Читать книгу Багамская рапсодия - Александр Матвеевич Коев - Страница 1

Allegro, moderato non troppo

«Рапсодия – произведение, написанное в свободном импровизационном стиле».

Прелюдия

Эти события произошли за несколько лет до истории, о которой пойдёт речь в романе.

«Среди роскошных домов на У… – х… террас, а других там просто нет, немного выделялся один, нет, он не был ниже или выше остальных домов, такие же львы и колонны, шесть ступенек ко входу от тротуара, но всё же в нём чувствовалось какое-то отличие. Он был словно отдельный, не связанный с соседними домами, словно соседи отпрянули от него. Как это бывает с тяжело заболевшими людьми, когда все сочувствуют, вздыхают, ахают, но стараются держаться подальше. Внутри дома, по богато украшенному бельэтажу, освещённому заходящим солнцем через стрельчатые окна в конце коридора, прохаживался мужчина, в шёлковом домашнем халате с распахнутыми полами. Он шёл, задумавшись, не обращая внимания на то, что пояс халата развязался, а может и вовсе бывший не завязанным, волочился за ним по ковру.

Бельэтаж действительно был роскошным, похожим, скорее, на зал музея старинного оружия или картинную галерею. Мужские и женские портреты, висевшие на стенах, создавали впечатление королевских приёмов XVII – XVIII веков, а мечи, шпаги, пистолеты, мушкеты, пики и алебарды, придавали грозную торжественность этому событию.

Но мужчина, который медленно шагал, опустив голову, не обращал ни малейшего внимания на всю эту торжественную красоту. Джентльменом, что, крепко задумавшись, ходил взад и вперёд по коридору, был хозяин дома лорд К. (далее в справочнике «Кто есть. кто» идут ещё две с половиной строчки, где перечислялись все его титулы, должности, звания и награды), вернее сказать формальный хозяин, потому, что дом был давно заложен и перезаложен и кредиторы всё настойчивее требовали расплатиться с долгами.

Иногда он бросал взгляд по сторонам, где на стенах висели большие фамильные портреты предков. Эти лорды-пэры, фрейлины двора, все кисти известнейших европейских художников, манерно изогнув брови, с возмущением, смотрели на бесцеремонного потомка, видя, что он разглядывает их словно лошадей на ярмарке, прикидывая, за сколько можно было бы их продать, сколько за них можно было бы выручить… Лорд К., словно почувствовав возмущение пэров, адмиралов и фрейлин двора, поднял голову.

– Ну, ну, умерьте ваш пыл, – потомок был не столь чувствителен к родне, – вы тоже чудили в своё время. Вот, хотя бы вы, ваша светлость, а про вас, мадам, уж точно, лучше будет промолчать… Додумать мысль не удалось, старинные напольные часы, очень монументальные, как и всё в этом доме, изящно отбили четверть.

– Чёрт, где же Ф.? – Лорд К. ждал своего старого друга, барона Ф., впрочем, до назначенного времени был ещё почти час, но лорду К. было невмоготу ждать, он уже прошёл по коврам, наверное, мили три, а на часах прошло лишь три минуты, – чёрт, как же трудно ждать!! Дело в том, что лорд К., был игрок, игрок настоящий, страстный и удачливый. Да, да, удачливый, на прошлой неделе он чуть было, не сорвал сумасшедший куш за картами в клубе, который бы всё-всё исправил, но…

Но, как известно, Фортуна – вредная девица, она со всяким не ложится. Так вот, эта капризная девица, чуть поманила и…, и «уж шёлк её одежд меж пальцев утекает тихо» … Он так и не понял, что произошло, а уж этот…. (тут не может быть иного слова, кроме нецензурного) виконт У. загребает себе весь выигрыш. Несколько дней лорд К. не мог прийти в себя, это состояние сродни ломке наркомана, когда ни с того, ни с сего тебя буквально бросает в жар, пересыхает горло, дрожат пальцы, потом тебя трясёт в ознобе, а лоб покрывается холодным потом. Фу-у…

Лорд К. ещё раз огляделся, прикидывая, за сколько можно было бы продать всех родственничков, конечно, имелись ввиду, их портреты. Да и за часы, кстати, тоже можно было бы выручить не меньше трёх сотен. Но…, но на днях было пренеприятнейшее объяснение с супругой, леди И., – «… что больше ни одной нитки, чтобы и ноги его не было в её спальне, что, как правы были её родственники, которые все как один отговаривали её …,» – ну далее шёл набор обычных в таких случаях упрёков. По поводу спальни, это было лишнее, поскольку лорд К. уже и не помнил, когда он был в спальне леди И. Но где же барон Ф.?!

Ведь, вот уже два дня, как уверенность стала возвращаться к лорду К: появилась, не дрожь, нет, а легчайшая вибрация в пальцах, вернулась та, сверхъестественная сила, способность, поднося руку к колоде, не то, что чувствовать, а буквально видеть масть сквозь рубашку карты, знать какая карта придёт, какой ход сделает соперник, какую карту надо сбрасывать и на каком кону следует атаковать, но для игры нужны были четыреста фунтов.

В былые времена четыреста фунтов были бы сущим пустяком для лорда К., но сейчас без этой суммы в клуб нечего было и соваться: во-первых, надо погасить долг, ведь, сколько сил, да что там, унижений, стоило ему, чтобы не оказаться на доске должников, а во-вторых, нужны были деньги хотя бы для начала игры… Ну, где же барон Ф.? Не в силах больше ходить под презрительно-негодующими взглядами «родственников», а может, всё-таки, чувствуя неловкость, лорд К. решил спуститься ко входу, где одиноким светляком, маяком, манившим путников, горела маленькая настольная лампа на конторке при входе. Обычно там гости оставляли визитные карточки или записывались в книгу визитов имена и звания приходивших, но сейчас на конторке, опять-таки одиноко, лежала раскрытая, довольно потрёпанная брошюра.

Лорд К., посмотрев по сторонам, раньше при входе у конторки всегда был кто-нибудь из прислуги, но после недавних событий, пришлось эту должность, как бы это по вежливее выразиться, сократить, гостей теперь встречает дворецкий Джон, эта креатура леди И. и, конечно, обо всём её информирующая. Но вот сегодня «врата» закрыты, и привратника нет. Ладно, до прихода Ф. ещё не менее получаса, и, чтобы скоротать время, ждать становилось уж совсем невмоготу, лорд К. подвинул к себе потрёпанную брошюрку. Она оказалась такой, какой он и ожидал – описывала события, случившиеся с людьми из света: «некий граф, весь в долгах, поругавшийся с женой, находясь под давлением кредиторов и всяческих родственников, ждёт друга, который должен принести денег».

– Чёрт, всё один в один, как у него, – и «пока незадачливый граф ждёт, его друг проводит время с «графовой женой», – ну, и далее, всё в таком же духе, бульварщина. Однако лорд К. увлёкся, и опомнился лишь тогда, когда монументальные часы не менее монументально пробили час.

– Где же Ф.? – Лорд К. отбросил брошюру на конторку, перед входной дверью по-прежнему никого не было. Поднялся на бельэтаж, здесь было уже не так помпезно, низкое солнце убавило пафос, и только переплёты оконных рам отражались на потолке. Лорд К. сделал несколько шагов по коридору и, вдруг, заметил на полу прямо под дверью леди И. полоску света. Повинуясь скорее порыву, чем разуму, он сделал шаг вперёд, и повернул ручку двери в будуар леди И. …

Ручка не поворачивалась, дверь была заперта. Обычно эту дверь не запирали вовсе. Лорд К. сделал шаг назад и снова посмотрел на полоску света, на полу под дверью, по ней быстро промелькнуло несколько тёмных фрагментов, это были тени, кто-то ходил в будуаре! Лорд К. ещё раз дёрнул за ручку и, в раздражении, пнул дверь ногой! Согласен, поступок, никак не красящий джентльмена. Лорд К. отступил на шаг, прикидывая, что делать.

– Кто там мог ходить? Воры?! А у него никакого оружия! – Пронеслось в голове. Лорд К. огляделся по сторонам. – Чёрт! Да здесь же полно оружия! Он на цыпочках подошёл к панно со старинным оружием, оглядел, выбирая, что взять… А, вот, эту короткую алебарду! Он вдруг вспомнил рассказ Конан Дойла, кажется, «Обряд рода Мейсгрейвов», там герой также взял алебарду. Чёрт, алебарда была намертво прикреплена к стене.

– А, вспомнил! Оружие прикрепили к стене после того, как вот тот джентльмен с портрета на южной стене, решил раскроить череп (а ведь и было за что!) вон той леди, чей портрет висел напротив, на северной стене, – вспомнилось некстати, – Слава Богу, она осталась жива, только продолжала носить парик, даже когда мода на парики прошла, чтобы прикрыть глубокий шрам на голове.

Ладно, будь что будет! Он решил дёрнуть дверь ещё раз, дёрнул, и …, и дверь резко распахнулась, а леди И., стоявшую на пороге, буквально выбросило в коридор.

– Раньше вы не имели привычки запирать двери.

– Раньше у меня не было поводов это делать.

– А теперь есть?

– И вы отлично знаете, что «Да!»

Лорд К. шагнул через порог и остолбенел, посреди будуара, стоял барон Ф., перебирая пальцами по фраку и воротничку сорочки.

– Ты здесь?! А я, …мы же договаривались, …я же ждал тебя в холле … – лорд К. понимал, что он говорит полный бред.

– Я всё знаю, мне барон всё рассказал, – леди И. выступила вперёд и посмотрела на мужа с вызовом, чуть приподняв подбородок, всем своим видом показывая своё презрение, – и я теперь отлично понимаю, что …, барон Ф. мне всё объяснил, мы …– она замолчала, поняв, что муж её не слушает.

Действительно, лорд К. не стал её слушать, а лишь посмотрел на барона Ф. повнимательнее: съехавший на сторону галстук, а главное след помады на уголке рта – говорили о силе его объяснений. Лорд К. почувствовал, как на голове начали ветвиться раскидистые рога, такие обширные, что их бы хватило на роговые очки для всего населения Лондона, включая детей. Если бы мы, мой дорогой читатель, в тот момент, оказались в коридоре рядом с дверью в будуар, мы бы услышали:

– Коварный друг, подлый предатель! Иуда!! Так вот ты, какой друг! Ты решил воспользоваться моим…, далее мы, дорогой читатель, по цензурным соображениям, прервём цитирование лорда К. и только подивимся, где, такой титулованный лорд, мог набраться такой табуированной лексики.

– Как ты мог подумать?!!! – это уже барон Ф., кипя от деланного возмущения.

– А что здесь думать? – лорд К. огляделся вокруг: алебарда прикована, приклёпана или, как её там, к стене…, – а-а, ведь в конторке при входе есть револьвер! Как любил говорить дворецкий Джон, на всякий случай, для вразумления неразумных. Так вот сейчас, как раз такой случай и настал, надо вразумить, и есть кого, и есть за что!

Лорд К. кинулся к лестнице, ведущей вниз, первый пролёт пролетел пулей, но на втором, пояс, волочившийся по полу, сыграл с ним злую шутку, захлестнувшись вперёд, он подсек ногу лорда, и высокородный лорд К. полетел кувырком вниз по лестнице. Дорогой читатель, я не вправе изменить ход событий и просто вынужден констатировать, что сцена, которую я хотел представить, как сцену из «Саги о Форсайтах», предстала стороннему наблюдателю, как во французской комедии «В компании Макса Линдера». Единственным положительным моментом, было то, что на финальном кувырке лорд К. так приложился лбом об угол конторки, что от удара, ящичек, в котором лежал револьвер сам выдвинулся, и выхватывать его было очень удобно.

Схватив револьвер, лорд К, устремился на верх, прыгая через три ступеньки. Прибыв ко входу в будуар, он был вынужден констатировать, что его противник даром времени не терял и приготовился к оборонительным действиям – то есть решил покинуть поле боя. Появившись в дверях, лорд К. обнаружил, что барону, он стоял на подоконнике, остаётся открыть только верхний шпингалет, чтобы распахнуть окно и выпрыгнуть.

Не тут-то было! Лорд К. выстрелил навскидку, хрусталём зазвенело разбитое стекло, но барон Ф. сделал три действия: спрыгнул вниз, пригнулся за туалетный столик и резко смахнул с него вазу прямо в лицо лорду К., что вызвало новый промах лорда. Барон Ф., подняв с пола свою трость, распрямился, сделал резкий рывок, и вот в его руке блестит стальной клинок, выхваченный из древка трости. Размахивая клинком перед собой и делая короткие выпады, барон Ф. отступал к окну. Не могу сказать, на сколько это сбивало прицел, но клинок трижды разрезал полы и дважды проткнул рукав халата, а лорд К. трижды промахнулся практически в упор.

Но согласитесь, дорогой читатель, что размахивание шпагой перед носом лорда, не могло не повлиять на его меткость. Наконец, сделав ещё один выпад, барон Ф. отпрыгнул к окну, вскочил на подоконник, распахнул окно и прыгнул вниз. Лорд К. выстрелил, и снова мимо! Лорд подбежал к окну, барон Ф. уже перелезал через ограду, он был не более, чем в десяти футах от окна, лорд К., на этот раз, без помех прицелился, но, увы, вместо выстрела раздался лишь сухой щелчок, в револьвере было пять зарядов и все они были использованы.

Проклятье!! Лорд К. услышал треск рвущейся материи, это барон Ф. зацепился фалдой фрака за пику ограды, рывок! И вот его противник исчез за ней, растворившись в полумраке улицы. Привлечённые шумом выстрелов, звоном разбитого стекла, и криками, а противники в пылу битвы не сдерживали себя, к ограде стали стягиваться прохожие, У…– х… террас был фешенебельным кварталом и таких, э-э-э…, перформансов его обитатели совершенно не припоминали. А вот появились и два уличных полисмена, один остановился напротив окон, а второй пошёл ко входу в дом …

Это происшествие, по большому счёту, довольно банальное по сути, неожиданно породило широкую и бойкую по накалу прессу. Что любопытно, кроме нравственной стороны, широко обсуждались такие, например, вопросы, как: что лучше использовать в подобных случаях, револьвер или клинок.

Стрелки писали, что револьвер уравнивает шансы разных по габаритам противников, на что фехтовальщики, не без резона, отвечали, что, сделав пять выстрелов, лорд К. не попал ни разу, тогда как барон Ф. трижды ранил, вернее, поцарапал, лорда, и то только потому, что не хотел причинить тому вред, а мог бы и пришпилить его к стене.

В ответ, стрелки говорили о том, что надо резко повысить огневую подготовку мужей, чтобы не тратить лишние патроны на неверных жён и прочих посягателей на святость семейного очага (так и было написано!), и что, лучше носить малогабаритные револьверы тридцать второго калибра в кармане, чтобы не бегать за оружием в нужный момент, с риском быть потом обвинёнными в предумышленном убийстве.

Женские организации подняли волну защиты женщин от домашнего насилия, церковные общины встали на защиту традиционных семейных ценностей. Коротко говоря, не оттоптался на этом случае только самый ленивый общественный деятель. Изящнее всех об этом инциденте выразилась колумнист светской хроники газеты «The Times», на своей колонке в газете она отметила, что «… происшествие на У… х… террас (так она назвала этот инцидент) не только удивительным образом совпало с содержанием брошюрки, которую написал некий сочинитель, укрывшийся за инициалами “JG”, но оно, по сути, спасло невнятное начало сезона 193… года», ну, а кто мы такие, чтобы не верить «The Times».

Но, как бы то ни было, всё в этом мире имеет своё начало и свой конец. Эта история мало по малу стала покидать передовицы газет, переместившись на вторую, третью и так далее полосы. Другие события постепенно затмили её, светский сезон начался. Вот и мы, подобно этой новости, переместимся из центра Лондона, нет не на окраину, но в менее респектабельные кварталы. Там, на одной из улиц, есть ресторан, он существует и поныне, а тогда он назывался «Смышлёный боб». Когда-то он назывался по-другому, и владел им некто по имени Роберт, а по-простому Боб, и он назвал ресторан своим именем. Боб считал себя очень умным и очень гордился своим рестораном, но неспроста в Писании сказано: «не думай, что ты самый сильный, найдётся сильнее тебя, не думай, что ты самый умный, найдётся умнее тебя». Вот и в этом случае нашёлся тот, кто оказался умнее Боба, и выкупил у него ресторан. Боб продал свой ресторан с условием, что в названии останется его имя – «Боб». Новый владелец не возражал, и, даже, добавил эпитет «смышлёный», но имя написал маленькими буквами – боб. Так и получилось это название «Смышлёный боб».

Мы так подробно говорим об этом потому, что в ту эпоху, о которой идёт речь, этот ресторан имел ещё одно название. С лёгкой руки одного газетного репортёра, ресторан стал известен среди лондонской богемы и «золотой молодёжи», как «предпоследняя остановка». «Предпоследняя остановка» на пути в самые зловещие пучины лондонского дна. Попавшему сюда, как бы давался выбор: или удержаться на поверхности и выплыть, или провалиться в тартарары, и представители «высшего света» любили бывать здесь. Для чего? Главным образом, чтобы встряхнуться, потолкаться среди «богемы», пощекотать нервы, побывав на пути, ведущем на это самое дно. И если бы мы пришли сюда сегодня, то увидели бы знакомую фигуру лорда К.

Почему лорд К., которого сложно было отнести к категории «золотой молодёжи», оказался здесь, в «Смышлёном бобе»? Причина проста, клубным ресторанам, которым соответствовал статус лорда К., совершенно не соответствовал статус его кошелька, а хозяин «Смышлёного боба» пока ещё держал для него кредит открытым, впрочем, и здесь главным было слово «пока». Нужно срочно найти деньги! Кстати, сумма, по сравнению с началом нашего повествования, возросла почти в двое – семьсот фунтов. К четырёмстам фунтам прибавились расходы на адвоката и прочее, а где их взять? Желающих ссудить лорду денег и раньше было немного, а теперь, после этого инцидента … Надо, надо найти выход, и найти срочно! Слава Богу, что есть брачный контракт и леди И. не может развестись с лордом К., и выставить его из дома, иначе …, иначе, он бы уже проехал эту «предпоследнюю остановку» по пути в эти самые пресловутые пучины…

Вот такие тяжёлые мысли занимали голову лорда К., когда к нему, сидевшему за столиком и бездумно глядевшему в меню, подошёл официант с маленьким подносом. Лорд К. встрепенулся.

– Да, да, сейчас я сделаю заказ.

– Я не по поводу заказа, сэр. Это просил передать вам, тот джентльмен. – И официант поставил на стол перед лордом К. маленький поднос, на котором лежала визитная карточка. Лорд К., дальнозорко отставив руку, прочитал вслух. – Барон …, – на обороте, карандашом было написано – «Хотел бы с вами переговорить.»

– Где этот джентльмен? – Лорд К. посмотрел на официанта. – А вон он, сэр, уже идёт к вашему столику. Действительно к столику лорда К. приближался мужчина, чуть ниже среднего роста, довольно худощавый, фигура у него была не очень, но костюм, явно сшитый на заказ, сидел на нём как влитой, в руках шляпа и трость с массивной серебряной рукоятью. Деньжата у него, явно, водятся, оценивающе подумал лорд К.

– Барон … – Обратился было к подошедшему лорд К., джентльмен досадливо поморщился. – Мы же не в клубном ресторане, сэр, я думаю, что официоз здесь ни к чему, вас не покоробит, если я не стану обращаться к вам «ваша светлость». Вы позволите? – Мужчина взялся за спинку стула

– Да, прошу вас. Чему обязан? – Лорд К. продолжал с любопытством разглядывать мужчину. На вид ничего особенного, но выглядит скорее не как барон, а как делец из Сити, и странная привычка – перемежает вполне светскую речь просторечными выражениями.

Между тем подошедший продолжил. – Я узнал вас, прочитав газету, – кивок подбородком в сторону столика, на котором лежали сложенные газеты, которые клиентам подавали, чтобы те скоротали время в ожидании своего заказа, – а я тот, чьё имя указано на визитке. Кстати, не могли бы вы вернуть мне визитку?

– Пожалуйста, – лорд К., с удивлением, протянул карточку барону, и заметил, – но знаете, такая таинственность настораживает меня.

Однако, эти слова ничуть не смутили собеседника, и, засовывая визитную карточку в бумажник, он спокойно сказал. – Я вас понимаю, но продолжительность нашего знакомства будет зависеть от того, договоримся мы или нет.

– Договоримся или нет?! О чём?

– Я хочу сделать вам предложение. – И мужчина отпил немного из стакана, который ему принёс официант. – Вы извините, но я привык говорить прямо, без обиняков. Я, действительно, хочу предложить вам сделку, и я очень хочу, чтобы вы согласились.

– Сделку?! Какую сделку? – Лорд К. с удивлением, подняв бровь, посмотрел на своего визави и добавил. – Я тоже хочу говорить без обиняков, и, поэтому…, поэтому хочу сразу предупредить вас, что, в качестве обеспечения с моей стороны, я могу предложить, разве что мою бессмертную душу. – И лорд К. вопрошающе взглянул на собеседника. Мужчина улыбнулся одними губами.

– Я понимаю, что моё предложение выглядит странно, и, даже, наверное, – он усмехнулся, – выглядит тревожно, подходит незнакомец, и, ни с того, ни с сего, предлагает сделку, здесь поневоле возникают мысли о нечистой силе.

– И о подписании контракта кровью. – В тон ему добавил лорд К.

– О нет, нет, только не это! – Мужчина протестующе поднял руки. – Мне становится дурно от вида крови, и, к тому же, разве от меня исходит запах серы?

– М-м-м … – Неопределённо промычал лорд К., улыбаясь и качая головой, и не стал отвечать на этот вопрос, но это нисколько не смутило мужчину.

– Я хочу предложить вам сделку и заплатить.

– Заплатить?! – Улыбка на лице лорда К. сменилась недоверчивой заинтересованностью. – Заплатить деньги? И что надо будет сделать? Однако, … но вы понимаете, в моём статусе …

– Не беспокойтесь! – Мужчина утвердительно наклонил голову. – Я не предложу вам ничего предосудительного, такого, что могло бы уронить вашу честь и достоинство, ведь именно из-за вашего статуса я и подошёл к вам. – Он снова отпил виски. – Речь пойдёт о неутомительном путешествии по маршруту Лондон – Гибралтар – Вест-Индия и обратно.

– Вест-Индия?! Это Багамы? – Лорд К. с сомнением взглянул на мужчину.

– Да Багамы, но это отнюдь не дыра, это один из островов архипелага. Уверяю вас, что это вполне цивилизованное место, там курорт! И за ваше согласие я готов заплатить вам тысячу фунтов. – Названная сумма едва не заставила лорда К. подпрыгнуть на месте, и помимо воли у него вырвалось.

– Когда надо ехать? Да, а оплата проезда, она входит? – Мужчина сделал вид, что не заметил неожиданную горячность лорда К.

– Проезд и всё, что с ним связано: билет, провоз багажа, различные формальности, дорожные расходы – будут оплачены отдельно.

– И дорожные расходы?! – Лорду К. никак не удавалось скрыть свою заинтересованность, но его собеседник ничем не показал, что заметил это, во всяком случае ни один мускул не дрогнул на его лице, он просто добавил. – В разумных пределах, конечно. – И поднял свой стакан с виски.

– Конечно, конечно, в разумных! – Излишняя горячность никак не подходила статусу такого высокородного джентльмена, коим был лорд К., но будем снисходительны, вспомнив о его денежных затруднениях, и представив, какой вальс из цифр закружился у лорда в голове, и он с удовольствием ответил на приветствие незнакомца, поднятием своего бокала. Однако, он ещё не успел поставить бокал на стол, как вдруг вскричал.

– Чёрт! Чёрт! Дьявольщина! – Лицо лорда К. исказила гримаса отчаяния.

– Что такое? – Встревожился его собеседник.

– Я не могу покидать пределы большого Лондона, есть судебное постановление!

– Почему?! – Брови мужчины удивлённо взлетели вверх.

– Это постарался адвокат леди И., «с целью обеспечения судебного решения, запрещается покидать пределы Большого Лондона», так сказано в постановлении. Чёрт! Как я мог забыть! – Лорд К. яростно потёр ладонью подбородок. Эта новость его собеседнику явно не понравилась, он помрачнел, поставил свой стакан и, не говоря ни слова, взяв трость, собрался было встать из-за стола.

– Стойте, стойте! Подождите! – Лорд К., наклонив голову и вытянув правую руку вперёд, помахал ладонью. – Подождите! – В голове лорда К. бушевал ураган мыслей: надо найти выход, он, ни в коем случае, не должен упускать эту возможность! В эту минуту эмоционального напряжение его осенило. – Я найду себе замену, и всё будет сделано как нужно!

Мужчина уже стоял, держа в руке трость, он с сомнением посмотрел на лорда К., и вновь сел за столик.

– Но вы понимаете, что ваш кандидат должен занимать высокое положение в обществе, такое же, как вы? Он должен быть таким, о котором, обычно, говорят – «мы не можем не верить этому человеку, он из очень приличной семьи»! Вы думаете это просто? Я уже месяц ищу такого!

Лорд К. кивнул головой. – Понимаю, вот суть моего предложения: вместо меня поедет другой человек, поедет на тех же условиях, но нанимать его и расплачиваться с ним буду я.

– Но его статус … – Начал было пришедший, но лорд К. прервал его.

– Не сомневайтесь, в справочнике «Кто есть, кто» его фамилии посвящено три строчки, а моей только две. Сделаем так: я договариваюсь с ним, вы даёте мне деньги, покупаете билеты на его имя, и он отправляется в это путешествие, по возвращении я рассчитываюсь с ним. Идёт?

Прежде, чем ответить, мужчина помолчал, пристально глядя на лорда К., при этом он втягивал и вытягивал губы, и, наконец сказал.

– Перед тем, как принять ваше предложение я должен его увидеть, – видя, что лорд К. вскинулся было возражать, мужчина добавил, – Увидеть негласно, со стороны, но увидеть, иначе никаких сделок! Пригласите вашего кандидата сюда на завтра, хорошо, на послезавтра на это же время. Меня на встрече не будет, но, если послезавтра ваш «протеже» не будет здесь, в ресторане, считайте, что наша сделка аннулирована. До встречи! – Мужчина поднялся из-за стола, и покинул ресторан. Лорд К. немного посидел в задумчивости, затем подозвал официанта.

– В ресторане есть телефон?

– Да, сэр, два аппарата в конце зала. Вас проводить?

– Спасибо, не надо, я сам. – Лорд К. поднялся и направился в указанном направлении. Обе кабинки были пусты, телефоны в них были с вращающимся диском. Лорд К. зашёл в правую, постоял немного молча, потом решительно поднял трубку и набрал номер. После того, как диск прокрутился обратно, в трубке раздались гудки, и послышался молодой мужской голос. – Алло?

– Джереми? Это я. – И лорд К. назвал своё имя. – …

«Багамская рапсодия»

Allegro, moderato non troppo

Пролог – Увертюра

«… Нет, Крис! Нет! – костяшки пальцев её кулачка, сжимающего платок, побелели от напряжения… – Нет …» – выдохнула она.

Крис порывисто повернулся к ней, но увидел лишь, как её платье исчезает за дверью, словно серо-голубой дымок…»

Тук, тук, тук, тук, тук, тук, тук, тук, тук, тук … словно марафонец, наконец добравшийся до финиша, я вскинул руки вверх и мгновение спустя уронил их к полу…

– Слишком театрально! – Это встрял мной внутренний голос, обычно, он всегда недоволен тем, что и как я делаю, хотя бывает, что, изредка, и одобряет меня.

– Ну и пусть театрально! Может быть, я себя сейчас так ощущаю. – Подумал я, но внутренний голос промолчал, тоже устал, наверное.

Не очень ясным взглядом я обвёл помещение: обыкновенная мансарда, хотя и довольно просторная, сквозь серо-голубой дым тускло светят потолочные лампочки.

– Серо-голубой дымок, это отсюда, что ли…? – Мысли после «финиша» ворочались туго, со скрипом и полным отсутствием желания «мыслить».

Снизу послышались приглушённые голоса, они становились то громче, то тише, слов было не разобрать. Кто-то шёл по коридору и разговаривал.

Голоса вдруг стихли, потом из пола ударил вверх прямоугольный сноп света. Это было похоже на представление в театре французского иллюзиониста Гошара, когда он показывал «общение с потусторонним миром»: в световом облаке из пола стали вырастать человеческие фигуры.

Первый был высокий, стройный, его седые волосы отливали золотым блеском, наверное, от света электрических ламп, второй был среднего роста, с какой-то гуттаперчивостью во всём облике, и похож скорее на чертёнка, выскочившего из табакерки.

– Боже, сколько дыма?! Уж не пожар ли, Сэм? – Седовласый повертел головой в стороны.

– Нет, сэр, это дым из трубки мистера ДжейДжи.

– Из трубки мистера ДжейДжи?!! Да разве он курит?!

– Нет, сэр, не курит, но ему нравится запах дыма от этого табака.

– А разве мистер ДжейДжи не уходил?

– Нет, сэр, он с позавчерашнего, – … неразборчиво …, – здесь.

– Как с позавчерашнего?!

– Именно так, сэр, как он говорит, ему «покатило», и я несу ему уже двенадцатый кофейник!

– Боже, но всё равно, надо проветрить, здесь дышать нечем. – Седовласый подошёл к мансардному окну и открыл его.

Воздух был действительно настолько спёртым, что серо-голубые полосы потянулись к окну из всех углов и устремились вверх в окно, словно привидения в диснеевском мультике. Воздух в комнате быстро посвежел, улучшилась видимость, из окна послышались звуки утреннего Лондона, смешанные с его обычной влагой. Теперь можно было разглядеть вошедших во всех подробностях: первый был высокий, седовласый, тщательно причёсанный, одетый в безупречную утреннюю визитку, с бутоньеркой в петлице, он звался мистер Пи – (как он сам говорил, самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би. Позже, мой уважаемый читатель, я объясню мою сдержанность в написании фамилий, он был младшим партнёром в издательском доме «Бейли и Пи- (самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би». Скрывать фамилию старшего партнёра, мистера Бейли, нет никакой необходимости, если бы вы его увидели, мой уважаемый читатель, то вы бы сразу сказали, что этого человека зовут Бейли, но вы его вряд ли увидите, так как он никогда не покидает своего кабинета. Все текущие вопросы решает младший партнёр, но все узловые решения принимает мистер Бейли.

– Доброе утро, мистер Пи- (самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би, извините, что не встаю поздороваться…

Мистер Пи- (самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би, замахал руками, мол сидите, сидите.

– Я закончил рукопись. – Я дёрнул подбородком в сторону стола, где лежали две большие стопки бумаги и три пачки поменьше. – Это оригинал и копия, а также три варианта окончания, как просил мистер Глюкауф.

Мистер Глюкауф, это ещё один, и очень важный, персонаж из нашего издательского дома. Он не был ни писателем, ни издателем, он разбирался с судебными исками, которые с завидным постоянством вчинялись нашему издательству. Издательство было небольшим, оно издавало ежедневную газету «Дейли кроникл» и воскресное приложение к ней. Вообще-то, её следовало бы назвать «Дейли сплетникл», что, на мой взгляд, точнее отражало её содержание, но мистер Пи- (самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би возразил, что это было бы чересчур грубым реализмом.

Я писал, вернее, сочинял именно для воскресного приложения. Сочинения выходили отдельными выпусками, и всё издательство внимательно следило за реакцией публики, если эта реакция становилась чересчур острой, или возникали чьи-либо претензии, то финал изменяли. Поэтому-то я и заготовил три варианта финала заранее.

Пока Сэм убирал посуду, мистер Пи- (самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би, ловко подхватил половину листов оригинала и, расправив страницы, бегло, по диагонали, просматривал напечатанное.

– Хорошо, а вот здесь очень хорошо. – Бормотал он себе под нос, перебирая страницы. – Отлично! – Прозвучал окончательный вердикт. – Немедленно в набор!

Он ловко, не нарушив стопки, вернул её на стол. Я в ответ, с трудом, смог изобразить подобие улыбки.

Снизу, через проём донеслись непонятные звуки, такие же непонятные вскрики, потом что-то грохнуло, послышался звон разбитого стекла и тонкого металла.

– Что там, Сэм? – мистер Пи- (самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би, даже не повернул головы, продолжая просматривать напечатанное. В издательстве давно привыкли к несдержанности и, зачастую, недружелюбию гостей, и к их неразборчивости в средствах выражения этого недружелюбия.

– Наверное, третий адвокат, сэр, – Сэм спешно подхватил со стола поднос с посудой и помчался вниз.

– Третий адвокат, в такую рань?! – мистер Пи- (самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би направился к лестнице и стал спускаться, подняв обе руки в шутливом возмущении, при этом на его лице сияла улыбка.

– Третий адвокат в такую рань! – Ещё раз повторил он и исчез в проёме. Грохот повторился, затем послышался не то, что крик, а прямо-таки вопль!!

Я продолжал бездумно смотреть на вход в мансарду. Но нет, это был не адвокат …

Пролог продолжение

Если дорогому читателю было интересно дочитать до сего места, то могу рассказать, что эта история началась несколько лет назад, когда в Британии, отходящей от ужасов Великой войны, которую тогда ещё не называли Первой мировой, уже стала крепнуть мирная жизнь. Но, увы … её ждала новая напасть – Великий кризис или Великая депрессия, как его ещё называли. В Британии она началась с портов, подобно Великой чуме XIV века, что приплыла в Европу на генуэзских кораблях. Но на этот раз кризис начался за океаном, и лишь потом добрался до Европы. Первым делом замерла жизнь в портах, на верфях, а депрессия покатила дальше по железным дорогам во всё новые и новые места, по пути оставляя за собой пустоту и немоту.

В это время я был неплохо устроен, жил, можно сказать, в Лондоне, разросшаяся столица захватила некогда отдельный портовый городок. Мне вначале повезло, я уже накопил деньжат, чтобы в доме, где я жил, купить квартиру на втором этаже, прямо над моей. У меня была мечта – объединить обе квартиры, сделать в потолке проём для лестницы, чтобы потом спускаться со второго этажа к завтраку и к ужину в шёлковом халате со шнурами, но, увы… Хорошо, что я успел взять деньги из банка, чтобы заплатить домовладельцу, потому что банк, как тогда говорили, вскорости лопнул.

В городке множество фирм, в том числе и моя, закрылись, и большинство горожан оказались не у дел. Самое сложное, кроме добывания хлеба насущного, было занять себя. Люди ходили по улицам, сейчас бы сказали, что слонялись, приветствовали друг друга, но потом, когда эти встречи происходили по несколько раз на дню, это становилось проблемой.

И, наверное, это было основной причиной того, что горожане, в основном мужчины, стали тянуться в припортовый квартал, где было обычное для этих мест заведение для моряков, портовиков и их подружек, ну, вы меня понимаете…

Заведение называлось «Адмирал…», но по-уличному его называли просто «Голова», потому что над вывеской с названием была изображена человеческая голова. Заведение было старое, ему было не менее двух веков. Когда-то оно называлось у местных «Голова корсара…», затем «Голова капитана…», который пленил этого самого корсара, следующий владелец решил, наверное, за выслугу лет, присвоить капитану очередное звание, и заведение стало называться «Голова адмирала…». При всех этих повышениях в чине и изменениях в образе, и выслуге лет, на вывеске оставалось неизменным лишь изображение «Головы», в которую, каждый художник, при обновлении, вносил собственное представление о корсаре, капитане, адмирале…, тут уж ничего не поделаешь – автор «так видит». Поэтому горожане для краткости называли это место просто «Головой».

Владелец заведения проводил очень разумную маркетинговую политику – «сегодня за деньги, завтра в долг», но так как такое «завтра» не могло наступить никогда, то всем приходилось платить. Цены, надо признать были божеские, самая маленькая стопка, но размером в хороший глоток, стоила полпенса, пустяк даже для тех времён, но ты их заплати. И это здорово дисциплинировало людей, не давая им опускаться. Удивительно, как хозяин умудрялся при этом сохранять прибыльность? Впрочем, городок имел давние контрабандистские традиции…

Такая торговая политика имела изрядный успех, и вскоре к заведению присоединили ещё один дом, и теперь оно выходило на три стороны: на площадь, на улицу, ведущую в порт и на дорогу, которая тоже превратилась в улицу, ведущую в Большой Лондон. Половина заведения, что находилась в старом здании, и новая, устроенная в прикупленном доме, соединялись через пробитый в стене широченный проём. Причём, новая часть была на две ступеньки выше старой, что породило новое прозвище – «Парламент». Старая часть называлась теперь «палатой общин», а возвышенная – «палатой лордов», – возвышенная как-никак. В остальном, заведение ничем другим не отличалось, кроме названия, от сотен, если не тысяч подобных заведений в Британии, та же стойка, те же столы, стулья, та же публика.

Хотя нет, было одно отличие, и оно находилось, как раз в «палате лордов». В углу зала, который имел высокие окна с двух сторон, было устроено особенное место для одного особенного гостя – в угол было поставлено вертящееся кресло, напротив которого было поставлено два стола, на каждом столе стояла пишущая машинка. На том, что слева от кресла, стояла крупная пишущая машинка фирмы «Адлер» германского производства, на том, что справа, стояла, германская же, портативная пишущая машинка марки «Торпедо». Сидевший в кресле джентльмен, неопределённого возраста, но, как обычно пишут в романах, с волевым лицом, испещрённым глубокими следами былых излишеств, непрерывно печатал, то на одной, то на другой машинке, надо сказать печатал ловко, десятью пальцами.

При этом, он беспрерывно курил, и время от времени опрокидывал стопки, которые ему, словно патроны, подносили официанты. Мужчина был одет в помятый, но видно, что когда-то очень дорогой костюм, а на шее был повязан, то ли цветастый шарф, то ли шейный платок. Когда от энергичных движений шарф или платок съезжал в сторону, тогда становилось понятно, что на печатавшем джентльмене, не было рубашки, впрочем, это его нисколько не смущало и не останавливало. На столе с «Адлером» высилось множество не очень толстых папок, на столе с «Торпедо» была всего одна, но толстая, папка.

Я позволю себе ещё одно отступление, мой дорогой читатель. Вы когда-нибудь видели, как выпускаются газеты? Готов держать пари, что вы представляете себе такую картину: репортёры бегают по городу, собирая новости, толпятся у парламента в ожидании интервью, сидят в залах судебных заседаний, ожидая вердиктов, посещают театры, решая какую новую постановку можно порекомендовать читателям газеты, а потом бегут в редакцию и сдают свои тексты в набор.

Всё так и не так, или не совсем так. Обычно, перед вечерним выпуском наборщик приходит к выпускающему редактору и говорит, что осталось полно пустых полос, которые надо срочно заполнить, а чем заполнять непонятно – материала нет! Выпускающий редактор вызывает к себе репортёров и требует от них «настоящего материала», а не этой «туфты», способной только нагнать «зевотину», тем более, что в конкурирующей газете достали такой «материальчик, что пальчики оближешь», что они все, т.е. репортёры, дармоеды и…, здесь я опущу несколько фраз, потому что в ход идут такие выражения, какие самая бульварная газета никогда не напечатает.

После такой накачки, репортёры обычно бежали в уже известное вам заведение за сладким и получали требуемое. Здесь следует дать небольшое разъяснение, джентльмен сочинял, или, вернее сказать, творил, или, что будет ещё вернее, сотворял материалы для газет. Материалы на любой запрос и вкус.

Для серьёзных газет хронику или обзоры, впечатления от выставок и театральных постановок, о новинках кинематографа, репортажи с соревнований по всевозможным видам спорта, как в стране, так и за рубежом. И здесь необходимо упомянуть одну особенность: если на «Адлере», “JG”, так этот джентльмен подписывал свои «опусы», печатал заметки, репортажи, т. е., обычную газетную подёнщину, то на «Торпедо», он, по его же выражению, «ваял, пасхальные, рождественские, морализаторские рассказы и повести для воскресного чтения, идеализирующие наш британский образ жизни, наше «кредо».

Он, словно Вольтер, который за одним столом писал письма, за другим пьесы, за третьим сатиры, поворачивался к нужному столу, чтобы выдать необходимый материал. Конечно, умельцев, подобных “JG”, было не то, чтобы мало, такие водились, но он давал настоящее качество. В «репортажах из зала суда» всегда присутствовали интересные подробности заседания: во что одет подсудимый, а особенно подсудимая, заявления судьи, настрой присяжных, рык прокурора, удачные реплики адвоката. А кинозвёзды, особенно голливудские, с удивлением бы узнали, какое количество интервью они давали газетам, о названиях которых они и слыхом не слыхали.

И вот однажды, когда я сидел за столиком, бездумно глядя перед собой, по «палате лордов» прошёлся клич, – «Кто может печатать?». У меня был небольшой опыт, торопиться мне было некуда, и я откликнулся на этот призыв – в «Голове» было принято помогать ближнему.

“JG” был в запарке, у входа в зал «палаты лордов» толпилось несколько человек из разных редакций, и мы условились так: он даёт направление, в котором надо писать, на что особенно обратить внимание, что обязательно отметить, оттенить, а потом он посмотрит напечатанное. Пока я тукал двумя пальцами, “JG” успевал «наваять» несколько заметок из зала суда, реплику о речи премьера в парламенте, репортаж о спортивном состязании, о премьерной постановке и о чём-то ещё.

Бегло просмотрев напечатанное мной, он вынес вердикт.

– Недурно, но скучновато.

Затем, словно Дюма-отец, прошёлся своим «огненным пером» по тексту и напечатанное стало выпуклым, притягательным, заиграло красками. Папку вручили вихрастому малому, который словно гуттаперчевый вертелся тут же, суча ножками, и он мгновенно рванул к выходу.

“JG” сказал, – Это дело надо обязательно вспрыснуть, чтобы первые ростки не завяли, а сразу стали колоситься.

Я, с благодарностью, принял это великодушное предложение. Так произошло моё первое знакомство с процессом сочинительства и сопровождающими его атрибутами. Постепенно у меня выработался свой подход к сочинительству, про свой стиль говорить неудобно, но своеобразие в изложении выработалось точно, но всё это было потом, а пока…

А пока, я разглядывал моего визави, моего благодетеля и работодателя в одном лице или, как говорили в «Голове», в одном «флаконе». О том, как он выглядит, я уже писал, но у него, кроме уже упомянутых черт, была ещё одна особенность – он курил папиросы!

Я видел немало людей, курящих трубки, сигары, сигареты, но курящих папиросы почти никогда, а, «JG» курил именно их. Я не курю и никогда не заглядывал в табачные магазины, хотя, надо признать, что табачные изделия всегда выглядят весьма привлекательно. Но в Британии папиросы не курят, в Лондоне я не встречал никого, кто бы курил папиросы. Где «JG» их добывал – загадка! Но это, было у него в крови – выделятся из толпы.

Когда принесли выпивку, «JG» не спеша и, как-то, очень своеобразно, помял мундштук папиросы, сунул её в рот, прихватил зубами, поднёс зажженную спичку, почмокал губами, раскуривая, и поднял свой стакан, приветствуя мой дебют.

– За твой почин, малыш. – Он чувствовал себя моим учителем, наставником, что, впрочем, соответствовало истине. Болтая, мы опрокинули несколько стопок. «JG» рассказывал о том, как и что он пишет, но скупо, избегая подробностей. Я спросил его, как долго он этим занимается.

«JG» помолчал, попыхивая папиросой, и произнёс.

– Конечно, я не думал писать «утиные материалы» для газет, собирался, – он глубоко затянулся, и, выпуская тонкой струйкой табачный дым, сказал, – собирался «запулить» что-нибудь гениальное, в стиле наших британских классиков. Он говорил и курил, и слова вылетали из его рта вперемежку с дымом.

– Классиком стать хотел. – «JG» усмехнулся и покачал головой.

– Как вон тот, – «JG» дернул зажатой в зубах папиросой в сторону полноватого, ещё молодого человека в круглых очках, – он уже лет пятнадцать говорит, что пишет «абсолютно гениальные вещи», да, только, те же пятнадцать лет его бумага остаётся девственно чистой, не испачканной его «гениальным пером».

– Или, как вот эти, – папироса сделала полукруг, указав в сторону столика у окна, – да, да, вот эти трое. Один из них художник, у него дома уже лет двадцать стоит мольберт, на котором он грозится создать шедевр масштаба Рубенса или Гейнсборо, но этого мольберта те же двадцать лет не касалась ни его кисть, ни кисть никакого другого «Рубенса».

– А я за прошлый год «наваял» на четыреста фунтов! – Он, не вынимая папиросы изо рта, глотнул из стопки.

– На четыреста?!! – У меня, наверное, был удивлённый, даже преглупый вид, что-нибудь вроде отпавшей челюсти.

– Ну, да! Судебные уходят по фунту, за меньше не отдаю, а вот, для воскресных выпусков, прошу не меньше трёшки. – Он выпятил губы, приняв озабоченный вид.

Я смотрел на него, широко открыв глаза.

– Но, деньги, как приходят, так и уходят от меня. – И «JG» слегка раздвинул лацканы, несомненно, некогда дорогого пиджака, обнажив грудь, чересчур волосатую, на мой взгляд, для британца.

– Ладно, почин был, приходи завтра, Малыш, будем осваивать «обзоры» высшего света. – Он широко и ободряюще улыбнулся.

Дальше, действительно, всё поехало словно по железной дороге – всё длиннее перегоны, всё меньше остановок, на которых наставник правил мои тексты. Наконец настал день, когда он просто поставил свои инициалы под напечатанным мной текстом и предложил «вспрыснуть» это событие. Тост назывался «ни дня без строки» (nule dies sine linea, он сказал, что это по латыни). Дальше я «ваял» уже самостоятельно, лишь ставя «брендовые» инициалы «JG».

Но, однажды утром, это была пятница, придя в «Голову», я увидел, что стол в углу пуст, а «Адлер» и «Торпедо» стоят молчаливые и осиротевшие. Соседние столики тоже были незаняты, посетители словно отпрянули в стороны, мимо ходили официанты необычно тихие и со встревоженным видом. В ходе краткого расспроса я узнал, что вчера поздно вечером мистеру «JG» неожиданно стало плохо, и он упал в обморок. Вызвали карету скорой помощи, мистера «JG» увезли, и хозяин уехал вместе с ним, но вернулся один.

Такая забота была понятна не только с общечеловеческой точки зрения. Дело в том, что хозяин «Головы» допускал просителей к «телу» «JG» только после того, как они заплатят за выпивку. Ты можешь пить или не пить, дело твоё, но коль ты пришёл в питейное заведение, будь добр заплати, это тебе не музей, кстати, в музее тоже деньги берут. Возле входа, как раз и гуртовалась кучка молодых людей, и что-то вполголоса, но очень оживлённо, обсуждала. Главным образом слышалось. – Что же теперь делать?

Вдруг от них отделился знакомый вихрастый парень и с воплем.

– Так вот же он!! – Заорал он и устремился ко мне. – Едемте!

– Куда?! Зачем? – Я пытался отбиваться от него.

– Со мной, в издательство! – Он вцепился в мой рукав. – Я вас не отпущу, едемте, без вас меня убьют!

– Кто тебя убьёт? За что? Зачем мне ехать? Что за издательство? Да, отцепись же ты от меня! Проклятье! – я пытался отбиваться, но он вцепился в мой рукав мёртвой хваткой и не отпускал.

– Едемте! Я возьму такси. Мистер «JG» выпал из колоды, – вихрастый употребил карточный термин, – теперь вы мистер «JG»!

– Король умер, да здравствует король! – неожиданно пронеслось в голове, – Бред!

Но вихрастый не отставал и тащил меня к выходу. Так я оказался в издательском доме «Бейли и Пи- (самая длинная фамилия на П в английском языке, четырнадцать букв, больше половины букв в латинском алфавите)– би», получив в наследство эти инициалы “JG”, и всё это, заметьте, против моей воли.

В издательстве я сразу попал в заботливые, но очень цепкие руки мистера Пи- (самая длинная фамилия на П в английском языке, четырнадцать букв, больше половины букв в латинском алфавите)– би.

Он сразу предложил мне работать, вернее, сотрудничать с издательством. Не давая мне опомнится, он увлёк меня в свой кабинет, предложил чаю, кофе, виски, и, вообще всё, что только моя душенька пожелает. Тут же дал распоряжение освободить для меня кабинет на втором этаже. Он не давал мне раскрыть рта, чтобы возразить, и говорил без умолку, делая предложения одно заманчивее другого.

Чтобы не терять времени мистер Пи- (самая длинная фамилия на П в английском языке, четырнадцать букв, больше половины букв в латинском алфавите)– би предложил мне временно разместиться в мансарде. А как известно, ничто не бывает более постоянным, чем что-то временное: ремонт кабинета затянулся, а мансардное помещение, неожиданно оказалось удобным для работы и проживания. В торцах большой комнаты поставили письменные столы, на которых расположились пишущие машинки «Адлер» и «Торпедо», у стены появился кожаный диван, правда не новый, с низким столиком перед ним. Пол застелили ковром, на котором я, размышляя в поисках нужного слова, фразы или поворота сюжета, протоптал заметную дорожку, которую, уже известный вам, дорогой читатель, Сэм назвал «Млечным путём». Вот так и началась моя работа, вернее, моё сотрудничество с издательским домом «Бейли и Пи- (самая длинная фамилия на П в английском языке, четырнадцать букв, больше половины букв в латинском алфавите)– би».

Когда говорили об издательстве, то обычно, вскользь упоминали, что штаб-квартира издательства находится на Флит-стрит (там, где располагаются редакции самых влиятельных британских газет). А если спрашивали, как туда добраться, то следовал такой ответ: идите по Флит-стрит, доходите до середины улицы, поворачиваете на боковую стрит, проходите по ней и сворачиваете в третий переулок налево и там четвёртый дом по правой стороне на развилке.

Издаваемая «Ежедневная хроника», имела тираж три тысячи экземпляров в день, и в три с лишним раза больше для воскресных выпусков. И именно для этих выпусков и писал я свои сочинения.

Как я уже упоминал, сочинения были, в основном, морализаторские, идеализирующие наш британский образ жизни, они выходили в субботних приложениях к газете, а по воскресеньям печатались, с продолжением, и пользовавшиеся бешеным успехом, особенно мои опусы, посвящённые жизни высшего света.

Но что ещё любопытно и, даже, более значимо для нас, что сразу несколько критиков из различных газет отметили, что зачастую реально произошедшие события, практически, один в один совпадают с сюжетной линией брошюр, что вышли из-под моего пера ранее. Было отмечено, что автор, укрывшийся за инициалами «JG», не только описывает события, но и мистическим образом направляет их. Вероятно, это было написано для того, чтобы привлечь ещё больший интерес к моим опусам, но получилось так, что читающая публика поверила в то, что всё, что напишет “JG” обязательно сбудется. Это были, конечно, досужие домыслы, но такое поветрие родилось.

Что меня вдохновляло, или, проще говоря, откуда я черпал вдохновение, а если совсем просто, информацию? Всё просто, младший партнёр нашего издательского дома, мистер Пи- (самая длинная фамилия на П в английском языке, четырнадцать букв, больше половины букв в латинском алфавите)– би, вращался в самых высших кругах, имел обширные связи и использовал их не без пользы. К тому же мы получали море писем, написанных дворецкими, горничными и другой прислугой, в которой была масса пикантных деталей. Мы никогда не использовали их с целью шантажа. А чтобы избежать обвинений в шантаже, мы тщательно избегали конкретных указаний на место, время и персонажи обозначались только инициалами, а любые совпадения объявлялись совершенно случайными. Но всё равно, знающие люди, а именно они были нашими читателями, прекрасно понимали, откуда и куда ветер дует и чьи паруса он наполняет.

Теперь-то вы, дорогой читатель, понимаете все мои недомолвки о фамилиях и названиях. Ну, а с трудными случаями «разбирался» мэтр Глюкауф. О популярности этих материалов говорит тот факт, что некоторые персоны из высшего света, сами, конечно инкогнито, присылали свои материалы, с просьбой упомянуть, отметить, те или иные эпизоды из их жизни, жизни родни или соседей, особенно, когда после нескольких таких публикаций было отмечено выше, что эти сочинённые мной истории практически всегда сбываются.

Так прошло несколько лет, во время которых случилось немало интересных, трудных и, иногда, забавных событий, но о них я сообщу как-нибудь в другой раз. Я заматерел, что называется «набил руку» и теперь лишь определял тему, перечень персонажей, то есть скелет будущего сочинения, а наполняли его плотью, так называемые, «литературные негры». А в конце я, как некогда мой наставник в «Голове», вносил правки и ставил уже знакомые инициалы. Иногда я, обычно по просьбе Пи- (самая длинная фамилия на П в английском языке, четырнадцать букв, больше половины букв в латинском алфавите)– би, и мэтра Глюкауфа, разрабатывал несколько вариантов концовки, если предполагались какие-то осложнения.

Конечно, я не был настоящим писателем, да и не претендовал на это звание, но как пишущему человеку, мне, со временем, стало тесно в существующих рамках, мне захотелось большего. Создать, если не шедевр, то что-нибудь этакое, серьёзное, не ширпотреб. Если не войти в школьный курс по литературе, то хотя бы попасть на домашние книжные полки.

Лучше бы я этого не желал, ибо сказано, что «желаемое сбывается», и сбывается оно, зачастую, совсем не так и не таким образом, как мы себе это представляли. Вот так и родилось произведение, которое я считал проходным, но которое радикально изменило мою жизнь.

День, когда всё изменилось

День, в который всё изменилось, был самым обычным днём. Если бы вы, мой дорогой читатель, вдруг решили найти какие-либо знаки, указывающие на грядущие потрясения и перемены в судьбе, то потерпели бы жестокое разочарование. Самый хитроумный авгур, древнеримский предсказатель будущего, взглянув вокруг, лишь пожал бы плечами и ответил, что он не видит, никаких знаков, никаких признаков, что что-то может измениться.

Итак, был обычный день середины недели, но конца лета. На улице, что вела к зданию, в котором располагался издательский дом «Бейли и Пи- (самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би», здание как раз стояло там, где Эдишен-стрит разделялась на две, подобно латинской букве” Y” и обтекала здание с обеих сторон. Вдруг, вывернув из боковой улочки, что вела на Флит-стрит, на улице появился автомобиль. Это был «Дэймлер», большой, чёрный, с лоснящимися, как у кита боками. Немногочисленные прохожие, спешащие по своим делам, сразу обратили на него внимание, такими машинами обычно пользуются важные персоны, и, даже, сам король.

Но, на этот раз, на водительской дверце, где обычно располагался герб высокородного хозяина авто, предательски красовалась эмблема компании «Прокат авто с шофёром», что сразу уничтожало весь пафос. Всё ясно, такими автомобилями часто пользовались, для солидности, лондонские адвокаты. Так, а куда это он направляется? К дому издательства? Всё понятно, очередной адвокат едет разбираться по поводу очередного памфлета.

И действительно, когда «Дэймлер» остановился напротив входа в издательство, из него вышел высокий мужчина в визитке, блестящем цилиндре, с зонтом-тростью в руке, быстро пересёк тротуар, легко взбежал по четырём ступенькам у входа и скрылся за дверью в издательство. «Дэймлер», фыркнув мотором, отъехал вперёд, освобождая место перед входом, и принялся ждать своего пассажира. Такое случалось множество раз и уже не привлекало внимания немногочисленных прохожих.

Но, если бы мы, дорогой читатель, последовали за вошедшим в издательство джентльменом, мы бы поразились произошедшей с ним метаморфозе. Из его облика, из его жестов исчезла деловитая торопливость, её место заняла уверенная властность и, даже, некоторая надменность. Первым эту перемену заметил наш страж Пит.

Не успел наш посетитель сделать и пары шагов от двери, как Пит, сразу почувствовавший, что прибывший привык повелевать и делать так, чтобы ему подчинялись, Пит поднялся из-за конторки, за которой он сидел и вытянулся во фрунт, за что был удостоен не только взгляда вошедшего, но и короткого кивка.

Посетитель зашагал по широкому проходу мимо многочисленных столов, отделённых друг от друга матовыми стёклами, мимо замерших секретарей и клерков, которые обычно сновали туда-сюда, с бумагами в руках. Не только Пит, но и эти, вечно куда-то спешащие, суетливые, работники издательства провожали пришедшего вопрошающими взглядами. Даже неумолчное стрекотание пишущих машинок умолкало вслед его продвижению по проходу. Работники издательства, кто, стоя, кто, сидя, подняв головы из-за столов, смотрели на шагающего по проходу гостя.

Однако, эти взгляды нисколько не смущали вошедшего джентльмена, видно привыкшего к такому вниманию окружающих. Внешний вид джентльмена, его манеры можно было охарактеризовать одним словом – безукоризненность! Белизна воротничка рубашки и манжет резала глаз, а о стрелки безукоризненно поглаженных брюк можно было порезать палец, а…, здесь мы, пожалуй, остановим дальнейшее перечисление безукоризненностей. Гость сразу направился к двери приёмной и исчез за ней.

В приёмной освещение было приглушённым, горело меньше электрических ламп, а самое главное, здесь практически не было слышно шума, обитая кожей дверь отсекала его и оставляла в общем зале издательства. Приёмная была устроена на современный манер: два письменных стола, секретаря и помощника, с кучей телефонов, телетайп на отдельной стойке, несколько кресел для посетителей. У стола секретарши стоял, наклонившись, мужчина, видно помощник мистера Бейли, и что-то объяснял ей. Оба подняли головы и посмотрели на вошедшего.

– Мистер Бейли ждёт меня, мы условились. – Проговорил джентльмен звучным баритоном и шагнул в кабинет. Секретарь и помощник, очевидно, предупреждённые заранее, не препятствовали ему.

Если бы мы, дорогой читатель, не стали оставаться в приёмной, а последовали за вошедшим джентльменом, то не только бы увидели настоящую роскошь, но и почувствовали её запах. Мы бы почувствовали атмосферу богатства, выделанной кожи, дорогого одеколона и выдержанного виски.

Но секунду спустя мы бы решили, что потерялись во времени и пространстве, так как стали бы свидетелями весьма необычной сцены и подумали бы, что находимся не в лондонском Сити, а где-нибудь на базаре на Ближнем или Среднем Востоке.

– Джафар! – воскликнул хозяин кабинета мистер Бейли, едва увидев вошедшего.

– Мустафа! – открыв объятия, лощёный джентльмен шагнул к Бейли.

– Проходи, проходи! – И Бейли, приняв цилиндр и зонт, увлёк гостя к стоящему у стены изящному столику, с батареей бутылок и стаканов, накрытых белой накрахмаленной салфеткой.

Здесь самое время открыть маленькую тайну. Мистер Бейли и его гость много лет знали друг друга: они происходили из семей одного, надо сказать весьма высокого, круга, они учились в одной и той же закрытой частной школе, окончили один и тот же знаменитый колледж, один и тот же, не менее знаменитый, университет. И именно это, столь высокое положение в обществе, заставляет нас соблюдать необходимую сдержанность, не давая полных сведений ни о хозяине, ни о его госте.

Но в школе они ещё не занимали высоких постов, поэтому и получили от одноклассников эти необычные прозвища. Дело в том, что первое имя гостя было Джефрейн, отсюда, соответственно Джафар, а первое имя мистера Бейли было Мэйстес, которое породило Мустафу. Они ещё долго шли по жизни рядом, служили в Индии в одном полку, но затем, как это часто бывает, пути их разошлись: мистер Бейли выбрал издательский бизнес, а его товарищ государственную службу, но они всегда оставались друг для друга Джафар и Мустафа.

Я хочу ещё раз подчеркнуть, что специально не называю полное имя гостя, так как должность, которую он занимает входит в пятёрку высших государственных должностей Империи и стоит там, отнюдь, не на последнем месте. Но вернёмся в кабинет.

Расположившись в креслах у столика, поглядывая друг на друга, они воздали должное напиткам, которые раньше скрывала, сброшенная теперь салфетка. Слышались естественные в такой момент восклицания, «… а помнишь?», «… уже вышла замуж, как время летит…». После чего было выпито несколько тостов, «за встречу!», «за…», и много других «за».

Наконец, первые эмоции схлынули, оба умолкли, поглядывая друг на друга, гость сидел, попыхивая сигаретой. Многоопытный мистер Бейли понял, что пора переходить к деловой части встречи. Молитвенно сложив ладони у груди, он елейным голосом прогнусавил.

– О, великий, будет ли позволено мне, ничтожному, узнать, чему он обязан столь высокому и лестному для него визиту?

– Не можешь без сарказма, – гость как бы осуждающе покачал головой, сам улыбаясь при этом.

– А что же ты хотел от газетчика?! Мы такие.

Тот, кого он назвал Джафаром, положил ногу на ногу, затянулся сигаретой и некоторое время молчал, глядя на начищенный до блеска носок ботинка, и, наконец, произнёс.

– Хоть ты и газетчик, но я хочу, чтобы всё сказанное здесь осталось строго, между нами. – Джеф вскинул на Бейли взгляд стальных глаз.

– Честное индейское! – Мистер Бейли провёл пальцами у рта, словно застёгивал его на застёжку молнию.

Джеф молчал ещё немного, потом решительно загасил сигарету.

– Мэй, ты видишь, чувствуешь, понимаешь, что Империя больна, что она переживает кризис. Пока симптомы этого кризиса видны лишь искушённым взглядам, но они начинают появляться на её фасаде. – Он коротко взглянул на Бейли. Тот широко открыл глаза, поднял брови и плечи, наверное, это означало, «кто же этого не знает» или «да откуда же мне знать, это вы там, наверху, знаете». Джеф продолжил.

– И, как всегда, бывает в таких случаях, рыба начинает гнить с головы!

– Ты имеешь ввиду скандал при дворе, о котором, британским газетам рекомендовано не писать?

– Да! И, не только это. Этот процесс идёт уже довольно долго и запустила его преждевременная смерть Георга V.

– Постой, постой, что ты имеешь в виду, под словами «преждевременная смерть»? Ты считаешь, что кончина Георга V не была естественной?

– Да, я так считаю, и так считаю не только я один!

– Ты имеешь в виду, тот инцидент, когда сиделка, что была с королём…

– Да! И не только его! – Чувствовалось, что Джеф был по-настоящему взволнован.

– Но сиделка показала, что не делала никаких не назначенных уколов, и я готов ей верить. – Скороговоркой произнёс Бейли, и хотел было продолжить, но Джеф резко перебил его.

– Однако, это не значит, что там, подле короля, не было никого, кто мог бы выполнить эти процедуры. Например, там был лейб-медик короля, доверенный врач Георга V доктор Доусон.

– Но Доусон был любимым врачом Георга V, и он не раз спасал короля. Король ему полностью доверял, вспомни тот эпизод на фронте в 16-м году, когда взбрыкнувшая лошадь упала на Георга, и здорово помяла его. У короля, если не ошибаюсь, была куча переломов, в том числе трещина таза, и Доусон вылечил его. Георг заслуженно наградил Доусона титулом лорда Кентского.

– Время идёт, всё меняется, в том числе и люди, и, даже, самые преданные из них. – Джеф снова закурил.

– Джеф, ну что изменила бы преждевременная смерть? Георг и так был плох, кроме переломов, у него была эмфизема лёгких. Он же курил как паровоз, по сорок сигарет в день. Да, и кому это было бы выгодно? Наследник был один, все остальные претенденты, это наследники второй и так далее очереди. Кроме того, у нас правительство, у нас парламент и сейчас не средние века, когда претендентов на трон топили в бочке с мальвазией. – Бейли, на секунду задумался, снова взвешивая сказанное и услышанное, резко мотнул головой. – Да ну, не верю!

– Мэй, Британская королевская семья – величайший театр в мире, в ней каждый шаг выверен до дюйма! К тому же, с 1910 года завещания королевской семьи не оглашаются. Ты смотришь лишь на короткую дистанцию, не обращая внимания на перспективу, кстати, не такую уж и отдалённую. Ты разве не видишь, что в Европе собираются тучи и уже погромыхивает.

– Ты имеешь в виду Германию и Гитлера?

– Ну да. Вспомни, когда подписали Версальский мир, фельдмаршал Фош сказал, что это не мир, а перемирие на двадцать лет, и двадцать лет уже на исходе.

– Ну-у, Фош, он же француз! – Бейли немного поморщился. – У Франции свои интересы, у нас…

– Погромыхивает, Мэй, погромыхивает. Но главную скрипку здесь играют американцы, эти примитивные торгаши, их так, кстати, Черчилль называет, ведут международную политику, словно торгуют сосисками в своём супермаркете! И это они подсунули наследному принцу Эдуарду эту Симпсон! – Джеф погасил недокуренную сигарету и тут же, волнуясь, закурил новую.

– Джеф, но я, всё же не могу понять, как могут быть связаны, смерть Георга V и эта американка? – Бейли в недоумении развёл руками, как бы показывая дистанцию между американкой и королевским домом. – Что бы им дало ускорение смерти короля? Когда я говорю им, я имею в виду Эдуарда и его пассию, ведь им и так всё само шло в руки.

– Не скажи. Эдуард, ещё, будучи принцем Уэльским, то есть наследником трона, имел несчастье влюбиться в эту особу. Но уже тогда это была не случайная встреча, её к нему подвели!

– Подвели?! Как, когда и кто это сделал?

– Эти дамочки из шайки, что называют Клайвденская клика, леди Астор, леди Кьюннард и иже с ними. Кстати, они тоже американки, и они обе замужем за британскими лордами. Вначале, фавориткой Эдуарда хотела быть леди Кьюннард, но Симпсон, как-то умудрилась её оттеснить. Здесь чувствуется рука леди Астор.

– Но, Астор и Кьюннард – они наследницы богатейших семей, ныне британские леди, а эта неизвестно кто.

– Именно! Георг V ни за что не дал бы согласие на этот брак. Он всегда говорил, что представитель благородных кровей не должен жениться на голытьбе. Тем более наследник трона!

– Откуда вообще она взялась, эта Симпсон… – Бейли задумчиво потёр подбородок, но Джеф не дал ему договорить.

– Представь, с одной стороны, неоперившийся, избалованный юноша, к тому же наследник трона. Он ни в чём не знает отказа, он не знает ни жизни, ни женщин. А у неё богатый опыт. Уж она-то знает мужчин и эти знания она почерпнула не только в своих штатах, но и побывав на Востоке…

– То есть, персидский любовный трактат «Ветвь персика» она изучала не так, как мы, в школьном дортуаре с фонариком под одеялом? – С улыбкой спросил Бейли.

– Уверен, что нет! Поговаривают, что теорию с практикой она соединяла в борделях Гонконга и Шанхая, это там она научилась метать взгляды отточенной стрелой.

– Уж не там ли Эдуард подцепи … встретил её?

– Не знаю. Но знаю точно, что её к нему подвели.

– Кто?!

– Я же уже говорил, её, так сказать, подружки, леди Нэнси Астор и леди Эмеральда Кьюннард. А ведь между ними нет и быть не может ничего общего! Те принцессы на миллион долларов, наследницы миллионных состояний, а у этой Гонконг и два развода. Но если вдуматься, то это обстоятельство и проливает свет на хитрую интригу.

– Что за интригу?

– В истеблишменте Штатов сильны стремления разрушить Британскую империю. А как это сделать? Прежде всего, дискредитировать королевскую власть, сам её символ. Ты же знаешь, как покойный король относился к незапятнанности репутации. На скачки в Эткинсе, что проходят под патронажем короля, разведённых не приглашают, а здесь получается, что сам король… Поэтому и ускорили уход короля, – Джеф старался не произносить слово смерть, – чтобы не было помех этому браку.

Бейли усмехнулся, вспоминая. – Но всё же, в чём смысл ускорения ухода?

– А в том, что она, как тебе известно, уже второй раз за мужем, за неким Симпсоном, американцем, что обретается здесь в Лондоне.

– Так она не разведена?!

– В том-то и дело, что нет. Но и это ещё не всё. Мы ждём информацию из Штатов, что, якобы, у неё ещё есть какая-то неудобная закавыка, и я думаю не одна, которую ей очень не хотелось бы раскрывать. И здесь счёт идёт на дни!

– Джеф, а кто это «мы»? – Бейли пытливо посмотрел на собеседника.

– «Мы», это…, это все те, кто крайне обеспокоен происходящим, кто осознаёт надвигающуюся опасность. И, даже, самые прогермански настроенные круги очень обеспокоены заигрыванием Эдуарда с Гитлером. Ты в курсе, что он был в Германии вместе с этой Симпсон, где их принимал сам фюрер. А знаешь, кто ходит у неё в любовниках? Риббентроп! Посол Германии в Лондоне. Но и это ещё не самое главное! Доминионы, наши заморские территории, все как один выступили против этого мезальянса. Назвать это браком у меня язык не поворачивается!

– Нда-а, – протянул Бейли и некоторое время молча подвигал губами. – Джеф, всё, что ты сказал ужасно интересно! И ужасно важно, потому что затрагивает судьбы Империи, судьбы мира. Но мне ужасно непонятно, какую роль, нет, не так! Как это может касаться маленького, да что там, крохотного издательства «Леди и джентльмены»? Да, мы немного лукавим с налогами, но не больше, чем остальные. Да, мы немного покусываем власть предержащих, но, опять же, не больше, чем остальные. В чём проблема?

– Твоя проблема сидит наверху в мансардном этаже, – Джеф ткнул пальцем в потолок и посмотрел на Бейли неподвижным взглядом удава Каа, – и зовут её ДжейДжи.

– Что-о?!

– Мэй, ты не ослышался. Когда я рассказывал тебе про Георга V, ты не стал дослушивать до конца.

– М-м-м, ну извини, – промямлил Бейли, – я не понял связи. Что ещё там не так?

– А то! – Джеф затушил одну сигарету и тут же прикурил новую. – Вечером того дня, когда Георг V был ещё жив, главному редактору ''The Times” позвонила супруга лорда Кентского, то есть доктора Доусона, и попросила оставить свободной передовицу утреннего выпуска для размещения важного сообщения.

– Ничего себе…, – Бейли изумлённо поднял брови.

– Мэй, ты понимаешь, что это было ещё до того, как король скончался! А теперь скажи мне, можешь ли ты, сам издатель, так запросто, позвонить главному редактору ''The Times” и … да хотя бы просто позвонить?

– Нет, конечно. – Бейли пожал плечами.

– И на следующий день ''The Times”, единственная из газет, вышла с сообщением о кончине короля. Ну, как тебе, такой поворот сюжета?

Бейли покачал головой и смог только протянуть: – Да-а-а…

– А главный редактор ''The Times”, его фамилия тоже Доусон, не только ответил на звонок, но и оставил целую полосу в утреннем выпуске газеты. Утреннем! Ты же газетчик, ты понимаешь, как это важно! А почему? Доусон входит в Клайвденскую клику и им было очень важно всё ускорить, и чтобы всё получилось! Чрезвычайно важно, потому что время работает против них!

– А причем здесь ДжейДжи? Я никак не пойму.

– Мэй, им важно, чтобы всё задуманное ими у них получилось, а то, что пишет твой ДжейДжи всегда сбывается! Вот Доусон и хочет заполучить его к себе, чтобы вести события в нужном русле.

– Ах, вот оно что! – Бейли вскочил со своего кресла, узнав о разгадке. – Но Джеф, помилуй, ты же понимаешь, что это всё рекламный трюк, выдумка! Это придумал Уилл, так зовут мистера Пи – (как он сам говорил, самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би. Мы решили, что для раскрутки нужен толчок и Уилл придумал этот миф. Джеф? – Бейли рассчитывал, что, услышав его слова, Джеф улыбнётся, но тот оставался очень серьёзным. Его ответ удивил Бейли.

– Почти две тысячи лет назад, тоже возник миф, но люди в него поверили. И, знаешь, что получилось? Теперь это называется христианство!

– Ну, это ты хватил?!

– Ничуть, ничуть. Досужие люди подсчитали, что написанное твоим ДжейДжи, сбывается в 80% случаев. Как тебе такая вероятность?

– Джеф, ну выдумка же, трюк.

– А в него поверили.

Бейли крякнул, встал и вновь заходил по комнате. – Вот же…, никогда бы не подумал. Он резко повернулся к Джефу. – И что нам теперь делать? Уволить его? Но он у нас работает как бы нелегально, мы просто договорились сотрудничать. Уволить его нельзя. – Вновь повторил он. – Джеф, а может, обойдётся, а? – Бейли с надеждой посмотрел на Джефа. Тот отрицательно помотал головой.

– Мэй, я прекрасно тебя понимаю, но вы, сами того не ведая, вляпались в большую политику. Кто начал писать о высочайшем доме и о престолонаследии?

– То есть?

– Ну, разве не вы опубликовали памфлет, где приложили Стрэджеров?

– Братьев Стрэджеров?

– Да.

– А там-то что не так?!

– Напомнить? Там фигурирует и наследник престола, и дама из высших кругов общества. А эти Стрэджеры, были более, чем известны при дворе, и входили в узкий кружок принца Альберта, а, как известно, в него входили те, кто мог попасть под действие закона Лабушера.

– Закон о гомосексуалистах?

– Он самый.

– Но младший Стрэджер был женат!

– Это для прикрытия.

– Бог ты мой! Я и не думал…

– Братья Стрэджеры многих раздражали при дворе, но они приятельствовали с принцем Альбертом, он их покрывал. Но вот появился памфлет в «Леди и джентльмены», и где теперь братья? Старший сидит в тюрьме, младший в тюрьме уже умер, что сделало леди У. очень богатой вдовой. Заметь, не разведённой, а вдовой, что даёт право посещать скачки в Эткинсе, где бывает двор и, ну и так далее. Заметь, один памфлет, а сколько проблем нашли своё решение!

На Бейли это произвело впечатление. – Просто я никогда не думал в этом ракурсе.

– Положение серьёзное, уж слишком много взглядов нацелено на твоего сочинителя, слишком многое от него желают получить. Поэтому может случиться всё что угодно. Например, он может зарезаться в твоей мансарде или его найдут повешенным под одним из лондонских мостов.

– ?!!

– Мэй, я вовсе не преувеличиваю. Знаешь, что премьер недавно сказал в узком кругу? «Лучшее, что мог бы сделать Эдуард – это сломать себе шею!» Мэй, это было сказано о короле! Положение очень серьёзное, они его не отпустят, я говорю об этом ДжейДжи.

– Может отправить его в отпуск? – Бейли крепко потёр подбородок и вопросительно посмотрел на собеседника.

Тот скривился. – Не пойдёт, он же формально у тебя не работает. А пошли ты его в это …, как сказать…, для поиска новых впечатлений? Да, да! Пошли его в творческую экспедицию?!

– Во Францию, к примеру? – С энтузиазмом подхватил Бейли. – У меня есть два небольших дома во Франции, пусть там, в одном из них …

– Мысль очень хорошая. Но только не во Францию!

– Почему?! Это, можно сказать, рядом, и он будет, что называется, под рукой.

– Только не во Францию! – Джеф был категоричен. – У Симпсон и её клана там слишком много влиятельных симпатизантов.

– Здесь надо будет, что-то придумать. – Бейли умолк на минуту, задумавшись.

– Только не мелочись, Мэй, и не жмоться. – Было видно, что Джеф нарочно употребил это словечко из их школьных времён. – Ты, я имею ввиду твоё издательство, заработал на этом малом …, – Джеф умолк и полез во внутренний карман визитки, – ты заработал …, – он открыл крошечную записную книжку, – вот, смотри, я очки забыл, там сумма с пятью нулями. Поэтому не жмоться. И чтобы к концу недели, этого твоего сочинителя уже не было в Лондоне. Это серьёзно.

Мистер Бейли сидел, погружённый в глубокую задумчивость. Джеф полез в жилетный карман и вынул золотые часы на цепочке. – Бог, ты мой, ну и засиделся я у тебя! Мне надо идти, а то в вечерних газетах появятся заметки с вопросом, «куда пропал лорд-председатель». Лорд-председатель поднялся, бегло осмотрел себя в зеркало, обнялся с Бейли и вышел из кабинета. Мы не станем утомлять нашего дорого читателя рассказом о том, как лорд-председатель покинул издательство своего друга мистера Бейли. Он вышел тем же путём, каким и вошёл, сел в поджидавший его «Дэймлер» и был таков.

Бейли посмотрел поверх занавесок на отъезжающего «Дэймлер», подошёл к столу, нажал кнопку вызова секретаря.

– Кэтти, пригласите ко мне мистера Пи – (как он сам говорил, самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би, это срочно. Да, и разыщите мэтра Глюкауфа, он может понадобиться.

Тучи сгущаются

А в это время источник головной боли старшего и младшего партнёров Издательства мерил шагами «млечный путь» в кабинете на мансардном этаже. Непонятный простой в работе затянулся и я, устав сидеть на уютном кожаном диване, отправился мерить шагами «млечный путь». Мистер Пи – (как он сам говорил, самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би давненько не приносил новых заданий, и я уже «грешным делом» стал подумывать о том, как давно я не был в отпуске и было бы не дурно воспользоваться паузой и махнуть на несколько дней на южное побережье или, даже, на остров Уайт. А что? Могу себе позволить. Какой наив!

И пока в здании издательства её величество Фортуна ставила эти две мизансцены, погодная и астрологическая обстановка в Лондоне кардинально изменилась, что, впрочем, и неудивительно. Всё дело в том, что именно в этот момент колесо богини судьбы Фортуны подкатило к развилке дороги судеб, и, свернув в сторону перемен, прибавило ходу. Первые изменения произошли с погодой. Впрочем, всем известно, что на Британских островах нет погоды, а есть климат, который имеет дурную привычку меняться в одну минуту. Что и произошло.

От утреннего солнечного буйства не осталось и следа, небо стало серым, крепкий норд-ост погнал со стороны Северного моря целые гряды тяжёлых туч, которые надвигались шеренгами, словно атакующая пехота XVIII века. Струи дождя сменялись резкими порывами ветра, время от времени темнота чернильных туч подсвечивалась вспышками молний, за которыми следовали рыкающие раскаты грома. Над издательским домом «Бейли и Пи- (самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би» разверзлись хляби небесные.

Загремело так, что любой представитель левого крыла политического спектра Британии заявил бы, что в этом можно углядеть классовый подход небесных сфер к мирским делам – был представитель высших кругов общества – пожалуйте вам и солнце, и голубое небо, остались только простые обитатели, тут же вам дождь и гроза. Вот на этот раз римский авгур имел бы предостаточно знаков для предсказания судьбы, но, думаю, он не стал бы этого делать, так как, не стал бы брать деньги за такое мрачное предсказание.

И вместо того, чтобы взглянуть в окно и понять, что положение на шахматной доске резко изменилось и, отнюдь, не в мою пользу, я продолжал предаваться приятным размышлениям. Поскольку, мы предпочитаем оставаться в бездумной безмятежности вместо того, чтобы прислушаться к тому, что происходит в буквальном смысле прямо у нас под ногами …

И, вот, именно в этот момент, когда я предавался мечтаниям в своей мансарде, ко мне и примчался Сэм. Именно его Фортуна избрала своим посланцем. Впрочем, кого ещё она могла им избрать?! Итак, ко мне примчался Сэм, потому что появляться по-другому у него не получалось.

– Сэр, вас просит зайти мистер Бейли, сэр! – С порога заявил он, закатывая глаза, чтобы подчеркнуть важность и небывалость момента. Я уже говорил вам, мой дорогой читатель, что мистер Бейли никогда, ни с кем из сотрудников издательства не говорил и, даже, никогда не выходил из своего кабинета, и никого не приглашал к себе в кабинет, заслужив прозвище Сфинкс. Якобы потому, что всякий, кто войдёт к нему в кабинет тут же и окаменеет. А здесь такое небывалое, неслыханное событие!!

– Передай ему, что сейчас спущусь. – И я встал перед зеркалом, чтобы убедиться, что выгляжу надлежащим образом, достойным того, чтобы войти в кабинет Сфинкса.

Но спустившись, я обнаружил, что придётся подождать, об этом сказал старший секретарь мистера Бейли, и предложил мне небольшое кресло у изящного журнального столика и, на выбор, чай, кофе или что-нибудь покрепче, а можно и всё сразу. Оказалось, что мистер Бейли ждал мистера Пи- (самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би» и мистера Глюкауфа, то есть «мэтра», конечно. Оба где-то задерживались, но должны были прибыть с минуты на минуту, и мистер Бейли просил принять его извинения и, как сказал секретарь, просил «развеяться», в ожидании, сидя за столиком.

Время шло…я, не то, чтобы нервничал, но как-то было…, было неловко, что – ли…, что, кого и сколько ещё ждать? Секретари, уже упомянутый старший секретарь-референт, молодой ещё мужчина, но уже с глубокими залысинами и две секретарши, одетые по последней лондонской моде, занимались своими секретарскими делами, бросая украдкой взгляды на того, кого мистер Пи- (самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би назвал «главной ценностью» фирмы, «главным активом» издательского дома.

«Главный актив» фирмы послушно сидел, немного сутулясь под тяжестью неизвестности, поджав ноги под сиденье кресла, и сосредоточенно, (не писать же, дорогой читатель, что тупо) глядел перед собой. Я чувствую, мой дорогой читатель, ваш немой вопрос.

– Что в голове не было ни одной мысли?! Ну почему же ни одной, был целый букет мыслей, скачущих в разные стороны, – а главной, была мысль о том, что я же собирался купить новые подтяжки и как же теперь быть…? А вы говорите мысли, какие тут мысли, когда впереди полная… полная неизвестность. То, что происходило, не могло, не должно было случиться в Британии, это…, ну, я даже не знаю, как это назвать!

Понемногу темнело, к тому же над Лондоном уже гремела не шуточная гроза… В приёмной зажгли свет, вновь предложили мне выпить и перекусить, в этот раз отказываться я не стал. Секретарши накрывали импровизированный, м-м-м, ужин, что ли, когда наконец, появились мистер Пи- (самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би» и мэтр Глюкауф, оба хмурые, сосредоточенные. Один прохрипел мне. – Добрый вечер, – второй молча кивнув, и оба, без доклада, проследовали в кабинет мистера Бейли. Через несколько минут пригласили и меня.

За те несколько лет, что я не был в этом кабинете, в нём ничего не изменилось, даже мистер Бейли, ровно держа спину, всё также продолжал молча восседать в своём кресле за письменным столом. Рядом за приставным столиком сидел мэтр Глюкауф, мистер Пи- (самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би» прохаживался вдоль окон. Затем он начал без предисловий.

– Мистер ДжейДжи, я должен, с прискорбием, сообщить Вам, что некоторые политические деятели, и кабинет в целом, настаивают на безоговорочном прекращении вашей деятельности, то есть, на написании вами памфлетов, как весьма неподходящих времени, месту и…, – здесь он выдержал паузу, – м-м-м, и сложившимся обстоятельствам. Все наши доводы, в том числе обращения в самые высокие … м-м-м …, сферы, были, безоговорочно отвергнуты. В сложившейся ситуации, для вас самым лучшим решением будет – уехать, так как нормально работать ни вам, ни нам, всё равно не дадут, – он прошёлся вдоль окон, хрустнул пальцами, – а через три, четыре месяца, максимум, через полгода, когда всё уляжется… – мистер Пи- (самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би не успел закончить фразу.

– Или падёт этот кабинет, – встрял мэтр.

– Ну, да, или падёт этот кабинет, – мистер Пи- (самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би резко повернулся на каблуках в мою сторону, – судя по тому, что они творят, долго они не продержатся. Недаром этот выскочка Черчилль, хоть я и не люблю его, очень метко заметил, что «лучшее, что мог бы сделать этот премьер, так это вообще не родиться».

– Но куда? Куда же мне ехать? – Я нервно заёрзал на стуле. – И с какой стати?!!

– Далеко уезжать не стоит, – мистер Пи- (самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би взглянул в сторону мистера Бейли, – у меня во Франции, в Нормандии, есть небольшой загородный дом. Вернее, дом в нормандской деревушке, там вам будет удобно и от … – он не успел договорить.

– Я помню, что у мистера ДжейДжи уже есть недвижимость? – Сказал мистер Бейли.

Святые угодники!! Мистер Бейли …, Сфинкс заговорил! Все ошеломлённо уставились на него.

Сидя за столом, не меняя позы, мистер Бейли продолжил. – В прошлом году мистер ДжейДжи купил себе недвижимость в Вест-Индии. Помните? За три фунта четыре шиллинга и пять пенсов. Ну, тот форт? Помните?

Мистер Пи- (самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би и мэтр Глюкауф повернулись в мою сторону и посмотрели на меня.

Ну, конечно же! Здесь и я вспомнил, как охваченный «патриотическим порывом», или как едко заметил мэтр Глюкауф, «патриотическим угаром», я купил, на одном из островов Вест-Индии, форт, который продавало Имперское министерство обороны в Лондоне в рамках «Программы по избавлению от избыточного имущества». По всей империи распродавались казармы, лагеря и, вот, даже форт, которые были расценены как избыточное имущество и, «отказ, от владения которыми, не влиял на крепость обороны Империи». За этой витиеватой фразой скрывалась банальная нехватка средств. Министерству обороны срочно понадобились деньги, (а когда они не надобились Минобороны?) но Минфин не давал, а в воздухе пахло если не войной, то крупными конфликтами и в Европе, и на Дальнем Востоке, и в Северной Африке, банальная, в общем, история.

И, по совету мистера Пи- (самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би, с целью рекламы, я заплатил эти деньги, тем более, что сумма для меня была, на тот момент, простите, плёвая, а может быть мне просто понравилось сочетание цифр – 3 фунта, 4 шиллинга и 5 пенсов. Там, правда, было обременение, что новый собственник должен был предоставить свою (заметьте, свою!) собственность в распоряжение Минобороны в случае конфликта или объявления чрезвычайного положения, однако, если я принимал это обременение, то освобождался от уплаты налогов. Это последнее обстоятельство ещё более ощутимо подстегнуло мой патриотизм.

– Я думаю, – продолжил мистер Бейли, – мистеру ДжейДжи надо срочно поехать и ознакомиться со своей недвижимостью. В практическом плане это будет выглядеть так:

– Вы, мэтр, – мистер Бейли взглянул на мистера Глюкауфа, – пожалуйста, возьмите на себя документально-юридическую сторону – паспорта, визы, разрешения, доверенности и прочее, вы знаете.

– Ты, Уилл, – мистер Бейли повернулся к мистеру Пи- (самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би подготовь несколько писем к нашим агентам в Нью-Йорке и ещё кому, как сочтёшь нужным, и подготовь, пожалуйста, чеки на имя мистера ДжейДжи, я всё подпишу.

– Мистер ДжейДжи, – наконец мистер Бейли посмотрел в мою сторону, хотя я был самым заинтересованным лицом во всей этой истории, и видно по моему взгляду понял, что пора обратиться и ко мне, и всё объяснить, – я вижу ваше смятение по… м-м-м, от всего того что происходит… давайте поступим так: оставаться вам в Лондоне нельзя, откладывать ваш отъезд нельзя, с теми силами, что есть у нас, атаковать систему, т. е. власть, неразумно. Поэтому я предлагаю организованное отступление на заранее подготовленные позиции.

Вы что-нибудь поняли, дорогой читатель? Я нет, ничего не понял – что за отступление, какие позиции, где они, кто их подготовил? В моей голове крутился спутанный клубок вопросов.

– Мистер Бейли, мистер Пи- (самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би, – я выставил левую ладонь вперёд, – я ничего не понимаю и никуда не хочу ехать. Между нами, не подписано никакого обязывающего нас документа. Наше сотрудничество основано на джентльменском соглашении, что меня очень устраивает, и, я думаю, что и вас тоже…

– Мистер ДжейДжи, – Бейли потёр пальцами переносицу, – вы правы, документа нет, но наше сотрудничество было столь плодотворным, что мы стали ассоциироваться в общественном сознание как одно целое. А все неудобства, связанные с вашим отъездом, будут оплачены. 300 фунтов вас устроят?

– Гиней. – Клянусь! Я и не думал ничего говорить, просто внутренний голос опять опередил меня. – 365 гиней ежегодно. Безотзывный, револьверный аккредитив. Господи, откуда только я эти слова знаю?! Но я их произнёс! И продолжил.

– Я не соглашусь ни на что другое. Тем более, что насколько я понимаю, вы понятия не имеете, как долго может продлиться мой э-э-э, творческий отпуск, моя творческая экспедиция.

Мистер Бейли слегка поморщился, но не стал возражать, а поднял телефонную трубку. – Кэтти, пригласите ко мне мистера Корби.

Корби, это главный бухгалтер издательского дома.

Дальнейшее походило на картинки в детском калейдоскопе, сменяющие друг друга хаотично и резко. Я отправился к себе домой, помните тот городок, что стал пригородом Большого Лондона, и застал свою квартиру в полном порядке, спасибо миссис Герсон, но какую-то не жилую, больше похожую на музей, у меня и в голове мелькнула такая мысль – мемориальная квартира известного писателя ДжейДжи… Нда-а-а…

Сборы заключались в бросании в чемодан каких-то вещей, большей частью, скорее, не нужных, а как здесь определить, что нужно, а что ненужно, когда времени совсем нет. Наконец, оставив деньги миссис Герсон, чтобы она убирала, хотя, что там убирать, когда никого нет, вызвал такси и уехал, никто не знает куда и насколько.

Было решено, что я плыву сначала в Северо-Американские Соединённые Штаты, в Нью-Йорке надо было встретиться с несколькими издателями, друзьями мистера Бейли и мистера Пи- (самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би, договориться о выпуске моих последних текстов (не смею назвать это рукописями), из-за которых я и был вынужден уехать, а также о постановке пьес, а может и фильмов, на основе моих сюжетов.

Мистер Пи- (самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)– би, выяснил, что британский трансатлантический лайнер «Куин Мэри» уже ушёл, и придётся воспользоваться французским лайнером «Нормандия», что выглядело, конечно, не очень патриотично, но выбор был невелик, ибо другим был германский лайнер «Бремен», что было бы ещё хуже, с точки зрения патриотизма, разумеется.

Правда, я вовсе не был расстроен, я симпатизировал Франции, и «Нормандия» слыла самым стильным лайнером на Северной Атлантике, и лишь совсем недавно уступившем приз «Голубая лента» британской «Куин Мэри». Единственное, что действительно огорчало, так это то, что из-за недостатка времени пришлось садиться на него в Саутгемптоне, а не ехать специальным поездом с вокзала «Гар дю Нор» в Париже до Гавра, но тут уж ничего не попишешь, как говорят французы «a la guerre, comme, a la guerre», «на войне, как на войне».

Поезд плавно отошёл от платформы, провожающие, носильщики и прочий вокзальный люд, медленно поплыли назад. Я сидел один в купе вагона и бездумно смотрел в окно. За последние часы со мной произошло столько событий, сколько раньше не происходило и за целый год. Всё это не укладывалось в голове и всплывало в памяти отдельными фрагментами.

Между тем, поезд, не спеша попетляв на многочисленных стрелках, которых всегда много на привокзальных путях, вышел, наконец, на главный путь и решительно прибавил ходу. Вагон стал меньше дергаться и стал слышнее стук колёс. Ту-ту-тук, ту-ту-тук. Я сидел один в пустом купе, спиной против хода поезда и тупо смотрел перед собой. Я не люблю ездить спиной вперёд, но мне даже не пришло в голову пересесть. Я сидел и не знал куда деть руки: я, то скрещивал их на груди, то клал на подлокотники, то, извините, засовывал их под попу. Неожиданно я подумал, что если бы я курил, то такой проблемы бы не возникло, я бы вертел сигарету, или держал трубку и руки были бы заняты, а так …, наверное, поэтому, многие начинают курить, потому что не знают куда деть руки… Ту-ту-тук, ту-ту-тук, дробно отбивали колёса поезда.

Поезд мчался сквозь ночь, в окне мелькали редкие огни, капли дождя оставляли косые точки и тире на оконном стекле. Наконец я справился со своими руками и стал размышлять о том, что же всё-таки произошло, как же это так получилось, что я, оставив всё… Нет, не так! Не оставив, а бросив всё: уютный дом, интересную и денежную, – да-да, очень денежную! -, работу, привычный образ жизни, трясусь в полупустом вагоне поезда, мчащегося сквозь дождливую ночь. Но выстроить мысли в стройную картину не удавалось, слишком большой их ворох едва помещался в голове. Вспоминалась лишь фраза Глюкауфа, нашего многомудрого «мэтра», сказанная в конце разговора в кабинете мистера Бейли: «Сильные сделали то, что должны были сделать, а слабые пострадали так, как должны были пострадать». А потом он добавил, что это слова Фукидида, древнегреческого историка.

Сильные сделали то, что должны были сделать, а слабые… Да, точнее, пожалуй, не скажешь. А так как я, скорее всего, отношусь ко второй половине этой фразы, то вот я и трясусь в этом поезде.

Порыв ветра отбросил паровозный дым в сторону вагонов, в купе запахло сгоревшим углём. Этот запах и вернул меня к действительности. Сколько же времени? Я отдёрнул левый рукав, чтобы взглянуть на часы. Бог ты мой, уже прошло почти два часа, а я и не заметил. Скоро прибытие, и в самом деле, поезд стал замедлять ход, вагоны заскрипели, заскрежетали, ещё пара минут и вот, я уже на покрытой лужами платформе, навес над которой слабо защищал дебаркадер от моросящего дождя.

Дальнейшие размышления прервало появление носильщика, который принялся помогать мне с багажом. Очень вовремя, хватит размышлять, поздно, время действовать! В конце концов, если вспомнить, как я появился в издательстве на Эдишен-стрит, то это всё очень похоже, тогда тоже был весьма крутой поворот в моей судьбе. Мой дорогой читатель безусловно помнит, как меня тащил из паба под названием «Голова» посыльный издательства Сэм.

Уже совсем стемнело, когда я, вместе с другими пассажирами, попал на специальное судно, короткое ожидание, и вот оно уже лавирует среди других судов и идёт к громадному корпусу «Нормандии», стоящей словно остров в ожидании британских пассажиров на рейде Саутгемптона. Подъём по широким сходням и вот я уже на просторной палубе трансатлантического гиганта, а за спиной остаются многочисленные, но неясные, за пеленой мелкого дождя, огни портового города.

Приняв на борт британцев, «Нормандия» величаво повернулась и устремилась в своё эпическое путешествие к берегам Северной Америки. О корабле, о плавании, о встречах и происшествиях, случившихся в этом рейсе, о Нью-Йорке, я расскажу вам, мой верный читатель, как-нибудь в другой раз, и здесь будет, о чём рассказать, уж поверьте мне на слово.

Наверное, я просто немного устал, пробираясь сквозь тернии пролога, но без этой преамбулы, вам, мой дорогой читатель, было бы, не совсем понятно, как, каким таким манером я оказался в Вест-Индии.

Вест-Индия.

В объятия моей далёкой собственности я попал не сразу. В начале, пришлось провести некоторое время в Нью-Йорке, причём гораздо большее время, чем я, то есть мы, первоначально планировали. Этот город, он словно квинтэссенция Америки, вернее, её духа. Было много встреч с издателями, собратьями «по перу», театральными и киношными продюсерами, что было особенно интересно, не только с финансовой стороны, но, и чтобы узнать, «как делается этот бизнес». Далее было несколько интересных встреч, в том числе со Шварце Лу, эксцентричным толстяком с Тридцать четвёртой улицы в Нью-Йорке. Затем была поездка в Чикаго – столицу Среднего Запада, потом к Ниагарскому водопаду, оттуда я заглянул в Канаду, можно сказать, побывал у себя дома, правда в доме с американским акцентом. Снова возвратившись в Нью-Йорк, я, на поезде компании «Great Eastern railroad», отправился на Юг Соединённых штатов. Поезд шёл по-американски быстро, вот остались позади более тысячи миль, и я в Ки-Уэст.

Ки-Уэст – это портовый городок, и здесь меня встречает первое разочарование – каботажный пароход, что должен был доставить меня в Вест-Индию, оказывается, уже вышел в океан, не дождавшись меня!

Новость настигла меня в небольшой гостинице, куда я приехал с вокзала. Я, в спешке закинув вещи в чемодан, помчался в порт. Увы, я мог наблюдать лишь величественную картину совершенно пустого причал, по которому ветер гонял клочки бумаги.

– Опоздали на «Генриетту», сэр? – Услышав за спиной хриплый баритон, я обернулся, всё ещё расстроено держа чемодан и кейс в руках. – Ушла она, тю-тю. – Беззлобно хохотнул портовый забулдыга, подходя ко мне поближе.

– Куда ушла, когда? – Признаю, что задал не совсем умные вопросы, но уж больно я был обескуражен.

– На Райский, не в круиз, конечно, а малый каботаж, но вернётся через несколько дней, сезон-то заканчивается. – Забулдыга пыхнул самокруткой, и почтительно приподнял шляпу в благодарность за несколько центов, перекочевавших из моего кармана в его пятерню. А мне пришлось возвращаться в гостиницу.

Ждать несколько дней, для меня, уже накрученного американским драйвом, было совершенно невыносимо, и здесь, Фортуна, уже, вроде бы, отвернувшаяся от меня, неожиданно смилостивилась, хотя и решила, при этом, испытать меня «на слабо».

В тот самый момент, когда у стойки «ресепшн» я читал телефонограмму об отплытии «Генриетты», к стойке подошёл молодой мужчина, одетый в какой-то комбинезон, как будто автомеханик, и на настоящем «British English» попросил счёт для оплаты. Увидеть соотечественника здесь было приятной неожиданностью. Я спросил, не торопится ли он, на что он ответил, что нет, так как располагает собственным транспортным средством, видимо он краем глаза увидел, что я читаю телеграмму.

В баре мы разговорились, он оказался владельцем и пилотом гидроплана, прилетевшего в Ки-Уэст с того самого острова, куда я направлялся, и задержавшегося по делам, правда не уточнив по каким. И после первых же глотков виски, увы, американского виски, предложившего мне, доставить меня за умеренную плату туда, где я попробую настоящий виски по о-очень доступным ценам, он специально растянул это слово. Договорились!

Не откладывая, мы вызвали такси, чтобы поехать в гидроавиапорт, где находился его гидроплан.

Мой попутчик сказал, – Что надо бы дать телеграмму, чтобы меня встретили, и обязательно указать, чтобы встречали на «лавке».

– Где?! – Я от удивления даже запнулся.

– На «лавке», не беспокойся, они, наверняка, знают, где это. – Пилот, очевидно, наслаждался моим смущением.

Перед тем, как предложить «взойти на борт», пилот критически осмотрел мой костюм и багаж: на мне были брюки гольф, гетры, дорожные ботинки на толстой подошве, твидовый пиджак, дорожная кепка, багаж состоял из дорожного кейса и кожаного чемодана, всего в наклейках. Костюм его удовлетворил, а вот багаж, особенно чемодан, отнюдь, и пилот вынес вердикт – надо заменить, чем-то круглым, желательно мягким. Пришлось купить объёмный баул, что было одобрено. Потом я понял, почему это было проделано, обычный багаж, просто, не поместился бы в корпусе, то есть, простите, в фюзеляже, гидроплана. Меня усадили в переднюю кабину, пилот сел в заднюю. На голову мне надели лётный шлем, здесь надо отметить, что в шлем, в специальный наушник на нём, была вставлена тонкая резиновая трубочка, это для связи сказал пилот, а говорить надо было в специальный раструб, соединённый с гофрированной трубкой, закреплённой на борту. Краткая проверка связи, пилот спросил,

– Слышу ли я его, – и, услышав утвердительный ответ, сказал, – пристегнуть наплечные ремни, – и запустил двигатель.

Мотор, сначала, чихнул раза три, выбросив из труб три клока сизого дыма и повернув винт, затем подхватился и ровно зарычал, лопасти винта слились в единый сверкающий диск, гидроплан, чуть покачиваясь, выплыл на свободное пространство, чуть примерился по курсу, пилот дал газ, мы рванулись вперёд и приключение началось …

Мимо проносились причалы, причём, так быстро, что яхты, баржи, краны, склады слились в одно разноцветное пятно. Ещё один толчок, и, под натужный гул мотора, гидроплан оторвался от водной глади и воспарил в небо. Теперь окружающее проносилось не так быстро: вот поросший деревьями зелёный мыс перед входом в бухту, на его конце белый маяк, а дальше под нами расстилалось бескрайнее водное пространство, усыпанное, то там, то сям, маленькими, словно игрушечные, корабликами. Всё! Мы летим!

Я много раз слышал, что в полёте бывает болтанка, что тошнит, но всё происходило, словно в голливудском кино, ревёт мотор, внизу проплывают какие-то островки, может они вовсе и не островки, а острова, но с высоты всё кажется, даже не маленьким, а просто крошечным, игрушечным, а я сижу, оглушённый рёвом мотора и величественной картиной, раскрывающейся подо мной, и просто верчу головой из стороны в сторону.

К реальности меня вернул голос пилота, предложивший не вертеть так головой потому, что трубка может выпасть из наушника и связь оборвётся.

Звук мотора сменил ноту, он стал менее натужным и превратился в ровный гул, мы закончили набор высоты, и перешли в горизонтальный полёт на высоте …, судя по прибору, 5000 футов. В наушнике послышался голос пилота, – Если всё пойдёт нормально, через два с половиной, три часа будем на месте.

Внизу показался маленький пароходик, с дымящей трубой.

– Это, что за корабль? – спросил я пилота, ткнув пальцем вниз.

– А это и есть «Генриетта», – пилот, явно был в приподнятом настроении, – она будет на Райском завтра к вечеру, ей надо сначала… – дальше неразборчиво, – а потом уже к нам.

Вскоре на горизонте, прямо по курсу, показались тёмные точки, превращаясь по мере приближения в зелёно-чёрные комочки, окружённые белыми ободками прибоя. Увидев их, пилот довернул вправо, и мы полетели, скользя вдоль точек, оказавшихся островками, левым крылом. Возле островков глубины были небольшие, и солнечные лучи проникали до самого песчаного дна, над которым извивалось множество тёмных червячков.

– А это что такое? – я снова ткнул пальцем вниз.

– А-а, это? Это акулы.

– Боже, сколько же их там?! – я, не отрываясь, смотрел вниз.

– Этих тварей хватает, но случается и побольше, – пилот был немногословен и, как-то безразлично взглянул вниз. Впереди показалось что-то вроде головастика – толстая голова, отделённая от туловища узкой сверкающей полосой.

– Вот он Айленд.

Продолжение этого абзаца, мой дорогой читатель, я хотел бы начать с небольшого отступления, посвящённого описанию Айленда, где разворачиваются все действия этой Рапсодии. Остров входит в архипелаг Багамских островов, но расположен, как бы на отшибе, на удалении от основной группы, более выдвинут в Атлантический океан. Айленд, как бы, прикрывает весь архипелаг, первым принимая на себя удары океана.

Айленд не самый большой, но и не самый маленький остров в архипелаге. Вид сверху даст нам, дорогой читатель, вид маленькой капли, с отколотым основанием и загнутым влево хвостиком. Этот хвостик служит началом для пунктира мелких, нет, не островов, а островков, что словно чернильные брызги, тянутся до самого побережья СевероАмериканских Соединённых Штатов.

Если мы возьмём курс на северо-восток острова, мы увидим там, как океанские волны с неумолчным грохотом разбиваются о скалы. Это самая нелюдимая, неприступная часть Айленда. Так почему мы летим сюда, к этим грохочущим скалам. Всё просто: камни хорошо нагреваются на солнце, и от них исходит мощный восходящий поток тёплого воздуха. Настолько мощный, что наш аэроплан, словно подброшенный вверх невидимой рукой, в мгновение ока набирает высоту в пять тысяч футов, и направляется юг.

А вот юго-западное побережье, прикрытое от буйства океана грядой высоких холмов, почти гор, выглядит куда симпатичнее. Здесь и пляжи, и плантации, и жилые постройки, и порт, и отколовшееся основание «капли», увенчанное белыми стенами форта. Здесь жизнь.

Мы продолжали наш полёт к острову, как вдруг слева подлетел вёрткий биплан. Приблизившись к нам, он заложил крутой вираж вокруг нашего гидроплана, стремясь, видно, разглядеть нас получше. Окажись здесь дракон, я бы, наверное, и то меньше удивился, откуда было взяться маленькому самолётику посреди океана?! Мой пилот, ничего не говоря и ничуть не удивившись, поприветствовал биплан рукой, я видел это в небольшое зеркальце, и покачал крыльями. Наш неожиданный сосед, тоже покачал крыльями, сделал ещё один круг вокруг нас и ушёл в сторону острова.

– Что это было? – я обернулся к задней кабине.

– Не поворачивайся так резко, трубка выпадет, – в голосе пилота не было удивления, – на острове базируется эскадрилья истребителей «Гладиатор», это был один из них, послали проверить, кто это летит к ним. Мы продолжали полёт молча, между тем остров приближался, увеличиваясь в размерах и показывая всё новые детали, вот уже видна белоснежная линия прибоя. И здесь, мы вдруг отвернули от острова вправо, оставив его прямо за спиной, прошло несколько минут, под нами проплыли не то острова, не то отмели, затем ещё один отворот, теперь уже влево, остров оказался прямо перед нами, уши стало закладывать, мы снижались.

– Вон он, ваш форт! Справа. – Пилот указал на белое пятно на голове головастика. Я повернул голову в указанном направлении, сверху форт походил на букву “V”, с сильно разведёнными короткими лучами. Но больше я не смог ничего разглядеть, поднимая мириады брызг, поплавки гидроплана уже коснулись водной глади, и мы заскользили вдоль берега, вновь сливавшегося для меня в единую полосу. Ещё несколько маневров и, с медленно вращающимся пропеллером, мы входим в небольшую бухту, где на поднятых нами волнах, качались несколько гидропланов. От причала к нам уже отваливала шлюпка. На последних взмахах винта мы приблизились к бую, к нему же спешила и шлюпка, ещё один короткий взрык мотора и, вот, мы уже напротив буя – всё! Гидроплан плавно закачался на волнах, а я почувствовал, впервые за весь полёт, приступ тошноты. Пилот ловко выпрыгнул из своей кабины на левый поплавок гидроплана, и принялся, помогать мне, выкарабкаться из кабины, и я проделал тот же путь, что и он, но, к сожалению, не столь изящно, а проще говоря «в раскоряку». Шлюпка быстро подошла к нам, сидевшие в ней принайтовили цепь от гидроплана к рыму на буе, посадили нас, вернее меня, в шлюпку, пилот передал багаж, запрыгнул сам, и, сгибая вёсла от мощных гребков, мы понеслись к берегу. Ещё несколько взмахов вёслами и шлюпка, круто повернув, уже трётся бортом у причала.

Уф, я ступил, наконец, на твёрдую поверхность, всё ещё нетвёрдо сознавая, что я только что был в небе, на высоте 5000 футов, пролетев больше сотни морских миль. А ведь не прошло ещё и трёх часов, как я был в Ки-Уэсте, быстрота смены континентов и стихий была немного чересчур для меня.

Кроме швартовой команды, на причале стоял мужчина, одетый в китель со стоячим воротником, тщательно выглаженные брюки и чёрные ботинки, начищенные до такого зеркального блеска, какой бывает только в армии. Он был похож на школьного инспектора, а перед ним, в помятом пиджаке и брюках гольф, стоял я, похожий на застигнутого за баловством школьника.

Увидев этого седовласого мужчину с подстриженными на военный манер усами и висками, не только Шерлок Холмс, но и доктор Ватсон, признали бы в нём отставного сержанта королевских гренадёров.

– Мистер ДжейДжи? – Спросил человек в кителе. – Я Доббс, управляющий смотритель Форта. Я прибыл вас встретить, сэр. Я вздохнул с облегчением, наконец-то, хоть что-то чёткое, понятное, – Уф! Рад видеть вас, мистер Доббс, – в моём голосе была тонна искренней радости, – рад встретиться с вами, рад, что вы такой, каким я вас представлял.

Доббс подал мне правую руку, подал как-то неловко, он заметил мой взгляд, брошенный на его руку. – Простите, сэр, это из-за старой раны, угодили мне в плечо, уж больше тридцати лет прошло, а на погоду реагирует. – Доббс смущённо улыбнулся.

– Ничего, ничего мистер Доббс, – я был смущён не менее его, – простите, я не знал.

– Мистер ДжейДжи, – Доббс деликатно кашлянул, – я штаб-сержант в отставке с правом ношения мундира.

– И? – Я непонимающе смотрел на него.

– Просто Доббс, с вашего позволения, сэр.

– Как скажите, Доббс, я пока не в курсе. – Я улыбнулся, сглаживая неловкость.

Мы пошли к выходу с причала, который был действительно похож на скамейку со спинкой, на набережную. Там нас уже ждал двуконный экипаж, похожий м-м-м, на открытое ландо. Прошу прощения, дорогой читатель, вынужден признаться, что я не слишком силён в двуконных экипажах, впрочем, и в одноконных тоже.

Если вы спросите меня, в чём я ещё не силен, то список может составить остальную часть повествования, поэтому прошу прощения и призываю не отвлекаться. Но вернёмся к экипажу: корпус выкрашен белой краской, спицы колёс красные, лошади, правда, каурые, но в белых панамках на головах, через которые торчали симпатичные лошадиные уши, которыми они вертели вперёд-назад. Возница был одет по местной моде: штаны, чуть длиннее колен, их ещё называют бермуды, рубашка, непонятного цвета, расстегнутая практически до пояса, красный платок на шее, и шляпа с широкими полями. Лошади вертели ушами, махали хвостами, переминались с ноги на ногу, поцокивая подковами.

Багаж был уже погружен, мы сели, кучер махнул кнутом, щёлкнул им, не касаясь лошадей, чмокнул губами, издав звук поцелуя, и ландо, пусть это, всё же будет ландо, плавно и бесшумно, на обрезиненных колёсах, покатило вперёд.

Если все предыдущие дни были наполнены скоростью, напором, драйвом, это особенно чувствовалось в Штатах, выраженное этим стопроцентным американизмом – «время деньги», то сейчас я впервые ощутил возможность подумать, поразмышлять, где я, что я…

Перед моим взором мерно покачивались два лошадиных крупа, периодически обмахиваемые чёрными хвостами. Цока-цок, цока-цок, – мерно цокали по мостовой подковы. Лишь вначале кучер пустил лошадей лёгкой рысцой, наверное, чтобы оказать уважение седокам, а затем, лошади постепенно перешли на размеренный шаг – цока-цок, цока-цок. А куда спешить? Действительно некуда. Цока-цок, цока-цок, мимо медленно проплывали старинные дома в два-три этажа в старой части города. Хотя тут же вставал вопрос, а есть ли здесь новая?

Навстречу нам попадались пешеходы, отдельно и небольшими группками, слегка прикасаясь к полям своих шляп, они приветствовали нас, вернее сказать, Доббса, он не оставался в долгу и усердно раскланивался со встречными. Вдруг, повинуясь какому-то неожиданному порыву, я резко обернулся и увидел, что прошедшие мимо, повернулись и смотрят нам в след, скорее, мне в след, ведь я был «главным действующим лицом» этого шоу – только что прибывшим владельцем Форта. Чтобы не смущать смотревших мне в след, я снова повернулся.

– Доббс, вам не жарко? – Спросил я, глядя на его торжественно-похоронный костюм и, одновременно, кивнул в сторону возницы, безучастно сидевшему на своём месте, козлы называется, что –ли.

– Никак нет, сэр, – Доббс воспринял вопрос как само собой разумеющийся, – ведь не каждый день к нам приезжают такие высокопоставленные люди.

Высокопоставленные? Это словечко, хоть и не отражало мой статус, но всё же польстило мне. А, впрочем, какого чёрта?! Ведь я владелец крупной недвижимости, к тому же, ответственный за оборону острова!

– Доббс, куда мы едем, и, вообще, какой у нас план на сегодня?

– Простите, сэр, вы были в такой задумчивости, что я не решился отвлекать вас.

Деликатность Доббса я оценил, но … – И всё же программа на сегодня?

– Вы прибыли раньше, чем это было запланировано, сэр, и мы не успели закончить подготовку к вашему прибытию. Поэтому, я взял на себя смелость предложить вам, сэр, разместиться в пансионате “Botanic garden”, сэр. Сейчас конец сезона, и там есть хорошие номера, и с большой скидкой, я говорил с их управляющим, мистером Гливсом, он обещал устроить вас в лучшем виде и за хорошую цену, все будут рады свежему человеку из метрополии, тем более из Лондона, сэр.

Понятно, «свежачок» из Лондона, к тому же его спешное прибытие, а главное причины этой спешности, окутаны флёром загадочности. Все хотят разобраться, узнать, в чём тут дело. Это я подумал, а сказал. – Хорошо, Доббс, поедем в пансионат, надеюсь, там будет удобно?

– Он лучший на всех Багамах, сэр, и цена очень хорошая. – Повторил Доббс.

Мы, не спеша продолжали путь, проезжая мимо огороженного решёткой парка (резиденция губернатора, пояснил Доббс), пересекли площадь, поехали мимо домов, выходивших на набережную, при этом Доббс говорил, что это за дома, что в них. И вот, когда кучер уже осмелел настолько, чтобы встрять в нашу беседу, подъехали к открытым воротам парка, это был въезд в “Botanic garden”, лошади, почувствовав конец пути, потянули бодрее, и вот мы уже у главного входа в пансионат, по ступенькам которого уже сбегали коридорные, чтобы встретить нас и помочь разгрузиться. Хотя, что там разгружать – баул и кейс, но они набросились на нас словно пираты на купеческую шхуну, впрочем, наверное, у обитателей Багамских островов это в крови. Шучу, шучу, признаю, что это не очень политкорректно.