Читать книгу Там, где меня нет - Александр Варенников - Страница 1

1

Холодный декабрьский дождь призрачной плетью хлестал по лобовому стеклу, так что дворники едва справлялись. Рев двигателя заглушал другие звуки той неспокойной ночи.

– Останови здесь, – сказал тот, что сидел на пассажирском сиденье.

Он натянул на голову черную лыжную маску. То же самое сделал водитель, когда остановил старенький «опель» у фонарного столба. Затем он вытащил из наплечной кобуры пистолет Макарова и снял его с предохранителя. Сунул оружие в карман черной куртки, надетой поверх свитера. Застегнул молнию куртки и нервно выдохнул.

– Не дрейфь, делов-то на пару минут, – бросил ему «пассажир».

Он открыл бардачок и достал бутылку без этикетки. Отхлебнул немного, тряхнул головой. Предложил водителю.

– Допинг, – усмехнувшись, сказал тот и взял бутылку.

Сделав несколько крупных глотков, он закрыл бутылку и кинул ее на заднее сиденье автомобиля. Кивнув своему подельнику, он открыл дверь и вышел на улицу.

Зима была непривычно теплой, да и дождь хлестал с самого утра, так что грунтовая дорога разливалась лужами и грязными потоками. За высокими заборами темнели окна домов. Тихий пригород у склона, совсем рядом с рекой Десной. Живописные виды Брянщины, скрытые под покровом ночи. Шумел дождь, и только быстрые шаги двух вооруженных мужчин в балаклавах нарушали привычное положение дел.

В одном из домов свет горел. Как будто ждали незваных гостей. Охранник – широкоплечий, явно спортсмен – выскочил во двор в одних трениках и открыл по ним огонь из Стечкина, но был ранен в плечо и шею. Повалился на холодную землю, да так и остался лежать, истекая кровью. Жить ему оставалось считанные минуты.

Один из грабителей выскочил из дома и повалился на землю рядом с трупом спортсмена. Он тяжело дышал, потому что до этого получил выстрел в спину, да только был в бронежилете, что его и спасло. Про сломанные ребра думать не было времени – лишь бы свалить. Как можно скорее.

Он добежал до «опеля», дернул за дверную ручку. Прыгнул на водительское сиденье и резким движением повернул ключ зажигания. Шум двигателя чуть успокоил. Грабитель хлопнул дверью и включил первую передачу.

Скорость была уже под сорок километров в час, когда из задней части дома на дорогу выскочил юнец. Довольно темно, ведь горят не все фонари, но предельно ясно, что в руках он сжимает пистолет и явно метит в водителя.

Тот, поддавшись стремительному чувству, утопил педаль газа в пол и на полной скорости сбил пацана, да так, что тот отскочил от капота, перелетел через крышу и упал на грязную дорогу. Так и не успел выстрелить.

Водитель вдавил педаль тормоза.

– Сука! – выругался он и ударил по рулевому колесу.

Ничего не оставалось делать, кроме как рвать когти с пустыми руками. Первая передача. Двигатель рычит. Грязь летит в разные стороны. Боль пронзает тело, но это лучше, чем лежать на холодной земле с несколькими граммами свинца в груди.

До рассвета еще далеко, и кажется, что это будет самая долгая в жизни ночь…

2

Из дневника Юры Мальцева

29.12.2006

Год Красной Свиньи? Понятия не имею, что это значит. Наверное, существуют какие-то отличительные черты этой самой свиньи. Может быть, она даже по вкусовым качествам отличается. Кстати, про вкус. Слышал, что нельзя готовить к новогоднему столу блюда из свинины. Так за ужином, между делом, сказала мама. Я бы, может, поспорил с ней на тему предрассудков и глупости, но я же ни черта не шарю в восточном календаре.

Про Восток, календари и всякого рода поверья – это к Дине. Да, она уж точно в этом понимает. Умная девчонка. Красивая. Кстати, вчера на школьной дискотеке она согласилась потанцевать со мной. Наверное, это самая важная новость в сегодняшней записи.

Если бы у меня была способность останавливать время, я бы, не раздумывая, воспользовался ею во время нашего с Диной танца. Мои руки на ее талии. Она пахнет так взросло, маняще, что кругом идет голова. Быть может, это оттого, что мы с ней кружимся по актовому залу, не обращая внимания на другие парочки. Умная девочка. Красивая. Увы, не моя.

Новый год мне нравится тем, что возникает тревожное чувство тоски по чуду, которое еще не случилось, но о котором ты знаешь. Которое непременно случится. И вот, в актовом зале, когда погас свет, заиграла громко песня – хит уходящего года, и рассыпался всеми цветами радуги диско-шар, я слишком явно ощутил близость этого чуда. Танцуя с друзьями в кругу, неумело размахивая руками и притопывая под ритмы однообразной электронной музыки – БАМ-БАМ-БАМ, я все поглядывал в сторону Дины. Потел, задыхался. Ну а потом страх быть отверженным отступил…

Сегодня весь день не нахожу себе места. Хочу позвонить ей или эсэмэску написать. Что может быть проще? Это раньше, когда у нас в городе еще не было мобильной связи, страх перед звонками на домашний телефон легко оправдывался нежеланием наткнуться на одного из родителей. Попробуй-ка и объяснись, зачем тебе потребовалось звонить в десять часов вечера. Конечно же, спросить у Дины, что задали на завтра по геометрии. Десятый класс как-никак. Учиться надо. Но в голове мысли совсем о другой геометрии. О линиях тела.

Пацанам ничего не рассказывал. Саня Воронцов, конечно, подколол меня по поводу вчерашнего танца. Завидует, наверное. В любом случае, поплатился за это порцией снега за шиворот. Снега сейчас много. Можно хоть каждый час засранца головой в сугробы окунать.

Может, спросить у дяди Дани, что делать? Он, похоже, разбирается в женской психологии. Ну, он взрослый, да и со мной общается на равных, так что можно избежать этого нелепого чувства, которое испытываешь, выслушивая лекцию матери про то, как правильно пользоваться презервативами. Дядя Даня – он друг. Боевой товарищ. Напарник.

Я мало пишу о нем. Может, и зря. Думаю, все дело в нашем общем… деле. Да уж, писатель из меня получается так себе. Не хочу зачеркивать это. Пускай будет моим авторским стилем. Это в школьных сочинениях нужно придерживаться строгих правил. Как по мне, иногда нужно идти как раз против, чтобы сочинить нечто важное. У судьбы ведь тоже нет правил. Сплошь и рядом красные подчеркивания в тетради, и оценка «неуд».

3

– Там, наверное, очень холодно, – сказала девушка, доставая из миниатюрной сумочки на тонком ремешке пачку сигарет.

Она курила изящно, так, будто находилась в кадре художественного фильма. Молодая, с большими светлыми глазами и чувственными губками, которые так жадно обхватывали сигаретный фильтр. Даниил приметил ее сразу же, как только вошел в курилку.

– В это время года, может, даже повезет погреться на солнце, – ответил Даниил, стряхивая пепел. – Дни становятся длиннее. Ночи – короче. Того и гляди, можно остаться без сна.

Она курила вторую сигарету подряд. Может, хотела пообщаться? Или просто убивала время в ожидании своего рейса? Неважно. В конце концов, курилка аэропорта – одно из тех мест, где мимолетные встречи редко перерастают в длительные знакомства. Покурили, поболтали – и разлетелись в разные стороны. Никаких обязательств. Только дым, общий на всех, вдыхаемый и выдыхаемый в непринужденных разговорах.

В небольшой комнате со стеклянными стенами было еще несколько человек. Низкорослый мужчина в клетчатом пиджаке живо обсуждал что-то со своим знакомым, в то время как его спутница – наштукатуренная брюнетка немного за сорок, облаченная в норковую шубу, – копошилась в своей сумочке. Она пыталась найти разрывавшийся полифонической мелодией мобильный телефон-раскладушку.

Даниил подумал о том, что облачаться в норковую шубу в конце мая – это даже не показуха, но, определенно, диагноз. Впрочем, последняя неделя весны выдалась не такой уж теплой – то и дело срывался с цепи холодный ветер, порой буйствовал в паре с проливным дождем. Сырость, запотевшие стекла автомобилей…

– Есть много способов остаться без сна, – сказала девушка, выпустив струйку сизого дыма. – Необязательно уезжать так далеко.

– Ну, я ведь по работе туда, – сам того не желая, стал оправдываться Даниил.

Впрочем, он тут же прервался. Чуть нахмурился, посмотрев в сторону дверей. Хмурость променял на скупую улыбку, после чего вдавил недокуренную сигарету в металлическую пепельницу и собрался уходить. Вежливо улыбнувшись, пожелал девушке хорошего полета и пошел к выходу из курилки.

Ольга ждала его у дверей. День вылета был наполнен до отвала всякой степени важности делами, и с самого утра она уже выглядела усталой. Красивой, но усталой. То была ее особая черта – сочетать вещи, казалось бы, отнюдь не сочетаемые. Как внешностью своей, так и делами.

Даниила, все же, удивила бледность ее лица.

– Все в порядке? – спросил он, забирая из рук Ольги цветастую дорожную сумку.

– Да…

Ольга ответила машинально, но вдруг будто бы пришла в себя – отогнала дурные мысли в сторону. Чуть улыбнулась мужу. Вместе они пошли в сторону лестницы, ведшей на второй этаж терминала. Там можно было скоротать время до вылета, сидя в кафе и разглядывая огромные лайнеры, в тихой задумчивости ожидавшие новых взлетов и посадок.

– Просто… как подумаю, что через час огромная консервная банка поднимется в небо, а я в ней… так сразу дурно становится, – призналась Ольга.

– Ну ты чего?

Даниил чуть опередил ее, коснулся плеча. Посмотрел в глаза.

– Не заметишь, как быстро пролетит время и мы уже будем на другом конце света. Ты же сама так хотела увидеть Север. А иначе туда не попасть.

– Я знаю. Не говори со мной, как с ребенком, ладно?

Еще она знала наверняка, что будет все восемь часов полета находиться в постоянном напряжении. С этим ей нужно было смириться. Никто не виноват, просто есть такая неприятная штука – аэрофобия.

Даниилу тоже нужно было смириться с тем, что его жена на ближайшие несколько часов превратится в перепуганного ребенка. Все же, не понимал он такого рода страха. Знал не понаслышке, что есть в жизни вещи куда более пугающие, нежели шанс один на миллион погибнуть в авиакатастрофе.

Да и авиацию он любил с юных лет. Грозный рев двигателей на взлете, пушистые кучевые облака под крылом. Романтика. Воспоминания детские, юношеские, взрослые – все рассыпалось деталями. А на земле что? Грунтовая дорога из города в аэропорт и облака пыли вслед за уезжающими машинами? Отцовская форма в старом платяном шкафу? Да, все это было. И еще солнечный свет, бьющий в окно поутру. Так не хочется просыпаться, но назойливо трещит будильник. Мама на кухне готовит завтрак.

Даниил одернул себя. Как бы ни хотелось ему закутаться в вихрь воспоминаний, он должен был находиться здесь и сейчас. Рядом. В московском аэропорту Внуково, с цветастой дорожной сумкой в руке. В день их с женой отбытия на Крайний Север.

Позади были очереди паспортного контроля, писклявые рамки металлодетекторов, обувь в грохочущих серых корзинках и синие бахилы поверх носков. Ольга еще удивилась, для чего нужно снимать обувь. Даниил ответил, что это мера предосторожности. Хотел было припомнить события не столь давние, когда с интервалом в минуту взорвались в результате теракта два самолета, но промолчал.

– Вдруг кому вздумается вещества провозить в подошве, – сказал Даниил. – Знаешь, ведь изловчаются.

Ольга слушала, но, казалось, думала о своем.

У выхода на посадку пришлось отстоять немалую очередь. После был автобус, вальяжно выруливавший перед крылатыми махинами, двигавшийся строго по разметке. Гул реактивных двигателей.

– Добрый вечер, уважаемые дамы и господа. Наш экипаж рад приветствовать вас на борту самолета Ту-204…

В салоне не было свободных мест. В это время года за полярный круг отправлялись в основном вахтовики. Впрочем, были еще пары с детьми. Ранние отпускники, как предположил Даниил. Ему все думалось, что он приметит знакомое лицо. Нет, слишком много времени прошло.

– Время в пути – семь часов и сорок пять минут.

Даниил взял Ольгу за руку. Он почувствовал ее дрожь. На какую-то долю секунды признал себя виноватым. Но в чем? На этот вопрос он и сам не в силах был ответить. Просто улыбнулся жене, мол, все нормально.

Диспетчер дал разрешение на взлет, и огромная машина, промчавшись по полосе, взмыла к тяжелым дождевым облакам. Шасси были убраны, а под крылом сверкал на прощание тысячами огней необъятный город. Шоссе и улочки, бесконечная суета. Вечер ускорится при движении на восток и резко сменится ночью. А там и до утра недалеко.

Открыв глаза, Даниил увидел луч света, пробивавшийся сквозь чуть приоткрытый иллюминатор и упиравшийся в спинку впереди стоявшего кресла. На откидном столике – бортовое питание. Горячее блюдо в алюминиевой касалетке. Пузатая булочка. Оливки и сервелат тонкими ломтиками. Чай, кофе? Прохладительные напитки?

Ольга еще спала, и Даниил не стал будить ее. Сосед по ряду – щекастый мужик в бледно-голубой рубашке, занявший место у прохода, – куда-то пропал, ну да черт с ним. Аппетит после сна разыгрался не на шутку, так что Даниил умял всю свою порцию. Порцию жены оставил на потом. Подумал, что, если она не захочет, он сам не прочь будет повторно перекусить.

На шестом часу полета в салоне царила атмосфера сонного спокойствия. Не то что через полчаса после взлета, когда самолет набрал высоту. Болтовня уступила место мерному посапыванию, утопавшему в шуме двигателей. Бортпроводницы толкали тележки с напитками. Под крылом простирался Северный Ледовитый океан.

Ольга проснулась незадолго до посадки. Сладко зевнув, прильнула к Даниилу. Тот отложил в сторону книгу, которую не слишком увлеченно читал, то и дело срываясь в дремоту. Обнял жену.

– Хорошо спалось?

– Да. Таблетки подействовали, – будто бы извиняясь, ответила Ольга.

Она чуть ослабила ремень безопасности, который не расстегивала на протяжении всего полета. Еще раз зевнула. Закладывало уши.

Даниил смотрел в иллюминатор.

– Смотри, какая красота, – сказал он, когда самолет начал совершать разворот и будто бы указал крылом в сторону побережья.

– Как тут… пусто, – чуть смутившись, подметила Ольга. – Это же сопки, да? И льды у берега. В мае?

– Ага. Но это только кажется, что у берега. На самом деле, они ближе к лету отходят на несколько километров. Смотри, а вот там город. Видишь? Дым валит из труб.

Даниил говорил с воодушевлением и даже не пытался скрыть свою мальчишескую радость, как делал это обычно. Ольга и до того момента прекрасно понимала, что для мужа вернуться в родные края – дело приятное. Теперь же она ясно осознала, что решение отправиться в далекие дали было на сто процентов правильным. Ведь все остальное… попросту неважно.

4

Егор Патрушев припарковал видавший виды «бобик» на площадке у здания аэропорта. Заглушив двигатель, он закурил и уже после открыл дверь. Та, поддавшись порыву ветра, чуть скрипнула и отворилась на полную.

Выбравшись из машины, Егор прошел мимо припаркованных вахтовок к высокому сетчатому забору. Оттуда можно было понаблюдать за приземлением самолета. Кроме него, у забора стоял мужчина в шапке-пыжике и теплой кожаной куртке. Весна за полярным кругом не особо радует теплыми деньками.

– Вроде должен сесть с минуты на минуту, – сказал мужчина, кинув приветственный взгляд на Егора. – У меня работяги прилетают на этой «тушке». А ты чего, семью ждешь?

– Да не, – махнул рукой Егор. – Старый друг возвращается. С женой.

Он и сам не понял, зачем добавил это «с женой». Быть может, поставил так акцент лишь потому, что помнил Даниила Некрасова еще пацаном и образ мужика, перевалившего возрастом далеко за тридцать лет, с грузом взрослых проблем и женой в придачу, никак не укладывался в его голове. Сам он, конечно, тоже не остался ребенком, но ведь против образов из прошлого не попрешь. Как ни крути, они всегда будут накладываться поверх образов настоящего.

Как и сказал мужчина в шапке, через минуту-другую шасси самолета коснулись бетонной полосы. Взревел реверс, и пронзительный звук разнесся над покрытым рябью заливом, поджимавшим аэропорт с одной стороны. По другую сторону, прямо за расселенным авиагородком, простиралась принявшая на исходе мая свои лучшие цвета тундра.

Вскоре «тушка» остановила свой ход у терминала. Подъехал желтый трап, служивший еще с далеко-советских времен, и стали появляться пассажиры. Егор понимал, что среди всех людей так с ходу не сможет распознать Даниила. Прошло ведь без малого двадцать лет. Были, конечно, недолгие встречи и телефонные звонки. Даже письма были. Но что жизнь может сделать с человеком даже за пять лет? Да все что угодно.

Оказавшись в здании аэропорта, Егор огляделся по сторонам. Прибывшие пассажиры только начинали получать свой багаж, а вот те, кто, наоборот, собирался улетать, толпились около большого стекла с надписью «Спецконтроль». В целом, народу в здании было не так много. Все же, единственный рейс за весь день.

Цветастая дорожная сумка привлекла внимание Егора. Он долго приглядывался к лицу, сверяя образ из прошлого с образом настоящего. Определенное сходство нашел. Улыбнулся старому другу. Крепко обнял его.

– Ну привет, дружище! – прозвучал голос Даниила.

Подрос паренек, ничего не скажешь. Подростком был щуплый, но разросся в плечах, и при этом лишнего не схватил в области живота. Чуть поредели волосы, появились аккуратные залысины. Крепкая челюсть, чуть поросшая щетиной. Зеленые глаза, слишком светлые и оттого очень приметные. Всегда они у Даниила были такими.

Поприветствовав друга, Егор кивнул Ольге. Та, чуть оробев, кивнула в ответ.

– Это моя жена Оля, – представил ее Даниил. Перевел взгляд на друга. – А это мой школьный друг Егор. Ну, заочно знакомы ведь. Все в письмах, все в телефонных разговорах.

После недолгого приветствия двинулись из здания. Громоздкие двери. Лестница, ведшая вниз – к выходу на парковку. Тяжелые чемоданы, и разговор завести нелегко. С чего начать? Чем продолжить?

– Ты на колесах ведь? – спросил Даниил, когда они оказались на парковке.

– Да, на рабочем уазике.

На парковке стало живо, хаотично. Приехал рейсовый автобус. Рычали двигатели «Уралов», гудели голоса мужиков. Курили, ругались матом – в общем, делились впечатлениями о полете и мыслями о том, что впереди большая вахта и что Михалыч, мать его так, по прилету даже по стопке выпить не разрешает. Все работа, и никаких пьянок-гулянок. Чертовы начальники!

– Бодрит, – сказала Ольга, чуть поежившись от холода.

Легкая куртка не особо спасала от холодного северного ветра. Оттого вдвойне приятно было оказаться в машине Егора, в тепле. На сиденьях – меховые чехлы. Елочка, болтавшаяся из стороны в сторону, источала приятный запах. Ну и, конечно же, «троица» на приборной панели – не как оберег, но как напоминание, что все под Богом ходим.

Погрузив чемоданы, Даниил захлопнул дверь багажника и, перекурив, запрыгнул на переднее пассажирское сиденье.

– Ну что, начальник, вези нас домой, – с улыбкой сказал он Егору.

Тот кивнул в ответ и завел машину. Выкрутил руль. «Бобик» устремился прочь от здания аэропорта, к грунтовой дороге. Там была развилка: в одной стороне находился город, а в другой – пустота оставленных поселений и многие километры дикой природы.

Машину в очередной раз сильно тряхнуло, и Ольга обеими руками вцепилась в дверную ручку. Ни разу в жизни не бывала она на таких диких дорогах. Да и Егор то и дело поддавал газу, будто нарочно, наслаждаясь тряской.

Дорога, соединявшая город и аэропорт, отдалилась от берега залива, где крупная галька и сутулые рыбацкие домики, в обиходе называемые балками, и устремилась вверх – огибать одинокую сопку, вздувшуюся, с пологими склонами.

Поначалу Ольга все не могла понять, почему виды местной природы настораживают ее. Очередная встряска, похоже, подтолкнула мысли. Деревья. Точнее, их отсутствие. Непривычно пустынной казалась северная природа человеку, чьи годы юности прошли на Брянщине, где буйство зелени и так уютно в чаще леса.

Даниил и его друг разговаривали, причем диалог то и дело замирал, и пустоту молчания заполняла музыка. «Наутилус Помпилиус». Бутусов пел о прогулках по воде. Пленка крутилась. Даниил еще пошутил, увидев кустарно пристроенную на приборной панели кассетную магнитолу.

– Такого старья уже днем с огнем не сыскать!

Егор усмехнулся, но ничего не ответил. Ольгу это нисколько не удивило: друг Даниила изначально показался ей человеком не особо разговорчивым, даже замкнутым. Таким людям общение даже с самыми близкими дается в разы сложнее, оттого и длинные паузы в разговорах, и усмешки. Но что в мыслях?

Ольга думала о том, что противоположности притягиваются. Удивлялась, как во всем разные люди находят нечто общее в жизни. Думала про себя и про Даниила. У них ведь получилось сойтись, несмотря ни на что.

– Значит, будешь порядок тут наводить, товарищ старший лейтенант, – подвел итог Егор, выслушав рассказ Даниила.

– Буду, – сказал тот с показной крепостью в голосе. – Ну а что, у вас здесь беспорядок? Слышал от коллег, что тишь да гладь. Народ своей жизнью живет, мордобоем иногда развлекается. Канадцы золото добывают.

– Да, все так. В основном.

Ольге не понравилась возникшая пауза. И тут даже не природное чутье сыграло свою роль. Было нечто иное. Ольге даже показалось, что все дело в голосе Егора – чуть с хрипотцой, не слишком приятном, по ее мнению.

– В основном? Что ты имеешь в виду? – не скрывая интереса, спросил Даниил.

– Да пару дней назад нашли… ногу. Человеческую. На побережье, – сказал Егор, но осекся. – Я не в курсе особо. Может, это просто слухи.

– Неплохие такие слухи, – усмехнулся Даниил. – Может, медведь в город заходил?

С каждым словом Ольга все меньше понимала, говорят они всерьез или просто шутят. Впрочем, человеческая нога на побережье – какая тут может быть шутка?

– Не было медведей в этом году, – покачал головой Егор.

Оставив позади сопку с ее пологими склонами, уазик промчался мимо заброшенных домов. Пустыми глазницами выбитых окон смотрели они вслед уезжавшей машине. На железных воротах, преграждавших путь к безликим коробкам гаражей, красовалась надпись «Слава пролетариату!».

Даниил невольно усмехнулся, и усмешка его была ядовитой. Все же, человеку его времени легче было принимать чьи-либо поражения и глобальные разрушения всего, нежели радоваться процессу созидания. Просто потому, что осталось слишком мало сочувствия. В неудачника обычно тычут пальцем, но не пытаются ему помочь. Вот и он подумал, что лучше усмехнется, чем в очередной раз посочувствует той стране, на руины которой смотрит.

Но вот «бобик» покинул поселок, и теперь дорога уходила вниз, прямо к берегу моря. А уже там, расположившись на склонах трех сопок, тянулся рядами пятиэтажных домов небольшой приморский городок.

Въезд в город был отмечен прямоугольным дорожным знаком, где черным по белому было написано его название. В детские годы Даниил никак не мог понять, зачем нужно было ставить этот знак. Все и так прекрасно знали, что это за город. Ведь ближайший находится в сотнях километров отсюда. Уж никак не ошибешься.

После знака загородная дорога разделялась на две такие же городские. Одна вела в сторону центра города, другая же уходила к подножьям сопок, где располагались заброшенные бараки и старый завод по производству стройматериалов, заброшенный в начале прошлого десятилетия.

«Бобик» проехал вдоль небольшого микрорайона. Время шло к полудню, и большая часть местных жителей находилась на работе, так что неровные улочки пустовали, и только ветер игрался мусором во дворах домов, да бездомные собаки крепкими стаями сновали туда-сюда в поисках пропитания. Изредка навстречу проезжал какой-нибудь старый японский внедорожник или же очередной уазик.

Впереди высились трубы теплоэлектростанции, и черный дым, подкошенный воздушными потоками, напряженно вздымался и растворялся в девственной чистоте северного неба. Чуть дальше располагался морской порт, чьи краны, словно сгорбленные старухи, ожидали новых кораблей, уставившись на водную гладь.

Егор крутанул руль и направил «бобик» вглубь микрорайона. Спустя полминуты машина остановилась у пятиэтажки, расположенной, как и все строения в городе, на толстых сваях. Неуклюжая лестница вела к входу в подъезд. На деревянной лавочке у дверей сидел сморщенный дед с тростью и внимательно разглядывал «бобик» и тех, кто в нем прибыл.

Поставив машину на ручник, Егор полез в карман куртки и достал связку ключей с увесистым брелоком. Протянул ее Даниилу.

– Друг из администрации передал. Сказал, чтобы ты приехал в ближайшие дни подписать все бумаги по квартире. Ну, как отдохнешь с дороги.

– Конечно. Сегодня и заеду.

Егор помог дотащить чемоданы до входа в подъезд. Порывался и дальше, но Даниил успокоил его. Сказал, что сам со всем справится.

– И еще, – добавил Егор, чуть помявшись. – Заходите как-нибудь в гости. Посидим, выпьем.

– Без проблем, – ответил Даниил, переглянувшись с женой. – Спасибо тебе, дружище. Я тебя наберу завтра, договорились?

На том и порешили. Впрочем, после длительного перелета и Даниил, и Ольга чувствовали усталость, так что мысли были только о теплом душе да о паре-тройке часов крепкого сна.

Квартира находилась на четвертом этаже. Двушка с раздельным санузлом и просторной кухней. Обои кофейного оттенка, незамысловатый узор линолеума. Ковер на стене, у раскладного дивана старой закалки. Большой платяной шкаф – всеми привезенными вещами и не заполнить до отказа. Все для жизни – даже пузатый телевизор с антенной-усиками и раскладной стол-книжка, дожидающийся своего звездного новогоднего часа.

– Здесь уютно, – сказала Ольга, пройдясь по комнатам.

– И главное, что свое теперь, – чуть ли не пропел Даниил. – Никаких тебе «это моя кастрюля» и безразмерных соседских лифчиков на сушилке. Прощай, коммуналка!

– Вот тебе дались эти лифчики.

– Это, знаешь ли, пугающее зрелище!

Ольга смеялась звонким смехом. Былую сонливость смыло приятными эмоциями. Захотелось встать под теплый душ, согреться. Захотелось оказаться под струями теплой воды вместе с Даниилом. Чувствовать его прикосновения и дрожать всем телом в приятной истоме. Чувствовать, что муж любит и что мыслями своими и желаниями он снова рядом.

После с новой силой захотелось спать. Что уж говорить, из-за смены часовых поясов это желание будет преследовать еще не один день.

5

Из дневника Юры Мальцева

30.12.2006

Вчера я написал про сочинения и правила. Что ж, по всем правилам, мы с дядей Даней не должны были втягиваться в это дело. Он еще ладно – милиционер. Он выполняет свою работу. Но как я оказался рядом?

Страшновато писать об этом в дневнике, но по-другому я не могу. Пацанам не рассказать, матери – тем более. А внутри словно нарывает что-то. О подобном вроде Булгаков писал. Что невозможность писать для него равносильна погребению заживо. Что ж, если этот дневник попадет к кому-то в руки, то я, скорее всего, буду уже погребен заживо. Шутка.

Когда я впервые услышал про найденную на побережье человеческую ногу, я подумал было, что это розыгрыш. Помню, как в четвертом классе Саня Воронцов пустил по школе слух, будто в городе завелся маньяк. В доказательство привел внезапное исчезновение Лены Старостиной. Та, разумеется, просто заболела, и родители оставили ее дома. Но история, придуманная Саней, разлетелась по всей школе в считанные часы. Некоторое время вахтерша удивлялась, почему это ребята из младших классов толпятся у выхода из школы, но никто не выходит. Оказалось, страшно всем было. А вы, Тамара Федоровна, разве не знали, что по улицам города маньяк бродит?

В девятом классе (а я как раз заканчивал девятый) подобный слушок показался бы форменной глупостью. Мы ведь уже без пяти минут взрослые, как говорит Федор Валерьевич. Умеем отличать черное от белого. Паспорта получили. И гимн своей страны знаем наизусть. Курим сигареты, когда случаются жизненные неурядицы. Распиваем с пацанами полторашку пива перед дискотекой, что вечерами по субботам. Кто-то из нас даже успел лишиться девственности к своим пятнадцати годам. Чем не признаки взрослой жизни?

Кстати, последнее – это не про меня, увы. Пишу – и думаю о Дине. Как же она вкусно пахнет. Как танцует…

Но я отвлекся. Узнав про необычную находку на побережье, мы с Саней отправились на разведку. Слиняли с последнего урока – с химией все равно никакой дружбы не было и не будет. На автобусе добрались до окраины.

В тот день валил снег, но не пушистый и приятный, как в декабре, а мокрый и надоедливый. Тундра еще не оправилась от холода, выглядывала из-под снежных корок, вся какая-то серая, неприветливая. Так бывает в мае. А потом раз – и все цветет, как-то внезапно и очень уж приятно.

У побережья, за недостроенным зданием на высоких сваях, стояли милицейские машины. Никаких искрящих мигалок или воя сирен, как это показывают в кино. Тишина, покой. Меня это удивило тогда, но ведь профессионализм предпочитает тишину и покой, разве нет?

Мы с Саней на профессиональных шпионов уж точно не походили, хоть и делали вид серьезный, пробираясь ближе к месту происшествия мимо старых сараев, мимо кладбища старой техники, где ржавели древние автобусы и почему-то лежал кусок самолета. Саня один раз недурно навернулся на камнях, но угодил спиной на землю, так что отделался только легким испугом и грязным пятном на куртке.

Я остановил Саню, когда мы подошли уже слишком близко. Мне не хотелось попадаться на глаза милиционерам. Тут не до шуток – могут строго проучить.

Спрятавшись за корпусом старого грузовичка, мы выглядывали по очереди и делились своими замечаниями. Мне показалось, что вся суета происходила вокруг мешка, лежавшего прямо посреди камней. В мешке нога?

Саня сказал, что нашедший ногу дядя Федя сам толком ничего не мог рассказать. Перепугался старый рыбак, Сашкин дальний родственник. Пустился бежать, позабыв о своем рыбном месте и о рыбе вообще. Прибежав домой, с горем пополам объяснил жене, что нашел страшное. Та, разумеется, позвонила в милицию. Ну а все это благополучно подслушал их внучок, который на два года младше нас. Он-то и рассказал Сане о находке.

Внучок хотел пойти с нами, но мы сказали, что идти никуда не собираемся. Ну а сами, как известно, рванули из школы при первой же возможности.

Саня полез смотреть, но зачем-то начал снимать рюкзак. Я сказал, что не нужно копошиться, что мы и так можем себя выдать. Но Саню это не пробрало. Его природная неуклюжесть в очередной раз проявила себя, но теперь упал не он, а я. Глупо, но факт: тяжелый рюкзак с учебниками и спортивной формой угодил мне на ногу, ведь Саня не смог по-человечески снять его с плеч. Я подался назад и налетел на бетонный блок, невесть зачем лежавший рядом с грузовичком-развалиной.

Шуму наделали немало, так что еще какое-то время оставались замерев, даже не дышали, будто это как-то могло помочь. Но к чему я начал о падении? Да к тому, что если бы не упал, то не нашел бы два фунта стерлингов старой серебряной монетой, с изображением королевы Елизаветы II. Вот так порой наши случайные падения запускают целую череду событий.

Впрочем, тогда я не думал о будущем, да и монету не признал. Куда больше мне хотелось пережить настоящее. Замерев, я смотрел то на Саню, прижавшегося к металлу грузовичка, то на диковинную монету. То на пятна крови, отчего-то появившиеся на бетонном блоке и торчавшем из него куске арматуры.

Осмотрел себя. Вроде и не ранен. Да и пятна крови уже подсохшие, явно не мои. Понемногу пришел в себя. Кивнул Сане. Обозвал его придурком. Тот аккуратно выглянул из-за грузовичка и посмотрел в сторону милиционеров, а после повернулся ко мне и, выставив левую руку вперед, оттопырил большой палец кверху. Я окончательно успокоился. Затем мой неуклюжий друг убрал большой палец и выставил средний. Это вроде как извинение.

Обратно решили идти тем же путем, каким и пришли. Двигались быстро, словно беглые заключенные. Было чуть страшно, так, до дрожи, берущей свое начало где-то внизу живота. Приятная такая дрожь. Ради того, чтобы ее ощутить, наверное, и погнали смотреть на место происшествия. Ради нее же лазали по заброшенному заводу, в темноте, среди торчавшей арматуры, среди грязи. Ради нее забирались на вершины сопок в ветреную погоду, когда дул «южак», сбивавший с ног и не дававший вдохнуть воздух полной грудью. Искали ту самую дрожь. И не важно, что она всегда была внутри нас. Дрожь любит приключения.

Саня поделился со мной одним замечанием. Сказал, что мешок, вокруг которого возникла вся эта суета, показался ему уж очень большим. Я ответил, что у страха глаза велики (всегда забавляло это выражение), но, поразмыслив, согласился с другом. В таком мешке не только ногу можно было поместить. Целую тушу.

Домой я пришел уставший, но довольный. Скинул рюкзак, погладил Толика. Пес будто бы учуял что-то, принялся меня обнюхивать всего, с ног до головы. Дрожь отпустила, и у меня разыгрался зверский аппетит, так что вслед за маминым борщом, сдобренным сметанкой, последовали картофельные зразы с луком и яйцом, пухлые, мягкие по краям. На кухне шумел телевизор. «Тайны Смолвиля», повтор вчерашней серии.

Я достал из кармана джинсов найденную монетку и положил на стол. После сытного обеда думалось как-то особенно вяло. В голове гудел лишь один вопрос: чья это монетка?

6

– Старший лейтенант Даниил Некрасов прибыл к нам из Брянской области, – поправив большие очки в роговой оправе и окинув взглядом собравшихся в кабинете сотрудников, сказал Евгений Дмитриевич Першин. – Человек с опытом, с рекомендациями. Участвовал в спецоперациях.

Подполковник говорил сухо, без эмоций. Царившая во время оперативки сонная атмосфера действовала на Даниила должным образом. Полярный день, да и смена часовых поясов, чтоб ее…

В небольшом кабинете, за вытянутым столом, кроме Даниила и подполковника Першина, сидели еще семь человек. С одним из них, майором Евтушенко, Даниил успел познакомиться незадолго до начала собрания.

– Что ж, будем работать вместе, – приветливо сказал майор и пожал коллеге руку. – Ты не думай, что городок маленький, что дел не имеется. Свой хлеб отрабатывать придется.

Даниил не мог не обратить внимания на глубокие бороздки морщин на лбу и щеках майора. Лицо его при этом не выглядело старчески утомленным, а взгляд серых глаз и вовсе казался молодым и дерзким. Странное сочетание навело Даниила на мысли о пытливости и неустанности ума Евтушенко. Он, конечно, мог ошибаться, но мысленно приготовился к худшему. Работать с такими людьми ему всегда было непросто.

Еще Даниил обратил внимание на молодую сотрудницу по фамилии Киреева. Когда Першин закончил представлять нового сотрудника и зачитал приказ, она доложила, что в отдел рано утром обратилась женщина и сообщила о краже. Так приступили к обсуждению насущных вопросов. Заговорили и о мешке, найденном на побережье.

– Пал Палыч, – обратился подполковник к Евтушенко. – Введешь Даниила в курс дела. Пускай включается в работу.

На том и порешили. Майор кивнул. Видимо, ему это только в радость было. Даниил подумал, что таким людям только дай повод показать свое мастерство и значимость. Оставят от тебя рожки да ножки.

В очередной раз Даниил выругал себя за то, что так резко навешивает на людей ярлыки. Что же это, издержка профессии? Опыт? Да, порой очень важно с первого взгляда распознать фальшь. Прикинуть, может ли человек поступить не по совести или вовсе переступить черту. Но тут-то что? Коллеги, с которыми еще работать и работать. Каждый со своей историей, со своими проблемами. Морщины… Они ведь могут и от плохого здоровья так проявиться, и от природы здешней. И необязательно для этого дрянной характер иметь.

Ладно Евтушенко с его морщинами. Взять хотя бы эту Кирееву. Молодая девушка. Сержант. Недурна собой, хотя и полновата. Чего же ее потянуло в милицию? Что-то доказать хочет себе или другим? Вот и не угадаешь с первого раза.

– Руслан, – обратился Першин к чернобровому капитану, сидевшему рядом с Киреевой. – Что там по Новосельцеву? Дочь заявление все-таки забрала?

– Да, уже в который раз, – ответил капитан, чуть нахмурившись. – Я бы этого Новосельцева сам, как отбивную…

– Может, правильно бы сделал, – подхватила Киреева.

– Ну, довольно! – грубо перебил Першин. – Что у нас тут за линчеватели объявились? Отставить такие разговоры. А что до Новосельцева… допрыгается, это точно.

Чернобровый капитан покачал головой. Острый взгляд карих глаз пробежался по столу и остановился на стоявшем поодаль графине с водой. Жажду в себе он потушил. Выдохнул.

Капитан Руслан Галимуллин был широк в плечах и красив твердой мужской красотой, которая концентрируется в скулах, крепости подбородка и выразительном взгляде. Еще у него имелся шрам под левым глазом в виде полумесяца. Форма сидела на нем как влитая, и Даниил отчего-то представил его сидящим не в кабинете с бледными стенами и скрипучими стульями, а на фоне опасной горной местности, с автоматом в руках, курящим папиросу. Не все товарищи вернулись из боя. Ему же на этот раз повезло. Только осколок гранаты под глазом оставил след. Будет памятью. Вечной памятью.

Война оставляет следы, но не каждый эти следы может считать.

– На этом все, – сказал Першин, поднимаясь из-за стола. – Все свободны.

Часом позже Даниил сидел за письменным столом с кипой бумаг. Он только что вернулся из отдела кадров, где битый час подписывал все необходимые документы. Заниматься бумажной работой у него уже не было никакого желания.

Кабинет, который он теперь делил с Евтушенко, был обставлен просто и без вкуса: два нехитрых деревянных стола, на одном из которых стоял компьютер – старый и трескучий в работе; шкаф с ломившимися от обилия документов полками; громоздкий сейф с приоткрытой дверцей, в котором по не ведомой Даниилу причине хранились старые газеты; небольшое окно, выходившее во внутренний двор, где стояли конфискованный мотоцикл да пара ящиков невесть чего. В общем, кабинет мало чем отличался от того, в котором Даниил корпел над отчетами во время работы в отделении милиции города Ильинска.

Монотонные минуты прервал Евтушенко. Он стремительно вошел в кабинет и кивнул Даниилу.

– Ты оружие получил? – спросил он.

– Да, сразу после планерки…

Майор был одет в кожаную куртку и очень уж походил в ней на старого чекиста. Даниила такое сравнение немало позабавило, но вид он сохранил серьезный.

– Давай смотаемся на место происшествия. Заодно расскажу тебе все в деталях.

Такой расклад Даниилу пришелся по душе. Он поднялся из-за стола, накинул куртку и последовал за майором по коридору с обшарпанными стенами. Минутой позже он уже сидел в служебном уазике на переднем пассажирском сиденье.

Евтушенко вырулил на дорогу и прибавил газу. Уазик зарычал, но покорно вошел в поворот. На улице было немноголюдно, впрочем, как и всегда. Исключение – праздничные гуляния.

– Ладно, давай сразу введу тебя в курс дела, – деловито сказал майор. – Три дня назад местным рыбаком на берегу залива был найден мешок. В мешке – останки неизвестного…

– Останки? До меня дошел слух про ногу.

– Слухи уже пошли? Ну да, куда ж без этого. Дальше еще хуже будет. Как правило, чем спокойнее местечко, тем больше люди создают шума из ничего.

Даниил согласился со словами майора. Знал не понаслышке, что слухи – это в порядке вещей. Ведь скучно, ведь никакой динамики, а вот на телеэкранах кадры мелькают часто, и вроде бы жизнь там, на большой земле, куда интереснее со всеми ее грабежами, убийствами и терактами. Не то что здесь, где бородатых демонов нет и не будет, где убивают разве что по пьяни. Где даже самый заурядный случай выкручивают так сильно, что получается драма шекспировских масштабов. И перемалываются жизни невинных людей.

Таких ли невинных?

– Личность убитого установить пока не удалось. Спецы бьются с пальцами, так что можем рассчитывать на дактилоскопию, – продолжил Евтушенко. – Останки полуистлевшие. Головы нет. Скорее всего, убийца расчленил тело, а после попытался сжечь. Но что-то помешало ему это сделать. Или кто-то помешал.

– Какие-нибудь отличительные признаки? – задал резонный вопрос Даниил.

– Нет. Ни татуировок, ни родимых пятен. Было б хоть что-нибудь – дело сдвинули бы с мертвой точки. А так топчемся на месте, пока наука за нас работает. В городе никто не пропадал. Сделали запросы в села – там тоже пропавших без вести нет. Точнее, был один, но месяц назад, да и нашли его уже. Замерз в тундре.

Евтушенко достал из кармана пачку сигарет. Предложил Даниилу.

– Скинули бы это убийство на природу-матушку, да только она не режет людей на кусочки и в мешках не бросает, – мрачно добавил майор, закуривая.

Свернув с главной дороги, уазик медленным ходом преодолел расстояние в пятьсот метров по неровной грунтовой дороге. Дорога эта вела к недостроенному зданию на высоких сваях, за которым простиралась береговая линия.

– Ну вот мы и на месте, – сказал Евтушенко, остановив машину у небольшого склона.

По этому склону они с Даниилом сошли вниз, на берег. Дул северный ветер, заставлял воды залива морщиться, ругаться. Соленая влага делала воздух особо ощутимым, будто бы даже вкусным. Еще был запах морской капусты и крики белобоких чаек, которых в городе с давних времен упорно и очень неверно называли бакланами.

– Здесь нашли мешок, – Евтушенко указал пальцем на место у кромки воды.

Даниил осмотрелся. С одной стороны береговая линия пряталась за сопкой, чуть выступавшей вперед в залив. Вдалеке виднелся чуть покосившийся рыбацкий балок, за ним еще один – ровный, с высокой трубой. С другой стороны берег залива шел ровной линией до самого морского порта.

Еще Даниил обратил внимание на кладбище старой техники, расположенное неподалеку. Камни, вода, металл и ржавчина – в общем-то, все, что было поблизости.

– Что по рыбаку? – спросил Даниил.

– Ну, личность скорее привычная для этих мест, – майор усмехнулся. – Федор Истомин, он же дядя Федя. Нормальный мужик. Женат. Алкоголем не злоупотребляет. Слесарем раньше работал, потому многие в городе его знают. Сейчас уже на пенсии. Ну и рыбачит часто как раз в этих местах.

Слушая, Даниил продолжал смотреть по сторонам, неспешно расхаживая у воды. Странным показалось ему место. Ведь если бы кто-то хотел без проблем избавиться от тела, он мог найти куда более подходящее место. Торопился? Но ведь останки были в мешке. Нес их куда-то? Но почему до этого пытался их сжечь?

Своими мыслями Даниил поделился с Евтушенко. Тот согласился и еще добавил, что костер преступник мог развести за кладбищем старой техники, но там вообще частенько устраивают пикники и много золы везде.

– Обследовали место?

– Да. Но ничего не нашли. Старые мангалы, да и только. Зато вот около одного из старых грузовичков нашли свежую кровь и следы.

– Хм… кровь жертвы?

– Спецы уверили, что нет. Да и размер обуви тоже не тот. У жертвы, скорее всего, сорок третий, а там… в общем, там три разных следа, и все не больше сорок первого.

– Это интересно.

Даниил испытал знакомое чувство. Старое, но отнюдь не доброе. Так уже бывало, когда он начинал заниматься делами запутанными, где логика далеко не всегда работала на стороне следствия. Начинало зудеть где-то в шее, как будто нервы оголялись и искрило сознание.

Обуздать это чувство – дело достойное. Не поддаваясь эмоциям, рассуждать с необходимым холодком – верный путь. Даниил знал, что и в этот раз справится. В конце концов, только так он мог отодвинуть от себя тени прошлого, которые так рьяно выползали при дневном свете и так притворно сливались с цветом ночи.

На обратном пути майор как бы между делом спросил Даниила, рад ли он вернуться на малую родину. Тот ответил, что рад, упомянув про высокую зарплату, про квартиру, которую выдали бесплатно. Больше рассказывать не стал. Причин для переезда хватало, но зачем о них трепаться? Еще уложил в пару предложений рассказ о своей жене Ольге, которая полгода просидела без работы, а теперь сможет продолжить карьеру в местной школе в качестве учительницы русского языка и литературы.

– Дело хорошее, – подхватил Евтушенко. – Я, кстати, знавал летчика по фамилии Некрасов. Часом не родня тебе?

– Да. Это мой отец.

«Все он вел к этому, – подумал Даниил. – Ведь знал же, наверное. Изучил личное дело. И про жену знал. Про отца уж точно. Хитрый он, этот Евтушенко. Хорошая ищейка и психолог неплохой. Но применял бы он лучше свои навыки в разговорах с подозреваемыми, а не с коллегами. Пользы было бы куда больше…»

Раздался треск рации, и майор отреагировал незамедлительно. Даниилу подумалось, что это случилось вовремя, какая бы весть ни прозвучала. Все же, продолжать разговор об отце не хотелось ни при каких обстоятельствах.

Сержант Трофимов, которого Даниил видел на утренней планерке, доложил, что личность погибшего установлена. Им оказался Черепанов Анатолий Васильевич, 1965 года рождения. Ранее судимый.

– Но это еще не все, – продолжил трескучим голосом Трофимов. – Погибший покинул город полгода назад и после этого уже не возвращался.

7

Ольга долго ворочалась, наверное, не меньше часа, прежде чем подняться с дивана и окончательно расстаться с мыслями о сне. Она подошла к окну и выглянула во двор. Детские качели. Мусорные контейнеры. Ручейки, текшие по склону вдоль дороги, засыпанной мелкими камушками. И свет, проникавший всюду. Чуть приглушенный из-за размазанных по небу тонким слоем облаков.

Полярный день только начался на семидесятой параллели. Неподготовленный человек далеко не всегда может уснуть в первую ночь после прибытия, преодолев девять часовых поясов и оказавшись один на один с никогда не заходящим за горизонт солнцем. Солнцем, которое лишь в самую темную минуту ночи едва касается линии горизонта, где-то там, за далекими морскими далями, и расплывается желтоватой линией лишь для того, чтобы снова начать свой путь по небосводу.

Ольга читала об этом самом солнце у Куваева в его знаменитой «Территории». Но одно дело – давать волю своему воображению и совсем другое – наблюдать, как медленно тает подсвеченная, будто бы ненастоящая ночь. Знать, что твой муж хотя бы иногда проваливается в сон и приятно посапывает, вжавшись головой в подушку, и немного завидовать ему, потому что у тебя так не получается.

Зависть… Ольга слишком хорошо знала это слово. Завидовать она, как и любой другой человек, начала еще в раннем детстве. Практиковалась. У девочки из соседнего двора кукла краше, а вот тот мальчик вообще с родителями на море ездил. А я чем хуже? Я же такая особенная. Почему у меня нет куклы и нет моря?

Прошли годы, и объекты зависти сменились: куклы с морями уступили место красивым одежкам и крутым парням. Нет, ну Анька-то какая страшила, а вон у нее какой парень красивый! Чем я хуже?

Заимев собственную квартиру, пусть не слишком большую, пусть находившуюся за тридевять земель от Москвы, Ольга будто бы одним махом решила вопрос зависти во взрослом его обличии. У Аньки квартира есть, и у Нади, пусть однушка, но своя! Годы в коммуналке хорошо подогрели это чувство, и теперь оно остывало, чтобы со временем превратиться в камень, который будет благополучно выброшен. Я ничем не хуже, и я получила свое.

Но как бы ни взыгрывала в душе Ольги зависть, она всячески старалась не выплескивать ее в желчных обвинениях и уж точно никогда не порицала Даниила за их «далеко не шикарную жизнь».

«Все наладится, и былые обиды уйдут, – повторяла Ольга раз за разом. – Иначе ведь не может быть…»

Сонные и не слишком приятные мысли уступили место радости пробуждения. Ольга окончательно вырвалась из оков сна, умыв лицо и взяв в руки зубную щетку. Посмотрела на тюбик пасты, который стоил неимоверно дорого, и с жадностью надавила на него.

Отправившись днем ранее в магазин за продуктами для ужина, она была сильно удивлена. Стоимость продуктов была в два, а то и в три раза выше, чем на ее малой родине. Поначалу она долго стояла у прилавка, и только не слишком вежливый вопрос продавщицы вывел ее из ступора.

– Что брать будем? Свежести только привезли. Зелень по пятьсот рублей. Яблочки самолетом позавчера завезли, сто сорок за кило. А вот картошка с последнего корабля. Американская. Могу мешком сразу выдать, дешевле получится, – продавщица оглядела Ольгу с ног до головы. – Ты не здешняя, да?

Ольга смотрела то на картошку, изрядно почерневшую, странно огромную, то на лицо собеседницы, тоже почерневшее и огромное.

– Почему вы так решили? – ответила она вопросом на вопрос.

– Так ведь наши люди таким ценам уже не удивляются.

Продавщица самодовольно улыбнулась. Впрочем, она не показалась Ольге неприятной. Смуглая, темноволосая. Полная. Поди, радуется любым жизненным мелочам и еще тому, что прожила много лет на Севере, чем разительно отличается от иногородних, от «материковских», которые не видали особого уклада жизни за полярным кругом.

Подоспел Даниил, и вскоре шелестящие пакеты распухли от картошки, банок тушенки, небольших кусочков докторской колбасы и еще много каких недешевых удовольствий. Возвращаясь домой, Ольга думала о том, что так свойственно людям оттенять свою уникальность, делать это в мелочах или по-крупному. Она и сама делала так много раз.

Разговор с директором школы затянулся на целый час. Маргарита Львовна показалась женщиной добродушной. Много улыбалась, рассказывала в общем о делах в школе и о том, какие есть умницы-отличники в старших классах, и что один из учителей выдвинут на государственную премию и будет отстаивать честь школы в столице. Угостила чаем, накормила вкусным печеньем. После начала задавать вопросы. Тогда же Ольге показалось, что добродушие директора – лишь аккуратная маска, за которой скрываются строгий нрав и жесткие требования.

– Вы ведь какое-то время оставались без работы, так? – спросила Маргарита Львовна. – Полгода, если я не ошибаюсь.

– Да, все верно, – Ольга сцепила пальцы рук. – У нас в городе закрыли школу, и меня сократили. Было сложно, но мой муж поддерживал меня, много работал. Ну а потом выпала возможность переехать сюда, и вот, мы решились.

– Ну а как у вас получается взаимодействовать с детьми? У вас у самой ведь ребенка нет, так?

Ольга машинально ответила что-то про взаимное уважение между учителем и учениками, но внутри себя начала негодовать. Вопросы сыпались один за другим, и не всегда они звучали учтиво, порой и вовсе ставили в неловкое положение.

– А вам вообще нравится эта работа?

Намеки? Нежелание отдавать рабочее место? Сердце у Ольги начало гулко бухать в груди. Не думала она, что будет так нервничать на, казалось бы, простом формальном собеседовании.

Ольга редко задавала себе этот вопрос. Но ответила на него практически сразу же.

– Конечно же, нравится.

Дальше общение проходило уже не столь напряженно, без череды вопросов, но Ольга думала лишь о том, как бы поскорее выйти на улицу и вдохнуть свежего воздуха. Впервые за долгое время захотелось покурить. Нет. Не давай воли пагубным мыслям, не совершай дурных поступков.

– Сами понимаете, последняя неделя учебного года, – подводя черту, сказала Маргарита Львовна. – Взять вас в штат на полную ставку сейчас будет непросто. Экзамены у девятого и одиннадцатого классов. ЕГЭ. Вы знали, что наш регион один из первых, где практикуют единый экзамен? Вот, стремимся! Впрочем, по окончании учебного года на базе школы открывается детский лагерь. Вы очень удружили бы нам, став воспитателем. Оклад, конечно, не как у учителя на полной ставке, но здесь тоже работа с детьми.

Ольга согласилась. Поборола плеснувшую ядом гордость и согласилась на то, что предложили. Недолго взвешивала все за и против – хватило вспомнить дни, проведенные без работы и без каких-либо дел в томительном ожидании чуда, которое никогда не произойдет. Чуда, которое уже случилось, но застряло где-то в параллельных вселенных.

Домой идти не хотелось, и Ольга решила пройтись по городу. Местные маршруты не знала, потому пошла в сторону моря, против ветра. Было холодно, так что она натянула на голову вязаную шапку. Зачем-то проверила мобильник. Наверное, чтобы в очередной раз убедиться, что связи нет и не будет. Говорят, до осени. А там еще одно благо цивилизации доберется и до этих мест.

То ли из-за отсутствия связи, то ли из-за незнакомого пейзажа, желтого, какого-то уж очень разбросанного, Ольга ощутила прилив одиночества. Захотелось к мужу.

Она спустилась к главной дороге. Удивилась, как мало в рабочее время передвигается по городу транспорта. Лишь изредка гремели груженые самосвалы, да полупустой рейсовый автобус курсировал по городу. Вдвойне странно было видеть небольшой кортеж, состоящий из черного внедорожника и двух машин сопровождения. Кортеж на большой скорости пронесся в сторону центра города. Что за важные шишки здесь обитают? Чем они отличаются от тех, что в больших городах? Так же воруют у простых работяг, но только в меньших размерах? Ольга подумала о добываемом в северных краях золоте и пришла к выводу, что ни о каких меньших размерах речи идти не может.

И еще собаки…

Столько бродячих собак она не видела никогда в своей жизни. Лохматые псы. Загнанные взгляды. Каторжники. Невольно вспомнились гулаговские лагеря. Может, души никуда и не уносятся? Перепрыгивают из оболочки в оболочку. Из похожего на зверя человека – в зверя настоящего.

По крутым ступеням Ольга взошла на бетонный «короб», одинаково хорошо выполнявший функции пешеходной дорожки и массивной конструкции для прокладки кабелей и коммуникационных труб. Прошла мимо грязно-розовых и грязно-желтых пятиэтажек, обветренных, но крепких на вид, построенных в форме полукруга. По пути ей встречались лишь старики да молодые мамочки с колясками. Так она за пятнадцать минут неспешного шага добралась до центра города, где на небольшой площади у здания местного Дома культуры наткнулась на ярангу.

Ветер чуть заметно колыхал полотнище из шкур. На вид не особо устойчивое, такое жилище могло выдержать крепкий ураган. Позади находилась вполовину разобранная сцена, намекавшая на недавно прошедший праздник. Два мужика в рабочей форме не слишком спешили закончить свое дело. Перекуривали, сидя на площадке.

Из яранги вышел немолодой чукча. Он был одет в традиционную кухлянку из оленьей шкуры, подпоясанную ремнем, на котором крепился нож. Рукава и ворот ее были обшиты мехом. Толстые штаны и короткая обувь придавали его телу некоторую приземистость, хотя роста он был отнюдь не маленького. Это Ольга поняла, когда подошла поближе.

– Праздник закончился, – зачем-то пояснил один из рабочих, проходя мимо.

Он остановился и тоже оглядел ярангу. Так, будто появился на площади лишь минуту назад. Наверное, совсем не обращал внимания на диковинное жилище, потому что видел его уже не в первый, да и не в десятый раз. Видел собачьи упряжки, и видел, как пьют теплую кровь оленя. Сам ее пробовал, наверное. Слышал горловое пение и музыку варгана и праздничного ярара. Ел вареную оленину, наблюдая танец красавицы-чукчанки…

Вскоре подъехал лупоглазый уазик. Из него вышел крупный мужик с сигаретой в зубах. Неспешным шагом подошел к чукче. Тот заулыбался, обнажив неровные зубы, и пошел с мужиком к машине. Когда уазик уехал, рабочие принялись разбирать ярангу, но Ольги к тому времени на площади уже не было. Она продолжила гулять по городу, выветривая осадок грусти, накатившей при виде одинокой яранги посреди городской площади. В голове все крутились бессмысленные слова рабочего. Праздник закончился.

8

Из дневника Юры Мальцева

03.01.2007

Праздничные дни идут своей чередой. Впрочем, за всей этой яркой мишурой и улыбающимися с экрана лицами знаменитостей, песнями, шипящим шампанским и взрывами праздничных салютов я вдруг ощутил пустоту. Родной город теперь, когда все разбрелись по домам и празднуют, еще больше стал походить на клетку, из которой непременно хочется выбраться.

Однажды я уеду отсюда и начну новую жизнь. Буду студентом. Буду жить в большом городе и исписывать листы бумаги, сидя на подоконнике и наблюдая мерное движение жизни. Со мной будет любимая девушка, и курить мы будем, не таясь, лежа в постели. Я буду прожигать жизнь, как герой романтической истории.

Да ладно, все это чушь! Мечтания малолетнего придурка, коим я являюсь. Знаю ведь, а все равно мечтаю. Мечтаю рьяно, почти что с агрессией. А все потому, что новогоднее настроение пропало в один миг, когда я увидел Дину, шедшую за ручку вместе с этим придурком из вечерней школы, Ромой Медведевым, кличка у которого, как ни «удивительно», Медведь.

Я думал, что она дала мне знак тогда, на школьной дискотеке. Хорошо хоть не написал ей. Надо бы перестать думать о Дине. Выкинуть ее из головы. Подумаешь, девчонка. Подумаешь, ей нравятся плохие парни. Ты из другого теста. У тебя своя дорога.

Об этом вчера мне сказал дядя Даня. Он каким-то неведомым образом распознал во мне страдающего любовника (звучит мерзко) и сказал, что все в жизни проходит. Но почему-то добавил, что драться нужно до последнего, иначе ты – пустое место. Мне показалось, что он противоречит себе, но я ничего не сказал по этому поводу, ведь он был пьян. Мне кажется, он и сам нехило запутался в жизни. Я тоже распознал в нем страдающего любовника (в отношении взрослого мужика это звучит вдвойне мерзко).

Он не был таким, когда шло расследование. Тогда он больше походил на упрямого сыщика, поглощенного мыслями о деле. Вылитый персонаж книги, или кинофильма, или компьютерной игры. Макс Пэйн в северных реалиях. Тут свой нуар и свои правила игры, детка. Но любовь одинаково убивает и в грязных кварталах Нью-Йорка, и в кромешной тьме Заполярья.

Монетка… Тогда, в конце мая, я носил ее в кармане джинсов и время от времени разглядывал, будто можно было найти ответы. Откуда она появилась там, у берега?

Может, лежала себе уже не один год в земле и никак не была связана с недавними событиями? Да ведь она вычищена. Нет, кто-то определенно обронил ее рядом с местом преступления. Жирный такой кусочек головоломки.

Шла последняя неделя школьных занятий. До экзаменов оставалось слишком мало времени, и старшие все как один начали выносить мозг по поводу подготовки, по поводу будущего и без повода вовсе. Я же на таком расстоянии будущее видел очень плохо. Мне казалось, что писательская карьера так не строится. Талант и удача – все, что нужно.

Мы с парнями из класса – Саней, Димой Семаком и Жорой Рябининым – стояли у окна и обсуждали прохождение недавно появившегося в городе первого дополнения к Half-Life 2. У меня компьютер тогда был старенький, тянул игры вяло, потому о новинках я узнавал от Сани и в обсуждении участвовал с тем же энтузиазмом, с которым одноногий может разговаривать о беге. Потому, наверное, и заметил у одного из пацанов – оборвыша-метиса из шестого «Б» – монетку в руках.

– Степа, – обратился я к пацану, включив всю строгость старшеклассника. – У тебя откуда эта монета?

– Это моя, – робко ответил Степа.

Да понял я, что это твоя! Парень спрятал монету в карман, будто я хотел ее отобрать. Странная реакция, если учесть, что я никогда никого не обижал. В нашем городке все это знают. Ну, было пару раз, так, в целях защиты собственного достоинства. Но отбирать чужое у младшего – не мое, хоть убей.

– Я ее у Макса Бугаева выменял. На приставку. Он сказал, что эту монетку можно обменять на пятьдесят тысяч. Старая монетка. Видишь, на ней еще Екатерина Вторая!

Степа сказал будто бы с вызовом. Что ж, богач, спасибо тебе на этом. Звенит звонок, пора на урок. Ну а после беги в сберкассу и меняй свою драгоценную монету. Удачи.

Весь урок я думал о том, как бы раздобыть адрес Бугая. Этот Макс был тем еще торгашом. Путем успешных сделок заимел в свои пятнадцать лет японский скутер. Жил отдельно от родителей, как и почему – неизвестно. Да и выглядел он старше своих лет, носил неаккуратную щетину. Общался с разным сбродом, вроде ненавистного мне Ромы Медведя. Уроки прогуливал, но был умен и сообразителен, потому и умудрился с группой отличников отправиться в Англию прошлым летом.

Англия. Монетка. Все сходилось. К концу урока я твердо решил наведаться к Бугаю в гости.

Узнать его адрес оказалось несложно. Парень жил рядом с портом, в полуразрушенной пятиэтажке. После уроков я сразу же направился к нему.

Бугай, кстати, не был бугаем в привычном смысле этого слова. Невысокий, с жидкими волосами и манерой быстро говорить, он больше походил на пронырливого евражку. Открыв дверь, пристально посмотрел на меня.

– Чего нужно? – спросил он.

Явно узнал меня. Я же улыбнулся так беззаботно, что аж щеки затрещали, и сказал, что хочу выменять у него приставку. Сразу же возник вопрос о стоимости. Я ответил, что не стану разговаривать через дверь.

– Ну так впустишь?

Впустил. Дома у него было неуютно, как на том складе, где я подрабатывал прошлым летом. Повсюду стояли какие-то коробки; на полу, как мины, липкие пятна.

– Проходи в кабинет, – указал рукой Бугай.

Кабинетом оказалась обычная комната с письменным столом, деревянным стулом с мягкой цветастой спинкой и креслом. На столе стоял компьютер, рядом лежали какие-то бумаги, исписанные кривым почерком.

Бугай ушел на кухню и недолго гремел там, после чего вернулся с двумя стаканами колы, намешанной с чем-то покрепче. Роскошно. Еще я заметил, что он прихрамывает на левую ногу. Не оттого ли, что неудачно упал?

Я между делом спросил про ногу. Бугай сказал, что это не мое собачье дело. Вел он себя, как заправский гангстер. Чуть щурил глаза, будто пытался внимательно разглядеть меня и мои мысли. Сидел на своем деревянном стуле, как на троне.

– Ну так что ты предлагаешь? – спросил Бугай.

Я вынул из кармана монетку, найденную на побережье. Положил ее на стол.

– Обменяемся?

У меня внутри все бурлило в тот момент. Я чувствовал себя заправским сыщиком, да только ноги тряслись. Бугай же долго смотрел на монетку, после чего перевел взгляд на меня.

– Ты, видно, шутить решил, – нервно усмехнулся он.

– Ну ты же не шутил со Степой, когда приставку у него выменивал, – парировал я.

Бугай закатил глаза. Сказал, что если малолетка решил вернуть свою приставку, то ему не на что рассчитывать. Сделка была честной. Честнее не придумаешь. Я же в ответ рассказал, где нашел монетку, но не упомянул, при каких обстоятельствах.

– Нашел, ну и что?

Бугай разозлился. Покраснел. Странно. Торгаш торгашом, а тонкая бледная кожа выдает его с потрохами.

Я решил пойти в атаку.

– Ты что-то видел, так ведь? Там, на побережье. Где нашли мешок.

Бугай в конец рассвирепел. Вскочил со своего стула. Я уж думал, что набросится на меня с кулаками. Сам-то я драться никогда не умел и в драку первый не лез, но в тот момент готов был постоять за себя. Сжал кулаки.

– Иди отсюда по-хорошему, Юрка! – неожиданно мягко сказал Бугай.

Он будто бы в момент обессилил. Напряжение сошло с лица, и я сумел разглядеть страх в его глазах. Но он боялся не меня, а кого-то другого.

9

«Было установлено, что жертва – Анатолий Черепанов – полгода назад, а именно 14 декабря 2005 года, приобрел билет на самолет до Москвы и меньше чем через неделю – 19 декабря – улетел. Это подтвердили в аэропорту. Никаких следов возвращения Черепанова в город не имеется. Если бы он прилетел обратно на самолете, об этом было бы известно не только в аэропорту, но и в пограничной службе…»

Даниил продолжал читать отчет, хотя глаза его нещадно слипались. Вторая кружка кофе за час не могла поправить положение дел. Еще не перестроившиеся биологические часы звенели на шестичасовой отметке. Да и вообще, мысли были не о работе. Коэффициент полезного действия равен нулю. Пора было собираться домой.

Рабочий день выдался более чем насыщенным. После побережья Даниил и Евтушенко встретились с Андреем Трофимовым. Докладывая, молодой сержант внимательно смотрел на майора маленькими, точно пуговки, глазками, спрятанными за линзами очков в круглой металлической оправе. Даниил еще на утренней планерке обратил внимание на его гипнотический взгляд, который если не пугал, так уж точно заставлял напрячься всякого незнакомого с Трофимовым человека. Да и знакомого, пожалуй, тоже.

Трофимов с невероятной быстротой разузнал, что Черепанов был ранее судим по статье 111 УК РФ за причинение тяжкого вреда здоровью. Он работал водителем на золоторудном месторождении Апрельском, что находится в полутора сотнях километров от города. Узнал также, что полгода назад Черепанов уволился и уехал на материк.

– Но не мог же он просто так взять и появиться здесь, – поразмыслив, сказал Евтушенко и покачал головой. – И при этом умудриться не оставить никаких следов своего прибытия. Ниндзя чертов. Так… с морским портом нужно связаться. И еще, Трофимов, позвони-ка ты на месторождение, в администрацию. Сообщи о нашем скором визите.

Майор повернулся к Даниилу. Иронично улыбнулся.

– Ты тоже чуешь, что предстоит нам небольшая прогулка, товарищ старший лейтенант?

Чуть позже в кабинете побывал следователь по фамилии Ершов. Мужчина чуть за пятьдесят, небольшой, с аккуратными залысинами и манерой чеканить каждое слово.

– Ну так что у нас имеется, господа?

Трофимов повторил все, что до этого рассказывал Пал Палычу и Даниилу, после отправился звонить в морской порт. Евтушенко в присутствии Ершова предположил, что покойный Черепанов мог сойти с корабля. Только как он это сделал, проскочив мимо пограничников? Они ведь у каждого прибывшего в город документы проверяют, да и вызов нужен. Кораблем, самолетом – неважно! Пограничная зона, и все тут.

Даниил согласился, ведь и сам по прибытии, еще в самолете, предоставил увальню-пограничнику разрешение на въезд для себя и для Ольги. Без официального документа попасть на территорию, граничащую с иностранным государством, было попросту невозможно.

– Может, поддельный паспорт? – предположил Даниил, когда Ершов ушел и они с Евтушенко остались в кабинете вдвоем.

– Может быть. Если бы мы знали, когда он прибыл, то могли бы пассажиров рейса проверить. А так за полгода сотня рейсов до Москвы и еще вполовину больше – до окружной столицы.

Евтушенко выдохнул.

– Сделать бы запрос по месту регистрации этого Черепанова, – сказал он чуть погодя. – Сколько времени? Два часа дня? Эх, там еще ночь вовсю. Придется подождать.

Покойный родился под Рязанью, там же был зарегистрирован. На Севере работал вахтовым методом.

– Ты как, голоден? – спросил майор, закуривая. – Я бы отобедал…

Кафе находилось неподалеку, так что Евтушенко и Даниил отправились туда пешком. К тому времени погода в очередной раз сменилась, и светило яркое, но холодное солнце. Поменяв направление, разыгрался ветер.

Пережевывая мясной гуляш, Даниил все думал о деталях. Информации, впрочем, было еще слишком мало. Буквально крохи. Эти крохи дразнили голодного, но не давали насытиться. За что конкретно сидел Черепанов? Исправился ли? Как обстояли дела на работе? Сожительствовал ли с кем-нибудь здесь? Одни вопросы…

Кафе степенью уюта ничем не отличалось от потрепанной заводской столовой. Чуть пахло хлоркой от полов, да и мясо было каким-то резиновым, безвкусным. Кафельные плиты на стенах сыпались мелкими кусочками.

– Отца твоего я знал, – внезапно продолжил Евтушенко, казалось бы, оконченный разговор. – Мы ведь с ним вроде как одного времени люди. Семидесятники. Потерянное поколение. Каждый из нас приехал сюда по своим причинам. Может, и без причины вовсе. Так, по настрою романтики, – майор помедлил. – Когда эта… трагедия случилась, нам по тридцать с длинными хвостами было. Считай, в таком же возрасте были, как и ты сейчас. Эх, время летит чертовски быстро.

Даниил кивнул и запил гуляш компотом. Полез в карман за сигаретами.

– Я тогда первым на место прибыл. Ничего подобного в жизни не видел. Чтобы такая махина рухнула…

– Не хочу говорить об этом, – грубо сказал Даниил.

На том разговор и прекратился. Евтушенко кивнул, продолжил есть молча. Даниил закурил, но дым вставал поперек горла, и сигарета была отправлена в пепельницу раньше срока. Скрутилась, поломалась, как упавший когда-то самолет, за штурвалом которого находился отец Даниила.

10

Егор подъехал к отделу в седьмом часу. Сидя за баранкой, долго рассматривал зеленое здание с неожиданными для этих мест белыми колоннами. Завидев Даниила, ударил по газам, и «бобик» покорно рыкнул.

Договорились засесть у Егора. Отправились за Ольгой. По пути прозвучал стандартный вопрос про то, как прошел день, и ответ прозвучал столь же стандартно: работы было невпроворот. Даниил не мог позволить себе вдаваться в детали.

– Вера сейчас у меня, ужин готовит.

– Кто такая?

Даниил узнал, что Егор с недавних пор состоял в отношениях с одной разведенной дамой, работницей почтового отделения. Впрочем, Егор тоже в детали не вдавался, то ли в отместку, то ли по своему обыкновению.

Ольга ждала на лавочке у подъезда. Рядом лежал пакет со сладостями. Не с пустыми же руками идти в гости. Завидев «бобик», она спустилась по ступеням и подошла к дороге. Переживала, но не могла понять, почему. Может, просто день такой тревожный? Бывают дни, когда в воздухе будто витают пары нервозности. Хоть не дыши.

Вскоре все трое стояли на лестничной площадке у обшарпанных дверей. Егор нажал на кнопку звонка, и вскоре дверь открыла полноватая девушка лет двадцати пяти, с вьющимися темными волосами и простодушной улыбкой: «Привет, меня зовут Вера».

Обменялись приветствиями. В прихожей было немного места, и Ольга, снимая обувь, потеряла равновесие и чуть было не упала. Машинально выставила руку и уперлась в спину Егора. Раскраснелась, извинилась. Егор отшутился, сказал, что его спина сегодня в ее распоряжении.

– Ну да, ну да, – с напускной ревностью произнес Даниил. – Какой ты добрый, Егорушка. Джентльмен заполярного пошиба.

Ему в тот момент захотелось обнять друга снова. То ли боялся, то ли испытывал неприятное чувство, но не мог он признаться себе в собственной сентиментальности. Ну и что такого? Сильно соскучился по школьному корешу. Да к черту! Иди сюда, обнимемся.

Застав трогательный момент, Ольга улыбнулась. Былая нервозность отступила. Она кивнула Вере, протянула ей пакет со сладостями.

– Проходите в комнату, – сказал Егор.

Вскоре все оказались за столом в просторной, не особо заставленной мебелью гостиной. Шумел вечерними новостями телевизор на толстоногой тумбочке. Дымилась отварная картошка в глубокой тарелке, и медленно таяло сливочное масло. В томительном ожидании потела бутылка водки.

Егор хотел было налить Даниилу, но тот отказался, неловко прикрыв рукой стоявшую рядом стопку.

– Не, я воздержусь, – сказал он, переглянувшись с женой.

– А чего же так?

– Да завтра, похоже, будет много дел. Не, правда, давай в другой раз, хорошо?

Даниил как будто извинялся. Егору показалось это странным, но он ничего не сказал, просто пожал плечами. Предложил Ольге, но и та отказалась. Недовольно вздохнув, налил полную стопку Вере, а после и себе. Гостям предложил апельсиновый сок.

– Что ж, выпьем за ваш переезд…

Егор старался выглядеть серьезным, но, подбирая слова, вдыхал воздух полной грудью и шумно выдыхал через нос, чем немало забавлял Ольгу.

– Я не особо мастак слова подбирать, как вы уже поняли, – продолжил Егор, заметив улыбку Ольги. – Словами ведь дела не делаются, да? А вообще, у нас тут говорят так: не спи, а то замерзнешь. Так вот, тепла вам. И сна спокойного.

Вера поддержала негромким «ура!», после чего чокнулись, выпили. Даниил поблагодарил за сказанные слова и принялся наполнять тарелку картошкой, котлетами и винегретом. Открыл банку шпротов. После работы разыгрался аппетит, так что он готов был слона съесть.

Поначалу, как это обычно и бывает, разговор за столом то и дело обрывался. Но стоило Даниилу вспомнить какое-нибудь событие из детства, как Егор поддерживал беседу, а Ольга и Вера с интересом слушали про драку после школы с поселковыми, или про прыжки по льдинам, или про старого учителя физики, который частенько ставил Дане «неуд».

– И дело не в том, что я предмет плохо знал. Просто… ну вот началось же с глупости, правда, – едва сдерживая смех, рассказывал Даниил. – Помню, сидели мы на уроке, ну, класс восьмой вроде был. Физик, значит, подходит такой к своей трибуне, живот барабаном. Берет эту палочку эбонитовую, шерстяную тряпочку, и начинает натирать палочку. И с серьезным видом говорит, что это опыт на тему электризации тел. Я уже со смеху кататься начал. И ляпнул: «Щас как еб. нет!» Хотел шепотом, но получилось уж очень громко. Ну а физик и говорит с таким видом задумчивым: «Не еб. нет, не должно…» И моментально в себя приходит, орать начинает: «Кто это сказал?!» Ну а после он уже придирался ко мне часто, да. Однажды я ему на доске перед уроком так и написал: «Физик – лох».

Даниил помедлил. Высмеялся, выпил соку.

– Стыдно, конечно. Мужик-то нормальный, а у меня детство в одном месте играло.

– Ты еще тем засранцем в школе был, – подметила Ольга. – Мы бы с тобой не поладили.

– Ты работаешь в школе? – спросила Вера, смачно пережевывая кусочек сыра.

Ольга рассказала про свой опыт работы учителем, но не упомянула про постыдные полгода без работы. Про то, что придется подрабатывать летом воспитателем в детском лагере при школе, тоже не сказала. Да и Даниилу не сообщила – он и сам не удосужился спросить. Он вообще ничего не спрашивал – ему куда интереснее было вспоминать школьные годы и есть котлеты с картошкой словно не в себя.

Ольга отнеслась ко всему этому, как к проявлению стресса. Новое место работы, часовые пояса. Она и сама чувствовала странную слабость и говорила, словно на автомате. Хорошо хоть приветливо улыбаться еще могла. Было бы паршиво сидеть с грустной миной весь вечер, в ожидании окончания, как на сеансе скучного кино.

Ей пришлась по душе Вера, да и Егор теперь казался куда более симпатичным, чем прежде. Понимая, что с этими людьми она еще не раз и не два будет вот так сидеть за столом, разговаривать, она готова была смягчать углы, закрывать глаза на какие-то мелочи, вроде чавканья Веры или попыток Егора подлить в пустую стопку Даниила немного водки.

Егор, хорошенько захмелев, предложил Даниилу пойти покурить. Оставив своих дам наедине с острой темой влияния холодного ветра на кожу лица и прочими сугубо женскими историями, друзья отправились на кухню.

Егор распахнул окно, достал пепельницу в виде консервной банки, пачку сигарет Winston. Неутомимое северное солнце отражалось в окнах соседних домов желтым пламенем. В общем, создалась атмосфера самая подходящая для неспешного разговора.

– Ты, я так понял, в завязке, – сказал Егор.

Не было смысла придумывать что-то.

– Ну да, – Даниил усмехнулся, затягиваясь сигаретным дымом. – Уже несколько месяцев как.

– Я, наверное, должен был понять по тем телефонным разговорам. Помнишь, я прошлой весной звонил? Ты же тогда вообще в хлам был…

– Слушай, вот не надо этого! – Даниил скорчил гримасу. Друг его был пьян, а трезвый пьяного воспринимает по касательной. – Мы же не каждый день разговаривали, ей-богу. А тогда… ну, да, перебрал чутка. Но это все в прошлом. Для меня это теперь – самый подходящий вариант, – он помедлил. – Я про завязку.

Егор кивнул соглашаясь.

– Я, может, в людях разбираюсь не особо, но ты ведь что-то скрываешь, Даня. Год назад ты и думать не думал о переезде сюда. А тут раз – и сорвался.

– Просто сорвался, – сухо ответил Даниил.

Он знал, что так будет. Он останется трезвым, напряженным после работы, уставшим. Ему не захочется задушевных разговоров и еще неловкого открытия того, что на душе. Когда в завязке, требуешь той же трезвости и от остального мира. Видишь, как в рекламе по телевизору мужики пьют пиво, и почему-то вешаешь на них ярлыки алкашей, отбросов общества. Разумно ли? Но так и есть. Где тонко – там и рвется.

Все это Даниил знал.

– Вот бы сейчас с парнями собраться, чтоб все вместе, – у Егора язык окончательно развязался после сигаретки. – Раскидало же нас. Лысый в Тольятти живет, на вазовском заводе вроде как работает. Вадик года четыре назад уехал – под Воронежем квартиру выделили.

– Да, раскидало.

– Алина, кстати, никуда не уезжала. Тут осталась, как прикованная, – помолчав, добавил Егор.

Этого Даниил знать не мог.

Он нахмурился. Крепко затянулся сигаретой.

– Вот как? – спросив, он смягчился в выражении лица, чуть заметно улыбнулся. – Ну и как у нее дела?

– Ну… у сестренки теперь своя жизнь. Работает на серьезной должности в администрации. Замуж вышла. Все как у нормального человека, – Егор помедлил. – Ее муж, кстати – твой коллега. Капитан Галимуллин.

Даниил вскинул брови.

– Да? Познакомился с ним сегодня. Какой-то он уж очень напряженный.

– Есть такое дело. Афганец. По ходу дела, старые раны плохо заживают на нем. Ну, знаешь, был повод с ним серьезно поговорить пару раз… но он какой-то бешеный. Не знаю, эти ее слезы…

– Бьет ее?

– Да нет. Вроде. Не знаю. И вообще, это ее дело. Человек взрослый, замуж выходить за такую пороховую бочку никто не заставлял, – Егор усмехнулся. – Кто знает, как обернулось бы, останься ты здесь. Может, был бы я тебе… шурином, да?

Даниил улыбнулся. Покачал головой. Затушил сигарету, но достал из пачки новую.

– Все это было очень давно, и травой поросло. Ну а ты-то как? – Даниил указал пальцем в сторону комнаты. – Серьезное дело?

– С Верой? Не загадываю, знаешь. Кстати, – Егор неожиданно подорвался с места. – Совсем забыл.

Он рванул в комнату, а спустя полминуты появился в дверях кухни с гладкоствольным охотничьим ружьем. Старый добрый ИЖ-27. Егор аккуратно держал его в руках. Даниил, глядя на оружие, сглотнул слюну.

– Во, от бати досталось! Смотри, какая вещь. Отец на охоту с ним ходил раньше. Сейчас завязал – староват, как сам признался. Я, конечно, не охотник, но подарок хороший. Ни разу еще из него не стрелял… Надо бы за город выбраться, по бутылкам пострелять! Правильно, Даня?

Тот согласился, кивнул.

– Ты бы спрятал его, – спокойно сказал Даниил. – Ты уже выпил. Постреляем, только не сегодня.

– Ну ладно, – обиженно протянул Егор и ушел обратно в комнату.

Застолье продолжалось часов до одиннадцати. Даниил взглянул на часы, затем перевел растерянный взгляд на Ольгу. Та медленно засыпала. Он перевел взгляд на Егора и молча указал пальцем на циферблат часов. Егор кивнул в ответ. Вера, попивая горячий чай, наблюдала за этой пантомимой с добродушной улыбкой.

Егор проводил гостей. Распрощавшись у дверей подъезда, Даниил и Ольга пошли по вконец опустевшей улице в сторону дома. К ночи похолодало. Хотелось поскорее вернуться домой и лечь спать под теплое одеяло.

– О чем вы там на кухне болтали? – спросила между делом Ольга.

– Да так. Все о том, какими мы были классными когда-то, – обняв жену, ответил Даниил.

* * *

Он думал о том пятнадцатилетнем юноше, одетом, как и другие школьники его возраста, в синий брючный костюм из полушерстяной ткани с неизменными алюминиевыми пуговицами и нашивкой на рукаве. Юноше, который шел узкой тропинкой по застывшей в ярких весенних красках тундре. Тот юноша напевал песни и смотрел на острые перистые облака, будто приклеенные к небесной синеве.

Тяжелый портфель, набитый школьными учебниками, послужил ему сиденьем, когда он, устав ходить, решил немного отдохнуть и перекусить. Юноша достал из кармана завернутые в салфетку пирожки и принялся поедать их, смачно причмокивая. Ветер игрался его длинными волосами. Песок, гонимый с сопок, то и дело норовил залететь в рот и глаза.

Был 1986 год, и приморский городок переживал свои лучшие времена. Была работа, были деньги. Рядом с городом добывалось олово, а чуть дальше, в глубине материка, – золото, которого, если не скромничать, хватило бы на весь мир. Строились новые школы, новые дома для приезжих работников. Никто еще не знал, чем закончится перестройка.

Юного школьника это и вовсе не интересовало. Будем честными: кто из нас в свои пятнадцать лет не был влюблен? Наивно, до мурашек. Вот и он, пережевывая пирожки с картошкой, думал о милой девчонке, с которой учился в одной школе.

Он достал из портфеля жесткий футляр, внутри которого находился фотоаппарат марки «Зенит». Подарок на прошлый день рождения. С улыбкой на лице он взял его в руки, повертел немного, а после стал фотографировать город. Замечательный вид открывался с небольшой возвышенности, на которой он находился.

11

Из дневника Юры Мальцева

05.01.2007

О том, что Бугай разбился на скутере, я узнал через два дня после встречи с ним. Тогда еще проходил ставший в городе хорошей традицией детский велопробег. Крутились колеса, и раздавались крики поддержки. Странно было слышать о смерти в такой день.

О случившемся мне рассказала мать, когда мы с ней буквально на десять минут пересеклись за обеденным столом. В первую же секунду я подумал, что не было бы никакого велопробега, разбейся Бугай на день раньше. Ну а уже после домыслил, что смерть парня могла показаться случайностью многим, но только не мне.

Мама попросила, чтобы я остался дома. Сказала, что ей как-то боязно теперь.

– Но у меня нет мопеда, – сказал я, натягивая кроссовки.

– Но у тебя экзамены на носу, – парировала мама. – Ты готовился сегодня?

Конечно же, я готовился. Мама спросила, в котором часу меня ждать, и я, как обычно, ответил, что не позже десяти вечера. Знал, что не уложусь. Повернул ключ в двери, выскочил в коридор…

Помню, в тот день меня не отпускала мысль о том, что все происходящее в жизни человека – это одна большая подготовка к какому-то важному событию. Или даже к череде событий. В какой-то момент все встает на свои места и все обретает смысл. Интересно, когда в моей жизни наступит такое событие?

Со мной, скорее всего, поспорят люди постарше, ведь они знают больше, ведь они жили больше и видели больше. Только мне почему-то кажется, что не в количестве дело. Больше… Вздор все это. Слушайся старших, они ведь знают.

Ну вот вижу я алкаша из соседнего дома, и что? Помню, и десять лет назад, когда я еще на трехколесном велосипеде по двору рассекал, видел. Что, он ведь старший, он ведь знает о жизни куда больше, чем я. Или мамина коллега по работе, тетя Люба… редкостная дура. Ну как я могу серьезно относиться к человеку, который выписывает журналы народной медицины и всячески свои познания пытается испробовать на других? Подорожник мне к голове, чтоб его!

Впрочем, я отвлекся. В тот день мы с Саней Воронцовым и Димой Семаком договорились встретиться на заброшенном заводе. В свободное от подготовки к экзаменам время делать было предельно нечего, так что вечерами мы просто слонялись по городу, иногда заходили в подъезды и курили, оставляя после себя лужи плевков. С такими перспективами можно было бы дома остаться, с книжкой засесть или же кино посмотреть, но известие о смерти Бугая взбудоражило меня. Знакомая дрожь пробежала по телу.

– Блин, я не понимаю, – говорил Саня, поправляя очки. – Один-единственный столб на этом спуске, так же? Ну и как он умудрился в него влететь? На скутере! Я бы еще понял, если б на мотоцикле.

Сложно было молчать. Мне казалось, что я поступаю нечестно. Но мог ли я накидывать на своих друзей, подобно петле, бремя страшного знания? Да и слухи бы расползлись по городу моментально, и уж тогда мне пришлось бы туго. Те, кто помог Бугаю встретиться со злополучным столбом, могли ведь и меня с какой-нибудь твердой поверхностью познакомить.

– Это потому, что он с мафиози дело имел, – спокойно сказал Семак.

– Не пори чушь, толстяк! – буркнул Саня и толкнул Диму в плечо, так, для показухи. – Мафиози у нас здесь нет. Батя говорит, что они уже давно от старости померли все.

– Твой батя работает геологом. Вот он уж точно не спец в этом вопросе!

Саня попытался ухватить Семака за толстую шею, но в итоге чуть не лишился очков.

– Пошли в подъезд к Ирке Романовой. Покурим, – предложил я.

Так и поступили. Ирки дома не оказалось, и это было даже хорошо. Наша подруга не должна была отвлекать своим присутствием от самой важной темы – смерти Бугая. Ну а мне, не выдавая себя, нужно было выведать как можно больше.

– Так что там про мафиози? – спросил я Семака.

Оказалось, что с недавних пор ходил слушок, будто Макс Бугаев был у бандитов в качестве «шестерки». Этим объяснялась его отдельная от родни квартира и важное положение среди старшеклассников.

– Да не, он просто торговался со всеми подряд, – вставил свои пять копеек Саня.

– А вот и нет! Помнишь, ему около школы накостылял этот… Стаценко. То ли он ему впарил что-то, то ли сказал что-то… короче, морду набил знатно. Ну так вот, Стаценко после этого что? Ага, извинялся перед ним, на глазах у всех! На коленях. Думаешь, спроста? А мне вот кажется, что на Стаценко наехали. Он, конечно, крутой, но всегда есть кто-то круче, ага!

Я готов был согласиться со словами Семака. Но что же получается? От него свои же и избавились? Потому что он увидел то, чего не должен был видеть?

Стало как-то не по себе. Я незадолго до того посмотрел «Путь Карлито» с Аль Пачино в главной роли и подумал, что и Бугай, наверное, как и Карлито, был на пути к своему спасению. Пытался скрыться на этом чертовом скутере. Но не случилось…

Сумасшедший сосед Ирки Романовой выскочил из своей квартиры, как черт из табакерки, и прогнал нас. Шумим, мол, и заплевали весь подъезд. Ничего не оставалось, кроме как продолжить слоняться по городу, утопавшему в лучах вечернего солнца.

12

Грозно орудуя широкими лопастями несущего винта, шумный Ми-8 приземлился на неровную площадку, расположенную на окраине города. Поднялась пыль, и песок норовил залететь в рот и глаза.

– Вот это сервис, понимаю, – радостно улыбнулся Евтушенко и сплюнул, после чего кивнул Даниилу. – Ладно, пойдем.

То, что компания Kingston Gold, которой принадлежало месторождение Апрельское, выделила для сотрудников милиции вертолет, было, конечно, не просто знаком доброй воли, но и явным намеком на состоятельность. Все в городе, да и за его пределами тоже, знали, что компания, являющаяся частью крупного международного холдинга, по мелочам скупиться не станет. А тут и вовсе дело дошло до расследования убийства сотрудника, пусть и бывшего.

– Эти канадцы хорошо за город взялись, – заговорил Евтушенко, когда вертушка оторвалась от земли и устремилась вглубь материка, к пустынным территориям, где только линии электропередач с покосившимися столбами да узкие ленты гравийных дорог. – Реконструкцию морского порта проводить собираются, жилые дома подкрашивают, фасады в порядок приводят. Даже праздники организуют. Вы с женой совсем чуть-чуть не успели – недавно День города отмечали. Народные танцы, бухло и яранга посреди площади. В общем, местный колорит. И все – в оранжевом цвете. Все с эмблемой компании. Причем так дела пошли с недавних пор, хотя они у нас уже лет пять или шесть разрабатывают. От администрации района – хрен чего дождешься. А эти и рабочими местами снабжают, и деньги вливают.

В салоне вертолета было шумно, так что Евтушенко приходилось чуть ли не кричать.

– Не просто так ведь вливают, – предположил Даниил.

– Да конечно! Город, по сути, золотая жила, с месторождениями поблизости, с этим морским портом, который в девяностые годы похерили. Ты же помнишь то время, когда здесь все было хорошо? Ты еще пацаном был, но точно помнишь.

Даниил кивнул. Посмотрел в иллюминатор. Тундра, совсем уже освободившаяся от снега, желтела, чернела, проваливалась в редких болотах и взбухала сопками с пологими склонами.

Спустя полчаса в поле зрения появилась огромная территория вахтового поселка с синими крышами офисов и фабрики, жилых отсеков и электростанции. Между собой все эти строения были соединены огромным коридором, так что Даниилу увиденное напомнило МКС, которую частенько показывали в новостях. Несметное количество контейнеров, выстроенных ровными рядами рядом с рабочими зонами; пересечения дорог; громады топливных резервуаров – все это выглядело массивно и, в сравнении с тем же городом, аккуратно. Даниилу казалось, что он смотрит на детально проработанный макет. Когда же Ми-8 снизился достаточно, чтобы можно было рассмотреть людей у вертолетной площадки, это ощущение покинуло его.

Милиционеров лично встречал управляющий месторождением, «добрый друг русского народа» Майкл Стивенсон. Именно так он представился гостям из города, говоря на ломаном русском. Высокий брюнет в костюме, средних лет, с зачесанными назад темно-каштановыми волосами. Внешностью, как показалось Даниилу, сугубо американец. Впрочем, американцев он видел только в кино.

Стивенсон стоял рядом с рабочими в белых касках, в рабочих жилетах, и отчетливо выделялся на их фоне, да и вообще, на фоне всех рабочих процессов, проходивших на территории месторождения: в движении, в разработке, в точечной работе лабораторий. Начальство должно выделяться, должно заявлять о себе.

– Пойдемте, – сказал Стивенсон, указывая ухоженной рукой на машину – припаркованный около вертолетной площадки черный внедорожник Nissan Pajero.

Уже в машине, сидя на заднем сиденье рядом с Евтушенко, Даниил смотрел по сторонам и никак не мог привыкнуть к навязчивой красоте, странной, северной, но не той, которая была знакома Даниилу с детских лет. Тех лет, когда были лишь крепкие руки и стремительные взгляды, кожаные куртки и пыжиковые шапки. Технологии врывались в жизнь, да, но здесь, посреди тундры, Даниилу столкнуться с ними было даже как-то страшно. Будто существовал какой-то заговор или неведомое доселе существо, вроде Ктулху, на хвост которого Даниил невзначай наступил.

– Мы сейчас направляемся в мой офис, – объяснил Стивенсон. – Если вы хотите перекусить, я могу уже сейчас заказать вам что-нибудь важное… нет, как это правильно… особенное из нашей столовой. Приедем как раз к столу.

– Нет, спасибо, – улыбнулся Евтушенко своей профессиональной, едва заметной и ни о чем не говорящей улыбкой. – Давайте сойдемся на паре чашек кофе, окей?

Иностранец кивнул и тоже улыбнулся. Тем временем внедорожник проехал мимо фабрики – самого большого на территории месторождения здания, напрочь лишенного окон, но с обилием ворот с автоматически опускающимися створками.

– Вы неплохо разрослись, – сказал Евтушенко, подавшись чуть вперед.

– Да. Большая часть комплекса построена за прошлый год, – с неприкрытой гордостью объявил Стивенсон. – Но в недалеких планах – расширение. Приезжайте еще через год – застанете тут настоящий мегаполис.

– Ну, будем надеяться, что работа не заставит нас приезжать сюда слишком часто.

Иностранец кивнул, но, похоже, не совсем уловил смысл сказанного, потому промолчал. Впрочем, вскоре внедорожник остановился у административного здания.

В кабинете Майкла Стивенсона, уютном, как минимум, деревянной отделкой стен и крепким паркетом без каких-либо намеков на скрип, было все необходимое: письменный стол с удобным кожаным креслом, диван для гостей, журнальный столик и шкаф с документацией. Был даже мини-бар. Даниил подумал, что такое дополнение было ни к чему. Уж очень наводило его на мысли о старых детективных историях, где два сыщика непременно попадают в такой вот кабинет, где на троне восседает один из злодеев – тот, что держит под контролем мрачный город. Злодей предлагает сыщикам выпить крепкого…

Стивенсон злодеем не выглядел, да и выпить не предложил, ведь имелось кофе в фарфоровых чашках, так что вскоре мысли свои Даниил счел глупыми. Просто вспомнил все кабинеты, в которых ему доводилось когда-либо работать. Вспомнил кабинеты коллег. Ни у кого из них не было мини-бара. Куда уж там простым смертным до таких излишеств! Был бы свой кабинет и еще стол со стулом – уже хорошо.

– Не будем ходить вокруг да около. Перейдем сразу к делу, – начал Евтушенко и кивнул будто бы сам себе. – Я бы хотел задать пару вопросов о Черепанове Анатолии Васильевиче. Вы помните такого рабочего? Он числился у вас на руднике водителем.

Стивенсон выдержал короткую паузу.

– Должен признаваться, я не помню имена всех сотрудников, да и в лицо не каждого знаю, – сказал он. – Сами посудите: больше тысячи рабочих, смены по два месяца, определенная текучесть кадров. У нас хороший коллектив, и все сотрудники – прекрасные специалисты, но размах… Да вы и сами все видели. Это же целый вахтовый поселок. Если нужна информация о сотруднике, с минуты на минуту прибудет начальник кадрового отдела, Виктория. Она ответит на все ваши вопросы. Но удалите… нет, как это правильно… утолите мое любопытство: почему вас заинтересовал этот человек?

– Его полуистлевшие останки были найдены несколько дней назад на берегу залива, в городе, – прямо ответил Евтушенко. – Проводится расследование.

Стивенсон нахмурился. Покачал головой.

– Это печальное известие. Насколько я знаю, город – место довольно тихое. Я бывал там несколько раз. Когда находишься в таких поселениях, кажется, что вся жестокость больших городов остается далеко. Мне все это знакомо. Я ведь и сам родом из маленького канадского поселка.

– Все же, люди везде одинаковые. Бывают плохие, а бывают еще хуже.

Евтушенко отпил кофе, поставил чашку на блюдце. Он не спешил.

– Но ведь и у вас здесь случались трагедии, – добавил он. – В прошлом году, например…

На этот раз Стивенсон подался чуть вперед, прищурившись. Улыбнулся, но сдержанно. Даниил внимательно наблюдал за реакцией иностранца, продолжая слушать разговор. Он и сам не знал, о чем идет речь. Евтушенко не ввел его в курс дела.

– Мы говорим о единичном случае, – спокойно сказал Стивенсон. – Инцидент на производстве. Несчастный случай. К сожалению, несоблюдение техники безопасности может привести к таким последствиям. Потому у нас проводятся тестирования на знание правил ТБ. Увы, человеческий фактор – это вопрос, который постоянно остается без ответа…

Стивенсон не успел договорить, ведь в кабинет, постучавшись, вошла женщина лет тридцати, блондинка с короткой стрижкой, в пиджаке, накинутом поверх футболки, и джинсах. Броский стиль одежды – по мнению Даниила, и вовсе мужской – контрастировал со строгой нордической внешностью. В руках она держала две толстые папки с документами.

– Добрый день, – приветствовала блондинка находившихся в кабинете мужчин.

– Знакомьтесь, – подхватил Стивенсон. – Это Виктория – начальник кадрового отдела.

Последовало короткое знакомство, после которого Виктория села за стол рядом с управляющим и положила папки с документами перед собой.

– Наши гости хотят узнать информацию о нашем бывшем сотруднике…

Но Виктория была подготовлена, так что сразу открыла одну из папок и передала лист с анкетой Пал Палычу. Тот, кивнув, взял листок и, мельком взглянув на него, положил на стол. Устремил свой взгляд на Викторию, после – на Стивенсона.

– Ну, вы же понимаете, что анкету мы могли и факсом запросить, – усмехнулся майор. – Нам больше интересно узнать, каким сотрудником был Черепанов и по каким причинам уволился.

– О причинах своего ухода Анатолий ничего не говорил, – сказала Виктория. – Я лично принимала заявление. Стандартная процедура. Несмотря на то что у нас здесь хорошие условия труда и достойная зарплата, рабочие находят причины для увольнения. Семейные люди, как правило, стремятся работать ближе к дому. Некоторым не подходят условия Крайнего Севера – это тоже очень важно. У людей в возрасте часто развивается метеозависимость. Сами знаете, какие перепады температур случаются в этих краях.

– Да, это все понятно, – перебил Евтушенко. – Скажите, а вы были в курсе, что Черепанов имел судимость?

Стивенсон и Виктория переглянулись.

– Да, конечно, – ответила Виктория. – Мы принимаем на работу сотрудников в соответствии с законодательством РФ. Судимость Черепанова была погашена на момент его трудоустройства. Какие причины для отказа могут быть?

– Ну мне-то не рассказывайте, – майор вновь усмехнулся. – Находится миллион и еще тысяча причин отказать бывшему зеку. Кому такие отбросы вообще нужны на работе? Тем более у вас здесь, считай, клочок заграницы, все чинно, никаких тебе алкашей на бульдозерах и запоев на две недели. Что заставило вас быть такими снисходительными?

– Закон обязывает, товарищ майор, – холодно ответила Виктория. – Черепанов, будучи квалифицированным сотрудником с опытом работы на большегрузных машинах, нам подошел. Никаких инцидентов с его участием зафиксировано не было. Человек честно отработал свое и ушел, предоставив заявление на увольнение по собственному желанию, – она выдержала паузу. – Что еще вы хотите узнать?

– Находился ли погибший с кем-либо из сотрудников в дружеских отношениях? – вмешался Даниил. – Нам нужно опросить их, и чем скорее, тем лучше.

Виктория перевела холодный взгляд на старшего лейтенанта. Видом своим она давала понять, что дерзить не стоит. Стивенсон теперь выступал в роли наблюдателя. Потирая покрытую щетиной щеку, он наблюдал то за Викторией, то за Даниилом.

– Да, – Виктория призадумалась, посмотрела на Стивенсона. – Он дружил с коллегой. Его зовут Николай Пивоваров.

– Нам нужно пообщаться с ним.

– Скорее всего, он сейчас на смене. Уточним, а вы можете пока подождать, – предложила Виктория. – Я провожу вас в жилые отсеки.

На том и порешили. Повисла недолгая пауза, которую нарушил Стивенсон со своим предложением.

– Может, желаете выпить? Есть односолодовый виски восемнадцатилетней выдержки. Подарок уважаемого губернатора.

Даниил машинально отказался, подался назад. Так, словно притронулся к горячей поверхности и резко отнял руку. Евтушенко тоже отказался, сославшись на службу и то, что пить во время работы – дело грешное, а заодно вспомнил не особо смешной анекдот про выпивку, русских и американцев.

– И, да, – добавил, улыбнувшись, Стивенсон. – Я не американец. Я родом из Канады.

Николай Пивоваров, как оказалось, был на выходном. Рабочие сутки сменились сутками здорового сна, досуга в бильярдной, тренажерном зале или перед экраном телевизора (или компьютера, кому что нравится) в специальной комнате. Также имелось кафе, где иногда по вечерам выступала местная музыкальная группа.

О способах провести время, свободное от работы, поведала Виктория во время пятиминутного путешествия по коридору, соединявшему административное здание с жилыми отсеками. Она шла чуть впереди, так что походила на экскурсовода. Евтушенко и Некрасов же походили на двух уставших туристов.

– У нас даже теплица имеется, в которой выращиваются патентованные салат и укроп, – не без гордости в голосе поведала Виктория.

Не нужно было иметь навыки и знания психолога, чтобы ощутить, насколько сотрудники месторождения были привязаны к своему рабочему месту и сколько уважения проявляли к нему и всему, что с ним связано. Это касалось и Виктории, и Стивенсона, и тех людей, что встречались Евтушенко и Некрасову во время импровизированной экскурсии и с которыми заводила разговор Виктория. Это касалось и Николая Пивоварова.

Плотный мужичок невысокого роста, сорока с небольшим лет. Ямочка на подбородке. Бакенбарды. Вообще, он походил на человека из другого времени, того самого, когда Евтушенко был еще молод и не имел глубоких морщин на лице, а Даниил и вовсе был сопляком.

Разговор с Пивоваровым состоялся в его же комнате. Уютное помещение с кроватью, письменным столом, светильником и небольшим шкафчиком. Табличка «Не курить». Стеклопакет. Из окна открывался вид на дорогу, ведшую в город, и окружавшую ее бескрайнюю тундру.

– Каким человеком был Черепанов? – спросил Евтушенко.

– Да я ж не брат родной ему, – ответил, пожав плечами, Пивоваров. – Да и разговоров задушевных мы не вели. Не к месту, да и бутылку-другую тут уж не раздавить. Сухой закон. Толик… ну, работящий мужик. На самосвале, как на коне наездник. Молчаливый.

– Так, а что по поводу увольнения он говорил? Почему? Куда собирался? Не мог же он просто молча написать заявление, ничего никому не сказать.

– Да… сказал, что поищет работу на материке. Сказал, что от полярного сияния и снега устал, хочет поюжнее, в родные края. Дурак, конечно. Что ж там делать, на материке?

– А вы сами из Магадана? – спросил Даниил.

– Да. Как будто в другой район на работу катаюсь. Пара часов на самолете – и я уже на месте. Тут ведь полоса неподалеку расположена.

– Удобно, – подхватил Евтушенко. – Ну а Черепанов ведь через город восвояси добирался? Он вот когда уволился, еще неделю в городе провел. Чем он там мог заниматься? Были у него там друзья-знакомые? Или родственники?

– Вряд ли, – Пивоваров покачал головой. – Никогда не говорил об этом.

– Так о чем-то вы разговаривали? – Евтушенко повысил голос, не выдержав. – Или Черепанов что, как заправский шпион, в молчанку играл? О чем же вы дружили с ним?

– Что случилось-то? Почему вы вообще интересуетесь Толиком?

– Интересуемся – значит, надо так, – отрезал Даниил.

Было понятно, что ничего нового узнать от Пивоварова не получится. В сухом остатке по Черепанову имелась стандартная анкета при трудоустройстве, крайне блеклые воспоминания коллеги и… ничего другого.

– С Тамарой Тищенко был знаком Черепанов?

Вопрос Евтушенко заставил Пивоварова задуматься. Тот посмотрел в окно. Почесал лоб. Если до этого он отвечал быстро, то теперь думал так, будто решал сложную математическую задачу.

– Это ведь та девушка, которая…

– Ну да, которая погибла по своей неосторожности. Это ведь случилось прошлой осенью, так? Значит, они работали вместе.

– Так тут работников сколько! – возмутился Пивоваров. – Нет, не думаю, что они были знакомы…

– Ну а ты? Знал ее?

Евтушенко не давал собеседнику время на раздумья. Он уловил что-то в его речи. То, на чем можно было сыграть. Даниил заметил в глазах майора блеск азарта. Такой же блеск он видел во время их недавней беседы в кафе, когда речь зашла об отце.

– Знал, но не особо хорошо, – ответил Пивоваров после недолгой паузы. – Так, виделись пару раз в кафе. Она ведь взрывником работала. Ну а я простой водитель. Она взрывает. Я вожу руду. Говорят, хорошая девушка была. Жаль, что так случилось.

– А как случилось-то?

Пивоваров нахмурился.

– Вы и сами знаете, раз спросили. Что за вопросы-то пошли? К чему это?

– Да не переживай, Николай, – Евтушенко переменился в лице, в момент стал дружелюбнее. – Просто понять хочу, вдруг одно с другим цепляется. Вдруг…

– Что с чем цепляется?

Тут майор помедлил. Достал было из пачки сигарету, да посмотрел на вывеску. Не курить. Как прикажете.

– Нашли твоего приятеля на берегу, в городе. Нашли без головы, разложенного на составляющие, да обгорелого вдобавок.

Евтушенко говорил сухо, обыденно. Так порой говорят о погоде или о повышении цен, которое стало само собой обязующимся. Но так не говорят о трупах, и уж тем более о трупах людей знакомых.

– Мать твою, – проговорил Пивоваров. – Он же уехал.

– Ну вот, значит, приехал. А ты еще удивляешься, что за вопросы такие! Каково преступление, такие и вопросы. И если ты знаешь что-то, но не говоришь об этом, то советую прекратить игру.

Но Пивоваров ничего не сказал. Он, казалось, был поражен или раздосадован услышанным, потому отвечал на последующие вопросы вяло. Впрочем, по этому поводу мысли Евтушенко были сформированы предельно четко.

– Знает, но молчит, – сказал майор, когда они с Даниилом стояли на улице, дожидаясь внедорожника. – Может, конечно, знает какие-то мелочи и не по нашей теме, но что-то этот толстяк определенно знает.

Даниил согласно кивнул. К тому времени он уже узнал о несчастном случае, который произошел на территории вахтового городка прошлой осенью. Тогда Тамару Тищенко, работавшую на месторождении взрывником уже не первый год, по нелепой случайности задавил не поставленный на ручник внедорожник.

– Я тогда в составе группы был. В городе об этом говорили, но мало. Производство, жертвы… теперь они под колеса упоры ставят и стараются не вспоминать случившееся, – говорил Евтушенко, закуривая сигарету.

– Взрывник? Я думал, это мужская профессия.

– Да тут все профессии мужские. Но это ничего не значит, – усмехнувшись, сказал майор.

Вскоре они оказались в машине, и водитель, молчаливый и какой-то мрачный, медленно крутил баранку, выруливая к вертолетной площадке. Мимо них проехала вахтовка с работниками. Темные лица. Много иностранцев.

– Да, у них тут многонациональное предприятие, – заметив удивленное выражение лица Даниила, пояснил Пал Палыч. – Даже из Средней Азии народ прет на работу.

У одного из административных зданий, под лестницей, Даниил заметил двух мужчин в серых камуфляжных костюмах, в берцах и с автоматами в руках. Он указал на них Евтушенко.

– Частная охранная компания, – вновь пояснил майор, кивнув. – Да, эти ребята неплохо подготовлены. Говорят, что бывших спецназовцев берут. И платят недурно.

– Да, деньги здесь рекой текут, я уже понял, – сказал Даниил.

У вертолетной площадки гостей ожидал Стивенсон. Он поблагодарил сотрудников милиции за визит и за то, что они выполняют свой долг. Слащавое прощание Евтушенко уж совсем не пришлось по душе, и он поспешил скрыться в вертолете. Даниил последовал за ним. Вскоре оранжевый с синей полосой Ми-8 оторвался от земли и устремился в сторону города.

13

Во время вечерней планерки Даниил, сам того не желая, раз шесть или семь останавливал взгляд на лице капитана Галимуллина. Пристально вглядывался в него. Он думал о том, что эти черные брови, напряженный лоб и острые скулы, наверное, сразили Алину наповал в первую же секунду их знакомства.

Но ведь прошло слишком много времени, и она, скорее всего, изменилась в мыслях своих и в чувствах уже не один десяток раз. Разве нет? Задаваясь этим вопросом, Даниил напоминал себе, что все люди меняются, но при этом остаются прежними. Парадокс, над которым задумываться так же бессмысленно, как и искать причины возникновения в людях жестокости, той, что толкает на изощренные преступления. Только сломаешь себя.

Подполковник Першин, сидя во главе стола, поочередно спрашивал сотрудников о проделанной за день работе. Все так или иначе сводилось к «мешку с подарками». Такое определение пустил в ход кто-то из младшего офицерского состава, и теперь оно, прижившись на устах сотрудников милиции, употреблялось при каждом удобном случае.

– Что удалось узнать по судимости Черепанова? – задал вопрос Першин.

– Сделал запрос по этому поводу в Рязань, – ответил Трофимов, поглаживая пальцем край темно-синей папки, которая лежала прямо перед ним на столе и с которой он не расставался ни на секунду. – Драка в баре. Поножовщина. Черепанов, как оказалось, не робкого десятка был. Голыми руками обезоружил своего обидчика, но перестарался и проломил ему череп. Как результат – обидчик остался дураком. Статью из 108-й переквалифицировали в 111-ю. Черепанов на два года отправился в колонию. Вышел в 2000 году.

– Перестарался, значит, – многозначительно заключил Першин.

В кабинете повисла тишина. Все ждали, что же еще скажет подполковник. Но он продолжал молчать, напряженно думая о чем-то. Даниил усмехнулся про себя, представив, что Першин думает о своей жене или, например, о предстоящем ужине, и что ему глубоко наплевать на расчлененный труп мужика с большими кулаками.

– По месту регистрации его в последний раз видели в марте этого года, – продолжал Трофимов. – Участковый говорит, что раньше Черепанов сожительствовал с матерью в двухкомнатной квартире, но мать умерла в 2004 году. С тех пор он жил один. Водил домой каких-то женщин, но постоянной спутницы у него, по всей видимости, не было.

Вот уж кому было дело до преступления, так это Трофимову. При каждом взгляде на него Даниил вспоминал отличников-всезнаек, коих в его классе было двое. Эти двое никогда не участвовали в играх нормальных пацанов, с воображаемыми перестрелками и другими опасными маневрами, и существовали где-то за невидимой стеной из учебников и запретов родителей. И что же, эти самые отличники с годами превращаются в таких зубрилок, как Трофимов? Хотя почему превращаются? Остаются прежними.

Даниил, впрочем, соглашался со своей разумной стороной и заключал, что именно такие сотрудники могут выжать максимум из ситуации. Если не сгорят в самом начале карьеры в органах. В этом помогает до страшного крепкий стержень внутри человека. Есть ли он у Трофимова?

– Сейчас у нас нет возможности получить какую-то конкретику по тому, как протекала жизнь Черепанова после увольнения с Апрельского. Вернулся, пожил там какое-то время, а после…

– Я допросил бичей, обосновавшихся в заброшенном доме рядом с портом, – перебил Трофимова Руслан Галимуллин. – Использовал фото, которое нам прислали из Рязани. Короче, один из бродяг утверждает, что видел человека, похожего на нашего покойника. День и время вспомнить не может, что неудивительно.

– Что ж ты с этого не начал, Галимуллин? – с начальственной улыбкой спросил Першин.

– Так заканчивать было бы нечем, – ехидно усмехнулся капитан, и эту усмешку подхватила сначала сержант Киреева, сидевшая рядом с капитаном, а затем и другие сотрудники. Все, кроме Трофимова.

Першин подался чуть вперед.

– Ну и чем еще ты порадуешь?

– Да от бичей много радости не заимеешь, Евгений Дмитриевич, – сказал Галимуллин, но теперь с серьезной миной. – Бродяга видел похожего на Черепанова человека в районе порта где-то в середине мая. Сказал, что тот садился в горящую машину.

– В горящую машину? – переспросил Евтушенко.

– Ну да. Может, перебрал и додумал чего по белочке. В общем, я его в изолятор закинул, пускай немного в себя придет. Тогда и поговорим.

– И за что же ты его закинул? – спросил Трофимов.

– Так найдется же, сержант, – живо ответил Галимуллин, оскалившись. – На таких всегда находится. Про это в книжках не написано, конечно, но… реалии таковы.

Трофимов ничего не сказал в ответ. Проглотил обиду. Снова повисла пауза, и снова взгляды были направлены на подполковника. Время неслось вперед, и стрелка настенных часов приближалась к семи часам.

– В общем, понятно, что ничего не понятно, – подытожил Першин. – Труп у нас уже без малого неделю, а мы даже подозреваемыми не обзавелись, – он обвел взглядом присутствующих в кабинете. – Плохо работаем, господа.

* * *

Даниил направлялся домой, когда услышал выстрел. Он как раз проходил между домами по деревянному помосту, так что звук, естественно, усилился. Будто гром грянул. Даниил выхватил табельный ПМ из наплечной кобуры и рванул в сторону, вступив при этом в грязную жижу, образовавшуюся неделей ранее в результате таяния снега.

Припав к стене дома, Даниил попытался оценить ситуацию. Он был почти уверен в том, что стрелявший находился слева от него, за углом, прямо около дома. Осмотревшись, он заметил метрах в пятидесяти от себя, на дорожке, ведшей от домов к детской площадке, женщину с тяжелыми пакетами в руках. Она стояла на месте, но, казалось, что-то говорила. На таком расстоянии, да и немного оглохнув, Даниил не мог расслышать, что именно.

Медленными движениями, крепко сжимая пистолет, он приблизился к углу, за которым, судя по всему, скрывался злоумышленник. Еще раз посмотрел на женщину с пакетами, перевел взгляд на детскую площадку поодаль. Дети. Там же дети…

Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, как это обычно делают пловцы перед тем, как погрузиться в воду, Даниил вскинул пистолет и выскочил из-за угла. В следующую секунду он взял на мушку вооруженного охотничьим карабином мужчину в зеленом камуфляжном костюме. Тот стоял спиной к дому.

– Ни с места! – прорычал Даниил, целясь в затылок. – Замри, сука, иначе выстрелю!

Даниил знал, что существует какая-то вечно западающая доля секунды, которая сыграла злую шутку со многими милиционерами. В такие моменты нервы на пределе, и преодолеть без последствий такую вот долю секунды – это дело выигрыша или проигрыша. Мгновенная лотерея. Важно отреагировать вовремя.

Мужчина, не оборачиваясь, медленно положил карабин на землю и поднял руки. Сделал это он неестественно спокойно, так, будто ожидал услышать слова с угрозами. Подняв руки, он обернулся, и Даниил увидел сухое лицо, темное. Узкий разрез глаз. Коренной. Но что он тут устроил?

Метрах в десяти от него лежала собака. Грязные тощие бока. Дворняга, по всей видимости. Шерсть в крови.

Адреналин все еще делал свое дело, но к Даниилу понемногу приходило понимание того, что случилось на самом деле. Он все так же целился мужчине в голову, но уже начинал ощущать, как отдается стук сердца в висках.

– Боже мой, убивают! – донеслось до Даниила.

Он кинул быстрый взгляд в сторону и увидел женщину с пакетами. Она все так же стояла посреди дорожки.

– Да правильно делают! – раздался еще один голос. – Давно пора уже этого синюшного ублюдка пристрелить. Как собаку!

Голос доносился откуда-то с верхних этажей дома, около которого застыли в напряженном ожидании Даниил и темнолицый мужчина.

Удерживая пистолет, Даниил полез левой рукой в карман куртки за удостоверением. Пальцы не желали слушаться.

– Старший лейтенант Некрасов, – буквально выстрелил он званием и фамилией, раскрыв ксиву. – Что здесь происходит?

– Отстрел собак. Дворняг в городе слишком много, – ответил Темнолицый с едва различимым акцентом. – А ты новенький, наверное? Да, я слышал о тебе…

– Значит, слышал и то, что я могу вогнать тебе пулю в морду, если дерзить будешь! – взорвался Даниил.

Напряжение должно было найти выход. Внезапно для себя Даниил ощутил, что хочет нажать на спусковой крючок. Такое желание уже преследовало его однажды.

– Не надо грубить, начальник, – с изрядно выпирающей простотой сказал Темнолицый. – У меня есть разрешение. Трупы я забираю. Никаких проблем. И с начальством твоим я знаком. Ни к чему нам ругаться с тобой.

Даниил посмотрел на карабин. Черный ствол «Сайги» был направлен в сторону застреленной собаки. Дворняга, похоже, даже не намеревалась бежать – уж очень близко находились друг от друга стрелок и животное. Даниилу почему-то подумалось, что собака, наверное, смирилась со своей участью. Пережила холодную заполярную зиму, греясь в коробах теплотрасс, и решила распрощаться с этим жестоким миром.

Глупость собственных мыслей Даниил ощутил лишь спустя какое-то время. Но прежде он проверил документы, которые показал ему Темнолицый. Прослушал всю ту околесицу, которой разразилась женщина с пакетами. Что-то про бедных животных и живодеров, которых нужно на кол сажать. Пронаблюдал за тем, как Темнолицый погрузил мертвую дворнягу в багажник припаркованного неподалеку старого японского пикапа. Багажник был застелен какими-то грязными тряпками.

– Никаких проблем, начальник, – повторился Темнолицый. – Першину привет.

Он уехал на своем пикапе прочь, оставив лишь кровь на асфальте дорожки и возмущения, повисшие в воздухе. Вскоре осталась только кровь. Окна дома оказались закрыты, женщина с пакетами скрылась в неизвестном направлении, а Даниил продолжал смотреть на темно-красную лужу.

Сидя дома перед телевизором, приобняв Ольгу и пытаясь расслабиться, он все думал о мертвой дворняге. Думал о том страхе, который испытывал каждый раз при виде собак, не только бродячих, но и закованных в ошейники и намордники. Этот страх был в нем с раннего детства. Неоправданный, как и аэрофобия Ольги, которую так отчаянно не понимал и не принимал Даниил.

Так почему же ему стало так не по себе от вида мертвого животного на земле и стоявшего рядом с ней живого ублюдка, который нажал на спусковой крючок? Ведь теперь будет спокойнее на улицах, и меньше шансов, что эта дворняга вцепится какому-нибудь ребенку в ногу или, еще хуже, в лицо или шею.

Жестокость. Ведь казнь характеризуется не столько результатом, сколько способом исполнения.

Не стреляй посреди бела дня, чертов дикарь! На людях, на глазах у детей! Вот что Даниил хотел сказать темнолицему ублюдку, но не нашел слов. Пожалуй, впервые так замялся. Как неопытный пацан себя повел. Подумал о жестокости и о том, откуда она возникает, хотя знал, что это путь в никуда…

– Эй, ты со мной? – спросила Ольга, тем самым вернув Даниила из пучины мыслей.

– Да, я здесь, – слова давались с трудом. – Просто… сегодня, когда возвращался домой, произошло кое-что…

Даниил поведал о том, что случилось. Получилось сухо, неестественно.

– Чертов дикарь! – оскалилась Ольга, выслушав мужа. – Это ведь при людях, на глазах у детей…

«Она сразу отреагировала должным образом, – размышлял Даниил, глядя в ее голубые глаза. – Впрочем, сидя на диване, в тепле и уюте, порицать и ругать куда проще и приятнее. Это вам не на пару с пистолетом Макарова выскакивать из-за угла и брать на мушку вооруженного мужика в камуфляже. Думая о гражданских как о потенциальных жертвах.

Глупо сравнивать. Ольга… она другая. Из другого мира. Не такая испорченная и притертая жизнью, как я. Тонкая, будто всеми своими нервными окончаниями связанная с окружающим миром. Чутко реагирующая на любое, пусть даже самое малое изменение. Да и сейчас я удивляюсь, как же загорелись ее глаза. Пламя. Иной раз мне кажется, что она тоже может быть жестокой. Может ли?»

Пламя ее взгляда перебросилось на Даниила. Приятная тяжесть разлилась по груди. Кровь, густая и отравленная, ускорила свой ход.

– Не думай об этом, Даня, – тихо сказала Ольга, коснувшись его лица подушечками пальцев.

Ему хотелось укрыться с ней под одеялом и не вылезать по крайней мере до следующей жизни. Такое чувство нападало на него порой, когда все летело к чертовой матери. Бывали в жизни моменты и пострашнее. Сейчас что? Всего-то мертвая дворняга и мгновенное напряжение в ответ на раздавшийся выстрел. Даниил понимал, что в этот раз ему просто не хотелось напрягаться, чтобы выглядеть сильным. По крайней мере, он признавал это. Признавал, что порой хотел оставаться слабым и чувствовать, как его женщина проявляет ласку, запуская пальцы в волосы и нежные слова в мысли. Это что-то из детства, говорил он себе. Что-то до боли знакомое, но почти забытое.

14

Даниил проснулся за час до звонка будильника. Яркое солнце светило в окно, его лучи мягко касались плеча Ольги, неприкрытого одеялом. Светло-русые волосы лежали на подушке, и Даниилу рьяно хотелось вдыхать их запах. Хотелось, не вылезая из-под одеяла, думать о минутах близости, о том наслаждении, которое подарила ему Ольга прошлой ночью. Да он и сам в долгу не остался. Он знал, как доставить ей удовольствие.

Вид лежавших на подушке волос всколыхнул воспоминания о других ночах и других лучах солнца, касавшихся плеч других женщин. Все так же запахи наполняли комнату и предательски поскрипывала кровать. Не здесь, не в этой квартире, не в этом часовом поясе.

Хотя сексуальная жизнь Даниила началась именно в этом часовом поясе, в этом городе. Только двадцать лет назад. За это время многое поменялось, в том числе и в сексе, ведь секс, как и казнь, характеризуется не столько результатом, сколько способом исполнения.

Даниилу показалось, что так предательски с его стороны думать сейчас о других, думать о своем первом опыте, лежа рядом с женой. Ведь сейчас все хорошо, и это нужно ценить, и держаться за это состояние. Не думать о прошлом, которое туманное, но чертовски манящее. Всеми силами показывать, что тебе не безразлично и что ты можешь оставить былые привычки и создать прочный фундамент для семьи.

Обо всем этом Даниил думал, завтракая на кухне. Ему не хотелось, чтобы Ольга просыпалась. Он искал оправдание этому своему желанию. Ведь жена плохо спит по ночам, не может войти в режим. Это может сказаться на ее здоровье. Ей нужно хорошенько выспаться. Так? Нет, отвечал внутренний голос Даниила. Ты не хочешь, чтобы она просыпалась, лишь потому, что именно сейчас чувствуешь себя раскрытой книгой, которую каждый при желании может прочитать. Ольга не упустит шанс вчитаться в строки, и меж строк тоже. И тогда она, пожалуй, будет знать о тебе больше, чем ты сам. Можешь ли ты допустить подобное?

Даниилу осточертело думать об этом. Хотелось поскорее отправиться на работу, чтобы там забить голову мыслями о преступлении, совершенном невесть кем и невесть зачем. Ему казалось, что убийство бывшего зека, равно как и убийство дворняги, – лишь суета. Рабочий момент. Тренировка для мозга. Былой цинизм нагрянул, как всегда, вовремя. Настоящее преступление – это то, что в прошлом. Так пускай оно остается в прошлом…

Даниил повстречал Евтушенко в коридоре отдела. Майор держал в руке именную кружку, до краев наполненную крепким кофе. В зубах – сигарету.

– Полезный завтрак, товарищ майор, – кинул на ходу Даниил.

– Это моя диета, секретный рецепт, – подхватил Евтушенко. – Для того чтоб сердце билось бодрее. Ты, кстати, не видел женщину на входе? Мне сейчас дежурный позвонил, сказал, что она пришла поговорить по поводу Черепанова.

Даниил покачал головой. Погруженный в свои мысли, он не обратил внимания на темноволосую с редкой проседью женщину, сидевшую на скамейке у входа, прямо напротив окошка оперативного дежурного.

Женщиной оказалась сорокадвухлетняя Марина Ивлева. Как она сама сказала, знакомая Толика Черепанова.

– Я как узнала об этом, так сразу к вам побежала, – говорила она, сидя в кабинете у Евтушенко и Некрасова. – Боже, аж руки трясутся…

Даниилу показалось, что руки у Ивлевой тряслись отнюдь не потому, что она испугалась. На вид женщина была пьющей вне меры, да и сквозь пелену дешевого парфюма пробивался запах вчерашней гулянки.

Вид пьющей женщины вызывал у Даниила куда большее отвращение, нежели вид пьющего, опустившегося мужика. Обобщая весь свой жизненный опыт, Даниил приходил к мысли, что женщина, с присущей ей тонкостью души, куда сильнее подвержена разрушающим факторам.

Ивлева стеклянными глазами смотрела на Даниила. Смотрела долго, так, будто хотела ответного взгляда. Даниил лишь на секунду вгляделся в ее лицо, заметил мелкую сосудистую сеточку, покрывавшую впалые щеки. Одна лишь мысль о том, что эта женщина тоже может желать и, хуже того, намекать на интимную близость, заставила его неприятно напрячься.

– В каких отношениях вы состояли с погибшим? – задал вопрос Евтушенко.

– Ну… мы виделись иногда. Проводили время вместе, – чуть замявшись, ответила Ивлева. – Когда он в городе бывал. Вне работы. На работе ему, конечно, пить нельзя было…

– То есть вы с ним выпивали, я правильно понял? – подхватил Даниил.

– Да. По поводу, разумеется.

– Каждая встреча – это новый повод, – усмехнулся Евтушенко. – Ну да ладно. Меня больше интересует, когда вы в последний раз виделись с Черепановым?

Ивлева призадумалась.

– В прошлый четверг…

Майор кивнул, а Даниил чуть склонил голову набок.

– Чуть больше недели назад, я правильно понял? – спросил Евтушенко.

– Ну да, – Ивлева чуть растерялась, ведь оба милиционера выглядели озадаченными. – Он… позвонил мне. Пришел повидаться. Сказал, что вернулся в город по особой надобности. А он ведь говорил мне, что уволился. Ругался много. Уж не знаю, что там у них случилось, на этом месторождении. Может, не заплатили они ему. Не знаю. Но ругался он много. И молчал. Ругался, а потом молчал. Странно себя вел.

– Так, давайте-ка по порядку, – выставив руку вперед, дабы прервать поток слов, сказал Даниил. – Ругался из-за того, что уволился? То есть был чем-то расстроен? Что-либо рассказывал об этом? Только конкретнее…

Ивлева закачала головой так, будто у нее начался приступ. Стеклянные глаза округлились, щеки медленно налились кровью, а на лбу выступила похмельная испарина.

– Да нет же. Ничего не рассказывал. Хотя… да, он говорил, что к этим жуликам больше не вернется никогда. Думаю, они его с зарплатой все-таки обманули. А еще он все повторял, что молчание – золото.

– Молчание – золото? – переспросил Даниил и приготовился сделать пометку в тетради.

– Да, – Ивлева вновь посмотрела на Даниила, перевела взгляд на пачку сигарет, лежавшую на столе. – А можно у вас попросить?

Евтушенко, улыбнувшись, придвинул пачку ближе к женщине и достал из кармана зажигалку.

– Спасибо, – сказала Ивлева и затянулась сигаретой.

– Думаю, нам стоит начать с самого начала, – с недовольной миной сказал Даниил. – Представьтесь.

Ивлева Марина Анисимовна, 1964 года рождения. Уроженка украинского Житомира. Переехала на Север в 1985-м, даже не представляя, что через пять лет город начнет скатываться в яму из-за закрытия большинства градообразующих предприятий. Впрочем, не одна Ивлева попалась в эту ловушку. Со второй половины 90-х город стал абсолютным рекордсменом по относительному сокращению численности населения.

Кто-то уезжал, кто-то оставался. Ивлева осталась. Большую часть времени работала продавцом в продуктовом. Какой-то период жизни (самый светлый, как предположил Даниил) она посвятила семье. Муж, ребенок. Затем развод, ребенок остался с отцом. О том, в какой момент жизни появилась всепоглощающая тоска и бутылка водки, Ивлева не сказала. Да и к делу это не имело никакого отношения.

– Как часто Черепанов навещал вас? – задал вопрос Даниил, делая пометку в тетради.

Беседу вел в основном он. Евтушенко в какой-то момент почувствовал неприязнь, возникшую у коллеги в отношении Ивлевой. Потому и молчал, дабы в подходящее время использовать подходящие слова.

– Раньше так получалось, что раз в два месяца. Как приезжал, денек-другой в городе был, и когда обратно уезжал, к себе домой. Вахтовиков обычно на перевалочном пункте селят, но в город выйти не запрещено.

– Вы сказали, так получалось раньше.

– Ну да. В последнее время он редким гостем стал. Все говорил, что теперь сразу с месторождения на самолет везут. Хотя я знала, что все это брехня. Но мужика ведь силком не затащишь. Да и гордость, знаете ли…

– Но в прошлый четверг Черепанов, все же, объявился, так?

– Да, – Ивлева потушила сигарету. – Сказал, что вернулся по делу. Я еще удивилась. Ну какие дела могут быть у него здесь? Он ответил, что дела особые. Сказал что-то про администрацию. Да, точно, он говорил, что дела в администрации, но я и не слушала особо. Он еще сказал, что, мол, видимся мы с ним в последний раз. Как в воду глядел. Может, знал, что с ним случится? Как вы думаете, товарищ офицер, люди могут видеть будущее?

Даниил ничего не ответил. Он сделал еще несколько пометок, после чего отложил тетрадь и ручку.

– Не могут, Марина Анисимовна, – сказал Евтушенко. – Иначе и преступлений не было бы. Вы так не думаете?

Он поблагодарил ее за то, что она по собственной инициативе обратилась в милицию. Не мог, правда, понять, что толкнуло ее на этот поступок. Знал, что такие, как Ивлева, обычно ментов сторонятся. По этому поводу он и хотел поговорить с ней, но уже без Даниила.

– Отойдем ненадолго? – предложил он коллеге. – Нас там Першин вызывал…

Даниил подыграл своему старшему коллеге. Кивнув, поднялся из-за стола и направился к двери.

– А мне что делать? – с испуганным видом спросила Ивлева.

– Да вы посидите пока, – с улыбкой ответил Евтушенко. – Мы по служебным делам, на пару минут. Сигареты в вашем распоряжении.

Вместе с Даниилом они отошли от кабинета на порядочное расстояние – в другую часть коридора, где быстро обменялись мнениями. Пришли к тому, что больше всего подозрений вызвала тревожность Ивлевой. Была ли эта тревожность вполне закономерной реакцией на известие о смерти любовника? Или же вкупе с тремором давалась как последствие вчерашней пьянки? Глаза Евтушенко загорелись, когда он стал задаваться этими вопросами.

– Скажи честно, Пал Палыч, – обратился к нему Даниил. – Ты получаешь кайф от работы? От такого общения?

– Ну а как иначе? – усмехнувшись, ответил Евтушенко. – Моя работа – это та причина, по которой я сохраняю былую прыть. Чуть расслаблюсь – сразу в труху превращаюсь. Ты будешь таким же, парень. Придет время.

Евтушенко отправился обратно в кабинет. Там он сел рядом с Ивлевой и внимательно посмотрел на нее. Закурил.

– Отправил пацана документы разбирать, – бросил он небрежно, выпустив струю сизого дыма. – Работа у нас такая… бумажная. Начальство с отчетами давит, как будто нам людей защищать не нужно.

– Да, ваш старлей какой-то очень напряженный. Мне казалось, что он на меня набросится, – поделилась переживаниями Ивлева.

– Ну это он сам по себе такой. Молодая кровь бурлит.

Евтушенко придвинулся ближе к Ивлевой. Посмотрел на ее руки, сухие, обветренные.

– Слушайте, Марина, – голос его звучал тихо, томно. – Пока я здесь, вам не о чем волноваться.

Евтушенко был почти уверен, что эта женщина легко находит общий язык с мужчинами и привыкла к мужскому вниманию. Для нее это была знакомая бухта, где не застанет непогода и где в баре у пристани всегда найдется выпить.

Впрочем, взгляд Ивлевой выдавал ее растерянность. Нужно было надавить еще самую малость…

– Чего вы боитесь? – спросил Евтушенко и положил руку поверх ее руки. – Кто-то угрожал? Черепанов угрожал?

Сначала она начала кивать, но после резко покачала головой. Внутри нее происходила какая-то борьба, которая окончилась тем, что женщина отстранила свою руку.

– Сейчас бы выпить, – холодно сказала Ивлева. – Воды. А то ведь тошно. Я уже могу идти?

– Если вам больше нечего сказать, то да, можете идти, – вглядываясь в глаза собеседницы, сказал майор.

Ивлева встала и направилась к выходу. Евтушенко последовал за ней, вроде как проводить, но она шла так быстро и целеустремленно, что майор попросту не поспевал за ней. В коридоре повстречался Даниил. Он с вопросом посмотрел на Евтушенко, но тот лишь отмахнулся и продолжил идти за женщиной.

Даниил нагнал его на улице, у входа. Дул прохладный ветер, и на свежем воздухе стоять было приятно. Возвращаться в кабинетный смрад не особо хотелось.

– Последим за ней денек-другой, – сказал майор. – Отправим ребят. Думается мне, кто-то вынудил ее прийти. Сама она не решилась бы. Кто-то подтолкнул ее…

Евтушенко смотрел в сторону автобусной остановки, расположенной на площади перед зданием милиции. Ивлева, переминаясь с ноги на ногу, ждала автобус. Вскоре подъехал старенький ЛАЗ, и она скрылась из виду. Но взгляд свой Евтушенко от остановки не отводил. Теперь он смотрел на сошедшего с автобуса паренька в дутой курточке и джинсах.

– Вот и подкрепление прибыло, товарищ старший лейтенант, – закуривая, сказал Евтушенко.

Парень как-то уж очень шустро приблизился, практически подлетел. Даниил отметил, что ему на вид лет четырнадцать, может быть пятнадцать. Щуплый, с упрямо пробивавшимися подростковыми усиками и растрепанными светло-русыми волосами.

– Знакомься, Даниил. Это мой племянник Юрка, – представил парня майор.

Последовало рукопожатие.

– Юра Мальцев, – сказал парень нарочито официально, чем немало позабавил старших.

– Звучит прям как Бонд, Джеймс Бонд, – усмехнулся Евтушенко.

Даниилу показалось, что парень немало смутился. Хотел, наверное, выглядеть посерьезнее, а получилось как всегда. Впрочем, и в подростковом, да и во взрослом возрасте тоже, подобное происходит ежедневно. А потом ищешь взглядом в пол вчерашний день.

– Ну так сам сказал, что подкрепление прибыло, – сказал Даниил с серьезным видом, дабы подыграть своему новому знакомому.

– Ладно, бойцы. В ногах правды нет, – заключил Евтушенко. – Пойдем в кабинет. Кофе выпьем.

15

Из дневника Юры Мальцева

08.01.2007

Так я и познакомился с Даниилом Некрасовым, или просто дядей Даней. С самого начала он показался мне, что называется, своим парнем. Первое впечатление зачастую обманчиво, но тут я не прогадал.

Сейчас с большим усилием пытаюсь вспомнить, какую чушь я наплел тогда дяде Паше, чтобы он пригласил меня к себе на работу, но воспоминания почему-то обрываются, превращаются в выдумку. Наверное, слишком волновался. Я почти уверен, что наплел с три короба про то, что хочу стать милиционером, и что пишу про милиционеров, и что мне интересно посмотреть, как работают настоящие блюстители порядка.

Дядя Паша, или Пал Палыч (его так все называют), наверное, отнесся к моим словам с присущей ему иронией. Он не мог знать, что в действительности мною движет. А я все думал о разбившемся на скутере Бугае. Думал о найденном на побережье мешке. О монетке, которую я показал Бугаю и которую оставил на его столе. Мне хотелось разобраться в этом деле, но я не знал, куда двигаться дальше.

Потому я и решил подслушать разговоры милиционеров. Не питал иллюзий по поводу того, что они вдруг начнут сливать мне всю добытую информацию, но и не считал маленькую экскурсию в отдел милиции бессмысленной затеей. Уж лучше, чем сидеть дома и гадать, что же случилось на самом деле.

– Вот тут у нас оперативный дежурный находится, – рассказывал Пал Палыч. – А там, дальше по коридору – камеры предварительного заключения, или «обезьянник», если по-простонародному…

Уже в кабинете дядя Даня обмолвился о женщине по фамилии Ивлева и о том, что «нужно как можно скорее установить слежку за этой алкоголичкой». Фамилия показалась мне знакомой. Прикинувшись дурачком, я спросил, почему понадобилось устанавливать за ней слежку.

– Потому что она может располагать важной информацией, – ответил дядя Даня.

– О том, что случилось на побережье?

Пал Палыч, до того отвлекшийся на какие-то бумаги, поднял на меня взгляд.

– Слишком много вопросов задаете, молодой человек.

– Может, его тоже допросить? – пошутил дядя Даня.

Мне стало неловко, ведь спросил про побережье я как-то на автомате. То ли тяжелый воздух так на меня подействовал, то ли волнение, но голова закружилась. Наверное, я побелел или позеленел, потому что дядя Паша спросил, все ли у меня хорошо. Я ответил, что это все из-за подготовки к экзаменам и бессонных ночей, и оба милиционера с сочувствием закивали.

Зашла речь о Максе Бугаеве. Между делом, Пал Палыч сказал коллеге, что тот был пареньком неплохим, но во всякую дрянь лез. Неужто Семак был прав и Бугай был у местных бандитов «шестеркой»?

Так и подбивало поделиться всем, что разузнал, но одна лишь мысль о том, каких нагоняев можно получить, крепко удерживала мой рот на замке.

Я провел в отделе не больше часа, ведь у милиционеров было много работы. Они отправились в администрацию, как я понял тогда из обрывков фраз…

Читать я начал не рано, но и не поздно. Первой полюбившейся книгой была детективная история про подростков, кусочек большой серии. Это уже значительно позже, на уроках литературы, я понял, что ассоциации – важная штука, если нужно сделать персонажей живыми. Тогда же – мне было десять – я просто погружался в историю и читал с упоением. Представлял, что расследую преступление вместе с ребятами из восьмого «А» класса.

К чему я заговорил о чтении? Да к тому, что в детективных книжках все как-то уж очень плавно, и улика за уликой попадаются, и дело движется. А я вот словно застыл на месте, в мертвой точке. С таким чувством я покинул отдел милиции. Делать было нечего, так что я решил прошвырнуться по городу, предварительно выкурив сигаретку под трибунами открытого стадиона. Ведь не только одному мне мать курить запрещает и приходится палиться, правда?

Ивлева… Я все прокручивал в голове фамилию, и тут до меня дошло, что в параллельном классе учится девочка с такой же фамилией. Катя Ивлева. Совпадение? Увлеченный мыслями, я позабыл про сигарету, и она дотлела до самого фильтра.

– Катю Ивлеву воспитывает отец, – сказал Саня, когда я спросил у него про эту девчонку вечером того же дня. – Я про ее мамку ничего не слышал. Да и вообще, чего тебе сдалась мамка Ивлевой?

Я рассказал Сане о том, что слышал в милиции. Не стал говорить о Максе Бугае и о моем расследовании и представил все так, будто добрый дядя Паша Евтушенко сам предложил мне приехать к нему на работу.

– Ну вот я и услышал, что они за этой самой Ивлевой хотят слежку установить, – говорил я. – Понимаешь, что это значит?

– Она – подозреваемая? – с округлившимися от удивления глазами спросил Саня.

И я кивнул в ответ.

Мы с ним сидели на одном из контейнеров, расположенных ровными рядами у залива. Металл был нагрет весенним солнцем, повисшим над вершинами сопок. Громко кричали чайки.

– Слушай, может, мы сами последим за ней? – предложил Саня.

– За Ивлевой? Но мы ведь даже не знаем, как она выглядит и где живет.

– Придумаем что-нибудь.

Я уже писал о том, что Саня Воронцов – самый неуклюжий засранец из всех, кого я знаю. Мне казалось, что таким людям обычно достается недюжинный ум и смекалка. Может, и так. Все же, мой друг Саня – случай крайне непростой. Попробуй понять, что у него на уме.

Тут же полетели предположения, выводы. Оказалось, что можно попросту напроситься к Кате Ивлевой в гости и там попробовать раздобыть фотографию матери, если таковая вообще имеется. Спросить про маму, как бы между делом.

– И как ты собираешься к ней в гости напроситься? Ой, привет, я тут хочу последить за твоей мамашей, скажи-ка мне, как она выглядит и где живет… Так? Великолепный план…

Мой друг послал меня к черту, но я стукнул его по плечу, и вроде как никакой обиды. Мы продолжили сидеть на теплой крыше контейнера, слушая назойливый крик чаек, круживших над заливом.

– Уж лучше где-нибудь достать телефонный справочник и по нему пробить эту Ивлеву, – предложил я.

– Алкоголичка… – вдруг сказал Саня.

– Что?

– Ты сказал, что они называли ее алкоголичкой, так? Твоя мама работает в центре социальной помощи населению, так? А ведь у них в картотеках может храниться информация по таким людям. Вдруг она получала социальную помощь? Остается по-тихому посмотреть карточку этой Ивлевой и узнать ее адрес. И дело в шляпе.

– В шляпе? – возмутился я. – Думаешь, это так просто?

Саня пожал плечами, а я подумал, что идея не такая уж и плохая. Оставалось только напроситься к матери на работу…

16

Сергей Александрович Гурин был свободен ото всех возможных дел вот уже второй час и нырять с головой в работу не собирался по крайней мере до конца дня. Пятница – она ведь для того, чтобы подумать о выходных: о сладком сне до полудня, позднем завтраке и вкусных пышках, приготовленных любимой женой; о рыбалке, когда можно вдоволь насладиться тишиной и уютом северных краев. Будучи главой администрации района, он мог позволить себе подобную вольность мысли в рабочее время, потому сидел за столом в своем просторном кабинете, закинув ногу на ногу, и крутил четки. Он думал о том, как эти четки вообще оказались в его руках. Когда это случилось? Он думал об этом, когда раздался телефонный звонок.

– К вам из милиции, Сергей Александрович, – сказал секретарь.

Гурин сразу же спрятал четки в ящик массивного дубового стола. Сделал это так, будто четки были важной уликой в деле… Но в каком деле? С каким это делом милиция заявилась? Хотя ясно, с каким. Но почему же к нему? Задаваясь этими вопросами, Гурин оглядел стол так, будто должен был убедиться, что все предметы на своих местах.

Он словил себя на мысли, что нервничает, когда в кабинет, постучавшись, вошли два милиционера. Тот, что постарше, с лицом, покрытым глубокими морщинами, представился и про коллегу не забыл.

– Мы, Сергей Александрович, времени-то много не займем. Кое-какие детали прояснить надо бы. Это по поводу недавнего убийства.

Гурин сглотнул слюну, но не подал вида, что встревожен. И в самом деле, чего ему переживать? Он пригласил милиционеров сесть за стол. Налил из графина воды полный стакан, но не допил, потому что подумал, что нахлынувшая жажда может выдать в нем тревогу. Сел за стол, поправив галстук, подаренный женой на сорок седьмой день рождения.

– Ну, я вас слушаю…

– Наверное, вам не совсем понятно, почему мы сегодня пришли в ваш кабинет с вопросами, – Евтушенко говорил ровно, жестикулируя так, будто излагал свой грандиозный план по реконструкции старого завода, нисколько не скрывая восхищения. – Но я попытаюсь объясниться как можно яснее.

– Да, не совсем понятно, – кивнул Гурин.

– И вы, наверное, не в курсе всего, что происходит…

Евтушенко выдержал паузу, глядя собеседнику в глаза.

– И что же происходит? – нахмурившись, поинтересовался Гурин.

– Странные дела у нас в городе происходят, Сергей Александрович.

Гурин заерзал на стуле.

– Вы можете выражаться поконкретнее, товарищ майор? У меня ведь время ограничено…

Тут Евтушенко удовлетворенно кивнул. Почувствовал, что настроил своего высокопоставленного собеседника на правильный разговор, да и сам получил немного мещанского удовольствия.

– Думаю, вам известно, что в прошлую субботу, утром, на берегу были найдены останки человека.

– Да. Я близко общаюсь с подполковником Першиным. Он держит меня в курсе событий. Это… ужасно. В нашем-то городе…

– Ну а Черепанова Анатолия Васильевича знаете? – перебил собеседника Евтушенко.

Гурин хотел было отреагировать на дерзость, да только прокрутил в голове фамилию, имя… Задумался.

– Нет. А должен?

– Совсем не обязательно. К слову, это жертва. Останки Анатолия Васильевича мы нашли на побережье. Об этом вам подполковник не рассказывал?

– Не удосужился, видимо. В конце концов, мы с ним не старые друзья, чтобы каждый день созваниваться. Да и обсуждать такое…

– Тоже верно, – Евтушенко улыбнулся. – Все же, у нас есть информация о том, что покойный так или иначе был связан с администрацией города. Не спрашивайте, как именно, – я вам не смогу ответить, но не потому, что не хочу. Просто не время еще. Поможете нам разобраться? Документы поднять, у сотрудников поспрашивать. Может, кто-то из них был знаком с покойным. Может, существовали или существуют какие-то программы…

– Эм-м… Я готов помочь вам. Только о каких программах вы говорите?

– О тех, в которых мог участвовать бывший зек.

Гурин с вопросом посмотрел на Евтушенко. Перевел взгляд на Даниила.

– Слушайте, уважаемые. Вы ведь с конкретным вопросом пришли? Если нужно поднять информацию, уточнить у сотрудников, то я вам с удовольствием помогу. Но давайте придерживаться конкретики. Я не понимаю ваших загадок, и разбираться ни времени, ни желания у меня нет. Давайте ближе к делу.

– Да, давайте, – согласился Евтушенко.

Теперь майор сделался обычным и без излишней жестикуляции рассказал главе администрации Гурину план мероприятий. Разговор приобрел спокойный тон, без резких хлестких вопросов в духе Евтушенко, так что Даниил, все время внимательно наблюдавший за Гуриным, даже слегка заскучал.

Майор поблагодарил Сергея Александровича за содействие, после чего задал еще один вопрос, как бы между делом:

– У вас ведь неподалеку от места, где были найдены останки, рыбацкий домик находится, так? Ровненький такой, с высокой трубой. Заметный.

– Ну, это да.

– Ну а вот в прошлую субботу вы, случайно, не рыбачили эдак часов с семи утра до девяти?

Гурин нахмурился. Уже не в первый раз за время беседы он чувствовал подвох, и терпение его было на исходе. Тут не нужно было обладать тонкой чуйкой – вызов чувствовался в каждом слове Евтушенко.

«Что себе позволяет этот наглый мусор? – возмущался внутри себя Гурин. – А второй молчит все время, взглядом меня буравит. Ищет, к чему бы придраться. Как руки сложил, как шею почесал, так? Как на уголовника уставился. Будет потом хороший отзыв Першину. Послушает, как себя его подопечные ведут; как каверзными вопросами честных людей донимают!»

– К чему это вы клоните, товарищ майор? – сменив хмурость на кислую ухмылку, спросил Гурин.

– Да нам до боли не хватает свидетелей, Сергей Александрович. Дело ведь буквально тонет. Вот и хватаемся за соломинку.

– Ну, тут я никак не помогу, господа. Утром в субботу я был дома. Знаете ли, я – семейный человек.

– Видел, как он отреагировал, когда я в первый раз про убийство сказал? – негромко спросил Евтушенко, когда они с Даниилом шагали по коридору в сторону лестничного холла.

– Кажется мне, Пал Палыч, что ты всех и каждого подозреваешь.

– Но ведь так и проще, – тем же негромким голосом пояснил майор. – Нужно от чего-то отталкиваться. Вот я для себя решил, что для начала буду рассматривать каждого как потенциального подозреваемого, а уже погодя стану искать оправдания и противоречия, дабы сузить круг подозреваемых.

– Так себе логика, – сухо сказал Даниил.

– Какая нынче наглая молодежь пошла, – Евтушенко театрально закатил глаза. – Поучился бы лучше.

– Все же, высоко берешь, товарищ майор.

Даниил остановился. Подождал, пока мимо пройдет пара озадаченных своими делами чиновников. Придвинулся к Пал Палычу.

– Глава администрации – крупный человек.

– Да мне наплевать. Человек как человек. Все способны и на дрянь, и на благодеяние в равной степени. У крупных – по всем статьям – людей даже больше соблазна. В конце концов, у нас градоначальник и с криминальным элементом за одним столом был замечен, так что…

Даниил к тому времени уже не слушал своего старшего коллегу. Неожиданная встреча заставила его остановиться. Взгляд долго блуждал по женскому лицу, высматривая какие-то знакомые с давно минувших дней аккуратные линии.

Линии те тонко рисовали ее лицо, сохранившее частичку той юношеской свежести, которая так обыденна в молодом возрасте и так поразительна в возрасте зрелом. «Впрочем, она изменилась», – подумал Даниил, ведь не могло быть иначе. Люди беспомощны перед временем, как песок на берегу моря беспомощен перед приливом.

– Привет, – немного растерянно сказала Алина.

– Привет, – эхом отозвался Даниил.

Яркие рыжие волосы ее стали короче, приняли цвет темно-каштановый, да и веснушки будто полностью сошли с лица.

– Ты… здесь?

Она смутилась, задав вопрос. Да, звучал он глупо, но искренне.

– Похоже, что да, – оглядевшись по сторонам, будто бы в поисках себя, а после улыбнувшись, ответил Даниил.

Посмотрев сначала на коллегу, а после на молодую женщину, Евтушенко сказал, что пойдет вниз. Даниил кивнул, ответил, что догонит, но всем своим вниманием оставался прикован к Алине. Ему почему-то казалось, что во вселенной случился какой-то сбой или его мозг закипел и вышел из строя, и что он находится где-то за границей реального. Так странно видеть ее после двадцати лет разлуки. Но что есть двадцать лет? Для кого-то это момент в погоне за своей мечтой. Для кого-то, пожалуй, это целая жизнь.

– И когда же ты прилетел? – спросила Алина. – Надолго к нам?

– Думаю, что надолго. А прилетел я в начале недели. По работе.

Алина прижимала к груди папку с документами, и Даниилу на какое-то мгновение показалось, что она таким образом защищается от него. Кольнула обида, пусть это было глупо. Она ведь шла по своим делам.

– Егор говорил мне, что ты в администрации работаешь.

– Ах, Егор, – Алина покачала головой. – Давно уже мы с ним не виделись.

– Не дольше, чем со мной.

– Это точно.

Даниил все думал, что же осталось в ее лице прежним. Он знал науку и то, что, например, строение лба и расстояние между глазами с возрастом не меняется, как и не меняется очертание подбородочной складки. Но логикой пользоваться хотелось меньше всего, и ему казалось, что остались прежними и улыбка, и взгляд.

– Ну а ты по каким делам здесь? – спросила Алина.

– Я… да по работе забежал, – замялся Даниил. – Слушай, мы тут как два школьника стоим во время перемены. Может быть, встретимся как-нибудь? Кофе выпьем. Тут же найдется заведение поприличнее?

– Почему бы и нет. Так забавно, что ты говоришь, как приезжий.

– Да я уже, можно сказать, и стал приезжим. Но как мне тебя найти? Без мобильников как-то совсем тяжко живется.

– Зато осталось живое общение, – усмехнулась Алина. – Может, договоримся встретиться в понедельник, после работы? Будет время?

Конечно же, будет. Но почему не на выходных? Даниил уже начал обдумывать, под каким предлогом можно будет выбраться из дома на пару-тройку часов. Впрочем, вопрос свой он не озвучил, потому что это выглядело бы, как обычное навязывание самого себя. Ни к чему было показывать свою обычность. Хотелось быть особенным. Тем парнем, который стал другим парнем. Особенным парнем.

– Я занята на выходных, – покачала головой Алина. Будто мысли прочитала. – Обещала встретиться…

– Да конечно, какой вопрос! – подхватил Даниил. – Буду в понедельник.

Распрощавшись с Алиной, он поспешил по лестнице вниз, потому что почувствовал себя маленьким засранцем, которого решили сводить в зоопарк, но который при этом медленно одевается и заставляет своего нетерпеливого отца ждать у входа в подъезд. Но отец Даниила был совсем другим. Никуда он его не водил, да и зоопарка в городе не было.

У здания администрации была припаркована машина. Привычный глазу УАЗ «буханка». Привычный, да не очень.

Евтушенко поначалу не мог понять, что же привлекло его внимание. Только хорошенько покопавшись в памяти, он понял, что интересна была не сама «буханка», а наклейка в виде пламени, яркая, большая, занимавшая почти весь низ машины.

– А вот тебе и «горящая» машина, – сказал он только что подошедшему Даниилу.

Тот покачал головой.

– И впрямь горящая, – он посмотрел на майора. – Тоже захотелось пообщаться с водителем?

– Да. Интересно посмотреть в глаза человеку, который такую безвкусицу на авто лепит.

17

…Только подумай, что будет, если собрать всех людей, которых ты когда-либо в своей жизни обидел, вместе. На целый город хватит. Знаешь, мне как-то страшно от таких мыслей становится.

А ты не думай об этом. Ведь не факт, что те, кого ты обидел, вообще о тебе думают. Им наплевать.

Но я не о том, что наплевать. Я о количестве. Чувствую себя массовым убийцей. Ты не чувствуешь то же, что и я?

Нет. Но мне кажется, что не зря мы с тобой повстречались, друг мой…

Ольга хотела отправить в мусорную корзину и этот лист бумаги, вслед за другим десятком исписанных листов; вслед за другими мыслями. Но в этот раз что-то внутри сладко кольнуло. Обиды? Да, ей определенно хотелось погрузиться в эту тему.

Она поймала себя на мысли, что сделала слишком большой перерыв и теперь вытянуть из себя пару достойных строк станет для нее задачей отнюдь не простой. Прошло ведь уже больше полугода… да, больше полугода с тех пор, как она лишилась работы. Ей сказали, что так лучше, что ей нужно передохнуть, прийти в себя. Но ничто так не разрушает живое сознание, как отсутствие живости в том, что окружает. Пытливый ум должен питаться действительностью не меньше, чем книгами или документальными передачами. Пытливый ум нуждается в свободе.

Они сказали…

Да к черту! Неважно, кто и что сказал. Они поступили скверно. Но разве могли они поступить иначе? Неизвестное зачастую пугает. Думая об этом, Ольга машинально пыталась вспомнить все те моменты неизвестного, что случались в ее жизни, и всех тех, кого она могла обидеть своим поведением. Нужно ли чувствовать себя виноватой?

Так бывает, что мысли кажутся слишком громкими. Ольга не могла слушать свой внутренний голос, бесновавшийся, шелестевший. Кто-то внутри был недоволен тем, что она вот уже несколько дней остается дома. Зачем проделывать путь в несколько тысяч километров, если в итоге стены все так же будут давить со всех сторон и воздух будет казаться тяжелым? Зачем все, что происходит в жизни?

Завитки букв понемногу успокаивали взбунтовавшееся сознание. Хотелось думать не о себе, а о ком-то другом. И все мысли возвращались к Даниилу.

…Ты не познал любовь, пока не упал на колени…

День знакомства. Случайная встреча. На дворе стояла осень с холодными ветрами и дождем, смывавшим прочь желтое и красное. Но Ольга искренне верила в то, что только в такое время года она может чувствовать себя хорошо. Было ли это признаком помутнения? Сезонным обострением?

Нет. Просто еще во времена своего студенчества она заметила, что самые приятные встречи в ее жизни происходят именно в начале октября. Быть может, у жизни был какой-то особый план, детально проработанный в неведомом плановом отделе, и в октябре каждого года перед сотрудниками этого отдела стояла задача подготовить неведомый отчет, и они уже на что угодно готовы были пойти, лишь бы справиться с отчетом. Посылали хороших людей и настроение в придачу давали. В холоде и под приливным дождем без настроения и хороших людей рядом уж совсем никак.

Даниил тогда был совсем другим. От него веяло ненасытной молодостью, безудержностью в мыслях и чувствах; романтизмом, доставшимся будто бы от лермонтовского Печорина, и едва уловимой загадочностью. Когда он на пару с коллегой вошел в школьный кабинет, чтобы рассказать детишкам о милицейских буднях, Ольга все думала, что такому красавчику уж точно не место на улицах, среди насилия и преступников. Слишком заметный для всего этого. Тогда она еще не знала, что этот мужчина, этот Печорин ее времени, уже успел спасти жизнь человеку.

В его глазах пылал совсем другой огонек. Яркий, с красной окантовкой, будто нарисованный. Иногда Ольге казалось, что она встретила одного человека, вышла замуж за другого, а на край земли отправилась вообще с третьим. И вопрос не в возрасте, пусть и минуло, как в один миг, восемь лет. Просто другой огонек теперь пылает в его глазах, а порой и вовсе затухает, и кажется, что прошлое – всего лишь вспышка в темноте.

Темнота окружала их в момент первой близости. Дождь выстукивал по карнизу ломаный ритм, но в небольшой комнатке было жарко и стекла окон потели. Ольга думала, что слишком быстро все случилось и что она повела себя, как распутница, не выждав время, за которое… да к черту это время! Она хотела его, этого красавчика-сержанта, этого Печорина. Впиваться губами в его губы и чувствовать его возбуждение, и откликаться на него всем телом. Так в двадцать шесть лет она будто бы почувствовала первую любовь. Кто сказал, что так бывает всего раз в жизни? Если влюбляешься, то это всегда как будто в первый раз.

Даниил пришел домой позже обычного. Сказал, что было много работы и что он чертовски голоден и хочет спать. Призрак того романтического героя, того Печорина, восемь лет назад вошедшего в школьный класс и в сердце Ольги.

Она хотела было засыпать его вопросами, но не с тем, чтобы донять и без того уставшего мужа, а чтобы узнать, что все хорошо и что можно спокойно засыпать, положив голову на его плечо, и рукой касаться его груди, и чувствовать, как ровно бьется его сердце. Вопросы она оставила при себе, оттого сон все не приходил к ней, когда стрелка часов ушла за двенадцать, а солнце все так же бойко светило в окно.

«Мне нужно занять себя чем-нибудь, – думала она. – Я могу рассыпаться, я это чувствую. Я хочу чувствовать себя нужной…»

Работа в детском лагере начиналась с понедельника. Ольга грела себя мыслью о том, что совсем скоро она будет так же, как и муж, уходить на работу по утрам и возвращаться вечером, уставшая, но очищенная от гнетущих мыслей. Будет ли? Иначе никак. Иначе она снова сойдет с ума.

* * *

Днем в субботу Даниил взял служебный УАЗ и отправился на кладбище. Стояла сонная, пасмурная погода, и чуть похолодало. Казалось, что небо вот-вот прохудится и будет дождливо или даже снежно.

Все кресты и стелы на кладбище были выкрашены в синий цвет. Некоторые кресты были ограждены небольшими заборчиками, остальные же были разбросаны в хаотичном порядке у подножья сопки. Самые дальние из них находились уже у береговой линии. Дальше, за водой, за глыбами льдин, располагался морской порт и типовые пятиэтажки, и еще заброшенные бараки времен героического освоения Севера.

– Ну вот я и приехал, – сказал Даниил. – Обстоятельства вынудили. В общем, не мог я не приехать.

Ему хотелось рассказать многое, но он удерживал себя от проявления чувств. Присев на колено, он коснулся креста рукой и ненадолго закрыл глаза. Слабый ветер спускался с сопок – к вечеру ему суждено было усилиться.

– Ладно, отец. Пора мне, – сказал, наконец, Даниил. – Не прощаюсь с тобой. И не иду по твоему пути. Никогда, слышишь… Никогда я не стану таким, как ты.

Он поднялся с колена и пошел прочь к дороге. Подумал, что надо было, все же, Ольгу с собой взять. К чему были эти отговорки, что, мол, хочется побыть с отцом наедине? Ольга могла подобрать правильные слова. С ней было как-то спокойно.

Сев за руль уазика, Даниил повернул ключ зажигания. Двигатель зарычал, и колеса зашуршали по гравию. Дорога уходила вниз, минуя заброшенные дома, огибала воды залива и уже у черты города обрастала железобетонными плитами.

У въезда в город Даниил остановился. Внимание его привлек лежавший на обочине мешок. Он вышел из машины и, доставая пачку сигарет из кармана куртки, направился к мешку. Только на расстоянии в десяток шагов Даниил понял, что видит перед собой вовсе не мешок, а труп собаки.

Лапы и морда мертвой дворняги были обращены к заброшенным домам, так что с дороги можно было разглядеть только грязную спину. Даниил выругался, увидев пулевое ранение в области брюшины. Вспомнил про темнолицего мужика с карабином «Сайга». Еще раз выругался.

– Я этого урода заставлю за собой убирать! – зло проговорил Даниил.

Постояв над застреленным животным и перекурив, он решил не оставлять труп на обочине. Нужно было раздобыть лопату и закопать собаку. Но лопата по мановению руки не появится, нужно ехать в город.

Отыскав в багажнике автомобиля старые перчатки, грязные, в машинном масле, Даниил напялил их и подошел к мертвой дворняге. Несмотря на внушительные размеры, она оказалась легкой, так что Даниил без труда погрузил ее в багажник и, скинув перчатки, с силой хлопнул дверцей.

Когда он сел в машину, раздался треск рации. Из динамика послышался голос Евтушенко.

– Некрасов, ответь. Как слышишь? Срочно приезжай в отдел. Повторяю, срочно приезжай в отдел.

Даниил отреагировал. Взял рацию в руку, нажал на кнопку.

– Некрасов на связи. Что случилось?

– Ивлева убита. Повторяю, Марина Ивлева убита.

18

Из дневника Юры Мальцева

10.01.2007

Сразу скажу, что мой вариант с телефонным справочником не сработал. Похоже, у Ивлевой просто не было домашнего телефона. Я было отчаялся, потому что не особо надеялся найти в картотеке центра социальной помощи населению нужную мне информацию.

Пришлось изловчиться: прийти к маме на работу в обеденный перерыв, когда в кабинетах было меньше всего народу, а по коридорам не сновал туда-сюда важного вида директор с аккуратным пузиком и манерами персонажа какого-нибудь гоголевского произведения.

– Ох, Юрка, помоги-ка мне, – сказала мама. – Тут буквы на папках нужно переклеить. На папках от «К» до «Т».

Мама ушла из кабинета, предоставив мне замечательную возможность покопаться в документах. Но вот беда: тетя Люба, любительница журналов народной медицины, пришла почти сразу же и осталась в кабинете. Она пыталась завести со мной разговор, но я делал вид, будто поглощен важной работой, и отвечал однозначными «да» и «нет».

– Слушай, Юр, я ведь букву «И» переклеивала уже, – сказала тетя Люба, когда я полез в нужную мне папку. – Ты начинай с «К».

– Странно. Мне мама сказала начать с буквы «И», – отоврался я, а сам съежился от напряжения.

Но как незаметно пролистать все фамилии? Недолго думая, я приоткрыл зажим и уронил папку-скоросшиватель на пол. Файлы с бумагами разлетелись по полу.

– Ой! Давай помогу, Юрка.

Тетя Люба начала было подниматься из-за стола, но я махнул рукой.

– Не, не, все нормально, я сам!

Почти прокричал. Наверное, потому это так безотказно подействовало на тетю Любу.

Вскоре я наткнулся на досье Марины Ивлевой…

Но это все мелочи в сравнении с тем, что случилось после, когда я разузнал адрес Ивлевой и поделился этой информацией с Саней. Но обо всем по порядку.

Кстати, странно, что на побережье, когда мы с Саней следили за милиционерами, было не так страшно, как немного погодя, когда по городу поползли самые разные слухи. Облачко воодушевленности сменилось темной терпкой пеленой. Да, это совершенно разные чувства. Ведь когда ты воображаешь себя героем детективного романа, странной смеси произведений Марка Твена и Юлиана Семенова, – это одно. Несложно потерять бдительность и окончательно уйти в свои фантазии. Но когда встает вопрос о реальной угрозе – это уже совсем другое дело.

В пятницу я провернул операцию с досье, а в субботу мы с Саней условились последить за домом Ивлевой. Для начала должны были проверить, действительно ли она живет по указанному в досье адресу. Привычно дурацкая идея пришла Сане в голову незамедлительно.

– А давай постучимся к ней в дверь и чуть выше поднимемся. Она выглянет, а ты ее и опознаешь.

– Да я же говорю тебе, что видел копию паспорта, не самого лучшего качества. Фотку я не разглядывал особо.

– Ну глупо же будет следить за домом, в котором нет подозреваемого, да?

Поразмыслив немного, я согласился с Саней.

Не скажу, что в первый раз мне приходилось звонить в звонок и бежать со всех ног. Раньше это было весело и дух захватывало. Но тогда, лет в восемь, бежали обычно вниз, к выходу из подъезда, и ждали, когда раздадутся шаги и матерные слова, и давились от смеха. Теперь же бежали вверх, и не со смехом, а с тревожным чувством, заглушавшим ту самую приятную дрожь, за которой мы всегда гонялись. Спрятались на лестничной площадке, что повыше, и аккуратно выглядывали по очереди.

Дверь квартиры все не открывалась. Я хотел было спуститься и позвонить еще раз, но, как только сделал первый шаг, услышал щелчок дверного замка. Пригнулся, задержал дыхание.

Дверь открыла немолодая женщина, чем-то похожая на ту, что была на фотографии в паспорте. Вид у нее было помятый, но это нас с Саней не удивило. Алкоголичку мы видели не в первый раз в своей жизни. С пьянством вообще все очень плохо у нас в городе.

Выругавшись, женщина закрыла дверь, и мы с Саней, выждав еще немного времени, пошли вниз. Ступали тихо, так, чтобы хозяйка квартиры не услышала.

Дом был четырехэтажный, из тех, что строили давным-давно, и наполовину не заселенный. Мы спустились со второго этажа вниз, и у самых дверей нам повстречался мужик в кожаной куртке, круглолицый, небритый. От мужика нещадно разило советским парфюмом. Он проводил нас взглядом и направился вверх по лестнице.

Велосипеды мы оставили у соседнего дома, внутри старого деревянного контейнера, двери которого были открыты настежь. Удивительно, но контейнер не был наполнен хламом, да и в мусорный ящик его никто не превратил.

Мы с Саней решили побродить неподалеку, не привлекая внимания. Сделали на велосипедах по два десятка кругов, но прошло всего-то десять минут. Никогда еще в моей жизни время не тянулось так долго. Вышел тот круглолицый. Вышла еще какая-то старушка с авоськой, тяжело дышавшая. Ничего интересного.

– Слушай, я жрать хочу, – сказал Саня. – Поехали, купим чипсов и колы? Тут же рядом магазин.

– А если мы что-нибудь важное пропустим?

Саня пожал плечами.

– Ну тогда давай я сгоняю, а ты карауль.

На том и порешили. Я остался около дома Ивлевой, снова начал кружить по двору. Заметил, как неподалеку от дома остановилась белая «Нива» и из нее вышел мужик в потертой коричневой дубленке, черных брюках и кроссовках. Борода клином, и взгляд какой-то нездоровый. Неудивительно, что он привлек мое внимание.

Он вошел в подъезд, в котором жила Ивлева. Я посмотрел на закрывавшуюся дверь и на темно-зеленый УАЗ, припаркованный по другую сторону дороги. Подумал, что если милиция следит за домом, то и я могу попасть под подозрение. Внутри сделалось как-то горько и обидно. Чтобы успокоиться, я сказал себе, что все делаю верно.

Но успокоиться я не успел. Из дверей подъезда выскочил бородатый мужчина и быстрым шагом, иногда переходя на неуклюжий бег, направился к своей машине. Вид у мужика был перепуганный. Я решил, что это недобрый знак и что нужно проследить за этим бородатым. Но как угнаться на велосипеде за машиной?

Разумные доводы? Нет, куда уж там! Ничто не могло помешать мне пуститься в погоню, позабыв о своем напарнике и той опасности, которая могла мне угрожать. Я ударил ногой по педали и помчался за «Нивой».

Я задыхался, выжимая из себя максимум. Благо, на велосипеде можно было неплохо срезать, тогда как для машины была лишь дорога с поворотами и другими участниками движения. В мыслях у меня промелькнуло, что погоня далась бы мне куда легче, будь в городе хотя бы один светофор. Светофоров не было, как и поблажек со стороны беглеца. Он ехал очень быстро.

Мне повезло не влететь на полной скорости в девушку с коляской, мирно шедшую вдоль дороги. Я хотел было прокричать извинения, но понимал, что одно слово – и дыхание собьется, и я сдамся раньше времени.

Но вот я проехал мимо своего дома, и дальше дорога вела к заправке, за которой город заканчивался. «Нива» чуть сбавила скорость, но даже так расстояние между нами сокращалось с каждой новой минутой.

Я потерял машину из виду, когда дорога стала уходить вверх, на небольшую возвышенность, где были расположены заброшенные гаражи. Пот лился с меня ручьями, да и сердце так быстро стучало, будто готово было прорваться сквозь грудную клетку, как тот грудолом из фильмов про «Чужих».

За гаражами загородная дорога шла в двух направлениях: в сторону аэропорта и в сторону заброшенного десяток лет назад поселка на другом берегу залива. Мне оставалось добраться до гаражей и понять, куда же двинулась машина.

Уже на возвышенности, за гаражами, я посмотрел вдаль и увидел, как «Нива», оставляя позади облако пыли, мчится в сторону заброшенного поселка. Дыхание мое чуть восстановилось. Я сел на велосипед и поехал по дороге к поселку.

19

Прохор проснулся в холодном поту и долго пытался сообразить, где находится. Сон отступал медленно, болезненно. Так часто и бывало с похмелья, и Прохор знал, что именно может помочь ему прийти в себя.

Он потянулся к тумбочке у кровати и взял открытую банку пива. «Выдохшееся, да и черт с ним!» – подумал Прохор и сделал несколько глотков живительной влаги. Глаза его открылись шире, и головная боль чуть отступила.

Настенные часы в его маленькой комнатке, расположенной на втором этаже старого деревянного дома, остановились на отметке в два часа еще в начале года. Все забывал Прохор посмотреть, что там с механизмом. Впрочем, минутами время он не отсчитывал, а вот какой сейчас час, ему напоминал голос по радио.

– Сегодня суббота. Точное время – одиннадцать часов. Не спи, а то замерзнешь…

Прохор подошел к зеркалу. Лицо опухшее, глаза раскраснелись. Борода в хлебных крошках. Он попытался вспомнить, как закончился вчерашний вечер, но не смог. Память обрывалась на первой опустошенной бутылке водки.

Но ведь когда-то он подходил к зеркалу и видел еще далеко не старого и не вконец уставшего от жизни мужчину с золотыми руками. Он работал горным мастером на месторождениях, был уважаемым человеком. Теперь это неважно. Все в прошлом. Забудь. Ты и так уважаем самим собой, приятель. А больше в этом поселке никого и нет. Ни к чему заморачиваться. Ты наконец-то свободен.

«Теперь у тебя свой двухэтажный дом на берегу моря, который можно и нужно довести до ума, – говорил себе Прохор. – Кое-где остается лишь подлатать пол, кое-где – поклеить обои. Не особняк на Майами, но все же. Да и мебель можно посмотреть в других заброшенных домах. Может, еще не все нашел.

У тебя есть рыбалка. Места-то рыбные, хорошие. Мужики сюда из города приезжают, наматывают по двадцать километров туда и двадцать обратно. У тебя есть теплица, где помидоры, огурцы и зелень, и не за бешеные бабки, как в городе. У тебя есть старый автобус, организованный под сарай, со всяким нужным и не очень хламом.

У тебя есть этот поселок, из которого люди уехали еще в середине девяностых. Поселок без людей – какая благодать. Ведь люди несут в себе столько злобы, столько подлых мыслей. Как же хорошо жить вдалеке от этого.

Но в город ехать нужно. Да, нужно поговорить с этой *лядью, узнать у нее, что да как. Она же дура, она могла ляпнуть чего ни попадя, кому ни попадя. Подставить и себя, и тебя…»

Перекусив на скорую руку остатками пива и вареной картошкой с добротно посоленной горбушкой белого хлеба, Прохор вышел из своей комнаты, спустился по лестнице и вышел на улицу. Вдохнул свежего воздуха, и ему моментально полегчало. Он подошел к припаркованной у дороги «Ниве», достал ключи из кармана дубленки. Путь предстоял недолгий…

Полчаса спустя он выскочил из квартиры Марины Ивлевой, возбужденный, напуганный. Туманом заволокло сознание, будто кошмары прошлой ночи вновь вернулись и каким-то образом просочились в реальный мир. Как же так могло случиться?

Он не думал о том, что кто-то мог следить за ним. Он спешил к машине. Сел в «Ниву» и рванул по улицам города. Скорее вернуться обратно, в поселок. Там спокойно. Там никого нет, и никто его там не потревожит. Он был уверен, что спрячется в своем домике у берега залива и никто не додумается искать его там.

«Но что за чертов велосипедист все маячит позади? – задался вопросом Прохор, глядя в зеркало заднего вида. – Какой-то сопляк! Да они ведь одного сопляка уже брали под крыло! Это другой? Да какая разница?! Этот пацан крутит педали как бешеный, пытается догнать меня. Нет уж, парень. Пожуй пыли!»

Вырвавшись из города, Прохор чуть успокоился. Все же, руки продолжали трястись. Или это из-за неровной дороги? Неважно. Велосипедист остался далеко позади.

Вернувшись домой, Прохор выпил водки из горла и тяжело выдохнул. Выпил еще. Пот проступил на лбу, на щеках, на всем теле. Он чувствовал, что от него разит бомжом за километр. Но он же не на свидание собрался, в конце концов! Он будет обороняться.

Прохор полез в старый платяной шкаф и достал с одной из верхних полок пистолет…

* * *

Даниил припарковал УАЗ у отдела и быстрым шагом направился внутрь. Евтушенко со следователем Ершовым ждали его в кабинете.

– Трофимов и Киреева следили за домом Марины Ивлевой с самого утра, – с ходу начал рассказывать Евтушенко, закуривая сигарету. – Их внимание привлек мужик, выбежавший из подъезда. Номер они запомнили, пошли проведать Ивлеву. Дверь ее квартиры была нараспашку. Вошли. А там хозяйка с перерезанным горлом на полу. Мастерская работа.

Даниил покачал головой и потер переносицу. Снял куртку. Подошел к столу Евтушенко и сел на самый край.