Читать книгу Лестница в небо, или Рассказ очевидца - Александр Викторович Катеров - Страница 1

Часть первая

Между небом и землей

«Смотрите, бодрствуйте, молитесь; ибо

не знаете, когда настанет это время…»

Святое Писание

Пролог

– Нет, нет! – Замахала руками пожилая женщина.

– Вас я не пущу. Ко мне нельзя!

– Но я к вам по рекомендации, – настаивал я, – мне посоветоваться, спросить…

– Я не могу, – уже спокойнее отвечала она, пристально рассматривая мое лицо.

– Но почему, матушка? – Спросил я.

Матушкой ее называли горожане, которые хорошо знали ее и любили. Любили за кротость, доброту и сострадание к людям. Она была глубоко верующим человеком, и целыми днями пропадала в церкви. Рассказывали, что у нее дома был свой иконостас, который она оберегала от недобрых людей. Что у нее на стене висели старинные и чудотворные иконы. Поэтому к себе в дом она пускала не каждого…

Варвара предсказывала будущие, рассказывала настоящее и напоминала о прошлом. Она могла лечить людей от порчи и сглаза, от плохого настроения и апатии, она возвращала людей к жизни и давала им надежду. По городу ходила молва, что к Варваре сходила сама Богородица и, что между ними была беседа.

Была у матушки и еще одна особенность. Она страдала летаргическим сном и могла проспать не один день, и не одну неделю. Иной раз ее сновидения продолжались месяц и больше, но сама Варвара нездоровый сон не считала недугом, наоборот, – она принимало это, как большое благо. Авторитет Варвары был безупречным и слухи о ее добрых деяниях быстро разлетались по городу.

Однажды доведенный до отчаяния, я тайно стал готовится к визиту с прозорливой Варварой. Мне хотелось рассказать ей свою жизнь на мой взгляд не нужную, скучную и тяжелую. Поговорить с ней о моей грусти и печали, о терзаниях и душевной боли. Сказать, что я запутался и полностью разочаровался в жизни. Я хотел услышать от нее совета, в пользе которого почему-то не сомневался. И вот я здесь у нее, а она не хочет меня даже выслушать.

Отказ матушки меня не сильно огорчил, но очень задел мое самолюбие и я, недослушав ее оправдания, уехал домой. По дороге я еще долго возмущался ее поступку, вспоминая наш недолгий разговор. Но уже к вечеру я совсем забыл о Варваре и занимался делами фирмы, в которой работал ведущим специалистом.

Поздно ночью я вспомнил о встрече с Варварой. И чем больше я припоминал наш диалог, тем больше меня охватывала тревога и даже страх. Она говорила, что во мне много черного, что мне необходимо сходить в церковь, что самое время исповедоваться и причаститься. Я оставил воспоминания и закрыл глаза. Но уснуть не получалось, и я долго крутился в кровати, не находя себе места.

* * *

Утром по дороге в церковь я вспоминал ночные кошмары.

Во сне я видел большую черную птицу с головой зверя, которая кружилась над моей головой, а седовласый старик, в серебристых одеждах, отгонял ее большой палкой.

– Ну и, что здесь ужасного? – Успокаивал я себя.

– Ну птица мутант, ну старик с клюкой?..

Утешить себя не удавалось и на душе по-прежнему было тревожно и тяжело. Что-то мешало моему продвижению. Это «что-то» давило на меня сверху и я, ощущая дискомфорт, постоянно дергал плечами, пытаясь сбросит с себя невидимую ношу.

У ворот церковного дворика я остановился, и трижды перекрестившись, приблизился к храму. Что-то большое и величественное было в древних стенах собора. Его золотые купола упирались крестами в небо, а звон колоколов придавал зданию высокий статус предназначения. У входа в церковь была закреплена большая икона Иисуса Христа и прихожане, перекрестившись, проходили во внутрь. Я поступил так же и посмотрел на икону. Лик Бога почему-то показался мне размытым и невидимым. Какая-та пелена стояла перед моими глазами, и я повторил попытку.

Я засмотрелся на икону, а старушка рядом сказала:

– Пошли, сынок, служба начинается.

В ней я узнал Варвару, которую потом долго искал в храме среди прихожан. Когда громкий голос раздался под сводами храма, я посмотрел на священника. Это был не молодой мужчина с правильными чертами лица. Здесь его называли отцом Николаем, и он пропел молитву. И хотя мне не все было понятно в его песнопении, услышанное пробирало меня до глубины души.

Исповедовался я долго. Я рассказал батюшке всю свою жизнь без утаи. Он слушал меня, а мне становилось то жарко, то холодно. Пользуясь случаем я задавал ему вопросы и просил совета. Священник отпустил мне грехи и предложил встретиться снова.

Окроплённый Святой водой, я отошел в сторону и перекрестился. Среди ожидающих исповеди я увидел знакомое лицо Варвары. Она одобрительно кивнула мне головой и скрылась в глубине собора. Потеряв ее из вида, я принялся рассматривать иконы. Пелена с моих глаз сошла, тревога отступила, а спина выровнялась и приобрела былую осанку. Выйдя из храма, я находился в состоянии какого-то облегчения. Хотелось идти пешком и любоваться осенним пейзажем. Все проблемы остались где-то далеко, мне было легко и приятно. Я прошел через сквер и вышел на шумную улицу, но свернув в тихий переулок, я опять оказался на аллеях сада. Ухмыльнувшись своему внезапному маршруту, я продолжил свой путь. Желтые листья под ногами и голые ветки кустарника, напоминали о приближении холодов. И хотя солнце на небе светило по-прежнему ярко, ветерок, гуляющий со мной рядом, заставил меня приподнять воротник на куртке.

Усталости не было. Легкость в движении заставляла меня идти вперед, и я шел, не зная куда. Вдруг на лавочке, под желтыми ветками клена, я увидел старика. Он сидел на лавке с опущенной головой и что-то чертил на асфальте своей длинной палкой. Загадочный незнакомец был одет необычно. Его свободный серебристый балахон свисал до самой земли, а пояс из скрученной веревки служил украшением его одежды. Весь его облик напоминал мне пришельца из далекого прошлого. Таких можно было увидеть на картинах великих художников или же в церкви на иконах и фресках. Когда он поднял голову и посмотрел на меня, то я успел заметить только его большие и светлые глаза. Длинная и седая борода закрывала большую часть его лица и была продолжением длинных волос. Старик опустил голову, а я замедлил шаг, чтобы лучше рассмотреть незнакомца.

Поравнявшись с ним, я вдруг услышал его голос:

– Из храма идешь?

Я остановился и молча кивнул ему головой. Старик посмотрел на меня, а я заметил на его лице новые, незамеченные сразу черты. Он не был дремучим. Его глаза были живыми и ясными. Глубокие морщины, седина и большая борода придавали ему не столько возраста, сколько мудрости и величия.

– Это хорошо, что ты исповедовался. – Проговорил незнакомец, прерывая мои наблюдения. – Запутался ты Виктор!

Я промолчал, а он продолжил:

– Ты часто просил Бога о помощи, вот Он тебя и услышал.

Старец приподнялся со скамейки и сказал:

– Иди и ничего не бойся, я встречу тебя на перепутье…

Он приблизился ко мне так близко, что его одежды коснулись моего тела. Я вздрогнул и ощутил прилив легкости. Мне показалось, что я стал невесомым и что я непременно сейчас взлечу к небу.

Старик удержал мои мысли и сказал:

– А вот это надень!

Он протянул мне старенький алюминиевый крестик на черной нитке и строго посмотрел на меня. Слова его прозвучали настолько убедительно, что я послушно надел его на шею.

– Узнаешь? – Спросил старец с упреком. – Это твой крест, тот самый, который ты сменил на этот!

Он указал своим длинным пальцем на мой золотой крест, надетый поверх водолазки.

– Не все золото, что блестит! – Произнес старец и положил свою руку мне на плечо.

Тепло побежало по моему телу, и я тихо спросил:

– А ты кто?

– Мое имя Даниил – я слуга Божий. Я пришел тебя спасти!

– Спасти? – Переспросил я, все еще прибывая под впечатлением случая с крестиком.

Я точно помнил, что положил его в коробку с документами, которые хранились в моем сейфе под кипой ценных бумаг.

– Как он попал в руки незнакомца? – Ломал я себе голову.

А старец сказал:

– Не отвлекайся. Тебе надо идти. И помни слова Бога:

«Дорогу осилит идущий…».

Даниил попрощался со мной и закрыв лицо своим серебристым плащом стал таять. Превратившись в седое облако, он поднялся к небу и там на верху, затерялся среди множества похожих на него. Облака на небе сгруппировались и тяжелыми тучами поплыли над городом. Порыв ветра подтолкнул меня в спину и я пошел дальше по аллее сада. Мысли отсутствовали и только отрывки фраз, сказанные старцем, крутились у меня в голове.

«Дорогу осилит идущий…». – Дважды повторил я слова Бога и вышел из сквера.

Под аркой у ворот сада я увидел мужчину.

Выглядел он неряшливо и одет был не по сезону. Какая-то легкая ветровка с поломанной молнией, рванные джинсы и кроссовки, надетые на босую ногу, служили ему неказистым нарядом.

– Бомж. – Подумал я и брезгливо отвел от него взгляд.

Но тот окликнул меня, и я услышал его просьбу:

– Мужик, дай копеечку!

Я посмотрел на него с пренебрежением, а он повторил:

– Денег дай, кушать хочется!..

Порывшись в кармане куртки, я насыпал ему мелочи.

Он поблагодарил меня и протянул мне небольшую икону.

– Это что? – Спросил я и стал рассматривать вещицу.

Икона была без рамки и сильно затерта. Чуть заметный лик седого старца смотрел на меня знакомыми глазами.

В груди что-то кольнуло, и я спросил:

– Это кто?

– А, что не узнаешь? – Ответил бомж и улыбнулся мне своими желтыми зубами.

Я промолчал и протянул ему сотенную бумажку.

Тот с благодарностью ее принял и спросил:

– Ну, что узнал?

Я кивнул ему в ответ и спрятал икону в карман куртки.

Бомж вдруг вскочил на ноги и выпалил:

– Икону-то верни!

– Как? – Удивился я. – Я же за нее заплатил!?

Через минуту я вернул икону, а он сказал:

– Да, ты не обижайся, Виктор. Она тебе сейчас ни к чему, да и деньги тоже…

Он загадочно посмотрел на меня и продолжил:

– А идешь ты не в ту сторону. Тебе нужно туда!

Он указал на сквер, и я послушно поменял направление.

Вслед он мне прокричал:

– Ты уж извини, не благословляю – грешен…

Я еще долго бродил по осенним аллеям сквера, пока чья-то не видимая рука не подтолкнула меня к развилке. Здесь я свернул на узкую аллею и мое сердце громко застучало.

Впереди я увидел большой и раскидистый куст. Листья у него были красными и он, размахивая своими ветвями, манил меня к себе. Я приближался к нему, а мое сердце выскакивало из груди.

Поравнявшись с ним, я вдруг услышал чей-то голос:

– Ну вот и пришли, Виктор!..

Душа моя затрепетала, предчувствуя развязку, а кто-то сказал:

– Сейчас! Еще немного – все!..

Глава 1.

Я умер ранней осенью, когда лето уже закончилось, а осень еще не наступила. Все произошло неожиданно, хотя кто ожидает смерти, если только неизлечимо больной?.. Кто знает время ее прихода? Вот и я, как и многие из нас в этой жизни, надеялся, что все обойдется и беда пройдет стороной. Но этого не случилось и я умер.

Я был убит ножом в спину. Но признаюсь, что от судьбы я не бежал, а наоборот, чувствуя приближение развязки, я шел ей на встречу и часто провоцировал ее на быстрое разрешение. И вот это случилось.

Нож попал мне в сердце и я, не закрывая глаза, провалился во тьму. С немыслимой скоростью я проскочил темный лабиринт и выскочил в большое и светлое пространство. Яркий свет ослепил меня. Серебристый туман расстилался перед моим взором, но очень скоро он стал таять, превращаясь в белые облака на голубом фоне. Это было небо.

Я взглянул вниз и увидел замечательную панораму большого города. Это был полуостров, берега которого омывало теплое синие море. Сам город был поделен на квадраты и другие геометрические фигуры. Людей не было видно, и я удивился тому, что не заметил, как высоко приподнялся над землей. Вскоре я поднялся еще выше и увидел большое и чистое небо.

Мое передвижение в пространстве было для меня удивительным, и я восхищался легкостью своего передвижения. Я двигался, я летел и ни руки, не ноги не принимали участия в моем полете. Моим двигателем была моя мысль. Но поскольку в этот момент мысли у меня отсутствовали, я просто парил над городом, осознавая свое новое положение. Вдруг рядом со мной пролетела птица и заплакала, как ребенок. Меня это встревожило, и я вспомнил о событиях, которые привели меня сюда. Воспоминания затрудняли мой полет, и я поспешил оставить эту неприятную для меня тему. Я посмотрел над собой и увидел огромное светлое пространство. Она было бесконечным и голубым. Где-то далеко белой полоской пролетал самолет и я, как мальчишка устремился за ним. Уже через мгновение я его догнал и прочитал его бортовой номер. Победителем я возвращался обратно, когда та же птица встретилась мне на пути. Она шарахнулась от меня в сторону и стала стремительно падать вниз. Я метнулся за ней, и когда я ее догнал, она по-детски заплакала и исчезла в красном кусте рябины. Рядом раздался голос ребенка, и я вспомнил о детях.

Уже через мгновение я оказался у ворот своего дома. Калитка была заперта, и я машинально потянулся к ручке. Моя рука, не ощущая препятствия, легко прошла через металлический лист и я, сделав шаг вперед, очутился по ту сторону забора. К моему удивлению замок щелкнул, имитируя работу засова.

Из глубины сада навстречу мне бежала большая собака. Огромный черный пес решительно приближался ко мне и в двух шагах от меня он вдруг остановился и жалобно заскулил.

– Малыш! – Позвал я собаку, а она, поджав хвост, поспешила скрыться от меня в кустах малины.

– Не узнал, что ли? – Обиделся я и подошел к дверям дома.

Не воспользовавшись ключом, я легко проник вовнутрь и опять заметил, как щелкнул замок, а шторы на окне дернулись от сквозняка. Я не придал этому значения и прошел дальше по коридору.

Дома никого не было, и я вспомнил о том, что дети ушли в школу, а жена находилась на работе. Походив по комнатам, я вернулся в спальню. Мне вдруг показалось, что здесь я чего-то не находил, чего-то не заметил, не обнаружил. Осмотрев предметы комнаты, я остановил свой взгляд на дверце шкафа, на котором было закреплено зеркало. С удивлением и даже страхом, я заметил, что не нахожу своего отражения в нем.

– Так вот чего я не нашел в спальне. Вот чего не обнаружил я здесь! – Осенило меня, и я воскликнул. – Своего отображение!..

– Я невидим. Невидим, но я есть. Вот мои руки, ноги и голова на месте, – размышлял я, рассматривая себя.

Ощупав себя руками, я немного успокоился и вскоре страх оставил меня. На смену ему пришло любопытство, и я прошелся по домам соседей. По-разному реагировали люди на мое присутствие. Кто-то вздрагивал и со страхом озирался по сторонам, кто-то крестился, читая молитву, а кто-то откровенно ругался матом. Все, кого посетил я, меня не видели, но мое присутствие они чувствовали и ощущали. Я понимал и разделял беспокойство этих людей, так, как и самому в недалеком прошлом приходилось испытывать подобное. Я помнил, как становилось жутко и неуютно от каких-то шорохов и стуков в комнате, где никого не было. От внезапного сквозняка за спиной или упавшей ложки со стола… И вот теперь это делал я… Мне стало немного стыдно и когда я, в одном из домов застал влюбленную парочку в пикантной обстановке, я оставил это занятие.

Все, что происходило со мной сейчас – походило на сон. Настолько все было невероятно, настолько легко и доступно, что думать ни о чем не хотелось. Облетев город, я вспомнил о близких и родных мне людях. Подумав о жене, я тут же оказался у нее на работе и стал свидетелем ее разговора с подругой. Находясь в двух шагах от жены, я узнал, что она была сильно обеспокоена моим отсутствием.

– Не ночевал дома, – рассказывала Татьяна своей подруге. – Как мне это все надоело…

Я сделал шаг вперед и оказался у нее за спиной. Она дернула плечами и обвернулась. Я увидел ее воспаленные глаза и подумал:

– Плохо спала – плакала…

Сколько боли и страданий я причинил этому человеку, этой женщине, которую когда-то любил. Мне захотелось пожалеть ее и успокоить. Я протянул руки, а они прошли сквозь нее, причинив ей только страдание. Она вздрогнула и, отшатнувшись от меня, заплакала.

– Я больше так не могу, с ним что-то случилось!

– Да брось ты убиваться! – Успокаивала ее подруга.

– Небось у бабы какой-нибудь зависает. Знаю я этих мужиков – проходили. И хватит рыдать, Татьяна! Люди смотрят…

Жена стала вытирать слезы, а посетители с недоумением посматривали на нее. Я тоже покинул это место, потому что мое присутствие здесь только усугубляло тревогу и наводило страх. Моя беспомощность раздражала меня, и я поднялся в небо, от куда еще слышал плаксивые причитания Татьяны. Это гнало меня прочь, но и высоко от земли, голос жены долетал до моего сознания.

* * *

Пролетая над городским сквером, я вдруг вспомнил о своем грешном теле, оставленном на безлюдной аллее парка. Сбавив скорость полета, я быстро нашел его на траве у красного куста. Здесь уже собралась небольшая группа людей, и я опустился на место, где совсем недавно стал жертвой убийства.

Народ обсуждал происшествие, а я посмотрел на убитого. Молодой мужчина лежал на боку в какой-то необычной позе. Его ноги застыли в полушаге и казалось, что даже лежа он продолжал свое движение. Руки были широко раскинуты по сторонам, а пальцы, собранные в кулак, сжимали горстки пожелтевшей травы. Голова лежала затылком на земле, а глаза смотрели в небо.

– Впечатляет! – Цинично пошутил я и нагнулся к своему телу, чтобы поправить челку на его лице.

Рука бесполезно трогала воздух, а покойник вдруг подмигнул мне левым глазом и выпустил струйку крови из-под своих посиневших губ. Я отскочил на безопасное расстояние, а подошедший полицейский накрыл мое тело какой-то промасленной тряпкой.

Рассматривая место происшествия, я заявил:

– В общем и неплохо… Я убит, а не умер от наркотиков или водки. Я не валяюсь в канализационном люке, а лежу на аллее сада у людей на виду. В общем сойдет! – Сделал я заключение и почему-то вспомнил телерепортаж с городского кладбища.

Как-то вечеров в новостях показывали его малоизвестную часть, где были захоронены безымянные люди; бомжи или тела, не нашедшие своего имени. Кому-то из журналистов удалось сделать уникальную съемку, как бросали этих бедных людей в неглубокие ямы, без гробов, и не всегда в полиэтиленовых мешках. Как бездомные собаки отрывали из могил трупы и пожирали покойников.

– Да-а!.. Не хотел бы я так… – Подумал я и заметил, как у моего тела шло активное обсуждение происшествия.

Звучали высказывания о бандитском беспределе, о бездействии властей и о том, что я стал жертвой этого беспорядка. Мне было приятно участие этих незнакомых людей в разбирательстве данного происшествии. Они жалели меня и, совсем не зная меня, прощали мне все мои грехи и прегрешения.

– А ведь я далеко не безгрешный человек и очень может быть, что не заслуживаю такого быстрого прощения. Многим людям я причинил боль и страдания. – С грустью сознавал я. – И среди них были близкие и даже родные мне люди.

Сирена спецмашины прервала мои размышления, и я заметил, как у моего тела продолжались дебаты. Высказывались версии убийства, и свидетели сообщали о выстрелах на аллеях сквера.

– Надо же, даже стреляли… – Ухмыльнулся я.

Я не придавал этому особого значения, а наблюдал, как санитары бесцеремонно забросили мое тело в машину и, громко хлопнув дверью, уехали прочь. Толпа не расходилась, а сотрудники полиции опрашивали свидетелей и обыскивали место происшествия. Я потерял интерес к происходящему, а непонятная тревога наполняла мою душу. Оставаться здесь не было никакого желания, и я покинул это место с тяжелой мыслью о будущем. Мне было страшно представить, что будет с моими родителями, когда они узнают о моей смерти. И я, поднявшись к облакам, искал спасения в небе.

Мысли мои спутались и это было заметно по моему перемещению в пространстве. Страх перед предстоящей расплатой мучил меня и не давал осмыслить, и осознать мое новое положение.

Я не знал, что мне еще предстояло испытать в этом новом мире, но одно я уже знал точно – то, о чем говорили умные люди на земле – случилось, то, над чем мы частенько посмеивались – есть.

Здесь была совсем другая жизнь, неизвестная для человечества. Теперь я уже понимал, что мне предстояла встреча с Ним, с Тем, о ком мы частенько забывали на земле.

К вечеру этого дня я по чьей-то воле оказался на пороге квартиры, где проживали мои родители. Чуть помедлив, я осторожно прошел сквозь двери, но замок предательски щелкнул, и я услышал, как в дальней комнате раздались голоса. Я продвинулся вперед и в большой комнате квартиры нашел своих родителей, сидевших у телевизора.

– Дверь хлопнула. – Произнесла мать, когда я появился зале.

Она посмотрела в мою сторону, а отец ответил:

– Да нет, тебе показалось.

– Пойду посмотрю. – Не успокаивалась мать и поднялась с кресла.

Сделав два шага, она остановилась передо мной, и я увидел, как ее глаза испуганно, что-то искали перед собой.

– Ну и чего? – Спросил отец, наблюдавший за нами.

Мать вернулась на место и со вздохом сказала:

– Душа разрывается, а тут еще и сон плохой видела…

Отец, как-то безучастно промолчал, а она продолжила:

– И телефон молчит целый день. Я позвоню, Паша?

– Я уже звонил. Не ночевал дома и сейчас его нет, ни дома, ни на работе. – Как-то равнодушно сообщил отец и мне стало немного обидно за его холодное осуждение.

Но когда он потянулся к тумбочке за валидолом, обида сразу прошла, и я подумал:

– Они еще ничего не знают.

Я представил картину, когда откроется причина моего исчезновения. Мне стало невыносимо больно. Боль моя увеличивалась от того, что я не мог им помочь и утешить. Моя беспомощность раздражала меня, и я в отчаянии резко ударил по межкомнатной двери. Не ощутив с ней контакта, я заметил, что она все же стукнулась о стену комнаты и стекло в ней жалобно задребезжало. Я удивился, а родители, испугавшись, одновременно посмотрели на меня.

– Это что? – Тихо спросила мать.

– Сквозняк?! – Пожимая плечами, предположил отец.

– Сквозняк? Откуда?

Она тяжело вздохнула, и сказала:

– Душа разрывается, я позвоню Вите?

– Позвони. – Согласился отец и безнадежно махнул рукой.

С тяжестью и болью я покидал родительский дом. Я был виноват перед ними в том, что часто забывал о них и не уделял должного внимания. Я забывал о том, что для них я всегда оставался ребенком, которого они любили и боялись потерять.

«И не дай мне Бог пережить своих детей», – часто говорил отец, когда дело доходило до выяснения отношений.

Теперь все это было в прошлом, которого вернуть было невозможно. От этих мыслей я выскочил из квартиры и проскакивая каменные стены строения, понесся по городу.

Долго и бесцельно я метался по его улицам, заглядывая к знакомым и друзьям. Но вдруг я вспомнил о своем бренном теле и это заставило меня вернуться к нему. Я нашел его в городском морге. Оно лежало на большом столе и было безжалостно разрезано от шеи до самого паха. Рядом лежали внутренности; сердце, легкие, печень и другие органы. Меня удивляло то, как эта окровавленная, переплетенная между собой масса давала телу движение, форму, цвет и красоту.

Мои рассуждения прервал вошедший мужчина. Он был в резиновом фартуке, надетом поверх темного халата и в белых медицинских перчатках. Это был врач, без особого труда, догадался я. И хотя не только его вид, но и действия, напоминали мне работу мясника, он все же оставался врачом патологоанатомом. Он бесцеремонно набивал мое тело внутренностями, насвистывая какую-то веселую мелодию себе под нос. Его небрежность в работе меня раздражала и когда он упустил мое сердце на кафельный пол, то у меня что-то больно кольнуло внутри. Я дернулся в сторону и, проскочив стену, очутился в другом помещении. Здесь, в небольшой комнате со слабым освещением, на стеллажах лежало несколько голых тел, приготовленных для вскрытия. В сизом тумане, расстилающемся над покойниками, было трудно разглядеть умерших, но я, наткнувшись на каталку у самой двери комнаты, заметил бледное лицо девушки. Это была совсем юная девочка с красивым лицом. На вид ей было лет шестнадцать – семнадцать и ее молодое тело не имело никаких видимых повреждений. Она лежала, как живая и только холодная белизна ее лица, и посиневшие губы, говорили о том, что жизнь оставило это тело.

– Что же привело ее сюда? – Подумал я.

– Болезнь, самоубийство или наркотики?

Я посочувствовал ей и оглядел остальных покойников.

– Да у каждого свая дорога, своя история. – Философски заключил я и вернулся в операционную, где врач – патологоанатом заканчивал свою работу.

Большими и неровными стежками, он зашивал длинный разрез на моем теле.

– Аккуратнее! – Посоветовал я ему, замечая, как через большие и неровные стежки, сочилась мертвая кровь.

Он, будто услышав мои замечания, на мгновение замер и, поправив маску, продолжил работу, выдерживая линию шва.

– Так-то оно получше. – Оценил я старания врача и почему-то опять вернулся в комнату – холодильник за стенкой.

Что-то тянуло меня к этой молодой девушке и я, заглядывая в лицо умершей, пытался вспомнить ее имя.

– Где-то я ее встречал, где-то видел?..

Но память не давала мне ответа, и я путался в догадках. Постояв у тела покойной, я почему-то вспомнил случай, который произошел со мной незадолго до моей смерти. Я стал свидетелем странного самоубийства. Это случилось у торгового ларька, когда я покупал сигареты. Небольшая группа молодых людей громко развлекалась на лавочке, привлекая внимание прохожих. Вдруг, неожиданно для всех, парень со словами «Я люблю тебя Лиза» соскочил с места и бросился под колеса автомобиля. Все ахнули, а смазливая девчонка из веселой компании разразилась хохотом. Под колесами погибал ее мальчишка, а Лиза продолжала громко смеяться. Я ухмыльнулся странному воспоминанию, а за стеной по соседству послышались голоса людей. Через мгновение я вернулся обратно к своему телу. В комнате у операционного стола уже стояли двое. Один из них был врач другой был санитаром и догадаться в этом не составляло большого труда. Они о чем-то договаривались, а я осмотрел тело покойного. Оно было накрыто простыней, а на его белом полотне местами выступали красные пятна.

Грубый голос врача прервал мои наблюдения и я, оставив осмотр, прислушался к разговору двух мужчин.

– Петрович, твою мать! – Ругался патологоанатом. – Мы же договаривались – закончим работу и выпьем.

– А я что? Я ни чего? – Оправдывался санитар. – Там такое привезли, грех не выпить!..

– Что там еще такое? Пошли посмотрим.

Они двинулись по коридору, а я последовал за ними.

Через две минуты мы были в приемной, где на низкой тележке лежал большой бесформенный мешок.

– Это что? – Спросил врач, а санитар ответил:

– Это баба!

Он расстегнул молнию на мешке и добавил:

– Ниток много понадобиться… Поезд жестокий любовник. – Цинично пошутил санитар.

Врач закрыл дежурный журнал, цокнул языком и, глядя на изувеченное тело женщины, произнес:

– И что же тебя толкнуло под поезд, Анна?

– Любовь! – За нее ответил санитар и улыбнулся.

– Чего? – Буркнул патологоанатом.

– А ты, что «Анну Каренину» не читал?

Врач злобно посмотрел на санитара, а тот добавил:

– От любви еще и не такое бывает…

– Хватит болтать! Давай ее на стол! – Сердито приказал врач.

Я успел взглянуть на труп и ужаснулся.

На тележке лежали части окровавленного тела и голова женщины с испуганными глазами. Санитар застегнул молнию на мешке и покатил тележку, насвистывая похоронный марш.

– Все! С меня хватит! – Категорически заявил я и покинул это мрачное заведение под названием МОРГ.

Глава 2.

Я опять метался по городу из одного места в другое. Мои движения меня не утомляли и мне было совсем не трудно облететь город несколько раз. Да, что там город, когда я с легкостью успел побывать у друга на северном Кавказе и через мгновение вернуться обратно.

За это непродолжительное время я увидел много интересных мест, когда в земной жизни об этом я мог только мечтать. Я посетил многих людей, которых хотел видеть и которых совсем не ожидал встретить. Я побывал там, где никогда не был…

И вот я попал туда, куда не всем смертным был доступен вход.

Я знал это место, так как не один раз приезжал сюда на своем автомобиле, подвозя то одного, то другого знакомого мне человека. Это место в яхт-клубе было местом встречи местных воротил, уголовников и людей с сомнительной репутацией. Большая яхта под названием «Бета» была непосредственным местом деловых встреч и важных переговоров. Она хорошо охранялась и даже на берегу частенько можно было увидеть здоровых парней в камуфляже, прогуливающихся у места ее стоянки.

Я без труда проник на яхту, минуя кордоны охранников.

В кают-компании было шумно. Собравшиеся на яхте, что-то громко обсуждали и о чем-то оживленно спорили. Здесь я никогда не был, но многие из присутствующих были мне знакомы, и поэтому я, примостившись в углу, с любопытством наблюдал за происходящим. Я сразу заметил парня, скромно стоящего у косяка входной двери. Это был мой одноклассник Митрохин Александр по кличке «Сапог». Он нервно потирал руки, ожидая, когда его заметят и обратят на него внимание. Он никогда не был осужден, но всегда крутился с уголовниками и блатными, тем самым создавая себе имидж крутого парня.

Я же его знал с другой стороны, как склочного и по сути трусливого человека. Блатные его считали шестеркой – стукачом и в серьез его не воспринимали, хотя частенько пользовались его услугами. Самого же Сапога это не обижало, а наоборот, помогало ему вести свой небольшой бизнес. Он имел маленькую мастерскую, где ремонтировал и шил обувь, от сюда и прилипла к нему кличка Сапог. Здесь же в мастерской он и подторговывал краденными вещами, которые ему приносили местные воришки. Но, справедливости ради, надо заметить, что многие из знакомых Сапога считали его влиятельным человеком. Так как видели, что к нему в мастерскую заходили блатные и солидные дяди. Так что в определенных кругах Сапог слыл вполне крутым парнем, который имел надежную «крышу» и хорошее прикрытие. Хотя помнится, как-то по весне подожгли его мастерскую, проигнорировав его «крышу» и его липовый авторитет. Разборок не было и Сапог на этом не настаивал, боялся не угодить хозяину. А хозяином на этой территории был Циба, здоровенный мужик, у которого за плечами была не одна ходка на зону. В послужном списке этого бандита – рецидивиста было не одно ограбление, не один разбой и даже убийство. В мастерскую к Сапогу он заходил для порядка. Водки выпить, да травки покурить. Грубый и молчаливый, он никогда не подавал Сапогу руки. Он не любил его и не скрывал этого. Часто перебрав спиртного, он начинал издеваться над ним, говоря обидные слова. Он называл его шестеркой, он обзывал его стукачом и всякими обидными словами. Обидными для нормального человека, но не для Сапога. Конечно, это не нравилось ему, но Цибе он не мог возразить, так как сильно боялся его, и поэтому он молча переносил все оскорбления, сказанные в его адрес.

Но в мастерскую заходили и другие люди, такие как Муслим, Арсен и другие кавказцы. Это были люди рынка или как их еще называли «базарники». Они были маленьким звеном в городской мафии. В обязанности этих людей входило распределение мест на рынке, регистрация доходов и порядок в торговых рядах. Работа у них была доходной, но нелегкой, так как им частенько приходилось иметь дело со своими земляками – кавказцами, которые тоже умели считать деньги. И хотя они находились под строгим контролем хозяина, они все-таки успевали прокручивать свои делишки с такими, как Сапог и ему подобными. Эти посетители для Сапога были желанными гостями. Ну, во-первых, с пустыми руками они никогда не приходили, во-вторых, они относились к нему с уважением и, в-третьих, у них был общий бизнес – наркотики, которые Сапог реализовывал втихую от Цибы и его команды. С этими людьми Сапог чувствовал себя уверенно. Здесь он даже мог повышать голос на своих гостей, хотя выглядело все это не естественно и наигранно. Эти друзья с Кавказа почему-то считали его не последним человеком в бандитской группировке. Откуда такое мнение взялось можно было только догадываться. Но я, да и многие другие знали, что это заслуга Муслима и самореклама Сапога. Конечно, эти двое не были друзьями, уж очень разными они были людьми, но на публике они выставляли свою дружбу напоказ и им верили. Каждый из них преследовал свою выгоду в этом союзе и поэтому такой расклад дел устраивал обоих.

И вот в дверях кают-компании стоял парень по кличке Сапог, которого я знал с детства и знал не с лучшей стороны. Поэтому его присутствие здесь меня сильно удивляло. Но удивление очень скоро прошло, когда я услышал грубый голос из глубины каюты.

– Рябой, тащи сюда Сапога!

Рыжий парень – здоровяк подтолкнул Сапога к центру каюты и угодливо отрапортовал:

– Он здесь!

– Ну, что, скорняжная душа! Что расскажешь? – Спросил крупный мужчина с короткой стрижкой, выдвигаясь из-за стола.

Сапог помялся и тихо ответил:

– Да я, собственно, ничего… Мне сказали, я и приехал.

– А ты ничего не хочешь нам рассказать? – Спросил тот же мужчина, которого здесь все называли Колючим.

Он подошел к Сапогу и спросил:

– Кто Моряка убил?

Сапог ответил не сразу, что и разозлило Колючего.

– Кто Моряка замочил? – Нервно заорал он, а Сапог вздрогнул и запричитал:

– Это не я. Честно не я! Я слышал, что его хотели завалить.

– Кто? От кого слышал? – Грозно продолжал Колючий.

– Я не знаю! Честно слово не знаю. – Отвечал перепуганный Сапог, с опаской поглядывая по сторонам.

Колючий повторял свой вопрос раз за разом и казалось, что он задает его всем присутствующим.

Сплюнув на пол, он сказал:

– Циба, что за дела? Это же твой район?

Колючий метался по каюте выкрикивая угрозы. Присутствующие, как-то притихли и тихо переговаривались между собой.

– Туда ему и дорога! – Вдруг высказал свое мнение худощавый парень и тут же добавил, – он же отошел от нас. И вообще – темная лошадка этот Моряк…

Колючий не дал ему договорить и крикнул:

– Ну ты, умник, не тебе решать. Во-первых, он с нами и не был никогда, а, во-вторых, он был у Артура, и он дал ему добро…

Колючий подошел к парню и спросил:

– Послушай, Шприц, а может это ты его завалил? Я слышал ты ему немало денег задолжал?

Он пытливо посмотрел на парня своими зелеными глазами и это сильно того напугало.

Он вскочил на ноги и запричитал:

– Да ты чего, Аркаша (так еще называли Колючего)? Разве я могу? Разве я посмею без тебя?

Шприц положил руку на плечо Колючего и добавил:

– Я же в курсе, я же все понимаю…

Было похоже, что он убедил товарища, так как Колючий махнул рукой и подошел к столу, чтобы выпить вина.

Сюда же подошел Циба и вдруг заявил:

– Я знаю кто убил Моряка!

Все посмотрели на него, а он продолжил:

– Это Муслим! На пару вот с этим.

Он пальцем указал на Сапога, а тот соскочил с места и стал оправдываться:

– Я не убивал Моряка! Это не я!

– А кто? – Гаркнул Циба и с ухмылкой продолжил:

– Обижал он вас козлов, вот вы и убрали его.

– Циба, ты чего говоришь? Какой Муслим, зачем? Витька мой одноклассник и друг детства! – Оправдывался Сапог.

– Ты лучше меня не зли. – Пригрозил ему Циба и добавил. – Сдали тебя твои дружки. Так что ты еще мне расскажешь, как ты дурь в тихоря от нас продавал! Или скажешь, что тоже ничего не знаешь?

Напуганный Сапог слезливо запричитал:

– Не убивал я его! Это не я! Ну, Циба, ну, Колючий!..

Колючий решительно направился к Сапогу, и я заметил, как тот побледнел от страха. Но вдруг раздался телефонный звонок и Колючий остановился на пол пути.

Достав мобильник из кармана, он объявил:

– Это Артур!

В кают-компании наступила тишина, и только телефон продолжал звонить, выдавая чье-то нетерпение.

Помедлив, Колючий ответил:

– Да, Артур! Конечно приезжай – ждем!

Колючий выключил телефон и сказал:

– Артур будет здесь через час, и он все знает…

Наступила пауза. Было слышно, как где-то на пристани заиграла музыка, а на палубе громко засмеялись охранники. Тишину прервал истерический голос Сапога.

Предчувствуя развязку, он выпалил:

– Это не я, это Муслим. Я тебе правду говорю, Колючий!

– Я тебе, мразь, не Колючий, а Аркадий Викторович! – Гаркнул Колючий и сильно толкнул Сапога в грудь.

Тот отлетел к двери каюты, где его принял рыжий здоровяк. Он в свою очередь больно стукнул его по ушам и отбросил в угол. Из другого угла раздались аплодисменты. Женщины захлопали в ладоши, пытаясь привлечь внимание своих кавалеров.

Колючий злобно цыкнул на них и сказал:

– В общем так. Через час Муслим должен быть здесь.

Он подошел к рыжему парню и приказал:

– Ты, Рябой, давай сейчас поезжай за Муслимом, и что бы через час он был здесь.

Парень кивнул головой, а Колючий продолжил:

– Да возьми с собой кого-нибудь из парней, а то от этого абрека всякое можно ожидать…

– А с Сапогом, что делать? – Спросил Рябой.

– В трюм его. Давай, Макс, – время пошло.

В кают-компании стали готовиться к приезду Артура. Женщины убрали со стола пустые бутылки и поставили чистые приборы. Мужчины курили и оживленно обсуждали предстоящую встречу с Артуром. Мне стало скучно в этой компании, и я собрался покинуть каюту. Вдруг кто-то из присутствующих заговорил о Муслиме, и я прослушал его короткое досье.

Припоминая свои последние минуты жизни, я произнес:

– А ведь это был он! Этому человека убить – раз плюнуть.

Было понятно, что это все подстроил Сапог. Меня не единожды предупреждали о его угрозах в мой адрес. Но я, не видя в Сапоге соперника, пренебрегал опасностью. Но он обхитрил меня и натравил на меня Муслима, с которым у нас и без того были сложные отношения из-за конфликта на парковке. Помниться, как-то я вступился за парня, который поставил свою машину на его место, как показалось Муслиму. До драки дело тогда не дошло, но этот случай его сильно задел, и он пообещал мне, что еще вернется к этому вопросу. Припоминая этот случай, я негодовал и мотался по каюте из угла в угол. Я так себя завел, что даже не понял, как у меня получилось сделать то, чего раньше не случалось.

Зацепив угол стола, я сдвинул его с места, и открытая бутылка вина, не устояв, упала, разливая содержимое на скатерть. Я приятно удивился, а бандиты в недоумении переглянулись.

– Это что? – Возмутился Колючий и подошел к столу.

– Ты чего брыкаешься? Живой, что ли?

Своей шуткой он развеселил гостей и они потянулись к столу за спиртным. Они быстро забыли о случившемся и уже вели беседы о предстоящей встречей с Артуром – большим авторитетом в криминальной среде города.

Я вспомнил о Сапоге и покинул это неприятное для меня общество. Нашел я его в маленьком помещении судна, сидящего на полу среди многочисленных коробок и ящиков. Он был сильно напуган и, трясясь всем телом, бубнил себе под нос. Лицо его было перемазано грязью, воротник куртки оторван, а из пораненного уха струйкой вытекала кровь. Я пожалел бедолагу и прислушался к его монологу.

– Этот черножопый меня сдаст, – тихо шептал Сапог. – Он все им расскажет, и про Моряка, и про наркотики. Мне конец! – Проговорил он, а сверху открылся люк, и его позвали.

Чуть живой от страха он полез по лестнице. Я последовал за ним, чтобы узнать финал этого инцидента. Но я быстро разочаровался в своих ожиданиях. Мы опять оказались лишними в кают-компании, где кто-то громко спорил, кто-то смеялся, а кто-то рассказывал глупые анекдоты. Никто не замечал нашего присутствия, и я снова пожалел о своем возвращении. Вдруг из группы собравшихся выступил здоровенный мужик и приблизился к Сапогу. Это был Циба – Вячеслав Цибуля. Я его хорошо знал, мы выросли в одном дворе и знали друг друга с детства. Он рос отчаянным мальчишкой и всегда верховодил во дворе, доказывая свое лидерство кулаками. Я же ему не уступал, и мы частенько сходились в рукопашном поединке. Но это только укрепляло нашу дружбу, и мы уже тогда – в далеком детстве, являлись не оспоримыми лидерами нашего двора.

Потом, когда моя семья переехала в другой район, дороги наши разошлись. Я увлекся спортом, а Славка отправился в свою первую ходку за воровство. Время расставило все по своим местам, определив каждому из нас свою дорогу. И хотя мы были разными людьми, препятствий по жизни мы друг другу не строили. И вот сейчас, спустя много времени, он выступал жестким обвинителем в этом деле, принимая мою сторону…

Циба подошел к Сапогу и сказал:

– Ну, что, фраерок, на этот раз ты влип конкретно! Я давно за вами наблюдаю. Бизнес у них совместный. Ты слышишь, Аркаша?

Колючий промолчал, а Сапог стал оправдываться:

– Какой бизнес? О чем ты говоришь, Славик?

– Ты, сука, из себя дурочка не строй, – взорвался Циба и схватив Сапога за грудки, злобно продолжи:

– Рустам мне все рассказал о ваших махинациях…

Сапог молчал, а Циба, входя в раж, сильно стукнул его по лицу и добавил ударом в пах.

Колючий остановил избиение и сказал:

– Ты, Циба, не спеши, присядь.

– Я эту суку давно пасу, грохнуть его надо! – Не успокаивался Циба и пнул Сапога ногой.

– Сядь, тебе говорят! Мы без тебя с ним разберемся.

– Это кто же такие «мы»? – Ехидно ухмыльнулся Циба. – Уж не ты ли, Колючий, уже «мы»?

– Заглохни! – Гаркнул Аркадий и подошел к Цибе.

Они злобно посмотрели друг на друга и все поняли, что в каюте назревает большой скандал. По авторитету в криминальной среде эти двое были равны, но по убеждениям это были совсем разные люди…

В нашем городе было двоевластие. Первый хозяин был человек из местных по кличке Казак. Корону он унаследовал от своего отца, в прошлом большого авторитета и хозяина города. Он автоматически вступил на престол своего родителя и правил в городе своей железной рукой. Справедливости ради, надо подметить, что заслугами своего отца он не прикрывался. У него был свой большой послужной список, заработанный в колониях и на полях «сражений». Но прошло немного времени и на место старого правителя, где уже правил Казак, прислали нового авторитета. Это был Артур. Просто Артур, без кличек и названий. Такой молодой и жестокий интеллигент.

Как не странно было для многих бандитов, но эти двое договорились. Они держали город под контролем и город жил, не обращая внимания на перемены в его криминальном мире.

Циба был человеком старой закалки и жил по понятиям. Он служил доморощенному хозяину и был верен своим принципам. Колючий же был на много моложе и еще мечтал о росте. Он с восхищением и завистью наблюдал за молодым и дерзким Артуром. Он преклонялся перед его талантом правления, перед его умением убеждать, а если понадобиться и сломать любого противника.

Всю эту историю я знал и поэтому, как и все присутствующие ждал развязки. Но мы все обманулись. Перебранка между двумя бандитами закончилась так же быстро, как и началась.

Циба просто налил два бокала вина и на правах старшего предложил выпить Колючему. Тот не отказался и уже совсем скоро обстановка в каюте нормализовалось, и опять послышались анекдоты, споры, и звонкий женский смех.

– Аркаша, а Моряк это не тот, который встречал нас в аэропорту на белой машине? – Спросила подружка Колючего.

– Тот самый, а тебе чего?

– Мне ничего. Жалко, хорошенький паренек.

– Был! – Сказал Колючий и обратился к собравшимся:

– Скоро Артур приедет, что говорить-то будем?

– Что-нибудь придумаем!.. – Подсказал худощавый парень по кличке Шприц, а Циба заявил:

– А ничего не надо придумывать. Концы у нас есть! – Он пальцем указал на Сапога. – Пусть думает Артур, что с ними делать.

– Твоя правда. – Согласился Колючий и добавил:

– И вообще, чи не фигура, этот Моряк!

Циба громко хихикнул и возразил:

– Чи не чи, а племянницу Артура охмурил! Вишенка его сильно любила! – Напомнил он.

– Ну и хрен с ними, пусть решает Артур. – Сделал заключение Колючий и залпом опустошил бокал.

Это послужило добрым знаком для присутствующих и вскоре в кают-компании заиграла музыка и помещение наполнилась пьяными голосами присутствующих. Я с пренебрежением посмотрел на эту самодовольную компанию и, не дожидаясь развязки, покинул помещение. Моего отсутствия никто не заметил и я, минуя кордоны охранников, уже несся в пространстве на встречу новой жизни…

Глава 3.

На земле была глубокая ночь, а я сидел на крыше одного из высотных зданий. Надо мной расстилалось звездное небо и я, поглядывая на него, думал о моей новой жизни. Я уже привык быть невидимым, привык к легкости передвижения, смирился, что потерял свое тело, и понял, что жизнь моя закончилась безвозвратно. И если с прошлым было понятно, то будущие мне вырисовывалось очень смутно и тревожно. Земная жизнь осталась там на земле. С ней ушли все мирские заботы и проблемы, но что-то сильно тяготило и тревожило меня. Это «что-то» не давало мне покоя, оно преследовало меня повсюду, оно было якорем, который удерживал и не отпускал меня от грешной мирской жизни. Там на верху было огромное количество звезд, их было так много, что хотелось полететь к ним и узнать, что хранит эта голубая бездна? Что хранит эта великая бесконечность?

Так я размышлял, поглядывая на небо. Что-то в нем было магическое и притягательное. И там на земле, мы всегда смотрели на него с надеждой, восхищаясь его красотой и величием. Вот и сейчас я смотрел в ночное небо, открывая для себя новые звезды и планеты. Я видел на нем Млечный Путь, который начинался где-то за горизонтом, проходил над морем и уходил высоко в небо. Это был долгий и не простой путь, он извивался, как дорога и поднимался вверх, напоминая невидимую лестницу.

– Лестница!? – Произнес я, находя удачное сравнение.

– Лестница в небо! Значит лестница к Богу! – Заключил я, замечая, как человеческие фигурки, медленно поднимались по ней.

Живым потоком они продвигались к ее вершине. Многие из них, не осилив подъема, срывались с ее ступеней и, падая, как маленькие звезды, тут же сгорали, оставляя после себя чуть заметную светлую полоску. Вдруг на небе, пересекая звездный путь, пролетели две серебристые птицы. Сделав большой круг, они приблизились ко мне. Будто люди с большими крыльями они парили надо мной и рассматривая меня сверху. Я дернулся к ним на встречу, но двинуться с места мне не хватало сил и я, как завороженный молча наблюдал за этим чудесным явлением. Это были не птицы и не люди. Лица у них только напоминали человеческие, это было что-то другое, неопределенное. Большие полы серебристого плаща казалось срослись с руками и походили на крылья. Но это не являлось двигателем для движения. Это была какая-то особая атрибутика присущая не земным существам.

– Это, наверное, Ангелы. – Подумал я, находя в них большое сходство с увиденным на иконах.

Точно так их же изображали художники – иконописцы. Таких же существ я видел на фресках церквей и соборов. Живя на земле, я часто задавался вопросом, почему с крыльями и зачем? Теперь мне было ясно, что истинный иконописец писал рукой свыше – рукой Бога. Именно Он давал художнику образ и тему. И, наверное, поэтому некоторые из икон мироточили, доказывая нам подлинность того и другого Святого. И это все являлось подтверждением участия Бога в данном шедевре. Ангелы улетели и мне стало грустно. Я проводил их взглядом до самой лестницы, где они стали звездами, маленькой частью Вселенной. Я посмотрел на небо. Млечный Путь стал ближе ко мне, и я уже отчетливо видел бесконечный поток человеческих фигур, поднимающихся вверх по небесной лестнице. Где-то высоко в небе прокурлыкали журавли, а внизу на земле заплакала женщина.

Это был голос моей матери.

– Все узнали! – Произнес я и помчался на зов.

Глава 4.

Прошли три земных дня, и я уже вполне осознал где я нахожусь и, что со мной случилось. Меня уже не так сильно удивляли мои открытия, сделанные в новой жизни, и я уже не так восхищался своему превосходству над людьми, потому что понимал, что все только начинается. Я потихоньку стал привыкать к новой жизни. Здесь, в неизвестном для меня мире не было времени и дни я отчитывал по земному; день, ночь – сутки прочь. Не было здесь и тела с его болячками и усталостью, но здесь была душа, которая вмещала в себя не только все земное, но и новое неизведанное мной до ныне. В ней помещались не только мои, но и страдания близких мне людей. От этого мои невидимые крылья теряли силу, и я камнем падал на землю.

И все-таки будущие мне представлялось необъятным, как небо, ярким, как солнце и бесконечным как Вселенная. Теперь я понимал, что будущие надо строить на земле, при жизни полной соблазна и искушений. И только сейчас я ощущал на себе, как больно и сложно сознавать то, чего теперь не исправить, не изменить. Поэтому я, как можно реже, стал посещать родных мне людей. Но не было и дня, чтобы я не заглянул на землю и не коснулся родного порога. Что-то заставляло меня это делать, кто-то сильной рукой отправлял меня к людям, чтобы я снова и снова безучастно наблюдал за страданиями, кому я причинил боль.

Несколько раз я пытался удалиться по дальше от земли, чтобы освободиться от этих тяжелых для меня посещений. Но мои попытки оказались тщетны. Что-то держало меня в ограниченном пространстве. Я находился между небом и землей, я чувствовал Верх и ощущал Низ. Это был невидимый тоннель, ведущий к Млечному Пути, к лестнице в небо. Я летел по нему с такой скоростью, что казалось я опережал свою мысль. Но не долетев и пол пути до цели я, будто привязанный к резиновому канату останавливался и с такой же быстротой возвращался обратно. Понимая безрезультативность своих попыток, я оставил эту затею.

– Мое время еще не пришло. – Успокаивал я себя. – Это было за пределами моих сил, это было веление Бога.

И я ждал своего часа, мотаясь между небом и землей.

* * *

И вот настало время моего нового открытия, которое не только потрясло меня, но и изменило мою жизнь в этом мире. Это произошло, когда я был дома у своих родителей, здесь же находилось и мое грешное тело, выставленное для прощания с близкими. Оно было уложено в дорогой гроб, который стоял посередине комнаты. Рядом находились родные мне люди; мать, отец, жена и близкие родственники.

– Почему здесь, у родителей? – Подумал я. – Почему не у меня в доме или в другом месте? – Потому, что так решила мама. – Заключил я, рассматривая присутствующих.

В комнате было много людей и она была наполнена траурным шепотом и слезами. Кто-то говорил о моей молодости и порядочности, кто-то выставлял меня хорошим семьянином и сыном, а кто восхищался моим обаяние и красотой. Это ласкала мне слух, хотя я понимал, что плохо говорить о покойниках было не принято. Ухмыльнувшись я взглянул на себя со стороны. Мое тело лежало в гробу, украшенное бумажными цветами. Руки были сложены на груди и держали свечу, рядом лежала иконка Христа Спасителя. Лицо было бледным, нос как-то неестественно заострился, а губы потеряв свою припухлость и цвет, почему-то выдавали улыбку. Глаза были чуть приоткрыты и казалось, что покойник тайно наблюдает за присутствующими. Это подмечали и люди, пожелавшие проститься со мной.

Они шептались и совсем рядом я услышал совет соседки:

– Глаза надо бы закрыть, не хорошо это.

– Пробовали – не получается.

– Надо пятаки положить на глаза, – советовала третья.

Я ухмыльнулся и представил себя с медными глазами.

Картина мне не понравилась, и я возразил:

– Этого делать не надо!

Я посмотрел на женщину, которая раздавала советы, и та, вздрогнув, перекрестилась и поспешила скрыться от моего взгляда.

На родителей я старался не смотреть – очень болезненно это было для меня, и я ходил по квартире и наблюдал за людьми, которые пришли отдать дань уважения моему телу. Я встречал родственников и друзей, соседей и знакомых, я встречал людей, которых уже успел позабыть и которых совсем не знал. Их было много, и я бесцеремонно проходил сквозь них, принося им неприятные ощущения. Когда у гроба послышались рыдания, я вернулся в зал. Мать плакала, обнимая сына, а та же соседка навязывала всем свои советы. Когда я снова услышал ее предложение положить пятаки, я сбесился и рванулся к своему телу. Я вошел в него и плотно прикрыл веки. Результат поразил не только меня, но и всех окружающих. Покойник прикрыл глаза, а на его губах исчезла улыбка. Присутствующие ахнули, когда заметили, что свеча в руках покойника вдруг погасла, а его рука дернулась от прикосновения с горячим воском. Я-то успел понять, что мои стремительные манипуляции с телом привели к данному результату. Но для присутствующих это было сверхъестественным явлением. Все заметили, как покойник, закрывая глаза, задул свечу.

– Господи помилуй! – Произнесла сгорбленная старушка старательно крестясь.

Кто-то из провожающих замер в оцепенении, кто-то упал в оброк, а кто-то поспешил к выходу…

– Держите ее, она теряет сознание! – Раздался женский голос, и я увидел, как мать упала на грудь сына.

– Давайте нашатырь! – Продолжала женщина.

Мать отстранили от гроба и усадили в кресло. Она провалилась в забытье, и я уже не первый раз за сегодняшний день услышал ее слова – «сынок»! Глаза мои заслезились и я, потирая их рукой, заметил, как мать встала с кресла и подошла ко мне.

Она протянула мне руки и произнесла:

– Сынок, что же ты наделал?

Я взял ее теплые руки и тихо сказал в свое оправдание:

– Мама, я не умер. Ты же меня видишь?

– Вижу, вижу, Витенька. Только не уходи.

– Прости меня, мама! За все прости. – Спешил я выговориться, подмечая, как облик ее становился размытым, а руки потеряли первоначальное тепло.

– Сынок, забери меня с собой. Не оставляй меня, Витя! – Причитала мать, а я заметил, как ее тело в кресле дернулось от запаха нашатыря, и она тяжело вздохнула.

Женщина – соседка произнесла:

– Сейчас мы ее вернем…

– Я не хочу! – Проговорила мать, а соседка объявила:

– Она приходит в себя!

Мать открыла глаза и прошептала:

– Я не хочу жить без него.

Она отстранила руку отца и приблизившись к гробу.

– Зачем я здесь без тебя? Ну чего ты молчишь?

Я понял, что для нее я навсегда оставался в этом грешном теле. Мать плакала, а ее слезы падали мне на лицо. Сил моих больше не было смотреть на страдание матери и я, вытирая слезы, направился к выходу. Уйти оказалось не так легко, что-то держало меня за плечи и тянуло обратно. С трудом я добрался до выхода и здесь вдруг случилось невероятное. Я столкнулся с человеком, которого совсем не знал.

Меня удивил не сам человек, меня поразило наше столкновение, ведь за все мое пребывание в этом мире, я ни разу не встречал преград, будь то человек, стена или металлический столб. Я оглянулся назад и увидел молодого невзрачного мужчину. Он смотрел на меня и открыто улыбался. Он меня видел.

Незнакомец подошел ко мне ближе и спросил:

– Ты куда спешишь, Моряк?

Я ничего не ответил, а он продолжил:

– Что не узнаешь?

Он взял меня за руку и стал ее трясти.

– Кто он этот незнакомец со знакомым лицом?

– Ну, Виктор! А вот так!..

Он состроил смешную гримасу на лице, и я воскликнул:

– Царек – Леха!

– Ну, наконец-то! Что сильно изменился?

Я ответил ему улыбкой, а он продолжил:

– Изменишься тут. Ты помотайся с мое…

– Да ничего, просто давно не виделись.

– А ты значит к нам. Не рановато, Витя?

Я промолчал, а он ответил за меня:

– Да знаю я все…

Я молчал и думал о том, что я здесь не один…

– Как же я раньше не догадался? Это же так просто!..

Мои размышления прервал Алексей.

– А ты я вижу, уходить собрался? Ну и правильно. Не очень приятное это зрелище – себя хоронить. – Сказал Алексей и похлопал меня по плечу. – Давай лучше поговорим. Нам же есть что вспомнить и что рассказать друг другу?

Я согласился и мы вышли из дома.

Глава 5.

Мы покинули родительский дом и молча передвигались в пространстве. Каждый из нас, поглядывал в небо, думая о своем…

Остановившись на крыше дома, Алексей заговорил:

– Ну рассказывай, что случилось? Почему так рано?

– А, что рассказывать? – Произнес я. – Не по своей воле…

Мы сидели на крыше высотки у самого берега моря. Под нами расстилалась картина приморского города. По набережной гуляли люди, на рейде стаял какой-то большой сухогруз, а над морем кричали неугомонные чайки. От сюда хорошо был виден порт с высокими кранами, похожими на гигантских пауков, которые своими длинными лапами разгружали пришвартованные суда. Слева от нас находился яхт-клуб, то самое место, где собирались местные мафиози. Здесь же на волнах мирно качалась и красивая яхта с названием «Бета». Я ее сразу узнал. Среди множества небольших парусников и лодок, она выглядела жемчужиной и являлась украшением яхт-клуба. Я вспомнил свое посещение судна и хотел поделиться этим с Алексеем.

Но он меня опередил и сказал:

– Знакомая посудина. А знаешь, Витя, я ведь знал о твоей гибели и даже ее видел. Только сделать ничего не мог. Да и зачем, когда все уже было предрешено. Не правда ли, Моряк?

– Не знаю. – Сухо ответил я, а Алексей продолжил:

– Случилось, Витя, то, что должно было случиться. А эти гады, – он указал на яхт-клуб, – еще свое получат. У них все еще впереди. Но не нам судить этих бандитов, мы с тобой здесь только наблюдатели.

Он посмотрел на море, а я спросил:

– Послушай, Царек, ты здесь давно, что нас ожидает, что будет с нами дальше и как нам быть?

– Дальше у нас с тобой большая жизнь, Витя. Такая, какую мы сами себе приготовили на земле. Но сначала…

Здесь Алексей вдруг замолчал, не закончив предложения, а я, сгорая от любопытства, его поторопил:

– И все-таки, что сначала?

– Суд и путевка в бесконечность. – Ответил он и добавил:

– Каждый на свой уровень…

Тут он вдруг сменил тон и раздраженно произнес:

– Да ничего я не знаю.

– Как? – Удивился я его заявлению.

– Витя, я знаю ровно столько сколько успел увидеть и понять. Это не имеет объяснения. Давай лучше закончим эту тему.

Наступило молчание, и мы думали об одном и том же. Мы думали о встрече с Богом. Она была желанной и каждый из нас хотел ее ускорить насколько мог.

Чтобы прервать затянувшуюся паузу я спросил Алексея:

– Зачем ты убил себя? Разве ты не знал, что это страшный грех?

– Этого не было, я не покончил собой. – Сразу ответил он, будто ожидая моего вопроса.

Речь шла о самоубийстве. Тогда на земле все посчитали, что Царек повесился. Он долго перед этим болел и все решили, что это послужило поводом для суицида.

– Я не покончил с собой. – Произнес Алексей, прерывая мои воспоминания. – Хотя признаюсь, что жизнь для меня тогда была в тягость. Но я был верующим человеком, и при всех своих грехах я не мог дойти до такого. Я каялся, но продолжал свое грехопадение. Я все понимал, но сделать с собой ничего не мог. Во мне сидел бес и мной руководил Сатана. И только вера в Бога спасала меня, и давала силы не опуститься ниже…

Алексей замолчал и проглотив слезу сказал:

– А знаешь, Витя, я видел Бога. Ты можешь мне не верить, но я даже говори с Ним…

Алексей заглянул мне в глаза, а я ответил:

– Я тебе верю!

Я не обманул его, это было правда. Там на земле, в той жизни я бы усомнился и не поверил ему. И очень могло быть, что я посчитал бы его чокнутым или больным человеком. Потому что видеть Бога, это не про нас смертных, считал я. Это удел Святых и глубоко верующих христиан.

Через минуту я спросил Алексея:

– Как это было?

Он слегка ухмыльнулся и сказал:

– Эта история длинная и случилось это очень давно.

– Но спешить нам некуда, – вставил я.

Алексей согласился и задумался. Было похоже, что он припоминал минувшие дни и подбирал эпизод для начала своего рассказа. Я терпеливо ждал, посматривая на небо. Уже темнело и кое-где появились первые звезды. Город под нами стал преображаться, наполняясь разноцветными огнями. Вдруг я заметил, как два небольших облачка пролетели рядом с нами. Они поднялись откуда-то с земли и устремились вверх за облака.

Я проводил их взглядом, а Алексей сказал:

– Это дети. Они без очереди.

Я понял его мысль и подумал:

– Это похоже на телепатию.

Уже не первый раз я замечал свою способность читать мысли. Это было совсем не сложно, и я предполагал, что может быть – это было одним из способов общения в этом мире.

– Витя! – Вдруг обратился ко мне Алексей и я, оставив свои рассуждения, посмотрел на него.

– Я хочу тебе рассказать то, что никому и никогда не рассказывал. То, о чем всегда мечтал и хотел рассказать.

Он взял небольшую паузу, а я приготовился слушать.

Алексей опять ухмыльнулся и начал свой рассказ:

– Как бы банально это не прозвучало, но когда-то давно у меня была бабушка и звали ее Полиной. Я ее сильно любил и считал ее очень доброй и умной. Но многие из моих сверстников думали по-другому и часто обзывали ее сварливой и злой бабусей. Мне приходилось кулаками доказывать им обратное. И хотя я частенько получал сдачу, так как здоровьем не вышел, я все равно стоял на своем…

Недолюбливали ее и взрослые, наверное, за ее нелюдимость и затворничество. Но несмотря на это многие из них приводили к бабушке своих детей и просили о помощи. Она лечила только детей, лечила их Святой водой и молитвой. Детей она называла Ангелочками и всегда была с ними приветлива и добра.

Почти с самого рождения я жил с бабушкой Полей, так как мои родители развелись еще до моего рождения. Мать моя уехала на Север за «длинным рублем», а отец еще раньше бесследно канул в поисках счастья. Бабушка Поля была верующим человеком, она строго соблюдала все церковные праздники и посты. Родом она была с Дона, и в ее жилах текла казачья кровь. Наверное, от этого она была требовательна к себе и окружающим. Деда своего я не знал, он погиб в Великую Отечественною войну, но бабушка часто мне рассказывала о его смелости и героизме. Она называла его настоящим казаком, который заслуживал быть атаманом.

Посмотрев на меня, Алексей извинился:

– Ты уж прости, Витя, что так подробно. Просто этот отрезок моей жизни мне очень дорог – это самое лучшее, что было в ней.

– И так, я жил с бабушкой, – продолжил Алексей. – Она была мне и мамой, и папой. Дома она мне читала книги и рассказывала всякие истории из своей жизни. По воскресеньям водила меня в церковь, где я, наравне со взрослыми, выстаивал службу и принимал причащения от батюшки. Так проходили годы. К семи годам я уже хорошо читал и писал, а многие молитвы знал наизусть. Все у нас было хорошо, пока я не пошел в школу. Здесь начались мои первые мучения и страдания.

Одноклассники не приняли меня. Для них я был другим, не таким, как они. Меня обзывали баптистом, сектантом и часто били. Это обижало и сильно удивляло меня. Я не мог понять почему они были так жестоки со мной. Я долго думал об этом и, наверное, от сюда и произошел поворот в моей жизни.

Объяснения бабушки Поли мне казались не убедительными. Я не мог понять, почему я должен был терпеть и прощать своих обидчиков, как учила меня она. Попытки объяснится со сверстниками, как правило, ничем не заканчивались. Обида залегла у меня в сердце, терпение кончалось, и я стал огрызаться, пытаясь хоть как-то себя защитить. Но это только усугубило мое положение. Бить меня стали чаще и сильней. По ночам я просил Бога наказать моих обидчиков и восстановить справедливость, но Он бездействовал, и я впадал в отчаяние.

Проходило время, но я не смерился с обидами. Наоборот, я стал желать мести, большой и жестокой. Здесь-то я первый раз почувствовал холодное прикосновение Сатаны. Я уже не просто желал, я мечтал о месте, и видел своих обидчиков избитыми и униженными. Но это было только в мечтах, а в жизни битым всегда оставался я. И вот Сатана сунул мне в руки нож. Но об этом чуть позже. – Сказал Алексей и продолжил. – Баба Поля замечая во мне не здоровые перемены, пыталась всячески мне помочь. Она подолгу со мною беседовала и рассказывала умные притчи. Я соглашался с ней, а сам по ночам строил планы мести. Месть для меня стало смыслом жизни.

К тому времени бабушке Поле уже было за восемьдесят. Здоровье ее ухудшилось и в нашем доме частенько стали появляться врачи скорой помощи. Но она, предчувствуя беду, и, пересилив свой недуг, повела меня в церковь. Повела меня за ручку, как маленького мальчика, а было мне уже двенадцать лет.

У ворот храма случилось необъяснимое. Меня вдруг затрясло, как в лихорадке, из глаз побежали слезы и я, вырвавшись из слабых рук бабушки, убежал прочь. В этот день я не пришел домой.

Я ночевал в подвале недостроенного дома. Всю ночь мне снились кошмары. Это были видения, непонятные для меня. Я видел какое-то лохматое чудовище, напоминающее зверя. Оно двигалось передо мной, исполняя ритуальный танец. На лапах у него были огромные когти в виде ножей, которыми он угрожал мне и царапал стены подвала. Вдруг один из них отломился и упал на землю, издавая металлический звук. Тут же все куда-то ушло и в подвале наступила тишина.

В небольшое окошко стали пробираться первые лучи солнца. Наступило утро и я, очнувшись от ночного кошмара, осмотрел место ночлега. Было темно и сыро, повсюду валялись клочья серой шерсти, а его грязные стены были исчерчены глубокими царапинами. В двух шага от себя я нашел нож. Он лежал на земляном полу и поблескивал своим зловещим лезвием. Я не удивился находке и, взяв его в руки, стал рассматривать. Это был красивый клинок. Его линии могли напугать любого обидчика. Он удобно размещался в моей руке и я, размахивая рукой, разрезал воздух его изогнутым лезвием. Я не придал значения раковой находке и, спрятав нож во внутренний карман куртки, пошел домой.

Вернувшись, я узнал, что бабушка Поля умерла.

Мне сообщили, что отсутствовал я три дня, и, что мать оббегала всю округу, разыскивая меня. Я не стал оправдываться, потому что точно знал, что в подвале я провел только одну ночь. Это было удивительно для меня, но тогда я об этом не думал.

К тому времени моя мать уже жила с нами. Она вернулась с Севера с небольшими сбережениями и множеством болячек. Бабушка без упреков приняла дочку и завещала ей беречь внука. Так мы и жили втроем пока не умерла бабушка.

Мать больно упрекнула меня в длительном отсутствии, а я во всем винил своих обидчиков. Это они сделали меня другим, из-за них я перестал понимать бабушку, это из-за них я убежал из дома. Здесь у гроба любимого человека я поклялся отомстить своим врагам. Я решительно направился к выходу, но ощутив теплую руку бабы Поли, оглянулся. Она неподвижно лежала в гробу, а ее невидимая рука не давала мне уйти. Потом вдруг повторилось то, что случилось у ворот храма. Меня лихорадочно затрясло, слезы брызнули из глаз и я, вырвавшись из ее объятия, подошел к двери. Переступив порог, я замер. Яркий свет остановил меня. Это был неземной Свет. Это был Он!.. Алексей встал на ноги и для убедительности, жестами хотел объяснить мне увиденное. Он был возбужден и в его глазах блестели искорки небесного света. Отчаявшись в своей неспособности объяснить увиденное, он признался:

– Я не могу передать тебе свои впечатления, не могу объяснить, но это было! И это был Он!..

Я не усомнился в его искренности, а он продолжал:

– Это было так неожиданно, что я не мог разглядеть Бога. Слезы бежали из моих глаз, а Он утешил меня и вернул обратно. Я стоял в оцепенении и вкушал небесный аромат. Мне было так хорошо, что я подумал, что я умер… Но я не умер. Была реанимация, больничная койка и даже клиническая смерть. Я видел себя со стороны, видел, как врачи опустили руки и, оставив мое тело, снимали перчатки. Через мгновение вдруг медсестра окликнула хирурга и сообщила, что у меня появился пульс. Я выжил и мое возвращение к жизни для врачей осталось загадкой. Они разводили руками, а я пошел на поправку.

Потом позже мать рассказала мне всю историю моего происшествия. В тот день у гроба бабушки Полины я потерял сознание и, падая сильно ударился головой об угол стола, что и привело к таким печальным последствиям. Как я выжил осталось загадкой. Врачи разводили руками, а я слышал, как бабушка Поля благодарила Бога.

Через неделю, когда я пришел в себя, я попросил мать принести икону Спасителя, подаренную мне бабушкой. Она не сразу согласилась, но все же выполнила мою просьбу. Мать не верила в Бога и не скрывала этого. Она часто сетовала на свою судьбу и во всем обвиняла Бога. Из-за этого у них с бабой Полей часто возникали недомолвки и скандалы. Споры, как правило не давали результатов и они, разобидевшись друг на друга, расходились по своим комнатам.

Через две недели меня выписали из больницы. Моему здоровью ничего не угрожало и врачи, улыбаясь, советовали матери зайти в церковь… Вернувшись к жизни, я опять столкнулся с ее проблемами и трудностями. В школе меня по-прежнему обижала группа одноклассников во главе с Костей Загребой. Теперь ко мне еще и прилипла прозвище «Зомби». Кто-то из подростков узнал о моей клинической смерти и эту новость принес в класс. Остроумный Костя быстро нашел в этом главное и окрестил меня обидной кличкой – «Зомби». Я не обращал внимание на оскорбления, но это только больше злило и заводило моих обидчиков.

Но вот однажды, вернувшись из школы с разбитым лицом, меня встретил сожитель матери. Это был здоровенный мужик с красивой фигурой и совсем некрасивым и даже страшным лицом. В прошлом он был вор – рецидивист и зона для него, где он побывал не единожды, была родным домом.

– Она из меня человека сделала… – Говорил он.

Мне нравился дядя Слава, так звали сожителя матери. Нравился за то, что он был сильным и никого не боялся.

– Вот если бы я был таким как он!.. – Мечтал я. – Тогда бы я жестоко наказал своих обидчиков.

Дядя Слава меня не обижал, он вообще не замечал меня, но в этот раз почему-то он подошел ко мне и по-мужски, положив свою могучую руку мне на плечо, сказал:

– Ну что, Леха, рассказывай! Что у тебя в школе? Слышал, обижают тебя пацаны?

Он налил два бокала вина и предложил выпить.

Я отказался, а он настаивал:

– Давай, давай это сближает!

Я упрямился, а он продолжал свое:

– За мать – это святое. Леха, ты мать любишь?

– Люблю, – отвечал я, отказываясь от вина.

Это раздражало дядю Славу и он, теряя терпение заорал:

– Пей, Божья овца, – кому говорю!

Он сжал свою ладонь в кулак, а я испугался напора сожителя и залпом выпил содержимое в бокале. Дядя Слава громко захлопал в ладоши, а я убежал к себе в комнату. Это было мое первое знакомство с алкоголем. Ночью мне снились кошмары. Черные лохматые тени окружали меня, танцуя свой непонятный танец. Сверкая своими острыми когтями, они рассекали воздух у моей головы, и я вспомнил этих чудовищ. Таких я видел в подвале, в ту раковую ночь…

Утром я встал разбитым. Меня тошнило и сильно болела голова. Я был зол на себя и ругался на сожителя. С большой неохотой я пошел в школу и раздраженный вошел в класс. Меня встретили колкой шуткой, а я, проглотив обиду, уселся за парту. В голове все еще прокручивался разговор с сожителем, и я с презрением посмотрел на Костю. Тот, заметив мой взгляд, показал мне кукиш. Класс взорвался хохотом, а я ответил ему тем же. Моя выходка не прошла для меня бесследно, после уроков меня жестоко избили, и я опять пришел домой с разбитым лицом.

Двери открыл дядя Слава и с усмешкой произнес:

– Что опять?..

Я заметил, что он был пьяным и поэтому не стал ему перечить и последовал за ним в комнату. Мы прошли кухню, где убиралась моя мать и присели за стол в зале.

Выпив водки, сожитель сказал:

– Да, Леха, трудно будет тебе в жизни. С этим надо кончать и чем быстрей, тем лучше.

Он по-дружески взъерошил мне волосы и продолжил:

– Дал бы одному хорошо – другим неповадно было. Не можешь кулаком, возьми трубу или нож.

Учил меня дядя Слава, а я молчал и это раздражало его.

– Запомни! Не покончишь с этим сейчас, это будет продолжаться всегда! – Категорически заявил он и сильно ударил кулаком по столу.

Нож, лежавший на нем, подскочил к верху и, перевернувшись в полете, воткнулся в пол между нами.

– Так вот, горемыка! – Поднимая нож с пола, продолжал сожитель, – не покончишь с этим сейчас, это будет всегда! – Закончил он и метнул нож перед собой.

Нож просвистел у меня над ухом и, попав в мебельный шкаф, пробил ее инкрустированную дверцу.

– Во-о! Учись, пацан, пока я жив! – Гордо произнес дядя Слава, довольный своим броском.

На шум прибежала мать и, увидев увечье шкафа, набросилась на сожителя. Своими маленькими кулачками она колотила его по широкой спине, а тот дурачился и громко ойкал… Я уже привык к подобным сценам, которые происходили у нас с завидной периодичностью и поэтому тихо прошмыгнул к себе в комнату.

Ночью я, как всегда, мечтал о мести и придумывал наказание своим обидчикам. Злая мысль стала для меня, как молитва. Я помнил о ней всегда и молил Бога о возмездии. Уже засыпая, мне припомнился разговор с сожителем матери.

«Возьми трубу или нож». – Советовал он мне. Я ухмыльнулся и вдруг вспомнил о ноже, подобранном в подвале. Я вскочил на ноги и нервно заходил по комнате. Больше я не спал.

– Где он? – Этот вопрос не давал мне покоя.

Утром, когда все еще спали, я стал искать нож. Я перерыл всю кладовку и бельевой шкаф, я просмотрел все антресоли и кухонные столы, и когда надежда стала меня покидать, я нашел его под подкладкой моей старенькой куртки. Она так и провисела все это время на вешалке, под грудой плащей и курток, висевшими здесь годами. Я долго рассматривал и любовался его красивыми формами. Протерев нож шарфом, я бережно положил его в портфель и с этих пор никогда с ним не расставался. Он был со мной всегда и везде и даже ложась спать, я брал его к себе под подушку.

Как-то в школе, в гардеробе, когда уроки закончились, произошел уже привычный инцидент. В раздевалке меня встретила компания Загребы и Костя сразу пошел в атаку.

Стукнув меня в плечо, он спросил:

– Это кто фашист? Ты что, пацан, нюх потерял?

Он выхватил у меня портфель и больно ударил меня по голове.

Я потянулся за ним, а Костя мастерски перебросил портфель своему товарищу. Я кинулся следом, но тут же упал, зацепившись о ногу Загребы. Все дружно засмеялись, а я подумал о ноже. Проглотив обиду, я жалобно попросил прощения. Но ребята уже вошли в интерес и, пиная меня ногами, перекидывали портфель между собой. Началась унизительная игра в «Собачку». Я бегал от одного мальчишки к другому, пытаясь поймать сумку на лету. Они дружно смеялись, а я просил о пощаде. Но вот, изловчившись, я все же зацепил портфель рукой и тот упал, расстегнувшись на полу. Сверкая стальным лезвием из него выскочил нож и остановился передо мной. Я взял его в руку и посмотрел на Загребу. Наступила тишина, а я, дрожа всем телом, двинулся на обидчиков. Они отступили и только Костя оставался на месте.

С кривой улыбкой он произнес:

– Вот это перышко! Дай посмотреть!

– Сейчас посмотришь! – Бормотал я, приближаясь к нему.

Костя, не показывая страха, все еще заговаривал мне зубы:

– Дай посмотреть, Алеша!

– На-а! – Произнес я и ударил его в живот.

Я почувствовал, как нож вошел в тело Кости и, как легко он вышел из него. Брызнула кровь, и я потерял сознание.

Алексей замолчал, а я подумал:

– Вот так и меня убили. Только я ничего и не понял. А может не успел понять? Удар-то был в сердце.

– Что осуждаешь? – Вдруг спросил Алексей.

– Да нет. Свое вспомнил… – Ответил я ему.

– А твой Загреба, я слышал, живой остался.

– Да. Я не убил его, но покалечил на всю жизнь.

Помолчав я спросил:

– А что дальше было?

– Дальше была психушка, суд и колония. А ты знаешь, Виктор, о случившемся я не сожалел. И не потому, что я какой-то злодей, просто кто-то должен был остановить этот беспредел. Ну, а что касается меня, так я наказал себя гораздо сильнее, чем тот судья вынесший мне тогда приговор.

В колонии я многому научился, пройдя суровую школу заключенных. Я уже не был белой вороной и мальчиком для битья. Меня уважали, а некоторые и побаивались, зная мою статью. На зоне я приобрел кучу всяких специальностей. Кем я только не был? Я работал токарем и фрезеровщиком, я был слесарем и даже лекальщиком. Но годы в колонии не прошли бесследно, я стал наркоманом и серьезно подорвал свое здоровье.

На воле жизнь не получилось, так как наркотики – удовольствие дорогое и я очень скоро загудел на второй срок.

После отсидки работать я уже не захотел. Чего толку оббивать пороги, где тебя не ждут. Вот я и связался с Цибой. Он меня сильно не напрягал, и я занимался своим любимым делом.

– Ножами! – Вставил я.

– Да, а что здесь такого?

– Да ничего! – Ответил я, а Алексей продолжил:

– Я в совершенстве овладел этим оружием. Я метал нож из любого положения и на любое расстояние. Но главное я научился их изготавливать. Здесь мне и пригодились профессии, приобретенные на зоне. Я делал ножи любые; складные, выкидные, тесаки и финки, бабочки и обыкновенные заточки. У меня была своя технология и свой дизайн и это нравилось моим клиентам.

– Произведение искусства! – Восхищался Алексей.

– Эх, если бы ты их видел, Витек!..

– Да видел я один такой в груди у «Цыгана».

Алексей замолчал, а я продолжил:

– Ну и как называлось то произведение искусства? Ведь своим ножам ты давал и названия, неправда ли? «Клык дьявола», «Коготь дракона» или как там еще?.. Ты чего замолчал, Алеша?

– Я никого не убивал. – Оправдывался Алексей.

Я махнул рукой и посмотрел на небо.

Мы были на грани ссоры, когда вдруг яркая вспышка озарило небо. Следом за ней, разрывая тишину, прогремела грозная канонада из раскатов грома. Начиналась гроза. По небу проплывали тяжелые тучи, они были так низко, что казалось, еще совсем немного и они коснуться наших голов.

Я пригнулся, а Алексей рассмеялся.

– Ты чего? – Спросил я его.

– Да ты еще зонтик возьми! – Хихикнул Алексей.

Мы посмеялись, а на землю обрушился сильный дождь. Он поливал тротуары города, крыши домов и мочил людей, не успевших укрыться от ливня. Нам же он не доставлял никакого беспокойства.

– Осень!.. – Произнес я, Алексей переспросил:

– Ты что-то сказал?

«Пахать уже нельзя, а сеять поздно!..». – Печально процитировал я слова из песни какого-то шансонье.

– Ну, да. – Согласился Алексей и продолжил:

– А знаешь, Витя! Я же понимаю, что я не ребенок, который без очереди. Я признаю все свои грехи и готов ответить за каждый из них. Я был во власти Сатаны, но душу свою я ему не продал, хотя и был конченым наркоманом. Может поэтому я и нахожусь здесь, а не там.

Он указал на землю и продолжил:

– Может поэтому я здесь, между небом и землей…

Мне были понятны его откровения и я, глядя на него, вспоминал свои грехи и проступки. Я был тоже далеко не идеален и то, что держало меня здесь – это и были мои грехи и падения.

– Ты, Витя, не смотри на меня так. – Продолжал Алексей. – Я тоже все сознавал и, как ты искал выхода. И только один Бог знает, как я казнил себя за грехи, как мучился и страдал, не находя ответа. Я так погряз в своем нехорошем, что видел только один выход, который тоже был грехом.

Алексей исповедовался мне, забывая, что я не священник. Я был таким же грешником, как и он. Нас обоих мучило свое прошлое и тревожило будущие. Но, не смотря на все это, мы ждали и верили в предстоящую встречу… Мы ждали и только с Богом связывали свое дальнейшее существование.

Мои рассуждения прервал Алексей. Он опять затронул тему своей земной жизни, и я слушал, понимая, что ему надо было выговориться и рассказать все, что накопилось у него за это время.

– Витя, я хочу тебе сказать, что никакого самоубийства не было. Это Циба меня убил. Это он все подстроил и уже мертвого засунул меня в петлю.

– За чем? Что вы не поделили с ним?

– Мою квартиру.

– Квартиру? – Удивился я.

– Скажи мне, Витя, кто сейчас проживает в моей квартире?

Я пожал плечами, а он продолжил:

– Вспоминай, ведь ты там бывал и не один раз. Не помнишь? – Допытывался Алексей. – Хорошо, я тебе помогу. Помнишь, как однажды у меня в квартире, когда ты развлекался с девочкой вдруг сорвалась штора с карниза и, как она прикрыла ваши безобразия?..

– Это был ты? Ты все видел? – Упрекнул я товарища.

– А ты не ходил по соседям? Ничего не видел и не слышал? Или ты глаза закрывал, Витя?

Я молчал, припоминая тот случай, а Алексей продолжил:

– А я между прочим был у себя дома. Так что давай не будем…

– Это все из-за Лили? – Спросил я.

– «Вишенка» здесь не приделах… Она ничего не знала. Квартиру ей подарил Артур, а ему Циба, в знак признания и уважения.

– Ну, а ты-то здесь при чем? – Спросил я Алексея.

– Я-то? – Переспросил он и ухмыльнулся. – Я-то не при чем. Квартира им моя приглянулась. Центр города, комнаты большие, а я кто – тубик и наркоша?

Алексей махнул рукой, а я спросил:

– Так это за квартиры?

– А зачем я им нужен? Какой с меня толк? Вор я никудышный, боец еще хуже, да и кто стоит за мной? Родственников и тех нет. Мать пропала еще лет десять назад, а батю я вообще не помню. А Циба – мужик мурый. Он меня приметил, еще до второй ходки. Как-то выпивали мы у меня дома, так он все квартирой восхищался, очень она ему понравилась. Он и с зоны меня выдернул пораньше, чтобы я квартирку ему успел сделать. А то у меня пятерик, а здоровья на две затяжки… Сделал я Цибе прописку, и он со мной больше не стал церемонился – кто он и, кто я?.. Короче, как-то ночью пришел он ко мне с бутылкой. Ну, выпили, песни блатные поорали, он и говорит мне:

– Пора тебе, Царек, хату освобождать. Серьезные люди здесь хотят поселится.

– Ну я и высказал ему все, что про него думаю. А он не обиделся и, сломав мне шею, засунул ее в петлю. Узелок на кадык и ни одна экспертиза не докажет. Самоубийство и все! Да и кому нужны эти заморочки? Подумаешь, на одного урки меньше стало. Вот такая история, Витя. – Закончил Алексей.

– А на Цибу я не в обиде. И если хочешь знать, я ему даже благодарен за то, что не пришлось брать грех на душу. Потому что я давно подумывал о суициде. Разве это была жизнь, Витя? Рогатый не отпускал меня, толкая все дальше и дальше в яму. Он так крепко держал меня в своих лапах, что казалось, что нет на свете силы, которая могла бы противостоять ему. Но есть Божья воля! И поэтому я здесь, а не в земле или чего хуже – под землёй…

Мне стало немного грустно, и я сказал Алексею:

– Я, конечно, не встречал Бога, как ты, но я всегда чувствовал Его присутствие. И мне кажется, что видеть Его в земной жизни, это не самое главное. Для меня всегда было важно носить Его в себе, и видеть Его во всем, что нас окружает.

– Да, Моряк, с тобой не поспоришь. Ты всегда был красноречивым парнем. Очень важно правильно донести свою мысль, а у меня это не всегда получается. Вот только То, что я видел на земле, ни каким красноречием не объяснить. Этот Свет я до сих пор помню. Это Чудо я до сих пор жду и ждать не перестану. И знаешь, Виктор. Я чувствую, что Он где-то рядом, что Он все видит и непременно придет, и спросит меня: «А был ли ты, Алексей, счастлив в этой жизни? А сделал ли ты кого-нибудь счастливым на земле?». И что я отвечу Ему?..

Алексей махнул рукой и закончил свою мысль.

– Лишь бы это случилось, лишь бы появился тот неземной Свет. А там пусть будет, как будет. Я ко всему готов!

Я согласился с Алексеем и сказал:

– Хорошие вопрос тебе задал Бог!

– Ты, о чем? – Испугался Алексей.

«Был ли ты счастлив на земле? И сделал ли ты кого-нибудь счастливым?» – Напомнил я Алексею и спросил:

– Сам придумал?

– Не знаю, как-то само получилось. – Ухмыльнулся он.

– Большой смысл в этих вопросах, Алеша. Вот послушай. Если ты был счастлив на земле, то значит точно кого-то осчастливил. А если нет, то и счастья ты никому не подарил. А если ты не сделал никого счастливым, то разве ты можешь быть таковым?..

Алексей смотрел на меня, а я пытался донести ему суть.

– Подарить счастье другому и есть счастье. Понимаешь?

Алексей покачал головой и сказал:

– Ну ты, Витя, философ. И от куда у тебя такое?..

Я не растерялся и пошутил:

– А мой прадедушка моего дедушки был учеником Канта.

– А-а! Тогда все понятно! – Согласился Алексей и с ехидной улыбочкой спросил:

– Тогда скажи мне, Витя, если ты такой умный, почему ты тогда два года в одном классе просидел?

– А Чехов тоже был второгодником и ничего стал великим писателем. У нас у гениев так бывает… – Парировал я.

Мы рассмеялись, а на небе появилась луна и осветила округу. Дождь закончился и тяжелые тучи освободили небосвод. Вверху была звездная бесконечность, а где-то внизу в городе проехала скорая помощь, оповещая о случившейся беде.

Я проводил ее взглядом и спросил Алексея:

– А ты хотел бы вернуться обратно на землю?

Он удивленно посмотрел на меня и ответил вопросом:

– А ты, что хочешь вернуться?

– Да, я хотел бы помочь людям. У меня есть большое желание предостеречь и рассказать, что ждет человека после жизни.

– Витя, Витя! – Остановил меня Алексей. – Ты что говоришь? Кому рассказать, кого предостеречь? Они Иисусу Христу не поверили – Сыну Божьему. А тебе?..

Мы смотрели на небо, а по нему медленно проплывали звезды. Они были разными хотя и очень походили друг на друга. Одни были большими, другие маленькими, они были голубыми и белыми, яркими и чуть заметными, но каждая их них была частью чего-то большого и великого. Вдруг из глубины Вселенной, как две маленькие искорки выскочили две звезды. Яркими точками они стремительно приближалось к нам, оставляя за собой серебристый след. Они летели так быстро, что уже совсем скоро я разглядел в них серебристых птиц. Тех самых существ, что я видел накануне.

– Это Ангелы! – Поправил меня Алексей.

– Это за мной! – Произнес он и двинулся им навстречу.

Два Ангела с большими белыми крыльями подхватили Алексея и унесли его к горизонту, где начинался Млечный путь. Там я разглядел маленькие фигурки людей, которые медленно поднимались по лестнице. Где-то там среди них был и Алексей.

– В добрый путь! – Произнес я и помахал ему рукой.

Глава 6.

Расставшись с Алексеем, я еще долго сидел на крыше дома и смотрел на звездное небо. Млечный путь медленно таял, превращаясь в длинное облако, а небосклон быстро светлел под первыми лучами солнца. Наступал новый день и город медленно стал просыпался. Зашумели и загудели заводы, задымили трубы, задвигались автомобили и, как муравьи забегали люди. Становилось шумно и некогда высокое и уютно место на крыше, стало низким и неудобным. Я оставил его и, пролетев над морем, вернулся на набережную. Здесь недалеко находилась квартира Алексея, где теперь проживала Лиля.

Когда-то у нас с ней был красивый роман и мне казалось, что она меня сильно любила. Конечно, она мне тоже нравилась и может быть, я ее даже любил, но только любовь моя была не такой яркой, как ее чувства. И я, замечая это, часто оправдывался, высказывая понравившуюся фразу Ларошфуко: «Что из двух влюбленных, один любит, а другой позволяет себя любить» …

Я кружился над ее домом и не решался войти. Какая-то тревога мешала мне это сделать, и когда я все-таки осмелился, то услышал знакомые голоса. Моя мать плакала где-то там на земле. Я уже стал привыкать к своей тяжелой участи навещать родных и поэтому невольно отправился на этот зов. В полете я успел подумать о родственниках и вспомнить о своем грешном теле. Я как будто был привязан к нему, хотя совсем потеря к нему интерес. Предчувствуя скорую развязку, я терялся во времени. Я даже не знал сколько его прошло с момента нашего расставания с Алексеем. В этом мире его просто не было. Отсчет времени остался на земле, здесь же была вечность…

А между тем солнце на небе было уже высоко и голоса с земли сменились на рыдания. Это меня подтолкнуло к действию, и я рванулся вниз. В родительском доме было тихо и без людно, тело покойника отсутствовало, и я понял, что настало время похорон.

На кладбище я быстро нашел всю похоронную процессию. С высоты птичьего полета сделать это было не трудно, да и к тому же в этот момент на кладбище находилось только две таких группы.

На небольшом деревянном постаменте стоял гроб с моим грешным телом. Рядом собрались родственники, а у самой головы покойника сидели отец с матерью. Людей собралось много и разглядеть каждого было нелегко. Здесь были и друзья, и коллеги, соседи и знакомые, были и люди, которых я совсем не знал.

Конечно, я не мог не заметить представительного мужчину в черном костюме. Он держал под руку молодую даму в траурной одежде. Со стороны можно было подумать, что это была вдова, а рядом с ней находился ее «большой» папа. Это был Артур со своей племянницей Лилей. Теперь мне стало понятно от куда взялся дорогой гроб и куча всякой похоронной атрибутики. Транспорт, ресторан для поминок – все оплатил Артур. Для многих это не было большим секретом, так как знали, что я работал у Артура в агентстве ведущим специалистом. Но большей причиной такого внимая ко мне, все-таки являлась Лиля – его племянница. Многие знали, что у нас с ней роман и, что «Вишенка» была моей любовницей. Она этого не скрывала, а наоборот поправляла сплетников и балаболов, заявляя им, что это не книжный роман, а настоящая любовь.

– Почему Вишенка? – Как-то спросил я Лилю.

Она рассказала мне эту забавную историю. С самого детства она любила вишни и так получилось, что эти ягоды сопровождали ее всю жизнь. В детском саду, который назывался «Вишенка», на ее шкафчике была нарисована вишня. На кружке, из которой она пила чай их было три, а у дома под окном росло целое дерево. Вишни попадались ей повсюду, а когда в школьном спектакле «Чиполино», она сыграла роль синьоры вишенки, это прозвище прилипло к ней навсегда. Лиля не обижалась и в дальнейшем свою фирму так и назвала «Вишенка». Потом был автомобиль цвета спелой вишни, потом любимый фильм «Зимняя вишня» и наконец ресторан «Вишневый сад», который она открыла на улице Чехова не без помощи своего богатенького дяди.

– Наверное, и поминки будут там. – Подумал я.

Мне была приятна забота Артура. Так как представлял, какими бы финансовыми затратами, я обременил своих больных родителей, живущих на пенсию. На жену рассчитывать не приходилось, своих сбережений у нее не было, а чтобы получить мои накопления требовалось время… Да и вообще, Татьяна была не приспособлена к нашей нелегкой жизни. Здесь я чувствовал и свою вину, так как, оберегая ее от тяжелых проблем, взял всю инициативу в свои руки. Семейный бюджет, коммунальные платежи, хозяйство и воспитание детей, лежало на мне. Она никогда не работала, хотя имела хорошую специальность бухгалтера. Последнее время мы часто ссорились, и она назло мне пошла работать на рынок простым продавцом, прекрасно зная мое отношение к работникам торговли.

Конечно, я понимал, что своей опекой я изолировал ее от общества и превратил в домохозяйку. Но такое положение ее не обижало, и я часто слышал от нее: «Ты, Витя, для меня и муж, и любовник, и папа с мамой. Я за тобой, как за каменной стеной» !.. Мне это льстило, и я был уверен, что ей со мной хорошо и надежно. В мои дела она никогда не вмешивалась и как зарабатывались деньги ей было все равно. «Деньги не пахнут», – любила говорить она, где-то, подхватив это выражение. «Денег много не бывает», – вставляла она, где надо и не надо. Мои постоянные командировки ее не тревожили, а поздние возвращения домой не задевали. Ей нравилось, когда возле нашего дома останавливались дорогие иномарки, а солидные дяди дарили ей цветы и шоколад. Она была счастлива, когда я брал ее с собой на корпоративную вечеринку или прогулку по морю. Она привыкла к такой жизни и иначе жить не могла. Но случилось так, что мою фирму прикрыли и начались тяжелые дни. Проблемы росли, как снежный ком и мне казалось, что кто-то умышленно загонял меня в угол. Мне катастрофически не везло, даже мелкие сделки срывались, не успев начаться. Друзья разводили руками, а вчерашние коллеги и компаньоны ничем помочь не могли. Я стал выпивать, но это только усугубляло мое, и без того, тяжелое положение. Я продал машину, гараж и дачу, чтобы раздать долги и подняться. Но все мои начинания рушились, как карточный домик. Перебиваясь небольшими подработками, в семье я стал в не удел.

– Дожились, – злорадствовала теща. – Бизнесмены хреновы. В холодильнике шаром покати…

Она жалела дочку и с укором посматривала на меня.

Отношения с Татьяниными родителями у меня не сложились. Уж очень разными мы были. Они простые работяги, а я в то время был успешным предпринимателем. Какая-то черная зависть мешало нам сродница и теперь, когда я был в таком плачевном положении, она не упускала случая, чтобы укусить меня побольнее. В городе тоже поползла молва, что Моряк спекся и, что он больше не поднимется. Обидней всего было замечать, что и жена в это поверила. Я остался один среди близких мне людей. Черная полоса в моей жизни так затянулась, что я и сам поверил в свою погибель. Я стал задумываться о суициде. Но вот в моей жизни появился Артур, который сейчас стоял у моего гроба с молодой женщиной. Это была Лиля – Вишенка, которой я был многим обязан. Она познакомила меня с Артуром, который спас меня от нищеты и позора. Он дал мне работу и возможность заработать деньги, для достойного существования. Он вернул мне имя и положение в обществе. Я снова был на «коне» и мои дела пошли в гору. Тогда я был благодарен ему, но истинным спасителем я считал Лилю. Она первая появилась в моей жизни, когда я шел ко дну. Она пришла ни откуда и сразу же стала для меня своей и единственной. Мне было с ней так легко и хорошо, что мне показалось, что мы уже знакомы много лет. Она понимала меня с полуслова, и я не нуждался ни в каких объяснениях.

– Откуда ты взялась? – Спрашивал я ее.

– Оттуда!.. – Загадочно отвечала она и указывала на небо.

Она стала для меня верным другом и благодетелем, она поддерживала меня в бизнесе и помогала строить новую жизнь. Но это было больше, чем дружба, это была любовь. Она любила меня и была моей любовницей. Я отвечал ей тем же, но ей этого было мало, она хотела быть моей женой.

С печальной улыбкой я посмотрел на Лилю. Даже в этом траурном наряде она выглядела привлекательной и красивой. Жена рядом с ней была простушкой, но не объяснимое чувство заставляло меня видеть в этой женщине, подарившей мне сыновей, что-то большее, чего не хватало Лили. К Вишенке у меня было другое чувство. Мне очень нравилось, что рядом со мной была красивая и умная женщина.

– Женись! – Советовали мне друзья.

– Она тебя любит! – Говорили мне ее подруги.

Я соглашался, но сделать этого не мог. Татьяна была матерью моих детей и оставить ее одну в этой непростой жизни я не мог. Поэтому вопреки обидам Лили, я откладывал этот шаг на потом, продолжая обманывать себя и ее.

– Как она будет жить без меня? Как она вообще теперь будет? – Подумал я и посмотрел на мокрое от слез лицо жены.

– Это же я сделал ее такой беспомощной и не приспособленной для жизни. Это я своей опекой не давал ей развиваться и шагать в ногу со временем…

Но даже чувствуя свою вину, мне трудно было простить ей предательство. Она поверила и согласилась со всеми, похоронив меня заживо. Сколько раз я ждал от нее поддержки, доброго слова, но в ответ слышал только упреки и обидные слова. Ее страшное равнодушие добивало меня. Я замолкал, понимая свое одиночество.

Пережив тяжелое время, я поднялся. Дела наладились и в нашем доме появились деньги. Как же изменилась Татьяна и, как похорошела теща. Я снова стал любимым мужем и хорошим зятем.

– Обидно! – Произнес я и посмотрел на процессию.

Здесь, кроме моих родственников и соседей были и мало знакомые мне люди, с которыми я, когда-то имел дела в бизнесе и, которые так равнодушно наблюдали за моим падением. Были здесь и недоброжелатели и даже враги.

– За чем? – Удивлялся я, отводя от них взгляд.

Совсем недалеко от моей могилы я заметил, как небольшая группу людей, оплакивала свое горе. Это была другая беда и другая трагедия. Вскоре я понял, что кто-то прощался с дочерью.

– Лизонька, доченька, – плакала женщина у ее изголовья.

Я приблизился к покойной и увидел юную девушку, которую не так давно видел морге. В гробу она выглядела еще красивее. Во всем белом и с фатой на голове, она походила на невесту. Мои догадки развеяла ее мать, затянув грустную песню:

– Доченька – невеста-а! Что же ты наделала-а? Лизонька-а!

Рядом эхом отозвался голос моей матери:

– Витенька-а – сынок!

– Доченька-а! – Звала женщина.

В воздухе, сливаясь с минорными звуками оркестра, летало горе, а над могилами прокатился непонятный гул. Он напоминал отдаленные раскаты грома, и я осмотрелся. Небо было чистым, и только небольшая стая ворон кружилась над кладбищем. Гул повторился, и я заметил, что он стал громче и напоминал рев зверя. Он исходил откуда-то из-под земли, и я посмотрел на могилу, приготовленную для Лизы. Увиденное меня напугало. Грунт у могилы кипел. Он выдувал огромные пузыри, которые лопаясь, оставляли воронки и большие живые бугры. Что-то большое и сильное тревожило землю. Я отшатнулся от ямы, а за моей спиной кто-то заплакал.

– Это что такое? – Вздрогнул я от неожиданности.

Я оглянулся и увидел Лизу, тело которой лежало в гробу. Провожающие ничего не замечали и продолжали плакать у ее тела. Мы же, наблюдая за буйством зверя, прижимались к друг другу и с опаской поглядывали на яму.

– Ты кто? – Приходя в себя, спросила девушка.

– Я Виктор, я такой же, как и ты? Лиза, мы в другом мире, в другой жизни. – Пытался я успокоить девушку.

– А это кто? – Спросила Лиза, не выпуская моей руки.

– Я не знаю, – признался я и продолжил:

– Я сам недавно здесь, вон видишь, это меня хоронят.

Я указал на группу по соседству и заметил, что земля у моего захоронения оставалась в покое. Люди плакали, а у самой могилы ветер раскачивал ветки красного боярышника.

– Красный куст! – Произнес я, а Лиза запричитала:

– Я узнала его. Я его вижу, я боюсь, Витя!

– Не бойся мы вдвоем, мы справимся.

Рядом с нами прокатился звериный рев, а у моей могилы зазвучали трубы духового оркестра. Прощание с моим телом подходило к концу и когда гроб накрыли крышкой, я сказал Лизе:

– Ты постой здесь, а я сейчас.

– Не уходи! – Взмолилась она.

– Я недолго только с телом попрощаюсь и вернусь.

Она закрыла лицо руками, а я, оставив ее, придвинулся к своей могиле. Что-то обязывало меня проститься со своим прошлым, что-то заставляло меня проститься с телом. И когда гроб опустили в могилу, а присутствующие стали бросать землю на крышку гроба, я вошел в него. Это получилось так быстро и легко, что я даже не успел осознать своего поступка. В первый раз за это время, я стал мертвым человеком. Мне было неуютно в своем теле, и я произнес:

– Как я в нем помещался?

Оно мне казалось таким маленьким и таким тесным, что мне сразу захотелось его оставить. С большим трудом я поднял веки и взглянул перед собой. Полная темнота окружала меня, и я даже не понял, кто из нас это сделал.

– Это он или я? – Тихо прошептал я, как будто боялся разбудить покойника.

Мое положение было настолько необычным, что меня охватил ужас. Я дернул ногой и пошевелил пальцами. Они были чужими и не слушались меня. Вдруг сверху донеслись звуки музыки, и я пришел в себя. Я услышал рыдание матери и протяжные звуки автомобильных клаксонов.

– Это прощаются со мной, – догадался я и вдруг заметил, что говорю губами покойника.

Когда за стенкой гроба, что-то зашуршало, я притих и прислушался. Зловещий рев зверя доносился где-то совсем рядом и мной овладел страх. Я дернулся в теле, но выскочить из него не получилось. После второй неудачной попытки, я запаниковал, а чей-то металлический голос объявил:

– Четырнадцать часов тридцать минут!

Я вздрогнул, но вскоре догадался, что это были часы на руке покойника. По привычке я приподнял голову, чтобы взглянуть на циферблат, но стукнувшись о крышку гроба, я тут же ее опустил. Меня злила моя беспомощность и я дергался в теле, перемещая его мертвые части. Вдруг я увидел его со стороны. Оно лежало на боку, упираясь коленями в стенки гроба. Руки его безуспешно толкали крышку, а лицо было перекошено от страха.

– Вот так и сочиняют небылицы о живых мертвецах. – Произнес я и печально вздохнул.

Я припомнил рассказы о том, как при эксгумации трупов их частенько находили не в подобающих для покойников позах. Это служило поводом для пересудов о жизни и смерти человека. Никому и в голову не приходило, что так души умерших прощались со своим телом. Кто-то, изнеможенный долгими болезнями это делал легко и спокойно, отдавая дань своей оболочке, кто-то бурно протестовал и сопротивлялся, а кто-то просто пугался, оставляя после себя страшную гримасу, как я сейчас…

Я собрался с силами и вырвался из тела.

– Вот вам еще одна тема для рассуждения! – Цинично пошутил я, покидая страшное подземелье.

Уже через мгновение я наслаждался светом и свободой.

Сверху я заметил, как автобусы и автомобили покидали кладбище. Пролетев круг, я увидел уже знакомую мне группу людей и я, разогнав стаю ворон, опустился на землю, где нашел Лизу.

– Не бросай меня. Мне страшно. – Причитала она.

Мне казалось, что она видела больше чем я, потому что все время повторяла одно и тоже – «я вижу его, я боюсь его»!

Когда зверь заревел, вздымая землю, я предложил Лизе:

– Давай уйдем от сюда, давай улетим на небо!

– Я не могу. Я, как будто привязана к нему.

Лиза была сильно напугана, но оставалась стоять у могилы и смиренно ожидала своей участи. Она потирала руки, а я заметил на ее запястье прозрачную нить. Она чуть заметно выходила из ямы и зловещим узлом крепилось у нее на руке. Нить то натягивалась, как струна, то провисала, то сильно дергалась, подтаскивая девушку к могиле. С каждой минутой это становилось заметнее, расстояние на глазах сокращалось и когда гроб с телом Лизы коснулся ямы, она прокричала:

– Теперь держи меня крепче!

Я не понял ее просьбы, но все же уцепился за нее руками. Вдруг поднялся ветер, люди заплакали, а из могилы выскочил столб пыли и, превратившись в огромную лапу, потянулся к Лизе. В мгновение она ухватила ее ногу и потянула к могиле. Лиза истерически закричала, а я изо всех сил пытался вырвать ее из лапы зверя. Силы были не равны и я, цепляясь за воздух, заметно проигрывал ему. У края могилы зверь вдруг притих, а я услышал, как кто-то читал молитву. Совсем рядом батюшка отпевал покойника и часто просил Господа о помиловании души усопшего. Зверь будто прислушивался к заклинанию священника и, одурманенный ладаном и святыми словами, отпустил Лизину ногу. Я воспользовался его замешательством и вырвал Лизу из его лапы. Раздался страшный рев, закричали люди, а мы с Лизой поднялись высоко в небо. Уже оттуда мы наблюдали за происходящим на земле. У ее могилы бегали и суетились люди. Они кричали и плакали, заглядывали в яму и ругались с могильщиками. Лиза не обращала на это внимания, а я, оценив происшествие, сразу нашел ему объяснение.

При спуске гроба в могилу, одна из веревок оборвалась, и он с грохотом упал на дно ямы. От удара о землю крышка гроба сдвинулась, а через образовавшийся проем, было видно испуганное лицо покойной. Деревянный крест, приготовленный для надгробия, был сломан могильщиком, который упал на него, когда порвалась веревка. Один из родственников, потеряв равновесие, упал в могилу, а налетевший ветер стал задувать его землей. Люди падали в обморок и спасались бегством.

Я смотрел на переполох у могилы и заключил:

– Да картина не для слабонервных.

Лиза равнодушно махнула рукой и сказала:

– Полетели от сюда. Я летать хочу!..

* * *

Лиза была счастлива своему освобождению. Она рассказывала мне всякую ерунду, задавала глупые вопросы и птицей кружила в голубом пространстве.

Я поглядывал на нее с улыбкой и думал:

– Совсем ребенок!

– Я уже не ребенок, – поспешила возразить Лиза, прочитав мои мысли, – мне скоро восемнадцать исполниться!

– Уже не исполниться. – Поправил я ее и спросил:

– А что тебя привело сюда так рано? Что случилось, Лиза?

Она рассказала мне свою короткую историю на одном дыхании, и я узнал, что она была наркоманка, а передозировка, как это часто бывает в таких случаях, привела ее сюда. В своей жизни я встречал таких людей и мне даже приходилось с ними работать. Это были одержимые люди, они были во власти Сатаны и ради наркотиков шли на любое преступление. Рассказ Лизы меня не впечатлил. Он заключался в простом пересказе ее последних похождениях на земле. Да и лексикон ее был не богатым – на два слова больше, чем у «Эллочки – людоедки…». «Тащиться и кайфовать, дурь и травка, уколоться и забыться», то и дело повторялось в ее рассказе.

– Ты что больше и слов не знаешь? – Раздраженно спросил я Лизу, а она не слушала меня и наслаждалась полетом.

– Витя, как здорово! Я и не знала, что это такой кайф…

– Лиза, а ты разве не понимала, что наркотики были большой опасностью для твоей жизни?

– Ой, брось, Витя! Какая жизнь у меня была? Существование одно. Наркотики – вот это жизнь!..

– Да-а! – Это все, что я мог сказать ей в ответ.

Я смотрел на Лизу и понимал, что борьба на кладбище была напрасной. Сражение я проиграл – она давно была во власти Сатаны. И теперь в облике девушки он смеялся надо мной. Теперь я понимал, что пребывание Лизы здесь будет недолгим. Невидимая нить на ее запястье уходила вниз на землю и время от времени давала о себе знать, натягивая поводок. Лиза этого не замечала. Она рассказывала мне всякие глупости и летала под облаками, приближаясь к земле. Мне было жалко эту юную девушку, я предвидел, что ожидает ее дальше…

Разбитый и подавленный, я стал отдалятся от Лизы.

Проводив ее взглядом, я произнес:

– Бедная Лиза!..

Яркая вспышка осветила округу, а громкие раскаты грома прокатились по небу. Вокруг все сразу потемнело и тяжелы облака поплыли у меня над головой. Повторный раскат прозвучал, как набат большого колокола и я услышал истерический крик Лизы. Она падала вниз, пытаясь руками удержаться за воздух. Падение становилось стремительным и через минуту Лизы не стало. Прогремел гром, а на земле эхом отдалось рычание зверя. Тучи на небе стали рассеиваться и через образовавшуюся брешь было видно бесконечное голубое небо.

Наступила тишина и я сказал:

– Ну, вот и все!..

Я передвигался в пространстве, а в памяти все еще всплывали фрагменты истории бедной Лизы. Сатана меня больше не пугал, я не был в его власти. Я уже был там, где грехи не совершаются, здесь за них приходилось расплачиваться. Я получил хороший урок и уже понимал, что души людей надо спасать на земле при жизни, а не здесь, когда исправить уже ничего невозможно…

Глава 7.

«Мы здесь только наблюдатели, во всяком случаи пока…» – Процитировал я слова Алексея и тут же усомнился:

– А так ли это?..

Я уже не первый раз задавал себе этот вопрос, но он оставался открытым и я, в поисках ответа занялся изучением города. Мне было интересно наблюдать за жизнью горожан. Я открывал для себя все новые и новые стороны земной жизни. Моя невидимость давало мне большое преимущество перед ними, я мог свободно проникать в любые места города и охраняемые объекты. Ничего недоступного для меня не существовало. Я побывал на тайных сборищах, присутствовал на больших сделках и даже стал свидетелем одного преступления.

Но все это мне быстро надоедало, так как повсюду я выступал безучастным наблюдателем. Я не мог поднять упавшего человека, остановить руку убийцы или предотвратить крушение поезда. Я не мог остановить любое физическое действие человека и меня это очень угнетало. Но мои исследования все равно давали результаты, и я вскоре заметил насколько велико было различие жизни горожан и таких как я. Это прослеживалось во всем, потому что мы были разними, мы жили в разных мирах и это меняло все. То, что на земле казалось большим благом, здесь не рассматривалось, как таковое. Тело человека и его плоть не давали ему возвыситься над собой и посмотреть на себя со стороны. Люди материально зависимые и ограниченные существа, многие из них считают, что всему приходит конец и, что все когда-нибудь кончается. Только избранные Богом уходят в астрал и путешествуют во времени и в пространстве. Только одним из многих удается, впадая в транс, освободить свою душу от бренного тела. Только единицы понимают, что главным источником жизни есть душа, потому что она нетленна и бессмертна…

Мне была приятна моя находка и я воскликнул:

– Значит все-таки душа!..

– Как же я сразу не догадался? У нас у всех есть душа. И это единственное, что нас объединяет. – Радовался я своему открытию.

Я размышлял и мне казалось, что я очень близок к ответу на свой вопрос. Что еще совсем немного, и я пойму главное…Контактировать с человеком можно только через его душу. И чтобы это удалось надо было найти ее в нем. Но она есть и значит я ее найду! Заключил я.

Вдохновленный новой идеей, я стал чаще спускаться в город, чтобы, разглядывая людей, отыскать душу в человеческом теле. Я бродил по бульварам и набережным, я был на массовых мероприятия и тайных свиданиях. Я искал ее ночью и днем, искал в детях и стариках и вот, когда мои надежды почти рухнули, у меня, это получилось. Я ее увидел. Я ее нашел. Как я и предполагал она была у каждого человека и отличалась только размером и цветом.

Получилось это как-то неожиданно и случайно. Я находился на большом бульваре и рассматривал прохожих. Осенний день на удивление был сухим и солнечным и я, прибегая к разным вариантам, рассматривал людей под разным ракурсом. Я смотрел на них и сбоку, и спереди, сверху и сзади. Я разглядывал их со стороны и приближался в плотную. Я немного устал и присел в тенек под навес. Потирая глаза, я заметил, как передо мной поплыли радужные картинки. Красный, синий, желтый и черные цвета, двигались и, перемешиваясь между собой, выдавали самые необыкновенные цвета и оттенки. Разноцветная масса делилась на части, и каждая из них напоминала форму человека. Фигурки были смешными и неуклюжими. Они то спешили, то отставали от основного контура, теряя части своего цвета и массы. Человечки отличались друг от друга размером и цветовой гаммой. В каждом из них бурлила жизнь. Газообразная масса принимала форму человека и можно было без труда определить его действия. Я открыл глаза и увидел, как по бульвару прогуливались люди, а солнце, окрасив небо багрянцем, опускалось к горизонту.

Я повторил попытку и закрыл глаза. Радужные фигурки двигались передо мной, и я замечал, что они отличались друг от друга не только размером, но и колоритом цветов. Когда я это сделал в третий раз, то я понял, что все это я вижу не глазами, а чем-то совсем другим. Это не имело определения, и я назвал «это» своим третьим глазом.

Теперь я понимал свою ошибку. Зря я так пристально рассматривал людей и концентрировал свой взгляд на цели. Нужно было просто захотеть, точно так же, как взлететь к небу или опуститься на дно моря. Все было элементарно, и я взглянул на проходящего мужчину. Закрыв глаза, я увидел ожидаемую картинку. Цветная палитра имела форму человеческого тела, только значительно меньше, так как не полностью заполняло его своей массой. Жидкая, а скорее газообразная масса в человеческом теле и была душой и вечной жизнью человека. Воспользовавшись третьим глазом, я посмотрел на женщину, потом на старика, на ребенка и сделал заключение, что души людей отличались друг от друга только величиной и количеством цветов в ней. Конечно, было еще много всяких нюансов, которые служили большим дополнением ценности человеческой души, но пока я замечал, что цвета в этой газообразной массе менялись и это было связано с человеческой психикой и настроением. В правоте своих доводов я убедился тут же, когда взглянул на влюбленную парочку. Здесь души пылали огнем, а их масса бурлила, вырываясь за пределы тела. Это была страсть, это была любовь и понять этих двоих было совсем несложно.

Я понимал, что это было только началом моего исследования. Многое еще предстояло узнать и понять, а пока, я довольный своим открытием предполагал, что каждый цвет в душе человека имел свое значение и отражал какой-то поступок или действие.

Черный цвет я связывал с отрицательными качества человека. Белый – наоборот с лучшими. Холодный синий – отвечал за характер и настроение, а красный – его темперамент и активность. Все остальные цвета и оттенки давали дополнительные характеристики тому или другому качеству души. Я понимал, что это только начало разгадки, которая давала мне большие возможности в познании человека, его сущности и значения души в его теле…

Глава 8.

Имея третий глаз, так я стал называть свою способность видеть внутренний мир человека, я не мог пользоваться им, как обычным. Для этого нужна была определенная настройка и желание. Иногда это получалось спонтанно, и я замечал душу человека не закрывая глаза. А бывало и так, что настраиваться приходилось очень долго. Но это меня не огорчало. Я видел человека, видел его внутренний мир, видел его душу. Я замечал, что очень часто внешний вид человека не совпадал с его внутренними качествами и меня это огорчало. Лицемерие, хитрость и коварство, я часто находил в душах людей. Лиловым и фиолетовым цветом они разливались внутри человеческого тела. Красный и зеленый отступал, а белый превращался в тонкую полоску у края души. Все это наводило на меня тревогу, и я частенько опускал руки, упрекая себя в беспомощности.

Быть только наблюдателем в этой жизни мне не хотелось, и поэтому я много времени проводил на земле рядом с людьми, отыскивая способы общения и контакта. Вот и сейчас я сидел во дворе родительского дома и рассматривал знакомых мне людей.

Вдруг у парадного подъезда я увидел знакомый автомобиль и дернулся от неожиданности. Это был Жигуленок Сапога.

– Что он здесь делает, – произнес я, – он что у родителей?

Взволнованный я направился в квартиру. В этот раз я не церемонился и влетел в нее с улицы через балкон. Все произошло так стремительно, что дверь лоджии приоткрылась, потянув за собой тяжелую занавеску. Присутствующих это напугало.

Сапог, сидевший на диване со своим маленьким сыном вздрогнул, а мать приподнялась в кресле и сказала:

– Сквозняк что ли?

Отца дома не было, и она подошла к балкону.

– Забываем закрывать шпингалет. – Стала оправдываться она, безуспешно дергая штору.

Сапог бросился ей на помощь, а я стал у него на путь. Он остановился, как вкопанный, а его взгляд забегал по квартире. Промычав что-то себе под нос, он вернулся на место, а я дернул занавеску и показалось, что старания матери не прошли бесследно.

– Так-то оно лучше. Спасибо тебе!.. – Поблагодарила мать неизвестно кого.

Я это принял на свой счет. Мне казалось, что она очень часто чувствовала мое присутствие и говорила со мной в тайне от всех.

Мать вернулась в кресло, и я заметил на журнальном столике цветы и открытый конверт.

– Наверное деньги. – Подумал я, а Сапог произнес:

– Ну мне пора!.. Привет Павлу Ивановичу.

Он засобирался, а мать возразила:

– А, как же чай, он уже закипел, слышишь свистит!

– В другой раз. Мне сейчас некогда – работа…

– Ну если работа тогда понятно. – Согласилась мать.

– Вы, Анна Николаевна, с фотографией не затягивайте. – Сказал Сапог, вставая с дивана, – памятник уже готов, а эти деньги вам на лекарство, да и так – мало ли что понадобиться…

– Вот гаденыш!.. – Взорвался я, а он, будто услышав мой гнев, поспешил к выходу.

Сапог заметно нервничал и поэтому у него все валилось из рук. То упадут ключи от машины, то Денискин рюкзак сползет с плеча, то расческа выпадет из его кармана.

– Постой, Саша! Я сейчас. – Сказала мать и ушла на кухню.

Сапог томился у двери и от нетерпения потирал руки. Он смотрел по сторонам и то и дело одергивал своего маленького сына.

Скоро появилась мать и сунула в руку малыша небольшой пакетик со сладостями.

– Вот конфетки Дениски, пусть побалуется…

– Спасибо! Мы побежали. – Поблагодарил Сапог и стал крутить барашек замка.

Тот не поддавался и мать предложила свою помощь. Когда же дверь открылась, Сапог с сыном выскочили на лестничную площадку, забыв попрощаться с хозяйкой. Они стали быстро спускаться по лестнице, а я преследовал Сапога, буквально наступая ему на пятки. Уже на выходе Сапог вдруг споткнулся и упал. Ребенок заплакал, а мне стало стыдно за свою проделку.

Когда он поднялся и открыл двери подъезда, я вдруг увидел его душу, наполненную разноцветной массой. Она пылала синим пламенем, а его бордовые языки выскакивали далеко за пределы дозволенного. Здесь был и красный, и фиолетовый, которые смешиваясь давали мрачные оттенки. Внизу тяжелым осадком лежал черный цвет. Дверь подъезда закрылась и две разноцветные фигуры скрылись за ее порогом. Загудел мотор автомобиля, и я услышал, как машина выехала со двора.

– Это страх. – Рассуждал я, возвращаясь обратно.

– Мрачные цвета – холодные и тяжелые… – Подметил я и услышал, как где-то за стеной дома громко лязгнули тормоза и раздался гулкий хлопок.

Тут же послышались тревожные голоса людей и плач ребенка. Это остановило меня, и я метнулся на улицу. За углом дома я увидел небольшую группу людей и два искорёженных автомобиля.

– О, нет! Видит Бог, я этого не хотел. – Произнес я и приблизился к месту аварии.

Мне была понятна причина происшествия. Выезжая со двора Сапог не пропустил автомобиль, двигающийся по главной дороге, что и повлекло к столкновению. Все были живы, и я облегченно вздохнул. Водитель иномарки громко ругался, а Сапог стоял молча, опустив голову, как двоечник. Весь его вид вызывал жалость. У его ног расстилалась серая полу прозрачная дымка. Это была его душа, которая от страха местами выскакивала из его тела.

– Синий, лиловый, фиолетовый, – произнес я, – это, наверное, волнение или все-таки, страх?

Мне казалось, что я на правильном пути и, что я скоро буду знать все о значении цвета в душе человека. Но мне это только казалось, потому что увидеть цвет и понять его значение – это было слишком мало, чтобы определить всю ценность человеческой души. Я уже собирался вернуться к матери в квартиру, как услышал за своей спиной чей-то хриплый голос:

– Все живы?

– Живые! – Машинально ответил я и посмотрел на мужчину, который заговорил со мной.

Он видел меня и это меня насторожило.

Но когда он продолжил, я успокоился.

– Ты, что здесь новенький?

Я кивнул головой, а он улыбнулся.

Передо мной стоял немолодой человек с некрасивыми чертами лица. Он выглядел слишком неряшливо: не бритый, с не чесанной шевелюрой на голове и помятой одеждой.

– Так говоришь все живые. – Продолжал мужчина, осматривая толпу зевак у места происшествия.

– А ты значит обживаешься? – Он погладил лицо рукой, как будто хотел разгладить свои глубокие морщины.

Закончив осмотр присутствующих, он спросил:

– Ты здесь не видел девчонку лет двадцати пяти? Такая красивая – яркая блондинка?

Я пожал плечами, а он продолжил:

– Виноват я перед ней. Да что там, перед всеми виноват.

Он махнул рукой, а я спросил его:

– Как величать тебя?

– Дмитрием. Дядя Митя я. А ты чего хотел-то?

– Послушай, дядя Митя. Как ты меня разглядел в этой толпе, как понял, что я не такой, как все.

Он улыбнулся мне своей широкой улыбкой и его лицо преобразилось и стало приятней, чем казалось сначала.

Мы познакомились и он, похлопав меня по плечу, сказал:

– Здесь нашего брата полно. Ты, Витя, только приглядись повнимательнее. Не все же сразу туда. – Он многозначительно указал на небо и продолжил. – Вот мы и мыкаемся здесь между небом и землей.

– Ты, Витек, главное не переживай и не суетись – всему свое время. Сам все поймешь и сам во всем разберешься. А сейчас прости, мне девчонку надо найти. Угробил я ее…

– Это как?

– Да так. В аварию попал… Я, Витя, таксист. Вернее, был таксистом. – Поправился Дмитрий. – Я водила с большим стажем и никогда не позволял себе за руль садиться выпившим. А тут – бес попутал. Как-то ночью корешок мой Володька попросил племянницу домой отвезти, мол поздно – темно, а я уже стакан пропустил. Я ни в какую, а он в обидку… Ну я и согласился дурак старый – повез девчонку домой. Только не довез я ее. На мосту подрезал меня мажор какой-то на джипе, я уходить, а на встречу КАМАЗ… Я сразу, а девчонка еще помучилась. На второй день в больнице умерла. Как я уговаривал ее вернуться в тело, как просил, но она не захотела, а может не смогла.

– А тут я как-то ее встретил. Начал извинения просить, а она говорит мне: «Ты у моей мамы прощения попроси – может ей легче станет». Этим она меня убила на повал. Я сник, а она пообещала встретиться, вот я и мотаюсь по городу, от одного ДТП к другому.

– А причем тут аварии? – Спросил я.

– Не знаю. – Ответил Дмитрий. – Только она, как и я, ни одного происшествия на дороге не пропускает…

Мы помолчали, а он засобирался и сказал:

– Ладно, Витек, Бог даст еще встретимся.

Он невесело улыбнулся и исчез в пространстве.

Мысли мои спутались и события полетели картинками; Сапог, авария, яркая блондинка и дядя Митя…

«Ты сам все поймешь и сам во всем разберешься», – вдруг вспомнил я слова Дмитрия и задумался.

– Видно здесь все так и должно быть. Для начала нужно узнать себя и свои возможности. – Заключил я.

С этими мыслями я возвращался в родительский дом.

За дверью я услышал голоса и возмутился:

– А это еще кто? Что опять гости? – Недовольно буркнул я, но вскоре осудил себя за сказанное.

В комнате я нашел своих детей в обществе матери. Они о чем-то мирно беседовали, и я стал прислушиваться к разговору. Старший сын Алексей сидел в кресле и закинув ногу за ногу, рассказывал последние новости. Младший Никита был на коленях у бабушки и жаловался на старшего брата.

– Бабуль! – Плаксиво рассказывал он. – Скажи Алешке чтобы он отпускал меня на речку. Мы там с пацанами пиявок ловим.

– Кого? – Испугалась мать.

– Пиявок!

– Мал еще! – Категорически заявил Алексей. – Вот будет у меня время – вместе сходим.

Алешка – мой старший сын заметно повзрослел. Подметил я, наблюдая за детьми со стороны.

На кухне засвистел чайник и Никита, соскочив с колен бабушки, кинулся к плите. Я последовал за ним. Сын выключил конфорку и внимательно осмотрел кухню. На столе он увидел конфеты, но почему-то, протянув к ним руку, не взял ни одной. Он отправился обратно, но в прихожей, возле большого зеркала, которое было закрыто покрывалом, остановился. Осмотревшись, он осторожно приподнял завесу и поглядел в зеркало. Мимика на его лице выдавала недоумение. Стало заметно его разочарование и он, опустив покрывало, быстро побежал в зал.

Уже скоро я услышал его голос:

– Бабуля, а бабуля! А к тебе папа приходит?

Мать погладила внука по голове и промолчала.

– А к нам приходит. Каждый день приходит. У нас полы скрипят и двери хлопают…

– Это правда. – Поддержал брата Алексей.

– Вот вчера, сидим мы в детской, я уроки делаю, а Никита «Мурку» мучает и вдруг дверь открылась и ветер подул.

– Мы подумали, что мама пришла, – вставил младший, а Алексей остановил его и продолжил:

– Кошка под стол, шерсть дыбом и шипит, как змея.

– Вот видишь, меня поцарапала, потому что испугалась Мурка, – не успокаивался Никита.

– Да ты и сам струсил – за кошкой под кровать полез.

Посмеялся Алексей и заявил:

– А я не боюсь. Что он нам сделает? Он же привидение!

– Он не привидение, он мой папа, да, бабуля?

– И мой тоже, – отозвался Алексей, – только он умер…

Дети заметили, что бабушка заплакала и стали ее утишать.

Мать обнимала внуков и, всхлипывая приговаривала:

– Мои вы родненькие, мои сиротинушки.

– Не плачь, бабуля, – успокаивал ее Никита. – он и к тебе придет.

Мне было тяжело наблюдать за ними, и я удалился в родительскую спальню. В зале разговор продолжался, а в спальне у родителей все было по-старому. Двуспальная кровать, старенький торшер на алюминиевой трубе, трельяж и большой отцовский письменный стол. На стене висела старинная икона Христа – Спасителя.

Я подошел к образу и перекрестился. Иисус смотрел на меня строго, но Его глаза были добрыми и печальными. Нимб за Его головой светился. Сияние было каким-то теплым и ярким. Мне было странно, что раньше я не замечал этого живого свечения. Сейчас я смотрел и видел образ по-другому. Я находил в нем то, чего раньше не замечал, то чему не придавал должного значения. Это маленькое солнце за головой Иисуса светило не земным светом, издавая звуки и тепло. Далеко не каждый мог бы увидеть это чудо. Но я был другим и поэтому не только видел, но и слышал эту икону…

Когда я вернулся в зал, то не сразу смог различить лица присутствующих. Передо мной все еще стоял образ Бога и звучала тихая небесная мелодия. Дети возбужденно, на перебой что-то рассказывали бабушке, возвращая меня к реальности.

Никита протянул матери лист плотной бумаги и сказал:

– Вот смотри, что мы нашли у папы в столе. Это он рисовал, он хорошо рисует, правда?

– Рисовал, – по-взрослому поправил его Алексей.

Я подошел ближе и взглянул на рисунок. Это было мое творение, и я его сразу узнал. Когда-то давно, когда в моей жизни были трудные времена по ночам я рисовал. Наверное, это были мои размышления, поиски и протесты. Тогда все отвернулись от меня и равнодушно наблюдали за моим падением. Все ждали конца, но я выжил и стал другим. Скрытный и неразговорчивый, я больше не верил никому. Я сам решал и сам делал. Я стал одиночкой и мне это нравилось. Этот рисунок я сделал тогда, когда по ночам не хотелось спать, когда не хотелось никуда идти и ничего делать. Эту работу я запомнил хорошо, потому что сам долго думал над ее сюжетом.

Она была нарисована не мной, кто-то водил мою руку по бумаге оставляя на ней персонажи и сюжет. На листе рисовальной бумаги была изображена немолодая женщина в длинном бордовом платье, которая стояла на облаках. Ее легкий и длинный шарф прикрывал седину на ее голове. Она походила на Мадонну, только ребенка на руках у нее не было, она держала мужчину за руку, который, казалось, застрял в облаках. Верхняя часть его тела была на поверхности облаков, а нижняя под ними. На ногах у него были большие и тяжелые сапоги, перепачканные грязью. Большие куски грунта на подошвах свисали лохмотьями и напоминали корни деревьев.

Только теперь я заметил, что женщина не держала, а тянула его к себе. И если бы я, то есть этот мужчина сбросил эти тяжелые сапоги, то он непременно оказался бы по ту сторону неба…

Это сейчас я понимал смысл нарисованной картины, это теперь я узнавал персонажи и понимал задумку художника. Теперь я с уверенностью мог утверждать, что этой женщиной была моя бабушка, а мужчиной был я. Я приятно удивился, когда заметил большое сходство персонажей.

И это подтвердил Никита, высказав свое мнение:

– А он на папу похож, правда?

– Похож. – Согласилась мать.

– А эта тетенька кто?

– Это ваша прабабушка.

– Она тоже умерла? Она с папой? – Спрашивал Никита.

– Надеюсь.

Мать все еще рассматривала рисунок, а я удивлялся невероятным находкам на листе рисовальной бумаги. Как я мог простыми акварельными красками изобразить серебристое свечение солнца, которым была наполнена картина.

Когда зазвонил телефон мать вздрогнула, я пришел в себя, а Никита уже громко кричал в трубку:

– Алло, я слушаю!

– Это тебя – Катька. – Никита протянул трубку брату.

– Чего надо? – Грубо ответил Алексей, а мать строго погрозила ему пальцем.

– Все понятно! Скоро буду! Все!

Он закончил разговор по телефону и сказал:

– Забодала она уже. И здесь нашла…

– Почему так грубо, Алеша? – Возмутилась мать. – Разве так разговаривают с девочками?

– Ничего, переживет! – Вступился за брата Никита.

– Мы пойдем, бабуля, а то у меня дела…

– Ну если дела, тогда – конечно. – Согласилась бабушка.

В прихожей они продолжили разговор.

– Маме привет передавайте. Что-то она совсем к нам не заходит. – Упрекала мать невестку.

– Да у нее дел – во-о! – Ответил Никита и развел руки в стороны, чтобы наглядно показать весь объем ее занятости.

Зацепив рукой покрывало на зеркале, он тихо спросил:

– А зачем закрывают зеркало? Чтобы мертвецы не ходили? А там, что мой папа?

С минуту было тихо, потом заговорил Алексей:

– Мертвецы не ходят. Давай лучше обувайся.

Опять наступила тишина и только Никита, надевая кроссовки, громко кряхтел, застегивая молнию.

Управившись с обувкой, он признался:

– А я посмотрел в зеркало. Я что теперь умру?

– Нет, конечно! – Успокаивала его бабушка. – Ты будешь жить долго при долго…

Алексей открыл дверь и дети, попрощавшись, ушли. Я хотел было проводить их до дома, но заметив, как мать тяжело пошла по коридору, остался с ней. Проходя мимо зеркала, она поправила покрывало и что-то прошептала. Когда она заговорила снова, я стал прислушиваться к ее монологу.

– Алешка какой большой, уже выше меня. Прямо жених – девочки ему звонят. А Никита – прелесть. Такой любопытный…

Она все еще восхищалась внуками, и рассказывала это кому-то, всматриваясь в пустоту. Я принимал это на свой счет и во всем с ней соглашался.

Присев в кресло, она тяжело вздохнула и сказала:

– Тяжело без тебя сынок, как же дальше жить?..

Она говорила со мной и красный цвет ее души пульсировал в такт сердцу. Он бурлил, увлекая за собой и другие цвета. Смешиваясь, они вместе выдавали новые и самые необыкновенные оттенки. Это была душа матери, которая не нуждалась не в каких характеристиках и заключениях.

Раздался телефонный звонок, и она сняла трубку.

– Паша! Почему так долго? – Упрекнула она отца. – Ничего не надо, все есть, давай домой – жду!

Она положила трубку и посмотрела на цветы. Рядом с ней на журнальном столике стояли красные гвоздики и лежал конверт, принесенный Сапогом. Мать взяла конверт и достала деньги.

– Много-то как? Куда нам столько?

Она положила купюры обратно и поправила гвоздики.

Разместив цветы звездочкой, она произнесла:

– Уважают тебя, сынок. Вот цветочки и деньги одноклассник твой принес, Митрохин Саша или, как он там у вас его зовут – Сапог, хороший паренек.

От этих слов меня передернуло и я, взбесившись, стал носиться по комнате из угла в угол.

– Знала бы ты какой он хороший?..

Я не находил себе места и, ругаясь, приводил в движение шторы и сквозняком хлопал дверями. Когда мать вскрикнула, я заметил, как конверт с деньгами слетел со стола, а гвоздики в вазе, поменяли положение.

– Это что? – Произнесла мать и перекрестилась. – Ты здесь?

– Здесь! – Ответил я, но она меня не услышала.

Мы молчали, чувствуя друг друга…

В дверь позвонили и мать вздрогнула. Помедлив она встала с кресла и пошла по коридору. У двери звонок повторился, выдавая чье-то нетерпение.

– Иду, иду! – Откликнулась она и щелкнула замком.

Это пришел отец и мать, не теряя времени, с порога начала рассказывать ему последние новости.

Они прошли в зал и мать спросила:

– Что сказал врач?

– А что врач, в больницу надо ложиться…

Мать опустила глаза, а отец ее успокоил.

– Не пойду я больницу. На кого я тебя оставлю?..

Он погладил ее по голове и, заглянув в глаза, упрекнул:

– Что опять плакала?

– Да тут друзья Виктора приходили, да Алешка с Никитой забегали. – Оправдывалась мать.

– А я-то смотрю – цветы у тебя. А это что, деньги?

– Сейчас все расскажу. – Поспешила ответить мать, предвидя неприятный разговор.

Она догадывалась, что финансовый презент отцу не понравиться и поэтому начала из далека.

Но он ее уже не слушал и, пересчитав деньги заявил:

– Я так понимаю – это компенсация за сына?

– Ну чего ты, Паша?!

– Тысяча долларов – не много у них стоит жизнь человека. Эти деньги надо вернуть! – Категорично заявил он.

– Но, Паша! – Пыталась возразить мать.

– Никаких «но»! Вопрос закрыт!

– Хорошо, только не волнуйся. Завтра позвоню Саше.

– Какой еще Саше? – Буркнул отец, а мать поправила:

– Никакой, а какому. Саше Митрохину – Сапогу, да ты его знаешь, учились они с Витей в параллельных классах.

– Сапогу?

– Да это кличка у него такая.

– Кличка? Как у собаки? – Возмутился отец.

– Ну ладно тебе, Паша. Все решили, я все сделаю…

Чтобы уйти от неприятной темы мать заговорила о внуках.

– Вот посмотри, что они принесли мне из дома.

Она протянула рисунок отцу, а он, надевая очки произнес:

– Интересно, очень интересно!..

Отец стал рассматривать картинку. Он то приближал ее к себе, то удалял, то смотрел под углом, а то и вовсе разглядывал с обратной стороны.

– Что он видит в этом рисунке и о чем он думает? – Размышлял я, следя за его действиями.

С минуту было тихо. Мы смотрели на картину и каждый находил в нем свой сюжет и своих героев.

– Да, хороший был парень. – Произнес отец. – Жалко, что талант свой использовал не по назначению.

– Он всегда хорошо рисовал. – Сказала мать и смахнув слезу рукой, продолжила:

– Вот смотри и он похож и моя мама тоже.

Отец обнял мать и продолжил свою мысль:

– Нарисовать красиво это еще не все… Передать свою мысль – это да! А знаешь, Аня, – продолжал он, – это непросто рисунок. Это состояние его души. Посмотри, здесь же не только он и твоя мать – здесь и небо, и солнце, и земля. Это что-то большее, чего нам с тобой не понять. Здесь спрятана большая философия и каждый штрих нанесенный его рукой на рисунке имеет свое значение.

Мать вздохнула, а отец все еще рассуждал над картиной, замечая на ней не только персонажи, но и скрытые нюансы мазка…

Уже на кухне за чаем отец сказал:

– Завтра сходим в церковь, свечки поставим и помолимся, все ему полегче там будет.

– И на могилку зайдем. – Вставила мать.

Отец согласился и, посмотрев на меня, перекрестился.

Они сидели за столом вдвоем – такие близкие и родные. Я был с ними рядом, но только по другую сторону жизни. Спустя минуту я покинул родительский дом. Мне было неспокойно и я поднялся высоко в небо, чтобы найти там утешение…

Глава 9.

Высоко в небе я быстро восстанавливал свои силы. Чем выше я поднимался, тем больше на меня сходила благодать, которая придавала мне уверенность и силу для новых поисков и открытий.

– Что дальше? – Часто задавал я себе вопрос.

С помощью третьего глаза я видел душу человека, ее величину, цвет и действие. Я мог понять ее сущность, предугадать поступок, но остановить действие мне было не под силу. Я научился воздействовать на предметы, я мог двигать и толкать их, но это только пугало людей. Общение с ними мне было не доступно и это меня сильно угнетало. Но я не опускал руки и продолжал искать.

Я знал, что время, отведенное мне здесь было дано неслучайно. Я, конечно, мог смиренно ожидать своей участи, понимая, что здесь ничего уже не исправить и не изменить, но я хотел помочь людям, хотел донести им всю правду о мире, который ожидает человека после его земной жизни. Как это сделать я не знал, но я искал и старался. Я верил, что если не успею осуществить задуманное, то мои знания пригодятся тому, который доделает начатое дело…

Проходило время, а я по-прежнему спускался на землю, чтобы посетить родственников, знакомых или просто понаблюдать за жизнью горожан. Без этого я уже не мог существовать. Это становилось нормой моей жизни. Я уже легко находил себе подобных. Они отличались от людей не только способностью перемещаться в пространстве – они были другими. Мы, живущие здесь, видели друг друга только тогда, когда сами этого желали, и только при общении мы принимали свой земной образ. Мы понимали друг друга с полу слова, а языкового барьера здесь просто не существовало. В этом мире третий глаз был не нужен, наши души были открытыми, и мы легко находили друг друга в пространстве…

* * *

Как-то, прогуливаясь по набережной, я заглянул в яхт-клуб.

К моему удивлению большой яхты, служившей украшением набережной, не оказалось на месте. Осмотрев прибрежные воды, я не нашел ее и там… Я не мог припомнить такого случая, чтобы «Бета» ходила в плавание или в дальний поход. Если, что и случалось такое, то это были так – небольшие прогулки по морю и то, это было так редко, что кто-то из горожан окрестил «Бету» «Авророй», сравнивая ее с легендарным крейсером, который уже много лет стоял на приколе в Питере. Из любопытства я облетел море, но яхты так и не нашел.

Уже темнело, а сильный туман сводил видимость к нулю.

– Может проскочил где? – Подумал я, замечая, как низко проплывали облака над морем, часто касаясь его волн.

– И все-таки?! – Не успокаивался я. – Прогулка по морю в такую погоду – по меньшей мере странно. Здесь что-то не то…

Побывав на приеме у местного колдуна, я вернулся на набережную, где еще долго возмущался его бездарности, как иллюзиониста. Какой-то переодетый мальчишка – шарлатан и аферист, нахватавшийся вершков, выставлял себя великим магом и нагло наживался на проблемах и горе этих взрослых людей.

– Люди удивительные существа. – Заключил я, находя в них определенную странность.

Они верили в то чего нет, и не признавали то, что перед ними. Они хотели видеть чудо, но отрицали его, как таковое. Они не верили своим глазам, но доверяли слухам. И самое странное я находил в людях это то, что им нравилось строить иллюзии, чтобы обмануть себя в очередной раз. Они падали и набивали шишки, на том же пути, по которому прошли вчера…

– Нет! Человеческой глупости нет предела. – Удивлялся я. – Наверное, Царек все-таки был прав… Не поверят они мне.

Я вздохнул и печально посмотрел на море.

Его гладь была укрыта туманом, а черные волны, разбиваясь о гранитную пристань, превращались в множество мелких капель, которые далеко разлетались по округе.

Наступила ночь, и набережная опустела. По булыжной мостовой ветер гонял сухие листья, а за моей спиной заиграла музыка. Я оглянулся и увидел, как из небольшого здания с неоновой вывеской «Крючок», доносилась знакомая до боли мелодия.

– Джо Де Сен! – Догадался я, и приблизился к ресторану.

Когда-то давно, здесь, в этом уютном кафе, я познакомился с Лилей. Под эту музыку мы танцевали, пили шампанское и я вкушал сладкий аромат ее волос. Я тяжело вздохнул, и ностальгия повела меня вовнутрь этого здания.

Кафе «Крючок», был многострадальным заведением.

Его много раз переделывали и достраивали. Много раз продавали и покупали. Он был и «Пельменной» и «Закусочной», он был «Бильярдной» и «Клубом юных моряков». И только при появлении Артура, ему вернули первоначальное название и присвоили статус ресторана, как захотел того новый хозяин.

В ресторане было много народа. В маленьком в полуподвальном помещении за столиками сидели люди всех мастей. Заведение было не дорогим и доступным. Многие из горожан могли позволить себе здесь выпить стопочку спиртного или просто посидеть за чашечкой кофе.

Конечно, это было самое настоящее кафе, а статус закрепленный за ним Артуром, была фикцией. Когда-то он хотел здесь поставить игровые автоматы, пристроить летнюю веранду с танцполом и большой сценой, но текущие дела его закрутили и «Крючок» так и остался уютным кафе с маленькой пометкой – «ресторан».

Я примостился у входа и стал рассматривать посетителей. Кого-то я знал в лицо, а кого-то помнил и по имени. Все здесь оставалось по-старому, и только слепой скрипач сильно постарел. Он не был большим музыкантом и никогда не играл в оркестре, но, когда звучала его скрипка зал замирал. Вот и сейчас в кафе заиграла музыка Вивальди и разговоры стихли, а скрипач понес свою мелодию по залу. Кто-то давал ему деньги, кто-то приглашал выпить, а кто-то просто молчал, выдерживая музыкальную паузу.

Вдруг нарушая тишину зазвонил чей-то телефон, и посетители недовольно загудели. Молодой парень у стойки бара ответил на звонок и, оставив бокал с вином, подошел к столику, где сидели его друзья – кавказцы.

– Казбек, это Артур! – Коротко отрапортовал он и протянул телефон своему старшему товарищу.

Услышав знакомое имя, я приблизился к ним. По всему было видно, что эти люди были не местные. Они лениво пили коньяк и недоверчиво посматривали на посетителей.

Когда босс чужаков, переговорил по телефону, то его друзья ожидающе посмотрели на него, и он сказал:

– Поехали, товар на яхте…

Все дружно встали и вышли из ресторана. Я последовал за ними.

Уже через три минуты мы мчались по городу в черном миневене, нарушая все правила ПДД. Прислушиваясь к разговору попутчиков, я узнал, что на борту яхты находился какой-то важный груз и, что встречать его надо у пристани «Золотая коса». Это было тихое место в заливе, где находилась курортная зона. Какое отношение она имела к делам этих мафиози я не знал. Казбек был большим авторитетом в криминальном мире и ожидать чего-то хорошего от данного груза не приходилось.

«Бета» находилась в море и ее нужно было найти.

Я принял решение и покинул эту скучную компанию.

– Если яхта идет к «Золотой косе», – размышлял я, – значит искать ее надо в акватории залива.

Пролетая над морем, я замечал баржи и рыбацкие баркасы, мне попадались большие пароходы и сторожевые катера пограничников, но яхты на этом проложенном пути не оказалось. Когда я вернулся обратно, на мыс «Золотая коса», то меня вдруг осенило. Я понял почему «Бета» идет сюда на мелководье. Груз на ее борту явно был не лимонами напичкан… Она везла, что-то запрещенное законом. Мне стало понятно, что яхта уходила от встречи с пограничниками и капитан умышленно повел судно подальше от судоходного пути.

– Значит они идут вдоль косы. – Заключил я.

– Однако рисковый мужик этот капитан!..

Я не раз слышал от местных рыбаков, которые это место называли «Заманухой», что намытая песком коса, перемещалась в акватории залива. Глубины здесь были небольшими и частенько ее рыжий хребет выступал над поверхностью воды. Предугадать ее перемещение могли только большие знатоки этих мест. У них были свои приметы и свои ориентиры.

Я не ошибся, когда поиск яхты продолжил далеко от основного пути судоходства. Опустившись ниже облаков, я нашел ее, где-то, в полусотни километров от «Золотой косы». Она шла под парусами, разрезая волны своим острым носом. На ходу «Бета» была еще красивее. Ее белый парус был наполнен ветром и она, накренившись на бок, мягко скользила по воде.

Это был настоящий парусник, и я восхищенно произнес:

– Здесь она вся!..

Полюбовавшись судном, я опустился на палубу.

Три здоровенных парня с автоматами на плечах несли службу на ее палубе, и я невольно произнес:

– Ничего себе, как на войне!.. Что охраняем, ребята? – Произнес я, замечая, как один из них поправлял брезент на каких-то ящиках.

Мне ничего не ответили, и я взглянул на рубку, в которой мелькали две человеческие фигуры. Переместившись на командный пункт, я заметил долговязого парня, стоявшего у штурвала. Другой бородатый курил трубку и сидел на ящике в углу рубки. Его я сразу узнал, это был Христофорович – заядлый рыбак, в прошлом неоднократно судимый за браконьерство. Он хорошо знал морское дело, так как, когда-то закончил мореходку, а в армии служил на флоте и ходил в дальние походы. В яхт-клубе его называли Боцманом и Христофоровичем, так как полное имя его было то ли Леонид, то ли Леопольд Христофорович. Блатные часто называли его просто Бородой. Долговязый парень у руля был его сыном. Он часто обращался к Христофоровичу с вопросами, называя его отцом.

Вот и сейчас он его спросил:

– Это чего с компасом? Стрелка задергалась…

– Держи юго-запада! – Скомандовал ему Христофорович.

– Нет, батя, ты посмотри!..

Я взглянул на компас и заметил, как его стрелка нервно дергалась, указывая на меня. Я прошелся по рубке, и она, проследив мой маршрут, вернулась на место.

Я ухмыльнулся, а рулевой опять произнес:

– Батя, с ним что-то не так!

– Да, что там у тебя? – Буркнул тот и подошел к сыну.

– Я же сказал – юго-запад!

– Я и держу юго-запад!

– Вот и держи, а я к братве схожу на минутку. – Сказал Христофорович и вышел из рубки.

Я последовал за ним, а вслед прозвучал крик рулевого:

– Она опять вертится!

– Да пошел ты!.. – Выругался Христофорович и продолжил свой путь по палубе.

Уже через минуту мы были в кают-компании.

Здесь я нашел Артура, Колючего, Цибу и еще троих неизвестных мне людей. Артур сидел за столом с каким-то мужчиной в очках, который что-то подсчитывал на калькуляторе. Циба, как всегда угрюмый с бокалом вина о чем-то разговаривал с Колючим. В дверях стоял Рябой безразлично наблюдая за присутствующими. Текущие вопросы решались в спокойной обстановке пока в каюту не вошел высокий парень в темной куртке с капюшоном.

– На палубе все в порядке. – Доложился он, потирая руки.

Он похлопал Христофоровича по плечу и похвалил:

– Хорошо плывем, Борода!

Тот в свою очередь ухмыльнулся и поправил его:

– Плавает гамно…

– Чего ты сказал? – Переспросил парень.

– Я говорю, что плавает гамно. А мы ходим.

Артур оторвался от стола и спросил:

– Ты чего хотел, Боцман? У тебя все нормально?

– Нормально. – Ответил Христофорович.

– Кто в рубке? – Поинтересовался Артур.

– Сын.

– Сын – это хорошо! Только капитан у нас ты. А где должен находиться капитан? Правильно! На капитанском мостике. Так что давай в рубку – туман на море. – Не принужденно приказал он, а Христофорович обиженно ответил:

– А чего нам туман? По приборам идем…

– Ладно, Борода, иди капитань…

– Я пиво возьму?

– Бери и в рубку. Дело надо делать! – Подгонял его Артур.

Христофорович с неохотой покинул кают-компанию, а я остался, в надежде узнать цель данного путешествия.

Примостившись по удобнее, я заметил, как парень в капюшоне все еще крутился у стола, а Артур веселый проследовал к своему компаньону и сказал:

– Ну чего ты такой хмурый, дядя Вася? Такое дело провернули… Водки хочешь?

Мужчина отказался и показал Артуру цифры на калькуляторе. Тот одобрительно кивнул головой и присел рядом.

Вдруг из угла каюты раздался грубый голос Колючего:

– Хватит жрать водку!

Он обращался к парню у стола со спиртным. Было заметно, что Колючий провоцируя его на скандал.

Тот отставил стакан и с кавказским акцентом сказал:

– Э-э, почему кричишь? Жалко, что ли?..

Он сбросил капюшон, и я узнал в нем Муслима.

– Вот так встреча? – Произнес я, теряясь в догадках.

– Что он здесь делает? После всего и с ними?..

Перепалка между бандитами вернула меня к реальности. Колючий в чем-то упрекал Муслима, а тот неумело оправдывался, доказывая ему обратное.

– Сядь и притухни! – Грозно рявкнул Циба и Муслим отступил и присел на табурет у стены.

Я посмотрел на своего убийцу и подумал:

– Вот этот человек и убил меня. За что?

Столкновений между нами никогда не было, да и виделись мы с ним очень редко. Знакомство? Да так, просто знали друг о друге… Я посмотрел на Муслима, а он закурил сигарету и выпустил клубы дыма, которые повисли у него над головой. Он сильно нервничал и это было заметно по его поведению. Он крутился на табурете, вскакивал с места и опять садился. Здесь он чувствовал себя не в своей тарелке. Он не мог понять для чего и зачем он находился в этой компании. Для меня это тоже оставалось загадкой.

Муслим курил, и я замечал, как дым обволакивал его фигуру, придавая ей не человеческий образ. Его капюшон за плечами казался мне тяжелым мешком, который он хотел сбросить, дергая плечами. Тень за его спиной походила на черную грозовую тучу. Вдруг она разделилась на две части, и за его плечами образовались две страшные тени. Одна из них повторяла точные движения Муслима, а другая не похожая на человеческую, отступив от стены, повисла у него плечах.

Мне стало жутко, когда я заметил, что она превратилась в страшное чудовище. Муслим не мог усидеть на месте, и от этого он вскакивал с табуретки и ходил по каюте. Тень следовала за ним по пятам, уцепившись лапами за его капюшон. Он метался из угла в угол, пытаясь сбросить с себя непосильную ношу.

Это раздражало присутствующих и Циба крикнул:

– Не мельтеши!

– Эй! Мешаю? Да? – Огрызнулся Муслим.

– Да мешаешь! – Сказал Артур и продолжил:

– И хватит курить – хоть топор вешай…

Он продолжил беседу с мужчиной, которого называл дядей Васей, умышленно не замечая накала страстей в каюте. Теперь я уже точно знал, что речь шла о наркотиках и оружии, которое они только что приобрели у наркоторговцев. Груз был на яхте, которого уже ожидали на пристани «Золотая коса». Артур был доволен сделкой и от этого находился в хорошем расположении духа. Он шутил с компаньоном и рассказывал свежие анекдоты на злобу дня.

Осознав всю картину происходящего, я задал себе вопрос:

– А зачем я здесь? Посмотреть на убийцу? – Нет! Так зачем же я так долго и упорно разыскивал это судно?

Размышляя, я поглядывал на Муслима, сидевшего у стены на табурете. Его тень – «черная птица» сидела у него на плечах, обнимая его своими сильными крыльями.

– Это смерть. – Подумал я, а в углу каюты громко засмеялся Артур, которого поддержал лысый очкарик.

Я посмотрел на его довольное лицо и заключил:

– Я здесь, чтобы остановить это зло. Но как?..

Не находя ответа, я вырвался на свободу и стал подниматься все выше и выше в небо, пока не увидел солнце. Земля отсюда казалась большим глобусом и здесь, у большой звезды, было уютно и тепло. Облетев землю, я вернулся на яхту и заметил, что далеко на востоке небо посветлело, а зловещее судно продвигалось к берегу, рассекая туман и большие волны.

Бог помог мне, и я вспомнил, что мог влиять на приборы.

– Сбить яхту с курса. – Мелькнула у меня мысль. – Здесь рядом граница – пограничники… Они помогут мне довести дело до конца!

Довольный своей задумкой я заглянул в кают-компанию.

Здесь было шумно. Циба в чем-то упрекал Муслима, выкидывая обидные обвинения, а Колючий, разговаривая с парнем – кавказцем, следил за перепалкой двух бандитов. Артур же продолжал мирно беседовать со своим компаньоном и, казалось, что он совсем не замечает нездоровую обстановку, сложившуюся в каюте. Его собеседника интересовали только цифры на калькуляторе и кейс, который лежал рядом.

– Героин. – Подумал я. – А где оружие? На палубе?..

Я осмотрел палубу и быстро нашел ящики, накрытые брезентом. Двое автоматчиков ходили рядом, охраняя груз.

– Пора действовать. – Решил я и посмотрел на рубку.

За ее окном была видна фигура долговязого парня и я решил больше не медлить. Я двинулся к капитанскому мостику, но громкая брань Цибы заставил меня вернуться в каюту. Здесь я понял, что страсти между бандитами накалились до предела и, что развязка была совсем близка.

– Что за дела у тебя с Казбеком? – Допытывался Циба. – Он тебя ищет, зачем?

Муслим встал с табуретки и заходил по каюте.

– Чего ты задергался, абрек хренов? – Продолжал Циба. – Думал Казбека кинул и нас можно?..

Я понял, что пропустил, что-то главное в этом разговоре и теперь пытался понять причину конфликта.

– Ты, Циба, базар фильтруй! – Выпалил Муслим. – А, то за базар можно и ответить…

– Чего ты сказал? – Заорал Циба. – Ты мне угрожаешь, сученок?

Он бросился к Муслиму, а Колючий его остановил.

– Подожди, Славик, спросить хочу этого урода. Ты, что же и нас хотел прокатить? Нас кинуть?..

– Да, сука он конченая! – Орал Циба.

За всем этим Артур наблюдал спокойно, как будто предвидя все наперед. Он молчал, давая ход нарастающему скандалу.

А Циба бесился от злости.

– Я порву тебя, козел. Сука лагерная! – Кричал Циба.

– Сам ты сука! – Ответил ему Муслим и выхватил пистолет из-за пояса своей куртки.

Но не успел он и взвести курок, как оказался на полу. Бдительный Рябой своей могучей рукой лишил Муслима и чувств, и оружия. Он поднял пистолет и отнес Артуру.

Тот покрутил его в руках и сказал:

– Походу из Чечни. Ахмед, посмотри! – Попросил он кавказца, прочитать надпись на рукоятке пистолета.

«Воину Ислама», – прочитал парень и произнес:

– Какой ты воин? Шакал – паршивый…

– Ну, что отвоевался, грозный вояка? – Сказал Артур и решительно подошел к Муслиму.

Тот злобно посмотрел на него, а Артур продолжил:

– А знаешь, что мы с тобой сделаем? Мы отдадим тебя Казбеку. Он давно тебя ищет…

– Нет! – Заорал Муслим. – Лучше сам убей.

– А чего так? – Дурашливо спросил Артур.

Муслим промолчал, а он продолжил:

– Мразь ты, а не воин. Своих кидаешь, друзей сдаешь…

Артур сплюнул и коротко приказал:

– В трюм его!

Рябой понял команду босса и, схватив Муслима за грудки, сильно стукнул его по почкам. Затем он выволок его из каюты на палубу, где его и приняли два здоровенных парня. Они его жестоко избили и бросили в трюм судна.

– Все это было спланировано. – Догадался я.

Муслима заманили на судно, чтобы передать его Казбеку, с которым Артур поддерживал дружеские отношения и, которого Муслим очень круто прокатил…

А между тем яхта продолжала свой путь к берегу.

– Так, господа! – Услышал я голос Артура. – Пять часов утра – мы приближаемся… Позови-ка мне Христофоровича. – Попросил он Рябого и тот вышел из кают-компании.

– Я думаю, что через пару часов мы будем на месте. – Сказал Колючий, а Циба спросил:

– А где мы находимся?

– А вот капитан нам все и расскажет. – Ответил Артур и похлопал по плечу, подошедшего Христофоровича. – Как наши дела, Борода?

– Нормально! – ответил Христофорович, – мы в десяти милях от «Золотой косы». При таком ветре будем на мести через два часа.

Посмотрев на Артура, он продолжил:

– Можно запустить дизель – получится побыстрее…

– Заводи! – Скомандовал Артур.

– Нас уже ждут. И смотри, здесь рядом граница…

– Обижаешь Артур!

– Ладно, ладно, Борода! Не доверял бы – не взял с собой. – Произнес Артур и подвел Христофоровича к столу.

Они выпили водки и Артур по-дружески спросил:

– Сын-то справляется?

Христофорович пережевывая ветчину, одобрительно кивнул ему головой, а Артур, подняв большой палец к верху, похвалил:

– Молодец, Борода! Смену растишь, молодец! Да, ты пей, закусывай, вот рыбка вкусная, – Артур указал на стол и подошел к своему компаньону.

Он был в хорошем расположении духа, а я, вспомнив о долговязом мальчишке, метнулся в рубку.

Над морем стоял сильный туман и видимость практически отсутствовала. Я встал впереди компаса и медленно стал отходить влево, уводя за собой стрелку прибора.

– Так! – Произнес я, – Запад у нас там – там и граница!

Судно уходило к границе, и я посмотрел на рулевого. Это был мальчишка семнадцати лет с крупным лицом, в котором я находил сходство с Христофоровичем. Высокий и еще не складный юноша, с прыщавым лицом, был уже за одно с бандитами. Конечно, он этого еще не понимал, потому что слепо доверял своему отцу, надеясь вскоре стать настоящим мужчиной – моряком.

– Но, как же Христофорович? – Размышлял я. – Он-то знал, как тяжело потом вырваться из лап мафиози. Не уже ли ему не жалко сына? – Удивлялся я, глядя на долговязого мальчишку, который стоял у штурвала криминального судна.

Я слышал, что жена Христофоровича давно ушла к другому, оставив ему малолетнего сына. Что он сам растил и поднимал мальчишку. Что Боцман очень рано стал брать сына в море, надеясь вырастить из него настоящего человека – мужчину.

Мои размышления прервал Христофорович.

Громко хлопнув дверью, он сказал:

– Как дела, сынок?

– Все нормально!

– Заводим дизель и самый полный!..

– Скоро утро. – Сказал Христофорович, потирая руки.

– Скорей бы. Надоело смотреть в это молоко.

– А ты туда не смотри. Для чего тебе приборы?

– Скучно. Расскажи что-нибудь, батя.

Христофорович повернул ключ стартера и мотор ожил, отстукивая клапанами обороты двигателя.

– А, что тебе рассказать? – Спросил отец сына.

– Ну хоть анекдот какой-нибудь, что ли…

– Анекдот? – Переспросил Христофорович.

– Вся жизнь моя – сплошной анекдот.

Она раскурил трубку, а потом долго выпускал дым колечками, ловко попадая одним в другое.

– Как у тебя так получается? – Восхищался сын.

– Я пробовал у меня не выходит…

– Чтобы так уметь, надо двадцать лет учиться, сынок! – Пошутил Христофорович и прикрыл глаза.

Я стоял в углу рубки и уводил яхту к границе. Христофорович молчал и мне показалось, что он уснул.

Это заметил и его сын Андрей, он встревожился молчанием отца и спросил:

– Батя, ты, что спишь?

– Да нет – думаю! Неправильно я все делаю…

– Что неправильно-то, батя?

– Все неправильно.

Христофорович встал с места и продолжил:

– Жил, как будто и не жил.

Сделав печальное заключение, он подошел к окну рубки.

– Туман-то какой? – Произнес он и, как будто предчувствуя что-то не ладное, добавил. – Пойду постою на мостике.

Прошел уже час, как я уводил яхту к границе. Приближалась развязка. Туман над морем стал потихоньку таять, превращаясь в рваные облака, а у горизонта появилась светлая полоска. Уже заметно посветлело и можно было рассмотреть, как волны разбиваясь о корпус лодки, превращались в белую пену.

Я посматривал на часы, висевшие в рубке и уже начал сомневаться в правильности курса, выбранного мною.

– Не уже ли ошибся? Где пограничники? – Беспокоился я.

Будто понимая мою тревогу, из тумана выскочил луч прожектора и прозвучала сирена.

– Ну, наконец-то! – Выдохнул я, а на яхте начался переполох.

В рубке ругался Христофорович, в кают-компании зашумели и на палубу выскочил встревоженный Колючий. Увидев капитана на мостике, он погрозил ему кулаком и вернулся обратно.

Я последовал за ним и услышал встревоженный голос Артура:

– Что там, Колючий?

– Сторожевой катер – пограничники!

В каюте наступила тишина.

На стене громко тикали часы, а кто-то произнес:

– Трындец, приплыли!..

– Плавает гамно, а моряки ходят. – Пошутил захмелевший Циба, повторяя выражение Христофоровича.

Его шутки не оценили, а молча ожидали решения Артура.

И когда совсем рядом заговорил громкоговоритель на сторожевом катере, он сказал:

– Так, господа, разгружаемся здесь. Ящики за борт. Оружие, стволы, ножи и прочие в море. Славик, проследи. – Обратился он к Цибе. – Ты, Колючий, – героин рыбам, а самим вести себя прилично. – Приказал Артур, скрывая волнение.

– Не отдам! – Заорал мужчина в очках, прижимая к себе чемодан с наркотиками.

– Тебе никак хорошо, дядя Вася? Отдай кейс!

– Не отдам!

Артур ухмыльнулся и произнес:

– Колючий, займись…

Тот без труда забрал чемодан, а дядя Вася, уронив очки, заплакал, как ребенок.

Двери каюты открылись и Рябой спросил:

– Что с Муслимом делать?

Артур подошел к парню – кавказцу и сказал:

– Ахмед, ты все знаешь…

Тот молча вышел из каюты, а Артуру доложили, что команда готова принять пограничников. Яхту сильно закачало, когда к ее борту пришвартовался сторожевой катер. Послышались голоса военных, которые приказали всем собраться на палубе. Артур копался в сейфе, разыскивая какой-то документ. В спешке он комкал листы бумаги и бросал их в пепельницу, а на палубе пограничники опрашивали нарушителей.

– Все? – Спрашивал молодой лейтенант.

– Все!

– Нет не все, вот еще кто-то идет, – Сказал Колючий, замечая появление дяди Васи.

За ним вышел Артур и подойдя к офицеру сказал:

– Мы тут заблудились немножко. Ты прости нас, командир. Мы больше не будем.

– Документы есть? – Строго продолжал лейтенант.

– А как же? У нас все есть! – Кривлялся Артур.

– Все! Кроме денег и счастья! – Вставил Циба.

– Отвезите меня домой, – плаксиво просил дядя Вася.

– Судно арестовано, разбираться будем на берегу. – Объявил офицер и приказал подчиненному:

– Яхту на буксир, а вы граждане к нам на катер. Сержант, проводи товарищей.

– Мы не товарищи – мы господа. – Дурачился Артур.

– Десять человек! – Доложился мичман, а офицер спросил:

– Это все?

– Нет не все. Вот еще трое бегут! – Вдруг заявил Циба и указал на крыс, пересекающих периметр яхты.

– Четверо! – Поправил его Колючий.

Грызуны проскочили палубу и скрылись за бортом яхты.

– Ни фига себе! – Продолжал Колючий. – Вы от куда?

– От верблюда! – Пошутил Циба, а Христофорович заявил:

– Плохая примета…

Пограничники не оценили юмора задержанных, и офицер строго повторил свой вопрос:

– Десять человек, это все?

– Так точно, господин лейтенант! – Отрапортовал Артур.

– А где Муслим? – Подумал я, не находя его на палубе. – Убили?

Я кинулся его разыскивать. В трюме я его не нашел, как не нашел его и в других помещениях яхты. В кают- компании, на столе в пепельнице, догорали какие-то бумаги, а рядом стояла откупоренная бутылка коньяка.

У меня родился коварный план, и я подумал:

– А не спалить ли мне эту блат-хату. Какая польза людям от нее? – Произнес я и перекинул бутылку на столе.

Бумажная скатерть быстро пропиталась спиртным, а я сдунул горящую бумагу на стол. Огонь мгновенно охватил его пламенем и, спустившись на пол, подпалил его покрытие.

Когда огонь разгорелся я выскочил из каюты.

На катере заметили возгорание и закричали:

– Пожар, пожар! На яхте пожар!

Пламя охватило яхту и последовала команда командира:

– Руби концы! Уходим! Полный вперед!

Сторожевой катер отходил от горящей «Беты», а седой мичман с сожалением произнес:

– Жаль, красивый парусник…

– Был. – Задумчиво произнес Артур.

Он так и не смог понять почему загорелась яхта, а его друзья упрекали его в поджоге. Я же медленно покидал это место, поднимаясь высоко в небо.

Уже светало, туман быстро таял под лучами солнца, а внизу догорала яхта с красивым названием «Бета».

Глава 10.

На земле быстро проходило время. У меня же оно отсутствовало, и я наблюдал, как каждый день вносил коррективы в жизнь природы большого города. Деревья стояли голыми, парки и скверы опустели, а холодный осенний ветер гулял по улицам, где совсем недавно отдыхали люди.

За все проведенное время в новом мире, я не переставал мечтать и делать для себя новые открытия. Я больше стал понимать себя и свое место в этом мире. Со многим я смерился и уже не растрачивал силы впустую, пытаясь объять необъятное. Но оставаться здесь только наблюдателем, я по-прежнему не хотел и поэтому продолжал исследовать и искать контакта с человеком.

Мои открытия были разными, и я замечал, как в новой жизни со мной происходили большие перемены. Я стал другим и многие вещи я воспринимал иначе. Происходила переоценка ценностей. То, что раньше казалось важным – сегодня не заслуживало внимания, а то, чего я опасался вчера, было большим благом в данную минуту. Не было во мне былого высокомерия и гордыни, а от жестокости не осталось и следа. Я очищался и становился легче, и это было заметно по моим попыткам подняться выше допустимого.

Я уже летал выше и дальше, но по-прежнему я смотрел на землю, в надежде найти контакт с людьми. И хотя интерес к земной жизни уже пропадал, я возвращался на землю, где частенько становился свидетелем, а то и участником определенных событий.

И вот, как-то возвращаясь от друга с Кавказа, я столкнулся с пассажирским самолетом. Конечно, это не повлекло крушения лайнера, потому что столкновения, как такого не произошло, просто я случайно попал на борт воздушного судна.

Случилось это как-то совсем неожиданно.

Возвращаясь домой, я остановился у вершины Эльбруса, чтобы понаблюдать, как снежная лавина сходила с горы. Она шумно спускалась по склону, и я даже не заметил, как очутился среди пассажиров большого самолета. Меня это чрезвычайно удивило и я, пользуясь случаем, прошелся по его салону. Зная свою способность влиять на навигационные приборы, я не пошел в кабину к пилотам, хотя для меня это было большим искушением. Посидеть за штурвалом большого Боинга – это была голубая мечта моей юности.

Когда-то я много думал о небе и даже хотел стать летчиком. Но судьба распорядилась по-другому. Я пошел в армию, потом немного коснулся войны в Афганистане, а лихие девяностые внесли свои коррективы в мою дальнейшую жизнь.

Но небо тянуло меня всегда, и я всегда предпочитал самолет любому наземному транспорту. С годами мечта ушла, а желание осталось. Но сейчас, переборов соблазн, я пошел по салону.

Люди на борту лайнера показались мне какими-то встревоженными, и я стал прислуживаться к разговору пассажиров.

– Ну, как там?.. – Спрашивала женщина бортпроводницу.

– Уже полегче – акушерку нашли…

– Надо же, где приспичило? – Удивлялась другая, а я заметил, как в хвосте лайнера собралась не большая группа людей.

Я продвинулся ближе и заметил, как одна из пассажирок принимала роды у совсем юной девушки. Та плакала и взывала о помощи. Акушерка поглаживала ей живот, давала советы и по-матерински успокаивала роженицу добрыми словами. Мне казалось не приличным наблюдать за данными действиями, и я только прислушивался к голосам женщин, изредка поглядывая на их лица.

– Давай тужься, ну еще, еще чуть-чуть, – командовала женщина – акушерка, вытирая пот со лба роженицы.

– Ну вот пошел, давай, Катюша, давай!..

Я украдкой посмотрел, на девушку и заметил, как ее страданиям приходил конец. Маленький серый комочек лежал у нее между ног, а перепуганная стюардесса произнесла:

– Это что?

– Все нормально, сейчас я его вытащу. – Успокаивала акушерка и принялась разрывать пленку плодного пузыря.

Ловко освободив ребенка, она взяла его на руки и стала массировать его тельце.

Ребенок молчал, а она, двигая его ножки, приговаривала:

– Ну давай дорогой! Ну чего ты молчишь? Давай, хороший!

Акушерка, стала делать ребенку искусственное дыхание, а я заметил, как чуть заметное пятно отделилось от тела ребенка. Превратившись в прозрачное облачко, оно поднялось к верху салона и покружившись над матерью, вылетело из самолета.

– Ну, давай! Ну, родненький! – Уговаривала ребенка акушерка, а я погнался за ним.

Догнал я его быстро, да и летело оно, как-то не спеша. Часто останавливаясь, оно делала какие-то непонятные пируэты и продолжала подъем дальше. Догнать-то я его догнал, но его нужно было вернуть в тело младенца, и это меня сильно озадачило.

Я брал его в руки и прижимал к себе, я зажимал его в ладонях и держал в объятьях, но только я начинал движение, как оно тут же просачивалось между пальцев и ускользало от меня.

Потеряв надежду, я махнул рукой, а облачко, отлетев на три метра, остановилось и стало наблюдать за моими действиями.

– Ну чего ты там висишь? – Спросил я. – Ты же такой, как я, только маленький. Что не можешь говорить? Так и не говори, я и так пойму.

Оно вдруг опустилось ниже, и я заметил, как его бока, стали наполнятся цветом и формами.

– И что ты хочешь этим сказать? – Спросил я и продолжил. – Ты хотя бы показался, а то гадаю – пацан или девка.

Облачко приблизилось ко мне, и я заметил, как оно, переливаясь перламутром приобретало человеческий облик.

– Так ты пацан!.. Одобряю – хороший выбор. Не знаю, как тебе лучше объяснить, – продолжал я, – но тебе лучше вернуться… Конечно, на земле все далеко не сахар, но хочу тебя предупредить, не познав лиха – не поймешь и блага! Мы же с тобой мужики, а мужики легких путей не ищут. – Рассказывал я и мне показалось, что он меня понимал.

Мы помолчали, и я продолжил:

– Так что возвращайся ты лучше обратно. Отца порадуешь, мать успокоишь и вообще… Ты же в рубашке родился, значит счастливым будешь! Ну так что? Убедил? – Спросил я ребенка, который – не только приобрел человеческий облик, а уже смотрел на меня своими большими голубыми глазами.

– Помоги мне догнать самолет, – попросил он, – а то я плохо ориентируюсь в пространстве.

Я прочитал его мысли и протянул ему свою руку.

Через минуту мы уже были на борту лайнера.

Акушерка по-прежнему спасала младенца, а молодая мать плакала, взывая Бога о помощи.

Я заметил, как маленькое облачко опустилось на младенца, и он сладко зевнул. Женщина – доктор, подметив это, легонько шлепнула его по попки и он, раскрывая легкие, закричал.

Я облегченно вздохнул, а акушерка сказала:

– Ну вот и хорошо! Слава Богу!

Она протянула младенца матери и сказала:

– Принимай, Катюша! Лихой казак из него получиться…

Все вокруг радовались и благодарили акушерку.

– Как вас зовут? – Спросила молодая мамаша.

Женщина улыбнулась и сказала:

– Лариса. Лариса Борисовна. – Поправилась она и улыбнулась.

– Мою маму так же зовут! Спасибо тебе, мама Лариса! – Поблагодарила Катя и вдруг заплакала.

Я тронутый таким концом, поцеловал Ларису в щеку, а она не испугалась и, погладив мой поцелуй рукой, сказала:

– Ты, Катя, Бога благодари. На все Его воля!..

Глава 11.

Была поздняя осень и казалось, что город замер в ожидании холодов. По небу низко ходили тяжелые тучи, а редкие капли дождя грозились в любую минуту превратиться в снегопад. Но этого не происходило и осень время от времени напоминала о себе мелким дождем и холодным ветром. Вот и сегодня картина не поменялась, и я отправился на природу, чтобы сменить невеселую обстановку.

За городом, когда начались садовые кооперативы, я вдруг увидел знакомый автомобиль. Желтый Жигуленок Сашки-Сапога мчался по шоссе по направлению к городу. Я догнал машину и, расположившись на заднем сидении, стал прислушиваться к его монологу.

– Трус! – Ругался Сапог. – Все хватит, пусть будет, как будет!..

Он закурил сигарету, а я спросил:

– С тобой все в порядке, Саша?

Не обращая на меня внимания, он продолжал себя ругать на чем стоит белый свет, и я заподозрил, что-то не ладное.

– Хочу жить, как люди живут. Надоело бегать и прятаться, – Эмоционально произнес он и стукнул кулаками по баранке автомобиля.

Машина дернулась на мокром асфальте, и он с трудом удержал ее на дороге.

– Ты полегче, Саша! – Посоветовал я ему, замечая, как опасно он обгонял попутные машины.

Он был сильно возбужден и это заметно отражалось на вождении автомобиля. Машина то и дело дергалась из стороны в сторону и часто цепляла обочину дороги.

Я почувствовал запах алкоголя и произнес:

– Так ты еще пьяный! Куда так спешишься, удираешь от кого?

– От себя не убежишь, – как будто услышав мой вопрос, ответил он и прибавил газу.

Он много говорил и ругался, забрасывая лобовое стекло своей слюной. Понять сразу его монолог было нелегко, да и назвать его, как таковым было неправильно. Это был набор неоконченных предложений, обрывки неуместных фраз, имена людей и отборный русский мат. Но спустя время мне все-таки удалось разобраться в причине его возбужденного поведения.

Как я и предполагал, Сапог хотел отсидеться на даче у одного из своих дружков, чтобы переждать, как говориться «бурю», поднявшуюся из-за последних событий, в которых он был непосредственным участником. Отсидеться и появиться тогда, когда все уже утихнет. Но то ли бесконечные упреки жены, то ли алкоголь, то ли еще что, заставили осторожного Сапога взбунтоваться. Он решил ехать домой вопреки опасности. Вот поэтому сейчас, подогретый алкоголем он мчался по мокрому шоссе, ругая себя за трусость и нерешительность. Я сидел тихо, не выдавая своего присутствия. Я боялся напугать или отвлечь пьяного лихача от дороги. Но он уже вошел в раж и бесшабашно гнал свой автомобиль, нарушая все правила ПДД. Развязка была близка, и я приготовился к худшему…

После крутого поворота, он необдуманно пошел на обгон фуры и встречный автомобиль помигал ему дальним светом. Сапога это не остановило и он, прибавляя газу решил таким образом уйти от лобового столкновения. Но он не рассчитал возможности своей машины и два автомобиля быстро сближались.

Я закрыл глаза, а водитель встречного Мерседеса резко ушел вправо и, вылетев с дороги, столкнулся с большой березой. Перепуганный Сапог тоже резко крутнул руля и, коснувшись своим автомобилем попутного КАМАЗа, отлетел к отбойнику. Здесь, ударившись о преграду, машина подскочила вверх и, сделав кувырок в воздухе, опустился на колеса, продолжая катиться по склону насыпи. Когда искореженный автомобиль остановился, я заглянул в салон. Бесчувственное тело Сапога сидело в кресле пристегнутое ремнем безопасности. Голова его упала на плечи, а руки крепко сжимали обод руля. Дыхания не было заметно, но бордовый комок его сердца, еще продолжал работать. Жизнь не оставила его тела, и я облегченно вздохнул.

На дороге собрались автомобили, а я произнес:

– А ведь это еще не конец истории…

Я ухмыльнулся человеческой глупости, а к машине Сапога уже бежали люди. Его вытащили из автомобиля и уложили на мокрую траву. Кто-то вызвал скорую помощь, а кто-то позвонил спасателям. У машины, где валялись вещи, выпавшие из багажника, стал собираться народ. Каждый хотел помочь пострадавшему и со всех сторон сыпались умные советы:

– Его надо поднять наверх! Его трогать нельзя!

– Надо дождаться медиков. – Советовал другой.

Зевак прибавлялось, и кто-то сказал:

– Бензином пахнет, не рванет?

– Уже нет – на колесах стоит!..

Помощь еще не приехала, а людей становилось больше.

Вскоре к месту аварии подошли два парня спортивного телосложения и один из них спросил:

– Где этот летчик?

Ему показали Сапога, и он продолжил:

– Живой?

– Живой только без сознания.

– Ну и лихач?! Еле ушел от лобового…

– Еле ушел он?.. – Передразнил его товарищ. – Ты Мерседес видел? Что шефу скажем?

– Ладно тебе, это потом. Сейчас человека спасать надо.

Прихрамывая, парень подошел к пострадавшему и, заглянув ему в лицо, произнес:

– Что-то знакомая личность. Где-то я его видел. Скорую вызвали?

– Вызвали! – Отвечали ему. – И спасателей и ГАИ!

Народ не расходился, ожидая профессиональной помощи. Кто-то звонил по телефону, напоминая о происшествии, кто-то спорил, а кто-то просто курил, участвуя в обсуждении аварии. У Сапога дежурила женщина – медсестра, она первая выскочила из своей Мазды и пришла на помощь. Имея профессиональные навыки, она утверждала, что с пострадавшим ничего страшного не произошло, а его обморочное состояние – скорей всего сильный испуг или болевой шок.

– Он скоро придет в сознание. – Утверждала она.

Я посмотрел на лежавшего на траве Сапога и произнес:

– Эх, Саша, Саша!.. Мало тебе проблем?..

Что-то похожее на тень крутилось у его тела, она напоминала человеческую. Эта тень была часть его души, выскочившая из тела.

– Сапог, Саня! – Позвал я, теряясь в догадках.

Его душа, будто привязанная, дернулась ко мне и, вернувшись обратно, остановилась где-то посередине. Она то приобретала образ Сапога, то снова становилась серой-зеленой массой. Я окликнул его повторно и он, оторвавшись от тела, приблизился ко мне. Облик его выглядел блеклым и безликим, но я легко замечал в нем черты моего бывшего одноклассника.

– Моряк! Это ты? – Удивленно спросил меня Сапог.

Я промолчал, а он продолжил:

– Я, что умер?

– Ты, чего наделал? – Спросил я его.

– А, что я наделал? Авария, с каждым может случиться.

– Я не об этом. Ты почему здесь? Ты ведь живой? Смотри твое сердце еще бьется. – Сказал я и указал на бордовое пятно в его теле.

– Ну и пусть себе бьется. Мне и здесь хорошо!..

Он поднялся в небо, а тоненький волосок жизни, прикрепленный к его запястью, потянулся за ним.

– Его душа от страха выскочила из тела. Так бывает. – Подумал я, а в памяти закрутился случай из моего далекого детства.

Когда-то давно, когда я был подростком, я решил перепрыгнуть с крыши одного дома на другую. Здания стояли рядом и расстояние между ними казалось небольшим. Но двадцать метров для прыжка мальчишки было многовато. Я не оставлял своей затеи и часто сидя во дворе, посматривал на крыши этих домов, рассчитывая траекторию полета. Один из них был пятиэтажным, другой на этаж меньше.

Я долго готовился к прыжку и очень часто стоял на краю пятиэтажки, примеряя дистанцию.

И вот этот день настал и я рано утром, когда родители ушли на работу, забрался на крышу пятиэтажного дома.

Страха не было, как не было и уверенности в успехе задуманного перелета. Зачем и главное для чего, я рисковал своей жизнью, тогда я не думал. Об этом я вспомнил только тогда, когда заметил, что не долетаю до крыши и падаю в бездну.

Мной охватил ужас и передо мной проскочила вся моя недолгая жизнь, финалом которой был этот глупый и никому не нужный прыжок. Я видел себя со стороны, я понимал, какими ошибочными были мои расчеты. И на конец я видел свою погибель.

Не долетев пол метра до крыши, я заметил, как вдруг невидимая сила, нарушая все законы физики, подтолкнула меня к верху и я уцепился за край ее кровли. Я наблюдал со стороны, как трудно было мне подняться на нее, как беспомощно я махал ногами, ища опоры, как скользили мои руки по ее гладкой поверхности. Мне не хватало духа и я метнулся на помощь. Вместе мы одолели препятствие и я уже скоро лежал на крыше и смотрел в небо.

Этот случай я запомнил на всю жизнь. И если бы такое случилось не со мной, то я бы никогда не поверил в это…

Теперь спустя время, я мог дать объяснение этому чуду. Все в нашей жизни неспроста и неслучайно и тому подтверждением являлся мой случай. От страха неминуемой смерти моя душа выскочила из тела чтобы зафиксировать всемогущество Бога, который не позволил случится тому, чему еще не подошел срок…

– Так, что задумайтесь, люди, когда вас спасает счастливый случай. А случай ли это?.. – Обратился я к присутствующим, которые хлопотали у тела Сапога.

Моего призыва никто не услышал. Никто даже не посмотрел в мою сторону. Люди продолжали бесполезно спорить у места аварии.

Вдруг кто-то закричал:

– Смотрите огонь!

Люди отступили от машины, а я заметил, как небольшие языки пламени охватили мокрую траву и быстро приближались к автомобилю. Похоже было, что кто-то из зевак бросил окурок на землю, не замечая, что трава у машины была полита бензином. То ли это было от перевернутой канистры, которая выскочила из багажника, то ли сам бензобак, сейчас это не имело значения.

– И что теперь будет? – Услышал я голос за спиной.

Я оглянулся и увидел растерянное лицо Сапога.

– Что нагулялся? – С упреком ответил я ему.

Тот промолчал, а в этот момент вспыхнула машина. Пламя в мгновение охватило весь автомобиль и его огромные языки устремились к небу. Стало жарко и люди отбежали от машины на безопасное расстояние. Я был рядом с пожаром и смотрел на брошенное тело еще живого Сапога.

– Саня! – Окликнул я его, но ответа не последовало.

– Даже здесь он струсил! – Выругался я и посмотрел на толпу зевак, которые оставили Сапога умирать у пожарища…

Все ждали взрыва и поэтому боялись тронуться с места. Вдруг из толпы выскочил парень и направился к горящему автомобилю.

– Игорек, Гарик! Ты куда? – Окликнул его товарищ.

– Сейчас рванет! – Сказал кто-то другой.

А Игорь, так звали того парня с Мерседеса, подхватил Сапога на руки и метнулся обратно. Тут же прогремел взрыв, и огненная вспышка уложила спасателя на землю.

Когда огонь стих, люди осмелели и стали спускаться к месту трагедии. Тело Игоря дымилось, издавая запахи паленного мяса. Услышав голоса людей, он что-то прошептал и перевернулся на бок, освобождая Сапога из-под своего могучего тела.

Заметив рядом с собой полупрозрачную душу Сапога, я с упреком спросил:

– Тебе не стыдно, он опять тебя спас!..

Сапог ничего не ответил, а я подумал:

– Что с него взять? Он же сейчас получеловек.

Я махнул рукой и добавил:

– Он-то и в земной жизни всегда был на половину…

Когда приехали спасатели и врачи погрузили пострадавших в машины, Сапог вдруг заговорил. Он говорил много и долго, и только после его откровенного признания в своих ошибках, я ему сказал:

– Ругать я тебя не буду, но и жалеть не стану. Я дам тебе только совет, а ты решай сам. Вот ты сейчас здесь, пока здесь. Но в этой жизни есть и другие места…

– Ад, например? – С иронией вставил Сапог.

– Ты зря смеешься, Саша! – Остановил я его и заметил, как совсем потерял интерес к дальнейшему разговору.

Это заметил и Сапог. Извинившись, он спросил:

– Так что же за совет ты хотел мне дать?

Я посмотрел на него и без всякой охоты сказал:

– Возвращайся ты, Саша, обратно. Нить твоей жизни еще не оборвалась, но натянулась до придела. Так что времени на раздумье у тебя не осталось. Там на земле, в той жизни, у тебя еще будет возможность что-то исправить и изменить. Так что спеши. Сейчас нить порвется, и мы с тобой больше никогда не увидимся.

– А если я останусь здесь? – Торговался Сапог.

– Здесь ты не останешься по любому. Тебе дали шанс, так что вернись сам – лучше будет!..

– А если… – Начал было Сапог, но я его перебил.

– Ты теряешь время, Саша!

Вдруг он как-то резко перевернулся и потерял человеческий облик. Серо-зеленая масса стала быстро удаляться от меня, и я услышал его прощальные звуки:

– А! А-а, ад!..

Я догнал его в машине скорой помощи и успел заметить, как душа входила в его тело. Смешиваясь с бордовым цветом сердца, серо-зеленый цвет, приобретал мрачные оттенки. Газообразная масса забурлила в его теле и медленно заполняла, выделенное для нее пространство. Жизнь возвращалась к нему.

Вскоре голос медсестры оповестил:

– Пульс нормализуется.

– Он открыл глаза. – Сообщала девушка, а Сапог чуть слышно спросил:

– Я, что живой?

– Живой! – Вмешался молодой реаниматор и добавил:

– Дайте ему кислород.

Вскоре Сапог закрыл глаза и уснул, а я вылетел из машины и поднялся в небо. Там, у подножия небесной лестницы я остановился, чтобы перевести дух и дать оценку увиденному.

Глава 12.

Спустя неделю я посетил больницу куда отвезли пострадавших от аварии. Это была рядовая и старая больница с ветхим зданием и незавидным медперсоналом. Ее авторитет был утерян при переделе собственности и поэтому многие из горожан выбирали другие медицинские учреждения с более лучшей репутацией.

После реанимации Сапога определили в общую палату, где он заканчивал лечение, а Игоря положили в палату для тяжелобольных. Врачи давали ему не утешительные диагнозы, а его состояние оценивали, как критическое. Он нуждался в пересадке кожи и лечении в ожоговом центре. Но это стоило больших денег, которых у Игоря не было. Поэтому он и лежал здесь в районной больнице, в отдельной палате, принимая обезболивающие, да общеукрепляющие инъекции.

Я заметил, что сиделкой у него была мать – не молодая женщина лет пятидесяти, а меняла ее молоденькая медсестра, которая проявляла к Игорю особое внимание и все свое свободное время проводила у его кровати. С матерью он говорил мало и совсем неуважительно, с Катей же, так звали медсестру, беседы имели задушевный характер и было заметно, что Игорь безгранично доверял этой девушке.

Как-то, уже ближе к вечеру, я заглянул к Игорю в палату. Он лежал в кровати на животе, а рядом с ним на стуле сидела его мать. После недолгого разговора Игорь ей что-то сказал, и она вскоре ушла, вытирая лицо платком.

Тут же в палату вошла Катя и спросила:

– Вы что поссорились?

– Нет. – Коротко ответил Игорь, а девушка продолжила:

– У нее вид такой потерянный, слезы на глазах. Ты что обидел ее? Что случилось, Игорь?

– Да, так – поговорили… – Ответил он и закашлялся.

– Ну, ладно. – Согласилась Катя. – Мы к этому еще вернемся, а сейчас давай поставим капельницу. Пойду приготовлю.

Она проверила у него пульс и направилась к выходу. В дверях она столкнулась с посетителями. Это был Артур со своей свитой.

Он, как всегда в костюме и в дорогом галстуке, а Рябой – его телохранитель, в джинсах и кожаной куртке. Остальных двоих я не знал и поэтому остановился на Артуре, который вежливо поздоровался с медсестрой и объяснил цель своего визита. Катя немного смутилась, но все же напомнила визитерам о регламенте посещения больных.

– Хорошо, хорошо, мы недолго. – Согласился Артур и попросил Катю поставить цветы в воду.

Она ушла, а он подошел к Игорю и сказал:

– Ну, как дела, герой? Как здоровье, настроение?

Игорь молчал, а он продолжил:

– Поступок ты, конечно, совершил геройский ничего не скажу, но извини ордена я тебе не дам – не в моих полномочиях.

Не получив ответа, он раздраженно спросил:

– Ты хоть знал кого спасал?

– Человека. – Чуть слышно ответил Игорь.

– Человека? – Удивился Артур. – Это Сапог-то человек? Да ты никак бредишь, Гарик! Тебя за кем посылали? – Повышая тон спрашивал Артур. – Ты должен был привезти Сапога ко мне, а не сюда…

– Человека он спасал?..

Артур вытащил из внутреннего кармана небольшую декоративную фляжку и, глотнув из нее содержимое, продолжил:

– Ты меня извини, но я все же скажу. Вот ты здесь лежишь подыхаешь, а эта сука к выписке готовиться, ты об этом знаешь?

– Человека он спасал!.. – Не успокаивался Артур. – Ты мне «мерина» разбил, а он таких, как ты – десяток стоит.

Артур опять потянулся к фляжке, а я взглянул на Игоря. Душа его пылала огнем. Местами она выскакивала далеко за пределы дозволенного, а ее черный осадок не мог потушить пожарища. Игорь был зол и это было заметно по смене цвета в его душе. Ее палитра так быстро менялась, что в данный момент определить значения цвета не предоставлялось возможности. Он был сильно взволнован и это было видно без помощи третьего глаза. Я заметил, как пот выступил у него на лбу, а сам он, тяжело вздохнув, отвернулся к стене.

Это заметил и Артур, проглотив коньяк, он продолжил:

– А теперь послушай меня. Помрешь, памятник поставлю, матери твоей помогу, а выживешь – пенсию платить не буду – не заработал.

Артур махнул рукой и продолжил:

– Я вижу тебе сейчас не до этого. Выздоравливай, а там посмотрим, что с тобой делать.

Он повернулся к своей свите и сказал:

– Ахмед, дай ему денег.

Тот положил доллары на тумбочку и спросил:

– Три косаря хватит?

– Хватит, здесь уже деньги не помогут…

Артур безнадежно махнул рукой и закончил:

– Ладно, Гарик, поправляйся!

В палату вошла медсестра, а Артур извинился и произнес:

– Все мы уходим. А то нам еще одного больного надо проведать.

В дверях он остановился и с ухмылкой сказал:

– Человека он спасал!.. Всем пока!

Он вышел из палаты и все остальные последовали за ним. Было слышно, как они шумно пошли по коридору больницы, о чем-то громко разговаривая.

Я посмотрел на Игоря, а Катя спросила:

– Это кто?

– Коллеги. – Ответил Игорь и ухмыльнулся.

Он как-то невесело пошутил, а девушка задумалась.

Мне тоже было не до смеха, и я последовал за визитерами.

В другом крыле небольшого здания, в травматологическом отделении, мы нашли Сапога.

– Палата номер шесть. – Прочитал Артур и ухмыльнулся.

– Во блин, как у Чехова. – Удивился Рябой, а Артур спросил:

– Ты что, Макс, и Чехова читал?..

– Ага, – «Му-му»! – Пошутил он, открывая двери палаты.

Мы не сразу нашли Сапога, так как в палате было много народа и кто был из них больным, а кто гостем было трудно разобраться. Было шумно; громко работал телевизор, а где-то в углу слушали музыку.

– Однако у вас весело, ребята!.. – Вместо приветствия произнес Артур, проходя в палату.

Заметив гостей, больные притихли, а он добавил:

– Душновато у вас ребята. Чем вы здесь дышите?

Рябой бесцеремонно подошел к окну и открыл фрамугу.

– А где же наш больной? Где наш Саша? – Спросил Артур, рассматривая присутствующих.

Заметив Сапога у окна палаты, он воскликнул:

– Ах, вот ты где, дорогуша! Смотрите, мужики, место у окошка занял – самое лучшее. Ты, Саша, наверное, здесь смотрящий?..

Гости громко рассмеялись, а больные стали потихоньку покидать помещение, с опаской поглядывая на визитеров.

Сапог встал с кровати, а Артур спросил:

– Ну рассказывай, как дела, как здоровье? Присесть-то можно?

Сапог молчал. Он был сильно удивлен такому визиту. Он, конечно, ожидал что кто-то должен прийти, но, чтобы сам Артур – это в его планы не входило. Поэтому он молчал, виновато опустив голову.

– Смотрите и этот молчит. Вы что с Гариком сговорились?

– С каким еще Гариком? – Испуганно проговорил Сапог.

– Ты, Саша, нехороший человек – неблагодарный. Тебя парень от смерти спас, а ты – какой Гарик? Гарик – «Боксер»! – Заорал Артур. – Ты, сука, хоть спасибо ему сказал?

Артур вскочил со стула и заходил по палате. Заметив надвигающую грозу, оставшиеся больные стали спешно покидать палату, а Сапог, присев на край кровати, плаксиво стал оправдываться:

– Я ходил к нему, а он все время спит…

Разгневанный Артур достал фляжку и, сделав два глотка, вдруг спокойно поинтересовался:

– Что делать будем, Саша?

– Артур, я правда к нему заходил! – Запричитал Сапог.

– Я сейчас не об этом… Ты мне парня угрохал, Мерседес разбил. Что делать с тобой будем? – Присаживаясь на стул спросил Артур.

– А Моряк?.. Думаешь Муслима нет, то и концы в воду? Нет, дорогой, отвечать за все придется, по полной программе… Чего молчишь, урод? – Заорал Артур, а парень из его свиты вдруг попросил:

– Отдай его мне, Артур, он мне ой, как нужен…

– Да, нет вопросов, Ахмед, – забирай!

Артур, глотнув спиртное из фляжки, продолжил:

– Вот только покажу его одному человеку, и забирай.

– О-о! Шайтан! – Выругался кавказец, а Артур спросил:

– Ты еще не догадался, кто тебя хочет видеть?

Сапог промолчал.

А я подумал:

– Вишенка…

Она никогда ему этого не простит. Я-то хорошо знал эту женщину. На сколько она могла любить и насколько ненавидеть…

Когда у Артура зазвонил телефон Сапог вдруг заговорил:

– Артур, я отработаю, я такое знаю!.. Такое расскажу…

Артур ухмыльнулся, а Сапог продолжил:

– Я знаю кто тебя на море подставил. Я тебе одному расскажу.

– У меня от друзей секретов нет, – говори!

Артур закурил сигарету и ожидающе посмотрел на Сапога.

– Это Казак! Он тебя сдал цветным.

– Казак? – Удивился Артур.

Он прошелся по палате и выпустив дым изо рта спросил:

– Зачем ему это надо?

Сапог промолчал, а парень – кавказец заявил:

– Артур, я знаю Казака. Давно знаю – он честный вор, он на такое не пойдет, Сапог блефует.

Артур одобрительно похлопал товарища по плечу и, затушив сигарету, подошел к Сапогу.

– Что скажешь, Саша?

– Я! Я! Да я! – Запричитал Сапог, но тут же получил сильную оплеуху от Артура.

– Ты куда лезешь? Ты кого лбами столкнуть хочешь?

Он взял Сапога за грудки и поднял с кровати.

– Ты за кого меня принимаешь, гнида?

Артур ударил его головой в лицо, от чего тот упал на пол.

– Артур не надо, Артур я все объясню! – Просил пощады Сапог, а Артур пинал его ногами, входя в раж.

Всегда интеллигентный и сдержанный Артур вел себя сейчас, как распоясавшийся хулиган и бандит. Он был в не себе от злости и поэтому не смог удержать себя в рамках приличия. Неизвестно чем бы это все закончилось, если бы в палату не вошла медсестра Катя. Она принесла лекарства для больных и сообщение Сапогу от Игоря.

Увидев знакомых парней, она немного смутилась, но все же нашла в себе силы и сделала им замечание:

– Что здесь происходит? Это кто курит в палате?

Визитеры загородили собой Сапога, а Артур воскликнул:

– Ба-а, знакомые все лица! Как вас зовут, милая девушка?

Он дурашливо улыбнулся, а она спросила:

– Что здесь происходит?

Катя разрядила обстановку, и сама того не подозревая.

– У нас все в порядке, у нас все хорошо, а это вам, – заявил Ахмед и протянул девушке шоколадку.

Катя смутилась и, взяв угощение, сказала:

– Спасибо, но время посещения больных закончилось.

– А мы уже уходим. – Ответил Артур и повернулся к Сапогу, который уже сидел на кровати с опущенной головой.

– Ты, Саша, выздоравливай! Больничный режим не нарушай и смотри мне без фокусов. Разбираться будем дома. А вы, милая девушка, лечите его хорошо, а то он нам живой нужен.

Катя хотела что-то возразить, но вмешался Ахмед.

Сделав ей громкий комплимент, он тихо добавил:

– Меньше знаешь – лучше спишь. Ты, меня понимаешь?

– Ну ладно тебе, Ахмед. Чего ты девушку пугаешь. – Вступился за медсестру Артур и продолжил:

– Засиделись мы у вас. Мы пойдем – провожать не надо.

У открытой двери, которую услужливо открыл Рябой, он остановился и обратился к Сапогу:

– Ты не скучай, Саша, скоро увидимся!

Вскоре вся компания вышла из палаты.

Из коридора, где стояли больные, донеслись слова Артура:

– Проходите, проходите, господа – свободно.

Один за другим, как по команде, в палату стали заходить больные, украдкой посматривая на Сапога. Они о чем-то тихо переговаривались между собой, занимая свои места на кроватях.

Я глянул в открытое окно и увидел, как во дворе больницы вся команда во главе с Артуром рассаживалась по машинам. За моей спиной стоял Сапог. Дыша мне в спину, он обреченно произнес:

– Теперь мне конец!..

Когда в палате все успокоилось, а больные приняли лекарства, Катя подошла к Сапогу и сказала:

– Саша, вас Игорь завет.

– Какой еще Игорь! – Спросил он, пряча разбитое лицо. – Ах, да! Игорь – Гарик?! Да, да, да-а!..

Сапог поднял голову, а Катя воскликнула:

– У вас кровь!

– Ничего страшного, само заживет. – Ответил Сапог, прикрывая ладонью больное место.

– Здесь рассечение. Надо обработать рану.

Сапог немного поломался для приличия, но вскоре они отправились в процедурный кабинет, где Катя обработала ему рану и наложила повязку. Я не стал дожидаться конца операции и отправился к Игорю в палату. По пути я успел напугать санитарку, зацепив пустое ведро, а на лестничной площадке, удивил курильщиков, перевернув им банку с окурками.

В палате Игорь был один. Он лежал на кровати под капельницей и тихо стонал. Его могучие тело было прикрыто простыней, а голова слегка свисала с небольшой подушки.

– Это кто? – Тихо спросил он, когда я влетел в палату.

Замок предательски щелкнул и он, оторвав голову от подушки, опять спросил:

– Это ты, Катя?

Когда ему ответила тишина он продолжил:

– Ну вот и галлюцинации начались. Что дальше ожидать?

Он тяжело вздохнул, а в коридоре послышались шаги и уже через минуту в палату вошла Катя с Сапогом.

– Вот привела тебе товарища, как ты и просил. – С порога отчиталась она и проверила содержимое инъекции во флаконе.

– Спасибо, Катенька, – поблагодарил Игорь и попросил:

– Ты нас оставь ненадолго – нам поговорить надо.

– Да, пожалуйста. – Ответила она и вышла в коридор.

Сапог подсел к Игорю и сказал:

– Здравствуй, Игорь, это я – Сапог.

– Привет! – Ответил ему Игорь и спросил:

– У тебя имя есть, как тебя зовут?

– Саня я, Саша!

– Александр значит? Красиво! Что у тебя с лицом, Саша?

– Артур приходил. – Ответил Сапог, поправляя повязку.

– Легко отделался. Могло быть и хуже…

– Да-а. Только если бы это было все!? – Вздохнул Сапог и безнадежно махнул рукой.

Он поблагодарил Игоря за спасение, а тот ему ответил:

– Да ты не спеши благодарить. Еще не известно, что лучше? Здесь у Артура на крючке или у Бога на небесах…

Сапог вздрогнул и его затрусило, как при лихорадке.

– Что же делать, Игорек? Как мне быть?

Ему было страшно представить, что ожидало его в дальнейшем. Трусость мешала ему принять правильное решение и он, вскочив с места, заходил по палате.

Теперь я понимал, что страх и трусость – это были совсем разные понятия. И если страхом можно было управлять, то с трусостью справиться было невозможно. Трусость – это уже был порок.

Его остановил Игорь и сказал:

– Ты не бегай, как ошпаренный, а послушай, что я тебе скажу.

Сапог взял себя в руки и подошел к Игорю.

– Я чего тебя позвал, Саня! Есть у меня для тебя одно предложение. Да ты присядь и прикури мне сигарету, а то разговор у нас с тобой получается серьезным.

Сапог стал хлопать себя по карманам, а Игорь сказал:

– Там в тумбочки сигареты и зажигалка.

Прихватив курево, Сапог не оставил без внимания и доллары, лежавшие рядом. Он визуально прикинул сумму и цокнув языком, вернулся к своему спасителю.

– Тут такое дело, Саня. – Начал Игорь. – Надо должок отдать одному человеку, а я, как видишь, не на шутку расхворался. У тебя я вижу дела обстоят не лучше. Так что давай поможем друг другу…

Игорь сделал глубокую затяжку и закашлялся.

– Тебе курить сейчас не надо. – Посоветовал ему Сапог.

– Да, ладно тебе! Ты лучше послушай, что скажу. Короче. Поможешь мне – я помогу тебе с Артуром…

Сапог погрузился в разговор, а Игорь продолжил:

– Линять тебе надо, Саша, и чем быстрей, тем лучше.

– Куда? У меня семья, квартира?..

– Я все продумал. – Сказал Игорь, давясь дымом. – Сделаешь мое дело, мой братишка вывезет тебя на Украину. Он даст тебе жилье и поможет с работой. Начнешь новую жизнь, глядишь все и наладиться. Это твой единственный шанс. А здесь Артур тебе жизни не даст. Так что решай сам!

– Я согласен! – Поспешил ответить Сапог. – Что делать надо?

– Вот это уже другой разговор! – Произнес Игорь и отдал Сапогу недокуренную сигарету.

– Завтра после обхода ты уйдешь из больницы.

– У меня выписка в пятницу. – Поправил его Сапог.

– Ты уйдешь завтра, так как в пятницу тебя встретит Артур со своими друзьями! – Ты меня понимаешь?

– Понятно, понятно, только ты не психуй Игорек.

– Завтра ты уходишь из больницы через черный ход, Катя тебе проводит. Сядешь в такси, которое тебя будет ожидать у входа и поедешь к маяку, где ты отдашь сверток Цибе.

– Кому? – Воскликнул Сапог и у него затряслись руки.

Дрожащим голосом он продолжил:

– Он меня ненавидит, он меня сразу убьет…

– Не убьет. – Успокаивал его Игорь. – Я с ним договорился, а посылочка, которую ты ему передашь его задобрит, и если он и вспомнит о тебе, что мало вероятно, то это будет очень, очень нескоро…

Слушай дальше и не трясись ты так – смотреть противно. – Сказал Игорь и сплюнул в сторону. – Потом ты заберешь семью и на железнодорожный вокзал. Билеты Толик сделает. А в Славянске тебя встретят и все устроят. Это мои проверенные друзья и я за них отвечаю. Устраивает такой вариант? – Спросил Игорь и добавил:

– Да смотри сам не залез в посылку, ты все понял?

– Обижаешь Гарик! Все сделаем в лучшем виде. – Ответил Сапог, заметно повеселев. – А в посылке деньги?

– Это уже не твое дело. Сейчас бери сверток, он там в тумбочке и уходи. Устал я что-то.

– Этот? – Спросил Сапог и показал небольшой сверток, перевязанный красной лентой.

Игорь кивнул головой, а Сапог, прикинув вес, произнес:

– Тяжеленький, никак золотишко?

– Какой же ты догадливый, Саша. Ладно иди. И позови медсестру – капельница закончилась…

Игорь положил голову на подушку и тяжело вздохнув, стал умащивать свое тело на постели.

– Ты еще здесь? – Спросил он у Сапога, замечая, как тот еще мялся у тумбочки. – Тебе, что деньги нужны?

– А кому они не нужны, Гарик? – Ответил Сапог, довольный своей находчивостью.

– Там баксы на тумбочке, возьми себе половину.

– Вот спасибо Игорек! – Засуетился Сапог.

– Здесь три штуки, я возьму полторы?

– Бери и позови мне Катю. – Попросил Игорь.

– Все! Я пошел. Я все сделаю, как ты сказал.

Дверь хлопнула, а Игорь произнес:

– Вот, хапуга, весь в гамне, а за шляпой тянется…

Я остался с Игорем наедине. Он лежал тихо и время от времени, громко глотал воздух. Я заглянул ему в лицо и заметил, что глаза его были влажными. Этот большой и мужественный человек плакал.

– Господи, как же мне больно! Как больно, мамочка родная! – Шептали его губы.

Когда в палату зашла Катя, он замолчал.

– А накурили-то! Хоть бы фрамугу открыли.

– Да, я сейчас встану и открою. – Пошутил Игорь.

– Ничего придет время и встанешь. – Успокаивала Катя.

– Ты мне лучше скажи, ты чего сегодня такой колючий? Меня выгнал, мать обидел?

– Не мать она мне. – Сказал Игорь и отвернулся к стене.

– Это как? Ты чего такое говоришь?

Катя присела на край кровати и спросила:

– Разве так можно о матери?

Игорь молчал, а мы ждали объяснения.

Собравшись с силами, он сказал:

– Ты думаешь я всегда был таким?

– Каким? Ты, о чем, Игорь?

– Да вот таким – уркой неотесанным! У меня Катя семья была. Жена красавица, сын! Вот ему скоро десять лет будет.

– Но причем тут мать? – Осторожно спросила Катя.

– Мать? Ах, да! – Переспросил он и замолчал.

Мы опять ожидали ответа, а Игорь вдруг попросил:

– Катя, сделай мне укол, а то что-то худо мне. И не обижайся на меня пожалуйста. Ты же мой самый большой друг!

Катя улыбнулась ему и, потрогав его руку, сказала:

– Конечно, я твой друг, а укол мы сейчас организуем.

Она вышла из палаты, а я никак не мог разглядеть душу Игоря. Я как-то по земному относился к этому парню и, наверное, поэтому третий глаз отказывался видеть его по-другому. Что-то в нем было знакомое мне, что-то близкое и родное.

В своих размышлениях я не замечал, что Игорь что-то шептал, глотая слезы. Он кусал себе губы и скрипел зубами. Я понял, что так он боролся с болью.

– Это конец! Что-то совсем плохо. – Прошептал он, а я стал прислушиваться к его монологу.

– Господи, прости и помилуй! – Просил он Бога.

Он закрыл глаза и притих.

Я заметил, как сизый и холодный туман опускался на его плечи и это меня насторожило. Я заглянул в его бледное лицо и заметил, как крупная слеза застыла на его щеке. Я испугался и в отчаянии сильно ударил по тумбочке. Мое действие оказалось эффективным и от этого доллары слетели с тумбочки на пол, а ложка в стакане громко подпрыгнула, поменяв положение. Игорь вздрогнул и открыл глаза.

Пелена отступила, и он произнес:

– Это что такое?

– Катя! – Позвал он девушку, отрывая голову от подушки.

Она не заставила себя долго ждать и уже через минуту была у кровати больного.

Увидев ее, Игорь ожил, и с натянутой улыбкой сказал:

– Ну тебя только за смертью посылать…

– Да, Машка в процедурной пристала, – оправдывалась Катя, – кто приходил, да что за мужик в костюме?

– Молодая – скучно ей! – Заключила она, а Игорь ухмыльнулся:

– А ты старая?

– Ну не девочка уже! Давай, уколемся!..

После укола, Катя, заметив деньги на полу, спросила:

– А чего у тебя деньги разбросаны?

Она подняла деньги, а Игорь пошутил:

– Это я в магазин за пивом собрался.

– Очень смешно. – Сказала Катя и спросила:

– Ну, тебе не полегче?

– Нормально! – Ответил он и застонал.

– Давай я позову доктора. – Предложила она, а он заявил:

– Не уходи, я без тебя умру. Давай я расскажу тебе свою историю.

Катя согласилась и придвинула стул по ближе к Игорю.

Он вздохнул и начал свой рассказ:

– Началось все это тридцать три года назад.

– Тебе тридцать три?

Игорь перевел дух и продолжил:

– Конечно, она моя мать – биологическая мать. Но есть причины, которые ставят под сомнение причастность определенных женщин к этому святому званию. Теперь суди сама…

В начале все в нашей семье было хорошо. Мать моя была красивой и доброй женщиной и, наверное, любила меня. Одним словом все было, как у людей. Но вот однажды, когда я еще был совсем пацаном, я вбежал на кухню и увидел, как пьяный отец избивал мать. Я, как собачонка вцепился зубами в его ногу. Он был поражен моим поступком и прекратил свои действия. Драка была остановлена, а я был жестоко наказан матерью. Мне было обидно, и я не мог понять причину ее поступка. Скоро ссоры участились. И я, как старший брат, уводил сестру во двор, подальше от пьяных родителей. Возвращались мы домой поздно, когда они спали или выпивали мировую.

Но как-то, после очередной потасовки, мать вызвала милицию и отца забрали. Его осудили и дали два года. Я помню, как отец просил мать забрать заявление из милиции. Но она была неумолима. Для меня это тоже оставалось большой загадкой, так как считал, что она его сильно любила. Как не странно, но в ссорах слова любви я слышал чаще, чем матерную брань.

Отсутствие отца заметно отразилось на нашей жизни. Мы стали плохо одеваться и кушать, а в нашем доме стали появляться незнакомые мужчины. Как-то я даже застал мать с одним из таких в постели. Это было так противно, что я неделю с ней не разговаривал. А мать все пила и пьяные оргии стали повторяться чаще. Много раз я порывался уйти из дома, но маленькая сестренка не позволяла мне это сделать. Я терпел и, наблюдая всю эту грязь, накапливал обиду на весь мир. Потом внезапно заболела сестра и умерла. Мне показалось, что моя жизнь остановилась. Я потерял всякий интерес и стал затворником. Во всем я винил мать. Я ненавидел ее всей своей детской душой. А она продолжала пить и, как мне казалось, больше обычного.

Через год вышел отец из тюрьмы. К моему удивлению это был совсем другой человек. Ни застолья, ни каких там разборок он не учинил, а когда пришел с кладбища то заявил матери, что смерть дочери он ей никогда не простит и, что жить с ней больше не будет. Он ушел и, попрощавшись со мной по-мужски, пожал мне руку. Мать долго страдала и плакала. Она даже бросила пить, но это было ненадолго и вскоре все повторилось. Она опять ходила с опухшим лицом и синяками под глазами. Мне было стыдно за нее, и я редко появлялся дома, находя убежище у друзей и товарищей.

Было время, когда я хотел уйти к отцу, но я не хотел выглядеть предателем перед матерью. Бросить ее я не мог, как и не мог что-либо изменить в наших отношениях. Я терпел унижения и продолжал наблюдать ее падение.

Отец к тому времени хорошо поднялся и у него уже был свой дом, машина и личное предприятие. Он звал меня к себе, а я, закончив школу, уехал в Донецк, где без экзаменов поступил в физкультурный техникум. В свои семнадцать я уже был перворазрядником по боксу и подавал большие надежды.

Спорт вернул меня к жизни и уже скоро я выступал за сборную Украины. У меня появились друзья и любимая девушка. К матери я приезжал редко, а наша переписка была формальностью – так открытка к Новому году или поздравления с днем рождения.

Женился я рано и в девятнадцать я был уже счастливым отцом. Жили мы дружно хотя и снимали частную квартиру в центре города. Жена тогда заканчивала институт, а я взял академический отпуск чтобы немного подзаработать на жизнь. Было трудно, но мы справлялись. И казалось, что ничего не предвещало беды. Но она пришла и без спроса перевернула нашу жизнь.

Как-то перед Новым годом мать пригласила нас к себе на юбилей – сорок пять ей было. Она говорила, что у нее все хорошо, что она не пьет и, что живет с хорошим человеком.

Всем вместе поехать не получалось – не позволял семейный бюджет, и я поехал один. А ехать, если честно, не хотелось, я будто предчувствовал что-то неладное. Успокаивало меня только одно, что одной поездкой сделаю сразу три важных дела; мать поздравлю, отца проведаю и у сестренки на могиле посижу. Вот я и поехал. Предчувствие меня не обмануло, поездка для меня оказалась раковой.

Зайдя в квартиру, я сразу понял, что праздником здесь и не пахло. Меня встретила изрядно выпевшая мать, а за столом сидел ее мужчина в одной майке и трусах. На его дряхлых плечах рисовались зоновские татуировки.

– Это что твой защитник приехал? – Вместо приветствия крикнул он из-за стола и усмехнулся.

– Да, это моя гордость и опора. Он между прочим боксер – разрядник. – Хвалилась мать, усаживая меня за стол.

– Да положил я на вас обоих. – Вызывающе заявил он.

Я пропустил обиду мимо ушей и ушел на кухню, чтобы выложить привезенные гостинцы. Мне было противно смотреть на этого самодовольного человека, возомнившего себя хозяином в чужом доме. Мне захотелось покинуть это общество, и я уже придумывал причину, чтобы побыстрее уйти. Из комнаты доносились пьяные споры сожителей и когда перебранка переросла в потасовку, я вмешался. Раскидав драчунов по углам, я пригрозил распоясавшемуся сожителю кулаком. Мать, обливаясь слезами, кричала у меня за спиной:

– Дай сынок это козлу! Дай ему по роже!

– Это я козел? – Заорал взбесившийся урка. – Ну, суки! Сейчас я буду вас убивать!

Он убежал на кухню и вскоре вернулся с топором в руке.

Вооружившись, он осмелел и, бросаясь слюной, кричал:

– Сейчас я буду вас мочить!

Он играл топором, перекидывая его из руки в руку. А я выбирал момент для удара. Я попал ему в челюсть, от чего он потерял сознание и упал, сильно ударившись головой об угол стола. Я отнес топор на кухню и вызвал скорую помощь. В больнице сожитель матери умер, не приходя в сознание. Игорь замолчал и попросил воды.

После длительной паузы Катя спросила:

– А что было дальше?

– Мужик умер. А мне восемь лет строгого режима…

Он тяжело вздохнул и попросил:

– Катенька, открой форточку, что-то воздуха не хватает.

– Она открыта, тебе плохо, Игорь?

– Да, нет. Я, наверное, просто устал.

– Все! На сегодня хватит. – Категорично заявила Катя. – Сейчас таблетки и спать!

– Нет, Катя. – Запротестовал Игорь. – Я все-таки закончу свой рассказ, а то мало ли чего… В моем положении каждая минута дорога…

– Ты, что такое говоришь? – Плаксиво проговорила Катя.

Она погрозила Игорю пальцем и продолжила:

– Ты не пугай меня так!

– Больше не буду. – Поспешил ответить он и сделал большой выдох, как будто освобождаясь от чего-то тяжелого.

Я заметил, как нелегко было ему скрывать свою боль. Дыхание его было затрудненно и казалось, что легкое покрывало на его обожжённой спине мешало ему не только дышать, но и придавала дополнительные страдания. Темная аура висела над его телом. Она, будто тяжелая туча давила на него, не давая ему дышать полной грудью. Это был плохой знак, и я понимал, что ничего хорошего это не сулило. Я опять упрекнул себя в беспомощности и в отчаянии стал носиться по палате, выплескивая накопившуюся энергию. Зацепив ручку на двери, я заметил, как она открылась, щелкнув язычком замка. В палату ворвался свежий воздух и резкий сквозняк сдул с Игоря тяжелую ауру.

– Как хорошо! – Произнес он и вздохнул полной грудью.

– Что это было? – Удивилась Катя.

– Все нормально, дорогая, все хорошо! Так на чем я остановился? – Спросил Игорь и продолжил:

– Вот так я попал на зону с подачи матери.

– А мать-то здесь при чем? – Спросила Катя.

– Моя мамочка на суде дала показание против меня. С ее слов я затеял драку и бросился на ее любовника с топором.

– За чем она это сделала? – Удивилась Катя.

– Этого я не знаю, спроси у нее сама. Вот такой поворот получился в моей жизни. Жена меня бросила, когда узнала о сроке. Восемь лет многовато для молодой и красивой женщины. А я ее и не осуждаю, ей-то за что такое счастье?.. На зоне, конечно, пришлось побороться за место под солнышком. Всякое бывало. Вот здесь-то и приметил меня Циба. Он тогда досиживал свой очередной срок и чем-то я ему приглянулся. Он пообещал мне УДО и сдержал свое слово. Через пять лет отсидки я вышел на свободу.

– Постой, Игорек! – Спросила вдруг Катя.

– Циба – это не Славик? Такой здоровенный мужик?

– А ты его откуда знаешь? – Удивился Игорь.

– Да, помог он как-то моему брату. Да, что там брату – он всех нас от бандитов спас.

– Интересно, а ну-ка расскажи. – Попросил Игорь.

Катя увлеченно начала свой рассказ:

– Мы тогда оба еще учились, когда Максим – мой брат, решил помочь маме и пошел подрабатывать в цветочный магазин. Деньги были небольшими, но они помогали нам справляться с житейскими проблемами. И все было вроде хорошо, но позже Максим часто стал приходить домой побитым. Как выяснилось потом, на него повесили крупную недостачу и хозяин требовал от него сто тысяч рублей. Максим продал свой мотоцикл, но от этого лучше не стало. Его опять сильно избили и мать обратилась в милицию. Толку из этого не получилось, а нам стали угрожать расправой и требовали квартиру в счет погашения долга. Мама очень боялась за нас и поэтому, послушав совета своей подруги, обратилась к бандитам. Она смело все рассказала Цибе, и он быстро все уладил. Он не взял с нас ни копейки, Игорь!?

– А где твой брат сейчас?

– В Москве аспирантуру заканчивает. Он у нас большая умница! – С гордостью заявила Катя.

– Повезло парню! – Ухмыльнулся Игорь и продолжил:

– Это на Цибу похоже. Водились за ним и такие благотворительные дела. Только у меня вышло все по-другому…

Игорь перевел дух и продолжил свой рассказ:

– На свободе Циба помог мне подняться. Он дал мне жилье и деньги, и предложил работать с ним, в качестве этакого добренького Робин Гуда. Конечно, я понимал, что занимаюсь противозаконной деятельностью. Но мне казалось, что мы делаем правое дело. Мы наказывали богатеев, помогали бедным и устанавливали справедливость. Но все это нам только казалось, мы сами придумывали себе уважительные причины, чтобы оправдать свои действия перед законом. Я был с ними за одно, и я стал привыкать к такой жизни. Я бандит, Катя! – Заявил Игорь, а девушка усомнилась.

– Не верю! Ты не похож на бандита.

– О-о, Катенька! Ты не знаешь нашего брата. Бандиты разные бывают. Ну, да ладно, хватит лирики, давай продолжим.

Игорь опять вздохнул и заявил:

– Вот так я работал у Цибы. Но однажды мы сильно с ним поссорились. Случилось это как-то летом, когда я собирался съездить на море отдохнуть. У меня уже было чемоданное настроение, когда он отправил меня разобраться с одним должником. Давая наставления, он лукаво мне улыбнулся и попросил меня быть максимально жестким с злостным неплательщиком. В его ехидной улыбочке я почувствовал подвох, и я не ошибся. В лице должника я увидел своего отца.

Циба об этом знал и специально послал меня на разборку, чтобы посмотреть на мои действия в данной ситуации. Я не дал учинить расправу над отцом и это очень не понравилось ему. Отца он не тронул, обозначив последний срок, а меня жестоко избили ребята из его свиты. Через неделю Циба приехал ко мне и предложил заключить с ним сделку. Я должен был отдать деньги за отца и тогда он забывает этот инцидент. В противном случае он нас обоих сажает в подвал, со всеми вытекающими из это последствиями…

Вот так я стал заложником отцовского долга. Таких денег у меня не было и это прекрасно знал Циба. Я понял, что он что-то затевает и не ошибся. Он давал мне еще один шанс, чтобы разрешит эту проблему и наладить наши отношения. Мне надо было убить Артура. Этот человек был большим авторитетом в нашем городе.

Игорь кашлянул в кулак и сказал:

– Да ты его сегодня видела. Ну этот, в костюме и при галстуке…

– Так это был бандит? – Удивилась Катя. – Совсем не похож.

– Я же тебе говорил, что бандиты разные бывают.

– Так вот, – продолжил Игорь. – От такого предложения я не сразу пришел в себя. Кто такой Артур? И кто я? Но Циба меня успокоил и сказал, что он все продумал и, что у него есть хороший план. Оказалось, что Артур давно меня просил у Цибы. Чем-то я ему приглянулся, то ли своими подвигами в кавычках, то ли еще чем-то, но они давно вели эти разговоры у меня за спиной. И поэтому проблем с переходом в команду Артура не стояло. Я согласился, выбора у меня не было, и ко всему появилось время и возможность все обдумать. Даже если придется мне убрать Артура, – рассуждал я, – то, кто о нем заплачет? В конце концов, кто такой Артур – бандит. Из любопытства я спросил у Цибы, не боится он, что я его сдам. Он ответил, что нет. И напомнил мне, что у меня кроме отца и матери, есть еще жена и сын. Это было сильным аргументом, и я выслушал его план.

Он не отличался какой-то особой изобретательностью, но был вполне реальным. Я должен был влиться в команду Артура и оставить в его доме бомбу, смонтированную в антикварной шкатулке. И поскольку Артур был не равнодушным к всяким красивым безделушкам, то он обязательно его откроет. Сроки Циба мне не установил, но напомнил, что отец мой будет у него до полного разрешения дела.

Вскоре я уже работал в команде Артура, выполняя разные поручения, чаще всего, как телохранитель. Это мне нравилось, потому что не надо было заниматься выбиванием долгов и участвовать во всяких бандитских разборках. Я стал привыкать к Артуру и не спешил выполнять поручение Цибы. Но время проходило, и он все чаще стал напоминать мне о долге, угрожая расправой отца. Но, как это бывает в жизни, до меня дошла информация, что моя бывшая жена вышла замуж и они все уехали в Испанию, а мой дорогой папаша уже давно сбежал от Цибы и находился где-то в бегах.

Эта новость мне развязала руки, и я поменял план. Я решил отомстить Цибе, действуя его же оружием. Я связался с ним по телефону и сказал, что отдаю ему долг отца и возвращаю ему смертоносную шкатулку. Он принял мое предложение, и я уже праздновал победу.

– Ну и что вернул? – Спросила Катя.

– Не успел. Вот сюда попал…

– И что дальше, Игорь? Как теперь быть?

– Поскольку мое желание не прошло, а договор наш остается в силе, то дело надо довести до конца. Сегодня приходил ко мне мой друг, – рассказывал Игорь, а Катя испуганно спросила:

– Тоже бандит?

– Нет. Это нормальный парень – таксист, я его с детства знаю. Он-то и поможет мне доделать это дело до конца. А ты, Катенька, выведи завтра Сапога из больницы через черный вход. Да напомни ему, чтобы он посылку не вскрывал.

– Ой! – Воскликнула Катя. – Так в том свертке бомба? Ты предупредил Сашу?

– Ты, о чем говоришь, Катя? Он же меня сразу сдаст и все расскажет Цибе, чтобы спасти свою шкуру. Ничего страшного. – Успокаивал Игорь девушку. – Не полезет в посылку, и она спокойно дойдет до своего адресата. Ну, а дальше – шкатулку и открывать не надо. Все сделано по уму. Ни один Циба такой хитрый…

Катя задумалась и испуганно запричитала:

– Я боюсь Игорь! А если он ее вскроет?

– Не вскроет – я ему денег дал.

– Игорь, может не надо этого делать.

Девушка заплакала, а Игорь задумался и сказал:

– Может и не надо.

– Я боюсь. – Всхлипывала Катя, а Игорь сказал:

– Не плачь и послушай меня. Ты сейчас сходишь к Сапогу и заберешь у него посылку, а завтра я ее отдам Толику, и он ее уничтожит.

– А как же долг? Как же ты, Игорь? – Спросила Катя.

– А что я? Что с меня взять? Шкуры и той нет!..

Катя заплакала, а где-то в коридоре раздался громкий хлопок и погас свет. В палате зазвенели стекла, вздрогнул потолок, а дверь громко захлопнулась.

Вскоре послышались испуганные голоса людей и едкий запах гари наполнял помещение больницы.

– Это что? – Испуганно произнесла Катя.

– Это что, Игорь? Это твоя проклятая бомба!

Девушка выбежала из палаты, а Игорь произнес:

– Все-таки залез… Эх ты! Сапог, Сапог!

Я оставил палату и бросился по задымленному коридору, разыскивая эпицентр взрыва. Очень скоро я увидел группу людей, скопившихся у мужского туалета. Проскочив сквозь толпу, я оказался в самом центре трагедии. На полу лежало безжизненное тело Сапога, а рядом были разбросаны его органы и фрагменты обожжённых конечностей. Оторванная рука сжимала доллары, а испуганные глаза смотрели в потолок. Душа покинула его тело, но ни где рядом и не в другом месте больницы, я ее не нашел. Не было ее и дома, и в мастерской, и даже в гараже. Я понял, что встречи с Сапогом у меня не будет, и я поднялся в небо, чтобы придаться размышлению о увиденном…

Позже я узнал, что Игорь умер той же ночью, а медсестра Катя после сильного стресса попала в психиатрическую больницу.

Ни Игоря, ни Сапога я так и не встретил в своем мире.

Глава 13.

Я продолжал жить в новой для меня жизни и часто поднимая свой взгляд вверх, надеялся отыскать хоть какой-нибудь знак, приближающий меня к развязке. Иногда мне казалось, что я мог подняться выше обычного, что еще немного и я увижу то, чего так ждал все это время. Но пространству не было конца, и я опускал руки.

Эта неизведанная бесконечность и была моей новой жизнью. Все у меня еще было впереди и надежды, и разочарования, и тяжкое ожидание своей участи.

* * *

Как-то без всякого на то основания я посетил свой дом.

Была уже поздняя ночь и я, не желая тревожить дорогих мне людей, проник в дом через его фасад. Последнее время я заметно реже посещал родственников. Я подозревал, что они часто чувствовали мое присутствие и это сильно пугало их в определенных случаях.

Совсем недавно я гулял с Никитой на детской площадке, наблюдая, как он, ловко гоняя на велосипеде, объезжал препятствия. Забывшись я окликнул его чтобы предупредить об опасности. А он, оглянувшись на мое предупреждение, упал, не вписавшись в поворот. Он зашиб коленку, а я виновато покинул двор.

С тех пор я старался реже посещать и общаться с близкими мне людьми. А если такое и случалось, то это я теперь делал с большой аккуратностью и в безопасной обстановке. Вот и сейчас, заметив свет на кухне своего дома, я бесшумно проник во внутрь. Собака, почуяв меня, завыла, а я тихонько проведал детей и появился на кухни.

В помещении находились двое. Моя жена в джинсах и красной футболке и теща в домашнем халате и в моих тапочках.

– Хозяйка! – Ухмыльнулся я, замечая, как теща быстро освоилась в чужом доме.

Было похоже, что жена только пришла домой и поэтому еще ходила нарядная, наполняя кухню ароматом косметики. Она уже отошла от траура и выглядела привлекательной вдовой.

– Хорошо выглядишь! – Сделал я ей комплемент, а она, будто услышав, посмотрела в мою сторону и кокетливо прошлась передо мной, раскачивая бедрами.

Остановившись у стола она, сказала:

– Спасибо, только я так не считаю.

– Ты чего себе цену набиваешь! – Упрекнула ее теща. – Такого упускать нельзя!

Жена махнула рукой и ответила:

– Ой, мама, подожди ты с этим!.. Дай немного очухаться и без этого дел хватает. Ты лучше расскажи, была ты у своего юриста?

Я понял, что невольно стал участником какого-то важного разговора и я, удобно примостившись в углу, стал прислушиваться к беседе двух женщин.

– Была! – Продолжала теща, помешивая ложечкой чай. – Уже через полгода можно вступать в наследство. А документы надо собирать уже сейчас!

– А дети? Они ведь тоже наследники? – Возразила жена.

Теща вздохнула и недовольно произнесла:

– Вечно ты все усложняешь. Решим мы и этот вопрос. Напишешь мне доверенность, и я все сделаю без тебя.

Она отхлебнула из кружки чай и продолжила:

– Покупателя на машину отец уже нашел. И дом продавай, зачем тебе эта махина? Купишь себе трехкомнатную квартиру, оденешься, за границу съездишь и отдохнешь по-человечески. Хватит, намыкалась с этим…

Мне было обидно выслушивать слова этой недалекой женщины и наблюдать, как моя бывшая жена, так легко пошла у нее на поводу, не сказав ни слова в мою защиту.

Во дворе завыла собака и женщины в один голос стали возмущаться поведению животного.

– Как же он уже надоел. – Проговорила теща.

– Каждую ночь воет. Наверное, по Виктору тоскует.

– А ты продай его. – Предложила теща. – Пес породистый…

– Старый он, мама. Кому он нужен?

– Усыпи!..

– Чего? – Испугалась жена.

– Ты чего предлагаешь? Что я детям скажу? А Виктор?

– Виктора не вернешь. О себе подумай!

Во дворе снова завыла собака, а с окна спрыгнула испуганная кошка и громко зашипела.

– Вы чего? Сбесились, что ли? – Выругалась теща и допила свой остывший чай.

Шлепая тапочками, она подошла к плите и, подняв чайник, тут же его громко опустила на место.

– Таня-я! – Воскликнула она. – Я же совсем забыла сказать – Матушка Варвара умерла!

– Да, ты что? – Произнесла жена, присаживаясь на стул.

– А я хотела сходить к ней…

– Говорят, легла и не проснулась. – Пояснила теща.

Дальше я уже не слышал разговора женщин, потому что тоже был потрясен этим известие. Матушка предвидела мою смерть, вспоминал я. «Много черного в тебе…», – говорила она, и это было еще одним доказательством значения этого цвета в душе человека.

– Она все знала. – Рассуждал я, расхаживая по кухни. – Не зря ее называли прозорливой и ясновидящей. – Соглашался я с людьми, которые подметили в ней это качество.

Я припоминал недавние события и мое перемещение по кухни заметно ускорилось. Я передвигался из угла в угол, цепляя занавески на окне и толкая предметы. Когда от ветра с буфета слетела моя фотография, а во дворе завыла собака, женщины притихли.

– Это что было? – Тихо спросила теща.

– У нас такое бывает. – Ответила жена и посмотрела в мою сторону, пытаясь что-то разглядеть перед собой.

– Продавай ты этот дом к черту. – Посоветовала теща. – Не даст он тебе покоя здесь.

– Ты думаешь дело в доме? – Спросила Татьяна.

Теща молчала, озираясь по сторонам, а я, ухмыльнувшись ее поведению, стал собираться на выход. Я погладил жену по волосам, звонко ударил ложкой о края кружки и громко прошел в прихожую. Здесь я сбросил пальто тещи на пол и удалился.

Уже в полете я услышал ее возглас:

– Дурдом какой-то!..

А во дворе снова завыла собака.

Поднявшись за облака, я облегченно вздохнул и посмотрел вверх. Звезды серебристым бисером были разбросаны по темному небу. Яркий диск луны манил своим загадочным светом, а внизу под плотным покровом облаков лежал большой город.

Глава 14.

Уже была глубокая ночь, когда я отыскал небольшой домик матушки Варвары на окраине города. В окнах дома тускло горел свет, а в комнате в скромном гробу лежало ее тело.

Я не сразу узнал Варвару. Маленькая и хрупкая она лежала в гробу с покрытой головой. На лбу у нее был бумажный венок с молитвой, а в руках она держала свечу, которая освещала небольшую икону Богородицы. Лицо ее было бледным и не выдавало признаков жизни. У ее изголовья стаяла старушка в черном платке и читала толстую книгу с пожелтевшими листами. Голос ее был чуть слышен и казалось, что она просто, что-то шепчет на ухо матушке Варваре.

Рядом у гроба сидели еще две женщины преклонных лет. Они сидели с поникшими головами изредка посапывая. Мое появление здесь осталось не замеченным и только огоньки свечей задергались, почувствовав мое присутствие.

Я взглянул на покойницу. Ее небольшой нос заострился, глаза провались под веками, а белизна кожи придавала лицу смертельный оттенок. Но при всем этом, ее спокойное и даже умиленное лицо, говорило об обратном. Было похоже, что Варвара просто спит глубоким и спокойным сном. Ее облик показался мне раздвоенным, какая-то легкая и полупрозрачная пелена обволакивала ее тело. Я не придал этому должного значения, списывая это на плохое освещение, которое давали несколько свечей своими дрожащими фитильками.

Мне очень хотелось встретить Варвару в своем мире, но поблизости ее не оказалось, как не было ее и в соседних комнатах.

Рядом за стеной я нашел маленькую комнату с множеством икон. Это была сокровищница матушки Варвары. О ней много слышали, но мало кто ее видел. Даже ее сын Федька – пьяница и дебошир, боялся входить в эту комнату.

Рассказывали, как однажды, он, будучи сильно пьяным пытался проникнуть в сокровищницу. На его пути встала Варвара, но пьяный детина оттолкнул мать в сторону и приблизился к двери. Она была заперта на ключ, но Федька, войдя в раж, стукнул ее ногой. Та открылась, но он тут же упал без чувств.

Провалявшись в больнице целый месяц, он стал сильно прихрамывать на эту ногу. И с тех пор Федор стал сторониться жилища матери и обходил его стороной. Иногда, выходя из своего флигеля, что был по соседству, он грозился спалит мать вместе с ее домом. Варвара не обижалось на сына, а только молила Бога о его спасении.

И вот я здесь, в этой маленькой комнате с иконами. В помещении стоял полумрак. Источником освещения являлась лампада, висевшая перед иконостасом. На небольшой деревянной полке перед образами лежала толстая развернутая книга. Икон было много и остановить свой взгляд на какой-то одной, у меня долго не получалось.

Оглядевшись, я приблизился к большой иконе Спасителя. Она находилась в центре иконостаса и освещалась огоньком лампады. Иисус смотрел на меня своими добрыми и живыми глазами. В Его взгляде наряду с добротой присутствовала и большая печаль.

Я присмотрелся и заметил, как Его глаза наполнялись слезами. Уже скоро одна из них скатилась по Его щеке. Следом по влажной дорожке, оставленной первой, сбежала вторая, потом третья, превращая слезы в живительный ручеек.

На земле, в той жизни, я слышал о таком чуде. О том, как мироточили иконы, принося своей влагой исцеление и очищение людям. Я не поверил своим глазам и потянулся к Богу. Коснувшись образа, моя рука не только не прошла через икону, а еще и почувствовала влагу. Когда я увидел у себя на ладони живительные капли, то сильно удивился. Ничего подобного за все время моего пребывания в этой жизни, со мной не происходило. Ни дождь, ни огонь, не лист и не камень, не могли мне служить препятствием. Я свободно проходил через стены и сухой выходил из воды. А сейчас на моей ладони я ощущал чудотворную влагу. Более того, касаясь иконы, я чувствовал одежду Бога. Его влажная плащаница скользила по моим пальцам.

Я омыл свои глаза чудотворной жидкостью и заметил, как нимб за головой Иисуса засветился маленьким солнцем. Его лучи осветили сокровищницу, и глаза святых посмотрели на меня.

От благодати, сходившей на меня, я закрыл глаза. Вдруг невидимая карусель закрутила меня, и я оказался высоко в небе. Здесь я никогда не был и ничего подобного не видел. Меня окружало одно большое и яркое пространство. Приобретая новое зрение, я стал замечать, что за большим диском, которое я называл солнцем, стоял большой город с высокими башнями и аркадами. Голубая река омывала золотой берег, а на зеленом лугу паслись экзотические животные. Цвели сады и аромат весны и лета доносился до меня с волшебными звуками вселенной. В этой небесной музыке я слышал плеск волн, раскаты весенней грозы, звон ручья и пение птиц. Здесь было все то, что уже было и то, что еще предстояло мне узнать в дальнейшем.

Вдруг громко ударили цимбалы и диск солнца взорвался яркой вспышкой. Свет ослепил меня и радужные круги промелькнули передо мной цветным калейдоскопом. Вскоре они исчезли, а небольшие искорки продолжали свое свечение.

Я открыл глаза и заметил, что нахожусь в маленькой молитвенной комнате перед старинной иконой Иисуса Христа. Все свечи в сокровищнице горели, освещая лики святых. Они смотрели на меня, и я опустился на колени. Перекрестившись, я взглянул в глаза Спасителя и заметил, что чудотворный ручеек на его щеке исчез, а взгляд стал живым и светлым.

Сильная вспышка осветила комнату и, когда прогремел гром все свечи в сокровищнице погасли. Помещение приобрело первоначальный вид, и одинокая лампада освещала лик Бога.

На полке у иконы лежала толстая книга и я приблизился к ней, чтобы взглянуть на текст. На пожелтевших листах были написаны строки на староцерковном языке, но я без труда стал читать.

«…истинно говорю вам: не придет род сей, как все это будет. Небо и земля прейдут, но слова мои прейдут. О дне же том или часе никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, но только Отец. Смотрите, бодрствуйте, молитесь; ибо не знаете, когда наступит это время…».

Читая текст из Святого Писания, я вдруг услышал себя со стороны. Мой голос будто через ревербератор произносил фразы из текста, а эхо услужливо повторяло: «Смотрите, бодрствуйте, молитесь; ибо не знаете, когда наступит это время!».

* * *

В комнате, где лежало тело Варвары было тихо. Изредка потрескивали свечи, дрожа своими огоньками. Старушка, читающая молитву у изголовья покойной, уснула, уронив голову на плечи. Остальные тоже не отставали от нее и мирно сопели у гроба, не замечая, как свеча в руках Варвары догорела. Я вдруг заметил, как ее рука дернулась от соприкосновения с горячим воском, а огонек свечи, оторвавшись от фитилька, пыхнув на прощание, потух.

Я замер и осмотрел тело Варвары. Ничто не выдавало признаков жизни, ни один мускул не дрогнул на ее лице, когда я коснулся ее тела. Рука моя прошла сквозь нее, не находя преграды.

– Показалось! – Подумал я, а Варвара спросила:

– Ты кто?

Я оглянулся. Рядом со мной ее не было, и только три пожилых женщины у гроба подавали заметные признаки жизни.

– Ты кто? – Повторила вопрос Варвара, и я тихо ответил:

– Я Виктор. Я был как-то у Вас, но Вы меня не приняли.

Варвара лежала в гробу, а чуть заметный туман укрывал ее тело. Он не был прозрачным и бесцветным, переливаясь перламутром, в нем проявлялись легкие цветные оттенки. Что-то красное пульсировало у нее под руками, задавая тон цветовой гамме. Это была ее душа, и она не покинула тела. Варвара видела меня и разговаривала сейчас со мной так, как это делала моя мать, потеряв сознание у моего гроба.

– Зачем ты здесь? Я тебе больше не помощник. – Продолжала голос Варвары. – Ты же умер?

– Я не умер! – Поспешил ответить я. – Смерти нет, и ты сама об этом знаешь.

Варвара, извинившись, сказала:

– Прости, но я рассуждаю поземному. Для многих людей смерть остается загадкой. Кто-то верит в нее, кто-то нет. Для кого-то это конец, а для кого-то начало.

– Все ты говоришь правильно. – Согласился я. – Но признайся зачем тебе это? Ты ведь живая?

Варвара тяжело вздохнула и огоньки на свечах дернулись и затрещали. Старушка у ее изголовья спросонья, что-то шепнула ей на ухо и опять засопела.

– Да живая, я все еще живу. – Ответила Варвара, а я возмутился:

– Но как же так? Завтра твои похороны!

– Уже сегодня. – Спокойно поправила меня старушка. – Слышал, наверное, о моей болячке? Вот я и сплю, а проснутся не могу…

– А как же врачи?

– А, что врачи? Пришла участковая, пульс померила и выписала заключение. Видно надоела я им со своим сном?.. Я уже и сама поверила в свою смерть, только смотрю теперь – нет. Живая еще. – Рассказывала Варвара, а я спросил:

– Но как же так? Тебя же похоронят? Живой закопают?

– На все Божья воля, – вздохнула Варвара, – ни я первая, ни я и последняя. Это участь многих стариков – быть погребенными заживо.

– Но это же ужасно! – Не соглашался я.

– Безбожникам и грешникам страшно, а за верующего человека Господь заступиться…

Наступило молчание. За окном крупные капли дождя барабанили по крыше, а где-то далеко прогремел гром. Ветер разорвал облака и в комнату заглянули первые лучи солнца.

Я смотрел на Варвару и удивлялся ее спокойствию.

Мне было страшно представить, каково было живому человеку проснуться в могиле?.. А она спокойно спала в гробу, не подавая признаков жизни. Легкий туман покрывал ее тело и только красное пятно под ее ладонями, пульсировало, выдавая жизнь.

– Матушка! – Окликнул я Варвару. – А тебе не кажется, что это похоже на самоубийство?

– Нет не кажется. Бог тому свидетель.

– Но надо же что-то делать. – Не успокаивался я.

– Что?

– Надо проснуться!

– Не могу – это сильнее меня.

Моя беспомощность выводила меня из себя, и я, не находя решения, быстро заходил по комнате. Невольно я задул все свечи, потом разбудил женщин и, наконец, я вернул Варвару к жизни.

Нет, она не встала из гроба и не попросила о помощи, она просто тихо ойкнула, вспомнив о главном…

– Что же теперь будет? – Обеспокоенно произнесла она, когда женщина в черном поменяла свечу в ее руке. – Что делать, Виктор?

– О чем ты, матушка? – Спросил я, замечая, как красное пятно разливалось у нее в груди.

– Сын у меня Федька – пьяница. Он же без меня погибнет, он же все пропьет, а там иконы!.. – Причитала старушка. – Господи! Боже мой! – Воскликнула Варвара и мне показалось, что ее услышали женщины, сидевшие рядом.

Они переглянулись и разом перекрестились.

– Господи, миленький! Что же я наделала? – Убивалась Варвара. – Что же теперь будет? Ведь, пропьет, осквернит мои иконы, Федька – богохульник.

Я заметил, как ее пальцы дернулись и свеча, потрескивая, выпала из ее руки. Женщины испугались, но перекрестившись поправили обряд и зашептали.

– Ты никак проснулась Варвара?

– Вставай, голубушка, утро на дворе!

– Представилась наша Варвара – умерла. – Заключила третья и продолжила читать молитву у ее изголовья: «Покой, Спасе наш, с праведными рабу Твою Варвару, и сего всели во дворы Твоя, яко же есть, писано презирая яко Благ, прегрешения его вольная и не вольная, и вся яже в ведении и не в ведении, человеколюбие. Со святыми упокой, Христе, душу рабы Твоей Варвары, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная».

– Отпевают тебя, матушка. Живого-то человека?.. Не хорошо это. – Упрекнул я Варвару.

Пропустив мой упрек, она произнесла:

– Иконы спасать надо. Помоги! – Взмолилась Варвара.

– Подожди убиваться, – успокаивал я ее, – ты завещание сделала?

– Какое завещание, Витя? У меня и завещать-то нечего! Дом мой видел?.. А иконы я обещала отцу Николаю.

Варвара продолжала убиваться, а я пытался ее успокоить:

– Ну сегодня он их не пропьет – значит время еще есть. А иконы у тебя, Варвара, очень хорошие – чудотворные. Им место в храме. Нехорошо скрывать такое чудо от людей. – Упрекнул я ее, но тут же осекся, глядя на бедную старушку.

– Помоги, Виктор! Спаси иконы!

Не простившись, я покинул дом Варвары.

* * *

Было уже светло. Дождь закончился, небо посветлело, а город зашумел, как большой муравейник. Уже работали заводы и гудели автомобили, когда я услышал колокольный звон. Его набат приглашал прихожан на службу и я, недолго думая, решил, что для начала надо отыскать отца Николая.

– Он знает о смерти Варвары. – Подумал я и направился к храму.

У порога церкви я услышал новости о Варваре.

Кто-то не верил в случившиеся, кто-то соболезновал, роняя слезы, а кто-то во всем винил ее сына. Здесь же я узнал, что службу проводит дьякон Феофан, а отец Николай отправился на похороны Варвары. Я с облегчением вздохнул, посчитав, что пребывание батюшки в доме Варвары облегчит мое решение с иконами.

Когда прихожане стали наполнять церковь, то внутри у меня что-то больно кольнуло, и я вспомнил, что ни разу в этой жизни не посещал храм. Это было для меня любопытно и удивительно.

– Почему? – Задавался я вопросом.

Мне даже в голову не приходило сделать это. Ведь здесь, в этой церкви, я последний раз молился и исповедовался. Здесь я почувствовал Бога и от сюда я ушел в иной мир…

– Так почему же я ни разу не вспомнил о храме? Почему ни разу не остановился и не задумался. – Мучал я себя вопросом.

Зайдя в храм, я надеялся найти здесь ответ.

В его стенах я почувствовал себя непривычно и странно. Я плохо управлял своими действиями, чувствовал предметы, а мысли потеряли былой объем. Здесь я приобрел вес, и будто находясь в вакууме, я, оттолкнувшись от стены, легко перемещался в его пространстве. Вдруг какая-то невидимая сила закружила меня по кругу, и я стал медленно подниматься к верху. Обороты вращения увеличивались и я быстро поднялся к самому куполу храма. Вскоре невидимый вихорь выбросил меня высоко в небо и я оказался по ту сторону солнца. Его серебристый диск был у меня за спиной, а передо мной стоял удивительный город, который совсем недавно я видел с другой стороны.

Теперь я свободно мог разглядеть, что кроме башен и колон, в городе было множество необычных построек и домов. Скверы с голубыми озерами, реки с зелеными берегами и море разноцветных цветов, растущих повсюду. До меня доносился необыкновенный аромат небесного мегаполиса. Я вдыхал этот запах и мной овладело чувство, которому не было названия. Передать это было невозможно.

Несколько раз я порывался приблизится к этому городу, много раз я пытался оторваться от места, но мои действия были напрасны, и я только любовался этим замечательным зрелищем. Вдруг передо мной появился старец в серебристых одеждах. Он, как облако спустился с небес, и я сразу узнал его. Это был тот святой с иконы, что показывал мне бомж у арки сквера, это был тот самый старец, который благословил меня на новую жизнь. Это был Даниил…

Он строго посмотрел на меня и сказал:

– Зачем ты здесь, ведь я тебя не звал?

Я пожал плечами, а он продолжил:

– Ты на правильном пути, Виктор! И тебя заметили. Только ты не спеши, – посоветовал он. – Помни, что всему свое время!..

– А теперь ступай обратно и твори добро! – Старец махнул полой плаща, как крылом и испарился, а я стал медленно опускаться на землю, роняя серебристые искорки большого солнца. Вскоре я оказался в храме перед большой иконой Спасителя. Бог смотрел на меня своими добрыми глазами и давал мне надежду на спасение.

Выйдя из храма, я еще долго прибывал под впечатлением увиденного. Я ощущал небесную благодать, необыкновенный аромат и истинный цвет солнца. В голове крутились слова Даниила. «Ты на правильном пути и тебя заметили».

Я посмотрел в небо и заметил, что солнце уже стояло в зените.

Вспомнив о Варваре, я метнулся к ней домой.

Во дворе было людно. Гроб с матушкой Варварой уже грузили в катафалк, а люди что-то эмоционально обсуждали. Прослушав рассказ очевидцев, я понял, что всему причиной стала выходка сыны Варвары. Пьяный Федор, прощаясь с матерью, страстно признавался ей в любви, и в порыве своих эмоций, чуть не опрокинул гроб. Его оттащили от Варвары, а он в отчаянии, стал бить стекла в доме своей матери. Мужики успокоили дебошира и, связав его веревкой, оставили в сарае до своего возвращения.

Когда процессия с телом Варвары двинулась на кладбище, я решил взглянуть на ее сына. Нашел я его на полу ветхого строения.

Он катался по земле и грыз веревку, издавая не человеческие крики. Федор походил на раненного зверя. Лицо его было мокрым от слез, а на губах выступала кровяная пена. Черный цвет его души бурлил, вырываясь далеко за ее пределы. В темной массе, проскакивали и фиолетовые языки пламени. Душа его кипела от злости, а зубы яростно разрывали веревку на связанных руках. Когда похоронная процессия покинула двор, Федор освободился от уз. С пеной на губах он метался по сараю, упорно что-то разыскивая. Под кучей строительного хлама он нашел канистру с бензином, и я понял его намерения.

Выскочив во двор, он побежал к дому Варвары. Мне удалось его сбить с ног, но это только больше его разозлило и он, прыгая, как дикарь, поливал бензином все, что попадалось ему на глаза. Было похоже, что рассудок оставил его и он, весь перемазанный бензином требовал спички.

С канистрой в руках он ворвался в дом и там до смерти, напугав пожилую женщину, нашел то, что искал. Старушка спаслась бегством, а Федька уже чиркал спичками, пытаясь поджечь бензин. Три раза я задувал пламя, отводя беду, но даже одной искорки хватило для того, чтобы огонь охватило весь дом. Тут же загорелся и сам Федор. Он выскочил из дома и живым факелом носился по двору. Издавая истошные крики, он то подпрыгивал к верху, то катался по земле, но вскоре затих. Когда бездыханное тело Федьки еще дымилось, я заметил, как его душа выскочила из тела. Темной тучей она проскочила по двору и провалилось под землю, издавая звериный рев.

Деревянный домик Варвары был объят пламенем и его огромные языки не давали надежды на спасение жилища. Когда обвалилась кровля, я вспомнил о сокровищнице.

– Что же я стою? Там же иконы!

Я бросился в горящий дом, но икон на месте не обнаружил. Стены были пустыми, а лампада, раскачиваясь на цепочке, освещала пустой иконостас. Я удивился и отправился на кладбище, чтобы сообщить Варваре о пожаре.

На небольшом старом кладбище, что находилось недалеко от дома Варвары, я нашел траурную процессию. Отец Николай с кадилом стоял у изголовья покойной и читал молитву. Варвара лежала в гробу, не выдавая признаков жизни.

Выбрав удобный момент, я прошептал ей на ухо:

– У тебя дома пожар – дом горит!

Она меня не услышала, и я подумал, что она умерла.

Когда я не нашел ее рядом, то безнадежно проговорил:

– Федька тоже сгорел!..

Вдруг матушка открыла глаза и произнесла:

– Федя, сынок!

Люди шарахнулись от нее и отступили к автобусу.

Отец Николай перекрестился, а старушка, что читала молитву в доме Варвары, спокойно сказала:

– Проснулась матушка, проснулась голубушка! Пошли домой родная. Слава тебе, Господи, слава Тебе!

Варвара приподнялась в гробу и обратилась к людям:

– Помогите! У меня дом горит. Сын – Федька! Иконы!

Понемногу люди стали приходить в себя, а когда заметили дым на окраине города, кинулись ей на помощь.

Уже в автобусе я успокаивал Варвару. Я говорил ей, что иконы не сгорели, а таинственно исчезли. Я рассказал ей о сыне, но она меня не слышала и всю дорогу молила Бога о прощении.

Когда автобусы приехали к дому, то все заметили, что пожар был уже локализован. Еще дымились обгоревшие стены, а Варвара уже стояла внутри сгоревшей сокровищницы.

Икон не было, а на закопченных стенах остались светлые отпечатки, где они висели. Эти места не были тронуты сажей и даже штукатурка не потрескалась от огня.

Для многих исчезновение икон было загадкой.

И отец Николай разъяснил:

– Господь не дал огню уничтожить святыни. Бог забрал твои иконы к себе. Благодари Бога, Варвара!

Пожарные машины покидали двор Варвары, а следователи прокуратуры все еще опрашивали очевидцев и свидетелей. Когда два санитара поднесли носилки с телом Федора, старушка заплакала и перекрестив его три раза, попрощалась.

Общения с Варварой у меня больше не получилось. То ли она меня больше не видела, то ли не хотела видеть, но диалог с ней наладить мне не удалось. После пожара ее приютила одна из ее подруг, и они вместе проводила остатки своего времени в молитвах.

Потеряв надежду на общение, я оставил Варвару в покое и предался размышлениям о моем предназначении в этом мире.

Глава 15.

Мое пребывание в новом для меня мире продолжалось, и я замечал, что оно проходило не бесследно. Менялся я, менялось мое мировоззрение, менялось все, что меня окружало. Теперь я экономно расходовал свою энергию и разумно подходил к своим желаниям и возможностям. Я больше задумывался и слушал мир, в котором находился сейчас. Землю я посещал очень редко, настолько редко насколько мне было позволено сверху. Интерес к людям у меня пропадал. Уж слишком много в них было темного и безнадежного. Помочь или исправить что-то в них было трудно, а под час невозможно. Нужен был контакт и общение, но получить этого мне, пока не удавалось. Мне не верили, и я часто вспоминал слова Алексея: «Они Богу не поверили, а ты хочешь, чтобы поверили тебе…».

Это меня угнетало, и я подолгу проводил время в бездействии, сидя у порога небесной лестницы.

За последнее время я много встречал таких как я и много выслушал от них историй и покаяний. Рассказы были разными; веселыми и драматичными, скучными и поучительными, но они все были в прошлом, которого уже нельзя было вернуть. Выслушивая истории рассказчиков, мне попадались и такие, которые мне были знакомы. И я, не дослушав повествование до конца, на удивление самому себе, легко завершал его финальную часть. Мне это было любопытно и я, увлеченный таким открытием, пытался найти себе единомышленников. Но сделать это мне не удавалась. Кто-то посмеивался над моими догадками, кто-то ухмылялся, а кто-то молчал, уходя от ответа. Я не обижался потому что видел, как многие, понимая свою безысходность, томились в ожидании развязки. Одни опускали руки, а другие метались в пространстве, не находя себе места. Но попадались мне и такие, которые своими историями давали мне повод для новых размышлений и даже открытий.

Помнится, как-то прогуливаясь по ночному городу, мне повстречался человек. Вернее, не совсем человек. Это была душа человека, тело которого находилось в коме. Он еще не был таким, как я, но вполне мог слышать и даже видеть меня.

Меня это заинтересовало, и я приблизился к нему. Он не сильно удивился моему появлению и предложил место рядом. Мы долго молчали, сидя у какого-то разрушенного дома и даже мысленно не могли начать диалог. Когда из окна соседнего дома вдруг раздался звонок будильника, незнакомец вздрогнул и спросил:

– Который час?

Я промолчал и пожал плечами.

– Меня Виктором зовут. – Представился я, а незнакомец, не поднимая головы, ухмыльнулся и ответил:

– Меня тоже…

После небольшой паузы он спросил:

– А скажи мне, Виктор, у животных есть душа?

Я удивился его вопросу, но ответил:

– Душа, по-моему, есть у всех.

– И у крыс? – Спросил он, а я вздрогнул и переспросил:

– У кого?

– У крыс! – Повторил он свой вопрос и посмотрел на меня.

Я увидел далеко не молодое лицо мужчины с глубокими морщинами и холодным колючим взглядом.

– Ну, так есть у них душа или нет? – Допытывался тезка.

Я немного помялся и ответил:

– Душа-то есть у всех, только я слышал, что у животных она умирает вместе с телом…

Мой собеседник безнадежно махнул рукой и сказал:

– Значит мне нет места среди вас!..

Я хотел было ему возразить, но он продолжил:

– Крыса я последняя!.. Воровал у людей, которые мне доверяли и верили. Нет мне прощения. – Казнил себя незнакомец. – И не смотри на меня так, Виктор. Меня много прощали, и на многое закрывали глаза, – продолжал он, – но, как это бывает в жизни, я все-таки нарвался на справедливость, и со мной обошлись, как с крысой…

Вот я теперь и подыхаю в реанимации.

Утешить его мне было нечем, а он спросил:

– А скажи мне, Витя! Почему крыса?..

Я пожал плечами, не понимая вопроса, а он продолжил:

– Вот меня, например, спасла крыса. Заметь, не друг, не брат, не добрый человек, а вот этот серый и длиннохвостый грызун, которого все презирают.

Я слушал Виктора, стараясь не перебивать его вопросами, которые появлялись у меня с каждым его заключением.

Он рассказывал, как когда-то давно, он остался один бес всяких средств для существования. Преданный женой и друзьями он стал бомжом. Но нищенская жизнь была ему не по плечу, и он решил умереть, покончив жизнь самоубийством.

– Я купил капроновую веревку, – рассказывал Виктор, – бутылку водки, хлеба и пошел искать место для суицида. Почему-то на память пришел разрушенный дом, где, когда-то еще будучи мальчишкой, я играл в героев Брестской крепости. Этот дом еще помнил и бомбежки, и страшную войну, и немецких фашистов. Он был полуразрушен, кровля сгорела, перекрытия упали, а его толстые стены устояли и сохранили большой подвал. Там я играл в детстве, туда я пришел, чтобы закончить свою жизнь.

Здесь Виктор сделал небольшую паузу и ухмыльнувшись продолжил свой рассказ:

– Выпил я стакан водки, закусил хлебом и стал готовиться… Нашел подходящий крюк, ящик и потянулся к веревке. Гляжу, а на ней лежит крыса – большая и черная. Она не испугалась меня, а я отскочил в сторону. С минуту мы смотрели друг на друга и я, немного осмелев, присел к своему импровизированному столу.

Я выпил для смелости и обратился к своей гостьи:

– Водки не предлагаю, а хлебом угостить могу.

– Краюху она съела, а веревку так и не отдала. Тогда я налил себе еще и рассказал ей всю свою невеселую историю. Как мы расстались я не помню – уснул, только помню, что дослушивала она мой рассказ у меня на коленях.

Я ухмыльнулся, а Виктор продолжил:

– Утром я похмелился и вспомнил для чего нахожусь здесь в подвале этого старого и разрушенного дома. Посмотрел я на крюк, подвинул ящик, а веревки-то нет… Осмотрелся, а на месте, где была приготовленная веревка лежит большой золотой перстень… Вот это метаморфоза! Удивился я тогда и подумал, – никак это моя Мышильда шутки шутит… Так я окрестил свою внезапную подругу.

– Мышильда, это та, что в Щелкунчике? – Спросил я.

– Она самая. Балет смотрел? – Спросил он, а я покачал головой.

– Много потерял. А я смотрел. В большом театре смотрел.

Тезка задумался и мечтательно произнес:

– Были же времена!..

Он еще много рассказывал мне о его дружбе с крысой. О том, как она сделала его богатым, как он баловал ее изысканными яствами, как он хотел забрать ее к себе в квартиру и, как упорно она сопротивлялась переселению. Все это конечно было любопытно и интересно для меня. Но я ждал финала, пытаясь предугадать конец этой истории. Но то, что я услышал от Виктора меня поразило.

– Как-то после посещения казино, – продолжал он, – где я оставил все свои деньги. Я поехал до Мышильды к разваленному дому. Последнее время я редко ее навещал. То одно дело меня закрутит, то другое, да и она уже не так щедро одаривала меня своими золотыми сюрпризами. Бывало по пьяни я даже просил прощения у нее за свое невнимание, но чаще я ругался и упрекал ее в скупости. Мне казалось, что она мало радовала меня своими золотыми сюрпризами. Я привык к легкой наживе и, как правило приезжал, чтобы забрать ту или иную золотую вещицу, приготовленной для меня Мышильдой. Зачастую забывая поблагодарить подругу, я уезжал.

Вот и в этот раз я приехал к ней, чтобы получить золото, которым рассчитывал расплатится в казино. Мышильда меня не встретила, а алюминиевая миска была пустой. Я разозлился и стал звать крысу, ругая ее неприличными словами. Но она не появлялась и тогда я стал отчаянно бить стену, где находилась ее нора. Труба в моей руке согнулась, а из убежища вылезла Мышильда. На шее у нее была накинута мощная золотая цепочка. Я обрадовался, когда заметил, что на ней оказался еще и золотой крест. Я взял подарок в руку и бросил трубу. Та ударила по стене, а с потолка свалился большой кусок бетонного перекрытия. Мышильда запищала, как ребенок и я заметил, как камень убил ее, раздавив ей череп. Она издохла, а я ушел, даже не освободив ее тело из-под обломков.

Довольный подарком, я выбирался из подвала. Засмотревшись на золотой крест с распятием, я зацепился за проволоку и упал, сильно ударившись головой о металлическую трубу. В голове зазвенело, а со стены на меня вдруг упал кирпич…

Стало темно и холодно. Потом быстрое падение, лампы операционной, а потом снова упала труба и запищала Мышильда.

Виктор, посмотрел на меня, а я спросил:

– А, что было дальше?

– А ничего… Это конец, Витя! – Заключил он, а я возразил:

– Это не конец. Ты еще живой и это значит, что у тебя есть шанс.

– Какой? – Спросил он и махнул рукой.

– Исправить что-то к лучшему. Ты же каешься, я же это вижу…

Он промолчал, а я, указывая на развалины, спросил:

– Это и есть тот дом?

– Да! И этот дом, и эта проволока, и этот кирпич…

– А знаешь, Виктор! Лети-ка ты лучше в больницу и помоги своему телу выкарабкаться. – Посоветовал я ему.

– Зачем?

– За тем, что ты человек, а не крыса. Подумай о будущем…

Он взглянул на меня и вдруг не попрощавшись исчез.

* * *

Я усмехнулся своим воспоминаниям и вернулся к своей теме, которая не давала мне покоя. Я не мог поверить в свою ненужность и поэтому искал свое предназначение в этом мире.

– Если я не могу помочь себе, – размышлял я, – значит я должен помочь другим. Тем, кому еще под силу что-то изменить.

Так я думал и все сходилось к одному. Я должен был донести людям всю правду о жизни после смерти, о жизни после жизни. Донести ее не навязчиво, как интересную мысль, о которой стоило задуматься. Это должно выглядеть никакой-то грандиозной сенсацией или открытием, которая удивит и напугает людей, ни каким-то новым законом, это должна быть тема для размышления.

– Эх! Если бы я был писатель! – Мечтал я. – Я бы смог написать большую книгу. И если бы хоть один человек мне поверил – я бы был счастлив. Но я не писатель и не журналист. – Сожалел я.

Но я не унывал и не опускал руки. Я продолжал собирал интересные факты и случаи из жизни людей и своих наблюдений. Я не верил в свою ненужность в этом мире, я не верил и в то, о чем говорил Алексей… Я не хотел быть простым наблюдателем в этом мире, я хотел помочь тем, кому это еще было возможно. Поэтому я искал и прорабатывал свои возможности.

Я был очевидцем реальных событий, которые на земле считали мифами и выдумками. Я видел и знал то, что простому человеку было не доступно и поэтому я должен был найти способ донести людям свой рассказ. Донести так, чтобы человек помнил не только о смерти, а и о настоящем, которое готовит его будущие.

Глава 16.

Сегодня утром после традиционного облета города, я остановился во дворе родительского дома. Обычно я пролетал это место и приземлялся на крыше высотного здания, откуда передо мной расстилалась красивая панорама приморского города. Но сегодня меня что-то остановило в знакомом дворе и я, расположившись на детской площадке, с грустью посмотрел на «раскопки» коммунальщиков.

– Ну, как всегда! – Произнес я. – Наступают холода, а мы трубы меняем…

У подъезда остановилось такси и хриплый голос Высоцкого пропел мне в открытое окошко:

«Стал метро рыть отец Витькин с Генкой.

Мы спросили: «Зачем?» – Он в ответ:

Мол, коридоры кончаются стенкой,

А тоннели выводят на свет!» …

Я ухмыльнулся и, глядя на ржавые трубы у разрытого котлована почему-то вспомнил случай из далекого детства.

Это случилось еще тогда, когда мы с родителями проживали в новом районе, на окраине города. Мне было тогда лет девять, а может и того меньше. Помниться за нашим домом укладывали большие трубы, то ли это был газопровод, то ли они были под воду, но диаметр у них был большим, и мы с мальчишками без особого труда пролезали через них, собирая всю ржавчину, хранившуюся у них внутри. Трубы были метров по восемь – десять в длину, но когда секции начали сваривать между собой, длина трубы заметно увеличивалась. Теперь далеко не каждый мальчишка мог справиться с тоннелем длинною в пятьдесят – шестьдесят метров. Я тоже не решался преодолеть это расстояние, ссылаясь на запреты родителей. Но себя не обманешь и мне становилось стыдно за свою трусость.

Я долго ходил над трубой и, меряя ее шагами, обещал себе, что обязательно пролезу через нее. Каждый раз я оттягивал свою попытку, в надежде, что не сегодня завтра ее сбросят в траншею и моим обязательствам перед собой будет оправдание. Но время проходило, а труба по-прежнему оставалась лежать на насыпи у траншеи.

И вот однажды, возвращаясь из школы, я заметил, как к траншее подогнали трубоукладчики, а рабочие готовили трубу к спуску. В душе что-то неприятно заныло, и облегченно вздохнуть не получилось. Наоборот – мной овладела непонятная тревога.

– Завтра ее закапают. – Произнес я и не весело улыбнулся.

– Я не выполнил свое обещание. – Упрекнул я себя.

И хотя ребята давно уже потеряли интерес к трубе и совсем забыли о моем обещании, мне было грустно и стыдно. Подавленный и совсем не веселый я ушел домой.

Всю ночь я думал о своем поступке. Я понимал, что обманул сам себя, ожидая такой развязки.

– Я струсил. Я трус! – Ругался я.

Пол ночи я казнил себя за свою слабость, а к полуночи я уже был готов пролезть через трубу. Я не мог дождаться утра, я боялся, что трубоукладчики опередят меня и сбросят ее в траншею.

В шесть утра я уже был на ногах.

Я сообщил родителям, что решил заняться спортом и от ныне по утрам буду бегать по районному скверу. Они приятно удивились, а я вышел из дома. Обнаружив трубу на месте, я облегченно вздохнул и не раздумывая полез в нее. Я прополз метров десять, не ощущая усталости. Мне казалось, что ползти было совсем не трудно и я, продвигался вперед, мысленно отсчитывая метры.

– Думаю, что две секции я прополз? – Размышлял я. – А вся труба будет где-то метров шестьдесят. Значит мне осталось еще метров пятьдесят. – Подумал я и остановился, чтобы немного передохнуть.

Вдруг по трубе что-то громко стукнуло и глухой грохот, будто выстрел из пушки, пролетел у меня над головой.

– Это рабочие. – Догадался я и прислушался.

За стенками трубы было тихо, а я подумал:

– Надо спешить, а то трубу сейчас опустят в траншею, и я не успею вылезти из нее.

Я пополз дальше и заметил, как больно заболели локти на моих руках. Дышать стало трудно, а в трубе почему-то стало тесно. Мне показалось, что с продвижением труба становилась только уже и уже. Движения мои затруднялись, а пульс сильно стучал в висках.

Через пять метров я остановился и обреченно произнес:

– Все, я застрял…

Я не мог поднять головы и не мог пошевелить руками. Тело мое, как будто взбухло, превратившись в живую пробку. Меня окружала полная темнота, а зловещая тишина резала слух. Безуспешно дернувшись вперед, мной овладела паника и я закричал. Я не слышал сам себя и не видел своего тела, я весь дрожал, а холодный пот заливал мне глаза. Сделав еще несколько хаотичных движений, я услышал, как сильно заколотилось сердце в моей груди. Оно стучало так громко, что его звук вылетал наружу и, ударяясь о стенки трубы, долгим эхом пролетал по тоннелю.

Я положил голову на холодное дно трубы и закрыл глаза. Вдруг в голове закрутились радужные круги, и в цветном калейдоскопе я разглядел родные мне лица. Это была мама в своем красивом красном платье и отец, который строго погрозил мне пальцем. Я открыл глаза и темный занавес закрыл от меня родителей.

Я испугался и поспешил прикрыть веки.

Где-то высоко в небе громко просвистел жаворонок, а мамин голос меня позвал:

– Сыночек!..

Я протянул к ней руки, а сильные руки отца, минуя расстояние, подхватили мои ладони и потянули меня к концу тоннеля.

– Сыночек! – Звала меня мама.

– Держись, сын!.. – Говорил мне отец.

Так я и полз по трубе с закрытыми глазами, боясь потерять из вида родных мне людей. Когда я выбрался на свободу, то еще долго валяясь на земле, боялся открыть глаза. Но солнечные лучи помогли мне преодолеть страх, и я увидел небо. С голубой высоты звонкий голос жаворонка оповестил о моей победе…

– Удивительно интересно, – произнес я, – но спустя столько время, я так и не оставил привычки закрывать глаза в полной темноте. Закрывая два глаза, я будто бы открывал другой – третий.

Глава 17.

После посещения могилы Булгакова я как-то медленно набирал высоту. Большую часть расстояния до своего родного города я пролетел над землей, цепляя линии передач и пролетая стены высотных зданий. То ли это было от посещения Новодевичьего кладбища, где лежали останки великих людей, то ли от размышления о будущем, то ли от того, что вспомнил о людях, которые в своих произведениях напоминали человечеству о вечном.

Конечно же, Михаил Булгаков в своем романе «Мастер и Маргарита» затронул большую тему о потустороннем мире. Конечно, он знал больше чем написал, но почему он этого не сделал? Потому, что не знал? Или же не хотел?

Почему Гоголь – его кумир, не написал, что скрывает от нас смерть? Он тоже не хотел? Или все-таки не знал?..

– Они могли только догадываться об этом. – Размышлял я, пролетая над волнами великой реки.

Все они, когда-то только коснулись края этого мира. Они понимали, что он есть и, что это непременно будет. Но они прекрасно знали и другое, что представлять и догадываться, это слишком мало для того, чтобы писать об этом в своих произведениях. И даже их большое познание в литературе и философии не могло им помочь передать того, что видел и знал тот, кто побывал в этом мире. Это мог сделать, только очевидец!

– Эх! Как жаль, что я не писатель! – Опять пожалел я, подлетая к знакомой набережной.

На небе уже появились первые звезды, и я подумал:

– Я могу подняться так высоко, что даже земля станет маленькой планетой, но как бы высоко я не был, дотянуться до заветной звезды было невозможно…

* * *

Как-то ночью, когда я гонялся за маленьким облачком, поднявшегося с земли, я столкнулся с бывшим своим другом и сослуживцем. Столкнулся в буквальном смысле этого слова.

Увлеченный погоней, я не заметил, как на встречу мне поспешно опускался такой же небожитель, как и я.

Мы остановились, и незнакомец недовольно произнес:

– Тебе, что места мало?

– А ты что не видишь куда летишь? – Огрызнулся я.

Каким же было наше удивление и какой была наша радость, когда мы узнали друг друга?!

– Витек, это ты?

– Валерка! – Воскликнул я.

– Вот так встреча?!

– Не ожидал тебя здесь встретить. – Удивлялся он.

Когда-то на земле мы были хорошими друзьями. Мы служили в одном батальоне и многое повидали за это время. После службы он приехал ко мне в гости и остался в городе. Я знал, что дома у него не было, что он сирота из детского дома. В приюте ему дали имя, и он стал Валерой Белкиным. Белкой его называли сослуживцы и друзья, Белкой называл его и я.

Так он и остался жить в нашем городе. Работал на механическом заводе и учился в техникуме. Потом, как-то дороги наши разошлись, и дружба стала заметно проходить где-то рядом. То ли время нас поменяло, то ли еще что, но со временем все перешло в редкие встречи и телефонные звонки. Вскоре от дружбы остались одни «приветы», а в дальнейшем и вовсе обходились без них. Первым женился я на Татьяне, а он следом на Светке, но что-то у них не получилось, и он уехал на войну в Афганистан. Вернулся он с орденом, но почему-то всегда оставался в тени.

Рассмотрев друг друга мы начали разговор с вопросов.

– Ты как попал сюда? – Спросил меня Валера. – Что со мной случилось, ты наверняка знаешь?..

– Да, не скажи, Белка! Знаю, что воевал в Афганистане, слышал, что и в Чечне побывал, а о смерти твоей разное говорили…

– А ты и про Афганистан знаешь?

– Муха рассказывал, как вы душманов мочили.

– Муха! – Воскликнул Валерка. – Да, этот точно мочил, только не духов, а штаны… Этого он тебе не рассказывал? – Ухмыльнулся Валерий. – А, как он «Звезду» получил, тоже рассказывал?

– Да, но и ты ее получил? – Возразил я.

– Орденоносец хренов! – Раздраженно продолжал он, и мне было не понятно на кого он обрушивал свой гнев. То ли на себя, то ли на своего сослуживца.

– Да ты не злись, Белка! Он мне много хорошего рассказывал о тебе. – Говорил я, пытаясь смягчить его гнев.

А Валерий продолжал:

– Хотя понять можно, вы же с ним вроде, как дружили или, как там у вас у новых Русских – компаньонами были?!

– Было такое дело. – Признался я. – Начинали вместе, а потом он ушел к афганцам. Там льготы большие. «Ветеран» – так называлось то общество, наверное, слышал о таком?

– Не только слышал, я и членом его был. Насмотрелся я на этих ветеранов. – Ответил он и махнул рукой.

– Я слышал, что ты и в Чечне побывал?

– Что, тоже Муха рассказывал?

– Нет. Русик! – Ответил я, а он воскликнул:

– Да, ты чего! Вот это мужик, вот это парняга! Где он сейчас?

– В Нальчике. Директор детского дома. Он же еще до армии педагогическое училище закончил. Что забыл?

– Ты, когда его видел? – Спросил Валерка, а я ответил:

– Да, приезжал он ко мне, как-то за год до моей смерти.

– А ты, Витя, давно здесь?

– Сентябрь нулевого года.

– Убили?

– Убили!

– А я чуть раньше. Умер, как собака. – Произнес он и задумался.

Было заметно, как неприятны были ему эти воспоминания.

Я, конечно, помнил о его жалком существовании. Он бомжовал и попрошайничал на улицах города. А умер он где-то в подвале, недостроенного дома. Я даже как-то видел его в переходе, он просил милостыню, но я не подошел к нему, я был тогда о себе большого мнения. Теперь мне, конечно, было стыдно признаться ему в этом и я промолчал, ожидая вопроса.

Он не заставил себя долго ждать и спросил:

– А ты-то чего не поделил со своими? Бизнес?

– Да, я и сам толком не знаю, – ответил я. – Но думаю, что бизнес здесь не причем.

– Вот послушай меня, Моряк! Объясни мне недалекому и глупому, что такое бизнес?

– Бизнес? – Переспросил я. – Ну это собственно – экономическая деятельность, система зарабатывания денег. Бизнес – это работа!

– Ага! Значит вы все работяги – пахари вы!

Он ухмыльнулся и продолжил:

– Что же вы бизнесмены хреновы – работяги, убиваете друг друга? Вы что работу не поделили? Или у нас в России работы больше не осталось? А может все-таки деньги, Витя?.. А я тебе так скажу. – Заявил Валерий. – Не рабочие вы, не работяги, а жулики и бандиты! Вы же за деньгами ничего не видите. Для вас человек – пыль.

Он махнул рукой и закончил:

– Работяги они…

Мы замолчали, думая каждый о своем.

Очень скоро Валерий продолжил:

– Я не могу понять, Витя, как ты, нормальный мужик с бандитами связался? Или это тоже бизнес?

– Ну, во-первых, я не бизнесмен. – Оправдывался я. – А, во-вторых, с бандитами я не работал. Может за это и убили.

– Ты чего замолчал, Витек?

– А, что говорить? Всякое бывало…

Наступила пауза, и своим молчанием мы увеличивали время для размышления. Валерий что-то рассматривал на небе, а я смотрел вниз, где лежал большой город, светящийся разноцветными огнями.

– Смотри, Ангелы! – Вдруг произнес Валерий.

По небу пролетели две большие серебристые птицы. Это они сопровождали нас до заветной лестницы. Это они забрали Алексея, это они заберут и меня…

Я вздохнул, а Валерий, прочитав мои мысли, сказал:

– Не горюй, Витек! За нами тоже прилетят.

– Скорей бы. – Ответил я, а он продолжил:

– Всему свое время!

* * *

Мы сидели на крыше высотного здания и вспоминали былые дни. Наша беседа заполняла пробелы в нашей земной жизни. Вдруг яркая вспышка осветила город и прогремел взрыв.

Через мгновение мы были на месте трагедии. Горел большой торговый центр. У его входа свисала вывеска, на которой было написано: «Торговый дом Гришина».

Из разбитых окон вырывались клубы дыма и языки пламени обжигали припаркованные машины и рекламные щиты. Огонь разгорался и уже скоро вся площадь у супермаркета была объята огнем. И хотя в магазине не было покупателей, жертв оказалось много. Ими стали прохожие и случайные люди, рассматривающие витрины магазина. Среди них были и дети. Я заметил, как два маленьких облачка, вырвавшись из пожарища, устремились к небу.

Картина выглядела ужасающей. В огне кричали люди, звенели стекла и рушились перекрытия зданий. Когда провалилась кровля я заметил, как несколько человеческих душ, выскочив из огня, промелькнули перед нами. Я видел, как черные тени ходили по пепелищу в поиске своих жертв.

Пожарные оттеснили народ на безопасное расстояние, продолжая бороться с огнем. В помощь спасателям пошел дождь. Вскоре он усилился и превратился в ливень.

Огонь усмирили, а Валерий с упреком сказал:

– Опять бизнесмены работу не поделили.

Он махнул рукой, а я усомнился:

– Может это теракт?

– Какой теракт, Витя? Вон стоят твои бизнесмены.

Он указал на группу мужчин, стоящих по одаль от пожара. Всем своим видом они показывали свое превосходство над остальными.

В костюмах и охраной, они стояли у своих дорогих автомобилей и о чем-то оживленно беседовали. Одного из них я узнал. Это был «Грыня» – хозяин этого магазина. Он был не последним человекам в городе и его уважали и ненавидели одновременно. В свое время он хорошо поднялся и открыл два ресторана и несколько точек с игровыми автоматами. Я, конечно, был далек от его дел, но знал, что он дружил с Артуром и часто пользовался его услугами. Дела Грыня вел не чистоплотно и частенько игнорировал советы местных авторитетов, что и привело его к конфронтации с конкурентами. Многим он перешел дорогу и вполне возможно, что это была чья-то месть. Я понимал, что в городе теперь станет неспокойно…

– Это разборки. Грыня этого так не оставит – это война!

Прочитав мои мысли, Валерий воскликнул:

– Война?! Да, что ты знаешь о войне?

Он махнул рукой и стал молча подниматься в небо.

– О войне я знаю немного. – Крикнул я ему вдогонку.

– Но и здесь мало не покажется…

Глава 18.

Я недолго искал Валерия в пространстве и вскоре нашел его на крыше соседнего дома.

Заметив меня, он, как ни в чем не бывало, спросил:

– Ты куда подевался, заблудился что ли?

Я пожал плечами, а он продолжил:

– Ты прости меня, Витек, за резкость. Осадок остался еще с прошлой жизни…

– Да, ладно тебе, Валерка! Ты лучше расскажи, чего ты так на бизнесменов взъелся? Что плохого они тебе сделали?

– Какие они бизнесмены? – Опять взорвался он. – Бандиты они! Самые настоящие бандиты!

– Все, Валера! Меняем тему. Успокойся! Лучше расскажи о себе, – попросил я, – я ведь о тебе толком ничего и не знаю, все понаслышке. То вы уехали с женой куда-то, то вернулись. То жили, то развелись. Я думаю, что тебе есть, что рассказать. – Сказал я и посмотрел на товарища, ожидая ответа.

Помолчав, он сказал:

– Рассказать можно, только история моя длинная получается.

– А куда нам с тобой спешить?

– С чего начать-то?

– С начала и начинай. – Подсказал я ему.

Помолчав, он начал свой рассказ.

– Светку мою помнишь, бывшую жену?

– Обижаешь, Валера. А кто на свадьбе у тебя гулял?

– Ах, да! Помню, как вы с Русиком вытанцовывали…

Он улыбнулся и тут же невесело продолжил:

– Так вот, Светка моя была классной девчонкой. Красивая, умная все из меня человека хотела сделать. В институт меня пыталась определить, ко всяким своим знакомым водила чтобы я мог понять, как надо жить. Но я был какой-то не такой. «Простачок» – называла она меня. В институт я не поступил, а ее знакомым и друзьям не понравился. В общем все у нее пошло не по плану. Тут-то и начались наши скандалы и ссоры.

Валера рассказывал, а я припоминал его бывшую жену. Она мне сразу не понравилась. Властная, строгая и всегда правильная женщина. Даже красота у нее была какой-то необыкновенной и правильной – ничего лишнего. Свадьба, конечно, у них была шикарной; лимузин, ресторан, тамада и все остальное, что надо в таких случаях… Но уже в ресторане мы с Русланом заметили, что выглядели очень блекло на фоне этих роскошных дам и богатых кавалеров. На нас посматривали с высока и мы, отсидев торжественную часть, ушли с праздника незамеченными. Валеркину свадьбу мы догуливали у друзей, в квартире одного из наших сослуживцев.

Придавшись воспоминаниям, я много пропустил из рассказа Валерия, и когда он спросил меня о жене, я ответил ему невпопад:

– Все хорошо! Расскажи лучше, как ты в Афган попал?

– Да, ты меня не слушаешь! – Упрекнул он.

Я извинился, а он продолжил:

– В общем жизнь у нас со Светланой пошла наперекосяк. Мы уже не ссорились, а жили, как соседи. Дело шло к разводу, но тут я познакомился с одним мужиком бывшим военным, он и предложил мне службу по контракту. Я подумал, что разлука все расставит по местам и поехал в Афганистан.

На войне был снайпером, стрелять я умел – сам знаешь. Так что на моем счету не одна человеческая жизнь.

Валерий задумался, а я спросил:

– А как ты «Звезду» – орден «Красной Звезды» получил?

– Если честно, я и не знаю, – ответил Валерий. – Был бой, как бой. Таких на войне много, только в этот раз нас осталось двое из всего взвода. Колонна наша была разбита и если бы не вертушки, то лететь нам с Арсеном в «Черном тюльпане». Слыхал о таком транспорте?

– «Груз 200»!? – Ответил я и упрекнул товарища. – Как-то у тебя, Валерка, все уж просто получается. «Был бой, колонну разбили», – как-то все легко?..

– Да нет, Витек, нелегко! Очень нелегко. Знаешь, как тяжело товарищей терять и пацанов хоронить? Ладно я контрактник, а почему эти мальчишки, вчерашние школьники – они-то за что?..

Валерий опустил голову и долго молчал.

Я понял, что допустил оплошность и решил исправиться:

– Я не в том смысле. Очень уж бегло ты рассказываешь об этом.

– А чего говорить? – Возразил Валерий.

– Надо помнить и понимать. Я бы этим пацанам всем давал ордена. Давал бы только за то, что они побывали в этом аду. Только дело не в наградах.

После небольшой паузы я спросил:

– Валера, а плен?

– В плен я попал по глупости. – Ответил он и мне показалось, что он даже улыбнулся.

– Плен?.. А был ли он? Пробыл я у духов часов восемь – десять.

Валерий как-то криво ухмыльнулся и продолжил:

– Только этот случай перевернул всю мою дальнейшую жизнь и не потому, что хромой стал, а потому, что Бога узнал.

– Это как же? – Удивился я.

– А я тебе сейчас все и расскажу. Были мы как-то на зачистке в одном ауле. Приметил я на одном убитом душмане золотой перстень. Красивый такой, с камнями – дорогая штуковина. А я уже домой собирался, контракт мой заканчивался. Ну думаю, чего добру пропадать, надо бы снять с пальца. Да, как? Взводный рядом крутиться, но я и пошел за ним ночью. Благо мы тогда недалеко стояли. Долго меня Арсен отговаривал, но я все же пошел.

Нашел я убитого духа сразу, да только не успел я и нагнуться к нему, как получил прикладом по голове. Очнулся я в кругу душманов. Посмеялись они надо мной и стали допрашивать. Привели переводчика, то ли узбека, то ли таджика, но парень не глупый оказался, наверное, из наших. Он-то и посоветовал мне быть поразговорчивее, мол тебе же лучше будет…

Старания духов не давали результатов и не потому, что я молчал, как партизан, а потому, что они сами не знали чего хотели. И тогда они начали меня просто избивать. Это им доставляло удовольствие и они били меня чем попало. С начало было больно, а потом, когда я потерял сознание, мне уже было все равно. После второго допроса ко мне подошел бородатый душман и дулом автомата сорвал мой нательный крестик.

– Ты, что в Бога веришь? – По-русски спросил он.

– Да верую. – Ответил я и поднял крестик с земли.

– Что же вы христиане позволили надругаться над своим Богом? – Спросил он и забрал у меня крест.

Я потянулся за его рукой, но тут же получил удар по затылку. На меня посыпались удары со всех сторон и я опять потерял сознание.

Позже избиение повторилось и я, теряя силы и терпение, сказал переводчику. Если они меня сейчас не убьют, то я обязательно убегу. Я сильно рассмешил духов своим заявлением и они долго смеялись, пиная меня ногами.

Потом бородатый подошел ко мне и сказал:

– Беги!

Я удивленно посмотрел на него, а он повторил:

– Беги, беги!..

Я побежал, а афганцы громко смеялись мне вслед. Я сильно хромал, спотыкался, хватался руками за воздух, падал и снова вставал. Автоматная очередь уложила меня на землю и мои ноги загорелись огнем. В полусознательном состоянии я пополз дальше. Душманы посмеялись над моей выходкой, а переводчик по-русски ухмыльнулся:

– Ну ты даешь русский – вылитый Маресьев…

Когда ко мне подошел бородатый душман, я обнял землю и ожидал контрольного выстрела. Но афганец не стал стрелять, он нагнулся ко мне и раскачивая крестиком сказал:

– Молись своему Богу, христианин. Может он тебе и поможет.

Он бросил крест мне на спину, и они ушли.

Из последних сил я перевернулся на спину и вздохнул полной грудью. Большое звездное небо расстилалось передо мной. Оно было таким же, как и в России и мое сердце заныло в груди. Ноги горели огнем, а душа выскакивала из тела. Силы оставляли меня, и я стал проваливаться в забытье. Потом на меня упала звезда и я открыл глаза.

Рядом со мной стоял человек во всем белом. Его серебристые одежды переливались при свете звездного неба. Седовласый старец с длинной бородой был в ореоле неземного света. От него исходил запах цветущего сада, запах моей Родины. Я заметил, что боль моя отступила, а сердце замедлило свой ход на столько, что в голове мелькнули мысли о смерти.

Старец приблизился ко мне и сказал:

– Я твой Ангел хранитель.

– Я, что умер? – Спросил я незнакомца, а он ответил:

– Ты не умер и находишься на земле афганской.

Как не странно, но я не удивился появлению старца. Больше того, в его лице я находил знакомые мне черты. Этот нос, эти губы и глаза, я когда-то уже видел.

Я спросил незнакомца:

– Ты мой Ангел? Но я не верю в Бога.

– Неправда. В Бога верят все! – Заявил незнакомец. – Просто люди забывают о Нем, хотя каждый день упоминают Его имя. Кто-то Его боится, кто-то скрывает в сердце, а кто-то выставляет свою веру напоказ. Бога не надо бояться. Его надо любить. Любить так, как Он любит вас. Придет время и каждый предстанет перед Ним. Каждый поймет, но не каждый войдет… Зачем ты здесь? Почему ты убиваешь этих людей, защищающих свою Родину? – Спросил меня старец. – Ты ищешь смерти? Но смерть – это невыход. Смерть – это вход в новую и вечную жизнь. Но без Бога туда дороги нет. Ты грешен, но ты еще молод и в тебе горит искра Божья. Поэтому я здесь и поэтому помогу тебе. А теперь послушай меня, – строго сказал он. – Уезжай домой, разберись со своими проблемами и найди себя. Будет не нелегко, но все принимай, как должное. Помни всегда об этом и люби Бога, и Он спасет тебя!

– Вот возьми. – Старец протянул мне мой крестик, что сорвал с меня бородатый афганец и продолжил. – Носи и помни, пока он с тобой – с тобой Бог! А теперь иди с Господом, тебя уже ищут твои друзья. Уезжай домой и никогда больше не возвращайся сюда.

– Я же ранен? Как я смогу? – Проговорил я, а старец махнул полой плаща и оросил меня живительной влагой.

Маленькие серебристые пылинки упали на мое израненное тело. Голова закружилась, ноги загудели, а раны на них стали затягиваться, выбрасывая свинец.

В полусознательном состоянии я услышал слова старца:

– Люби Бога и не забывай мой наказ!

Когда я проснулся, то на небе уже ярко светило солнце.

Его лучи слепили мне глаза, и я поднес руку к лицу, чтобы укрыться от света. Когда я разжал кулак, то на грудь мне упал мой алюминиевый крестик, который мне вернул загадочный старец.

– Это сон или видение? – Подумал я.

Я приподнялся с земли и посмотрел на свои ноги. Через дыры окровавленной одежды я увидел несколько свежих шрамов. Рядом я нашел три сплющенных пули.

Надев крест на шею, я поднялся на ноги и, прихрамывая, двинулся в путь. Меня слегка качало, кружилась голова, но я улыбался солнцу и радовался жизни. Очень скоро меня подобрали наши. Они уже искали меня, потому что Арсен – мой товарищ и друг, поднял тревогу. Жалко, что после войны мы с ним так и не встретились ни разу.

Валерий задумался, а я спросил:

– А, что было дальше?

– Дальше был лазарет, спецотдел и психушка…

– Как психушка? – Удивился я.

– А так! Никто не поверил моему рассказу о старце. Врачи диагностировали у меня нарушение психики и отпустили со справкой на волю. А что, Витя, на войне так бывает.

Валерий вздохнул и закончил:

– А вот дома был настоящий дурдом… Моя бывшая проявила ко мне массу внимания и заботы. Она водила меня и в военкомат, и в госпиталь, и в общество афганцев, и даже на прием к мэру. В общем она добилась чего хотела. Дали мне квартиру, дали и пенсию. И все было бы ничего, если бы не одно «но»! Изменяла Светка мне с одним коммерсантом. Да ты, наверное, и сам знаешь продолжение этой истории.

– Немного слышал. – Ответил я, припоминая, как кто-то из моих друзей рассказывал, что Валерку жена сдала в психушку, квартиру забрала, а сама вышла замуж за одного из новых русских.

– Вот видишь, ты и сам все знаешь! – Прочитав мои мысли, сказал Валерий.

Он помолчал, но вскоре продолжил:

– Вот так я попал на улицу. Ни жилья, ни работы, ни денег. Пытался устроиться по специальности, не берут. Кому нужен псих? Начал обживать улицу – жить-то надо. Трудно было, конечно, да, что поделаешь?

– Обожди, Валерка! А пенсия? У тебя же группа?..

– Была пока малолетки не избили меня в подворотне. Да ладно бы побили, ладно деньги забрали, но документы зачем?..

Валерий тяжело вздохнул и сказал:

– Жить не хотелось, но я жил и еще надеялся на хорошее. Я часто ходил в церковь. Здесь я чувствовал себя в безопасности. Люди не обижали меня и жалели. Кто денег даст, кто продуктов подкинет, а кто добрым словом успокоит. Они считали меня сумасшедшим, так как часто видели, что я разговаривал сам с собой. А я не с собой – я с Богом говорил…

Потихоньку я стал привыкать к своей участи, часто вспоминая слова старца – «И принимай все, как должное!». Я терпел и принимал жизнь такой, какой она была. Я радовался солнцу и снегу, я радовался дождю и улыбкам людей, я радовался тому, что все еще мог мечтать. Но бывало и такое, когда я задумывался и спрашивал у себя: «А было ли все это? Был ли тот седовласый старец в серебристых одеждах? Был ли Ангел? И был ли Афган?».

Валерий на долго замолчал, и мне показалось, что этим заключением он закончил свой рассказ.

Сокращая паузу, я спросил:

– А как же Чечня? Это же тоже война?..

– Чечня? – Переспросил он. – Чечня, Витек, это совсем другая история и тоже невеселая. Так уж получилось, что радоваться мне в прошлой жизни особо было нечему. Ну да, ладно!

Валерий как-то невесело улыбнулся, припоминая былые события и, тяжело вздохнув, спросил:

– А ты не устал, Витек, история-то длинная?..

– О чем ты говоришь, Белка? Мне это в радость.

– Ну тогда слушай…

Валерий перевел дух и продолжил свой рассказ:

– Как-то один мой приятель из таких же как я, сказал мне, что есть хорошая работа в Ставропольском крае. Что можно было немного приподняться, заработать денег и начать новую жизнь.

– А чего мне терять, – подумал я тогда, – там хоть тепло и со жратвой полегче. Так я и попал на северный Кавказ.

Поначалу все было хорошо. Платили исправно, кормили неплохо, жилье и все такое… Хозяин у нас был чеченец – хороший мужик – работяга. Работал наравне с нами. Но потом к нему зачастили родственники, друзья и всякие сомнительные покупатели, которые очень недружелюбно посматривали на нас. В наших отношениях появился холодок, а потом и вовсе дружба наша сошла на нет. Но мы несильно придавали этому значения, так как уже собирались уезжать домой.

Но события так быстро развивались, что мы даже не заметили, как из батраков превратились в крепостных. Больше с нами не чикались и на наше заявление об уходе хозяин только посмеялся и сказал, что уже продал нас другому. Наш протест обвернулся нам тяжелыми последствиями. Нас жестоко избили и увезли выше в горы. Мы даже не знали, что теперь находились на территории восставшей Ичкерии и, что совсем рядом пылала война. Мы варили бензин и нам за это платили деньги. Подозревая что-то неладное, мы стали собираться домой. Но, как же мы ошибались, когда мечтали о скорой поездке.

Наш новый хозяин Магомед грубо нам объяснил, что все вопросы здесь решает он и что ему лучше не перечить. В этом мы очень скоро убедились, когда самостоятельно задумали уйти от хозяина. Нас избили и бросили в подвал. Теперь мы работали за кусок лепешки. Но это было еще не самым большим горем. Беда пришла, когда в ауле появились люди с оружием. Мы стали работать от зари до зари без перерыва. Мы почти не ели и толком не отдыхали. Зато били нас с регулярной периодичностью. Били за все. За работу, за перекур, за разговоры и за молчание. Это становилось невыносимым, и мы решили поговорить с хозяином. На это решился Димка, один из последних, кто к нам примкну после переезда в горы. Это был молодой парень из Рязани, в прошлом десантник и молчун. Он был неразговорчивым, а мы и не настаивали на его откровенности, поэтому и не лезли к нему со своими расспросами.

– Захочет сам все расскажет, что его привело сюда. – Думали мы, прислушиваясь к его молчанию.

Дима был не из робкого десятка и без страха высказывал свои недовольства хозяину, за что частенько получал очередную порцию побоев. Но это его не сломило, и он пошел к Магомеду на переговоры. Выбрав удобный момент, когда тот был в хорошем расположении духа, Дмитрий подошел к нему и начал разговор.

Мы наблюдали со стороны, а Дмитрий спросил:

– Почему эти люди в форме так ненавидят русских?

Магомет отвечал абстрактно и непонятно.

Он говорил, что он и сам толком ничего не знает, что идет война с русскими, наверное, отсюда и эта ненависть. Он даже сетовал на вояк, высказывая свои недовольства; мол за бензин не платят, а овец режут без разрешения.

– И вообще, – говорил он, – если бы не военные, то он давно бы отпустил нас домой.

Наблюдая со стороны, как мирно проходила переговоры у нас появлялась надежда на успех. Но мы опять, в очередной раз, обманулись и все пошло не так, как хотелось.

К двум взрослым подошел подросток – кавказец и стал отчитывать Магомеда. Тот, что-то говорил в свое оправдание, указывая пальцем в нашу сторону. Мальчишка по-взрослому выругался и, плюнув в сторону Дмитрия, стукнул его ногой. Дмитрий поймал мальчишку за грудки и, оторвав его от земли, погрозил кулаком. Молодому джигиту это не понравилось и он бросился на обидчика с кулаками. Ему на помощь поспешили еще двое подростков. Завязалась драка, больше похожая на игру. Дмитрий сбрасывал с себя озверевших пацанов, а те поднимались и снова рвались в бой. Выстрел взрослого чеченца остановил свару.

Что-то крикнув подросткам, он обратился к Дмитрию:

– Давай драться! Давай, как мужчина с мужчиной!

Он стал поспешно снимать с себя доспехи и вскоре оголил свой волосатый торс.

– Ну давай, русский! – Становясь в стойку, кричал чеченец.

Образовался живой круг из зрителей, которые тоже приглашали Дмитрия к поединку, кидая обидные слова в его адрес.

Дмитрий еще не успел сообразить, как чеченец ловко сделал подсечку и сбил его с ног. Зрители радостно закричали, предвкушая красивый исход поединка. Чеченский боец ходил над поверженным противником и приглашал продолжить поединок. Но встать на ноги сопернику он не дал. Сильно ударив Дмитрия по лицу, он закончил свою комбинацию ударам под сердце. Дима корчился на земле, а толпа шумела, празднуя победу. Окрыленный победой чеченец, решил красиво завершить поединок.

Он подошел к Дмитрию и схватив его за волосы, произнес:

– Ну все, русский! Сейчас я буду тебя убивать!

Он опустил свою вторую руку к голове противника, чтобы применить смертоносный прием. Но вдруг поверженный Дмитрий изловчился и ударил чеченца кулаком в кадык. Тот отпустил противника, и ухватившись за горло присел на землю. Чеченец задыхался, а разгневанная толпа бросилась на Дмитрия. Его бы убили если бы не вмешался бородатый чеченец с военной выправкой. Он скомандовал на русском языке, и все отступили.

Мы подошли к Дмитрию, а он, похлопав своего поверженного соплеменника по плечу, заявил:

– Этих троих я забираю.

Магомед пытался ему что-то возразить, но бородатый начальник грубо оттолкнул земляка и ушел прочь.

Ночью нас увезли куда-то высоко в горы, в маленький и убогий аул. Здесь мы уже не работали, здесь мы были просто узниками глубокой и вонючей ямы. Время от времени нас избивали для порядка, но больше всех, как всегда, доставалось Дмитрию. Молодой чеченец по имени Махмуд, не мог простить ему своего поражения и поэтому с особой жестокостью пытал Дмитрия.

Как-то под вечер, когда солнце уже опускалось за гору, нас вытащили из темницы и стали с пристрастием допрашивать. Эта процедура была нам знакома, и мы по привычке отвечали на уже знакомые вопросы. Не добившись от нас ничего нового, нас избили и приговорили к смерти. Натерпевшись за все это время мучений, мы были рады такому приговору.

– Слава Богу! – Громко произнес я.

– Наконец-то! – Сказал Дмитрий.

Мучителей это сильно разозлило и они решили привести приговор в исполнение немедля.

Нам связали руки и поставили на колени. Тут же из толпы боевиков вышел Махмуд – соперник Дмитрия и подошел к нам. В руках он держал длинный нож. Предложив нам помолится Богу, он посмотрел на своего командира. Тот одобрительно кивнул ему головой и чеченец, схватив Дмитрия за волосы, полоснул лезвием ему по горлу. Кровь брызнула фонтаном на сухую землю, а Махмуд, напрягая силы, пытался отрезать ему голову. Вскоре обезглавленное тело упало на землю, дергаясь в предсмертных конвульсиях. Палач ликовал, поднимая голову Дмитрия над собой, а мы ожидали своей очереди.

Но к нашему удивлению, нас не тронули. Казнь почему-то отложили и мы опять оказались в своей вонючей тюрьме. Моего товарища по несчастью звали Иваном. Это был уже немолодой и неунывающий одессит, который тоже, как и я, решил немного подзаработать денег.

Как-то после налета федералов, когда вертушки хорошо взрыхлили лагерь боевиков, наступила тишина. Никто почему-то не подходил к нашей тюрьме, чтобы вылить помои или бросить камень. О нас не забыли, нас просто оставили умирать.

По ночам нам снился один и тот же сон. К яме подходил обезглавленный Дмитрий и пытался нам что-то объяснить. Мы переглядывались с Иваном и в недоумении пощипывали друг друга. Он приходил к нам каждую ночь, а мы никак и не могли понять его жестов.

Но вот однажды, когда обезглавленное тело Дмитрия стояло у края нашей тюрьмы, мы услышали его трубный голос. Откуда-то из далека нам сообщили, что пора покидать яму и что лучшего случая для побега не будет. Дмитрий невидимой рукой развел нас по углам и тут же с треском, цепляясь за неровные стены ямы, упала тяжелая деревянная решетка. Она служила не только непреступной дверью нашей тюрьмы, но была и нашим единственным окошком на волю.

– Оба-на! – Тихо произнес Иван. – А если бы не отошли?..

– Не ужели ты не понял, Ваня. Он дал нам отойти.

– Понял – не дурак, был бы дурак – не понял.

Иван заметно повеселел и спросил:

– Как он это сделал, решетка-то тяжелая?

– А упала-то как?.. – Удивлялся я. – Посмотри Ваня. Это же лестница на волю.

Деревянное сооружение одним краем лежало на дне ямы, а его другой край оставался наверху за пределами нашей тюрьмы.

Осмотрев лестницу, Иван произнес:

– Ну и Димон головы нет, а соображает!..

– Ты, Ваня, шутишь не по делу. – Упрекнул я товарища.

– Ну, извини – трудное детство, деревянные пистолеты…

– Все! Хорош болтать, надо выбираться.

Мы посмотрели вверх и увидели звездное небо. Без решетки оно оказалось таким большим и далеким, что мы только ухмыльнулись его величию и тяжело вздохнули.

Первым полез я. Три метра подъема мне показались вечностью. Сильно болели раны, не хватало воздуха и кружилась голова. Выбравшись на волю, я распластался на земле и долго не мог отдышаться.

Вскоре появился Иван и произнес:

– Ура-а, свобода!

– Свобода? – Усомнился я. – До свободы, Ваня, еще очень далеко.

Он меня не слушал и продолжал:

– Ты посмотри какое небо!

– Небо, как небо.

– Ты, Валера, скучный человек. Посмотри, какое оно большое! – Восхищался Иван. – Послушай, оно же еще и звенит!

– Это у тебя в голове звенит от голода. – Равнодушно ответил я, поднимаясь на ноги.

Где-то далеко взлетела сигнальная ракета и застрочил пулемет. Потом все стихло и на аул опустилась тишина.

– А ведь оно и вправду звенит. – Подметил я и сказал:

– Ну, что пошли, Ваня!

– Куда? – Спросил он, осматривая округу.

– Вниз по тропинке и пойдем.

Мы шли между разрушенных строений аула и часто спотыкались о камни и рытвины, оставленные бомбардировкой. Всюду нам попадались разбросанные вещи, останки убитых животных и тела мертвых боевиков.

– Хорошо вертушки поработали, ты не находишь, Валера. – Сказал Иван, обходя воронки и завалы.

– А чего это они своих не похоронили?

– Видать это не свои – наемники. Да и некогда им было…

Мы продолжили свой путь по тропинке, а тишина звенела, выдавая новые звуки. Где-то прокричала ночная птица, а в одном из домов, замяукала кошка.

Вдруг у разваленного дома нас окликнул голос.

Мы переглянулись, а кто-то чуть слышно позвал:

– Мужики!

– Это кто? – Испуганно прошептал Иван.

– Пошли, посмотрим. – Предложил я.

Мы подошли к дому и осмотрелись. Рядом никого не было, а в самом доме лежала только разбитая печка – буржуйка, да останки разбитой кухонной утвари.

Мы вернулись на тропинку, и Ваня произнес:

– Смотри на заборе!..

Я подошел ближе и увидел голову Дмитрия, надетую на острый столбик штакетника. Глаза на ней были выколоты, а на щеках застыли ручейки крови.

– Вот гады! – Выругался я, снимая голову с забора.

– Его надо похоронить. А где тело искать? – Спросил Иван.

– Где ты его сейчас найдешь? Похороним, что есть.

Иван снял с себя рубашку и, завернув голову Дмитрия, пошел по тропинке.

– Ты куда ее понес? – Спросил я, а он ответил:

– За аулом закопаем – не оставлять же ее здесь?..

Я согласился, и мы медленно пошли по дороге.

Небо на востоке уже посветлело, а мы все искали место для захоронения товарища. За деревней было много всяких канав и углублений и мы, обходя буераки, подбирали место для могилы. Вдруг Иван споткнулся и упал. Голова Дмитрия выскочила у него из рук и скатилась на дно небольшой траншеи. Поднявшись на ноги, он поспешил за ней, и я вскоре услышал его излюбленную фразу:

– Оба-на!..

Он остановился на пороге неглубокой ямы и позвал меня.

Я удивился увиденному и произнес:

– Однако, Дима, ты даешь!..

На дне траншеи лежало обезглавленное тело Дмитрия, а на груди между его рук расположилась голова. Со стороны можно было подумать, что, поймав голову, он крепко прижимали ее к себе.

– Ну вот и прекрасно! – Сказал Иван. – Теперь все на месте…

– Надо же, он даже могилу себе присмотрел. – Произнес я, а Иван добавил:

– Сейчас немного подровняем и все будет в порядке.

Он стал рыть землю, а я подумал:

– Опять чудеса и опять со мной, не поверят же!..

С первыми лучами солнца мы похоронили Дмитрия. На невысокий холмик мы поставили крест, который я смастерил из сухих веток, а Иван из камешков выложил его имя. Здесь у его могилы мы поклялись отомстить за него.

Потом Валерий рассказал, как они добрались до федералов. Как в этом им помогли местные жители, простые чеченцы, как он добирался до дома и, как вернулся в родной город.

Он заканчивал свой рассказ, а я подумал:

– Повидал парень на своем веку…

* * *

Когда уже взошло солнце и на земле начался новый день, Валерий спросил меня:

– Ну, что, Витек, не устал? Я ведь предупреждал, что рассказ будет долгим.

– Да ты чего, Валерка?! Мне очень интересно. И рассказываешь ты здорово, как писатель.

– Какой из меня писатель? – Ухмыльнулся он, а я спросил:

– А, что дальше было?

– А, что дальше? – Ответил Валерий. – Вернулся домой, а там старая песня; на работу не устроиться, паспорт получить проблема и куда не плюнь – одни заморочки. Вернулся к старому – вокзалы, переходы и подвалы. Но и тогда, Витя, я все еще мечтал. Представь себе, мечтал о лучшей жизни, о встречи с друзьями и, что когда-нибудь напишу роман о любви.

– А любви? – Удивился я.

– Да о любви! На ней все держится, Витя.

Я согласился, но все же спросил:

– А почему не о своей жизни?

– А, что в ней хорошего? – Ответил он и махнул рукой. – Давай, Витя, я лучше закончу свою историю.

Я не стал ему возражать, а он продолжил:

– Но должен признаться тебе, Витек, что наряду с этими красивыми мечтами, была и еще одна. Я мечтал отомстить за Дмитрия и за всех нас этим убийцам. Как это сделать я не знал, но оставался верен своей клятве. К тому времени умер мой дружок Ваня. Последнее время он сильно болел, а тут еще кто-то побил его в подворотне, в общем не стало Ивана. Перед смертью он напомнил мне о клятве и сказал, что несильно обидеться, если я передумаю. Но я был верен себе и решил, что заработаю деньги и поеду в Чечню. Как и когда это получиться я даже не представлял. Но я не терял надежды и мне повезло.

Мои друзья по несчастью нашли работу за городом. Одному из новых русских мы благоустраивали дачу. Работа для меня была знакомой, и я быстро вписался в коллектив шабашников. Мы корчевали старые деревья, выносили мусор, копали землю и помогали строителям. Платили нам мало, но регулярно. Кормёжка была хорошей, да и не перерабатывались мы если честно – грех обижаться. Было время и отдохнуть, и в город сходить, и до девчонок сбегать.

Хозяин наш Миша – бизнесмен, а проще бандит, не обижал нас попусту. Бывало, когда выпьет и водочки нальет, и деньжат подкинет, а мы за это слушали его байки о зоне и братве.

К Мише частенько наведывались гости с Кавказа и эти люди нам очень не нравились. Мы расходились по усадьбе кто куда, так как они вели себя очень бесцеремонно и частенько приставали к нам, чтобы лишний раз оскорбить или ударить одного из нас. Михаил на это смотрел сквозь пальцы и только улыбался своим гостям. Поведение этих людей мне напоминало Чечню и когда я узнал, что Шамиль – главарь этой группировки – чеченец, во мне вспыхнула ненависть с былой силой. Сразу вспомнились былые обиды и унижения и страшная гибель Дмитрия. При появлении этих гостей я старался уходить подальше в сад, так как скрывать свою неприязнь к этим людям мне было очень трудно. Но раздражали они не только нас батраков, раздражали они и огромного пса – среднеазиатскую овчарку по кличке «Карай». С появлением кавказцев, всегда спокойный и дружелюбный пес, вдруг начинал нервничать и лаять на гостей. Жена Михаила – Галина, гордая и красивая казачка, тоже была не в восторге от визитеров, она смело делала им замечания, когда те позволяли себе излишние вольности в поведении.

Как правила, она уезжала из дома, когда появлялись эти не прошенные гости, обижая тем самым Шамиля своей негостеприимностью. Из-за этого у них с мужем частенько получались ссоры, но Галя была верна себе и смело отстаивала свою точку зрения.

Но вот как-то получилось так, что Миши не было дома и приехал Шамиль со своей свитой. Галя, заметив гостей выругалась и, не сказав нам ни слова, ушла в дом. Мы были в замешательстве, за воротами томились гости, а команды впустить от хозяйки не последовало. Открыть ворота мы не решались, а кавказцы громко барабанили по забору. Возня у ворот продолжалось и после угрожающих выкриком гостей, Алексич – худощавый белорус, пошел открывать калитку. Едва он это сделал, как тут же получил оплеуху от первого вошедшего гостя. Двор наполнился кавказцами во главе с Шамилем. Они были недовольны таким приемом и поскольку во дворе кроме нас никого не было, свой гнев они обрушили на нас.

– Ты чего здесь хозяйничаешь? – Крикнула Галина с крыльца, заметив, как один из свиты Шамиля воспитывал белоруса.

– Так нет никого, – ответил ей Шамиль, улыбаясь своими золотыми зубами, – вот и приходиться воспитывать твоих недоумков. Совсем псы нюх потеряли. Своих не признают…

– Свои все дома. – Дерзко ответила ему хозяйка дома.

Шамилю ответ не понравился, но он, проглотив обиду спросил:

– А где Миха?

– Нет его. Уехал!

– А говоришь все дома. Нехорошо обманывать старших. – Упрекнул он Галину и, не убирая улыбки с лица, продолжил:

– А куда поехал твой муженёк?

– Сказал, что в порт.

– В порт? – Переспросил он и задумался. – В порт это хорошо!

Шамиль подозвал к себе одного из свиты и что-то ему сказал на своем языке. Кавказцы вскоре ушли, а во дворе остались двое, Шамиль и его телохранитель Махмуд.

– И что это значит? – Спросила Галина, а Шамиль ответил:

– Это значит, что Миху будем ждать вместе. Готовь стол!

– Да пошел ты! – Выругалась хозяйка и шагнула к двери.

Шамиль поймал ее за руку и сказал:

– Нехорошо гостей встречаешь, женщина.

– А я тебя в гости не приглашала.

Галя освободила руку и ушла в дом.

– А ты пригласи, не пожалеешь! – Крикнул он ей вслед.

Все это время во дворе лаяла собака и это сильно раздражало гостей. Шамиль недовольно выругался и что-то сказал своему громадному телохранителю.

Тот в свою очередь обратился к белорусу:

– Успокой собаку, а вы все – работать!

Мы переглянулись, а Николай из подмосковного Ногинска, пожимая плечами заявил:

– А мы и так на работе…

Тут же он получил удар в челюсть и потерял сознание.

Пес рвался на цепи и громко облаивал гостей.

– Успокой собаку, а то застрелю! – Крикнул кавказец и достал пистолет.

Алексич повис на шеи у собаки, прикрывая ее пасть своими ладонями. Остальные, побросав инструменты, приводили Николая в чувства, посматривая на грозного телохранителя.

Я стоял тут же, сжимая черенок лопаты в своей руке.

– А ты чего пялишься? – Рыкнул на меня телохранитель. – Тебя, что не касается? Работать – сказал!

Кавказец входил в раж. Но я не дрогнул и продолжал смотреть на него, сжимая лопату. Как же я тогда жалел, что в руке у меня не оказалось ни «Колоша» или «Макара». Ситуация быстро накалялась и неизвестно чем бы все это закончилось, если бы не голос Шамиля.

Увидев Галю, он произнес:

– А вот и хозяйка! Ты куда, красивая?

Галина молча прошла в гараж и села в машину. Но автомобиль, покрутив стартером, не завелся и Шамиль пошутил:

– Это судьба! Оставайся. Посидим, поговорим…

– Не о чем мне с тобой разговаривать. – Огрызнулась Галя и открыла капот автомобиля.

– А она мне нравиться. Определенно нравиться. – Сказал Шамиль и направился к гаражу.

– Я помогу женщине, а ты Махмуд присмотри за этими.

Кавказец кивнул головой, а у меня закипела кровь.

– И здесь Махмуд!..

Я сделал шаг в перед, а телохранитель произнес:

– Стой где стоишь!

Вскоре из гаража стали доносится тревожные звуки и, когда прозвучал крик о помощи, я дернулся с места.

– Даже не думай! – Предупредил телохранитель и наставил на меня ствол пистолета.

Я остановился, а в гараже продолжалась борьба. Голос Галины все настойчивее просил о помощи, а Шамиль громко, ругался и угрожал непокорной женщине.

– Мужики! Мужики, помогите! – Доносилось из гаража, а из рук Алексича вдруг выскочила овчарка.

Телохранитель выстрелил из пистолета и промахнувшись в собаку, попал в бедного белоруса. Собака была уже в гараже, когда я заметил, как Алексич упал замертво, с расстегнутым ошейником.

Что было сил я ударил Махмуда лопатой. Удар получился настолько сильным, что меня развернуло на триста шестьдесят градусов. Протерев лицо от крови, я увидел, как обезглавленное тело кавказца, дергалось на земле в предсмертных судорогах. Его рука продолжала беспорядочно палить из пистолета, а голова, откатившись от туловища, показала нам свои золотые зубы.

Выстрелы прекратились, а из гаража вышел Карай. Он вразвалочку подошел к Алексичу и лизнул его мертвое лицо. Покрутившись на месте, он лег у ног белоруса и тяжело вздохнул. Скрипнула дверь гаража, и мы увидели свою хозяйку. Одежда на ней была разорвана, волосы взлохмачены, а ее красивое лицо было в крови.

Сделав два шага по двору, Галина остановилась и сказала:

– Однако впечатляет!..

Все смотрели на нее, а она хладнокровно продолжила:

– Трупы надо закопать в саду. В гараже еще один…

Мы стояли, как вкопанные, не решаясь двинуться с места, а хозяйка, повысив голос, строго приказала:

– Давайте пошевеливайтесь! Скоро остальные приедут!

От этих слов все разбежались кто куда и только я оставался стоять на месте, прижимая к себе лопату.

– Эх, вы! Мужики, мужики? – Произнесла Галина и, махнув рукой, направилась к дому.

На полпути она остановилась и посмотрела на меня.

Ухмыльнувшись, она спросила:

– Ну, а ты чего не побежал?

Я пожал плечами и, не отпуская лопаты, промолчал.

Галина подошла ко мне и предложила:

– Тогда пошли со мной – поможешь.

Я последовал за ней, поражаясь ее самообладанию.

У порога она остановилась и, глядя на меня, улыбнулась.

– Лопату-то оставь, Макемота!

Я и вправду походил на какого-то дикаря. Полуголый, в рваной одежде и с окровавленной лопатой в руке…

Я слушал Валерия и припоминал этот случай. Тогда он много шума наделал в городе.

Перебивая рассказчика, я спросил:

– Валера, а это случилось не в Синявской?

– Не помню я уже. – Ответил он, а я продолжил:

– Помню я этот случай. И Миху твоего я знал, и Галину. Она теперь в Ростове – большой человек. А эту бойню Артур тогда взял на себя, чтобы поднять свой авторитет в криминальном мире. Правда, он тоже приложил усилия, чтобы поставить черных на место, но толчком для этого послужило ваше восстание в Синявской. Значит это ты там разгром устроил? Ну, ты даешь, Валерка! Извини, что перебил, просто случай больно интересный.

Валерий ухмыльнулся моему определению и повторил:

– Интересный говоришь? Ну, да. Обхохочешься…

Он еще раз ухмыльнулся и продолжил свой рассказ:

– А дальше, Витя, я поехал к другу в Астрахань. Деньги у меня были – Галина дала, да и покойничков я пошмонал, когда в саду закапывал. Не пропадать же добру?

– А не побрезговал? – Спросил я.

– Нет. Не до этого было, да и деньги были нужны.

– Постой! – Опять перебил я его.

– А, как же Чечня?

– А не было никакой Чечни. Не доехал я до нее.

– А говорили, что ты и на второй чеченской успел побывать. – Не успокаивался я.

– Говорят, Витя, что кур доят, а они яйца несут! – Пошутил Валерий, а спросил:

– Ну, а все-таки?..

– Ну, а если все-таки. – Передразнил он меня, – то слушай:

– У Сереги я побыл совсем немного. Не такой я представлял нашу встречу. И его я представлял другим. Но видно время меняет людей…

– Ну, да ладно! – Вздохнул Валерий и продолжил:

– Подумал я, подумал и взял билет до Моздока, хотя если честно ехать в Чечню не хотелось. В вагоне подсел ко мне батюшка. Молодой, а уже в сане священника. Ехал он на Кавказ храм восстанавливать. Разговорились мы с ним и я узнал, что священник этот в прошлом офицер спецназа, и тоже побывал на войне. Ну я ему и рассказал всю свою жизнь, как на духу. В общем исповедовался.

Выслушал он меня и сказал:

– Человек ты непростой, можно сказать – счастливый.

Помниться я еще ухмыльнулся тогда, а он пояснил:

– Не каждому являются Ангелы, как тебе. А теперь скажи мне, Валерий, куда ты едешь? На войну? Опять убивать? Скажешь клятва? Так ты же отомстил за друга и казнил бандита. Так что тебе еще надо? Вспомни слова своего спасителя… Я скажу тебе тоже самое. Езжай ты, Валерий, домой. Не надо больше смертей. Грехи я твои отпущу, но судить тебя будет Бог.

Много он мне рассказал и о Боге, и о жизни, и о нас смертных. Послушал я его, подумал и вышел на следующей станции, не доехав до места назначения. Обратно я добирался долго, потому что все свои деньги отдал отцу Серафиму, так звали молодого священника, на восстановление разрушенного храма.

Вот такая история, Витя. А, как все закончилось – ты, наверное, и сам знаешь… Заболел я сильно после своего путешествия, а к врачам не ходил. Сильно болело в груди и под лопаткой. Мужики меня перетащили на место где по суше, да по теплее, там я и закончил свою земную жизнь. Умер во сне, сразу даже не понял, что и как! Странно было. Ничего не болит и есть не хочется.

Валерий вдруг улыбнулся и спросил:

– Не притомил я тебя своими байками?

– Да ты что, Валерка? – Ответил я ему. – У тебя не жизнь, а какая-то повесть. Ты, Валера, и вправду счастливый. А вот я никогда не встречал своего Ангела.

Я посмотрел вверх и замолчал.

– Не горюй, Виктор. Прилетит твой Ангел. Обязательно прилетит! – Успокаивал меня Валерий, а я произнес:

– Скорей бы!..

Вместо эпилога

Совсем другим я представлял подъем по небесной лестнице. Двигаться по ней было совсем нелегко, и я ощущал каждый шаг при подъеме. После тысячи я сбился и перестал считать ступени. Рядом со мной было много таких, как я и мы шли молча, размышляя каждый о своем. Поднимаясь по лестнице, наши ряды редели. Кто-то, натыкаясь на невидимую преграду, останавливался и ожидал своей участи. Остальные продолжали идти дальше, минуя небольшие площадки по пути следования. Рядом с нами пролетали небольшие облака похожие на воздушные шары и каждый из нас знал, что чистые детские души идут вне очереди… Лестнице не было конца, но мы без устали поднимались все выше и выше, становясь с каждым шагом ближе к Богу.

Я заметил, что лестница по мере продвижения сужалась, а площадки на пролетах становились шире и больше.

На одной из них я увидел красный куст.

Он поманил меня своей листвой, и я приблизился к нему.

Ожидая развязки, я замер, а чей-то голос сказал:

– Вот и пришли, Виктор! Еще немного. Все!..

Часть вторая

По ту сторону жизни

«Если бы люди видели, кто нас

окружает, они бы сошли с ума».

Св. Иоанн Кронштадтский.

Пролог

Я стоял на площадке небесной лестницы и не знал, как поступить дальше. Где-то далеко звучала музыка и ее трубные звуки напоминали мне игру органа. Потом вдруг площадка оторвалась от основания и поплыла по небу. Лестница исчезла и превратилась в длинное облако, а я оказался один на небольшом островке посередине Вселенной. Мне стало немного жутко, когда я заметил, что звезд на небе не было, не видно было и земли. Меня окружала холодная темнота и только красный куст светился, издавая неземной аромат. Невольно я приблизился к нему, а он, раскачивая ветвями, приветствовал меня своей необычной листвой. При касании друг о друга, они не только издавали звуки, но и освещали растение. Куст был в ореоле света. Его листья горели красным светом, а искры от них разлетались по сторонам, образовывая серебристую ауру.

Куст стал на много больше, чем казался вначале. Высокий и раскидистый, он раскачивал ветвями и манил меня к себе. Я коснулся его листвы и почувствовал тепло. Оно исходило от куда-то из глубины. Там за ветвями что-то светилось, издавая звуки музыки.

Раздвинув ветки, я шагнул вперед. Листва зазвенела колокольчиками и забросала меня серебристым туманом. Рядом, в метре от меня, ярким пламенем горел удивительный шар. Он не обжигал листву, а светил и грел маленьким солнцем. Я, сделав шаг ему на встречу, вошел в светящееся пространство…

* * *

Я шел по широкому и светлому проходу, похожему на туннель. Он был украшен арками, колоннами и большими круглыми окнами. Под ногами стелился легкий туман, а стены и потолок блестели маленькими кристаллами, будто инеем. Было свежо и даже прохладно.

Я заметил, что за окнами было темно и подумал:

– Ночь…

– Какая ночь? – Ухмыльнулся я, минуя очередную арку.

Рассматривая необычное помещение, я не спеша продвигался вперед. Все здесь было красиво и удивительно. Стены были украшены замысловатыми узорами, в которых я находил силуэты людей, животных и птиц. Высокие и сильные колонны походили на стволы деревьев, но они были белыми, как и все кругом. Впереди перед очередной аркой я заметил большое зеркало, которое держалось на прозрачной опоре. Подойдя к нему, я увидел свое отражение и удивился, так как за все мое пребывание в этом мире, со мной ничего подобного не случалось. И там на земле, я тоже не смог заметить его ни в одном предмете, что было способно отобразить мой образ. Его просто не было…