Читать книгу Панацея Лопатова. Юмористический фантастический роман - Александр Николаевич Лекомцев - Страница 1

Ранним летним утром приятно находиться на морском побережье. Там в этот период времени, на самом деле, замечательно, но только не во время шторма или, ещё хуже, цунами.

Кому, скажите, пожалуйста, интересно смотреть с берега на то, как волной надвое разламывается комфортабельный лайнер и массово гибнут пассажиры, ещё не подозревая того, что это их последний день отпуска не только в текущем году, но и, похоже, в жизни. При этом ещё и чайки истошно орут. У них свои заботы. Птицы просят у тех, кто тонет, чего-нибудь поесть.

Даже самый искристый и добрый юмор в данном случае совершенно не уместен. Поэтому пусть спокойно, без всяких заморочек плывёт себе белый теплоход туда, куда ему необходимо. Мы уж, как-нибудь, без «Титаников» обойдёмся, точнее, без трагедий, которые время от времени случаются на море.

Не так далеко от берега резвилась стая дельфинов. Они уже от того. Счастливы, что никогда в своей жизни коллективно не вступят ни в странноватую рыночную экономику, ни в, так называемые, продукты человеческой жизнедеятельности. Так произойдет о многом потому, что эти разумные китообразные животные – существа сухопутные.

Недалеко от них сидели в своих утлых деревянных и резиновых лодочках рыболовы-любители и ждут поклёвок. Некоторые из них с тоской смотрели на песчаный берег, усыпанный ракушками и морскими звёздами, и собираются сматывать удочки. Неплохая идее, когда рыба категорически не желает кончать жизнь самоубийством.

На море и рядом с ним хорошо, но ведь и на суше ничем не хуже, тем более, в таких удивительных и живописных местах. Там наверняка сидит за мольбертами огромный коллектив художников и рисует, то есть наносит на холсты всё, что попадает в их роле зрения. Одному пришлась по душе лиана дикого винограда, обвивающая ствол кедр, другому – сельский продовольственный магазин, в котором уже начали продавать спиртное. Ему, честно сказать, не до зарослей лимонника и актинидии.

Чего уж скрывать здесь, между морем и сушей, расположено большое село Синие Быки.

Если кто-то никогда там не бывал, то пусть не расстраивается и не впадает в отчаяние и панику. Особо смотреть в нём нечего, если не считать множество покосившихся, кривых деревянных изб. Правда, имелись и, вполне, нормальные, даже добротные здания, причём, в несколько этажей. Но хорошего, как говорится, помаленьку.

Но при всём негативном, всё же, чувствовалось, что здесь обитают люди, а не какие-нибудь духи или бестелесные существа. На довольно большом участке земли прочно стояли и цвели подсолнухи. У самого его края резвилась и детвора.

В самих же зарослях подсолнечника чего только ни делалось. Два мужичка под огромными жёлтыми цветами культурно пили водку, не из горлышка, а пластмассовых стаканчиков. Даже чем-то закусывали.

Чуть подальше полуобнажённая, понятно, что. в традиционном и общепринятом смысле, разнополая пара успешно занималась практической эротикой. После короткого отдыха симпатичные, но потные, мужчина и женщина набрасываются друг на друга, подобно голодным лягушкам, не знавшим активной ласки или усиленного питания, как минимум, три-четыре года.

С большим рюкзаком за плечами и торчащим из него черенком сапёрной лопаты в чёрном костюме, кирзовых сапогах и большой кепке узколицый и усатый гражданин с помощью металлоискатели старательно и вдумчиво искал под подсолнухами клад. Почти никого и никогда во все времена не покидало острое желание внезапно разбогатеть. Понятно, что уши кладоискателями были закрыты специфическими наушниками.

Вероятно, в них слышался характерный писк, поэтому на лице относительно и внешне интеллигентного сельского джентльмена время от времени появлялась восторженная улыбка. Вот он сбросил с плеч рюкзак на землю, вытащил из него лопату и начал быстро и судорожно копать.

Лезвие его лопаты наткнулось на что-то твёрдое. Закусив губу и зажмурив глаза, он медленно и осторожно извлёк из земли довольно большой металлический предмет. Поднёс его к глазам. Но это предмет оказался не кладом, а самым обычным ржавым утюгом. Кладоискатель рукавом своего пиджака смахивает с него пыль. На его корпусе несмываемой синей краской написано: «Произведено в Китае».

В гневе и в отчаянье он швырнул свою находку в самую гущу зарослей подсолнечника. Не так далеко от неудачливого кладоискателя и, в данном случае, метателя утюгов раздался истошный крик. На свободное пространство, левой рукой придерживая штаны, упавшие ниже колен, а правой, потирая ушибленный лоб, из зарослей выскочил утомлённый гражданин в больших роговых очках. Вероятно, ему так и не удалось сходить в укромном месте по «большой нужде».

Но, возможно, он сделал это во время вынужденного движения.

Неудачливый кладоискатель грудью упал не перекопанную им землю и громко зарыдал. Он не просто лил слёзы, а судорожно длинными утомлёнными пальцами обеих рук с корнем вырывал разного рода и вида траву. Его отчаяние понять было можно. Опять ему не удалось найти клад. Но почему. Ведь должны же среди подсолнухов располагаться участки с подзёмными сокровищами, в сундуках и так… врассыпную.

Чуть подальше, на лугу паслись лошади, коровы, козы, овцы вперемешку с кроликами. Пожилой пастух в легком зелёном матерчатом костюме и такого же цвета в широкополой шляпе лежал на пригорке. Он босой. Рядом с ним валялся хлыст. А две белых лайки стерегли его сон.

Стадо рогатых и других животных было предоставлено само себе, разбрелось повсюду. Они поедали не только траву, но и успешно грызли старый штакетник и доски из заборов приусадебных участков окраинных домов, в основном, ветхих избушек.

Но любое село, тем более, такое великое по площади и численности населения, как Синие Быки, должно славиться и своими окрестностями. Ведь всё окружающее, море, тайга, горы, реки и т.д., одновременно является не только его продолжением, но и, как бы, обрамлением, этакой замысловатой фигурной или, как бы, золочённой рамкой.

Мимо этого довольно не малого таёжного села проходили и шоссейная дорога, лет десять тому назад даже и заасфальтированная. Вдоль её и даже прямо по ней проходили толпы нищих, бомжей, бичей, бродяг, которые являлись яркой достопримечательностью этих живописных мест.

Вот и сейчас мимо Синих Быков проходил довольно большой, но давно уже сплочённый коллектив нищих и, вообще, обездоленных и, значит, основательно ущемлённых в своих гражданских правах. Это были люди самых разных возрастов, с котомками, в рваных одеждах, большей частью, босые.

В руках они держали флаги и транспаранты светло-синего цвета, на которых написано большими белыми буквами: «Слава параллельной России!», «Слава его величеству президенту!», «Да здравствует вечное правление самого мудрого и доброго господина!» и т.д.

Они подошли к высокой и широкой мраморной стеле в виде пятиметровой плиты. На ней огромными синими буквами много, чего написано.

Предводитель не совсем организованной группы нищих древний, седобородый старец в длинном оранжевом халате и в простреленной ковбойской шляпе поднял вверх палку-посох. Этим он дал всем понять, что настало время короткого отдыха. Люди, кто садится, кто падает на обочину дороги, утомились от дальнего и бессмысленного пути.

Рядом со старцем маленькая девочка лет шести, в рваном светло-красном платьице, по имени Сима. Вероятно, его внучка или даже правнучка. Они пока оба стояли.

– Прочитай-ка нам громко, Сима, что написано на этой прекрасной стеле! – дал распоряжение девочке старец. -. Пусть все слышат и знают!

– Зона особого президентского внимания!– ответила Сима. – Такая вот зона, господа-товарищи!

Под влиянием важного сообщения нищие начали вскакивать на ноги, принялись махать пуками восторженно и дружно выражали свои эмоции.

Это были не просто крики, а лозунги: «Слава его величеству президенту! Ура!», « Слава пенсионной реформе!», «Да здравствуют наши благодетели олигархи и компрадоры!» и всё… таком же роде.

– Параллельная Россия! Приморский край! – продолжила читать Сима. – Село Синие Быки!

«Слава параллельной России! Слава селу Синие Быки! – продолжали истошно и громко вопить нищие.– Слава нашему мудрому президенту, его родственникам, друзьям, товарищам и хорошим знакомым! Ура!».

– Велика наша славная параллельная Россия! – громко сказал старец. – Эта страна великого процветания и человеческого долголетия! В ней все здоровы и счастливы! Его величество президент обещал каждому из нас

долгую и безбедную жизнь! Совсем скоро так и будет, братья и сёстры! Мы на пороге великого долголетия!

Бедолаги снова начали кричать, на сей раз прославлять главного чиновника страны.

Слава его величеству президенту! Ура!

Видимо старцу изрядно надоело слушать крики своих коллег по нищенству самых разных возрастов. Он сурово своими бесцветными глазами стал, как бы, пронизывать толпу.

– Хватит орать! – урезонил он своих собратьев. – Президент, всё равно, нас не слышит. Так вот, я продолжу! Велика наша замечательная параллельная Россия! Поэтому на нашем пути встретится немало замечательных свалок и самых разных стихийных помоек с пищевыми отходами!

– Да! Мы идём к новым свалкам и помойкам! Шагаем к новым свершениям в счастливый, завтрашний день! – поддержала деда Сима. Бодрее товарищи и господа нищие! Мы находимся в зоне великой радости!

– Мы с вами живём в прекрасной, пусть и параллельной, но в самой доброй и великой стране! – подчеркнул старик, руководитель своеобразной туристической группы. – Голодными не останемся, друзья мои! Слава нашему вечному президенту! А теперь садимся и вдумчиво отдыхаем. Долгих вам лет жизни, господа нищие!

Наконец присели на бетонные плиты основания стелы старец и Сима. Со счастливыми лицами и восторженными улыбками устраивались на земле и нищие из тех, кто пока ещё не определился с местом отдыха, Они, большей частью, ложились вдоль обочины дороги.

В селе Синие Быки, На крыльце одного из небольших домов сидел в чёрных матерчатых брюках, белой рубахе с длинными рукавами и зелёных кроссовках хозяин избы, местный сельский тридцатипятилетний врач широкого профиля Филипп Сидорович Мурашов. Он дышал свежим воздухом, радовался утреннему воскресному солнцу.

Дверь открылась. Из дома вышла с мусором в ведрах его жена Алевтина, того же возраста, светловолосая, синеглазая. Она тоже сельский врач. В халате, в тапочках. Присела рядом с Мурашовым, поставила вёдра рядом, наполненные несъедобными грибами: мухоморы, сатанинские грибы и прочее. Обняла его. Понятно, что он ответил ей тем же.

Алевтина встала на ноги, взяла в руки ведра.

– Отдыхаешь, Филя? Вообще-то, вижу, что отдыхаешь. Воскресный день, – с укоризной сказала она. – Я понимаю. Но у нас с тобой куча дел.

– Нет, Алевтина., – ответил он. – Я не отдыхаю, я думаю.

– О чём?

– О смысле жизни.

– А зачем о нём думать, Филипп?

– Надо. Для чего-то о ведь все мы живём на этой Земле и в нашей несравненной и великой параллельной России.

– Не ломай голову и сделайся попроще, и тогда будет тебе счастье.

– Я никак не могу понять, почему наша страна называется параллельной Россией. Получается, что где-то существует и другая и, может быть, ни одна.

– Нашёл, о чём думать. У нас ведь и планета Земля, и все страны называются параллельными. Учёные давно уже доказали, что наш мир, как бы, не основной, а параллельный.

– А я вот протестую! – Мурашов встал на ноги. -Я не хочу быть, каким-то там параллельным! Пусть всё в Мироздании будет параллельным, но только не наша страна и планета!

– Какая тебе разница, Филипп Сидорович. Так решили политики, учёные и даже самые уважаемые люди нашего мира. Неважно, как страна и наша планета называются. Лишь ба нам, обычным людям, на этой параллельной Земле хорошо жилось. А мы с тобой, всего лишь, сельские врачи.

– Не всего лишь, а на все руки мастера, возразил Мурашов. – Уже десять лет трудимся в местной поликлинике. Я не только хирург, но даже занимаюсь лечением зубов, пломбирую их, удаляю. Да и всем, чем можно занимаюсь.

– Что с тобой, Филипп? Зачем ты сейчас мне рассказываешь о том, что мне известно? Я знаю, что ты не просто сельский врач, а на все руки мастер.

– Да и ты, моя славная жена, Алевтина Михайловна Мурашова, не только терапевт.

– Что же поделать, приходится. Хоть и село у нас огромное, почти, как город, и поликлиника и больница имеются, но медики все на счету.

– Мы всегда нужны людям, а не только во время повальных заболеваний народа страной болезнью, которая называется брендовирусом. Я не думаю, что в той России, которую считают основной, а не параллельной, в отличие от нашей, жизнь намного прекрасней, чем здесь. Но она у нас должна быть ещё лучше. Скажи мне, Аля, о чём ты мечтаешь.

– Я мечтаю о том, чтобы учёные изобрели такое лекарство, чтобы оно лечило все болезни.

– Я тоже был бы не против этого. Ведь прекрасно, когда все

здоровы, все смеются и живут долго и счастливо.

– Даже голод и холод здоровым людям не так страшен, как больным. Подожди! Вывалю на грядки мухоморы, которые ты принёс из леса, и тогда немного поговорим.

Алевтина собралась идти с вёдрами дальше, но он взял их в свои руки.

– У тебя хорошая мечта, Аля, заметил Мурашов. – Но долголетие и панацея – это глупая наивная сказка всех времён и народов.

Озвучил, то есть выразил словесно мудрую мысль и направился с вёдрами к дальним грядкам, аккуратно вывалил несъедобные грибы на землю. Уже традиционно насупил на оставленные в меже грабли, которые чувствительно ударили его черенком в лоб.

Он бережно поднял их с земли, разровнял ими на грядке кучу только что вываленных грибов. Потом швырнул этот сельскохозяйственный инвентарь в сторону забора. Вернулся с опорожненными вёдрами к крыльцу.

– Но я не уверен, Алевтина, – продолжил Мурашов свою мысль, – что уровень медицинского обслуживания населения в тех Россиях и разных странах, которые наивно и

безответственно считают себя не параллельными, а основными, выше, чем у нас. Не верю!

– Можешь не сомневаться, Филя. – заметила Алевтина. – Оно, медицинское обслуживание, везде и всюду выше, чем в нашей параллельной России и такой же Земле.

– Почему?

– Да потому, мой родной, что люди у нас очень часто умирают от болезней не в преклонном, а в самом продуктивном возрасте. Высока и детская смертность. Так что, пока долголетие

отменяется.

– Я не желаю, чтобы оно отменялось! Я хочу, чтобы лекарства и медицинское обслуживание приносило людям ощутимую пользу. С больших трибун уважаемые господа и дамы говорят о завтрашнем долголетии нашего народа и людей всей Земли! Но я им, почему-то, не верю!

Он вложил одно пустое ведро в другое, не выпуская их из пук.

– И правильно делаешь, что не веришь, согласилась с мужем жена. – Какое к чёрту долголетие, они считают, что на планете надо оставить в живых около миллиарда людей! Или чуть побольше.

– К большому сожалению, ты права, моя славная. С трибун они говорят одно, а делают совсем другое. Но почему так происходит? Почему?

– Вот этого, Филя, я не знаю. Через полчаса буду огород полоть.

– Да и я тоже подключусь, но чуть попозже. Мне, Аля, хочется верить в то, что мы, в нашей России, самые лучшие и основные, и наша страна – никакая не параллельная. А нам, медикам и

фармацевтам, следует победить все болезни и дать возможность каждому человеку жить до ста лет и больше.

Нежно и заботливо погладив Мурашова рукой по плечу, Алевтина вошла в дом. За ней с пустыми вёдрами направился и Мурашов.

А на грядку с мухоморами слетелись птицы.

На сей раз большая группа нищих под руководством старца перекочевала с шоссейной дороги на обычную, лесную. По её обочинам – деревья, кусты, высокие травы.

Колонну, как обычно, возглавляли старец и Сима. Но впереди них гордо шествовал знаменосец, бородатый, грязный в рваной одежде и босой человек неопределённого возраста, с котомкой через плечо. На полотнище знамени, которое он держит в руках, белыми буквами написано: «Слава компрадорам и олигархам параллельной России!».

Но над толпой нищих людей, больных, голодных и грязных, реяло большое количество флагов, транспаранты. Конечно же, граждане с костылями, ничего не держали в руках, даже обычных барабанов. Понятно, что они пользовались некоторыми привилегиями.

В доме сельских врачей Мурашовых была обычная, можно сказать, скромная обстановка. Русская печь. Шкаф для посуды, холодильник, стол, несколько кресел, стульев и табуреток, две скамейки. На одной из них стоял эмалированный бачок с водой. На его крышке лежал ковш.

На окне с синими шторками, на подоконнике – пара горшков с комнатными цветами.

За столом сидели Мурашов и Алевтина, пили чай с вареньем. Электрический самовар, фарфоровые чашки, ложечки, фаза с конфетами и печеньем.

На Мурашове – серые брезентовые брюки и такая же куртка, «энцефалитка». Он встал из-за стола, обнял Алевтину, и направился к двери. У порога уже стояли короткие резиновые сапоги. На скамейке – большая корзина, в которой пакет с продуктами и бутылка. Здесь же – матерчатая белая кепка.

– Ты куда-то собрался, Филя? – поинтересовалась Алевтина. – Или мне это померещилось?

– Да, Аля, собрался, ответил он. – Ты же прекрасно знаешь, куда. Пока ещё утро, мне надо быстренько сбегать за грибами. У меня лицензия на сбор

грибов давно приобретена и действительна до конца декабря.

– Ты же вчера вечером ходил за грибами.

– А что толку? – Мурашов присел на лавку.– Ты только что на моих глазах выбросила в вёдра из-под мусора все мои грибы. Я лично вывалил их на грядку.

– Всё именно так и происходило, согласилась с ним Алевтина. – Не спорю..

– Что происходит? Почему ты постоянно выбрасываешь мои грибы? В чём дело, Аля?

– Дело в том, Филя, что я не ем мухоморов, бледных поганок, сатанинских грибов, ложных опят и прочей ерунды! Я и тебе не советую так поступать. Очень хочу, чтобы ты жил долго и

счастливо, до глубокой старости. Ты, Филя, самое дорогое, что у меня есть. Ну, ёщё шкаф для посуды.

– Это правда?

Он пристально, но нежно посмотрел жене в глаза.

– Правда. Я ведь тебя люблю, Мурашов, – прошептала она. – Если ты умрёшь, к примеру, от отравления грибами, то я больше ни за кого и никогда не выйду замуж. Ты у меня единственный и неповторимый. Отличный человек и прекрасный врач. Красавец!

Поднесла к лицу Мурашова маленькое зеркальце с ручкой. Но он отвёл его ладонью в сторону:

– Я не о том тебя спрашиваю, Алевтина.

– О чём ты меня спрашиваешь?

– Правда, что среди всех грибов, которые я вчера принёс домой, не нашлось ни одного съедобного? Посмотри мне в глаза и скажи прямо и открыто. Это правда или нет?

– Это не правда, и я такого тебе не говорила. Из вчерашнего собранного тобой лесного урожая осталось два немного раздавленных маслёнка и по три подосиновика и подберёзовика. Можно сварить грибной супчик. Если туда добавить кусок свинины, то будет очень замечательно.

– Вот и вари суп! Но у меня душа болит оттого, что все остальные грибы ты прямо из корзины издевательски швыряла в вёдра. Ты, Аля, делала это с песней.

– С какой песней? Я ведь хочу со свининой…

– И какую-нибудь песню современную туда добавь… для витаминов.

– Не обижайся, но ты у меня молодец, Филя! Добытчик и кормилец. Уже взрослый, а в грибах ни черта не разбираешься. Кроме того, ты меня совсем не любишь.

– Если бы ни любил, то ни ходил бы даже после работы по грибы. Когда я вернусь, то сам лично буду их перебрать. Хочу приготовить для нас с тобой пирог со свежими белыми грибами.

– Ты уже и название придумал той самой гадости, от которой мы в жестоких и тяжких муках умрём с тобой поутру или даже ночью. А замечательное село Синие быки лишится сразу двух старательных и, в общем-то, опытных медиков с высшим образованием. Мы ведь с тобой не такие уж и плохие врачи.

– Я скоро вернусь, – Мурашов обнял жену. – Не один, а с грибами.

– В эти минуты нашего семейного счастья, Филя, мне так хочется жить. Ведь мы ещё с тобой так молоды.

Очень решительно Мурашов направился к двери, надел на ноги сапоги, на голову – кепку, взял в руки корзину и, махнув Алевтине рукой, вышел за порог.

С нежной грустью Алевтина посмотрела на закрывшуюся входную дверь, почти что, своему прекрасному, но упрямому мужу вслед.

По сельской дороге быстрым и уверенным шагом шёл Мурашов с корзиной в руках. Направлялся в сторону невысоких гор. Вероятно, там и находилось его давнее грибное место.

Почти на выходе из села он наткнулся на местного Философа, сидящего на поваленном телеграфном столбе. Но это его прозвище или, как бы, сельский псевдоним, который фигурировал в обращении к нему не так и часто. На самом деле, он – уважаемый и очень говорливый пенсионер Артемий Парамонович Веткин. Лысый старик, с худым морщинистым лицом. На нём были серые штаны, пиджак без пуговиц, рубашке, на ногах – поношенные старые туфли.

Увидев его, Мурашов, упал на землю. Старался проползти мимо незамеченным. Но не получилось.

– Дорогой Филипп Сидорович, ну зачем ты из себя очень усиленно изображаешь майского жука? – полюбопытствовал Веткин. – Ты же знаешь, я люблю общаться с людьми.

– Мне это известно. – пробормотал Мурашов. – Я в курсе всех сельских событий и явлений.

– Я могу людям долгими часами рассказывать о самых разных интересных вещах, событиях и явлениях. Я много читаю и в интернете интересуюсь информацией. В основном, по ночам.

– Ты мне об этом же сто раз говорил, Артемий Парамонович. Все знают тебя, господин или товарищ Веткин, как интересного собеседника.

– Вот видишь, дорогой мой лекарь Мурашов. Всё ведь знаешь, а куда-то и зачем-то пополз. Не ко мне пополз, а мимо меня. Ну, где же твоя культура и воспитанность?

– Я пополз за грибами,– Мурашов встал на ноги. – Так мне захотелось.

– Но ты же знаешь, что мимо философа Веткина никто незамеченным не проползёт. Я только здесь больше тридцати лет лесником трудился. Все звериные и человеческие повадки изучил. Но это так давно было.

Действительно, Веткин говорил чистую правду. Он всё здесь тщательно изучил.

Ради приличия и уважения к старости Мурашов был вынужден присесть рядом с Веткиным. Пожал ему руку.

– Знаю! Это происходило тогда, когда в параллельной России был относительный порядок. Ну, минут пятнадцать можно побеседовать. Не больше.

– Куда ты торопишься? Сегодня же воскресение.

– Надо быстро грибов насобирать – и домой. Завтра на работу. Необходимо подготовиться. Сам знаешь, Артемий Парамонович, у сельского врача дел по горло.

– До вечера ещё уйма времени. А мне обидно осознавать, Филипп Сидорович, что ты не уважаешь меня и даже пытаешься уползти.

– Но я не полз. У меня на обуви просто шнурки развязались. Вот я и наклонился, чтобы их завязать.

– На резиновых сапогах шнурки? Оригинально!

– А ведь точно. На сапогах их нет. Мне почему-то показалось, что я в кроссовках.

Старик Веткин укоризненно покачал головой.

Потом уважаемый пенсионер взял за руку Мурашова, проникновенно посмотрел сельскому врачу в глаза.

– Дорогой, Филипп Сидорович, – скорбным голосом произнёс старый философ. – хочу сообщить тебе неприятную и печальную новость.

– Кто-то умер в наших славных Синих Быках? – спросил Мурашов. – Кто это?

– Не знаю. Может быть, кто-нибудь и ушёл в ми иной. Но я о более страшных вещах хочу тебе сообщить, Филипп. Очень дикие и жуткие явления происходят.

– Я готов тебя выслушать, Артемий Парамонович, невзирая на нехватку моего личного свободного времени..

– Какой-то вредитель все мухоморы в лесу, на ближних сопках, собрал. Это, выходит, диверсия, и она не районного масштаба. Происходит явный и отчётливый урон всей стране, нашей славной параллельной России. Может быть, и всей планете.

– Не вижу тут ничего страшного!

– Да это же глобальная трагедия по большому счёту! Беда великая, вселенская! Если ты гуманист настоящий, а не дешёвое телевизионное трепло, изображающее из себя политолога, то поймёшь меня.

– Почему происходит вселенская трагедия? Не говори загадками, Парамонович, и плакатами!

– Хорошо. Терпеливо поясняю. Лоси мухоморами активно питаются. Эти грибы для них, как витамин, «Ц» для людей или те же апельсины.

– Или мандарины.

– Не надо смеяться, Филипп. Мухомор от вирусов всяких сохатых защищает и всегда полезен для их звериного пищеварения и весёлого настроения.

– Я тоже об этом что-то слышал.

– Если слышал, то понимаешь, что диверсия налицо и явный урон живой природе происходит. А мы все и не протестуем, не выступаем за активную охрану нашей замечательной природы.

Между прочим, если мухоморы раза сварить, а потом и пожарить, то это и для человека добрая и полезная еда. Травятся мухоморами только недоумки.

– Я, пожалуй, пойду!

Мурашов поднялся с телеграфного столба и торопливо ушёл.

Веткин с укоризной посмотрел вслед удаляющейся фигуре сельского медика. Тяжело в протяжно вздохнул.

– Неразговорчивый мужик. К тому же, ещё и мухоморы истребляет, – сообщил Веткин большому чёрному муравью. – Что ему лоси плохого сделали? А ведь лечащий врач. Должен иметь доброе и отзывчивое сердце.

Над Веткиным пролетела ворона. На какой-то момент она остановилась в полёте, подобно вертолёту Ми-8 . Птица посмотрела вниз и прицельно справила большую нужду прямо на лысину Философу. Это не случайная её хулиганская выходка. Просто так ей захотелось.

С большим удовлетворением ворона каркнула и полетела дальше.

Мысленно проклиная самых разных птиц, заодно вместе с турецкими дронами, Веткин сорвал растущий рядом широкий лист лопуха, стёр им птичий помёт с лысины, но не очень качественно. Верхняя часть его головы сделалась бело-зелёной. Наверное, так выглядят марсиане. Впрочем, кто его знает.

Не прошло и двадцати минут, как Мурашов вошёл в небольшую дубраву на плоскогорье. Очень внимательно он начал осматривать землю, траву и кусты вокруг себя. Искал, понятное дело, съедобные грибы. Издали заметил небольшую полянку, на которой кучно росли красные мухоморы, которые в народе зовутся поплавками. С восторженными криками побежал в сторону своей реальной добычи. Он торопился, стал очень спешно их собирать..

Откуда-то, из-за деревьев, появился огромный лось, с укоризной посмотрел на Мурашова. Быстро и ловко рогатый зверь начал срывать губами шляпки мухоморов, спешно съедать их, Короче говоря, он умудрился почти опередить Филиппа Сидоровича.

С большой шваброй ходила по горнице своего дома Алевтина. Мыла полы. В дверь раздаётся робкий, но настойчивый стук.

– Да войдите же! – крикнула она. – Чего там царапаться? Открыто!

На пороге, надрывно кашляя, появился улыбчивый Веткин.

– Я, конечно, понимаю, Алевтина Михайловна, что сегодня воскресенье и даже врачи отдыхают, – сказал он. – Но у меня что-то внезапно начался жуткий кашель. Видать, страшный брендовирус внезапно во мне образовался.

Снял туфли, надел тапочки, прошёл в горницу.

– Вот видите, Артемий Парамонович, вы уже диагноз своему заболеванию поставили., заметила Алевтина. – Много знаете. В интернете прочитали?

Унесла ведро с водой и швабру в сени.

Вернулась в комнату и подошла к умывальнику, тщательно моёт руки с мылом.

– Я многое знаю, Алевтина, – Веткин устроился в кресло. – Мне, например, известно, что русское слово «уханькать» произошло от названия славного китайского города Ухань. Здесь налицо даже исторические и этнологические корни.

– Мне всё равно! Вы у меня сегодня с утра уже пятый пациент на дому, – Алевтину особо не радовал этот визит. – Секундочку подождите! Сейчас, переоденусь. А вы пока раздевайтесь до пояса, но начиная не от ступней ваших ног, а сверху, от головы. Пиджак и рубашку пристройте на вешалке.

Удалилась в соседнюю комнату.

Веткин неторопливо, но с надрывным кашлем разделся. Сначала пристроил на вешалке пиджак, потом рубаху.

– Я многое знаю, Алевтина, – повторил он. – Ты с Филиппом приехала сюда чуть больше десяти лет тому назад. Понятно, что вы оба так прижились здесь по причине любви к нашим замечательным и живописным местам. А я вот здесь родился. Мои родители деды, прадеды тоже так поступили. Здесь решили родиться.

– Понятно, Артемий Парамонови, – отозвалась из соседней комнаты Мурашова. – Я слушаю! Правда, только половину слов разбираю. У вас наблюдается зверский кашель.

– Да, от кашля я озверел. Но продолжу рассказ, – среагировал на голос Алевтины пенсионер. – Я ведь не только, в прошлом, лесничий, но и, считай, Алевтина вечный краевед. Даже можно сказать, что следопыт.

– Поэтому вы, разумеется, видели, моего мужа, Филиппа Сидоровича! Всё верно. Он пошёл в лес за грибами.

– Если конкретно, то за мухоморами.

Она появилась перед неожиданным пациентом в белом халате, в колпаке такого же цвета, в медицинской марлевой повязке, закрывающей рот и нос. На шее у неё висел фонендоскоп, приготовленный к работе.

Но сначала Алевтина достала из кармана халата большую лупу и внимательно рассмотрела с помощью её бело-зелёную лысину Веткина. Потом жестом руки показала, что Артемию Парамоновичу следует встать. Начала прослушивать его сердце, лёгкие.

На поляне, прямо на траве, сидел Мурашов. Он перебирал найденные грибы, оставлял в корзине самые… красивые. Достал из корзины подосиновик, внимательно рассмотрел его, понюхал шляпку. С презрением швырнул его в траву.

Потом достал из корзины мухомор. Полюбовался им, языком лизнул верхушку гриба-красавца, берёжно положил на прежнее место.

Сидя за кухонным столом, Алевтина писала название лекарства, которые будет необходимо принимать пациенту.

– Ну и как, Алевтина? – голос Веткина от волнения дрожал. – Жить я буду? У меня этот самый, похоронный вирус? Так?

Надел рубаху, потом пиджак… без пуговиц.

– Не так. Нет у вас, Артемий Парамонович, никакого брендовируса, – успокоила Мурашова пенсионера. – Я все проверила. Лёгкие чистые, сердцебиение нормальное, давление тоже и температура тела – тридцать шесть и шесть.

– Не интересно мы живём, скучно. Ничего я не имею. У меня даже брендовируса нет. А пенсии моей хватает только на корм коту Гришке. Правда, и мне остаётся немного – на хлеб и гречневую крупу. Значит, у меня не имеется никаких болезней? Почему же тогда меня мучает, просто донимает кашель?

Сняв с лица медицинскую изолирующую маску, Алевтина встала из-за стола, подала ему бумажку с названием лекарства.

– Вот! Здесь я написала название лекарства. Завтра утром подойдёте в аптеку к фармацевту Анджелике Федотовне. Скажете, что от меня. Сколько таблеток и как их принимать, я там всё написала.

– По-латыни написано, – Веткин внимательно разглядывал рецепт и прячет в карман.. – Всё у вас зашифровано. У вас, у врачей, всегда от народа постоянно какие-то тайны.

– Названия лекарственных препараторов принято писать на латинском языке, Артемий Парамонович. Только на латинском, а не на китайском или, к примеру, латышском.

– Да это я так сказал. Для того, чтобы дальнейший разговор развить.

– Чего там ещё развивать? Пейте таблетки и молодейте!

Она выразительно посмотрела на входную дверь, давая Веткину понять, что приём закончен.

Но старик не унимался и не собирался уходить.

– Значит, я, всё-таки, болею, Алевтина? – задал он вопрос. – Это опасно или нет?

– Опасно, если не лечиться, господин философ.

– Что у меня за хворь?

– У вас, Артемий Парамонович, небольшая аллергия на птичий помёт и, вероятно, на сок лопуха. Это и является причиной вашего кашля.

– Оригинально! Но откуда?

– Но вы же многое знаете и помните. Так что, напрягите память. Может, что и вспомните.

– Вспомнил! Было дело. Пролетала надо мной ворона со своими гнусными затеями. А голову я, на всякий пожарный случай, лопухом вытер.

– Знание – великая сила. Вы же, пока я обследовала ваш организм, столько мне интересного рассказали, что не волосы, а мой головной мозг встал дыбом. Я в восторге!

– Я так и знал, что тебе, Алевтина придётся по душе полезная информация. Но напоследок я ещё кое-что расскажу. Совсем немного.

– А надо?

– А как же иначе?

Алевтина устало село на стул.

В дубовом бору между деревьями с корзиной, наполненной мухоморами и прочими несъедобными грибами, бродил Мурашов

Он был переполнен сентиментальными чувствами и флюидными потоками нахлынувшей любви к удивительному живописному предгорью. Подошёл к огромному, в четыре обхвата, дубу. Прижался к нему всем телом и трепетно произнёс.

– Здравствуй, богатырь таёжный!

– И я тебе желаю здравствовать!– послышался глухой, но громкий голос. -. Как живётся-можется? Откройся, путник!

Из дупла, наверняка, многовекового дуба медленно выползла крепкая коричневая ладонь, которую, не успев закрыть рот, в тихой, но упорной панике Мурашов, всё же, пожал. Затем, улыбнувшись стайке разноцветных здешних уток мандаринок, сельский врач и одновременно заядлый грибник, как сноп, упал прямо на корни мощного дерева, местами торчащими из-под земли.

Но относительно довольно быстро он, всё-таки, пришёл в себя. Правда, получилось так, что сделал это Мурашов только для того, чтобы снова, тут же потерять сознание.

Над ним наклонился седобородый человек в белых одеждах: в широких полотняных штанах и рубахе с поясом, в такого же цвета летних туфлях. Собрав последние остатки силы воли, Мурашов, в конце концов, не сразу, но пришёл в себя и даже встал на ноги.

– Я узнал вас, Игнат Аркадьевич, – прошептал Мурашов. – Вы доктор медицинских наук, профессор Лопатов. Больше десяти лет тому назад вы в одном из медицинских университетов Дальнего Востока параллельной России заведовали кафедрой анатомии человека. Многие знают и помнят профессора Лопатова.

– Весьма приятно это слышать, молодой человек, – улыбнулся бородач. – Но мне совсем не понятно, почему вы резко впали в застенчивость и в глобальную скромность. Ваша потеря сознания с чем-то связана?

– Связана. Дело в том, уважаемый Игнат Аркадьевич, что, когда вы были живы, мне и моей жене Алевтине уже очень даже давно, приходилось слушать ваши лекции по анатомии человека и на некоторые другие темы.

От неуёмной радости выпучив глаза, Лопатов высоко подпрыгнул над землёй. Держал бы он в руках специальный шест, то, возможно, его избрали в депутаты по спискам… партийным.

В свою очередь и Мурашов совершил прыжок, но в длину. Он предполагал, что от вампира, выбравшегося из гроба, а потом из дупла, не следует ждать ничего хорошего.

– Ура! На ловца и зверь бежит! Ты, как раз, мне и нужен, – завопил Лопатов. – Я вспомнил! Ты – Филипп Мурашов, способный студент. У меня хорошая память, представь себе. А сейчас, без сомнения, ты – сельский врач. Угадал?

– Нуда! Имею определённый опыт врачевания в селе Синие Быки. А вы, как я понял, Игнат Аркадьевич, переквалифицировались в настоящее время и стали профессиональным вампиром.

– Я категорически возражаю против ахинеи, которую ты несёшь, Мурашов! Я даже протестую против такой постановки вопроса и неверного, антинаучного определения категории моего физического состояния!

– Но я опираюсь на фактический материал.

– На какой ещё фактический материал? Ты же, чёрт возьми, Филипп медик, врач, материалист! Что за чепуху ты городишь? Какой ещё вампир?

– Я не знаю, какой. Я в классификации вампиров совершенно не разбираюсь. Но если вы сожрёте лечащего врача-хирурга из славного села Синие Быки, то лишите медицинской помощи несколько тысяч человек. У нас ведь почти город или, в крайнем случае, посёлок городского типа.

– Твоё поведение меня настораживает, – Лопатов пальцами правой руки почесал бороду. Ты меня пугаешь, Филипп! Я должен тебя съесть?

– Ну, может быть, не целиком сожрать, а только мою кровь выпить. Это однозначно. Правда, имеются у нас и другие медики.

– Не сомневаюсь.

– Предполагаю, что они… на вкус тоже хороши или даже лучше, чем я.

– Ты рассуждаешь, как сектант.

– К тому же, среди них много таких, которые больше уважают не пациентов, а их деньги. Наличными. Их можно жрать. Правда, тоже жалко. Тоже ведь люди.

– Жуткое самомнение! Полное отсутствие скромности! Разве я тебя и всех вас этому учил?

– А чего скромничать? Я уверен, что без меня селу не очень хорошо будет. Моя супруга Алевтина и ещё несколько самоотверженных, славных, врачей не справятся с огромным объёмом работы. А сейчас вот, под каждым кустом затаился брендовирус.

– Под каждым кустом, Филипп, затаился проходимец на проходимце.

– Предупреждаю вас, Игнат Аркадьевич, что я не только хирург, у меня – широкий профиль. А если вы хотите мне что-то сообщить, то давайте сядем друг от друга подальше, и я возьму в руки вот эту большую палку. Так надёжней будет.

Пожав плечами, Лопатов устроился в метрах пяти от собеседника на стволе поваленного дерева. Мурашов нашёл пенёк, довольно удобный для сидения. Поднял с земли и сухой дубовый сук. Он твёрдо решил, в случае необходимости, сражаться с вампиром до последней капли крови.

На пороге дома Мурашовых всё ещё стоял Веткин. Всё никак не мог уйти. Жестикулировал руками. Говорил. Скромная и культурная Алевтине вынуждена была слушать бред старика, но только до тех пор, пока не лопнет её терпение.

Она сидела на стуле и поглаживала пальцами виски. На столе – таблетки, конечно же, успокоительные. Алевтина проглотила одну из них, запила водой.

В дубовом бору продолжалась непростая беседа Мурашова и Лопатова.

– Не стоит заранее опрометчиво переживать, Филипп! – сказал Игнат Аркадьевич.– Всё и совсем скоро произойдёт по-другому. Каждый в этом селе, конечно, бессмертным не станет, но доживёт до глубокой старости и уйдёт в мир иной здоровым и, возможно, в приподнятом настроении.

– Я уже давно слышал, что мы скоро и брендовирус победим, – саркастически заметил Мурашов. – Нам бы насморк научиться лечить.

– А брендовирус и прочие мелочи мы вылечим в момент и навсегда! Клянусь своей бородой!

– Сказки старого и заносчивого вампира.

– Мы рождены, чтоб сказку сделать былью.

Доктор медицинских наук Лопатов сделал несколько шагов по направлению к собеседнику.

От Мурашова незамедлительно последовала ответная реакция. Он вскочил на ноги, собираясь отбежать от собеседника на относительно безопасное расстояние.

– Не приближайтесь ко мне, Игнат Аркадьевич! – предупредил профессора Мурашов. -Третий раз я терять сознание не намерен. Понимаю, что вы – крепкий старик, но я окажу яростное и упорное сопротивление. Не вижу другого выхода. Его просто нет.

– Ах, вот, всё-таки, в чём дело! – окончательно осенило Лопатова. – Ты решил, что я, натуральным образом, мёртвый?

– А как же мне ещё считать? Ведь я лично прикручивал отвёрткой ваше керамическое фото к мраморному памятнику на могиле, в которой, между прочим, вы должны спокойно лежать, а не

шарахаться в наших замечательных и ни с чем несравнимых, живописных местах. Или, может быть, что-то не так?

Лопатов часто заморгал глазами. Схватился за живот, упал на землю. Ему до такой степени стало смешно, что он даже не смог стоять на ногах. Катался по траве и хохотал. Борода развивалась по ветру. Страшноватое зрелище

В свою очередь Мурашов, всё же, отошёл от него на определённое расстояние и лаже спрятался за деревом.

Настойчивый и надоедливый Веткин стоял в дверях горницы дома Мурашовых. Алевтина сидит, в расстроенных чувствах.

– Вот ещё важный факт, Алевтина Михайловна! – продолжал на неё словесную атаку разговорчивый пенсионер. – Послушай!

– Замолчите, в конце концов! – возмутилась хозяйка дома. – Какой ещё факт?

– Если каждый десятый житель из Китайской Народной Республики в нашем таёжном районе срубит по одному дереву, сломает кустик или сорвёт цветок, то ничего не будет.

– Как ничего не будет?

– Очень даже просто. Образуется каменная пустыня, голое место. А ведь китайцы непременно придут и срубят по одному дереву. Им будет хорошо и нам.

– Нам-то почему будет хорошо?

– Ах, Алевтина Михайловна. Ну, здесь же всё очень просто. В нашей стране после этого появится три-четыре новых долларовых миллиардера из числа уважаемых людей лично его величеством президентом.

– Мне-то, чёрт возьми, от этого какая радость?

– Самая важная – среднестатистическая радость! Это будет означать, что и ты, в среднем, в числе многих миллионов наших граждан значительно разбогатела, то есть укрепила своё материальное положение.

– Извините, дорогой Артемий Парамонович, но, по-моему, вы несёте бред. Лучше бы выражались матом. Это было бы гораздо приличней.

Она с большим трудом поднялась со стула.

Алевтина ещё не теряла зыбкой надежды, что нудный мозгоклюй Веткин вот-вот уберётся, к чёртовой матери, из её дома. Но эрудит преклонного возраста не обращал особого внимание на разного рода внешние факторы. Он восторгался и упивался своей беспредельной мудростью, собственным скрипучим, но до боли в сердце приятным для него голосом.

– Я только повторяю, Алевтина, разумные слова нашего славного, его величества президента и так же другого уважаемого господина, председателя правительства. Ты только прикинь, они-то всё знают и многое просчитали.

– У меня куча дел, – в десятый паз сообщила ему Алевтина, – а я вот слушаю вас и восторгаюсь тем, какой вы умный!

– Всё-таки, не интересно мы живём, скучно. Нам не хватает общения друг с другом. А вот твой муж, Алевтина, хирург Филипп живёт интересно, но двойной жизнью!

– У моего Фили кто-то есть?

Она приложила ладони к лицу. Разволновалась..

Но эмоции всех окружающих его людей не особо интересовали. Ведь Господ и создал их только для того, чтобы они слушали мудрого Веткина.

– Конечно, у Филиппа многое… есть, – утвердительно заявил он. – У него наблюдается лютая ненависть к лосям.

– К каким лосям?

– Ко всем породам и разновидностей лосей.

– Это как?

– Предельно просто. Мурашов специально собирает мухоморы, чтобы они не достались бедным и несчастным сохатым. А ведь у этих грациозных и замечательных животных и без того ничего нет. Даже телевизора не имеется, одного на всех.

– Если у них нет телевизора, значит, они самые счастливые существа в параллельной России.

– Ты не права, Алевтина. Там есть, что посмотреть. Почти каждая программа весёлая и смешная. При этом на экране мы имеем возможность по многу раз в день видеть и слышать его величество президента. Разве это не самое главное в жизни россиянина?

Всё же, он вышел за дверь. Но не просто удалился, а торжественно, с гордо поднятой головой.

Но великая радость Алевтины длилась лишь краткое мгновение потому, что Веткин тут же вернулся назад.

– Да, Алевтина, тут такое важное дело, – философ местного значения подмигнул ей правым глазом. – Архиважное!

– Какое ещё дело? – губы Алевтины дрожали от наплывающего гнева. – Какое?

– Пока я не забыл, хочу тебе подробно и обстоятельно рассказать, как спариваются и размножаются пеликаны.

Плотно зажмурив глаза, Алевтина вытолкнула Веткина за дверь.

Но на крыльцо он вышел торжественно и важно, направился походкой королевского пингвина к калитке. Вполне уместно здесь довольно известное изречение: мавр сделал своё дело, мавр может удалиться.

За пределами двора он увидел знакомого пожилого человека, можно сказать, очень солидного возраста, который медленно передвигается по сельской улице, опираясь на трость.

– Эй, Степанович! – крикнул ему Веткин. – Остановись-ка! Давай-ка с полчасика пообщаемся!

Услышав голос Веткина, Степанович стремительно ускорил ход., опираясь на трость, быстро добежал до перекрёстка. Увидев высокий тополь с гладким стволом, инвалид проворно, вместе с тростью взобрался почти на самую макушку дерева с густыми кронами и спрятался в густой листве. Не шевелился, не подавал звуков.

Внимательно осматривая всё вокруг, Веткин искал глазами следующую, очередную жертву очередной предмет своего пристального внимания.

По-прежнему Лопатов и Мурашов сидели поодаль друг от друга.

– Чем вы можете и как доказать, Игнат Аркадьевич, – сказал сельский врач, – что не являетесь вампиром и, вообще, восставшим из мёртвых?

– Запросто могу доказать, – заверил своего молодого коллегу Лопатов. – Но для этого я сначала должен посвятить тебя, Филипп, в величайшую тайну и многое рассказать.

– Вы ведёте себя точно так же, как бывший лесник, пенсионер Веткин. Он своими долгими рассказами всем добрым людям, без исключения, так мозг выносит, что их потом два-три дня качает из стороны в сторону.

– Встречал я пару раз этого мозгоклюя Артемия Парамоновича и всегда поступал с ним так, как и полагается относиться к энергетическим вампирам. Не очень дружелюбно, одним словом.

Сказав это, профессор с корнем выдернул из земли несколько лесных ромашек и поочерёдно, сосредоточенно и аккуратно начал обрывать лепестки их цветков.

Мысленно Мурашов такое действие посчитал за хулиганский поступок. Зачем же убивать цветы? Им же… больно. Но вместо этого, отодвинув от себя ногой корзину с мухоморами и прижав к груди суховатую палку, он сказал:

– А я раньше считал, что вампиры живут дружно, заботятся друг о друге.

– Если ты шутишь, Филипп, то не остроумно получается. Ты не даёшь мне начать важный свой рассказ о великой тайне и заодно доказать, что к вампирам я не имею никакого отношения. Я

такой же вампир, как ты, например, танцор.

– Ну, почему же, – сообщил, смущаясь, Мурашов. – Я в школьные годы посещал танцевальный кружок. У меня неплохо получалось. Правда, мне иногда что-то мешало добиваться в хореографии высоких результатов.

– Мы же сейчас говорим о Веткине.

– Конечно. И мне интересно знать, на будущее, каким образом вам удавалось уходить от наглых приставаний господина Веткина.

– Самым простым образом. Я в грубой форме при помощи, в сущности, волшебных слов посылал его очень и очень далеко. Он нудный и тупой, как столичная телевизионная реклама. Однажды мне пришлось даже приложиться правой рукой к его переносице, то есть ударить наглого говоруна.

– Но это же больно!

– Ничего… не больно. Просто надо не кулаком на гражданина воздействовать, а ладонью открытой. В этом случае никогда ты, Филипп, не повредишь своих пальцев, и удар получится удачным и конструктивным. Так что, пальцам ничуть не больно.

– Я пока ни кулаком, ни ладонью никого не пробовал бить.

– И напрасно! Определённая часть граждан обычных слов просто не понимает. Учти это обстоятельство на будущее!

– Уважая ваш былой авторитет в научном мире, я прислушаюсь к вашему совету, Игнат Аркадьевич.

– А произошло такое действие с моей стороны в тот момент, когда мне нудно и долго Веткин начал рассказывать о том, почему манной кашей не рекомендуется закусывать водку и прочие спиртные напитки.

– И почему же?

– Я не пожелал этого знать. Для меня это абсолютно ненужная информация. Да и закуска, сама по себе, издевательская. Не солидно манной кашей бороду пачкать.

За Мурашовым и Лопатовым внимательно из-за дерева наблюдал тигр. Но хищнику, в конце концов, такое занятие надоело, и он удалился.

На большой свалке, расположенной в живописном предгорье, чего только нет. Пустые пластмассовые контейнеры, автомобильные шины, старые матрасы. Разумеется, здесь же свалено немало просроченных продуктов питания: колбаса в коробках, разного рода зерно, консервы, мандарины и прочее.

Стаи ворон, голубей, воробьёв не совсем мирно делили добычу. Здесь же волки, лисы, медведи. Между ними тоже происходили конфликты. Особенно неуважительно обращались со своим собратьями бездомные, бродячие собаки.

Но и люди тоже не отставали от своих условных меньших братьев. На самом верху баррикады, сооружённой из порожних ящиков и мешков с мусором, был установлен большой синий флаг, на котором написано крупными белыми буквами» «Слава его величество президенту!».

Большая компания нищих с флагами и транспарантами держала оборону, и противник у них серьёзный и решительный. Это отряд таких же неимущих во главе со старцем в длинном оранжевом халате и в простреленной ковбойской шляпе. Девочка Сима вцепилась зубами в ногу нищему с чёрной повязкой на глазу.

Чуть поодаль, к свалке подъехал самосвал с очередным мусором и просроченными пищевыми отходами. За рулём – улыбающийся китаец в шляпе. Поднял кузов машины, и всё привезённое свалилось на землю. Как и прежде громко и отчётливо звучали яростные крики: «Слава его величеству президенту!» «Да здравствует правительство и депутаты!», «Слава параллельной России!», «Пламенный привет пенсионной реформе!», «Широкими шагами к долголетию!».

Благодатная земля. Китаец прищурив глаза, опустил кузов самосвала и уехал. Полная вольница для уважаемых частных компаний.

В дубовом бору продолжалась беседа двух медиков: молодого и не очень. Но они по-прежнему находились на удалении друг от друга.

– Дело в том, что лично я в свободное от основной работы время и после того, как завершил своё преподавание в медицинском университете, – пояснил Лопатов,– всегда занимался практической научной работой.

– Вы, что, делали это самое и после вашей смерти, безвременной кончины?

– Не болтай вздора! Я занимался практическими научными опытами у себя, в небольшом частном домике. Находясь в здравом уме, я создал удивительную животворящую жидкость.

– Неужели речь идёт о сказочной панацее, лекарстве от всех болезней? Наверное, я отсяду от вас подальше или, вообще, покину это страшное и одновременно смешное заколдованное место.

Мурашов пересел на более дальний пенёк.

При этом Филипп не преминул заметить, что обожает сказки с самого раннего детства, но не считает их частью существующей действительности.

– Ничего сказочного! – запротестовал Лопатов. – Панацея реальна. Но это лекарство в самые кратчайшие сроки не только излечивает существующие болезни, но и восстанавливает,

репродуцирует все органы, части тела и даже клетки любого живого существа.

– Какое вы можете привести доказательство?

– Например, в организме млекопитающего злокачественная опухоль убирается просто. Выпил несколько капель этой жидкости или оросил ими больное место – и проблема решена.

– Вы не просто вампир, Игнат Аркадьевич, но умудрились там, в своей могиле, ещё и сойти с ума. Может быть, вы, находясь на том свете, заодно изобрели и вечный двигатель?

– Попрошу без необязательных оскорблений и невежественных намёков! Я продолжу. Но смеяться над тем, что я сейчас тебе сообщаю, Филипп, не следует.

– У меня зубы от страха стучат, а вы говорите «смеяться». Такое занятие в данной ситуации подходит для умалишённых, хронических дурачков и просто слабоумных. Они, да ещё некоторые иностранцы, беспричинно улыбаются. Но я-то, вполне, нормальный человек.

– Долгий разговор у нас получается. Как же тебе доказать, что лекарство действует? Причём, быстро и неотвратимо. У меня, кстати, имеется при себе стограммовый пузырёк со славной целительной жидкостью. Вот!

Достал из кармана штанов стеклянный флакон из-под сувенирного коньяка, с алюминиевой крышкой, с прозрачной, слегка зеленоватой жидкостью. Встряхнул её перед глазами, начал любоваться ей. Поднял флакон над головой.

После этого отвинтил крышку, поднёс к носу, понюхал. Плотно закрыл крышкой небольшой стеклянный сосуд.

– Приятный аромат,– приятный аромат, Филипп, доложу я тебе! – заверил сельского врача профессор. – Ощущается запах ананасов или, может быть, прелого сена.

Лопатов собрался спрятать флакон в карман. Но вдруг останавливает свой взгляд на странном одноногом грибнике на костылях. Худой, сухопарый мужчина ещё умудрялся держать левой рукой не только костыль, но и небольшую корзину, наполовину наполненную грибами.

Грибник находился в хорошем настроении, в добром расположении духа. Даже решил немного посидеть рядом с незнакомыми людьми, поговорить и немного отдохнуть. Присел рядом с Лопатовым, костыли пристроил рядом, вытянул здоровую ногу. Обрубок второй поглаживал руками. Странный, но весёлый собиратель дикоросов.

Издали грибник с костылями увидел корзину Мурашова, наполненную мухоморами, удивлённо пожал плечами и развёл руки в стороны.

Большой двухэтажный каменный дом или, точнее, особняк симпатичной черноволосой и кареглазой женщины средних лет, великой сельской ведуньи Ларисы Самсоновны Кайловой, имеющая особый эзотерический псевдоним Аральская, считался украшение села Синие Быки. Заметная постройка, с мраморными лестницами, колоннами, мансардами… Короче говоря, она не бедствовала, и её занятие магией, знахарством и прочими чудодейственными процедурами приносил ощутимый доход.

Люди приходили и приезжали к ней довольно часто и с разных уголков страны, дабы очень быстро изменить с помощью Аральской коренным образом изменить собственную судьбу, разумеется, в самую лучшую сторону. Частое общение с Ларисой Самсоновной, в основном, представительницы женского пола разных возрастов считали конструктивным и обязательным.

В этот день, Аральская, как обычно, занималась своими обычными делами. Шикарно обставленная мебелью очень просторная горница, точнее, даже гостиная, могла заинтересовать не только грабителей, но и обычных людей, обожающих комфорт . Картины на стенах, зеркала, одна только люстра имела значительную стоимость.

За стеклянными дверцами большого шкафа, на широких полках, располагались человеческие черепа и кости животных, засушенные лягушки, змеи, ящерицы. Там же находились ветки ольхи и сосны, тряпичные и соломенные куклы, чучело совы и всё, что помогает работе экстрасенса, мага и знахаря. А на широком столе – несколько колод самых разных карт. В колбах – отвары трав.

В просторном кресле, за широким, круглым столом, сидела хозяйка дома в зелёном атласном халате, на голове у неё красовался широкий плюшевый синий ободок. Определённый символ могущества, на пальцах – перстни.

По квартире разгуливает большой чёрный кот с простым именем – Клавдий. Он чувствовал, ощущал себя хозяином особняка и всего того, что в нём находилось. Ведь не только люди зачастую предаются иллюзорным представлениям об окружающей реальности, но даже и тараканы.

Напротив неё, тоже в кресле, сидела дама лет пятидесяти, изысканно одетая, копна волос на голове выкрашена в самые разные цвета: оранжевый, зелёный, красный, синий. Очередная и уже постоянная пациентка Аральской из краевого центра Нелли Овсеевна Придорожная волнения своего не скрывала.

– Представляешь, Нелли Овсеевна, получила я вчера письмо из налоговой службы, – поделилась с Придорожной целительница, маг и экстрасенс Кайлова-Аральская. – Пришлось мне им срочно позвонить и в свободной форме сообщить, что я о них эмоционально и не совсем положительно думаю.

– Большие непомерные налоги, Лариса Самсоновна? – предположила Придорожна. – С ними такое часто бывает.

– Причём здесь налоги? Они на своей бумажке напечатали неправильно мой божественный псевдоним, через заглавную «О». Полагают, что он произведён от слова «орать».

– От чего же он произведён, Лариса Самсоновна?

– Есть такое священное приморское дерево аралия. Название его начинается с буквы «А». В нём всё целебно – и листья, и корни, и кора. Я – Аральская. Но ни в коем случае, не Оральская! Запомни и ты, мадам Придорожная!

– Хорошо. Запомню, госпожа ведунья Аральская.

– Вот и славно. На всякий случай, повтори!

– Повторяю! Вы ни при каких обстоятельствах ни Оральская, а госпожа Аральская.– Вот и прекрасно. Теперь перейдём к делу! Как я поняла, надо сделать присушку, заставить какого-то мужика полюбить тебя, мадам Придорожная, пламенно, страстно и нежно. Возможно, и до гроба.

– Да. Надо это сделать, как можно стремительней.

Придорожная расстёгнула сумочку, достала оттуда фотографию и протягиваёт её Аральской.

Внимательно и долго Аральская рассматривала фото. Потом. отложив его в сторону, налила в фарфоровую чашу из стеклянной колбы граммов сто жёлто-зелёной жидкости. Смочила пальцы правой руки «всесильной» влагой, брызнула ей на фото. Зажгла большую восковую свечу.

Поднесла пламя к фотографии.

Над высокогорьем и могучими дубами парит орёл, видно, собирался лететь по своим делам. Но Мурашов, Лопатов и незнакомый грибник, в отличие от орла, никуда особо не спешили. Они сидели в тех же позах и наблюдали за полётом птицы.

Лопатов, как бы, ненароком, случайно вылил почти половину флакона живительной влаги на культю грибника. Жестом извинился. Дескать, так получилось. Грибник отмахнулся, давая понять, что ничего страшного не произошло. Вода ещё никому и никогда не вредила.

– Только я не понимаю, зачем вам столько мухоморов. Кому это надо? – грибник обратился у Мурашову. – Их, конечно, после капитальной термической обработки можно принимать в пищу., Но есть же нормальные грибы.

– Это надо моей Родине! – раздраженно ответил Мурашов. – Я, по натуре, гурман. Ем только строго изысканные блюда. Кроме того, обожаю рисковать, когда имеется такая возможность.

– А я вот на машине, – сообщил мужик с костылями. – Я всегда по грибы на автомобиле езжу.

– Это меня радует, – сказал сельский врач.– Мне очень приятно и на душе тепло, когда другим людям хорошо.

– Я из Владивостока сюда приехал. Автомобиль у меня старенький, но очень надёжный, – уточнил грибник. – Решил немного боровиков и подосиновиков набрать. Но я собираю их для себя, а не для Родины. Буду их жарить и есть. Жена и дети тоже поедят. Я им оставлю.

– Мы в восторге, что вы такой гуманный и добрый человек, – наконец-то, подал голос и Лопатов, – и поделитесь своей добычей с членами вашей семьи.

– Я родился таким вот замечательным человеком, – констатировал грибник. – Сейчас минут десять с вами посижу и помолчу, если вы не возражаете. А потом пойду дальше.

– Не моё, конечно дело, но с одой ногой по лесу ходить тяжеловат, сказал Лопатов.– Как-то, необычно получается.

– Наверное, не очень и приятно, – предположил Мурашов. – Трудновато.

– Почему же? – возразил грибник. – Мне очень нравится собирать, к примеру, маслята.

– А вот вы, уважаемый, посидите немного здесь и представьте,– дал ему совет профессор, – что у вас выросла вторая нога. Ведь мечты не всегда, но сбываются.

– Понимаю, шутка, обиделся грибник. – Но она у вас какая-то недобрая, можно даже сказать, неприличная.

– Это просто дельный совет, – сказал Лопатов. – Напрасно вы обижаетесь. Если вы очень сильно пожелаете, то она очень скоро вырастет. Посидите полчаса здесь и подождите. Я рекомендую.

– Нет уж! Я лучше похожу подальше от вас, на километр отойду в сторону, – не совсем доброжелательно среагировал на совет грибник. – Я понял, что вы с утра наелись сырых мухоморов. Наркоманство сплошное! Но я никому и ничего не скажу. Не исключаю, что вы, господа, просто бандиты. Но я про это буду молчать.

Он вскочил с места, схватил свои костыли, а потом и свою корзину. Опираясь на костыли, Довольно резво он покинул компанию странных и недоброжелательных людей.

Сравнительно быстро и ловко удаляясь, он на мгновение, остановился, оглянулся, досадливо сплюнул и что-то, невнятное пробормотал. Наверняка, это были не совсем добрые пожелания в адрес Мурашова и Лопатова.

– У нас есть с Алевтиной хорошая знакомая, – сказал сельский врач. – Её шикарный дом стоит рядом с нашим жалким, но уютным жилищем.

– Ну, и что? У меня тоже имеются всякие знакомые, – произнёс Лопатов. – К чему ты это мне говоришь, Филипп? Вот если бы у вас, сельских врачей, не имелось, вообще, никаких знакомых, то меня бы такой факт удивил.

– Но я ведь не просто так говорю, а по теме нашей дикой беседы. Пусть вы даже и вампир, Игнат Аркадьевич, но, как реального человека, вы меня поймёте. Вы ведь когда-то, при жизни, были медиком и даже учёным.

– Я им и остался и никогда не умирал. Продолжай рассказ о вашей общей знакомой! Надеюсь, что это не просто пустая болтовня.

– Так вот это Лариса Самсоновна Кайлова. Раньше она была нормальной женщиной, строительный техникум закончила и потом заочно институт по специальности «Промышленное и гражданское строительство».

– Таких, как эта женщина, немало. Что дальше?

– Так вот, когда что-то в наших местах строили, она в прорабах числилась или в старших мастерах. В общем, была начальником.

– Пока не интересно.

– Наберитесь терпения, Игнат Аркадьевич! Это документальная жизненная притча с глубокой и своевременной моралью.

– Слушаю тебя, Филипп!

– Потом, в трудные для нашей славной параллельной России времена она торговала на рынке, чем попало.

– Не уподобляйся софисту и надоедливому философу Веткину, Филипп. Короче можешь свою мысль излагать?

– Могу. Теперь Лариса возомнила, что она экстрасенс, маг и чародей. Кличку себе придумала – Аральская. Дерево такое есть.

– Я в курсе. Есть такое дерево, полезное для людей во многих отношениях.

Нетерпеливо Лопатов постучал кулаком по стволу дерева, на котором сидел.

В свою очередь Мурашов старался короче и чётче выразить свою мысль, но у него пока ничего не получалось

– Сейчас закончу! – пообещал он доктору медицинский наук. –Так вот, она, Аральская, людей разными отварами, как бы, лечит, судьбу предсказывает, на картах гадает и прочие вещи творит за определённую плату. Люди к ней тянутся. Они больше верят ей, чем нашему правительству и депутатам. Кайлова материально живёт неплохо.

– Бессовестная шарлатанка твоя Аральская, которая Кайлова, – сказал Лопатов. – Таких, к сожалению, сейчас немало.

– Вот, именно, шарлатанка! Но хорошая, умная, общительная и порядочная женщина.

Сельский врач встал на ноги, продолжая крепко сжимать в руках палку. Отошёл, на всякий случай, ещё дальше от Лопатова. Он был готов к решающей и жестокой битве с вампиром.

– И это всё?

– Всё! Вы тоже, Игнат Аркадьевич, шарлатан. Но я помню, что при жизни были замечательным человеком. Я начал издалека, поскольку считаю себя культурным человеком.

Теперь уже старик Лопатов встал на ноги. Выражение его лица с каждой секундой становилось всё свирепей и свирепей. Решительно пошёл в сторону Мурашова.

Но и Мурашов оказался не из робкого десятка. Уже перестал пятиться назад, поднял над своей головой крепкую дубовую палку. Он морально готов сразиться даже с этим страшным, давно не бритым, вурдалаком.

Но тут раздался страшный рёв, переходящий в жуткий вой.

– Сейчас на нас нападёт леопард. Он уже рычит, предупреждает, – со страхом сказал Мурашов. – Эти звери – не фашисты, без объявления войны никогда на людей не нападают. Или это к вам на помощь пришли другие вампиры?

– Ну, и глуп же ты, пожиратель мухоморов! – Лопатов сел на бревно. – Это рычит одноногий грибник. Больше некому.

– Почему он рычит и воет?

– У него потихоньку начинает расти нога. Он издаёт такие звуки не от восторга и матерится не от безудержного восторга и радости.

– Я в такие басни не верю!

– Грибник тоже не верит, потому и орёт, как пыльным мешком прибитый. Надо понимать, что гражданин крайне удивлён. Возможно, даже и напуган. Мне кажется, что в такой ситуации, ты, Филипп, тоже вёл бы себя примерно так же.

Мурашов скептически улыбнулся. Озираясь по сторонам, снова сел на пенёк.

Не так далеко от Мурашова и Лопатова в широкой ложбине лежал одноногий грибник

Делает попытки уползти от происходящего кошмара. Но тщетно, от себя не уползёшь. ползти. Ему только и оставалось издавать истошные крики.

Подвёрнутая штанина, где нет ноги, слегка шевелилась. В стороне валялась корзина с рассыпанными грибами и костыли.

С небес на землю опустилась гордая и сильная птица орёл. Он схватил когтистыми лапами костыли и взмыл вверх.

По-прежнему за столом сидели Аральская и Придорожная. Кот Клавдий наблюдал за происходящим со стороны.

– Никак не соображу, Нелли, кого я к тебе присушивала, Аральская разглядывала фотографию.– А сообразила, наконец-то! Это губернатор Приморского края. Господин, как его, забыла фамилию. Но ты и хватила, Нелли Овсеевна! У тебя, надо сказать, мощные запросы и желания мадам Придорожная. Такого человека заполучить не так просто.

– Да что вы, госпожа Аральская! – Придорожная скромно отвела взгляд в сторону. – Этот паренёк попроще, не такой богатый, обеспеченный и удачливый, как наш губернатор. Но я его

полюбила и таким.

– Что ж, я рада за тебя, Нелли! Всё правильно. Всегда следует строить реальные планы.

– Это мой милый Леонардик… Леонардо Вильге́льм Ди Ка́прио. Для меня просто Лёня, как мой третий муж. Царство ему небесное!

– Понятно. Сорок тысяч рублей. Через полтора года Ди Каприо всё бросит и приедет к тебе во Владивосток, осенью, как раз, к восемнадцатой волне брендовируса. Напиши на бумажке свой домашний адрес и вдумчиво её съешь. При этом отчётливо представляй себя в объятиях своего славного американского… Лёни.

Придорожная дрожащей рукой написала на бумажке свой адрес, смяла её, запихала в рот и медленно начала жевать. С трудом проглотила, вытаращив глаза.

Справедливое замечание сделала ей Кайлова-Аральская. В подобных ситуациях следует бумажку с именем своего любимого съедать с аппетитом. Тогда конечный результат будет ещё выше. Ведь любая женщина должна стараться приближать своё счастье надёжно и стремительно.

– Я старалась, – смутилась Придорожная. – А нельзя сделать так, чтобы Лёня приехал ко мне значительно раньше?

– Можно. Вечером, в следующий четверг, нарисуется, – пообещала Аральская. – Предполагаю, что явится с букетом цветов. Пятьсот тысяч рублей!

– Нет. Уж лучше я немного подожду. Вы точно, Лариса Самсоновна его ко мне присушили, и он приедет ко мне?

Аральская вышла из-за стола и направилась к входной двери.

– Точнее не бывает., – сказала Аральская. – Но я Не вижу на моём рабочем столе денег, любезная. Или у меня началась внезапная галлюцинация?

– Я потом их завезу, как-нибудь, – Придорожная приложила ладони к груди. – Это же так просто! Это же так не сложно!

– Жаль, Лариса. Значит, присушка не подействует. Если благостный процесс влюбчивости отдельного лица противоположного пола в моего клиента не оплачен, то присушка и не подействует. Доброй тебе дороги, милая Нелли!

– Сейчас!

Дрожащими руками положила на стол деньги, самыми разными купюрами и даже мелочью, и, кивнув головой, медленно, в некотором раздумье, удалилась..Не волна жадности наплыла на неё, а обычной бережливости.

Но тут же на пороге появился Веткин, постоянно озабоченный некоторым падением своего рейтинга и популярности в Синих Быках.

На одной из грядок своего садово-огородного участка Алевтина пропалывала траву. Рядом с ней возвышалась большая своеобразная пирамида, вернее, состоящая из сорняков.

Но немного устала. Легла спиной на кучу из травы. Достала сотовый телефон из куртки, лежащей рядом, на земле. Набрала нужный номер, приложила «трубу» к уху. Понятно, она звонила своему несравненному мужу Филиппу Мурашову.

– Ты всё ещё собираешь грибы, Филя? – сказала она по телефону. – Хорошо устроился. Я траву выдёргиваю, а ты отдыхаешь. Да пойми же, дорогой мой Филипп, что нам не нужно много мухоморов! Я не планирую ими питаться.

Завершив короткий разговор, Алевтина посмотрела в синее небо и увидела над собой летящего орла, держащего в своих когтистых лапах пару костылей. Посчитав такое необычное видение галлюцинацией на почве физического переутомления, она направилась в дом.

Успокоившись от чрезмерных эмоций и споров, Мурашов и Лопатов по-прежнему сидели друг против друга. Мурашов спрятал сотовый телефон в карман.

– Жена позвонила, – пояснил он. – Просит, чтобы я быстрее домой возвращался. Траву на огороде надо полоть.

– Ничего, успеешь, – заверил его Лопатов. – Ведь я тебе ещё ничего толком не рассказал.

К ним очень медленно и робко вышел из кустов бывший одноногий грибник. На сей раз у него в наличии имелось две ноги. Основательно растерянный городской мужик с корзиной и с трагической гримасой на лице, поинтересовался у собеседников:

– Извините, конечно. Но вы случайно не видели моих костылей?

– Не может быть! – впадая в активный страх и прижимая к груди палку, прошептал Мурашов. – Такого не бывает!

– Зачем вам, любезный гражданин, костыли?

– Не знаю, – объятый ужасом сказал грибник. – У меня выросла нога! Я сейчас могу даже играть в хоккей, и не только днём, но и по ночам. Как нечистая сила.

– Этому радоваться надо! – порекомендовал ему Лопатов. – Садитесь в машину и поезжайте домой! Порадуйте жену!

– У моей Софьи слабое сердце, – сообщил грибник. – Я не думаю, что она обрадуется. Я понял, что это вы меня заколдовали.

Обескураженный и не менее удивлённый Мурашов смотрел куда-то в сторону.

Его разум категорически отказывается что-либо понимать.

– Что вы такое говорите? – возмутился доктор медицинских наук. – Мы вас заколдовали? Бред несёте какой-то! Полная антинаучная несуразица… с вашей стороны.

– Может быть, здесь находится аномальная зона? –предположил грибник. – Не простое место, а способствующее вырастанию ног и, наверное, рук. Очень странно, что в этом дубовом бору задние и передние конечности растут, как грибы.

– Скорей всего, так, не стал с ним спорить Лопатов.– Инопланетяне народ ушлый и на многое способный. Так что, идите к своей машине и активно радуйтесь!

– Я пока не определился, – чистосердечно признался грибник. – Не понял ещё, радоваться мне или не стоит.

– Конечно, надо радоваться, – губы у Мурашова от волнения пересохли. – У вас же не волосы на голове выросли и не ногти на руках, а нога.

– Я в некоторой растерянности, – предположил грибник. – Ведь ко мне со стороны очень многих господ и дам возникнет куча вопросов. На них я никак не смогу ответить.

– Лично я, на вашем месте, – сурово сказал Лопатов, – всякое нездоровое любопытство окружающих лиц пресекал бы на месте. Так и норовят поставить под сомнение человеческие гражданские права. Мелкая шантрапа со своими… пиар-кодами!

Ничего больше не сказав, грибник, на своих двоих, начал медленно спускается с плоскогорья вниз. Состояние глубокой задумчивости не покидало его.

Мурашов упал на землю и пополз в сторону сидящего на стволе дерева Лопатова. Филипп начал горячо обнимать его ноги профессора и целовать со слезами на глазах его белые туфли. Процедура демонстрации уважения младшего к старшему происходила примерно так, как это и нынче делается во дворце какого-нибудь зажравшегося падишаха или странноватого президента с его сотнями миллиардами наворованных долларов.

– О! Великий учитель, славный Игнат Аркадьевич, я был не прав! В буквальном смысле слова, возопил Мурашов. – Каюсь! Вы больше, чем гений.

– Понятно. Это же пусть параллельная, но Россия, – иронично заметил Лопатов. – Некоторые олухи считают, что а ней всё больше, чем в других странах. В этом прослеживается высокая степень наглости и придурковатости, замешанных на рекламно-плакатных мерзостях.

– Я нисколько не шучу, Игнат Аркадьевич! Если бы я имел возможность, то прямо сейчас выписал бы вам Нобелевскую премию!

– Мне бы в живых остаться, Филипп. Эта была бы самая большая и почётная премия в моей жизни. В сто раз круче Нобелевской.

Отечески он погладил Мурашова по голове. На глаза Лопатова наворачивались слезы. Он тяжело и протяжно вздохнул.

В гостиной особняка Аральской, напротив неё, в кресле почти торжественно воседал Веткин. Вид у него был очень торжественный и важный. Абсолютное самодовольства.. Кот Клавдий демонстративно и важно покидает горницу.

– Надеюсь, Артемий Парамонович, ты всё сказал? – спросила у не очень желательного и долгожданного гостя Аральская. – Или ещё что-то есть?

– Господь с тобой, Лариса! – с гордостью уведомил её своими вопросами Веткин. – Разве я могу за какие-то полчаса рассказать обо всём?

– Тогда всё остальное доложишь, как-нибудь, в другой раз, господи Веткин.

– Зачем же светлые часы нашего общения откладывать на завтра?

– Хорошего должно быть не так много.

– Но я, допустим, уверен, что ты абсолютно ничего не знаешь об истории ледокольного судостроения в нашей славной, замечательной параллельной России.

– Мне не нужна подобного рода информация! Я не собираюсь разгадывать кроссворды и участвовать в игре: «Как стать миллионером». Так же «Поле чудес» меня не интересует. Это меня не греет! И я из твоей информации пирожков не состряпаю, и в депутаты меня за такие никчемные знания не изберут, даже по спискам.

– Я настаиваю, чтобы ты меня послушала! Мне, например, известны, все марки стали.

– А мне известно, что слишком мудрых, наглых и говорливых людей в древнем африканском племени Масаи в четырнадцатом веке нашей Новой Эры съедали в самую первую очередь, с песнями и плясками, и торжественно, под бой барабанов.

– Это спорное утверждение. Да и что ты можешь знать, Кайлова-Аральская?

– Ну-ка, Веткин, взял задницу в горсть – и пошёл скачками из моего дома! Не засоряй мой мозг и жизненное пространство.

Она решительно поднялась с кресла, подошла к Веткину, взяла его за шиворот и потащила к выходу. Явно, что тут сопротивление было бесполезным или, образно сказать, почти бесплодным.

Но, а конце концов, вёрткий старик Веткин, всё-таки, вырывается из рук Аральской и при этом категорически не желал уходить.

– Да ты, что же, мне грубишь, Лариса? – возмутился сельский эрудит. – На вид культурная женщина. Как ты можешь?

– Так и могу. Не мешай работать, Веткин! – сказала она. – Не утомляй своей непроходимой тупостью! Своего ума нет, вот и пользуешься чужим.

– А ты прямо умная!

– Будешь много говорить, потеряешь дар речи!

– Так я тебе и поверил Аральская, то есть Кайлова!

– Я тебе такой фокус категорически обещаю!

– Замучаешься, госпожа Кайлова, называющая себя Аральской! Уж я-то науке больше доверяю, чем твоему шарлатанству!

– Всё! Бери ноги в руки – и вперёд!

Сделав хмурое, обиженное выражение физиономии, Веткин ушёл. Хлопнул дверью. Чёрный кот сердито зашипел ему вслед.

Аральская достала из кармана халата горсть таблеток. Взяла сразу две, проглотила их, запивая принятый вовнутрь лекарственный препарат жидкостью их из первой попавшейся под руки колбы. На ней крупными буквами было написано: «Моча юных баранов».

Между деревьями неспешно кругами ходили Лопатов и Мурашов, мирно собирали грибы, иногда останавливались. Корзина находилась в руках у профессора, который безжалостно швырял поганки, найдённые Мурашовым, в траву.

За короткое время они нашли великое множество подосиновиков и белых грибов.

– Если оторвёт, допустим, какому-нибудь нерадивому чиновнику-взяточнику и расхитителю государственных средств и народных богатств голову, – рассказывал Лопатов, – то на этом самом месте после своевременного вмешательства, можно вырастить другую.

– Я уже это понял, сказал Мурашов. – Но до сих пор не вериться в великую силу вашего чудодейственного раствора.

– Иногда мне и самому не вериться. Но на массивной шее негодяя вырастить точно такую же голову, но новую, не так и сложно. Свежую голову.

– А зачем?

– Правильно. Не надо этого делать. Просто я привёл пример. Мыслить, и действовать мерзкий чинуша более прогрессивно, всё равно, не станет. Неисправимого паразита ничего и никогда не изменит в лучшую сторону.

– Зачем же его лечить?

– Полностью с тобой согласен, Филипп. В данном случае, таких субъектов лечить нет никакой необходимости.

– Жестоко, но справедливо, Игнат Аркадьевич.

Оба на короткое мгновение приостановились.

Седобородый Лрпатов положил свою широкую ладонь на плечо сельского врача и сказал

– Свои удивительные капли я изобрёл только для нужд, если грубо выражаться, простого народа всей Земли, а точнее, для основного населения планеты, а не для разбойников и компрадоров. Они людей нашей планеты натурально раньше времени вгоняют в гроб, как бы, лекарствами и медикаментами. Да и продуктами питания и многим другим. Не просто обманщики, а преступники, во главе со странноватыми господами.

– А ведь кричат о народном счастье и грядущем долголетии каждого человека. Пусть все богатые бездельники и разбойники кушают сами то, что они втюхивают нормальным людям.

– Они не просто отменяют долголетие, а занимаются реальным уничтожением людей. Каждый лакей считает, что он непременно войдёт в «золотой» человеческий миллиард. Эта та компания, каждый двуногий прыщ в которой уверен, что, именно, он должен жить долго, счастливо и богато.

– Но такой номер у них не пройдёт!

– Ты, молодец, Филипп! Мыслишь абсолютно правильно, как настоящий гражданин нашей замечательной параллельной России.

Не сговариваясь, остановились. Расположились прямо на бугре, обросшем густой травой. Надо же и немного отдохнуть.

Профессор Лопатов с задором принялся рассказывать о том, как он работал над своим бессмертным и полезным изобретением, над панацеей.

Всё это не так трудно было представить Мурашову.

…По горнице в шикарных семейных трусах ходит Лопатов. В руках у него большая стеклянная колба. На большой русской печке кипят во множестве кастрюль и даже бачков самые разные жидкости. Почти такие же ёмкости стоят на газовой и электроплите.

Время от времени большим черпаком наполняет самые разные колбы и мензурки. Садится за стол. Через микроскоп наблюдает за каплей только что созданной жидкости.

Недоуменно, в расстроенных чувствах чешет Лопатов подбородок. Достаёт из шкафа большой пакет с белым порошком. Подходит к одному из бачков с кипящей жидкостью. Высыпает в него содержимое пакета.

Раздаётся мощный взрыв, и Лопатов вместе с оконной рамой вылетает из дома, падает на поленницу дров, которые заваливают его вместе с головой…

Рядом с калиткой, перед домиком Мурашовых, стояли Аральская и Алевтина. Они с интересом наблюдали за тем, как по сельской улице проходит мимо толпа нищих с синими флагами и транспарантами с надписями: «Слава его величеству президёнту!», «Ура пенсионной реформе и новым налогам!», «Да здравствует параллельная Россия!» и другими.

Среди неимущих, бездомных, голодных и больных и старец со своей внучкой, девочкой Симой . Нищих стало гораздо больше. Но они по-прежнему веселы и жизнерадостны.

К забору подошёл неопредёлённого возраста бродяга, в рваном пиджаке малинового цвета, надетом на голое тело.

– А вы ни подскажете, добрые женщины, – спросил он, – далеко ли отсюда до Москвы?

– Далековато, – ответила Аральская.– Отсюда гораздо ближе до Китая, Индии, Японии и даже Америки. Такие вот… пироги.

– До столицы нашей замечательной страны, – подтвердила Алевтина, – вам, уважаемый, очень долго шагать.

– Опять я примкнул не к тому отряду, – с сожалением сказал бродяга. – Но я патриот своей Родины. Ни в Америку, ни в Японию не пойду и даже на бревне не поплыву.

– Слава патриотам! – громко произнесла Аральская. – Слава путешественникам! .

– Патриотам слава! – отозвался бродяга. – Президенту слава!

– Всё! – сказала Аральская. – Шагай дальше! Сегодня мы борщ ещё не варили.

Бродяга, раскланиваясь, продолжил свой путь.

Алевтина увидела большой куст у забора, вырывает его. Отбросила в сторону.

– Сорняки достали, – сказала она. – Сколько ни вырывай это никчемную растительность, их становится всё больше и больше.

– У меня на огороде такая же история, – поделилась проблемой и Аральская. – Кругом сплошная трава.

– Зачем ты так грубо с ним, Лариса, с этим нищим бродягой говорила? Я могла бы вынести ему из дома полбуханки хлеба и несколько луковиц, да ещё и трёхлитровую банку кабачков.

– Но остальным ты, Алевтина, ничего бы не дала. Это не справедливо по отношению к другим. Правда, их в этой колонне примерно полторы тысячи. Если не больше.

– Похоже на то, что ты права.

– Да, вспомнила! Я к тебе пришла не просто так, а можно сказать, что по делу.

– По какому?

– По важному.

– Что за дело?

– Когда из леса Филипп Сидорович вернётся со своими мухоморами, то пусть он их ко мне домой занесёт. Я их у вас куплю. Сама понимаешь, Аля, отвары из них варю, делаю мази для ликвидации бородавок. В мухоморах много чего полезного имеется.

– Глупости! Ничего не надо платить, Лора. Он и так их тебе принесёт, если Мурашова медведи ни сожрали. Что-то его долго нет. Волнуюсь.

– Не переживай. Придёт скоро. Природой наслаждается. Просто не хочет Сидорович прополкой грядок заниматься. Мужики этого не любят.

Аральская выжидала, когда пройдут мимо калитки последние нищие. Потом кивнула головой подруге и направилась в свой шикарный дом, практически, особняк. Алевтина же пошла вдоль забора, продолжала вырывать руками пырей и полынь.

На каменистом берегу горной речки сидели Лопатов и Мурашов. Оба жуют колбасу, хлеб и зелёный лук. Черпают холодную воду алюминиевой кружкой и запивают еду.

– Я поражён, Игнат Аркадьевич! Вы своими стараниями и трудом добились высочайших результатов, – Мурашов выпазил восторг. – Но ведь некоторые дельцы на ваших каплях, на замечательной панацее будут создавать новые капиталы для себя.

– Нет, Филипп. Не будут, – возразил Лопатов. – На массовом производстве этой жидкости и спекуляции на ней ни один магнат или проходимец не сможет обогатиться, погреть свои шаловливые и загребущие ручонки.

Между делом профессор кормил хлебом косулю, которая вышла к речке на голоса людей.

Попробовал и Мурашов сделать то же самое, но животное шарахнулось от него в сторону.

– Неужели массовое производство вашей панацеи настолько сложное, – сказал он, – что не принесёт им выгоды, не даст навара?

– Никакой материальной выгоды! – ребром ладони правой пуки Лопатов разрезал воздух – Пусть губу не раскатывают вместе со своим президентом-вором и проходимцем!

– Особое лекарство гуманистов и филантропов?

– Наверное, так и есть. А химический состав этой жидкости довольно не сложный. До смешного прост. Зная, что и с чем следует смешивать, любая малограмотная старушка запросто сможет приготовить животворящую жидкость, образно сказать, в военно-полевых условиях.

– Получается, что это широкий и уверенный шаг к счастью и процветанию человеческих масс всей Земли!

– Палка о двух концах. Но проконтролировать процесс массового и стихийного производства целительной жидкости совершенно не возможно.

– У меня душа поёт товарищ профессор, уважаемый учитель! Даже самые зверские режимы разных стран не смогут при таком раскладе вогнать людей в абсолютное рабство. Ищейки всякого рода и вида не только свои зубы, но и вставные челюсти обломают!

Показал в сторону запада дулю.

Сельский врач Мурашов поступил точно так же.

– Обольщаться не стоит, – пояснил Лопатов. – Впереди нас ожидает борьба. Кстати, она уже началась, Филипп. Самозваные правители, компрадоры, бандиты и чиновники наивно и неумело выдают себя за демократов и либералов.

– Такого безобразия в параллельной России ещё никогда не было, согласился со старшим товарищем Мурашов. – Это абсолютно верно.

– У жуликов и барыг началось не великое счастье, а полный облом. Ведь скоро буквально каждый человек на нашей планете будет обладателем солидного запаса этого славного медицинского средства. Активных и стихийных самолеченцев обложить и налогами будет просто невозможно.

– Верно. Попробуй тут, найти эту самую иголку в стогу сена!

– Почти невозможно.

– Но буржуи и лакеи зажравшихся двуногих скотов будут мешать людям жить по-человечески.

– Я уже на своей шкуре сполна ощутил их царапанье. Мерзкая компашка!

Профессор Лопатов разделся и решительно вошёл в холодную воду. Окунулся.

Немного подумав, Мурашов поступил точно так же. Вошёл в студёную речку. Его трясло от жуткого холода, но он терпел. Но вскоре выскочил из воды и начинает торопливо одеваться.

В одном из подмосковных районов шикарных и многоэтажных особняков. рядом с высокими воротами остановилась крутая иномарка. Из неё в сопровождении двух крепких вооружённых телохранителей, одетых в чёрные костюмы и при галстуках, вышел важный господин. Он, примерно, в такой же одежде, как и они, но с кейсом в правой руке. Лет тридцати пяти от роду.

Это очень уважаемый господин в определённых кругах двуногих существ, которые наивно и самоуверенно считают себя элитой. Кроме того, ещё и депутат высокого ранга самой главной думы страны, в прошлом, да и в настоящем. Одновременно он ещё и известный следователь по особо важным делам, генерал-полковник МВД Валерий Трофимович Буньков.

Перед ним охранники открыли ворота, и он важно в сопровождении телохранителей вошёл в свои частные владения. На ступенях четырёхэтажного дворца с мраморными колоннами его встречала охрана особняка.

Взбодрённые холодной водой, уже в одежде, свою беседу Лопатов и Мурашов продолжали свою беседу. Развели небольшой костёр. Назрела острая необходимость согреться..

– Кого же мы, студенты, тогда хоронили, – задал вопрос профессору Мурашов, – больше десяти лет тому, Игнат Аркадьевич?

– Тогда, в закрытом гробу, – Лрпатов подкинул несколько сухих веток в костёр. – вы хоронили мою обгоревшую левую руку. Всё предельно просто. Старую кисть я сам себе отпилил ножовкой, под наркозом.

– Разве такое возможно?

– Возможно. Потом я поджёг свой загородный домик. Пиджак с документами заранее повесил подальше от пожара, на забор.

– Ну и что?

– Ну и всё. То, что они нашли, то и похоронили. Я уже тогда изобрёл живительные капли. При этом имел глупость десятка полтора людей излечить от тяжёлых недугов. За мной началась

слежка. Я вовремя понял, что скоро настанут мне полные кранты.

– И вы больше десяти лет живёте, как партизан? – Мурашов большой палкой переворачивал в костре горящие ветки. – Без элементарных удобств и неизвестно, где. При этом ещё и помогаете людям. Кошмар! Перебирайтесь к нам, в Синие Быки.

– Меня и в вашем доме найдут. От этих ищеек нигде не скроешься. Но я умудряюсь инкогнито ездить во Владивосток. Нелегально помогаю людям. Немного зарабатываю. Это необходимо. В конце концов, я выполняю свой долг. Такие вот непростые дела, Филипп.

– Где же вы живёте? Где обитаете? Неужели только в дупле?

– В целях конспирации, в основном, в нём. Но недалеко есть заброшенный посёлок Сиговка.

– Есть, я знаю. Таких сейчас в стране тысячи или даже десятки тысяч.

– В этой самой Сиговке, в подвале одного из домиков у меня имеется определённый запас этой жидкости и находится моя лаборатория. Там я храню и нормальную одежду.

– В каком смысле, нормальную?

– В самом прямом, для выхода в люди. Ни сидеть же на месте!

– Как несправедлива жизнь! Что же делать?

– Продолжать жить ради процветания человечества и верить в самые добрые перемены. А сегодня за ночь надо будет перенести к вам с основную часть моей лаборатории и прочее. Вы же с Алевтиной врачи, поэтому продолжите моё дело.

– А вы, Игнат Аркадьевич?

– Я тоже. Пока жив, сидеть, сложа руки, не намерен. Но до вас ещё долго не доберутся. А меня, в любом случае, найдут и сотворят со мной несчастный и непременно летальный случай. Но пока живу, надеюсь.

– Это кто-то мудрый сказал?

– Цицерон говорил и ещё Сенека. Да и многие другие. Проще сказать, надежда умирает последней.

– Одни считают, что она, вообще, не умирает, другие, что и не рождается. Так вот, без надежды и существуем. Небо коптим. Ведь все утверждения, даже самые мудрые, спорны.

– У каждого человека своя историческая миссия. В долгой и здоровой жизни есть великий смысл.

– Но, всё-таки, мне кажется, что крепкое здоровье каждого человека и долголетие, всего лишь, красивая и, к всеобщему несчастью, несбыточная мечта.

– Побольше оптимизма, Филипп! Пока мы с тобой живы, не позволим никому отменить долголетие. Не позволим!

Лопатов посмотрел вверх, в синее небо. Сверху прямо на них опускается парашютист. Удачно приземлился, уверенно держал стропы в руках. Его рот и нос закрывала тряпичная медицинская повязка.

Он быстро собрал и упаковал парашют в мешок, не обращая внимания на волнение Мурашова и Лопатова, которые уже встали на ноги. Парашютист надел на плечи мешок, как рюкзак. Подошёл к ним и вручает медицинские повязки для прикрытия рта и носа.

– Благотворительная международная организация, – сказал парашютист. – рекомендует вам надеть на лица повязки.

– Зачем и почему? – удивился Мурашов. – Мы же в лесу.

– Потому, что везде и всюду брендовирус, – пояснил парашютист. – Когда будете уходить, потушите костёр! Пожароопасный период.

Приветливо махнув им рукой, удалился.

С небольшим желанием они надевали на лица повязки.

– Кто-то хорошо погреет свои ручонки на так называемой пандемии, проворчал профессор медицины. – И вакцины появятся, и таблетки. Всё продумано. Богатые богатеют. Понятно, что таких, как мы с тобой, Филипп с нашей панацеей, они всегда уничтожали и уничтожать будут.

Оба сорвали с лиц повязки, бросили их в огонь и яростно начинают тушить костёр.

Но, увидев, что над ними кружит самолёт, Лопатов и Мурашов достали из костра обгоревшие повязки и надели их на нижнюю часть лиц.

Самолёт улетел.

По огромному болоту с палками, с флагами и транспарантами шли нищие. Их много. У всех на лицах марлевые и разного вида повязки. Физиономии у бездомных и обездоленных, шагающих по топким местам людей, усталые, измождённые, грязные, но счастливые.

В ожидании мужа Алевтина сидела в горнице и с нетерпением смотрела на висящие настенные часы. Обеспокоена. Начала и сама собираться в дорогу. Пора уже искать пропавшего Мурашова. Ведь он со своими мухоморами обычно возвращался домой гораздо раньше.

Она переоделась в штормовку цвета хаки, зелёные джинсы, кроссовки. Нашла на вешалке и кепку. Перед уходом посмотрела в настенное зеркало.

В своём загородном особняке, скорее, даже во дворце перед несколькими огромными мониторами сидел в костюме, в белой рубашке при галстуке Буньков. Он ожидал важной и ответственной видеосвязи с президентом. Перед ним чашка кофе. Принтер и прочие компьютерные принадлежности. На столе лежит груда бумаг, относительно аккуратно сложенная.

Озабочено перелистывал, перебирал бумаги. Ему даже казалось, что он думал о чём-то важном. Кто знает, может быть, и думал.

К нему вошла его молодая супруга Калиса. Стройная, фигуристая блондинка, в атласном оранжевом халате. Обняла Бунькова за шею со стороны спины.

– Давно не виделись, Калина Максимовна, – повернулся лицом к ней. – Как у тебя дела, моя славная жена? Как там твой комбинат по активному производству лекарственных препаратов?. Готовы бороться с брендовирусом?

– Моя фирма «Фармацевтика для народа» на волне пандемии будет процветать, не без гордости заявила она. -. Мы развернёмся. Произведём всё, что надо и не надо.

– Я рад, Калина, что сказка о страшной эпидемии – путь к богатствам. В накладе мы не останемся. Да ещё сынок наш Дима, вечный бывший двоечник, вовремя сделался директором по закупке медикаментов и препаратов зарубежного производства «Помощь друзей». А ведь дурак дураком в свои восемнадцать лет!

– Ну, зачем ты так, Валера? Мальчик старается, и у него кое-что получается. Просто мне и ему повезло, что я и он стали удачливыми предпринимателями.

– При моей поддержке и многих других уважаемых и влиятельных господ. Эта удача организована и мощно поддержана материально.

– А ты вот, обычный депутат, – Калина глади рукой его лысеющую голову. – Да ещё и… по партийному списку. Шучу! Не обижайся, Валерик.

– Но согласись, Калина, что у всех наших депутатов родственники – сплошь бизнесмены.

– Совпадение, Валера, стечение обстоятельств такое. Ну, ладно, работай!

– Да. Мне придётся часов шесть, если не больше, у мониторов сидеть. Что-то наш самый главный смотрящий должен будет мне сказать из своего бункера.

– А кто в их царской компании самый главный, я так толком и не знаю.

– Тебе и знать не надо. Да и не все знают. Но мне всё равно. Лишь бы они нам «бабки» хорошие делать не мешал, а то и помогали.

– Буду тебя ждать в моей спальной комнате.

– Как только освобожусь, то к тебе приду. А пока силы есть, буду ожидать связи с одним из самых главных. Перед паханом и даже его козырной шестёркой всегда следует голову склонить. Не отвалится. Меня от этого не убудет. А делиться, с кем надо, мы всегда делимся.

Кокетливо помахав Бунькову рукой, Калина вышла из кабинета.

Буньков продолжил перебирать бумаги. Кое-что внимательно перечитывал, делал пометки шариковой ручкой фирмы «Кудрявый скунс» в блокноте.

Лопатов и Мурашов медленно шли по тропе в сторону заброшенного села Сиговка. Останавливаются, но продолжают беседу. У Мурашова в руках полная корзина белых грибов, подосиновиков и маслят

– Я тоже считаю, что люди должны, как положено, – сказал Мурашов, – умирать только от старости, в девяносто-сто лет, а то и гораздо позже.

– Всё верно. К примеру, на триста лет задерживаться людям, их духовным субстанциям, в земном бардаке, где царит полное бесправие, бессмысленно, – заметил Лопатов. – Правда, и торопиться в неизведанные миры тоже не стоит. Но, в любом случае, я за здоровье людей и долголетие каждого из них. Лет сто пятьдесят хватит.

– Ваши чудесные капли, Игнат Аркадьевич, остро необходимы человечеству. Ведь определённую даже большую часть двуногих существ, ангелы явно, не встретят за горизонтом нашего бытия с духовым оркестром и цветами.

– Не спорю. Да и миры-то разные, есть получше земных, а есть и похуже. Чего только ни существует в Мироздании. Но иногда мне кажется, что ни черта и нигде нет. Все мы одиноки и разобщены. Иногда даже не видим друг друга в упор. А это плохо.

– Но ведь кому-то ещё в давние времена было выгодно, чтобы люди общались на разных языках, принадлежали к разным расам, национальностям, странам, кланам, сословиям. Думаю, что не Бог этого пожелал.

– Понятно, что не он.

– Для Всевышнего мы не рабы, а его творения, а к ним он относится бережно и с любовью. Только так! А всё остальное идёт от лукавого.

– Откуда нам с тобой знать, Филипп, что там решают за нас Высшие Силы? Мы даже ничего предполагать не можем. Как есть, так и есть.

– Надо окончательно уяснить для себя, кем мы являемся для Бога.

– Зачем нам это знать?

– На всякий случай.

– Дуб, в дупле которого я сейчас проживаю, господин Мурашов, не такой дуб, как ты! Я доверяю тебе не только великую тайну, но судьбу всего человечества. Всего! Целиком и полностью. А ты начинаешь ерунду говорить.

– Молчу, молчу, великий учитель, и слушаю!

– Ты ко мне обращаешься, как покорный джин к падишаху. Не надо, Филипп! Я человек скромный и здравомыслящий.

– Постараюсь и я, Игнат Аркадьевич, быть проще, но не получается. Ведь в руках у нас с вами самая настоящая панацея, средство от всех болезней.

– Да, удивительная получилась жидкость, но не всесильная. К примеру, мёртвых оживлять не может, но здоровье людей приводит в порядок.

– Вы же говорили, что она может оживлять мёртвых.

– Если прошло после смерти человека три-четыре часа, то его можно вернуть к жизни. Там есть ещё за что зацепиться. А по-настоящему, окончательно мёртвых этой жидкости… не поднять. Но лиха беда – начало. Мы будем продолжать наши научные поиски.

– Человек, который здоров и не ведает, что такое недуг, всегда сможет своим трудом добыть себе хлеб насущный, не прихотлив к питанию и жилью.

– Лишнего таким людям в жизни не надо, потому их не так-то и просто превратить в жалких бессловесных рабов или лакеев.

Несколько белых грибов срезал перочинным ножом Лопатов,, растущих рядом с тропой. Бросает их в корзину Мурашова.

Сельского молодого врача это, вполне, устраивало. Наконец-то, он придёт домой без мухоморов и разного рода поганок.

– В общем, Филипп, договорились, – сказал Лопатов. – Жду тебя и твою жену Алевтину, в Сиговке, когда стемнеет, в седьмом по счёту доме, с правой стороны от дороги. Буду сидеть в подполье. Постучите по полу деревянной чуркой. Пять ударов. Я выйду.

– Как я понял, мы начнём втроём переносить большую часть вашей лаборатории в наш дом, – уточнил Мурашов. – Всё понятно. Да тут и не так далеко.

– Три рейса сделаем. Не больше. Да и не так здесь и далеко. Это надо народу нашей замечательной параллельной России, да и всему человечеству. Жду!

Профессор направился по дороге в сторону разрушенного и заброшенного села Сиговка. Мурашов с грустью и уважением посмотрел ему вслед.

Представитель новоявленной элиты Буньков всё ещё сидел в своём кабинете перед экранами мониторов. Находился в полной готовности, но в полудрёме.

Послышалась громкая мелодия. На экране появляется удлинённое лицо ходового и рябого человека, с редкой растительностью на голове. Серый костюм, зёлёная рубашка, чёрный галстук. Это третий секретарь первого человека страны Селуан Анатольевич Ровский. На его столе тоже

ворох бумаг.

– В общем, здравствуйте, господин Буньков! – почти сурово сказал он. – Я третий секретарь нашего замечательного и незаменимого первого человека страны Селуан Анатольевич Ровский.

– Я в курсе, кто вы. Здравствуйте, Селуан Анатольевич! – с достоинством ответил Буньков. – Я готов выслушать всё, что мне пожелает сообщить мне наш самый замечательный господин и товарищ.

– Он лично мне поручил провести, с вами беседу и направить вашу деятельность в нужное русло. Кстати, самый добрый и мудрый в мире, главный человек нашей страны, уже наблюдает за нами и слушает. Можете сами в этом убедиться, Валерий Трофимович.

– Мне очень жаль, но я не вижу его.

– Сами знаете и понимаете, что он находится в бункере, глубоко под землёй. Некоторым экстремистам и негодяям кажется, что пандемия брендовируса – полный бред и выгодная афёра международного масштаба. Но мы с вами так считать не имеем права. Поэтому наш самый уважаемый господин и товарищ бережёт своё драгоценное здоровье.

– Понимаю его и глубоко уважаю, ему ещё рулить и рулить, то есть руководить. Поддерживаю все обнуления! Заранее в первых рядах готов проголосовать за любые предложения, идущие сверху, от его величества президента.

На экране соседнего монитора появился человек в противогазе. Он помахал Бунькову рукой. Таким образом, президент поприветствовал очень уважаемого депутата, в прошлом и настоящем великого и почти главного сыщика параллельной России.

Рядом с человеком в противогазе, на столе, лежала золотая царская корона, украшенная драгоценными камнями. Он торопливо надел её на свою лысеющую голову.

Буньков подобострастно улыбался и кланялся первому человеку страны, рядом с которыми стояли две полуобнажённые стройные блондинки тоже… в противогазах и с большими опахалам. Они ими методично махали. Ведь в противогазе шефу и благодетелю жарковато, да и вирусы старательно разгоняли.

По просёлочной дороге в сторону гор и леса и шла Алевтина. Осматривалась.

Высоко в небе кружил самолёт. С него на землю летели не листовки, а разноцветные марлевые медицинские повязки. Она видела издалека или просто представляла, как счастливые нищие и, вообще, «простые» люди с радостью и задоров их ловили., и тут же закрывали ими лица. Интересный аттракцион. Много их уже было. А сколько ещё впереди?

Как обычно, на поваленном телеграфном столбе, у дороги за селом сидел Веткин. Увидев Мурашова, он стал откровенно потирать руки. Сельский врач присел рядом со эрудитом, поставил корзину у ног. Бесцеремонно Веткин, наклонившись к грибам, начал их тщательно разглядывать и частично перебирать.

На его лице нарисовались яркое удивление и досада. Внимательно, вопрошающе он посмотрел в лицо Мурашова и спросил:

– А где мухоморы?

– Какие мухоморы? – пожал плечами Мурашов. – Их сожрали сохатые и другие дикие животные. – Не понимаю, про какие мухоморы ты говоришь.

– Про такие, красные, грибы говорю, с белыми пятнышками на шляпках. Что-то я их не вижу в твоей корзине, Филипп.

– Мне сегодня не нужны мухоморы, Артемий Парамонович.

– Странно. Всегда были нужны, а теперь ты от них отказываешься. Я тебя перестаю понимать. Чувствую, что какие-то, страшные экстремистские перемены в тебе намечаются. Ты ведь, Филипп Сидорович, без мухоморов совсем другой человек.

С щемящей тоской Веткин смотрит по сторонам. Вдруг на его лице появилась торжественная улыбка. Он увидел растущий в траве мухомор. Встал, нашёл в себе силы для того, что сорвать его.

Возвратился к Мурашову и протянул ему условно ядовитый гриб.

– Что это? – спросил Мурашов. – Что?

– Мухомор, – прошептал Веткин. – Самый настоящий. Большой и красивый.

– Отнеси в лес, Артемий Парамонович, и отдай лосям или оставь себе! Он ведь большой и красивый.

– Мне не надо!

Бросил мухомор под ноги. Яростно и старательно растоптал его. Оступился и упал на камень, ушиб ногу. Отчётливо и громко застонал. ногой Мурашов помог ему встать, осторожно усадил на телеграфный столб.

– Что случилось? Ушибся?

– Ты же хирург. Сам всё видел.

– Падение твоё видел.

– Разве этого не достаточно?

– Надо ноги твои осмотреть, а потом уже делать предварительное медицинское заключение. Только предварительное.

– Я крепко ударился коленкой о камень. Он развалился на несколько частей. А теперь вот наступить на ногу не могу.

– Камни беречь надо, Артемий Парамонович, – Мурашов привстал с места. – Они часть неповторимой природы нашего родного края. Дай-ка, посмотрю, что там у тебя!

– Нечего смотреть! Не музей, – запротестовал Веткин. – Ходят тут всякие без мухоморов, а я теперь хромать буду.

– Успокойся, Парамонович! Расскажи что-нибудь, к примеру, о самых глубоких оврагах в американском штате Юта. Давно о них от тебя ничего не слышал.

– Обойдёшься! И сам ты – американский шпион! Нет, идти без костылей никак не возможно. Боль адская!

С большим трудом, но Веткин встал на ноги.

В небе появился орёл с костылями в когтях и сбросил их на землю.

Костыли упали почти перед Веткиным. Он взял их в руки, пристроил под мышками и сказал:.

– В самый раз.

Опираясь на костыли, сельский эрудит направился по тропинке не в сторону Синих Быков, а в неизвестном направлении. Назрела явная необходимость успокоиться.

Мурашов взял корзину с грибами в руки и направился в сторону родного дома.

Продолжалась дистанционная беседа Ровского с Буньковым.

– Этот самый доктор медицинских наук Лопатов, – заявил с экрана монитора Ровский,. – каким-то непонятным образом, жив. Лечит задарма и незаконным путём голь перекатную. Его необходимо найти и нейтрализовать.

– В ближайшее время намечаем обсудить этот вопрос, – сообщил Буньков, – на депутатском собрании и принять решение.

На соседнем мониторе Человек в противогазе вёл себя неадекватно, изображал буйное помешательство или негодование.

Президент снял со своей головы корону м стал стучать ей по столу. Снимает корону стучит ей п столу. Заодно ударил себя кулаком по затылку.

– Не заседать надо, а действовать! – порекомендовал Ровский Бунькову. – Только практические действия принесут желаемый результат.

Человек в противогазе энергично закивал головой. Вновь надел на неё корону.

По телу Бунькова пробежала крупная дрожь. Волнительное видение, ничего не скажешь.

– Мы в своё время печенегов и половцев победили, – продолжил Ровский. – Должны и просто обязаны справиться и с Лопатовым и, возможно, с его последователями. Больше десяти лет прошло, а он всё живёт себе и радуется. Экстремист!

Человек в противогазе опять начал кивать головой, снял корону и поднял её правой рукой вверх. Полуобнажённые стройные блондинки в противогазах интенсивно замахали своими опахалами. При этом они одновременно исполняли и танец живота.

Частично Буньков приободрился, подобострастно поклонился президенту и втайне порадовался тому, что на Земле существуют господа, которые гораздо тупей, чем он. .

В заброшенном селе Сиговка большая часть построек находилась в полуразваленном состоянии. Во дворах и на улицах хлам. От поломанных телег до полом анной мебели, детских игрушек и тряпок.

Перебежками Лопатов почти добрался до дома, где иногда обитал. Но вдруг услышал почти рядом с собой голоса. Срочно спрятался в темном покосившемся сарае. Окон у него не наблюдалось, но дверь была сорвана.

Из самого глухого угла сарая, где не наблюдалось ни лучика света, и укрылся профессор. Из щели он увидел совсем юных парня и девушку, скорей всего, приезжих, городских Исследователи незнакомых мест. Темноты они почти не боялись, старались не шуметь.

– Мне рассказывали, что в таких развалинах селятся филины, – таинственным голосом сообщил парень своей спутнице. – Здесь темно и сыро. Они такое любят. Видишь вон, глаза светятся.

Случайно Лопатов задел плечом старую доску. Она с грохотом упала.

Юные исследователи незнакомых мест приостановились, замерли.

– Глаза я вижу, а самого филина нет, – прошептала девушка. – Замаскировался.

– Где находятся филин, там и его глаза, – пояснил парень. -. Ты чего, не понимаешь?

– Ты – филин, да?! – крикнула она в темноту. – Это твои глаза?!

– Да! – ответил Лопатов. – Да! Да!

– Ой, как интересно! – захлопала в ладоши девушка. – Я просто в восторге. Слов нет. Вау!

– Я же тебе говорил, а ты не верила, – сказал парень. – Ну, пойдём! Не будем ему мешать сидеть на яйцах.

– Я слышала, что у них яйца пятнистые, – она поделилась с попутчиком информацией. – Такие вот… в крапинку.

– У каждого свои и разные, – сделал заключение парень. – Это же, блин, природа!

– Дались им мои яйца! – тихо сам себе сказал Лопатов. – Яйцеведы!

Наконец-то, парень и девушка покинули двор домика-развалюхи. Таким образов, Лопатов остался незамеченным.

Профессор вышел из сарая. Решил перевести дух, немного посидеть во дворе, на старой брошенной табуретке.

– Посижу немного на яйцах, – пробормотал он. – Подумаю.

Под ногами валялся старый чайник. Лопатов поднял посудину, вытряхнул из неё землю, бережно обтёр рукавом рубахи. Сел на табуретку.

Он достал из кармана рубахи небольшой блокнот и шариковую ручку, сделал в нём какие-то записи. Немного подумав, вырвал эту страницу из блокнота, изорвал на мелкие части, бросил на землю. Погрозил кулаком невидимым недругам. Снова принялся писать большими буквами в блокноте единственную фразу: «Как вы меня достали, недоумки!».

Тоскливо осмотрел всё вокруг. Вырвал и этот лист из блокнота и машинально опустил её в чайник. Поднялся с табуретки и в ярости швыряет посудину через забор.

Чайник прилетел к всё ещё гуляющей по заброшенному селу парню и девушке. Упал у их ног.

С ужасом в глазах парень поднял старую посудину, заглянул вовнутрь. Дрожащими руками достал записку, прочитал и передал. её девушке. Она пробежала по странному тексту глазами,

– Это письмо от филина? – не прошептала, а прохрипела она.– Да?

– От кого же ещё?

Оба с криками бросились прочь. Девушка держала ржавый чайник в руках.

По просёлочной дороге навстречу друг другу шли Мурашовы – Алевтина и Филипп. Очень скоро встретились и обнялись. .

– Я уже просто и не знала, что и думать. Ушёл – и с концами, – она взяла из его рук корзину с грибами. – Ты устал? Я сама понесу твою корзину с мухоморами.

– Нет, Аля, у меня никаких мухоморов, – сообщил он. – В ней, обрати внимание, белые грибы, подосиновики, маслята, немного груздей и волнушек.

Алевтина поставила корзину на землю. Присела на корточки. Она внимательно начала разглядывать и перебирать грибы. Настроение её почти мгновенно испортилось.

Встала в полный рост. Мурашов вынужден был сам взять корзину в руки. Медленно, неторопливо пошли домой.

– Я понимаю, Филя, что она, наверное, гораздо умнее и симпатичней меня, – с горечью произнесла Алевтина. – Что поделать. От судьбы не уйдёшь.

– Ничего не могу сообразить, пожал плечами Мурашов – О чём ты говоришь?.

– За долгие годы нашей семейной жизни я так и не смогла родить тебе ребёнка. Не получалось. А по врачам ходить было некогда, хотя я сама – медик. Что ж, я вот совсем другая. Такая, как есть. Ничего с этим не поделаешь.

– Я не понимаю тебя, Аля.

– Только не надо юлить! Всё ты понимаешь, Филя. Найди в себе мужество обо всём сказать прямо и честно. Я всё пойму. Я всё преодолею.

– Что ты преодолеешь? О чём ты говоришь, Алевтина?

– Я говорю о той самой отвратительной особе, разрушительнице моего

личного счастья и моей любви! Я говорю о той коварной женщине, которая не позволила тебе положить в корзину ни одного мухомора. Ни одного!

– Грибы мне помогал собирать старый уважаемый дед. Он – мужик! Мужчина. Тебе понятно?

– Боже мой! Я поняла бы тебя, если бы это была женщина! – она была готова прослезиться. – Но ведь мужик! Да ещё и старый. Почему ты так резко сменил сексуальную ориентацию? Зачем? Разве тебе плохо жилось со мной? Не лги мне, Филя.

– Какую ориентацию? Перестал собирать мухоморы и начал срезать белые грибы? Вы что, все с ума сошли?

– Довольно! Больше ничего не говори! Не надо. В конце концов, Филя, я найду в себе силы тебя понять. Это жизнь, и она бывает не так проста.

– Хорошо. Буду молчать.

– Но ведь тебе есть, что сказать.

– Да, Аля! Мне есть, что тебе сказать. Нас обоих в жизни ждут очень большие, серьёзные и неожиданные перемены. Без них уже сейчас невозможно обойтись. Ты должна быть к ним готова.

– Я готова. Я сильная.

– А я в этом и не сомневался. Скоро от нас обоих потребуется проявление силы воли и духа.

Они неторопливо шли по дороге, и силуэты их, если смотреть издали, становятся всё меньше и меньше.

Видно, как Мурашов, что-то энергично, с жаром доказывает Алевтине. Жестикулирует руками.

Свои обороты набирала долгая дистанционная беседа Ровского с Буньковым.

Человек в противогазе и с царской короной на голове на соседнем мониторе дремал, но время от времени просыпался и принимал немое, но активное участие в разговоре. Но Ррвский был не просто разговорчив, но и временами агрессивен.

Он постоянно подчёркивал, что все незаконные чудеса, которые происходят в параллельной России, должны пресекаться безжалостно на корню, причём, любыми способами. Даже в поле хомячок обязан строго следовать разного рода постановлениям, указаниям и распоряжениям, идущим от его величества президента, правительства и депутатского корпуса, состоящего, в основном, из самых уважаемых господ и дам.

Не народ должен творить разного рода чудеса, а магнаты, компрадоры и олигархи, чтобы процветать и радоваться жизни и радовать своих родных, близких и друзей на… десять поколений вперёд. Не надо всякими незаконными… гадостями огорчать господина президента.