Читать книгу Гвидово поле. Хроники Паэтты. Книга V - Александр Николаевич Федоров - Страница 1

Пролог. Пламя войны

Лишь такой старый вояка как Давин, побывавший за свою жизнь во многих стычках и сражениях, мог бы назвать сложившуюся ситуацию «тишиной». Вокруг было множество воинов – целое море людей, каждый из которых с настороженной нетерпеливостью ожидал грядущего боя. Поскрипывали кожаные ремни на доспехах, лязгали, ударяясь о бёдра, ножны, в которых пока ещё дремали тщательно отточенные мечи, чей сон вот-вот будет прерван сигнальными рожками. Где-то тревожно и недовольно фыркали лошади, слышалось бормотание людей, скрывающих нервозность под слоем непритязательных перешучиваний. Но всё же это была тишина, затишье перед боем, которая вскоре умрёт, исколотая лязгом стали и воплями людей.

Солнце взошло уже больше часа назад, но сражение всё никак не начиналось. Весь мир вокруг поглотил туман – такой густой, что Давин с трудом различал свою палатку, находящуюся в какой-то полусотне футов¹ от него. Впрочем, такие туманы не редкость здесь, почти у самой границы Симмерских болот. Вскоре солнце вновь загонит его под мшистые коряги, и тогда начнётся битва…

Туман был делом привычным, но всё же нечасто он достигал такой густоты. Давин знал, что кое-кто из его союзников всерьёз ожидал, что Увилл использует его, чтобы нанести неожиданный удар. Но опытный военачальник не верил в это ни на секунду. Он слишком хорошо знал молодого Тионита – куда лучше, чем большинство других лордов. Они часто путали его отвагу с безрассудностью, а самоуверенность – с глупостью. Давин отлично знал, что это не так.

Войска Увилла сейчас стоят примерно в полумиле восточнее и точно так же ждут, когда же рассеется туман. Несмотря на молодость и какую-то почти звериную смелость, парень умел быть осторожным. Да, соблазн подобраться к превосходящему численностью врагу под покровом тумана велик, но не менее велика вероятность того, что отряды разбредутся кто куда, заблудившись в этом опрокинувшемся на землю небе, а то и – не ровен час – схватятся друг с другом, приняв соратников за врагов.

Давин Олтендейл, лорд домена Танна, стоял, скрестив руки на закованной в броню груди, и стискивая нижнюю губу верхним и нижним клыками. Несколько лет назад он разрезал губу, неосторожно поедая мясо с ножа. Со временем рана зажила, оставив лишь небольшой белёсый шрамик на внутренней поверхности, но время от времени этот шрам немел и причинял довольно неприятные ощущения. В такие минуты Давин прикусывал это место двумя клыками и медленно стискивал до тех пор, пока не выступали слёзы. Это помогало.

А ещё это помогало сосредоточиться, так что теперь это покусывание нижней губы превратилось в привычку. Всякий раз, как лорд был чем-то обеспокоен или на чём-то сосредоточен, он непроизвольно закусывал губу, отзывающуюся на это странной, необычной болью.

Слегка захлопали шёлковые пологи палатки, а рядом шевельнулось, оживая, знамя Олтендейлов – четыре золотых сжатых кулака на чёрном поле. С юга внезапно подул ветер, пока ещё довольно слабый, но, похоже, не собирающийся на этом остановиться. Давин непроизвольно схватился за рукоять меча. Если ветер усилится – он в считанные минуты унесёт туман обратно в Симмерские болота. А это значит, что сражение может начаться в любую минуту.

Давин пока ещё не видел своё войско, стоящее в сотне ярдов² впереди, но он слышал и буквально ощущал, как по этому людскому морю прошла волна. Воины встряхивались с явным облегчением – это напряжённое ожидание, вглядывание в непроницаемую пелену тумана весьма действовали на нервы.

Ветер действительно усиливался. Вскоре стяг, до того висевший, будто промокшая тряпка, гордо расправился и затрепетал, словно потрясая своими золотыми кулаками в адрес вражеской армии. Вместе с тем, как ветер уносил клочья тумана, он словно бы уносил и неуверенность самого Давина. Видят боги – он не хотел очутиться тут, и не хотел, чтобы всё это произошло. Но он сделает то, что должен. Он не допустит, чтобы кто бы то ни было, пусть даже и сам Увилл Тионит, посягал на всё, что было ему дорого!

Туман таял, и вот уже Давин увидел сперва смутные очертания, а затем и ряды своих людей, напряжённо вглядывающихся туда, где находилось войско Увилла. Боги, лорд Олтендейл был знатным воякой, повидавший на своём веку не одну битву, но до сих пор он никогда прежде не видел такого количества воинов в одном месте!

Коалиция лордов, противостоящая Тиониту, сумела собрать под свои знамёна более сорока тысяч клинков. Предания времён империи гласили, что в те времена под знаком Белого Дуба³ собиралось и до двух сотен тысяч людей, но теперь это казалось совершенно невероятным. Впрочем, те времена были совсем иными.

Тринадцать лордов доменов прислали свои войска на Гвидово поле, и девятеро из них присутствовали лично. Давин слукавил бы, если бы сказал, что они прислали войска ему. Лорды не признавали кого бы то ни было выше себя, будучи равными, и в этом была та правда, за которую и стоял сейчас здесь Давин Олтендейл. Правда, попрать которую вознамерился Увилл.

У самого бунтаря Тионита войско было не в пример скромнее – разведка докладывала о двадцати двух – двадцати пяти тысячах солдат. Впрочем, и это число казалось невероятным – откуда бы он мог набрать такую прорву? Да, простонародье и мелкие феодальчики обожали и едва ли не поклонялись ему, но всё же названное количество просто не укладывалось в голове. Неужто он согнал под знамёна всё население центральных доменов?

Это была не первая схватка между Увиллом и Коалицией лордов, но она должна была стать последней. Сегодня должно быть покончено и с самим непоседливым выскочкой, и с его бреднями о единоличном правителе. У Тионита нет шансов – никакая сила не выстоит против армии, которую собрала Коалиция.

Туман окончательно растворился под ударами сразу двух стихий – солнца и ветра, и теперь в свете разгоревшегося уже дня Давин хорошо видел полоску вражеской армии. Боги, кажется, разведка не слишком-то ошибалась! Там действительно были тысячи и тысячи бойцов. Может быть и не двадцать тысяч, но, судя по всему, никак не меньше пятнадцати.

Сколько людей сегодня поляжет на этом поле? Сколько из тех, кто сейчас ещё дышит прохладным утренним воздухом, заплатит жизнями за тщеславие этого мальчишки?..

Зелёное с прожелтью Гвидово поле, похожее на гигантскую чашу, разделяло два грязно-коричневых, слегка колыхающихся прямоугольника. Давин вновь поглядел по сторонам. Он видел штандарты других лордов Коалиции – всего в сотне-другой ярдов от него находилась ставка лорда домена Варса Брада Корти, и его вздыбившиеся змеи на жёлтых знамёнах ярились, поддаваясь порывам всё усиливающегося ветра. Армии других лордов располагались дальше, и некоторых он вовсе не видел со своего места.

Как же жалко выглядело войско Увилла на фоне полков Коалиции! Вглядываясь в ряды воинов, над которыми кое-где плескались голубые стяги Тионитов, Давин вдруг скрипнул зубами.

– Что же ты натворил, сын?.. – пробормотал он.

Впрочем, это был скорее некий ритуал, нежели реальное проявление чувств. Давин давно уже привык видеть в Увилле не мальчишку, которого он действительно воспитывал словно сына, а врага. Никаких особенных чувств к нему у старого воина не осталось. По крайней мере, Давин считал именно так и очень надеялся, что так оно и есть. Он понимал, что если Увилл не будет мёртв к исходу этого дня, то всё равно будет казнён чуть позже. И что он, Давин Олтендейл, будет одним из тех, кто скрепит этот приговор своей подписью.

Старый лорд вновь прикусил шрам на губе так, что на глазах выступили слёзы. Остались считанные минуты. Интересно, хватит ли у Увилла терпения дожидаться атаки Коалиции, или же он, не взирая на значительную разницу в численности, ломанётся в бой первым? Вообще-то он довольно грамотно расположил своё невеликое войско…

Невеликое… Давин вновь усмехнулся про себя. С каких это пор войско в пятнадцать-двадцать тысяч стало невеликим? За всю свою полную схватками жизнь он не мог припомнить случая, чтобы на одном поле собиралась хотя бы даже четверть от тех людей, что ждали сейчас сигнала к атаке с обеих сторон. Как-то незаметно для всех игра пошла слишком уж по-крупному. Давно ли Увилл со своей горсткой в четыре сотни мечей пощипывал пёрышки на впалых боках доменов своих соседей?

Малец действительно поднабрался опыта, да и голова у него варит – будь здоров. Вот и сейчас Увилл расположил свои силы настолько грамотно, насколько это было возможно. Он использовал все те скудные преимущества, которые даровал местный унылый ландшафт. Он постарался увеличить протяжённость фронта, дабы уменьшить вероятность окружения, но сделал это не в ущерб крепости своих рядов. Войска Тионита, разбитые на несколько самостоятельных подразделений, выстроили несколько эшелонов обороны, готовые встретить врага почти с любого направления.

Нет, Увилл всё-таки умнее, чем часто говорят о нём другие лорды! Он не станет нападать – не поведёт своё войско в ловушку. Недалёкий Диввилион заверял остальных, что Тионит непременно нападёт первым, и тогда вступившие в бой войска должны будут отступить назад, втягивая врага в своеобразный мешок, который захлопнут фланговые части. Этот идиот мнил себя стратегом, хотя не победил бы даже в кулачном бою у мельницы. Собственно, все свои схватки с Увиллом он бездарно проиграл уже давно.

Давин вглядывался в ясно теперь уже видимое вражеское войско, словно пытался разглядеть того, кого он когда-то именовал сыном. Увилл, в отличие от большинства других лордов, не любил отсиживаться за спинами своих людей и всегда был в первых рядах. Давин и сам бы с радостью тряхнул стариной – слишком давно он не ощущал этого пьянящего ощущения опасности и восторга, когда на тебя надвигается стена копий и клинков, жаждущих твоей крови.

Но нет… Как и прочие лорды, он останется здесь – якобы для того, чтобы командовать своим сегментом сражения. На практике он понимал, что вскоре его воины убегут отсюда вперёд на несколько сотен ярдов, и всё что он сможет – смотреть на сражение, разворачивающееся вдали. Впрочем, чем Гурр не шутит – может быть позже он всё-таки вскочит на своего Галантиара и приблизится туда, чтобы хотя бы вздохнуть этот непередаваемый аромат пыли, пота и крови.

А Увилл… Давину хотелось надеяться, что сегодня он получит добрый удар меча, который милосердно избавит его от последующего унижения и мучительной казни, какую, несомненно, придумают для него мстительные лорды.

Воины, стоящие впереди, переминались с ноги на ногу всё сильнее. Теперь, когда тумана уже не было, всё продолжающаяся заминка начинала порядком действовать на нервы. Ропот становился всё громче – кто-то, пытаясь поднять боевой дух свой и товарищей, глумился над численностью и подготовкой противника, кто-то прикрикивал на говорунов, желая последние минуты перед боем провести в тишине и молитве, но более всего было нетерпеливых вопросов – ну когда уже?

Единого командующего у армии Коалиции не было – никто из лордов не пожелал уступить это право другому. Поэтому сейчас, когда ожидаемой атаки Тионита не случилось, наступила некоторая растерянность. Давин даже презрительно хмыкнул, подумав про себя – какое, должно быть, глупое зрелище они сейчас представляют с той стороны поля. Хотелось думать, что Увилл воспримет эту заминку как часть тактической игры.

– Подведите Галантиара, – бросил он через плечо.

Тут же к нему подвели великолепного гнедого саррассанца, по праву носящего это почти царское имя. Легко вскочив в седло, несмотря даже на тяжёлые доспехи, Давин рысью направился ближе к центру – его пять с половиной тысяч бойцов стояли ближе к правому флангу.

Брад Корти, лорд домена Варса, уже поджидал его, сидя верхом. Понимающе ухмыльнувшись друг другу, они направились дальше вместе. Вскоре все девять лордов съехались, чтобы решить, что делать дальше. Да уж – более бестолкового начала для битвы придумать было сложно!..

Многие лорды были явно сконфужены – именно те, кто больше всего настаивал на том, что Тионит, как обычно, с места бросится в атаку. Глупец Диввилион был почти так же пунцов, как и его накидка, и то и дело заводил разговор про сложность рельефа. Впрочем, его никто не слушал.

– Ну что – так и будем стоять, или, может быть, начнём всё-таки? – даже не пытаясь сгладить презрительную шероховатость голоса, поинтересовался Давин.

– Может быть, подождём ещё немного и Тионит всё-таки ударит?.. – Пард Контон, лорд домена Тогода, был, похоже, ещё тупее Диввилиона.

– Может быть… – серьёзно кивнул Давин. – А если мы подождём достаточно долго, то, может дождёмся и атаки от его сынишки.

– У Тионита нет сына, – широко улыбнулся Корти, прекрасно уловив сарказм.

– Ничего, он вполне может успеть.

– Лорд Олтендейл, ваше зубоскальство сейчас неуместно! – резко воскликнул Тедд Вайлон, лорд домена Вайлона, явившийся на битву несмотря на свой весьма преклонный возраст, и который, похоже, именно на правах старшинства зачастую считал себя главным.

– То же самое я говорил об уверенности большинства лордов в том, что Увилл непременно атакует первым. Однако же вы не стали прислушиваться.

– Прошу вас, господа! – встрял Корти, хотя его, очевидно, забавляла эта перебранка. – Мы выглядим нелепо в глазах наших же людей. Мы должны что-то решить, и решить как можно скорее, а не то наш славный оппонент может и заскучать.

Корти был одним из умнейших и хитрейших людей, которых знал Давин. Пожалуй, он, как никто другой из присутствующих, был достоин уважения. Но всё же лорд домена Танна чувствовал инстинктивную неприязнь к нему. Брад Корти был столь же скользким и коварным, как и змей, изображённый на его щите. Даже сейчас он произнёс свою тираду не для того, чтобы успокоить присутствующих, а из желания унизить их ещё больше.

– А что тут решать? – вскинулся тёзка лорда Корти – Брад Клайн, лорд домена Бейдина. – У нас двукратное превосходство. Ударим и развеем армию этого щенка! Хорошо бы поспеть до полудня, покуда не стало слишком уж жарко!

– Может, окажете нам честь и первым поведёте своих людей в атаку? – тонко улыбнулся Корти.

Удар был болезненным – лорд домена Бейдина привёл всего шесть сотен мечей, поскольку большинство его былых вассалов сейчас стояли по ту сторону поля. Клайн вспыхнул и заскрежетал зубами, прожигая остряка ненавидящим взглядом.

В этом была вся суть так называемой Коалиции – вздохнул про себя Давин. Союзники поневоле. Союзники, которые охотно вцепились бы друг другу в глотку, если бы посмели. Но они не смели по целому ряду причин – и это было самым главным. Система работала на протяжении веков, а значит – была вполне жизнеспособной. Впрочем, теперь она дала сбой, и виною тому был Увилл Тионит. И именно поэтому лорд Давин, взрастивший парня как родного сына, должен теперь всё исправить.

– Мы ударим все, – резко ответил он. – Попытаемся смять их фланги. У нас довольно сил, чтобы полностью окружить Тионита. Главное, чтобы каждый держал свой конкретный участок фронта. Если сумеем не смешаться и ударить чётко – победа будет за нами.

Спустя несколько минут Давин вернулся к своей палатке. Он видел ожидающие взгляды своих людей, но лишь ободряюще махнул им рукой. Ждать осталось совсем недолго. Ещё раз окинув взглядом ряды и оценив их готовность, Давин поднёс к губам рожок и резко подул. Он видел, как вздрогнули от неожиданности и обернулись те из воинов, что глядели в этот момент вперёд. Он подал сигнал остальным лордам, что его люди готовы.

Вскоре такие же звуки раздались слева и справа от него. Насчитав восемь сигналов, Давин подул в рожок вторично. Ему тут же откликнулись другие лорды. Пора!

– Вперёд! – проревел он, подымаясь на стременах.

Уставшие от ожидания воины словно бы даже с некоторым облегчением качнулись вперёд и начали движение. Он же остался на месте, сидя верхом на своём Галантиаре. Теперь всё решали командиры отрядов. Никакой особой тактики, благодаря тупости и самоуверенности некоторых членов Коалиции, лорды так и не разработали, так что особого проку от Давина на поле боя всё равно не было бы. Кажется, приходилось полагаться лишь на численное превосходство. Впрочем, не было повода сомневаться, что этого может оказаться недостаточно.

Наступающие войска покамест двигались неспешно, дабы не тратить лишних сил. Длиннотравье Гвидова поля, не срезанное ещё серпами крепостных, изрядно мешало ходьбе. Кавалерия пока ещё оставалась на месте – ей была отведена роль для возможного окружения. Хотя, возможно, стоило бы пустить её вперёд, чтобы попытаться опрокинуть ряды защищающихся. Но теперь уж поздно было что-то менять. По крайней мере, лошади пойдут лучше по вытоптанному людьми полю.

Войска Увилла стояли, не шевелясь. Они не спешили сократить расстояние до врага, ожидая на подготовленных заранее позициях. Когда между враждующими армиями оставалось не более двухсот шагов, с позиций Тионита взвились тучи стрел. Атакующие перешли на бег, стараясь как можно быстрее преодолеть эти опасные ярды.

Давин поглядел по сторонам. Он увидел девять конных фигур, расположенных каждая у своей палатки. Лишь они, да три десятка денщиков оставались сейчас здесь. Впрочем, была ещё и конница – около двух тысяч всадников. Вздохнув, Давин вновь перевёл взгляд на бушующее вдалеке людское море. Оттуда уже доносились истошные крики яростно сражающихся и умирающих людей и лязг оружия.

Где-то там сейчас сражался его названный сын – лорд Увилл Тионит, который за последние четыре года утопил в крови все центральные домены.

Глава 1. Вдова

По плотно утоптанной глине двора загрохотали колёса экипажа. Странно, Давин сегодня не ждал гостей. Он с любопытством выглянул из узкой бойницы, которую сам гордо именовал окном. Во двор въехала видавшая виды карета без гербов и опознавательных знаков. Возможно, кто-то из его вассалов прибыл с какой-то просьбой… Давин поморщился – после вчерашних возлияний всё ещё несколько побаливала голова, так что меньше всего ему сейчас хотелось выслушивать жалобы мелких феодалов друг на друга.

Карета остановилась неподалёку от входа. Лакея на запятках не было, поэтому кучер сам соскочил с козел, чтобы отворить дверцу. Давин вскрикнул от неожиданности – из кареты осторожно вышла молодая женщина в чёрном платье. Одной рукой она опиралась на руку кучера, а другой крепко прижимала к себе ребёнка. Вслед за женщиной из экипажа выскочил, не давая кучеру себе помочь, мальчишка лет шести.

Конечно же, Давин сразу же узнал женщину. Это была Лаура Тионит – жена, а точнее теперь уже вдова лорда домена Колиона Торвина Тионита. Торвин скончался около месяца тому назад, и Давин присутствовал на его погребении. И вот теперь он просто терялся в догадках по поводу этого странного и совершенно нежданного визита. Позабыв про головную боль, лорд Олтендейл бросился вниз по узкой и тёмной лестнице.

– Лаура! – не скрывая изумления, воскликнул он, едва завидев женщину, по-прежнему прижимающую к груди дитя. – Что случилось?

Надо сказать, что Давину было вполне позволительно такое нарушение правил приличия в обращении с госпожой Тионит, поскольку их связывала вполне искренняя дружба. Точнее, эта дружба связывала с Давином её покойного мужа, но вполне естественно распространилась и на его супругу. И это было тем удивительнее, что подобное взаимное расположение нечасто можно было встретить среди лордов доменов.

– Ах, Давин, – лицо Лауры заметно осунулось за последнее время и до сих пор хранило следы пролитых слёз. – Мне очень нужно с тобой поговорить!

Лорд Олтендейл тут же предложил гостям пройти в его кабинет, где они могли бы говорить вполне свободно.

– Не приказать ли подать вам чего-нибудь? – предупредительно осведомился он.

– Разве только стакан воды, – бледно улыбнулась Лаура.

– А я бы поел чего-нибудь! – неожиданно встрял мальчик.

– Увилл! – резко одёрнула его смутившаяся мать.

– Но дядя Давин сам спросил!.. – с обидой в голосе воскликнул паренёк, которого назвали Увиллом.

– Всё в порядке, Лаура. Я сейчас распоряжусь. А ты, парень, должен понять, что вызвало недовольство твоей мамы. Ты не должен встревать в разговоры взрослых.

Давин, у которого пока ещё не было собственных детей, вполне по-отчески относился к детям своего друга, и особенно теперь, когда его не стало, он чувствовал, что должен хоть в какой-то мере заменить сиротам их потерянного отца.

– Я уже не мальчик! – с явным вызовом в голосе возразил Увилл. – Теперь я – лорд домена Колиона, как мой отец!

При этих словах Лаура как-то странно скривилась, хотя тут же взяла себя в руки. Давин же, напротив, не сдержался и довольно ухмыльнулся:

– А ведь и не поспоришь! Хорошо, мой лорд, сейчас тебе принесут поесть. Прошу, пройдите в мой кабинет.

И он сам пошёл впереди, указывая дорогу, тогда как дворецкий бросился на кухню, чтобы распорядиться насчёт еды.

– Признаюсь, твой визит для меня стал полной неожиданностью, – убедившись, что дверь плотно закрыта, а гости с относительным удобством разместились в громоздких креслах, вновь заговорил Давин. – Почему ты здесь? И что за странный экипаж? Где слуги и охрана? Вы что – ехали так из самого Колиона?

Внезапно захныкал ребёнок, всё ещё прижимающийся к груди Лауры. Давин знал, что это – годовалая девочка, дочь Лауры. Правда, сейчас он никак не мог припомнить её имени.

– Дети устали с дороги, – словно извиняясь, проговорила женщина. – Может быть, для них найдётся комната, где они могли бы отдохнуть?

Странно было слышать от весёлой и даже озорной обычно Лауры этот сломленный, просительный тон. Да, смерть мужа здорово подкосила её, но здесь, похоже, было что-то ещё. Никогда раньше – по крайней мере, с тех пор, как они подружились, – Лаура не была столь скована.

– Я не устал, и я не… – вновь начал было Увилл, но Давин решил, что пора проявить твёрдость.

– Ты не ребёнок, мы это уже поняли, – строго осадил он юного лорда домена Колиона. – Но, полагаю, ты по-прежнему сын своей матери? А коли так – будь добр слушать её и выполнять то, что она велит! Теперь ты – лорд домена, а это – огромная ответственность, мой друг. Из невежи не выйдет хорошего господина, уж ты мне поверь!

Увилл покраснел, но всё же смолчал, видя, как глядит на него мама.

– Я велю подать обед в комнату для гостей, – тоном, не терпящим возражений, продолжил Давин. – Уверен, что сейчас спустится Кара – ей наверняка уже доложили о вашем приезде. Она с удовольствием понянчится с… малышкой.

Давин так и не припомнил имя девочки, поэтому слегка замялся. И действительно – вскоре в двери деликатно постучали, и в комнату вошла Кара, жена лорда Олтендейла. Пожалуй, она была не так красива, как Лаура, и выглядела намного старше, хотя они были почти ровесницами. Возможно, дело было в излишней полноте – следствии какой-то болезни. Но Давин с нежностью и уважением относился к супруге, пусть она покамест так и не смогла подарить ему радость отцовства.

Кара и Лаура вполне тепло относились друг к другу, поэтому поздоровались со всей душевностью. Тактичная и мудрая хозяйка дома тут же поняла сложившуюся ситуацию, поэтому по первому же слову Давина с непередаваемой нежностью взяла на руки хнычущее дитя и, забавно сюсюкая что-то на вымышленном младенческом языке, вынесла её из кабинета. Следом шёл всё ещё красный от досады Увилл.

Вскоре плач ребёнка затих – и не потому, что её унесли достаточно далеко. Просто Кара умела успокаивать. Лицо Лауры слегка разгладилось – по крайней мере, за судьбу детей сейчас можно было не переживать.

Тактично постучал слуга – он принёс кувшин с водой и две кружки, после чего моментально удалился, оставив хозяина наедине с его гостьей. Давин самолично налил в одну из кружек воды и подал Лауре, но та, заметно волнуясь, не отпила даже глотка.

– Что стряслось, Лаура? – вновь заговорил Давин, опуская светскую болтовню.

– Это Дафф… – женщина замялась, не зная, как начать.

– Дафф? – Давин был искренне удивлён.

Дафф Савалан, лорд домена Латиона, был третьим в их тесной дружеской компании. Все они были почти одногодками, и, что ещё важнее, все трое стали лордами в достаточно юном возрасте. Сам Давин, которому едва минуло двадцать три, уже шесть лет был властелином своего домена. Покойный Торвин был на два года старше, и был лордом уже целых девять лет. Даффу не так давно исполнился двадцать один год, из которых почти шесть лет он стоял во главе домена.

На заседаниях Стола, где в массе своей присутствовали лорды куда старше и зануднее, эти трое быстро сблизились. По удивительному стечению обстоятельств они возглавляли соседствующие домены. Эта дружба, обычно столь нехарактерная для лордов, то и дело становилась объектом недовольного внимания со стороны участников Стола. Иной раз причиной тому были взрывы хохота, которые частенько довольно неуместно прерывали заседания. Но куда больше беспокоил лордов этот внезапный союз, который в будущем мог значительно повлиять на баланс сил.

По незыблемому правилу Стола лорд, сколь бы юн или туп он ни был, имел полное право присутствовать на заседаниях, так что преувеличенно благообразные лендлорды вынуждены были терпеть выходки шумной троицы, лишь изредка позволяя себе одёргивать их, когда те заходили уж слишком далеко. Впрочем, на заседаниях Стола крайне редко решалось что-то по-настоящему важное, так что никакого особенного ущерба от столь неподобающего поведения они не претерпевали.

Чаще всего объектом этой весёлости становился Дафф, чья неуёмная любвеобильность была почти комичной. Например, тот же Торвин мог иной раз на протяжении четверти часа с абсолютно серьёзной миной рассуждать о возможных объектах страсти юноши. В этот список неизменно попадали сперва крупные домашние животные, затем – животные поменьше. Ежели кто-то не цыкал на разошедшегося в своих фантазиях лорда, тот вполне мог добраться и до мелочи вроде мышей и канареек.

Шутки шутками, но поскольку заседания Стола проходили поочерёдно у всех лордов, то можно было с уверенностью сказать, что в каждом из этих городов бегало как минимум по одному бастарду лорда домена Латиона. Дафф старался не пропускать ни одной смазливой служанки, хотя при этом странным образом сторонился более знатных дам, хотя многие дочери мелкопоместных дворянчиков, пожалуй, не сумели бы отказать пылкому юноше.

При этом Дафф не умел или не хотел держать язык за зубами, так что все свои похождения он необычайно красочно описывал своим приятелям, прекрасно понимая, что тем самым предоставляет им очередную порцию предметов для острот.

Нужно отметить, что из всей троицы лишь он один и не был женат – Дафф успел осиротеть до того, как родители устроили его личное счастье, так что теперь он с полным правом наслаждался холостяцкой жизнью. У него было несколько братьев, и о наследнике думать нужды не было, что полностью устраивало молодого повесу.

И вот теперь Давин никак не мог взять в толк – чем же таким этот оболтус мог так расстроить и взволновать Лауру. Более того – похоже, он её здорово напугал.

– Он приезжал ко мне, чтобы… Чтобы просить моей руки…

И вновь Давин с неприятным чувством отметил странную сломленность, звучавшую в её словах. Но абсурдность сказанных слов заставила его не очень-то вежливо фыркнуть, забывая даже о состоянии гостьи.

– Дафф? – с недоверчивой насмешливостью переспросил он. – Просил твоей руки? Как-то непохоже на него!

– Он и сам был на себя непохож, – лорду показалось, или Лауру даже передёрнуло. – Он изменился, Давин. Давно ли ты видел его?

– В последний раз – во время погребения Торвина, – невольно помрачнев, ответил Олтендейл. – Но тогда мы все были на себя непохожи…

– Он прибыл ко мне пятого дня, – заговорила Лаура, нервно ломая пальцы. – Приехал в сопровождении целого отряда – человек двадцать, а то и больше. И едва ли не с порога объявил, что намерен взять меня в жёны.

– Да уж… – тон Давина продолжал оставаться насмешливо-легкомысленным. – От этого болвана многого можно ждать, но такое чудачество странновато даже для него. Ну так откажи – велика проблема! Уверяю тебя, даже если он будет божиться, что наложит на себя руки от горя – он позабудет об этом уже на следующий день!

– Ты ничего не понял!.. – с тихим отчаянием возразила Лаура. – Дафф изменился! Его словно подменили! Он был жёсток и циничен. И дал понять, что не потерпит отказа.

– Не потерпит? – Давин ухватился за последнее слово, хотя всё, что говорила Лаура звучало достаточно абсурдно. – Что значит – не потерпит? И что же он сделает?

– Он пообещал, что… возьмёт силой и меня и домен… – сгорая от стыда, Лаура закрыла лицо дрожащими пальцами.

– Что?.. – недоумённо рявкнул Олтендейл, хотя ощущение абсурда не отпускало – слишком уж не вязалось то, что говорила несчастная женщина с тем образом гуляки и ловеласа Даффа, который был так хорошо ему знаком. Однако же сказанное было столь вопиющим, что кровь бросилась ему в лицо. – Ты уверена, что верно поняла его слова?

– Разве тут возможны разночтения? – горько усмехнулась Лаура. – Всё, что он говорил, было предельно ясно и недвусмысленно.

– Подонок… – глухо проворчал Давин.

Сказанное Лаурой решительно отказывалось укладываться в голове, и где-то в глубине души он по-прежнему считал всё это недоразумением. Но его честь восставала даже против этой мифической на первый взгляд ситуации. Пусть даже несчастная женщина, недавно потерявшая мужа, превратно всё поняла – в данный момент он не имел права усомниться в её словах.

– Ты хочешь сказать, что он обещал не только обесчестить тебя, но и забрать себе домен? – продолжил он.

– Всё было именно так… – пролепетала бедняжка, и пережитое потрясение вскипело в её глазах в виде огромных слёз. – Уверяю тебя, Давин, Дафф совершенно изменился. Я никогда не видела его таким. Это будто другой человек… Он сказал, что… – Лаура едва подавила рыдание. – Что убьёт Увилла, а меня сделает… своей наложницей…

– Он блефует! – со всей горячностью заверил её Давин. – Стол никогда не примет этого. Попробуй Дафф выкинуть что-нибудь в этом роде – и против него ополчатся все лорды. Да и хватит ли у него силёнок!..

– Он сказал мне, что уже хоть завтра под стенами Колиона будут стоять семь тысяч клинков…

– Этого не хватит для полноценной осады! – попытался убедить Лауру Давин, хотя прекрасно понимал, что Колион далеко не идеален в плане обороны. – Он потеряет уйму времени, а к тому времени подоспеет помощь!

– Похоже, Дафф заранее переговорил с наиболее влиятельными из наших вассалов, – кулаки женщины судорожно сжались. – Все они в один голос советуют принять его предложение. По их мнению, шестилетний мальчик будет плохим лордом и не сумеет защитить их от нападок.

Увы, мир между доменами действительно был достаточно хрупким и сохранялся, если можно так выразиться, лишь на глобальном уровне. Это не мешало каждому лорду иметь иной раз десятки территориальных претензий к соседям, так что небольшие приграничные стычки из-за спорных территорий случались постоянно. Что говорить – и сам Давин уже несколько раз переведывался со старым Пиладом Диввилионом из-за парочки лугов на границе с доменом Диллая.

Так что в словах вассалов была доля истины. Особенно остро это понимали как раз приграничные феодалы, которым обычно доставалось больше всех, а потому они как никто были заинтересованы в сильном и решительном лорде, внушающем почтение и страх соседям. Правда, это описание, вроде бы, совершенно не вязалось с Даффом Саваланом, но, говоря откровенно, выбор между инфантильным и легкомысленным мужчиной и серьёзным не по годам ребёнком всё же редко падает на долю последнего.

– У меня три с половиной тысячи мечей, – мрачно проговорил Давин. – Я тотчас же пошлю их в Колион.

– Это бессмысленно, – возразила Лаура. – Если придут войска Даффа, мои вассалы, боюсь, переметнутся на его сторону. Ты понапрасну потеряешь людей и будешь втянут в нешуточную войну.

– Мы сейчас говорим об одном и том же Даффе? – вновь переспросил Давин, не в силах отделаться от ощущения сюрреалистичности этого разговора. – Этот свиристел, помнится, не мог без посторонней помощи зашнуровать штаны! О какой нешуточной войне ты говоришь?

– Ах, Давин, – судорожно вздохнула Лаура. – Ты никак не можешь понять – того Даффа больше нет. Ты совсем не знаешь его!

– А ведь верно, – хлопнул себя по колену Давин. – Мне всего-то и нужно, что встретиться с ним. Бьюсь об заклад – я всё улажу. Или мы позже вместе посмеёмся над этим недоразумением, или… Или я размажу его по стене как комара! – мрачно закончил он.

– Это опасно! – с ненаигранным ужасом воскликнула Лаура. – Ты не можешь ехать к нему! Кто знает, что он с тобой сделает?

– Дафф? – зловеще рассмеялся Давин. – Я прекрасно знаю, что он сделает – расскажет очередную тошнотворную историйку про свои игрища с малолетней служанкой, или же напьётся до бесчувствия, чтобы избежать разговора.

– Пожалуйста, Давин, возьми с собой столько людей, сколько сможешь! – взмолилась несчастная женщина.

– Может быть, прихватить сразу всё войско? – ухмыльнулся лорд. – Полно, Лаура, всё будет хорошо! В последнее время тебе пришлось через многое пройти, и сейчас ты… слегка расстроена. Давай договоримся – ты будешь гостьей моего дома, покуда я не вернусь от Даффа. Я приволоку тебе этого засранца за ухо, чтобы он вымаливал твоего прощения, стоя на коленях. Идёт?

– Давин, поклянись мне, что возьмёшь с собой самых лучших и самых верных твоих людей! – в отчаянии воскликнула Лаура. – Поклянись, или я никуда тебя не отпущу!

– Ты заговорила прямо как моя жена! – с явной нежностью усмехнулся Олтендейл, глядя на милое, несмотря на невзгоды, личико гостьи.

Она всегда нравилась ему. Конечно, он ни на миг не забывал, что Лаура – жена его друга, а потому его приязнь была чисто дружеской. Просто так распорядилась судьба в лице родителей двух семейств. Просто его отец подыскал ему Кару, дочь своего вассала, бывшего ему ещё и лучшим другом. А родители Торвина отыскали для него вот это чудо. Впрочем, сейчас Давин был несправедлив в своих мыслях. Кара – чудесная женщина. Она добра, весела – что довольно непросто при её частых приступах болезни. Лорд не терял надежды, что однажды она подарит ему наследника, и добросовестно делал всё возможное для этого.

– Ладно, клянусь тебе! – смягчившись, улыбнулся Давин. – Я возьму столько людей, сколько это будет приемлемым в данном случае. Ведь всё же я отправляюсь в гости к старому другу, а не на переговоры с врагом! – горько хмыкнул он. – Но обещаю тебе, что эти люди будут лучшими из лучших!

На том и было решено. В тот же день, чтобы не терять времени, Давин отправился в путь в сопровождении десятка вассалов – то число, которое он счёл обоснованным для лорда, предпринявшего путешествие за десятки лиг⁴. Лаура с детьми осталась гостьей в замке Олтендейлов, окружённая тёплой заботой его хозяйки. Давин обещал вернуться не позднее чем через две недели.

Глава 2. Добрые друзья

В отличие от Танна, Латион был городом всегда. Построенный аж во времена империи, он, должно быть, когда-то давно был достаточно крупным. В то время, как столица империи Кидуа исчезла, поверженная северными варварами, а многие западные города подверглись разрушению, сюда, в так называемые центральные домены, разруха пришла вполне естественным путём. После падения империи всё здесь пришло в упадок и безо всяких варваров – города захирели, население уменьшилось. Междоусобицы, голод и болезни сделали своё дело, отбросив мир в своём развитии едва ли не на тысячелетия назад.

И всё же наследие империи в некотором виде сохранилось. Дороги, которые постепенно приходили в упадок без должного ухода, но всё же были; города, которые лишились двух третей своих жителей и были совершенно запущены, но всё же были. Давин мог только предполагать – как выглядел Латион во времена Кидуанской империи. Даже сейчас он смотрелся внушительно, хотя было ясно, что от былого величия осталась лишь бледная тень.

Для пущей представительности Давин решил путешествовать в экипаже, но в итоге проклял это решение. Да, наверное, пару тысяч лет назад было бы сущим удовольствием прокатиться в карете по мощёной дороге, но теперь… Было видно, что за дорогой никто не ухаживает – огромные ямы зияли то тут, то там. Кое-где, напротив, здоровенные глыбы булыжников выпирали наружу, так и норовя сломать если не само колесо, то хотя бы каретную ось.

Насколько же приятнее казались сейчас родные грунтовые дороги его собственного домена! Пусть это были лишь две уезженные колеи посреди полей, но по ним путешествовалось не в пример комфортнее. Впрочем, когда-то, много-много сотен лет назад мощёная дорога шла и через земли домена Танна, направляясь к Танийскому перевалу и дальше – в Загорье. Однако от неё не осталось и напоминаний – она была вся целиком разобрана для строительства укреплений в том числе и того же Танна.

В общем, к замку Даффа, располагающемуся неподалёку от вальяжно текущего Труона, Давин подъехал в не лучшем расположении духа. Однако же, собрав всё своё раздражение, накопившееся в дороге, он попытался засунуть его как можно глубже. Сейчас нельзя было поддаваться эмоциям – нужно было максимально беспристрастно и спокойно разобраться в ситуации.

Впрочем, начало оказалось немного сбивающее с толку и с нужного лада – Даффа, судя по всему, не было дома. По крайней мере, предупредительнейший лакей сообщил, что господин отправился на охоту и вернётся лишь к вечеру. Слегка обескураженный Давин хотел было отправиться на поиски, но вовремя сообразил, насколько это будет неуместно.

– Изволите обождать в покоях? – низко кланяясь, осведомился лакей.

– Изволю, – буркнул Давин, входя.

Его провели в гостевую комнату, где спешно растопили камин и постелили свежее бельё на постели. После принесли весьма неплохой обед. Вассалы Давина также были размещены в одной из больших комнат в первом этаже.

Весь остаток дня Давин пытался скоротать время. С наслаждением повалявшись пару часов на вполне удобной постели, чтобы хоть как-то унять ноющую после дороги спину, дальше он просто сидел у окна, время от времени потягивая пиво и почти машинально жуя куски холодной оленины.

Всё это время он пытался проиграть в голове предстоящий разговор. Нужно ли было бросаться с места в карьер и, вполне возможно, огульно обвинять Даффа в скотстве? Или же не открывать сперва истинной причины приезда, чтобы понаблюдать за ним? Обычно лицо юноши было открытой книгой, на которой всё отображалось едва ли не раньше, чем формировалось в самом мозгу.

Когда уже начало темнеть, всё тот же лакей осторожно осведомился – подать ли гостю ужин, или он предпочтёт дожидаться хозяина? Есть особенно не хотелось, но добрая еда – отличное средство от скуки, поэтому Давин решил, что Дафф вполне поужинает и без его компании.

Уже совсем свечерело, так что за мутным слюдяным окном нельзя было уже ничего разглядеть. Давин валялся на кровати, любуясь танцем света и тени на потолке и стенах от горящего камина. По всем подсчётам Дафф давно уже должен был бы вернуться – разве что он охотится за пару десятков миль от города.

В коридоре послышались шаги. Это точно был не кто-то из слуг – те старались передвигаться бесшумно. Кроме того, характерное позвякивание шпор по камням с головой выдавало дворянина. Это точно был Дафф. Однако же, это было довольно странно. Давин обладал достаточно чутким слухом и был уверен, что сумеет услыхать возвращение охоты. Но ничего подобного не было. Вместе с тем, трудно было предположить, что лорд Савалан отправится на подобное мероприятие в одиночку или лишь с парой слуг.

Не был он ни на какой охоте! – с досадой подумал Давин. Всё это время он был здесь, в замке! Лорд Олтендейл скрипнул зубами, резко садясь. Впрочем, само по себе это ещё не означало – подобная идиотская выходка была вполне в духе этого несносного буффона.

Шумно распахнулась дверь, и в комнату ввалился сам хозяин замка. Он был в охотничьем костюме и даже, как мы упоминали ранее, не снял шпор, будто бы лишь только узнав о госте, тут же бросился к нему. Впрочем, костюм был чист и свеж, так, будто бы его надели какую-нибудь четверть часа назад. Да что там костюм! Сапоги были начищены так, что на них вопиюще выглядела бы даже небольшая пылинка. Да, в этом был весь Дафф – его ума хватало лишь на нелепые шутки.

– Давин, дружище! – расплываясь в счастливой улыбке, возопил юный шут. – Какими ветрами тебя закинуло сюда? Извини, не знал, что ты сегодня прибудешь – иначе ни за что не заставил бы тебя ждать! Но что поделать – мне скучно, вот и приходится развлекаться хотя бы охотой!

Уже в эту самую секунду Давин принял решение подыграть Даффу. Нет, этот недотёпа никак не мог быть тем самым Даффом из рассказа Лауры! Бедняжка явно что-то напридумывала себе. Ну да ладно, вскоре всё выяснится. А потому сейчас не нужно быть чересчур серьёзным, чтобы вскоре не сделаться смешным из-за этих нелепых подозрений.

– Что-то подсказывает мне, приятель, что охотился ты совсем не за косулями или кабанами, – поднимаясь навстречу Даффу, рассмеялся он. – Что там сегодня в твоём ягдташе? Дочка мельника? Жена лесника?

– Ты, как всегда, видишь меня насквозь! – с комичным смирением вздохнул Дафф, обнимая друга. – Если выбирать между ланью, что бегает на четырёх ногах и той, что бегает на двух – я всегда предпочту последнюю! Как минимум, погоня за нею не бывает такой утомительной!

– Не говоря уж о том, что трофей оказывается куда приятней! – подмигнул Давин.

А может быть всё действительно объясняется куда проще? Возможно, этот потаскун просто весь день прокувыркался в своей постели с какой-нибудь смазливой горожанкой? На самом деле, на Даффа одинаково было похоже и то, и другое. Но Давин давно уже привык не обращать внимания на подобные выходки.

– Тут даже и не поспоришь! – хохотнул в ответ Дафф, присаживаясь за стол, где стояли не убранные до сих пор остатки ужина. – Ну а ты тут какими судьбами? И как добрался?

Давин ухватился за второй неосторожный вопрос и решил пока не отвечать на первый – он решительно не знал, как к нему подступиться.

– Отвратительно добрался! – проворчал он, плюхаясь на другой стул. – Завтра поутру пошли своих людей в направлении к Колиону. Клянусь честью, твои дороги вытряхнули из меня добрую половину кишок! Пусть они соберут их и привезут обратно – авось я найду лекаря, который приладит мне их назад!

Дафф захохотал и, не брезгуя, подхватив с тарелки Давина недоеденный кусок мяса, направил его в рот.

– Во имя всех богов, Дафф! – продолжал сокрушаться Давин. – Ты же сам ездишь по тем же дорогам! Неужели сложно отправить крепостных, чтобы они хотя бы завалили самые глубокие ямы? Молот Асса, да я почти своими глазами видал, как смерды ловят карасей в этих яминах! А в некоторые даже забрасывают сети!

– Я не езжу в каретах, – с набитым ртом пояснил Дафф. – Вот тебе главный урок, дружище – не нужно быть таким неженкой! Ехал бы верхами – горя бы не знал! Дьяволы! Это мясо жёсткое, словно подошва! А пиво ты, я погляжу, вылакал до дна!..

Схватив нож, он заколотил им по пустому кувшину. На звон тут же явился лакей.

– Пива! – выплёвывая недожёванный кусок прямо на стол, рявкнул Дафф.

Лакей тут же исчез. Дафф с некоторым отвращением смахнул комок мяса на пол. Давин никак не отреагировал на происходящее – он лишь всё больше убеждался в том, что Дафф нисколько не изменился.

– Сейчас нам принесут лучшего пива в окрестности сотни лиг! – заявил хозяин замка, не церемонясь, утирая рот рукавом. – Выпив его, ты будешь полностью вознаграждён за свой нелёгкий путь, поверь мне! Это пиво варит жена моего кузнеца, и оно такое же тёмное, как самая тёмная палатийская ночь!

– Зная тебя, я ожидал куда более скабрёзной метафоры, – усмехнулся Давин. – Кажется, наш мальчик стал подрастать.

– Кузнечиха страшна как Гуррова задница, – отмахнулся Дафф. – Так что мне не с чем было сравнивать.

Словно позабыв недавний опыт, юноша вновь откусил здоровый кусок холодного мяса и принялся его жевать. Отсмеявшись непритязательной шутке приятеля, Давин теперь мог помолчать и собраться с мыслями. Он пристально вглядывался в лицо Даффа, пользуясь тем, что сидит спиной к камину, и пытался разглядеть в нём что-то, что доказывало бы правоту Лауры. И не находил.

Принесли пиво, и оно действительно оказалось выше всяких похвал. Дафф, отхлебнув едва ли не половину кружки, наконец сумел протолкнуть в горло неподатливый кусок. Впрочем, это уже не имело значения – вместе с кувшином слуга принёс и поднос с двумя дымящимися тарелками.

– Так что же всё-таки привело тебя ко мне? – залпом приканчивая остатки пива в кружке, поинтересовался Дафф. – Не пойми меня неправильно – я очень рад тебя видеть и всё такое… Просто любопытно.

– Ты приезжал не так давно к Лауре? – максимально нейтральным тоном спросил в свою очередь Давин.

– Приезжал, – легко согласился Дафф, продолжая нарезать кусками мясо, истекающее душистым соком.

– Зачем? – видя, что приятель полностью сосредоточился на столь важном деле, полюбопытствовал Давин.

– Просить её руки, – лорд Савалан взглянул в ответ столь ясными и наивными глазами, что сердце Давина внезапно неприятно ёкнуло.

Он переигрывает – понял вдруг Олтендейл. Дафф слишком уж увлёкся, играя в этакого простачка. Он, конечно, всегда был недалёк, но теперь… Всё это в совокупности – идеально чистые ботфорты, преувеличенно легкомысленный тон, святая простота в глазах… Даже то, как он пытался разгрызть жёсткое холодное мясо, хоть и было похоже на Даффа, но… Именно что похоже. Он будто намеренно изображал дурачка, словно пытался запорошить взгляд гостю.

– Но она носит траур, – не меняя тона, проговорил Давин. – Между прочим, по твоему другу.

– Ну я же не собираюсь жениться на ней прямо сейчас! – подёрнул плечами Дафф. – Это была, скажем так, декларация о намерениях. Мы молоды, и вполне можем подождать годик.

– То есть, ты просто предложил ей подумать о возможном замужестве?

– Арионн милосердный, ну конечно же! – возвращаясь к трапезе, воскликнул молодой человек.

Вся проблема была в том, что теперь Давин ему не верил. Он и сам не мог объяснить – почему, но сейчас он остро чувствовал, что Лаура, пожалуй, была права, а этот наглый малец просто врёт ему прямо в лицо.

– И ты не угрожал ей?

– Угрожал? – изумлённо переспросил Дафф, не донося кусок до рта. – С чего бы мне ей угрожать?

– Ты не умеешь врать, приятель, – с угрозой в голосе проговорил Давин, решив покончить с этим балаганом.

– Серьёзно? – лицо Даффа внезапно исказила злорадная гримаса.

Он бросил кусок мяса обратно в тарелку и с явным отвращением оттолкнул её от себя так, что она едва не упала на пол.

– А ты знал, что я отужинал около часа назад, и что сейчас я глядеть не могу на это мясо? Было ли похоже, что я давлюсь от отвращения, заталкивая его в рот?

Давин совершенно не ожидал подобного всплеска, и уж подавно он не ожидал услыхать подобный тон от Даффа и увидеть подобного выражения лица, а потому совершенно опешил.

– А ты знал, что я не был ни на какой охоте, и всё это время промариновал тебя здесь, сам находясь в какой-то сотне шагов отсюда?

– Это я знал, – чуть оправившись, ответил Давин, пытаясь вернуть себе былую уверенность. – Тебя выдал твой наряд. Ты оказался настолько туп, что не потрудился даже запылить ботфорт.

– По-твоему это была тупость? – ухмыльнулся Дафф. – Нет, дружище, просто мне было всё равно. Я знал, что ты не такой простак, что мне удастся вечно ломать тут комедию. Знаешь, я прямо-таки надеялся, что ты тут же уличишь меня в этом. Я ведь с самого начала понимал, зачем ты здесь! Лаура каким-то образом проскользнула к тебе и наябедничала.

– Ты действительно угрожал надругаться над ней? – Давин скрежетал зубами, пытаясь держать себя в руках.

– Ну, может и говорил что-то такое, не припомню… – улыбнулся в ответ Дафф.

– Скотина! – Давин вскочил и набросился было на бывшего приятеля, но вдруг увидел лезвие кинжала, направленное ему в грудь.

– Спокойней, защитник прекрасных дам! – засмеялся Дафф. – Не надо дёргаться. Мы – взрослые люди, и можем поговорить спокойно.

Давин невольно содрогнулся – он действительно видел перед собой совершенно незнакомого человека. Куда делся этот извечный налёт дурашливости и добродушия? Глаза Даффа смотрели холодно и властно – он явно чувствовал себя хозяином положения. Не будь в его руках кинжала, Давин, быть может, и не сумел бы сдержать себя, а так он, глухо зарычав, повалился обратно на стул.

– Вот так намного лучше, – одобрил Дафф. – Давай проясним всё раз и навсегда. Ты в моём доме, и если мне даже просто покажется, что ты хочешь причинить мне вред – я убью тебя, и никто не осудит меня за это, поскольку, как я уже говорил ранее, ты в моём доме. Твои молодцы тебя не услышат, а вот мои меня – непременно. Если ты приехал разговаривать – так давай говорить!

– Что с тобой случилось?.. – почти прошептал Давин, не в силах прийти в себя от потрясения.

– Ты ничего не понимаешь, да? – расхохотался Дафф и вдруг столкнул свою тарелку на пол, словно она раздражала его тем, что стояла на краю, но так и не упала в предыдущий раз. – Думаешь, что здесь замешана магия? Или это сам Гурр вселился в меня? Ты об этом думаешь, деревенский дурачок?

Давин не привык бояться и до сих пор делал это довольно редко, но сейчас он боялся. Он действительно решил, что в Даффа вселился демон – слишком уж разительной была перемена.

– Ты сказал давеча, что я не умею врать, – внезапно становясь серьёзным, с жаром заговорил Дафф. – О, как ты не прав! Да вся моя жизнь – одно сплошное лицедейство! Как думаешь – легко ли внезапно стать лордом в неполных четырнадцать, когда твои отец и мать буквально сгорели от алой лихорадки у тебя на глазах? Тебе было шестнадцать, семнадцать?.. Ты будешь доказывать, что два года не имеют разницы, но в глубине души и сам признаешь, что имеют! В четырнадцать ты – мальчишка. В шестнадцать – юноша. И отношение к тебе совсем другое. В четырнадцать твои собственные вассалы глядят на тебя так, будто не знают, что им лучше сделать – отодрать тебя розгами, или же убаюкать на руках.

Давин видел, как капельки пота выступили на раскрасневшемся лице Даффа. Видел, как горели огнём безумно распахнутые глаза – хотя, впрочем, это могли быть отсветы камина. Дафф весь подался вперёд, словно пытаясь сократить дистанцию между ними, так что на лицо Давина то и дело долетали капельки его слюны. Однако он не шевелился и не утирал лица. Он, не отрываясь, глядел на собеседника.

– Я был испуган и убит горем. Когда зарывали гроб с моей матерью, больше всего на свете мне в тот момент хотелось кинуться в разрытую могилу, чтобы меня закопали вместе с ней. Но я был лордом своего домена, будь он проклят!.. Впрочем, нет… Я назывался лордом, но я не был им. Меня трясло от одной мысли, что я буду распоряжаться всеми этими людьми, что я буду заседать за Столом… Я был уверен, что последний лакей рассмеётся мне в лицо… И тогда я понял, что гораздо лучше мне будет прикинуться пустоголовым балаболом – ведь именно этого от меня и ждали!

Говоря эти слова, Дафф словно бы снимал какой-то груз со своей души, поскольку он всё больше успокаивался. Наконец он заметно расслабился, вновь принимая удобное положение на стуле. Достав из-за отворота рукава свежий платок, он утёр вспотевшее лицо.

– Я надел на себя маску шута. На заседаниях Стола я заприметил вас с Торвином и прибился к вашей компашке, но даже с вами я боялся быть собой, ведь я был младше вас. Да вы и глядели на меня именно так – сверху вниз, снисходительно и насмешливо. Что ж, я стал именно тем, кем вы меня представляли. Мне было совсем не трудно – как ты уже, должно быть, понял, лицедейство – это моё. Боги, я напропалую врал о своих интрижках, а вы верили! – Дафф нервно рассмеялся. – Болваны! Да если бы я переспал хотя бы с десятой частью тех, о ком говорил, то сейчас уже, поди, подыхал бы от сифилиса! Но вам ведь было плевать, не так ли? Вам хотелось лишь зубоскалить, и я давал вам такую возможность. Вы называли меня своим другом, но на самом деле я был для вас не более чем забавной зверушкой!

– Ладно, я понял, – пытаясь сохранять ровный и насмешливый тон, заговорил Давин, хотя его до сих пор слегка потряхивало. – Всё это время ты ходил, обиженный на весь мир из-за того, что никто не хотел воспринимать тебя всерьёз. Но какое отношение к этому имеет Лаура? Она всегда была добра к тебе! Зачем вымещать свою злость на ней?

– Да ты, похоже, совсем дурак, дружище! – вновь расхохотался Дафф. – Какая там злость? Я предложил Лауре обвенчаться, поскольку она всегда мне очень нравилась. Я хочу эту женщину себе, и теперь, когда появилась такая возможность, я ею пользуюсь! Уж поверь, я буду для неё не худшим мужем, чем был Торвин!

– И потому ты угрожал её сыну? – рявкнул Давин, снова выходя из себя.

– Боги, да стоит ли придавать этим словам значение? – презрительно отмахнулся Дафф. – Я уж не помню – к чему это было сказано. Пришлось к случаю, не более того. Если всё будет по-моему, мальчишке нечего опасаться!

– Вот как? – взорвался Давин, вновь вскакивая на ноги.

– Эй, держи себя в руках, громила! – весело воскликнул Дафф, быстро выхватывая кинжал. – Мы просто разговариваем, не забыл? Извини, но я не допущу мордобоя! Если ты приблизишься настолько, чтобы я мог воткнуть в тебя клинок – я сделаю это.

Давин, наверное, без особого труда мог бы обезоружить юношу, который был худощавей и явно слабее, но понимал, что это ни к чему не приведёт. Дафф поднимет крик, и сюда ворвутся десятки вооружённых людей. И тогда не поздоровится ни ему, ни его спутникам. А потому он вновь грузно осел на стул.

– Мальцу ничего не будет угрожать, – снова заговорил Дафф, на сей раз не добавляя «если всё будет по-моему». – Если он готов стать мне добрым сыном, то я буду ему добрым отцом. Я ведь не чудовище и не пожиратель детей.

– Ты угрожал Лауре… – начал было Давин, но Дафф его тут же перебил.

– Я не угрожал Лауре. Я просто обозначал перспективы.

– Ты обещал обесчестить её…

– Да сколько можно! – закатил глаза Дафф. – Ну сказал там что-то сгоряча, с кем не бывает! Да дело совсем не в том! Хочешь, я прямо сейчас поклянусь тебе, что пальцем её не трону против воли? Я лишь хочу сказать, что у неё не будет выбора.

– Ты начнёшь войну? Лорды этого не одобрят! – хмуро посулил Давин.

– Ой ли? – усмехнулся Дафф. – И на чём основано твоё утверждение? Я спрашиваю об этом, потому что оно в корне расходится с тем, что знаю я, а мои знания подкреплены реальными делами. Ты не поверишь, но едва ли не весь минувший месяц я провёл в седле! Носился по доменам, будто ошпаренный – мозоли на заднице до сих пор не сошли! Но зато я переговорил со всеми мало-мальски значимыми лордами из числа тех, что верховодят сейчас за Столом. И все они сказали мне одно и то же – никто не встрянет в мои дела с Лаурой. Раскрой глаза, Давин, это случается сплошь и рядом! Причём свадебный подарок – далеко не худший вариант приобретения домена!

– Но будет война!.. – не слишком-то уверенно возразил Давин.

– С чего бы? – пожал плечами Дафф. – Или ты притащишь к Колиону свои две тысячи бойцов, или сколько их там у тебя? Ты же не думаешь, что вассалы Колиона станут рисковать жизнью и землями ради мелкого щенка, который, быть может, никогда и не вырастет в сильного волкодава? Впрочем, если у тебя и были подобные иллюзии, то я спешу тебя успокоить. Бадд, мой младший братец, побывал в домене Колиона и пообщался с тамошними феодалами. И все они, за редким исключением, заверили, что не станут вмешиваться. Да, они принесли присягу Увиллу, – предупреждая возмущения Давина, повысил он голос, поднимая руку. – Но ведь и сеньор связан клятвой со своими вассалами. Клятвой защищать их от возможных посягательств. А защитник из парнишки покамест никакой, не так ли?

– Понимаешь ли ты, что было бы, если бы во времена, когда ты только стал лордом домена, поблизости отыскался бы такой вот Дафф? – глухим от ярости голосом произнёс Давин.

– Но ведь этого не случилось! – фыркнул лорд Савалан. – Так к чему тогда весь этот разговор?

– Значит, ты будешь лордом домена Колиона, а здесь, в Латионе, посадишь одного из своих недалёких братцев? – кривясь от злобы, спросил Давин.

– Признаться, я предпочёл бы остаться в Латионе, но это невозможно… А по поводу моих братьев… Ты уже попался однажды на эту удочку, но так ничему и не учишься. В моей семье нет недалёких людей, дружище. Возможно, однажды это поймёт вся Паэтта. Коли хочешь знать, то эта идея как раз пришла в голову Давилу – тому самому, кто займёт тут моё место. Впрочем, ты волен думать как угодно.

Произнося эти слова, Дафф встал и направился к выходу. Впрочем, уже у двери он остановился.

– Ты действительно нравишься мне, Давин, – повернувшись, заговорил он. – И если, остыв, ты решишь сохранить нашу дружбу – я буду очень рад. Впрочем, зная тебя, я не слишком-то рассчитываю на это, но всё же. Я хочу, чтобы ты помнил об этом. Что же касается Лауры… Ты слышал всё. Если ты считаешь себя её добрым другом – отправляйся к ней и убеди не делать глупостей. Пойми, дружище, это уже дело решённое, и любой иной расклад будет заметно хуже.

Дружески, но вместе с тем и несколько насмешливо кивнув на прощание, Дафф вышел.

Глава 3. Приёмный сын

Давин уехал из замка в ту же ночь, даже не подумав попрощаться с его хозяином. Его колотило от бессильной злобы и отвращения к самому себе. Не оставляло стойкое ощущение, будто его возили лицом по заплёванному полу таверны.

Мир словно переворачивался с ног на голову. Немногим более месяца назад он проводил одного друга к Белому Пути, а этой ночью, похоже, лишился и другого. Что бы там ни говорил Дафф, что бы он себе ни напридумывал, но Давин действительно считал его своим другом. До этого дня, конечно. Возможно, позже он остынет и как-то изменит своё отношение к юному лицемеру, но пока что он чувствовал себя оплёванным. Выходит, всё это время над ним потешались, а Давин этого ужасно не любил.

Едва выехав из Латиона, лорд Олтендейл с досадой остановил экипаж и поменялся местами с одним из вассалов. Оставив несчастного путешествовать «с королевским комфортом» в карете, сам он вскочил на коня и тут же, ударив его пятками в бока, помчал прочь. Он гнал несчастное животное, пытаясь унять бушующую в груди ярость. Скакуну страшно повезло, что на Давине не было шпор – в противном случае он истерзал бы его бока в лоскуты.

Обратная дорога заняла куда меньше времени и явно пошла на пользу, давая возможность проветриться и всё обдумать. Увы, представ наконец перед Лаурой, Давин совершенно растерялся, не зная, что сказать. Впрочем, сам его вид был красноречивее любых слов.

– Что он сказал тебе? – прижимая руки к груди спросила Лаура, выбежав навстречу вернувшемуся лорду.

Рядом с нею была и Кара с малышкой на руках, и Увилл, как-то сурово и совсем не по-детски поджавший губы. Все они испытующе глядели на вернувшегося лорда, и лица их выражали целую гамму чувств – от сочувственного беспокойства Кары до тоскливого страха Лауры.

– Похоже, мы крупно ошибались насчёт Даффа, – только и нашёлся, что ответить Давин. Он не находил слов, чтобы сообщить несчастной женщине о той западне, в которой она оказалась.

Понимая, что мужу нужно серьёзно поговорить с Лаурой, Кара попыталась увести детей, однако Увилл упрямо вырвал свою руку из её пухлой ладони и ещё плотнее сжал губы. Было видно, что он полон решимости остаться во что бы то ни стало.

– Пусть останется, Кара, – устало кивнул Давин в ответ на немой вопрос жены. – Это дело касается и его тоже.

Маленький лорд, услышав это, не улыбнулся, но его лицо несколько разгладилось, и он с явной благодарностью поглядел на Давина.

– Всё довольно скверно, не стану врать, – нехотя заговорил лорд Олтендейл, поочерёдно глядя на обоих. – Дафф Савалан оказался совсем не тем человеком, каким мы знали его раньше. Но он не изменился, Лаура, он всегда был таким. Всё это время он просто играл роль, а теперь вот перестал таиться.

– И что же ему нужно?.. – тихонько спросила Лаура.

– То, о чём он и говорил тебе, – невольно смущаясь, ответил Давин. – Он хочет взять тебя в жёны.

– Но зачем?..

– Он сказал, что ты нравишься ему. И кстати, он поклялся, что не причинит тебе зла, – Давин взглянул ей прямо в глаза, взглядом довершая мысль, которую не смел произнести вслух, тем более при стоящем рядом Увилле.

– Он хочет забрать мой домен! – звенящим от злости или от страха голосом воскликнул вдруг мальчик.

– Увилл, – тяжело вздохнув, заговорил Давин. – Я хочу говорить с тобой сейчас не как с ребёнком, а как с лордом домена. Готов ли ты выслушать, не перебивая?

– Готов… – стиснув кулачки, кивнул тот.

– Послушай, Увилл, то, что я сейчас скажу, мне и самому ужасно не нравится, но правда такова, что Дафф действительно может это сделать. Члены Стола поддержали его затею, тем более что в подобных браках нет ничего необычного. Лорды не рискнут начать войну в центральных доменах лишь для того, чтобы сохранить власть шестилетнего мальчика. Ты обещал не перебивать! – предостерёг Давин, заметив, что Увилл дёрнулся.

Как ни пытался лорд домена Колиона сдержать слёзы, но он всё же был ребёнком, шестилетним мальчиком, как только что сказал Давин. Поэтому он расплакался, но не истерично, как плачут дети, а тихо, сквозь стиснутые зубы и крепко зажмуренные глаза. И он промолчал, как и обещал. Олтендейл скрипнул зубами – это разрывало ему сердце. Однако он должен был продолжать.

– Сила любого лорда прежде всего в его вассалах, – заставляя себя не отводить взгляда от несчастного мальчика, вновь заговорил Давин. – Но и тут у меня неважные новости для тебя, Увилл. Вассальное право зиждется на том, что сеньор – не только повелитель, но и, в первую очередь, защитник своих людей. А твои вассалы, сынок, не верят в то, что ты способен их защитить. Многие из них втянуты в приграничные дрязги и боятся, что в нужный момент их сюзерен не сумеет помочь. Мне тяжело говорить это, Увилл, но я должен сказать. Твои вассалы не явятся на твой зов, если на земли домена придёт войско Даффа.

– Значит, меня некому защитить?.. – теперь уже Увилл плакал в голос, его сотрясала дрожь.

– Я защищу тебя, мой любимый! – также рыдая, бросилась к сыну мать, обнимая его так, словно пыталась закрыть собою от всего враждебного мира.

– И я защищу тебя, сын, – надтреснутым голосом добавил Давин. – Я заменю тебе отца и никому не дозволю тронуть тебя хоть пальцем! Но ты должен понять – я не могу развязать войну с Даффом. Даже если я призову всех, кто только может держать копьё, у меня не будет и пяти тысяч человек. Латион без особых усилий соберёт вдвое больше. Мудрый воин избегает схваток, в которых он обречён на поражение.

Увилл уже не мог справиться с собой. Долго накапливающееся напряжение вырвалось в настоящую истерику. Мальчик не мог даже стоять на ногах – он обвис в объятиях матери и теперь бился в каких-то конвульсиях. Рыдания душили его, и он едва мог дышать.

– Давин! – в ужасе взвизгнула Лаура, никогда ранее не видевшая сына в таком состоянии и теперь совершенно растерявшаяся.

Опешивший Давин всё же быстрее сумел прийти в себя. Одним прыжком он оказался рядом и подхватил сотрясающееся тело мальчика на руки. Кровати в комнате не было, поэтому он, не раздумывая, положил Увилла на стол, сбросив с него какие-то блюда и кувшин. Несчастный ребёнок извивался дугой, пытаясь вдохнуть воздуха, но спазмы рыданий, казалось, сковали его горло. Он надсадно хрипел, и даже раскрасневшаяся кожа его, кажется, начала синеть.

– Тише, сынок, тише! – увещевал Давин, пытаясь докричаться до Увилла. – Тебе нужно просто успокоиться! Спокойнее, попытайся выдохнуть! Ну же!

Но с ребёнком явно творилось что-то странное. С каждым хриплым всхлипом он словно бы втягивал немного воздуха, но вот выпустить его обратно почему-то не получалось. Не говоря уж о том, что его тело скручивали судороги.

– Он умирает!.. – взвизгнула Лаура, пытаясь обнять сына. Увы, но это ничем не могло помочь.

– Отойди, Лаура! – рявкнул Давин, отталкивая несчастную женщину в сторону.

Он видел, что мальчик вот-вот потеряет сознание от удушья. Сам не зная толком, что делать, он вдруг сильно, но аккуратно ударил Увилла кулаком в грудь. И это сработало. Мальчик выдохнул с таким звуком, словно выпустили воздух из туго надутого кожаного пузыря. Видимо спазм, сковывающий дыхание, исчез, потому что Увилл смог втянуть в себя свежего воздуха. Давин вглядывался в него, до сих пор не веря, что это сработало, но ребёнок, похоже, хоть и с трудом, но дышал.

Однако же судороги продолжались – ноги мальчика дёргались, колотя по столешнице, да и всё тело время от времени содрогалось. Но теперь, похоже, жизни Увилла уже ничто не угрожало. Давин чуть отступил от стола, словно давая понять Лауре, что она может подойти. Несчастная буквально бросилась на тельце своего сына, накрывая его собой, и сама затряслась в рыданиях.

На шум сбежалось несколько человек из дворни. Давин видел в проёме двери испуганное лицо Кары, которая успокаивала плачущую девочку. Слуги принесли воду в кувшине и какие-то полотенца, и теперь суетились вокруг Увилла, хотя было неясно – чем они могут помочь. С неожиданной досадой он велел им всем убираться – ему хотелось сейчас побыть в тишине и одиночестве. Но пока что он должен был, конечно, оставаться с Лаурой – она явно чувствовала себя очень плохо.

Вскоре конвульсии прекратились, и Увилл впал в какое-то странное полуобморочное состояние, похожее на сомнамбулическое. Он не спал, но и почти не реагировал на окружающее. Кожа лица, ещё недавно раскрасневшаяся, теперь становилась совершенно бледной. Мальчик всё ещё немного всхлипывал и судорожно втягивал воздух.

Прошло какое-то время. Наконец Лаура выпрямилась и отошла на несколько шагов. Увилл спал прямо на столе, подтянув ноги к животу.

– Такое бывало раньше? – тихо спросил Давин.

– Нет, – бедняжка буквально рухнула на тяжёлый стул с резной спинкой. – Никогда…

– Это нервы, – попытался успокоить её Давин. – Всё будет хорошо.

– Его нужно показать лекарю, – немигающим взглядом уставившись куда-то в пустоту, пробормотала Лаура.

– Хорошо, – не стал возражать Давин, хотя сомневался, что лекарь чем-то сможет тут помочь. – Я отправлю за ним.

И он действительно позвал слугу и велел привести лекаря, живущего неподалёку от замка. Затем он вернулся и снова сел. Наступали сумерки, и в комнате становилось довольно темно, так что он снова встал, чтобы зажечь пару свечей.

– Что мне делать? – прошептала Лаура, всё так же глядя куда-то на теряющуюся в подступающем мраке дальнюю стену.

– Я не знаю… – покачал головой Давин, усаживаясь неподалёку. – Я ломал над этим голову на протяжении всего пути, но так и не знаю ответа. Можно попытаться созвать заседание Стола, но я сомневаюсь, что Дафф блефовал. Он не стал бы так рисковать, а значит действительно договорился с лордами… Я растерян, Лаура… Если ты попросишь – я, конечно, отправлю своих людей в Колион, да только боюсь, что ничего хорошего из этого не выйдет.

– Мы не будем начинать войну… – помотала головой Лаура. – Это не даст ничего кроме новой крови. Боюсь, остаётся лишь одно – принять предложение Даффа…

Давин не нашёлся с ответом. С одной стороны, он тоже в глубине души понимал, что другого выхода у них нет, но с другой – как одобрить такое решение?

– У меня будет просьба к тебе, Давин, – немного помолчав, продолжила Лаура. – Я очень боюсь за Увилла. Если он вернётся в Колион – боюсь, что Дафф причинит ему зло…

– Он может остаться здесь, – хрипло проговорил Давин. – Он мне как сын, да и Кара будет счастлива. Ручаюсь головой, Лаура, что здесь с него не упадёт даже волос, по крайней мере, пока я жив.

– Может быть позже он сможет вернуться, если всё наладится…

– Всё обязательно наладится, и он вернётся к тебе. Дафф оказался хитрым интриганом, но он не похож на человека, который станет покушаться на жизнь ребёнка.

– И всё же…

– Он останется здесь настолько, насколько потребуется, – заверил Давин.

***

– Почему ты должна ехать? – сейчас Увилл говорил совсем не как лорд, но как маленький испуганный мальчик. Его нетрудно было понять – не так давно он потерял отца, а теперь вот узнал, что мама уезжает, чтобы выйти замуж за человека, который угрожал им, а его оставляет здесь, на попечении посторонних, в общем-то, людей. – Останься, дядя Давин защитит нас!

Увилл снова плакал, но пока, хвала богам, это не походило на вчерашнюю истерику. Бледная Лаура как могла пыталась успокоить сына, боясь, что припадок может повториться. Прошлым вечером явившийся лекарь осмотрел спящего мальчика, но, как и ожидал Давин, так и не сказал ничего определённого. Впрочем, он всё же выдал какую-то успокаивающую микстуру, но лорд Олтендейл подозревал, что это было сделано скорее для видимости, и чтобы успокоить встревоженную не на шутку мать.

– Я не могу остаться, Увилл, – стараясь говорить твёрдо и даже несколько строго, ответила Лаура. – Домен не может остаться без властителя. Если мы сбежим, то навсегда потеряем право владеть им.

– Но ведь это я – лорд домена! Значит, я должен ехать с тобой! – эти слова прозвучали бы гордо и впечатляюще, если бы Увилл не произнёс бы их плаксивым тоном, при этом ещё и капризно топнув ногой.

– Могу я поговорить с тобой, как с мужчиной? – вмешался Давин. – Ведь ты теперь – старший мужчина в семье.

Увилл вынужден был кивнуть. Более того, после этого напоминания он даже несколько собрался, утерев глаза рукавом и втянув свисающие из носа сопли.

– Ты – действительно лорд своего домена. В конце концов, ты – Тионит, и это твои предки, а не предки Саваланов многие десятилетия владели Колионом. И какой бы короткой не была память твоих вассалов, в свой час они об этом вспомнят! Но сейчас судьба распорядилась так, что тебе будет лучше пожить покамест здесь. И не потому, что это безопаснее для тебя, Увилл, а потому, что так будет безопаснее для твоей мамы. Или ты хочешь ради своих амбиций поставить под угрозу её благополучие?

Мальчик поспешно замотал головой. Слёзы так и рвались наружу, но он мужественно давил их, стараясь не уронить звания мужчины, коим наградил его Давин.

– Вообще твоей маме ничего не угрожает, сынок. Мы с ней много лет знаем дядю Даффа – он, в общем-то, славный малый. Но ты же знаешь этих женщин, парень, – теперь Давин доверительно понизил голос, будто секретничая с Увиллом втайне от матери. – Им вечно что-то мерещится. Неужели ты захочешь понапрасну волновать её. Она навоображает себе невесть что, а затем будет бояться этих фантомов. Потеряет сон и аппетит, станет грустить целыми днями. Тебе этого бы хотелось?

Увилл, ещё более польщённый тоном лорда, снова замотал головой.

– Опять же – свадьба состоится не раньше, чем через год, – продолжал Давин. – Да и состоится ли?.. Дафф – тот ещё оболтус. Сегодня он хочет жениться на твоей маме, а завтра может решить разводить кроликов. Через год – кто знает? – он и вовсе вздумает податься в странствующие артисты! А в течение этого года мама будет навещать нас время от времени – кажется, ей по нраву пришёлся воздух Танна. Что скажешь, приятель?

– Хорошо, – мужественно сцепив зубы, чтобы не расплакаться, кивнул Увилл.

– Ты не оставишь нас ненадолго? – удивительно, но этот вопрос Давин адресовал не мальчику, а его матери.

Лаура, на лице которой читалось облегчение, смешанное со скорбью, удивлённо взглянула на Давина, но молча кивнула и вышла.

– А теперь, когда твоей мамы тут нет, поговорим серьёзно, Увилл, – Давин подошёл к мальчику и присел на корточки так, чтобы их глаза оказались на одном уровне. – Потому что этот разговор касается лишь мужчин, и лишь лордов. Послушай меня внимательно и хорошенько запомни то, что я скажу. Сейчас ты ещё мал, но это ведь дело поправимое! Пройдёт лет десять – а они в твоём возрасте пролетят незаметно, уж ты поверь! – и ты станешь достаточно взрослым для того, чтобы напомнить о себе. Дафф, даже если он станет мужем твоей мамы, всё равно останется Саваланом, а Колион – вотчина Тионитов. Твои вассалы принесли тебе клятву на могиле твоего отца, и эта клятва священна, хотя сейчас тебе, должно быть, кажется совсем иначе. Даже теперь формально не Дафф будет их сеньором, пусть они и будут подчиняться ему. Это право даёт ему лишь фамилия твоей матери. Та самая, которую носишь ты, сын своего отца.

Увилла теперь распирала самая настоящая гордость. Он видел, что лорд Давин говорит с ним как с равным, и это моментально осушило слёзы. В эту минуту он едва ли не боготворил этого человека, и готов был исполнить всё, что бы тот ни сказал. Вероятно, именно этого Давин и добивался этим своим поступком, но, тем не менее, он говорил сейчас совершенно искренне и прямо. Это был не просто приём, чтобы заставить ребёнка перестать капризничать.

– Пойми меня правильно – я не хочу сказать, что, стоит тебе подрасти, и домен тут же будет твоим! Но я хочу сказать, что если ты будешь достоин – ты сумеешь вернуть его! Тогда всё будет иначе – иное отношение Стола, иное отношение вассалов, а главное – иное отношение Даффа. Никто не боится шестилетнего мальчика, но взрослого лорда со славным именем и обоснованными амбициями будут бояться. Всё ли ты понял, сын?

– Всё понял, дядя Давин, – кивнул Увилл, не отводя взгляда от его глаз.

– И коли ты хочешь стать достойным лордом, пора бы начинать уже сейчас. Если ты – маленький мальчик, что ж – тогда хнычь и топай ножками. Но тогда ты никакой не лорд. А если ты – лорд, то подотри сопли и будь лордом!

– Я – лорд! – гордо ответил Увилл, с вызовом глядя на Давина.

– Хорошо! Тогда скажи мне, лорд Тионит, увидит ли ещё твоя достойная мама твои слёзы? Заставят ли они кровоточить её несчастное сердце?

– Этого не будет, дядя, – сказал Увилл, и Давин как-то сразу понял, что он не обманет.

– Ну вот и славно! – чуть поморщившись, Давин распрямил затёкшие ноги. – Пойдём к маме. И ещё одно, Увилл… Если хочешь, можешь называть меня отцом.

***

Солнце заливало внутренний двор замка. Лаура с дочерью отправлялись обратно в Колион. На сей раз их ожидала не та убогая карета, в которой они прибыли сюда – Давин уступил ей свой лучший экипаж. Он был заметно удобнее и представительней.

Во дворе кроме отъезжавших были и сам Давин, и Кара, и Увилл. Последний пусть и кривовато, но улыбался матери. Он держался чуть в стороне, даже не пытаясь провести последние мгновения в объятиях Лауры. Всем своим видом он старался показать, сколь мало его огорчает отъезд мамы, пусть и получалось у него пока плоховато. И всё же Давин гордился мальчиком – ни одной слезинки не выкатилось из-под его век, а улыбка, хотя и какая-то судорожная, ни на секунду не покидала его лица.

– Ты хоть поцелуешь маму на прощание? – шутливый тон Лауры не слишком-то вязался с бледным и печальным лицом.

Неловко кивнув, мальчик быстрым шагом подошёл к маме, обнял её и, буквально клюнув в щёку, тут же стремительно отошёл. Давин заметил блеснувшую слезу, но Увилл, вновь отбежав на безопасное расстояние, смотрел куда угодно, но только не на садящуюся в карету мать. Он поклялся, что Лаура не увидит его слёз, – осенило Давина. И теперь он делает всё возможное, чтобы сдержать клятву.

И лишь когда карета, вздымая пыль, помчалась вон из замка, Давин подошёл к мальчику и, обняв его за плечи, тихонько сказал:

– Теперь уже можно.

Уткнувшись лицом в потёртую кожаную куртку названного отца, Увилл зарыдал.

Глава 4. Наследник

С появлением Увилла замок Олтендейлов зажил новой жизнью. Он уже много-много лет не слыхал детских голосов – с тех самых пор, как сам Давин и две его сестры были детьми. И теперь он словно проснулся. Даже лица слуг, казалось, лучились каким-то теплом. Что уж говорить о хозяевах – для них наступили благословенные времена.

Первые дни Увилл, естественно, заметно грустил, хотя изо всех сил старался не показывать этого. Но грусть прошла – мальчик истосковался по отцу, и теперь с радостью нашёл его в Давине. Кара, хотя и не могла заменить ему мать, окружила его истинно материнской заботой и любовью. Она и не претендовала на то, чтобы он считал её мамой, но её собственные нерастраченные материнские инстинкты превращали её в настоящую наседку.

Давин тоже целиком погрузился в заботы о мальчике. Особенно поначалу, когда Увилл тосковал по матери, он старался постоянно искать для него интересные занятия. Они много гуляли в окрестностях Танна – городишко стоял неподалёку от границы Симмерских болот, и местность здесь отличалась от лесистых окрестностей Колиона. Тут хватало и лесов, и рощ, но было много лугов, которые убегали к влажным редколесьям преддверий болот.

В этих пейзажах порою было что-то пугающее – особенно в сумерках, когда иные чахловатые отдельно стоящие деревца превращались в ночных духов и чудовищ, а со стороны болот доносились таинственные и жутковатые звуки. А ещё под вечер или утром землю часто накрывали густые туманы, превращавшие мир в настоящее царство зыбких теней.

Увиллу очень нравились эти места. Он говорил, что тут гораздо интереснее, чем жить среди мрачного леса. Несмотря на юный возраст, он уже хорошо держался в седле, так что они с Давином частенько уезжали на несколько миль к северу, чтобы побродить по болотистым лугам.

Также немало времени названные отец и сын посвящали военному ремеслу. Давин был неплохим стрелком из лука, и они с Увиллом ежедневно тренировались на специально отведённой для этих целей площадке. Там стояли соломенные чучела, и Давин обучал мальчика премудростям обращения с луком – начиная с того, как нужно ухаживать за своим оружием, и заканчивая оценкой направления и силы ветра.

Конечно, шестилетнему мальчишке боевой лук был не по силам, поэтому специально для него изготовили маленькое, но вполне функциональное оружие. Увилл обожал стрельбу из лука. И у него было одно качество, которое Давин очень ценил. Мальчик пока ещё нечасто попадал в мишень даже с дюжины шагов, но, несмотря на возраст, он не устраивал истерик по этому поводу, не обвинял во всём лук или стрелы, не отбрасывал оружие с криком и не дулся. Его злили промахи, но это была хорошая злость, которая лишь подзадоривала упрямого мальчишку.

Но куда лучше Давин обращался с мечом, и этому искусству он хотел обучить Увилла в первую очередь. Снова специально для мальчика был сделан деревянный меч, утяжелённый металлическими частями. Давин с наслаждением проводил целые часы, обучая Увилла стойкам и ударам. Его жизнь словно наполнилась теперь новым смыслом, и он был счастлив как никогда.

В общем, уже через какие-нибудь пару недель Давин души не чаял в своём воспитаннике. Он действительно любил его как родного сына и готов был на всё, лишь бы сделать его хоть чуточку счастливее. Надо сказать, что и Увилл отвечал полной взаимностью, радуясь внезапному обретению отца.

Счастье, которое нежданно обрёл Давин, долгое время не позволяло ему увидеть скрытую печаль на лице жены. Она безумно любила Увилла, но всё же её уголки рта слегка опускались, когда она глядела на то, как муж возится с ним. По утрам её и без того опухшее лицо всё чаще носило следы недавних слёз, а из груди то и дело украдкой вырывались вздохи. Однако же прошло несколько недель, пока витавший в облаках Давин что-то заметил.

Они сидели за столом, заканчивая второй завтрак. Увилл, как и все дети, не слишком-то любящий есть, обычно лишь завтракал и ужинал, так что остальные трапезы супруги делили лишь друг с другом. Давин, в общем-то, тоже был неприхотлив в еде и мог бы, подобно Увиллу, довольствоваться лишь двумя плотными приёмами пищи, но для Кары эти минуты, кажется, были очень важны, так что он старался не пропускать ни второй завтрак, ни обед, ни полдник.

– Ты нездорова, белочка? – глядя на болезненную бледность и потухшие глаза жены, спросил Давин. Ещё со времён их помолвки он нежно называл её «белочкой», конечно же не на людях. С тех пор страсть давно уж прошла, но он продолжал это делать, зная, что Каре это приятно.

– Что-то голова болит с утра, – потирая виски, ответила та.

– Ты отчего-то грустна в последнее время, – словно только что осознав этот факт, вновь заговорил Давин, вглядываясь в супругу. – Что произошло?

– Тебе показалось, дорогой, – возразила Кара, но Давин заметил, как уголки её губ вновь скорбно опустились. – Всё хорошо.

Кара была не слишком хороша собой, особенно теперь, спустя более чем шесть лет их брака. Она была невысокой и очень грузной женщиной, причём это была не здоровая пышущая полнота. Рыхлое тело с нездоровой кожей, редеющие жёсткие волосы, множество прыщиков по всему телу. Давин давно уже не любил её как женщину, если вообще когда-то такая любовь была. Но за шесть лет Кара стала для него хорошим другом. Он бесконечно уважал её и относился к ней с большой теплотой. И меньше всего ему хотелось, чтобы она грустила.

Именно поэтому он сейчас не довольствовался её отговорками, поскольку видел, что его жена страдает.

– Ну же, белочка, расскажи мне, – мягко, но настойчиво попросил он. – Тебя что-то мучит, и я должен знать – что именно.

Несмотря на хроническую болезнь, не только изуродовавшую её, но и доставлявшую физические страдания, Кара обычно бывала весёлой и жизнерадостной. Но сейчас эта странная тоска буквально сочилась из неё, так что Давин в душе обругал себя последними словами за то, что не заметил этого раньше. Только сейчас он увидел, насколько тяжело этой женщине, которую он привык видеть улыбающейся несмотря ни на что.

И вот Кара внезапно уткнула лицо в ладони и разрыдалась. До сих пор она плакала считанное число раз, так что каждый такой случай производил на Давина неизгладимое впечатление.

– Что случилось? – утешитель из Давина был неважный, поэтому он лишь неловко поднялся и, подойдя к жене сзади, обнял за плечи.

– Всё в порядке, Давин, я просто устала, – сквозь рыдания отвечала Кара.

Но всё же было похоже, что предел её терпения был достигнут, и она уже не могла держать в себе те мысли, что снедали её всё последнее время. Поэтому крик души всё же прорвался наружу спустя всего несколько мгновений.

– Как бы я хотела умереть… – прорыдала она. – Чтобы не мешать тебе жить…

– Что ты такое говоришь, белочка? – вскричал Давин, ещё сильнее сжимая её в объятиях и целуя в заметно поредевшие волосы. – Разве ты мне мешаешь жить? Да без тебя я бы давно уже пропал!

– Думаешь, я не вижу, как ты смотришь на Увилла? – в этом голосе не было ни злости, ни обвинения. Лишь горе и самобичевание. – Каждый день ты смотришь на него и думаешь о том, что у тебя нет сына!

– Это не так! – тон Давина был абсолютно искренним, хотя, конечно, в этом Кара была права. – Да и что за беда – мы ещё так молоды! Уверен, что у нас будет не один, а сразу несколько сыновей и дочурок!

– Я никогда не рожу тебе ребёнка, Давин… Я больна… Мы столько пытались – и никакого результата! Если бы я умерла, ты мог бы спокойно жениться на ком-то, кто сможет дать тебе наследника! Может быть даже и на Лауре…

– У нас будет ребёнок, слышишь! – шептал Давин, поглаживая голову жены. – Выброси эти глупые мысли из головы, белочка! Я не хочу больше об этом слышать никогда!

– Но это правда! – не обращая внимания на последние слова мужа, продолжала Кара. – Я сковываю тебя, Давин! Я мешаю тебе жить! Ах, если бы я умерла!

– Прекрати! – уже резче одёрнул он её. – Ты говоришь ерунду! Перестань немедленно, слышишь!

– Прости меня, Давин! – Кара схватила его руки и начала исступлённо целовать их, пока он их не отдёрнул. – Прости, что не родила тебе сына! Ты подожди, я больна, я скоро умру! Потерпи ещё немного!..

– Довольно с меня этого! – разрываясь между злостью и жалостью, воскликнул Давин и стремительно выскочил из столовой.

В тот день он старательно избегал оставаться наедине с Карой, поэтому увидел её лишь во время ужина, когда за столом был ещё и Увилл. Она была бледна и расстроена, но не решилась продолжать разговор. Ужин прошёл в тяжёлом молчании – обычно Кара интересовалась у Увилла, как он провёл свой день, но на сей раз она молчала. Сам же Увилл, как и все шестилетние мальчики, был достаточно эгоистичен, чтобы ничего не заметить. Он быстро проглотил содержимое тарелки и сбежал – до темноты оставалось ещё около часа, так что вполне можно было успеть позаниматься множеством мальчишечьих дел.

***

– Я должна кое-что сказать тебе, Давин.

Кара возобновила разговор спустя три или четыре дня, в течение которых Давин надеялся, что до него дело не дойдёт. Супруга в последние день или два заметно повеселела, словно с её души упал огромный камень. Давин не пытался анализировать, с чем связаны подобные изменения, но очень хотел верить, что всё позади. У него до сих пор кошки скребли на душе, но сам он не мог отыскать в себе смелости, чтобы поговорить с женой.

– Мы с Увиллом сегодня думали прокатиться до Ганских болот, – быстро ответил он. – Лошадей уже оседлали, поэтому я…

– Мы можем поговорить, когда ты вернёшься, – не сдавалась Кара.

– Хорошо, говори сейчас, – тяжело вздохнул Давин, решив, что лучше уж разделаться с этим поскорее, тем более что позже разговор рисковал затянуться надолго.

– Сначала я попрошу тебя выслушать меня спокойно и не возражать сходу, – предупредила Кара. – Я долго думала над этим, и это – не какая-то блажь. Пожалуйста, отнесись серьёзно к тому, что я буду говорить.

– Начало многообещающее, – нервно усмехнулся Давин. – Что ж, ладно. Обещаю молчать, пока ты не позволишь говорить.

– Тебе нужен наследник, Давин, – стараясь говорить спокойно, начала Кара. – Это совершенно понятно, и я это вижу. Более того, пусть ты ещё не стар, но всё же сын нужен тебе как можно скорее, ведь Торвин тоже не был старым. Кроме того, твой сын должен быть достаточно взрослым, когда тебя не станет, чтобы его не постигла участь Увилла.

Давин нервно барабанил пальцами по столешнице. Он не понимал пока до конца, куда клонит Кара, но чувствовал, что разговор будет неприятным. Его так и подмывало что-то сказать, но он помалкивал, памятуя о данном обещании.

– Я знаю наверняка, что моё лоно неспособно понести дитя, – продолжала меж тем Кара. – Но я не должна стать той, из-за которой прервётся род Олтендейлов! В конце концов, совершенно неважно, кто выносит твоего наследника!

– Что ты имеешь в виду? – вмиг забыв о своём обещании, изумлённо воскликнул Давин.

– Мы подыщем молодую и здоровую девушку из прислуги, и она понесёт от тебя. А когда ребёнок родится, я стану ему лучшей матерью на свете!

– Ты сошла с ума? – вскричал Давин. – Ты понимаешь, что говоришь?

– Я думала об этом несколько дней, поэтому отлично понимаю, о чём говорю! – отрезала Кара. – Тебе нужен сын, и это совершенно очевидно. Рано или поздно этот вопрос станет критическим, и тогда даже такой тугодум как ты додумается до этого. Так лучше уж мы оба избежим неловкостей, когда ты станешь прятать от меня своего ребёнка. Никто и никогда не узнает о подлоге – все будут считать ребёнка нашим. Он будет таким же Олтендейлом, как если бы его родила я.

– Это безумие! – помотал головой Давин, вставая. – Ты ведь возненавидишь этого ребёнка!

– Я буду благословлять его каждую секунду! – возразила Кара. – Он станет спасением для нас обоих, поверь!

– Мне пора! – резко бросил Давин, бросаясь к двери, будто к спасению. – Увилл уже заждался меня!

Кара продолжала глядеть на захлопнувшуюся дверь. Её лицо выражало сложнейшую гамму чувств – от боли до надежды. Она знала мужа лучше, чем он знал сам себя, поэтому верила, что всё будет именно так, как хочет она.

***

Прошло несколько не слишком-то приятных для Давина дней. Он никак не мог отделаться от мыслей, порождённых словами Кары, и чем дальше, тем больше понимал, что это, вполне возможно, едва ли не единственный выход из положения. Он презирал и ненавидел себя за это, но осознавал, что не может отыскать иного выхода из сложившегося положения.

Проницательная Кара дала мужу почти неделю – наверное, не случайно она называла его тугодумом и понимала, что ему требуется много времени даже не для того, чтобы принять решение, а хотя бы подойти к нему на расстояние продолжения диалога. Также она понимала и то, что сама должна стать инициатором дальнейшего разговора, потому что Давин, даже будучи окончательно уверенным в её правоте, никогда не заговорит об этом первым.

– Знаешь ли ты Нару, нашу служанку? – начала она разговор за обедом.

– Нару? – озадаченно спросил Давин.

– Да, Нару. Она помогает на кухне. Ты мог видеть её во внутреннем дворе – она частенько ловит куриц для кухни, а ещё каждый день кормит птицу. Очень миленькая, высокая, стройная. Ей семнадцать. И волосы у неё… – Кара пощёлкала пальцами, будто пытаясь подобрать слова. – Ну такие, знаешь… Прямо как у Лауры.

Давин пристально поглядел на жену и почувствовал, как щёки его наливаются кровью. Он уже понял, к чему весь этот разговор, а теперь вот почувствовал двойную неловкость. Неужели Кара думает, что он неравнодушен к Лауре? Она, конечно, весьма хороша собой и обаятельна, но… Все эти годы Давин запрещал себе думать о ней в таком ключе, и у него это неплохо получалось.

– Не знаю… Может быть… Возможно… – пролепетал он, ещё больше смущаясь от осознания того, как глупо он сейчас выглядит.

– Так вот, я хочу поставить тебя в известность, что со вчерашнего дня я сделала её нашей горничной. Теперь она будет отвечать за уборку в наших спальнях. Надеюсь, ты не против?

– Ты – хозяйка… – пожал плечами Давин, с преувеличенным усердием ковыряясь ложкой в своей миске.

– Что ж, хорошо, – кивнула Кара. – Уверена, ты останешься доволен её работой.

Давин не нашёлся, что на это ответить.

***

Через два дня состоялся очередной абсурдный разговор.

– Давин, я надеялась, что ты окажешься достаточно умным, чтобы понять всё самостоятельно! – с лёгким раздражением заговорила Кара. – Я надеялась, что ты будешь достаточно чуток ко мне для того, чтобы не заставлять говорить то, что я вынуждена буду сказать сейчас! Я разговаривала с Нарой, и она сообщила, что ты до сих пор не уделил ей должного внимания.

– Но, белочка… – смешался Давин. – Я не хочу делать тебе больно…

– И не сделаешь! – заверила Кара, хотя внимательный наблюдатель без труда разглядел бы потаённую боль в её глазах. – Она – простая служанка. Думаешь, меня может ранить, если ты пару раз облапаешь служанку? Уверена, что время от времени этим грешит едва ли не каждый сеньор. Тоже мне – проблема! Делай что хочешь, но лишь надеюсь, что ты будешь достаточно умён для того, чтобы не привязаться к этой девке.

– Кара… – вновь попытался что-то сказать Давин.

– Чем скорее девчонка забеременеет, тем скорее мы забудем об этом! – отрезала женщина. – Так что тебе придётся потрудиться. Она будет приходить к тебе каждую ночь до тех пор, покуда мы не поймём, что всё получилось.

Так оно и вышло. Молоденькая смазливая служанка тайком пробиралась в его постель практически каждую ночь. Иногда, чувствуя себя уставшим, Давин отсылал её сразу же. Но обычно она задерживалась на некоторое время. В это время в спальне не горели свечи и камин, так что лорд с трудом угадывал очертания лица девушки и, вполне возможно, даже не узнал бы её, столкнись они где-нибудь при свете дня. Он не мог не понимать – что бы там ни говорила Кара, но её ранило сложившееся положение вещей, а потому он свято соблюдал её наказ и старался воспринимать девушку (он сознательно не называл её никогда по имени) лишь как некий сосуд для его будущего ребёнка.

Прошло больше двух месяцев, в течение которых Давин добросовестно «трудился» по выражению Кары, до того времени как она, улыбаясь, сообщила, что Нара, похоже, понесла. Это была уже привычная для бедной женщины улыбка, при которой глаза почти всегда оставались печальными. Для Давина это означало, что его «трудам» пришёл конец, чему он был, говоря откровенно, немало рад.

С этого дня Нара исчезла из его жизни. Он понятия не имел – чем она сейчас занимается и где живёт. Он предполагал, что Кара держит её где-то поблизости и, скорее всего, освободила ото всех работ, опасаясь осложнений. Всё это было теперь неважно – главное было дождаться ребёнка. А ещё надеяться, что его несчастная супруга справится со всем этим.

В следующем году, в разгар месяца жаркого⁵ Кара одним ранним утром вызвала мужа к себе. Войдя, он увидел на её руках маленький комочек, завёрнутый в отрезы белоснежной ткани. У него появился ребёнок.

– Ну что, Давин Олтендейл, – проговорила Кара, и он заметил, что глаза её красны, будто она только что плакала. – Теперь у тебя есть дочь.

– Дочь? – опешил тот. До сих пор он почему-то даже ни разу не подумал о подобной возможности.

Волна разочарования накрыла лорда. Однако, подойдя ближе и взглянув на этого сморщенного и взъерошенного человечка с какой-то странной коричневато-фиолетовой кожей, он вдруг ощутил тепло и счастье. Это был его ребёнок!

В тот же день было официально объявлено, что госпожа Кара Олтендейл успешно разрешилась от бремени. Три дня весь Танн, не говоря уж о замке сеньора, шумно отмечал эту нежданную радость. А на двенадцатый день девочку торжественно внесли в храм Арионна для обряда наречения⁶. Нарекателем, по просьбе Давина, стал не кто иной как Увилл.

Счастливые родители не раздумывали с именем. Стоя перед жрецом Арионна, держащим ребёнка, Увилл произнёс ритуальную фразу: «Да будет Белый Арионн знать это дитя под именем Солейн!». Это имя для девочки придумала сама Кара, и означало оно «Лучик».

Глава 5. Накануне свадьбы

Давин души не чаял в дочери. Он даже не предполагал, что можно кого-то так любить – беззаветно, неистово, едва ли не до слёз. И особенно радовало его то, что Кара, похоже, тоже от всей души полюбила малышку. Вначале ему показалось, что она относилась к приёмной дочери довольно холодно, хотя и пыталась тщательно скрывать это. Но всё же доброе сердце его супруги, истосковавшееся по детям, не могло долго держать оборону. Всего через несколько дней после «родов» её уже было не оторвать от Солейн. Кара выпускала девочку из рук практически лишь для того, чтобы её покормили.

Кормилицей для Солейн Кара выбрала, конечно же, не Нару. Истинная мать новой наследницы Олтендейлов исчезла. Она больше не появлялась в спальне Давина, чему тот был очень рад, но и на птичьем дворе теперь орудовал вместо неё парнишка лет двенадцати. Конечно же, Давин ни на секунду не подозревал, что с девушкой случилась какая-либо беда – Кара была не таким человеком, чтобы поступить подобным образом. Возможно, Нару отослали на какую-нибудь ферму.

Впрочем, уже через несколько дней после рождения Солейн Кара обмолвилась о том, что основная их цель по-прежнему не достигнута. Действительно, хотя передача ленного права женщине не противоречила Кодексу, и такие случаи иногда действительно случались, всё же иметь наследником сына было куда предпочтительнее по многим причинам.

Одной из таких причин, и одной из самых существенных было то, что в сложившемся патриархате отношение вассалов к правительнице-женщине не всегда носило необходимую долю уважения. Чаще всего перед такой правительницей возникали лишь два возможных пути – либо превратиться, по сути, в мужчину, либо выйти замуж и обрести защитника в лице супруга.

Но так или иначе, а пока Давин решительно отверг даже саму мысль о том, чтобы вновь обзавестись согревательницей постели вроде Нары и попытаться зачать сына. Признаться, он сам иногда не верил в подобное – их интимная жизнь с Карой явно не била ключом и потому, казалось бы, всё его изголодавшееся мужское естество должно было бы стремиться к продолжению этого праздника сладострастия. Но те уважение и искренняя дружба, что он питал к жене, неожиданно сводили на нет всё удовольствие от данной ситуации.

Кара была права – во все времена лорды не гнушались пользоваться своей властью по отношению к служанкам и простолюдинкам своего домена. Более того, это, по сути, не считалось изменой, и некоторые из них даже не думали скрывать свои похождения от жён. Вот только Давин был из иного теста, и за все годы брака он ни разу не спал с кем-то кроме жены. До недавнего времени, разумеется…

Но сейчас пока вполне можно было остановиться и сосредоточиться на Солейн. Давин должен был сделать всё возможное, чтобы девочка пережила первые, самые опасные годы своей жизни. Именно в этот момент он вдруг начал бояться всего – возможных войн в центральных доменах, внезапных эпидемий синивицы, алой лихорадки, которая всегда дремала где-нибудь неподалёку… Он боялся неловкости прислуги, что может уронить Солейн, боялся, что та может подавиться едой… Впервые в жизни он осознал опасность пожара в замке, который хотя и был выстроен из камня, но все перекрытия и весь интерьер были деревянными.

Давин посмеивался над этой внезапной паранойей, но перестать бояться не мог. Ему казалось, что если с дочерью что-то случится – он этого уже не переживёт.

Ещё одним безусловным поклонником Солейн стал и Увилл. Он совершенно не ревновал, хотя теперь ему доставалось явно меньше любви и заботы, нежели прежде. Но он буквально обожал свою наречённую⁷ и теперь гораздо больше времени проводил в спальне Кары, возясь с новорождённой, нежели на стрельбище или за городом.

Однако же рождение Солейн стало не единственным событием этого лета, заставившим говорить о себе. Незадолго до этого, где-то в начале лета Давин получил помпезный пакет, в котором оказалось письмо, написанное на дорогой надушенной бумаге. Письмо это было от Даффа и содержало всего несколько строк, извещавших получателя (в данном случае – Давина) о том, что вышеозначенный лорд Дафф Савалан официально обручился с госпожой Лаурой Тионит, и что оба счастливых возлюбленных ожидают видеть получателя (в данном случае – Давина) в числе своих гостей на свадьбе, которая состоится в первый день осени.

То, что Дафф сообщил ему о свадьбе вот так официально и сухо, подчёркивало то, что бывшему тройственному дружескому союзу пришёл конец. Впрочем, Давина это не слишком-то огорчало – он и сам не испытывал к коварному юнцу былых дружеских чувств.

Лаура, которая за минувший год приезжала в Танн всего два или три раза, появилась вскоре после получения Давином известия о помолвке и предстоящей свадьбе. Это было примерно за три-четыре недели до рождения Солейн, потому Кара была вынуждена обманывать свою подругу. Впрочем, она и без того имела столь обширный живот, что его почти не пришлось искусственно увеличивать, чтобы имитировать беременность.

Лаура рассказала о том, что не так давно к ней нагрянул Дафф. На сей раз он не был столь резок и откровенен как в прошлый визит. Поскольку Лаура уже давно дала ему своё письменное согласие на этот брак, он вновь нырнул в привычный ему костюм легкомысленного гуляки.

Трудно было определить истинное отношение Лауры к своему суженому. Будучи умной женщиной, она всячески старалась преодолеть страх и неприязнь, понимая, что в будущем они могут создать ей немало проблем. Да и Дафф, когда нужно, умел быть необычайно очаровательным. Так что сейчас, приехав в Танн, Лаура выглядела если и не счастливой, то уж точно не несчастной. Впрочем, Давин не был большим знатоком женских сердец, так что, быть может, он просто не смотрел достаточно глубоко.

– Ты, похоже, смирилась с предстоящей свадьбой? – спросил он, когда они с Лаурой остались наедине.

– А что мне оставалось? – меланхолично пожала плечами та. – Ты и сам знаешь, что другого выхода всё равно не было. Думаю, Дафф станет не худшей партией для меня. Куда лучше, чем старый лорд Ковинит, который, по слухам, тоже собирался свататься ко мне.

– Да, полагаю, что все старые холостяки и вдовцы со всех доменов налетели бы на тебя как вороньё, – с лёгкой горечью усмехнулся Давин.

– Двадцатипятилетняя вдова – лакомый кусок, – в тон ему хмыкнула Лаура.

– Тем более такая как ты, – добавил Давин и тут же смутился, поняв, что сболтнул лишнего.

– Так Кара скоро родит? – поспешила перевести тему Лаура.

– Повитуха говорит, что осталось около четырёх недель, – кивнул Давин.

– Сможет ли она приехать на свадьбу?..

– О, уверяю тебя, к тому времени она вполне оправится от родов! – заверил её Давин, чувствуя раздражение и стыд от того, что приходится врать Лауре. Но он скорее бы умер, чем рассказал ей тайну своей ещё нерождённой дочери, которая всю жизнь будет жечь его будто клеймо.

– Увилл точно не обременяет вас?

– Нисколько! – не кривя душой, ответил Давин. – Парень он необычайно толковый, с ним не соскучишься! Я полюбил его, точно родного сына. Ну а ты всё же решила забрать его в Колион?

– Вообще-то… – замялась Лаура. – Я даже не знаю…

– Если ты думаешь, что ему лучше остаться здесь, мы с Карой будем просто счастливы! Да и Увиллу здесь, похоже, очень нравится.

– Я не думаю, что Дафф причинит ему какой-либо вред… – пролепетала Лаура. – Просто…

– Просто они могут не сойтись характерами, – помог ей Давин. – Увилл растёт ершистым и прямолинейным. И ему, похоже, совсем не нравится Дафф и то, как он поступил. Лучше будет, если парень чуть подрастёт и научится держать язык за зубами, прежде чем вернётся домой.

– Если вас это не слишком стеснит…

– Напротив, мы с Карой были бы безутешны, если бы ты увезла его с собой! – горячо заверил её Давин. – На этот счёт можешь не переживать. И… Я поговорю с ним, чтобы он держал себя в руках во время свадьбы, хотя не обещаю, что он послушается. И откуда только у парня этот характер? Вы с Торвином оба – такие тихони…

– Боюсь, намается он ещё с этим своим характером, – в улыбке Лауры пополам смешались тревога и гордость.

– Он вырастет отличным воином и великим правителем! – с абсолютной уверенностью в голосе объявил Давин. – Вот увидишь!

– Тогда я, пожалуй, пойду и проведу с ним время, пока он ещё просто мой сын, – усмехнулась Лаура. – Я уеду через пару дней, и хочу побольше времени побыть с ним.

– Отличная идея, – с улыбкой кивнул Давин.

***

– Ты хорошо понял меня, Увилл? – в десятый уже, наверное, раз переспросил Давин.

– Я всё понял, отец, – с лёгким налётом раздражения ответил мальчик.

Они уже подъезжали к Колиону – впереди оставалось около часа пути. Вокруг были древние леса, так хорошо знакомые Увиллу и такие непривычные для Давина. Оба ехали верхами, оставив вместительную карету в полное распоряжение госпожи Олтендейл. Следом за каретой, вынужденно глотая вздымаемую ею неприбитую дождями пыль, двигались около трёх десятков человек. Шестеро из них – наиболее знатные и богатые дворяне домена Танна – составляли непосредственную свиту Давина и должны были участвовать в свадебных гуляниях. Остальные, главным образом, ехали в качестве телохранителей, хотя, конечно, и на их долю должно было перепасть достаточное количество пива и мяса.

Кара всю дорогу заметно нервничала оттого, что была вынуждена надолго оставить малышку Солейн. Не иди речь о Лауре – она, вероятнее всего, вообще осталась бы дома.

Лорд Олтендейл и лорд Тионит (чей сеньорат над доменом Колиона, впрочем, теперь находился под большим вопросом) весь путь проделали верхом. Для семилетнего мальчика это не было большой проблемой – он уже сейчас выглядел старше своих лет и был неплохо развит физически.

Минувший год здорово сблизил обоих – Увилл безо всякой запинки называл Давина отцом, и это были не пустые слова. Оба они чувствовали эту родственную связь, выстроенную на взаимном уважении и искренней привязанности. И сейчас лорд Олтендейл говорил строго и непререкаемо, как мог бы говорить Торвин, будь он жив, а Увилл внимал его словам с сыновьими смиренностью и почтением.

– Значит, я могу ожидать, что ты не станешь вести себя, будто глупый мальчишка? – между тем уточнил Давин.

– Я… постараюсь, отец, – невольно опустив лицо, ответил Увилл.

– А лучше бы тебе и вовсе держать рот закрытым, – чуть подумав, прибавил Давин. – И открывать его только затем, чтобы поздравить свою маму и своего отчима со столь значимым событием.

Мальчик сморщился так, словно только что проглотил огромного овода, но промолчал. Давин понимал, что при всей своей серьёзности Увилл – всего лишь семилетний мальчик, поэтому не ждал больших чудес. Более того, он, ставя себя на его место, поражался даже уже тому внешнему спокойствию, с каким он ехал сейчас в свой родной город, править которым ему было уготовано его происхождением, и который теперь должен был узурпировать другой. И не только город, но ещё и его собственную мать… Будь сейчас Давин на месте Увилла, он закатывал бы одну истерику за другой… И был бы прав, потому что он, в конце концов, всего лишь семилетний ребёнок!

И поэтому Давин в очередной раз благословлял богов за то, что ниспослали Увиллу этот не по-детски твёрдый характер, а также не переставал поражаться ему.

– Но ведь когда я вырасту, – внезапно заговорил Увилл. – Ты же не запретишь мне вернуться, чтобы потребовать у Даффа назад земли моего отца?

– Когда ты подрастёшь, у меня не будет права на это, – медленно, обдумывая слова, произнёс Давин. – И я клянусь тебе, что окажу тогда тебе всяческую помощь.

– Хорошо, – серьёзно кивнул Увилл и вновь замолчал.

Давин украдкой поглядел на мальчика – иной раз ему казалось, что здесь задействована какая-то чудовищная магия, пленившая мудрого и опытного мужа в теле ребёнка. Он и сам когда-то был ребёнком, и видел некоторое количество других детей, но никто из них не походил на Увилла Тионита.

***

Давин всю дорогу готовился к встрече с Даффом. Он ожидал очередной порции паясничания и колкостей, или же преувеличенной дурашливости, поэтому был несколько сбит с толку, когда лорд Савалан спокойно и доброжелательно вышел им навстречу и поклонился, сопровождая поклон вежливой и преисполненной достоинства улыбкой.

– Приветствую, старый друг! – в голосе его не было той ядовитой злобы, какой он сочился при их последней встрече. – Приветствую и вас, лорд Тионит! Надеюсь, дорога благоприятствовала вам?

Давин, много времени потративший на планирование своего поведения при общении с «Даффом-засранцем», невольно смешался. Используй он сейчас тот тон и те слова, коими собирался наградить былого друга, это неизбежно выставило бы его в смешном свете. Поэтому волей-неволей он был вынужден выдерживать тот же благожелательный и вежливый тон, предложенный новоиспечённым хозяином Колиона.

– Приветствую тебя, Дафф, – спешившись и бросив поводья, он, было, поклонился, но Савалан шагнул вперёд и протянул руку, так что пришлось ответить на это рукопожатие. – Спасибо, дорога была вполне сносной.

– Увилл, – совершенно серьёзно Дафф кивнул мальчику, словно признавая равным себе и по происхождению, и по положению. – Я рад, что вы приехали. Ваша мама будет необычайно счастлива видеть вас.

Несмотря на недавно данные обещания, Увилл в ответ лишь нервно кивнул и, спрыгнув с коня, быстро направился ко входу в замок.

– Мне предстоит ещё научиться быть отцом для этого парня, – усмехнулся Дафф, глядя ему вслед. – А тебя, как я слышал, можно поздравить с рождением дочери?

– Да, спасибо, – кивнул Давин, чувствуя себя довольно глупо.

– Пройдём в дом? – предложил Дафф. – Прислуга сейчас расположит твоих людей. Твоё счастье, что ты живёшь не так далеко – скоро этот замок будет похож на пчелиный улей, и, боюсь, что будет идти борьба даже за кучи соломы в конюшнях. Но твои люди получат отличные комнаты, хотя, боюсь, им придётся немного потесниться.

– Ничего, некоторые из них смогут ночевать в городе.

– Вот ещё! – отмахнулся Дафф. – Твои люди не будут ночевать в городе! Для этого есть деревенщины вроде Болда Ковинита! Ты слыхал – он собирался свататься к Лауре!

– Слыхал, – коротко кивнул Давин, следуя за широко шагающим хозяином.

– Ты прости, здесь сейчас шумновато, – извинился Дафф, войдя в большой дом, в котором Давину приходилось бывать и раньше, когда он гостил у Торвина. – Сам понимаешь – до свадьбы осталось всего несколько дней, скоро здесь будет полно гостей… Слуги носятся тут сейчас и днём, и ночью. Давай зайдём в мой кабинет. Туда я запретил соваться челяди под страхом порки.

– У тебя уже есть здесь свой кабинет, – вполголоса хмыкнул Давин.

– Ну, если хочешь, называй его кабинетом Торвина, – пожал плечами Дафф. – Главное, что там ты сможешь высказать мне всё, что захочешь, в относительной тишине и покое. Я велю подать туда пива.

– Надеюсь, ты не ломаешь сейчас очередную комедию? – хмуро спросил Давин, усаживаясь в кресло неподалёку от незажжённого камина.

– Я серьёзен как покойник при погребении! – заверил Савалан, впрочем, сама подобная метафора скорее подходила для того, прежнего Даффа, от которого Дафф-нынешний вроде как открестился. – И хотел бы попросить прощения за тот инцидент при твоём прошлом визите. Пожалуй, мне не стоило водить тебя за нос и нужно было сразу прийти и поговорить серьёзно.

– Будем считать, что извинения приняты, – сухо кивнул Давин. – Значит, ты всё же не передумал насчёт женитьбы…

– А с чего бы мне это сделать? – делано удивился Дафф. – Прости, но твоих зыркающих очей и грозного голоса для этого маловато. И дело не только в домене Колиона, Давин. Мне всегда нравилась Лаура. Я наверняка знаю, что и тебе тоже, хоть ты и начнёшь отнекиваться. И не стоит дуться на меня из-за того, что в итоге она достанется мне, а не тебе.

– Так дело лишь в Лауре? – Давин, подавив вспышку ярости, постарался увести разговор в сторону. – Что ж – ты вот-вот получишь её. Возьми её в жёны и отправляйтесь в Латион.

– Я же сказал, что дело не только в домене, а это означает, что и в нём тоже, – усмехнулся Дафф. – Мне нужен Колион, поскольку впереди у меня весьма обширные планы.

– Интересно было бы послушать, – усмехнулся Давин.

Подали холодное пиво, и лорд Олтендейл не устоял перед искушением. Конечно, очень хотелось быть сейчас холодным и надменным, но, признаться, ещё больше ему хотелось пить после жаркой пыльной дороги. Несмотря на самый конец лета, днём солнце всё ещё пекло очень сильно, а дождей не было уже больше двух недель. Поэтому Давин всё же взял одну из кружек и сделал долгий глоток.

– С удовольствием расскажу, – подхватывая другую кружку, охотно отозвался Дафф. – Тем более, что видеть тебя в качестве своего союзника было бы для меня куда приятнее, чем в качестве врага. Дело в том, что я вижу возможности к усилению собственного влияния на Стол. Знал ли ты, что недавно у нас появилась ещё одна весьма интересная вдовушка?

– Ты имеешь в виду Санду Дебелли?

– Кого же ещё? Что за идиот был этот Болди! Сломать шею при падении с лошади – есть ли более нелепый способ умереть? Если только, конечно, ему не помог в этом какой-нибудь доброхот…

Давин слышал эту новость и слышал, что не все считают смерть лорда Дебелли случайностью. Санда Дебелли была известна своим крутым нравом, и молва, естественно, тут же приписала ей организацию убийства своего недалёкого мужа, бывшего старше её почти на два десятка лет. Давин не имел определённого мнения на сей счёт, предпочитая не лезть в дела, мало его касающиеся.

– И что же? – проигнорировав последний намёк, осведомился Давин. – Уж не надумал ли ты жениться ещё и на ней?

– О нет, сохрани меня боги от этого! – рассмеялся Дафф. – Но у меня есть младший брат Боури. Конечно, он несколько молод для Санды, ну да невелика беда. Если она согласится на помолвку, то домен Тавуа возглавит мой брат, и дом Саваланов будет контролировать в совокупности уже три домена. Неплохо?

– Насколько я знаю, в семье Дебелли мужем была именно Санда, – скептически хмыкнул Давин. – И там тебе придётся иметь дело не с очередной Лаурой – безвольной и беззащитной. Санда держит домен железной рукой. Её вассалы ни за что не пойдут против неё. Не говоря уж о том, что, попробуй ты ей угрожать, получишь неминуемые проблемы с Варсом. Лорд Корти не допустит, чтобы кто-то угрожал его дочери.

– Признаться, я думал точно так же, – театрально вздохнул Дафф. – Но ведь попытка – не пытка, не так ли? В крайнем случае, у Шорда Аварана, лорда домена Рогона, как и у тебя не народилось сыновей. Я слыхал, у него две очаровательные дочурки, одна из которых, вполне вероятно, наследует домен. Полагаю, она станет неплохой пассией для моего Боури. И вот тебе совет, дружище – обязательно заполучи себе сына, а не то через какое-то время найдётся хлыщ, который умыкнёт у тебя не только дочку, но и земли.

– Приму к сведению, – ворчливо буркнул Давин.

Всё-таки Дафф никак не мог избавиться окончательно от своей скоморошьей маски. Впрочем, любая маска со временем так прирастает к коже, что полностью снять её уже не получится. Так или иначе, но этот легкомысленный и насмешливый тон уже порядком действовал на нервы.

– И раз уж мы об этом заговорили, – Дафф, словно услыхав его мысли, вдруг сделался серьёзным. – Я бы хотел спросить – ты собираешься оставить Увилла здесь?

– Увилл – лорд домена, – надеясь побольнее уколоть этого балабола, ответил Давин. – Полагаю, он сам в состоянии решить это.

– Послушай, Давин, – горячо заговорил Дафф, но в его голосе не слышалось ни угрозы, ни злобы. – Ты же должен понимать, что Увиллу не стать лордом домена. Как только мы с Лаурой обвенчаемся, я сделаю всё, чтобы у меня как можно скорее родился сын. Ты прекрасно знаешь сам, что в этом случае именно он наследует эти земли – это соответствует духу Кодекса и нашим обычаям. Зачем Увиллу быть здесь, мучая себя и Лауру? Пойми меня правильно – я пальцем не трону мальчишку, но… Он будет здесь лишним. Забери его с собой, Давин! У тебя нет сына – объяви его своим сыном и наследником! Это решит множество проблем и для тебя, и для него! Так будет лучше, и ты сам это знаешь!

– Ты совсем не знаешь этого парня, Дафф, – ухмыльнувшись какой-то волчьей ухмылкой, ответил Давин. – Я могу увезти его в Танн, но однажды он всё равно вернётся, чтобы забрать то, что принадлежит ему по праву. Иного не будет, уж ты мне поверь! Его характер Асс выковал из своего старого меча. И в один прекрасный день ты горько пожалеешь о том миге, когда у тебя в голове родилась идея прибрать к рукам Колион!

– Ещё немного, и ты, пожалуй, меня напугаешь! – мгновенно возвращая себе привычный дурашливый тон, рассмеялся Дафф. – Что же ты мне посоветуешь – прикончить мальца, чтобы решить проблему? Да шучу я! – воскликнул он, видя, как побагровел Давин. – Пойми, дружище, не любому молодому деревцу в лесу, каким бы сильным и упрямым оно ни было, суждено стать могучим дубом. Большинство захиреют и зачахнут в сени больших деревьев. Мой характер, быть может, выкован и не из старого меча, но не удивлюсь, ежели Асс пожертвовал на него свой лучший кинжал. Увилл полон сюрпризов? Что ж, я тоже! Но покамест он – тонкий уязвимый росток, тогда как я уже – дуб, и не из малых. Поэтому если тебе дорог этот парнишка – забери его с собой!

– Что ж, будем считать, что я тебя услышал, – резко вставая, бросил Давин.

– Полагаю, мы услышали друг друга, – выражение досады, на мгновение пробившееся сквозь шутовскую маску, Дафф скрыть не сумел.

Глава 6. Свадьба

Как и предсказывал Дафф, всего через пару дней большой дом переполнился гостями. Видно, лорд Савалан озаботился заблаговременной рассылкой приглашений, поскольку к последнему дню лета в Колион прибыли все лорды доменов. С полдюжины тех, что были слишком стары и боялись не выдержать столь дальнего путешествия, прислали своих наследников, что пошло лишь на пользу собравшемуся здесь обществу.

Лорды, должно быть, имели очень развитый инстинкт, позволявший им чувствовать потоки политической силы, и потому все они сейчас собрались здесь, почувствовав потенциал новоиспечённого молодожёна. Как мы уже упоминали выше, до недавнего времени Дафф Савалан не воспринимался всерьёз ни во время заседаний Стола, ни в иное другое время. Но то, как ловко он провернул это дело, его неожиданная целеустремлённость, политическая хитрость, умение договариваться – это произвело должное впечатление.

Именно поэтому каждый из прибывших гостей пел дифирамбы новому хозяину Колиона, и даже заносчивые снобы вроде лорда Корти старались проявлять любезность. Дафф сумел удивить всех, и это вызывало восхищение.

Лаура на людях старалась выглядеть счастливой невестой. Гордость не позволяла ей показать свою печаль. Лишь с Давином и Карой она могла позволить себе на время приподнять маску, но ровно настолько, чтобы они не принялись её жалеть. Благородная кровь Лауры протестовала против подобной жалости.

Увилл все предсвадебные дни где-то пропадал и почти не попадался на глаза Давину, но тот не сделал ему по этому поводу ни одного замечания. Как бы то ни было, но сейчас Увилл был прежде всего не его названным сыном, но хозяином на пока ещё своей земле. Он был лордом, и в этом праве являлся ровней самому Давину. Видимо, нечасто он бывал и с мамой, которая, впрочем, была поглощена предсвадебными хлопотами. Будь Увилл обычным мальчиком, Давин, пожалуй, сделал бы ему внушение, но в этом случае он мог лишь принять постоянные отлучки парня как данность.

Давин понимал, насколько мальчику сейчас тяжело. Наверное, ему казалось, что его предали все, включая маму и самого Давина. Как больно, должно быть, было бродить по замку, в котором ты родился и прожил почти всю свою коротенькую жизнь, и который теперь перестал быть твоим, стал чуждым и даже угрожающим. Как больно, должно быть, осознавать себя лордом без домена и без вассалов. Давин понимал всё это, а потому оставил парнишку в покое.

Давин за эти дни сумел пообщаться практически со всеми лордами, включая даже Пилада Диввилиона, с которым до сих пор не мог решить вопрос принадлежности некоторых спорных земель. Впрочем, сейчас оба успешно делали вид, что совершенно позабыли об этом пустяке. Но главное, что Давин смог до конца удостовериться в том, в чём Дафф убеждал его ещё год назад. Похоже, все члены Стола действительно спокойно восприняли сложившуюся ситуацию, а это значит, что в первый день осени Увилл практически официально перестанет быть лордом домена Колиона.

И вот наступил день торжества, которое обещало быть весьма шумным и продолжительным. Сам по себе факт женитьбы лорда уже был вполне значимым событием, но здесь к тому же происходило ещё и своеобразное объединение домов. Надо сказать, что подобные союзы, как это ни странно, были относительной редкостью, хотя, казалось бы, всё должно было быть с точностью до наоборот.

Но лорды редко подбирали своим сыновьям невест из других великих домов. Политической выгоды это особой не приносило – домены, расположенные на территории бывшей Кидуанской империи, были в политическом смысле системой весьма подвижной, и в этой подвижности парадоксальным образом заключалась её стабильность.

Здесь редко возникали продолжительные союзы между домами, поскольку сама феодальная система восставала против таких союзов. Намечающееся чьё-либо доминирование довольно быстро подавлялось, едва лишь начинало представлять собой более или менее реальную угрозу этой самой системе. Поиск сиюминутной выгоды, отказ от долгосрочного стратегического планирования делал политический ландшафт достаточно однородным, и это, как правило, устраивало всех. Каждый лорд был властелином своего маленького мирка, но ему не хватало сил, чтобы подчинить себе остальных.

Таким образом сохранение неких обязательств посредством династического брака в значительной степени нивелировалось. Вчерашние союзники завтра становились соперниками, а послезавтра примыкали к то и дело возникающим и исчезающим небольшим коалициям, которые имели лишь локальное значение и никак не влияли на картину в целом. В подобной ситуации отдать свою дочь замуж за другого лорда иной раз было равнозначно тому, чтобы добровольно сделать её заложницей.

Именно поэтому лорды как правило находили будущую жену для своих сыновей среди дочерей своих ближайших вассалов. Это как раз позволяло укрепить внутреннее единство домена и повысить лояльность своих подчинённых. Также и дочерей знатных домов обычно выдавали замуж за наиболее достойных из вассалов.

В общем, в данном случае свадьба обещала быть пышной и продлиться никак не меньше трёх дней. Латион был богатым доменом, главным образом, благодаря своей столице, что удачно расположилась на берегу Труона и таким образом являлась важным торговым узлом. А это означало, что Савалан может позволить себе солидные траты.

***

Главный храм Арионна в Колионе был явно не рассчитан на такое количество гостей. Было такое столпотворение, что некоторые дамы не выдерживали и падали в обмороки, и без того жутко стеснённые своими корсетами. Внутри было жарко, хотя в иное время здесь обычно царила прохлада даже в разгар лета. Убранство храма было залито светом бесчисленного множества свечей, источавших тонкий аромат.

Лаура была прекрасна в этот день. Несмотря на перенесённые роды, она умудрилась сохранить фигурку юной девушки, и сейчас, когда её лицо было прикрыто тонкой вуалью, ей вполне можно было дать шестнадцать. Надо отдать должное, Дафф тоже выглядел потрясающе. Его костюм сидел так, словно являлся продолжением кожи. При этом волшебники-портные сумели так удачно подобрать крой, что его излишняя худоба выглядела сейчас невероятно эффектно.

Несмотря на вуаль, несколько скрадывающую черты лица невесты, все гости могли видеть её счастливую улыбку. Правда, выражение глаз они всё-таки видеть не могли. Лаура твёрдо произнесла все полагающиеся по церемонии фразы, и священник-арионнит наконец возложил на головы новобрачных по тонкому золотому венцу. С этого момента Лаура Тионит стала госпожой Савалан.

После церемонии избранные гости проследовали в самую большую залу замка, где их ждало угощение, хотя, вполне вероятно, многие из них позавидовали по пути гостям попроще, для которых столы были выставлены прямо во дворе. Больше сотни человек, запертые в помещении в этот тёплый, почти жаркий день, были обречены на духоту. Но выбирать, к сожалению, не приходилось.

Дафф, очевидно, пытался произвести неизгладимое впечатление на знатных гостей. Столы ломились от яств и напитков, и всё это великолепие тонуло в ослепительном свете сотен свечей. Наверное, ему пришлось потратить на это годовой доход от домена, а то и больше, потому что иначе невозможно было объяснить всего этого изобилия.

На столах кроме обычной для этих мест оленины и кабанятины можно было увидеть и южные фрукты, и гигантских рыбин из Серого моря, и великолепных моллюсков из Залива Дракона. Не было тут недостатка и в винах из юго-западных доменов, а также из Саррассы и Пунта. Возле каждой серебряной тарелки лежал отдельный нож, ложка и даже вилка, при том, что добрая половина гостей не умела с нею обращаться. И всё это было сделано из серебра. И на каждом предмете было вытиснено кольцо, сделанное из звеньев цепи – фамильный герб Саваланов.

Впечатлённые гости отдали честь угощениям, не забывая славить гостеприимных хозяев. Распорядитель пира то и дело прерывал чавкающее общество, дабы предоставить слово тому или иному дорогому гостю. Однако, несмотря на то что застолье продолжалось несколько часов, все желающие не выступали в один день. Кто-то произносил свои речи уже во второй, и даже в третий день торжества.

Увилл все три дня сидел не рядом с Лаурой, а возле Давина. Впрочем, в этом не было проявления коварства Даффа – во время подобных свадеб, где одна из сторон (или обе) уже были обременены детьми, их почти никогда не усаживали рядом с родителями, словно стесняясь этого прошлого. Считалось, что новая семья начнётся с чистого листа.

Мальчик почти ничего не ел и сидел, не отрывая взгляда от молодожёнов. Кара пыталась мягко уговорить его вести себя менее вызывающе, а Давин даже позволил себе сделать ему небольшое внушение, но это не очень-то помогло. Увилл всё так же сидел и словно гипнотизировал свою мать и её нового мужа.

Сама Лаура старалась делать вид, что не замечает этого. Все её силы уходили сейчас на то, чтобы продолжать выглядеть радушной и счастливой хозяйкой торжества. Дафф тоже полностью игнорировал пасынка, поскольку всё его внимание было сосредоточено на гостях.

В свой черёд дошла очередь и до приветственного слова Давина. Никто из присутствующих не знал об их размолвке с Даффом, и Давин решил, что пусть оно так и останется. Лаура приложила много стараний, чтобы не выдавать своих истинных чувств, и он должен был помочь ей. Поэтому он в своей речи не раз упомянул о давней дружбе, что связывала его с женихом и невестой, порадовался, что Дафф проявил такое участие к Лауре, а также пожелал им долгих совместных лет и много детей.

На протяжении всей речи Увилл пристально смотрел на него сверху вниз. Давин встал так, чтобы не видеть этого взгляда, но чувствовал его, словно кожи касались два раскалённых прута. Неужели малец всерьёз ожидал, что он сейчас начнёт разоблачать Даффа и угрожать ему? Несколько раз во время своего спича Давин сбивался – настолько неуютно ему было сейчас рядом с этим мальчиком, и от этого в нём стало нарастать раздражение.

– В чём дело? – почти рявкнул он Увиллу, едва усевшись, пока ещё шумели аплодисменты его словам. – Чего ты хочешь от меня?

– Уже ничего, дядя Давин, – с нажимом на слово «дядя» ответил Увилл, вновь переводя свой магнетический взгляд на несчастную мать.

Давин лишь выдохнул сквозь зубы – он не мог сейчас устроить здесь сцену и отчитать юного лорда на глазах всех присутствующих. Поэтому он смог выместить злость лишь на куске кабаньего окорока, в который запустил зубы. Кара осторожно положила руку ему на плечо, словно опасаясь, что он всё-таки наделает глупостей. Раздражённо бросив кусок обратно в тарелку, Давин долго жевал жестковатое мясо, недовольно сопя. Хуже всего было то, что он в глубине души понимал, что злится не столько на Увилла, сколько на самого себя.

***

Шёл третий день торжеств, и гости уже порядком устали и объелись. С каждым днём к концу застолья всё больше еды оставалось на подносах и всё более скучающими становились лица присутствующих. Давин уже предвкушал скорый отъезд – где-то там его ждала маленькая дочка, а также тихий уютный дом, в котором можно спокойно сидеть у огня в кабинете без назойливого желания заткнуть уши пальцами.

Когда осипший распорядитель пира объявил вдруг имя Увилла Тионита в качестве следующего оратора, Давин понял, что именно этого он ожидал все эти дни. И тем не менее, внутри у него вдруг похолодело. Он взглянул на медленно поднимающегося мальчика, который, даже стоя на ногах, был немногим выше его, сидящего на лавке. Он заметил, что Увилла слегка знобит, а лицо его покрыто красными пятнами. Чертыхнувшись про себя, Давин огляделся по сторонам, словно надеясь, что у него ещё есть возможность незаметно посадить парня обратно. Но, конечно, было уже поздно – более сотни пар глаз выжидающе глядели сейчас в их сторону.

Увилл начал говорить, но первые его слова потонули в гуле. Тонкий мальчишеский голос не мог соперничать в силе с окружающим шумом. Но этот гул почти тут же затих, превратившись в почти мёртвую тишину, прерываемую лишь треском свечей и шорохом одежд. Все жадно прислушивались, предвкушая нечто интересное.

– Сегодня меня, возможно, в последний раз поименовали лордом, – было видно, что мальчик начал свою речь заново. – Странно осознавать, что с сегодняшнего дня у домена Колиона новый властелин, хотя я даже не умер…

Испуганная Лаура сделала было движение, чтобы встать, но Дафф быстро ухватил её за предплечье. Он спокойно и немного насмешливо глядел на маленького лорда и слегка кивал в такт его словам, словно приглашая продолжать дальше. Впрочем, Увилл, похоже, не нуждался в подобных ободрениях, несмотря на то, что его сотрясала нервная дрожь, а пальцы рук беспокойно переплетались между собой, сжимаясь добела.

Давин остался сидеть. Он понимал, что если сейчас помешает Увиллу, тот никогда не простит его за это. Охнула, зажав рот пухлой ладонью, Кара, но тоже осталась сидеть, не сводя глаз с мужа.

– Я вижу за этим столом самых благородных дворян домена, – продолжал Увилл напряжённым, срывающимся голосом. – Я помню, как они, стоя у свежего кургана, насыпанного над телом моего отца, поклялись в вечной верности мне, сыну их сеньора. Кто бы мог подумать, что вечность эта продлится немногим более года?

Багровые от стыда и злости вассалы дома Тионитов глухо заворчали в свои усы, но Дафф взмахом руки прервал этот ропот. При этом он слегка улыбнулся Увиллу и кивнул.

– В такой ситуации стоит ли винить почтенных лордов – членов Стола, которые не захотели защитить священное право сына на владения его отца? И уж подавно я не виню свою мать, ведь она поступила так под давлением обстоятельств.

Лаура судорожно всхлипнула и побелела словно полотно. Глядя на неё, не выдержал и Увилл – его лицо искривилось, а из глаз полились ручьи слёз. Ноги его будто ослабли, и он почти рухнул на скамью.

– Ты упомянул здесь всех, мальчик, – беря в руку кружку, проговорил Дафф. – Но отчего-то забыл про меня.

– Я вырасту и вернусь, чтобы отобрать у тебя своё! – задыхаясь от рыданий, прокричал Увилл. – Это я – лорд этих земель! Я, а не ты!!! Слышишь?

Давин запоздало понял, что с Увиллом, похоже, повторяется тот самый страшный припадок, о котором он уже почти позабыл. Он успел подхватить бьющееся в конвульсиях тело до того, как оно упало на пол. Начался самый настоящий переполох. Гости вскочили с мест, хотя большинство из них лишь бестолково кричали и махали руками. Кто-то бросился на помощь мальчику. Лаура, едва не перевернув стол, ринулась к сыну. Бокалы и бутылки с жалобным звоном повалились, некоторые упали на пол и разбились.

Бьющегося в истерике Увилла положили на пол на чей-то заботливо подстеленный плащ. Давин страшным голосом орал, отгоняя неумелых помощников – мальчик снова начинал задыхаться, и ему нужно было больше воздуха. На сей раз он уже знал, что делать – как только у Увилла вновь начался этот странный приступ, во время которого он мог лишь втягивать воздух, но не мог его выдохнуть, Давин резко ударил его в грудь.

Как и в прошлый раз, это помогло снять спазм, и ребёнок вновь задышал более-менее нормально. Подхватив Увилла на руки, Давин понёс его прочь из залы. Во всей этой суматохе лишь один человек сохранял по крайней мере видимость спокойствия. Дафф Савалан сидел за столом, по которому растекались лужи пива и вина, и натянуто улыбался.

***

Они были в дороге уже около двух часов, и за всё это время Давин не сказал Увиллу ни слова. Впрочем, это отнюдь не была такая форма остракизма. Давин не злился на мальчика и не злился из-за произошедшего на свадьбе. Просто говорить сейчас не хотелось. Небо сегодня было затянуто облаками, так что временами, когда набегали порывы ветра, становилось даже прохладно, поэтому всадники, съёжившись в сёдлах, старались сохранять побольше тепла. Но всё же Увилл, истомлённый молчанием, заговорил первым.

– Ты накажешь меня… отец?.. – чуть поколебавшись с последним словом, спросил он.

– Нет, Увилл, я не накажу тебя, – отозвался Давин, чуть осаживая лошадь, чтобы мальчик его догнал. – Мне не за что тебя наказывать. Это был мальчишеский поступок, но всё же ты, наверное, поступил правильно.

– Я поступил правильно? – изумлённо воскликнул Увилл. Вот уж этого он никак не ожидал услыхать.

– Все эти люди слишком легко забыли о том, кто ты такой, – хмуро кивнул Давин. – И ты имел право напомнить им об этом. Возможно, будь ты взрослее и опытнее, то смог бы промолчать. Но я же не могу винить тебя за твой возраст!

– Я выглядел глупо! – с досадой бросил Увилл. – Расплакался как девчонка, да ещё и свалился в обморок!

– Сын, ты оказался единственным, кто осмелился вслух произнести то, о чём думали все присутствующие. Эти слова надлежало сказать мне. Кстати, – усмехнулся Давин. – Похоже, все решили, что это я надоумил тебя. Один из лордов лично спросил меня – не я ли написал эту речь и заставил тебя выучить её. По их мнению, эти мысли не могут прийти в голову семилетнему мальчику.

– Мне почти восемь, – буркнул Увилл.

– Да, это сильно меняет дело, – рассмеялся Давин. – Ты – самый необычный ребёнок из всех, что я видел.

– Я огорчил маму, – поник головой Увилл.

– Тут не поспоришь, – согласился Давин. – И будь ты взрослее, ты бы подумал об этом прежде, чем произнести те слова. Но… – он слегка накренился, чтобы похлопать мальчика по плечу. – Что сказано, то сказано. И, быть может, это сказано не зря. Я видел лица твоих вассалов в тот момент – они прятали глаза и готовы были сгореть от стыда. Может быть, однажды они вспомнят эту свадьбу и ту клятву, что дали тебе когда-то.

Капля упала на лоб Давину, а за нею – ещё одна. Утерев лицо ладонью, он поглядел на неё.

– По-моему, сейчас начнётся дождь, – произнёс он. – Может, отправишься в карету к Каре?

– Вот ещё! – обиженно фыркнул Увилл. – Что мне этот дождь?

– Что ж, тогда пришпорим! – отозвался Давин. – Кажется, неподалёку должна быть деревушка.

Накинув капюшоны плащей на голову, они пустили лошадей почти в галоп.

Глава 7. Духовицы

– Да это стрела была кривой! Ты видел, по какой траектории она пошла? – возмущённо кричал подросток лет шестнадцати на вид, хохочущему мужчине.

– С двадцати шагов не попасть в утку – это надо здорово постараться, парень! – картинно утирая глаза и давясь хохотом, возможно, слегка деланым, отвечал тот.

Утки, о которой шла речь, уже и след простыл – она благополучно улетела куда-то за кустарники.

– Стрела была кривой! – продолжал гнуть свою линию подросток. – Я найду её и докажу!

– Она где-то в кустах, Увилл, – возразил мужчина. – Где ты её теперь найдёшь?

– Я найду! – решительно ответил мальчик.

– Да ты смотри, какая трава! К тому же там вода стоит! Плюнь на неё! Я тебе верю! Стрела, похоже, и впрямь была кривоватой.

– Это ты сейчас так говоришь, – упрямо мотнул головой Увилл. – А после будешь при каждом удобном случае припоминать мне это!

По лицу мужчины, который подозрительно походил на возмужавшего Давина, пробежала ухмылка, свидетельствующая о том, что мальчик совершенно точно угадал его намерения.

– Поехали домой, Увилл! – тем не менее, проговорил он. – Хватит комаров кормить!

– Я найду стрелу! – и парень решительно отправился к кустам, в которых должна была находиться та самая стрела, ставшая предметом их спора.

– Я уезжаю! – предупредил Давин и направился к лошадям, привязанным к небольшому деревцу шагах в двухстах от них.

– А я остаюсь, – отрезал Увилл, шагая по чавкающему под ногами дёрну. – Пока не найду стрелу.

– Через два часа стемнеет!

До Танна отсюда было около полутора часов рысью.

– Успею, – бросил, не оборачиваясь, Увилл.

Да, за минувшие шесть лет Давин хорошо изучил этот характер. Мальчик не отступит. Он скорее проведёт ночь на болотах, чем сдастся. Эта фанатичная упёртость иногда здорово выводила Давина из себя, но поделать он ничего не мог. Да и не хотел. Это – качества настоящего мужчины и настоящего воина. А ещё – настоящего лорда.

Вот и сейчас он, замешкавшись на несколько мгновений, решительно отправился дальше. Увилл знал дорогу не хуже его самого. Если ему так хочется – пусть остаётся! Надо признать, что где-то в глубине души, под слоем раздражения, Давин ощущал сейчас отцовскую гордость. Что ж, этот урок пойдёт парню впрок – либо он удостоверится, что не каждую свою прихоть стоит исполнять, либо ещё больше укрепится в этом нечеловеческом упрямстве. И то, и другое в конечном счёте поможет ему в будущем. Ведь эта почти болезненная вера в самого себя, в свою правоту позволит ему стать харизматичным властелином, чьи вассалы будут фанатично преданы и с восторгом умрут за него.

Сзади послышался треск кустов – мальчишка вломился в них, будто бык. Он примерно знал, куда могла упасть стрела, и сейчас лез напролом, словно не замечая торчавших во все стороны веток, а также того, что его ботфорты почти по колено ушли в бурую вонючую воду. Не замечал он, похоже, и полчищ комаров, что вились сейчас вокруг него, потревоженные столь бесцеремонным вторжением в их царство.

Давин неспеша отвязал своего коня, поминутно оглядываясь. Он надеялся, что Увилл каким-то чудом быстро отыщет стрелу, и они смогут уехать вместе. По той же причине он некоторое время ехал шагом. У него даже возникла мысль отъехать на какое-то расстояние и обождать сына там, но всё же он отмёл её и, ударив пятками в бока лошади, пустил её вскачь.

Увилл вернулся, когда было уже совсем темно. Исцарапанный, искусанный комарами, он прохлюпал к столу, за которым ужинал Давин, в своих промокших ботфортах и изодранной одежде. И бросил на стол перед ним стрелу, причём своим наконечником она задела миску, стоявшую перед отцом.

– И впрямь кривовата, – невозмутимо произнёс Давин, несколько секунд разглядывая стрелу. – Удивительно, что ты этого не заметил до того, как выпустил её!

Лицо Увилла сделалось пунцовым от гнева. Он резко крутанулся на каблуках и опрометью выскочил из залы. Давин какое-то время сидел, глядя на стрелу, и кривил губы в лёгкой усмешке. Он испытывал сейчас странную смесь чувств – от угрызений совести до удовлетворения наставника, чей воспитанник сделал ещё один шаг вперёд.

– Позови-ка мне Жорока, – обратился он к замершему неподалёку слуге. – Вставлю-ка я ему эту стрелу в задницу.

Кивнув, слуга бросился за замковым стрельником, которого в скором будущем ожидал не слишком-то приятный разговор.

***

За минувшие шесть лет в жизни Давина много чего произошло. Самым тяжёлым стала потеря Кары. Болезнь, изводившая её почти всю жизнь, всё-таки взяла верх около двух лет тому назад. И больше года до того несчастная женщина провела прикованной к постели – её парализовало, да ещё она к тому же и ослепла.

Всё это время Увилл с нежностью любящего сына ухаживал за ней. Он ежедневно проводил у её изголовья как минимум по часу, а то и больше. Давин как-то купил у проезжавших по Танийскому тракту купцов две книги – романы о временах империи, в которых смелые витязи и добродетельные дамы вступали в противоборство с ужасными магами и коварными лендлордами. Увилл зачитал эти книги буквально до дыр, а теперь вот читал их вслух для Кары.

Малышка Солейн, напротив, довольно легко вычеркнула Кару из своей жизни (хотя, может быть, Давину это лишь казалось). Она и без того большую часть времени проводила с кормилицей и няньками, так что, похоже, не слишком-то заметила и болезнь, и смерть своей матери.

Сам Давин на удивление тяжело пережил потерю жены. Его не слишком-то подготовил к этому даже её продолжительный паралич. Кара, эта некрасивая, невероятно тучная женщина, восхищала его в течение всего времени, что они были знакомы. Восхищала своим несгибаемым оптимизмом, который сохранялся у неё, несмотря ни на что. Восхищала какой-то удивительной мудростью, которая, казалось бы, была более свойственна пожилым людям. И главное – она была отличным другом.

Вопреки предсмертной воли Кары, Давин, поразмыслив, решил отложить женитьбу на какой-нибудь дочке вассала. Может быть позже, но сейчас он не мог даже представить, что какая-то другая женщина будет жить в его доме, называть Солейн дочерью…

Вместо этого он официально объявил Увилла своим наследником. Таким образом можно было пока не беспокоиться о судьбе домена, хотя, конечно, нельзя было исключать вероятность эпидемии или несчастного случая. Но Давин словно нарочно гнал подобные мысли из головы, на какое-то время постаравшись полностью позабыть обо всём и заглушить боль утраты.

Так они теперь и жили втроём – он, Увилл и Солейн. Давин безумно любил обоих своих детей, совершенно не деля их на родных и приёмных, но гораздо больше времени, конечно, доставалось всё-таки сыну. Та трогательная забота, которой Увилл окружил умирающую Кару, навсегда впечаталась в память Давину, и он словно пытался вернуть этот долг.

К сожалению, за всё это время Увилл ни разу не увидел своих родных мать и сестру. Он ни разу не навещал Колион, лишь изредка обмениваясь с ними короткими письмами. Мальчик знал, что у него появились сводные сестра и брат – первая родилась меньше чем через год после свадьбы, а второй – спустя два года после её рождения. Для Увилла было очевидно, что этот брат теперь наследует его родовой домен, и Давин видел, что парень до сих пор не мог смириться с этим. Его лицо всякий раз перекашивало от ненависти, едва лишь речь случайно заходила об этом мальчике, которого он даже ни разу не видел и не знал.

Давин пытался поговорить с ним об этом, но Увилл словно ничего не слышал. Мальчик жил в мире, в котором существовало лишь чёрное и белое, и потому попытаться убедить его в том, что ни Дафф, ни его сын не являются ему врагами, было просто бессмысленно. Когда Давин напоминал Увиллу о том, что он теперь является наследником домена Танна, тот лишь досадливо морщился.

Дело было не в том, что он не любил Танн – мы уже говорили, что здесь ему нравилось больше, чем в лесистом Колионе. И он, безусловно, очень ценил этот жест Давина и очень дорожил им. Но ощущение того, что у него отняли принадлежащее ему по праву, выводило Увилла из себя. Он буквально лелеял в себе эту ненависть к Даффу, и временами это сильно беспокоило Давина.

Увилл подрастал и обещал стать совершенно неординарным человеком. Он выглядел старше своих лет, был замечательно развит физически и умён. Давин сделал всё возможное, чтобы дать ему такое образование, какое только могло предложить захолустье вроде Танна. Арионнитский священник обучил его грамоте, а приказчик замка – арифметике. В доме Давина практически не было книг, кроме пары арионнитских текстов, но, как мы уже говорили выше, он пытался восполнить этот пробел, насколько это было возможно.

Надо сказать, что не только замковая челядь, но и вассалы уже относились к Увиллу с почтением. Что-то в его характере заставляло всех окружающих проявлять к нему уважение, хотя иногда оно граничило едва ли не с оторопью. Давин шутил, что Увилл родился пятидесятилетним стариком, но в этой шутке была и доля правды. Окажись мальчик на заседании Стола – своей серьёзностью и твёрдостью убеждений легко заткнул бы за пояс многих лордов, что были вдвое, а то и втрое старше него.

Но иногда, как в случае со стрелой, это упрямство, конечно, за целую лигу отдавало ребячеством. И это превращало характер Увилла в поистине гремучую смесь. Оставалось лишь надеяться, что он сумеет совладать с ним, потому что в противном случае парня в будущем могли ждать крупные неприятности.

***

– Ваша светлость, к вам делегация простолюдинов, – объявил вошедший лакей. – Говорят, они из Духовиц. У них там снова, похоже, какая-то заварушка.

– Духовицы… – пробормотал Давин, вспоминая.

Одна из деревушек, которая имела несчастье оказаться в приграничье между доменами Танна и Диллая. Там уже много лет тянулась вялая возня из-за спорных территорий. Странно, что простолюдины прибыли сами – обычно в таких случаях он получал известие от Коллента, вассала, в чьё кормление были отданы эти земли.

– Зови, – кивнул Давин, оправляя одежду.

Через минуту за дверью послышался осторожный топот нескольких пар ног – в деревнях чернь обычно носила какие-то обмотки с деревянными подошвами. Затем дверь отворилась и в комнату вошло четверо мужиков, робеющих и ломающих шапки в руках.

– Почему вы прибыли сами, мужички? – с должной долей строгости и величия в голосе осведомился Давин. – Что же ваш помещик?

– Да недосуг ему до нас, ваша милость, – проговорил один, видно, чуть похрабрее прочих.

– Правда? – нехорошо сощурился Давин. – Что ж, я поговорю с ним. Ну так что же у вас случилось-то?

– Разоряют нас Диввилионовы, – развёл руками мужик. – Пожгли два амбара и несколько курятников. Нескольких мужичков выпороли, да пару баб снасильничали…

– С чего это они так лютуют?

– Говорят, что мы должны им подать платить за то, что траву на лугах косим…

– Подать за покосы? – хохотнул Давин. – Вот уж не думал, что старый Пилад такой скряга! А что же – луга ваши на его землях?

– Вроде как… – странно замялся мужик.

– Обождите мужички, – попросил лорд Олтендейл и отправил лакея прислать сюда Турвона – своего приказчика. Турвон был правой рукой Давина уже на протяжении многих лет и знал его дела куда лучше.

Через несколько минут, в течение которых смерды смущённо переминались с ноги на ногу, а Давин делал вид, что читает какую-то писульку, что нашёл на столе, появился Турвон.

– Скажи-ка мне, друг мой, как это получилось, что луга этих добрых людей оказались на землях домена Диллая?

– А откуда они тут взялись? – неодобрительно косясь на простолюдинов, осведомился Турвон.

– Да вот вишь ты, Колленту, оказывается, недосуг этим заниматься. Вот и притопали сами. Сколько ж вы в пути-то были, мужички?

– Да почитай что три седмицы, ваша милость, – вздохнул всё тот же мужик. – Лошадка-то у нас всего одна на всех, так что покуда один верхом скакал, трое других рядышком бежали, за кобылку держась. Потом менялись.

– Вот, представь, Турвон, таким вот лядом они к нам от самых Духовиц добирались.

– Духовицы? – несколько озадаченно повторил Турвон. – Почему из Духовиц? Они что – из Духовиц?..

– Что-то ты сегодня медленно соображаешь, – рассмеялся Давин. – Повторю ещё раз. Да, они из Духовиц.

– Но, ваша светлость… – растерянно переводя взгляд то на Давина, то на смердов, пробормотал Турвон. – Разве мы не отдали Духовицы Пиладу Диввилиону года три тому назад?..

– Разве?.. – теперь озадачился и Давин. – Хотя что-то такое припоминаю…

Это было в разгар болезни Кары. Неугомонный сосед снова начал барагозить на южных границах, но Давину тогда было совсем не до того. В итоге он послал в Диллай того же Турвона, чтобы тот договорился. Причём на любых услових. Точно, именно тогда они и передали Духовицы и ещё кой-какие земли Диввилиону!

– Так что же вы меня путаете-то, мужички? – Давин не рассердился, скорее удивился. – Иль вы не знали, что ваш лорд теперь – Пилад Диввилион?

– Знали, ваша милость… – набравшись смелости, признался мужик. – Да только… Невмоготу нам под этими Диввилионами! Я говорю, всю кровь они из нас выпили, все жили вытянули! Я и так почти половину дохода им отдаю, а теперь вот ещё требуют и за травы подать платить! Да где такое видано вообще, ваша милость? Я говорю, этак скоро и за воду из ручья драть начнут!

– Вы понимаете, что я не могу обсуждать с вами решения вашего лорда?

– Простите, ваша милость, да только мы думаем, что это вы – наш лорд! – неожиданно бухаясь на колени, проговорил парламентёр. Все остальные дружно последовали его примеру. – Я сызмальства знал, что Духовицы – земли Танна. Это мне ещё отец говорил, а ему – его отец! Я помню те славные времена, когда правил нами батюшка ваш покойный, а после – вы! Я говорю, когда отдали вы нас Диввилионам – мы всей деревней плакали, Арионн тому свидетель! Возьмите нас обратно, ваша милость! Милостью Арионновой вас заклинаем! Через нас вас вся деревня о том просит – почти двести душ!

– Вот ведь хитрецы! – невольно рассмеялся Давин. – Ничего не сказали, хотели, видать, чтоб я отнял земли у Пилада, считая их своими! Турвон, тебе бы поучиться у них дипломатии!

– Да уж, – презрительно отозвался приказчик. – Интересно, кого они хотели обмануть?

– Простите, ваша милость, – произнёс мужик. – Ежели что, то знайте, что это была моя идея, и один я виноват в этом. Я говорю, они предлагали сразу сказать всё как есть, – кивнул он на троих коленопреклонённых товарищей.

Те, видать, имели характер пожиже, потому что никто из них не попытался выгородить предводителя. Более того, на их лицах отразилось явное облегчение после этих слов.

– Как зовут тебя, хитрец?

– Барек, ваша милость.

– Мы подумаем, Барек, – милостиво кивнул Давин. – Негоже отдавать Диввилионам деревни, в которых вырастают такие молодцы как ты! Вас сейчас отведут туда, где вы сможете отдохнуть и подкрепиться. Я соберу совет и не далее чем через неделю дам тебе ответ.

Не прошло и часа, как несколько гонцов разлетелись в разные стороны от Танна, неся спешные приглашения для наиболее важных вассалов. Впрочем, почти все гонцы направились по южной дороге.

***

– Давненько мы не напоминали Пиладу о себе, – усмехнулся Давин. – Полагаю, пришла пора пощипать его старые пёрышки. Духовицы действительно испокон веков были нашими, и будет неплохо вернуть их! А там, глядишь, и ещё пара деревень подтянется. Старый чёрт, похоже, совсем свихнулся от скаредности, раз вводит нелепые подати. Думаю, не одни жители Духовиц взвыли от такого!

– Давин Олтендейл станет освободителем угнетённых? – хохотнул один из вассалов. – И как далеко вы намерены зайти, мой лорд?

– До осени осталось не так много времени, – возразил другой. – Если мы сейчас отправим людей на войну – кто будет собирать урожай?

– Варрон прав, – кивнул Давин. – Затевать крупную заваруху уже поздно. Но для того, чтобы удержать Духовицы, хватит сотни мечей. Отправим туда отряд, прогоним бездельников, что жгут курятники, и на том успокоимся пока. Отправим ультиматум Диввилиону и поглядим, что он станет делать. В конце концов, осень не только у нас наступает!

– Мне придётся укрепить замок и рубежи, – заговорил Коллент, тот самый вассал, в чью вотчину входили Духовицы раньше. – От Диввилиона можно ждать чего угодно. Они вполне могут ударить зимой, когда встанут санные пути.

– Может мы и сами ударим по ним зимой, – отмахнулся Давин. – Если Пилад не угомонится вовремя! Но ты прав – тебе нужно будет отправить подмогу. Господа, полагаю, каждый из вас в состоянии отправить Колленту по два десятка мечей и десятка три лучников?

– Мне нужно будет кормить всю эту ораву, – мрачно заметил Коллент, когда остальные согласно закивали головами.

– Я пришлю тебе зерна, когда урожай будет собран, – успокоил его Давин. – Не переживай на этот счёт!

– Думаю, если мы всё же решимся на нападение, то время сейчас как раз благоприятствует этому, – заговорил молчавший до сих пор Турвон. – Насколько мне известно, старый Диввилион сейчас не может похвастаться отменным здоровьем. Я слыхал, что он редко появляется на людях, а делами его всё больше заправляет старший сын, Чести. Говорят, тот ещё болван. Может быть, именно с этим и связано введение нового налога на травы.

– Не всем слухам стоит доверять, – невольно поморщился Давин, вспомнив Даффа. – Но если Пилад действительно плох, то нам это будет на руку.

– Значит, начинаем войну? – уточнил Турвон.

– Почему бы и нет? – ухмыльнулся Давин. – А то что-то в последние годы мы засиделись! Пилад ещё должен ответить за прошлый раз. Надеюсь, нет возражений?

Возражений ни у кого не было. Такие вот локальные стычки случались сплошь и рядом, поэтому не были чем-то экстраординарным. Как правило, они обходились малой кровью – ни одна из сторон не проявляла излишнего рвения, понимая, что ситуация может качнуться в обратную сторону в любой момент. Это была сложная партия, когда умные противники выжидали удобного случая и наносили удары тогда, когда это не было сопряжено с большой опасностью. Как, например, сейчас. Если Пилад действительно так плох, как говорил Турвон, то Диввилионам сейчас будет не до того, чтобы удерживать недавно приобретённую деревушку.

– Полагаю, я должен буду возглавить ударный отряд? – осведомился Коллент.

– Извини, старый друг, но у меня есть другая идея на сей счёт, – покачал головой Давин.

– Но ваша светлость, стоит ли вам лично отправляться туда? – возразил Турвон.

– Я и не собирался, – улыбнулся Давин. – Что скажете, господа, если я поручу это дело Увиллу?

Сидящие за большим столом дворяне обменялись взглядами. Однако в них не было заметно недовольства. Увиллу было всего четырнадцать, но никто из находящихся тут и не подумал бы поставить под сомнение то, что ему по силам справиться с этим.

– Я готов поручиться, что парень справится! – добавил Давин, сочтя эту заминку за сомнение.

– Что ж, – пожав плечами, заговорил Коллент, а остальные закивали его словам. – Увиллу пора набираться опыта. Из него получится отличный командир, тут нет сомнений! Я считаю, что это дело как раз для него!

Остальные вассалы также подтвердили своё согласие, причём в этом не было подхалимства перед Давином. Они действительно считали, что Увилл справится с поставленной задачей.

– Отлично! – лицо Давина посветлело. – Спасибо за доверие, господа! Однако я хотел бы просить тебя, Коллент, стать его помощником. Только прошу, постарайся не слишком вмешиваться в его решения!

– Как будто он позволит мне это делать! – усмехнулся в ответ Коллент.

Глава 8. Заступник

Увилл был в полнейшем восторге. Он едва не запрыгал от радости, когда Давин сообщил ему эту новость. Но тут же, устыдившись, взял себя в руки.

– Сколько человек ты дашь мне? – как можно более деловым тоном осведомился он.

– Мы решили, что ста мечей будет достаточно, – ответил Давин. – Тебе всего-то и нужно, что прогнать горстку бездельников и взять под контроль деревушку.

– Но ведь можно воспользоваться эффектом неожиданности и развить успех! – сияя исполненными восторга глазами, воскликнул Увилл.

– Спокойней, стратег! – рассмеялся Давин. – Давай для начала решим одну задачу. Ни к чему сейчас ввязываться в большую войну – поздновато для этого. Наша цель – Духовицы. Чужого нам не надо… Пока…

Увилл воспринял свою миссию абсолютно серьёзно. Он даже лично осмотрел тех воинов, с которыми собирался штурмовать захваченную деревню. Взрослые мужчины старательно прятали улыбки в густых бородах и усах, когда четырнадцатилетний мальчик проходил вдоль рядов, придирчиво оглядывая их снаряжение. Впрочем, ростом Увилл не сильно уступал им, да и телосложение, пусть ещё по-мальчишески худощавое, всё же было вполне ладным.

Увилл взял с собой того самого простолюдина, Барека, который обратил на себя внимание Давина. Ему дали лошадь и даже кожаный доспех. Остальная троица должна была добираться домой тем же манером, каким прибыла сюда.

Конный отряд преодолел расстояние до Духовиц всего за пять дней. Могли бы и быстрее, но дороги здесь были куда хуже, чем в окрестностях Танна. Увилл никогда ещё не бывал в этих местах. Здесь было куда больше лесов, чем севернее, вблизи Симмерских болот. Местами пейзаж неприятно напоминал окрестности Колиона, хотя всё же здесь было куда больше ополий. Впрочем, отряд двигался практически вдоль границы огромного лесного массива, покрывавшего значительную часть Паэтты – сместись они на каких-нибудь пять-десять лиг к западу, и там бы уже вовсю властвовали леса.

Юный командир весьма неплохо показал себя во время этого перехода. Впрочем, для Увилла несколько дней в седле не были таким уж серьёзным испытанием, тем более что темп он выбрал вполне удачный, щадя и лошадей, и людей. Рядом с ним почти неотлучно находился Коллент, но ему оставалось лишь наблюдать за тем, как лихо справляется этот подросток с командованием над целым отрядом.

Главным преимуществом Увилла была непоколебимая уверенность в том, что ему всё по плечу, и что он имеет на это право. Он словно создавал особую ауру вокруг себя, и все, кто попадали в её поле, начинали думать точно так же. Всё это предрекало мальчику большое будущее – такие люди обычно становятся вождями, великими полководцами и правителями.

***

Вечерело. Западная часть неба полыхала золотисто-алым. Недалёкий лес чернел на фоне этого буйства света, очерченный великолепным позолоченным абрисом. В слегка пожухшей высокой траве надрывались полчища насекомых – жужжали мухи и припозднившиеся пчёлы, стрекотали кузнечики, звенели комары. Со взгорка, на котором остановился Увилл, Духовицы, лежащие в нескольких сотнях ярдов отсюда, проглядывались как на ладони. Петляющая дорога сбегала с холма и спешила к деревне, словно боялась, что не поспеет до темноты.

– Отправим разведчика? – предложил Коллент, с наслаждением вдыхая чистейший воздух, пропитанный ароматами множества трав.

– Ни к чему, – мотнул головой Увилл. – Вряд ли там будет больше полудюжины бойцов. Не думаю, чтобы Диввилион в каждой деревне расставил отряд.

– Смерд сказал, что их было около двух десятков, – осторожно возразил Коллент. – И что они обжились в нескольких хатах. Может, конечно, уже убрались восвояси…

– Два десятка – это ерунда, – отмахнулся Увилл. – Я бы хотел, чтобы их было два десятка – всё веселей!

– Никогда не стоит недооценивать противника, Увилл, – несмотря на то, что мальчик был его командиром и, в некоторой степени, лордом, Коллент обращался к нему просто по имени, и Увилл дозволял ему это, осознавая, что пустым титулованием уважения не добиться.

– Сто мечей против двадцати – полагаю, расклад ясен, – фыркнул он. – Вряд ли Диввилион отправит сюда лучших из лучших!

– Что ж, отправимся без разведки, – вдохнув, кивнул Коллент.

Деревня встретила отряд полным молчанием. Брехало несколько собак – и всё.

– Где все? – озадаченно спросил Увилл ехавшего неподалёку Барека.

– Не знаю, ваша милость, – растерянно ответил тот. – Я говорю, может, перепугались?

– Или их всех перебили… – проворчал Коллент, но было видно, что он не очень-то верит в собственную версию.

Вообще, конечно, деревенские жители ложились спать рано, потому что и вставать им приходилось с зарёй, но сейчас ещё было не настолько поздно. На улице было достаточно светло от потухающей зари – самое время для домашних дел перед сном. Но ни одно оконце не светилось в Духовицах.

– Не будем входить в деревню, – решил Увилл. – Обождём здесь. Барек, отправляйся и выясни – в чём там дело.

Встревоженный мужичок кивнул и направил своего коня к одной из хат. Нетрудно было догадаться, что это его собственное жилище, и сейчас он, должно быть, очень переживал за своих родных.

Он появился на крыльце через минуту. Теперь его фигура выглядела совсем иначе – только что он брёл с понурыми плечами, опасаясь за своих близких, а теперь вот едва ли не вприпрыжку бросился к ожидавшим его воинам, размахивая руками:

– Входите, ваша милость! Всё в порядке!

Увилл тут же тронул своего коня и подъехал к Бареку.

– Всё в порядке, ваша милость! – улыбаясь во весь рот, воскликнул тот. – Увидали людишки солдат-то, да и перепугались, попрятались! Я говорю, дурачьё деревенское!

– А люди Диввилиона?

– Нету никого из них, ваша милость! Давно уж съехали – как только оброк собрали.

– И с тех пор не возвращались?

– Расспросите-ка лучше жёнку мою, ваша милость. Эй, Хирга, подь сюды!

Из темноты сеней показалась нестарая ещё и довольно привлекательная для простолюдинки женщина, на ходу потуже запахивая большой шерстяной платок, что висел на её плечах.

– Давно ли тут были люди Диввилиона? – с ходу начал допрос Увилл, даже не подумав проявить какую-то вежливость по отношению к ней.

– Да где-то седмицы три тому назад, а то и больше, – пожала она плечами, предварительно, впрочем, почтительно поклонившись юному лорду.

– То есть они собрали подать и тут же уехали?

– Хвала Арионну, да, ваша милость. Лихие люди были.

– Глупое положение, – почесав гладкий подбородок, проговорил Увилл, обращаясь то ли к себе, то ли к подъехавшему Колленту. – И как это понимать? Мы захватили деревню, но враг об этом даже и не узнает?

– Признаться, я ожидал чего-то подобного, – хмуро ответил тот. – Слишком много времени прошло. Пока эти болваны добрались…

– Они наверняка снова придут, – явно задетый за живое, осмелился заговорить Барек. – Скоро сбор урожая. Я говорю, они наверняка будут тут как тут!

– Ты предлагаешь нам сидеть тут и ждать, покуда вы будете собирать свои репки? – едко ухмыльнулся Коллент. – Впрочем, мы можем отправиться в мой замок – это всего несколько часов пути отсюда. Обождём там.

Очевидно, что последние слова относились уже к Увиллу. Тот скривился – было видно, насколько его угнетала сложившаяся ситуация. Впрочем, спустя всего несколько секунд лицо мальчика внезапно озарилось.

– Далеко ли замок вашего диввилионовского вассала? – обратился он к Бареку.

– Чего не знаю, того не знаю, ваша милость, – пожал плечами тот. – Я там никогда не бывал. В ту сторону мы дальше, чем на полмили-то и не отходили. Я говорю, только на покосы, да в лес за сушняком.

– Что ты задумал? – встревоженно спросил Коллент.

– Мы возьмём их замок, а затем обменяем его на Духовицы! – воскликнул Увилл. – Клянусь богами, это будет забавно!

– Это безумие! – вскричал Коллент, недоумённо глядя на паренька. – С отрядом в сто человек ты хочешь начать войну?

– Это не война, – усмехнулся Увилл. – Мы шли сюда, чтобы захватить населённый пункт. Как видишь, захватить его не представляется возможным ввиду отсутствия защищающихся. Мы просто захватим другой населённый пункт вместо этого. И на этом остановимся, обещаю!

– Я не позволю тебе!.. – в голосе Коллента сквозила беспомощность. – Лорд Давин поставил меня для того, чтобы…

– Разве командующему требуются дозволения его помощника? – жёстко и властно отчеканил Увилл, и та самая аура, о которой мы говорили выше, сгустилась вокруг него так, что в неё, наверное, можно было воткнуть меч. – Или лорду требуется дозволение вассала? Вы забываетесь, господин Коллент! Лорд Давин назначил меня командующим в этой операции, а вас – моим помощником. Давайте не будем забывать об этом.

Коллент оглянулся на отряд, стоявший в нескольких шагах позади. По их лицам, освещённым заходящим солнцем, он понял, что они скорее поддержат Увилла. И не потому, что им очень уж хочется нападать на укреплённый феодальный замок, а потому, что они, как и все прочие, целиком подпали под влияние этого странного мальчишки.

– Замок хорошо защищён, – он всё же сделал последнюю попытку. – Нам не хватит сотни мечей, чтобы взять его.

– Очень сомневаюсь в этом, – возразил Увилл. – Не думаю, что они сейчас находятся на осадном положении, когда уже несколько лет на границе царит мир! Если воспользуемся эффектом неожиданности – возьмём замок без особых трудностей и потерь.

– Мы даже не знаем, где он находится! Сотня вражеских воинов, рыщущих по окрестностям, не останется незамеченной. Как только мы наткнёмся на первую из деревень, смерды тут же пошлют весть о нас. Не станешь же ты вырезать целые деревни, чтобы сохранить в тайне наши передвижения?

– Разумеется нет! Но, я думаю, мне удастся найти общий язык с местными обитателями. Полагаю, у них не очень много причин любить своего сеньора, если он душит их податями. Можешь не переживать, они нас не выдадут!

– Истинная правда, ваша милость! – поддакнул Барек. – Эти Диввилионовы, я говорю, что ваши волки! Вцепились зубами нам в бока, и не разжимают челюстей! Я говорю, худо людишкам тут живётся.

– В любом случае, будет так, как я сказал, – оборвал этот затянувшийся спор Увилл. – Завтра мы отправляемся на поиски замка. Дружок, – обратился он к Бареку. – А ты, пожалуй, поспрашивай у своих тут – вдруг кто-то знает, где он находится.

– Сделаю, ваша милость! – не мешкая ни секунды, Барек бросился выполнять приказ.

***

Многие годы спустя Увилл, к тому времени уже заслуженно носящий прозвище Завоеватель и вполне заслуженно – Великий, со смехом вспоминал этот свой первый военный поход. Отряд в сотню всадников, имея минимальные запасы продовольствия, отправился штурмовать замок, не зная даже, где тот расположен. Эта история сделалась одной из главных застольных баек, которую его придворные и друзья вынуждены были выслушивать по сотне раз.

Но сейчас мальчик Увилл, у которого ещё не было не только седины в бороде, но и самой бороды, относился ко всему происходящему невероятно серьёзно. К сожалению, никто из жителей Духовиц не знал, где именно расположен замок сеньора. Они указали лишь дорогу, по которой приходили его люди – информация совершенно бесполезная, поскольку это и так была единственная дорога, ведущая на юг.

Очевидно, что замок не мог находиться слишком уж далеко. Скорее всего, до него было всего несколько часов пути. Другое дело, что вряд ли эта самая дорога из Духовиц вела прямо к воротам замка, и сейчас предстояло разобраться в этой паутине плохоньких грунтовых дорожек, натоптанных вихляющими колёсами скрипящих повозок.

Переночевав в деревеньке, утром отряд направился к югу. Передвигались осторожно, двигая лошадей лёгкой рысью. Духовицкие сказали, что где-то в милях трёх-четырёх отсюда должна быть диввилионская деревня. Оставалось надеяться, что тамошние жители лучше осведомлены о местонахождении замка хозяина.

И действительно, где-то через час впереди показалась деревушка. Увилл успел разглядеть людей, хлопочущих на своих наделах, но и те, в свою очередь, заприметили довольно большой вооружённый отряд. Когда всадники въехали в деревню, она казалась обезлюдевшей.

– Добрые люди! – возвысив голос, прокричал Увилл. – Вам нечего опасаться нас! Мы не причиним вам никакого вреда!

Ему ответили лишь несколько цепных псов, храбро облаивающих бойцов из относительной безопасности небольших дворов, обнесённых плетнями.

– Я хочу говорить с вами, добрые люди! – руководствуясь внезапным наитием, продолжал Увилл. – Вы измучены и задавлены налогами! Я хочу помочь вам! И я помогу вам избавиться от части податей!

Из-за разросшихся кустов малины показалась голова. Немолодой мужчина с неопрятной бородой и лысиной, обрамлённой всклокоченными седыми волосами. Наверное, в каждой деревне должен быть кто-то вроде Барека – посмелее и поинициативнее прочих. Если бы такой человек родился дворянином – он сделал бы блистательную карьеру, ну а так, должно быть, становится непререкаемым авторитетом в своём селении.

– Будь здоров, отец! – Увилл говорил теперь спокойно и вежливо, и такое обращение к простолюдину весьма подкупало. – Ты тут, должно быть, из главных. Подойди, я бы хотел поговорить.

Старик осторожно, с явной опаской, что выдавало в нём не только смелого, но ещё и умного человека, выбрался из-за своего колючего укрытия. Видя, что никто из всадников не делает каких-либо угрожающих его жизни движений, и видя добродушие на лице юного командира, он всё-таки направился к Увиллу.

– Мы не причиним вам зла, отец, – всё так же спокойно и доброжелательно продолжил тот. – Более того, надеюсь, мы сможем вам помочь.

– Доброго здоровия и тебе, барин, – подойдя, поклонился старик. – Уж не взыщи, мы люди простые – как только видим солдат, так стараемся сделать так, чтобы они нас не видели. А таких речей, сколь на свете живу, до сих пор не слыхивал. Что за помощь ты сулишь?

– Поди, отец, сеньор ваш теперь заставляет вас и за травы покосные ему платить? – Увилл то ли невольно, то ли намеренно стал будто подстраиваться под говор мужичка.

– Мы уже сполна заплатили! – испуганно воскликнул старик, решив, что Увилл со своим отрядом прибыли выбивать долги.

– Но разве это правильно? – сокрушённо покачал головой Увилл. – Разве вы не платите ему ежегодный оброк за то, что работаете на его землях? Неужели теперь ещё отдельно нужно платить за луга? Будто бы они не раскинулись на тех же землях, за которые вы уже платите! Этак дойдёт и до того, что с вас за воду из ручья мзду брать начнут!

Как мы видим, Увилл, не стесняясь, позаимствовал кое-что из речей Барека – это была его любимая присказка про воду из ручья, за которую могут потребовать плату.

– Чудные речи гутаришь ты, барин, – изумлённо проговорил старик. – Но что ж поделать нам-то? Мы – люди маленькие…

Увилл с удовлетворением замечал, что то тут, то там появляются новые любопытные головы селян. Некоторые, из тех, что посмелее, даже подходили поближе, чтобы не упустить ни одного слова из разговора.

– Ну так радуйся, отец! – вновь чуть возвысив голос, чтобы слышали и самые робкие, произнёс Увилл. – Я могу вам помочь! Некоторые сеньоры почувствовали, что могут делать всё что угодно на своих землях! Но это не так! Когда-то давно, когда существовала империя, существовали и законы, которые не дозволяли помещикам самодурствовать! И если кто-то позабыл об этих законах, то я хорошо помню! И готов напомнить о них другим!

Старик слушал, раскрыв рот. Непонятно – насколько он понимал то, о чём говорит Увилл, но это его явно завораживало. Он понимал одно – вот перед ним восседает на коне барин, которому, похоже, есть дело до их бед.

– Я – сын Давина Олтендейла, лорда домена Танна! – гордо объявил Увилл. – Я прибыл сюда по просьбе людей из соседней деревни Духовицы, наверное, слыхали о такой. Они пожаловались на вашего сеньора за то, что он несправедливо обирает простых людей. И поскольку это противоречит древним законам, я прибыл, чтобы наказать его за это и отменить его неправедные решения!

– Если ты поможешь нам, барин, мы до скончания века будем молиться о тебе! – воскликнул старик. – Невмоготу нам уже от этих поборов! Живём впроголодь, иной зимою кашу из мякины варим!

– Я помогу, даже не сомневайся, отец! Только вот незадача – мы не знаем, где замок вашего сеньора находится. Не подскажешь ли?

– Как не подсказать? – с готовностью воскликнул дед. – Вот по этой дороге двигайте до развилки, там поверните к закату, и после считайте деревни. Две деревни пройдёте, а после будет отвилка от дороги, и тоже к закату…

– Что ты брешешь, старый дурень! – вдруг прервал его объяснения мужик лет тридцати на вид – худощавый, но с неожиданно сильным низким голосом. – Не две, а три деревни! Терёшки забыл, что ли?

– Ты чё лезешь в разговор, копытень порченый? – взвился старик, видимо, не привыкший, чтобы его авторитет подвергался сомнению. – Какие Терёшки? Оттудова до Терёшек ещё пылить и пылить! Молчи, коли не знаешь!

– Тише, отец, – осадил его Увилл. – Эй, поди сюда, приятель. Да не робей, он тебя не укусит, – усмехнулся он, видя, как парень поглядывает на сверкающего глазами старика. – Так ты говоришь, что надо три деревни отсчитать?

– Точно, три, ваша милость, – пробасил тот, но глаз на Увилла поднять не посмел.

– Не слушай его, барин! – замахал руками старик. – Откуда ему знать?

– Я был там, – отрезал тот, что помоложе. – Бочки возил. А ты, Брах, сам там бывал хоть раз?

– Ну… я… – замялся дед.

– Так бывал или нет, отец? – стараясь говорить серьёзно, спросил Увилл, хотя ситуация начинала его смешить.

– Ну… Сват мой бывал! Он всё рассказывал! – с досадой бросил старик.

– Понятно… – Увилл отвернулся, чтобы скрыть усмешку. – Так а ты, значит, лично бывал в хозяйском замке, приятель? Как тебя зовут?

– Кличут меня Шегой, барин. А в замке я бывал. Лет десять тому, или чуть поболе. Отцу помогал бочки отвозить.

– И дорогу хорошо запомнил?

– Да уж получше него, – кивнул Шега на старика.

– Далеко дотуда?

– Ну на гружёной повозке мы за день доехали. С зарёй выехали, а к вечеру уж там были.

– Сможешь рассказать?

– Да отчего не рассказать, – согласился Шега. – Путь несложный.

– И тебе спасибо большое, отец! – не выходя из образа, кивнул Увилл старику. – Ты очень помог нам.

Эти слова, похоже, слегка залечили уязвлённую гордость Браха. Он кивнул, но не отходил ни на шаг всё время, покуда Шега обстоятельно и неторопливо объяснял путь до замка сеньора Барвира, как, оказывается, звали местного феодала. Время от времени он поддакивал и кивал, словно удостоверяя, что парень всё говорит правильно, однако больше не возражал, не желая конфузиться ещё сильнее.

– Что ж, спасибо, добрые люди! – наконец проговорил Увилл, убедившись, что и он сам, и Коллент хорошенько затвердили путь. – Ждите нашего возвращения! Когда мы вернёмся, мы принесём вам добрую весть!

Не пройдёт и десяти лет, как эта идея, пойманная Увиллом здесь, в этой деревеньке, названия которой он так и не удосужился узнать, сделает его самым известным лордом центральных доменов, а затем и королём.

Глава 9. Боевое крещение

Чем больше дорога забирала к западу, тем лесистее становилась местность. Вскоре после той развилки, о которой упоминал старик, она уже и вовсе нырнула в лес и стряхивала его с себя лишь вблизи деревень. Увилл был несколько встревожен – от основной дороги то и дело ответвлялись какие-то боковые, проложенные лесорубами или углежогами, и он то и дело опасался повернуть куда-нибудь не туда. Пожалуй, стоило бы взять с собой того малого.

С другой стороны, лес давал некое ощущение безопасности. Отряд в сотню всадников на гладкой равнине был бы виден за многие мили, а здесь вполне можно было преодолеть основную часть пути, не мозоля никому глаза.

В каждой деревне, что попадались на пути отряда, повторялась примерно та же самая сцена. Местный люд казался более запуганным, чем жители домена Танна – по крайней мере, по ту сторону границы от Увилла и его людей не шарахались по кустам и оврагам. Впрочем, вооружённые люди, движущиеся не со стороны местных замков и городов, конечно же не могли не вызывать опаску.

Однако, это не отменяло того факта, что местный феодал, этот сеньор Барвир, был, судя по всему, не лучшим хозяином простонародью. Удивительно, но тот факт, что отряд прибыл из соседнего домена, странным образом не пугал, а скорее успокаивал чернь. Особенно когда Увилл начинал свои проповеди.

В каждой деревне жалобы селян были одними и теми же. Поборы, поборы и ещё раз поборы. Интересно, знал ли Пилад Диввилион, что происходило на его земле? Зародилась ли эта инициатива в его поражённом маразмом мозгу, или же, ощущая слабость и безволие сеньора, вассалы пошли вразнос?

Всё чаще Увилл задумывался о несовершенстве этой системы, которую часто восхвалял Давин. Слишком уж сильно здесь всё зависело от воли и авторитета конкретного лорда, а также от своеволия и наглости конкретных вассалов. Точно так же он когда-то потерял свои вотчинные земли, поэтому в некотором смысле он вполне понимал этих несчастных людей, отдающих ненасытным помещикам последние гроши.

Будь сейчас времена империи, о которой Увилл знал, правда, лишь из тех двух героических романов, что купил ему Давин, ничего подобного бы произойти не могло. Во всяком случае, это следовало из книг. В те времена мудрые и всесильные императоры не струсили бы вступить в противоборство с выскочками вроде Даффа, а простолюдины могли рассчитывать на защиту от алчности своих феодалов. Ведь над всей великой империей властвовал один человек и один закон.

Нам сейчас нужно оговориться, что книги, прочитанные Увиллом, были написаны, конечно же, не во времена империи, а значительно позже. С тех времён сохранилось прискорбно мало письменных источников, поэтому огромное количество знаний было утеряно. Так и Увилл не имел ни малейшего представления о том, как всё было устроено в Кидуанской империи на самом деле. Изменчивая народная память в значительной мере идеализировала те крохи знаний, что дошли с тех времён, и сейчас, из тёмной эпохи феодальной раздробленности прошлое выглядело величественно и романтично.

И нужно сказать, что ум Увилла был целиком захвачен этими прекрасными идеалами, имеющих почти столь же мало общего с реальностью, как и те сказки, что рассказывали вечерами внучатам беззубые старухи. Он верил, что подобная вертикальная монархическая структура спасла бы и простых работяг, и лордов вроде него.

Наконец проехали те самые пресловутые Терёшки. Там Увилл ещё раз расспросил жителей о пути к замку и всё-таки попросил мужика, охотно рассказывающего дорогу, отправиться с ним. Кое-какая мелочь, что была в его карманах, быстро избавила смерда от сомнений.

– Токмо я на лошади-то отродясь не сидел, ваша милость… – жалобно пробормотал он, когда ему подвели коня, ранее перевозившего Барека.

– Не беда. Ты, – махнул он рукой одному из всадников небольшого роста и сухощавому. – Он поедет с тобой.

Кое-как мужичок забрался в седло, а недовольный воин был вынужден теперь сидеть позади него прямо на крупе. Кроме того, судя по тому, как он морщился, от простолюдина довольно резко несло.

– Нет, так не пойдёт, – критически окинув взглядом эту картину, покачал головой Увилл. – Слезай-ка, приятель. Ежели хочешь подзаработать – научишься и ездить верхом. Нет – найдём другого провожатого. Мы пока поедем небыстро, так что успеешь освоиться.

Нужно было видеть то счастье, которым озарилось лицо воина! Селянин же, кряхтя, слез на землю и, смеша не только всадников, но и односельчан, с горем пополам взобрался в седло. Он вцепился не только в уздечку, но и, для верности, в гриву смирной лошадки. Увидев, что проводник более-менее расположился в седле, Увилл пустил своего скакуна небыстрым шагом. Отряд последовал за ним.

Наконец добрались до «отвилки», о которой говорил тот старик Брах в неизвестной деревне. Пожалуй, не будь с ними провожатого, они могли бы и засомневаться в том, что это именно та, нужная. Места тут были не слишком многолюдные, так что и дороги не были слишком уж наезженными. Теперь до замка Барвира оставалось лиг шесть или семь.

На пути их ожидали ещё четыре деревни, три из которых стояли прямо вдоль дороги, а одна – чуть в стороне. Ближайшая к замку отстояла от него чуть больше чем на милю. Здесь Увилл остановился.

Солнце уже довольно давно перевалило за полдень, но до темноты было ещё далеко. Теперь предстояло решить, что делать дальше. Надежда на то, что замок не запирается на ночь, была смехотворна. Значит, атаковать нужно днём, пока ворота открыты. На их стороне – внезапность. Увилл был убеждён, что всё получится.

Но, несмотря на юный возраст, он был уже довольно предусмотрительным человеком, поэтому прежде всего отправил к замку двух разведчиков, которые должны были увидеть всё собственными глазами и доложить более достоверную картину, чем это сделали бы косноязычные селяне.

Разведчики вернулись примерно час спустя.

– Незаметно к замку не подобраться, – доложили они. – Земля вокруг по крайней мере на четверть мили очищена от леса.

– Он хорошо охраняется?

– Никакой особенной охраны нет. Несколько стражников у ворот. На стенах никого не видно.

– Оживлённое ли движение у ворот?

– За всё время, что мы там были, никто не вошёл и не вышел.

Увилл кивнул и задумался. До сих пор у него была надежда, что к замку удастся подойти незамеченными, но стало ясно, что этот вариант исключён. С другой стороны, вряд ли замок имел хорошую охрану – если не позволить привратникам закрыть ворота, то конный отряд легко ворвётся внутрь.

– Как думаете, много ли там защитников? – после короткого раздумья спросил он.

– Замок невелик и, похоже, не слишком богат, – ответил один из разведчиков. – Не думаю, что там сейчас будет много вооружённых людей. Может быть, сотня, а может и меньше.

– Велик ли внутренний двор?

– Тесноват, – покачал головой разведчик. – Лучше будет спешиться перед воротами, иначе сами себя зажмём.

Всё это время, пока разведчики отсутствовали, отряд отдыхал у околицы деревушки Лопухи, ближайшей к замку. Как и прочие, жители Лопухов вполне прониклись речами Увилла, и потому никто из них не поспешил предупредить сеньора. Юноша на всякий случай припугнул селян и поставил людей сторожить дорогу, но это оказалось лишней мерой. Наоборот, несколько раз деревенские молодки выносили расположившимся на траве воинам то овсяного квасу, то яблок, а то и молока. Несчастные люди, похоже, всерьёз восприняли всё сказанное и теперь видели в отряде Увилла своих освободителей.

– Скажи-ка, матушка, – обратился Увилл к старушке, что степенно нарезала берёзовые веники, греясь на завалинке у ближайшей к ним избушки. – А ваши частенько бывают в замке?

– Нечасто, барин, – бабушка охотно отбросила нож и, обтерев руки о подол, поспешила к Увиллу, радуясь возможности размять спину и поболтать. – А чего нам там делать?

– Ну, может, таскаете на продажу чего? – не сдавался Увилл.

– Бывает и такое, барин, да редко, – согласилась старушка. – Чего нам продавать-то?

– Да вон хоть бы и веники твои!

– А можно было бы… – похоже, для старушки эта мысль явилась откровением, и сейчас она оглядывала пуки зелёных берёзовых прутов.

– А много у тебя их? – глаза Увилла заблестели – у него явно родилась мысль.

– Да есть сколько-то, – бабуля заинтересованно глядела на паренька. – В сарайке. Я их на зиму готовлю – коз кормить. Козы, они очень охочи до берёзовой лозы, барин.

– А телега с лошадью есть у вас в деревне?

– Как не быть, барин! У Конта-Седого есть, и у Жепыги. Ещё у Вахра, но тот больно прижимист, желудяка!..

– Отыщите мне телегу и лошадь, – приказал Увилл паре ближайших воинов. – Ну а что – продашь ли, мать, свои веники?

– Отчего не продать, коли в цене сойдёмся, барин?

– А хватит ли у тебя веников, чтобы телегу заполнить?

– Уж чего-чего, а этого добра у меня вдосталь! – усмехнулась бабка, предвкушая барыш.

Увилл машинально похлопал по карманам, хотя прекрасно знал, что не брал с собой сколько-нибудь значимой суммы помимо горстки медяков, едва ли не случайно завалявшихся по карманам. Быть может, для этой бедной старушки и эта горсть стала бы несметным сокровищем, но юноше хотелось сделать поистине красивый жест, подкрепив свой образ благодетеля.

И вдруг он, вспомнив о чём-то, полез под ворот камзола, вытащив оттуда бечёвку, на которой висело колечко.

– Это кольцо много лет назад подарила мне мать, – снимая бечёвку с шеи, проговорил он. – Оно золотое, и стоит немалых денег. Возьми его, добрая женщина. Уверен, в замке есть ювелир, который сможет обратить его в деньги. Даже если он будет жаден как этот ваш Вахр, ты всё равно получишь за него два десятка серебряных марок⁸.

– Да зачем такой подарок-то, барин? – всплеснула руками старуха, но глаза её зажглись алчным огнём. – Да за такие-то деньги вы всю деревню скупите!

– Вся деревня мне ни к чему, – протягивая кольцо на шнурке, произнёс Увилл. – Но кое-что кроме твоих веников я всё же попрошу. Мне нужно несколько старых рубах и штанов. Найдёшь?

– Как же не найти, ваша милость! – дрожащими руками женщина ухватила наконец кольцо, должно быть, всё ещё не веря до конца, что всё это взаправду. – У меня трое сынов, так что кой-какая одёжа имеется! И ещё разыщу сколько надо будет!

– Ну хотя бы с полдюжины надо будет, – ответил Увилл. – Найдёшь больше – ещё лучше.

Говоря это, он глазами невольно следил за кольцом, которое старуха чуть растерянно всё ещё держала в руках, словно не веря, что оно теперь принадлежит ей. Возможно, она боялась, что молодой барин вот-вот расхохочется и отберёт драгоценность. Да ещё и, поди ты, прикажет отходить её плёткой как следует за наглость!

Но Увилл не слишком-то тяготился потерей. Это кольцо он получил от матери в день, когда они с Давином и Карой выехали из Колиона после свадьбы. Он ни разу не надевал его. Будь его воля, он и вовсе выбросил бы подарок в сточную канаву, но Давин строго повелел всегда носить кольцо при себе – на шнурке, если уж не на пальце. Названый отец от всей души надеялся, что мальчик однажды простит свою мать за то, что она была вынуждена сделать. Но, кажется, Увилл пока так и не простил…

***

– Куда прёте, дурачьё? – выходя вперёд, гаркнул один из трёх стражников у ворот, очевидно, главный из них.

– Кашу берёзовую везём, сударь, – натягивая поводья, ответил бедно одетый мужик.

Мелко дребезжащая телега остановилась, остановились и шестеро смердов, топающих рядом с нею, поскольку на самой телеге места никому кроме возницы не нашлось.

– На кой ляд она нужна тут, бестолочь?

– Не наше дело знать это, сударь, – возразил возница. – Наше дело маленькое. Нам сказано – мы везём.

– Кем сказано? – стражники явно были озадачены.

– Не могу знать, – сокрушённо развёл руками мужик. – Третьего дня прибыл к нам барин, и велел к нынешнему дню полный воз набрать, да в замок доставить.

– Третьего дня?.. – обращаясь к подчинённым, почесал небритую щёку командир. – Это Шевур, что ли, тогда ездил куда-то? И на кой ляд ему эти прутья сдались? Алушку свою пороть, поди!

И все трое разразились сальным смехом.

– Так нам-то чего делать, сударь? – жалобно спросил мужик. – Неуж восвояси отправляться? Барин говорил, что нам заплачено тут будет.

– Ладно, после разберёмся, – махнул командир, всё ещё смеясь своей шутке. – Загоняйте вон туда, под навес, да там и сгружайте.

– Нам было велено с телегой вместе оставить.

– Что этот пройдоха задумал? – вновь изумляясь, проворчал командир. – Ох, спустит с него когда-нибудь шкуру милорд⁹! Доиграется, шельма! Ладно, загоняйте! Да глядите, ежели ваша кобыла насерет во дворе – в руках выносить будете!

– Всё понятно, сударь, – поклонился мужик. – Так кудась нам?

– Вон к тем сараям, – махнул рукой стражник. – Потс, поди проводи этих недоумков.

Один из стражников, ухмыльнувшись, пошёл вперёд. Остальные двое посторонились – прутья торчали из телеги во все стороны, того и гляди глаз выколет!

– А вы куда, убогие? – перегородил командир дорогу шестерым смердам, что двинулись было следом за телегой. – Тут обождёте! Неча вам по хозяйскому двору шастать!

Возница обернулся и неприметно кивнул головой. Он уже успел бегло оглядеться – двор был пуст как по заказу. День клонился к закату, и большинство домочадцев теперь, должно быть, готовились к ужину. Он медленно подогнал телегу под указанный навес. Кряхтя, соскочил на землю и принялся распрягать лошадь.

– Не поможешь, мил человек? – повозившись с минуту, попросил он у стоящего неподалёку стражника. – Пальцы проклятые совсем суховуха скрутила – ничего не чувствуют.

– Тьфу ты, чирей вислоухий! – сплюнул тот и нехотя подошёл к возящемуся с хомутом вознице. – Ну, и чего там у тебя? Ох!..

Хрюкнув, стражник рухнул к ногам мужика, в руках которого была дубина, спрятанная под лозой. Там же блеснула и сталь мечей. Оттащив бесчувственного вояку так, чтобы его не было видно за телегой, возница ловко стал стягивать с него плащ и те элементы одежды, которые позволяли определить в нём замковую стражу. Переодевшись (хотя одежда оказалась маловата), он вынул меч из-под прутьев и без сожалений пырнул им в шею лежащего. Сейчас нельзя было рисковать.

Отерев лезвие о рубаху убитого, он спокойной вальяжной походкой, какой обычно ходят стражники, вышел на слегка тускнеющий свет двора. Подойдя к воротам, он увидел двух своих спутников, что тоже уже красовались в плащах и шапках стражников.

– Возьмите оружие, – коротко велел он. – Вы двое возвращайтесь сюда, а остальные спрячьтесь где-нибудь поблизости. И будьте наготове!

Не говоря ни слова, шестеро бойцов быстро пересекли двор и исчезли под навесом. Вскоре двое, переодетые стражей, вернулись к воротам. Они лишь переглянулись с возницей и коротко кивнули в ответ на его немой вопрос. Один из них вёл на поводу лошадку, которую вывели за ворота, где она стала мирно щипать пыльную придорожную травку.

Не прошло и двух минут, как из-под навеса потянулся дымок. Он быстро густел и набирал силу, из белёсого превращаясь в тёмно-сизый. Подождав ещё немного для верности, бывший возница что было сил заорал:

– Пожар!

Теперь из-под навеса выбивалось уже и пламя. Было ясно, что не удастся спасти не только этот самый навес, но и близлежащие сараи и иные постройки. Хозяйскому дому, понятное дело, ничего не угрожало, поскольку он был целиком из камня, но всё же неприятностей огонь мог принести много.

– Пожар! Пожар! – орали теперь уже все трое.

На их крики стали выбегать встревоженные люди – слуги, несколько вооружённых людей. Возможно, одним из них был сам сеньор Барвир. Завидев пламя, с каждой секундой становившееся всё сильнее, люди начинали кричать и метаться. Наконец появились слуги с бадейками и вёдрами, но потушить пожар уже было, конечно, невозможно.

Трое привратников суетились вместе со всеми, но не отходили далеко от ворот, стараясь держаться так, чтобы никто не мог разглядеть их лиц. По счастью, все жители замка были целиком поглощены разгорающимся пожаром, а потому никто не видел конный отряд, мчавшийся во весь опор к воротам.

И лишь когда нападающие были в какой-то сотне ярдов, кто-то из людей, мечущихся по двору, заметил опасность. Новые крики были ещё тревожнее прежних, но они тонули в общем гомоне.

– Тревога! Тревога! Запереть ворота!

Наконец обитатели замка разглядели угрозу.

– Чего стоите, олухи? Запирай ворота! – рявкнул какой-то человек, по виду вполне подходящий на роль сеньора Барвира.

Несколько человек тут же кинулись к воротам.

– Запирай, чего стоишь? – крикнул один из них мечущимся у ворот стражникам, и тут же получил удар мечом по лицу.

Трое «стражников», обнажив мечи, встали, защищая ворота изнутри. Откуда ни возьмись возникли ещё четверо, выглядящие как оборванцы-селяне, но с добрыми мечами в руках. Всемером они без труда отбросили первый натиск преимущественно безоружных людей. А большего и не требовалось

Во двор через раскрытые ворота стали вливаться вооружённые спешившиеся воины. Впереди, яростно сверкая глазами, рвался в бой черноволосый юноша, почти мальчик. Однако меч в его руках оказался страшным оружием.

– Сдавайтесь! Мы не тронем никого, кто будет безоружен! – кричал он ломающимся подростковым голосом, который тонул в море шума.

Заметив, что Увилла никто не слышит, Коллент стал вторить ему, а вслед за ним – и остальные воины. Колодец двора наполнился криками «Сдавайтесь!».

Некоторые из обитателей замка, которые имели при себе оружие, всё же бросились на врага, не желая покрыть себя позором. Однако их храбрость и верность сослужили им плохую службу. Люди Увилла не разыгрывали из себя благородных рыцарей. Они нападали на противников сразу по двое, а если позволяло место, то и по трое. В этой кажущейся жестокости на самом деле было своеобразное милосердие – Увилл надеялся, что защитники замка внемлют голосу разума и сдадутся, предотвратив тем самым куда большее кровопролитие.

Видя, что ситуация складывается совершенно неблагоприятно для них, богато одетый седовласый человек с властным лицом, стоявший на крыльце дома, поднял руку и громовым голосом рявкнул:

– Прекратить сопротивление! Мы сдаёмся!

Теперь не оставалось никаких сомнений, что именно этот человек и был сеньором Барвиром. По его слову те немногие из его подчинённых, что ещё держали мечи, тут же опустили их и затем вовсе бросили на утоптанную землю. Наконец воцарилась тишина, правда, нарушаемая рёвом пламени. К тому времени хлипкая крыша навеса уже рухнула и огонь яростно устремился вверх. От жара начали схватываться соседние сараи, но сейчас никто уж не пытался их тушить.

– Кто ты, и почему напал на меня? – громко крикнул Барвир, медленно направляясь к Увиллу, который также вышел вперёд, чтобы не затеряться на фоне своих бойцов.

– Я – Увилл Тионит, сын Давина Олтендейла и наследник домена Танна! – отвечал тот.

– И для чего же Давин натравил на меня своего пащенка? – скривившись, спросил Барвир.

Кровь бросилась в лицо Увилла, но он не позволил себе ответить тут же – ответить теми резкими и злыми словами, что рвались из души. Вместо этого он промолчал несколько секунд, собираясь с мыслями, и лишь затем заговорил:

– От имени лорда Давина я пришёл, чтобы вернуть исконные земли домена Танна.

– С каких это пор мой замок превратился в исконные земли Давина? – язвительно ухмыльнулся Барвир. – Ты что-то перепутал, мальчик!

– Ты говоришь с лордом, деревенщина! – в бешенстве вскричал Коллент, готовый броситься на него.

– Тише, Коллент, – жёстко осадил его Увилл. – Прояви немного участия к поверженному врагу.

– Много ли умения нужно, чтобы ударить исподтишка? – презрительно скривился Барвир. – Если ты достаточно умён, мальчик, то никогда в будущем не будешь хвастать этим.

– А не так ли ты и твой хозяин отняли у нас Духовицы? – звенящим от сдерживаемой ярости голосом возразил Увилл. – Вы напали, когда мой отец не мог дать сдачи. Вы воспользовались тем, что его мысли были заняты другими вещами! Вы как падальщики тайком утащили то, что принадлежало нам. И вот теперь я вернулся, чтобы забрать это. Слушай мою волю, сеньор Барвир! Я возвращу тебе твой замок и немедленно уйду отсюда, как только твой господин признает передачу домену Танна Духовиц и тех окрестных земель, что принадлежали ему. До тех пор все вы – мои пленники в этом замке!

Глава 10. Идеи и идеалы

Барвир порывался сам отправиться в Диллай, но Увилл его не отпустил. Это была такая маленькая месть за его дерзость – наглый сеньор должен был остаться пленником в собственном доме и испить эту чашу унижения до конца. Впрочем, это было самое страшное, что ожидало незадачливого помещика – Увилл сдержал слово, и никто в замке больше не пострадал от его людей. Таким образом, во время короткого и сумбурного штурма погибло девять защитников и ни одного нападающего.

Как и предполагал Увилл, идея облагать дополнительным налогом сенокосы принадлежала самому сеньору Барвиру – несмотря на благородную внешность и столь же благородные манеры, душонка у милорда оказалась довольно мелкой. По крайней мере, так полагал Увилл, и то, стоит ли доверять его мнению, мы оставим на совести читателя, ведь подростки, как известно, зачастую страдают излишним максимализмом.

Пользуясь властью победителя, Увилл заставил его не только подписать бумагу об отмене несправедливых податей, а также снижении прочих до приемлемого уровня, но ещё и настоял на том, чтобы этот факт был упомянут в письме к Пиладу.

– Пусть твой сеньор знает, что своими невзгодами он обязан твоей неуёмной жадности, – презрительно бросил он.

Как видим, несмотря на то что Барвир был благородного происхождения и возрастом годился Увиллу едва ли не в деды, мальчик продолжал обращаться к нему на «ты» как к своему подчинённому. Надо сказать, что сам хозяин замка постепенно сбил с себя излишнюю спесь, поняв, что подобный тон может принести ему больше вреда, нежели пользы.

От замка Барвира до Диллая было больше недели ходу на доброй лошади – домен Диллая являлся едва ли не самым крупным из всех. Впрочем, его восточная часть была едва заселена. Всё это время Увилл и его люди, не стесняясь, пользовались гостеприимством Барвира, ни в чём себе не отказывая.

Гонец вернулся из Диллая, когда пириллий¹⁰ уже разменял третью декаду. Как и ожидалось, Пилад Диввилион не захотел ввязываться в войну сейчас, когда простонародье с утра до вечера трудится на полях, торопясь собрать урожай. Тем более, что Увилл сообщил ему, будто бы у Давина наготове две тысячи мечей, которые в любой момент могут перейти границу. Была и другая причина, о которой поведал один из людей Увилла, сопровождавший гонца.

– Диввилион очень плох, – в частном докладе доложил он Увиллу. – Нас принимал его сын, Чести. Сказал, что отец отдыхает, но я слыхал, как дворня шушукается о том, что старый хозяин едва ли не при смерти.

Увилл молча кивнул. Сейчас, похоже, было то самое золотое время, каким некогда воспользовался Пилад. Как во времена тяжёлой болезни Кары, когда Давин не сумел защитить свои владения. Сейчас было самое время ударить по-настоящему и взять всё, что вздумается. Но юноша, надо отдать ему должное, даже не рассматривал подобного варианта развития событий. Он дал слово и не хотел его нарушать. А кроме того, это превратило бы его из освободителя в захватчика, а Увиллу этого не хотелось.

Перед отъездом он вызвал Барвира.

– Надеюсь, ты сделал должные выводы из произошедшего, сеньор Барвир, – проговорил он, глядя в угрюмое лицо феодала. – Не повторяй прежних ошибок, или не будет тебе счастья. Помни, что твои земли граничат с моими. Не забывай этого, сеньор Барвир.

Уже сидя на лошади, он вновь обратился к хозяину замка, что стоял на высоком крыльце, провожая нежданного гостя.

– Я объявлю о снижении податей и отмене налога на покосы тем людям, которым я это обещал. Потрудись донести эту весть до других своих подданных. Это не только моя воля, но и воля твоего сюзерена. Отнесись к этому серьёзно, сеньор Барвир.

И, не дожидаясь ответа, дал шпоры коню.

***

– Когда я узнал о том, что ты задумал, то растерялся, – захохотал Давин, обнимая вошедшего Увилла. – То ли станцевать от гордости на крепостной стене, то ли хватать хворостину и ехать за тобой!

– Так ты танцевал на стене? – крепко стискивая названного отца в объятиях, воскликнул Увилл.

– Нет, но целую неделю я так светился от гордости, что никакие свечи не требовались! – Давин чуть отстранился, оглядывая мальчика. – Ты не ранен?

– Ни единой царапины, – отмахнулся Увилл. – Это было настолько просто, что мне даже несколько неловко от этого…

– Дай-то боги, чтобы так было всегда! А ты возмужал!

Давин с некоторым удивлением разглядывал сына. Прошло чуть больше месяца с их разлуки, но перед ним явно стоял совсем другой человек. Выражение лица Увилла стало как-то собраннее и жёстче. Это уже было отнюдь не мальчишеское лицо. Особенно поражали глаза – они словно принадлежали опытному воину. Менее чем за два месяца мальчик необъяснимо подрос и превратился в мужчину.

– Гляди-ка, да у тебя усы пробиваются! – попристальнее вглядевшись, с радостным удивлением воскликнул Давин.

– Мне почти пятнадцать, – как можно небрежнее напомнил явно польщённый Увилл.

– Вилли! – взвизгнула от восторга вбежавшая в кабинет девчушка лет шести на вид.

Худенькая, невысокая, русые волосы, которые, наверное, с возрастом потемнеют, как у Кары… Но Солейн не была дочерью Кары. Глядя на её довольно милое личико, Давин раз за разом невольно думал: а не так ли выглядела та самая безвестно сгинувшая Нара, лицо которой он прочно позабыл?

– Солли! – бросаясь навстречу девочке, Увилл раскрыл свои объятия, и сводная сестричка впорхнула в них, словно пичужка.

– Почему тебя так долго не было??? – Солейн пыталась придать голосу побольше обиды, но это плохо получалось, поскольку она была слишком счастлива.

И тут же:

– А что ты мне привёз?

– Извини, Солли, я ничего не привёз. Я был на войне.

– Ну тогда я с тобой не дружу больше! – надула губки девочка, пытаясь выскользнуть из объятий брата.

– Завтра же мы отправимся в город, и я куплю тебе всё, что пожелаешь! – пообещал Увилл.

– Я хочу красные сапожки! – тут же заулыбалась девочка. – Сафьяновые, с позолоченными шнурками вот тут, – и она пальчиком показала, где должны быть эти самые позолоченные шнурки.

– Будут тебе сапожки, – целуя пухленькую щёчку, усмехнулся Увилл.

– От тебя плохо пахнет, – не церемонясь, выдала Солейн, слезая с рук мальчика обратно на пол.

– Я не мылся несколько недель, – рассмеялся Увилл. – Не беспокойся, сегодня же исправлюсь!

– Иди поиграй, дочка, – нежно проговорил Давин, в свою очередь целуя Солли. – Мы с Увиллом будем разговаривать о скучных вещах.

– Смотри, от него пахнет даже хуже, чем обычно от тебя! – предупредила девочка и Давин расхохотался.

– Ничего страшного, солнышко. Мужчина и не должен пахнуть цветами. Запах пота, лошади и пыли – это всё благородные запахи. Они украшают воина.

– А девочек украшают красные сапожки! – строго погрозив пальчиком Увиллу, ответила Солейн.

– Я помню, Солли, – успокоил он её.

Удовлетворённо кивнув, Солейн убежала, оставив отца и сына одних.

– Ну давай, рассказывай, как всё было, – жестом приглашая сына за стол, проговорил Давин. – Есть хочешь?

– Ещё бы! – воскликнул тот.

Увилл долго и обстоятельно рассказывал обо всём, что произошло в этом походе. Позже Давин решил расспросить и Коллента, чтобы сопоставить две версии, потому что временами ему казалось, что мальчик попросту привирает и преувеличивает свои заслуги, хотя он знал, что за Увиллом подобного раньше не водилось. Но слишком уж невероятно звучали некоторые подробности.

Принесли еду. Увилл много ел, и зачастую говорил с набитым ртом, но Давину было не до манер. Он внимательно слушал, задавал уточняющие вопросы, и не мог отделаться от некоторого чувства растерянности. Он словно бы прозевал что-то важное, словно проснулся спустя много лет и увидел, что дети, которых помнил младенцами, стали взрослыми людьми. Так и здесь – всего каких-нибудь два месяца назад Увилл для Давина был ребёнком, пусть и необычным, а теперь же он видел перед собой взрослого мужчину.

– Хорошо, что ты всё-таки не поддался соблазну и не продолжил войну, – проговорил наконец он, одобрительно кивая. – Ты поступил правильно и мудро. Нам сейчас ни к чему война с Диллаем, даже если Пилад и слаб. В конечном итоге это ничего не изменило бы, но принесло невзгоды людям.

– Может быть, лучше однажды заплатить невзгодами за лучшее будущее? – чуть задумчиво произнёс Увилл. – Сеньоры вроде Барвира не должны управлять людьми. Да и такие как Пилад или его сын Чести – редкостный кретин, как мне говорили. Тебе не кажется, отец, что лорды вроде тебя куда лучше справились бы с управлением и принесли бы людям куда больше добрых дней?

– Эти рассуждения могут далеко завести тебя, сын, – покачал головой Давин. – Когда у лордов появляются подобные мысли, это обычно заканчивается кровопролитием. И кто как не ты должен бы понимать это? Ведь такой вот умник вроде тебя присвоил себе твою вотчину.

– Если бы у нас был император, он защищал бы своих вассалов от подобного произвола! – Увилл покраснел. Напоминания о Даффе всегда цепляли его за живое.

– У нас есть Стол, – отрезал Давин. – И, как ты помнишь, он не помог.

– Конечно, – едко усмехнулся мальчик, уже начиная злиться. – Потому что Стол – сборище трусов, каждый из которых радеет только о собственных интересах. Им всем плевать на то, что будет с остальными, лишь бы беда не коснулась их самих.

– Но точно так же поступал бы и император! – возразил Давин. – У императора были бы родственники, друзья, любимчики, которые делали бы всё, что заблагорассудится, а расплачивались бы за это такие как ты и я! В эгоизме Стола кроится стабильность системы – никто не заинтересован в повторении Смуты¹¹! Именно поэтому в критические моменты лорды обязательно сплачиваются и оказывают нужное влияние!

– Мой случай, стало быть, критическим не был! – зло бросил Увилл.

– А что в нём критического? – жёстко ответил Давин. – Подумай, что лучше для Стола – допустить спорный переход домена в руки другого лорда, или же оставить управление шестилетнему мальчику, надеясь, что его вассалы не пойдут вразнос?

– Если так сделал один, сделает и другой! Разве это не нарушит систему?

– Лет двадцать назад лорд домена Шетира посягнул на Рогон. Примерно так, как хотел сделать ты, только не ограничиваясь простым захватом приграничных земель. В Рогоне тогда правил молодой лорд, но очень болезненный. Не помню, как его звали – он умер спустя год или два после этих событий, тем более, что тогда я был совсем ребёнком. Так вот лорд домена Шетира предъявил права на Рогон. И знаешь, что было дальше? Западные домены, а также некоторые из центральных объявили Шетиру войну. И там сменилась династия. Так что поверь мне, когда надо, Стол умеет защищать стабильность системы.

– Интересно, сколько дней они заседали, прежде чем принять такое решение? – скривился Увилл. – Император бы решил вопрос в одну минуту.

– Власть, безраздельно находящаяся в одних руках, неизбежно порождает тиранов! Как ты не можешь этого понять, Увилл? Ты, начитавшись книжек, грезишь великой империей и её благородными и мудрыми императорами! А представь на мгновение, что Дафф был бы императором? Или Чести Диввилион? Чувствовал бы ты себя спокойно, зная, что сила и закон в руках кого-то вроде этого твоего Барвира?

– Странно, что, рассуждая подобным образом, ты однажды дал мне в руки настоящий меч взамен деревянного, отец! А что, если я бы им порезался? А что, если отсёк бы себе голову?

– Тебе кажется, что ты уже повзрослел и всё понял, Увилл, – по мере того, как распалялся юноша, Давин, напротив, становился спокойнее и взвешенней. – Я помню, что было в моей голове в этом возрасте. Я был уверен, что я куда умнее своего отца и всё вижу в правильном свете. У тебя светлый ум, Увилл, но пока ещё маловато опыта.

– Не говори со мной как с ребёнком! – воскликнул тот. – Не думай, что ум и опыт можно нажить лишь с годами! Ты сам говорил, что в детстве не читал ничего, кроме арионнитских книжек! Не обязательно пережить что-то самому, чтобы знать, что так правильно! Времена империи были лучшим временем нашей истории! Кто бы мог тогда представить, что одна часть империи может пойти войной на другую? Что местные сатрапы будут чинить самодурство, игнорируя право и волю своего монарха?

– А тебе не кажется, что довольно опрометчиво изучать историю по книжонкам для слезливых барышень? – Давин предупреждающе поднял руку, видя, что Увилл хочет его перебить. – История государств – это история войн, крови и страданий. Рушатся государства – льётся кровь. Создаются государства – льётся кровь! Спроси у простых людей – хотят ли они, чтобы их сеньоры устраивали свары? Ведь погибают на поле брани, как правило, вовсе не лорды, и даже не их вассалы. Погибают простолюдины. И если ты хочешь быть хорошим лордом, ты не должен забывать этого!

– Что ж! – с поистине юношеским апломбом воскликнул Увилл. – Может быть, иногда стоит погибнуть! Потому что они умрут за правое дело!

– Выходит, люди для тебя лишь средство, сын, – вздохнул Давин. – Но люди – это люди. И относиться к ним надо как к людям.

– Может быть, – губы Увилла скривились в какой-то полуухмылке. – Только вот я, относясь, по твоим словам, к простонародью лишь как к средству, уже успел снизить непомерные подати хотя бы для нескольких деревень.

– А ты подумай и признайся честно, пусть даже самому себе, – Давин взглянул сыну в глаза. – Ты сделал это для них, или же для себя?

– Разумеется для них! – однако, Увилл почему-то отвёл глаза, не выдержав взгляда отца. – Да и какое это имеет значение, если в конечном итоге жить людям стало чуть легче? Важен результат, а не мотивы.

– Иной раз мотивы важнее результатов, Увилл, – покачал головой Давин. – Уверен, что с возрастом ты это поймёшь.

***

Давин сидел в одиночестве и зачарованно глядел в пламя оплывающей свечи, стоящей перед ним. Удивительно, в какую причудливую сторону ушёл их разговор с Увиллом. О том ли должен говорить отец с сыном, вернувшимся из боевого похода?

Увилл ушёл с полчаса тому назад. Сказал, что хочет вымыться и отдохнуть. Он был явно расстроен, и похоже, главным образом, тем, что не сумел найти достаточно убедительных слов в споре с Давином. И это задевало самого Давина, огорчало его. Он своими неуместными нравоучениями словно украл триумф у собственного сына.

И всё же он сделал этого мальчика своим наследником, а это означало, что рано или поздно Увилл станет лордом домена. И Давин видел свой долг в том, чтобы сделать его хорошим лордом домена. Романтические мысли о мудрых императорах хороши, быть может, в нежном возрасте, но когда придёт время, Увилл должен уметь ладить с другими, искать компромиссы, а иной раз, быть может, даже проглатывать обиды. Ведь однажды этот мальчик займёт его место за Столом.

Возможно, у Увилла было право на подобный поучающий тон. Для этого мальчишки он, Давин, должно быть, казался уже почти стариком, застывшем в прошлом и не принимающим будущего. Он сам ещё смутно помнил свои чувства в отношении взрослых, когда был примерно в таком же возрасте. Разумеется, он, Давин, был совсем не дурак и понимал все слабые места и недочёты сложившейся системы. Но столь же ясно он понимал и то, что нарушение её, пусть даже и такой несовершенной, закончится для всех куда худшими катастрофами.

Об этом говорил ему ещё отец, а тому, наверняка, его отец, и так далее. Многие и многие поколения лордов доменов взрастали, сызмальства наученные уважать эту систему и Стол, её олицетворяющий.

Когда-то очень и очень давно, многие сотни, а может быть даже и тысячи лет назад случился колоссальный катаклизм. Полчища северян напали на Кидую – столицу империи, и буквально уничтожили её. Варварам не нужны были ни земли, ни власть. Они избавились от государства, которое, по их мнению, угнетало и довлело над ними. И потому, награбившись всласть, они вернулись на свои стылые палатийские побережья и безжизненные скалы Келлийских островов.

Осиротевшая враз империя тут же погрузилась в хаос. Наместники провинций объявили себя правителями на вверенных им землях, но их власти было недостаточно, чтобы предотвратить кровопролития. Феодалы бросились отнимать друг у друга земли, простонародье – отбирать жалкие пожитки друг у друга и грабить своих сеньоров… Кровь лилась рекой.

В этой ситуации провинции бывшей империи быстро затрещали по швам и стали распадаться на небольшие феоды, враждующие друг с другом. Каждый феодал, имеющий в своём распоряжении достаточное количество ресурсов и людей, мог с полным правом объявить себя независимым правителем… До тех пор, пока это право огнём и мечом не оспаривал кто-то другой.

Сколько продолжались эти лихие времена – неизвестно. По крайней мере, Давин, знавший обо всём этом лишь со слов отца да арионнитского священника, занимавшегося его образованием, этого точно не ведал. Десятки феодов или доменов причудливо тасовались на протяжении десятилетий, если не столетий. Исчезали одни наделы, а на их месте возникали другие. Границы устанавливались и пересматривались едва ли не по нескольку раз на дню.

И так продолжалось невесть сколько времени, пока лорды доменов не решили, что пришла пора как-то договариваться друг с другом. К тому времени было уже благополучно разрушено и забыто наследие великой империи. Не только люди, но даже и в какой-то степени лирры сделали огромный шаг назад в своём развитии, утратив множество знаний. Паэтта являла собой пепелище Кидуанской империи, во всяком случае, северная её часть. Саррассанская империя выстояла, но и она не благоденствовала теперь, ведь не существовали более торговые связи с великим северным соседом.

И вот один из лордов доменов, которого звали Детеон Блейс, пользующийся заслуженным уважением среди прочих лордов, пригласил всех их в крепость Барстог, находящуюся в пределах его домена, который теперь именуется доменом Бёрона. В то время, правда, самого города Бёрона ещё не существовало.

Удивительное дело, но на призыв Детеона откликнулись все тогдашние лорды. Все они приехали в Барстог, хотя каждый из них прибыл в сопровождении такого количества телохранителей, что они являли собой едва ли не маленькую армию. Казалось, здесь вскоре случится ещё одна бойня…

Но ничего подобного не произошло. Оказалось, от череды бесконечных междоусобных войн устали уже все, и нужен был лишь человек вроде Детеона, чтобы дать первоначальный импульс новому процессу – процессу примирения народов, населяющих развалины Кидуанской империи.

Детеон взял за правило собирать лордов в неформальной обстановке – за обеденным столом. При этом специально обученные слуги пристально следили, чтобы никто из гостей не переборщил с хмельными напитками, поскольку если добрая еда способствует доброму разговору, то излишек хмеля может заставить вновь легко вспыхнуть едва погасшее пепелище.

Больше двух недель лорды гостили в Барстоге, и в конце был подписан знаменитейший Барстогский трактат. Он закрепил право коллегиального правления лордов. Каждый вопрос, затрагивающий интересы сразу нескольких доменов, должен решаться на съезде лордов. Каждый лорд имеет право подать прошение или жалобу съезду, и тот обязан будет её рассмотреть. Решения съезда не обсуждаются и строго исполняются всеми лордами, вне зависимости от того, голосовали они за или против.

Было решено, что съезды лордов станут проходить на достаточно регулярной основе не реже раза в год. Но при этом они могут собираться и чаще, если в том будет нужда. Каждый лорд имеет право собрать съезд, если считает, что его дело неотложно и требует рассмотрения всеми.

Так повелось, что другие лорды подхватили почин Детеона, и все первые съезды неизменно проводились за обеденными столами. Так и появилось это понятие – Стол. Лорды ехали не на съезд, они ехали к Столу. И вопросы они решали не на съезде, а за Столом. И теперь уже на протяжении многих сотен лет никто не называл этот орган управления иначе.

Сейчас времена были иные, и заседания Стола проходили более официально, оставляя застолья на потом. Но сама суть, сама идея, заложенная Детеоном в Барстоге, оставалась практически неизменной. Лорды смирились с тем, что никому из них не властвовать над другими, и готовы были пожертвовать частью своего суверенитета ради всеобщего спокойствия.

Разумеется, Стол не лез во все дела лордов. Мы сами видели уже, что какие-то мелкие стычки и свары, небольшие переделы земель вполне обходились без его внимания. И это тоже было правильно, по мнению Давина. Стол брал на себя ровно столько полномочий, сколько требовалось.

Именно поэтому Давин свято чтил веками назад сложившиеся традиции. Именно поэтому он почитал те нехитрые правила, что вводил Барстогский трактат. Он слишком хорошо понимал, как близок край обрыва. До тех пор, пока существует Стол, лорд Олтендейл будет верным его защитником, ведь защищая его, он защищает олицетворяемый Столом мир.

Глава 11. Новая потеря

– Мне жаль, Увилл, – с трудом выжимая слова из пересохшего горла, проговорил Давин.

Юноша со сведённым горестной судорогой лицом невидящими глазами уставился на лист пергамента, который он держал в трясущихся руках. Он словно вдруг ослеп и оглох, и чувствовал себя так, будто бы вдруг оказался в тёмной неподвижной глубине океана, куда не проникают солнечные лучи.

Перед нами был уже повзрослевший Увилл – ему не так давно исполнилось двадцать семь. Теперь его лицо украшала аккуратная борода, а длинные волнистые волосы были стянуты в хвост. Давину и вовсе минуло сорок четыре, и в его бороде, а также и в волосах уже хватало серебряных нитей. И оба они сейчас словно сгорбились от непомерной тяжести великой скорби.

Наконец Увилл пошевелился. Словно сомнамбула, он подошёл к столу и аккуратно положил на него пергамент, который тут же сложился по привычным сгибам, на время скрыв страшные строки, что были начертаны на нём. Однако Давину казалось, что он и сейчас видит их, будто горящие письмена.

Письмо было из Колиона. Лаура умерла. Об этом Увиллу сообщал не Дафф, а Камилла – его младшая сестра. Единственная сестра, потому что своих сводных сестру и брата, рождённых от Даффа, он никогда не считал роднёй. Сам же лорд домена Колиона не удосужился написать ни строчки.

Камилла писала, что мама будет погребена через две недели. Как ни поспешал гонец, он всё же потратил на дорогу шесть дней. Очевидно, что если Увилл хотел поспеть попрощаться с Лаурой, ему нужно было поторопиться.

– Я не поеду, – глухо сказал юноша, сглатывая ком в горле.

– Не говори глупостей, Увилл. Ты должен ехать. Мы оба должны.

– Но отец…

– Мы выезжаем завтра с рассветом, – оборвал его Давин. – Приготовь всё необходимое.

Давин говорил сухо и резко. Ему было больно, и он чувствовал боль Увилла, которую тот пытался скрыть. Он хотел бы обнять юношу, но понимал, что тот этого не допустит. Несмотря на это, Давин понимал, что Увилл сейчас просто раздавлен, и ему нужно время, чтобы прийти в себя и осознать случившееся. Поэтому он, не говоря более ни слова, вышел из кабинета, оставив сына наедине со своим горем.

Сколько прошло времени, Увилл не осознавал. Он так и стоял рядом со столом, глядя на сложенный лист пергамента в пляшущем свете свечи. В голове была какая-то отупляющая пустота, в которой плясали обрывки мыслей. Он с трудом вспоминал лицо матери, которую не видел около двадцати лет. Он пытался представить свою сестру, которую видел грудной малышкой. Он думал о том, что время теперь холодное – то и дело укрытую снегами землю хлестали яростные метели, и что лучше бы было отправляться в Колион в крытом возке, а не верхом.

Однако же, употребляя слова вроде «вспоминал», «представлял», «думал», мы невольно вводим читателя в заблуждение, поскольку все эти понятия подразумевают некое волевое действие. У Увилла всё было не так – эти образы мимолётно возникали, словно тени на покрытой рябью воде, и тут же исчезали в пустоте.

Скрипнула дверь, и юноша машинально повернулся. В кабинете было уже темно, если не считать света одинокой свечи и почти потухшего камина. В дверь вошла юная девушка. Её худощавое лицо было искажено сейчас глубокой скорбью, а в глазах стояли слёзы. Тёмно-русые волосы до плеч, большие тёмные глаза, кожа, с которой не до конца ещё сошёл летний загар. Невысокая, стройная. Её вполне можно было назвать красивой. Полагаем, читатель уже узнал Солейн, которой минувшим летом как раз исполнилось девятнадцать.

– Увилл… – горько выдохнула она, протягивая руки к юноше.

– Солли… – бесцветным голосом ответил он, делая шаг навстречу.

Солейн уже давно не называла его Вилли, как делала это в детстве, но он, в свою очередь, продолжал звать её Солли. И это было не только с ней. Никто не обращался к этому харизматичному юноше иначе чем «Увилл». Даже Давин.

Сдерживаемые слёзы прорвались наружу, и, заплакав, Солейн бросилась в объятия Увилла:

– Мне так жаль, Увилл…

– Мне тоже, – хрипло проговорил он, целуя её волосы. – Отец говорит, что поутру мы уезжаем.

– Я знаю. Нужно ехать, Увилл. Ты должен…

– Знаю, – он судорожно сжал её хрупкое тело.

– Ты ведь простил её, Увилл?..

Спазм сдавил горло юноши, поэтому он лишь закивал, чувствуя, как глаза наконец наполняются слезами. Ему это было нужно, и потому он был бесконечно благодарен Солли за это.

– Да, плачь! – обхватив ладонями его лицо, прошептала девушка, по щекам которой также, не переставая, текли слёзы. – Плачь, любимый мой… Плачь…

И Увилл зарыдал. Хрипло подвывая, он плакал, уткнувшись в плечо Солейн, а та гладила его волосы, орошая их своими слезами.

Выплакавшись, он поднял опухшее, заплаканное лицо.

– Она умерла, думая, что я её ненавижу… – с раздирающей душу болью пробормотал он.

– Она так не думала, Увилл, – лаская мокрые щёки, прошептала Солли. – Поверь мне.

И она стала целовать их, словно осушая от следов слёз. Увилл жадно подставлял лицо этим поцелуям, и сам отвечал тем же. На какое-то время боль слегка отступила.

***

За минувшие тринадцать лет в жизни Увилла произошло много маленьких событий, которые, быть может, и не стоят того, чтобы на каждом из них останавливаться отдельно, но, несомненно, заслуживают упоминания. Не будучи лордом домена, он однозначно был лордом – он вёл себя как лорд, он ощущал себя лордом, и, что самое важное, лордом он был в глазах окружающих.

Всё больше дел поручал ему лорд Олтендейл. Спустя два года после «битвы за Духовицы», как иронично теперь называли первый поход Увилла и он сам, и Давин, Чести Диввилион решил опробовать на прочность границы южного соседа, и на сей раз Давин вновь, теперь уж безо всяких колебаний, отправил сына в приграничье. И, надо сказать, что юный полководец с честью справился с поставленной задачей, похоже, навсегда отбив охоту у нового лорда домена Диллая меряться силами с Танном.

Также уже несколько раз Увилл присутствовал на заседаниях Стола, а однажды и вовсе заменял собою Давина, когда тот серьёзно простудился. Надо сказать, что члены Стола восприняли присутствие юного наследника домена Танна как должное и имели возможность познакомиться с его рассудительностью.

Кстати говоря, из-за этих поездок Увилл периодически вынужден был встречаться с Даффом. И каждый раз он демонстративно игнорировал своего отчима, не отвечая даже на прямые обращения. Дафф же, с неизменной улыбкой, доброжелательной настолько, что она превращалась в почти издёвку, раскланивался с мальчиком и передавал приветы от матушки.

Увилл понимал, что его поведение сильно смахивает на мальчишество, но ничего не мог с собой поделать. Его передёргивало от одного вида Даффа, а скулы сводило от ненависти. Тот же, кажется, находил удовольствие в том, что так влиял на парня.

Давин пробовал говорить с ними обоими – естественно, поодиночке. С Даффом, кстати, говорить было легко – при подобных беседах он неизменно отбрасывал свой дурашливый тон и, кажется, бывал вполне серьёзен. Сказать по правде, Давин продолжал испытывать некую симпатию к бывшему другу. Он искал и не находил каких-то поступков или даже слов Даффа, которые показали бы его с дурной стороны. Он был не хуже, и уж совершенно точно лучше многих лордов, и, похоже, главная вина его по-прежнему состояла в том, что он женился на Лауре и вышвырнул Увилла за порог.

В Увилле же во время каждого из таких разговоров словно бы просыпался тот семилетний мальчик, что бился в конвульсиях на свадебном пиру. Будучи весьма рассудительным и уже совсем не малолетним, он, тем не менее, в этом конкретном случае словно забивался в какой-то кокон отторжения, не желая слушать никаких разумных доводов.

Давин опасался, что юноша невольно (или осознанно) перенёс часть этой ненависти и на Лауру. Увилл очень неохотно говорил о матери, демонстративно не интересуясь теми новостями, что изредка приходили из Колиона. Когда Давин узнал от Коллента о том, что Увилл отдал какой-то деревенской старухе подаренное Лаурой кольцо, то был потрясён до глубины души. Однако парень лишь отмахнулся от этого разговора, сказав, что так было нужно.

Впрочем, это был, наверное, едва ли не единственный серьёзный недостаток Увилла в глазах Давина. Во всём прочем он был идеальным сыном – в меру послушным, понятливым и любящим. И именно поэтому лорд Олтендейл вполне благосклонно воспринял тот факт, что между Солейн и Увиллом, похоже, развивается симпатия, выходящая за рамки братской любви.

Это случилось примерно за четыре года до смерти Лауры. Солли к тому времени было уже почти пятнадцать, Увиллу – двадцать два или двадцать три. Как мы знаем, их отношения были тёплыми всегда. Увилл, ещё будучи ребёнком, с упоением возился с малышкой, особенно после того, как умерла Кара. Он словно пытался заполнить образовавшуюся пустоту вокруг девочки, хотя, говоря откровенно, та не слишком-то тяжело переживала потерю матери.

Долгое время их взаимная приязнь ничем не отличалась от приязни между старшим братом и сестрой. С возрастом Солейн, как и все прочие, подпала под действие той ауры, что окутывала Увилла. Её любовь превратилась в поклонение, почти в благоговение. Даже Давин, кажется, не был для неё столь авторитетен, как брат. Увилл же охотно принял это, возомнив себя, должно быть, кем-то вроде покровителя для малышки Солли.

Когда Солейн исполнилось лет десять-двенадцать, Увилл был уже, по сути, взрослым мужчиной, частенько пропадавший где-то по делам отца. Он ездил на заседания Стола вместе с Давином, посещал вассалов, изредка участвовал в небольших приграничных стычках. Однажды он даже возглавил отряд в восемь сотен мечей, который Давин отправил в помощь лорду домена Бейдина, который также имел проблемы с Чести Диввилионом.

В это время Солейн и Увилл, казалось, несколько отдалились друг от друга. Они всё также радовались каждой случайной встрече, которые, правда, случались теперь куда реже. Увилл всё так же видел в подрастающей Солли ту самую малютку, а потому и вёл себя с ней соответственно. Она же, в свою очередь, уже считала себя взрослой, поэтому с досадой относилась к подобным проявлениям.

И вот, развившись уже во вполне взрослую девушку, Солейн стала испытывать к Увиллу новые чувства. Детское благоговение переросло в нечто большее. Естественно, Солли знала, что Увилл не является её родным братом, хотя до недавних пор не придавала этому факту никакого значения, ведь они росли вместе с самого детства. Теперь же вдруг это стало для неё чрезвычайно важно.

Увилл был хорош собой. С возрастом он стал всё больше внимания уделять внешности, ухаживая за волосами, достаточно регулярно принимая ванну. Как только у него стали расти волосы на лице, он отпустил небольшую бородку, которая придала какой-то строгости его лицу и добавила привлекательности. Не говоря уж о харизме, о которой мы упоминали много раз, и которая проявлялась всё больше по мере его взросления.

И вот сердце Солейн, которая была лишена возможности общаться со знатными мальчиками своего возраста, выбрало для себя объект первой девичей любви. Долгое время Солли стеснялась этого выбора, ведь в разговорах она ещё продолжала называть его братом, а потому вспыхнувшее чувство казалось ей чем-то постыдным и греховным.

С этого времени она начала избегать встреч с Увиллом, замыкаться в те редкие моменты, когда они оказывались наедине и он пытался затеять какой-либо разговор. Всё это происходило зимой, когда Увилл практически безвылазно находился в замке, а потому через какое-то время даже столь самовлюблённый человек как он, заметил неладное.

Дело было ранней весной, и Солейн было уже почти пятнадцать. Из девочки с необычайно худенькими ручками и ножками она превратилась в девушку, чьи формы с каждым днём приобретали всё больше женственности. Она была вполне красива той свежей красотой, которую дарует ранняя юность.

До сих пор Увилл не слишком-то интересовался противоположным полом, сводя дело к коротким интрижкам с несколькими дочками тех вассалов, что проживали в самом Танне. Сызмальства зная себе цену, Увилл не обращал внимания на молоденьких смазливых служанок и простолюдинок – они словно и не существовали для него. Так что к своим двадцати годам он имел не много опыта общения с девушками.

Увилл стал допытываться у Солли, чем он так её обидел, что она сторонится его. Девушка долгое время, сколько могла, избегала разговора, находя тысячи причин и отговорок. Наконец Увилл, со свойственной ему самоуверенностью и верой в собственную правоту, сделал самую простую вещь – он просто схватил Солейн в охапку и затащил в свою комнату, дверь которой запиралась на ключ.

Он объявил сестре, что она не выйдет отсюда, покуда они не объяснятся. Солли, возмущённая подобной бесцеремонностью, сперва не на шутку разозлилась, но Увилл умел быть убедительным. Его странный магнетизм действовал не только на хмурых воинов, но и на молоденьких девушек.

В конце концов Солейн, измученная переживаниями от неразделённой любви и пока ещё лишённая жеманства благородных дам, набравшись мужества, выпалила всё как на духу, после чего расплакалась от стыда и облегчения одновременно.

Нужно сказать, что Увилл воспринял это как должное. С самооценкой у парня явно было всё в порядке, и в том, что в него влюбляются молодые девушки, он не видел ничего удивительного. Правда, до сих пор он не смотрел на Солли иначе, чем как на сестру, и разве только это смогло слегка смутить его. Откровенно говоря, даже не слегка. В тот момент он не нашёл, что сказать. Постояв немного, глядя на сотрясающуюся в рыданиях Солейн, он молча вышел, оставив её в своей незапертой комнате.

Какое-то время они не виделись. Увилл пытался понять, как ему лучше поступить. С одной стороны, он опасался, что связь между ним и Солли может быть осуждена обществом, хотя никаких формальных предпосылок к этому не имелось. С другой, после того разговора он словно взглянул на неё по-новому и увидел красивую и интересную девушку на месте младшей сестрёнки. И понял, что эта девушка желанна для него.

Сближение произошло как-то само собой. Просто в какой-то момент времени они перестали сторониться друг друга и вновь стали больше времени проводить вместе. Увилл обошёлся без высокопарных слов – по правде говоря, он и вовсе обошёлся безо всяких слов. Всё происходило как-то само собой, и через некоторое время дошло до первого поцелуя. Дальше Увилл заходить не решился – он понимал, что Давин спустит с него все шкуры, если тот посмеет опорочить его дочь.

Тайное недолго оставалось тайным. Замок был не настолько велик, чтобы через некоторое время слуги не заметили странностей в отношениях молодых хозяев. Об этом стали шушукаться, но, правда, без осуждения. Дворня души не чаяла в юной хозяйке и молодом хозяине, и все сходились в том, что лучшую пару сложно себе представить.

Неудивительно, что в конце концов эти слухи дошли и до Давина. Однако, как уже было сказано выше, он не только не разозлился, а даже обрадовался произошедшему. Если бы он даже выбирал сам, то вряд ли придумал для Солейн партию лучше, чем Увилл. Естественно, до сих пор он никогда и не задумывался об этом, временами даже забывая, что юноша не является ему родным сыном. Однако теперь он словно бы прозрел.

Женитьба Увилла и Солейн волшебным образом решала бы все династические проблемы. Давин частенько задумывался о судьбе дочери. Он понимал, что даже если бы не объявил Увилла своим наследником, вряд ли отдал бы домен в её руки, ведь поблизости всегда мог оказаться кто-то вроде Даффа. Теперь же её судьбой должна была стать участь жены кого-то из его вассалов. Так неожиданно вспыхнувшая в детях страсть была ему очень на руку, ведь теперь ветвь Олтендейлов, пусть даже и под именем Тионитов, продолжит владеть землями Танна.

Однако же Давин, конечно, не мог пустить это дело на самотёк. Он тут же вызвал Увилла и задал ему прямой вопрос. Увилл и не подумал увиливать, тем более что ничего предосудительного, как мы уже говорили, он не делал. Так что оба остались вполне довольны разговором, причём неясно было даже – кто радуется больше.

С этого времени Увилл и Солейн уже не таились. Никаких официальных объявлений Давин не делал, но вскоре все как-то узнали, что у наследника домена Танна появилась невеста. Причём новость эта распространилась и за пределы домена – через пару месяцев Увилл получил радостное письмо от матери и сестры, где они поздравляли его с удачным выбором и желали всяческих благ. На него он не ответил, как не отвечал и на другие редкие послания из Колиона.

Однако же Давин не спешил со свадьбой, объясняя это совсем уж юным возрастом невесты, хотя, наверное, дело было не только в этом, ведь на самом деле именно этот возраст и был вполне обычным для венчания. А уж если говорить о простонародье, то там, случалось, выдавали замуж и двенадцатилетних девочек. Так что неясно, чего опасался Давин – возможно, это была обычная отческая нерешительность, и, потеряв жену, он, наверное, страшился лишиться ещё и дочери.

Впрочем, для счастливых влюблённых эта задержка не была чересчур тяжкой. Они жили в одном доме, могли видеться сколько душе угодно, и лишь на ночь расходились каждый в свою комнату. Причём последний факт был, конечно, более болезненным для Увилла, нежели для Солейн, так что Давин не слишком-то переживал на этот счёт. Мужчина должен уметь ждать и терпеть лишения – таково было его твёрдое убеждение.