Читать книгу Сбой на счастье - Александр Михайлович Великанов, Александр Великанов - Страница 1

– Мама! – голос Любы предательски дрожал, когда она переступила порог отчего дома, – Маам, – протяжно повторила она.

В дальней спальне она услышала шорох и смело пошла на него. «Слава Богу, живая» – шевельнулось в голове.

– Здравствуй, доченька, – Зинаида, лежала в постели.

– Мамочка! – дочь подошла и стала целовать утопающую в подушках больную.

– Вот, Любушка, хотелось взглянуть на вас, видишь, слегла.

– Прекрати, ты не болела никогда. С чего удумала то?

– Дак, не я решаю, это за нас решено. Вот и я хочу вам – детям, из теплых рук… Тонька с Танюшкой тоже обещались.

– Едут, едут. Созванивались уже, – заверила дочь.

– А ты с кем? На чём? А то март месяц, все тает.

– С Валентином, он пошёл хозяйство твоё глянуть, может управить кого надо.

– А-а, так нет, Филипповна – соседка приходила давала, вечерком закрыть обещала. Зорька моя в запуске. А Валёк твой – хозяин, правильно, чё она тёща-то, подождет, а вот животина моя – она ж к вам переедет.

– Мам, ну ты опять.

– Да нет, я рада за тебя, с ним не пропадёшь, – полным сарказмом голосом сказала мать.

– Душно у тебя, дай хоть форточку открою.

– Открой, доченька, открой, а то вечером народ соберётся, а тут старушечьим духом.

– Мам, ну ты не меняешься!

– Ты тоже, но лучше два дня да в скачь, чем всю жизнь да в плачь.

– Ну вот это ты к чему?

– Да так, забываться стала, – при этом пожилая женщина взяла дочкину ладонь в свои руки, поцеловала, вздохнула и продолжила, – мозоли у тебя почище чем у иных мужиков, не научила я тебя себя беречь, вот и живёшь как в ярме.

– Ма!

– Так, иди на кухню, там тушка гуся, залей родниковой водой и ставь варить.

– А тебе бульон жирный можно?

– Мне теперь все можно…

– Есть кто живой? – услышали они боевой женский голос.

– Да, жива. Иди сюда, Тонечка.

И в комнату вбежала симпатичная голубоглазая женщина средних лет.

– Мама, я же предупреждала тебя, звала к себе. Нет, приросла к своей деревне, к корове, да соседке. Врач был? Какой диагноз?

– Фельдшер был наш – Илюша, молодой, да толковый, – на последнем слове Зинаида Петровна сделала особенный акцент, – Он то и сказал, что время поджимает.

– Молодой фельдшер глупости говорит. У нас в райцентре не Бог весть какие доктора, но все же…

– Тоня, я сама врач, хоть и ветеринарный, а про Илюшку ты зря, он мне здорово помогает, – при этом пожилая женщина закашлялась, – ой, Тоня, воды принеси.

Средняя дочь поспешила на кухню и вернулась со стаканом в руке.

– Всё. Передумала. Вот и помирать собралась и стакан воды принесли, а пить не хочется. Помоги-ка мне присесть, покаяться перед тобой хочу.

– Мам, может не надо? У тебя и так сегодня непростой день, градус эмоций повышен.

– Дети собираются – это радость, а вот ваши мужья будут жить со мной под одной крышей, так это да, чистый адреналин.

– Опять!?

– Что опять?

– Про мужей.

– Как будто они у вас поменялись…

– Мама, ты сама говорила, что люди не меняются.

– Люди-то не меняются, а вот мужья очень даже. Вон твоя школьная подруга с третьим живёт, а тебя опять Генас привез?

– Я с ним живу больше двадцати лет, а ты все никак не смиришься.

– Так вот, Тонь, рожать тебя я боялась. Молодая, глупая была, думала Люба у нас уже есть, не потянем, жили тяжело, работали, а вот видишь, как сейчас, и к себе зовёшь, и опять же стакан воды, да и за жизнь из вас троих ты самая цепкая. Прости, дочь, а!?

– За что!? Я ж тогда ребёнком только родительскую заботу и ласку помню.

– Устала я, иди к Любе, помоги с ужином. Картошка в погребе, масло в столе, да и дома вы, разберётесь.

Татьяна наступила на хрупкую мартовскую льдинку, отчего та лопнула, разлетевшись на множество осколочков, а снизу выступила талая вода. Молодая женщина высоко подняла голову и увидела отсюда, с автобусной остановки, родной хуторок. Он вытянулся вдоль речки и будто звал обратно, в её детство, юность, к первой любви. Она решительно шагнула навстречу этому зову. В домах еще топили и из труб то там, то здесь виднелся дымок. Отчего сердце так колотится? Наверное, от быстрой ходьбы, хотя нет, в Москве – городе бешеных скоростей, ей приходилось много бегать, так что тренировка была.

– Тань, ты бы помедлила, а то я не успеваю, – услышала она за спиной голос Алексея. Мужчина, одетый в светло-голубые джинсы и бежевые замшевые ботиночки неловко перескакивал, ища «чистый путь». Невдомёк ему, что в марте здесь просто нет этих «чистых путей», словно в продолжение женских мыслей, парень провалился в лужу, обрызгав себя. Татьяна звонко засмеялась, а Алексей обиженно надул губки. Каким же он был сейчас здесь нелепым – этот рафинированный москвич, странно, а там он ей казался «крепко стоящим на ногах».

Зинаида Петровна попросила помочь ей сесть за стол. Два зятя, Геннадий и Валентин – крепкие мужики схватили женщину под руки и с рвением стали приподнимать.

– Тише, ироды! Куда подталкиваете? Знаете же, вилками, да ложками могилы себе роем. Видно свою я уже выкопала.

Шаркая ногами, процессия медленно, но верно передвигалась на кухню.

– Тонь, а Генка то еще больше поправился. Генка, ну нельзя же так.

– Мам, ты как-то резковато, – пыталась заступиться за мужа средняя из дочерей.

– Нет, я не как-то, я конкретно. Так, меня вот сюда в торец стола посадите, чтобы всех было видно.

– Что-то Танечки нет, – взглянув в окно, сказала Люба.

– Сама же говорила, звонила, едет, – ответила Зинаида.

– Мама, она просила тебя предупредить, что приедет не одна, а с мужчиной.

– С кем?

– С мужчиной.

– Действительно, интересно, – только и вымолвила Зинаида.

– Ну чего же интересного, она женщина красивая, по-моему, все вполне предсказуемо, –вмешался Геннадий.

– Так называемые зятья, давайте баню топить, – скомандовала тёща.

– А может и не приедут, – пытался возразить муж Антонины.

– Живо! Два раза не повторяю!

Мужчин будто ветром сдуло. Геннадий семенил за Валентином, бурча себе под нос:

– Вот ведь тёща, помереть спокойно и то не может.

Процедура заняла у них немного времени, дрова были приготовлены.

– Валентин, а может и нет его, наследства, может зря мы терпим? – спросил младший из мужчин.

Старший зять смотрел на него и молча слушал. Мысли в его голове были тяжёлые, вернее умещаться им там было сложно. Он думал о том, как бы незаметно из багажника вытащить металлоискатель, который он предусмотрительно взял у соседа. Валентин не хотел полностью посвящать мужа Антонины в свои планы, которые, по всему видно, того и не сильно интересовали. Права Зинаида в отношении Генки, а вот к нему – к Валентину несправедлива.

– Слушай, Валь, а сто грамм хоть нальёт, как думаешь? Или повод не очень?

Любин муж строго посмотрел и произнёс:

– Нальёт – выпьем, а просить не смей, тем более за меня и если что не так, то, пожалуйста, скатертью дорожка.

Геннадий понял, что теряет в лице Валентина приятеля. Вот что делают деньги, даже ещё не найденные, а тёща ещё нас расчёсывает под одну гребёнку…

– Тань, давай передохнем сумки тяжёлые, и что ты в них только наложила, – ныл за спиной бодро вышагивающей женщины, Алексей.

– Давай я помогу, если ты устал.

– Нет, так не пойдёт.

– Тогда быстрее, уже скоро будем дома.

Зятья, ещё были в бане, когда в дверь дома вошла младшая дочь и бросилась к матери:

– Мамочка, прости! Прости меня!

– Да ладно, знаешь же, старший умный был детина, средний был и так, и сяк, а Танька истинный дурак.

Пока четверо женщин обнимались, целовались, Алексей топтался у дверей, не зная, как себя вести, и, наконец, собрав остатки смелости, произнес:

– Здравствуйте.

Хозяйка дома перевела свой взгляд на него:

– Тань, а это кто? Чё это он в твоих штанах что ли? Уж больно брючки узковаты.

– Знакомьтесь – Алексей. А это моя мама и сёстры.

Артём шел домой, в его голове тяжело шевелились мысли. Весна – хлопотное время для крестьянина, хотя, когда оно у него спокойное? Тут ещё помимо сезонных забот маячило собрание пайщиков – дольщиков земельных паёв. Мужчина думал о том, что несмотря на все трудности, дорога на работу приятнее для него, чем дорога домой. Он очень любил своего сына Ваньку, но к сожалению, к нему прилагалась вечно ворчащая супруга Оксана. Если первые годы жизни она пыталась создать видимость любящей жены, то с годами не то что не стерпелось, а стало невозможным существование под одной крышей, и только сынишка соединял их. Оксана как могла помогала своему мужу: вела бухгалтерию его хозяйства, хлопотала по дому, вот только все это было приправлено постоянными скандалами, упрёками о несбывшихся надеждах. Муж оказался не тем трамплином, который отправил бы её к счастливой жизни, о чём при последней ссоре она не преминула заявить. Артём же терпел все эти годы, просто терпел, из-за сынишки – Ванюшки. Он не спорил с Оксаной, молчал.

Из-за угла навстречу мужчине выскочил фельдшер – Илюшка и кинулся полушёпотом что-то рассказывать фермеру. После разговора Артём прибавил шаг, прошёл мимо калитки своего дома и пошёл к реке. Странно, очень странно устроена человеческая душа. Ему вдруг стало легко, так не было давно, много лет, будто сзади выросли крылья и несли его обратно, в юность, когда он был безгранично счастлив, а меж тем ноги шли к реке, на «их место». Вернее, это место было любимым для встреч его одноклассников, молодой мужчина долго смотрел на берёзу, да, тогда она была тоньше, изящнее, но и сейчас – белая красавица. Именно на её фоне он сделал фотографию, которую часто тайком от всех подолгу разглядывал. И вот сейчас она приехала, снова дышит одним воздухом с ним смотрит в то же небо, на те же деревья, наверное, пойдёт в тот же магазин к Лизе – однокласснице. Артём знал, она непременно придет сюда и будет также смотреть на эту берёзу, в этот раз он уже никуда и никогда её не отпустит. За годы становления он научился засовывать свою гордыню туда, откуда она не могла показаться. Это тогда, в юности, все наломали дров и сейчас хлебают полной ложкой, хотя Илюшка сказал, что с ней приехал холеный московский «хмырь». Как приехал, так и уедет, только без неё, без Танюшки. Меж тем он вспомнил её глаза, светло-карие лучистые, которые всегда смотрели внутрь, в самую его душу. Ведь они с ним понимали друг друга без слов. И тут закралась тень сомнения, вдруг она изменилась, стала московской фифой? Нет, она – его Танюшка – Татьяна Иванова не могла стать другой, у таких людей есть стержень.

… Вот их последний звонок. Её короткое коричневое платьице, кипельно белый фартук, огромные белые банты, все это так подчеркивало её свежую, какую-то ягодную красоту, на его плечах сидит первоклашка. Хм… А эта первоклашка – Алёнка Илясова в этом году заканчивает школу. Значит прошло десять лет. Десять лет без неё, без надежды на её возвращение … Спасибо хоть любимая работа. Если бы только Илюха знал какую бурю в душе Артёма пробудят его слова.

Вечером за ужином Валентин был необыкновенно любезен, часто подливал мужчинам самогоночки, а женщинам тёщиной наливочки. Люба удивлялась, потому что не замечала за мужем подобной галантности со времен свадьбы. Все последние годы он бурчал, что «вливать в Генку самогонку – перевод продукта», а тут вдруг сдружились?

Ночью старший зять долго ждал, когда все уснут, так как всем мешал грохочущий храп Геннадия, наконец, затихли женские голоса за стенкой. Москвич засопел, видно самогонка помогла ему сделать это несмотря на рулады младшего зятя. Валентин тихонько, чтобы не скрипнула ни одна половица, вышел во двор, подошел к своей машине, открыл багажник, взял оборудование и направился в тёщин сарай. Там выдохнув, он спокойно включил металлоискатель, благо сосед дал исчерпывающие инструкции, методично начал исследовать полы помещения, чувствовал, как у него потели ладони и его настигал азарт. Прибор подал сигнал. Валентин быстро сложил в угол оборудование, схватил приготовленную заранее лопату и начал копать. Он подумал: «надо же везде полы деревянные, а здесь земляные». Зная хозяйственность своей тещи, все больше убеждался, что у него правильный расчёт. Вот оно – богатство, совсем рядом. Не нужно будет больше нести тяжкий крест, работая как проклятый, чтобы нормально жить. А нормально в его понимании означало лучше, чем соседи. Вот только дочь не понимала его стремлений, при первой возможности сбежала в город. Ну ничего, когда сейчас он продаст бабкины ценности, вернётся как миленькая, приползёт на коленях. Валентин был убежден, что богатство, как магнит притянет любого. Он то сможет правильно всем распорядиться, не то что Генка, а ещё Тонька, эта змеюка. Ой надо быть осторожным. Словно в продолжение его мысли в дверном проёме сарая мелькнула человеческая тень. Валентин весь напрягся, затаился. Через пять минут он услышал, как хлопнула входная дверь, потихоньку на него накатывала паника, ибо время поджимало – на завтра у него уже была назначена встреча. Собрав всю волю в кулак, мужчина не поддался испугу, решив, что и так на сегодня сделано не мало – лопата явно упиралась во что-то твёрдое. Он непременно завладеет тем, что должно принадлежать ему, а то тёща издевается, корову им завещает, хотя у самой…

Аккуратно положив металлоискатель в багажник, вымыв руки у колодца, Валентин скользнул в дом, долго стоял в коридоре, прислушиваясь к спящим людям. Ничего не услышав, он аккуратно приоткрыл дверь женской комнаты. Три сестры явно спали. Пошел к себе, увидел, что Геннадий и Алексей, находясь в тех же позах, продолжали свой дуэт, состоящий их храпа и громкого сопения. Старший зять лёг на приготовленную для него постель. Интересно, кто же был во дворе? Самогонка и физический труд сделали своё дело, и храпящий дуэт быстро превратился в трио.

Антонина, будучи от природы натурой деятельной, проснулась утром с первыми лучами солнца. Немного понежившись в постели, встала, подошла к окну и ей стало стыдно. Она увидела, как соседка Филипповна лихо управлялась с хозяйством. После этого средняя дочь Зинаиды приоткрыла дверь в комнату, переоборудованную в «мужскую» спальню, пошатнулась от запаха перегара и увидела троих мирно и крепко спящих Алексея, Валентина и Геннадия. Антонина решила озорнуть, вспомнив, что накануне Люба затерла ядреную горчицу, сходила за ней на кухню и потихоньку намазала острой приправой ступни спящих мужчин. Поставив банку на место, она вышла во двор помочь соседке. Мартовское утро встретило женщину ярким солнцем, на котором, готовясь вот–вот растаять, искрился спекшись в крупные льдинки последний снег.

– Привет, Филипповна. Ну зачем ты, мы же все дома. Итак, большое спасибо за помощь.

– Здравствуй, Тонечка, а Зинаида мне отбоя не давала. Я свое то хозяйство уже управила, вот пришла ваше покормить. Да и не тяжело мне, ты же знаешь я твоей матери многим обязана, добрый она человек. Дай бог чтобы выкарабкалась.

– Я тоже на это надеюсь, даже верю. Мамка она же сильная, всю жизнь о нас заботилась, а мы о ней? Как-то не довелось.

При этом Антонина забрала из рук Филипповны ведра с водой и пошла напоить Зорьку, но не сделав и несколько шагов, услышала, как двери дома резко распахнулись и из них вывалились трое мужчин в одних трусах, начали выплясывать папуасские танцы босиком на снегу, при этом Валентин и Геннадий неловко топтались, тряся своими животами на лёгком мартовском морозце, а Алексей, как молодой журавлёнок, выполнял неизвестные никому до этого балетные па. Тоня невольно рассмеялась. Её смех перешёл в хохот, когда она увидела открытый рот и выпученные глаза соседки Филипповны.

– Тонь, а что это с вашими мужиками, совсем перепились что ли? Геннадий твой вроде положительный мужчина.

– Нет, Настасья Филипповна, это они вас так благодарят. Практически танец исполняют.

– Чего исполняют?

– Танец благодарственный.

– Какой танец…, – свой рёв Валентин закончил отборным матом.

Следом за мужчинами из дома выбежали Люба и Татьяна. Еле сдерживаясь от смеха женщины поинтересовались не могут ли они чем-то помочь. Однако в ответ по-прежнему летели крепкие выражения. Тут Геннадий, сообразив первым, подбежал к Антонине и с размаху засунул босую ногу в ведро с водой вздох облегчения вылетевший из груди среднего зятя подвиг старшего к действию. Валентин с разбега сунул свою ногу во второе ведро, да так по инерции, и поехал, на одной ноге в ведре, остановила его грузное тело только входная дверь в хлев. Крепко шмякнувшись он развернулся и уже шепча ругательства ринулся на Антонину. В это время Татьяна, увидев, как вода помогла Гене сжалилась над Алексеем и бежала, подняв ведро, естественно их траектории совпали, а результатом было повторное падение старшего зятя только теперь мокрым был он весь. Мартовский лед и вода, как не странно охладили пыл Валентина, но укрепили его злобу и уверенность в правильности принятого решения – одному и любой ценой завладеть кладом Зинаиды.

Отмывшись теплой водой и отогреваясь крепким горячем чаем мужчины думали каждый о своем. Алексей размышлял кто для него Татьяна? Нет, она безусловно красавица при этом толковая порядочная, скромная и гордая, только что толку перечислять достоинства если полностью органичной она была здесь, а не в Москве …. Нет и там она одна лучшая, просто как нимфея без воды. Ему захотелось стать для неё водой. Да, с похмелюги хочу стать водой. Больше не пью, хотя напиток был чудный. Интересно, а в местной речке лилии растут? Так, прочь лирику, нужно зарядить айпад и поработать.

Геннадий не хотел ехать сегодня домой, приспичило же тёщеньке, по внученьке она соскучилась! Хотя резон, сегодня – пятница, завтра у Алёнки выходной, а в городе пиво ох какое, да и права у дочки есть, только Тоня будет ворчать. Стоп. С нами увязывается Алексей надо с ним переговорить, как он по пивку? Может вопрос с Тониным ворчанием и решится. Нет он её не боялся просто не хотел нервировать. Мысли несли Гену все ближе к вяленой рыбке и стакану с любимым пенным напитком, но тут его взгляд уперся в Валентина, а что это старший товарищ больше в сараи не рвется? Или после утренних кувырканий мозги на место встали? Что-то тут не так. Ладно подумаем об этом позже, и он даже знал с кем конкретно он об этом подумает. Надо сегодня заглянуть в тёщин гараж, ибо там находился предмет обожания Геннадия – автомобиль ГАЗ, именно автомобиль, а не машина и уж не как не тачка, и не средство передвижения. Уважал зять тёщу, крепко уважал.

Валентину нужно было незаметно скрыться из дома. Его ждала женщина, недоступная и от этого еще более притягательная, в ком в ком, а вот в ней он не мог разобраться, он думал, что она не просто способна на многое, она способна на все. Пока все складывалось на руку: Генас со своей едут в город за дочкой, Лешка увязывается с ними, Татьяну собирают в сельпо. Люба будет рядом с мамусей. Он был уверен, что все будет по их плану.

Перед отъездом Антонина решила убраться в доме. Люба вывела маму во двор. Мужчины вышли на улицу и увлеклись, обсуждая характеристики автомобилей Гены и Валентина. Тоню поджидал случайный сюрприз – находка прямо у маминой постели. В ноутбуке Зинаиды была открыта переписка с Алексеем. Что ж, видимо Алексей не для всех оказался новым знакомым. Мозг женщины заработал в ускоренном ритме…

Перед обедом семья делегировала Татьяну в сельский магазин за пополнением провианта, но кроме этого все знали, что продавцом там работает её лучшая подруга детства. По дороге молодая женщина отмечала изменения, произошедшие в её родном хуторе: усадьбы некоторых жителей, украшали арки или перголы, по которым летом, видимо, цвели вьющиеся растения, дорожки были вымощены плиткой и окна были заменены на пластиковые, а некоторые дома были просто заброшены и находились в зарослях полу одичавших садов. Такой диссонанс удивил Татьяну. Девушке захотелось «прибраться», чтобы улицы из её детства имели ухоженный вид. Ей почему-то вспомнились субботники и когда с приходом весны все местные жители облагораживали прилегающую территорию, а они своим детским косяком носились от костра к костру, собирая мусор, неизменно оставляемый после таяния снега. Так погружённая в свои мысли она вошла в магазин, они с подругой, встретившись взглядами, в первые секунды рассматривали друг друга. Первая, всплеснув руками, бросилась навстречу Танюшке Лиза и начались объятия, слезы, объяснения и воспоминания.

– Тань, ты совсем не изменилась и красота в тебе какая-то не московская, а наша, казачья.

– Лиз, да и ты такой же – «курносый глазастик».

– Ой, Таня, у нас здесь столько новостей. Ты же когда приезжала последний раз мы с тобой не виделись, я же как раз Антошку рожала.

– Подожди… это что же, у тебя сыну уже шестой год?!

– Да, растём.

– А муж? Ты счастлива с Андреем?

После этого вопроса Лиза как-то вся напряглась и её удивительные синие глаза будто померкли. Она глубоко вздохнула всей грудью.

– Да нет, Танюша, бросил он нас. Его влюбленность сменилась резкой неприязнью к нам… Я теперь уже думаю, а была ли она вообще – его любовь. Я-то была готова за ним хоть куда, а вот он … Ладно, подруга, не хочу я говорить плохо об отце своего сына. Лучше расскажи, как у тебя там в столице? Говорят, привезла с собой такого красавчика, аж дух захватывает. Деревенские бабы сегодня в очереди судачили, а я невольно слушала. Ну ты же знаешь наших, им рот не закроешь.

– Лиз, меня пересуды никогда не волновали, а уж сейчас то и подавно.

– Ну да, где ты и где наша деревня, – вздохнула Лиза.

– Нет, не так, как была мне Москва чужой, так и осталась, и, если в студенческие годы особенно некогда было задумываться, как-то все было необременительно. Потом тоска. Знаешь, оказалось, что офис, пусть даже крутой фирмы, оказался не тем местом, где я хотела провести свою трудовую жизнь. Но надеюсь, что всё между нами, не хотелось бы, чтобы родные, особенно мама, засыпали меня неприятными вопросами.

– Кстати, как она? Знаешь, мне всегда казалось, что твоя мама будто высечена из камня. Причём это касается не столько её внешности, сколько её характера. Такие люди не должны болеть. Мои покупатели в очереди в своих домыслах и вовсе до самого худого дошли. Пока дед Кузьма не заткнул всем рты и не сказал, что необходимо изловить и запытать Илюшку на предмет правильности его лечения Зинаиды. Ведь её в нашем хуторе по-прежнему все любят и уважают.

– Знаешь, Лиз, я сама еще не разобралась. Мне не верится, что моя мама может вот так резко слечь. Так, наверное, думает большинство детей о своих родителях, кажется, что их забота будет вечна. Но приходит и наш черед помогать.

Тут подруги на какое-то время замолчали. Задумались.

– Тань, а у тебя детей нет? Извини, если обижаю.

– Нет, Лиз, не обижаешь. Я по-прежнему уверена, что рожать нужно от любимых.

Глаза Лизы невольно округлились

– А как же твой, ну тот, с кем ты приехала?

– Леша очень хороший человек, блестящий финансист. Ко мне относится замечательно, но вот я…

– Знаешь, Таня, решать тебе, но нам то уже не семнадцать. Я вот тут застряла за этим прилавком.

– Лиз, заболтались мы с тобой. Давай лучше вечером увидимся.

При этом Лиза протянула подруге пакет с продуктами. Татьяна, взяв его, повернулась к двери и вдруг резко обернулась и спросила: «А как он?». Лиза ласково улыбнулась:

– Не забыла значит. Я так и думала, что у вас навсегда. А как он? Да весь в войне.

– В какой войне?! – оторопела Татьяна.

– Везде война, дома – с Оксаной, на работе – с племянничками Терентьевича. Наверное, мать тебе не успела рассказать. Два года назад наш неизменный председатель Виктор Терентьевич скончался, весомая часть хозяйства, за время его правления, перешла к нему в ведение, а после его кончины, к наследничкам, своих детей же не было. И если у него с Артёмом была холодная война, то с племянниками переходит в горячую стадию. Ну, а с Оксаной отношения, как у кошки с собакой.

Тут дверь магазина отворилась и в нее вошла женщина неопределенного возраста с ярко накрашенными, сложенными бантиком губами. Её тонко выщипанные брови резко поднялись вверх, она бросилась с объятьями к Татьяне:

– Танечка, как похорошела, ну точная мать становишься! Наверное, такая же неуступчивая, хотя, о чем это я, ты же вчера по деревне важно с мужиком шла. Ток что–то я не пойму, девонька, не на машине. Че это, за столько лет и не заработали?

– Тётя Клава, вы не меняетесь, – Татьяна пыталась прервать женщину, при этом сама направилась к выходу, – Ну всё, Лиз, вечером на нашем месте. А вам, тетя Клава, здоровья.

Не успела дверь магазина закрыться, как Клавдия Петровна набросилась с допросом на продавца.

– Она за ним замужем? Богатый? Зинаида совсем плохая? Это на каком таком вашем месте? Неужели все будете собираться? Не, ты не молчи!

– Николаевна, ты мне и слово не даёшь вставить! Тебе всё зачем? Опять у магазина собрания устраивать?

– Ишь зашипела! Если разобраться, то ты мне комиссионные должна!

– Чего? Я должна?!

– Да люди больше за моими новостями идут, чем за твоими харчами! А собрание у нас итак скоро будет!

– Вот там все и обсудите.

– Дак нет, там вопросы посурьезнее будуть. Каждым известиям своё место. Хотя какие там дела без Зинаиды. Поговаривают племяннички ферму закрывать хотят. Эх, Терентьевич в девяностые все сохранил. Не верится мне что наша Петровна в курсе ихних планов. Всё думаю в гости к ней зайти может научит, вразумит, раньше все чисто по её выходило. А щас, ох, не вовремя.

– Тётя Клава ну ты себя хоть слышишь?! – молодая женщина искренне возмутилась.

– Я-то себя слышу, а вот ты помочь никак родному хутору не желаешь, между прочим ты – лицо заинтересованное!

– Эка вывернула, принуждаешь к сотрудничеству! – Елизавета задорно засмеялась.

– Так, колись, семья Артёмку простила? Жалко пацана! Да и история у вас там, ох, и мутненькая была.

– У кого это у нас? Человек болен, сильно болен, нельзя вот так на умирающую взваливать ответственность за судьбу хутора. Ну и тем более не до Артёма им сейчас.

– Филипповна говорит, что Зина ещё в себе, хотя та старый чекист, почище тебя подругу оберегает.

– Кого я могу оберегать, мы почти десять лет не виделись. Да, я думаю Ивановы не та порода, чтобы в наших, как ты выражаешься, чекистских услугах нуждаться.

– Да это надо так жизнь прожить, чтобы ни разу не испачкаться. Хотя, знаешь, маманя моя говорила, что ходили слухи будто одна из родственниц Зинаиды, прежде чем сгинуть в гражданскую войну, доверила той тайну о спрятанных сокровищах. Вот, а в НКВД у нас как раз отец Филипповны служил, – при последних словах пожилая женщина перешла на шепот.

– Тётя Клава, у меня прослушка, – Лиза тоже перешла на пониженный тон. При этом глаза девушка загадочно подняла вверх, но они выдавали её желание расхохотаться.

– Говорю чекистки на службе у Ивановых. Слушай ну неужели не спросила, а?

– Кого? О чём? Николаевна, ты меня не путай! Знаю я тебя, потом свои догадки выдашь за мои слова.

– Я! Да не в жизнь! Ну неужели ты сдержалась и ни слова о Артёме и Иване?

– Это ваши домыслы!

– Какие домыслы? И так всё очевидно. Оксана на такой грех пошла.

– Клавдия Николаевна, продукты приобретать будем?

– Да, а как же, взвесь-ка мне карамелек грамм двести.

– Вы же вчера целый килограмм купила? Неужели закончились?

– Пост сейчас, своих поминать раздавала. А ты не продавец–чистый разрушитель бизнеса, щас как вот накатаю в вашу жалобную книгу!

– Ага так и пиши продавец Жданова Елизавета Юрьевна категорически отказала в предоставлении информационных услуг о личной жизни покупателей!

Пенсионерка с явным неудовольствием покидала магазин. Лиза, проводив женщину, схватилась за телефон.

– Тём, привет у вас с Оксаной какие планы на вечер?

– С какой целью интересуешься?

– Есть предложение собраться.

– Где? С кем?

– Татьяна заходила, знаешь же, вся семья Зинаиды съехалась. Может и нам самое время всем классом встретиться.

– Да я немного в курсе, Илью вчера видел, – Артём перебил собеседницу.

– Тогда часиков в шесть на нашем месте. Мите позвони, а я девчатам.

– Будет сделано, дров побольше завезу, а то март ещё, с тебя посуда разовая, стол вскладчину.

Отсоединившись Лиза задумалась, стол вскладчину – надо решить, что готовить, ладно, созвонюсь с одноклассницами посоветуемся.

Форд Геннадия выезжал с хутора.

– В красивом месте ваша мама живет, – начал разговор Алексей, не то что бы у него было желание поговорить, просто он считал молчание в салоне машины каким-то неловким.

– Зачем ты к ней заходил перед отъездом? – решила взять быка за рога Антонина.

– Спросить не нужно ли ей чего, неудобно жить на правах нахлебника.

Не успел москвич закончить фразу, как физически ощутил на себе пристальный взгляд проницательной женщины. Антонина сидела впереди и обернувшись продолжила, глядя в глаза вжавшемуся в заднее сидение пассажиру

– А в райцентр тебе зачем?

– Э-э-э…, – Алексей был слегка обескуражен.

– Не придумывай, не старайся. Терпеть не могу вранье в любом его проявлении.

Слушая разговор Геннадий стушевался, да его план медленно, но верно накрывался медным тазом, придется о пиве пока забыть. Однако Тонька молодец заставила обоих мужчин почувствовать себя виноватыми, будто утром это они ей пятки горчицей намазали.

– Место красивое, до сих пор я здесь дома, уезжаю с каким-то ощущением неправильности, – как ни в чем не бывало продолжала женщина.

Ощущение неправильности – верное определение нахождения Татьяны в Москве, подумал Алексей.

– А с Татьяной у вас что? – резко спросила женщина.

Она что мысли читает – мелькнуло в голове у молодого человека, вслух он ляпнул:

– Курортный роман.

– Я видела это кино. У вас другое.

– Почему кино?

– Потому что фарс звучит еще грубее.

– Вы, не производите впечатление человека, сглаживающего углы.

– Не люблю, когда кого-то используют втёмную. Враньё в любом его проявлении обычно ведёт к губительным последствиям, и как правило, не только для инициатора. Серафим Саровский говорил: «Спасись сам и с тобою спасутся тысячи».

– Глубоко. А кем вы работаете?

– Бухгалтером.

– Значит коллеги.

– В данный момент…, – Антонина погрузилась в свои размышления, а Алексей, воспользовавшись заминкой перехватил инициативу.

– Организация в которой вы трудитесь как-то связана с сельским хозяйством?

– Да. Если нужно проконсультировать чем могу помогу, хотя не думаю, что твои вопросы касаются организации учета. Тут ты мне фору дашь.

– Мне интереснее организационно-правовые понятия. Почему имущественные паи отделены от земельных? Как в большинстве случаев происходит выделение земельных участков из коллективно–долевых, формирование кадастра зависит от решения общего собрания дольщиков? И вообще полномочный ли это орган?

– Законодательство постоянно меняется. Меняются и собственники. Наша Аленка как раз работает в районной администрации в комитете по имуществу. Обратная дорога возможно будет более познавательной. Ну, а пока слушай…

Как Геннадий не пытался вникнуть в суть диалога так ничего и не понял, то ли мысли о пиве, то ли чувство гордости за жену и дочь отвлекали его.

– Какая-то смесь из диктатуры, демократии и либерализма, – подытожил Алексей услышанное.

– Ну твёрдая рука нужна в любом деле. Край у нас казачий, так что демократии мы и сами кого хочешь научим. Вот с либерализмом – перебор, в его оценке я полностью согласна с моим любимым Фёдором Михайловичем.

– С кем, с кем? – в разговор, явно недовольный, вмешался муж Антонины.

– С Достоевским, – резко парировала супруга.

– А помню – помню, бесы там, идиоты.

– Ген, ты всё о своем.

– Чего это о своем?

– Ну одни пиво наливают, а вторые потом появляются.

– В смысле? – Гена вопросительно поднял брови.

– Вначале идиоты чрезмерно наливают, а следом и бесы на подходе.

Алексей рассмеялся, ему решительно импонировала эта женщина и он снова понял Татьяна часть своей семьи, схожесть нравов поражала, вот только Люба … словно болела в этой семье не мать, а старшая дочь.

Тем временем Валентин собирался на встречу. Одел свежую рубашку, протер ботинки даже расчесался. Чтобы не привлекать лишнего внимания вышел в заднюю калитку и направился в условленное место. Ему казалось, что он остался незамеченным, даже жена не обратила внимание на его сборы, была занята кормлением больной. Странное чувство, что он не только с детьми, но и с женой стал каким-то чужим, никто его не ценил, не почитал. Ну ничего, его песня еще не спета. Все еще впереди и он, Валентин Катаев, себя еще покажет. Тут его мысли переключились на предстоящую встречу с молодой женщиной. Где-то в глубине души теплилась надежда – молодая женщина его оценит. Он сумеет восхитить её до такой степени, что станет ей по-настоящему близким. Так, в размышлениях незаметно для себя, он оказался в дубовой рощице, где его уже поджидали.

– Здравствуйте.

– Привет, привет, дядя Валя, – ответила ему Оксана, – Как наши дела? А то время уже поджимает, собрание уже через три дня, – продолжала жена Артёма.

Валентин же словно онемел, красота Оксаны ввела его в оцепенение. Девушка была одета в простые джинсы и бирюзовую куртку. Однако даже этот наряд подчеркивал манящие округлости её женских прелестей. Было в ней что-то одновременно роковое, порочное и недоступное для Катаева. Оксана моментально сканировала ход его мыслей:

– Дядя Валя, мы почти ровесницы с вашей дочерью.

– И с Татьяной тоже, – буркнул Валентин.

При упоминании этого имени губы девушки предательски дернулись.

– Да уж, тетя Зина удивила, родив трех дочерей с разницами в десять лет. Вот и получилось, Татьяна практически ровесница с вашей Анюткой. Но мне интереснее наши дела.

– Сейф ночью нашёл. Как ты и говорила, в сарае рядом с хлевом. Сегодня планирую вынимать.

– Будь осторожен, чтобы ни одна душа не знала о наших поисках! Виталик и Андрей однажды подслушали разговор Зинаиды Петровны и Терентьевича о спрятанных документах и, возможно, каких-то старых ценностях, так что информация достоверная. Я тебе могу помочь, сегодня собираются одноклассники и я постараюсь задержать Таньку с её хахалем. Тонькину семью нейтрализуешь сам.

– Ага, её нейтрализуешь, эту змеюку. Почище тёщеньки будет, – вздыхая ответил девушке Валентин, вспоминая утренние происшествие.

– Слишком многое поставлено на кон, помни об этом. Документы мне нужны завтра, любой ценой, а уж что ещё найдёшь всё тебе, – пыталась в очередной раз сыграть на жадности Валентина Оксана.

– Все, мне пора.

– Подожди, побудь со мной немного.

– Вот дело сделаем, тогда и посидим. Может даже и не немного, – снова манипулировала мужчиной Оксана, – Я пошла, ты посиди здесь минут десять. Негоже, если о нашем тандеме узнают раньше времени.

И молодая женщина быстрым шагом пошла прочь из рощи. А Валентин остался наедине со своими грезами. Грезами о новой богатой жизни.

Оксана, быстро выйдя из рощи, достала телефон, набрала номер и быстро заговорила:

– Виталик, привет. Старый дурак нашел сейф. Завтра вечером можешь приезжать, документы будут у меня.

Услышав в ответ «Окей», она отключила телефон и положила его обратно. Задумалась о том, как бы покрепче привязать к себе младшего из племянников бывшего председателя, так как расценивала его в качестве одного из вариантов для создания выгодной партии. Вот только Ванька мешался. Ну ничего, она все придумает. Странно, но ей совершенно было не жаль Артёма, ну прожили десять лет и что она видела? Сначала пеленки, распашонки, а потом бесконечные крестьянские хлопоты и что только Танька в нем нашла? Мужлан, пенек, вечно торчавший то в полях, то в гаражах. И сын Ванька туда же, не успел ходить научиться, а уже хвостиком лип к отцу. Хотя какой он ему отец? Просто тогда для Оксаны брак с Артёмом показался единственным выходом из беспросветной нищеты, в которой она выросла.

В тещином доме Валентина напугано встретила младшая из сестер.

– Такой нарядный, куда-то ходил?

– Да нет, так, прогулялся, – уклончиво ответил мужчина и поспешил переодеться. В доме пахло сырой землей. Одев спортивный костюм, старший зять заглянул в комнату тещи и увидел, как его жена бережно сеяла семена в ящики для рассады под чутким руководством матери. Так вот откуда запах и мужчина подумал, что вот и настал его час, нечего ждать ночи. Танька не оторвется от плиты, готовит на предстоящую вечером встречу, а Люба занята своим любимым делом – посевом рассады, а этим она могла заниматься часами, уж это точно. Объявив женщинам, что пойдет покормить хозяйство, Валентин вышел на улицу и поспешил к своим раскопкам. Взяв в руки лопату, он с размаху воткнул её в выкопанную ночью яму, но вопреки его ожиданиям, лопата на глубину штыка легко, как в масло, вошла в землю. Не веря своим ощущениям, мужчина начал беспорядочно с размаху ударять ей в дно ямы. Но его самые ужасные догадки подтверждались, ничего кроме липкой глинистой земли там не было. Валентин, схватившись руками за голову, сел на кучу с землей.

Антонина лихо командовала мужем, корректируя его маршрут, пока они не высадили Алексея по указанному ей адресу.

– Ну что, Ген, теперь за пивом. Алёнка только через час управится, – сказала супруга мужу.

– Ты не перестаешь меня удивлять, сейчас выступаешь в роли беса, а я в роли идиота, который должен отказаться от пива?

– Нет, Геночка, сейчас я выступаю в роли ангела-хранителя нашей семьи.

– Так, поехали быстрее.

Через час компания в составе Антонины, Геннадия и Алексея наблюдали за выходящей из дома Аленкой, в руках у девушки была женская сумка и папка с документами, однако в этой семье уже никто ничему не удивлялся. Алексей восхитился красотой женщины, с которой ему предстояло познакомиться. Девушка, высоко подняв голову, гордо вышагивала к автомобилю родителей. По её ногам струились зелёные брюки, а на плечи была накинута кипельно белая курточка. Удивительной красоты лицо обрамляли темно каштановые вьющиеся крупными локонами длинные волосы. При каждом шаге волнующие высокие крупные груди призывно вздрагивали, а взмахами длинных ресниц девушка могла создать ураган, носящий её имя. Странное сочетание – карие глаза, унаследованные явно от отца, выражали сильный характер, свойственный Антонине.

– Так, Лёшенька, вижу ты не голубой, а то я уже сомневалась. Рот закрой! Дочь наша счастлива, замужем, – в свойственной ей манере твёрдо сказала Антонина.

Девушка легко села в машину, наполнив её сразу же запахом своих духов, источающими аромат свежести. Алексей подумал, что так пахнет цветущее дерево апельсина.

– Всем здравствуйте, Алёна, – представилась новая пассажирка, глядя в глаза Алексею.

– Папа, мне нужно заехать в один магазинчик купить бабушке подарок.

– Какой подарок? – в один голос спросили родители.

– Краску для волос, бабушка говорила, что женщина должна быть ухоженной всегда.

– Заодно и я зайду в магазин запчастей – оповестил всех Геннадий.

– У нас что-то не так с машиной? – забеспокоилась хозяйка.

– Да не у нас. У матери.

– А она ей сейчас ну просто жизненно необходима. Ген, ты все никак в машинки не наиграешься. Может поэкономней?

– Мне деньги тёща дала, – оправдывался мужчина.

– Да! Сколько мне открытий чудных готовит мудрый мой супруг…

Пока семья средней сестры с Алексеем мило беседовали, Валентин, сидя в сарае, пытался найти выход, не знал, что в этой ситуации можно предпринять. Ну как он мог оставить находку? Жадность или осторожность, ну почему не сказал Генке? И самое главное: кто мог забрать содержимое и что за тень мелькнула ночью? Под подозрением у него были все, включая Оксану. Обидно, но он даже не знал, что откопал? Пошатываясь он пошел в жилище.

– Валь, тебя мама зовет. С тобой все в порядке? – Люба внимательно посмотрела на мужа.

– Позже поговорим. Серьезно поговорим.

– О чем? Да что с тобой!?

Мужчина подвинул жену, тяжело ступая пошел к теще. И что старой карге от него надо?

– Катаев! – звала Зинаида.

– Старший зять по вашему приказанию прибыл, – Валентин буквально источал агрессию.

– Ружье у тебя есть. Поросенка надо стрелять. Три мужика в доме, а резать некому. Вот дожились, в сарай, как на охоту ходим.

Валентин, выслушав тещу, молча развернулся и пошел собираться домой, услышав вопрос жены «ты куда собираешься», Валентин довольно грубо ответил:

– Домой.

– Зачем домой!?

– За ружьем.

При последних словах мужа Люба побледнела и прошептала:

– Ты чего удумал!?

– Я? Ничего. Твоя мать удумала поросенка стрелять, умереть спокойно не может! Да, кстати, Люб, а где ты землю для рассады набирала?

– У мамы с осени над погребом приготовленная была.

– Ааааа… С осени, над погребом. В общем, Люб, я переночую дома, вернусь завтра, а то бросили хозяйство на два дня.

– Как это бросили? У нас же твоя мать присматривает. Ну как знаешь…, – дала добро Люба мужу, не подозревая какие зловещие мысли зарождались в его голове.

Вечером Танюшка с Алексеем под ручку весело вышагивали по тропинке, ведущей вдоль реки.

– Тань, как мне себя вести? У вас же свои какие-то примочки, воспоминания. Не буду ли я тебе там в тягость?

– Нет, Леш, не будешь. Ты вообще из тех людей, которые никогда никому не могут быть в тягость.

– Это комплимент или намек, что я человек, не имеющий свой собственный вес?

– Вес то у тебя приличный, килограмм восемьдесят. Ну а если серьезно, то, конечно, комплимент. А вообще, спасибо тебе за все.

– Подожди благодарить меня еще рано, все еще впереди. Слушай, Тань, мне конечно неловко, но что у вас было то с Артёмом? И правда ли, что твоя мать последние десять лет только и делала, что мстила ему за тебя?

– А что было? Ничего не было. Вернее, была большая школьная первая любовь. А потом…, –Татьяна глубоко задумалась.

– Что потом?

– Потом одна из моих подруг – одноклассниц забеременела, отцом ребенка оказался Артём, я поняла, что на моей родине был праздник чьей-то другой жизни, но не моей. Уехала учиться в Москву. А что касается матери, знаешь, мне с трудом верится, что она кому-то мстила, потому что с детства нам внушала – обида месть и ревность совершенно нерентабельные чувства, которые подобно зависти и жадности разрушают не только самого человека, но и все вокруг него. Думаю, за её поступками не могло стоять желание навредить кому-то, явно ею руководило что-то другое.

– Да, про твою мать я начинаю кое-что понимать, не женщина, а кремень. Как и все женщины вашей семьи.

Так за разговорами они подошли к поляне на берегу реки. Там уже дымил костер, девчата хлопотали у стола, но увидев Татьяну все бросили свои дела и начали обнимать и целовать её. Во всеобщем потоке слез и бесконечных вопросах не принимала участие только Оксана. Она стояла поодаль, подождала, когда у нее появиться возможность подойти к Татьяне одной, протянула к ней руку и сказала:

– Ну здравствуй, подруга.

– Здравствуй, Оксана, – ответила Татьяна, заметив, как неодобрительно в спину Оксане смотрит Лиза. Что-то здесь не ладное, мелькнуло в голове у дочки Зинаиды.

Лизиным же вниманием полностью завладел парень, пришедший вместе с Татьяной. Она думала, что такие бывают только на обложках журнала, да в кино. Высокая мускулистая фигура, коротко подстриженные светло-русые волосы, тонкий прямой нос, волевое выражение лица и необыкновенного цвета янтарно-зелёные глаза. Девушке трудно было скрыть свою симпатию, она отчетливо понимала, что у неё нет шансов, да и совесть ей бы никогда не позволила перейти дорогу лучшей школьной подруге. Как бы её лучшая подруга детства могла второй раз в жизни перенести столь подлый удар?

Первым слово взял Артём:

– Давайте, не стукаясь помянем нашего одноклассника – Ивана, который погиб на далекой границе, защищая наши с вами жизни, – и тут Артём замолчал.

Все решили, что он закончил речь, но он впервые за десять лет смотрел на любимую женщину. В её глазах он прочитал все, чего ему так не хватало. Они смотрели друг на друга, и чувствовали одно и тоже, их души переплелись, при этом ликуя, торжествуя и негодуя на время, проведенное врозь. «Как же она похорошела, стала еще более родной, она его, только его». Разлуки он больше не допустит, решил для себя Артём. В этом он был весь: принимал решения, действовал согласно им и отвечал за последствия. Поэтому и добился много.

Оксана, почувствовав неладное, решила попробовать на прочность москвича и с придыханием в голосе громко заявила:

– Тань, познакомь нас со своим спутником, а то такой красавчик стоит, молчит.

– Алексей – мой друг из Москвы.

Напряжение на минуту повисшее над компанией улетучилось, все дружно загомонили, начали поочерёдно рассказывать о себе, о своих семьях, детях, родителях. Татьяна внимательно всех слушала, при этом осторожно разглядывала Артёма. «Возмужал, стал еще шире в плечах, отчего казался еще более надежным».

– Тём, а на фига ты сено то привез? – спросил их общий одноклассник Митька.

– Егорку послал дрова привезти, а в тележке было сено, а он, балбес, и вывалил все не глядя. Завтра заставлю обратно везти.

– Как только ты все успеваешь? – поддерживала разговор Лиза.

– А чего успевать то? Я этим живу.

Еще после нескольких сказанных тостов, Митя взял гитару в руки, и все начали петь, вспоминая мелодии, которые были популярны в их школьные годы. Только Оксана, задумавшись, не пела. Не хотелось ей, чтобы Тёмка и Танька были вместе, как не хотелось ей и тогда, десять лет назад. Москвич её заинтересовал, вариант, пожалуй, поинтереснее, чем Виталик. Хотя, как известно, лучше синица в руках, чем журавль в небе. Но вот был ли Виталик и Сергей у нее в руках? Часть необходимых ему документов она забрала из архива Артёма, а вот самую главную, недостающую, завтра должен был принести Валентин. Тогда она и приручит всех интересующих её мужчин, оставив за собой право выбора. Пока же, решив не терять даром время, она все чаще бросала взгляд с поволокой в сторону спутника Татьяны.

Постепенно компания перешла к танцам, благо Митька захватил с собой магнитофон, и тут произошло то, чего Лиза совсем не ожидала – москвич подошел и пригласил её на танец. От прикосновения его рук у нее голова пошла кругом. «Нет, так не может быть, первый раз увидеть человека и сразу же влюбиться без оглядки. Ведь я уже далеко не школьница, чтобы позволить себе увлечься…» К своему удивлению Лиза почувствовала, что магнетизм был взаимным. Она понимала, что с ней происходило что-то необратимое, причем в первые в её жизни.

Артём под одобряющие взгляды танцевал с Татьяной. Они молчали, но обоим было одновременно хорошо и больно. Татьянина боль заключалась в том, что у Артёма есть сын Иван и собственно говоря, ничего не изменилось – всё как тогда, так и сейчас, она не могла сделать больно ребёнку. Не было у нее таких прав. Странно, но будто для Артёма не было этой преграды. Все происходящее не входило в планы Оксаны, она резко выключила магнитофон, пригласила всех за стол.

– Ребята, я хочу поднять тост за удачу моего мужа на предстоящем собрании. Надеюсь никто не сможет ему помешать.

Её слова подействовали на всех, как холодный душ.

– Тём, а что правда все так важно и для тебя, и для всего хутора?

Ответ на свой вопрос Митя так и не дождался, потому что в это время, дерево, стоящее над копной с сеном, затрещало, обломилась одна из самых крупных веток и какое-то огромное коричневое животное упало прямо в центр стога сена. Молодые женщины испуганно закричали. Мужчины оцепенели, не зная, как поступить.

– Откуда медведь? – кричала Лиза.

– А хрен его знает! Может с зоопарка сбежал, – так же громко отвечала Оксана.

В это время большая куча сена «ожила». Все присутствующие мгновенно оказались в машине Артёма. Хозяин автомобиля в спешке искал ключи.

– Не ищи, я их на столе оставила, – тихо, дрожа от страха говорила Оксана.

Мужчина, недолго думая, выскочил из УАЗа и бросился к столу. В это время медведь встал на дыбы. Нечеловеческий крик из салона машины раздался на всю округу. Алексей бросился на выручку, ибо понимал, что без ключей они все оказывались заложниками. Медведь поднял лапы и пошел прямо на мужчин на ходу неестественно теребя голову. Вдруг медвежья морда отделилась от туловища, в установившейся абсолютной тишине все увидели … лицо Клавдии Петровны.

– Это все она – Лизка ваша, ох, и покалечилась я, – стонала женщина, стаскивая с себя костюм медведя.

На улице окончательно стемнело. В отблесках костра действия Клавдии напоминали шаманские танцы. Но скоро стенания женщины были заглушены общим хохотом.

– Тетя Клава, а ты, когда нашей одноклассницей стала? Сколько же раз на второй год оставалась? Костюмчик со школьной елки? – сыпал колкостями Митя.

Лиза бросилась на помощь пострадавшей от собственного любопытства пенсионерке.

– Руки, ноги целы? Что болит?

– Лицо, у меня же в руках фонарик был видно об него…, а все Лизка через тебя, не могла утром информацией поделиться и надо же на самом интересном месте…

– Николаевна, ты опять за своё ну зачем тебе все это надо?

– Зачем, зачем – может у меня планида такая – людей оповещать.

Марина и Ольга – одноклассницы, присутствующие на встрече, превращенной усилиями бабы Клавы в некое подобие шабаша, принесли, ещё местами не успевший растаять, снег и пытались приложить к лицу пострадавшей.

– Холод – лучший помощник при ушибах.

– Девоньки, смотрите не застудите наше информбюро, а то осипший рупор слух режет, – не унимался Митька.

– Клавдия Николаевна, ну что вы в самом деле? – вмешался Артём.

Баба Клава подняла глаза, один из которых начал заплывать, выпрямилась.

– Это ты сроду все хочешь по-честному, вон Фирка уже по дворам бегает надо думать не с пустыми руками, а у тебя все поля, да поля, смотри вот опять «подкова» уплывет только в этот раз не из-за Зинаиды, а уже совсем не по-честному и навсегда.

– Кто такой Фирка? – тихо спросил у оказавшейся рядом с Лизой Алексей.

– Не такой, а такая – Анфиса работает на Виталика и Андрея – новых хозяев – племянников Терентьевича. Занимается «обработкой» дольщиков перед собраниями, – также тихо отвечала девушка.

– А подкова на счастье? – продолжал интересоваться москвич.

– Нет. Это у нас так самый плодородный участок пашни называется.

Оксана посчитала нужным вмешаться в разговор.

– Раньше Зинаида – мать Тани, палки в колеса нам вставляла, считала Тёмку оскалом капитализма, сейчас видно выдохлась, а сроки договоров с пайщиками истекают, вот народ и баламутится.

В это время остальные были заняты погрузкой Клавдии Петровны в автомобиль Артёма. Даже Митька сменил интонацию.

– Баба Клава, не боись, домчит с ветерком. Только ты в следующий раз как положено, с аккредитацией, раз к нашему Тёмке в пиар-агенты метишь.

Все снова рассмеялись, только пенсионерка обиженно забубнила.

– Ирод ты, Митька, потешаешься, в пиварменты меня записал, а какой я мент, да и пива сроду не пила. Лучше о своем бы будущем думал вот умыкнут ферму, а у тебя двое детей, в городе никто не ждет, чем кормить семью будешь? – пыталась поставить на место обидчика женщина.

– Так ферма она и не моя! Что будет, то и будет – опечалился парень.

– Как это не твоя, а имущественные паи? – не сдавалась Клавдия.

– Не тереби душу, итак муторно, – Митя громко закрыл дверцу УАЗика, повесив голову, пошел к костру.

Жена Артёма, воспользовавшись отсутствием мужа, прижалась к Алексею и попыталась что-то шепнуть на ухо, но увидела, как он пристально разглядывал Лизу, произнесла совсем не то, что задумывала.

– Она замужем. У нее маленький сын. Понимаю Танька – зануда правильная, но не туда Иван Царевич стрелы мечешь, – в последнюю фразу Оксана вложила максимум страсти и даже слегка коснулась мочки уха своими губами.

Поздно ночью Алексей с Татьяной той же тропинкой возвращались в дом Зинаиды, первым молчание нарушил мужчина:

– Тань, ты не думаешь, что Оксана как-то всё затягивала.

– Не всё, а тебя!

– Да нет, дело не совсем во мне.

– Конечно не в тебе, а в твоей харизме. Леша, ты же знаешь, как воздействуешь на слабый пол. По-моему, ты в своей жизни этим прекрасно пользуешься.

– Нет, Танюша, не тот случай, попользоваться хотят мной. Вот цель пока мне не ясна.

– Леш, давай подумаем об этом завтра. Знаешь у меня итак сегодня…

– Видел и не устаю поражаться твоим мужеством.

– Да где там, его боялась, себя боялась, а он хотел поговорить, вот скажи зачем? Ничего не изменилось.

– Вот именно, ты по-прежнему не хочешь его выслушать. Только пообещай мне, что в этот раз не умчишься, сжигая за собой все мосты.

– Мы уже пришли, моим не надо, ну ты понимаешь…

– Тань, ты не забыла зачем я здесь?

– Вот именно об этом и поговорим, – раздался громкий голос.

– Кто здесь? – в один голос спросили Татьяна и Алексей.

– Сестру не угадываешь? – спросила, открывая им калитку, Антонина.

– Фу, Тонь, мы итак сегодня пуганые, – и младшая сестра начала рассказ о выходке Клавдии.

Вдоволь насмеявшись Тоня усадила парочку пить чай, а сама села напротив Тани.

– Знаешь, сестрёнка, десять лет живу с виной в душе. Корю себя, что не приехала, не остановила, на мать надеялась, а ведь знала, что она была не сторонницей вашего с Артёмом союза. В то время Алёнка у меня приболела.

– Интересно, чем он раньше ей не по душе был, это потом, как я сегодня услышала стал оскалом капитализма.

– Не знаю, что тогда, а что потом. Наломали дров. Надо разбирать, пока совсем поздно не стало.

– Антонина, а вы думаете у кого-то есть право? – начал Алексей.

– Ну кто здесь кто, сейчас выясним. Я – сестра! А вот ты – катализатор – ускоритель реакции. Как я правильно догадалась Татьяна тебя попросила изображать из себя своего ухажёра. Я понимаю, она тебе симпатична, но не до нужной степени, а актёр ты хреновый. И ещё, скажи, тебе в Москву первой мать позвонила?

– Да, то есть нет, – замялся москвич.

– Ага, значит общение было. Всё пазлы сошлись!

– Какие пазлы, Тонь? Лёш, а что происходит?! Зачем тебе мама звонила? Вы что были раньше знакомы? – удивленно спросила Татьяна.

– Да, Антонина, потрудитесь объясниться, – пришел в себя после Тониной лобовой атаки Алексей и пытался выиграть время, чтобы обдумать предстоящее ему объяснение с Татьяной.

– Хватит выкать, под одной крышей или в нашей ситуации, правильнее сказать, в одной лодке плывем. А для того чтобы прояснить тебе ситуацию мне необходимо маменькино благословение, слово дала, как предполагаю и Алексей, а я человек честный. Скоро сама всё увидишь, – заканчивая фразу Тоня ласково посмотрела на сестрёнку, и под облегчённый вздох Алексея продолжила, – В этот раз выведем всех на чистую воду, а то мне перед вами с Любой даже как-то стыдно за своё счастье.

Оксана шла с вечеринки следом за мужем, про себя возмущаясь происходящим, что за идиотская привычка ставить машину на производственной базе и пешком идти домой мог хотя бы её отвезти, еще эта Лизка – мышь глазастая – щепка с ушами, туда же куда и люди все глаза москвичу замозолила.

Перед входом в дом жена обогнала Артёма и пока тот замешкался во дворе забежала внутрь. Прямо в прихожей женщина разделась донага прошла в свою спальню набросила пеньюар, включила ночник и встретила мужа призывным взглядом. Вот только все усилия были тщетными. Артём словно и не видел её. Оксане стало обидно, а она в этой жизни ничего никому спускать не привыкла.

– Тём, Тёмочка, ну что ты как не родной? – молодая женщина вложила в свой голос максимум кокетства.

– А какой я тебе? Чужой и есть. Вон за малым москвича не изнасиловала.

– Это тебе за меня стыдно?! Сам от своей Таньки не отлипал!

– Мне не стыдно, мне все равно, как и все твои скандалы и бесконечные претензии, – тон мужчины был совершенно равнодушен. Вот как раз равнодушия было сегодня для Оксаны через край.

– Идиот! Мужлан!

– О эту пластинку за много лет я наслушался, – Артём по–прежнему был спокоен.

– А новую ты и не услышишь! Не позволю! Не дождёшься! Уничтожу твою Таньку!

– Ты Татьяну трогать не смей, – тон мужчины заметно погрубел.

– Указывать мне не надо! Один раз спровадила и сейчас управу найду! В кармане на груди фото он её носит – неандерталец хренов! Романтик грёбаный! Да я к этой вашей берёзе с топором бегала!

– Дерево то причем?

– Хотела все вытравить! Сжечь и фото, и дерево! И её!

– Оксана, какая же ты дура.

– Я дура?! О нет, миленький, тогда вас сделала и сейчас вы у меня в кулаке!

– Кого ты сделала?

– Вас! Ходили, сладкая парочка, тьфу!

– Оксана, прошлое не вернуть.

– Вот именно, никто не заставлял, сам женился!

– Насколько я помню ты грозила избавиться от ребёнка, если не женюсь.

– Как будто он твой!

– Мой.

– Это я Таньке тогда сказала, что твой, мол ты давно мне глазки строил, я и не устояла, она – дура поверила! Хороша любовь! Сами себе сказочку придумали! Долбанатики!

– Какая же ты сволочь! Как только Татьяна со мной вообще после этого на общую встречу согласилась.

– Хотела принцем московским козырнуть! Нос нам деревенским утереть! Только не вышло! Вон он готов был с Лизкой замутить! Видно доля такая Танькина горе одной мыкать, а ухажёры все к лучшим подругам уходят! Вы блаженные – одна, правда по моей просьбе, в Москву ломанулась, а второй давай в благородство играть, а третий Родину защищать.

– Ивана не трожь! Он жизнь за нас отдал! Про какую такую просьбу ты несла?

– А-а, проняло! Попросила я подруженьку заклятую, якобы от нас обоих, чтобы она уехала побыстрей, деньги от тебя на билет передала, только не взяла – больно гордая.

– Какие деньги?

– Не важно, так что не отмоешься, выбрось из головы!

– Это ты не отмоешься, от грязи своей, ничего не видишь, только вокруг тебя всем смердит!

После последних слов Оксана бросилась с кулаками. Артём просто отступил, и женщина ударилась о стену, рассвирепев, она повторила попытку, в её глазах кипела ярость.

– Убью! Ненавижу! Рожу твою больше видеть не могу! – и тут фонтан ругательств был остановлен.

Оксану заткнул поток ледяной воды. Она медленно обернулась и увидела сына, стоявшего с уже пустым ведром в руках.

– Ты? Как можешь, вот так с матерью?

– Прекрати немедленно, – железным голосом отрезал глава семейства, при этом он обнял Ванюшку, погладил по голове и ласково добавил, – Мама просто лишнего выпила, сейчас мы её уложим и поговорим.

– Ой-ой-ой, какое козлиное благородство, тошнит от вас!

– Это тебя от водки твоей тошнит.

Оставив жену в её спальне, Артём взял на руки сына и отнес его в кровать. Сам лег рядом.

– Пап, я уже взрослый. Все понимаю.

– Я всего не пойму, а ты разобрался?

– Да! Тебе нужна другая жена. Мне уже скоро десять лет, не замай учиться уеду, а за тобой пригляд нужен. Рубашку на завтра я погладил, штаны в шкафу возьмешь, ботинки протри! И вообще брата или сестрёнку охота, а лучше и того и другого, у казаков отродясь семьи большие были. Но ты сейчас об этом не думай, тебе бы собрание пережить, а там посевная. Эх, папка, где наша не пропадала!

– Ты с Лукичом переобщался: не замай, пригляд, отродясь – словечки его, поедешь учиться засмеют.

– Не засмеют! Не посмеют! Слова наши, казачьи! Лукич твой, все мальцом меня погоняет, а сам… вон вчера Егорка сена не довез, а я настоял, чтобы скотине додали.

– Сено это, человека от глупой смерти спасло, так что … сынок давай спать.

Весеннее солнце раннего утра приятно грело спины женщин, идущих на самый край хутора. Несмотря на чудную погоду, по мере приближения к погосту, каждая из сестёр погрузилась в воспоминания, одновременно одни на всех и у каждой свои.

Люба вспоминала отца, его заботу, ласку, ей часто казалось, что даже после его ухода она часто ощущала тепло его души, а ей часто было одиноко, особенно после отъезда дочери из дома, которая выросла очень добродушной, отзывчивой, как хотелось Любе похожей на своего дедушку – её отца, и это факт очень злил супруга – Валентина.

– Ну вот, девочки, дошли, – Антонина тяжело вздохнула и продолжила, – Люб, а ведь ты помнишь нашего папу совсем молодым.

– Знаешь, Тонь, родители всегда кажутся взрослыми. А могилка то идеально убрана, видно мама поздно осенью управилась. Неужели и она скоро? – и глаза у старшей из сестёр заблестели. Татьяна обняла её, но не удержавшись, заплакала вместе с ней.

– Так, прекратить потоп! Знаю я нашу маму, так просто не сдастся! Да и гены у неё о-го-го.

– Ой, Тоня, у Господа на каждого свои планы, – и Люба не унималась, Татьяна же ей вторила.

– Нет, девочки, не управилась она, ну всё хватит! – и Антонина, обняв сестёр, сама начала смахивать, невольно покатившиеся по её волевому лицу, слёзы.

– Тонь, вот вроде ты младше, а всегда сильнее, даже будучи совсем девчушкой могла меня поддержать, даже пыталась советы давать, между прочим, часто дельные. Как так-то? – вдруг невпопад спросила Люба.

– Да вы обе хороши, вечно за вами глаз до глаз нужен. Одна как папа хочет помочь всему миру, в ущерб себе, а вторая…, – и тут Антонина кивнула в сторону Татьяны, – …вечно решала общемировые проблемы, ввязывалась во все заморочки. Борец за справедливость, блин!

– Тонь, ну а ты квинтэссенция обоих энергий, – вымолвила Татьяна.

– Каких обоих? Мне кажется у мамы должна была родиться двойня боевых пацанов, а вышла одна Антонина.

Тут у женщин изменилось настроение, каждая чему-то улыбалась.

– Как хорошо, что мы друг у друга есть, – прошептала Татьяна.

– И тут Тонька самая счастливая, – вдруг заявила Люба.

– Почему? – удивилась Антонина.

– Ну ты и со мной у мамы жила, и с Татьяной, причём по очереди. Побывала в роли и младшей, и старшей сестры. У нас с Татьяной разница в возрасте почти двадцать лет. Мама на моей свадьбе беременная была, мне дурёхе перед свекровью было стыдно, сама не знаю за что, вон какая красавица вылупилась, – и Люба ласково обняла младшую из своих сестёр.

– А я, девочки, думаю, смотря на фотографию отца и он мне кажется всё моложе, – вздохнула Татьяна.

– Стареешь, Тань, стареешь, – и Антонина картинно вздохнула.

– Ладно, сёстры, проведали отца, пора домой, дел там накопилось, – стала погонять женщин Люба.

– Девчат, вы меня у сторожки подождите, я должна Ивана проведать.

И Татьяна заспешила на другой конец кладбища, где покоился её одноклассник – Иван. По пути она вспомнила как в четвёртом классе к ним пришёл новичок. В кабинет завели лопоухого голубоглазого мальчугана, у которого был выдающийся рост и всё лицо усыпано веснушками.

– Интересно, сколько лет этой сторожке? Сколько себя помню, столько она здесь и стоит, – спросила Люба у Тони.

– Говорят, ещё в революцию построили. Помню лишь что нам, когда ещё были детьми, никогда не разрешали здесь играть.

– Тонь, ну неужели вам на могилках поиграть хотелось?

– Нет, просто видишь, фундамент у неё сделан из какого-то другого ещё более старого камня, – заметила Антонина.

– Говорили, что здесь большой храм стоял, а большевики его не то взорвали, не то разобрали, а место здесь намоленное.

– Не знаю, для меня здесь всегда пахнет какой-то нераскрытой тайной, – завершила диалог Тоня, к ним уже подходила Татьяна.

Женщины поспешили домой.

Утром на производственной базе Артёма уже поджидал Михаил Лукич. Человеком он был энергичным и продвинутым в современных технологиях ведения растениеводства. Его коренастая фигура, светло-карие глаза, сильные и умелые руки, вызывали ощущение надёжности. В густую бороду и волнистые тёмно-русые волосы на голове уже закралась первая седина. Когда не сошёлся в своих передовых взглядах с новым руководством – Виталиком и Андреем, пришедшим к власти после смерти Терентьевича, перешёл работать в фермерское хозяйство Артёма и стал его правой рукой. Этот тандем позволил добиться высоких результатов: наивысшие урожаи зерновых в районе, а привесы в мясном скотоводстве поражали даже опытных животноводов. На достигнутом останавливаться никто не собирался, нужно было обновить технику, но, чтобы траты быстрее окупились, да и окупились вообще, необходимо увеличение пахотного клина. Поэтому Лукич очень переживал за исход собрания, как бы не лишиться того, что было в обработке, уж очень ушлыми казались ему племяннички – Виталик и Андрей – его бывшее руководство.

– Здравствуйте, Артём Николаевич.

– И вам не хворать, Михаил Лукич.

– Восточный ветер подул – это надолго, надо и легкие бороны готовить, тяжелые отковали скручивают, что не видно на зябь бороновать заходить, а там легкими по озимым работать.

– Плуги надо бы отцепить, да Пашке сказать, чтобы семена в складе перекинул.

– Так уже зерномет в амбар потащили. Ох, ранняя весна глянь как сушит.

– Прорвемся, мы вон как о влаге с осени позаботились. Лукич, сегодня первый бензовоз с солярой придет, приготовься сливать.

– Дак и готово все, давно жду.

– Шеф, с чего начинать? – вмешался в разговор, подбежавший Пашка.

– Павел Владимирович! С овса завсегда начинают помнишь сей в грязь – будешь князь, потом ячмень, но тоже пораньше, когда терны зацветут пшеничку яровую, а как голой задницей на земле тепло, так и просу черед пришел, – отвечал за Артёма Лукич.

– Чьей задницей пробовать будем? – отшучивался Паша.

– Так известно чьей – твоею, а то помру, а ты – неуч, на кого шефу опереться?

– Я по образованию – энергетик! А вы из меня хрен знает кого лепите!

– Вообще–то термометры куплены, вам все с голой жопой на танки, – поддержал разговор Артём.

– Паш, работать надо для разговоров у нас целая зима была.

– Да у вас хоть зимой, хоть летом все одним цветом, хоть бы налили – начало нового сезона.

– Я тебе сейчас люлей, ох, как налью.

Лукич шутливо замахнулся, Пашка ловко увернулся и торопливо пошёл в сторону склада, бубня себе под нос:

– Как работать, так Павлик.

Артёму от чего-то стало хорошо, ему всегда с этими людьми было легко, любил он их, всех любил. Он заметил, как в их сторону совсем по-взрослому вышагивал Ванюшка, подойдя он важно протянул руку:

– Доброе утро, Михаил Лукич.

– И тебе не спиться, малец, а чего не в школе-то?

– Сегодня суббота.

– А ну тогда оставайся, видишь работа закипает, а нам руки завсегда нужны, – закончив фразу Лукич пошел на нефтебазу, надо бы замки проверить. Сын, оставшись наедине с отцом, принялся поучать.

– Артём Николаевич, почему ботинки не протёр? Хорошо хоть оделся правильно, ты же начальник, вон тебя все шефом зовут.

Отец залюбовался как солнечные лучи играли в огненно-рыжих волосах сына, казалось, что он весь светится.

– Ты почему без шапки?

– Тепло, весна, но убор при мне, – и предусмотрительный Иван достал вязаную кепку из кармана.

– И для тебя прихватил, полезешь же бороны крутить, знаю я, даром что шеф.

– Сынок, ты эти барские замашки брось, у нас, в казаках, ни бар ни халуёв нет, запомни. Как там мать?

– Дрыхнет.

– Ну-ну, давай поуважительней!

– Все понял, пап, ты не переживай, я её, по-своему, люблю.

– Мать она тебе, и любить должен, и заботиться и не по-своему, а крепко, как казак.

– Так оно и будет, – вздохнул ребёнок.

Проснувшись Лиза долго не могла заставить себя встать с постели. Слишком сладким был сон. Ей было даже немного стыдно. Снился Алексей. Каким же он был красавцем и какие позволял себе вольности. Все тело девушки ныло в приятной истоме. Подойдя к зеркалу, она увидела румянец, разлившийся по щекам. Впервые за долгое время понравилась сама себе – слегка вздёрнутый нос, струящиеся русые волосы с высветленными от солнца прядями, а милые веснушки показались неповторимым украшением. Поставив руки на тонкую талию, крутнувшись у зеркала, кокетливо хохотнув, она начала сборы на работу, напевая любимую мелодию.

Улица встретила её тёплым ветерком. От свежего воздуха она словно протрезвела. Зачем мечтать о несбыточном? Она не Оксана и в априори не способна на подлость. Так помечтала и хватит!

У магазина её поджидала группа местных пенсионеров.

– Доброе утро, Лизонька. Задерживаешься.

– Хлебовозки ещё нет. Вы опять толпитесь.

– Так пора уже. С шофёром надо тебе по строже, – поучала Анфиса.

– Они вчера классом встречались, чего прицепились? Это нам старым не спиться, – заступилась Филипповна.

– Не встреча, а в мире животных. Да, Николаевна? – дед Кузьма посмотрел в сторону Клавдии.

– Она вон очки тёмные крупные одела – стрекозу изображает.

– Кузьма, как бы она тебя как того комара, – смеялся кто-то из женщин.

– Не, она ещё не решила: может стрекоза, может медведица, а по мне так белка с фонарем!

– Чего ты несёшь? Не в себе или принял с утра на грудь?

– Я-то в себе, но вот если мы попросим уважаемую Клавдию Николаевну снять очки, то боюсь ослепнем от фонарного света, а по прыжкам на деревьях она со вчерашнего дня чемпион хутора.

В этот момент к магазину подъехала хлебовозка и Лиза не слышала продолжения разговора, только бесконечные взрывы хохота мешали ей принимать товар, про себя она ругала Митьку: «зачем он всё своему деду Кузьме рассказал». Отпустив машину, продавец вышла за покупателями, которые уже видно и не спешили, сильно удивилась перемене настроения – женщины смахивали слезы, а единственный мужчина тихо говорил:

–…. Я ей не знал, чего и ответить то, пообещал конечно, а она тихо так «спасибо», будто и голос уже не отсюда.

– По всему видать пора пришла – вот и детей собрала, и гроб заказала, – резюмировала Анфиса.

– Так ведь молодая ещё, мы то с ней годки, в школу вместе бегали она всегда лучшая во всём, –крупные слёзы покатились по небритым щекам Кузьмы.

– Ну начали за здравие, заканчиваем за упокой?! – Лиза с вопросом оглядела всю компанию.

– Ты, Лизка, не шуми, вон Зинаида гроб себе заказала.

– Да, Лиз, я к тебе как всегда прямо с утра, в общем наждачка мне нужна.

Из глаз девушки не произвольно брызнули слёзы. Как же так, вчера Таня сказала, что маме получше. Хотя она слышала, что перед смертью часто у больных людей улучшается самочувствие. Надо вечером после работы зайти проведать.

Весь вечер Валентин ходил по своему дому из угла в угол, ни один из планов, приходящих в голову, не устраивал его до конца, пока глаза не наткнулись на бутылку водки. После третьего выпитого стакана он решился на звонок Оксане, но та не отвечала ему. «Видно Татьяну с хахалем развлекает», подумал мужчина. Пятый стакан водки остановил попытки дозвониться, как и вообще все его действия – уснул мертвецким сном. Пробудился только ближе к обеду субботы, теперь у него на сотовом была масса непринятых звонков: два от жены, остальные от Оксаны. Первой он набрал жене Артёма:

– У нас форс мажор – кто-то обчистил сейф, – Валентин сказал вместо приветствия.

– Ищи документы, где хочешь. В понедельник в десять уже собрание, в противном случае больше не попадайся мне на глаза.

Не зная, как поступить, мужчина бросил ружье в машину, позвонил своей жене и поехал в соседнюю деревню к «любимой тёщеньке».

Звонок мужа застал Любу за завтраком, когда вся семья с аппетитом ела сырники. Алёнка ухаживала за старшими, подавала ароматный травяной чай. Антонина с Геннадием без лишней скромности залюбовались дочерью. Алексей расспрашивал Татьяну о новой знакомой – Елизавете. Тут в дом забежал фельдшер – Илюшка, и с дрожью в голосе закричал:

– Тетя Зина, Артём горит!!!

Все немедля высыпали на улицу, последней еле-еле вышла Зинаида:

– Ну, чего стоите? – слегка подтолкнула она в плечо Геннадия, – На беду, надо всем миром, а то вон пол хутора уже в дыму.

И пока Геннадий трусцой выбегал с калитки, Алексей уже подбегал к месту происшествия. Огнём была охвачена довольно большая территория. Артём весь в саже, не теряя самообладания, громко раздавал команды:

– Егорка, уводи скотину на пастбище! Ферма сейчас вся займется огнём.

Михаил Лукич сидел в кабине трактора и опахивая нефтебазу, отрезал от неё огонь. Трясясь в кабине, он приговаривал: «Господи, помоги, отведи беду. А то Артём всё галдил: «отцепи плуг, отцепи плуг». Скоро трактор заволокло дымом и в нем стало не видно мужчину.

– Пашка, спасай склад, спасай семена! – кричал Артём, разворачивая шланг с пожарной бочки, наполненной водой.

«Хорошо хоть тепло, вода оттаяла» – мелькнуло в голове у Артёма. Остальные ребята, идя плечом к плечу, своей верхней одеждой сбивали пламя, которое быстро распространялось по подсушенной ветерком траве. У стоявшего поодаль сельхоз инвентаря начала гореть резина, отчего повалил едкий черный дым.

Алексей быстро оценил ситуацию, увидел самое слабое место и бросился на помощь к Егору. Испуганные телята, еще ни разу не видевшие пастбища, не хотели выходить из помещения фермы. Меж тем их матеря с улицы издавали истошный рёв, и Алексей с Егором начали по одному на руках выносить их в безопасное место. Артём увидел, что огонь подбирается к комбайнам, схватил в руки лопату и бросился на открытое пламя. Лицо и руки крестьянина больно обдавало жаром. «Нет, одному не справиться» – мелькнуло в голове. Вдруг рядом оказался Пашка, он с остервенением рыл чуть оттаявшую землю, при этом приговаривал: «Не робей, шеф. Прорвемся! Подожгли нас сучата, пока мы на обеде были!»