Читать книгу внутри высоты - Александра Евгеньевна Сорокина - Страница 1

Кнут ходил по канату так, будто под ним не было высоты.

Нани очнулась, разбросанная среди банок с краской. На полу она лежала, точно груз: обмотана простынями, к длинной палубе привязана канатами.

Тело штормило.

В комнате дуло от незащищенных стыков. Нани сглотнула слюну и потерла ступни друг о друга. Как бабочки крыльями, захлопали резиновые тапочки. С утра квартира была обездвижена, и только ленивое шарканье разрезало тишину пополам, словно та – струящийся шёлк.

Нани постучала в мастерскую, и под костяшками отозвалась хлипкая дверь – но Мак на звук не обернулся, он конструировал людей. Те глядели с холстов, выставленных ломаной линией у плинтусов и батарей.

– Ты даже не перенёс меня.

Мак и Нани спали в одной постели, но друг с другом – никогда.

– Нани, сейчас четыре утра, – Мак закинул кисть в растворитель, уже ставший цветным.

– Я легла около двух.

– Около двух сутки назад.

Нани обошла мольберт.

– Это мужчина или женщина?

– Без разницы, – Мак отряхнул окрашенные ладони. – Ты разве не должна быть на собеседовании?

– Мак, сейчас четыре утра.

Он повел худыми плечами и Нани переломилась, словно картонка, в которую ударили ногой. Согнувшись, молча пошла по мастерской кругами – собирать пожухлые кисти да эскизные листья.

Около года назад Мак подарил ей новое имя: облагородил, когда вытащил с работы, – душа там дряхлела, расходилась на бинты для своих же кровоточащих ран. «Муза, – говорил он, – смотри на людей моими глазами. Голубые и голодные распахивай на улице и к ветру стой спиной – чтоб осенний сор не хлестал по роговице. Мастерской нужны чистые лица».

Нани смиренно повторяла за ним и возвращалась с охапкой прохожих: в пути неловко хватала веснушки, дергала брови вразлет, выкручивала глазные яблоки. Раз с хрипом обмолвилась: мы воры, – и заслужила пощечину. Немедля признала: да, глупа была грязным языком про искусство чесать.

– Ты что сегодня ела? – спросил Мак.

– Ничего.

– Я же говорю: жуёшь всякую дрянь.

Когда он стоял за портретом ночами, она ломкими ногтями скребла нижнюю губу: почему ты не спишь со мной? Он клеймил ее за похабную шутку, исторгнутую дешевым алкоголем, и она поясничной дугой пролезала в решетку чугунного радиатора: ночью я на полу? Он с опаской наблюдал, как она скользит на холодных пальцах, тормозит на шершавых пятках. Три месяца ее обдавало стыдом – за ночь, когда пришли соседи сверху: испугались, вдруг режут кого. У музы нет права выть и нет права царапать стены.

***

– Я иду на собеседование, – голос взволнованной Нани резанул коридорную тишину. Та дернулась, но дверь в мастерскую осталась заперта.

Перед уходом Нани проверяла кран душевой пятнадцать раз, уверенная: сделает меньше – и трубу обязательно прорвет. А топить соседей нельзя, иначе Мак огорчится. Ему нравится встречать их у почтовых ящиков и каждый раз слышать: знаете, ваша бабушка, одинаково сварливая и святая, лечила наш подъезд за пряники-чаи.

– А я нарожаю тебе ребёнков и откинусь, – смеялась женщина на светофоре.

Нани развернулась к ней и почти начала: вы так говорите, будто это легко, – но струсила от стыда и побежала по дороге, разбрызгивая слякоть под ругань прохожих.

Кабинет для совещаний был обставлен холодным и белым, и мужчина напротив Нани, в темном свитере, растянутом, согласно последней моде, выглядел не на своём месте.

– А ты одноразовая, – он недолго слушал, как она не отвечает, и без интереса переспросил:

– Вам оформлять неполную страховку?

– Страховку чего?

– Твоей жизни, глупая.

– Простите? – казалось, Нани ослышалась.

Собеседник заметил, что у нее расширены зрачки:

– Анастасия, вам принести воды?

– Нет! – Нани среагировала нервно, но быстро себя одернула. – Спасибо, не нужно. Что вы только что сказали?

Мужчина нахмурился и, давно зная это за собой, тут же потер брови:

– У вас высокий результат в тесте на логику, но для этой работы мы ищем человека с фантазией. Поэтому… – он протянул Нани ручку и гладкий лист, – придумайте животное, которое олицетворяло бы наш продукт. Несуществующее животное, какое угодно. Вам хватит двадцати минут?

Нани подняла руку.

– Вопросы?

– Я не умею рисовать.

***

Впервые Мак увидел его на арене. Воротился домой под графитовое утро, и от мороза оброс прозрачной щетиной: по голой шее она стекала ручьями. На столовой салфетке он протянул Нани адрес и псевдоним артиста: достань его нам.

Хватаясь за колени ладонями, она наскоро брала сталинские пролеты, пропахшие советским симулякром. Тогда же Кнут, насквозь мокрый, без ложного смущения обнажал крепкие мышцы: рабочие дни отданы под манеж, на тренировки. Он танцевал с тех пор, как уставший охранник объяснял Нани: «Вы опоздали, шатёр давно пуст», – и, сжалившись, замерзший, бил пальцем варежки по экранной карте, что не давала адрес рабочей квартиры.

Когда Нани пробиралась через артистов, меж их костлявых плеч и послушных тел, Кнут обливался водой из третьей по счёту бутыли. Он взлетал вверх не один, а под бой барабанов, и советский паркет в полосатых квадратах вторил ему: скрипел, натертый мастикой. Остальные гости, высокие и бледные, жадно припадали к полу с алкоголем и грубыми словами: летает как ангел, скачет как черт, я б на такого взобралась. Чушь все это, какое царство небесное: он на их фоне, не сказать, что смуглый, выглядел отдохнувшим, до краев жизнью наполненным. На сильных руках он держался вниз головой и на ступни переходил только ради быстрых хлопков после очередного кульбита в воздухе.