Читать книгу Последняя просьба - Александр Золотько - Страница 1

«Ко мне вернулся дедушка!» – восторженно кричит девочка, прижимаясь к тому самому дедушке. Который, понятное дело, вернулся. Все видели этот плакат, каждый имел такое удовольствие. И рекламный ролик – девочка играет в песочнице с подружками, милая такая девочка, с голубыми глазами и золотистыми кудряшками. Веселая девочка, искренняя и естественная. Вот просто сразу можно «Оскар» давать. Все в девочке хорошо и прекрасно, только время от времени оглядывается девочка на крыльцо дома, а там – пустое кресло-качалка. И небрежно брошенный на ручку кресла плед. Смотрит девочка на кресло, и печалью наполняются ее глаза… «Оскар», с ходу «Оскар», просто хочется смеяться и грустить вслед за девочкой.

И вдруг – милая, посмотри, кто к нам вернулся? Мама – просто копия девочки… или девочка – копия мамы?.. Неважно, важно, что мама тоже достойна «Оскара», тоже очень искренна и естественна. Милая, посмотри, кто вернулся!

Девочка оглядывается – блин, мать твою, вау и все такое, еще «Оскар» за операторскую работу! – голубые глаза вспыхивают совершенно неподдельной радостью. Вот ни хрена не могу себе представить, что там на самом деле показывали девочке, чем размахивали перед ней с той стороны камеры… Ну, не могла пятилетняя девочка вот так сыграть. И уж совсем точно не могла она с таким восторгом смотреть на своего вернувшегося дедушку.

Я знаю.

Дети на оживших мертвяков не могут смотреть с таким восторгом.

И прижиматься к ним – тоже не могут. Я как-то видел такую встречу на самом деле, без камер, софитов и режиссера со сценаристом. Идиоты-родители не предупредили детей о внезапном возвращении деда. Не успели или сами были в шоке – тогда еще мертвяки возвращались не часто…

Я знаю, что их так не принято называть. А как? Некроамериканами? Некроевропейцами и некроафриканцами, мать их так? Некрорусскими и некрокитайцами? Так и «некро» их называть нельзя. Неполиткорректно. А мне насрать на политкорректность. Я могу еще раз повторить – насрать. И раньше было насрать, а тем более – сейчас.

Так я о том мертвяке, что без предупреждения вернулся домой.

Все происходило… неправильно все происходило, это сейчас сценарий уже отработали, да и все ожидают, что вот с минуты на минуту и их родственники вернутся с кладбища, а тогда все это было в диковинку – что участникам, что зрителям… Я был зрителем. Вначале – зрителем.

Машина подъехала к дому – вполне себе приличный домик, не супер-супер, но достойный. Отец, глава семейства, возился с чем-то возле гаража. Он первым заметил гостя.

Мертвяка выпустили из машины… поставили на ноги. И даже подтолкнули в спину – иди, мол, поздоровайся с родственниками. Он и пошел. Медленно так, ногу подтянул, оперся, перенес на нее вес, потянул вторую… С шарканьем, понятно. С хрустом таким сухим, суставы-то работают хреново… Они вообще не должны работать по всем правилам, но ведь работают – сгибаются и разгибаются, вес тела держат. И мертвяк идет. Не должен идти по всем законам биологии, а идет… Не падает, равновесие держит.

Отец семейства, значит, голову от своего рукоделия поднял, глянул на микроавтобус, на людей возле него… на мертвяка глянул, само собой… Мертвяки ведь по старому месту жительства прибывали в том, в чем в гробу лежали. Ну, и в том состоянии, в котором лежали. У туфель подошвы бумажные – отгнили наполовину, но не отрываются, тянутся за туфлями… Костюмчик с застежкой на спине подгнил, рукав оторвался, сполз почти до самой земли, открывая даже не рубашку – рубашка истлела, тело открывает, то, что от тела осталось…

Мужик сдержался. Замер, побледнел, но не запаниковал и не закричал. Просто стоял и смотрел, как мертвяк поравнялся с открытыми воротами, повернулся и вошел во двор. Никакие червяки с мертвяка не падали, из ноздрей не вылезали – это врут. Вонь – да, воняют покойники мерзостно, как им, покойникам, и положено.

Отец семейства, значит, стоит, смотрит, а мертвяк все ближе. И ведь мертвяка не интересуют ни родные, ни близкие, на живых он внимания не обращает, он к дому идет. Ему домой нужно.

Ну, мужик бросился в дом. Не дверь закрыть, а предупредить жену, что, мол, папа ее явился. Пока он жене это объяснял, пока та что-то вопила, из кухни выглянув, пока муж на нее водой брызгал да в чувство приводил, мертвяк спокойно в дом вошел. И в комнату к любимому креслу перед телевизором. А в комнате – дети. Двое, мальчик и девочка.

Я снаружи был, у машины. Поэтому я только крик услышал. Детский крик. Не «Дедушка вернулся!», а вопль ужаса. Все побежали к дому: я, двое из Комитета, полицейский, – все. Соседи вроде на улицу вышли, но я этого сразу не заметил. Я в дом бежал. С ножом в руке. Я его под сиденьем держал, когда мне сказали, что мертвяка повезу. Все ожидал, что они начнут на людей бросаться, как в фильмах ужасов, с криком «Мозг! Мозг!».

Влетаю в комнату – мать пытается успокоить девочку лет семи, а та заходится в крике, вырывается, мать свою лупит по лицу, по рукам, а от мертвяка взгляда отвести не может. У матери уже кровь из разбитой губы течет, отец сына пятилетнего на руках держит, к себе прижимает…

А мертвяк в кресло сел, пульт от телевизора подобрал, кнопку нажал. Футбол выбрал. Он и при жизни очень футбол любил.

Такие дела.

Потом двое из Комитета по встречам в комнату вошли и давай семью инструктировать – что, как, почему… В смысле, что сейчас произошло, как теперь дальше жить, ну и почему все так… Хотя – почему, это они тогда очень туманно объясняли. Сейчас уже опыта набрались и про следующий этап жизни рассказывают, а тогда бормотали что-то, мол, не все мы у природы знаем, имеет она еще массу загадок, мы, похоже, приблизились к сокровенной тайне…

Полицейские в дверях стоят, руки на оружии держат. Мало ли что счастливая семья удумает? Если просто в обморок падать начнут – еще кое-как, а если вдруг решат комитетчиков угробить, чтобы чушь не несли, или папочку попытаются отправить обратно на кладбище… И я стою в коридоре, напротив двери. Я про нож свой даже забыл, в опущенной руке держал, как придурок под гипнозом, а комитетчик, сволочь, ножичек, значит, заметил, и когда мы вернулись в контору, меня в сторонку отвел и предупредил, что с такими агрессивными инстинктами мне, пожалуй…

Я тогда выкрутился, понял, что без работы могу остаться, и сказанул, что это я для защиты клиента, мертвяка, значит… За мертвяка меня пожурили, а за готовность его защищать – похвалили. Передовой я, оказывается, человек. Правильный.

Правильных тогда не так уж и много оказалось. Тут ведь сколько лет нам кино говорило – увидел мертвяка, мочи. В голову из пушки или ломом каким-нибудь.

Первого мертвяка, кстати, так и встретили. Сторож кладбища встретил. Я его понимаю. Да и многие понимают, только вслух не говорят, опасаются. А я бы тоже не обрадовался бы…

Сторож идет себе по кладбищу между могилок, с лопатой, между прочим, там ему нужно было грядку на могиле вскопать… цветник, мать его так… Идет, а вдруг слышит шелест такой, будто сухая земля пересыпается. Сторож и сунулся посмотреть. На кладбищах ведь всякое случалось. Кто-то норовил гулянку среди крестов устроить, кто-то пытался перстень со жмурика похороненного снять… Или вообще череп себе на стол письменный стащить.

Глянул сторож, а из земли покойник лезет. Не слишком быстро, но напористо. Уже по пояс выгребся и останавливаться не собирается. А сторож-то кино тоже видел раньше, про живых мертвецов. И должность у него специфическая, к тому же дело было к вечеру, и сторож успел несколько раз приложиться к своей дежурной бутылочке… Вот он ожившего мертвяка лопатой и приложил. И нет бы, дурачок, чтобы поперек шеи. Сверху, по кумполу, как топором вломил.

Ну, череп пополам, ясное дело, из него земля посыпалась, а покойник замер и затих. Сторож перекрестился даже и полицию вызвал. Мол, хулиганство зафиксируйте и осквернителей найдите и арестуйте. Патрульная машина приехала, над сторожем полицейские посмеялись, но протокол составили с подробным описанием того, что увидели, и со слов сторожа, ясное дело.

Потом мертвяки активнее из земли полезли, Комитет по встрече сформировался, начали в этом порядок наводить. Ну и к сторожу приехали. С полицейскими. Арестовали. Сторож охренел совсем, рвется из рук полицейских, кричит, мол, за что? Полицейские на комитетчиков косятся, а те вежливо так объясняют, что за убийство, мать твою, за то, что ты, дурень, ожившего члена общества уконтропупил.

Я слышал, я рядом стоял, я водителем в этом паскудном Комитете работал. И все, что про мертвяков в прессе было, в телике или в Сети, – смотрел. Все пытался понять – зачем и за что? Нам все это за что?

Когда на улицах проповедники орать стали, что это перед Страшным судом мертвые восставать стали, я не повелся. Апокалипсис, правда, прочитал на всякий случай и успокоился. В книге мертвяки, конечно, из могил поднимаются на Страшный суд, только ни всадники не приехали, ни ангел не затрубил, ничего такого, предсказанного… И комитетчики тоже очень активно все объяснять стали. Мол, оказывается, жизнь в могиле не заканчивается. И душа в рай или в ад не отправляется. Просто покойник полежит-полежит в гробу, а потом оживает, и все такое… Ну, не так он выглядит, как все остальные, но ведь и негры раньше за людей не считались, женщинам голосовать не давали, голубые, опять же, преследовались. И тут та же фигня. Нужно просто понять, что это – обычное дело, что и раньше это было, только мракобесы мешали. А в Библии, между прочим, такие случаи описаны. И даже сам Господь ожил. Вот и люди стали… Нет, не оживать.