Читать книгу В шкуре зверя - Александр Тестов - Страница 1

В 476 году н.э. пала Западная Римская империя. Командующий императорской армией германец Одоакр сверг с престола Ромула-Августула, а знаки императорской власти отослал в Константинополь. Бывшие легионеры некогда Великой Империи разбрелись по дорогам мира…

* * *

Холодный бездымный факел зеленоватым, мертвенным светом заливал подземелье. Он был воткнут в железную скобу у входа, и, стало быть, мог освещать только дверь да три грубо вытесанные ступени, ведущие вниз. Однако свет заливал все помещение: кое-как выровненный пол, стены, сужающиеся к выходу, низкий свод, старый, вытертый до дыр, сложенный вдвое ковер у стены, вбитые в стены железные кольца, цепи чуть не в руку толщиной…

Толстый железный обруч охватывал худую ногу пленника, одетого в жалкое подобие куртки и штанов. Худоба его была, вероятно, следствием заточения в темнице, но его сложение без слов говорило, что и в лучшие свои времена пленник не был большим румяным детиной – кровь со сливками. Должно, таким он и появился на свет: маленьким, хрупким, тонкокостным. Однако, кроме внешности, ничто не наводило на мысль о слабости, ничто не внушало желания пожалеть. Пленник сидел на своей убогой подстилке очень прямо, поджав ноги, как это принято на востоке. Его узкие темные глаза не мигая смотрели в одну точку, а лицо, при этом мертвом свете казавшееся серым, но, вообще-то, желтоватого оттенка, в своей неподвижности напоминало маску. Все мускулы пленника были расслаблены, казалось, тело его вот-вот утратит жесткость и растечется по полу водой, скинув ненавистные цепи. Но вот что-то неуловимо изменилось. Худая грудь слегка шевельнулась, и тотчас узкие плечи узника, шея, неподвижные руки, спина, поджатые ноги словно бы начали наливаться силой, на глазах обретая крепость железа и гибкость виноградной лозы. Несколько мгновений спустя на продавленном ковре сидело неведомое божество, налитое немыслимой мощью… Но вновь шевельнулась драная хламида, и сила начала неудержимо вытекать из тела, оставляя лишь пустую оболочку. Вдох – выдох. Великое божество – беспомощный пленник. И только бесстрастная маска, которую боги дали ему вместо лица, ничуть не менялась. Нечеловеческое могущество – слабость младенца, вдох – выдох…

Внезапно узник странным слитным движением не то чтобы поднялся на ноги, а словно взмыл вверх, как неудержимая волна во время прилива. Голова чуть наклонилась вперед, длинные гибкие руки медленно поплыли вверх, точно выпуская невидимую птицу, голова поднялась за ними… Прикованная нога дрогнула, цепь зазвенела, но это не разрушило сосредоточенности пленника и гармонии его странного танца. Руки так же медленно и плавно поплыли вниз, будто некая таинственная сила внезапно наполнила их свинцовой тяжестью, будто узнику не терпелось уронить их, сбросить непосильную ношу, но он боролся с собой, боролся с собственной телесной слабостью, и хоть не побеждал, медленно уступая неведомой силе, но и не сдавался. Чуть согнув ноги в коленях, он медленно и осторожно опустил наземь незримую тяжесть.

Так начался его удивительный танец – танец человека, прикованного к стене. Тело его то воспаряло ввысь, то растекалось по земле, то наливалось тяжестью, то обретало легкость пушинки в воздушном потоке, то гнулось, как тонкая бечева, то обретало твердость сухого древесного корня, то взрывалось неистовым каскадом движений, то замирало, словно прислушивалось к чему-то далекому. Или говорило с кем-то. Или просто дышало…

Странный факел горел ровно и даже не думал гаснуть. Узник привык к этому, как и ко многому другому. Впрочем, «привык» не то слово. «Привык» – значит, смирился, отказался от надежды, веры, борьбы. Человек, прикованный к стене, ни с чем не смирился и ни от чего не отказался. Он просто ждал. Ждал терпеливо, спокойно, не обнаруживая ни малейших признаков гнева или нетерпения, ждал малейшего шанса, чтобы, не медля ни секунды, ухватиться за него и действовать.

Он не был магом, вопреки убеждению многих, считавших его искусство даром светлых богов или порождением злобного Сетха, смотря с какой его гранью им пришлось столкнуться. Он не ведал будущего, ибо не был и прорицателем. Он просто ждал, как ждет до времени скрытый в ножнах клинок. Над его подземельем поднималась громада Черной башни. Когда пленник думал о ней, он мог ясно представить себе внутреннее расположение комнат, каждый переход, каждую лестницу от угрюмых подземелий до открытой всем ветрам площадки на самой вершине башни. Долгое время он был здесь гостем. До того как его радушный хозяин решил, что гость его слишком опасен.

Тело повторяло годами отточенные движения, а мысли пленника бродили далеко. В тех давних счастливых временах, когда они трое, он, его ученик Делви и мудрый старец из княжества Тай-Цзон, сломили силу мага-египтянина и вошли в Черную башню как победители. Чтобы сделать это, он, теперешний пленник, использовал своего ученика, который волей судьбы был в дальнем родстве с прежним хозяином башни. Память крови и глубокое внутреннее чутье Делви помогло миновать магические ловушки и одолеть чародея. Но ничто не дается даром. Справедливые боги за все начисляют свою плату, которую и взимают в должный срок с беспристрастием истинных владык. И настал день, когда Учитель Дзень-Сю собрал их в круглом зале, где пол был выложен мозаикой с изображением Сетха. Магическим, исполненным особой силы, как утверждал Делви. Но Учитель бестрепетно наступил ногами, обутыми в мягкие туфли, на оскаленную пасть Великого Змея. Сила Сетха была побеждена и укрощена. Совсем она, конечно, не пропала, но никто ее здесь больше не боялся. Они сели на пол: мудрый старик, а напротив него он и Делви. Выцветшие от времени глаза Дзень-Сю были печальны и строги.

– Никому не миновать жребия, определенного богами, – тихо начал он, – никому не миновать того, что предначертано. У нас есть лишь один выбор: встретить судьбу достойно или потерять лицо. Линии наших судеб пересеклись здесь, в Месте Силы. Мы сокрушили великое зло, но для этого нам пришлось свершить малое – столкнуть меж собой родичей. И за это каждому из нас придется заплатить свою цену.

– К чему ты говоришь это, Учитель? – спросил Делви, – зачем ты мучаешь нас?

– Не мучаю, а пытаюсь подготовить к встрече с неизбежным, – возразил Дзень-Сю, – немногие могут заглянуть ему в глаза и сохранить необходимую отрешенность. Но если ты, Делви, считаешь, что готов к испытанию, так вот тебе правда: этой ночью великий Будда послал мне сон. Он приоткрыл завесу будущего. Вскоре мы расстанемся. Каждому из нас предстоит своя дорога и своя битва и прежде, чем мы встретимся вновь, каждому придется сразиться со своим врагом в одиночку и победить. И цена победы будет высока.

– Что ты видел, Учитель? – спросил он, Дзигоро.

– Ты тоже готов к встрече с неизбежным? – старик неожиданно улыбнулся, – и тоже уверен, что устоишь? Хорошо. Слушайте. Тебе, Дзигоро, предстоит выковать меч, который возьмет жизнь твоего ученика и друга.

Дзигоро хорошо помнил, как ошеломило его невероятное пророчество. Он взглянул на бледного Делви и встретил такой же растерянный взгляд.

– Этого не может быть, Учитель. Ты, должно быть, ошибся, – возразил он. – Мои руки никогда не прикасались к оружию. Будда запрещает отнимать жизнь, и я всегда следовал его Учению. Я не стану ковать этот меч. Да я и ковать-то не умею.

– Разве может смертный противиться воле богов? – строго спросил Дзень-Сю. – Если ты действительно следуешь Учению, то ты не позволишь своему невежеству судить их мудрость. А твоя собственная мудрость будет заключаться в том, чтобы как можно лучше и точнее исполнить предначертанное.

– А в чем будет заключаться моя мудрость? – спросил Делви.

– Твоя мудрость должна будет помочь тебе без страха и злобы принять неизбежное, и в этом будет суть твоей битвы, – ответил Дзень-Сю. – А я поступлю мудро в том случае, если не стану мешать вам своими советами. Моя мудрость будет заключаться в безделье, – учитель улыбнулся, но тут же снова стал серьезным. – Я отдал вам столько мудрости, сколько смог, а вы взяли столько, сколько сумели в себя вместить. Как вы ей распорядитесь – решайте сами, тут я вам не помощник. Мы встретимся снова, когда будет откован меч, падет великое государство и смертный поспорит с богами. И больше не спрашивайте меня ни о чем. Я открыл ровно столько, сколько позволил Будда.

В тот день Учитель действительно больше не сказал ничего. Но когда с первым попутным караваном Дзень-Сю отправился домой, в далекий Китай, то вместо слов прощания он тихо сказал Дзигоро:

– Будда поведал мне в том сне, что когда будет откован меч, оборвется еще одна жизнь.

Дзигоро не спросил ни о чем. Он понял, что хотел сказать его старый Учитель. Понял и принял.

А вот Делви не хватило мудрости. Страх скорой смерти оказался сильнее, и однажды, побуждаемый им, он услышал зов своей древней коварной крови. И откликнулся. Старые манускрипты с заклятиями Баала ожили вновь под умелыми руками Делви. Совсем нетрудно застать врасплох того, кто верит тебе безоглядно. В этот раз орудием Темных сил послужил чай, заваренный Делви по древнему рецепту. Сделав всего лишь глоток, Дзигоро надолго лишился сил, а из гостя превратился в пленника. Убить его Делви все-таки не решился.

Прошло три года…

Тяжелая дверь скрипнула в давно несмазанных петлях. Человек замер. Обернулся к двери и неспешно «стек» на старый ковер, принимая прежнее положение. Поднял бесстрастное лицо.

По ступеням спускался плотный коренастый человек в богато расшитом халате и мягких туфлях с загнутыми носками. Он был мрачен. Полная физиономия выражала мировую скорбь, словно ему предстояло поменяться с узником местами на неопределенный срок. Это был его новый страж, Кошиф. Он остановился напротив и долго молчал, разглядывая мускулистое, лоснящееся от пота тело. На лицо человека он уже давно не смотрел – какая радость рассматривать рожу, словно высеченную из камня.

– Я смотрю, ты не сдаешься, – произнес он наконец, видимо, устав от молчания.

А вот узник от него, похоже, ничуть не устал, потому что не проронили слова, продолжая смотреть сквозь внушительную фигуру в халате. Кошиф с шумом выдохнул.

– Ты упрям, Дзигоро, это я уже понял. Но и я упрям. Если ты думаешь, что твое упорство – достойное восхищения, не спорю, но крайне глупое и неуместное – когда-нибудь надоест мне, и я разомкну эту цепь – то ты еще больший глупец, чем я думал. У меня достаточно терпения, чтобы переубедить сотню упрямцев. Тебя сегодня уже кормили?

Дзигоро по-прежнему молчал, но его тюремщик и не нуждался в ответе.

– Кормить тебя больше не будут. Если через два дня не поумнеешь, то перестанут и поить. Потом уберут свет…

Маленькие светлые глаза вцепились в неподвижное лицо пленника, надеясь отыскать признаки страха или неуверенности, но с таким же успехом они могли ощупывать серый камень за спиной Дзигоро.

– Тьфу! – сплюнул тюремщик. – Говорил хозяину – одна морока с тобой. Я ведь исполню то, что обещал, и все твои хваленые Силы тебе не помогут.

Узник по-прежнему молчал, но темные брови его шевельнулись в изумлении.

– Честное слово, ты мне нравишься. И я бы давно отпустил тебя, – со вздохом проговорил тюремщик, – но ведь хозяин, Танат его забери, выпустит мне потроха и сварит похлебку для своих жутких тварей. Он дал мне три месяца сроку, чтобы сделать тебя покладистым, и, право, лучше бы тебе подчиниться. Поклянись ты ему, в чем он просит, чего тебе стоит? Подумаешь – пару раз языком повернуть. Небо от этого не обрушится. Большое дело – Будда запрещает ложь! Я слышал, твой бог добр. Он тебя простит. Мне не слишком-то хочется показывать тебе, на что я способен. Да, честно говоря, я и сам не горю желанием это узнать.

Тюремщик горестно вздохнул, глядя на Дзигоро со смесью искреннего и притворного сожаления. Но тот уже утратил интерес к болтовне стражника и взгляд его, миг назад живой и внимательный, обратился в себя. Дзигоро безмолвствовал.

– Ну, как знаешь, – обозлился тюремщик, – не хочешь по-плохому, как хочешь. Но имей в виду: по-хорошему будет еще хуже!

Он двинулся к выходу, шаркая по полу мягкими туфлями. Уже у самой двери, на ступенях, он обернулся и серьезно спросил:

– Твоя вера хоть стоит того, чтобы из-за нее умереть?

Дзигоро промолчал. Он снова дышал медленно и ритмично, готовясь продолжить прерванный танец.