Читать книгу Хурминка - Александр Семёнов - Страница 1

Говорят: никогда не ходи на встречи выпускников. Школьных ли, университетских – не важно. Кто говорит? Снова не важно, говорят и всё. Неопределённо-личное предложение.

Константин не любил неопределённо-личные предложения в жизни, но справедливость этого готов был признать. Читал ведь, слышал бездну рассказов о том, как некто пришёл на встречу, и… кто эти люди?! Нет, это не те, кого я помню! Их подменили, все какие-то битые, линялые, пыльные, неужели я такой? Прочь, бегом отсюда и больше никогда…

Но может быть, через десять лет ещё не так печально? Десять… нет, даже одиннадцать лет назад окончил школу. За это время, наверное, мог бы одряхлеть, но возраста пока не чувствовал. В зеркале, когда брился, по-прежнему видел юнца – чуть выше того подростка, шире в плечах, без прыщей, с более крепкой шеей, маленькими залысинами на лбу, но в целом очень похожего.

Одиннадцать лет назад уехал из Хурминки. Связь с одноклассниками постепенно утратил, это в наше-то время, полное гаджетов и социальных сетей. Значит, не слишком она была нужна. Воспоминания о школе, о селе в предгорьях Крыма остались добрые, просто перевернул страницу, двинулся в новую жизнь. В новой жизни был экономический факультет, затем работа, другая, нигде не мог задержаться, там скучно, тут пашешь как бобик на жирного дядю и ещё скучней. Не так давно Костя понял, что это был ложный путь. Настоящий определила всего одна выдающаяся способность. Просто невероятная грамотность. За все годы учёбы – ни единой четвёрки по русскому, неправильной орфограммы, запятой. Получалось само, без капли усилий. Долго не придавал таланту значения, было время стеснялся его, хотел нарочно ошибиться в диктанте раз-другой, но так и не смог себя заставить. Кому-то достаётся абсолютный музыкальный слух, кому-то вот такой.

Но хватило бы и обычного слуха, чтобы вычислить автора сообщения, однажды утром прилетевшего вконтакте:

Костян дароф! Узнал? Как жывеца могеца? Че забыл нас савсем??

Сомнений не было: под ником Rock Govnorock скрывается Серёга Кондин. В некотором роде братец Онегина, Печорина и компании: Конда – есть такая река. Главный комик среди одноклассников. «Серый, подойди к окну!» – «Какну? – спрашивает Серый, почёсывая затылок. – Давай какну…» Его каламбуры, этот и сотни других, звучали уморительно; даже сейчас, припомнив, Костя ощутил на лице ухмылку.

Здорово, Серый! Узнал, конечно, очень рад! Не забыл, просто дел было выше чердака.

Ответ был таков:

А щас то лето. От наших тебе с кисточкой кто здесь. Давай сюда хоть на пару недель! Посидим закусим. На тракторе погоняем. А то жызнь проходит. Я правильно пишу слово жызнь?

Не совсем. Правильно будет «жызднь».

Ну ты как всегда.

У вас есть гостиница? Кажется, при мне была…

Какая гостиница мостиница! Брателу моего Романыча помнишь?

Романыча Костя помнил отлично. Старше на десять лет, десантная тельняшка, гитара «Фендер», мотоцикл «Урал», тридцать подтягиваний за подход – как такого забыть? Притом он был женат, сын Никита пошёл в первый класс той же осенью, что дядя Серёжа с друзьями в выпускной.

Помню. Привет ему!

Большой чел теперь. Строительный магнат. Дом построил столько комнат можно заблудится. Приежай найдем уголок.

Хорошо, спасибо. Возьму с собой компас.

Лады. Напиши как соберешься.

Собираться было недолго: найти на железнодорожном сайте билет, договориться с учениками, пригласить Наташу. В качестве кого? Видимо, своей девушки, хоть в этом не был уверен и после года знакомства. Иной раз казалось, что крепость готовит белый флаг, чуть-чуть, ещё один рывок, последнее усилие; но тем обиднее было срываться, шлёпаться в ров с холодной водой. Выбирался, отряхивался, карабкался заново… Может быть, там – в краю, для неё экзотическом, – будет легче увидеть заветный флаг?

И ещё одна причина. Серёга рассказал об одноклассниках: у Димыча Тарасова семья, у Лены Коваль семья, она уж не Коваль, а Каретникова. Вадим и Алла, вечные соседи по парте, поженились, и Миша с Таней, он её чуть ли не с дошкольных лет на мотороллере катал. У Серого вконтакте, когда подтвердили дружбу, на странице проявилась фотография милой крашеной блондинки с пятилетними двойняшками: девочкой и мальчиком. В такую компанию заявиться одному? Всё равно что в государственную думу без галстука.

Наташа отказалась сразу. «Извини, улетаем с мамой в Архангельск, помнишь, я говорила, она оттуда родом, потом в Турцию, не скучай…» Что же раньше молчала? – не высказал Костя, но подумал. Не напомни он о себе, так и скрылась бы, как в немом кино? Значит, придётся одному. Это и к лучшему, с другой стороны: о личном что-нибудь сочиним и будем гонять на тракторе без оглядки.

Ехать он намеревался поездом, самолёты не любил. Ближайшее свободное место в плацкарте, на верхней боковой, обнаружилось через неделю. Сразу взял и обратный билет с таким расчётом, чтобы пробыть на юге двенадцать полных дней.

Разделаться с учениками было проще всего. Летом их осталось немного, кто-то согласился пропустить несколько занятий, для прочих существовал скайп. Со связью, заверил Сергей, в Хурминке всё налажено.

Оставалось ждать. Мама ворчала: «Работу бы искал, чем кататься без дела, репетиторство не доведёт до добра…» – но, кажется, больше по инерции, по привычке. До сих пор не поняла его выбор, через силу пыталась уважать, спасибо и на том. Вдобавок её вот что беспокоило: «Съездишь, потом они сюда захотят всей компанией, а где будут жить? У нас не постоялый двор». От этих разговоров он отмахивался. Встанет вопрос – решу. Какой смысл беспокоиться раньше времени?

Время притормозило, один час теперь был равен двум, если не трём нормальным. Ускорила его Наташа – вдруг объявилась, предложила сгонять куда-нибудь не очень далеко, пока не разбежались в разные стороны. Костя решился на авантюру: купил экскурсию в Пушкинские Горы, с ночёвкой и возвращением за сутки до крымского поезда. Случись задержаться в пути по какой-то причине, будет головная боль…

Накануне вечером Наташа приехала к нему. В ранний час на такси долетели пустыми улицами до площади Восстания, нашли на стоянке серебристый микроавтобус. Попутчики были интеллигентные, околопенсионных лет, плюс две старшеклассницы, внучки одной из женщин. Наташа села возле окна, Костя рядом. Тронулись, экскурсовод завёл рассказ о Лицее, Куницыне, Кюхельбекере, а день за окнами разгорался солнечный, с живописно раскиданными над горизонтом кучевыми облаками. Для фотографа лучше не придумаешь, и Костя вволю нащёлкался в Михайловском и на Савкиной горке. Наташа мигом сдружилась с девочками, хоть и была постарше, – смеялись втроём, секретничали под умилённым взглядом бабушки. На пасеку, завершавшую первый день экскурсии, они идти не захотели. «Нет, нет!» – взмахивали руками Лена и Рита, как бы отгоняя воображаемых пчёл. Наташа не взмахивала, не делала испуганных глаз. Костя подозревал, что она отказывается только из солидарности, – и, кстати, напрасно. «Уже поздно, пчёлки ложатся спать», – сказала хозяйка пасеки Аня таким тоном, будто речь шла о детях, и к ульям гостей не повела. Вместо ульев была душевная беседа за чаем, дегустация лесных и луговых даров. Костя накупил в магазинчике мёда Наташе, себе и, подумав, добавил бутыль янтарно-золотой прозрачной медовухи. Приговорили её на туристической базе, в двухместном номере с большой кроватью. Потянуло на сумасшествия, давно такого не было, если вообще когда-нибудь. Наташа неосторожно пожаловалась на гудение в ногах от долгой ходьбы. Он взялся лечить усталость прикосновениями губ. Её дыхание прерывалось, смех боролся с тихими стонами; опутанный со всех сторон, изворачивался, но этим лишь дразнил их, поминутно слабел, освобождался на миг и вновь, беззащитнее с каждым разом, опрокидывался на спину. Губы двигались выше, в сумраке вздрагивала грудь с набухшими бледными сосками, металась по белой гостиничной простыне светло-русая голова… Спали ночью от силы час, к завтраку вышли бодрее некуда. День провели в компании Лауры, научной сотрудницы музея-заповедника. С первой минуты Лаура очаровала всех. Прощались, когда настало время, с ней и вовсе как с родной. Лишь на обратном пути закончилось волшебство медовухи, если дело было в нём. Наташа задремала, привалившись к Костиному плечу, он скосил глаза на вырез её футболки. Кажется, произошло абсолютно всё, что бывает между девушкой и парнем. Не впервые, но остро как никогда. Можно ли теперь назвать её своей? По-прежнему что-то мешало. То ли отказ от поездки в Крым, то ли другое… Но что?

Проехали село Рождествено. Он зевнул, веки мгновенно слиплись, всё вокруг исчезло, лишь вдалеке, будто сквозь толщу воды, звучала песня про зайцев: на мониторе под потолком крутили старые комедии…

На границе города, как по сигналу, очнулись. Вышли у метро «Московская», поцеловались на прощание. Наташа уехала домой на такси, Костя, не великий барин, добрался к себе на маршрутке. Всё же думалось, что ключ от крепости в руках, надо преодолеть гораздо меньший путь, чем прежде, хоть и не ясно до сих пор, в какую сторону. Но уж как-нибудь он сможет закрепиться на высоте, не шмякнется обратно в ледяную воду.

В надеждах он провёл остаток времени до поезда и первый дорожный вечер. А наутро будто переключился, стал глядеть вперёд. Помог в этом сосед с нижней полки, моложавый крепыш лет пятидесяти. Не лежебока: проснувшись, мигом свернул, закинул под потолок свою постель, вторым движением превратил спальное место в стол и два сиденья. За столом они с Костей сыграли в шахматы на походной доске – удивительным образом каждый по два раза выиграл чёрными. Нашлось о чём поговорить: сосед, Георгий, оказался подполковником запаса, отец Константина был капитан первого ранга, морской офицер. «Что же сам не продолжил династию?» – спросил Георгий. «Раздолбай и анархист, – честно ответил Костя. – Попался бы вам такой солдат…» – «Всякие бывали, но это дело прошлое», – добродушно махнул рукой подполковник.

Оба ехали в Севастополь, Георгий там оставался, Косте надо было двигаться дальше – до Хурминки. Оказалось, попутчик знает её, даже бывал по служебным делам. И неудивительно. С первого взгляда Хурминка – обыкновенное село. К северу от Севастополя и горных цепей, вокруг Симферополя и Бахчисарая немало таких сёл, и названия можно встретить не менее забавные: Дракошино, Пятихатка, Приятное Свидание. Жителей в Хурминке около двух с половиной тысяч, площадь довольно большая. Виноградники, фруктовые сады. Изогнутые, мощённые булыжником улицы; вишни, сливы, абрикосы глядят через низкие заборы. Чем ближе окраина, тем больше ягод. За северной окраиной – двухсотметровая гора с поросшими можжевельником склонами. В этой горе – даже не нора, целый подземный лабиринт. Командный пункт связи Черноморского флота. На поверхность он выглядывает несколькими зданиями, похожими на ангары и гаражи: казармой, матросским клубом, подобием штаба, напоминающим сельский кинотеатр. Рядом, на плоской вершине, стоит пятиэтажный дом для офицеров и их семей.

Костя жил в этом доме три последних школьных года. Его отец командовал пунктом связи, мама там же сутки через трое дежурила под землёй. Ровесников у Константина в доме не было, все дети значительно младше. Он проводил свободные часы либо с матросами – не без пользы, научился играть в настольный теннис, – либо, гораздо больше, с одноклассниками. С теми, кого впоследствии так надолго и несправедливо забыл.

А ребята замечательные! Он вспоминал, сравнивал с сегодняшним днём. Сколько идёт разговоров о травле, буллинге, как модно стало называть. Теперь, когда Костя работал с учениками, он слышал рассказы из первых уст, временами советовал, как поступить в том или ином случае, пусть и не верил в советы, предпочёл бы меры жёсткие. Но кое-что уяснил. Достаточно быть в какой-то мелочи непохожим на других, чтобы стать мишенью. Он ведь был непохож – хотя бы тем, что Хурминку рассматривал как временное место, не думал связывать с нею жизнь. Настолько не думал, что даже не влюбился по-настоящему ни в одну из девочек.

Конечно, не все одноклассники там остались. Илья Семагин поступил в Ростовский мединститут, уже выучился, работал на тихом Дону. Максим Павленко жил сейчас в Москве, Лиана Арустамян добралась до Барселоны… Но им пришлось бороться, молотить лапками, как той лягушке в молочном кувшине. Они заранее знали, что так будет, а Костя знал, что приедет в Питер на всё готовое. Родители оттуда, там бабушки, дедушки, найдётся где жить и кому о нём позаботиться. Разве не достаточно для того, чтобы тебя считали чужаком? Он всегда был своим – чужим сделался сам. Но всё поправимо.

В вагоне работали кондиционеры, а на остановках, спускаясь на платформу погулять, купить в ларьке мороженое, Костя погружался в сухой раскалённый воздух и чувствовал: скоро! Осталось чуть-чуть, каждая минута приближает, даже когда стоим… И волновался отчего-то, немного иначе и сильнее, чем бывает перед встречей с новым учеником.

Вновь ритмично выстукивали колёса. Лес за окном давно сменился полями. Холмистые, открытые взгляду просторы – таким же распахнутым и залитым светом одиннадцать лет назад представлялся целый мир.

Только на станциях пробуждались интернет, телефонная связь. Огромные расстояния обходились без того и другого. Казалось бы, замечательный случай вспомнить не столь далёкое прошлое, разговориться лицом к лицу. Но чем ближе был конечный пункт, тем глубже хотелось уйти в себя, и не только ему – даже общительный подполковник несколько часов сидел молча, уставившись в окно.

Костя пообедал в вагоне-ресторане: можно раз в год себе позволить. В туалете обтёрся мокрым полотенцем, переменил бельё. Соседи напротив бокового места были уже не те, что садились на Московском вокзале. Добрую половину вагона заняла компания молодёжи с мягкой, но очень громкой речью и диким избытком энергии. Настоящие казаки! Они без устали носились по проходам, скакали на верхние полки и обратно, на нижних кто-то кого-то тискал, щекотал, вызывая смех и жизнерадостный визг. Две тётеньки учительского вида безуспешно пытались угомонить безобразие. Костя уловил из разговоров, что это школа едет на экскурсию по Южному Берегу, и задумался, откуда берутся взрослые женщины с маленькой грудью. Логично предположить, что вырастают из девушек с маленькой грудью. А такие вообще существуют? Загадка природы. В этой компании у всех девчонок, даже худеньких, майки и топики распирало изумительное раскатистое богатство.

Если вспомнить, чем были богаты одноклассницы? Он попробовал и не сумел. Не то чтобы не замечал их в своё время – просто, следуя за нашим солнцем, приглядывался к ногам. Однажды майским воскресеньем поехали в Любимовку на пляж, там искупались, стали загорать. Перед ним на одном покрывале улеглись подруги: Алла Марченко с желтоватыми подошвами и Лиана с девственно-розовыми, нежными, как предрассветное облако. Увидел их – и долго потом стеснялся вставать… Что ещё сохранилось? Многое, если честно. У Кати Подойницыной, самой высокой девочки, туфельки были меньше, чем у Нины Пиндус, чья макушка пряталась за Катиным плечом. У Нади Артюх – такие прекрасные, сильные икры, что её принимали за балерину. В Надю-то он, пожалуй, влюбился бы, не будь так устремлён всеми мыслями на север. Мог увезти с собой…

Надя была единственной в классе, о чьей жизни после выпускного не ведал Серёга Кондин. Исчезла решительнее некоторых, даже следов её в мировой паутине было не отыскать. Жаль. Честно говоря, хотел бы увидеться…

За этими мыслями он и доехал.

– Забурел, в натуре забурел! – было первое, что услышал Костя на вокзале Севастополя. Когда утихли рукопожатия и хлопки по плечу, он понял, что Серый изменился. Это было не так заметно по фотографиям и с первого взгляда наяву. То же худое широкоскулое лицо, крупные зубы, светлые глаза, от смеха принимающие форму месяца рожками вниз. Средний рост, джинсы, рубашка навыпуск, бейсболка с длинным козырьком. И хрипловатый, чуть ломкий голос… Всё будто бы то же – да не совсем. Школьный приятель, как ни странно было это осознать, возмужал. Чувствовалось по его взгляду, интонациям, по всей манере держаться, что есть на свете люди, для которых он папа, для которых он взрослый.

В стороне, возле запылённого «Пассата», их встретила симпатичная темноглазая блондинка в цветастом сарафане и босоножках на каблучке.

– Алёна, – улыбнулась она. Костя бережно пожал её тонкую ладонь и представился. Очень приятно.

– Когда у тебя, говоришь, занятие по скайпу? – спросил Сергей. Это было удивительно: обмолвился перед выездом один раз, а он помнит! До занятия оставалось пять часов, и Серый предложил, пока есть время, развеяться на Приморском бульваре.

– Мы всё ждём, когда ты станешь великим писателем, – сказал он, сворачивая на проспект Нахимова.

– Это разные вещи, грамотность и творчество. Не всегда гуляют вместе. Да и великие писатели вымерли. Я по роду занятий читаю современных, а другие… Спрошу иногда ученика: знаешь такого-то? А того? Этого? – Костя назвал несколько весьма знаменитых в издательском кругу имён. – Никто не знает. Получается, их как будто и нет.

– Я тоже не знаю, – не отрываясь от руля, пожал плечами Серёга.

– Последнюю фамилию где-то слышала, – отозвалась Алёна.

– Значит, он скрипит не зря. А остальные… увы.

– Ты стань не современным, а вымершим, как Лев Толстов, – сказал Сергей. – Всё, паркуюсь. Оперделился с местом.

– Ну тебя! – Алёна, широким взмахом обозначив затрещину, едва коснулась пальчиками его головы.

Костя расстегнул свой рюкзак, вытащил фотосумку. Готов Толстов.

На бульваре было многолюдно, ветрено, пахло морем и свободой. Первый же порыв раздул сарафан Алёны огромным тюльпаном, показал её белые в красный горошек трусики, заставил схватиться за ноги и захохотать.

– Не холодно? – спросил Сергей, поправив ей на плече бретельку. Алёна покачала головой. Ветер и вправду был тёплый, почти жаркий.

Они радовались совершенно ребячески. Чему: какому-то воспоминанию? Или выходному среди недели? Когда ещё смогут беззаботно погулять…

Ай, не всё ли тебе равно!

Костя отошёл и, став на колено, прицелился в парочку из фотоаппарата.

Невдалеке, в тени акаций, пожилой аккордеонист играл камаринского. Тёмные пальцы мелькали по клавишам, переливались меха. Те самые звуки: концерт самодеятельности классе в девятом… десятом? Репетиции по вечерам. Надя Артюх – звезда, такие фокусы выделывала дивными ногами. Давно, слишком давно… Всё же Костя огляделся: вдруг? Нет, разумеется, не увидел никого, хотя бы отдалённо похожего.

Музыкант имел признание – оно трепетало бумажными крыльями в фанерном ящике у ног. Довольно-таки серьёзное: дно было закрыто не в один слой. Дождавшись конца мелодии, Костя посадил в ящик сторублёвую бабочку от себя и, чтобы не упорхнула на ветру, придавил монетами.

– Благодарю вас, – сказал аккордеонист, сыграл знакомое вступление и запел молодым, звонким баритоном:

Под звуки вальса спустились к бухте, пошли в сторону памятника затопленным кораблям. Волны были на заглядение: летели к набережной, кипя и сверкая, каждая как праздничный салют. Ближняя разбилась с пушечным громом, пеной взбежала по ступеням, взорвалась фонтанами брызг. Дети, толпившиеся у края, с криками бросились врассыпную, и вместе с ними несколько мокрых счастливых собак. Вновь осторожно подошли, заглянули вниз, чуть ли под гранитные плиты, словно пиратский клад мечтая найти, – до следующей волны. Удар!.. Вовремя щёлкнул затвор, безотказная матрица поймала восторженно распахнутые глаза, растопыренные руки, даже радугу за спинами, в туче брызг, слишком мимолётную, чтобы уловить её простым взглядом.

Передвинув снимок на экранчике, Костя различил на противоположном берегу Артбухты двойника – такого же коренастого, в светлой футболке, с таким же фотоаппаратом, направленным на бульвар.

Двинулись дальше, миновали художника, крепившего к раздвижному стенду глянцевые виды Херсонеса, Малахова кургана и почему-то Спаса на Крови.

– Я говорю знакомым, что Артбухта значит Бухта Искусств, – вспомнил Костя.

– Верят? – спросила Алёна.

– Куда им деваться.

– Зайдём, хорошее место, – позвал Сергей, указывая взглядом на большое кафе.

– Откуда знаешь? – обернулась она.

– Рыбка под хвостом принесла.

– Идём! – скомандовала Алёна, не дожидаясь продолжения.

В кафе, изнутри обставленном в корабельном стиле – спасательные круги на стенах, декоративные верёвочные лестницы, макеты парусников под потолком, – нашёлся стол возле окна. Прочный, дубовый, с двумя такими же несокрушимыми скамьями. Семейные люди сели рядом, Костя – напротив и отвёл взгляд, когда Алёна склонилась над меню. В ожидании официанта всё просмотрели, прочитали. Выбрали черноморское ассорти: тушёные креветки, мидии, барабульки в глиняных горшках; к нему овощной салат и чай. Ничего крепче чая. Серёга был за рулём, Алёна, чуть зардевшись и опустив ресницы, шепнула, что неделю назад узнала о будущем малыше, а Костя, хоть и свободный от ограничений, в одиночку праздновать не захотел.