Читать книгу Шоу утопающих - Александр Николаевич Лекомцев - Страница 1

В двух действиях

Действующие лица:

Михаил – 24 года

Никита – его приятель, приезжий, 25 лет

Маргарита – близкая знакомая Михаила, 22 года

Селена – её подруга, 21 год

Фенист Макаров – сержант полиции, 26 лет

Сталина Прогрессовна – дворничиха, за шестьдесят лет

Действие первое

Поляна на берегу большой реки. Виден противоположный берег, зелёные горы, часть воды

Здесь же – несколько чурок, ящиков из-под бутылок, скамейка, на которых можно сидеть и наблюдать за тем, что происходит вокруг

Небольшие деревца

На берегу, на чурках, сидят Михаил и Никита. Одеты по-летнему. На них трикотажные футболки, цветистые шорты, лёгкая обувь, возможно, шлёпанцы. Перед ними, на земле, два небольших рюкзака. На груди у них, на шнурах, висят большие артиллерийские бинокли. У Никиты в левой руке ещё и барсетка.

Никита: – Ты, Михаил, приготовил мне сюрприз? Я понимаю. Но я приехал к тебе в гости не из глухой деревни, а из Москвы. Меня, как-то, очень трудно удивить.

Михаил: – Оставь ты, Никита, свой столичный снобизм! Вас самых особенных граждан страны удивить, понятное дело, сложно, но можно и нужно. Как ты догадался, мы скоро будем наблюдать за поразительным и увлекательным зрелищем на воде.

Никита: – Что я не видел соревнований на гоночных скутерах или на яхтах? Как передвигаются по воде байдарки и даже шлюпки, тоже знаю.

Михаил: – Ты примитивен, как эта полуразвалившаяся скамейка. Ты, Никита, не мыслишь масштабно. Нет у тебя в глазах задора. Ты утомлён вечной сутолокой. Какие могут быть соревнования на такой большой реке, с быстрым течением? Ты банален и прост, как банановая кожура.

Никита: – Попрошу, Мишаня, без оскорблений. Я понимаю, что здесь тоже немаленький город, больше миллиона человек. Но, извини, тут у вас – сплошная провинция.

Михаил: – Ты обречён… заблуждаться. У нас тут суровые правила и один девиз: «Не спасай обречённого!».

Никита: – Что за чушь?

Михаил: – Посмотришь – и сам всё поймёшь!

Никита: – Не знаю я такого лозунга и не верю ни в какую обречённость.

Михаил: – Какого же чёрта ты, Никита, приехал ко мне в гости? Сидел бы себе в своей Москве или шарахался по ней и любовался архитектурой или, какими-нибудь, гей парадами.

Никита: – Брось, ерунду городить! В Москве всегда есть, на что посмотреть и где отдохнуть. А к тебе я приехал для… разнообразия. Мы же с тобой в армии в одной танковой роте служили. Могу же я на тебя тоже посмотреть. Или ты всё забыл?

Михаил: – Почему забыл? Ты – водитель танка, а я наводчик-стрелок. А теперь мы оба с тобой трудимся менеджерами в крупных торговых супермаркетах. Но в разных городах.

Никита: – Такое временно. В следующем году буду поступать в какой-нибудь университет. А там… всё изменится.

Михаил: – Как было, так и останется. Даже если у нас с тобой будет по три высших образования, выше носа мы не прыгнем. Вышли мы все из народа. Не все, конечно, а мы с тобой, конкретно. Но мы с тобой обречены… быть с народом.

Никита: – Всё так. Но надо же бороться за своё настоящее и будущее. А если сидеть, сложа руки, то лучше уж прямо сейчас сигануть в речку головой. А в армии всё было здорово. Там нас учили стремиться к намеченной цели. Или не помнишь?

Михаил: – Всё помню, всё знаю. Ты не пожалеешь, что сегодня пришёл со мной сюда. Ты увидишь нечто… замечательное и неповторимое. А тонуть в бурной реке, да и в жизни, нам с тобой рановато. Мы ещё, Никита, повоюем.

Никита: – Не терзай, Миша? Я увижу международные соревнования по синхронному плаванию? Или, как его называют, зарубежные господа, артистическому.

Михаил: – Ты не исправим. Я давно уже понял, что если человек – москвич, то это уже навсегда. И по наследству непременно передаётся его такое своеобразное восприятие жизни и отношение к окружающему миру. Какое может быть синхронное плавание на такой быстрине?

Никита: – Хватит дичь пороть, Миша! У тебя язык, будто пропеллер. Ты лучше скажи, почему мы находимся здесь, на какой-то замызганной и замусоренной поляне.

Михаил: – А где мы должны ещё быть, Никита?

Никита: – Рядом огромный стадион. А мы сидим здесь, как партизаны. Ты что, Миша, экономишь деньги? Сказал бы мне, я бы тебе немного подбросил, материально помог.

Михаил: – Билеты на береговые стадионы были распроданы уже зимой. На все летние дни. Велик спрос на невероятные зрелища.

Никита: – Так что, у вас не один такой вот особенный стадион? Ну, не стадион, а специальный комплекс спортивный, с трибунами. Много их у вас?

Михаил: – Нет, Никита. Совсем мало. Штук пятнадцать, не больше. Ну, может, семнадцать. А с билетами всегда напряжёнка. Те билеты, что продают с рук… Там такая цена за один, что на эти деньги мы с тобой можем отсюда слетать в Москву, туда и обратно. Причём, дважды.

Никита: – Это впечатляет. В голове у меня масса вопросов. Но лучше потом.

Михаил: – Многое поймёшь, когда увидишь то, что никогда не видел. Что касается билетов, купленных у спекулянтов и проходимцев с рук, то они могут оказаться липой. На стадион пройдёшь, но останешься без места. Проходимцы сейчас очень изобретательны. Сам знаешь.

Никита (встаёт с места, прохаживается по сцене, садится): – Ты почти меня заинтриговал. Значит, на предстоящее спортивное состязание стоит посмотреть?

Михаил: – Ты получишь, Никита, заряд бодрости на целых сто лет! После такого зрелища ты станешь великим мудрецом. Ну, не великим, но, где-то, около этого. Ты поймёшь то, что обречённого на смерть бесполезно спасать. Да и не нужно…

Никита смотрит в бинокль, в противоположную сторону реки. Пожимает плечами.

Никита: – На том берегу я без бинокля вижу несколько крутых иномарок, мощных автомобилей. Толстые мужики в плавках. С ними – пять шесть молодых девиц. Красивые тёлки! В таких купальниках, что можно сказать – без них. Большой стол. На нём всякое питьё и еда… шикарная.

Михаил: – Они живут на широкую ногу. По большому счёту, узаконенный криминальный мир.

Никита: – И мы должны наблюдать за тем, как эти боровы со своими двуногими фанерами будут жрать коньяк и кусать друг друга за ягодицы (встаёт). Извини, друган! Это не по мне. Пойду! Лучше уж погуляю по вашему славному городу. Ключи от твоей квартиры у меня в кармане.

Михаил: – Садись ты! Совсем скоро начнётся самое интересное.

Никита (нехотя садится): – Уговорил! Но если мне что-то не понравится, то я отсюда слиняю. Договорились?

Михаил: – Договорились. Эти богатенькие смешарики сейчас напьются, как следует, по полной программе и полезут в воду. Им нужно будет показать своим юным дамам, какие они крутые. Буржуи начнут переплывать реку.

Никита: – Они что, больные на голову? Разве можно переплыть такую широкую реку с мощным течением? Они ведь практически… обречены.

Михаил: – И мы не будем мешать им… тонуть. Никто не мешает, и мы не даже попытаок делать не будем. Здесь так принято.

Появляется Сталина Прогрессовна. На ней оранжевый матерчатый фартук, резиновые боты, в левой руке метла, в правой – большой чёрный полиэтиленовый мешок под мусор. На шее болтается подзорная труба.

Сталина Прогрессовна: – Нашу реку ещё никто не переплывал. Это верно. Они тоже её не преодолеют.

Никита: – Получается, что пьяному море по колено. Но там же должны стоять какие-то предупреждающие знаки, типа, "купание строго запрещено".

Сталина Прогрессовна (ударяет черенком метлы о землю): – Видать, ты, парень, приезжий и, может быть, даже столичный экземпляр. Ты ничего не понимаешь в жизни! А ведь она прекрасна, но очень… удивительна.

Михаил: – Не ругайтесь, Сталина Прогрессовна! Никита приезжий и даже москвич. Тут надо войти в его положение. Он же не виноват в этом. У них там своё восприятие жизни.

Сталина Прогрессовна: – Всяких и разных вурдалаков запрещающие знаки и запреты, наоборот, возмущают и раззадоривают. Для них нет ничего невозможного. На полном серьёзе они уверены в том, что их долгая и счастливая жизнь ими уже оплачена. Они существуют на белом свете, значит, это уже для бога радость. А людишки для таких вот спортсменов – мусор.

Михаил: – Своеобразное мышление у некоторых наших братьев и сестёр по разуму.

Сталина Прогрессовна: – Где ты там видишь разум, Миша? Сплошные расчёты … на пятьсот лет вперёд. Подкармливают чиновников, чтобы те не мешали им заниматься грабежом и разбоем. Вот и весь разум.

Никита: – Так объясните, в конце концов, что тут у вас происходит! Не могу же я знать, про все закидоны граждан самых разных городов и весей нашей замечательной страны! У каждого кулика на своём болоте свой балет.

Михаил: – Во всём мире такое происходит. Но везде по-своему. У нас тоже… особенный город со своей неповторимой историей и яркой действительностью.

Сталина Прогрессовна: – Ты, Мишутка, выражаешь свои мысли сплошными лозунгами, будто красный комиссар (глянув в подзорную трубу, присаживается). Будь попроще, и тогда получишь большой пирожок на каком-нибудь бурном собрании.

Михаил: – На пирожки уж я как-нибудь заработаю себе сам. Не так уж и мало получаю… по нынешним временам.

Сталина Прогрессовна: – Молодец! Но не у всех молодых такое получается. Им приходится вертеться, как ужам на сковородке.

Никита: – У вас, в провинции, даже ужей едят?

Михаил: – Это пословица или, наверное, поговорка. Голову даю наотрез, что она пришла к нам из центральной России. Так что, думай, Никита, кто, где и что ест.

Сталина Прогрессовна: – Оба молодые, потому околесицу несёте. Мы же не иностранцы какие-нибудь, чтобы есть ворон, лягушек, улиток и всякую гадость. Слава богу, и тайга, и река всегда нас прокормит.

Никита: – Когда же начнётся ваше представление?

Сталина Прогрессовна: – Ты же видишь, что пока не началось. А волнение жуткое. Я без этого уже не смогу. Даже перед смертью у меня перед глазами стоять такое их плавание будет. А им, дорогой приезжий паренёк Никита, всё можно.

Никита: – Неужели им всё абсолютно можно?

Михаил: – Ты же, Никита не с Луны, а из Москвы-матушки. А дурачком прикидываешься. Магнатам с привилегиями всегда, везде и всюду можно если не всё, то почти… всё.

Сталина Прогрессовна: – Сюда приезжают самые богатые люди и не только из нашей большой страны, но и дальних краёв. Для них нет запретов. Когда на кармане миллиарды и большие миллионы долларов или евро, то любая сявка считает себя самой великой и сильной собакой.

Они обречены преувеличивать свои возможности и способности. На том и горят. Причём, капитально и круто. В своё время Наполеон и Гитлер потеряли чувство реальности. Ну, вы в курсе.

Михаил: – Не большими собаками они себя чувствуют, а великими людьми. Даже земными богами. Они убедили себя в том, что особенные и неповторимые, и стараются вдолбить эту чушь в головы всем остальным. Правда, не всегда получается. Придумали красивую сказку и сделали её действительностью. На чужих плечах.

Сталина Прогрессовна: – Потому и плывут и… тонут. Красиво тонут. При этом все на прощание зрителям машут руками. А на стадионе гул, и все хлопают в ладоши. Так они приветливо и трогательно мотают своими клешнями, что на душе светло становится. У меня прямо по щекам слёзы текут.

Никита: – Я понимаю. Вам, Сталина Прогрессовна, этих людей жалко.

Сталина Прогрессовна: – Каких людей? Да тьфу на тебя, Никитка! Чего их жалеть-то? Они же нас не жалеют, когда до нитки обирают. Другое тут дело. Приятно сердцу, когда тебе утопающий напоследок рукой машет. Какой-то с его стороны добрый поступок получается. Хоть один раз в его жизни, а ведь становится зверь человеком (заметает мусор по сторонам). Мне малость надо прибраться, пока не началось. Боюсь прозевать самое интересное.

Михаил (подходит к ней, достаёт из барсетки деньги, протягивает ей): – Вам за труды, Сталина Прогрессовна.

Сталина Прогрессовна (берёт деньги, прячет в карман фартука): – Спасибо пребольшое, Миша. Без грошей нынче не проживёшь. Не пересчитываю, потому что тебе, Миша, очень верю. Пенсия, сам знаешь, насмешка над жизнью (прекращает работу, смотрит в подзорную трубу). Чего же они не заплывают? Вот из-за этих самых… пловцов мы и живём по-скотски. Кстати, и основное число москвичей тоже.

Михаил: – Сейчас ещё по одному стакану вмажут, и кто-нибудь начнёт… заплыв. Никуда не денется. Для них законов не существует. Они самые мудрые, ловкие, смелые и великие.

Никита: – Неужели они не знают, что специально для таких вот смертельных зрелищ построены стадионы?

Сталина Прогрессовна: – А им такое дело до лампочки. Для них – это семечки. Знают или не знают – без разницы. В их головы втельмяшилось, что всё им позволено, и всё они умеют и знают. А там хоть кол на голове теши. Прямо, как пионеры на сборе металлолома. В мои годы такие были. Да я и сама… участвовала.

Михаил: – Во всех городах самые разные зрелища, но на одну тему. Есть даже невидимые стадионы. А кто обречён, тот обречён. Например, в Китае на государственном уровне категорически запрещено спасать утопающих. А мы тут с Поднебесной рядышком. Их мысли и дела помаленьку к нам… переходят. По воздуху.

Никита (смотрит в бинокль): – Вроде, что-то поют и даже пляшут. Но в воду пока не лезут.

Михаил: – Полезут. Там неподалеку стоит наш народный агент… с удочкой. Дедушка Никифор Селивёрстов. Типа, рыбу ловит. Но ведёт правильную работу. За хорошие проценты от проданных билетов.

Никита: – Какую ещё работу ведёт ваш агент?

Сталина Прогрессовна: – Они к нему подходят, ну, эти буржуи и буржуйки молодые и старые. Спрашивают вежливо, клюёт рыба или нет. А он им отвечает, что так… немного караси да пескари ловятся, и тут же говорит каждому из них, поочередно, что никогда и никто ни в жизнь не переплывёт эту реку.

Михаил: – Никифору Степановичу можно доверять. Он человек надёжный и грамотный.

Сталина Прогрессовна: – Географию в средней школе, в нашем Прибрежном микрорайоне преподавал. Но до пенсии так не доработал. Выгнали. А теперь с такой вот пенсионной реформой может и до заслуженного отдыха не дожить. Сердце у него доброе, потому и слабое.

Никита: – Почему его выгнали? Плохо знал предмет? Или с детьми не ладил?

Сталина Прогрессовна: – Наоборот. Ребята его любили, и географию свою он знал отлично. Но вот ученикам давал не совсем верную информацию. Утверждал, что вся Европа – русская земля. Но по какой-то причине на ней пока живут какие-то дикие племена. Мэра города мерзкие доброжелатели поставили в известность, и он с такой постановкой вопроса не согласился.

Михаил: – Как же он мог согласиться, Сталина Прогрессовна, если он считает, что Россия – всего лишь, Московская область. А всё остальное – свободные, пока не освоенные добрыми американцами земли. Правда, сейчас бывший мэр отбывает срок за систематические и ощутимые взятки и за то, что у него в банках, за Большой Лужей, имеются некоторые накопления в долларах. Причём такие, что ему и за пятьсот лет, при его огромной зарплате таких денег никак не заработать. Сплошные чудеса! А ведь бандиты и грабители международного уровня ещё и требуют, чтобы их считали народными героями.

Сталина Прогрессовна: – А я вот рада, что Никифор Степанович – надёжный мужик. Правда, согласился работать… народным провокатором только за нормальную плату. Причина простая. Заявил, что ему придётся иметь дело во время своей, скажем так, рыбалки с диковинными и страшными зверями в человеческом обличье. А за вредность надо нормально платить и, может быть, даже выдавать молоко.

Никита: – Начинаю понимать, что на том берегу собираются очень уважаемые люди, а возможно, и монстры.

Михаил: – Ты, Никита, не достоин того, чтобы даже тонуть в их компании.

Никита:– Это мне, как бы, понятно. Но если бы мне, пьяному, сказали, что я не смогу что-то там переплыть, то я, наверное, тоже бы бросился в воду.

Михаил: – Знаю, Никита. Ты мальчишка азартный и заводной (с нетерпением). Но они считают, что только они имеют право быть обречёнными на такую… смешную смерть. Тонут, горят, погибают в диких ночных автомобильных гонках, сводят счёты с жизнью от скуки и тоски… Но когда же начнётся представление?

Сталина Прогрессовна: – Сигнал красной ракеты – и все приступим к наблюдению. Дед Селивёрстов даст знать. Он дисциплинированный. У него всегда при себе ракетница имеется. Работящий старик Никифор Степанович. Молодец!

Никита (Сталине Прогрессовне): – Какое-то у вас странное отчество. Прогрессовна. Надо же! Извините, конечно. Но имя… я понимаю. Сталиной вас назвали в честь Иосифа Сталина. Я книжки про такие вещи читал. А вот Прогрессовна…

Сталина Прогрессовна: – Чего странного? Мой покойный папа Прогресс Захарович получил такое имя от своих родителей, от моих бабушки и дедушки. Им тоже царство небесное, как и отцу моему! (крестится). Страна в то время… прогрессировала. Развивалась, по-человечески. А вот сейчас… не наблюдаю. Только отдельные личности и процветают.

Михаил садиться, но снова встаёт с места, ходит по сцене. То и дело прикладывает к глазам бинокль, смотрит в сторону противоположного берега.

Сталина Прогрессовна: – Ну, что ты перед глазами мельтешишь, Миша, как вчерашний снегопад? Успокойся! Дай своей заднице сена!

Никита: – Как это понять? Дай заднице сена.

Михаил: – Чего тут не ясного, Никита? Сталина Прогрессовна предлагает мне сесть и спокойно ждать (заламывает руки). Но не могу спокойно! А вдруг они сегодня не поплывут. Я имею в виду на этом участке. А если кто-нибудь из плывущих вдруг выберется на сушу. Я этого не переживу! Утоплюсь!

Сталина Прогрессовна: – Миша, мальчик мой, они обязательно поплывут. Они же особенные и принципиальные. Суровые такие, горные бараны. Возьми себя в руки. Никто ещё нашу реку не переплывал. Успокойся! Представление будет интересным. Я и сама волнуюсь.

Никита: – А вдруг представление сорвётся. Но я, как-нибудь, это переживу. Мне всё такое – в новинку.

Сталина Прогрессовна: – И ты, Никитушка, будь спокоен. Они, в общем-то, добрые люди, потому что нас, простых людей, веселят. Потому и поплывут. Им сам господь приказывает: «Плывите, господа! На вас смотрит вся Россия!». Им не только денег мало, но и бандитской славы.

Никита: – Как в древнем Риме получается. Своеобразный бой гладиаторов. Хлеба и зрелищ!

Сталина Прогрессовна: – Про Рим ничего не знаю. Но у нас летом почти весь город на этом берегу собирается. Птичьей какашке с неба некуда упасть. Разве что на головы. Бинокли и подзорные трубы люди скупают пачками. У нас богач и негодяй Самлюков на продаже биноклей не один миллион долларов сделал.

Никита: – Сейчас ваш Самлюков, наверное, отдыхает где-нибудь на Канарах с тёлками.

Сталина Прогрессовна: – Нет, не отдыхает.

Никита: – Неужели летом он ещё и работает!

Михаил (садится): – Он, как и многие нормальные здешние и приезжие богачи, ещё прошлой весной утонул. Как полагается. Не удержался и поплыл. Решил показать перед иностранными капиталистами, какой он замечательный пловец.

Сталина Прогрессовна: – Да, утонул. Хоть и негодяй, но хороший был человек. Улыбчивый. Молодой и не такой толстый. Очень красиво под воду уходил. Просто сказочно. В стиле… баттерфляй.

Появляется сержант полиции Фенист Макаров. Он в летней форме, как полагается. В фуражке. В приподнятом настроении, но, как всегда, серьёзен. На шее, на синем шнурке висит большой бинокль.

Фенист Макаров: – Сказочно не то слово, Сталина Прогрессовна. Анджел Свиридович Семлюков тонул, как народный артист России. Люди на стадионах, да и на всём берегу, с балконов домов ревели, словно буйволы, рычали, как амурские тигры. Активные в России болельщики. А ведь никто не знал, что у него, Семлюкова, такой мощный актёрский талант. Из воды выпрыгивал, будто дельфин. Я сам видел, как он лбом сшиб чайку. Она с ним за компанию и утонула.

Все встают при виде представителя и блюстителя правопорядка

Михаил: – То, Феникс, была совсем не чайка, а говорят, что шпионский английский дрон. Беспилотник, если проще говорить.

Фенист Макаров: – А ты бы помолчал, Мишаня, и не распространял ложную информацию! То была чайка. Причём, сизокрылая. Я знаю, потому что в полиции служу второй год. На этом самом месте. Семлюков тонул именно в данном квадрате.

Сталина Прогрессовна: – Семлюков, когда… погружался, то не только провожающим его людям приветливо махал руками, но и громким голосом свою матушку вспоминал. Хороший сын. Отзывчивый.

Фенист Макаров: – Не совсем точно, Сталина Прогрессовна. Анджел Семлюков, конечно, выкрикивал всякие выражения, где часто употребляется слово «мать». Но то были очень замысловатые русские маты. Настоящий артист. Почти что, по Станиславскому… Я сразу поверил, что он тонет.

Сталина Прогрессовна: – Незабываемые дни. Я просто живу и работаю здесь с великой радостью. Мне кажется, что я не старею, а с каждым днём молодею и молодею.

Фенист Макаров пристально смотрит на Никиту. Подходит к нему. Прикладывает руку к козырьку.

Фенист Макаров (представляется): – Сержант полиции Фенист Макаров! Предъявите ваши документы! Напоминаю, что посещение всякого рода прибрежных полян у нас в городе не приветствуется законом! Запрещено распитие спиртных напитков и курение! Я жду документов и объяснений!

Никита в растерянности

К ним подходит Михаил, отталкивает Фениста Макарова в сторону

Михаил: – Ты, Фенист, ясный сокол, не приставай к человеку! Это Никита, мой друг из Москвы! Кто здесь курит и пьёт? Покажи! Ты что обалдел, Макаров?

Фенист Макаров (отходит в сторону): – Понаехали тут всякие! Что у них своих, что ли, утопленников нет?

Сталина Прогрессовна: – Так они же, Фенист, ихние буржуи да чиновники, многие сейчас здесь и находятся. Да ещё по заграницам всяким шастают, как бичи-бродяги! А тут у нас, сам знаешь, места почти что святые. Притягивают. Даже тонуть приятно.

Никита: – Ты сержант, Феникс Макаров, больно уж суровый какой-то!

Фенист Макаров: – Не обижайся. Я к москвичам неплохо отношусь. Они ведь тоже люди. Я понимаю. Не дурак. А то, что я злой чуток, то, наверное, ты уже знаешь. Этот хмырь, твой дружок Миша, у меня невесту увёл, мою Маргариту. А я, между прочим, её никак забыть не могу.

Михаил: – Сам ты хмырь, Фенист! А Рита любит меня, и сейчас тоже сюда придёт с подругой.

Сталина Прогрессовна: – Ой, ребята! Неизвестно, кого ваша Маргарита любит. И её подруга вертихвостка Селена такая же. Верно. Минут через пять здесь будут обе. Подруги – не разлей вода.

Никита: – Я уже с ними познакомился. Вроде, нормальные и симпатичные девушки.

Сталина Прогрессовна: – У вас, столичных, совсем всё по-другому.

Михаил: – Никита прав. Хорошие девушки. Особенно моя Маргарита.

Фенист Макаров: – Это моя Маргарита, а не твоя!

Михаил: – Было ваше, стало наше.

Фенист Макаров: – Если бы не эти славные и весёлые утопленники, которые, как-то, радуют, уехал бы я, к чёртовой матери, из нашего города, чтобы забыть обо всём! Навсегда забыть!

Сталина Прогрессовна: – Вот и я так же! Родственники зовут меня и мужа моего старика, получается, Ермилу Тарасыча, в Краснодарский край, а я не могу ехать. Но как я буду там жить без этого всего? Здесь моя малая родина, и она так красиво изменяется. Да и теперь уже без этих… утопленных мне не выжить. От тоски могу заболеть. А Тарасычу моему все утопленники по барабану. Он часами в Интернете голых девок рассматривает и всё курит и курит задумчиво свои большие сигары. При этом таинственно говорит: «Вот оно как интересно в природе получается. Всё у них совсем не так, как у мужиков».

Никита: – Значит, он у вас натуралист.

Сталина Прогрессовна: – Нет, он у меня нормальный мужик. Не из этих… самых, не натуралист. К мужикам только по-товарищески относится, без всяких извращений.

Михаил: – Молодец Тарасыч! Только зря он не приходит сюда прощаться с утопающими. Это ведь увлекательно, да и познавательно. Учиться никогда не поздно.

Никита: – А если ему такое не интересно?

Михаил: – Ну, этого я не могу понять. Как же такое зрелище может быть не интересным? Что-то у Тарасыча, видно, в мозгах произошло.

Сталина Прогрессовна: – Я вот и сама думаю, почему это мой старик от народа отделяется. Странно. А так ведь, мужик он работящий. Даже на скрипке играет. Правда, по ночам.

Никита: – Наверное, его не все соседи понимают.

Сталина Прогрессовна: – Не все. Это верно. Но он их приучил выдрессировал. Теперь, если ночью он на скрипке не играет, то соседи в стенку и по батареям стучат. Некоторые даже ночью почти голышом приходят к нам, ломятся в дверь и требуют, чтобы немедленно была сыграна Седьмая соната Бетховена или что-нибудь из Яна Сибелиуса. А мой Тарасыч добрый человек. Играет.

Фенист Макаров: – Но не будем нарушать славные традиции, Миша (подходит к Михаилу). Жду, когда ты мне позолотишь ручку.

Михаил (достаёт из барсетки небольшую пачку денег, подаёт несколько купюр Фенисту Макарову): – Всё тут по таксе. За моего друга Никиту, за девочек, Селену и Маргариту. За неё в два раза больше, потому что ты на неё, Феникс, до конца в жизни обиделся.

Фенист Макаров: – Да, обиделся! (берёт деньги, прячет в карман брюк). Ты мне жизнь поломал, так хоть «капусты» немного с тебя срубить…

Никита: – Получается, что и ты, сержант, тонешь. Но только не в чистой реке, а в потоке полного дерьма. Ты тоже обречён, а таких тут, у вас, не спасает. Это, мне уже понятно, бесполезно и бессмысленно.