки. Клиника разлитого перитонита, при этом никакой реакции крови. Анализ практически здорового человека. КТ легких – полисегментарная пневмония с поражением 60 и 70 %. Сатурация на воздухе- 85, на кислороде- едва дотягивает до 92. На обзорных снимках брюшной полости – свободный газ в большом количестве. В глазах- смертная тоска, классическая картина facies hipporatica. И нет выбора у хирурга. Понимаешь, что всё зря, а делать надо.
Готовим, берем на операцию. Перитониту не меньше трех суток. Гной, фибрин, выпот вперемешку с остатками еды. Источник- перфорация гигантской язвы передней стенки тела желудка. Перфорационное отверстие 5×2 сантиметра(!). Сама язва занимает бОльшую часть передней стенки, овальной формы с резко выраженным отечным кратером и некрозом по краю перфорационного отверстия. Из желудка поступают остатки недопереваренной пищи: капуста, какие-то фрагменты стеблей, похожих на сельдерей или ревень, слизь и желчь. Ситуация и в обычной жизни аховая. А при наличии ковида и СПИДа- приобретает откровенную бесперспективность. Так бы можно вести речь о гастрэктомии, но, сами понимаете, что это утопия. Решение самое простое. Иссекаю края перфорационного отверстия до появления кровоточивости и сшиваю все это край в край. Санация, дренирование. Иссеченные ткани – на биопсию. Ничего другого сделать в данной ситуации невозможно. А дальше- реанимационное отделение. Экстубировали на следующий день. И сразу на неинвазивную вентиляцию. Но два варианта ОРДСа никто еще не одолел. Один от ковида, другой от перитонита. Даже для соматически неотягощенного – это много, а для ослабленного «спидозника»– полный «швах». Переживал за возможность несостоятельности. Но перистальтика восстановилась, отделямое из живота прекратилось, был даже стул. Однако, природу не обманешь. Дыхательная недостаточность продолжала нарастать. Снова инвазивная ИВЛ, а при ковиде это, как правило, дорога в один конец. Так и случилось. Несмотря на все наши усилия, печальный исход определился. Биопсия, кстати, подтвердила язву..
Стоило ли ожидать другого? Вряд ли. Это, как падение с высоты. Упал со второго- кости переломаешь, но поживешь, упал с десятого-шансов крайне мало.
Такая вот печальная история о врачебном бессилии. И есть что вспомнить, да толку мало…
– Ну, как подежурили?
Ответ на этот всегдашний утренний вопрос от «свежих» коллег имеет свою классификацию. По тяжести, разумеется. От легкой к тяжелой:
– так хорошо еще никогда не было;
– бывало хуже, и значительно чаще;
– бывало лучше, но значительно реже;
– и не спрашивай..;
– полный «пипец».
Правда, нужно при этом, чтобы было, кого спросить. А то иногда они так и норовят застрять в операционной.
На этот раз начиналось все, как обычно. Пятница. Конец рабочей недели. Все спешат домой на выходные. Не грех в такой ситуации передать дежурной службе своих «под наблюдение». Это привычно. Привычно и то, что завтра – суббота, неввозной хирургический день. И это обязывает «уходить без хвостов». Несмотря ни на что. Это у летчиков и дальнобойщиков запрет на переработку. У хирургов – нет. Они из другого теста. Наверное, они сами себя могут полечить. Интересно, чем?
Приемный покой встречает уже с радостной улыбкой:
– Там в первой смотровой девочка с подозрением на аппендицит. Наверх звонили, никто трубку не берет.
Чтобы принять решение, можно всё сделать по пути. Набрасываю халат. Смотрю. Поднимаем на отделение, через рентген и УЗИ. На аппендицит походит. Но ведь это девочка, надо думать и о гинекологической проблеме. Разберемся по ходу. Возможно, придется завести лапароскоп для диагностики, есть симптомы раздражения брюшины.
– Мы час назад вам подняли мальчика, тоже с аппендицитом. У вас по сводке много свободных мест. Начмед заказала вам 20-30 человек привезти. Готовьтесь. Пока только троих положили.
Ну, спасибо! Пятница, полнолуние, 13-е, бригада «не ах», похоже, будет весело!
Мимо операционной. Там пусто. Дневные закончили. Уже неплохо. Если и будет очередь, то только своя. Предупредил, что уже не будет скучно. Дальше-мимо реанимации. Там тоже «подарки». Два кровотечения: алкаш с Меллори и цирротик с варикозом пищевода. Оба уже прокровили, лежат «сухие». Это терпит. Да, еще бабушка с непроходимостью. Известно про рак восходящей кишки. Два дня «в отказке». Живот горой. По зонду уже кишечное содержимое. Пришло время соглашаться. И ведь согласилась. Это наш крест. Ничего не поделаешь.
Предпоследний этап предварительной оценки обстановки. Пост отделения. Свободных мест много. Есть под наблюдением холецистит, который не так быстро откликается на консервативную терапию, погибающий пациент с четвертой стадией рака желудка и тяжелый грузный мужчина с диабетом после устранения ущемленной пупочной грыжи с некрозом сальника. В принципе ничего страшного, достаточно спокойная подборка. Да еще мальчишка с подозрением на аппендицит. Переоденусь, всех посмотрю.
Осталась ординаторская. Бригада в сборе. Неплохой помощник, аппендицит и диагностику сделает, я посмотрю. Да ещё два ординатора из обучающихся военных. Будут руки на операции, и будет закрыт приемный покой. Раскладка близкая к идеальной. Ну и в качестве финальной точки звонок с терапии. Просят хирурга посмотреть живот у дедушки. Болит с утра. Сделали УЗИ и ФГДС (вот ведь какие умницы, обычно всё наоборот).
Чашечка наисвежайшего чая. Пошли, пробежимся по проблемным и новым. Начинаем с мальчика. Аппендицит вне всякого сомнения. В очередь первым. Вторую будем брать девочку на диагностику и от её результатов – коррекция. Ну и в завершение – бабулю с непроходимостью. Все согласны. Оформляем ИДС, берем кровь на группу и резус. Пошли на терапию. У дедушки оказался банальный остеохондроз поясничного отдела с выраженным корешковым синдромом и иррадиацией болей в живот. После диклофенака почти все купировалось. Звонок из приемника: ущемленная грыжа. Вперед молодежь! Вам сегодня везет. Уже очередь. После осмотра доклад обязательный.
Теперь звонок с отделения. У могучего послеоперационного мужичка повязка обильно промокла сукровичным отделяемым. Наверное, эвентрация. Как раз по срокам подходит. Приоткрыл повязку, так и есть. Вот это уже нарушает наши стройные планы. На четырех поступивших уже пять операций.
Снова звонок из приемника, уже от студента. Бедренная грыжа, ущемлению уже около суток. Не отвертеться. Мозг тихонько начинает закипать. Логистика с внезапно возникающими задачами меняют планы прямо по ходу дела. Да и дежурство только начинается.
Пора оперировать. Первым берем мальчишку. Худой, короткий срок заболевания. Отправляю первого помощника. Помогает ему студент. Традиционный доступ и обычная операция для экономии времени. Справились за полчаса. Никаких сложностей. Лапароскопическая бы отняла бы больше за счет развертывания стойки и всех сопутствующих ей затяжек по времени. Следом вклиниваем эвентрацию. Тут надо смотреть самому. Чаще она возникает из-за послеоперационного вялотекущего серозного перитонита, который прорывается наружу через рану. Вошли, осушили, поставили дренаж в малый таз. Уже не до пластики, правда, и первый раз её не делали полноценно из-за начинающейся флегмоны грыжевого мешка. Снова ушили апоневроз край в край и крупные П- образные швы на кожу. Поживет ещё!
Теперь дилемма определения очереди: девочку с подозрением на аппендицит или ущемление? Логика за ущемление. Потому что содержимое мешка болезненное, а значит ещё живое. Лапароскопия у девчонки может затянуться, что не хорошо для ущемления. Бригада – первый помощник помогает ему теперь уже студент, работавший в приемнике. Так по справедливости. До ревизии мешка. Если будет некроз кишки, то смена оператора. Может и повезет.
А сам пока «разгребать» принятых. А их уже семеро. Итого одиннадцать. «Всяка чушь». Панкреатиты, колики, подозрения на онкологию, спаечная с болевым. По ходу в рентген. Оценить снимки поступающих. Ничего криминального. Как раз успели к вскрытию мешка. Сальник, и даже без некроза. Везунчики. И мы, и остающиеся больные для операций. Время работает на нас.
Следом – лапароскопия у девчонки. Та же бригада. Смотрю на часы. Времечко около 22 часов. Звонок из реанимации. Рецидив кровотечения у цирротика. Это несложно. Зонд Блэкмора у него стоит, только приспустили его уже часов на шесть. Подвел. Быстро подправили. Потерял немного, меньше 100 мл. Что поделаешь. Жертва алкоголя. За все в этой жизни надо платить. Цена, правда, разная.
Снова в операционную. И опять прямо к диагнозу. Аппендицита нет. Гинекологических проблем тоже нет. Немного желтоватого выпота в малом тазу и увеличенные лимфоузлы брыжейки. Мезаденит. Дренаж в малый таз. Уходим. Лечим.
А приемник не дремлет. Еще пяток. И шестым – подарок. ЖКК- желудочно кишечное кровотечение. Мокрый, бледный, молодой. В анамнезе – язва ДПК. Первая волна, да еще с потерей сознания. Кандидат на стол. Поднимаем в реанимацию. Вызываем эндоскописта. Толковый, грамотный, умеет клипировать. Передаем в его надежные руки. И не менее надежные руки реаниматолога. Сами в ординаторскую, попить бульончика и чаю с печенюшкой. Отдышаться. Хлопотливо, но надо сказать, что пока везёт. Подъем. Теперь снова в реанимацию. И опять удача. Точно, что кровотечение из язвы, виден «писающий» сосуд. Можно заклипировать. «Учись студент», помоги спецу защелкнуть клипсу. Да ты, брат мастер! Опять удача. Дальше дело реаниматолога.
Пора браться за бабушку с непроходимостью. Она уже «перезрела». Да и время к полуночи.
«Поехали!»
Анестезиологу: « Могём?» Ответ: «Могёте!» Это наш домашний отработанный сленг.
Опухоль есть. Небольшая. Большая непроходимость. Заинтубировал кишку. Эвакуировали около 8 литров вонючей грязи. Давление на вазопрессорах и преднизолоне. Радикальную не потянет. Формируем обходной илеотрансверзоанастомоз (.. почему-то люблю это слово, еще мои любимые: циклопентанпергидрофенантрен и веропипекуроний – звучат гордо!..) Потом, если выживет, сделаем правостороннюю гемиколэктомию. А пока не тянет. Пересидела. Зря отказывалась.
А времечко уже около двух. Пролетело за работой. На посту- приличная пачка историй. Утречком всех запишем. Да и утро уже не за горами.
Досмотрел последних поступивших. Из них только желтуха нуждается в операции, да и то не сразу. Пообследуют, полечат, подготовят.
Но это уже не нам. Да и приемник «затих». Это до семи утра, по опыту. Там «ещё парочку» привезут.
Есть возможность закимарить на пару часов, если никто не подведет.
День прошел не зря. Для всех. Справились.
«Бывало лучше, но значительно реже»…
Если ты заходишь в палату, и тебе искренне улыбаются даже лежачие, значит ты на своем месте.
Если ты выходишь из палаты, а вслед тебе четыре разных голоса говорят:"СПАСИБО, ДОКТОР!" – значит ты там был не зря.
Диалог с 86 летней бабушкой с чистейшими глазами и детской бархатистой кожей:
–Доктор, я, похоже, умираю.
– И Вы это могли бы сказать сейчас своим внукам?
– Наверное, нет.
– Значит, время не пришло. Подумайте о них и поживите…
Больная через полчаса уже сидит в постели.
" Ковид спишет всё". Нет, ковид спишет тебя.
Оказывается, нет на свете большей радости, чем давать людям ВЕРУ, НАДЕЖДУ И ЛЮБОВЬ!…
Маска болезни. Обманчивая очевидность. Видишь одно, а на самом деле оно – другое, и часто это «другое» более опасно, чем предполагаешь. Еще один вариант «маски» – это смена диагноза. Практикующие врачи прекрасно знают, как непросто бывает отказаться от диагноза, выставленного предшествующими коллегами и найти в себе силы пойти по другому диагностическому пути, который может привести к истине.
В неотложной хирургии острых заболеваний и травм органов брюшной полости эти маски могут радикально менять планы. Думаешь об одном с высокой степенью вероятности, а сталкиваешься с другим. И решение меняется моментально. Тут и проявляется мастерство, как из «копилки» своего опыта достать тот самый аналогичный случай, который поможет выйти из положения. И нередко на принятие этого решения накладываются отягощающие факторы: ночь, состав бригады, соматическая отягощенность пациента, запущенность патологии, «висящие за спиной» в очереди на экстренные операции пациенты. Всё очень непросто, короче. И ещё эта МАСКА!…
Расскажу три примера, когда именно это решение принимается «с колес», а уровень ответственности ещё поднимается «социальной отягощенностью» пациента. И только фраза предоперационного протокола « объем и характер операции будет зависеть от результатов ревизии органов брюшной полости» может сгладить те переживания, которые испытывает хирург при принятии решения.
Пятница. Это уже стандарт. Дневная служба спешно разбегается по домам и дачам, оставляя дежурным лёгкие грехи недоделок. Ну что, имеют право. Выходные надо использовать для отдыха. Так и тут. Мимолетом «последний из могикан», остававшихся на отделении, уже в цивильной одежде сообщает. Там в платной палате (а это уже статус пациента) от ГВ бабуля с ущемлённой послеоперационной грыжей. Два часа как поступила, прокапали, подготовили, снимки ещё не видел, только что привезли из рентгенкабинета. Да ерунда, грыжка небольшая, справитесь быстро, а у меня теплоход через два часа, простите, тороплюсь.
Да ладно, стечение обстоятельств обычное для пятницы. Пойду смотреть. Милая бабуля лет 80-ти, подраздутый живот с «шумом плеска». Большой рубец после операции на желудке по поводу онкологии (уже семь лет прошло). Ниже пупка в параумбиликальной зоне действительно есть грыжа, болезненная, напряженная. Нужно оперировать. «Возраст» грыжи- года два, ущемление – с утра. На снимках – множественные уровни жидкости и газа, классическая картина кишечной непроходимости. И это то, что смущает. За 6 часов ущемления столько бы газов и жидкости не собралось. Внимательнее пальчиками мну содержимое мешка. Бабуля морщится от боли. В какой-то момент грыжевое содержимое полностью вправляется. Да и бабушка вздыхает с облегчением.. Вроде бы удача. Операцию можно перевести из экстренной в срочную, а то и в плановую очередь. Но внутренний голос грызёт. Не все так просто. Ушел в ординаторскую «чесать репу». Минут через двадцать возвращаюсь. Снова та же картинка: та же болезненная выпирающая грыжа, снова оханья и причитания. Вот и готовое решение. Вперед. Операция. И действительно грыжа оказалась не при делах. Непроходимость. Крупный единичный метастаз брыжеечного края тонкой кишки на полметра от илеоцекального перехода с формированием кишечной непроходимости. Резекция, анастомоз, интубация кишки, устранение грыжи. Благополучный хирургический исход. Передача пациентки в руки онкологов. А могли бы только « ущемленную грыжу» устранить. Очень коварная маска.
Случай второй. Всем хирургам известны маски, под которыми скрывается острый аппендицит.
А ещё бывает наоборот. Под маской классической клинической картины острого аппендицита можно столкнуться с другой болезнью. И это тоже не такая уж редкость. Это достаточно давний случай. Еще в «доковидную» и «долапароскопическую» бытность. К началу дежурства приезжает бывшая наша ГВ, очень строгая и справедливая, фронтовичка. Привозит свою боевую подругу, тоже лет 80-ти. До меня её уже смотрели три маститых хирурга. Все в один голос говорят об аппендиците, настолько классическая и убедительная клиническая картина. Подруга – бывшая военная лётчица, сухонькая, живот пальпируется до позвоночника. Правая подвздошная область- местный перитонит. Срок – полсуток, начало- симптом Кохера. Я с коллегами соглашаюсь. Но вы же понимаете, что в таком возрасте аппендицит бывает, но редко. Да ещё на плечи добавляется авторитет этих боевых подруг, причем П.Т.– бывший оперирующий гинеколог с огромным стажем и опытом. Но выбора нет. Берем на операцию. Это сейчас бы завел в живот видеокамеру, и многое стало понятно. А тогда… Местный перитонит в правой подвздошной области. Доступ классический, аппендикулярный. Заходим в живот. И первое, что попадает в рану- сморщенный тоненький синенький отросток. Такой удар ниже пояса, но ожидаемый. А дальше – проще. Чуть подрасширили рану для хорошей ревизии. Находка сама выпрыгнула в рану. Сегментарный тромбоз подвздошной кишки. Некроз протяженностью 15 см. Не переходя на лапаротомию из этого же разреза – резекция кишки с анастомозом бок в бок. Предвижу вопросы. Но технические условия это позволяли. И нашли столько, насколько болело. Совершенно гладкий послеоперационный период. И это «СПАСИБО, доктор !» из уст грозной П.Т. – многого стоит. Но маска такой болячки реально «стрёмная».
Ну и крайний случай, достаточно свежий, уже из «ковидария». Среди пациентов с подтвержденным ковидом оперировать нам приходилось не раз. Это отдельная тема, будет возможность, в дальнейшем попробую обобщить этот опыт. Но сейчас о конкретном случае. Как-то я уже писал об интестинальных проявлениях этой болячки у пожилых пациентов. И одной из особенностей организации этой помощи у больных ковид+хирургическая патология является то, что решение принимается после всех возможных исследований и их оценки. Это для сокращения контактов в красной зоне. И я как то уже отмечал, что если увидеть снимок данного пациента до осмотра его и не знать, что имеет место «ковидпатология», то любой практикующий хирург скажет- здесь непроходимость, вероятнее всего, опухоль дистальных отделов ободочной кишки. Нужна срочная операция. И так мы два раза «попадали». При этом во время лапаротомии ничего, кроме перераздутой ободочной кишки нет. Такой выраженный парез ободочной кишки, связанный с нарушениями микроциркуляции этой зоны. Поэтому мы стали относиться к таким снимкам и таким больным со значительно большей осторожностью. Не «хватать» сразу в операционную, а потихонечку консервативно постараться удержаться от операции. Поверьте, на самом деле это очень сложно. Я оставлю только один снимок. Будет понятно, как при такой картинке сложно удержаться от операции. Но вот конкретно у этого больного – удалось. Несмотря на то, что он уже был оперирован по поводу рака ободочной кишки. Тоже сложная маска. Но она требует ещё наработки опыта и оценки для принятия правильного решения.
Всё непросто в нашей работе. Но ничего не поделаешь. Мы сами на это подписались. Так что будем трудиться дальше, набираться опыта и срывать маски с коварных болячек. Всем удачи и здоровья.
Это была моя первая операция в афганском медсанбате. Поэтому и запомнилась. Вот уже неделю прибытия из Кабула, я, еще совершенный «дух бесплотный», необстрелянный хирург мирного времени, как нитка за иголкой ходил за Петровичем, нашим командиром операционно-перевязочного взвода, опытнейшим хирургом по нашим меркам, имевшим за плечами почти десятилетний стаж работы в ЦРБ. Я его до сих пор считаю своим главным учителем. Петрович (Анатолий Петрович Денисенко) водил меня в приемник, перевязочную, реанимацию, операционную. Но делать ничего не давал. Простой принцип: смотри, запоминай, будешь делать «как я». Периодически вставляя в молчаливую работу короткие, запоминающиеся комментарии. На что обращать внимание у раненого, как делать ПХО, первичную хирургическую обработку, какими техническими приемами пользоваться, как проводить сортировку при большом поступлении, выбирать главное и второстепенное. При этой своей краткости, я бы даже сказал профессиональной глубоко спрятанной эмоциональности, он умудрялся в двух словах объяснить суть проблемы, показать самый простой, короткий и эффективный путь решения хирургической задачи. Низкий ему поклон. К сожалению, лет десять назад я связь с ним потерял. Жив ли он, где он, я, к сожалению, не знаю.
Ну и вот настал тот день, когда Петрович сказал: «Завтра ты будешь сам оперировать раненого, я тебе помогу».
Случай непростой. Прапорщик из разведроты, поступил сутки назад с огнестрельным слепым осколочным ранением верхней трети правого бедра. Их БТР подорвался на мине, он был снаружи на броне. Направление раневого канала в сидячем положении было изнутри кнаружи снизу вверх в направлении к тазобедренному суставу. Входное отверстие было ниже и медиальнее места впадения большой подкожной вены в бедренную сантиметров на 5. Осколок прошел через мягкие ткани, не повредив кость, и застрял недалеко от тазобедренного сустава. Всё бы ничего, да только за сутки пребывания в медсанбате стало нарастать напряжение тканей в окружности раны, а завязанная контрольная ниточка вокруг бедра стала достаточно отчетливо врезаться в кожу. Вероятно, нарастала межтканевая гематома. Да и конечность стала более цианотичной, хотя чувствительность и двигательные функции нарушены не были.
Случай непростой. Да ещё сам воин – здоровенный детина под два метра с массой за стольник. Бедро было в обхвате раза в два объемнее обычного. И все это мышечная масса, а не какой- то жир. Богатырь, короче.
Уложили на стол, дали наркоз, сильно раздвинули ножные подставки, чтобы можно было между ними устроиться и провести полноценную ревизию. Петрович меня проэкзаменовал по доступу. Я предложил косовертикальный от наружной трети пупартовой связки вниз и кнутри в направлении сосудистого пучка оставив входное отверстие медиальнее разреза. Это позволило бы при необходимости открыть весь сосудистый пучок, при этом верхняя часть доступа обеспечила бы раскрытие раневого канала для удаления гематомы и обрывков мышц. Задачи гнаться за осколком не было. Во первых- глубоко, во-вторых задача была раскрыть напряженную гематому. Петрович согласился, даже скупо похвалил, что было крайне редко. Надо сказать, что я к операции готовился морально и перелистал все бывшие в ординаторской учебники анатомии, особенно полезной была топографическая анатомия под ред.В.Н.Шевкуненко. Очень полезный труд. Настоятельно рекомендую молодым.
