Читать книгу Эксклюзив - Александр Лонс - Страница 1
ОглавлениеАлександр Лонс
ЭКСКЛЮЗИВ
Действующие лица
Алекс Крейтон – протагонист. Частный детектив и сотрудник Администрации.
Борс Мацур – полицейский предпенсионного возраста. Мастер своего дела.
Вир Тау – курьер.
Гном – живой призрак в Сети.
Гретта – электронный разум, живущий в нелегальных информационных сетях.
Двин Канц – фигурант.
Искин – искусственный интеллект Города.
Кайра Блюм – первая возлюбленная Крейтона в Городе.
Лера – девушка, стажёр в полицейском участке.
Лин Чжуан – третий модератор Юго-Западного домена. Подруга Крейтона.
Майк Скиннер – шеф, главный администратор Юго-Западного домена.
Молли Золгрек – первый врач медицинского центра Администрации.
Ника Ракс – частный детектив по делам несовершеннолетних граждан Города.
Сова – весьма независимая женщина. Свободный оперативник и наёмник.
Старик Xа-Гао – старьёвщик с Чёрного рынка.
Тар Кирс – главный биотехнолог «Эксгрегума».
Тейс – молодая девушка с глючными имплантами.
Тим Григ – штатный детектив Администрации Юго-Западного домена.
Тир Дин-Дикел – влиятельный бизнесмен.
Чип (Лиз Крейтон) – восемнадцатилетняя девушка, дочь Крейтона.
Корпорации
«Биотех» – биотехнологии любой степени сложности, пищевая продукция, фармация.
«Бэлла» – строительство, добыча ресурсов, транспортировка жидкостей и газов.
«Кибертех» – кибернетические устройства разного уровня.
«Мегакорп» – корпорация-гигант, занимающаяся чем угодно: от бытового и медицинского оборудования до оружия и военной техники. Имя в сюжете стало нарицательным.
«Нейротех Текнолоджиз» – нейроимпланты, аугментация и всё с этим связанное.
«Нирвана-Корп» – отдых, досуг, развлечения всех видов и направлений. Бытовые услуги.
«Омникорп Индастриз» – кибернетические устройства и нейроимпланты.
«Эксгрегум» – клонирование, выращивание клонов с заданными свойствами.
Пролог
Город был сломан, но это мало кого волновало.
Небо над Городом напоминало гигантский экран с глючной заставкой: то розовое, то фиолетовое, в зависимости от корпорации, которая сегодня владела атмосферными эффектами. Свет с трудом пробивался сквозь слой облаков. Даже днём Город сверкал множеством рекламных голограмм. «Замени глаза!» «Обнови свои уши!» «Купи себе новую печень! Скидка 20% до конца недели!» – навязчиво мигало над головой.
Я сидел в баре «Бит и Байт» и цедил пиво, которое, по заверению бармена: «на семьдесят три процента настоящее». Остальные двадцать семь, судя по лёгкому мерцанию в кружке, были либо из наноботов, либо из дешёвых синтетических добавок. Здесь подавали только пиво, крепкие напитки, коктейли и какую-то ерунду в виде закусок. Пиццу все заказывали отдельно.
Не любил я это заведение, но терпел. Слишком уж просто здесь укрываться от всякой слежки и любого наблюдения.
– Эй, киборг! – Бармен щёлкнул пальцами у моего лица. – Опять ты в облака улетел?
Я моргнул и перезагрузил зрительный интерфейс. Слово «киборг» здесь считалось оскорбительным и табуированным. Ругательным. За него можно было и тяжкие телесные повреждения нанести. Но я так устал, что не хотел связываться.
– Нет, просто у меня обновляется встроенный софт. Опять рекламу в правый глаз грузит. А ты, аналоговый мешок с дерьмом, заткнись, а то схлопочешь у меня. Сам в облака улетишь.
Бармен обиженно умолк и занялся протиркой своей аппаратуры. За столиком напротив девушка с фиолетовыми волосами и котом на плече закатила глаза:
– О боги. Ещё один «забыл-своё-прошлое-но-у-меня-крутой-имплант» …
– Я ничего не забыл, девочка, – поправил я. – Мне его частично стёрли. С хорошей скидкой.
Кот на девичьем плече фыркнул, а из-под его хвоста вырвался маленький голографический огонёк.
– Не обращай внимания, – примирительно сказала мне девушка. – Он просто ненавидит клише.
Я потянулся за кружкой пива с осевшей пеной и ощутил знакомое сопротивление в правой руке. Карбоновый сустав мягко щёлкнул. Напоминание от старого «друга».
В этот момент дверь бара с треском распахнулась, и влетел дрон – робот-доставщик пиццы с одним перебитым винтом. Оставшиеся пять вполне справлялись.
– Внимание, – противно запищал он, – ваш заказ доставлен. Вас также разыскивает мисс Чжуан. Возможно, это связано.
Я перечислил дефективному роботу чаевые, вздохнул и занялся пивом.
– Ладно. Похоже, день заканчивается удачно.
Где-то снаружи завыла сирена, но её тут же перебил уличный музыкант, игравший на старой гитаре со встроенным синтезатором.
Город был сломан и перекошен. Но, чёрт возьми, он оставался по-своему весёлым и чертовски красивым.
Часть первая
Глава 1. Никакого курьера
Никакого курьера я не ждал. Всё утро тихо сидел в офисе, думал о жизни и неспешно попивал синтетический кофе. По рекламе – идентичный натуральному, а в действительности он напоминал жжёную резину. Зря я польстился на этот сорт.
На мониторе – рутина: пятая за месяц пропавшая кошка, чёртовы гремлины с нижних уровней опять занялись уличным грабежом. Убийство крупного сутенёра. Долг какого-то мелкого наркодилера корпоративному ломбарду. Скука и уныние. Город шумел за окном – гул флаеров1 где-то наверху, и вечный хрип грузовых дронов. Ритм городского пульса. Зато я не платил за аренду. Статус «особого консультанта» имел свои безусловные преимущества.
Пока я предавался самоанализу, поступил вызов – кулаком в мою встроенную аудиосистему. Прямой канал, частота даже не зашифрована.
– Привет, Алекс! Это курьер. Ты всё ещё платишь нужным людям? У меня кое-что интересное для тебя. Открывай свой клоповник.
Голос – синтетический, намеренно искаженный до неузнаваемости. Но сквозь цифровой шум пробивалось напряжение. А может, и страх.
Я дал команду впустить посетителя. Он вошёл. Капельки дождя стекали с чёрного плаща. Лицо – в тени капюшона. Но когда он откинул его, я аж поперхнулся резиновым кофе.
Вир Тау. Вот уж кого не ждал. Если честно, я терпеть не мог этого парня. Вернее, мог, но только по суровой необходимости. Свободный курьер-наёмник и мелкий торговец информацией. Но до полноценного фиксера2 ему как до Луны. Впрочем, иногда Вир бывал полезен. Половина лица – живая биологическая измождённая, с тёмным кругом под единственным глазом. Вторая половина – металлическая. Хромированная маска, в которой горел один-единственный оптический сенсор вместо глаза. Не корпоративная штамповка – кустарщина, но дорогая, крафтовая, эксклюзивная. Живое и машинное сочеталось в одном индивидууме. Говорили, что Вир имел прямое отношение к банде «Глюков», о которых я много слышал, но мало что знал. За то, что они полные отморозки, их ещё называли «глитчами».
– Чего уставился? – развязно спросил Вир. – Нравлюсь?
– Не хами, парень! Ты для меня что-то принёс? – спросил я в ответ, стараясь казаться невозмутимым. Моя камера «Окулус»3 уже отсканировала его на предмет скрытого оружия. Определил имплантированный в единственной живой руке игломёт. У меня возникло мучительное желание залепить в эту рожу чем-нибудь тяжёлым. – Если ничего, то проваливай.
Он молча протянул мне стандартный чип-накопитель. Матово-чёрный. Размером с ноготь большого пальца. С графическим кодом, серией и номером.
– Вот. Тут не просто данные. Это ключ. К тому, что не должны найти. – Его синтетический голос дал сбой, и на миг прорезался настоящий, полный ужаса шепот:
– Они убили его за это. Стёрли со всех серверов. Но есть копия.
Начало – банальнее некуда. Тут постоянно кто-то у кого-то ворует данные. Какие-нибудь ключи, коды или целые базы знаний. А потом начинаются разборки, драки и отвратительные убийства.
– Кого убили-то? Кто эти «они»? – я уже чувствовал запах жареного. Не бургера, а сгоревшей электроники и горячих проблем на свою задницу.
Вир резко дернулся, обернулся к двери, будто услышал что-то недоступное моим ушам. Его оптический сенсор сузился до чёрной точки.
– Всё. Нет времени. Сам расшифруешь. Логин – «Тень Архитектора». И никому не доверяй. Особенно тем, кто светит чересчур ярко. Совсем никому, даже бабе своей – той, с которой спишь. С тебя сто кредитов – переведёшь на мой счёт.
Вир метнулся к двери так быстро, что моя камера едва успела зафиксировать движение. Надеюсь, он растворится в неоновом мареве и мелком дожде.
Я посмотрел на чип – обычный квадратик кремния. А что в нём? Пароли от корпоративных сейфов? Чертежи запрещенного оружия? Координаты спрятанного богатства? Или что-нибудь похуже? «Тень Архитектора» – звучало как городская легенда, байка для новичков или как название дешёвого коктейля. Бред какой-то…
Снизу донеслись резкий крик и визг сигнала экстренного торможения. Потом всё сменилось обычным городским шумом.
Я подошёл к окну. Раму старался не открывать – привычка. Залетит какая-нибудь мелкая железная муха, потом проблем не оберёшься. Такие микродроны способны пролезать сквозь узкие щели, вентиляцию или подземные норы.
Далеко внизу, на тротуаре, блекло светились фары разбитого аэрокара. Вокруг ни души. Только дождь смывал что-то тёмное с мокрого дорожного покрытия. Вот и всё. Конец парню. Можно вычеркивать Вира Тау из списка контактов.
Убийство курьера стало для меня полной неожиданностью. Ничего не предвещало такого.
За окном шёл слабый дождь. Вообще-то здесь не всегда дожди, но – бывают. Вода стекала по неоновым вывескам небоскрёбов и, где-то там, внизу, корпоративными цветами рисовала на тротуаре психоделические картинки. «Омникорп Индастриз» светил ядовито-зелёным, «Нейротех Текнолоджиз» – холодным синим. «Эксгрегум»… Впрочем «Эксгрегум» уже больше не светился и рекламу свою из Города убрал. Убрался и сам «Эксгрегум». Заслуга моего «ученика», Тима Грига, и в некоторой степени – моя заслуга. Другие мегакорпы – суперкорпорации отличались корпоративными цветами, но их все знали и так. А под ними – мы. Те, кто муравьями скреблись в тенях их стальных клыков.
Мой офис прятался где-то посередине этого слоёного пирога из нищеты и роскоши. Если это можно назвать офисом. Скорее, дыра на сорок седьмом этаже за офисом старика Чена, который вставлял поддельные импланты тем, кому не хватило на пожизненные корпоративные гарантии. Представьте запах пережаренного масла из ларька «Синт-Бургерс», смешанный с ароматом дождя и выхлопом дешёвого низколетящего флаера. Такой вот коктейль в ноздрях, если с улицы зайти в арендованный мелкими конторами небоскрёб. До земли – четыреста футов стали и бетона, до неба – полмили стали и стекла. Хорошее место для того, чтобы никто не разыскал, если не знал, где искать.
Для кого-то я был просто Алексом. Для кого-то – сэром Крейтоном. Для других – «Эй, детектив». Выживал тем, что за гонорар копался в белье Города. Находил потерянные железяки, выискивал должников и злостных неплательщиков, искал прошивки, иногда – людей. Чаще находил то, что от них оставалось. Не герой, не рыцарь в доспехах. Мои доспехи – потёртый кожаный плащ с термоконтролем (барахлил), незаконный армейский бластер «Бульдог» и старая камера «Окулус» от корпорации «Кибертех». С её помощью можно было видеть в темноте, увеличивать картинку, читать вывески за милю. А ещё – делались заметными трещины в душах. Их тут много.
Я сунул чёрный квадратик чипа в слот своего терминала. Вирт-окно4 пошло рябью, заполнившись несущимися строками. Непонятная мешанина из кодов.
Город за окном заревел сиреной где-то неподалеку. Звук потерянного зверя. Сейчас к трупу Вира Тау прибудет полиция. Курьера убили чуть ли не на моих глазах, а я ничего не мог сказать по этому поводу. А ведь копы скоро придут, без этого уж никак.
В дверь кто-то постучал. Нерешительно, испуганно. Полицейские стучат не так.
– Да-да, войдите, – разрешил я и нажал на кнопку открывания двери. Сколько раз я потом корил себя за такое необдуманное действие. Нет чтобы спросить, кто там и для чего.
В двери появилась совсем молодая субтильная девчонка с наглым взглядом и зачем-то примотанной к телу левой рукой. Судя по глазам, девушка убеждённо и давно ненавидела всё человечество.
– Ты Алекс Крейтон?
Она была в сером худи, коротких шортах и с рюкзачком за спиной. Одну её ногу покрывали татуировки, изображающие структуру киберпротеза. Девушка могла бы показаться красивой, если бы не это. Ну что ж. Где-то её можно понять.
– Это ты Вира убил?
– Что? – возмутился я. – Причём тут я? Ты кто такая вообще?!
– Если ты – сама тебя разорву. Руками.
– Угомонись! Он оказался под садящимся флаером. Я даже с кресла не вставал.
– Что он тебе говорил?
– Первый раз тебя вижу. Не знаю, кто ты и не обязан отчитываться.
– Ублюдок! – выпалила девица и стремительно ушла.
Что это было вообще?
– Добро пожаловать в новую игру, Алекс, – пробормотал я себе под нос, когда дверь за девушкой закрылась. – Дождался, наконец. Ставки взлетели до крыш этих чёртовых небоскрёбов. А может, и не взлетели, а, наоборот, просели – чёрт их разберёт.
Зато сотню кредитов курьеру не надо платить. И знаете что? К этому дерьмовому кофе я уж точно не вернусь. Пора заварить что-то получше. Настоящего – из моей коллекции. Урожая позапрошлого года с западного склона Южных гор. Если, конечно, он ещё остался. В этом Городе настоящее – самая редкое и опасное удовольствие.
Я покопался в холодильнике скрытом за панелью стены. Пальцы нащупали прохладный алюминий банки. Вот он – рай в жестяной тюрьме. Пока вода в электрочайнике (легальном, купленном у старика Чена по случаю) с шипением закипала, я высыпал тёмно-коричневые зёрна в ручную мельницу. Скрип, треск – ритуал важнее результата. Вручную молоть – самый кайф. Аромат ударил в нос: земля, дым, что-то горькое и безнадежно далекое от синтетической пыли, которой мы тут временами дышим. Настоящий.
Мой взгляд упал на продлённую лицензию частного детектива на стене. Только вчера выдали этот глупый документ. Голограмма в рамочке, а к ней – карточка для таскания с собой. Лицензии категории «G» – частное сыскное дело. У старой моей лицензии срок годности давно истёк. Пока ждал новую, крутился как мог: искал потерянные нейроинтерфейсы для студенток из престижных районов, выслеживал сбежавших роботов-нянек для зажравшихся менеджеров среднего звена. Ловил должников и злостных неплательщиков. Искал потерянных кошек. Причём во всех случаях работал «диким образом». А потом – бац, и прилетел штраф за «нелицензированное оказание услуг». Выкатили сумму, от которой мой имплант чуть не завис. Но теперь я уже официально «Алекс Крейтон, частный детектив (ЧД)». Звучит по-идиотски.
Глоток жгучего кофе обжёг губы, но боль показалась даже приятной. Настоящей. Я согнулся перед терминалом. Чип по-прежнему торчал из слота, как осколок ночи. Экран лихорадочно мигал строками кода – каша из символов, мёртвых языков программирования и бинарного мусора. «Тень Архитектора». Вир Тау прошептал это как пароль. Кем он был? Получеловеком-полумашиной с дорогой кустарщиной на лице и высоким уровнем доступа. Бродяга, воняющий корпоративными секретами дороже моего годового дохода.
Мой «Окулус» пытался выделить знакомые паттерны в коде. Ничего. Только хаос. Обычный терминал не справлялся с этим чипом. Я полез в нижний ящик стола, мимо старой катушки с оптическим волокном и пары устаревших чипов, и вытащил коробочку, покрытую пылью и воспоминаниями. Декодер «Старая Крыса» со встроенным сканером. Самопал из древнего хлама собранный много лет назад гением-самоучкой с Пятого уровня, который потом сгорел от передоза стимуляторами.
«Крыса» умела разбирать корпоративный хлам, старые протоколы, всё то, что новое железо давно отправило на цифровое кладбище. По сути, «Старая Крыса» была древним чиненным и переделанным компьютером, доставшимся мне от предшественника. Временами она бывала незаменима. На «Крысу» не действовали все эти новомодные способы шпионажа и контроля, и у меня она хранилась вместе с прочим компьютерным хламом.
Внезапно заглянул новый начальник охраны здания. Спросил, доволен ли я обновлённой системой охраны, и есть ли претензии. Я ответил, что всё в норме и свернул разговор. Охранник ушёл. Наверное, он хотел чаевых или чего-то типа того. Обойдется. Я даже не знал, как его зовут. Поговаривали, что он бывший полицейский начальник, уставший от службы и избравший себе более спокойное занятие. Спокойное? У нас? Ну не знаю…
Когда за услужливым охранником дверь закрылась, и его шаги удалились, я подключил «Крысу» к терминалу через паутину переходников. Экран мигнул. Шифр замер, потом стал меняться. Медленнее. Примитивнее. Появились знакомые структуры, как морщины на лице старого друга. Это был какой-то древний формат данных. Что-то вроде капсулы времени эпохи до мегакорпов, когда Сеть была ещё относительно свободной, а не патрулируемым парком развлечений.
– Ну здравствуй, – пробормотал я, пригубив бурый напиток. Настоящий кофе и древний код – два редких удовольствия в один вечер.
На экране вырисовывался логотип. Не корпоративный монстр, а простая, почти детская пиктограмма: силуэт льва с человеческой головой. Ниже – несколько иероглифов, которые мой имплант с трудом перевёл: «Проект „Сфинкс”». И строка доступа, замерцавшая зелёным курсором:
«Уровень доступа: Гость
Логин: Тень Архитектора
Пароль: _ »
Я замер. «Тень Архитектора» – это не человек и не ключ. Это логин, к которому ещё и пароль нужен. Что ещё за «Сфинкс»?
Снизу донёсся знакомый скрежет и приглушённые ругательства. Если судить по голосу – там возился Борс Мацур: его протез явно за что-то зацепился. Потом послышался громкий хриплый окрик, разносящий кого-то за нерасторопность. Через некоторое время затопали тяжёлые шаги по коридору, что вел ко мне от лифтов. Знакомые шаги. Дружелюбные в своём роде.
Я быстренько выдернул чип и кинул его в ту же банку, где хранил кофе – ирония судьбы. «Крысу» и терминал заглушил. Когда дверь скрипнула, я уже подливал бурый напиток в свою кружку.
– Алекс? Ты ещё здесь? – Борс высунул в дверной проём седую голову с обветренной физиономией. Его оптические импланты (бюджетная модель, простые линзы) щёлкнули, фокусируясь на мне. – Опять твоё варево на весь этаж воняет. Балуешься настоящим кофе, мерзавец? Не поделишься?
У Борса, нашего участкового копа, имелся универсальный полицейский ключ, позволяющий без спроса открывать любые «офисы» типа моего.
– Да не вопрос. Заходи, старый ворчун, – кивнул я, доставая запасную кружку. – Поговорим? Только не о службе. Первый день с новой лицензией – выходной положен.
Борс тяжело опустился на стул, его железная рука с грохотом легла на столешницу.
– Да какая там служба… – он махнул живой рукой. – Внизу отбросы. Буквально. Полуразобранный труп без опознавателей. Какой-то Вир, что-то там. Морда разбита, ДНК-анализ ещё не готов. Искин5 молчит пока. Ни лица, ни чипа, только карточка. Пустота. Социального чипа нет, представляешь? Пахнет немалыми деньгами и большими вопросами. Не твоими ли, Крейтон? Судя по записям внешних камер, он к тебе приходил. Кажется, у тебя проблемы, парень…
Коп прищурился, но в его взгляде не было подозрения. Скорее, усталое любопытство коллеги по серой зоне выживания. Я взял дежурную кружку и плеснул туда кофе. Настоящего. Дорогого. Полицейский причмокнул и принял гостинец.
– Проблемы, Борс… – сказал я, глядя на тёмную жидкость, – только начинаются. И пахнут они старой Сетью и чем-то очень хорошо спрятанным. А этот парень внизу был простым курьером. Действительно ко мне приходил. Я его не звал, не ждал и ничего он мне не доставил. Поэтому я его и выставил.
– А зачем приходил-то?
– Спрашивал, найдётся ли у меня работёнка для него, – продолжал лгать я. – Не нашлась.
– Ничего больше не сказал?
– Почему не сказал? Сказал. Сказал, что я сука и ещё пожалею. Намекнул на старые связи, но без конкретики.
Борс натужно вздохнул и выпил кофе одним глотком. Старый прожжённый коп явно не поверил ни одному услышанному слову.
– Ну, как знаешь, парень. Пусть будет так. Вообще, с лицензией тебе проще теперь. Можешь легально копаться в старых шкафах. Скрывать информацию о клиентах тоже можешь, пока официального ордера не предъявят. Но… – он поставил опустевшую кружку на стол, – но смотри у меня, Алекс. Про «Сфинкс» слыхал? Хоть краем уха, но должен. Не копай глубоко, а то он тебя съест. Опасное это дело.
– Ой, я даже и не знаю, что там за дело.
– А Тейс зачем приходила?
– Кто?..
– Девушка с примотанной к телу рукой. Неужели не знаешь?
– А, эта!.. Она не представилась. Влетела, нахамила, и убежала. А что, я должен её знать? Первый раз сегодня увидел. Кто такая?
– Похоже на неё, – себе под нос задумчиво пробормотал Борс, проигнорировав мои вопросы. – Значит, уже выведала у тебя всё что хотела.
Потом седой коп немного помолчал, посмотрел прямо мне в глаза и уже обычным громким голосом произнёс:
– Мой тебе совет: не связывайся ты с этими «Глюками». Себе дороже. Наплачешься потом.
Он поднялся, его протез шаркнул по столу.
– Ладно, пора мне. Пойду отбросы вывозить. А тебе, парень, – он ткнул пальцем в мою кружку, – счастливо наслаждаться настоящим, пока можешь. В этом Городе настоящее имеет привычку заканчиваться. Причём быстро и резко. Так что аккуратнее будь.
Борс ушёл, оставив после себя запах дешёвого антисептика и тяжёлый осадок от предупреждения. Я смотрел на банку с кофе. И на чип, лежавший на дне, среди последних зерен.
Тейс, значит. Ну-ну. Интересно, что им всем от меня надо? И причём тут этот чип в кофейной банке? Борс советовал не связываться. Он, конечно, мужик опытный и тёртый, но вот хрен тебе. Надо разобраться. Ведь если я всё это не выясню, то по ночам плохо спать начну. Думать всё время буду, как там и что. Разные предположения строить. Судя по всему, занятная игра началась. Ставки?.. Чёрт их знает какие. Но играть буду по своим правилам. Уже с лицензией в кармане. Первый ход – найти, где эта чёртова дверь, к которой подходит ключ Вира Тау.
Я допил кофе. Последняя роскошь на сегодня перед погружением в нутро проклятого и в то же время прекрасного Города. Надо начинать рыть и почаще оживлять «Старую Крысу».
Глава 2. Гретта
Гретта – не человек. Вернее, когда-то давно она была человеком, но ещё задолго до моего появления в этом мире утратила человеческое тело. После перенесения её сознания в информационные сети, что-то пошло не так, и Гретта стала такой, какой стала. Она – электронный разум особого стиля. Она не использовала автономный модуль для прогулок по Городу. Она не разговаривала с тем, кто ей не симпатичен. Она не жила в официальной Сети, а обитала в паутине старых, полузаброшенных серверов, разбросанных по нижним уровням. Она любила слухи. Она питалась сплетнями. Она была хранителем архива неофициальной городской памяти, записанной в битах и ошибках передачи данных. Она – осколок «Зеркала»6, если вы помните, что это такое. Через «Старую Крысу» к Гретте не подобраться, доступ к ней – через древние терминалы в специфических местах. Как через замочную скважину в цифровой потусторонний мир. И она любила… кофе. Настоящий, но разный и всегда новый. Не данные о кофе, а сам аромат, вкус, ощущение – то, что она может только симулировать, но никогда не испытать. Никогда бы не поверил, если бы сам не знал. Я оказался из тех немногих, кто иногда приносил ей образцы. Дружба странная, но работающая.
Только вот Гретта обитала на Третьем уровне и ниже.
Третий уровень – нижний Город. «Ржавый пояс». Утро на этом уровне – понятие растяжимое. Солнца тут не видно уже лет сто, если верить городским мифам. Свет – это мерцание неона снизу, тусклое свечение дешёвых биолюминистентных панелей в окнах и вечный серый полумрак, пропитанный запахом машинного масла, жареного тофу из ларька на углу, и вездесущей пыли. Пыль из Пустыни – истинная хозяйка Города на этом уровне. Она въедается в одежду, скрипит на зубах, забивает вентиляторы имплантов. Проникает в здания.
Первым делом – кофе. Последняя щепотка с Южных гор ушла на меня и Борса. Пришлось открыть запасы «подарка старого друга». Терпкого, горьковатого, с нотками гари, но всё ещё на световые годы лучше синтетической бурды. Пока кипятил воду в том же легальном, но вечно подкашливающем чайнике, достал банку. Почти пустая. На дне – только несколько кофейных зёрен и матово-чёрный чип. Холодный. Немой. Как глаз дохлой рыбы.
«Старая Крыса» ждала в ящике стола, опутанная проводами, похожая на кибернетического ежа после удара током. Я вставил чип в специальный адаптер (самопал, спаянный в гараже того же гения с Пятого уровня) и воткнул в «Крысу». Мерцающий экран древнего девайса ожил, засыпая меня строчками примитивного, но знакомого кода. «Крыса» копала. Медленно и упорно, как и её тезка в вентиляции. Она не понимала современные протоколы шифрования, зато отлично разбиралась в фундаменте – в том хламе, где вырос этот проклятый Город.
Пока декодер ворчал и перемалывал данные, я развернул новенькую лицензию. Пластиковая карточка. Настоящая, слегка шершавая на ощупь, с голограммой Лицензионной палаты. Моя фотография: усталое лицо, шрам под левым глазом – напоминание о «диких» временах. Крупная надпись: «Алекс Дж. Крейтон. ЧД». Официально. И логотип – глаз в треугольнике. Теперь я мог легально лазить в чужие цифровые помойки, опрашивать свидетелей и даже официально выставлять счета. Правда, в данную минуту единственный потенциальный клиент – неизвестный без имени. Ноунейм. И счёт скорее всего мне за него выставит кто-то другой. А ещё – какой-то призрачный «Сфинкс» и непонятная «Тень Архитектора», которая вообще не поймёшь что такое.
Я включил повторный прииск по новому протоколу. Глубокое и дотошное сканирование.
«Крыса» пискнула. Строки на экране остановились. Вместо них появилась схема. Древняя векторная, похожая на чертеж какого-то доисторического механизма. Узлы, соединенные линиями, некоторые подписаны: «Хаб-12»,
«Резервный канал „Омега“, Хранилище „Гамма“».
В центре – та же пиктограмма: силуэт льва с человеческой головой. И мигающий курсор рядом с надписью:
«Хаб-12. Точка входа: Сектор 7
Узел: Заброшенный Шлюз
Сектор № 7. Третий уровень. Заброшенный Шлюз».
Это не верхние этажи сияющих корпоративных небоскрёбов. И не средние, где копошился офисный планктон. Это вниз. Глубже. Туда, где городская инфраструктура срасталась со старыми, заброшенными туннелями метро, дренажными коллекторами и руинами – с тем, что было до мегакорпов. Сектор № 7 – это позвоночник Города, проржавевший и забытый шлюз, который так и называется – Заброшенный Шлюз.
Что-то я уже слышал про этот Хаб-12. Каждый раз нечто отрывочное, и всякий раз не доставало времени и желания понять, что же это, чёрт возьми, такое?
Надо идти. Но идти с лицензией в кармане и бластером наготове – одно. А вот лезть в старые туннели без понимания, что там – совсем другое. Нужен гид. Или хотя бы советчик. Кто-то, кто знает нижние уровни лучше собственных мыслей. Кто-то, кому можно доверять настолько, насколько вообще можно доверять кому-либо.
Мысль обратиться к Гретте пришла сама собой, как запах горелого масла из «Синт-Бургерс». Гретта. Придётся навестить и расспросить старушку Гретту.
Я достал из коллекции очередной пакетик для подарка. Последний из той серии. Не Южные горы, конечно, но что-то оригинальное, с характером. Настоящий кофе, чтобы Гретта завелась. Засунул во внутренний карман рядом с чипом. Двойной груз. Чёрт! «Старую Крысу» отключил, задвинул обратно в стол.
Перед выходом подошёл к окну и бросил взгляд переулок. Борс, как и обещал, убрал «отбросы». Осталось лишь тёмное, слегка липкое пятно, которое потихоньку смывал дождь. Вир Тау канул в небытиё городской утилизации. Никто о нём не спрашивал. Никто не пришёл. Пока что. Дождь почти окончательно смыл последние следы Вира Тау. Город поглощал всё быстро, причём сам. Роботы-уборщики сюда заходили редко.
– Ладно, Крейтон, – пробормотал я, сплевывая пыль, опять осевшую на губах. – Первый официальный выезд по делу. Клиент – неизвестно кто. Оплата – знание, которое может убить, а может и принести много денег. Никогда не знаешь, как карта ляжет. Стандартный будний день.
Надел плащ. Запер дверь и поправил новенькую почти блестящую табличку на двери:
Алекс Дж. Крейтон
Лицензированный частный детектив.
Особый консультант. Розыск. Расследования. Конфиденциальность
Конфиденциальность – да, именно. Хорошее слово «конфиденциальность», особенно если в кармане плаща лежит, оставшийся от прошлого, кусок чёрного обсидиана, который может открыть дверь прямиком в ад. Не помогает, зато успокаивает. Табличка на двери – как амулет от крупных неприятностей. Мелкие проблемы, точно пыль из Пустыни, они всё равно просачивались.
Я ушёл, оставив сомнения в конторе. Впереди был лифт и спуск вниз. Потом – выход на улицу. Туда, где свет неона гас, и оставался только скрежет старого металла, шёпот забытых проводов и ожидание, что Гретта будет в настроении поболтать за пакетик элитного кофе. А ещё сохранялась надежда, что Заброшенный Шлюз не окажется чьей-то хорошо охраняемой ловушкой. Но с лицензией-то теперь всё легально, правда? Хех.
Дорога к Гретте – это не прогулка по бульвару. Это спуск в кишки города. Лифты тут работали через раз, если вообще работали. Приходилось пользоваться лестницами экстренного доступа, вентиляционными шахтами с прохудившимися фильтрами и сервисными тоннелями, где кабели толщиной в руку гудели, как трансформаторы под напряжением. Дышалось тут не только пылью, но и вековой ржавчиной. Воздух менялся с каждым уровнем. Сверху – жареное масло и смог. Посередине – затхлость дешёвых электропанелей и озон. А здесь – сырость, плесень и машинное масло, просочившееся сквозь трещины в бетоне столетней давности. А ещё что-то металлическое. Старое и мёртвое. Пахло фундаментом, на котором держалась вся эта пирамида из света и стали.
Моя камера щёлкала, переключая режимы: тепловизор показывал холодные синие пятна застоявшейся воды в углах. Усиление света выхватывало из мрака оплывшие граффити на стенах: древние теги давно исчезнувших банд или предупреждения на мёртвых сленгах. Лицензия в кармане казалась куском бесполезного пластика. Здесь правила устанавливала сама обстановка. И её главные законы – не высовывайся, не светись, не шуми и выживешь… Возможно.
Ближайший терминал Гретты прятался в нише, заваленной обломками бетона и вырванными контактами. Не терминал даже. Просто старый интерфейсный блок от какого-то промышленного контроллера, куда кто-то прикрутил дешёвую клавиатуру и криво вмонтированный монитор с поцарапанным экраном. В углах экрана скопилась грязь. Но это был портал. Дверь к самой главной сплетнице нижнего мира.
Я достал пакетик с кофе. Подарок не бог весть какой, но пахло обещанием. Настоящим. Такого она ещё не пробовала. Прижал этот пакетик к старому сенсору, вделанному рядом с монитором. Сенсор лениво замигал жёлтым светом.
– Гретта! Проснись, красавица. Гость с подарком.
Монитор дёрнулся. На экране поплыли абстрактные узоры, похожие на капли масла в грязной луже. Потом они сложились в женское лицо, составленное из старых машинных символов визуального кода и цифрового шума.
«Запах… Анализ… Алкалоиды… Терпены… Сложные эфиры…» – строки бежали по краю экрана. Голос Гретты, когда тот наконец появился, прозвучал не из динамика, а прямо в моей аудиосистеме – тихий множественный, словно шёпот ветра:
– Алекс Крейтон… Лицензированный… Новый статус. Интересно. Кофе… Не оптимальный, но… Настоящий. Редкий. Канал открыт. Говори.
– Люблю твою прямоту, – усмехнулся я, убирая пакетик. – Ищу дверь. Старую. Очень старую. Заброшенный Шлюз. С логотипом Сфинкса. Где-то в седьмом секторе. Знакомо?
Лицо на экране исказилось, как от помех. Фрагменты логотипов поплыли быстрее.
– Шлюз… Шлюз… Данные фрагментированы… Сфинкс… Корпоративные чистки… Глубокое залегание…
Шёпот стал громче, с ноткой… чего-то… Осторожности? Страха?
– Доступ… Опасен. Глюки. Прикинулись продавцами Сфинкса. Активность. Нечеловеческая. Немашинная. Другое…
– Другое? Что другое, Гретта? Крысы размером с собаку? Думающая плесень?
Я пытался шутить, но от одной мысли меня передёрнуло. «Нечеловеческая. Немашинная». В этом городе «другое» редко бывало добрым.
– Плети… – прошелестел ответ. – Стальные плети. Самоорганизующийся псевдоорганизм. Роевой интеллект. Архив Сфинкса. Оборона… Мусорщики… Эволюция… Неизвестно. Избегают света. Любят металл. Реагируют на движение…
На экране мелькнуло схематичное изображение: нечто длинное, змеевидное, составленное из блестящих сегментов с роем мелких острых щупалец на одном конце. Выглядело так, будто кто-то скрестил цепную пилу с сороконожкой из подшипников. Некрасиво.
– Очаровательно, – пробормотал я. – А как миновать эти плети? И где сам шлюз?
Координаты всплыли на экране: схема тоннеля, помеченная крестиком. Неподалеку. Гретта добавила тепловую карту – холодное пятно там, где должен быть Шлюз, и несколько быстро движущихся тёплых точек поменьше. Плети рядом.
– Путь… Через старый дренажный коллектор. Вход завален. Но проходим. Свет… Минимум. Шум… Ноль. Удачи, детектив, – лицо стало распадаться на пиксели. – Кофе… Был… Приятен. Оплата… Принята. Данные о тебе… Интересны. Глюки… Приучи и договорись. Они смешные. Берегись Сфинкса, он ждёт. Он великий обманщик… Не… не превращайся в отбросы, Алекс Крейтон.
Экран погас. Шёпот смолк. Всё. До следующего раза, до следующего нового кофе. Разговор на сегодня окончен. Остался только гул систем охлаждения и звук откуда-то капающей воды. И координаты в памяти «Окулуса» вместе с предупреждением о «Стальных плетях». Чёрт знает, что это такое. А ещё чип в кармане вдруг показался тяжелее свинца.
«Не превращайся в отбросы, Алекс Крейтон», – спасибо, Гретта. Ободрила.
Путь через дренажный коллектор оказался адом.
Темнота почти абсолютная. «Окулус» переключился на усиление скудного света от моих же инструментов, рисуя мир в призрачных сине-зелёных тонах. Воздух густой влажный, со вкусом ржавчины и чего-то гнилостного. Под ногами хлюпало нечто, во что лучше не всматриваться. Приходилось пробираться между завалами обвалившихся труб и остовов древней техники, покрытых толстым слоем скользкой слизи. Каждый шаг отдавался эхом в сырой тишине.
«Шум… Ноль».
Помнил я и про тёплые точки на карте Гретты. Они где-то рядом. Двигались. Не спеша. Выискивая.
«Глюки. Приучи и договорись. Они смешные».
Наконец тоннель расширился. Впереди в зеленоватом сумраке завиднелась стена, не бетонная – металлическая. Огромная, покрытая слоем окалины и странными, словно прожилками, наростами ржавчины. Посредине – Шлюз: круглая, массивная дверь, похожая на крышку гигантского сейфа. На ней – рельефное полустёртое изображение: всё тот же стилизованный профиль зверя с человеческим лицом. Проект «Сфинкс». Я нашёл его, нашёл Заброшенный Шлюз.
Но радости не осталось. Потому что у подножия двери в луже ржавой воды лежало то самое – стальная плеть. Футов пять в длину, как на схеме Гретты. Сегментированное тело из тусклого металла; десятки мелких, острых, как бритва, щупалец, собранных в «голове». Оно не двигалось, казалось безжизненным. Но моя «Окулус» показывала слабое тепло в «туловище». Спящий режим? Притворство?!
Тут я увидел, как щупальца чуть шевельнулись, улавливая вибрации. Мои вибрации. От моего дыхания. От стука моего сердца, которое вдруг забилось громче.
«Свет… Минимум. Шум… Ноль. Удачи, детектив».
Я замер. Дверь была в двадцати шагах. И ключ к ней – тот самый чип, что лежал у меня в кармане. Но между мной и дверью оказалась стальная плеть. А где одна, там и другие. Тёплые точки на карте не исчезли.
«Берегись Сфинкса – он ждёт».
Что ещё мне хотела сказать старушка Гретта? Глюки смешные? Кажется, у неё уже развился цифровой маразм. А жаль.
Лицензия частного детектива в кармане не стреляла. Не отпугивала киберкрыс из кошмаров. Она была бесполезной картиночкой в этом царстве ржавчины и тлена.
«Добро пожаловать в настоящую игру, Крейтон», – подумал я, и медленно, со скрипом вынул из ножен на поясе не электрошокер и не бластер «Бульдог», а старую добрую монтировку с изношенной резиновой рукояткой.
«Ставки сделаны, Крейтон: твоя задница против неизвестности. Ход за тобой».
Плеть у двери шевельнулась, и щупальца развернулись в мою сторону. Гигантская стальная многоножка с зубастой пастью. В чью больную голову пришла идея сотворить такого робота? В темноте за спиной послышался лёгкий металлический скрежет. Не один – несколько.
Глава 3. Металлический скрежет
Металлический скрежет за спиной нарастал. Не один… Три? Четыре? Тепловизор «Окулуса» засекал размытые оранжевые пятна, ползущие по стенам и потолку коллектора, сливающиеся с тенями. Стальные плети. Роевой интеллект. Любят движение. Любят металл. А я был полной корзиной для пикника – движущийся, дышащий с кучей железа на себе и в себе.
Та, что лежала у Шлюза, приподняла «голову». Щупальца-лезвия замерли, направившись точно на меня. Сенсоры. Они чувствовали. Не глазами, а чем? Вибрацией? Звуком? Теплом? Магнитным полем моих имплантов? Хрен его знает. Знать надо только одно: следующий шаг – и ужин подан.
«Шум… Ноль».
Гретта не шутила. Она вообще редко так поступала.
Я замер. Совсем. Даже дыхание замедлил насколько позволяли лёгкие, наполненные спёртым ржавым воздухом. Рука с монтировкой онемела от напряжения. Думай, Крейтон. Думай быстро. Лицензия не стреляет, цинизм не режет металл.
Мой взгляд остановился на двери Шлюза. Массивная старая стальная плита. На ней – барельеф сфинкса. И рядом с ним кнопочная антивандальная панель. Не сенсорная, не голографическая. Доисторическая. Крошечный, мутный экранчик и слот для физического ключа. Как раз под размер чёрного чипа, который жёг карман. Ключ. Вир Тау тогда прошептал: «Это ключ». Не метафорический, буквальный. Физический ключ от двери, которую охраняют кибернетические монстры из ночных кошмаров.
Плети сзади приближались. Скребущий звук их движения по металлическим балкам заглушал стук сердца в ушах. Та, что у двери, слегка приподнялась на сегментированном теле. Готовилась к прыжку?.. К атаке?.. Щупальца вибрировали.
Риск. Больше риска, чем тогда, когда я влезал в корпоративный дата-центр без страховки. Но альтернатива – стать фаршем для самоорганизующихся цепных пил.
Медленно. Очень медленно. Не дыша. Я опустил монтировку, стараясь не задеть что-нибудь. Левой рукой плавно, как стекающее масло, полез во внутренний карман плаща. Пальцы нащупали шероховатый прямоугольник чипа. Вытащил. Плети замерли. Все. И та, что у двери, и те, что ползли сзади. Их сенсоры, если это были они, сфокусировались на чипе. Или на моём движении? Чёрт знает, но пауза была.
Я сделал шаг к двери. Чип в вытянутой руке, направленный к слоту панели. Ещё шаг. Плети не двигались. Только щупальца слегка покачивались, словно пробуя воздух на вкус. Шесть футов до панели… Один. Сзади послышалось резкое цоканье. Как удар сталью о сталь. Предупреждение? Нетерпение?
Я вонзил чип в слот. До упора. Произошло несколько вещей одновременно: слот принял чип с тихим «чш-шик». Крошечный экранчик на панели вспыхнул тусклым жёлтым светом. Появились строки:
«Ключ доступа: Проверен
Пользователь: Гость».
Стальные плети взвыли. Вибрация пронизывала кости, как ультразвук. Та, что у двери, метнулась вперёд – не на меня, а на саму дверь. Её щупальца ударили по металлу вокруг панели, высекая снопы искр. Плети сзади рванули ко мне.
Массивный Шлюз содрогнулся. Раздался скрежет годами не двигавшихся механизмов. Послышалось шипение. Посередине круглой двери появилась тёмная щель. Она расширялась – очень медленно.
Кровь ударила в виски, пока плети неслись на меня со скоростью разъярённой цепной пилы.
«Беги!» – кричал инстинкт. «Стой!» – орал разум. За дверью – неизвестность. Но зато не Плети, а здесь – гарантированный фарш.
Монтировка бесполезна против этого роя. Осталось только одно: скорость и надежда, что дверь достаточно тяжёлая, чтобы раздавить первую плеть, если та попробует пролезть следом.
Щель стала уже больше фута. Я изо всех сил рванул внутрь в растущую щель и втиснулся боком. Ощутил холодный, не пахнущий плесенью, а стерильно-металлический воздух изнутри. Оглянулся. Первая плеть, та, что была у входа, уже оказалась в дюйме от моей ноги. Щупальца схватились за край двери, пытаясь замедлить её движение или протащиться внутрь. Другие плети тащились следом, царапая металл.
Плащ зацепился за край двери. Рывок – с противным звуком ткань разодралась. Кубарем я съехал по какому-то короткому скату, ударился спиной о твёрдый пол и откатился в сторону.
Снаружи раздал оглушительный «гры-ых» и визг металла. Дверь Шлюза со скрежетом закрылась и зажала первую плеть. Тело монстра содрогнулось, брызнув тёмной жидкостью на внутреннюю сторону двери. Другие плети яростно бились снаружи о массивный металл, их визгливый ультразвук отдавался в замкнутом пространстве. Но дверь сдерживала натиск. Старая, тяжёлая, неумолимая.
Я лежал на спине и задыхался. Сердце колотилось с силой молота. В ушах звенело от дикого воя. Света не было. Только тусклое зелёное сияние «Окулуса», выхватывающее из мрака низкий металлический потолок и стены, покрытые толстым слоем пыли. Воздух был сухим холодным и каким-то мёртвым. Ни паутины ни других следов жизни или времени. Не было даже пыли.
Потом медленно и лениво стали зажигаться огоньки. Неяркие. Маленькие, тусклые светодиоды, вмонтированные в потолок и стены на равном расстоянии. Они протянулись вдаль, освещая длинный, абсолютно прямой коридор. Чистый. Стерильный. Как на заброшенной станции. Ни граффити, ни мусора, ни ржавчины. Только этот безжизненный, искусственный свет.
Я поднялся, поправил плащ. Теперь он ещё и порван. Бесполезная монтировка валялась рядом. Поднял. Оружие против кого? Против пустоты?
Вдалеке в конце коридора светился ещё один терминал. Экран побольше, но похож на тот, что снаружи у Шлюза.
Я прошёл вперед. Шаги гулко отдавались в гробовой тишине. «Окулус» сканировала:
«Температура +5°C. Влажность 10%. Качество воздуха: Непригоден для долгого дыхания без дополнительного кислорода. Состав: азот – 84%, кислород – 15%, аргон – 0,9%, углекислый газ – 0,1%, следовые количества других инертных газов. Консервация».
Когда я приблизился к экрану, он вспыхнул тем же тусклым жёлтым светом, показав другую надпись:
«Добро пожаловать в архив „Сфинкс“
Пользователь: Гость. Временный доступ
Введите запрос: _»
Ни клавиатуры. Ни сенсора. Только экран и строка для ввода, мигающая курсором.
Запрос? Ввести? А как? Вир Тау шептал о «Тени Архитектора». Гретта говорила про что-то другое. Борс тоже о чём-то предупреждал.
Я поднёс руку к экрану. Не знаю почему. Интуиция? Отчаяние? Пальцы дрожали. «Окулус» фиксировала каждую пылинку в воздухе.
Может здесь голосовой ввод?
– Архитектор… Где ты? – сам не зная почему выговорил я. Хриплый голос чужим эхом разнёсся по коридору.
Курсор на экране дёрнулся. Символы стали появляться сами собой, как будто их печатал невидимый палец:
«Запрос принят
Пользователь запросил локацию Архитектора
Ответ: Архитектор всегда здесь
Подтвердите личность для получения полного доступа».
Экран погас на секунду. Потом зажёгся снова, но теперь на нём была не строка ввода, а… сканирующая сетка. Зелёная. Она медленно двигалась по экрану, как глаз:
«Сканирование биометрики…»
Сетка остановилась. Замерла на моём отражении в тёмном стекле. Шрам над бровью. Усталое лицо Алекса Крейтона, частного детектива. Моё лицо.
«…Обработка…
Ошибка. Биометрические данные не соответствуют зарегистрированным шаблонам
Обнаружена аномалия: кибернетический имплант несанкционированной
модификации
Доступ ограничен
Активирован протокол опознания…»
По коридору эхом раздался мягкий механический щелчок. Из щелей в стенах и потолке, прямо передо мной и позади, выдвинулись тонкие, как иглы, стволы. Не пушки. Скорее – инжекторы. Сканеры? Непонятно. Но все они были направлены на меня.
«…Подтвердите личность
Предоставьте образец ДНК или покиньте рабочую зону».
Холодный пот выступил на лбу. Образец ДНК? Эти штуки выглядели так, будто собирались взять его принудительно. И пинком в спину не выгонишь – дверь Шлюза снаружи охраняли те самые плети.
Я взглянул на свои потёртые перчатки. На шрам на руке и монтировку.
«Ну что ж, Крейтон, – подумал я, медленно снимая левую перчатку. – Лицензия тебя не спасёт. Кофе кончился. А „настоящее“ в этом городе, как оказалось, включает и твою ДНК в базе данных древнего, параноидального искусственного интеллекта. Добро пожаловать в „Сфинкс“, кем бы он не был. Туда, где ставки уже не выше крыш небоскребов. Ставки – твоя сущность. И ход снова за тобой».
Пришлось протянуть руку к тонким, блестящим иглам. Отдельные пылинки, слетевшие с моего плаща, мерцали в тусклом свете светодиодов, как звёзды в ночном небе. Где-то там, наверху, Город шумел и жил обычной жизнью. А здесь, внизу, в гробнице старой эпохи, начиналась совсем другая игра. И первой фишкой в ней должна была стать моя кровь.
Холодный блестящий металл игл. И каждое остриё направлено на меня. Тонкие и смертоносные? Или просто любопытные? Система требовала ДНК. Образец. Плату за вход куда-то. В архив? К Архитектору, который «всегда здесь». Где-то в этой замороженной пустоте.
«Предоставьте образец ДНК. Или покиньте рабочую зону…» – надпись всё ещё светилась на экране.
Это шутка? Покинуть? Через дверь, за которой визжали стальные плети, мечтая превратить меня в фарш? Или через эти иглы, которые могли высосать не только каплю крови, но и душу, если верить городским страшилкам о древних системах? Выбор, как между синт-бургером и резиновым кофе – никакой.
Я посмотрел на свою голую ладонь. Шрамы. Порезы от работы с «диким» железом. Линии жизни, смерти и прочего дерьма. Всего того, что Город нарисовал на моей коже. Ну что ж. Хочешь меня узнать? Узнавай. Только потом не жалуйся.
– Ладно, железяка, – прохрипел я. Голос гулко раздался в мёртвом воздухе. – Чёрт с тобой – жри. Но только образец. Целиком я тебе не нужен.
Медленно, чтобы не спровоцировать эти хреновины, я поднёс ладонь к центральному инжектору. Он был чуть толще других с крошечным тёмным отверстием на кончике иглы. «Окулус» увеличила картинку – внутри что-то блестело. Очень острое.
Прикосновение оказалось холодным. Игла коснулась кожи у основания большого пальца – места, где капилляры близко. Чёткий резкий укол. Быстро. Профессионально. Почти безболезненно. Хуже было ощущение вытягивания. Не крови – чего-то глубже. Крошечного кусочка ткани. Система втянула каплю как вакуумный насос.
Я отдёрнул руку. На коже осталась микроскопическая точка, чуть темнее окружающей кожи. Ни крови, ни боли. Только холод и ощущение нарушения. Как будто часть кода моей сущности скопировали без спроса.
Иглы мгновенно втянулись обратно в стены и потолок. Бесшумно. Экран снова засветился жёлтым:
«Образец ДНК получен
Анализ…
Сопоставление с базами данных „Сфинкс“…»
Надпись зависла. Мигающий курсор. Тишина и дыхание в противогазном фильтре «Окулуса» казались оглушительными. Городская пыль с моего плаща медленно оседала на пол. Я ждал. Чего? Очередной «ошибки»? Луча, что испарит меня на фиг? Приглашения на чай с Архитектором?
«…Обнаружена частичная корреляция
Профиль: #null-7beta
Статус: неактивен/заархивирован
Связь с актуальными пользователями: Отсутствует
Аномалия: Присутствие кибернетических модификаций. Несистемных
Доступ: Ограниченный уровень 0-guest+
Активирована персонализированная карта архива».
Что за бред?
Экран погас. На смену ему, прямо в воздухе передо мной, вспыхнула голограмма. Полупрозрачная мерцающая, но чёткая. Схема. Не тоннеля – целого уровня. Лабиринт коридоров, помеченных номерами и странными кодами: «Сектор хроники», «Узел генетических шаблонов», «Камера активного хранения», «Зал Архитектора (ограниченный доступ)».
В центре схемы – точка с надписью «Вы здесь». И тонкая пунктирная линия, ведущая не к Залу Архитектора – куда-то в сторону. К помещению с меткой: «Хранилище персоналий. Подсектор: #Null».
#Null-7beta. Мой новый позывной? Звучало как модель списанного пылесоса. Но «частичная корреляция»? С чем? С кем? И что это за «архивированный» профиль?
– Эй, Архив! – позвал я, чувствуя себя идиотом, разговаривающим со стенами. – Что значит #null-7beta? И кто такой Архитектор? Где он?
Голограмма слегка дрогнула. В углу схемы появился маленький текстовый блок:
«Запрос на получение определения „Архитектор“…
Сущность. Создатель. Движущий принцип системы. Нефизический. Нелокальный
Запрос на получение данных по профилю #null-7beta…
Доступ ограничен. Данные хранятся в „Хранилище персоналий“
Рекомендуемый маршрут доставлен. Следуйте по карте».
Архитектор – не человек. И не искусственный интеллект в привычном смысле. Сущность. Движущий принцип. Звучало как описание бога для компьютеров. Или проклятия. А мой «профиль», моя ДНК, связанная с этим местом, лежала в каком-то «Хранилище персоналий». Заманчиво. Как ловушка с сыром для крыс.
Я посмотрел на пунктирную линию на карте. Она вела в боковой коридор, отмеченный как «Сектор технического обеспечения». Не к центру тайны. К её обломку. К моему обломку?
Шаг. Ещё шаг. Пыль взвивалась клубами под сапогами. Голограмма плыла передо мной, освещая путь. Одинаковые коридоры: бесконечные, прямые, освещенные тусклыми светодиодами, запертые в вечной стерильной тишине. Ни дверей. Ни окон. Только стены, потолок, пол и пыль. Пыль веков. Пыль тайны.
Я шёл минут десять. Карта показывала приближение к цели. И вот, в стене слева, наконец-то появилось нечто: не дверь, а ниша. Глубокая. В ней стоял терминал. Еще один. Древний, блочный, с выпуклым экраном, как у старых ламповых телевизоров, и ручной клавиатурой с пожелтевшими от старости клавишами. Над ним – надпись, выгравированная прямо на металле стены:
«Хранилище персоналий. Подсектор: #Null».
И клавиатура и экран оказались чистыми. Никакой пыли. Экран быд тёмным.
Как только я приблизился, голограмма карты исчезла. В нише запахло озоном и статикой. Старым железом, которое вот-вот оживёт. Или сдохнет окончательно.
– #Null-7beta, – сказал я тихо, нажимая на большую, потрескавшуюся клавишу «ВКЛ» на терминале.
Экран моргнул. Засветился тусклым, зеленоватым светом. Символы поплыли, как в древних текстовых редакторах:
«Добро пожаловать в подсектор: #Null
Пользователь опознан: #null-7beta. Статус: архивирован
Загрузка персонального файла…
Ошибка чтения сектора. Файл повреждён…
Восстановление данных… 5%… 12%…»
Сердце забилось чаще. Файл повреждён? Какого чёрта! Что там могло быть? Дата рождения? Любимый цвет? Или… что-то важное? То, что связывало мою ДНК с этим проклятым местом?
Экран снова дёрнулся. Зелёные символы поплыли хаотично, потом сложились в нечто, но не в текст. Изображение. Нечто чёрно-белое, зернистое, как очень старая фотография. На нём – ребенок. Мальчик лет семи. Сидит на фоне чего-то белого, стерильного. Лицо… Моё детское лицо. Без шрама, без усталости, без имплантов. Глаза широко открыты. Не от страха. От… пустоты? В руках мальчика – не игрушка. Какой-то сложный, блестящий конструктор из стержней и шариков. Рядом с ним – человек в белом халате. Лица не видно, только рука на плече ребёнка. Холодная, механическая рука? Или просто тень?..
Изображение держалось лишь секунду. Потом экран захлестнули волны помех. Появилась надпись:
«…Восстановление 43%
Обнаружен контрольный суммарный сигнатурный тег
Тег: #омега-черновик
Ошибка доступа
Доступ к дальнейшим данным заблокирован
Активирован протокол завершения сеанса».
Экран погас. Окончательно. Терминал издал тихий шипящий звук и смолк. В нише опять воцарилась тишина – нарушали её только моё дыхание и громкий стук сердца. Слишком громкий.
Черновик?.. «Омега»? Что за чушь? Этот ребёнок на фото – я?! А человек с холодной рукой?! Кто он? Архитектор? Его слуга?..
Вопросов стало больше. В сто раз больше. Но один ответ я получил: тот мальчик – это я. Я знал. Не по лицу. По ощущению. По холодному уколу воспоминания из глубины памяти, куда даже «Окулус» не смогла бы заглянуть. Я был в «Сфинксе» – много лет назад. До улиц. До пыли. До плаща и лицензии. До кофе. До Города.
А мой файл был кем-то заблокирован. Или чем-то. С меткой «Омега-черновик». Звучало, как приговор или название оружия.
Я отступил от терминала. Пыль осела на экран, скрывая последние следы изображения. В коридоре было так же тихо, так же мертво, но теперь тишина звенела по- другому. Она была наполнена эхом моего собственного забытого прошлого.
– Ладно, Архитектор, – прошептал я, глядя в тусклую даль коридора, где должна была быть его «Сущность». – Ты выиграл первый раунд. Ты показал мне кошмар из детства. Но игра не окончена. Ты хочешь знать, кто я? Я тоже хочу знать. И я докопаюсь. До самой сути. Даже если мне придётся разобрать по винтикам этот твой проклятый архив.
Я отвернулся от ниши с моим запертым прошлым. Карта-голограмма снова всплыла передо мной, пунктирная линия теперь вела обратно к разветвлению. Но одна метка горела ярче других:
«Зал Архитектора. Ограниченный доступ».
Ограниченный? После того, что я уже увидел? После капли крови и детского фото?
«Попробуй останови меня, – подумал я, направляясь по коридору, оставляя за спиной пыль и призрак мальчика с пустыми глазами. – Я Алекс Крейтон. Частный детектив. И моё новое дело – я сам. Приехали. Этот клиент, чёрт возьми, самый сложный из всех».
Наконец, кое-как, другим путем, который мне всё-таки напоследок показала система, я вернулся в свой офис. Принял все необходимые меры. Обработал царапины и задумался. Куда я опять лезу? А главное – зачем? Для чего мне это? Денег не принесёт, скорее всего. Неприятности обеспечены. Так зачем? А потом меня надолго отвлекли…
От невесёлых дум отвлёк вызов моей дочери Лиз. Правда, она всегда и везде требовала, чтобы её называли по никнейму – Чип. Только вот я так и не перестроился. Для меня она осталась Лиз. Я открыл связь, и перед глазами возникло её голографическое изображение.
– Привет, пап! Можешь сейчас говорить?
– Могу, Чип. Привет! Что-то случилось?
Дело в том, что Лиз обращалась ко мне редко и только в действительно серьёзных случаях. Я всегда дёргался, когда это происходило.
– У тебя усталый вид. И какой-то пожамканный.
– Немного переработал сегодня, отдыхаю вот.
– У меня вопрос, пап. Контрабанда биоимплантов через доки. Третья пристань. Ловко – замаскировали под партию замороженных кальмаров. Идиоты.
– Так в чём вопрос?
– Виновных можно отдать в руки полиции?
– Никто бы не поверил, Чип. Мы с тобой уже говорили. Отдай протокол мне. Не лезь в это дело.
– Почему? Я почти всё раскрутила. Смотри: они использовали старые вентиляционные шахты докового модуля «С», там до сих пор не починили систему слежения после прошлогодних беспорядков. Очевидно же.
– Очевидно для тебя. Для того, кто просидел три недели в наблюдении за этими шахтами и чуть не подхватил легочную гниль. Это не та головоломка, которую можно собирать перед сном. Это грязь, опасность и куча бумажной волокиты. В моё время…
– Ты говоришь, как настоящий старый коп. «В моё время…» В твоё время не было нейроинтерфейсов, которые позволяют просеять данные в десять раз быстрее. Я могу помочь.
– Помочь? Я видел, как ты «помогаешь». Взлом городской камеры наблюдения на Уэст-Сайд, чтобы отследить уличные гонки? Это не помощь, Чип. Это хулиганство.
– А ещё я нашла того вора, который обчистил лавку старины Эдди. Ты его искал сколько? Две недели? Твои методы устарели, пап. Мир изменился.
– Мир не меняется. Меняются вывески. Всё та же грязь под ногами, те же преступления. Просто у людей теперь больше возможностей творить дичь. И я не хочу, чтобы ты лезла в эту грязь.
– Ну, пап, ты же сам научил меня всему этому. Как находить слабые места. Как видеть ложь. Как быть детективом.
– Я учил тебя оставаться живой.
– Чтобы не стать как мама?
– Чтобы ты могла защитить себя в этом проклятом городе. А не чтобы ты бежала на передовую. Это работа для…
– Для кого, пап? Для таких, как ты? Уставших, избитых жизнью, с устаревшими имплантами, которые корпорация отказывается менять по страховке? Они тебя сожгут и выбросят, пап. Как и всех. А я… я могу быть быстрее. Умнее. Я не хочу сидеть в какой-нибудь конторе и сертифицировать рекламу для синт-бекона. Это не жизнь. Это существование. Ты боролся за правду. И я хочу бороться.
– Я боролся, чтобы у тебя был выбор. Чтобы ты могла избрать что-то светлое.
– Здесь нет ничего светлого, пап. Я не выбирала этот мир. Но я выбираю, как в нём жить. И мой выбор – это пытаться его починить, а не прятаться. Я уже подала заявку в Академию. Прошла первый отбор.
Так вот главная причина обращения ко мне. Никакие не кальмары, она просто хотела предупредить меня о своём поступлении в Академию общей защиты.
– Мама знает?
– Ты же понимаешь, что мама знает всё.
– Я могу тебя остановить. У меня есть связи.
– Но ты не сделаешь этого. Потому что ты другому меня учил.
Я посмотрел на свои руки, на шрамы от старых ранений, на потёртую рукоять «Бульдога». Потом снова поднял взгляд на дочь. Оглядел её стрижку, которую ненавидел. Вспомнил все её усиления, которые меня пугали, и её глаза точь-в-точь как у матери. Такие же бесстрашные.
– Ладно, Чип. Но правило первое и единственное на сегодня.
– Какое? – Она наклонила голову и едва улыбнусь.
– Допивай свой кофе пока он горячий. А завтра… Завтра вместе разберёмся с этими твоими кальмарами.
– Договорились, пап.
Только вот нашим планам не суждено было сбыться. Их порушила комиссия.
Глава 4. Комиссия
Комиссия по проверке работы одного из производственных комплексов мегакорпорации «Омникорп» внезапно затребовала меня в состав. Неожиданно. Без всякого повода. С чего бы? Что за комиссия? Поступил приказ шефа вместе с запиской, что дело важное и срочное. Будто у нас иные бывают. Ну, раз надо, то буду. В той же записке шеф велел зайти к нему на инструктаж в указанное время. В нужную минуту я уже сидел в его кабинете. Кроме него самого и меня, там присутствовало ещё трое. Два моих бывших напарника: детективы Тим Григ и Пит Дэт. Оба когда-то работали вместе со мной, оба молодые, наглые и напористые. Тем не менее, они резко отличались друг от друга. Пит Дэт после тяжелейшего ранения лица долго восстанавливался. Пластические хирурги вылепили ему другую физиономию взамен утраченной, и парень стал настоящим красавчиком. Тем не менее, у него всё-таки болели глаза, поэтому он носил старомодные тёмные очки. Девушки от него так и млели. Пит, к слову сказать, не зевал и постоянно менял привязанности. За то время, что я его знал, он сменил пятерых. В результате купил себе человекоподобную девушку-робота, и с тех пор был с нею абсолютно счастлив. Ну, не знаю. Мне Пита не понять. Впрочем, это его дело.
Тим Григ, напротив, отличался завидным постоянством. Его девушка, лейтенант полиции, обладала всеми подходящими качествами. Тим с ней время от времени ругался, даже расставался, но потом неизменно возвращался. В отличие от Пита, все почему-то считали Тима моим учеником.
Ещё одного присутствующего я не знал. Шеф коротко представил его как сотрудника городской Администрации. Тот молча кивнул. Кивок был сухим, формальным. Его глаза, неестественно ясные с едва заметным синеватым отливом кибернетических имплантов, скользнули по мне без всякого интереса, будто сканируя и присваивая номер в базе данных.
Шеф откашлялся, привлекая внимание:
– Итак, команда собрана. Задача не из приятных, – он упёрся руками в стол так тяжело, что столешница с сенсорной поверхностью слегка прогнулась. – На периферии, в старом промкомплексе «Омникорпа» номер семь, произошёл инцидент техногенного характера. Комиссия от корпорации должна провести расследование на месте. Ваша задача – обеспечить их объективность и оказать реальное содействие. Формально вы сопровождающие и технические эксперты. Фактически – смотрите в оба.
Пит ехидно усмехнулся своим идеальным ртом:
– Охрана для бумагомарак? Скучища. У них же там свои службы безопасности, зачем мы?
– Их служба безопасности, – холодно парировал шеф, – и является частью проблемы. Состав комиссии внешний, запрошен по настоянию городского совета. Отсюда и присутствие представителя Администрации, – он кивком указал на молчаливого незнакомца. – Инцидент классифицирован как «содержащий потенциальный риск для репутации корпорации». Вы поняли меня?
Тишина в кабинете стала густой как смог над промзоной. «Поняли» – означало, что кто-то уже облажался, и теперь нам предстояло расхлебывать, следя за тем, чтобы брызги дерьма не попали на безупречный фасад «Омникорп Индастриз».
Тим Григ, мой «ученик», первым нарушил молчание. Его лицо выглядело серьёзным.
– Какой именно инцидент, сэр? Утечка с конвейера? Криминал? Пьяный дебош?
Шеф отвёл взгляд, разглядывая голограмму логотипа компании, медленно вращавшуюся над его столом.
– Детали узнаете на месте. Комплекс номер семь занимается переработкой биологических отходов и утилизацией просроченной продукции. Их внутренняя сеть выбросила в общий городской канал сигнал бедствия. После чего связь оборвалась. Попытки выйти на охрану комплекса ни к чему не привели. Удалённая диагностика показывает, что жизнеобеспечение и основные системы функционируют в штатном режиме. Но люди не отвечают.
Мурашки пробежали по моему позвоночнику. Сигнал бедствия – это не просто «что-то пошло не так». Это – «всё очень плохо, спасайтесь, кто может, потом разберёмся». А тишина после такого сигнала – хуже любого взрыва.
Незнакомец из Администрации наконец заговорил. Его голос был ровным, лишённым каких-либо эмоций, идеально подходящим для зачитывания приговора.
– Город не может допустить распространения паники. И не должен игнорировать сигнал с объекта такого класса. Наша миссия – войти, оценить условия, обеспечить доступ комиссии и стабилизировать положение. Любыми средствами.
«Любыми средствами» в его подаче звучало зловеще.
– Экипировка ждёт на стоянке, – резко поднялся шеф. – Аэро-кар доставит вас к комплексу за двадцать минут. Вы на связи. Действуйте.
Это был приказ. Отговорок не принималось.
Мы молча вышли из кабинета. Пит тут же достал сигарету, но поймал недовольный взгляд Тима и сунул её обратно в пачку.
– Переработка отходов, – фыркнул он. – Будет вонять. Жене это не понравится.
Он говорил о своей киберспутнице. Тим ничего не ответил – его мысли были уже там, за бронированными стенами комплекса. Он всегда был таким – погружался в задачу с головой ещё до того, как понимал её суть.
Я взглянул на незнакомца. Он шёл чуть впереди нас, его шаги были бесшумными, а взгляд всё так же сканировал пространство. Он здесь не для помощи. Он здесь для чего-то другого. Может, для контроля? Над всеми нами, над ситуацией, над правдой.
Грузовой лифт помчал вверх на крышу, на стоянку, где уже ждал тот самый аэро-кар – летающая бронированная машина с затемнёнными стеклами. Рядом стояли два техника с экипировочными рюкзаками.
Пока мы облачались в лёгкие бронежилеты, проверяли оружие и сканеры, я ловил на себе взгляд незнакомца. В его холодных синих глазах читалось не просто безразличие, а предупреждение:
«Вы – инструмент. Выполните свою задачу и забудьте. Не копайте глубже, чем нужно».
Но я уже знал, что это невозможно. Сигнал бедствия не просто так. А тишина после него – самая громкая вещь на свете.
Мы захватили дополнительную экипировку и разместились внутри. Дверцы машины захлопнулись. Импульсный двигатель взвыл, и мы рванули в сторону промзоны – навстречу тишине, что кричала из стен завода. Навстречу тому, что корпорация и Город так хотели скрыть.
Наконец аэро-кар пошёл на снижение. За окном замелькали унылые, облупленные старые корпуса, оплетённые ржавыми трубами и нервными пучками оптоволоконных кабелей. Воздух за бортом, даже через фильтры машины, имел привкус металла и химической гнили.
Я оглядел спутников. Пит лениво водил пальцем по стеклу, рисуя невидимые каракули. Его идеальное лицо казалось спокойным – для него это была рутина, ещё одно скучное задание. Тим, напротив, сидел напряжённый, его пальцы бессознательно барабанили по колену. Он чувствовал неладное, как и я. Незнакомец из Администрации выглядел непроницаемо. Хотя… он мог просто спать с открытыми глазами.
– Пять минут до объекта, – раздался голос нашего кара. – Готовьтесь.
Мы молча проверили шлемы, оружие, коммуникаторы. Пит зевнул.
– Расслабься, старик, – сказал он Тиму, заметив его напряжение. – Наверняка какая-то система глюкнула, сигнал ушёл по ошибке, а местная охрана нажралась кустарного пойла и отрубилась. Подобное уже бывало и не раз. Будем бумажки из-за них заполнять.
Тим хотел ответить, но аэро-кар уже сел, подъехал к массивным воротам «комплекса №7» и резко затормозил. Они должны были автоматически открыться по нашему сигналу. Но ничего не произошло.
Тим сразу насторожился:
– Связь есть, Шлюз не отвечает на запросы. Импульсный сканер показывает жизнь внутри. Много. Но все показатели на минимуме. Сон? Анабиоз? Тяжёлое опьянение? Непонятно.
Незнакомец впервые проявил инициативу:
– Взламывайте. Протокол «Тишина». Никаких переговоров до выяснения обстоятельств.
Пит пожал плечами, достал из рюкзака универсальный взломщик и прислонил его к контрольной панели. Через несколько секунд раздался щелчок, и тяжёлые ворота с тихим скрежетом поползли в стороны.
На нас пахнуло тленом и химикатами. Это была плотная, почти осязаемая волна – сладковато-приторный запах гниющей плоти, перебиваемый едким хлором и ещё чем-то химическим. Пит скривился, его железные нервы дрогнули.
– Вот это ароматы. Жена бы оценила, – пробормотал он, но шутка не удалась. Голос прозвучал глухо, давящий смрад заставлял говорить реже и тише.
Мы надели шлемы и вошли в основной ангар. Высокие потолки тонули в полумраке, лишь кое-где мигали аварийные огни, отбрасывая длинные, пляшущие тени. Повсюду стояли огромные цистерны и конвейерные ленты, замершие в неестественном положении. Всё было покрыто слоем липкой пыли и какого-то странного влажного налёта.
И повсюду были они. Люди. Сотрудники комплекса. Они стояли, сидели на корточках, лежали на конвейерах – абсолютно неподвижные. Их глаза были открыты, но взгляды казались пустыми, устремлёнными в никуда. На некоторых остались следы рвоты, у других в носу и ушах виднелись сгустки запёкшейся крови. Люди дышали, их грудные клетки медленно поднимались и опускались – больше никаких признаков жизни.
– Что за чёрт?.. – прошептал Тим, опуская сканер. – Они живы, но парализованы. Биопоказатели в норме, если не считать шокирующе низкого уровня активности нервной системы. Будто отключены.
Пит осторожно приблизился к одному из техников, сидевшему у пульта управления. Тот был жив, но не реагировал ни на что. Пит щёлкнул пальцами перед его лицом – ноль реакции.
– Массовый гипноз? Нейротоксин? – предположил он уже без тени насмешки.
Внезапно из репродуктора под потолком с шипением и помехами раздался искажённый заикающийся голос:
«…П-повторяем… карантин… протокол „Молчание“»… не приближаться… к образцу „ Альфа-33“…»
Голос оборвался, переходя в белый шум.
Незнакомец из Администрации, не меняя выражения лица, схлопнул виртуальное окно:
– Образец «Альфа-33». В базе данных объекта такого обозначения нет.
Тим бледный как смерть подозвал меня к одному из мониторов. На экране застыла запись с камер наблюдения. Дата и время – вечер предыдущего дня. Видно, как рабочие вносили в ангар стандартный контейнер для биологических отходов. Но когда они вскрывали его – из ёмкости вырывается облако бледно-золотистой пыли. Оно медленно, почти гипнотически, осело на всех присутствующих. И через несколько секунд люди просто… замирали. Как статуи. Один из охранников пытался что-то сказать в рацию, но его рука застыла на полпути, а взгляд стал пустым.
– Это не утечка, – Тим медленно озвучил то, о чём и так все подумали. – Это диверсия. Что-то завезли и вскрыли. Похоже на облако наноботов.
Я обернулся к незнакомцу. Он по-прежнему смотрел на монитор, но его пальцы замерли над экраном. Он знал. Он всё знал с самого начала.
– Нам нужен тот контейнер, – сказал я. – И логины всех входящих грузов за вчера.
Незнакомец медленно поднял на меня глаза. В его синеватых имплантах не было ни страха, ни удивления – только холодный, безжалостный расчёт.
– Ваша задача – обеспечить безопасность комиссии. Она уже на подходе. Остальное – не ваша компетенция.
В голосе незнакомца прозвучала сталь. Сталь приказа, за которым стояла вся мощь и вся дурь Городской администрации и, возможно, самого «Омникорпа».
Но я видел этих людей. Эти пустые оболочки. И видел запись.
Комиссия приезжала вовсе не для расследования. Она приезжала для сокрытия. А мы были здесь для того, чтобы стать свидетелями, которых потом в случае чего удобно будет ликвидировать и всё списать на несчастный случай.
Пит и Тим посмотрели на меня. Они тоже всё поняли. Похоже, нашего шефа использовали втёмную. Сам он не подставил бы нас.
Тишина в ангаре стала ещё оглушительнее. Её нарушал только едва заметный ровный гул систем жизнеобеспечения, поддерживающих жизнь в пустых телах. И где-то в глубине комплекса, в зоне утилизации, ждал тот самый контейнер. Образец «Альфа-33». Кто-то очень могущественный хотел навсегда похоронить правду здесь, вместе с нами.
Тишина из оглушительной стала давящей, ощутимой физически. Её нарушало лишь едва слышное гудение вентиляторов, гоняющих заражённый воздух, и прерывистое дыхание Пита, который наконец-то перестал шутить. Проточная вентиляция почему-то была заблокирована и не работала.
Взгляд незнакомца из Администрации, холодный и непроницаемый, скользнул по нам, фиксируя наши позы и выражения лиц. Он видел понимание в наших глазах. И в его взгляде читалось лишь одно: мы стали переменной, которую нужно было проконтролировать. Или исключить.
– Комиссия будет здесь через тридцать минут, – его голос прозвучал как скрежет металла по стеклу. – Ваша задача – обеспечить периметр. Никаких самостоятельных действий. Я беру управление на себя.
Он сделал шаг к центральному пульту, но Тим, мой «ученик», оказался на полшага быстрее. Он мягко, но недвусмысленно преградил ему путь.
– Сэр, протокол «Заражение», пункт Устава 4.2. До выяснения природы образца и нейтрализации угрозы все системы управления должны быть заблокированы от внешнего вмешательства.
Тим говорил ровно, глядя куда-то в район переносицы незнакомца. Он цитировал наш Устав, который мы все люто ненавидели, но который остался теперь единственным нашим щитом.
Незнакомец замер. Его пальцы, лежавшие на планшете, слегка подрагивали. Я видел, как его имплантированный глаз с едва слышным жужжанием сфокусировался на Тиме, сканируя, анализируя, оценивая уровень угрозы.
– Вы превышаете полномочия, детектив Григ, – в его голосе впервые проявилось что-то живое. Нотки раздражения или злости.
– Он выполняет приказ, – тихо сказал я, подходя ближе. Пит встал с другой стороны, завершая треугольник. – Протокол – есть протокол. Сначала – оценка угрозы. Потом – комиссия. Мы обеспечиваем её безопасность.
В этот момент свет аварийных фонарей померк, погрузив ангар в почти полную тьму на несколько долгих секунд, а затем вспыхнул вновь, но теперь уже красным тревожным светом. Одновременно на всех экранах пультов управления всплыло одно и то же сообщение, мигающее кроваво-багровым шрифтом:
«Система карантина активирована
Объект изолирован
Автономный режим
Приоритет: сбор и сохранение данных образца „Альфа“
Угроза обнаружена: внешнее вмешательство».
Ледяной ком сжал горло. Искусственный интеллект комплекса не просто зафиксировал угрозу. Он идентифицировал её источник. Внешнее вмешательство. Комиссию. Администрацию. Сам «Омникорп».
Незнакомец резко развернулся к нам. Его лицо наконец изменилось, исказилось, но не от страха, а от ярости. От чистой неподдельной злобы человека, чей идеальный план дал трещину.
– Идиоты! – прошипел он. – Вы не понимаете, во что ввязались! Это не ваше дело!
С шипением открылись вентиляционные решётки под потолком, и то самое бледно-золотистое облако, которое мы видели на записи, медленно и неумолимо начало оседать в ангар.
– Химическая атака! – крикнул Пит, отскакивая к стене.
– Нет, – голос Тима дрожал, но он продолжал считывать данные со сканера. – Это не оружие. Это… носитель. Что-то вроде нанопроводников. Они… перезаписывают нервную деятельность. Стирают личность. Оставляя только базовые функции. Вегетативную систему.
Он посмотрел на замерших людей, на их пустые глаза.
– Они не больны. Они… переформатированы.
И в этот момент я всё понял. «Омникорп» здесь не занимался утилизацией отходов. Они проводили полевые испытания нового продукта. Создавали идеальных послушных рабов. Без воли, без памяти, без желаний. Ну а в утилизаторах избавлялись от случайных трупов. А комиссия приехала не для сокрытия – она приехала за результатами. А мы должны были стать свидетелями, которых либо также переформатируют, либо ликвидируют за сопротивление.
Золотистая пыль медленно опускалась на нас. Фильтры наших шлемов справлялись, но надолго ли?
Незнакомец, игнорируя пыль, достал из-под плаща компактный импульсный пистолет. Его цель была очевидна – центральный серверный узел, чтобы уничтожить логи и записи. Ликвидировать доказательства.
– Тим! Пит! – крикнул я.
Тим, как тень, рванулся вперёд. Его удар оказался быстрым и точным – незнакомец отлетел в сторону, пистолет с грохотом упал на плитку. Но представитель Администрации не был простым клерком. С рычанием, больше механическим, нежели человеческим, он поднялся, и его руки взметнулись с неестественной скоростью. Клинки богомола. Эти импланты могут рассекать врагов быстрыми смертоносными взмахами. Только вот не на того напали. Тим был отлично с ними знаком и знал, как противостоять даже голыми руками. Ну, как голыми. У Тима кистевые импланты. Аугметация7 рук, позволявшая ему ломать чужие кости и превращать противников в фарш.
Красный свет мигал, золотистая пыль оседала на наши плечи, а вокруг стояли десятки пустых тел – безмолвные свидетели грядущей битвы. Мы попали в ловушку. Но теперь знали, против чего боремся. И это знание казалось страшнее любой ловушки. Всё закончилось неожиданно и вполне удачно для нас. Внезапно прозвучал резкий сигнал, и ворвался силовой отряд полиции. Как потом оказалось, мы были чем-то вроде открывашки, обеспечившей проведение спецоперации.
Вой сирены резал слух. Прожекторы ослепили нас, выхватив из багрового мрака фигуры в тяжёлых штурмовых доспехах с шевронами городской полиции и Департамента внутренней безопасности. Они ввалились внутрь, как стальной тайфун, молниеносно окружая незнакомца.
– Стоять! Оружие на пол! Руки за голову! – их команды были отточены, как лезвия.
Незнакомец замер. Его кибернетическая рука медленно разжалась, пистолет с глухим стуком упал на пол. Лицо, искаженное яростью, превратилось в маску холодной ненависти. Он знал, что игра проиграна.
Одного из «замерших» работников, того самого, что сидел у пульта, полицейские аккуратно подняли под руки. «Замерший» пошатнулся и слабо качнул головой.
– Живой! – крикнул кто-то. – Этот ещё дышит!
Оказалось, Тим, пока мы только осознавали случившееся, успел подать сигнал бедствия через аварийный канал – тот самый, что не контролировала корпорация. Парень успел отправить не только координаты, но и запись с камер наблюдения.
Нас отвели в сторону, пока спецназ обыскивал помещение. Командир отряда, грузный мужчина, с лицом, изборождённым шрамами, хлопнул меня по плечу:
– Хорошо сработали, парни. Думали, вас уже подменили? Ваш Григ молодец. Его девчонка, лейтенант, чуть голос не сорвала, когда добивалась, чтобы операцию ускорили.
Я посмотрел на Тима. Он стоял чуть сгорбившись и молча смотрел, как санитары эвакуируют первых пострадавших. Его лицо казалось спокойным. Он не зря ругался и мирился со своей полицейской подругой – их отношения в итоге спасли наши задницы.
Пит присвистнул, наблюдая, как агента из Администрации уводят в наручниках с блокиратором на импланты.
– Красава, Григ! Теперь у тебя с твоей подругой будут самые романтичные свидания. В суде на процессе против нас или против этих ублюдков.
– Не думаю, что это будет открытый процесс, – проворчал Тим.
Несмотря на спасение, тяжёлый осадок оставался. Да, мы выжили. Рабочих, возможно, удастся вернуть к нормальной жизни. Агента – осудить. Но «Омникорп» остался стоять. И останется. Городская администрация вообще в стороне. Они просто спихнут всё на несанкционированный эксперимент низшего звена, пожертвуют парой дураков. Система не рухнула. Она лишь дала маленькую трещину, которую тут же начнут латать.
Мы вышли на улицу, где уже кружили новостные дроны. Воздух казался на удивление свежим после того сладковатого смертоносного, что распространялся внутри.
Я посмотрел на напарников. На Пита, который уже строил планы, как будет хвастаться перед своей киберженой. На Тима, который набирал чей-то адрес.
Мы были пешками в чужой большой игре. Но сегодня мы оказались теми пешками, которые дошли до конца доски и превратились в ферзей. Ненадолго, но хватит, чтобы пожить ещё какое-то время.
Шеф прислал всем нам короткое сообщение: «В офис. Отчёт. Премия».
Ни слова о том, что только что произошло. Ничего личного, только работа и бизнес, всё как обычно.
Ну что. Раз надо – значит, надо. Я тогда решил, что эпизод с этой дурацкой комиссией не имеет никакого отношения ни к убийству курьера под моими окнами, ни к появлению странной девицы с примотанной к телу рукой, ни к моему разговору с Греттой. К сожалению, я опять сильно ошибся. Тогда я хотел лишь одного – свалить домой и уснуть. Но пришло сообщение:
«Коллега, срочно надо поговорить. Буду через полчаса».
Придётся менять планы и тащиться в свой офис на сорок седьмой этаж. К шефу ребята отправятся без меня и в лучшем виде отчитаются. А мне надо к себе, изображать частного детектива. Ника обычно зря не приходит.
Глава 5. Ника Ракс
Ника Ракс была как удар кулака в солнечное сплетение – резкая, внезапная и оставляющая после себя неприятное онемение. Появлялась всегда в неподходящий момент. Официально она лицензированный частный детектив по делам несовершеннолетних граждан Города. Так было написано на её аккуратной пластиковой карточке, которую она тыкала под нос чиновникам как дубинку. Двадцать четыре биологических года. Рост пять футов десять дюймов без каблуков, но в любимых берцах она легко переваливала за все шесть.
Ботинок у неё было много разных, целый арсенал: армейского образца, со стальными носками, для канализации, для крыш небоскрёбов и для «убедительных переговоров». Ураган в берцах. Квадратные плечи, спортивная поджарая фигура, упакованная то в потёртые мини-шорты, то в обтягивающие самоочищающиеся джинсы, выцветшие от городской грязи. Сейчас опять пошла мода на несимметричные карманы разного размера. А сверху – взрыв. Ярко-красные, как артериальная кровь, волосы, подстриженные под короткий ёжик, который только подчеркивал высокие скулы и взгляд серых глаз – всегда исподлобья, всегда оценивающий, всегда готовый к драке. Голос как скрежет тормозов на мокром асфальте. Скверный характер – это мягко сказано. Но главная фишка – привычка являться ко мне в контору без стука, без звонка и вообще без всякого предупреждения.
Но следует отдать ей должное – работу свою она исполняла мастерски. Распутывала клубки историй со сбежавшими вздорными подростками, юными хакерами, угодившими в корпоративные сети и малолетними кибергопниками с нижних уровней. У неё был нюх на беду и талант вскрывать подростковые бунты как консервную банку. Проворно, жёстко, часто не по инструкции. Что интересно – молодёжь ей доверяла. Видимо, считали за свою. Но раз в сто лет, когда дело пахло не просто серой зоной, а настоящим корпоративным дерьмом с радиоактивным следом, или когда нужен был взгляд со стороны (желательно циничный и с хорошими глазными имплантами), она появлялась у меня. Как призрак. Как буря.
Дверь моей конторы с новенькой, но уже чуть поцарапанной табличкой, с треском распахнулась и ударилась о стену. Я чуть не выронил паяльник, которым ковырялся в начинке «Старой Крысы». Пытался выжать из старинного девайса хоть немного больше мощности после похода в обитель «Сфинкса». Отчёт для шефа я всё-таки написал и решил заняться профилактическим ремонтом.
– Привет, коллега.
Когда-то давно, лет шесть назад, когда я только увидел эту девушку, то сказал, что я её коллега. С тех пор Ника уцепилась за это слово зубами и называла меня только так. По имени – лишь в редчайших случаях, когда происходило что-нибудь совсем уж необыкновенное. Она встала в дверной проём – повеяло духом улицы: дешёвым синтетическим бензином и… жареной картошкой? Берцы гулко стукнули о пол. Взгляд серых глаз отсканировал комнату, зацепился за экран «Крысы», где всё ещё моргал фрагмент кода с меткой «#null-7beta», потом остановился на мне.
– Что опять свою электронную требуху жуёшь? Выглядишь как зомби после недельного запоя. Опять твой легендарный кофе закончился?
– Ника, – я вздохнул, откладывая паяльник. Сердце колотилось не столько от неожиданности, сколько от инстинктивной готовности к её напору. – Вон дверь. Она существует для того, чтобы в неё, знаешь ли, стучали. Или звонили. В твоей памяти есть функция звонок, да? Или она сломалась, когда кого-то стукнул тебя по голове?
Девушка фыркнула, подошла к моему столу, бесцеремонно сдвинула коробку с запчастями для «Крысы» и уселась на угол. Джинсы скрипнули, дизайнерские прорехи разошлись, и оттуда выглянула упругая слегка загорелая кожа.
– Стук для чиновников и трусов. Я по делу. Срочно. – Она вытащила из внутреннего кармана куртки миниатюрный голопроектор и швырнула его на стол. Над столом всплыло слегка дрожащее изображение. Девчонка лет пятнадцати. Тёмные волосы, собранные в неаккуратный хвост, большие испуганные глаза. Лицо бледное с синяком под левым глазом. На шее – странный ошейник. Не кожаный, а из тусклого пористого металла. Ника ткнула пальцем в голограмму. – Видишь? Её зовут – Люцина Векслер. Пропала три дня назад из престижного супермаркета «Серебряные Башни». Приёмные родители – менеджеры среднего звена в «Омникорп Текнолоджиз». Паникуют. Обратились ко мне. Официально.
– И что? – я нахмурился. – Беглая ученица? Ссора с мамочкой? Сбежала к бойфренду на нижние уровни? Классика. Зачем я тебе?
– Затем. Сейчас почему-то дети вообще стали пропадать чаще обычного. Скверная тенденция. Видишь, что у неё на шее? Это не бижутерия, коллега. Мои источники на Подземном рынке шепчут про нейроингибиторы. Грубо говоря, удаленное управление мозгом. Штука незаконная даже для корпораций. Снять нельзя, заблокировать тоже. Во всяком случае, пока это никому ещё не удавалось.
Ника переключила изображение. Теперь пошла запись с камеры наблюдения из какого-то тёмного переулка. Та же самая девчонка, Люцина, шла быстро и оглядывалась. За ней, футах в тридцати, двигались две тени. На первый взгляд – не люди. Высокие, угловатые, движения слишком уж плавные. Видимо, механические роботы. Но не корпоративные служащие – что-то кустарное. Грубое. На спине у одного мелькнул опознавательный знак – стилизованная буква «О», перечёркнутая молнией.
– Она не просто сбежала. Её специально увели. А эти её железки – не из «Омникорпа». И не из «Нирваны». Я таких не знаю. И вот это ещё, – она снова указала на ошейник на шее Люцины. – Внимательнее посмотри.
Я увеличил изображение и присвистнул. Нейроингибитор на подростке? Роботы-охранники с неизвестным знаком? Это уже пахло не рядовым побегом. Это пахло чем-то гнилым и очень дорогим.
– Почему ко мне? – спросил я, уже зная ответ. Он читался в её глазах. В том самом взгляде исподлобья, который сейчас был лишен привычной колючести. В нём было… беспокойство, что ли. Редкое для Ники ощущение.
– Потому что я копала там, где светит «Омникорп», – она кивнула в сторону неоновых огней за окном. – И наткнулась на стену: «нет данных, не беспокоить». А ещё… – она понизила голос, хотя кроме нас в комнате были только пыль и призраки прошлого, – есть слушок. Бредовый. Что Люцину видели не только на нижних уровнях. Но и ещё ниже. Возле старых дренажных шахт, что ведут в Слив. Там, где водятся твои любимые крысы размером с кошку. И где, по слухам, иногда болтается всякая древняя хрень. Вроде той, что ты иногда выкапываешь. – Её взгляд снова скользнул по «Старой Крысе».
Меня будто окатило ледяной водой. Ниже, чем Дренажные шахты. Слив. Там, где я нашёл Шлюз. Где стальные Плети. Где «Сфинкс». И эта метка на роботе – перечёркнутая «О»… Старый логотип «Омеги», как и на том моём файле.
Случайность? В Городе случайностей не было. Только запланированный хаос.
– Древняя хрень, говоришь? – я потёр переносицу. Шрам над бровью слегка заныл. – А что родители? Они в курсе, куда их дочку, возможно, поволокли?
Ника усмехнулась, но без веселья.
– Родители уверены, что она сбежала вместе с каким-то гопником или хакером, чуть ли не глюком. Плачут, но больше о своём репутационном уроне. Готовы платить, лишь бы всё прошло тихо и быстро. Без огласки. О нейроингибиторах и роботах им лучше не знать. Сойдут с ума. Или нажалуются в Администрацию. А там… – она сделала многозначительную паузу. – Там сам знаешь. Могут начать копать так, что всем нам несдобровать. Особенно Люцине.
Я присмотрелся к голограмме испуганной девчонки. К её ошейнику. К перечеркнутой «О». Мысленно перенёсся в коридор Архива, где увидел детское лицо за стеклом терминала. «Омега». Обрывок страшной тайны?
– Ладно, Ракс, – я встал и сгрёб с вешалки потёртый плащ. «Окулус» щёлкнула, переходя в боевой режим. – Я в деле. Похоже, твоя беглянка не того бойфренда нашла, если вообще нашла. Скорее всего, отыскала что-то фундаментальное. И заплатить за это могут все. Где последняя точка, в которой её видели?
Ника опять ухмыльнулась – её красный «ежик» будто взъерошился от удовлетворения. Она поднялась – берцы твёрдо упёрлись в пол.
– Район Старых Доков. Люк номер семь. Рядом с тем местом, где ты в прошлом году нашёл того сбежавшего робота-няньку, помнишь? Тот ещё цирк был. Координаты там. И досье на Люцину. Её чип имплант отключён, но если она жива… Может, твоя «Крыса» учует её след? Или хотя бы следы этих железных уродов. Лови.
Она бросила мне маленький чип-навигатор. Я поймал его налету. Он ещё хранил тепло её руки.
– А твои берцы? Какой комплект выбрала? Для крыс, для болота или для «убедительных переговоров»?
Ника хищно прищурилась как кошка и оскалилась, сверкнув идеально ровными, но очень опасными зубами.
– Все три, коллега. Все три. Когда идёшь за пропавшей в самое чрево Города, лучше перебдеть. Поехали.
Мы вышли в вечерний полумрак Города. Сверху лились потоки света. А внизу, в Старых Доках, нас ждала тьма, ржавчина, и девчонка с ошейником, за которой тянулась ниточка к моему собственному забытому проклятию. И Ника, готовая проломить любую дверь. Иногда коллеги – это не просто помощь. Иногда – это живой таран в ночи. И чёрт возьми, я был рад, что сегодня она на моей стороне.
Рад? Это было слишком мягко сказано. Ника Ракс была чертовски красива. Не классически, а как выброшенный из окна небоскреба нож – острый, опасный, блестящий в отблесках города. Пять футов десять дюймов чистой, поджарой мышечной силы, обернутой в потёртый деним или грубую кожу шорт. Красный ёжик, который так и просил, чтобы его потрепали, зная, что отдёрнешь руку с окровавленными пальцами. Серые глаза, видевшие все мерзости этого города и не утратившие ледяного, хищного блеска. Да, она была сексуальна. Адски. Как короткое замыкание в мокрых проводах – больно, но оторваться невозможно.
У нас всякое с ней случалось. После удачного дела в моменты адреналинового отката, когда Город давил слишком сильно, а фирменный виски разжигал не те мысли – взрывное, яростное, молчаливое переплетение тел. Страсть как выхлоп плазмы – яркий, жгучий и токсичный.
Именно эти «случайности» навсегда рассорили меня с Лин Чжуан. Моей девушкой. Бывшей моей девушкой Лин… Она сразу почуяла измену. Не по следам помады. Помады у Ники отродясь не было, только ссадины и порох. Лин ощутила разлад в моём «цифровом следе», уловила «смену паттерна» моего поведения. Заметила что-то в колебаниях сигнала моего импланта, когда я врал. Она не кричала. Не плакала. Просто посмотрела на меня чёрными глазами, в которых отражались мерцающие неоном слёзы, и ушла. Без слов. Тишина после неё долго гудела в моих костях громче любого городского грома.
Ника, конечно, всё это знала. Мы не говорили на эту тему. Никогда. Это было ещё одно негласное правило между нами, как и её привычка не стучать. Только однажды Ника меня спросила: «А это правда, что Лин Чжуан ноги себе удлиняла?». Но тень Лин повисла между нами незримой холодной завесой. Особенно сейчас, когда мы шагали плечом к плечу в сторону Старых Доков, к люку номер семь, где видели Люцину.
– Твой сканер, – Ника прервала тягостное молчание, её голос был резким, деловым, но я уловил лёгкое напряжение. Она кивнула на мой «Окулус». – Уловил что-нибудь? Кроме моего очарования?
Я сфокусировал камеру на мир ночного города, пронизанный неоновыми шрамами. Фильтры отсекали рекламу, выхватывая тепловые сигнатуры, радиочастотные помехи, следы нестандартных энергосигнатур.
– Эхо, – пробормотал я. – От тех роботов на записи грязный след в нижнем спектре. Как сгоревшая изоляция. Идёт оттуда. – Я показал в сторону промзоны, где чернели силуэты заброшенных фабричных труб. Старые Доки.
– Значит, не соврали, – Ника ускорила шаг, её берцы уверенно стучали по дорожному покрытию. – Держись рядом, коллега. Если там эти железные ублюдки, то я знаю, на что они способны. И на что способна девочка под их контролем.
– План? – спросил я, проверяя заряд на компактном электрошокере – «аргументе» для нежданных встреч.
– Какой ещё план? – Она оглянулась, и в тусклом свете уличного фонаря её ухмылка показалась хищной и знакомой. Слишком знакомой. Вызывающей смесь желания и вины. – Ты отвлекаешь, я бью. Как в прежние времена. Только без финального акта.
Она толкнула плечом тяжёлую ржавую решётку, перекрывшую вход в сервисный тоннель возле Люка номер семь. Металл заскрипел. Темнота внутри показалась абсолютной.
– Без финального акта, говоришь… – пробормотал я, больше для себя, включая ночное видение «Окулуса». Тёмная внутренность тоннеля предстала передо мной: облупленные стены, лужи маслянистой воды на полу, паутина кабелей под потолком. – Договорились.
Мы двинулись внутрь. Шаги Ники, несмотря на берцы, были удивительно тихими. Мои – тоже. Опыт. Внизу гул города стал тише, сменившись навязчивым капаньем воды и скрежетом чего-то мелкого в темноте. Крысы? Или что похуже? А ещё какой-то знак на шершавой стене – дважды перечёркнутый круг диаметром пару футов.
– Это знак «Глюков», – проследила за моим взглядом Ника.
– Слева, – прошептал я, заметив на стене рядом с этим знаком глубокую царапину – след не от инструмента, а от чего-то острого и тяжёлого. Как коготь робота с записи. – Свежачок.
Ника кивнула, её рука легла на рукоять тяжёлого тактического ножа на бедре. Не электрошокер. Что-то более убедительное. Мы свернули в узкий боковой проход. В воздухе запахло металлической пылью и озоном. Запах слабый, но отчётливый. Как после разряда.
И тут я его уловил ушными имплантами – тихий прерывистый ультразвуковой сигнал. Нестандартный. Что-то архаичное. Знакомое. Как эхо прошлого.
– Стоп, – я схватил Нику за плечо. Она замерла как пружина. – Сигнал. Очень слабый. Не человеческий. Не корпоративный. Старое железо. Вроде…
Я не договорил. Из темноты впереди, из-за груды обвалившихся труб, донёсся ещё один слабый звук. Тихий жалобный плач. Детский или женский.
Люцина?
Ника рванула вперёд, забыв про осторожность. Я – за ней, проклиная её порыв. Мы обогнули завал.
И замерли. Девочка. Люцина Векслер. Она сидела на корточках, прислонившись к мокрой стене, обхватив колени руками. Голова опущена на колени. Тёмные волосы в хвосте. И ошейник. Тусклый пористый металл, мерцающий тускло-синим светом где-то внутри. Он был на ней. И он вибрировал. От него тянулись тонкие почти невидимые усики, впивавшиеся в шею.
Девочка плакала. Тихо, безнадёжно.
Роботов нигде не было.
– Люцина? – Ника сделала шаг вперёд, её голос, обычно резкий, стал неожиданно мягким. Профессиональным. – Люцина, это Ника Ракс. Я здесь, чтобы помочь. Твои родители…
Девчонка резко подняла голову. Глаза. Не испуганные – пустые. Широко открытые, но в них не было ни страха, ни осознания. Только тупая животная боль и… синеватый отблеск от ошейника.
– Н-н… не… – прохрипела она – голос сорванный, неестественный. – Не… не подходи… те. Он идёт…
– Кто идёт, Люцина? – Ника медленно опустилась на корточки, держа руки на виду. – Кто тебя сюда привёл?
Но Люцина не ответила. Её взгляд скользнул мимо Ники. Мимо меня. Уставился в темноту за нашими спинами. Лицо исказилось немым ужасом.
– Он! – девочка высоко и пронзительно вскрикнула как раненый звереныш.
И в этот момент из темноты за спиной раздался тяжёлый механический шаг и низкое шипящее гудение, от которого задребезжали старые трубы.
Я резко обернулся – «Окулус» сфокусировался на фигуре, выходящей из тени прохода, через который мы только что прошли.
Робот. Но не как на записи. Выше. Массивнее. Грубая угловатая сборка из тёмного металла, покрытого шрамами и подтёками масла. На груди та самая стилизованная «О», перечёркнутая молнией, горела тускло-красным. Его механическая «голова» – просто блок сенсоров с одним центральным, горящим тем же красным светом, как циклопий глаз. В руке не то оружие, не то что-то вроде жезла, на конце которого мерцала та же синева, что и в ошейнике Люцины.
Он остановился. Его сенсор перешёл с Люцины, замершей в ужасе, на Нику… и на меня. Задержался. На моём лице? На моём левом глазу? На «Окулусе».
Раздался механический скрежет – подобие голоса.
– Объект: Null-7beta обнаружен. Приоритет цели изменен. Ликвидация.
Красный глаз вспыхнул ярко. Жезл в его руке поднялся, нацеливаясь не на Люцину, не на Нику. Прямо на меня. Синева на конце загудела, заряжаясь.
– Осторожно! – заорала Ника, в прыжке отталкивая Люцину в сторону к стене.
Но я тоже двинулся. Не от страха, от ярости. Ника меня знала. Это не про Люцину. Это вообще не было про Люцину. Она была приманкой для меня.
И Ника… Ника была здесь рядом. В берцах, с ножом, яростью. И тенью Лин между нами и прошлым, которое уже не отпустит.
Жезл робота вспыхнул ослепляющей синевой.
«Вот и конец, чёрт возьми», – это всё, о чём я успел подумать, глядя на бросившуюся в сторону Нику, на ее красный ёжик и стальные берцы, готовые сразу отбить угрозу и уничтожить взбесившегося робота.
Глава 6. Легко догадаться
Легко догадаться, как говорится. Очнулся я в медицинской части Администрации Юго-Западного домена. Там, где служил, откуда уволился и куда вернулся в образе агента под прикрытием, изображавшего частного детектива.
Если кто-то пережил наркоз, тот меня понимает. Чувствовал себя я отвратительно. Отовсюду из меня торчали катетеры разного диаметра, а через дыхательную трубку в гортань ритмично поступал воздух.
Сначала я испугался. Решил было, что у меня повреждены дыхательные центры в стволе головного мозга, и теперь до конца дней своих я обречён дышать с помощью машины. Но обошлось.
Голос незнакомого врача в моём воспалённом сознании прозвучал как музыка:
– Агент Крейтон, вас можно поздравить. Вы живы и относительно скоро будете совсем здоровы. Но несколько дней вам нельзя разговаривать и дней пять проведёте у нас.
После чего он приблизился ко мне и резко, без всякого предупреждения ловко и профессионально извлёк дыхательную трубку. Что меня поразило – это его непропорционально длинные пальцы.
Агент… Значит, маска не сорвана.
Я стал кашлять и попытался что-то сказать, но вместо слов из горла вырвался лишь хрип. Тот же врач – незнакомый сухопарый тип с имплантированными зрачками, сузившимися после моих попыток заговорить, усмехнулся:
– Гортань восстанавливается. Молчите, пока не разрешу. Вам ещё нельзя говорить.
Затем он вышел, и в дверях появилась она – Ника Ракс.
Красный ёжик волос теперь был растрёпан, словно она только что вылезла из душа. На левой скуле – свежий шрам, ещё не затянутый новой кожей. Но больше всего меня поразили её глаза. Не яростные. Не презрительные. Усталые.
Она подошла к койке, скрестила руки и сказала первое, что пришло ей в голову:
– И как оно, коллега? Тот робот уничтожен. Люцину спасли и с ней всё в порядке. А ты – идиот.
Я хотел пошутить в ответ, но лишь кивнул.
– Ты же отлично понимал, что это ловушка. И всё равно полез. Без подкрепления. Без плана. – Она стиснула зубы. – Если бы не мой имплант, твой мозг просто спёкся бы.
Я медленно поднял руку и показал два пальца. Каждая мышца горела, как после удара током.
– Два? – она нахмурилась.
Я кивнул и постучал пальцем – сначала по своей груди, затем по её плечу. Что означало, что было два импульса: один – в меня, второй – в тебя.
Она поняла. Замерла. Потом резко отвернулась, но я успел заметить, как дрогнули её губы.
– Да, я тоже догадывалась о ловушке. Но ты всё равно идиот.
Я попытался рассмеяться.
– Молчи уж. Медики запретили тебе издавать горловые звуки. Хочешь спросить, как я сюда прошла? Вот уж чего проще. Во-первых, я тебя сюда доставила, и меня запомнили. Даже первую помощь оказали. А во-вторых, когда совсем оклемалась, написала твоему шефу и попросила выдать пропуск к тебе. И он выдал.
Она бросила на стол сверкающий предмет. Мой старый жетон агента Службы безопасности Администрации домена.
– Скажи спасибо, что подобрала там жетон твой. Они хотят тебя видеть, как только сможешь говорить.
Я закрыл глаза. Значит, игра не окончена. Теперь предстояло решать – вернуться в систему или сжечь мосты окончательно и остаться частным сыщиком уже насовсем. Есть о чём подумать.
Пока я так размышлял, потянулось моё восстановление. Если честно, я наслаждался бездельем. Обычно такое бездействие терпеть не могу. Оно выматывает и надоедает. Но в этот раз хотелось отдохнуть и действительно поправиться. Выйти совсем здоровым, а не сбегать недолеченным, как это случалось в прошлые разы.
Дни в медицинском центре текли медленно, как густой сироп. Врачи ковырялись во мне, лечили повреждения, заменяли сгоревшие импланты. Я впервые за долгое время ничего не решал. Никуда не спешил. Ничего не делал. Просто лежал, смотрел в потолок и представлял, как где-то за стенами гудит Город.
Иногда приходила Ника. Приносила еду. Настоящую – не эту синтетическую больничную дрянь. Рассказывала новости. Оказывается, после того как мы с ней разгромили ту ловушку с Люциной и роботом, в Юго-Западном домене началась чистка. Кого-то арестовали, кто-то исчез. А кто-то внезапно получил повышение.
– Тебя вспоминали, – как-то раз сказала она, разворачивая упаковку с жареными пельменями.
Я поднял брови.
– Не радуйся. В нехорошем контексте.
Я хмыкнул.
– Но и не в плохом, – добавила она, словно оправдываясь. – Говорили, что ты – грубиян, хам и бабник, но дело знаешь.
Я понял, что она пытается помочь. Дать мне информацию, чтобы я мог решить. Но я ещё не хотел решать.
На четвертый день моего пребывания в медицинском центре ко мне пришёл неожиданный гость. Человек в строгом тёмно-сером костюме, стально-сером галстуке и с незапоминающимся лицом. Это был мой шеф – Майк Скиннер.
– Привет, Крейтон, – произнёс он. – Выздоравливаешь?
Я молча кивнул. По устоявшейся многолетней привычке, мы обращались друг к другу на ты, ибо познакомились ещё до того, как Майк стал моим шефом. Это вызывало недоумение и зависть коллег.
– Надеюсь, ты понимаешь, Алекс, – продолжил он, – что твоё возвращение в офис Службы – вопрос решенный?
Я медленно покачал головой. Не хотелось опять ходить в этот офис, который когда-то мне так нравился. Мне удалось узнать вкус реальной свободы, и пока не возникло желания эту свободу терять. Я уже мог говорить. Тихо, но мог. Только шефу не обязательно было об этом знать. Он, конечно, проконсультировался с медиками, и те ему всё про меня рассказали, только я пока буду молчать. Так проще.
Шеф тяжело вздохнул и провёл пятернёй по лицу. В его жесте читалась усталость – не физическая, а та, что накапливается годами от бесконечных политических игр в коридорах домена.
– Это и хорошо, – заметил шеф, – что ты сейчас говорить не можешь. Зато я могу и скажу. Ты что творишь, паскудник? Почему Лин бросил? Лучше этой девушки вообще не бывает, а ты… Зачем тебе эта красноволосая стерва?
Я ожидаемо промолчал, только скривил физиономию и сказал одними губами:
«Иди в задницу». – Шеф прекрасно умел читать по губам.
– Короче, это твоё дело, сам разберёшься. Знаешь, Алекс, – снова заговорил шеф, сменив тон на почти дружеский, – я ведь тоже когда-то пытался отсюда уйти. После дела синдиката «Чёрных Квадратов». Тогда старый член Харрис предложил мне должность в корпоративном секторе. Двойная зарплата, соцпакет, служебный флаер последней модели – все дела.
Он нервно постучал пальцами по подлокотнику кресла для посетителей.
– Но через три месяца я вернулся. Потому что понял – там, снаружи, всегда рискуешь и за всё отвечаешь сам. А здесь… – Майк указал на мой жетон, – здесь ты хотя бы видишь, кто передвигает фигуры. Ну и под защитой находишься.
Я знал, что он прав. Но помнил и другое: за последние полгода я переоценил то, чего не было на службе. Не иллюзию свободы, а её горький неочищенный вкус. Возможность просыпаться и не гадать, на чьей стороне сегодня утро.
Майк встал и поправил галстук.
– У тебя на размышления неделя. А пока выздоравливай. Потом… – Он не договорил, но я понял. Потом начнётся давление. А у Службы много разных методов, от блокировки лицензии до внезапного аудита моих последних дел.
Когда изолирующая мембрана за ним, наконец, с чмоканием закрылась, я вызвал коммуникатор. Несмотря на принципиальное отличие, такие самозатягивающиеся мембраны всё ещё назвались дверями. На экране уже мигал единственный активный контакт «Ника Ракс».
Мои пальцы набрали сообщение:
«Нужна встреча. Срочно. Знаешь место».
Ответ пришёл через двенадцать секунд:
«Через два часа. Там, где ты сейчас. Приду одна».
Я стёр переписку и закрыл глаза. Впервые за много дней почувствовал, что боль от травмы почти прошла. Но теперь появилась другая боль – необходимость выбора.
На столике у кровати лежал мой старый жетон. Я дотянулся до него, взял в руки и перевернул. На обратной стороне ещё виднелась царапина – след того дня, когда мы с Майком задержали террориста на крыше «Торгового Купола». Казалось, это было в другой жизни.
Жетон занял место под подушкой. Решение ещё не созрело. Но я знал одно – если придётся выбирать между Службой и улицами, то улицы хотя бы не станут притворяться честными.
Пришла Ника, и мы поболтали. Она немного изменилась. Подстриглась что ли? А, точно – красный ёжик стал ещё короче.
Я уже пытался говорить, хотя болезненно и тихо. Врачи разрешили, но аккуратно и недолго. Рекомендовали даже. Более того, меня выпускали гулять. Тот разговор запомнился очень хорошо. Мы сидели на крыше офисного центра, куда медики позволяли выходить подышать городским воздухом. Ника тайком протащила две банки пива. Вечерний Город мерцал под нами, как гигантская сеть, а вдалеке маячили башни главных корпораций – мегакорпов.
– А как ты вообще начал всем этим заниматься? – Ника сделала глоток, сморщилась от удовольствия и поставила банку на бетонный парапет. – Частным детективством, я имею в виду.
Я провёл пальцем по заживающему шраму на её щеке – уже едва заметному.
– Знаешь, как в старых фильмах? Проснулся однажды утром и понял, что могу.
Она фыркнула:
– Брось. Ты же не из тех, кто принимает решения под влиянием момента. Я серьёзно спросила.
– А кто сказал, что это было решение? – я откинулся назад, чувствуя, как холодный бетон проникает сквозь тонкую больничную робу. – Первые три месяца я просто выживал. Потом случайно помог торговцу с улицы Красных Фонарей найти неплательщика. Он расплатился едой и кредитами. Потом было ещё пару таких дел…
Ника внимательно смотрела на меня, и в её взгляде читалось что-то, чего я раньше не замечал – профессиональный интерес.
– И когда ты понял, что это может стать работой?
– Когда нашёл первого стоящего клиента, – я ухмыльнулся, – бывший клерк, которого кинули на крупную сумму. Он искал доказательства для суда. Я их нашёл. А потом…
– А потом ты понял, что на этом можно зарабатывать, – закончила за меня Ника.
Я покачал головой.
– Не совсем так. Потом я понял, что мне это нравится. Видеть настоящие лица людей, а не маски. Работать на себя, а не на систему.
Повисла пауза. Где-то внизу просигналил аэромобиль и донеслись обрывки музыки.
– И теперь ты хочешь вернуться в ту самую систему? – Внезапно спросила Ника, глядя куда-то за горизонт. – Как вообще ты начинал?
Я ответил не сразу, потому что впервые за всё время понял: точного ответа у меня пока нет.
Глава 7. Как я начинал
– Как я начинал, хочешь узнать? – переспросил я Нику. Мы всё ещё сидели на крыше и смотрели на вечерний Город. – Как ты знаешь, изначально я этому миру не принадлежал. Я прошёл сквозь разлом реальности – из серых улиц дождливого нуарного мегаполиса в сверкающий рай Города. Рай, который для многих оказался адом. Повсеместные кибер-импланты от функциональных до роскошных, нейроинтерфейсы, виртуальная реальность. Мощные искусственные интеллекты, часто ограниченные, роботы, биотехнологии зачастую сомнительные со всех точек зрения. Здесь небо пронзают небоскрёбы, люди сливаются с машинами, а правду давно продали корпорациям.
Тем не менее, я оставался детективом. Однако надо было перестраиваться. Ведь даже муниципальные законы здесь работали иначе и сильно отличались от тех, к которым привык я. Чтобы получить лицензию частного сыщика, мне пришлось пройти Церебральный Аудит Лицензионной палаты. Что-то просканировало мне память, выискивая криминальные наклонности. Оказалось, что я чист, за исключением ряда оговорок. Потом – тест на детективные навыки: раскрыть виртуальное убийство в киберпространстве, чтобы показать, что уже ориентируюсь в неродном для себя мире. Я справился, хотя вместо хакерских инструментов использовал старомодную логику.
Финальное препятствие – взятка чиновнику этой самой Лицензионной палаты. Я отдал последние кредиты, но документ получил. Потом пришло время задуматься о собственном офисе. Бродячий детектив здесь не ценился никак и уважался чуть больше робота-уборщика.
Недолгий поиск привёл меня в здание «Хайзон-Плаза». Этот уродливый монолит из стекла и бетона, сразу мне не понравился. Он располагался над проезжей частью: под ним, на уровне четвёртого этажа находилась широкая арка, сквозь которую проходила 768-я улица. Она шумела всегда. Круглосуточно. Район – дыра дырой. Там сохранились дома, построенные ещё до Большой заварухи. Но выбирать не приходилось. Седьмой этаж, как и вообще все низкие этажи, считались «зоной отбросов». Тут селились подпольные хакеры, дешёвые сутенёры, сомнительные юристы и все те, кому не хватало денег на хороший район или на высокий этаж.
Я арендовал кабинет с треснувшим окном, через которое в тёмное время проникал надоедливый рекламный свет. Это и был мой первый офис. Мебель – кресло с прорехой от плазменного выстрела и кофемашина, которая иногда плевалась кипятком, старый терминал, железный стол с незапиравшимися ящиками и подержанный голографический проектор. На стене – единственное напоминание о прошлом: фотография моего родного города, залитого дождём.
Вывеска на двери гласила тогда:
«Алекс Крейтон. Частный детектив. Расследования. Находки. Дискретно».
В этом здании везде стояли добротные бронированные двери. Никаких самозатягивающихся мембран, никаких новомодных штучек.
Первое дело там проходило у меня под заголовком: «Потерянная мелодия». Клиентка пришла ночью. Девушка-киборг с голосовым модулем, звучавшим как старый винил. Я уже знал, что слово «киборг» здесь считалось оскорбительным, ругательным и практически никогда не применялось. За его употребление можно было легко попасть в Цифровую тюрьму. Впрочем, если честно, тут все киборги. Других не держат.
«Они её украли… Украли её голос», – выпалила посетительница.
Сестра посетительницы, певица-стриптизёрша из подпольного клуба, пропала после выступления. Последнее, что осталось – это запись её крика в момент похищения.
Я начал с клуба «Электросирены» – того самого, где эта певица пела и откуда пропала. Там пахло гарью и синтетическим дымом. Бармен сквозь зубы пробормотал: «Спроси у „Фантома“».
«Фантом» оказался полубезумным сетевым взломщиком, живущим на окраине мегаполиса. Странно, что его до сих пор не арестовали или не убили. Под угрозой расправы, он рассказал о тайном рынке голосов. Мелкая промышленная компания скупала у бандитов уникальные вокальные паттерны для роботов.
С помощью соседа-хакера взломал базу данных аукциона. Певицу уже продали, но сделка ещё не была завершена. Финал случился на крыше того самого небоскрёба, в подвале которого обретался клуб. Драка с охранниками – и девушку освободили. Только вот её голосовой модуль оказался безвозвратно повреждён.
«Теперь будешь петь только для себя», – сказал я, возвращая её сестре.
Дело оказалось удивительно простым, но закончилось не очень удачно. Голос вернуть не получилось. Поэтому я не взял с них денег. Вместо этого повесил на стену портрет той певицы, а рядом письменный отказ от оплаты – первое реальное дело в этом мире.
Пора было серьёзно вооружаться. Вообще-то я привык к тяжести револьвера в кобуре подмышкой. Стальной друг, проверенный годами. Но в этом мире порох и свинец уступили место урановым пулям, плазме и импульсным разрядам. Первые недели я чувствовал себя голым. Кто-то из соседей посоветовал пойти на рынок и вооружиться там.
Оружейный рынок был частью Чёрного. В отличие от Подземного рынка, этот располагался на поверхности. Торговали контрабандой, ворованными прототипами и вещами, от которых даже роботы морщились.
Торговец, подозрительный тип с красными киберглазами и гидравлическими пальцами, презрительно осмотрел рисунок моего старого «Кольта»:
«Музейный экспонат. Хочешь что-то похожее? Смотри».
Он достал из-под прилавка массивный бластер. Корпус – чёрный композит, рукоять под дерево (натурального здесь не делали), ствол короткий, толстый, как у моего старого «Бульдога».
«Импульсный. Без отдачи. Бьёт на разрыв. Один заряд – дыра в бетоне».
Я прицелился в мишень – ржавую банку на бочке. Привычный хват. Спуск туже, чем у «Кольта», но баланс почти тот же.
«Сколько?»
Он назвал цену. Втрое больше, чем у меня было в наличии.
«Беру».
Я бросил на прилавок чип с данными прошлого дела – украденные голографические записи, которые клиентка отдала мне «в счёт будущих услуг». Продавец усмехнулся, но взял.
Теперь у меня был новый «Бульдог».
Первая кровь пролилась неожиданно и для меня почти незаметно. Дело казалось пустяковым: слежка за мужем, который, как подозревала жена, крутил роман с девушкой из клуба. Я уже собирался передать ей голограммы, когда услышал крик со стороны переулка.
Трое в масках с биозащитными фильтрами держали под прицелом старика-лавочника. Один тыкал ему в лицо стволом, второй рылся в кассе, третий стоял на шухере.
Я не герой. Но и не трус.
«Эй», – просто сказал я, выходя из тени.
Тот, что на шухере, развернулся, его пистолет дрогнул. «Бульдог» выстрелил первым – импульсный заряд ударил бандита грудь, отбросив его к стене. Второй грабитель выстрелил наугад, луч плазмы прожёг дыру в крае моего плаща.
Мой следующий выстрел снёс ему половину головы.
Третий грабитель бросил старика и побежал. Я мог бы выстрелить в спину. Не стал.
Через десять минут приехали копы – двое в чёрных комбезах с жёлтыми полосами и бригада в полной экипировке. Они оцепили переулок, проверили мою лицензию и забрали труп и раненого.
«Неплохо для новичка, – буркнул седой и сильно немолодой полицейский, разглядывая «Бульдог». – Но вообще ты с этой игрушкой особо не светись, пока разрешение не оформишь. И это… стрелять наповал – тоже забудь. А то не бандитов, тебя самого придётся посадить на много лет. По первости извиняем, но потом снисхождения не жди».
Я смолчал, но его совет запомнил крепко. Это был Борс – старый коп, с которым мы в дальнейшем почти подружились.
Старик-лавочник сунул мне в карман бутылку синтетического виски.
«Спасибо парень, – сказал дед. – Но ей-богу не стоило. Сам бы управился. Но если понадобится что неожиданное, спроси Старика Xа-Гао. Меня тут всякий знает».
Я кивнул и ушёл. «Бульдог» снова был при мне, хоть и совсем не тот «Бульдог». Теперь мы понимали друг друга.
Когда я только начал работать в этом городе, то ожидал, что частный детектив – это обязательно погони, перестрелки и роковые женщины. Но Город быстро расставил всё по местам. Первый год я практически бедствовал. Брался за любые дела от поиска пропавших кошек (оказалось, их воровали для нелегальных кибермодификаций) до слежки за неверными мужьями. Деньги текли тонко, клиенты были странными, платили плохо, а риск часто не стоил оплаты.
Переломный момент случился с делом синдиката «Микрокредит-25». Ко мне пришла молодая женщина – простая работяга с завода по отбраковке нейрочипов. Её брат взял небольшой заём под грабительские проценты, а потом исчез. Кредиторы начали приходить к ней.
Я разыскал его через три дня. Парень скрывался в подпольном борделе, весь в долгах, с поддельным социальным чипом. Оказалось, он стал жертвой «долговой пирамиды» – схемы, где тебе дают кредит, а потом искусственно взвинчивают ставки через скрытые пункты договора.
Я вытащил его, пригрозив кредиторам утечкой из их бухгалтерии (ещё раз спасибо хакеру-наркоману с нашего этажа), и дело закрыли.
Но главное – я понял две вещи. Во-первых, таких, как этот брат, здесь тысячи. В городе, где каждая корпорация выжимает из людей последние кредиты, а мошенники вырастают как грибы после дождя, спрос на тех, кто может найти должников или доказать обман, – огромен. Во-вторых, это безопаснее, чем гоняться за убийцами. Никто не стреляет в детектива, который ищет пропавшие деньги. Ну почти никто. Да и платят несравнимо больше.
У меня появилась узкая специализация. Я переехал в другое здание. Отныне мой офис располагался в более приличном месте и на сорок седьмом этаже. Тоже не фонтан, но всё-таки несравнимо лучше того, что было сначала. Кроме того, я приделал другую табличку к двери:
«Алекс Дж. Крейтон. Финансовый розыск. Долги. Мошенничество. Возврат активов».
Первое финансовое дело себя долго ждать не заставило. Менеджер среднего звена из городского банка пропал вместе с бонусами сотрудников. Официально уволился. Неофициально – бухгалтерия «не заметила», как он вывел кредиты на левые кошельки.
Нашёл я его через любовницу. Классика жанра. Оказалось, он почти не скрывался, просто купил себе новый социальный чип и уехал в отель на побережье. Когда я вручил ему распечатку транзакций и голограмму с его же признанием перед камерой, он побледнел:
«Ты что, с копами договорился?»
«Нет. А надо было? Кстати, они уже едут».
Бонусы вернули. Банк заплатил мне в три раза больше, чем я просил. С тех пор я долгое время работал в этой нише. Деньги не пахнут, но зато врут громче всех.
Клиенты пошли другие. Разные. Рядовые бизнесмены, обманутые поставщиками. Проститутки, кинутые клиентами. Мелкие хакеры, которым не заплатили. Обычные сотрудники корпораций с «исчезнувшими» премиями. Даже сами корпорации – те, что поменьше, когда нужно было отыскать менеджера, слившего служебную инфу после проигрыша в казино.
Методы тоже изменились. Теперь там появился анализ транзакций – ещё раз спасибо моему соседу-хакеру за доступ к закрытым данным. Слежка в виртуальных и обычных клубах. Наблюдение в кафе, ресторанах и барах. Старомодные опросы и допросы. Люди всё ещё боялись того, кто затрагивал правильные темы. Должники любят хвастаться деньгами, которых у них нет.
А потом из-за собственной халатности я и сам ненадолго угодил в тюрьму. В обычную, не в Цифровую. Но это сейчас знаю, что ненадолго, а тогда моё будущее выглядело неопределённо и страшно. Точнее, сначала я оказался в клетке полицейского участка, а дальше грозила уже Цифровая тюрьма, а это уже весьма серьёзно. Внезапно меня там посетил незнакомый и до отвращения элегантный господин, сделавший мне предложение, от которого не получилось отказаться. Это и был мой будущий шеф. Так я попал в его Отдел безопасности Администрации Юго-Западного домена. А мой офис так и стоял почти всё время закрытым. Изредка я им пользовался, но обычно он пустовал. Зарплаты служащего Администрации вполне хватало, чтобы отстёгивать за аренду.
Тут добавлю лирическое отступление…
Лиз – некогда пропавшую мою дочь, лет десять прятала от меня её мать, Кайра Блюм. Кайра не хотела, чтобы я, как она думала, испортил девочке жизнь.
Кайра в своё время утратила своё биологическое тело, и её сознание жило в компьютерных сетях. Не по своей воле там отказалась, просто не было иного выхода. Она зарабатывала на содержание собственной личности поисками в Сети. Поэтому, по выражению нашей дочери, «она знала всё». Сама она появлялась в виртуальном мире в прежнем образе, а по Городу, если требовалось, разгуливала посредством автономного модуля – по сути, робота. Искусственного тела с разумом, обитающим в серверных центрах, но связывающегося с этим модулем вайфаю. Смотрящего на мир с помощью оптических сенсоров.
Лиз, в настоящий момент восемнадцатилетняя девушка, выбрала профессию матери – стала хакером-детективом и взяла себе псевдоним Чип. Она требовала, чтобы все называли её только так.
Я отыскал Чип, и только после этого Кайра рассказала, как дочь жила все эти годы, когда я не знал, что с ней. В тот вечер у меня с Кайрой случился долгий и тягостный разговор.
Кайра явилась в мой офис и начала с самого трудного – с признания. Да, она солгала мне, что Лиз погибла в том роковом взрыве на энерготрассе десять лет назад. Это был огненный хаос, паника, идеальный момент, чтобы инсценировать смерть дочери. Впрочем, я никогда и не верил в ту историю.
«Я забрала её, Алекс, потому что боялась тебя, – голос Кайры, исходящий то ли из колонок, то ли из уст её механического аватара, был вовсе не лишён эмоций, как и подобает существу, сохранившему сознание в сетях. Эмулятор лица отлично передавал мимику и все эмоции. – Боялась не тебя лично, а твоего окружения, твоей работы. Твоей войны с системой. Я видела, как Система пожирает тебя, и не хотела, чтобы она поглотила и её. Хотела дать ей спокойную безопасную жизнь».
Кайра описала их скитания по самым заброшенным, не подключённым к глобальной сети уровням Города. Она снимала комнаты в тех местах, куда даже страховщики из корпоративной безопасности не совались без полного антивирусного скафандра. Её сознание, парящее в дата-центрах, зарабатывало кредиты на промышленном шпионаже, взломах и аудите систем безопасности. Этих денег вполне хватало на еду для дочери, крышу над головой и на самое лучшее, что она могла дать – образование.
«Я учила её не только тому, чему учат в корпоративных школах, Алекс. Я учила её видеть Город таким, какой он есть – гигантским потоком данных. Я показала ей бэкдоры и люки в оболочке цивилизации. Показала, как находить истину в океане дезинформации. Как быть призраком в машине».
Лиз была не просто ученицей – она оказалась гением. Девочка, выросшая с матерью-легендой в виде алгоритма и с отцом-мифом в лице знаменитого детектива, впитала лучшее от обоих. От Кайры – безупречное мастерство кибернетика, от меня – обострённое, почти животное чувство справедливости.
«Она взяла себе имя Чип. В честь того самого чипа, что я вживила себе в висок, чтобы уйти к тебе, когда мы только познакомились. Для неё это стало символом. Символом связи. И символом разрыва».
Кайра всегда следила за мной через городские камеры наблюдения, служебные отчёты, корпоративные сплетни в соцсетях. Она знала, что я не сдался, что я всё ещё ищу дочь. И чем старше становилась Лиз, тем сложнее было скрывать правду от нас обоих.
«Я видела, как ты её ищешь. Каждый день. Это было… невыносимо. Но я боялась, что, открыв тебе правду, разрушу тот хрупкий мир, что построила для неё. А потом… потом она сама вышла на тебя. Занялась делом, которое вёл ты. Я поняла, что больше не могу её удерживать. Она твоя дочь, Алекс. В её генетическом коде твоя настойчивость. Она сама сделала этот выбор».
И вот кульминация. Кайра показала мне всё: цифровые дневники Лиз, её первые попытки взлома, её победы, слёзы от одиночества, гордость за первый заработанный гонорар. Она открыла десять лет жизни нашей дочери за один миг передачи данных.
«Прости меня, Алекс. Я украла у тебя десять лет. Но я вернула тебе дочь. И она… она прекрасна. Она стала такой, какой должна была стать – сильнее нас обоих. Да, сейчас её зовут Чип. И она готова разговаривать со своим отцом, с тобой».
После её слов в воздухе повисло такое густое молчание, словно тяжёлый смог. Я сидел, уставившись в оптические сенсоры автономного модуля, который был моей бывшей женой. Мой мир, годами державшийся на двух полюсах: тоска по утрате и ярость к системе, – только что перевернулся с ног на голову.
Я медленно поднялся, моя тень, от уличной неоновой вывески, гигантской и искажённой, замерла на стене. Мой голос, когда я наконец заговорил, стал низким, хриплым от сдавленных эмоций.