Читать книгу Византийский узел - Александр Забусов, Александр Владимирович Забусов - Страница 1

Многие столетия Византийская империя, словно столп, поражающий окружающий мир ослепительным блеском сказочного богатства, притягивала к себе взоры соседних государств. Манила призрачным счастьем наемных воинов и купцов, ученых и богачей, каждый видел в этом государстве пример для подражания радости бытия. Только знающие люди, занимающиеся политикой на профессиональном уровне, понимали, сколь хрупким государством может быть столь огромная территория, собранная по крупицам, отрываемым столетиями у других государств, многие из которых совсем перестали существовать, ложась под пяту захватчика. Часто в самой империи вспыхивали мятежи бунтовщиков, призывающих сместить засидевшегося на троне императора и заменить своим ставленником, и тогда по всей огромной территории щедро лилась кровь граждан, чаще всего невинных, не участвовавших ни в каких заговорах, звенели оковами колонны новых каторжников, направленных в имперские каменоломни, ветер раскачивал тела повешенных на пеньковых веревках и выставленных на всеобщее обозрение неудачников. И снова годы затишья внутри страны, и снова внешняя политика империи коренным образом переправляет судьбы малых народов, земли которых граничили с Византией.

Твердыни крепостей, возводимых вдоль границ, повергали в трепет врагов и союзников империи. Непомерно раздутая армия, состоящая из коренного населения и наемников, действующая слаженно и бездушно, с применением стенобитных машин и греческого огня, имеющая в управлении опытных полководцев, обладающих тайной искусства войны, наводила страх на царьков еще непокоренных государств и людей, живущих в них.

Но не только военная мощь армии способствовала расширению границ империи. В руках императоров имелось оружие, гораздо острее клинка гоплита, оно было коварней и изощренней, и это оружие называлось византийская дипломатия. От этого оружия пострадало уже не одно племя, не один народ, не одно государство.

Если интересы императора и Византии требовали нарушения взятых на себя обязательств перед кем-то или обрушения добрососедских отношений, хитрость и интриги шли в ход, нарушались любые обещания. Старое римское правило «Разделяй и властвуй!» главенствовало в действиях имперцев.

Десятый век империя встретила с ослабевшей армией, в коей службу несло уже не коренное население империи, а наемники и варвары. Земли, которые еще два-три поколения назад не входили в состав Византийской империи. Исходя из этого, дипломатия вынуждена была стать еще изощреннее и изворотливей. Искусство лжи наполнилось ядом дружественного участия в судьбе государств и народов, тех государств, которые попали в зону интересов империи. Радушные объятия, предложенные имперцами, вдруг становились смертельным захватом удава, один рывок и мгновенное удушение.

Соседствующие с империей племена в большинстве своем вели кочевой образ жизни, поклонялись своим богам, подчинялись своему родовому закону. Все это послужило тому, что граждане империи называли их «варварами». Подчинить их было сложно, поэтому главной задачей дипломатии было заставить варваров служить нуждам империи, не допустить набегов на ее границы. Варваров подкупали не только деньгами, их вождям раздавали титулы, золотые диадемы, мантии и жезлы. Девушек из знатных патрицианских семей выдавали замуж за вождей племен.

Сотни опытных дипломатов плели паутину интриг вокруг варварских вождей, не давая усилиться соседям, подчинить одно племя другому, разжигая войны между своими союзниками. Все это происходило при непосредственном заверении вождей в благосклонности императора. Сотни купцов и миссионеров следили за развитием событий в той или иной стране, искали любые возможности влияния на правящую верхушку, вся информация шпионского характера стекалась к первому министру – великому логофету.

В случае если сильного правителя невозможно было купить или одолеть чужим оружием, не удавалось отравить или уничтожить как-либо посредством наемного убийцы, страна его подвергалась экономической и политической блокаде, лишалась торговых контактов, а вдоль границ сжималось кольцо кочевников, готовых в любой момент совершить набег на непокорного.

На момент нашего повествования попытки византийской дипломатии подчинить Русь окончились неудачей. Сама русская держава превратилась в большое государство, раскинувшееся от Варяжcкого моря до устья Днепра, разорвала экономическую блокаду победоносными морскими походами киевских князей. Посланный на Русь священник Григорий, искусный политик и дипломат, не смог распространить христианскую веру среди недоверчивых славян, тем самым не смог открыть дорогу на Русь священнослужителям и миссионерам – шпионам Византии.

Единственно, к чему удалось склонить князя Киевского, так это к войне с болгарским царем Петром, но и здесь произошло простое совпадение интересов.

События, произошедшие в самом Константинополе, повергли империю в краткосрочный ступор. На пятьдесят седьмом году жизни принял смерть от руки Иоанна Цимисхия император Никифор Фока, процарствовав шесть лет и четыре месяца.

Анципофеодор поднял за волосы отрубленную голову Никифора Фоки и громко прокричал:

– Да, здравствует император Иоанн Цимисхий!

Патриции и охрана императора, собравшиеся в Золотой палате, послушно повторили, опустившись на колени:

– Да, здравствует император Иоанн Цимисхий!

Произошел очередной виток истории, доказывающий аксиому, касаемую самой Византии: «Императоры приходят и уходят, но империя вечна».

Солнечным, ясным весенним утром из боковой башни южных ворот, в фарватере реки караульные узрели ладью, замедлившую ход, направленную кормчим к пристаням Гордеева городка. О приплывших по реке тут же был оповещен дежурный начальник караула. И уже через короткий промежуток времени два десятка вооруженных, закованных в броню русичей вышли к берегу. Отряд бодро подошел к деревянным вынесенным в реку мосткам, наблюдая, как корабельщики закрепляют канаты, брошенные с кормы и носа судна, к столбам. Старший из прибывших воев с двумя страхующими его копьеносцами приблизился к срезу борта. Им навстречу шагнул уже немолодой, добротно одетый в русское платье бородатый славянин, на поясе которого висел короткий меч, оружие ближнего боя, пользующееся любовью купцов, перевозящих товары по речным дорогам.

– Здравы будьте, витязи! – улыбаясь доброжелательно, показав ряд крепких белых зубов, поприветствовал прибывший, отвесив при этом соразмерный своему положению в обществе поклон.

– И тебе здоровья. Что-то не видели тебя ранее у берега нашего. Что привело тебя к нам? Кто сам будешь? Из каких краев? – набросал после приветствия вопросов десятник городковской стражи.

– Купец я, из Турова, из земель княжества Киевского. Сейчас из Олешья домой ворочаюсь. Слава богам, хорошо расторговался у моря Греческого.

Краем глаза десятник Свирыня заметил вышедшего из небольшой каюты на палубу высокого, худого, словно жердь, человека, одетого в черную длиннополую одежду с символом Белого Бога на груди, висевшим на серебряной цепи. Длинные с проседью черные волосы, окладистая борода и цепкий, умный взгляд, мельком зацепившийся за происходящее на пристани, дополняли портрет грека. А то, что это был именно грек, Свирыня не сомневался, насмотрелся на них в Чернигове прошлым летом, куда ездил с сотником Андреем и Боривоем.

– Эк тебя, мил человече, занесло в сторону. Али кормщик твой хмельного меда перепил, али вина византийского? Вы ж до нас по реке Псёл поворот сотворили. А вам прямо по Днепру на Переяславль плыть потребно было.

– Та не, все мы правильно сделали. Вон, глянь, византийца везу, со служкой его. Нам за провоз до Курска уплачено. Ну, я и не против через посемесские земли пройти. Глядишь, барыш будет, а это в нашем купецком деле никак не лишнее.

– Ну, то ясно. А, что за гусь лапчатый?

– Я же говорю, священник ихний. А вон и служка евойный, – указал кивком купец.

В это время из каюты показался другой грек, отроком его назвать уже было нельзя, но все ж он был молод, растительность на лице лишь слегка пробивалась на щеках и бороде. Одежда явно соответствовала христианским канонам священника, но выглядела проще, чем у старшего монаха. В руках молодой служка нес небольшую резную шкатулку.

Словно признав, что речь сейчас идет о них, оба грека направились к говорившим. Они аккуратно обходили принайтованный к бортам с внутренней стороны груз и людей, отдыхающих на скамьях у весел, ожидающих, чем закончится разговор купца со стражей и какие будут дальнейшие указания хозяина.

– Здрав будь, воин, – обратился старший грек к десятнику. – Это по моей просьбе Драгувит завернул к пристани вашей. Увидав стены крепости, решил я повидать князя здешнего. Прошу, оповести его о желании моем встретиться с ним, для разговора приватного.

– Князь наш на Черниговском столе сидит. А хозяин здешний, боярин Гордей Вестимирович. Коль охота увидеться с ним, милости просим в Гордеево городище пройти.

Обернувшись, Свирыня, встретившись глазами с одним из ратников, молча мотнул подбородком в сторону крепости. Тот бегом метнулся в указанном направлении.

– Ты, купец, тоже будь гостем. Я думаю, боярыня наша захочет встретиться с тобой. Привечает она купцов и дела с ними ведет. Людей можешь на постоялом дворе разместить, проживание у нас недорого стоит.

– Охотно воспользуюсь приглашением. Гул, оставь двух ватажников, а с остальными можешь в город пройти, пусть Велет бочонок вина возьмет и отрез оксамита, ну, того, что для таких случаев приготовлен. Догонит меня. Только быстро.

– Не тревожься, хозяин. Будет сделано, – звероватый, внешне сильный корабельщик повысил голос. – Велет, поживее исполняй, слышал, что хозяин велел. Ну!

Вскоре у мостков осталась слегка покачивающаяся на волне, опустевшая ладья, да двое корабельщиков о чем-то разговаривали со стражником, оставленным Свирыней у причалов.

Проходя дорогой, ведущей в боярский терем, старший из греков примечал и высоту крепостных стен, и башни, обложенные рядами кирпича, сами ворота, а войдя в городок, был удивлен чистотой улиц и порядком в нем. Жизнь кипела на улицах городка, русичи занимались своими повседневными делами, почти не отвлекаясь на пришлых. Все окружающее священника никак не соответствовало его представлениям о северных варварах, которые, по его мнению, должны были прозябать в грязи, одеваться в шкуры зверей и поклоняться темным божкам. Время, проведенное в плавании в обществе купца, он потратил в разговорах и расспросах о княжестве русов. Действительность удивляла его.

«Что может представлять собой местный боярин? Человек, создавший сие в глуши лесов, на краю границ с кочевниками, не может походить на варвара. Уж не опоздали ли мы в своей политике лет эдак на двадцать? Судя по всему, у русов началось строительство городов, окультуривание земель, а мы спохватываемся только тогда, когда стены их крепостей вырастают из частокола небольших селений, когда воины научились сражаться в составе многотысячных дружин. А в самой столице государства русов оперился молодой полководец, способный выигрывать сражения у великой армии. Необходимо толкнуть пачинаков на поход по южным рубежам, сровнять с землей такие вот городки, как этот, обескровить их войско, захватить пленников. Иначе, если и дальше так будет продолжаться, когда-нибудь русы приведут свои дружины под стены Константинополя».

На крыльце терема подошедших встречал высокий, красивый осанистый воин в дорогих доспехах, с мечом на поясе.

– Сотник, приплывшие византийские чернецы просят о встрече с боярином. А это купец туровский, мыслю, к боярыне его надо провесть, – доложил Свирыня.

– Добро, дружище, иди, неси службу дальше. Я сам с ними пройду. Доброго здоровья, уважаемые.

Прибывшие в земли кривичей греческие монахи поклонились сотнику.

– Следуйте за мной, провожу вас в светлицу. Боярин подойдет сейчас.

После позапрошлогоднего буйства скандинавов светлицу отремонтировали, стены, не скупясь, отделали тканой материей небесно-голубого цвета, поломанную мебель заменили на новую. Плотники, приложив руки и мастерство, сотворили возвышенность у центральной стены, застелили ее коврами и установили резное кресло, по примеру княжеского стола. По бокам, впритык стенам были установлены лавки, обитые выделанной, крашеной кожей. На самих стенах висело со вкусом подобранное оружие и доспехи.

– Присаживайтесь, ожидайте, – предложил Андрей. Громко хлопнул в ладоши, на что из боковой дверцы молодая стройная девушка вынесла поднос, на тусклом серебре которого стояли две чаши немалых размеров.

– Угощайтесь, святые отцы, – словом и жестом снова предложил он.

От этих слов старший грек вздрогнул.

– Благодарствуем, как-то не имеем желания.

– Обидеть норовишь, чернец? – хищная улыбка тенью промелькнула по лицу Ищенко.

– Да что вы, и в мыслях не было!

– Тогда испей. Не бойся, не отравим, у нас нравы простые, если б хотел – я тебя просто бы зарезал. Ножом по горлу чик, и в колодец. Ха-ха-ха! Шучу.

Оба пришлых, открыв рот, во все глаза смотрели на веселого русича.

– Однако!

– А что вы хотели? Еще неизвестно, с чем вы на Русь пожаловали, – Андрюха, словно приятелям, по-дружески подмигнул. – Что? Велено пошпионить, небось?

– Сын мой, да…

– Андрей, иди делом займись. Нечего тебе здесь жеребячье племя пугать. А вот Славку и Михаила пришли сюда. Оба мне нужны.

– Понял, командир.

При виде вошедшего славянского феодала чернецы поднялись на ноги, поклонились.

Перед взорами византийцев предстал варяг, одетый в легкую холщовую одежду и мягкие высокие сапоги, в голенища которых были заправлены шаровары. Светлый, длинный клок волос, спускавшийся с макушки головы, был заброшен за левое ухо. Умные голубые глаза обежали взглядом обоих пришлых.

– Присаживайтесь, уважаемые.

Сам варяг неторопливо проследовал к креслу, уселся в него.

Прежде чем сесть, старший чернец вновь поклонился боярину:

– Здравствовать тебе и семье твоей многие лета, боярин!

– Тебе тоже не хворать, добрый человек. Что привело тебя к нам? Зачем искал встречи со мной?

– Русь и империя Византийская всегда были добрыми соседями, и святые отцы в Константинополе скорбят о том, что люди, населяющие земли княжества русского, вот уже много веков не приобщены к вере истинной. Родятся в грехе, живут в нем и умирают, не зная о рае небесном, в ад попадая. Мы, монахи монастырей христианских, посланы к вам патриархом, дабы нести слово Божье, помочь вступить в лоно церкви, замолить грехи, поколениями свершенные.

Открывшаяся дверь впустила двух молодых воинов, один из которых был коротко стрижен, на голове другого раскинулась грива густых рыжих волос.

– Звал, батька? – спросил один из витязей.

– Да, звал. Слава, подходи сюда, становись рядом. А ты, Мишаня, сходи за Людмилой, нужда мне в ней есть. С ней сам сюда придешь. Поторопись, чувствую, разговор у нас со святым отцом долгим будет.

– Понял. Сейчас придем.

Между тем, рыжий юноша проследовал к помосту, молча встал за левым плечом боярина.

– Как звать-то тебя, чернец?

– Я монах Иоанн, со мной вот послушник Петр. Богу нашему Иисусу Христу молимся денно и нощно, о том, чтоб ниспослал он на землю благодать великую, помог славянским племенам избрать веру новую для них, веру праведную…

– Стоп, стоп, это я уже понял. Ты расскажи мне, что в вашей империи происходит. Как здоровье императора? Не беспокоят ли границы ваши армии восточных царей? До нашего медвежьего угла вести доходят с большим опозданием.

Не успел разговор начаться, когда в светлицу вошел Мишка с молодой женщиной в широком сарафане, ее живот указывал на то, что не за горами то время, когда на свет появится младенец. Молодой воин по кивку боярина поставил рядом с его креслом обшитый плотной тканью столец и, подав руку, усадил на него женщину.

– В империи, слава богу, все в порядке, правит нами сейчас мудрый базилевс. Несмотря на свою молодость, Иоанн Цимисхий уже проявил себя умелым полководцем, ведя войны в Малой Азии. Что касается его здоровья, то он здоров. Границы наши тверды, как никогда. А помыслы императора направлены на север, он может оказать своему брату Святославу любую помощь в делах его ратных и поместных.

– А нужна ли Святославу помощь базилевса?

– От протянутой Византией длани помощи еще никто не отказывался, тем более империя ничего не требует взамен.

– Странно слышать мне речи твои, монах. Византийская империя неоднократно использовала в своих целях кочевников, живущих в степях Причерноморья, соседствующих с Херсонесской фемой. Руководитель внешней разведки империи – ваш великий логофет – недаром ест свой хлеб. При его непосредственном участии чиновники министерства не раз толкали печенегов на войну с Русью, тем самым удерживая дружины князя от дальних походов. А когда Русь не воюет, печенегов ведь можно направить и на Дунай к болгарам. Ведь так?

– О чем ты, боярин?

– Да все о том же, о протянутой длани базилевса. Самих печенегов можно держать арканом конных тысяч хазарского хакана. Надо всего лишь проплатить войну. Если хазары отобьются от рук – на них можно натравить гузов и аланов. Нехай колбасят друг дружку. А в это время базилевс будет созерцать происходящее со стороны, лишь изредка подергивая нужные ему нити у марионеток. Хороша безвозмездная помощь. Ха-ха-ха! Вот и ты, монах, и сотни таких, как ты, узрев, что пахнет жареным, пришли на Русь. Ну, скажи, в чем я не прав?

Брови монаха сошлись у переносицы, черные глаза смотрели твердым взглядом в глаза Монзырева, в них отражалась противоречивость чувств и мыслей византийца.

– Откуда столько познаний у деревенского боярина? Откуда ты взялся такой умный на землях пограничных, – вырвались вопросы у чернеца. – Я вижу, боярин, с тобой не надо юлить и изворачиваться, можно сразу говорить о деле. Предложить тебе неплохо заработать и подняться вверх по лестнице бытия.

– Ну и какие будут предложения у скромного монаха христианской конфессии?

К уху Монзырева приник Слава, зашептал:

– Батька, монах-то приверженец мистического течения в христианстве. Исихаизм называется. Таких, как он, широко используют в шпионаже на чужой территории, они совершают подкуп, устраняют неугодных. К тому же я чувствую, что он обладает личиной, сродни чародею. Когда ты с ним говорил о политике, он мыслил о том, что с тобой делать, замочить тебя или подкупить. Склонился к подкупу.

Монзырев кивнул. Информация принята.

– Ну, так что мы имеем?

Монах пристально вгляделся в Славку.

– Не знаю, о чем тебе поведал столь юный советник, но все же хочу обратить твое внимание на события в великом княжестве. В средине прошлого лета умерла архонтесса русов – Ольга. Вся внутренняя политика государства была завязана на ней. Святослав – воин. Он не любит заниматься рутиной налогов, пошлин и даней. Ему претит мирная жизнь. О прошлом годе он вел войну с болгарским царем Петром. Вот его удел. Через месяц-два он снова двинет дружины в болгарское царство. Что с того, что он наделил княжеской властью своих сыновей. Они слишком юны для княжеских дел.

Теперь Людмила зашептала пояснение речей византийца:

– Все трое получили столы в княжение. Ярополк – Киев, Олег – Древлянскую землю, Владимир – Новгород.

Словно услыхав ее, грек подтвердил:

– Да, незаконнорожденный сын рабыни, как вы называете робичич, Владимир, тоже сел на княжий стол. Настает время больших возможностей для таких, как ты, боярин.

– Объяснись?

– Скажем так, в Константинополе были бы не против, если бы на юге Руси вдруг возникло новое княжество, возглавляемое умным человеком. Деньгами ему помогут. Ну, а на текущий момент Святослав собирает дружины под свою руку, кое у кого есть заинтересованность в том, чтобы из княжества Черниговского русы не представили князю Киевскому ни одного воина. Оправдаться можем, скажем, ожидаемым печенежским набегом.

Иоанн обратился к послушнику:

– Петр, отдай боярину наше подношение.

Молодой послушник, подойдя к помосту, опустил перед Монзырев шкатулку, откинув с нее крышку. В шкатулке поблескивали золотом кругляши монет.

– Прими, боярин, сии деньги, чтоб не быть голословным перед тобой.

– Небось, в Курск-то вез, монах, – криво усмехнулся боярин. – Как теперь с наместником курским разговаривать будешь?

– Ему тоже найдется что сказать.

– Стало быть, при моем желании базилевс наденет мне на голову княжескую шапку?

– И с превеликим удовольствием. Мы навели справки о тебе, боярин. Ты умный, хитрый, изворотливый политик. Приняв под свою руку обнищавшие земли, всего лишь за три года умудрился обогатить их. Чернь тянется к тебе. Ты отладил систему оповещения о появлении у границ твоих врагов, содержишь большую, по местным меркам, дружину, воины, которой ничем не уступают княжеским гридням. В Киевском княжестве не все довольны политикой Святослава, возьми хоть князя Черниговского, имея такой же статус, как у Святослава, он всегда находится на вторых ролях. В случае согласия часть боярства примкнет к тебе, примет твое главенство как должное. Мы об этом позаботимся, поверь, у Византии есть друзья на Руси. Вместе с помощью просим не препятствовать нашим священникам, чтобы могли воздвигнуть храмы в твоих землях, и пусть варвары беспрепятственно смогут посещать их.

– Хм! А скажи, чернец, сможешь ли ты повлиять на пару родов печенегов, кочующих неподалеку от моих владений?

У монаха Иоанна сложилось впечатление, что разговор, начатый им на свой страх и риск в данном ключе, на чужом поле, им выигран. Варвар пошел на контакт, не возмущается, не противоречит сказанному, практически согласен на все требования. Информация, собранная о местном феодале, оказалась правдивой. Ко всему прочему он еще и жаден. С такими людьми монах работать любил.

– Да, конечно, я думаю, мы уладим все вопросы с починакскими старейшинами и князьями. А что ты хотел от них?

– Понимаешь, давно у меня зрел план пройти с дружиной через земли кочевников. Навестить полуостров Таврику, прошвырнуться огнем и мечом по городам Феодосии и Херсонесу, да заодно и по малым городкам греческой фемы. Если обеспечишь мне проход, поделюсь добычей, в накладе не останешься. Ну как, по рукам?

Оторопело глядя на варвара, монах воскликнул:

– Да, в своем ли ты уме, боярин? Что ты мне предлагаешь?

– А что только что предложил мне ты?

– Петр! Боярин твой! – вскакивая на ноги, вскричал монах.

В руках юного послушника вдруг откуда-то появились два метательных ножа. Резкий взмах ими, и сам послушник валится всем телом вперед, не успев применить оружие. Из спины его торчит арбалетный болт, выпущенный кем-то из потайного оконца, почти незаметного на фоне стены.

– А-а-а! – взревел Иоанн. Он выставил руки вперед, по напряженному лицу и вискам заструился ручейками пот. С кончиков пальцев сорвался сгусток голубовато-красной энергии, метнулся шаром в сторону боярского кресла. Монзырев не успел бы ничего предпринять. Только Людмила, словно защищаясь, выставила ладонь навстречу летящему сгустку смерти и как бы смахнула его. Тот, изменив направление, выбив слюду из рамы окна, вылетел на улицу, а уж там грохул взрывом, напоминавшим разрыв гранаты.

Поняв, что проиграл, монах переиначил свои помыслы, изменил положение тела. Его дыхание стало ускоряться, глаза закатились, сознание в них померкло, тело дернулось в конвульсии. Своим сознанием он растворился в океане сущего, ощущая только течение Вечности. Оторопевшие от происходящего присутствующие в светлице заметили, как тело чернеца стало подвергаться трансформации, становиться все более прозрачным. За какое-то мгновение через него уже можно было увидеть предметы, находящиеся за его спиной, еще мгновение и он исчез вовсе.

– Боярин, не ходи на Дунай. Погибнешь сам и людей своих погубишь! – раздался из небытия голос монаха.

– Интересно девки пляшут, – потер пятерней подбородок Монзырев. – Как это он, а?

– Трансформировался, – молвил Славка, – я ж говорю, чародей.

– Андрюха! Ну, где ты там?

– Да иду уже, командир.

Из-за дверцы, ведущей в боковушку, показался Андрей с арбалетом в руках.

– Надо было чернявого еще раньше валить. А все ты, командир, успеем, успеем. Вот и успели. Скользким гнида оказался.

– Ничего. Что-то мне подсказывает, что мы с ним еще встретимся, – хищно ощерил зубы Монзырев. – Мишка, срочно собирай всю старшину на совещание и прикажи, пусть эту падаль, – он кивнул на труп послушника, – вынесут и скормят рыбам. В землю не вздумайте зарывать, не хватало нам тут под боком упыря завести. Такие прыткие даже после смерти нагадить могут.

– Сейчас распоряжусь. А с купцом-то что делать?

– Купец пусть на постоялом дворе отдыхает. А вот имущество, находившееся при этих двух клоунах на судне, прикажи страже изъять. Посмотрим, может, что интересного найдем.

– Ага.

Монзырев подошел ко все еще сидевшей на стульчике Людмиле, не пришедшей в себя после случившихся событий в светлице. Погладил ладонью ее голову, заставив встрепенуться от размышлений.

– Ну, как ты, Мила? Ты хоть поняла, что смогла сделать с огненным шаром колдуна?

– Анатолий Николаевич, я только хотела закрыться от опасности, в голове никаких мыслей и не было вовсе.

– А между тем, походя, смахнула смертельный огонь в форточку. Кстати, Слава, иди, проверь, не пострадал ли кто-нибудь из дворни, – он снова переключил внимание на молодую женщину. – Так все ж как смогла?

– Не знаю. Вестимира бы спросить, если б он жив был.

– Да, жаль нет больше с нами старика!

Нелегко дались прошедшие годы всему населению Гордеева городка. Только утратив Вестимира, Монзырев да и остальные ребята, попавшие в прошлое, поняли, сколь дорог всем был мудрый волхв, в груди которого билось храброе сердце. Его энергия заряжала родичей, ум способен был дать добрый совет, сам он протягивал руку помощи любому нуждающемуся в ней. Теперь его нет. Смело пройдя земною дорогой, он так же решительно ступил на Калинов мост, уйдя по нему за кромку к давно ушедшим предкам. Видавший в этой жизни много очевидного и невероятного, Монзырев верил, что Вестимир, как считали славяне, пройдя по Звездному Мосту, попал в Обитель Светлых Богов и праведных душ – Ирий. С его уходом сам Монзырев лишился советника и первого помощника, незримо прикрывавшего спину в жизненных коллизиях реальной действительности людских отношений десятого века.

– Так что, Людмила, теперь только бабка Павлина сможет объяснить нам, как и что здесь произошло. А то ведь как в присказке получится, тихо шифером шурша, крыша едет не спеша. А нам всем сейчас нужны светлый ум и трезвая голова.

В светлицу, громко топая, вошли людины, возглавляемые Боривоем.

– Мы тут убраться пришли, батюшка боярин, – обратился к Монзыреву Боривой, кивнув на распростертое тело молодого византийца.

– Боря, разденьте его и нагого в реку сбросьте, глядишь, к берегу пристанет где-нибудь, так пусть никто не сможет определить рода-племени утопленника. И болт арбалетный выньте, чай, имущество войсковое, еще сгодится.

– Зробим, батюшка. Не сомневайся, – обернувшись к родовичам, скомандовал: – Чего застыли дубами? Хватай его за руки и ноги. Понесли.

– Анатолий Николаевич, – снова обратилась к Монзыреву Людмила, глядя, как тело убиенного выносят из светлицы. – Вы заметили, как после стольких событий, связанных с набегами и войной, мы все привыкли к смертям, к виду крови и трупов. Даже дети спокойно воспринимают все это.

– Век такой безжалостный, беспощадный. Если мы будем к врагам своим жалость проявлять, погибнем или в рабство угодим. Вон, у Андрея спроси, как там в рабстве быть. Так что нам этого допускать нельзя, и так уже многих потеряли.

– Да-да, с этим я согласна.

– Ну, а коли согласна, иди к себе, приляг, отдохни маленько, тебе сейчас перенапрягаться не рекомендовано.

Монзырев подал ей руку, проводив до двери. Потянувшись, расправил плечи, приводя мышцы в рабочее состояние после долгого сидения в кресле, заглянул в шкатулку, где все так же поблескивали кругляки византийского золота, подумал: «Надо бы в Курск и Чернигов нарочного с письмами отослать, ведь не один же Иоанн в этом деле замешан. Наверняка другие тоже найдутся, кто золотом за предательство платить готов».

Между тем в дверь просунулась хитрая лысая Сашкина морда, обозрев светлицу, он остановил взгляд на Монзыреве.

– Можно, командир?

– Можно Машку под забором. Дисциплину забыл, старлей? Входи. Где тебя носит, начальник разведки? Тут такие события развиваются.

– Да я уж знаю. Андрюху видел и Боря с мужиками трупешник к реке потащили, рыбок кормить. Что, братья греки предлагают халявную американскую помощь?

– Предлагают. А мне ни много, ни мало предлагают встать во главе нового княжества. Хотят по-взрослому сорвать Святославу поход на Византию. Прочухали уже, к чему дело идет. Боятся. И самое главное, эта византийская крыса намекнула, что в среде бояр черниговских добрая половина работает на их разведку.

– А я и не удивлен. У нас все события по кругу идут, в стране ничего не меняется. Вспомни, в семнадцатом году Ильича в запломбированном вагоне через границу в Россию перебросили, так потом вся страна сколь лет кровью харкала. А в девяностых к власти пришли губошлеп с рыжим, и что? Население срочно стало на кладбища переселяться, с голодухи-то, гэбэшное ведомство америкосам слили, армия в жопе оказалась, СССР на мелкие княжества развалилось, агенты влияния, как гадюки, вползли в правительства и парламенты. Лепота, делай что хочешь и плюй на всех. С тех пор и по сей день Россия ведь оклематься так и не может.

Светлица стала наполняться оповещенной о совещании старшиной, рассаживающейся на лавках у стен. Вошедшая боярыня Галина приветственно кивнула присутствующим, на что те, встав, склонились в поклоне, проследовала к возвышению, уселась рядом с Монзыревым на столец. Последним прибыл воевода Улеб Гунарович, заняв почетное место неподалеку от боярина.

Окинув взглядом собравшихся, Монзырев констатировал:

– Все в сборе. Собрал я вас, здесь присутствующих, чтоб сообщить, что пришло время слезать нам с теплой печи, напяливать кольчуги, брать в руки оружие. Сегодня прозвенел первый звонок, оповестивший о том, что мирная жизнь для дружины в этом году закончилась.

Услышав сказанное, высокое собрание зашумело. Монзыреву пришлось поднять руку, тем самым успокоив народ.

– Никак вести о печенегах получил, херсир? – поднявшись на ноги, задал вопрос воевода.

– Да, нет, Гунарович. Все гораздо серьезнее. На дворе весна девятьсот семидесятого года. Наш великий князь, Святослав, собирает под свою руку полки и вскоре двинет их на Дунай. Его цель – Болгария, за ней Византия. Сотни лет империя греков травила Русь печенежскими ордами, хазарами и венграми. Негласно мешала развитию княжества, а попытки насильственно насадить христианскую веру не прекратились и по сей день. Шпионы шныряют по государству, как по собственной избе, блеск золота мутит рассудок иных бояр и князьков, готовых в нужный момент закрыть глаза, не видя происходящего, увести свои дружины с поля брани, пойти на сговор с противником. В прошлом году мы прикрыли спину Святославу от печенежского набега, в этом наша разведка доложила, что набега на Русь не ожидается. Так ли это, сотник? – Монзырев посмотрел на Горбыля.

Тот поднялся с лавки.

– Это правда. Цопон оповестил, что после прошлого набега их племя не восстановилось. Молодых воинов мы повыбивали. В степи идет захват пастбищ другими племенами. Им впору самим искать помощи, чтобы удержаться и выжить.

– Ему можно верить?

– Да. Старик пытается не допустить гибели родов.

– Хорошо! Тогда остается вопрос, не нападут ли другие племена печенегов? Ведь покойный Кулпей был не единственным великим князем в степи.

– По нашим данным, полученным из различных источников, печенежские князья отправятся в поход вместе с дружиной Святослава. Предстоит большая война, а значит, на горизонте маячит большая пожива. Там где пожива – там и печенеги.

– Согласен. Воевода, теперь вопрос к тебе. Насколько готова дружина к дальнему походу?

Улеб поднялся с места, пристально глянул на боярина.

– Да ведь ты и сам все ведаешь, херсир. Или хочешь еще раз услышать от меня, чего стоит твоя дружина? Тогда слушай. Три сотни конного воинства, во главе сотники, Андрий, Ратмир, Мстислав. Вороп Горбыля – это еще одна сотня. У Рагнара Рыжего под дланью два дракара и кнарр, а это сто шестьдесят хирдманов. Да мы с тобой, вот и весь расчет. Вои к походу и бою готовы. Воинским припасом ведает Боривой, под его началом четыре десятка людин имеются, готовых, если нужно, обнажить мечи.

– Вот отсюда и плясать будем. Андрей и Ратмир, готовьте своих бойцов к походу, три дня вам на сборы. Сашка, половиню твой вороп, кого со мной старшим над твоими головорезами пошлешь?

– Так, а я не гожусь, что ли? Командир, побойся бога!

– Я его и так боюсь, но для тебя задача отдельная стоять будет.

– Опять?

– Ты мне попререкайся еще! Так кто в полусотники пойдет?

– Олекса, кто ж еще.

– Пришлешь его ко мне и сам проследишь за подготовкой воропа.

– Понял.

– Рыжий, готовь суда, один дракар и один кнарр с тобой на запад поплывут, второй дракар на восток к Рыбному, в помощь Горбылю.

– Ё-о! – вырвалось у Сашки. – Опять!

Словно и не заметив, Монзырев продолжал:

– Мстислав, твоя сотня остается на базе, охраняешь городок, обеспечиваешь порядок на подконтрольных землях. Гражданская администрация будет в руках у боярыни Галины, все, что касается службы – в твоих. Уяснил?

– Батька, возьми с собой!

– Нет. У тебя жена вот-вот родит. А мне здесь нужен крепкий тыл, чтоб не повторилось то, что случилось в позапрошлом году.

– Вон, у Ратмира жинка тож на сносях, а его берешь?!

– Приказы не обсуждаются. Я так решил, на твой век еще войн хватит. Теперь так, через три дня дружина уходит со мной и воеводой. Идем сначала в Чернигов, потом догоняем воинство Святослава. Через седмицу корабли Рыжего выдвигаются к Днепру. У слияния двух рек, на границе земель берендеев, ожидают нас. Рагнар, понял ли меня?

– Да, херсир.

– Хорошо. Горбыль, с остачей воропа и сотней, собранной из партизан наших селищ, в самом начале лета, еще до русальной недели, выдвигаешься к Рыбному, туда же приплывет и дракар с пехотой. Рагнар, назначь на судно старшего. Смотри, за его действия головой ответишь!

– Сделаю, батька, коли надо, и отвечу.

– Не сомневаюсь. Сашка, – Монзырев взглянул на расстроенного Горбыля, – посылаю тебя туда, чтоб наверняка знать, что спина моя прикрыта. Задача тебе – разведка и диверсии, если таковые потребуются.

– Есть.

– В случае чего шли гонца в Курск. Оповещай округу, призови северян, действуй через волхва Святогора, он большой вес у племенной старшины имеет.

– Понял.

– Вам, старшина моя гражданская, – обратился он к своим бригадирам, – дел хватит тоже. Во-первых, боярыню слушать. Землю пахать да хлеб растить. Нелегко вам придется, ведь в строю у вас, почитай, бабы да детишки остаются. Галина, тут нам греческий священник деньжат подкинул. Найми на работу людей из других племен, стены кирпичом обложить надобно. Денег не жалей.

– Не волнуйся, любый, все осилим.

– Вот, кажется, и все, что хотел вам поведать. У некоторых осталось мало времени на все про все, так что идите и работайте.

Старшина поднялась с мест, обсуждая услышанное, потянулась на выход из светлицы.

– Толя, зачем мы в войну втягиваемся? – тихо задала вопрос Галка. – Ведь многие могут с нее не вернуться.

– Так надо, любимая. Во-первых, мы создали поселение воинов, и война наш хлеб. Во— вторых, если мы не пойдем туда, война может прийти к нашим порогам. Византия, поверь мне, сильна, а нынешний базилевс еще тот фрукт. Натравит на нас кочевников, а это новый набег. Ну, и в-третьих, подспудно хочу дать шанс Святославу выжить. В известной истории, Людмила рассказывала, он должен погибнуть от рук печенегов.

– Тебе лучше знать, что делать.

– Это так. Спасибо, что понимаешь меня. Что там с купцом туровским?

– Обычный купец. Для нас он интереса не представляет.

– Ну, так и отправь его восвояси.

– Я так и поступила. Завтра съедет.

– Вызови бабку Павлу с Ленкой. Людке скоро рожать, а мне к тому же с лешим повидаться надо. Пусть призовет.

– Сегодня же пошлю за ними повозку.

– Однако пора и пообедать.

– Так идем. А то ты все в делах погряз, аки пчела.

– Хорош прикалываться, я тебе не Ваня Грозный.

– Ха-ха!

В подготовке к походу одним мгновением пролетели три дня, и вот уже на утренней зорьке все население Гордеева городка высыпало за черту северных ворот, провожать дружину. Выстроенные в две шеренги всадники бросали взгляды на своих родных, стоящих напротив строя. По дороге друг за другом разместились двадцать повозок, запряженных по две лошади в каждую – тыловое хозяйство Боривоя. Во всех действиях воинства наблюдался порядок, все ждали боярина. Легкий топот копыт, и из открытых настежь ворот показалась небольшая кавалькада, проскочившая к центру построения. Монзырев остановил лошадь. Следовавшие за боярином Горбыль, Галина и Мишка осадили своих коней. С правого фланга дружины, навстречу боярину подъехал воевода Улеб, в тишине строя раздался его громогласный голос:

– Херсир, дружина для марша построена, в строю полсотни воропа, две сотни бронных воев, сорок один боец тылового обеспечения. Среди людин больных нет, заводных лошадей согласно твоему приказу в поход не брали, – доложил он.

– Вольно!

В крепости давно привыкли к новым порядкам докладов и построений, введенных боярином и сотниками Андреем и Горбылем. Такие ритуалы нравились особенно гражданскому населению городка. Необычная манера строевых отношений теперь могла смутить своей необычностью человека, недавно попавшего в крепость, но не старожилов.

Монзырев обратился к воинству:

– Бойцы! Впереди поход, нелегкое бремя войны, но я знаю, что вы готовы к его тяготам и невзгодам. Я не знаю, когда мы вернемся к родным очагам, знаю, что это будет не скоро. Мы уходим в чужие земли не ради наживы и грабежа, а для того, чтобы война не пришла к порогам вашим и ваших родовичей. Сейчас там, на далеких дунайских берегах, будет решаться вопрос, последуют ли и далее набеги кочевников на земли русские. Мы с вами обязаны поддержать крепость исконно славянских богов, коим поклонялись еще наши диды. Мы – воины, защитники державы нашей.

Боярин обернулся к остающимся родичам.

– Сейчас можете подойти и проститься со своими близкими!

Толпа хлынула к строю, женщины и дети обнимали дорогих для себя людей, уходивших надолго, быть может, навсегда. Слез и причитаний не было, не принято это у славян, заранее оплакивать воинов.

– Толя, прошу тебя, будь осторожен, помни, что мы с Олюшкой ждем тебя и любим, – напутствовала Галка мужа, по-нормальному они простились еще в тереме, нечего было смущать людей.

У стремени Монзырева собрались почти все попавшие с ним из будущего в этот беспокойный век. Подошедшая бабка Павла, встретившись с ним глазами, улыбнулась ему.

– Ты не волнуйся, боярин, воюй спокойно. Я уж как-нибудь постараюсь отвести беды.

– Спасибо на добром слове.

Сашка протиснулся между провожающими к Андрею, потрепал его по плечам.

– Что, Андрюха, опять воевать на разных фронтах придется? Ты на запад, я на восток.

– Ничего, друг, мы еще встретимся и разопьем с тобой боевые сто грамм.

– Николаича и ребят береги.

– А то сам не догадался.

Андрея кто-то потянул за рукав, обернувшись, он увидел смущающуюся Ленку.

– О-о, Кнопка! Никак вспомнила своего кавалера?

Ученицу ведуньи уже с большим натягом можно было назвать «кнопкой», вытянувшаяся, повзрослевшая девушка расцвела, похорошела. Можно было смело сказать, что перед Андрюхой стояла красавица.

– Андрюшенька, я вот тебе оберег сотворила, – она набросила ему на шею шнурок с подобием ладанки. – Это науз, он будет хранить тебя от хворей и нечисти. Запомни, мы ждем вас всех домой живыми.

Сашка шутя, бережно приобнял Ленку, подмигнул Андрею.

– Да, Андрюха, мы тебя будем ждать.

– По ко-оням! – прозвучала команда из уст воеводы. Все воинство пришло в движение, родовичи отхлынули от его рядов. – Вороп, выдвинуться в передовой дозор, расстояние от остальных подразделений – в полверсты.

– Вороп, ма-арш! – отдал приказ разведчикам Олесь, начальник разведки монзыревской дружины.

С места в галоп разведка помчалась по намеченному летнику.

– Сотни, левое плечо вперед, марш-марш! – снова скомандовал старый варяг.

Подразделения выдвинулись за воропом, следом потянулись повозки. Вскоре провожающие, машущие руками хвосту дружинной колонны, слыша отголоски звуков, издаваемых колесам повозок, потеряли из видимости дружину, растворившуюся в хвойной зелени леса. Словно сразу осиротевшие, кривичи потянулись к проему ворот, предстояло жить надеждами и ожиданиями.