Читать книгу Цирк – это навсегда? - Александр Тринитатский - Страница 1

Посвящается моему дяде, в жизни которого было столько комичного, нелепого и печального, что в некотором смысле его можно назвать грустным клоуном. Добрым грустным клоуном. Мир без него стал скучнее.

Конфликт произошел, когда Грустный Эл показал средний палец Веселому Джо. И не где-то там, за кулисами, а прямо на манеже, сразу после избиения пенопластовым молотком. Это было оскорбительно и совсем не по сценарию, но Эла тоже можно понять. Кому понравится, если в середине репризы вдруг выясняется, что пенопластовый молоток на самом деле деревянный, а вылетающие у тебя изо рта вместе с кровью зубы – настоящие, а вовсе не накладные.

В любом случае, этот инцидент чуть не стал причиной большой драки между лицедеями и цирковыми, а что касается уборщика Сэма – то он отправился в долгожданное путешествие на Луну внутри большого и полого пушечного ядра.

И если вам все это показалось слишком невероятным, то вы, как и большинство, тоже не смогли бы себе представить, какой катастрофой может обернуться увлечение лимонадом со стороны обыкновенного лоточника.

Но не будем забегать вперед…

Сентябрьское падение сов и его последствия

В день третий месяца сентября, во всем Межгородье случилось внезапное падение сов. С веток деревьев на землю сыпались совки, неясыти, филины, сычи. Падение сов было настолько неожиданным и необъяснимым, что жители Кирк-тауна, города цирковых артистов, повыскакивали на улицы из своих домов, в изумлении наблюдая за этим апокалиптическим событием. Сов, по причине большого количества крыс и мышей, было действительно много и тушки эти пернатых хищников буквально усыпали улицы и крыши домов. Стало понятно – приближается нечто очень и очень значительное, что может разом изменить жизни всех горожан.

И оно произошло: город наводнили полчища грызунов с окрестных мусорных куч и голубей, а на выборах в главный орган власти Кирк-тауна – арену – победили исключительно клоуны, сразу разделившиеся на два лагеря: веселых и грустных. Бургомистром провозгласили самого Маг Дональда.

Такому неожиданному результату городских выборов не было никакого разумного объяснения, учитывая, что большинство жителей сочувствовали кинематографистам, жонглерам и конферансье. А, потому, почти все дружно заподозрили, что причина победы клоунов именно в загадочном падении сов. Так то событие и окрестили: "сентябрьское сов падение".

Впрочем, клоуны, разместившие по всему городу в целях увеселения его жителей карусели, магические ящики для фокусов с двойным дном и пришедшие к власти на лозунгах о борьбе с вредителями, всячески отрицали какую-либо связь с массовой гибелью пернатых от отравления. Клоуны официально заявили, что нет никакого "сов падения", а всякое падение сов является случайным, что было несколько противоречивым с точки зрения логики заявлением.

Первые законы, которые приняли клоуны, были весьма странными. Во-первых, они осудили увлечение театральным искусством в соседнем городе Холл-сити. Затем, торжественно объявили о полной победе над вредителями, провернув для этого довольно остроумный трюк, а именно – переименовав крыс в котов, а мышей в сов и наоборот. После чего клоуны изгнали всех объявленных крысами котов и мышами сов, признав нежелательными животными на территории Кирк-тауна. В честь победы над грызунами клоуны учредили ежегодний праздник под названием "Фестиваль-всех-цирков".

Следует ли говорить, что с исчезновением новоиспеченных крыс и мышей, популяция переименованных крыс и мышей разрослась дикими темпами, в результате чего в городе ими были съедены все припасы, что спровоцировало голод. Агрессивные коты прогрызали дыры в стенах домов, вылезая из щелей целыми стаями и нападали на спящих горожан. По слухам, они даже обглодали прямо в кровати то ли старушку, то ли младенца. Но все сообщения о бесчинствах вредителей оставались без внимания официальных властей, так как, формально, крысы с мышами были побеждены, а коты и совы считались милыми и даже полезными животными.

Во-вторых, клоуны приняли решение о передаче куч с хламом, окружавших город и щедро разбросанных по всему Межгородью, в пользование антрепренерам, запретив простым гражданам самостоятельно копаться в мусоре.

Добыча ценного хлама из мусорных куч отныне осуществлялась исключительно барахольщиками – теми из горожан, которым антрепренеры за плату выдавали разрешение. Работа это была опасная, так как кучи мусора служили естественным пристанищем огромного количества очень злых и голодных котов, достигавших порою размеров самых больших крыс.

Однако, наибольший резонанс вызвала третья инициатива клоунов с Арены, внесенная сторонниками действовать "пожёстче", которые предложили вернуть в Кирк-таун в качестве наказания за проступки – порку.

За старо-нововведение выступила партия веселых клоунов, а против – грустных. Диспут на Арене продолжался в течение нескольких дней. Но так как среди грустных противников порки нашлась небольшая группа грустных любителей порки, предлагавших вводить ее с согласия провинившихся, верх одержали веселые.

На улицах города начались массовые столкновения простых жителей с акробатами, купленными обещаниями клоунов о двойном гонораре. Столкновения грозили перерасти в полноценный бунт, и прекратились только с выступлением новоизбранного главы города.

Бургомистр Маг Дональд, выслушав противоборствующие стороны, разразился пространной, но мудрой речью, в которой всем сообщил, что, вообще-то, лично он настолько против, что даже немного за, и что эта инициатива исходит с самого низа, а потому здесь, наверху, ее просто невозможно игнорировать. И парафировал указ.

Места для показательной экзекуции – порки, бичевания и высечения провинившихся – решили оборудовать прямо в конюшнях, которых в Кирк-тауне было предостаточно ввиду отсутствия машин и наличия большого количества лошадей в недавнем прошлом (часть лошадей уже успели сожрать коты). Местные остряки окрестили порку на конюшне фразой: "показать лошадку". За исполнение наказаний взялись дрессировщики, отличавшиеся виртуозным владением кнутом и откровенно садистскими наклонностями.

Приход клоунов к власти во главе с бургомистром Маг Дональдом имел и другие последствия для Межгородья – с этого момента резко ухудшились отношения между жителями циркового Кирк-тауна и соседнего города лицедеев Холл-сити, не признавшего власть клоунов. Конкретная причина и суть конфликта городов уже основательно подзабылась жителями обоих городов за давностью этой вражды, но новый виток обострения часто связывали с проводимой Маг Дональдом в отношении Холл-сити агрессивной политикой, загадочным исчезновением Жоржа Мельеса и последовавшими за этим гонениями на кинематографистов.

Так, после того как Холл-сити запретил въезд на свою территорию особо рьяным из веселых клоунов, Маг Дональд заявил о намерении дать ассиметричный ответ. Клоуны собрали все цирковые пушки на западной окраине города и зарядили их дерьмом, которое жители специально приносили в ведрах со всего Кирк-тауна, чтобы выстрелить им в Холл-сити в знак презрения и предупреждения. Залп получился впечатляющим, однако помешал встречный ветер и полужидкая взвесь не долетев до Холл-сити, накрыла мелкодисперсным вонючим облаком всю западную часть Кирк-тауна. Тем не менее акцию устрашения сочли удачной.

И хотя те далекие события исключительно важны для всего, что случилось далее, настоящей причиной, запустившей цепочку последовавших за тем фатальных событий оказалось вроде бы незначительное обстоятельство, связанное с разговором к Комнате смеха.

Серьёзный разговор в комнате смеха

Так называемая "Комната смеха" Кирк-тауна представляла собой множество комнат, расположенных в западном крыле большого здания прямо в центральном парке аттракционов. Фасад "комнаты" украшали разноцветные рисунки и гипсовые барельефы, изображавшие веселые сценки из цирковой жизни. Западное крыло внешне напоминало перевернутый дом, поэтому все рисунки, барельефы находились вверх ногами и даже крыльцо, в связи с чем попасть внутрь помещения можно было только через стеклянную дверь, сделанную на месте мансардного окна. Восточная часть здания, напротив, была мрачной и выполненной в стиле средневекового замка. С фасада восточного крыла на посетителей пристально пялились злобные гаргулии, а на страже у ворот стояло два скелета с ржавыми косами в руках, глаза которых полыхали красным светом. Поговаривали, что скелеты были самыми настоящими, из костей замученных кинематографистов, а вовсе не из гипса или папье-маше. В этой части здания находилась "Комната страха", о чем гласила надпись, выполненная готическим шрифтом, а сами буквы, казалось, нарисованы кровью несчастных, замученных в подвалах замкового подземелья. В комнате страха Кирк-тауна обычно вершилось правосудие и назначались наказания. Пожалуй, самое плохое, что могло случиться с любым жителем Кирк-тауна, это попасть в комнату страха. От циркового правосудия не стоило ждать ничего хорошего, о чем честно предупреждала еще одна надпись, поменьше: "Оставь надежду всяк сюда входящий".

Карлик Фил уверенно направился к мансардному входу в комнату смеха своей переваливающейся походкой. Внутри Фила все ликовало: сам бургомистр Маг Дональд удостоил его аудиенции! Далеко не все карлики, клоуны и антрепренеры встречались с правителем вот так, тет-а-тет. А ему, Филу, рядовому служителю цирка "Братьев Ричер", повезло.

Фил уже было схватился за ручку двери, когда его остановил оклик краснорожего билетера из окошка кассы.

–– Эй! Куда прешь?! Здесь платный вход! Или ты считаешь, что Маг Дональд будет встречаться с тобой за просто так?

Фил застыл в нерешительности и удивленно посмотрел на красную рожу, в свою очередь гневно взиравшую на него из будки билетёра.

–– Меня пригласил Маг Дональд!

–– Мне это известно. – надменно ответила красная рожа. – Но за вход надо платить!

Краснорожий показал пальцем вверх на табличку над кассой. На табличке было выведено кривыми буквами: "Вход в комнату смеха платный и по предварительному приглашению".

–– Пять сантимов или убирайся.

Фил похлопал себя по карманам, с ужасом вспоминая, захватил ли он с собой деньги. По счастью, деньги у него оказались с собой.

Краснорожий принял горсть монет и медленно пересчитал их, яростно хлюпая носом.

–– Ну вот! Другое дело! Добро пожаловать на шоу! Где вход знаешь сам.

Фил почти не нагибаясь прошел в мансардное окно и оказался в помещении, полном кривых зеркал. Со всех сторон на Фила пялились его безобразные отражения. На каких-то он был толстяком еще меньшего роста, чем на самом деле, на других – с непомерно раздутой головой или огромным ртом, с маленькими рудиментарными ручками или ножками. Фил совсем запутался от такого количества отражений, не понимая куда смотреть и идти, сделал несколько неуверенных шагов вглубь комнаты, споткнулся о люстру, торчащую из пола, и упал. В ту же секунду его оглушил раздававшийся, казалось, со всех сторон хохот.

–– Ну, здравствуй, ловкий Фил! Явился, наконец! Что ты тут разлегся? Присаживайся!

Фил узнал голос правителя Кирк-тауна и неуклюже поднимаясь на ноги, заозирался в поисках обещанного стула и источника звука. Стул Фил обнаружил прибитым к потолку, а прямо перед собой, наверху, огромное зеркало, в котором отражался восседающий на троне вверх ногами Маг Дональд. В отражении бургомистр казался великаном. Только перевернутым.

–– Приветствую тебя, о великий правитель Кирк-тауна, чье величие и красота… – начал Фил дрожащим голосом ритуальное приветствие.

–– Не будем терять время, Фил. Ты уже достаточно повеселил меня. Знаешь, зачем я тебя позвал?

–– Не представляю, господин бургомистр!

–– Ты ведь служишь в цирке Ричера?

–– Да, господин бургомистр. Так и есть.

–– И вы на днях отправляетесь на гастроли?

–– Мне так сказали, господин бургомистр.

–– Мне нужно, чтобы ты по дороге встретился кое с кем и передал ему то, что я скажу тебе.

–– Хорошо, господин бургомистр.

–– Этот кое-кто – тот самый старик, с которым работал твой отец. Ты ведь еще поддерживаешь с ним связь по голубиной почте, как я тебе приказал?

–– С отцом? – удивился карлик Фил!

–– Нет, балда! Со стариком!

–– Да, господин бургомистр! Он доверяет мне.

–– Вот и хорошо… Мне нужен двенадцатый ключ. На днях мы обнаружили одиннадцатый. И одиннадцатый рассказал нам, где искать двенадцатый. Не сразу рассказал. Но мы умеем убеждать. Ключ на свалке старых машин за городом. Все барахольщики сейчас прочесывают свалку, но она слишком огромная, а времени до Фестиваля-всех-цирков крайне мало. Мне надо, чтобы ты встретился со стариком и выяснил у него, где двенадцатый ключ? Ты меня понял?

–– Я постараюсь, господин бургомистр!

–– Ты не постараешься. Ты – выяснишь! Или мы с тобой встретимся уже в соседней комнате.

Карлика Фила прошиб холодный пот. Не было ни одного человека в Кирк-тауне, который хотел бы попасть в Комнату страха.

–– Когда с ним встретишься, скажи ему следующее: "Они отыскали одиннадцатый ключ и теперь прочесывают свалку в поисках двенадцатого. Маг Дональд готовит представление на Фестиваль-всех-цирков.". Скажи ему, что у тебя есть верный барахольщик, который сможет опередить нас.

–– Господин бургомистр, а если он мне не поверит и пошлет кого-то еще?

–– Свалка оцеплена. Кот не прошмыгнёт. И в твоих интересах, чтобы он поверил. Провала я не потерплю. Ты понял, Фил? Как что-то узнаешь – отправь птицу. А теперь, иди. Ах да. Если найдешь мне этот ключ – сможешь навсегда забыть о цирке "Братьев Ричер". Я переведу тебя в Центральный цирк Кирк-тауна. Ты станешь главным над всеми маленькими людьми. А сейчас, аудиенция закончена.

Карлик Фил кланяясь попятился к двери задом, опасливо косясь на люстру, а его отражения униженно пятились вместе с ним. И хотя Фил чувствовал некую тревожность в связи с полученным заданием, но обещанная Маг Дональдом награда того стоила. Служить в Центральном цирке было вершиной карьеры любого карлика. Да и любого циркового артиста вообще.

О бродячем цирке братьев Ричер и уборщике Сэме

Длинная вереница потрепанных кибиток, фургонов и вагончиков, запряженных лошадьми, медленно ползла по раздолбанной дороге через каменистую пустыню Межгородья, петляя между огромных куч разнообразного мусора и хлама, появившихся здесь неизвестно как и когда, но очень-очень давно. Экспозиция вокруг циркового каравана была унылой – пустое и плоское (если не считать хаотично разбросанные повсюду мусорные холмы) пространство царствовало во всех направлениях на много миль вокруг, но взгляду все равно было некуда деться – большую часть обзора то и дело закрывали налетающие тучи пыли, песка, рваной бумаги и целлофана, гонимых порывистым и сухим западным ветром.

Сам караван тоже не радовал глаз: полустертые и полу-рваные надписи и рисунки по бокам повозок бродячего цирка были грязными и убогими, изображая при этом веселых и жизнерадостных людей – атлетов, акробатов, клоунов – и, обязательно, грозных тигров. Рессоры телег скрипели и раскачивались, хрипели обезвоженные и уставшие лошади, а полуистлевшие от времени тенты, лохмотьями развивались на ветру: цирк спешил, возвращаясь с гастролей, собираясь из последних сил дать заключительное в этом сезоне веселое представление.

Возглавлял караван вагончик администрации с надписью "Цирк Братьев Ричер", хотя всем хорошо было известно, что никаких братьев у антрепренера Ричера нет и не было. Вагон несуществующих братьев неспеша катился во главе процессии, угрожая будущим зрителям потрепанным транспарантом, надпись на котором кричала кривыми разноцветными буквами: "Спешите! Спешите! Только сегодня…". Что именно только сегодня узнать было невозможно, потому что продолжение фразы оторвало по пути шквальным песчаным ветром где-то неделю назад. Да это и не имело особого значения, потому что у цирка каждый сегодняшний день был похож на вчерашний, а каждый вчерашний не отличался от всех предыдущих.

Сэм ехал в оцепенении, свесив худые ноги с задка самого длинного и внушительного фургона, находившегося в середине процессии, раскачиваясь и подскакивая на ухабах. Левая рука Сэма была сломана и покоилась в коконе из черной повязки и когда фургон особо сильно трясло, Сэм морщился от боли. Внутри фургона, за спиной Сэма, что-то тяжело и внушительно шевелилось, скрипя досками и вздыхая. Рисунок на фургоне изображал слона в праздничном колпаке и облаке серпантина, стоящего одной ногой на шаре, в неестественной не только для слонов, но и для людей позе, а надпись поясняла: "Слоны". Надпись не врала. Тяжело и внушительно за спиной Сэма шевелились действительно слоны. Два огромных, старых и много срущих слона, бывших главным достоянием цирка и, одновременно, проклятием Сэма.

Сэм с тоской посмотрел за спину, в темноту фургона, и обреченно вздохнул. На ненависть у него давно не осталось сил, да и как-то глупо ненавидеть слонов.

Мальчиком, Сэм жил в небольшом городке возле Кирк-тауна и помнил те радостные моменты, когда, заслышав еще издали фанфары приближающейся бродячей труппы артистов, они всей своей грязной ватагой детей высыпали из домов и что есть сил мчались навстречу пестрым фургонам. Иногда приезжал цирк, иногда – театр. Цирк Сэму нравился больше. Ни в каком театре не показывали диковинных тигров, выполняющих команды дрессировщика, бесстрашных канатоходцев и акробатов, ловких фокусников и метателей ножей, а, так же, сиамских близнецов, карликов, силачей, клоунов и много-много еще кого. Все что мог предложить театр – мутные пафосные диалоги старомодно одетых людей на фоне картонных декораций, изображающих непонятно что.

Зато, в антрактах лицедеи предлагали пирожные, чай и кофе, в то время как лоточники цирка преимущественно сладкую вату и лимонад. Трубочки с заварным кремом, шоколадные буше, песочные торты – все это, безусловно, Сэм предпочитал сладкой вате и поп-корну, но, в остальном, плюсы цирка существенно перевешивали.

Когда Сэму стукнуло шестнадцать, ровно через десять лет после смерти отца, Сэм уже знал, чем будет заниматься в жизни. Он явился прямо к антрепренеру, которым и был тот самый безбратый капиталист Ричер, и заявил, что готов связать свою жизнь с искусством и вообще желал бы проникнуться духом цирка.

Да. Так он тогда и сказал. К удивлению Сэма, капиталист Ричер оказался равнодушен к энтузиазму Сэма и не стал назначать его учеником жонглера или акробата, а вручил ему лопату и отправил убирать навоз за слонами. С тех пор Сэм стал уборщиком Сэмом и на всю жизнь проникся духом цирка, а дух цирка в ответ проник в Сэма и везде сопровождал его, куда бы тот не пошел.

Удручало, что единственная открытая уборщику Сэму дорога в цирковой среде – дослужиться до униформиста и выставлять или забирать реквизит с манежа. Когда он набрался смелости и обратился с вопросом о повышении к капиталисту Ричеру, тот выслушал его, всем своим видом показывая, что ему нет до Сэма никакого дела и отправил к веселому клоуну Джо. А клоун Джо, в свойственной ему хамской манере, ответил следующее:

"Униформистом? А, может, сразу клоуном? Меня, вот, ты насмешил! Осталось только прилепить тебе красный нос и отмыть от дерьма. Хотя постой… Что-то я не вижу тут ни щетки, ни мыла, ни воды…". А когда разочарованный ответом клоуна уборщик Сэм повернулся спиной, чтобы уйти, веселый Джо еще и пендель отвесил. Словом, чувство юмора веселого Джо Сэм не оценил и с того момента в тайне мечтал, что инженер Ральф напортачит с установкой трапеций и перекладин, и те, сломавшись, разобьют клоуну голову прямо во время репризы. Но прошло три года, города сменялись городками и городишками, а трапеции и перекладины так ни разу не обрушились на веселого Джо. Зато, исчезла и так довольно хрупкая любовь Сэма к цирку, и он стал грезить кинематографом.

Что касается семьи уборщика Сэма, то ничем особенно примечательным она не отличалась. Мать Сэма работала прачкой, а отец добывал уголь на шахте. Абсолютно рядовая семья обычного шахтерского городка. Смерть отца была трагической случайностью, связанной с криворукостью фокусника одного из цирковых балаганов, у которого что-то пошло не так в номере с гильотиной. Устройство рухнуло со сцены прямо на отца Сэма, находившегося в первых рядах зрителей, а нож гильотины, вылетевший из конструкции, начисто отсек ему голову. Следует ли говорить, что об этом трагическом инциденте Сэм старался не вспоминать.

Мать Сэма – добрая, но безликая женщина, безропотно сносившая все удары судьбы – часто говорила сыну, что его отец теперь живет на Луне, на которую попадают все люди после смерти. Пока Сэм был маленьким, он – верил. Но так как своими глазами видел катящуюся по дорожной грязи голову отца, не очень понимал, что тот делает на Луне, да еще и без головы?

Мать тоже переселилась на Луну, но гораздо позднее – умерла от чахотки, пережив отца где-то на десять лет. Больше уже ничего не удерживало Сэма в их маленьком шахтерском городке.

Лоточник Эд и его находки

Тем временем, караван дополз до какого-то безымянного селения, неотличимого от сотен таких же, образовал круг из повозок и изможденно рухнул в пыль, постепенно расползаясь палатками и кострами. Застучали молотки инженеров, возводящих центральный шатер.

Сэм спрыгнул с задка фургона и потянулся, наблюдая как лоточник Эд выкатывает свою тележку прямо в грязь. Выглядел Эд при этом по своему обыкновению слегка безумно даже на фоне других цирковых артистов. Первое, на что обращал внимание любой человек, никогда ранее не сталкивавшийся с Эдом – его странный взгляд. Казалось, Эд смотрит вовсе не на тебя, а сквозь тебя, и видит вокруг совсем не то, что ты, а нечто совершенно другое. Что именно – знал, пожалуй, только сам Эд. И это наверняка было нечто фантасмагоричное. Второе – конечно экстравагантный наряд: черные жесткие волосы Эда были придавлены к голове потертым черным же цилиндром, на ногах – короткие, не по росту, бежевого цвета штаны с красными лампасами, а поверх голого торса – длинный мятый коричневый сюртук в крупную клетку и с чудовищного размера фалдами за спиной, которые волочились за Эдом по грязи. Сэм, однако, к внешнему виду Эда давно привык и не обращал на него внимания.

–– Жареные каштаны хочешь? – дружелюбно поинтересовался лоточник Эд у Сэма.

–– Нет.

–– Вот и я не хочу. – грустно согласился Эд, пережевывая жареный каштан.

С тех пор как Эд отстал от каравана в пыльной буре, а после блуждал там несколько дней без воды, но с целой тележкой жареных каштанов, каштаны Эд возненавидел и мечтал продавать лимонад. Тот случай вообще странно повлиял на лоточника Эда. Он стал каким-то отстраненным, но Сэму это в нем даже нравилось, а лоточнику Эду, в свою очередь, нравилась мечтательность и наивность Сэма.

–– Кстати, у меня есть кое-что для тебя. – интригующе произнес Эд и протянул Сэму круглую металлическую коробку с налетом ржавчины на крышке. – Подумал, ты собираешь всякие такие штуки.

–– Это же… это же – Мельес! – разволновался Сэм. Кинематограф, был его страстью. – Где ты ее нашел? Там есть ещё фильмы?

–– В мусорных кучах возле Кирк-тауна. – сразу раскрыл все карты Эд. – Я покажу тебе место. Кстати, я нашел там кое-что ещё.

Эд вынул из кармана своих нелепых штанов какой-то сверток, размотал его и показал Сэму непонятный продолговатый металлический предмет с множеством щербин и зазубрин по всей длине.

–– Что это?

–– Ключ, конечно!

–– Никогда таких не видел! От чего он? – заинтересовался Сэм, даже позабыв ненадолго о кинопленке.

–– Не знаю. К замку от моего лотка он не подходит. Но у меня есть одно подозрение – загадочно ответил лоточник Эд. – И если я прав, то, клянусь своей шляпой, этот ключ откроет мне все двери.

–– Ты не собираешься отдавать его властям? – удивился Сэм. Все в Кирк-тауне знали, что владеть ключами запрещено, а найденные ключи требовалось немедленно сдавать властям. Иначе, по указу Маг Дональда, провинившегося ждала жестокая расправа похлеще порки на конюшне. Причина, по которой запрещалось иметь ключи, была непонятна ни цирковым, ни горожанам. Особенно учитывая то, что иметь замки никто не запрещал. Некоторые поговаривали, что Маг Дональд собирает ключи по всему Межгородью для того, чтобы что-то открыть, а другие – чтобы что-то закрыть. Но ни первые, ни вторые не представляли, что же именно бургомистр собирается открывать или закрывать собранными ключами и тем более таким их количеством?

–– Всему свое время. По идее, я вообще не имею права заниматься раскопками… Хочешь, мы можем вместе взглянуть на это место? Как раз будем проезжать неподалеку по пути в Кирк-таун. Ты не представляешь сколько там разных удивительных штуковин! И я почти уверен – лимонад тоже где-то рядом.

Раскопками лоточник Эд именовал свои геологические изыскания залежей лимонада. Дело в том, что никто не мог раскрыть тайну лоточников, а именно – откуда в их тележках образуется вся эта еда и напитки? Просто так случалось, что однажды, повзрослевший лоточник ощущал некий внутренний позыв и уходил в одиночестве в самую глубину пустыни Межгородья. В пустыне каждого из лоточников ждала предназначенная ему тележка с тем или иным продуктом: кукуруза, поп-корн, сладкая вата… У лоточника Эда это оказались жареные каштаны. С тех пор лоток никогда не оказывался пустым. Стоило снеди закончиться, как на следующий день тележка вновь была полной.

Однако, проблема Эда заключалось в том, что после известных событий, он не хотел продавать каштаны. Эд мечтал стать продавцом лимонада! Но сколько бы Эд ни опустошал свою тележку, не пытался вскрыть замок, на который она запиралась, и не караулил ночами в засаде в надежде изловить того, кто подсовывает ему ненавистные плоды – все попытки лоточника оказывались безуспешными. Он так никого и не поймал, а замок так и оставался запертым, в связи с чем Эд сделал вывод, напрашивавшийся сам собой – лоток самонаполняемый! Однажды, Эд даже решился на отчаянный для лоточника шаг – он разобрал тележку, а потом – и вовсе разломал. Внутри обнаружились каштаны, механизм по их выдаче, пустой приемник для монет и что-то очень напоминающее табурет в миниатюре. В общем, ничего, что помогло бы раскрыть тайну лотка. Знание содержимого каштановой тележки ничем не улучшило положение Эда, а, даже, наоборот – на следующий день она появилась вновь целехонькая, да еще и полная товара, а сам Эд подвергся жестокой порке за порчу имущества.

Тем не менее, наказание и сделанные открытия мистических свойств лотка, не похоронили надежды Эда, и он разработал безумную теорию, что тележки лоточников сами добывают каштаны из почвы. Откуда-то же они должны появляться? И если не из воздуха – то из земли! А если так – то достаточно просто найти такую же, но "лимонадную" жилу! С тех пор лоточник Эд начал копать. Артисты цирка братьев Ричер частенько могли наблюдать картину как лоточник Эд в своем неизменном цилиндре и с лопатой на плече бредет куда-то в ночи, а за ним волочатся полы его сюртука. После, по-утрам, они с насмешкой интересовались, не появились ли в меню Эда трюфели или на худой конец – картошка?

Цирк готовится к представлению, проделка веселого Джо

Возле корявых домиков селения, слепленных из песчаника и какой-то дряни, уже стояло несколько кибиток лицедеев и бодро монтировалась почти законченная деревянная сцена.

Дверь вагончика антрепренера резко распахнулась с громким стуком и на пороге появился сам капиталист Ричер, одетый в старомодный цилиндр и помятый фрак, с трудом сходившийся на животе. Капиталист Ричер зло обозрел враждебные кибитки и раздосадовано плюнул в сторону чужаков огрызком изжеванной сигары.

–– Во имя Клоуна! Опять эти паяцы опередили нас!

С этими словами он снова ушел внутрь вагона, хлопнув дверью.

Паяцами капиталист Ричер называл лицедеев, которые в большом количестве путешествовали по Межгородью и составляли конкуренцию бродячим циркам.

Из цирковых, лицедеев не любил никто.

Во-первых, они часто носили маски, чтобы скрывать недобрые помыслы. Да, клоуны, конечно, отчасти тоже прятали свои лица под гримом, но, по всеобщему мнению, это было совсем другое. Во-вторых, собираясь вместе, лицедеи периодически начинали петь. Это были очень неестественные звуки, которые раздражали артистов цирка и пугали дрессированных животных. И, в-третьих, лицедеи изображали из себя тех, кем они не являются, в результате чего им абсолютно нельзя было доверять. Представьте, лицедей заключает с тобой договор в образе Цезаря, а потом нарушает его, переодевшись Брутом. И здесь ведь ничего нельзя поделать – роль обязывает.

А самое главное, что вызывало особенное возмущение цирковых, лицедеи путешествовали небольшими группами кибиток в количестве от двух до пяти штук и были гораздо мобильнее цирковых, караваны которых могли содержать до тридцати-сорока повозок. По этой причине, лицедеи почти всегда первыми успевали опустошить карманы зрителей городишек, что являлось основным источником многочисленных конфликтов между лицедеями и цирковыми.

Ближе к ночи, когда центральный шатер почти установили, цирковые сгрудились небольшими группками вокруг ночных костров. Грустный Эл, Веселый Джо и конферансье Ник в молчании поедали жареную на углях кукурузу под далекое брачное уханье мышей, прятавшихся в ветвях деревьев чахлого окрестного леса.

–– Знаешь, Ник – ни с того ни с сего внезапно сказал веселый Джо, полное имя которого было Злой Веселый Джо и который, похоже, ни на миг не мог перестать быть злым. – Тебе следует пересмотреть свой конферанс. Такой беспомощности я, кажется, еще не видел.

Конферансье Ник обиженно крякнул, вгрызаясь зубами в початок, но спорить с клоуном не стал. В цирковой иерархии клоуны стояли выше всех, кроме, наверное, антрепренеров. Хотя и это не наверняка. К тому же, веселый Джо был молодым и пышущим здоровьем клоуном, у которого все впереди, а конферансье Ник – субтильным человеком в возрасте, с грузом всего того, что осталось уже позади, мучимый ревматизмом и осознанием собственной никчемности. Если бы дело дошло до рукоприкладства, отлупить веселого Джо у Ника, конечно, не было никаких шансов. "Да и у кого они есть?" – внутренне сокрушался конферансье – "Разве что у парочки акробатов и силача Боба".

Не везло конферансье Нику и с женщинами. Его старомодные комплименты, вроде "о чарующая мадемуазель…" или "услада для глаз старого циркача" почему-то не имели нужного эффекта на юных гимнасток и не вызывали ничего, кроме презрительного фырканья и обидных фраз, вроде "грязный старикашка". Приходилось конферансье Нику довольствоваться вялеными прелестями тех, кто постарше. В то время как веселый Джо регулярно сотрясал вагончики, чуть ли не со всей женской половиной труппы и даже заглядывался на бородатую женщину, с которой жил силач Боб.

Покорное молчание не спасло конферансье Ника от Злого Джо.

–– А вот это вот твое "Встречайте! Блистательный дуэт Джо и Эла с интермедией "кто украл нос?"… скучно и жалко… После такого анонса зрителей литаврами не разбудить.

–– Анонс – как анонс. – решился возразить конферансье Ник ворчливым тоном. – Номер тоже не фонтан. Лучше бы вам придумать что-нибудь еще к Фестивалю-всех-цирков.

–– Номер не фонтан?!! – взвился Джо, который как раз и был его автором – Да что ты вообще понимаешь в искусстве клоунады? Только и можешь что беспомощно бубнить: "встречайте!", "прямо сейчас!", "а сейчас на арене…"… Тьфу!..

–– Слушай, Джо, – внезапно вмешался грустный Эл, уводя разговор, грозивший перерасти в серьезный конфликт, в сторону. – Я вот никак не могу понять, почему все веселые клоуны берут себе имена на "Д"? Агрессивный Дик, Крикливый Джим, нехороший Ден, злой Джо… А грустные клоуны называются любыми именами?

–– Традиция. – пожал плечами клоун Джо – У меня, в династии, всех звали злой Джо: дед был злой Джо, отец – злой Джо и я злой Джо. – а затем, помолчав, продолжил. – Прадед был злой Джо, отец прадеда – злой Джо, дед…

–– Спасибо, Джо. Я уже понял.

Троица у костра продолжила поедать кукурузу в тишине, но тишина длилась не долго.

–– Эл, раз уж Ник завел об этом речь, – задумчиво проговорил Джо – я тут подумал, а не разнообразить ли нам номер? Не то, чтобы он был плох, но я хочу добавить ему зрелищности.

Эл вопросительно и с подозрением посмотрел на веселого Джо.

–– Скажем, ты мог бы прыгнуть через горящий обруч, убегая от меня, и слегка загореться. Вот смеху-то будет!

По выражению лица грустного Эла стало понятно, что идея прыгать через обруч и слегка загореться его не очень-то воодушевляет. Даже напротив – изрядно пугает. Эл лихорадочно обдумывал, как бы возразить Джо, когда его взгляд внезапно упал на расположенный поблизости театральный фургон.

–– Мне нужен не просто какой-то там номер! Мне нужна слава! – развивал меж тем свою мысль Джо. – Я не собираюсь всю жизнь таскаться с этим цирком по захолустью, развлекая деревенщин, как какое-нибудь ничтожество! – Джо многозначительно посмотрел в сторону Ника – Нас, Эл, ждет Центральный манеж!

–– Джо! Посмотри! Мне кажется или этот вагончик напоминает тот, который мы бросили в пустыне?! – внезапно прервал его Грустный Эл.

Циркачи внимательно посмотрели на припаркованную возле них повозку лицедеев, на которой красовалась надпись "театр Мефисто", выведенная крупными размашистыми буквами в вензелях. Повозка и правда была похожа на то самое транспортное средство, оставленное бродячим цирком во время бури из-за сломанной рессоры. Только это выглядело целым, заново окрашенным и практически новым.

–– Он! Он! – обрадовался конферансье Ник – Вот и следы от метательных ножей!

–– Во ворюги! – восхитился веселый Джо, который тут же, к облегчению Эла, напрочь забыл о теме разговора. – Ну сейчас мы им устроим!

С этими словами Джо покинул место у костра, нырнув в свою кибитку, и вылез оттуда с ведерком краски для грима и кистью. Подхихикивая, злой Джо замазал красную надпись "театр Мефисто" белым цветом, а поверх нее безграмотно намалевал черной фразу "Цырк – наш!".

–– Представляю, какое завтра будет веселье. – предвкушал провокатор Джо.

Жорж Мельес, создание кино и копатель (краткое отступление в историю Межгородья)

"А что, если?.." – тот самый вопрос, из-за которого происходят все открытия, нелепые случайности и неприятности: от малых до великих. Возьмем, к примеру, ребенка семи лет. Худого, чумазого, слегка голодного и очень любопытного. Ребёнка зовут Жорж, он сидит на корточках в своих коротких грязных штанишках, удерживаемых подтяжками через голые плечи, обутый в старые и не по размеру огромные башмаки брата, в которых он выглядит комично и нелепо. Но главное – Жорж уже задается вопросом: "а что, если?" и тыкает палкой в трухлявый пень с гнездом шершней внутри…

А вот уже двадцатилетний юноша Жорж работает инженером в театре и создает машинерию для смены декораций на сцене. У него уже вовсю растут усы, но пресловутый вопрос "а что, если?" по-прежнему преследует его. Как-то, перелистывая альбом художника с эскизами костюмов для пьесы, юный Жорж замечает, что если делать это достаточно быстро, то статичные картинки начинают оживать и двигаться. "А что, если?.." – задумывается Мельес и начинает экспериментировать с фотографиями одного и того же объекта, а, затем, и просто с проявленной плёнкой, перфорированной по краям и заправленной в специальный аппарат, подсвечивающий ее изнутри при проецировании на экран. Так в Межгородье появилось кино и первый кинематографист – Жорж Мельес. Примерно за шестьдесят лет до всех описываемых в истории событий.

Прошло еще двадцать лет и ещё множество "а что, если?..". Уже произошло и «внезапное падение сов», а у власти уже находился бургомистр Маг Дональд и его клоуны. Что до Жоржа Мельеса – он просто продолжал заниматься своим делом, обзавелся острой бородкой в дополнение к пышным усам и даже начал седеть. За двадцать лет с момента изобретения кино, Жорж стал самым узнаваемым и почитаемым в Кирк-тауне инженером, автором огромного количества фильмов и технических открытий, а, так же, сумасшедшим создателем причудливых машин.

"А что, если мир не плоский манеж, накрытый шатром неба, как считают одни, и вовсе не представляет собой мыльный пузырь, внутри которого мы все живем, как полагают другие?" – размышлял инженер Мельес, который был, к тому же, немного философ, ибо талантливый человек, как известно, талантлив во всем. "А что, если мир, это полый изнутри шар, а мы все живем на его поверхности? Тогда что может быть внутри этого шара?".

Мысль так поразила Мельеса, что он тут же схватил карандаш, листок бумаги и набросал чертёж аппарата, способного бурить землю и работающего на паровой тяге, ибо двигатели внутреннего сгорания в Межгородье еще не изобрели. Оценив профессиональным взглядом только что придуманный им механизм, Мельес окрестил его "копателем" и «буром».

–– Остается надеяться, что барахольщики найдут все необходимое! – задумчиво сказал самому себе Мельес. Как многие гениальные чудаки, он часто разговаривал вслух сам с собой, за неимением других достойных собеседников.

Однако, все это дела давно минувших дней. К моменту описываемых событий, Жорж Мельес числился пропавшим уже около сорока лет – то есть с самого своего изгнания из Кирк-тауна. Но вернемся к труппе бродячего цирка «Братьев Ричер».

Злоключения уборщика Сэма, мечты о кинематографе и попытки улететь на Луну

Первой своей порке Сэм подвергся почти сразу как устроился в цирк "Братьев Ричер". Причина была, как ни странно, в домашней крысе. Однажды, Сэм услышал жалобное мяуканье из под фургона со слонами. В начале он не понял что это и просто пошел на звук, обнаружив маленькую продрогшую бродячую крысу с свалявшейся от грязи и воды рыжей шерстью (на улице только что закончился страшный ливень), прятавшуюся у самого колеса повозки. Сэм пожалел крысенка, поселил его к себе со слонам и несколько дней подкармливал едой, украденной с полевой кухни карлика Фила. Это было чуть ли не самое счастливое воспоминание Сэма, омраченное одним из самых неприятных.

Крысенку Сэм дал имя "Кот". Во-первых, потому что с фантазией у Сэма, видимо, было не очень, а во-вторых, – в целях конспирации. Как известно, крыс держать строго запрещалось (в отличие от котов) и потому встречались они не так уж часто. Котов же всегда и везде было много и на крики Сэма "Кот! Кот!" мало кто обращал внимание, разве что задавался вопросом: "Чего этот дебил опять орёт? Он что? Котов не видел?".

Крысёнок рос буквально на глазах, сразу полюбив Сэма, ластился к нему урча, залезая на живот когда Сэм спал и трогательно будил по-утрам, осторожно прикасаясь к щеке Сэма мягкими подушечками своих шерстистых лап. Игриво, но аккуратно, чтобы не поцарапать. Так продолжалось не долго – до тех пор, пока крысёнка не обнаружил Эдгар.

Эдгар хоть и был дрессировщиком, но страшно боялся крыс и мышей. К слову, не боялся он только тех животных, которых мог избить хлыстом. Если где-то поблизости ухала или хотя бы пролетала мышь – никто на свете не мог выманить Эдгара из вагончика. А крысы вызывали в нем настолько дикий испуг, что он начинал истошно орать, яростно размахивая кнутом направо и налево – натуральный припадок. Естественно, что о наличии нового домашнего питомца уборщик за слонами Сэм ничего не сказал дрессировщику Эдгару. И, как впоследствии выяснилось, очень зря.

Дело было ранним утром, перед представлением цирка, на котором слоны под щелканье кнута дрессировщика и крики "але-опп!" должны были вставать на тумбы и поднимать хоботами Эдгара, раскинувшего руки, словно возносящегося на небеса святого. Как уже бывало сотни раз, но не случилось в тот.

В тот раз уборщик Сэм слишком долго спал, а ведь должен был встать спозаранку, чтобы почистить и нарядить слонов перед выходом на сцену. Хамоватый Эдгар, проснувшийся раньше Сэма, с криком "Доброе утро, балбес!" по обыкновению ударом ноги распахнул дверь фургона со слонами, в котором спал Сэм, и следующим же шагом наступил крысенку на хвост.

То, что произошло дальше, сложно описать словами, но легко представить. Крысенок с диким крысячьим воплем вцепился зубами и когтями в штанину Эдгара, легко располосовав и ее и ногу. Эдгар завизжал и начал выделывать по фургону дикие прыжки и кульбиты, пытаясь стряхнуть крысенка и одновременно размахивая во все стороны хлыстом. При этом, нельзя забывать, что в хоть и самом большом, но все же тесном для слонов фургоне, помимо Эдгара, Сэма и крысенка было аж целых два слона. И не карликовых, а самых натуральных. И хотя слоны привыкли к щелчкам кнута на манеже, но не привыкли к тому, что их бьют прямо по глазам в фургоне. Поэтому, следом за воплями крысенка и дрессировщика Эдгара, реветь и метаться по фургону начали уже слоны. Эффект был как в поговорке про слона и посудную лавку, но только как если бы в эту самую лавку засунули не одного, а сразу двух, к тому же весьма разъяренных слонов.

Эдгар получил такой удар хоботом по лицу, что выбил собой дверь фургона, лишился половины зубов, обзавелся орлиным профилем и всю оставшуюся жизнь говорил шамкая и исключительно в нос. Вовремя ретировавшиеся Сэм и крысенок почти не пострадали, а вот фургон инженеры потом очень долго собирали заново, при этом главный инженер Ральф озабоченно цокал языком. Через какое-то время слоны, конечно, успокоились, но представление дрессировщика Эдгара по причине полученных им увечий, было сорвано.

Что касается Сэма, антрепренер Ричер приговорил его к 10 ударам кнутом, которые осуществил клоун Джо в присутствии всех цирковых. Порол Джо с явным удовольствием и знанием дела, сделав вместо десяти целых пятнадцать ударов. Дрессировщик Эдгар сам провести экзекуцию по понятным причинам не мог, и слушал крики уборщика Сэма лёжа, злорадно кривясь разбитым лицом. Крысенок по имени "Кот" сбежал и больше его никто не видел, отчего уборщику Сэму было даже больнее чем от ран, оставленных кнутом на его спине и ягодицах.

После порки, Сэм лежал в "слоновьем" фургоне на соломенном матрасе, уткнувшись в него лицом, и тихо плакал, когда к нему подошел лоточник Эд. Эд молча присел рядом, сняв свой цилиндр и поставив его прямо на пол.

–– Как ты? Может, жареных каштанов?

Сэм несогласно мотнул головой, что было довольно сложно сделать лежа на животе.

–– Извини. Лимонада, как ты понимаешь, предложить не могу.

–– Он же сказал десять, а не пятнадцать ударов! Это не честно!

–– Сэм, – назидательно, но с сочувствием сказал Эд – тебе давно следовало понять, что справедливости и логики в законах Кирк-тауна нет. Наследие Сократа и Аристотеля здесь отрицают. А отрицание законов логики, рано или поздно сказывается и на арифметике.

–– Кто это, Сократ и Аристотель?

–– Это древние мыслители Кирк-Холл-Тауна. Они давно умерли.

–– Мой Кот исчез! – еще сильнее зарыдал Сэм. – Знаешь, Эд, наш цирк – совсем не веселое, а жестокое место. – проговорил Сэм сквозь всхлипывания. – У нас нет ничего: ни жизни, ни даже надежд на нее – только бесконечная пыльная дорога и однообразная работа без всякого смысла, прерываемая только побоями. Зачем эти клоуны все так устроили, Эд? Я хочу убраться отсюда!

–– Когда-нибудь, Сэм, все изменится. Клянусь котелком своего отца. И им придется смыть грим со своих лиц – все это гротескное веселье и пафосную трагичность. И тогда мы увидим обыкновенные напуганные рябые морщинистые рожи городских сумасшедших и деревенских идиотов. А пока тебе нужна мечта. Придумай себе мечту и живи ради неё.

Это была первая в жизни Сэма порка, но далеко не последняя. Однако именно после нее Сэм окончательно разочаровался в антрепренере Ричере, которого до этого за что-то уважал, возненавидел Эдгара, Джо, и весь цирк в целом. К слонам, к которым Сэм уже начал испытывать если не любовь, то что-то вроде привязанности, тоже были некоторые претензии, хотя в глубине души Сэм признавал, что слоны тут не причем.

Как и все происходившие в жизни Сэма самые значительные события, интерес к кинематографу возник совершенно случайно. Виноват конкретно в этой случайности был конферансье Ник, любивший травить байки из своей юности.

Это случилось между представлениями в очередной дыре Межгородья, когда Сэм ради пустого любопытства, просто потому что больше нечем было заняться, поинтересовался родителями конферансье Ника.

–– Мой отец из арлекинов Холл-сити, а мать была танцовщица шоу-бурлеск. – важно ответил Ник.

–– Это же такая родословная! Ты ведь мог стать клоуном!? – удивился уборщик Сэм, который к тому времени уже начал немного разбираться в цирковой иерархии.

Арлекины были не только театральной элитой Холл-сити, но даже признавались в силу жанрового родства с клоунами в качестве высшего сословия и в самом Кирк-тауне. Более того, бытовало мнение, что все нынешние клоуны произошли от первых арлекинов.

–– А мне было не смешно. – грустно ответил конферансье Ник, который, по-видимому, и сам не раз задавался этим вопросом. – В те времена, до "сентябрьского падения сов", быть клоуном еще не означало иметь все, как сейчас. В то время была мода на кинематограф.

–– Так ты, получается, и самого Мельеса мог знать? – перехватило дыхание у Сэма.

О Жорже Мельесе в Межгородье слышал, наверное, каждый. Слава изобретателя кинематографа, хитроумных машин и внезапное исчезновение, придавали персоне великого инженера некий флёр загадочности и таинственности в глазах всего населения Межгородья и Сэма в частности. Естественно, загадочное и таинственное не могло не волновать юношу, будни которого протекали за уборкой слоновьева дерьма.

–– А как же?! Как тебя. Эту идею с движущимися картинками думаешь кто ему подкинул?

–– Ты? – догадался Сэм.

–– А кто? Помнится, он тогда еще довольно юным инженером был.

Сэм смутился. Учитывая, что конферансье Нику было на вид лет шестьдесят и то, что Жорж Мельес исчез сорок лет назад, а кинематограф был известен к тому времени уже двадцать лет как, конферансье Ник должен был бы поучать юного инженера Жоржа Мельеса прямо с горшка. Однако, Сэм предусмотрительно не стал озвучивать вслух свои вычисления.

–– Вот, я ему и говорю: – продолжил конферансье – "Жорж, старина, а можешь смастерить мне такой аппарат, чтобы быстро-быстро менять картинки и создавалась иллюзия, будто они двигаются?". Естественно, он присвоил мою идею. Беспринципный был человек. Но инженер, безусловно, талантливый!

Сэм отнесся к рассказу конферансье Ника с изрядной долей скепсиса, который тут же отразился у него на лице. Поняв, что ляпнул глупость, конферансье Ник поспешил сменить тему на более близкую.

–– О! А сколько мы с ним мамзелей охмурили в свое время! Веселому Джо и не снилось! Второсортные актриски так и вешались на старину Жоржа! Кстати, знаешь какое у него было прозвище?

–– Нет.

–– А я тебе сейчас расскажу! – конферансье Ник радостно, в предвкушении, потер ладони. – Говорят, одна молодая актриса была так потрясена киномагией Мельеса, что захотела от него главную роль. И, они заперлись в гримёрке. Погоди… – внезапно прервался Ник. – Тебе вообще уже можно такое слушать?

–– Мне двадцать лет. – обиделся уборщик Сэм.

–– Так вот – продолжал конферансье Ник каким-то лающим, подвизгивающим голосом – вышла она крайне недовольная где-то через десять минут и, по слухам, произнесла: "И правда, короткий метр!". Не знаю, имела она ввиду длину или продолжительность, но фраза достигла ушей мима Чарли, соперника Мельеса по киноремеслу, который изобразил ее миму с каменным лицом Бастеру, а тот – антрепренерам братьям Пати, которые и растрепали историю всему Кирк-тауну и Холл-сити.

Последнюю фразу конферансье Ник произносил уже рыдая от смеха.

–– И с тех пор к бедняге Жоржу приклеилось прозвище "короткометражка Жорж". Мельес, до которого прозвище тоже вскоре дошло, говорят, страшно бесился. К тому времени он уже отснял более тысячи фильмов продолжительностью по 15-20 минут.

Конферансье Ника так развеселила рассказанная им же история, что он даже стал икать от смеха.

–– Так главную роль она получила? – невозмутимо спросил уборщик Сэм, на что конферансье Ник ответил новым приступом истерического хохота.

–– Роль… – рыдал он – получила…

Сэм не мог разделить радости конферансье Ника, да и вся история казалась ему сомнительной, больше походящей на один из тех пошлых анекдотов о Мельесе, которые очень любили травить клоуны в цирковой среде.

–– А где сейчас этот Мельес? – как можно более равнодушным тоном поинтересовался Сэм.

–– Да кто ж его знает? – все еще икал от смеха Ник. – После того как Маг Дональд изгнал его из Кирк-тауна, говорят, он отправился туда – Ник ткнул пальцем в небо.

–– Умер? – похолодело все внутри Сэма.

–– Может и умер. Не знаю. Но я имел ввиду – улетел на Луну. Была у Мельеса такая навязчивая мысль – он хотел заселить Луну.

"И правда. Довольно безумная идея." – подумалось Сэму. Если бы в тот момент Сэму рассказали, что он сам вскоре будет одержим полетами на Луну – Сэм бы этому ни за что не поверил.

–– Вот – продолжал конферансье Ник – он и создал огромную пушку, которая смогла бы забросить его прямо туда. Только по мне – глупость это все. Да, пушка есть. Я сам видел ее строительство. Вот только сможет ли выстрел достать до Луны? Что-то сомневаюсь. А потом, мы бы наверняка услышали звон, если бы ядро ударилось о Луну. Луна – это же гонг, в который бьют небесные клоуны, когда мы слышим гром.