Читать книгу Солдат Джим Тоу - Александр Шимолин, Александр Юрьевич Шимолин - Страница 1

5441 г. от основания Звездной Федерации.

2887 г. от Рождества Христова. Земля.

– Доложить!

Старший командор Янс Петреску в сопровождении двух офицеров зашел в караулку, откуда велось боевое управление операцией по подавлению бунта.

– Да что тут докладывать? – пробурчал сильно нервничающий командор Нэнси Ше, на чью долю выпала обязанность дежурить в этот сложный день. – Тот говнюк вышел из-под контроля, заперся на крыше склада и отстреливает наших из армейского бластера.

– Какой говнюк? – недовольно переспросил командор Жирар Лель, прибывший вместе с Петреску.

– Да тот самый тузик, которого пасли день и ночь! У тебя другие есть?

«Тузиками» повстанцы называли штурмовиков тяжелой пехоты пришельцев, высадившихся на Земле много лет назад и уже не раз наводивших шороху в боевых порядках армии сопротивления. Янс не знал, откуда пошло это прозвище. Может быть, от игральных карт. А может, от иносказательного имени древней собаки, которая рвет какую-то грелку. В любом случае, день обещал быть нескучным.

– Так выключи его.

– А ты знаешь, как?! – психанул Ше. – Иди и выключи, раз такой умный! Он уже лабораторию разворотил! Бабку с прихвостнями изрешетил. Иди и выключи теперь!

– Отставить! – рявкнул Петреску. – Где «Полковник»?

– А чёрт знает, – отмахнулся начальник караула, вновь уставившись в мониторы наблюдения и зажимая у уха передатчик ментальной связи со штурмующими подразделениями. – Не выходит на связь, в офисе его нет, как испарился, сука… «Бекас», давай, заходи.

Отсутствие командира скрытого от пришельцев лагеря подготовки бойцов сопротивления настораживало. Его нужно будет найти, но сначала решить боевую задачу с вышедшим из-под контроля реанским пленным штурмовиком, которому старуха Хлебова, похоже, не очень успешно промыла мозги тяжелыми психотропами, поставляемыми друзьями из-за пределов Земли.

Петреску вместе с Ше уставился в древний голографический монитор, где высвечивались с разных ракурсов видеокадры с места боя. В одном из видеоокон двигалась группа «Бекаса», зашедшая на склад через главные ворота. Погрузочный док зиял язвами, какие оставляет на металле раскаленная плазма. Местами угадывались останки тел, а у самого погрузочного конвейера лежали раскуроченные ящики с выведенными из строя армейскими бластерами, гранатами, генераторами защитного поля и военной провизией, с таким трудом доставленной контрабандой по личным каналам связи «Полковника».

«Бекас» отдавал приказы своим бойцам, продвигающимся в сторону выхода на крышу, где окопался солдат противника. Всего один, а столько шуму навел. Тем временем в других окнах монитора виднелись участки, на которых должен был находиться враг, здание склада с разных ракурсов и…

– Вон он! «Ирис», стреляй! Да завали ты его! «Ирис»! – Ше кричал в микрофон, настроив частоту на приемник снайпера, засекшего беглеца. Но окно погасло. – «Ирис»! «Ирис», черт тебя дери, отвечай!.. «Ирис»!

– Похоже, нет больше «Ириса», – прокомментировал молчавший доселе командор Дин Донован из свиты Петреску.

– Да знаю я… – с досадой пробубнил себе под нос начальник караула. – Вечно рвется на рожон. Землю ему…

– «Валькирия» вызывает «Центр», – раздался из общего передатчика женский голос. – Мы готовы.

– «Валькирия», это «Центр», вылетайте, без вас, похоже, не справимся, – прорычал Ше, вглядываясь в мониторы.

– Принято.

Под позывным «Валькирия» пряталась Набука Рондо из авиационного крыла разрозненной армии сопротивления. Янс испытывал неприязнь к темной коже мулатки, но признавал профессиональные навыки ее боевого расчета. Если Ше вызвал авиаподдержку, значит, дела на самом деле плохи.

– «Центр», «Бекас» на позиции. Готов заходить.

Петреску пытался разглядеть картину боя глазами «Бекаса», но с таким разрешением оказалось крайне трудно увидеть необходимые детали. Тем более в условиях тормозящей картинки и статических помех.

– «Бекас», погоди, сейчас «пташка» подойдет и снимет его.

– Да чёрт с «пташкой», я знаю, где он, – раздался по общей связи уверенный голос командора группы захвата, – сейчас выпотрошим его с парнями и пивка шахнем.

– «Бекас», назад! Гомез тоже так говорил! «Бекас»!..

Но командор не стал церемониться. Он жестом приказал одному из своих бойцов выпрыгнуть через дверь на крышу и приготовился следовать за ним, однако боец тут же оказался отброшен мощной молнией, с треском пронзившей воздух. Бедолага даже крикнуть не успел. Но Ли Гестеро с позывным «Бекас» был опытным воином и уже зашвырнул в открытую дверь взведенную в боевое положение гранату. Взрыв капсулы смерти должен был залить крышу плазмой, однако стальная болванка уже через доли секунды влетела обратно, врезалась в лестничные перила и покатилась вниз к позициям бойцов группы захвата. Вспышка… Окно погасло.

– «Бекас», мать твою! – Ше с яростью отбросил передатчик и резким рывком перевернул рядом стоящий стол. – Как с ними работать?! Яник, объясни, как с этими идиотами работать?!

Петреску не ответил на риторические выпады товарища, оценивая ситуацию. Единственный выход на крышу уничтожен. Противник один, и он заперт, уйти не сможет. Очевидно, решил погибнуть с честью. Надо ему помочь. Вызов «Валькирии» несет не столько репутационные, сколько разведывательные издержки – боевой двухвинтовый вертолет противнику намного легче засечь с орбиты. Да и предатели наблюдатели из армии Содружества, бегающие у пришельцев на побегушках уже две сотни лет, тоже клювами не щелкают.

– Нэнси, каковы наши потери?

– Группы Ститча, Гомеза и Салливана целиком. Изрешетил Чао и несколько бойцов из караульных. «Ирис»… Лаборатория теперь как кладбище. Подорвал боезапас гранотометного расчета. Сейчас, вот «Бекаса» уделал. Но Гомез, похоже, его подстрелил, когда тот пытался бластером разжиться. Этот драный киборг сильно хромает.

Значит, подстрелил. Хорошо. Но, судя по кадрам со склада, помешать беглецу завладеть оружием Гомез не сумел. И теперь реанец размахивает армейским бластером. Серьезная игрушка, но очень тяжелая. Такой штукой без экзоскелета невозможно пользоваться. А он киборг, может, поэтому и тянет. Но даже киборгу из тяжелого бластера метко стрелять без системы прицеливания точно не удасться, а судя по ящикам склада, прицелов у беглеца нет. Хорошо. Значит, он ранен и заперт на крыше с тяжелым оружием, из которого невозможно метко стрелять. «Ирис», видимо, слишком близко подошел, но через эти камеры ничерта не видно. Надо отойти подальше и понаблюдать за крышей своими глазами. Жаль, не успели украсть воздушные дроны. А еще можно подождать вертолет и накрыть беглеца сверху без страха, что пехотный бластер прошьет защитное поле и броню боевой машины.

– Парни, одеваемся. Надо посмотреть своими глазами. С этой херни, – командор пнул проектор, – ничерта не видно. Ше, не подпускай пока к складу никого. Ждем «пташку». И найдите мне «Полковника»!

Ше не ответил. Он лишь проводил старшего по званию офицера в крошечную оружейную комнату, которую полагалось содержать при караульном помещении у главных ворот в лагерь для заступающих на боевое дежурство солдат и офицеров. Янс брезговал надевать чужую экипировку, но сейчас идти до офиса, чтобы надеть собственную, казалось крайне долго и неоправданно рискованно. Он открыл нервнокинетические разъемы своего универсального костюма и шагнул в дежурный экзоскелет, наблюдая, как защелкиваются зажимы, как активируются сервоприводы и вспомогательные системы. Штатная броня армии Содружества, поставляемая напрямую с военных складов подкупленными прапорщиками и капралами, считалась достаточно надежной для решения большинства полевых задач. В руки командор предпочел взять мощную лазерную винтовку, позволяющую вести прицельный огонь с внушительного расстояния. Скрытно стрелять из лазера не получится из-за сильного светорассеивания в плотной земной атмосфере, но больше одного выстрела когда-то опытному войсковому снайперу и не потребуется. Но на всякий случай проверил работу оптики экзоскелета и системы помощи в целенаведении. Исправны. На плечах и груди командора высветились золотые погоны с указанием имени и должности – неотъемлемая часть системы «свой-чужой», не раз спасавшая повстанца от дружеского огня. Последним штрихом подготовки к бою командор привычным движением поднес к горлу иглу и впрыснул в сонную артерию стимулятор нервной системы. Сильный вызывающий привыкание психотроп быстро дошел до мозга, существенно обостряя восприятие и начисто лишая солдата страха. Подключился командирский канал связи.

– «Центр»…

– Что там? – спросил Ше.

– Мы нашли «Полковника».

Петреску включил передатчик:

– Пусть немедленно тащит свою задницу сюда!

– Извини, босс… Но он уже никуда не пойдет. Ни он, ни парни личной охраны, никто, в общем. Тузик сломал ему шею, а потом ножом через горло мозг проткнул.

Командор с досадой выругался. Лидер повстанцев с позывным "Полковник" был его другом. А теперь… Как он упустил этого реанца? Старуха слажала и черт с ней. Но как опытный ветеран мог так подставиться? Ярость и жажда мести заставили сжаться холодные пальцы командора.

– «Валькирия», где вас носит?

– На подходе. Что там у вас?

– Подходи сверху к складу. Противник окопался на крыше. Разнеси там все к едреной матери.

– Поняла.

Петреску подал сигнал вооружившимся товарищам следовать за ним. Вот тебе и выехал в город дела с поставками припасов утрясти. Теперь придется собственный склад размолотить с воздуха. А может и не придется, если самому пришельского боевика удастся снять.

Командор выходил к сторожевой вышке, откуда должна была просматриваться часть крыши склада. Рано или поздно беглец высунется, и тогда бывший снайпер его легко снимет. Если, конечно, «Валькирия» не подойдет раньше.

– Дин, Жори, собирайте своих ребят. Ставьте в оцепление, если реанская свинья решит сигануть с крыши, кидайте в бой молодняк, пусть задавят суку трупами. Не жалейте это быдло, других наберем. Но своих не подставляйте.

Отпустив друзей, Янс полез на вышку. Кровь играла в жилах боевым азартом. В лагере было двести восемьдесят пять человек. Двенадцать офицеров и инструкторов, тридцать четыре человека обслуги, шесть полных групп по шесть ветеранов на переподготовке, из которых осталось всего две. А остальное – безмозглый молодняк и пушечное мясо, которое и так готовили на убой, всучивая бред про избранность и вселенское предназначение. Их нужно было кидать в бой, а не хороших бойцов! Хватит уже терять настоящих людей. Внутри командора пробудилась когда-то привычная неприязнь к смерти, играли чувства избранности, исключительности и неуязвимости. Боги хранят ему жизнь уже много лет, уводя вражеские фотоны в сторону. Разум наполнился ненавистью к предателю чистой человеческой расы. Сначала нужно убить этого перебежчика. Затем разделаться с тупоголовым Ше, допустившим уничтожение четырех боевых групп. А потом перегруппироваться и продолжить очищать Землю от инопланетного гнета! Перебить всех пришельцев до единого и тех, кто им помогает!

Переполненный ненавистью, командор открыл люк. Вышка оказалась пуста. Когда-то смонтированный на перилах бластер также отсутствовал. Нужно найти виновного и сорвать ему ногти с пальцев, но в другой раз. Сейчас надо занять позицию поприличнее. Готово.

Янс замер.

Солнце периодически пряталось за тучи. Легкий ветерок качал вершины растущих за двойным забором деревьев. Часть крыши склада очень хорошо просматривалась в многократно усиленную оптику лазерной винтовки.

– «Валькирия» на позиции.

Командор выругался. Значит, вертолет подошел раньше, чем беглец высунулся под прицел снайпера. С тоской Янс отдал приказ:

– «Валькирия», это «Стрела». «Полковник» спит. Разноси крышу склада вдребезги.

– Принято. С тебя должок.

«Вот сука», – снова выругался командор, вспоминая мерзкое обезьяноподобное личико пилота боевой машины. Но она хотя бы человек, пусть и не полноценный. А вертолет тем временем разразился чередой автоматических залпов автопушек. Снаряды один за другим падали на металлобетонную конструкцию, разрывая прочный материал в щебень. Перезарядка. «Валькирия» огибает крышу с другой стороны. Сократила дистанцию до минимума – очевидно, совершенно не боится бластера. Конечно, он ей с ее мощным защитным полем не опасен. Поцарапает, разве что. Снова череда выстрелов, разрывающих бетон. Командор отметил частичное обрушение крыши в зоне хранения. Придется заново переписывать все имущество, с таким трудом добываемое для формирования мало-мальски боеспособных подразделений. Людей ему не было особо жалко. А вот оружие, экипировка, системы наблюдения и маскировки – все это давалось намного сложнее. И тут Янс увидел его – сильно хромающего реанского солдата с бластером наперевес, уходящего от огня вертолета.

– Ну все, мразь, поймали мы тебя, – пробубнил он себе под нос и взвел накачку лазера для одного меткого и мощного выстрела.

Солдат на крыше привел гранату в боевое положение. Бедолага считает, что может победить. «Валькирия» выпорхнула слева, готовясь поразить беглеца, а тот кидает гранату. Смешно. Что может плазма…

Янс не поверил своим глазам. Граната спокойно прошла через защитное поле, настроенное на отражение высоких энергий, ударилась о корпус и детонировала именно в этот момент! Защитное поле отразило высвобождающуюся с огромной скоростью плазму, швырнув ее снова на корпус боевой машины и усиливая поражающий эффект. «Валькирия» от испуга кинула вертолет в сторону, потеряла управление и врезалась в землю. Взрывная волна пронеслась по верхушкам деревьев и дошла до командора дуновением ветра.

– Ах ты ж сука… Все равно не уйдешь, говномес пришельский!.. – Солнце вышло из-за тучи и осветило вышку командора. Парадные погоны ярко блеснули золотом. – Что, мразь, заметил меня, да? Что будешь делать? Куда побежишь? А, стрелять вздумал? Ну давай, сволочь, у тебя последний шанс. Делай первый выстрел, и я тебя прикончу. Я знаю, как ты стреляешь даже из тренировочных лазганов в тире. Что ты будешь делать с бластером без прицела? Не смеши мои…

Из бластера беглеца в сторону снайпера сверкнула молния.

***

Привет!

Меня зовут Джеймс Тоу. Волею судьбы и по простому стечению обстоятельств я являюсь младшим сержантом 1-го взвода роты «Альфа» 2-го штурмового батальона ударного пехотного полка 3-го Реанского дивизиона. А если проще, я штурмовик тяжелой реанской пехоты. Нет, я не реанец, как вы могли подумать. Я с Земли. Но свалил оттуда уже черти сколько лет назад. И вот теперь, когда лежу в отключке где-то, где темно и холодно, а жить осталось, похоже, совсем недолго, я хотел бы рассказать, что за дьявольщина меня затащила в армию и как я, дурень, вляпался в то, во что вляпался. Быть может, откровения сгоревшего на работе хлопца кому-нибудь да помогут. По крайней мере, хочется в это верить.

Подобные истории начинают с краткой биографии. Начну, пожалуй, с нее и я свой рассказ.

Так получилось, что родился я на Земле в заново отстроенном городе Каракас. Папа всю жизнь проработал в корпусе гражданской полиции Содружества Объединенной Земли. Платили за это крохи, поэтому семью кормила в основном мама. Она учила детишек в младших классах местной школы на гранты от того же Содружества. Рос я с ребятами в основном на улице. Благо средств хватало, чтобы оплатить подписку на посещение природных парков и заповедников. Но самые интересные приключения были у нас с папой. Мы нередко прошмыгивали в закрытые послевоенные территории.

Вообще Земля видела две крупные войны. Ну… три, если считать ту ядерную катастрофу почти триста лет назад, когда люди сами себя чуть ни извели начисто, как тараканов. Благо не все аттальеры разнесли вдребезги, а то от людей вообще бы ничего не осталось. Но как-то оклемались. И оказалось, что реанцы уже на Земле и активно людям помогают. Настоящая ирония судьбы. Мы так долго искали братьев по разуму, чтобы показать, какие мы хорошие и развитые, а нашли лишь, когда решили сами себя прикончить.

Но не бывает добра без худа. За реанцами на Землю прыгнули тергассианцы и сарсанцы, которые… Жаль, что несилен я в истории.

В общем, была пять тысяч стандартных лет назад Звездная Федерация, которая через три тысячи лет успешно развалилась. Рея, Тергасс, Сарса, Лубия, Тарга и еще дофига всяких планет – это осколки той самой Федерации, которые до сих пор друг друга грызут. И вот прыгнули эти «осколки» на Землю реанское право первооткрывателей оспорить. Мы думали, что они такой ерундой не занимаются, но нет. Все как у людей!

Сначала реанцы отпинали тергассианцев, а затем и сарсанцев вышвырнули с Земли. На этом, собственно, первая война и закончилась. А через пятьдесят лет, когда на Рее попытались свергнуть Великих Лордов в довольно кровопролитной гражданской бойне, уже второй войной размолотили поддержавших переворот землян. С тех пор Рея установила на Земле Протекторат и уже двести лет всячески поддерживает Содружество Объединенной Земли, у которого тут типа автономия. А люди такие, как я, стали полноценными гражданами Империи. Но некоторые зоны на Земле, где шли самые тяжелые бои, до сих пор закрыты. Туда мы и лазали втихушку.

Папу как служащего могли пустить и так под любым предлогом, но он прикидывался агентом под прикрытием, чтобы бумаги не заполнять. Говорят, в тех землях до сих пор повышен радиационный фон, а в горных зонах можно нарваться даже на спящих терминаторов. Чушь, конечно. Все они уже давным-давно посадили свои батареи и годятся только на металлолом. А вот мины, фугасы, обломки снарядов, куски подбитых вертолетов мы находили. И они на самом деле неслабо до сих пор фонят радиацией. В общем, с папой мы были даже ближе, чем с мамой. Скучаю по нему.

В двадцать четыре года, когда папа умер от вегетососудистой вирусной деструкции, я выпорхнул из родительского гнезда и удрал на попутках на Рею. Не мог больше оставаться дома. Мама дала денег на первое время и живет, наверное, сейчас счастливо со своим новым мужем, бывшим папиным другом. Я и знать не знал, что они сошлись еще, когда папа болел. Он, видите ли, поддерживал ее в трудные дни, как будто я черти чем занимался. Вот и уехал. А куда еще уезжать?

Тогда вообще было модно перебираться в столицу. Больше свободы, больше порядка, больше продовольствия. Когда Рея стала осваивать дальние колонии, восстановление столицы пошло быстрее. Туда все и тянулись. Особенно молодые и перспективные. В общем, Землю я покинул сознательно и совершил межзвездное путешествие практически «зайцем».

А столица, это, все-таки, столица. Тут тысяча и одна возможность встретить нужных людей, занять престижный пост, получить привилегии. Большая лотерея! Мне же с первых дней удалось устроиться в отремонтированном после попытки госпереворота и последующей гражданской войны номе, коих тут тысячи.

И здесь надо кое-что пояснить. Номами на Рее называют производственно-жилищные кластеры типа городов, только под землей. Их выстраивают в геологических пузырях. Для нас это очень непривычно, но литосферная кора Реи напоминает губку, иссеченную закрытыми и открытыми порами. Часть из них залита водой. Часть бесполезной жижей органического происхождения. Некоторые под огнеопасными газами. Если всю эту гадость убрать, получается вполне себе приличное пространство. Некоторые поры достигают в диаметре нескольких километров. В них обычно и формируют производственные и жилищные комплексы, питающиеся остаточным теплом ядра планеты и старыми термоядерными реакторами. Производят в них все, что угодно. Мы, например, выращивали монокристаллы для всевозможной оптики и лазерных агрегатов. И я был очень удивлен, когда узнал, что мой табельный «гатлинг» был нашпигован этими кристаллами под завязку, но не буду забегать вперед. Сырье для производства нам поставляли с Лунг Ши – это еще одна старая планета, которая присоединилась к Империи задолго до Земли. И, как бы сказать, сырье это несколько портилось из-за космического излучения. Транспортные суда перемещаются не так, как пассажирские. Они двигаются на гравитационных двигателях, бороздя просторы галактики годами, в то время как живые существа предпочитают путешествовать в кораблях, сворачивающих пространство в струну. Не спрашивайте, как оно работает. Я когда-то пытался разобраться, но так ничего и не понял. А работа моя заключалась в том, чтобы начальник не запутался в аналитических пробах, постоянно поступающих с конвейера, и не пропустил испорченный за годы путешествия субстрат в производство. Вообще-то большинство моих задач тоже легко автоматизировались, но вычислительных мощностей в номе не хватало. Квантовые ядра умных интеллектуальных компьютеров – их еще инками называют – с индексами от пяти и выше, довольно долго выращиваются и воспитываются. А наш производственный инк по имени Намир со всеми задачами не успевал справляться. На нем же еще администрирование и система жизнеобеспечения нома. Вот мы и помогали ему, чем могли. И жили там же.

Но с Жанни я познакомился на поверхности. Когда-то отец говорил: «Джими. Не дай бог тебе влюбиться, мой мальчик. Все беды, которые испытывает мужчина в своей жизни, он испытывает от женщины». О том, что обязательно от женщин все беды, да еще и у всех мужчин, я достоверно ничего сказать не могу. Тем более, вспоминая маму. Да, она пилила его по мелочам, упрекала за всякое. Но разве это беды? А вот мои горести точно начались с Жанни. Но это были одновременно и самые приятные годы жизни!

Мы познакомились в праздник годовщины независимости Реи от Конфедерации. Она стояла в свете плазменного шоу. Такая стройная, красивая… Там, наверху, все взрывалось, свистело, плясало, а я мог смотреть только на нее. Ни на секунду не мог оторваться. Любовь с первого взгляда! Знаю, что звучит банально, но что тут поделаешь? Если бы был чемпионат по робкому влюбленному глядению, я точно ходил бы в призерах! Опыт огромный, я же с девчонками мало общался после того, как Кэти Рома меня в школе отшила. Но влюблялся легко, а потом мечтал днями напролет, придумывая обстоятельства, при которых на глазах объекта желаний всякие героические подвиги свершал. И также тихо разочаровывался. А тут… Даже не знаю, что на меня нашло. А ведь я на праздник даже идти не хотел! Чудом вышел из дома. И увидел ее в этой огромной толпе. Самая красивая девчонка из всех, которых я когда-либо видел!

Стою, гляжу на нее. А когда вспомнил, что иногда надо дышать, подумал, что свой шанс упускать нельзя. Что хотя бы раз надо сделать шаг вперед. Врезал себе по щам, чтобы не трусить, как обычно, затем подлетел к ней и… тупо пялился, открыв рот и разучившись говорить.

– Привет. – Слава Великим Лордам, она первая заговорила! – Как тебя зовут?

– Дж-жоу… Джим Тоу…

Забавно, как иногда начнешь что-то лепетать, а потом в процессе резко передумаешь и заканчиваешь другим словом. Джоу… Джим Тоу, блин… Дурак…

– Я Жадерлин, – улыбнулась она белоснежной улыбкой. – А это Люси, Карра и Смоуг.

Проклятые Боги!.. Она не одна! О чем я думал? Куда глядел?

– Оч-чень приятно… Ж-жадерлин… – промямлил я и поймал себя на мысли, что давлю лыбу, как олигофрен какой-то. Засмущался, снова вспомнил, что она не одна, – и Люси, и Карра и…

– Смоуг, – напомнил парень, задиристо буравя меня взглядом.

Этот лысый первое время меня безумно бесил. Хотелось уже тогда ему на плешивой макушке фломастером половой орган нарисовать. Кто ж знал, что засранец станет моим лучшим другом? Или это я позже придумал? Не помню.

– Й-я… – Ох уж эти заикания… – Может, сходим куда-нибудь?

Сказать, что я волновался – ничего не сказать. Я даже глазницами потел! Бросало то в жар, то в холод. Но слово за слово и с ее помощью мы договорились встретиться на следующий день.

Остаток вечера и всю ночь не мог сомкнуть глаз, все думал о ней. Вспоминал ее улыбку, ее прощальный взгляд… Это было самое головокружительное чувство! Если его однажды прочувствовал, то уже никогда не забудешь. И засыпаешь ближе к утру под гипномузыку, нашпиговав себя снотворным, с этим волшебным именем на устах… Жадерлин… Жанни…

На следующий день мы встретились, как договаривались. Ее проводил Смоуг и ушел, ехидно улыбаясь. Мы пообедали в самом приличном заведении нома, где я еще ночью забронировал место. Она оказалась очень умной. Реанцы вообще очень умные ребята. Раза в полтора-два умнее среднестатистического землянина. Хоть и ростом не вышли. Где-то на полголовы ниже людей. Но мне это только нравится в девушках. Сразу себя здоровяком чувствуешь рядом с такой крохой, даже если хлюпиком уродился. Представляешь, как в ее изящных руках будет смотреться твой огромный… Кхе!.. Я же про другое хотел рассказать! До сих пор эта женщина сводит меня с ума.

Так вот, мы просто сидели и беседовали. Знаете, как бывает? Встречаешь человека, начинаешь с ним говорить, а разговор… ну… не ладится. Слова из горла не выходят, смотреть друг на друга неловко. И в итоге оба сидите и ждете, когда же этот вечер закончится. И урывками успеваешь инка дернуть, чтобы новости показал, пока она отвлекается на еду или официанта. Так вот, с Жанни все было совсем не так. Наверное, мне еще ни с кем не было так легко, как с ней. Говоришь любую чушь, которая в голову лезет, а она не только смотрит и мило улыбается, а отвечает, комментирует и добавляет что-то свое. И не просто тупо повторяет за тобой, а делится чем-то важным, уместным! А еще, скажите мне, с чем можно сравнить смех девушки над твоими шутками? Это же бесценно! Мое чувство юмора вряд ли можно назвать тонким, но ей понравилось! Такие вещи не подделаешь. Я бы сразу понял. А потом она начинает шутить в ответ, и ты с радостью понимаешь, что ее шутка на самом деле смешная! Ржешь, не в силах остановиться, захлебываешься компотом, потом стыдливо утираешься. А она только смотрит с довольной улыбкой и ни словом, ни взглядом не упрекает. Не это ли счастье?

Обед наш плавно перетек в ужин. Я рассказывал о себе. О детстве с отцом, о Земле, о перелете на Рею, обо всем. Она слушала с вниманием, спрашивала, где-то уточняла. Например, об отношениях моих родителей. Я и рассказал ей, что мама папу… Как бы так помягче сказать… не особо ценила. Иногда вообще в грош не ставила его желания. Все в интересах семьи, конечно, но… Например, однажды папе предложили работу на Транспортный департамент Содружества. Ну это перевозки грузов в пределах Солнечной системы. То же по охранительному протоколу, но в секторе Мали в Африке, на рудниках с перспективой роста до начальника смены караула. Это могло вывести его из нашей дыры в люди, втрое увеличить жалование и даже открыть возможность учиться на транспортного сопровождающего межпланетных перевозок. А он ведь хотел в космос. Очень хотел! Эх… Как бы он мной гордился, если бы знал, что я… В общем, папа даже маме работу согласовал в такой же школе в Мали. Но она отказала. Я был еще маленький и не понимал, почему. Мама как-то умела папу демотивировать, разубедить в его возможностях. Просто вопросы разные задавая. И приводила к тому, что он вроде как сам принимал решения не делать так, как ей не нравится. При этом они даже не ругались. Он просто слушал. Вот такие у них отношения были. Печально? Не знаю. Жизнь такая.

Позже пришла очередь Жанни рассказать о своем пути. Она поведала о родителях, о детстве на Этарии. О том, как они с сестрой убегали от дикой навьи однажды ночью. Как пошла учиться, как впервые влюбилась. Про «влюбилась» мне было особенно интересно. Да, она была немного старше, но я не чувствовал разницы в возрасте. Жанни с таким упоением говорила о метафоризме теорем поляризации вакуума в историко-культурном континууме, что я и сам решил взяться за науку. Не хотелось ударить в грязь лицом. Ближе стать, что ли. А то сидишь тупо и хлопаешь глазками, пока она рассуждает, а добавить нечего. Моя мама была умнее папы. Проклятые Боги, я же всегда знал, к чему это приводит!

Ладно. Бичевать себя не будем. Продолжим.

Тогда я узнал, что Жанни работала младшим научным сотрудником в Императорской Академии Научных Исследований, занималась вопросами математической лингвистики. Она обрадовалась, когда я изъявил желание поступить туда же. И помогла мне, буквально и в переносном смысле, выбраться из-под земли к солнцу – устроиться абитуриентом в Академию.

И я честно пытался учиться. Очень старался, клянусь всем, что свято! Всеми Великими Лордами по одному и скопом! Дисциплины одна за другой, тесты, экзамены, практики. Вы не представляете, насколько их было много. А ведь все разные! Голова трещит от загруженных знаний, терпение на исходе, глаза не видят ничерта. Но на что только не пойдешь ради женщины, а? Тем более, такой красивой, как моя Жадерлин?

И мы регулярно общались. Меня тянуло к ней. Как мальчишка радовался, когда она соглашалась встретиться, чтобы помочь с заданием или что-то объяснить. Помню ее поучительные интонации, когда она заставляла меня делать очередное упражнение. Помню морщинку на лбу, появляющуюся каждый раз, когда думала, как лучше донести мысль. Никогда не забуду, как изгибалось ее тело под легким платьем, когда она наклонялась, садилась, вставала, даже когда просто шла. И как смотрел на нее влюбленными глазами, забывая, зачем вообще она здесь. А она смущалась, смеялась. Да, это жутко мешало учебе. Но вы же меня понимаете, правда?

Однажды мы с ней вдвоем пошли кататься на гравиках. Это такие доски на антигравитационных поплавках. Можно кататься с гор или просто по улицам и площадкам. Ума не приложу, зачем оно мне было надо. Но я встал на эту неустойчивую штуковину, только чтобы сразу навернуться. Нет, только представьте! Ты на нее встаешь, а она тут же из-под ног выскальзывает! А ты летишь мягким местом в электромагнитный подхват. И так целый час. Пыхтишь, встаешь, придерживаешь руками эту верткую сволочь, а потом все равно валишься детворе на потеху. Жанни тоже в тот день толком не покаталась. Дежурила около меня, подхватывала, падала рядом. В общем, из детской зоны, где малыши учатся, мы так и не выбрались. Немного стыдно, немного грустно, хоть и посмеялись мы вволю. Но зато были вместе!

С ней я стал чаще выходить в свет, общаться с разными людьми. Я же был, мягко говоря, не очень общителен. А теперь постепенно сдружился со Смоугом. Он оказался неугомонным сорвиголовой! Где мы только ни шатались вместе. Я со времен смерти отца так ни с кем не веселился, никуда не влипал. Первое приключение было в заповеднике Байза, когда мы развели огонь из плазменного генератора. Я не мог поверить, что мне снова есть с кем вот так похулиганить на пределе дозволенного! Нет, ничего серьезного мы, конечно, себе не позволяли. Но подраться в баре или залепить мозжечок роботу-проститутке в дунаранском номе – это про нас.

Также ближе узнал Люси и Карру. Отличные девчонки. Вообще, классная у нас собралась компания! Карра, кстати, очень обижалась, когда ее называли Карой. На ее родном языке изменение удвоенного звука, оказалось, превращало «Лучезарную Зарю» в «Горячий Топор». А что приятного для девушки называться топором, пусть даже и горячим? Вот мы и старались, как могли, выговорить двойную, а то и тройную «р», чтобы ни в коем случае не обидеть девушку. Она, кстати, родом с той самой Лубии, входившей когда-то в Конфедерацию, годовщину выхода из которой Рея праздновала в день нашего знакомства. Вот такой у нас получился винегрет трехрасовый.

А Люси и Смоуг были такими же реанцами, как и Жанни. Я вроде бы не расист, но не знаю, как бы среагировал, если бы Жанни дружила с мелкими сплюснутоголовыми дунаранцами или верзилами гонгорцами. Хотя гонгорцы вряд ли надолго задержались бы. Они тупые, как термос – там ничего не могло привлечь красивую реанку ни внешне, ни интеллектуально, вообще никак.

Эх… Кажется, я, все-таки, немного расист… Но опять меня в сторону потянуло.

Как я уже говорил, Жанни меня соблазнила учебой. И я старался учиться. Хоть и давалось это крайне тяжело. Хотел заниматься чем-то фундаментально полезным, мечтал стать разработчиком чего-нибудь радикально нового и прорывного, типа стандартных колониальных конструкций или асинхрофазных генераторов антиполей на основе ротавиальной трансгрессии для струнных двигателей. Отец бы гордился, если бы дожил. Он хоть и грезил космосом, но всю жизнь прожил на Земле. А кто из нас не мечтал о чем-то таком? Кто-то о научных открытиях, кто-то о признании на сцене, кто-то о создании шедевра литературы, который робко прячет в стол, а кто-то о технологическом прорыве. Вот я и пошел абитурой в технический корпус.

Да-а… Славные были деньки. Это сейчас я дрыхну после мясорубки в полной заднице и очнуться не могу, а тогда…

Меня ждала ИАНИ – Императорская Академия Научных Исследований. Основали Академию в незапамятные времена Лорд-Император Лéгот, когда он еще не совсем свихнулся, и Архонт Совета Лорд Рейн.

Изначально Академия занималась техническими науками и биоинженерией, затем постепенно обросла сотнями других направлений. Всех абитуриентов, поступающих в академию и претендующих на место студента, сначала опрашивают, а затем тестируют. Кто не справляется сразу, типа меня, тех отправляют на интенсивный подготовительный курс, о котором я уже рассказывал. Потом снова тестируют. Я отлично помню этот тест.

Меня усадили в кресло, надели на голову нейрошлем, какие используют пилоты истребителей, штурманы и навигаторы космофлота в кино, и начали исследовать всю мою подноготную. Когда сидишь в кресле, практически невозможно скрыть от исследователя свои мысли. Тут никакие методики спутанного сознания не помогут, как в деле с телепатами или полиграфом. Через нейрошлем оператор заглядывает прямиком в подсознание, выколупывает и расшифровывает самые потаенные мысли, о которых ты сам можешь не подозревать до поры до времени. Только тебе никогда не расскажут, что считали. Это табу. И жаль, что я заранее как следует не ознакомился с процедурой. Наверное, вызвал немало смеха своими попытками выдать «правильные» мысли. В общем, после теста нейрошлемом меня позвали к распорядителю.

Распределителем был престарелый седобородый реанец. На вид он прожил лет, наверное, тысячу! Прошел сотню циклов омоложения, не меньше, и уже наверняка задумывался об отходе на тот свет. На голотабличке на столе светилось имя: «Био-архитектор ИАНИ Магот Феден Джаккорбит». Целый био-архитектор! Это значит как минимум, что старик является постоянным членом высшего ученого совета Академии. А может быть, даже работает непосредственно с имперским Лорд-министром!

– Проходите, Джеймс, присаживайтесь. – За скрипучим старческим голосом зиждилась сама доброта! А это редкость среди чиновников. Ой, какая редкость! – Вас не сильно утомили тесты?

– Нет, все нормально. Спасибо, что поинтересовались.

Я нехотя принял приглашение распорядителя и опустился в кресло.

– Вы уже поняли, что речь у нас с вами пойдет о вашем потенциальном вкладе в науку, – проскрежетал старик и доброжелательно меня осмотрел. Я хлопал глазками, не зная, как общаться с настоящим архитектором от науки. Знал только, что нужно быть вежливым. Это всегда полезно.

Через пару секунд, когда Джаккорбит распознал мое смущение, он решил продолжить:

– Вы никогда не задумывались о том, чтобы служить в армии, Джим?

В армии!? То есть, в войсковых дивизионах? Я тогда подумал, что у старика мозги усохли. Нет, правда! Вот уж чего не ожидал от Академии, так это приглашения в армию. А старик, похоже, уже привык предлагать подобное.

– Я понимаю, как это звучит. Понимаю, что вы озадачены и даже шокированы. Но подумайте здраво. Зачем вам наука? – Я сидел, мягко говоря, в ах… сконфуженным. А старик продолжал хрипеть. – Вам учеба на подготовительном курсе абитуриентов давалась очень тяжело, хоть вы и старались, не спорю. Но далее будет еще труднее. Вы рветесь героически добиться огромных высот, а это часто мешает многолетнему кропотливому труду исследователя. Скажите честно, вы готовы положить всю свою вечную жизнь на этот алтарь? Молчите? Подумайте для себя как следует. Что привело вас сюда? Женщина – слабая мотивация для ученого. И очень непостоянная.

Я сидел не шевелясь. Кажется, я даже не дышал от ошеломления. В тот день я и понял, как именно работает нейрошлем, о чем вам уже поведал. Залезли мне под черепушку, выпотрошили все тайные мысли… А самое противное, что они, черт возьми, правы! Именно из-за Жанни я сюда и сунулся. Старик тем временем продолжал:

– Да, история знает примеры, когда женщина становилась очень серьезным мотивом для научной работы. Например, всем известный создатель стандартных колониальных конструкций признавался, что именно его жена стала той музой, вдохновившей его на кропотливые исследования. Но ему повезло с супругой. Такие крепкие отношения надо еще поискать. Ему помогал целый штат соратников. И он, помимо всего прочего, был гением. А мы с вами от силы талантливы. Или аналогичные примеры из вашей земной истории. Но это все исключения из правил. Я знаю, вы думаете, что она – та единственная, ради которой можно пойти на что угодно. И я не сомневаюсь, что это так. Вот и пойдите! Только пойдите в ту область, в которой на самом деле сможете свершить подвиг. Не обманывайте себя, Джим. Не прожигайте вечную жизнь.

В таком духе мы проговорили еще минут пятнадцать. Точнее, он говорил, а я переваривал услышанное. Он рассказывал о сложностях научного пути, о самоотречении, о призвании. Рассказывал о трудностях и бедах, поразивших Империю. О великих мыслителях и практиках Академии, которые вот-вот найдут универсальный рецепт от смерти, воспроизведут искусственный биоплазмоид, делающий клетки тела неубиваемыми. И о том, как имперские производственные мощности перестроятся, чтобы сделать его достоянием всех граждан. Говорил, что им нужно только время, которого становится все меньше. И что Империи нужны защитники, которых осталось очень немного. А потом я ушел со смешанным чувством горечи и облегчения. Тогда у меня перед глазами начал складываться другой мир. Я иначе стал оценивать прошлое, видеть настоящее и будущее. Не знаю, правильно ли я поступил, но тогда мне казалось, что старик прав в каждом своем слове. Может быть, я и сейчас так считаю.

А Жанни?.. Ах, моя милая Жанни. Как же крепко она поселилась в моей голове. Мы встречались почти каждый день. Она иногда сбегала с занятий, чтобы помочь мне справиться с очередным дурацким заданием. Знаете чувство, когда внезапно понимаешь, что твои нежные переживания взаимны? Когда осознаешь, что ты тоже ей нужен? И шел бы этот архитектор со своими наставлениями куда подальше! В такие минуты кажется, что впереди ждет лишь счастье! Что вы всегда будете вместе и ничто не сможет вас разлучить. И я был уверен, что так оно и произошло бы!

В тот же вечер мы с Жанни просто гуляли вместе. Гуляли, как обычно. Сначала солнечный теплый день, кроны деревьев, тропинки, прелестное озерцо с теплой водой и играющей рыбкой. Затем лучи Риила на берегу океана, пробивающиеся из толщи воды и усеивающие всеми цветами радуги небо. Она сидела рядом со мной на мягкой траве, подставляя лицо порывам ветра. Волосы причудливо резвились и развивались. Жанни периодически поправляла их рукой. А потом словно невзначай коснулась моих пальцев. Помню, как краска опустилась на ее нежные щеки. Как она прятала глаза, как застенчиво улыбалась. И как я прикоснулся к ней онемевшими от волнения губами. Моя скромняжка сначала испуганно отстранилась, а я начал было извиняться, проклиная все на свете. Но через мгновение она уже целовала меня, как никто никогда не целовал. Сладкие нежные губы. В тот момент я окончательно решил вернуться на старую работу. Ну ее, эту гордость. Пусть я буду перебирать всю жизнь кристаллы. Пусть. Главное, что моя Жанни всегда будет со мной.

А потом были миллиарды звезд, освещающие самые далекие уголки Вселенной, раскинувшейся у нас над головами. И рядом она – Жадерлин… Жанни… Такая маленькая, такая хрупкая в моих объятиях.

Мы лежали на сочной траве в парке Академии. Где-то вдали гудел ночной город. В нем миллионы граждан сновали туда-сюда, забыв про сон и отдых. А нам было глубоко наплевать на их заботы. Мы находились в самом сердце мироздания в тот вечер. Обсуждали будущее, строили планы, делились фантазиями, наслаждались теплом друг друга. Сто тридцать четыре дня мы купались в лучах счастья, пока не произошли одно за другим два проклятых Погаными Богами события. И наши жизни радикальным образом перевернулись.

Все началось с самой Жанни. Она вернулась домой раньше обычного. Беспокойство сразу читалось на ее миленьком личике.

– Что случилось?

Я, как обычно, обнял ее и почувствовал ядреное напряжение в девичьем теле. Она посмотрела на меня и сказала фразу, которую я проклинаю по сей день:

– Я улетаю на Карвер.

Знаете, как себя чувствует человек, которого ударили по голове лопатой? Все было хорошо, а потом она заявляет такое! И ладно бы сказала «Я хочу полететь…» или «Давай полетим…» Но она же выбрала слова, как будто я никто, как будто я домашний зубрик, которого можно оставить на праздники одного дома. Моя мама так поступала с отцом. Просто ставила перед фактом. А теперь я оказался на его месте. Это, вообще-то, обидно. А когда отхватываешь такое от любимого человека, так еще и больно.

В тот день мы поругались. Первая и последняя наша ссора. Я не буду рассказывать, что ей наговорил. Не буду рассказывать, чем она отвечала. Скажу лишь по самой сути, что с дальних границ прибыл крейсер дальразведки и приволок какой-то объект, интересный для исследований. И группа Жанни всем составом летит на Карвер-Альфа, где в особых условиях будет этот объект исследовать. Конечно, это важная работа, кто ж спорит? И, конечно, она позвала меня с собой. Даже если не обращать внимание на то, что она позвала уже после того, как я обиделся, то все равно остается открытым вопрос – зачем я там нужен? Сколько лет продлятся исследования? Что я там буду делать по двадцать часов в день, пока она работает? Я ничего не умею! Я пытался учиться, но меня выгнали за бездарность. А теперь лететь с ней, сидеть на ее шее и повторять жизнь отца? Только у отца хотя бы сын был, то есть я. А у меня даже сына не будет. И что мне там делать? Ждать, когда она вернется, чтобы десять-двенадцать часов поспать в одной койке и снова в лабораторию провожать?

Когда мы прокричались как следует, когда слезы высохли, а сил почти не осталось, я снова ее обнял. Жанни даже не сопротивлялась особо. Просто уткнулась лицом мне в грудь. И я прошептал что-то вроде:

– Лети, моя Ласточка. Лети и пусть Великие Лорды помогут поскорее закончить исследования. Я буду тебя ждать здесь. Я буду прилетать по социальной программе, сразу как дадут квоты.

Она рассмеялась, сказала, что сама мне денег вышлет на «струну» при перерывах в работе. А потом, когда ученые там все сделают, она вернется домой. Что такое несколько лет? Мелочь. Можно потерпеть. Я же как-то жил один раньше.

Мир после ссоры особо сладок. Стонут свежие душевные раны. Живы в памяти обиды, понесенные и причиненные. Но уже смазаны целебным эликсиром понимания, что больше ударов не будет. Бой закончен. Можно отдохнуть.

И только через много лет я понял, что она тогда все равно сделала так, как хотела. Только ушло на это больше времени и нервов.

Через несколько дней она улетела. И прихватила с собой мою жизнь.

Знаете, насколько тоскливо возвращаться домой, когда там никого нет? Лежат нетронутыми ее вещи ровно в тех местах, где и три-четыре-десять дней назад. То и дело слышишь звон ее смеха в гостиной. Чувствуешь запах духов в постели, хотя уже несколько раз все перестелил. Чудится любимый силуэт среди безликих прохожих. Кажется, что вот-вот ее догонишь, обнимешь, поцелуешь. Что вот-вот она окликнет тебя или войдет в производственное помещение со словом: «Сюрприз!»

Грустно было и пусто. Вот мы и гудели со Смоугом чуть ли не каждый вечер. Я с тоски, а он за компанию. Пили огнеопасную дрянь, шатались где ни попадя. Чувства притуплялись сладким забвением. А потом приходило видеописьмо от Жанни. Карвер все-таки далеко, лазерную почту можно ждать десятилетиями. Поэтому сообщения пересылают по «струне» вместе с пассажирскими крейсерами и фрегатами.

Понимаете, как бывает? Ты уже вроде бы успокоился, попривык быть один, а потом приходит письмо, и ты вспоминаешь, насколько ее любишь, насколько ее не хватает. И снова ночами не спишь. И снова тоскуешь, снова пьешь и закидываешься гипнолетиками.

Я понимал, что мне нужно было себя чем-то серьезным занять. Перебирать кристаллы в номе осточертело донельзя. Но чем заняться, я не знал. И тут произошло второе событие, которое расставило точки над «i».

В тот день я встретился со Смоугом. Хотелось выплеснуть на него все переживания и откровения, которые нахлынули с очередным письмом. Не с Каррой же откровенничать, честное слово! А Смоуг мог выслушать и чисто по-пацански понять. В любой день, но не в тот самый.

– Слушай, Джими, – начал Смоуг после привычной стакашки горячительного, – я сваливаю в дивизион.

Признаться, я не сразу понял, о чем речь. Лунг-шийский денатурат быстро опьяняет.

– Куда это?

А он продолжал:

– В армейские дивизионы. Или во флот. Или в безопасники.

Вот это предъява! Я даже протрезвел. Думал, что у меня одного кукуха поехала.

– Ты прикалываешься так?

– Да какие тут приколы… – Смоуг, не торопясь, налил и залпом хряпнул вторую. – Завтра с утра иду в рекрутский пункт подавать заяву.

– Погоди-погоди, не торопись. Что произошло?

И Смоуг рассказал.

Крестон Смоуг был реанцем по происхождению, но родители увезли его еще ребенком на только что колонизированную Аллиду в системе Орис с первой волной поселенцев. Колониальная романтика! Тогда многие рвались осваивать слабопригодные для жизни новые миры. Поднимать добычу редких минералов, которых нет в астероидах, строить эко-города для миллионов соотечественников и так далее. Двадцать лет все шло тихо и спокойно. Смоуг вернулся на Рею, чтобы выучиться на инженера, регулярно держал связь с родителями и тремя сестрами. Прошло еще черти сколько лет. Но вот буквально пару недель назад, как выяснилось, на Аллиду налетел целый флот пиратов. Отлично подготовленная операция с диверсиями, разведкой и всем прочим. Аллида малозначимая планета, там почти ничего нет. Она никому и нужна не была десятилетиями. А тут с каких-то фигов хорошо подготовленные рейдеры и наемники. Орбитальные оборонительные платформы вырубили изнутри. Без сообщников не обошлось. Быстро высадились, размолотили малый гарнизон. А далее начались грабеж и кровавая баня. Пираты воспользовались еще и тем, что основные сухопутные войска в прошлом году были переброшены на Пирит. Там 1-я ударная армия маршала Голларда и военно-космический флот пытаются сдержать натиск улья ксеносов. В итоге на Аллиде около сотни тысяч поселенцев перебиты и еще столько же взяты в плен для последующей продажи в рабство где-нибудь на Сарсе. Родители Смоуга погибли – вчера вечером пришла похоронка. А вот о судьбе сестер ничего неизвестно. Смоуг уверенно решил, что намерен отомстить. И сделать все возможное, чтобы подобная участь не коснулась других.

Вот так просто. Воистину говорят, что масштаб бедствия становится понятен, только когда оно уже обрушилось на твою глупую голову. Разве я мог подумать, что сводки новостей о пиратах и скатарах из далеких колоний окажутся так близко к нам?

Мы проговорили тогда весь вечер и всю ночь. А за те немногие часы до утра, которые решили отдать сну, не могли сомкнуть глаз. Что делать в этой ситуации? Как воздать по заслугам?

Можно пойти к наемникам. Но те, что поприличнее, очень неохотно набирают рекрутов без боевого опыта. А те, что берут всех подряд, как раз и совершают подобные набеги в свободное от работы время. А то и вовсе только этим и промышляют. Оружия же на черные рынки вылилось море после государственного переворота в соседней Лиге Свободный Миров. Целые струнные крейсеры уходили с причалов незамеченными.

Можно сорваться, нанять пару-тройку бравых ребят и пройтись по самым злачным местам, где покупая, а где и выколачивая информацию о налете. Но тут надо быть на сто процентов уверенным в этих ребятах и в своих силах. Иначе можно оказаться в ситуации еще хуже, чем те, кого летишь выручать. Да и где их найти, ребят этих? В барах на пограничных заставах, аванпостах и дальних колониях?

Можно поплакать и постараться забыть об этой беде. Но как потом смотреть в зеркало?

А можно связать свою жизнь с теми, кто по воле службы защищает людей и отлавливает пиратов, громит бандитов, мочит агрессивных жукоподобных скатаров и прочих сволочей, коих в мире как-то уж слишком много развелось. А это – реанский флот, министерство безопасности и армейские дивизионы.

В ту ночь я и задумался всерьез о том, чтобы подать такое же заявление. Как-то совершенно по-иному стал понимать всплывшие в памяти слова старого архитектора от науки. Более живо, что ли… Более глубоко. Что меня тут держит? Ну, вот держит по-настоящему? Производство монокристаллов для резаков и лазеров? Теплый дом? Жанни?..

Жанни, конечно, держала бы. Но она улетела. Ее тут нет. Да и кого я обманываю? Кто такой я, а кто она. Газель с носорогом – плохая пара. Джаккорбит же прав – я человек весьма посредственных возможностей. В лучшем случае буду всю жизнь жить на ее шее, стесняясь выйти в люди. Другой вопрос, если вернусь с лентами и орденами на кителе. Тогда я уже буду кем-то по-настоящему полезным для Империи. Если не гениальным ученым, то храбрым солдатом. Это уже ветеранское обеспечение, это сразу дает статус, о котором я в номе мог только мечтать. Уже нестыдно будет стоять с ней рядом на каких-нибудь торжественных мероприятиях. У меня наконец будет свое место в этой жизни! Нужно только подать заявление, отучиться и немного пострелять вместе со Смоугом в ублюдков, напавших на Аллиду. Потом вернуться домой, когда Жанни закончит свои исследования на Карвере. Мы снова будем вместе. Снова все будет как раньше и даже лучше! Я ведь прав? Нет, ну прав же?!

Несмотря на всю решительность, на следующее утро мы не смогли подать заявление в рекрутский отдел. Точнее, мы встретились, пришли, но нас отправили к санитарам для выведения отравы из организма. Похмелье – оно такое. А вот еще через день, когда мысли устаканились и продукты распада алкоголя с присадками вместе с очищающими психотропами окончательно покинули организм, мы подали заявления в военно-космический флот.

Прежде чем продолжить рассказ, я хотел бы вставить ремарку. Помните, я говорил, что служу в штурмовом батальоне 1-го ударного полка 3-го Реанского дивизиона? Так вот, регулярные дивизионы – это нифига не ВКФ. Нет, они пользуются услугами военно-космического флота – за каждым дивизионом закреплен свой боевой крейсер, а командующий дивизионом по рангу стоит выше капитана крейсера. По сути, боевой крейсер без дивизиона настолько же бесполезен в войне, как дивизион бесполезен без крейсера. Однако, ВКФ – это элита, а дивизионы – это те самые ребята, которых выбрасывают в пекло и которые делают всю работу. Есть, конечно, у ВКФ собственные десантные подразделения со своей техникой, со своей выучкой. Их структура похожа на дивизионную, но более гибкая, что ли. Вся разведка так или иначе держится на десанте. Но их, во-первых, очень мало, а во-вторых, выполняют они крайне специфичные задачи. Это своего рода военно-космический спецназ, который должен врезаться в оборону противника малыми группами, подготовить площадку для высадки основных войск и затем так же быстро уйти. Или взять штурмом чужой крейсер. Или крохотную диверсию на какой-нибудь луне. Но серьезную масштабную задачу им не выполнить никогда. Для этого нужны дивизионы. Нет, есть, конечно, во флоте и вспомогательный персонал. Все снабжение дивизионов идет с крейсера. Продовольствие, боеприпасы, ремонт техники, медобеспечение и так далее. И там своя военная структура. Мы с флотскими очень часто пересекались на поле боя, когда нужно было подзаправиться, и вообще постоянно, когда на орбите тусили. Но это все равно не то.

Мы подали заявления в ВКФ. Заполнили уже знакомые анкеты, где помимо личных данных, краткого резюме и целого сочинения на тему «Почему я хочу служить с оружием в руках» было предложено расположить в порядке убывания те рода войск, с которыми мы хотели бы связать свою жизнь. На первой строчке оказался, конечно же, ВКФ. Далее по порядку космодесант, авиация, пограничная служба. Я также считал, что было бы здорово водить шагающий или, на худой конец, гусеничный танк. Казалось, что если флот – это романтично, то танк или огромный боевой робот, типа «Дредноутов», – это просто круто! Ну и в конце дописал пехоту. При том тяжелую штурмовую, потому что легкая это… как бы так сказать… те, кто долго в бою не живут. Их задачи, скорее, взаимодействие с гражданским населением и охранительные протоколы, чем ведение боя. Как-нибудь расскажу более подробно. И написал я пехоту не потому, что очень туда хотел, а потому, что считалось неприличным не написать. Все писали. Вот и я написал. Кто ж знал, что так все обернется?

Первым в списке был ВКФ. Он и отвалился первым. Оба построенных в недавнее время крейсера оказались уже укомплектованы под завязку. Еще до наших заявок с конкурсом около тысячи трехсот пятидесяти человек на место, экипажи, вторые экипажи, резервные экипажи и бригады обслуги оказались заняты выпускниками летных академий, высших школ навигаторов и ветеранами космофлота, перешедших с повышением с других крейсеров. Ну не тягаться мне было с ними. Даже Смоуг пролетел. Затем, после тестирования, нейрошлемом нам отрезали авиацию и тяжелую технику. Для службы там требовались вполне определенные качества психики. Позже мы стали называть танкистов «баранами», потому что они если пойдут на укрепленные позиции как на стену, то либо лбы расшибут, либо разнесут к херам Поганых все укрепления. Упертые ребята. Или даже упоротые…

Примерно так же вылетели даль-разведка и пограничные войска, занимающиеся исследованием дальних рубежей и сражающиеся с новыми ксеносами, если те возникали и представляли угрозу. Нечасто, кстати. Вообще негуманоидных форм жизни встречали крайне мало, но я не об этом.

А нам, в конце концов, осталась только пехота. Притом тяжелая штурмовая пехота. Смоуг, кстати, в отличие от меня, прошел конкурс в пограничники. Но видя, что именно пехота ждет меня с распростертыми объятиями, забрал заявление и пошел со мной. Вот так вот. Я пошел с ним в армию, а он пошел со мной в пехоту. Оправдывался, правда, потом, что погранцы все равно вряд ли пиратов встретят, а служба в дивизионе неизбежно приведет к тем ситуациям, когда нужно много и упорно стрелять. Смеялся, конечно. Меня подбадривал. На то и нужны друзья. Нет?

Вот мы написали заявления, вот прошли тесты, попрощались и с Люси, и с Каррой, и…

С Жанни как следует попрощаться так и не довелось. Мне кажется, она на меня обиделась. Назвала в своем видеописьме дурачком, выскочкой… Мы с ней встретились вживую намного позже, уже после обучения, но…

– Да забудь ты эту бабу.

Мы со Смоугом решили оторваться в последний день и завалились в самый злачный кабак, какой только нашли в моем номе. После неопределенного количества выпитого пойла, подозрительно отдающего керосином и ромашкой, мы затусили с парой шахтеров. Отличные ребята. Дэнго, кстати, был первым, кому я рассказал о своей двухдневной карьере военного. Почетное звание «рекрут»…

– Вот скажи. Нафига тебе куда-то лететь, оставляя дома бабу? – не унимался Дэнго, пока Смоуг отходил по нужде. – Вот ты встанешь на путь Калидона, по счастливой случайности пройдешь обучение, а потом тебя выбросят на какой-нибудь Пирит, и будешь кормом для очередного роя. Ладно, не мотай головой. Предположим, что ты выживешь в первой серьезной заварушке. Но тебя, везучего засранца, бросят в следующее пекло. А потом в еще одно, и потом еще, и еще, пока ты не скопытишься наконец. А она, дуреха, будет тебя ждать. Рви с ней, пока можешь. Пощади бабье сердце.

– Не-е-е… – Я тогда не знал, что ответить. Понимал только, что с чем-то не согласен. Говорю же, керосином! И совсем чуток с ромашкой. А Калидон Белый воин – это герой такой древнего реанского эпоса, непобедимый воин, культовая фигура и все такое. Долгая история. Расскажу как-нибудь.

– А почему бы и нет? – прозвучал моложавый голос. В разговор вмешался парень, сидевший за соседним столиком. На вид примерно мой ровесник, только глаза его намного старше. Казалось, что старше, чем у того био-архитектора в Академии. С ним рядом сидела белокурая девица, очевидно родом с Земли. Совсем юная. Он, похоже, в первый раз девчонку в кабак вывел.

– А? – Ох уж это пойло… Глаза видят, голова что-то думает, а язык и ноги не работают.

– Почему бы не оставить дома женщину, чтобы было ради кого выживать? – продолжал странный чувак, как-то игриво поглядывая на подружку.

Я что-то хотел промямлить, но мои потуги прервали перевернутым за спиной столом. Какие-то ребята что-то не поделили, кому-то сломали нос, кому-то ногу отдавили. А Смоуг оказался рядышком. В комендатуре же сказали, что он бросился шахтеров разнимать, а я следом. Дэнго подтвердил, путаясь в показаниях. Нас, конечно, несильно наказали и быстро выпустили. Но стыдно до сих пор, честное слово. И этот день стал последним на гражданке, куда я уже точно не вернусь.

***

– Доводи аккуратно… Так… Так… Вот сюда…

– Эм-м…

– Что еще? Видишь, мы заняты?

– Н-нейроактивность меняется. Он м-может проснуться.

– Ну так введи чуть БОЛЬШЕ.

– Х-хорошо…

***

Странная штука происходит там, снаружи. Хорошо, видать, меня долбануло, раз не дают в сознание прийти. Но одно радует – если не дают и латают, значит я еще жив. А пока в отключке, продолжу свой рассказ. На чем я остановился? Ах да, вспомнил.

Армия, армия… Вроде бы те времена давно позади, а все равно нервничаю, когда вспоминаю первые дни. Уже столько воды утекло с тех пор, но все равно цепляет.

С чего начинается армия? Как думаете? Никогда не угадаете! Армия начинается с тягот и лишений. Иногда самых неожиданных.

По прибытии на опорный пункт с нас сняли гражданскую одежду, помыли, обработали инсектицидом, выдали армейские уник и ботинки. Армейский универсальный костюм почти ничем не отличается от гражданского. Только цвет у него один единственный – зеленый. И рюшечки не предусмотрены. Но подгоняется по размеру, отводит пот, держит или утилизирует тепло он, может быть, даже еще лучше, чем гражданский. И да, инк, то бишь интеллектуальный компьютер с музыкой, киношками и прочей не предназначенной для солдата чепухой, в нем тоже не предусмотрен. Чтобы салага не отвлекался от службы.

– Меня зовут, капитан Перроу, – подал голос наш ротный. Он стоял перед строем, заложив руки за спину, и слегка небрежным взглядом опытного инструктора всматривался в новобранцев. – Я ваш самый главный командир, с которым вы встретитесь здесь лично. Это старший сержант Акролио Вариган Ленс. Он второй по важности человек в вашей жизни. Если я, или старший сержант Ленс, или кто-либо еще из командиров отдаем вам приказ, вы его выполняете с предельной точностью в предельно короткие сроки, даже если для этого придется умереть. Доступно излагаю?

Строй молчал.

– Я сказал что-то шокирующее, чего вы не знали?

Строй молчал.

– Старший сержант Ленс за тридцать лет воспитал несколько сотен настоящих солдат. Уже сейчас ясно, что из вашей партии будет отсеяно не менее шестидесяти процентов личного состава. Потому что дивизионам нужны солдаты, а не биомашины. Уверяю, вырастить биоробота в пробирке намного проще и дешевле, чем тратить время на большинство подобный вам олухов. Но если хотя бы один из вас, уважаемые новобранцы, – сделал он особый акцент на слове «уважаемые», – получит в конце обучения шеврон дивизиона, мы будем считать свою работу выполненной. Это ясно?

Строй молчал.

– Вопросы?

Строй молчал.

– Старший сержант Ленс, они ваши.

Капитан ушел. Остался старший сержант и несколько инструкторов, среди которых Ленс – главный. Здоровенный реанец, каких мало. Я только к середине обучения понял, почему дивизионные реанцы не уступают землянам, когда над нами также поработали. Аккуратный уник, уверенный взгляд. Шрамов видно не было, однако по одному его виду чувствовалось, что солдат он опытный, успевший серьезно повоевать. Но присутствовала в нем какая-то отрешенность, когда он осматривал наши ряды. Он глядел на нас, как я глядел на еще одну партию монокристаллов, которую надо перебрать, огранить, а какие-то и вовсе расколоть. Капитан Перроу очень точно назвал нас партией! Мы словно полуфабрикаты здесь. А они – мастера, призванные сделать из сырья настоящий продукт. И… кое-кого отсеять, что ж тут поделаешь?

Ленс что-то сказал сержанту, стоявшему рядом с ним (мы позже узнали, что его звали сержант Хайволл), тот что-то ответил, и затем дело дошло до нас.

– Меня зовут старший сержант Акролио Вариган Ленс. Я главный инструктор учебного батальона «Сигма». Для вас, старший сержант Ленс или сэр, – он сделал паузу. – Надеюсь, это последний раз, когда я что-то вам повторяю. Вы все выразили добрую волю служить в вооруженных силах Империи. Но вы даже на половину не представляете, на что подписались. Забудьте все, что видели в кино или во сне. На обучение каждого из вас Империя расходует серьезные ресурсы. Если после всех предварительных тестов все же выяснится, что к службе вы не годитесь, вы вылетите отсюда быстрее фотонного кванта. Притом сразу, как это обнаружится. Так что пожалейте наше и ваше время. Уходите сразу, если сомневаетесь.

Я сомневался. Но стоял смирно. Тогда казалось, что выбор сделан, что уже слишком много пришлось пройти, чтобы сюда попасть, и прочая хрень. Вот ведь, наивняк…

– Воинская жизнь регулируется уставом. Если в нем что-то прописано, значит, это спасло кому-то жизнь. Хотите прожить подольше, следуйте уставу. Не хотите читать устав, уходите сразу, и не заставляйте меня заполнять похоронки. Если я или кто-то из инструкторов вам что-то говорит, значит, здесь и сейчас это важнее всей вашей забытой Лорд-Императором жизни. Услышал – сделал. «Не сделал» не бывает. Ясно?

Строй молчал.

– Все, будем считать, что с формальностями мы разобрались. Сегодня рота заселяется в казармы. Опыт показывает, что в первую ночь молодые бойцы спать не желают. Поэтому мы с вами немного разомнемся и нагуляем сновидений. А теперь нале-во!

Как потом оказалось, под «немного разомнемся» старший сержант Ленс понимал пятикилометровую пробежку с полосой препятствий, свето-шумовым подавлением и рукопашным боем «стенка на стенку» против более старших курсов учебки в конце. Нас было как минимум втрое больше, но старшаки задавили всю братию, как малолеток. Позже я понял, как они это сделали. Расскажу подробнее как-нибудь отдельно.

На следующий день около половины роты оказалось в лазарете. Остальные чувствовали себя немногим лучше. Тогда же мы и ознакомились с учебными буднями.

Сначала подъем. Если кто-то не поднимался, его поднимали товарищи пинками и оплеухами. Никто не хотел любимой «разминки» старшего сержанта Ленса. А разминку инструктор применял ко всей роте, если кто-то давал сбой. Рекрутов вообще дрессируют так, чтобы они чувствовали себя как единый организм. Нас разбили на три взвода. Взводы разбили на отряды, отряды на группы по четыре бойца в каждой включая рекрут-капрала. И приучали, что каждый рекрут, каждый отряд или взвод решает неотменяемую задачу, при невыполнении которой проваливается задача у более крупного объединения. Поэтому за проступок рядового наказывали всю группу. За косяк группы доставалось отряду. Если лажал отряд, наказывали взвод. За взвод – роту. Рота сама по себе является достаточно автономной боевой единицей в сто с лишним солдат, сержантов и офицеров. На самом деле уже взвод почти в сорок человек тоже довольно автономен и способен при должной укомплектовке техникой и разного назначения подразделениями выполнять самостоятельные задачи. Но мало-мальски серьезную работу выполняет все-таки рота. Вот нас и сплачивали таким образом, заставляя привыкнуть к тесному сотрудничеству с боевыми товарищами. Война – это вообще не то место, где один солдат что-то может сделать. Успех боевой операции всегда зависит от уровня взаимодействия между бойцами, какую бы огневую мощь они на себе ни несли по отдельности. Да и спокойнее как-то оказаться в заварушке будучи рядом с теми, с кем съел пуд соли и пролил ведро крови. А крови мы пролили немало. Благо, что без жертв.

После подъема всегда следовала взбадривающая пробежка. Однажды один из наших выразил сомнения в необходимости пробежек и тренировок…

– Товарищ старший сержант. Разрешите задать вопрос?

– Разрешаю.

Дело было перед строем во время занятия по освоению тяжелых пехотных экзоскелетов.

– С какой целью в наше обучение включают бег и рукопашный бой? – заговорил рекрут-рядовой Томес. На днях он всю плешь проел рассуждениями. К одному только Смоугу он дважды подходил с этой темой. И его не удовлетворяли вообще никакие ответы. Разумеется, он решил озадачить и старшего сержанта и не когда-нибудь, а на занятии по экипировке. – Нас забрасывают на челноках или в посадочных капсулах на территорию. Там мы двигаемся на фиброприводах экзоскелета. Запас их хода превосходит биологический в тысячи раз. Мы несем на себе больше оружия, чем требуется для уничтожения небольшого города, а если надо, то и большого города тоже. После чего нас подбирают и перебрасывают на другую территорию. Зачем нам примитивная биологическая выносливость и навыки рукопашного боя?

Чтобы стало чуть более понятно, о чем идет речь, скажу пару слов об экзоскелетах. Это сложная конструкция из мягких фибронитей на жесткой основе, обвешанная композитной броней и генератором силового поля. Экзоскелет включает в себя системы энергоснабжения, жизнеобеспечения, связи, навигации, управления оружием и несколько более мелких, типа оптической, гравитационной и других. Полностью автономный, полностью герметичный. Может быть применен в открытом космосе. В штатное вооружение входит скорострельный ротационный пульс-лазер, который среди солдат прозвали «гатлингом» в честь какого-то инженера, тяжелый бластер для прорезания мощной брони, а также такие специфичные игрушки, как проектор частиц и акустико-волновой резонатор, заставляющий лопаться любые закрытые системы, имеющие внутренние колебания. Ну и мины, гранаты, ракеты, в том числе ядерные, если надо, и прочую мелочь.

Старший сержант Ленс пару секунд подумал, затем приказал:

– Рядовой Томес, выйти из строя.

Томес смущенно покосился на товарищей, но вышел.

– Рядовой Томес задает правильный вопрос. Но задает он его, к своему сожалению, не вовремя. – Ленс сделал два шага навстречу Томесу, затем ухватил его за воротниковую и подмышечную пластины. – Ухвати меня так же.

Опешивший Томес послушался. На площадке оказались две схватившие друг друга намертво стальные горы.

– Любой пехотный экзоскелет оснащен особым образом работающими фибронитями. В отличие от тупой гидравлики на полуподвижных сочленениях, броня на фибронитях реагирует на исходный двигательный сигнал и пропорционально его усиливает. Это в свою очередь позволяет уменьшить затраты удельной энергии на единицу выдаваемой мощности. Таким образом… – Ленс начал сдавливать Томеса. Тот ответил тем же. Но… Через секунду Томес завопил от боли. – Физическая сила и выносливость бойца становится коррелирующей величиной с выдаваемой мощностью экзоскелета.

Ленс ослабил хватку, удерживая Томеса за подмышку.

– Что сейчас произошло? – Сержант указал пальцем на меня.

– Фибронити вашего экзоскелета выдали больше мощности из-за вашей физической силы, товарищ старший сержант, – повторил я самодовольно только то услышанное. – Подвижные сочленения экзоскелета рядового Томеса не смогли выдержать нагрузку, не найдя достаточно мышечной энергии владельца для ее масштабного увеличения. Вероятно, вы раздавили рядовому Томесу печень боковой пластиной его же брони, товарищ старший сержант.

Да, выпендрился. Но кто ж меня осудит?

– Что произошло бы с Томесом, если бы он был одет в гидравлический экзоскелет на полуподвижных сочленениях? – Ленс ткнул пальцем в сторону рядового Кирка.

– Я… – Кирк замялся, – гидравлика сработала бы вне зависимости от силы…

– Шаа!!! – Ленс с яростью прорычал на салагу, швырнув Томеса в его сторону. Он очень часто «ша-кал», когда видел, что кто-то из бойцов что-то делает не так или хотя бы не старается. – Бездарь! Поройся в своей пустой башке, прежде чем рот открывать! Ищи тактико-технические характеристики и конструкторские схемы боевых скафандров тяжелой пехоты БС-240г. Теперь отвечай, что произошло бы с Томесом, будь на нем гидравлика!

Кирк затих, затем преодолевая напор сержанта, скороговоркой проговорил:

– Под воздействием диагонально направленного усилия в 45 килоПатсов модуль упругости панциря БС-240г по оси воздействия составляет 83 целый 97 сотых эготтов. Компенсация контрусилием гидравлики составляет 17%. Рядового Томеса четыре с половиной раза сплющило бы пополам вместе с экзоскелетом, товарищ старший сержант.

– Это как? Ты всерьез четыре с половиной раза собрался умирать, Кирк? – Вслед за Ленсом дружно хохотал уже весь строй. – Ладно, отставить. Живи пока. На самом деле от гидравлических экзоскелетов отказались из-за их громоздкости. Чтобы выдать аналогичную фибронити мощность требуется в три целых семьдесят пять сотых раза увеличить габариты гидравлики. Это еще больше материала, еще больше массы, еще больше энергии и намного больше силуэт поражения. Пехота должна быть мобильной и по возможности незаметной. Для всего остального есть танки. А теперь медика к учебной роте!

Да, наши экзоскелеты – страшной силы машины. Особенно, если их правильно настроить. А фибронити – гениальное изобретение технического корпуса ИАНИ, куда я хотел в свое время попасть. Волокна и пучки этих нитей шикарно держат механическую нагрузку и выдают отличную удельную мощность. Эту игрушку стали активно использовать и в некоторых агрегатах тяжелой военной и гражданской техники, в авиастроении, в горнодобывающей промышленности, в медицине, в общем, везде, где габариты играют роль. Их иногда имплантируют фрикам вместо части биологических мышц. Я даже видел однажды, как пара панков намеренно устроили потасовку в баре, чтобы силушкой блеснуть. Однако, фибронити довольно легко разрушаются от высокоэнергетических воздействий, типа когерентного светового излучения. Поэтому экзоскелеты все равно сверху покрывают композитными бронепластинами, а в тыловой кейс монтируют еще и генератор силового поля, чтобы солдата совсем живучим сделать. Ядерный удар или хороший бластерный разряд, конечно, такая комплексная броня все равно не выдержит, но от всех остальных воздействий спасет наверняка.

Каждый день учебные занятия начинались после пробежки и завтрака с перерывами на обед и на ужин. Прием пищи всегда обильный и питательный. На вкус – гадость сопливая, но сил эта мяша придавала, сколько надо. Никогда бы не подумал, что смогу столько калорий съедать, да еще и полуголодным оставаться. И это без всяких мобилизующих энергопилюлей, которые медленно нервы сжигают.

А особенностью учебных занятий было то, что реанцы в принципе никогда не учат теорию, не читают книжек, не смотрят учебных фильмом и прочей привычной для землян радости. Они научились загружать всю информацию напрямую в части мозга, отвечающие за долговременную память. Даже шкалу когнитивных возможностей придумали, отражающую количество унифицированных по количеству информации курсов обучения, которые обучаемый индивидуум сможет освоить. Для реанца, например, это семь-восемь единиц в среднем. Для человека пять-шесть. А итриаитянина вообще никто посчитать не может. То ли думают иначе, то ли умные настолько, что приборы зашкаливают. Люси рассказывала, как их руководитель экспедицию устраивал на другой конец Свободного Пространства, чтобы с итреаитянином над этой темой поработать. Вернулся с отрицательным результатом.

Загрузка новых знаний – это целая туча высокотехнологичных манипуляций над психикой обучаемого. Насколько понимаю, машина через аналог знакомого уже нам нейрошлема оценивает ассоциативные связи подсознания и субсознания студента, а затем подбирает наиболее подходящие из них и встраивает информацию новой нейроцепью в уже существующие. Методика отлично работает, когда надо встроить новые сведения в голову человека с развитой нейронной сетью и высоким жизненным опытом. Но когда обучить надо нас, молодняк с девственно чистым разумом бездельников, оказывается, что половина знаний не встраивается вообще, а вторая половина встает настолько криво, что, например, мысли о бабушкиных пирожках вызывают в памяти боевой наступательный протокол на позиции чадорцев. Чадорцы – это такие разумные полунасекомые. Результат тарганской генной инженерии. Мерзкие воинствующие твари. Знания в целом в голове остаются. Но где ты их будешь искать? Как узнать, когда и при какой мысли они всплывут?

Проблему эту решили выстраиванием совершенно новых нейронных связей в моделируемую своеобразную библиотеку. Она так и называется «Ментальная библиотека». Субъект понятия не имеет о том, что знает, потому что встроенные нейронные цепи никак не контактируют с собственными и ассоциативных связей нет. Чтобы память заработала, нужно эти связи правильно построить. И поэтому процесс обучения превращается в практические занятия, демонстрирующие рекрутам, студентам и другим обучаемым, знания, которые они уже на самом деле давно имеют.

Это объяснил нам сержант Хайволл самым простым языком. Он же и поведал, почему мне стало так сложно в абитурке ИАНИ учиться. Потому что информации пытались грузить много, а она правильно никак не вставала, нейронные связи не выстраивались в нужные ассоциативные ряды и навык не прививался. Но почему по той же схеме встраиваемые военные навыки легли, как надо, я так и не понял. Мозги у меня, что ли, такие солдафонские? Или просто алгоритм загрузки военных знаний лучше отработан? Да я даже сейчас через много лет иногда ловлю себя на том, что начинаю сыпать научной терминологией, словно всю жизнь этим занимался.

В принципе, есть даже потенциальная возможность манипулировать нейронными связями так, чтобы увеличивать и уменьшать интеллект студента. Можно материал нейронов корректировать, изменять проводимость и «липкость». На биомашинах работает. Но на живых людях эта тема пока не нашла практического применения. Когнитивные функции намного более сложно устроены, чем функции памяти. Создавать их с нуля научились давно, а вот вмешиваться в уже существующие без потерь для личности получается пока только на бумаге. Поэтому только биомашины и интеллектуальные компьютеры, где личности нет вообще. Точнее, она есть, но запрограммированная, что не одно и то же.

Хоть процесс обучения и отработан, как надо, но не все рекруты смогли его принять. Предсказания капитана Перроу осуществлялись прямо на глазах.

Вообще нас покинуло довольно много ребят. Ушел Ричардс, Неккел, Джон Сергиенко, Хулио Гонсалез, Ли Чен, Надин Махмуд, Кемпер, Нибровский… Они уходили в разное время. После демобилизации им зачистили головы от военных навыков, оставили только воспоминания о самой учебке. Это их жизненный опыт, его нельзя отбирать. А все секретное и военное – это собственность Империи. Тут уж извините. Отличный был парень Энрике Рубанко. Мы с ним сдружились даже. Ушел по личным причинам. Пришло письмо, в котором его бабка рассказывала о смерти деда, который его воспитывал. Вот Роня и психанул, кинулся домой. Старший сержант Ленс потом долго его вспоминал как латентного дезертира. И в пример ставил всем нам, кто колебался.

– Философия здесь простая, – вышагивал Ленс перед строем, – вы все равно сбежите. И нам всем лучше, чтобы сбежали вы сейчас, а не перед десантом или, упасите Лорды, под обстрелом. Забудьте о вечной жизни, ваша жизнь принадлежит не вам, а Империи. Вас все равно застрелят рано или поздно. Или сожгут, или вспотрошат, или похоронят заживо в межзвездной пустоши вместе с крейсером. И если вы таите в себе надежду уцелеть, то уходите сразу. Нет шансов. Ни у вас, школяров необстрелянных, ни у меня, ни у любого другого ветерана. Шансов нет. Вы встали на путь воинов. А этот путь конечен. И заканчивается он всегда одинаково. Для всех.

Ну как можно с ним спорить? Даже нашпигованные биоплазмоидами солдаты 1-го Реанского дивизиона время от времени погибают от каких-нибудь непрогнозируемых случайностей.

Что касается меня, то я уходить не собирался. Я же со Смоугом пришел. С ним и уйду. А Смоуг смотрел на меня. Ему было стыдно дать слабину, когда тот, кого он за собой привел, вгрызается зубами в землю. Вот мы и смотрели друг на друга до самого конца. А Ленс, конечно, лукавил. Потому что не бывает солдата, который не надеется чудом выжить. А я еще и домой к Жанни со временем собирался. Да и страх с сомнениями все равно всегда видно нейрошлемом. Просто готовил он нас так к одному конкретному и важнейшему в жизни решению. Но об этом позже.

Так шли день за днем. Нам заливали знания в головы, затем на практике выбивали все, что загрузили. Медленно укрепляли тела, тренировали волю, пока мы не стали готовы к первому знаменательному дню, когда состоялись наши первые учения в роли капралов и сержантов.

Да-да, вы не ослышались. Капралами и сержантами стали все, закончившие курс обучения. А дело все в том, что рядовой состав дивизионов за редким исключением формируется из биороботов. Реже из гуманоидных дронов и устаревших киборгов для охранительных батальонов относительно спокойных колоний и совсем в исключительных случаях из людей, когда речь идет о погранцах, пехоте ВКФ или спецназе министерства безопасности.

Эти биороботы представляют собой самых настоящих человечков, только искусственной выделки. Помните, рассказывал про биомашины, которым интеллект можно настраивать? Вот это они и есть. Им формируют ограниченную церебральную систему, достаточную для выполнения военных задач. Так же, как и в нас, загружают все нужные тактические программы и выстраивают нейроцепи для наиболее эффективного выполнения приказов. Но людьми они все равно не становятся.

Когда я учился в Академии, мне довелось пообщаться с одним из младших био-инженеров. Шона Перренг ее звали. Работала вместе с руководителем моей Жанни, которая нас и познакомила. Так вот, она рассказывала о том, как био-архитекторы (то есть самые высокие умы ИАНИ в области биологии) пытались воссоздать полноценного человека. Смастерить тело нетрудно. Нетрудно и скопировать все церебральные связи. Клоны получались подвижные, говорящие, слушающие команды. Некоторым закладывали интеллектуальные возможности даже более высокие, чем у руководителей ИАНИ! Но они все равно себя вели как сложные вычислительные машины с самообучающимися программами. Не было в гомункулах творческой мысли, не было интуиции. Души в них не было. Вроде бы еще продолжаются исследования и ведутся попытки сделать полноценный искусственный интеллект, соответствующий биологическому разуму. Но, насколько знаю, уже мало кто верит в такую возможность. Говорят, что этому мешает принцип предельности системы. Ну что систему нельзя изменить изнутри самой системы. А человеческий разум вроде как к чему-то более серьезному подключен. И это что-то его… подпитывает что ли? Я в этом вообще не шарю, не спрашивайте даже. Но вот с такими биороботами мы и работаем. Им присваиваются порядковые номера и номера серии. Загружаются нужные программы. И вот готов целый взвод вооруженных обученных солдат. Только без мозгов. А мозги тренировали и воспитывали как раз в нашей учебке в наших головах. И об одном из таких занятий я и расскажу.

Занятия проводились в рамках взвода тяжелой пехоты. Напомню, что это тридцать девять вооруженных до зубов громил в экзоскелетах. Думаете, мало задач бывает для такого количества огня и железа? Отнюдь. В этот раз мы отыгрывали задачу прикрытия артиллерии во время ее развертки и оборону огневых позиций от превосходящих сил противника.

Согласно легенде, дивизион выполнял миссию по наступлению на хорошо обороняемую планету тарганцев в условиях орбитального превосходства противника. Это значит, в двух словах, что на орбите вражеский крейсер есть, а нашего нет. Такое бывает, когда нужно сохранить крейсер целым, но без наземной операции не обойтись. В этом случае крейсер разворачивается из «струны» в непосредственной близости от планеты, выбрасывает десант в узловые точки обороны противника и сваливает, пока его не распотрошили орбитальные оборонительные платформы. Десант же выполняет задачу по зачистке ключевых областей от противника, отключению или переподчинению орбитальных платформ и наблюдению, как в небе загораются новые «луны» и «звезды». А сделать это надо, кстати, в тот короткий промежуток времени, пока крейсер противника висит в противоположном полупериоде орбиты, то есть по ту сторону планеты. Иначе сожжет нас ко всем Поганым. Орбитальные платформы в этом плане, кстати, не особо опасны. Они хоть и могут перенаправить орудия с внешней сферы на поверхность, но почти никогда этого не делают в условиях угрозы второго появления крейсера противника. Только отвернешься, а этот «попрыгунчик» снова выскочит и испепелит орудия одно за другим. К тому же самые опасные платформы крейсер сбивает при выходе из струны и сбросе десанта. Но это уже не наша тема. Этим ВКФ занимается, там свои особенности.

Нашу же роту выбрасывают в районе крупного города N для прикрытия артиллеристов, чьи орудия должны размолотить станцию связи врага с орбитой. Сначала выбрасываются орудия, а, пока они разворачиваются, мы их прикрываем от сухопутных войск противника. Пушки стреляют, станция ломается, орбиталка слепнет, мы победили. Собственно, все это на словах, а на деле нас выбросили в поле, посадили рядом четыре шагающих машины типа «Грозот», два «Пеликана» для противовоздушной обороны и купольный генератор силового поля. Все. Никаких тебе укрытий, никаких рельефов местности. Лишь пустошь и цель в десяти километрах.

Только мы высадились, по нам открыли имитацию огня. Это залпы ослабленной плазмы, лазеров и заряженных частиц, которые броне не страшны, но в случае контакта достаточной эквивалентной дозы вызывают срабатывание блока экзоскелета, имитирующего повреждение или смерть. Классная штука для тренировочных боев.

Одно орудие вывели из строя сразу. Второе за секунду до включения генератора поля. Также остались лежать двое из моих клонов. Я играл роль капрала с группой из четырех, включая меня, бойцов. Моим командиром отряда поставили Кирка. Но стало сразу понятно, что он потерялся. Командирский канал связи молчал. По легенде, комвзвода погиб при высадке по случайности. Ленс пошутил, что по счастливой, когда нас отправлял. А значит, управление переходило как раз к Кирку.

Отключаться от попадания плазмы совсем не хотелось. Это хоть и неопасно, зато очень больно. Очень! Поэтому я, что есть дури, закричал в общий канал что-то вроде:

– Всем залечь! Вгрызться в землю! Крайним определить огневую точку противника!

К моему удивлению клоны бросились зарываться в землю. Притом не только мой уцелевший, но и все остальные. Такое могло произойти, только если я стал командиром взвода или отряда. А я был пятым в очереди, после Кирка, Томеса и Ву как командиров отрядов и Смоуга как командира первой группы первого отряда. Я обратил внимание на тактическую карту. Зеленые и черные индикаторы живых и «погибших» солдат, синие индикаторы действующей техники и… красные индикаторы вражеской артиллерии. Ленс смоделировал нашу высадку рядом с чужим патрулем. Да еще и возле поста с тяжелой охраной! Нафига он так издевается?! Да, такое случается, потому что времени на разведку перед десантом почти нет. Тут уж где упал, там упал. Но нас-то в первый же бой зачем в такой ад отправлять? Это самоубийство!

– Третья группа, проектором частиц по квадрату Б:4 огонь!

Третья группа высадилась дальше нашей от противника, но у них еще остался клон с проектором частиц. Мои оба полегли. Сам я вышел с «гатлингом», который против бронированной техники бесполезен, а Жак-34 (мой оставшийся клон) с «искрой», это мы так тяжелый армейский бластер ТБ-60 называем, который используем для прорезания брони. Но мне показалось, что тут надо бить проектором частиц, а не бластером. Далековато до позиций. А проектор дает залп, который по мере движения ускоряется и набирает энергию. Так что, чем дальше цель, тем мощнее выстрел. Тем более, что залп при нужной настройке трудно отследить.

Воздух прорезала невидимая молния. Одна из красных точек погасла. Вторая молния… Где вторая молния?!

Бойца, стрелявшего из ПЧ, я увидел лежащим со следами плазмы на броне. И сразу за ним инк моего экзоскелета распознал силуэты солдат противника. Не помню, как именно это было. Помню только, что поливал пульсирующими лучами фотонов всю ту область, на которую указывал компьютер. Еще через секунду увидел бегущего под огнем клона третьей группы. Он бросил свой бластер, подобрал проектор частиц «убитого» товарища, автоматом вбил нужные коды и… молния!

Я перепоручил огонь инку, а сам уставился на тактическую карту. Красных иконок вражеской артиллерии не видно. Были отступающие красные точки с моего фланга и замершие красные точки по другую сторону от наших артиллерийских установок.

– Врага не преследовать! Рассеивающий огонь в спины! – орал я, что было сил, боясь, что клоны бросятся за отступающим противником.

В небо взмыли гиперзвуковые ракеты. Это начал работать «Пеликан». Видимо, распознал воздушную цель.

Я снова посмотрел в сторону стрелка из ПЧ. Он зарывался в землю, остервенело разметывая шмотки грунта. Умный клон.

– Окопаться!

Теперь уже и я сам зарывался в землю. От бластера грунт не спасет. Лазер тоже прорежет почву, не заметив серьезного сопротивления. А вот раскаленная плазма в грунте застрянет, остынет и будет уже не страшна.

Справа от меня стрелял по отступающему противнику Жак-34. Слева окапывались два бойца третьей группы. Мой инк прекратил стрельбу. Я сканировал свой сектор на предмет противника и был готов снова открыть огонь в любую секунду.

На горизонте загорелась ярчайшая вспышка. Я инстинктивно вжался в землю. Через пару-тройку секунд, когда по нам ударила взрывная волна, я понял, что хотя бы одна артиллерийская установка успела развернуться и шмальнула по станции связи ядерным зарядом.

Итогом учений тогда была потеря двух «Грозотов», одного «Пеликана» и примерно половины личного состава, включая сержантов. Как выяснилось, я тогда не дотянул до командования всей высадкой, потому что на противоположном фланге в строю остался командир третьего отряда, младший сержант Ву. Но весь первый отряд подчинялся мне после выбывания Кирка и Смоуга.

Я никогда не забуду довольной ухмылки старшего сержанта Ленса, когда тот похлопал меня по плечу. Тогда я получил свои лычки младшего сержанта, с которыми не расстаюсь до сих пор.

***

– Что это за активность?

– Дай посмотреть… Хм… Понятно. Этот реанец сны видит. Видишь, центры удовольствия подсвечиваются? Значит, хорошие сны. А вот эта область, что даже себя в них осознает. Словно сам рассказывает. Ладно, пусть отдыхает. Завтра доложим «Полковнику», что с ребрами, легкими и печенью закончили. А это уже не наша забота. Пусть старуха разбирается.

***

Хотел бы я еще, наверное, рассказать не столько о выпускном экзамене, сколько о традиции, присущей вооруженным силам Реи. Заключается она, кто бы мог подумать, в рукопашных схватках.

Все солдаты и офицеры дивизионов рано или поздно, кто чаще, кто реже, оказываются на арене. Арена представляет собой технологичную площадку с генератором направленного защитного поля. Это поле вроде наших армейских, только намного точнее работает и гораздо сложнее в исполнении. В десант такое не вытащишь. Штука дорогая, но очень полезная. На арену выпускают по одному или сразу несколько бойцов. Задача – забодать противника в рукопашном бою, используя любые средства и приемы. Защитное поле позволяет драться в полную силу без страха существенно навредить здоровью противника. За всем этим действом наблюдают гражданские и военные, делают ставки, радуются красивым моментам. Самые зрелищные бои, конечно, протекают между биоплазмоидными тушами 1-го Реанского. Их транслируют на всю Империю и даже за ее рубежи. Дети носятся, воображая себя то майором Сирелом, то генералом Джоком, многократным чемпионом в поединках. В общем, понятно, что это такое, да? На арену в свое время выходили и маршал нашей ударной армии Голард, и самый главный по вооруженным силам Реи Лорд-Командующий Никлс, легендарный Хранитель Реанской Империи Лорд Рейно, и даже сам Лорд-Император Лиид Еггер Вордигант I, при том как до коронации, так и во время правления. Но это там, на главной площадке во дворце. А у нас здесь бои протекали среди гарнизонных солдат и нас, салаг из учебки.

За выход на арену хорошо платят. Желающих помолотить друг друга всегда хватает. Кроме того, есть древняя традиция вызывать на бой на арене любого из сослуживцев или даже командиров. Еще не было случаев, чтобы отметеленный командир отыгрывался на подчиненных за поражение на площадке. Это табу с незапамятных времен. Но в этих случаях без реванша не обходится. Иначе какой ты, к Поганым Богам, командир? Тебе репутацию надо поддерживать, чтобы сержанты на смерть шли по твоему приказу. Вот и получается, что чем выше звание, тем больше опыта и навыков, и тем эффективнее боец. В милитаристской традиции Реи Лорд-Император в итоге должен оказаться самым крутым бойцом. Уж не знаю, самый ли он сильный, но в десятку входит точно.