Читать книгу В борщ идут одни простаки. Дистопическая повесть-хоррор - Александр Николаевич Лекомцев - Страница 1

Шёл 2047 год, тяжёлый и непредсказуемый, как и предыдущий. Социальная обстановка в довольно большой стране для подавляющего большинства сложилась даже не сложная, а катастрофическая и жестокая. Несколько лет тому назад по особому распоряжению власть имущих прежнее название этой республике было заменено на новое. Теперь она называлась Радостная, дабы утереть нос, хотя бы, этим действием всем соседствующим странам.

Но особой радости обнищавшие народные массы на этой территории не испытывали. Измождённые люди, живущие в подвалах разграбленных домов и предприятий, в землянках, в шалашах, а то и почти под открытым небом уже не назывались бомжами, бичами и бродягами. Их, голодных людей, уважаемые господа и дамы так и называли – простаками. Но для приготовления борщей, мясных супов, бифштексов и других, даже изысканных блюд, они, вполне, годились

Да и эти самые… простаки, в принципе, мешали выживать очень уважаемым людям. Разве же ни эти худые, измождённые нищеброды сожрали на огромной территории почти всё, что двигалось, включая собак, кошек крыс, мышей и кузнечиков. Были почти уничтожены лебеда, крапива и другие относительно съедобные травы.

Рыба в реках и озёрах, как и всё живое в них, гораздо раньше была отправлена давними химическими сбросами нефтеперерабатывающих заводов, которые практически уже не действовали. Некому было на них работать, и не зачем. Перед людьми стояла основная задача: выжить.

В Радостной царил страшный голод. Невозможно было и за огромные деньги, которые практически обесценились, почти ничего съестного приобрести за рубежом. Во многие страны на официальном уровне не пускали даже самых богатых и авторитетных жителей этой республики. Фактически с продуктами питания обстояло не всё благополучно всюду и везде. Правда, горючее для автомашин, соляру и бензин, иногда за огромные суммы в долларах, всё-таки, иногда, почти нелегально, удавалось приобретать в соседних странах. Происходило это не за просто так, а за старания пограничников и таможенников. Их усердие оплачивалось.

Получалось, что учёный Томас Мальтус был прав, который уже в конце восемнадцатого века пророчил жителям Земли великий голод и вымирание.

Не стоит, конечно, особо вникать в суть его концепции, в которой он нагородил огородов, но принять его точку зрения по вопросам демографической проблемы в качестве некоторого предвидения с натяжкой можно. Ведь проблема всемирного голода заключалась не столько в росте населения Земли, сколько в несправедливом и пошлом распределении земных благ между людьми. Меньшинству – всё, подавляющему большинству – практически ничего.

Этакая игра в «добрый» и «рыночный» капитализм и «демократию» фактически привела к катастрофе, к порождению не многих сотен миллионов, а нескольких миллиардов люмпен-пролетариев на планете, лишённых возможности и желания работать за мизерную зарплату.

Оказавшиеся в пучине развитой и далее нарастающей катастрофы «хозяева жизни» в Радостной сделались на «законном» основании самыми настоящими людоедами. Питались они человеческим мясом по той причине, чтобы сохранить для будущего республики «элиту»: правящие круги, высокопоставленных чиновников, олигархов, воров, жуликов, барыг, а так же их лакеев разного рода и вида.

Понятно, что они могли бы обойтись без этого. Но стали гурманами и пристрастились к такой еде, дешёвой, питательной и калорийной. Можно было бы им только для самих себя, особенных и неповторимых, заняться животноводством, выращивать скот и птицу. Но к чему эти хлопоты и ненужные затраты, когда рядом бродят миллионы бичей и бродяг, которых резонно использовать в качестве не только дешёвой, но особенной, изысканной, экзотической пищи?

На «законном» основании они регулярно отлавливали десятки тысяч неимущих, изголодавшихся людей, наспех судили их за любые и даже несуществующие провинности и приговаривали к съедению. Конечно, определённое время держали их в клетках, кормили опилками и глиной… В пищу зажравшимся человекоподобным бесам шли люди, потерявшие в своей и без того мерзкой жизни всё, то есть ставшие дохляками. Но это, всё-таки, для авторитетных и уважаемых господ и дам было мясом.

В жестокий вирус обнуления человеческих жизней, достижений, надежд почти вместе со всем народом, то есть многодетными семьями, детьми, стариками, бродягами, люмпен-пролетариями, попала и молодая семья Корниловых. Несколько лет тому назад Никита был слесарем на заводе металлоконструкций в их небольшом городишке, а Вера – крановщицей. Но в одночасье закрылось и это последнее местное предприятие за ненадобностью и по причине бессмысленности своего существования.

Пришлось молодой супружеской чете Корниловых вместе с пятилетними близнецами Герой и Лерой перебраться в землянку за городом. Платить за несуществующее обслуживание городского жилья им стало нечем. А потом пришлось питаться, на лоне природе, всем тем, что попадало под руку. Получилось так, что за короткий промежуток времени они стали самыми настоящими дохляками, то есть, в перспективе, мясом для борща и других блюд для «особых», не простых, а «сложных» людей.

Голод, в принципе, и поставил точку на жизнях, здоровье, возможности существовать на очень многим из тех, кто пошло и мерзко назывался ещё раньше «простыми» людьми, то есть живущими честно и открыто, не умеющими воровать, грабить, уничтожать… Для этого неизвестно откуда почти век назад появились, точнее, нарисовались господа и дамы, ставшие мгновенно «сложными», особыми людьми. Это касалось их отпрысков: детей, внуков и так далее. Они случайно оказались родственниками и близкими знакомыми

Сейчас же людоедство для «уважаемого» меньшинства стало и нормой, и законом, закреплённым даже в Конституции Радостной. Впрочем, они-то и написали для себя этот Основной Закон и приняли на сборище самых главных депутатов единогласно.

Рядом с Корниловыми, не в землянке, а в небольшом овраге проживал бывший молодой учёный и преподаватель давно уже несуществующего технического университета Константин Звонарёв. Во время июньского ливня или январского снега он забирался в свою ложбину, под картонную крышу, зарывался с головой в тряпьё, таким образом, оставался относительно здоровым и почти не унывающим.

Ему, как и Корниловым, было лет тридцать или чуть больше. Такой же русоволосый, как и они, синеглазый, с удлинённым лицом. Да ещё скулы немного выделялись на его хмурой физиономии. Разумеется, лица обоих молодых мужчины заросли густыми коричневыми бородами , да и на их головах растительности имелось с избытком, грязные слежавшиеся волосы – великий простор для вшей.

Одет Константин был почти в такое же рваное тряпьё, как Никита и Вера, и дети их Лера и Гера. Можно было бы им всем приодеться и получше, и поприличней.

Но ведь для этого требовалось бродить по городским помойкам, опасаясь, что тебя схватят полицейские, представители власти, разного рода проверяющие и приговорят за кражу или даже разграбление общественных мест, прямо на месте, к съедению. Да и, кроме того, весь световой день уходил на то, чтобы добывать пищу: полевых мышей, дождевых червей, гусениц и жуков.

Что касается зимнего периода времени, то это были страшные и голодные дни.

Питались сосновой и ёлочной хвоей. Но чаще всего приходилось из-под снега и даже из-подо льда выкапывать прошлогоднюю траву и питаться ей. Корниловы и Звонарёв, к счастью знали, что можно принимать в пищу, а что – нет. Ведь средь растений встречается и немало и ядовитых.

Константин, любил иногда поговорить. Но после двадцатиминутного, а порой и часового монолога резко и внезапно уходил в себя и долго молчал и думал. О чём он там размышлял, Никите и Вере не докладывал. Впрочем, им это было не особо интересно. Ведь всё, что Звонарёв решил поведать молодым супругам о себе, они давно уже знали. Часто рассказывал о том, как его родителей убили и разделали их тела на фрагменты прямо при нём…

Ну, и что? Отца и мать Веры даже при ней варили и ели. При этом и её угостили. Девушка горько плакала. Такую еду она есть не стала… А Никита лично топором отрубал головы своим родителям потому, что они попросили сына об этом. Куда приятней умереть от руки родного и близкого человека, чем от кого попало.

Но Никита не считал себя убийцей потому, что отца и мать, всё равно, отправили бы тот свет, как бы, уважаемые и авторитетные люди. Да разве же расскажешь обо всех казнённых и съеденных? Нет. Не получится. Слишком уж их много было.

Относительно плотно пообедав, дождевыми червями и двумя большими крысами, в компании с Костей, семья Корниловых раздумывала над тем, где можно ещё добыть пищу. Звонарёв в этом тоже принимал участие.

– Не знаю, справедливо это или нет, – сказал Никита, – но в Радостной уважаемые дамы и господа живут гораздо лучше народа. Они поедают нас, дохляков, и нисколько не худеют.

– Но закон, Никита, есть закон, – упрекнула мужа за смелое высказывание Вера. – Не мы его придумали, не нам его отменять. В общем-то, мы живём не так уж и плохо. Не стоит сетовать на жизнь.

– Наверное, ты права, Вера, – почти согласился с ней Никита. – Но человеку всегда хочется чего-то лучшего и большего. Всё мы – эгоисты.

– Я мог бы сейчас сходить на болото, – сказал он. – Оно отсюда не так далеко.

– Зачем? Там уже давно с корнем вырвали клюкву и морошку, – заметила Вера. – Если только попытаться собрать немного съедобных мхов и лишайников.

– Там не только лишайники, – возразил Никита. – Я считаю, что Косте в голову пришла неплохая идея.

– Если повезёт, – поделился своими планами Звонарёв, – то я добуду пару ужей