Читать книгу Под знаком кометы - Александр Михайловский - Страница 1

15 сентября 1907 года, Австро-Венгерская империя, Вена, дворец Хофбург (Старый замок).

Монархи, понаехавшие в Вену с территории всей Европы, собрались под крышей старейшего дворца австрийской столицы, заложенного еще в далеком 1279 году – в те далекие времена Габсбурги только-только утвердились на этих землях. Восточная марка (старо-нем. Ostarrîchi), впоследствии герцогство Австрия, была создана германским императором Римской империи Германской нации (т. н. Первый Рейх) Оттоном II в 976 году в качестве укрепленного форпоста на пути венгерской экспансии. Менялись владыки этого места, менялись и их враги. Неизменным был только рост влияния непомерно разросшегося государства, своими размерами уступавшего только евразийской империи Романовых.

Но все имеет свой предел, в том числе и рост австрийского могущества. Ходом истории империя Габсбургов превратилась в монархическую федерацию, ибо ее владыка носил на своей голове целых четыре короны: Австрии, Богемии, Хорватии и Венгрии и плюс к тому титул Апостолического величества, позволяющий его носителю вмешиваться в процесс избрания римских пап. И эта голова с множеством корон в настоящий момент оказалась единственной объединяющей идеей лоскутного государства. Раньше в арсенале австрийских Габсбургов еще была идея «турки еще даже хуже нас», но она выбыла из употребления по причине весьма своевременной кончины Османской империи.

И вот император Франц Фердинанд, несколько дней назад взошедший на трон своих предков, оказался последним в своем роду. Его дети не могли наследовать австрийский трон из-за того, что были рождены в морганатическом браке, а посему монархи, собравшиеся в Вене на похороны императора Франца-Иосифа, заодно авансом хоронили всю империю Габсбургов. Случиться это должно было нескоро, Франц Фердинанд в настоящий момент находится в самом расцвете сил, и если его вдруг не убьют, то проживет он еще как минимум двадцать лет. Но, в отличие от демократических политиков, думающих только в пределах электоральных циклов, монархи должны планировать на поколения вперед.

Некоторые из гостей австро-венгерского императора уже давно присмотрели для себя отдельные «лоскутки» его кое-как сшитой державы. Италии, управляемой Савойской династией, например, очень нравится Триест с окрестностями, сербская королева Елена прямо здесь и сейчас жаждет получить исконные сербские земли: Боснию и Герцеговину, Сербскую Краину в Хорватии, Банат и Воеводину, а главным именинником на этом банкете считается кайзер Вильгельм, ведь ему, или его наследнику, должен достаться самый главный приз – Австрия. В узких монархических кругах об этом уже известно, и коллеги по цеху (за исключением британского короля и русской императрицы) исходят по этому поводу густыми волнами зависти. Типа: «А за что этому нахалу такое большое счастье?»

Правящие в Бухаресте Гогенцоллерны-Зигмаринены еще совсем недавно облизывались на Трансильванию, но теперь, в новом качестве, им больше ничего не надо. Кстати, одновременно с другими вассальными монархами (в основном германского происхождения) вместе с русской делегацией в Вену прибыла и правящая румынская королева Мария – такой вот шокирующий каприз русской императрицы, утвердившей на вакантном румынском престоле не наследника старого короля, а его супругу. Двадцатый век (по крайней мере, его первая половина) с легкой руки пришельцев из будущего становился веком правительниц, а не правителей.

Но главным сюрпризом, припасенным императрицей Ольгой для собравшихся в Вене правящих особ, является директор Пулковской обсерватории тайный советник Оскар Андреевич Баклунд. Доклад, который он собирается прочитать на следующий день после похорон императора Франца-Иосифа перед королями и императорами, в буквальном смысле должен произвести на слушателей взрывное впечатление не меньше чем в пятьдесят миллионов тонн тротилового эквивалента. И даже принцесса Виктория Великобританская была осведомлена о грозящей миру опасности только в самый последний момент. Сначала императрица не сочла нужным пугать свою британскую кузину раньше, чем все окончательно прояснится, а потом ей на скорую руку пришлось объясняться с дочерью короля Эдуарда прямо в императорском поезде, мчащем из Петербурга в сторону Вены. Правда, по итогам этого разговора русская императрица несколько изменила свои намерения.

Но это случится позже, а пока по улицам Вены тянется бесконечная похоронная процессия с участием высших сановников и коронованных особ со всех концов потрясенной Европы. Происходит не просто похороны старейшего монарха мира – собравшаяся на траурные мероприятия почтеннейшая публика хоронит старый мир. И в первых рядах, наряду с британской королевской четой и кайзером Германии, идет русская императрица со своим новомодным супругом, обоими братьями и сербской невесткой. Они тоже скорбят по безвозвратно умершему старому миру, в котором родились и выросли. Теперь все будет не так, как прежде, хотя русская императрица надеется, что ей удастся избежать самых тяжких последствий.

Кстати, к величайшему сожалению кайзера Вильгельма, большого любителя всяческих скандалов, никто из венской придворной камарильи так и не рискнул нанести русской венценосной чете какого-нибудь оскорбления. Никто из патентованных великосветских бездельников не попытался задеть и честь юной сербской королевы, ибо ее супруг, болгарский царь Михаил Четвертый, известен таким же буйным и неуправляемым характером, как и князь-консорт из будущего. Как даст в челюсть за не вовремя сказанное пакостное слово – будет потом работы дантистам вставлять выбитые зубы. И ничего не сделаешь – новый император всех строжайше предупредил, что за любой эксцесс ответственность будет нести его организатор. Если русский князь-консорт или брат императрицы кого пристрелят, зарубят саблей или по простонародному набьют морду, то значит, так тому и быть. Кысмет, как говорят в таких случаях бывшие турецкоподданные. Поэтому визит русской делегации в Вену проходит тихо, без оскорблений и ответного мордобоя или, не дай Бог, смертоубийства.

Но вот голова колонны останавливается у венской церкви Капуцинов, после чего возглавляющий процессию герольд трижды ударяет булавой в наглухо запертые врата храма.

– Кто идет? – глухо вопрошает с той стороны монах-привратник.

– Его императорское и королевское величество Франц-Иосиф Первый, – отвечает герольд, – Божьей милостью император Австрийский, апостолический король Венгерский, король Богемский, Далматский, Хорватский, Славонский, Лодомерский и Иллирический, король Иерусалимский и великий воевода Сербский, великий герцог Тосканский и великий князь Трансильванский.

– Мы не знаем такого, – глухо раздается из-за двери.

Герольд снова три раза бьет булавой в запертые ворота, снова монах-привратник задает вопрос: «Кто идет?».

– Его императорское и королевское величество Франц-Иосиф Первый, – снова отвечает герольд, – Император Австрийский, апостолический король Венгерский.

Но и на этот раз привратник отвечает: «мы не знаем такого», и ворота опять не открываются. Привратник в третий раз спрашивает: «Кто идет?» – и тогда герольд коротко отвечает: «Франц-Иосиф, несчастный грешник».

В ответ в замке скрежещет ключ, врата церкви открываются, и после исполнения древнего ритуала гроб старика Прогулкина наконец получает возможность водвориться в фамильном склепе Габсбургов. Но самые интересные последствия от съезда монархов еще впереди…

Ретроспекция от 14 сентября 1907 года, 10:05. Варшава, Императорский поезд, вагон ЕИВ Ольги Александровны Романовой.

Присутствуют:

ЕИВ Ольга Александровна Романова;

Принцесса Виктория Великобританская;

Канцлер Империи Павел Павлович Одинцов;

Первая статс-дама Дарья Михайловна Одинцова;

Директор Пулковской обсерватории, академик Императорской Санкт-Петербургской Академии наук Оскар Андреевич Баклунд.

В Варшаве русская императрица сменила поезд, пересев с Петербургско-Варшавской на Венско-Варшавскую железнодорожную линию, имеющую европейскую ширину колеи. Эта железная дорога была построена еще во времена императора Николая Первого второй после линии связавшей Царское Село и Петербург, когда железнодорожные стандарты в России еще не устоялись, и считалась самым прибыльным предприятием такого рода в Российской империи.

И вот императорский поезд тронулся; поплыл куда-то назад перрон Венского вокзала Варшавы, вояж российской императрицы до города Вены вступил в завершающую стадию. На следующее утро прямо с корабля на бал русская императрица должна была прибыть в Вену прямо к началу официальных траурных мероприятий, а пока было время объясниться с лучшей подругой и ситуативной союзницей. Лекцию принцессе читал Оскар Андреевич Баклунд.

Тори выслушала дозволенные речи, немного подумала, посмотрела на русскую императрицу и выдала неожиданное и в чем-то даже шокирующее умозаключение:

– Понимаешь, Хельга, на самом деле нам предстоит осознать ключевой вопрос нашего бытия: имеем ли мы дело с жестко детерминированными событиями, сломать ход которых способна только облеченная решимостью человеческая воля, а может, мир вокруг нас носит истинно случайный характер или все события являются отражением воли Создателя Всего Сущего. В первом случае комета, предсказанная господином Баклундом, упадет на Землю там же, где и в прошлый раз, став громким, но воистину безвредным явлением, ибо миру до взрыва в глухой сибирской тайге не будет ровным счетом никакого дела. Тогда нам придется признать, что все так называемые случайные события на самом деле воспроизводятся, будто записанные на валик фонографа, ибо никто из людей никаким образом не мог повлиять на случившееся. Если же комета упадет в другой части света, то станет понятно, что мир не так прост, как это нам казалось прежде. Если уничтожающему удару подвергнутся пески Сахары или воды Атлантического океана, то будет ясно, что это событие стало следствием случайных колебаний неуправляемого полета небесного тела, а если комета упадет в густонаселенной местности, то это окажется свидетельством в пользу прямого проявления Господней Воли, своего рода повторение Содома и Гоморры.

– Да, сестрица, – ответила Ольга, передернув плечами, – неуютное ощущение. А вдруг все, что мы делали вместе с Павлом Павловичем, подвергнется осуждению и уничтожению со стороны Высших Сил? Именно так надо будет воспринимать падение кометы на населенные территории Российской Империи или ее союзников: Сербии или Болгарии. И даже если удару подвергнутся те страны, которые заключили с нами Брестское соглашение, то ситуация тоже получается какая-то нехорошая. Мы стремились уменьшить число человеческих жертв, отменив или по возможности сократив назревающую мировую войну, а нам вместо одобрения свыше сих благих намерений преподносят стихийную катастрофу с миллионами погибших и еще большим количеством раненых и лишившихся крова…

– Успокойся, сестрица, и положись на милость Божию, – сказала Виктория. – Вот увидишь, все закончится хорошо. Наверняка у господина Одинцова в запасе имеется какое-нибудь средство, чтобы остановить и отразить космический удар.

– Нет, ваше королевское высочество, – покачал головой канцлер Империи, – мы тоже далеко не всемогущи, и не в наших силах предотвращать угрозы такого масштаба. Мы можем только уменьшать нежелательное воздействие, попытаться организовать эвакуацию людей из опасных мест и ускорить ликвидацию последствий катастрофы. Вот если бы мы были у себя дома, и комета падала бы прямо на Москву или ее окрестности, тогда можно было бы попробовать отразить ее удар еще до того, как космическое тело вошло в пределы атмосферы.

– А почему именно на Москву, а не Петербург, Ригу или Киев? – с интересом спросила принцесса Виктория.

– А потому, Тори, что Москва в наши времена была защищена позиционным районом противоракетной обороны, – вместо канцлера Одинцова ответила его жена Дарья. – Дальний эшелон этой защиты как раз и был предназначен сбивать объекты, летящие в безвоздушном пространстве с космическими скоростями. Ядерный боеприпас мегатонного класса запросто бы превратил летящую комету в груду мелкого щебня, который безвредно сгорит в верхних слоях атмосферы. Но, увы, до такого уровня науки и техники при самом форсированном развитии событий никак не менее пятидесяти лет. Ольга Александровна до тех времен доживет, а мы, ее старшие товарищи, едва ли.

– Об астероидной защите даже в наши времена задумывались по остаточному принципу, – добавил канцлер Одинцов, – и других угроз было предостаточно. Дай-то Бог нам добиться такого успеха в делах, чтобы через полвека самой страшной угрозой миру было бы падение кометы, а остальные проблемы были бы побеждены или хотя бы успешно решались с возможностью искоренения в ближайшем будущем. Голод, нищета, безграмотность, варварские межплеменные войны в джунглях Африки, когда одна народность ополчается на другую с целью истребить супостата до последнего человека – все это во весь рост встанет перед нами, когда мы отрегулируем отношения между европейскими странами, избавив их от кошмара двух мировых войн.

– Не забывай, Паша, – сказала Дарья, – что англичане и недавно нашкодившие французы все свое нынешнее благополучие черпают в колониальном ограблении подвластных им заморских территорий. И даже Ирландию – казалось бы, вполне европейскую страну – соплеменники душки Тори грабят со вкусом уже не одно столетие, не считая при этом ирландцев за людей. Алчность людская – вот настоящий враг современного мира, и против этого чувства бессильны проповеди гуманности и милосердия. Вот с этим врагом нам еще воевать и воевать, и комета на этом фоне не более чем побочное явление, которое может сыграть в нашу пользу, а может оказаться помехой, но в любом случае нельзя опускать руки.

– Так вы предлагаете ничего не менять и действовать как ни в чем не бывало? – спросила императрица.

– Да, – кивнул канцлер Одинцов. – Делайте что должно, Ваше Императорское Величество, и да свершится что суждено. И еще я бы не советовал объявлять о комете сразу и во всеуслышание. Об угрозе должны быть проинформированы только наши ближайшие союзники по Балканскому союзу и Брестским Соглашениям, за исключением Франции.

– За что вы так не любите Францию, Павел Павлович? – вздохнула императрица Ольга. – Ведь Париж, когда цветут каштаны, или заполненная курортниками Ницца – это так красиво…

– А еще крикливо, болтливо и безнравственно, – проворчал канцлер Одинцов. – Если вы что-то расскажете по секрету одному французу, то об этом в самом ближайшем будущем будет знать весь мир. Кроме того, их политики легковесны и легко заменяемы, на так называемых выборах их тасуют будто колоду карт с неприличными картинками, и приемники при этом не отвечают за действия предшественников. Вы помните, как легко Французская республика отказалась исполнять свои союзнические обязательства по русско-французскому договору от 1893 года только на том основании, что театр военных действий находится за пределами европейского континента. Так что нет, нет и еще раз нет, иметь дело с мусью – это себя не уважать.

– Да как вы так можете говорить, Павел Павлович? – вскричал академик Баклунд. – Неужели вам ничуть не жалко миллионов французов, которые могут погибнуть в предстоящем катаклизме?

– Мне жалко всех, кто может стать жертвой удара, и французы тут не исключение, – ответил Одинцов. – Дело в том, что преждевременное обнародование кометной угрозы, при том, что нам известно только время, но отнюдь не место предстоящего удара, может вызвать у людей приступы бессмысленной неуправляемой паники по всей Европе, во время которой может погибнуть даже больше народу, чем в самом катаклизме. Люди целые полгода будут сходить с ума от страха, и в то же время будет совершенно непонятно, в каком направлении следует спасаться, ибо опасность будет грозить со всех сторон. В то же время, если мы обнародуем координаты угрожаемой зоны уже после того, как поступят последние данные, это явление сократится как во времени, так и в пространстве. А может, и вообще никому не понадобится пугаться, потому что комета снова упадет в одном из безопасных районов, которых на планете Земля гораздо больше, чем густонаселенных мест…

– Да, – добавила императрица Ольга, – и в таком случае жертвы будут только от паники и охватившего людей всеобщего сумасшествия. Мне бы не хотелось видеть картины всеобщего одичания и краха цивилизации, а именно так и будет, если людей как следует напугать. И в то же время как я уверена, что если я сообщу о возможной угрозе только своим коллегам по монаршему цеху, то они сумеют правильно распорядиться полученной информацией, максимально подготовить свои страны к действиям в чрезвычайных ситуациях и не допустить распространение паники. С демократическими деятелями все обычно бывает совсем наоборот: все разболтают, перепугают людей, а деньги, выделенные на спасение от стихийных бедствий, растащат по личным карманам.

– А у нас разве это не так? – пожал плечами академик Баклунд. – Мздоимство и казнокрадство наших чиновников давно уже стало притчей во языцех.

– Только не в мое царствование, Оскар Андреевич, – оскалилась императрица Ольга. – Едва я восприняла корону у моего несчастного брата, как время безнаказанности для мздоимцев и казнокрадов закончилось раз и навсегда. Служба Имперской Безопасности, подчиненная господину Мартынову, ловит таких многогрешных людей, обдирает как липку и ссылает на каторжные работы в далекие края. Есть, конечно, кое-кто, кто у нас пока честно жить не хочет, но это у них очень ненадолго, ибо мясорубка моей сыскной службы работает бесперебойно. Россия никогда не была бедной страной, просто она довольно длительное время чрезвычайно дурно управлялась.

Академик Баклунд сконфуженно замолчал, канцлер Одинцов и его супруга понимающе переглянулись, а принцесса Виктория спросила:

– Так все же, Хельга, что нам надо будет делать, если комета вздумает упасть на одну из европейских стран, в частности, на Великобританию?

– Как что? – удивилась Ольга. – Нам следует приготовиться к трудностям, делать что должно для уменьшения жертв, стараться избегать паники и надеяться, что удар не придется по крупному городу. Обо всем прочем мы поговорим в узком кругу монархов в ходе обсуждение наших общеевропейских дел. Если Брестские Соглашения становятся основой для формирования нового миропорядка, исключающего решение международных вопросов методами войны, то пора создавать на их основе некое подобие ООН из мира Павла Павловича. До всех европейских политических деятелей надо довести мысль, что сообща мы справимся с трудностями гораздо лучше, чем поодиночке. Еще два вопроса, которые мы хотим поставить перед собранием монархов наряду с кометой, будет будущее территорий Австро-Венгерской империи после смерти милейшего Франца Фердинанда и поведение Франции, чьи должностные лица оказали содействие попытке цареубийства. Такие вещи недопустимы, господа, и должны караться жесточайшим образом.

– Но сначала, – сказал канцлер Одинцов, – сразу после официальных траурных мероприятий должны состояться ваши очные встречи с королем Эдуардом, кайзером Вильгельмом и императором Францем Фердинандом, и лишь потом можно переходить к общему королевскому кордебалету.

– Согласна с вами, Павел Павлович, – с улыбкой кивнула императрица Ольга. – Быть посему!

16 сентября 1907 года, 10:05, Австро-Венгерская империя, Вена, дворец Хофбург (Старый замок).

Встреча императрицы Ольги, сербской королевы Елены, болгарского царя Михаила и императора Франца Фердинанда прошла в тихой камерной обстановке. Императрице Ольге и ее союзникам ассистировал канцлер Одинцов, а Францу Фердинанду помогал многоопытный министр-президент Цислейтании Макс Владимир фон Бек. Теперь, когда через сорок дней после их последней встречи исчезли последние препятствия для нормализации австро-российских отношений, этот разговор был уместен, и даже, более того, необходим. Франц Иосиф умер и упокоился в семейной гробнице, и теперь его преемнику следует подтвердить предыдущие соглашения, которые он делал в статусе наследника престола. Ведь если он не сумеет урегулировать отношения с Российской империей и ее балканскими союзниками, то в таком случае от него отвернется германский кайзер Вильгельм, не желающий попадать в мясорубку Брестских соглашений.

И вообще, Австро-Венгерская империя тяжело больна: если в Цислейтании чехи и словенцы только слегка недолюбливают немцев (за что те платят им взаимностью), то в Транслейтании (то есть в Венгрии, в широком смысле этого слова) межнациональная ненависть полыхает ярким пламенем. Словаки, хорваты, сербы, румыны ненавидят венгров, которые относятся к ним с оскорбительным пренебрежением – как господа к своим крепостным. И на этом фоне подспудно тлеет сербо-хорватская неприязнь. Сербы хотят жить в своем государстве, которое у них, что называется, через дорогу, а хорваты – в своем, на данный момент являющимся чистой декорацией, ибо всеми хорватскими делами из Будапешта заправляет специальное министерство венгерского правительства.

И хорошо если человек в министрах попадется хороший, понимающий, что в местных не стоит тыкать палкой. А если министром окажется какой-нибудь венгерский националист, считающий славян за разновидность дождевых червей, то тогда можно тушить свет и святых выносить. И у сербов, и у хорватов есть свои экстремистские группировки, с радостью готовые воспользоваться любыми обострениями венгерского национального самосознания. Но стоит Хорватии обрести самостоятельность, как вчерашние угнетенные тут же оборачиваются в жестоких угнетателей, истребляющих и порабощающих своих сербских соседей, отнимающих их дома и имущество.