Читать книгу Бумажное мясо - Александр Трушин - Страница 1

Весь апрель звучали победные рапорты о достижениях в российском сельском хозяйстве. Министр Александр Ткачев рассказывал об увеличении в 2016‑м числа прибыльных предприятий. На коллегии Минсельхоза было заявлено, что «мы обеспечиваем себя и зерном, и картофелем, и сахаром, и растительным маслом, и мясом». Потом в Госдуме прозвучала цифра, свидетельствующая о впечатляющем росте сельхозпроизводства – на 5 процентов. «Наше сельское хозяйство,– цитировали СМИ премьер-министра,– радикальным образом изменилось. Оно сейчас кормит всю страну, оно имеет огромный экспортный потенциал, и оно развивается за счет современных инвестиций». А своеобразным прологом ко всему этому стала «отчетная кампания», стартовавшая осенью: тогда руководству страны докладывали о собранном небывалом урожае – 125 млн тонн зерна. Правда, уже к марту рекорд в официальных сводках «усох» до 119 млн тонн… Утраченные 6 млн трудно отнести к простой погрешности, так что зашевелился червячок сомнений: а все ли верно в Отечестве с отчетами по успехам в сельхозотрасли?

Росстат считает дважды.  Мнения большинства экспертов «Огонька» сходятся на том, что рост продовольствия в России… отсутствует. Причем давно. Потому что производство продукции сельского хозяйства и то, что мы потребляем,– это разные вещи. Результат получается такой же, как в СССР: каждую пятилетку страна увеличивала производство, например, зерна – даешь 100 млн тонн в год, даешь 120 млн тонн,– а на прилавках было пусто. Сейчас вроде бы в магазинах продуктов достаточно, но из каких стран везут мясо, картофель, овощи, молочный порошок, разобраться можно не всегда. «Огонек» обратился в Росстат с просьбой объяснить, как собираются данные по сельскохозяйственной статистике. И получил правдивый ответ: реальные цифры роста меньше, чем об этом заявляет правительство. Дело в том, что наш Росстат считает дважды. Первый раз – в конце января каждого года, когда объем сельхозпродукции определяется так называемым индексным методом. Он применяется, когда нельзя просто суммировать тонны зерна и мяса с молоком. Если не вдаваться в математические дебри, то полученная цифра оказывается весьма приблизительной, с чем сам Росстат соглашается (см. официальный ответ на с. 14). Например, подсчет индексным методом показал в 2015 году, что прирост составил 3,0 процента. А в 2016-м рост был аж 4,8 процента. По этим цифрам и отчитывается правительство. Но цыплят, говорят, по осени считают. И не только цыплят: Росстат в конце сентября каждый год корректирует первоначальные цифры, но уже с применением другого метода – валового оборота. То есть вся продукция теперь считается по стоимости. И в результате цифра роста оказывается меньше. Так, в 2015 году после пересчета она составила уже не 3, а 2,6 процента. И во что превратятся рекордные 4,8 процента роста за 2016 год в грядущем сентябре, не ясно. Алексей Зельднер, главный научный сотрудник Института экономики РАН, считает, что «по предварительным данным, прирост продукции сельского хозяйства в 2016-м оказался всего 3,0–3,3 процента». А какова была «усушка» за позапрошлый год? А за позапозапрошлый? Пикантность ситуации в том, что это неизвестно. Казалось бы, что проще – есть сайт ведомства. Ан нет! Длинный ряд показателей, начиная с 2000 года, там постоянно меняется. Василий Узун, главный научный сотрудник Центра агропродовольственной политики Института прикладных экономических исследований РАНХиГС, говорит: «После сельскохозяйственной переписи 2006 года Росстат скорректировал показатели стоимости валовой продукции сельского хозяйства, объемов производства картофеля, овощей, фруктов и ягод за предыдущие годы. Изменились главным образом показатели по хозяйствам населения. Например, приписка по валу 2006 года составила 18,5 процента, по картофелю – 42,2, по овощам – 50,6, по фруктам и ягодам – 62,5 процента. Статистика, допускающая столь грубые ошибки, хуже, чем ее отсутствие. Первая перепись показала, что методику учета производства надо менять, она дает возможность манипулировать данными, приукрашивать результаты по указаниям начальства. Но ее сохранили практически неизменной. И есть опасения, что после переписи 2016 года тоже произойдет корректировка, выдающиеся достижения сменятся на более скромные, но этого уже никто не заметит». Короче, в сухом остатке: сегодня экспертам достоверно известно, что общие показатели роста публикуются с большими приписками. Но именно по этим сведениям отчитывается перед правительством Минсельхоз в начале года. А когда отчетность исправляется в сентябре, это происходит незаметно и мало кого интересует. Но дело не только в пересчете объемов. Есть и другие белые пятна статистики и черные дыры сельского хозяйства. Несъедобный показатель.  Алексей Зельднер убежден, что «рост валовой продукции сельского хозяйства – это несъедобный показатель: какой рост ни показывай, от этого не меняется ни производство продуктов питания, ни потребление их населением. Отчетность, может, кого и радует, но реальное производство и потребление мяса, молока, яиц на душу населения в 2015 году оказалось ниже уровня 1990 года и ниже нормативов потребления. Данных за 2016 год пока еще нет, но вряд ли они порадуют». Откуда же возникает статистическая вилка? Вернемся к методу валового оборота, по которому Росстат пересчитывает показатели в конце года: реальные объемы производства здесь тоже завышены. Дело в том, что этот расчет исходит не из товарных литров, тонн и пр., а из стоимости продукции, на которую влияет множество факторов: инфляция, спрос, экспортные цены и т.д. Как говорит Алексей Зельднер, «оценка результатов по стоимости тоже очень приблизительная, потому что она рассчитывается от вала, произведенного по всем отраслям, и в соответствии с долей, которую занимает сельское хозяйство,– около 3 процентов. Однако даже при том что стоимость продукции постоянно растет, эта инфляционная добавка не дотягивает до первоначальной цифры индексного расчета». По данным, которые Росстат представил «Огоньку», за последние 10 лет рост объема продукции сельского хозяйства составил 39 процентов. Изумительный показатель, но как ему верить? Ведь если продукции на рынке больше, а спрос, как говорят экономисты, неэластичный (никто же не закупает хлеб, мясо и яйца впрок), то розничные цены должны снижаться. А это происходит у нас только в августе-сентябре, когда на прилавки «выбрасываются» овощи и фрукты нового урожая, которые хозяйства не в состоянии сохранить, – потом цены подскакивают опять, и выше прежнего. Получается, в реальности не объемы произведенной продукции у нас растут, а их стоимость. Алексей Зельднер считает, что удвоение цен происходит каждую пятилетку: с 2005 по 2010 год стоимость продукции сельского хозяйства увеличилась в 1,9 раза; с 2011 по 2016-й – в 2,2 раза. И где же тогда продуктовое изобилие, которое могло бы сбить цены? Единственная цифра в сельскохозяйственных отчетах за 2016 год, против которой не возражают эксперты,– это производство зерна. Его, хоть и с потерей 6 млн тонн после «усушки», действительно собрали 119,1 млн тонн – на 4,8 процента больше, чем в прошлом году. Отчасти прирост дало повышение урожайности зерновых культур, отчасти благоприятные погодные условия и расширение посевных площадей примерно на 5 процентов. Эксперты отмечают, что зерно производится в основном в крупных и средних хозяйствах, где приписки именно по производству зерна незначительны. Но есть вопрос: нужен ли нам сейчас такой рост по зерну? Переходящие запасы (то есть зерно, хранящееся с прошлого года) устойчиво держатся на уровне 55–60 млн тонн. Для текущего внутреннего потребления по нормам ВОЗ нам достаточно 80 млн. Само зерно люди не едят – оно перерабатывается в крупу, муку, хлеб. Но возможности хранения и переработки у нас очень ограниченны, поэтому 25–30 млн тонн наша страна каждый год продает за рубеж. Дальше – самое занятное: мы продаем зерно второго и третьего сортов, и за рубежом его перерабатывают на комбикорма. Мы их потом покупаем, но уже с добавочной стоимостью (то есть дороже зерна) и кормим наш скот, свиней и кур (кстати, и то мясо, которое мы ввозим из-за рубежа, тоже, получается, выращено на нашем переработанном зерне). Возникает логичный вопрос: почему мы сами не производим комбикорма из своего же зерна? Увы, ответа на этот вопрос нет, хотя речь идет не только о кормах, но и о рабочих местах, предприятиях. Фактически мы обеспечиваем работой промышленные мощности в других странах, а потом платим валютой за товар, произведенный из нашего сырья.